http://postnauka.ru/longreads/50791
Отрывок из книги «Как работает экономика» экономиста Ха-Джун Чанга о роли работы и безработицы в глобальном мире
08.10.2015
Безработица (flickr / Simon Cunningham)
Совместно с издательством «Манн, Иванов и Фербер» мы публикуем главу из книги «Как устроена экономика» экономиста из Кембриджа Ха-Джун Чанга, посвященной плюсам и минусам различных экономических теорией — от классических до кейнсианских, а также тому, как работает глобальная экономика и почему она влияет на нашу жизнь.
Леди Глоссоп: Вы работаете, мистер Вустер?
Берти: Вы подразумеваете физический труд?
Леди Глоссоп: Ну да.
Берти: Рубка леса, сбор старого мокрого тряпья и тому подобное?
Леди Глоссоп: Именно.
Берти: Знал я нескольких работающих. Это их окончательно доконало…
«Дживс и Вустер», сериал ВВС, сезон 1, эпизод 1, «Знакомство»
Работа
Работа как определяющее условие человечества
Для Берти Вустера, доброго, но невежественного аристократического денди (его играет молодой актер Хью Лори, сегодня известный по роли доктора Хауса) в экранизации ВВС 1980-х годов классических новелл Пэлема Вудхауза «Дживс и Вустер», работа — это то, что делают другие люди. Тем не менее, помимо крошечного меньшинства богачей-бездельников, или праздного класса, таких как Вустер, работа была определяющим состоянием человечества на протяжении большей части его истории.
До XIX века большинство людей в сегодняшних богатых западных странах, как правило, работали по 70–80 часов в неделю, а некоторые даже больше 100. Поскольку у них часто (но не всегда) воскресное утро было свободным, чтобы сходить в церковь, это означало, что они трудились по меньшей мере одиннадцать часов и, возможно, до шестнадцати часов в день, кроме воскресенья.
Сегодня мало кто работает так много даже в бедных странах. Средняя продолжительность рабочей недели колеблется от 35 до 55 часов. Тем не менее большая часть взрослого населения тратит около половины времени бодрствования на работе (даже больше, если учесть дорогу на работу), не считая выходные дни и оплачиваемый отпуск.
Собака, которая не лает: странное отсутствие понятие о работе в экономике
Несмотря на ее огромную роль в нашей жизни, работа считается относительно незначительным предметом в экономике. Достаточно часто о ней вспоминают только в связи, как ни странно, с ее отсутствием, то есть когда говорят о безработице. Когда же о работе все-таки вспоминают, то ее в основном рассматривают как средство получения дохода. Мы следим за величиной дохода или временем отдыха, но не за работой самой по себе. В доминирующей неоклассической теории мы миримся с тяготами труда только потому, что ожидаем пользы от вещей, которые способны купить за счет полученного дохода. В связи с этим мы работаем только до того момента, когда бремя от дополнительного часа труда компенсируется за счет пользы, которую мы можем извлечь из дополнительного дохода от него.
Но для большинства людей труд значит гораздо больше, чем просто средство для получения дохода. Затраты такого большого количества времени на то, что происходит на рабочем месте, влияют на наше физиологическое и психологическое благополучие. Это может даже формировать нас самих.
Многие работали (и до сих пор работают) в условиях нарушения основных прав человека
Для многих людей работа связана с основными правами человека — или, скорее, их отсутствием. На протяжении большей части человеческой истории огромное количество людей были лишены самого основного права человека на «владение самим собой», они покупались и продавались, как вещи, то есть были рабами.
После отмены рабства в XIX веке около 1,5 миллиона индийцев, китайцев («кули») и даже японцев отправились за океан в качестве работников по кабальному договору, чтобы заменить рабов. Такие люди, как Видиадхар Найпол, индийский романист из Тринидада, получивший в 2001 году Нобелевскую премию по литературе, Ятсен Чанг, китайско-кубинский танцор Британского национального балета, и Виджей Сингх, фиджи-индиец, игрок в гольф, всегда напоминают нам об этом.
Работа по кабальному договору не была рабством только в том смысле, что человек не считался собственностью работодателя. Но кабальный рабочий не имел возможности сменить место работы и обладал лишь минимальными правами во время действия договора (от трех до десяти лет). Во многих случаях условия труда были едва ли лучше, чем у рабов, которых им пришлось заменить; многих селили в тех же самых бараках, где раньше жили рабы.
Но мы не должны ошибочно думать, что все это осталось в прошлом. До сих пор работа многих людей базируется на нарушении их основных человеческих прав. Может быть, рабов по закону почти не осталось, но все еще многие вынуждены заниматься принудительным трудом. Одних заставляют работать (я имею в виду торговлю людьми), другие, наверное, добровольно согласились на это изначально, но теперь не могут покинуть свои рабочие места из-за насилия (что широко распространено среди домашней прислуги) или задолженности перед работодателем — искусственно завышенной суммы за оплату их найма, переезда, питания или проживания. Некоторые иностранные трудовые мигранты работают в условиях, аналогичных условиям конца XIX — начала ХХ века.
Как нас формирует работа
Даже если работа не сопровождается нарушением основных прав человека, она может настолько сильно влиять на нас, что действительно формирует нас.
Лучшее подтверждение этого детский труд. Когда детей привлекают к работе для взрослых, их умственное и физическое развитие задерживается. Таким образом, трудясь с раннего возраста, люди могут не реализовать свой потенциал в полной мере.
Работа формирует и взрослых. Восхваляя положительное влияние на производительность глубокого разделения труда, Адам Смит был обеспокоен тем, что чрезмерное разделение и упрощение труда может нанести вред умственным способностям работника. Этот момент был позднее смешно, но колко изображен в классическом фильме Чарли Чаплина «Новые времена», где он играет человека, который, будучи вынужденным постоянно выполнять одну и ту же простую работу на высокой скорости, получил нервный срыв и стал неуправляемым.
Работа оказывает на личность человека и позитивное влияние. Те, кто любит свою работу, часто чувствуют себя реализованными в жизни. Понятно, что труд на заводе по сравнению с трудом в магазинах или даже в сельском хозяйстве делает человека более политически грамотным и дисциплинированным благодаря самой своей сути: большое количество людей работают синхронно, в тесной связи друг с другом в замкнутом и организованном пространстве.
Работа влияет на физическое, интеллектуальное и психологическое благополучие человека
Даже когда работа не затрагивает личность настолько глубоко, чтобы действительно ее формировать, она в значительной степени влияет на физическое, интеллектуальное и психологическое состояние. Некоторые виды работы требуют больших физических усилий и бывают более опасными и вредными для здоровья, чем другие. Долгий труд в таких условиях приводит к усталости и вредит здоровью человека в долгосрочной перспективе.
Психологический аспект касается отношений между работником и работодателем, а не физической или интеллектуальной составляющей работы как таковой. Даже при одинаковом содержании труда те, у кого бывает меньше перерывов в работе, кто находится под большим давлением со стороны начальства или не чувствует себя в безопасности, менее счастливы, чем их коллеги, имеющие достойных работодателей.
«Работать столько, сколько пожелают»: трудовые нормы против свободного выбора
Если на благосостояние населения так сильно влияет то, что происходит на работе, то трудовые нормы, которые мы устанавливаем в отношении продолжительности рабочего дня, безопасности труда и рабочих мест, окажут на него еще большее влияние.
Многие экономисты выступают против введения таких норм — особенно если они устанавливаются государством, а не «правилами внутреннего распорядка», принятыми работодателем, или добровольным соглашением с профсоюзами. По их мнению, какими бы «слишком долгими» или «слишком опасными» ни оказывались некоторые виды работ, мы должны принять их как есть, поскольку на них согласились свободные рабочие с адекватными умственными способностями. Такие экономисты утверждают, что если человек согласился на «плохую» работу, то лишь потому, что он пришел к выводу, что «плохие» условия, с которыми ему придется мириться, с лихвой компенсируются заработной платой. В самом деле, именно на этих основаниях Верховный суд США в 1905 году объявил (в деле Лочнер против Нью-Йорка), что десятичасовое ограничение рабочего дня для персонала хлебопекарен, введенное штатом Нью-Йорк, неконституционно, поскольку оно «лишило пекарей возможности работать столько, сколько они желают». Какой необоснованный аргумент! Если кто-то свободно выбирает что-то, то получается, этот человек предпочитает такой выбор другому. Тут следует задуматься над тем, делался ли выбор в условиях, которые должны и могут быть изменены. Большинство работников, по своему желанию соглашающиеся на «плохие» рабочие места, делают это потому, что единственная альтернатива этому — голодная смерть. Вероятно, виноват в этом очень высокий уровень безработицы, ведь рабочие просто не в силах найти любую другую работу. Возможно, они не интересуют любого другого работодателя, потому что физически слабы или необразованны из-за своего происхождения. Возможно, они мигранты из сельских районов, потерявшие все во время наводнения. Поэтому они отчаянно ищут работу — любую работу. Можно ли назвать выбор, сделанный при таких обстоятельствах, свободным? Разве эти люди не действуют по принуждению, из необходимости заработать себе на хлеб?
Мы не должны забывать слова бразильского архиепископа земель Олинда и Ресифи, дона Элдера Камары (ведущей фигуры в левой католической «теологии освобождения», особенно популярной в Латинской Америке в 1950–1970-х годах): «Когда я даю пищу бедным, они называют меня святым. Но стоит мне спросить, почему они голодают, как меня называют коммунистом». Наверное, мы все должны быть немного коммунистами и спрашивать, можно ли назвать условия, которые заставили бедняка так отчаянно желать получить «плохую» работу, приемлемыми.
Реальные числа
Принудительный труд
По оценкам МОТ, по состоянию на 2012 год около 21 миллиона человек в мире занимаются принудительным трудом. Это лишь 0,6 процента глобальных трудовых ресурсов, которые, по оценкам, достигают 3,3 миллиарда человек (0,3 процента населения мира), но эта доля все равно слишком велика. По данным МОТ, самая высокая частота случаев принудительного труда в бывших социалистических государствах Европы, странах бывшего Советского Союза (0,42 процента населения) и Африке (0,40 процента). Даже в богатых странах, по оценкам, 0,15 процента населения занимаются принудительным трудом .
Детский труд
По оценкам МОТ, в мире насчитывается 123 миллиона работающих детей в возрасте от 5 до 14 лет, что эквивалентно 3,7 процента рабочей силы в мире. Тем не менее это только глобальная картина; а в ряде беднейших стран, по предположениям, около половины детей работает. Возглавляет список Гвинея-Бисау (57 процентов), за ней идет Эфиопия (53 процента), а затем Центральноафриканская Республика, Чад, Сьерра-Леоне и Того (все по 47–48 процентов). Большинство других стран с очень высокой частотой использования детского труда (скажем, более 30 процентов) находятся в Африке. Но некоторые из них расположены в Азии (Камбоджа — 39 процентов, Непал — 34 процента) и Латинской Америке (Перу — 34 процента).
Такой показатель детского труда, очевидно, связан с бедностью страны, но не определяется ею. В Бурунди он равняется 19 процентам, несмотря на то что эта страна имела самый низкий доход на душу населения в мире в 2010 году. И этот показатель составляет лишь половину уровня детского труда в Перу, доход которой на душу населения в том же году составлял 4710 долларов, то есть был почти в 30 раз выше. Еще один пример: в 1960-х Южная Корея, несмотря на то что в то время она считалась беднейшей страной в мире, практически ликвидировала труд детей до 12 лет, сделав обязательным начальное образование, и стала тщательно следить за выполнением указов. Эти примеры показывают, что бедность нельзя считать оправданием распространенности детского труда, хотя она может ограничивать степень и скорость, с которой он сокращается.
В бедных странах люди работают намного больше, чем в богатых
В большинстве богатых стран люди работают около тридцати пяти часов в неделю, хотя в государствах Восточной Азии рабочая неделя длится значительно дольше (в Японии — 42 часа, в Корее — 44, в Сингапуре — 46). Люди там трудятся половину или даже меньше половины времени, которое работали их прапрабабушки и прапрадедушки (от 70 до 80 часов в неделю).
Эти цифры недооценивают время, которое мы тратим на работу (в отличие от фактического пребывания на рабочем месте). В странах с плохим общественным транспортом и разбросанными жилыми районами люди тратят огромное время на дорогу до работы и обратно, что плохо сказывается на их благосостоянии. В Южной Африке у вас может уйти до шести часов в день на то, чтобы просто добраться до работы и обратно, если вы бедный темнокожий человек, живущий в одном из отдаленных поселков для черных и работающий в одном из все еще главным образом белых городов. Однако повсеместное распространение и использование интернета в бизнесе заставило и многих белых воротничков трудиться вне принятого традиционно рабочего времени.
Засуха или наводнение? Неравномерное распределение рабочих часов
Изучая данные, касающиеся рабочего времени, следует иметь в виду, что все подобные цифры средние. Во многих странах некоторые люди трудятся значительно больше (МОТ определяет эту цифру, как указано выше, в 48 часов в неделю), что негативно сказывается на их здоровье. Другие имеют работу с неполной занятостью с точки зрения отработанного времени, то есть трудятся неполный рабочий день, даже если готовы работать полный, что случилось со многими с момента начала мирового финансового кризиса 2008 года. В развивающихся странах значительное число людей подвержены скрытой безработице в том смысле, что работа у них есть, но она дает очень мало, если дает что-то вообще, для объема производства страны и в основном представляет собой способ получить хоть какой-то доход. Примером служат люди, живущие в сельской местности и работающие на переполненной семейной ферме, и бедняки, занятые в неформальном секторе (незарегистрированные маленькие, часто состоящие из одного человека фирмочки), «изобретающие» работу, чтобы иметь возможность просить милостыню незаметно (подробнее об этом поговорим позже). Иначе говоря, эти люди «не могут позволить себе быть безработными».
Самая высокая доля работает значительно большее количество часов в Индонезии (51%) и Корее (50%); Таиланд, Пакистан и Эфиопия имеют долю выше 40%. Самое низкое отношение в России (3%), Молдове (5%), Норвегии (5%) и Нидерландах (7%).
Как долго люди действительно работают: оплачиваемый отпуск и годовое рабочее время
Эти рабочие часы в неделю, однако, не дают нам полной картины. В одних странах люди трудятся каждую неделю в году, в то время как в других они могут иметь несколько недель оплачиваемого отпуска; во Франции и Германии оплачиваемые отпуска иногда длятся целых пять рабочих недель (или двадцать пять рабочих дней) в год. Таким образом, мы должны оценивать количество рабочих часов в году, чтобы получить полное представление о том, как много трудятся люди в разных государствах.
Такие данные можно найти только для стран — членов ОЭСР. Среди них самое короткое время работы за год по состоянию на 2011 год в Нидерландах, Германии, Норвегии и Франции. На другом полюсе находятся страны с самым продолжительным годовым рабочим временем: Южная Корея, Греция, США и Италия. Данные ОЭСР включают и ряд стран, которые не могут считаться богатыми. В одной из них — Мексике — годовое время работы (2250 часов) даже больше, чем в Южной Корее (2090 часов). Чили, еще одна развивающаяся страна — член ОЭСР, имеет 2047 часов в год и находится между Кореей и Грецией (2039 часов).
Кто лентяйничает? мифы и реалии рабочего времени
Эти цифры показывают, что культурные стереотипы, по которым люди судят о том, кто работает много, а кто не много, часто совершенно несправедливы.
Мексиканцы, каковых в США считают «ленивыми латиносами», на самом деле трудятся больше, чем «рабочие муравьи» корейцы. Напомним, что страны Латинской Америки больше всего представлены в вышеупомянут
списке государств с самой длинной рабочей неделей (пять из двенадцати). Выходит, неправда, что латиноамериканцы — неторопливые люди, которые плохо работают, согласно стереотипу.
Почему люди, работающие больше, беднее?
Объяснением этих заблуждений можно считать то, что иногда они основаны на безнадежно устаревшей информации. Возьмем, к примеру, голландцев, которые, согласно стереотипам, трудоголики и скупые пуритане. Такое представление основано на данных, устаревших минимум на 50, а то и на 80 лет. В период между 1870-ми и 1920-ми годами Нидерланды действительно имели одну из самых высоких продолжительностей рабочего времени среди современных богатых стран. Но ситуация начала меняться в 1930-х и стала радикально другой после 1960-х годов, с тех пор Нидерланды превратились в самую «ленивую» страну в мире — государство с минимальным годовым фондом рабочего времени.
Помимо этого, многие часто ошибочно полагают, что бедность — это результат лени, и, соответственно, думают, что в бедных странах живут ленивые люди. Но причина, по которой они бедны, кроется в низкой производительности труда, что редко бывает виной трудящихся. В определении национальной производительности большое значение имеет капитальное оборудование, технологии, инфраструктура и институты, имеющиеся в стране, а уж эти факторы люди сами обеспечить не могут. Так что если в подобном положении вещей кто-то и виноват, то это богатые и влиятельные люди из таких государств, как Греция и Мексика, люди, контролирующие эти детерминанты производительности, но не способные обеспечить их в достаточном количестве и соответствующего качества.
Опасность работы: промышленные аварии и отсутствие гарантии занятости
Что касается качества работы, то здесь не существует «хороших» показателей интеллектуальных параметров, но мы можем получить по крайней мере некоторые показатели для физических и психологических характеристик.
Как я уже говорил, легче всего получить данные, касающиеся психологических аспектов работы, то есть гарантии занятости. Не существует единого способа измерить гарантию занятости, но самым надежным показателем, вероятно, служит доля сотрудников, проработавших в компаниях менее шести месяцев; информацию об этом опубликовала ОЭСР для своих стран-членов. В соответствии с этими данными, по состоянию на 2013 год турецкие рабочие имеют наименьшую гарантию занятости (26 процентов), за ними следуют корейцы (24 процента) и мексиканцы (21 процент). Жители Греции, Словакии и Люксембурга имеют самую надежную гарантию занятости (у всех около 5 процентов).
Безработица
Джакомо должен оставаться безработным во имя всеобщего блага: как мы привыкли к высокому уровню безработицы
В 2009 году на конференции я встретил Джованни Доши, выдающегося итальянского промышленного экономиста. Он рассказал историю, которая случилась с его другом в городе Больцано в Альто-Адидже, немецкоговорящей части Италии. Зная, что это весьма процветающий город, друг Джованни (не итальянец) небрежно спросил таксиста, скольких безработных он знает. Водитель шокировал его, ответив, что в городе есть всего один безработный — некий Джакомо. Друг Джованни запротестовал: хотя в городе проживало всего 100 тысяч человек, казалось невозможным, чтобы среди них был лишь один безработный. Не согласившись с ним, водитель остановился у стоянки такси и попросил других шоферов поддержать его.
После короткой импровизированной конференции таксисты не толь-ко подтвердили слова своего коллеги, но и добавили, что, по их мнению, Джакомо должен и дальше оставаться безработным ради всеобщего блага, потому что, если он найдет работу, объяснили они, правительству придется закрыть центр занятости и уволить четырех его сотрудников.
Возможно, таксисты из Больцано пошутили над иностранцем. А может, они говорили правду. Но суть этой истории в том, что мы настолько привыкли к высокому уровню безработицы за последние три десятилетия, что для нас просто невероятно слышать, что общество может существовать практически без безработицы, пусть даже в пределах одного небольшого города.
Тем не менее во времена золотого века капитализма во многих развитых капиталистических странах был очень низкий уровень безработицы. Они стремились к тому, чтобы безработицы не было вообще, и иногда им почти удавалось достичь этой цели; в начале 1970-х в швейцарском городе Женева (население которого тогда составляло около 200 тысяч человек) насчитывалось менее десяти безработных. Золотой век, возможно, был особым периодом, но все-таки он показывает, что полная занятость вполне досягаема. Безработица не «неизбежна».
Индивидуальные издержки безработицы: экономические трудности, потеря достоинства и депрессия
Безработный может чувствовать себя вполне неплохо в финансовом отношении, если живет в одной из тех европейских стран, где пособие по безработице (то есть выплаты по страховке на случай безработицы) составляет 60–75 процентов от предыдущей заработной платы за два года. Но в глобальном масштабе такая ситуация скорее исключение. В США выплачивают лишь 30–40 процентов от предыдущего оклада (в зависимости от штата, в котором вы живете). В большинстве развивающихся стран такого пособия нет вообще.
Безработица затрагивает достоинство человека. Американский писатель Курт Воннегут в своем классическом романе 1952 года «Механическое пианино» изображает мир, где больше ни один человек не должен заниматься ручным трудом. За него все делают машины; в этой истории машины функционируют по операционным картам, похожим на те, что вкладывают в механическое пианино, которое и дало название книге. Несмотря на полное удовлетворение основных материальных потребностей, свободно распоряжаясь всем своим временем, люди, живущие в этом мире, за исключением незначительного меньшинства инженеров и менеджеров, на самом деле отчаянно несчастны: они лишены достоинства, которым обладали, ощущая себя полезными членами общества.
Безработица также оказывает значительное негативное влияние на здоровье, особенно психическое. Сочетание экономических трудностей и потери достоинства приводит к тому, что безработные все чаще чувствуют себя подавленными и более склонны к самоубийству.
Социальные издержки безработицы: трата ресурсов, социальный распад и потеря навыков
Безработица представляет собой огромную трату ресурсов с социальной точки зрения. Она создает ситуацию, в которой люди не могут найти работу, в то время как уйма оборудования простаивает. Долгосрочная безработица, сконцентрированная в определенных регионах, может привести к социальной деградации общества и упадку городов. Некоторые районы американского «Ржавого пояса» и северные (бывшие) промышленные районы Великобритании до сих пор не полностью оправились от последствий высокого уровня безработицы конца 1970-х — 1980-х годов.
Если люди остаются безработными долгое время, их навыки начинают устаревать и их уверенность в себе разрушается, что делает их менее продуктивными в будущем. Поскольку долгосрочная безработица (скажем, в течение года) резко снижает шансы человека снова найти работу, люди попадают в порочный круг постоянно снижающейся возможности трудоустройства и еще более долгого периода безработицы.
Насчитывается довольно много различных типов безработицы — по крайней мере пять, о которых я расскажу ниже.
Прежде всего существует безработица, которая происходит, так сказать, естественным образом. Вакансии появляются и исчезают, поскольку компании рождаются, растут, сокращаются и умирают. Люди решают сменить работу по разным причинам; возможно, у них появилась неудовлетворенность нынешним местом работы или они решили переехать в другой город, чтобы заботиться о пожилых больных родителях или чтобы жить с новым партнером. Поэтому естественно, что люди покидают одни рабочие места и устраиваются на другие. К сожалению, это не происходит мгновенно. Чтобы найти новую работу, необходимо время, а компаниям оно нужно, чтобы отыскать подходящих сотрудников. В результате некоторые люди в итоге тратят время на поиск вакансии, оставаясь безработными. Это явление называется временной безработицей.
Некоторые навыки больше не востребованы: технологическая безработица
Еще один вид безработицы вызван несоответствием между требуемыми и имеющимися рабочими. Эта ситуация обычно называется технологическая, или структурная, безработица. Подобную картину мы наблюдали в таких фильмах, как «Роджер и я», первой киноленте Майкла Мура, где он показывает реальные последствия закрытия завода по производству автомобилей GM в городе Флинт, в штате Мичиган, или в фильме «Мужской стриптиз», в котором шестеро сталеваров из Шеффилда, потеряв работу в период сокращений, решили организовать стриптиз-шоу.
Согласно общепринятой экономической теории, эти рабочие могли приобрести навыки в «восходящих на небосклоне» сферах промышленности и переключиться на другие виды деятельности — скажем, электронная промышленность в Калифорнии и инвестиционно-банковские услуги в Лондоне были бы, очевидно, альтернативой для них. На самом деле плавных переходов не бывает практически никогда, если вы доверяетесь только рынку. Даже с систематическими государственными субсидиями и институциональной поддержкой для переподготовки и переселения (например, промежуточный заем, чтобы купить дом в месте новой работы, до продажи старого дома), распространенными в скандинавских странах, устранить технологическую безработицу совсем не просто.
Правительства и профсоюзы создают безработицу: политическая безработица
Убежденные в правильности современной трактовки закона Сэя, многие экономисты неоклассической школы говорят, что, за исключением краткосрочной перспективы, закон спроса и предложения гарантирует, что каждый, кто хочет работать, найдет должность, соответствующую существующим зарплатным ставкам. Они утверждают, что работы у людей нет потому, что кто-то — государство или профсоюзы — не дает им возможности согласиться на тот уровень заработной платы, который приведет к рыночному равновесию.
Некоторые люди в богатых странах отказываются работать на обычную ставку заработной платы и остаются безработными, потому что могут жить на государственные социальные выплаты. Профсоюзы не позволяют снизить ставку заработной платы. В то же время правительственное регулирование рынка труда (например, минимальная заработная плата, препятствование увольнениям, требования к выходным пособиям) и налоги на фонд заработной платы, такие как отчисления работодателем в Фонд социального страхования, — все это делает труд сотрудников дороже, чем должно быть на самом деле. Таким образом, стимулы нанимать их у работодателей уменьшаются. В результате растет безработица.
Поскольку этот вид безработицы связан с вмешательством «политических» структур, правительства или профсоюзов, его можно назвать политической безработицей. Потенциальное решение этой проблемы — создание более «гибкого» рынка с помощью таких мер, как уменьшение влияния профсоюзов, отмена минимальной заработной платы и минимизация защиты работников от увольнения.
Недостаток спроса: циклическая безработица
Как мы уже говорили, обсуждая теорию Кейнса в главе 4, бывают случаи вынужденной безработицы, которые возникают вследствие недостатка совокупного спроса, например, как в период Великой депрессии или в современной Великой рецессии, как часто называют последствия мирового финансового кризиса 2008 года. Для такого вида безработицы, известного под названием циклическая безработица, вышеупомянутые решения со стороны предложения, такие как снижение заработной платы или переподготовка работников с неактуальными навыками, бессильны. Основное решение этой проблемы — увеличение спроса за счет дефицитного бюджетного финансирования государством и смягченной кредитно-денежной политики (например, снижения процентных ставок), пока частный сектор не восстановится и не начнет создавать достаточно новых рабочих мест.
Капитализм нуждается в безработице: системная безработица
Хотя кейнсианцы рассматривали безработицу как циклическое явление, многие экономисты — от Карла Маркса до Джозефа Стиглица (в его модели эффективной заработной платы) — утверждают, что безработица представляет собой неотъемлемую часть капитализма. Данная точка зрения исходит из очевидного, но важного наблюдения, что, в отличие от машин, рабочие обладают разумом. Значит, они могут контролировать, сколько усилий они прилагают во время работы. Естественно, капиталисты изо всех сил старались минимизировать такой контроль путем введения минутных и легко контролируемых задач и/или использования конвейерной ленты, скорость которой люди контролировать не могут. Тем не менее у работника осталась некоторая свобода выбора в отношении их трудового процесса, и капиталисты каким-то образом должны убедиться, что он прилагает максимум усилий, то есть не отлынивает, как многим хотелось бы сказать.
С учетом этого аргумента лучший способ навязать рабочим такую дисциплину — это сделать для них потерю места очень дорогостоящей путем увеличения заработных плат выше рыночного уровня. Если человек легко может получить другую работу с равной зарплатой, он не будет бояться угрозы увольнения. Тем не менее, поскольку все капиталисты делают то же самое, в результате получается, что общий уровень заработной платы возносится выше уровня рыночного равновесия и возникает безработица.
Именно на основе этого рассуждения Маркс назвал безработных резервной армией труда, которая может быть призвана в любой момент, если наемными работниками станет слишком трудно управлять. Именно на этом основании Михал Калецкий (1899–1970), польский экономист, который изобрел кейнсианскую теорию эффективного спроса до Кейнса, утверждал, что полная занятость несовместима с капитализмом. Мы могли бы назвать этот вид безработицы системной безработицей.
Различные виды безработицы сосуществуют во всевозможных комбинациях в разных условиях
Все эти различные виды безработицы реальны и могут сосуществовать. Иногда один вид будет более заметен, а другой станет таковым при иных обстоятельствах.
Большая часть безработицы в США и Европе в 1980-х была технологической в том смысле, что ее породил спад в широком диапазоне отраслей промышленности из-за конкуренции со стороны Восточной Азии. Системная безработица, как предполагает ее название, всегда была неотъемлемой частью капитализма, но во времена золотого века ее практически ликвидировали в Западной Европе и Японии. Сегодня много стран страдает от циклической безработицы из-за недостатка спроса, хотя это не было так существенно в годы бума середины 2000-х годов. Политическая безработица тоже существует, хотя ее масштабы часто преувеличены идеологией свободного рынка.
Кто может работать, кто хочет работать и кто работает? Определение и измерение безработицы
Как измерить уровень безработицы на практике? Наиболее очевидным способом представляется подсчет неработающего населения страны. Однако на самом деле мы определяем и измеряем уровень безработицы иначе.
Некоторые люди слишком молоды или слишком стары, чтобы работать. Таким образом, вычисляя уровень безработицы, мы рассматриваем только население трудоспособного возраста. Все страны исключают детей из числа трудоспособного населения, хотя определение «детей» в разных странах отличается; 15 лет — наиболее часто используемый порог, но он может опуститься до пяти лет (например, в Индии и Непале). Некоторые страны исключают пожилых людей; пороговым возрастом чаще всего принимают 64 и 74 года, но иногда это 63 года или даже 79 лет.
Даже среди тех, кто принадлежит к населению трудоспособного возраста, не все, кто не работает, считаются безработными. Некоторые, например студенты или люди, занятые неоплачиваемым домашним трудом и уходом за членами своей семьи или друзьями, не нуждаются в оплачиваемой должности. Для того чтобы получить статус безработного, человек должен «активно искать вакансию», а это определяется тем, что в последнее время он пытается устроиться на оплачиваемую работу — обычно в течение последних четырех недель. Вычитая тех, кто не ищет работу активно, из населения трудоспособного возраста, вы получаете экономически активное население. Только те, кто относится к экономически активному населению (то есть активно ищут оплачиваемую работу), но не трудится, считаются безработными.
Такое определение безработицы предложено МОТ и используется всеми странами (с незначительными изменениями), но не без серьезных трудностей. Одна из них, например, — это то, что «работа» определяется достаточно свободно, как выполнение более чем одночасовой оплачиваемой работы в неделю. Другая трудность состоит в том, что требование активно искать работу, выдвигаемое людям для получения статуса безработного, исключает из статистики по безработице так называемых отчаявшихся работников (людей, которые бросили поиски вакансии после множества неудачных попыток, даже если они по-прежнему хотят работать).
Реальные числа
Со времен золотого века капитализма безработица в богатых странах существенно выросла
Во времена золотого века капитализма уровень безработицы в Японии и странах Западной Европы составлял 1–2 процента по сравнению с 3–10 процентами, которые обычно наблюдались в более ранний период. В таких странах, как Швейцария, ФРГ и Нидерланды, он часто был ниже 1 процента. США, с уровнем безработицы в 3–5 процентов, тогда считались страной с высоким уровнем безработицы.
После золотого века люди в богатых государствах привыкли к уровню безработицы в 5–10 процентов, хотя некоторые страны, в частности Япония, Швейцария, Нидерланды и Норвегия, сохранили низкий уровень безработицы в 2–4 процента.
После глобального финансового кризиса 2008 года уровень безработицы в большинстве богатых стран поднялся. В США, Великобритании и Швеции он вырос весьма существенно: от около 6 процентов до примерно 9–10. Через пять лет после кризиса уровень безработицы там по-прежнему составляет около 8 процентов. Некоторые люди утверждают, что реальный уровень безработицы в США, вполне вероятно, равен 15 процентам, если включить в него отчаявшихся работников и трудящихся с неполной занятостью.
В «периферийных» странах еврозоны, особенно сильно пострадавших от кризиса 2008 года, ситуация с безработицей находится в диапазоне от катастрофической до страшной. В Греции и Испании уровень безработицы вырос с примерно 8 процентов до кризиса до 28 и 26 процентов соответственно, а уровень безработицы среди молодежи (от 15 до 24 лет) превышает 55 процентов. Проблема безработицы стоит весьма остро и в Португалии (18 процентов) и Ирландии (14 процентов).
Сложность определения безработицы в развивающихся странах: неполная занятость и низкая производительность
Уровень безработицы в развивающихся странах гораздо сложнее определить и измерить. Сложность состоит в том, что в развивающихся странах многие люди по стандартному определению работают (один час оплачиваемого труда в неделю), но могут быть частично занятыми в том смысле, что во время работы у них случаются долгие периоды простоя и/или они вносят маленький вклад в объем производства страны.
В беднейших регионах мира 50–60 процентов людей заняты в сельском хозяйстве; среднее значение для стран Центральной и Западной Африки составляет 62 процента и 51 процент для государств Южной Азии. Большинство их населения работает на семейных фермах, даже если их вклад в объем производства минимальный, поскольку это единственный способ получить хоть какой-то доход. Нужно ли рассматривать этих работников как занятых, вопрос спорный, поскольку, если они перестанут работать на семейных фермах, сокращение в выходе продукции окажется совсем не большим, если вообще заметным.
Вне сельскохозяйственного сектора много людей трудятся слишком малое количество часов (скажем, около 30 часов в неделю) не по собственной воле. Они работают с неполной занятостью. По оценкам МОТ, доля трудового населения, находящегося в такой ситуации, превышает 15–20 процентов в некоторых развивающихся странах. Там уровень безработицы можно легко увеличить на 5–6 процентов, если преобразовать этих людей в эквивалент рабочих с полной загрузкой.
Даже если люди много работают, зачастую в бедных странах они заняты на низкооплачиваемых работах в неформальном секторе, который приносит очень мало пользы обществу. Однако они просто не могут позволить себе «не работать». Часть выполняемой ими работы можно описать словом «придуманная». Люди придерживают двери для тех, кто входит в престижное здание, продают жевательные резинки, которые никто в действительности не хочет покупать, и без просьбы моют лобовые стекла машин, застрявших в пробке, в надежде, что какая-нибудь добрая душа даст им монетку. Следует считать этих людей работающими или безработными — сложный вопрос.
Помня о том, что цифры нужно интерпретировать с большой осторожностью, давайте рассмотрим данные по безработице для развивающихся стран.
За последнее десятилетие государством с самым высоким уровнем безработицы среди развивающихся стран, по данным МОТ, была Южно-Африканская республика: там уровень безработицы обычно превышает 25 процентов, а иногда переваливает за 30. Рядом с ней идут Ботсвана и Намибия (около 20 процентов). Другими странами с высоким уровнем безработицы считаются Албания, Доминиканская Республика, Эфиопия и Тунис (15–20 процентов).
Умеренно высокий уровень безработицы наблюдается в Колумбии, Ямайке, Марокко, Уругвае и Венесуэле (10–15 процентов). Бразилию, Сальвадор, Индонезию, Маврикий, Пакистан, Парагвай и Шри-Ланку мы можем отнести к странам с умеренно низким уровнем безработицы (5–10 процентов).
В некоторых развивающихся странах уровень безработицы довольно низкий: по данным МОТ, от 1 до 5 процентов. К ним относятся Бангладеш, Боливия, Китай, Гватемала, Малайзия, Мексика и Таиланд.
Заключение: воспринимаем работу всерьез
Работа представляет собой основную часть жизни для большинства людей. Даже если они официально классифицированы как «неработающие», например домохозяйки, большинство взрослых работают — нередко очень много времени и в тяжелых условиях. В беднейших развивающихся странах трудятся даже дети. Там люди настолько отчаялись, что часто «изобретают» работу, чтобы выжить.
Несмотря на все это, в большинстве экономических обсуждений людей в основном рассматривают как потребителей, а не работников. Особенно в доминирующей неоклассической экономической теории принято считать, что люди работают ради потребления. Обычно обсуждение труда заканчивается воротами фабрики или входом в магазин, так сказать. Внутренняя ценность работы, то есть удовольствие от творчества, чувство самореализации и достоинства, которое приходит от того, что делаешь что-то полезное для общества, не берется в расчет.
Больше всего внимания работе уделяется, когда ее нет — то есть в случае безработицы. Но даже это явление экономисты не рассматривали достаточно серьезно, воспринимая его как нечто неизбежное. Полная занятость — некогда самая главная и часто достигаемая политическая цель в развитых капиталистических странах — считается чем-то недостижимым и, соответственно, не важным. Человеческие издержки безработицы — экономические трудности, депрессия, чувство унижения и даже самоубийство — едва признаются.
Все это приводит к серьезным последствиям в управлении экономикой и обществом. Работа считается неудобством, которое приходится терпеть, чтобы получить средства к существованию. Нас рассматривают как личностей, которыми движет исключительно желание потреблять, — а для этого нам необходим доход. Особенно в богатых странах такое потребительское мышление привело к пустой трате денег, пристрастию к шопингу и невозможности выплатить семейные кредиты; причем подобное отношение не способствует сокращению выбросов углекислого газа и борьбе с изменением климата. Пренебрежение к работе приводит к тому, что, до тех пор пока оно сопровождается ростом заработной платы, ухудшение условий труда считается приемлемым независимо от того, насколько вредное воздействие оно оказывает на физическое и психическое состояние работников. Высокий уровень безработицы воспринимается как относительно незначительная проблема, несмотря на огромные разрушительные последствия для людей и общества, тогда как небольшое повышение инфляции рассматривается как национальное бедствие.
В некотором смысле работа напоминает безумного дядюшку: все старательно делают вид, что его не существует. Тем не менее, не принимая работу всерьез, мы не сможем построить сбалансированную экономику и счастливое общество.
BA in Economics (Seoul National University), MPhil, PhD (University of Cambridge)
*4485. Работа и безработица
Линейный вид
