*1500. Доктор Лиза

[Елизавета Глинка]

http://doctorliza.kroogi.ru/content/show/931055

Обращение

Девятилетний мальчик, спокойно говорящий: «А мама скоро умрет»…

Сжатые до побелевших костяшек на пальцах кулаки мужчины, у которого уходит в муках близкий человек.

Глаза матери, теряющей своего ребенка. Её слова, обращенные ко мне: «Скажите мне, что он не умирает. Ну, скажите!..»

Больная из Новгородской области, каждый месяц пишущая письма, в которых благодарит за присланные памперсы, и за то, что не лежит теперь мокрой.

Другое письмо - от родителей инвалида: «Нам не поможет никто. Простите нас за то, что беспокоим…»

Плачущая девочка 15 лет, сидящая среди вещей умирающей матери, держащая в руке открытку с Чебурашкой, полученную на день рождения 10 лет назад. На открытке печатными буквами написано: «Анечка. Тебе пять лет. Расти самой счастливой. Твоя мама».

Бездомные - брошенные семьями, государством и обществом, бессильные и отчаявшиеся: «Помогите, я больше не могу!»

Письмо от Н. потерявшего любимого человека: " Елизавета, если рай на земле, то какой тогда Ад?"

Это наши больные. Те, которых не видно на улицах, или те, от кого отворачиваются почти все.

Они улыбаются, когда их держишь за руку. Успокаиваются оттого, что есть те, кто, не давая надежду, не отнимает её. Пишут, звонят, ждут, любят.

Это живые, страдающие люди, отличающиеся от нас с вами только тем, что знают свой оставшийся срок жизни. У кого-то короче, у кого-то длиннее.

Нельзя запретить любить. Нельзя и заставить. У каждого - свой выбор.

Одна инокиня сказала - "Милостыня - это свобода". Я считаю это главным в работе нашего фонда. Нам одинаково дороги и наши пациенты, и те, кто согласился дать эту милостыню. Потому что любая помощь таким больным - бесценна. Любая.

Мы пытаемся помочь тем, кому не поможет уже никто. Вне зависимости от религии, происхождения, и социального статуса.

Помогите нам помочь им.
Спасибо.

Доктор Лиза
© doctorliza, 05 окт. 2010 01:54 утра

[Собеседник. Ru]

http://sobesednik.ru/interview/dokto...azyvayut-sbrod

Сабурова Ольга

0:00,25 января 2011

"Собеседник №3"

Елизавета Глинка – эта миниатюрная, с огромными, будто только из них и состоит, глазами женщина, известная как доктор Лиза, посвящает свою жизнь странному (особенно для нашей страны, которой и здоровые-то не очень нужны) занятию. Кормит и лечит бездомных, сползающихся каждую среду к Павелецкому вокзалу, ухаживает и привозит лекарства безнадежно больным. И зачем ей это?

«На переписку с Голиковой у меня нет времени»

– Вашей организации «Справедливая помощь» три года. Не знаю, принято ли у вас подводить итоги и чем их измерять… не спасенными же жизнями, ведь ваши клиенты – обреченные.

– Ну почему? Не все так грустно. В 2010-м мы 130 человек отправили на историческую родину. 49 больных туберкулезом, подобранных на улице, были помещены в диспансеры. На дому обслужили больше 60 больных. Семеро погибли. Четверых нищих мы похоронили за счет фонда. Собрали десятки килограммов гуманитарной помощи для замерзающих этой лютой зимой, а поддержку, которую летом направляли пострадавшим от лесных пожаров, измеряем тоннами.

– Что характерно, все это не разворовывается и не сжигается на свалках.

– Смысл существования каждого благотворительного фонда в том, чтобы он работал. Не только собирал помощь и отвечал на телефонные звонки, а реально работал. У меня все раздают помощь, в том числе диспетчер фонда.

– Я знаю, вы грезите о создании в Москве больницы для бедных. Приблизились к мечте?

– До такой степени, что озвучила это в кабинете нового уполномоченного по правам человека по Москве. Еще в Совете Федерации была, в префектуре Центрального округа…

– А в ответ – тишина?

– Вроде говорят, что больница нужна.

– Голиковой не пробовали писать? Ее тема.

– Я обращалась к прежнему министру – Зурабову. Получила отказ. С Голиковой у меня нет времени переписываться. Последние два года занимаюсь только бедными – на вокзалах, в домах, подъездах.

– Наверняка не всем, кто к вам обращается, реально помочь.

– Наплыв нуждающихся большой, и есть четкие критерии для тех, кому мы помогаем. Это люди, от которых отказались все остальные. Их называют «сброд», «низ общества» и так далее. Мы берем бездомных, безногих, бывших гастарбайтеров, людей без медицинской страховки, без документов, освободившихся из тюрем, умирающих, которые не хотят или не имеют возможности быть в хосписе – это всё наш контингент.

Не рассказать всего, что есть

– Расскажите о самых длинных и коротких знакомствах с больными. Может быть такое, что сегодня вы приезжаете к человеку, а завтра его уже нет?

– Один раз хлеще было. Приехали практически к трупу, и через три минуты человек умер. А самых долгих – много. У меня есть больной Панов, которого я знаю столько, сколько существует фонд. Он перенес инсульт во время наркоза, когда ему делали тяжелую онкологическую операцию. Есть больная из Люберец. Не буду озвучивать ее диагноз, она не ходит. Одинокая, но очень любимая нами женщина. Есть 34-летний Данила, который третий год окормляется в нашем фонде. У него редкое заболевание – аутоиммунный лейкоэнцефалит, за год он превратился в ребенка, разучился говорить и обслуживать себя. Сознание – на уровне новорожденного. Это все были безнадежные больные.

– То есть чудеса возможны?

– Я бы не сказала, что они живут из-за меня. Это неправда.

– Не представляю, как вы эти стрессы выдерживаете. Или не «пробивает» уже?

– Конечно, «пробивает». Была девочка из Молдавии, которая работала менеджером крупного ресторана в Москве. Она заболела раком и умирала на полу общежития. Это было ужасно страшно. Не рассказать всего, что есть. Это кажется, что достигнуто благополучие. Оно есть где-то. Но есть и незащищенный слой общества. Эти люди не знают, куда пойти. И я уверена, что нет ни одного человека, который, посмотрев на это, останется равнодушен.

– В репортаже о вас видела, как больные с нечеловеческой силой вцепляются в вас, стараясь подольше не отпустить. Что вы испытываете в эти моменты?

– Сидим с ними. Что еще сделаешь? Спрашиваем: «Что вы кушаете? Кто есть из близких? Какие у вас соседи?» Им по большому счету ничего не надо, кроме элементарной регулярной помощи и внимания.

– Не ждете, что государство будет участвовать в ваших делах?

– Я не хочу работать с государством, у меня частный фонд. Одно дело не ссориться с государством, другое – с ним сотрудничать. Единственная площадка, с которой я могу заявить о том, что есть люди в подъездах, – это мой блог. У меня нет своего канала, радио, проплаченных журналистов, пиар-менеджера. Только блог. К счастью, люди слышат.

У меня есть женщина-доброволец, которой 85 лет. Она приезжает, полчаса плачет, а потом дает со своей пенсии денежку. Я ей говорю: «Максимкина, я не могу с вас брать». «А я не могу не давать, – отвечает она. – Потому что пережила войну, смерть мужа и знаю, что бездомным и голодным быть очень тяжело». Ее поколение стало все чаще приходить сюда. Что привлекает молодых, не знаю. Вроде не голодали, только в кино видели. Тем не менее они тоже приходят.

Нельзя давать пьяным замерзать

– Что вы получаете от больных? Они ведь даже конфет не подарят.

– Прежде всего то, что они выживают. Я счастлива от этого, это самое важное. Я получаю больше, чем коробку конфет, – новых больных, которым нас рекомендовали. Про меня всякое говорят: что перепродаю вещи, в комиссионку сдаю, но доверие людей все-таки перевешивает.

– А зачем вам Гребенщиков? Для авторитета или пиара?

– Борис Борисович летом сам меня нашел. Я прямо сказала ему: «Зачем тебе это нужно? Я помогаю такому сброду…» А он ответил: «Мне это и нравится. Я тебе не только по пожарам буду помогать, а всегда». Сейчас он содействует в том, чтобы установить палатки для обогрева замерзающих на улице. Пока сделать это нам не дают, и мы боремся. Помощь не только бомжам нужна, но и пьяным. А то закрыли вытрезвители, и теперь люди умирают на улице. Нельзя этого позволять.

– Вы все свое время посвящаете «Справедливой помощи»?

– У меня трое детей, и я очень стараюсь быть дома в выходные.

– Зарабатываете на фонде?

– Скорее трачу свое.

– На что же живете?

– Меня содержит муж.

– И как он относится ко всему этому?

– (Смеется.) У него погоняло: страстотерпец.

визитная карточка

Елизавета ГЛИНКА, врач-реаниматолог и специалист паллиативной (облегчающей страдания тяжело больных) медицины, стала широко известна благодаря подробным рассказам о своей деятельности в «ЖЖ». По версии «РОТОР» (главная профессиональная премия российского Интернета), Глинка была признана блоггером 2010 года.

В 1999 году основала хоспис при онкологической больнице в Киеве. В Москве у нее пока только «офис» – подвал на Пятницкой, 17/4, стр. 1. Обратиться за помощью можно, придя туда или позвонив по телефону 953-94-86. Предложить свою – по другому номеру: 642-42-57.

Из записей доктора Лизы в «Живом журнале»

Новый пациент

Информацию о новом больном передали по телефону из поликлиники. Мужчина 65 лет. В настоящее время находится в восьмом хосписе города Москвы. В пятницу планируется выписка. Выписывать его будут в подъезд. Больше некуда.

У больного было два брака. Один – тридцать лет назад. Ушел из семьи, но остался прописан в квартире. Семья не возражала, и за все эти годы его не выписали. В гражданском браке прожил с другой женщиной в ее квартире. Женщина умерла. Квартира отошла государству.

Больной дни до госпитализации проводил в поликлинике, а вечером уходил в подъезд ближайшего дома. В подъезде он ночует. Утром снова идет в поликлинику. Первая семья его брать не будет, да они его и не помнят. Суд принял решение в пользу больного, прописка его, и по закону он может там находиться. По закону. С его слов, ему нужна только раскладушка. Но я понимаю, что это только слова. И не понимаю пока, что с этим больным делать дальше. В машине сегодня слушала репортаж про визит премьера в дом престарелых. Со слов радостно возбужденного диктора, в этом доме «пахло пирогами и блинами». Как дома. Мне нравятся такие новости. Но я им отчего-то совсем не верю.

[Козьма Минин]

Date: 2011-06-28 14:28

Люди, да когда же это закончится?
Женщина эта со своим мужем - все накопления отдала, и в долг взяла.
В фонд обратились за помощью - просят еды и лекарств. Ей мы, конечно, поможем.
Но сколько таких стариков , кто отдаёт всё - и остаётся ни с чем?
И когда этот воровской беспредел будет прекращён?

PS перепостите что ли... Я не знаю как с этим бороться.

[Новое время]

№ 31 (293) от 30 сентября 2013
Чернухина Юлия

О вооружённой проверке в фонде Доктора Лизы

В благотворительный фонд Елизаветы Глинки «Справедливая помощь» пришла вооруженная проверка. Чего хотят власти от Доктора Лизы, которая помогает государству делать то, с чем оно не справляется, — разбирался The New Times

Исполнительный директор фонда "Справедливая помощь" Елизавета Глинка

По мирному фонду Доктора Лизы, оказывающему помощь бездомным и малоимущим, потоптались люди в форме: сначала явился участковый с пистолетом и угрозами, потом пугать бомжей пришли три сотрудника патрульно-постовой службы с автоматами. Фонд проходит сейчас процедуру переоформления договора аренды, так что всполошились даже закаленные сотрудники «Справедливой помощи» — опасаются, что их выселят.

Наезд

20 сентября в 11 утра в фонд Елизаветы Глинки «Справедливая помощь» пришел участковый из ОВД по району Замоскворечье Артем Прощук. Он заявил, что проводит срочную проверку на основании жалобы, «спущенной в отдел из окружного УВД по ЦАО г. Москвы». В жалобе говорилось, что в фонде «разводят бомжей», что сюда приходят «непонятные личности», а сама Доктор Лиза вступила в Совет по правам человека при президенте РФ, чтобы захватить подвал, в котором ютится ее фонд. Кроме того, неизвестный жалобщик утверждал, что в неких автобусах «Москва — Липецк», припаркованных у Павелецкого вокзала (фонд Глинки несколько лет кормит на этом вокзале бездомных. — The New Times) и якобы принадлежащих Доктору Лизе, «под прикрытием лежат гастарбайтеры».

Как рассказала The New Times Елизавета Глинка, участковый Прощук вел себя бесцеремонно, напугал всех висящей на поясе кобурой, разговаривал с сотрудниками фонда грубо и пренебрежительно, копию с жалобы сделать не разрешил, мотивируя отказ тем, что это может повредить жалобщику. Удалось лишь узнать, что жалоба прислана в окружное УВД из предвыборного штаба Сергея Собянина — так по крайней мере значилось в шапке документа.

Участковый предложил Глинке написать объяснительную. «Я ответила: вы действительно считаете, что я на весь этот бред должна отвечать? Я ничего писать не буду, кроме того, есть 51-я статья Конституции», — вспоминает глава фонда. Прощук возмутился и пригрозил «уставной проверкой и подробным обыском».

Когда Доктор Лиза сообщила участковому, что позвонит своему адвокату, полицейский заявил буквально следующее: «Порядочные люди адвокатам не звонят, значит, вам есть что скрывать». Потом он потребовал договор аренды и устав фонда. По словам Глинки, она «так и не могла понять, что от нее хотят».

Проверка длилась два часа. Обстановка накалялась, пришлось срочно принимать меры. Елизавета Глинка позвонила главе столичного Департамента социальной защиты населения Владимиру Петросяну. Тот сначала просто не мог поверить, что в фонде такое творится, а потом попросил к телефону участкового Прощука. «Я ни с кем разговаривать не буду», — отрезал полицейский.

Тогда заместитель Петросяна Андрей Бесштанько в срочном порядке подготовил и переслал через твиттер бумагу от Департамента соцзащиты, где говорилось, что деятельность «Справедливой помощи» законна и осуществляется в рамках соглашения с Департаментом. Участковый молча положил документ в свою папку и вскоре ретировался.

Но это, как выяснилось позже, было только начало. После того как участковый ушел, а Доктор Лиза уехала по делам, во двор дома, где располагается фонд, зашли трое сотрудников ППС с автоматами через плечо. Офицер и два сержанта интересовались каким-то фондом, «который детей, что ли, ищет». После сложных переговоров по рации с использованием ненормативной лексики выяснилось, что вооруженные люди сами не знают, что ищут — ни точного адреса, ни названия учреждения начальство им не сообщило.

Полицейские метались по двору, громко переговариваясь по рации. И все это время в помещение фонда входили и выходили посетители. Многие психически нестабильные «клиенты» Глинки ужасно пугались, увидев автоматчиков. Хуже всего, по словам Доктора Лизы, отреагировала одна женщина, страдающая шизофренией, которая иногда приходит за помощью: «Она стала обзванивать всех знакомых и рассказывать, что произошел захват здания. Теперь она сюда долго не заглянет — ей все время кажется, что они снова придут».

Сотрудники ППС во дворе фонда Доктора Лизы

«Слишком много совпадений»

«Мне кажется, это превышение властных полномочий. Я хочу разобраться, почему общение произошло в такой жесткой форме, почему не дали снять копию с жалобы, почему пришел участковый не с моего участка, почему это все совпало и случилось именно в период заключения нового договора аренды здания. Здесь слишком много совпадений — испуганы не только больные, но и сотрудники фонда», — говорит Елизавета Глинка.

Участковый Артем Прощук, с которым The New Times связался через несколько дней после инцидента, никаких сомнений в своей правоте не испытывал. На «чужой» участок он пришел, потому что заменял находившегося в отпуске коллегу Александра Боголепова. О том, как эта жалоба могла прийти из собянинского предвыборного штаба, который к тому моменту уже десять дней как закрылся, полицейский, по его словам, не задумывался, но предположил, что ее написали еще перед выборами и прислали в отделение по факсу. На вопрос, стоило ли вообще проводить проверку по такой абсурдной жалобе, ответил, что «жалобы приходят часто и разного содержания». От причастности к появлению во дворе фонда автоматчиков решительно открестился: «Наряд ДПС или ППС? Я понятия не имею — я туда никого не направлял». А на вопрос, собирается ли он предпринимать в отношении фонда еще какие-то действия, отреагировал встречным вопросом: «А надо? Ну пока все нормально, беспокоиться не о чем».

«Мы помогаем делать государству то, с чем оно не справляется. Я не преступница, я не понимаю, почему со мной надо так разговаривать»

Вышедший из отпуска участковый Александр Боголепов, на чьей территории находится здание фонда, тоже не увидел в случившемся ничего сверхъестественного. «Окружное УВД по ЦАО спустило бумагу, на которую был срочно нужен ответ, вот и все. Я был в отпуске, другой участковый провел проверку, бомжей кормить у нас не запрещено, о чем заявителю дали письменный ответ. Ну люди ненормальные, пишут разное», — пояснил он The New Times. Кстати, сам Боголепов, по его словам, относится к фонду хорошо и не раз лично помогал его сотрудникам в решении текущих вопросов.

The New Times направил запрос в ГУ МВД России по г. Москве, но там за три дня не смогли подготовить комментарий.

Помощь для всех

С кем же так решительно сражаются мужественные московские полицейские по наводке неизвестных «доброжелателей» из предвыборного штаба мэра Собянина? И какой такой криминал мог привидеться им в деятельности «Справедливой помощи»?

Фонд Доктора Лизы на Пятницкой занимает небольшой подвал во дворе дома, в котором находятся еще несколько организаций. Девиз фонда — «Мы пытаемся помочь тем, кому не поможет уже никто». За день в подвал приходят до 100 нуждающихся в помощи людей: малоимущих, у которых не хватает средств на одежду и еду, бездомных, в том числе и больных — особенно их много осенью и зимой. Есть у Доктора Лизы на попечении и психические больные. «Инвалиды получают продуктовую помощь от государства один раз в год, а у меня 57 малоимущих семей получают помощь раз в неделю», — поясняет Елизавета Глинка.

У фонда в подвале два помещения: кухня и общая комната, где находятся сотрудники и куда приходят нуждающиеся. Вот пожилая пара принесла пакет с вещами, какой-то мужчина привез бутылки растительного масла и гречку. К главе фонда подходит женщина и тихим голосом благодарит за помощь.

Иногда Доктор Лиза пишет отчеты в ЖЖ. «Бездомных меньше, приходят на перевязки и за одеждой. Матрасы в тюрьму купили, подписали договор и кучу всяких бумаг для ФСИН. Бабушку Храмову завтра отправляем домой — начнет делать ремонт и купит себе козочку. Две новые больные — одна без гражданства, вторая гражданка Украины. История простая и страшная — приехали работать, заболели. Обе — в терминальной стадии рака. Гражданка Украины поедет в Киевский хоспис, Елена (без гражданства) ехать никуда не может» — так начинается один из ее постов. Далее она перечисляет нужды своих подопечных: салфетки марлевые большие, бинты широкие…

Елизавета Глинка помогает тем, кому все отказывают в помощи

Квартирный вопрос

Несколько лет Доктор Лиза добивается для фонда более просторного помещения, потому что зимой, когда бездомных приходит особенно много, организация не может справиться с их наплывом и приходится отказывать в помощи. Она просит предоставить ей на платной основе отдельно стоящий большой дом в ЦАО с двумя входами, чтобы бездомные проходили через один, а малоимущие и психически нездоровые — через другой.

В декабре 2011 года запрос по этому поводу в столичный Департамент имущества писал уполномоченный по правам человека в Москве Александр Музыкантский. После этого для нужд Доктора Лизы и ее подопечных предложили три здания: два на Покровке и одно в Большом Сухаревском переулке. Но использовать их по назначению было невозможно. «Во-первых, было непонятно, кому принадлежат эти здания. Во-вторых, в них нельзя было попасть — двери заколочены, ключей нет. И в-третьих, в одном из этих домов была полуразрушена и протекала крыша, не было ни отопления, ни водоснабжения, ни света», — рассказала The New Times пресс-секретарь «Справедливой помощи» Лана Журкина.

От предложенных зданий пришлось отказаться, дело застопорилось, и фонд остался в своем подвале. А в начале июля 2013 года, в разгар кампании по выборам мэра Москвы, от столичного правительства вдруг пришел документ за подписью Сергея Собянина: врио мэра предлагал бесплатно предоставить Доктору Лизе подвал на Пятницкой, который она сейчас арендует по рыночным ценам. 20 августа это предложение было подкреплено соответствующим распоряжением правительства Москвы. Чтобы заключить новый договор, нужно было расторгнуть предыдущее соглашение и подать документы в Департамент имущества, что фонд и сделал. Но выборы закончились — и все опять зависло.

Тут-то как раз и явился с проверкой старательный участковый Прощук, породив у сотрудников «Справедливой помощи» подозрения о том, что никакого нового договора не будет. Правда, когда Елизавета Глинка задала этот вопрос заместителю мэра Москвы по вопросам экономической политики и имущественно-земельных отношений Наталье Сергуниной, та заверила, что теперь новый договор о бесплатной аренде будет подписан «очень быстро».

«Пока не расстреляют, никуда не уеду»

«Я не преступница, я не понимаю, почему со мной надо так разговаривать. Мы — частный фонд, мы не иностранные агенты, у нас нет грантов. Нам хотелось независимости. Я не могу понять, что полицию так не устраивает, — мы помогаем делать государству то, с чем оно не справляется», — сетует Доктор Лиза.

Елизавета Глинка вполне могла бы позволить себе жить в свое удовольствие: на родине ее мужа Глеба Глинки, американца русского происхождения, у нее собственный дом, там живут ее дети, и она тоже могла бы спокойно жить в Америке. Но…

«Мы хотели вернуться в Россию, когда вырастут дети, но это получилось раньше: когда заболели родители, мне пришлось приехать сюда и ухаживать за ними, — объясняет Доктор Лиза. — Почему я не уезжаю? Мне очень нравится моя работа. А вообще я стараюсь об этом не думать. Пока не расстреляют, я никуда не уеду, но пока только пришли с оружием».

фотографии: «Справедливая помощь», Илья Питалев/РИА Новости
3,211

[Newsru.com]

http://www.newsru.com/religy/29sep2015/dr_lisa.html

Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП) наградила главу благотворительного фонда "Справедливая помощь" Елизавету Глинку, известную как Доктор Лиза, орденом святителя Луки Крымского

Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП) наградила главу благотворительного фонда "Справедливая помощь" Елизавету Глинку, известную как Доктор Лиза, орденом святителя Луки Крымского. Об этом РИА "Новости" сообщила накануне помощница Глинки Наталья Авилова.

Почти с самого начала конфликта на Украине Елизавета Глинка регулярно посещает Донбасс с гуманитарными миссиями - для передачи медикаментов и продуктов питания в больницы, а также для эвакуации больных детей из зоны боев. Многих детей с родителями она сопровождала на лечение в российские медучреждения. В конце августа Доктор Лиза открыла в Москве "Дом милосердия" для семей с детьми, которые уже прошли лечение и нуждаются в реабилитации.

Для самой Доктора Лизы вручение награды стало неожиданностью. "Я сама о вручении мне этой награды узнала из почты - получила письмо сегодня утром", - цитирует Авилова слова Глинки.

Елизавета Глинка окончила Московский государственный мединститут имени Н.И. Пирогова по специальности врач-реаниматолог, позднее в Дартмутском колледже получила второе образование "врач паллиативной медицины". В 1999 году основала первый в Киеве хоспис. Вернувшись в Россию, учредила благотворительную организацию "Справедливая помощь". Фонд создан для оказания помощи бездомным, безнадежным больным, одиноким пенсионерам и инвалидам, которые лишились жилья и средств к существованию.

Святитель Лука Крымский, имя которого носит орден, - в миру Валентин Войно-Ясенецкий - хирург, ученый, автор трудов по анестезиологии, доктор медицинских наук, а также духовный писатель, доктор богословия. С 1946 года был архиепископом Симферопольским и Крымским. УПЦ МП причислила архиепископа Луку к лику святых в 1995 году, РПЦ канонизировала его в 2000 году.

[Анна Рудницкая]

http://expert.ru/russian_reporter/2007/07/doctor_liza/
05 июл 2007


К ней приходят умирать, а она помогает людям жить — до последней минуты. Врач Лиза Глинка — создательница первого киевского хосписа для людей, больных раком, теперь хочет открыть в Москве первый хоспис для неонкологических больных

Сорокадвухлетний компьютерщик Саша не мог дышать. Если во время очередного приступа удушья Лиза оказывалась рядом, он держал ее руку липкими от страха пальцами и не отрываясь смотрел взглядом, умоляющим не уходить. Когда человек не может дышать, ему очень-очень страшно. А когда у него при этом рак печени с метастазами по всему телу, ему и так есть чего бояться и с чем бороться.

Саше срочно был нужен оксигенератор — прибор, позволяющий дышать. Стоит он $1700. Про Сашу и про прибор Лиза Глинка, известная среди завсегдатаев «Живого журнала» как doctor_liza, написала в своем интернет-дневнике. Ей тут же ответили: вас читают больше 2000 человек, прибор стоит 1700, если каждый скинется по доллару… Лиза отложила все дела, намеченные на один из ближайших вечеров, чтобы пригласить всех своих виртуальных друзей-читателей в кафе, познакомиться с ними лично, поговорить за жизнь и собрать деньги для Саши. Она готова была сидеть там хоть до утра. Но не понадобилось. В тот же день с ней связались два человека, которых она до этого никогда в жизни не видела: бизнесмен Артем и его жена Марина сказали, что готовы купить прибор, и наутро привезли его к ней домой. Так у Лизы освободился вечер, и мы смогли поговорить.
Реклама

Я боялась знакомиться с ней лично. Больше года читая ее дневник, смеясь и плача над ним, я боялась… Чего? Наверное, увидеть, что она помогает безнадежно больным не только из любви и сострадания к ним, а еще и по каким-то другим причинам. Например, что так она помогает не им, а себе.

К счастью, я боялась зря. Маленькая, хрупкая доктор Лиза с глазами в пол-лица оказалась веселой, ироничной и в доску своей.
Депутаты и помощники

Последние несколько месяцев Лиза живет в Москве и ухаживает за двумя десятками больных. Помочь Саше ее попросил руководитель фирмы, где он работает, — читатель ее дневника в интернете. Дома у Лизы в ожидании отправки на лечение живет 16-летняя девочка Лена. У Лены рак, и дома ей почему-то было плохо. Спрашиваю: «Как она вас нашла?» «Значит, надо было, — отвечает Лиза. — Ко мне от хорошей жизни не приходят». В Москве она помогает тем, кому хуже всего — кто не может или не хочет лечиться в больнице или в хосписе. Как тот же Саша, который после второй операции просто сбежал из больницы и с тех пор не верит никаким врачам кроме нее. А в свободное от работы с больными время Лиза уже несколько месяцев общается с депутатами, бизнесменами и чиновниками. Она хочет открыть в Москве первый хоспис для людей с неонкологическими заболеваниями.

— Пока все хосписы и в Киеве, и в Москве заняты исключительно онкологическими больными, — и это правильно. Потому что это самая тяжелая категория больных — они нуждаются в постоянном обезболивании. И, как правило, самая бедная, потому что к тому моменту, когда наступает последняя стадия заболевания, они уже нищие и материально, и морально, и у них нет никаких сил. Но ведь помощь необходима не только раковым больным. Эта идея зрела у меня давно. Подтолкнула меня к ней мама одного мальчика, Вадима, у которого был врожденный дефект сосудов головного мозга. Его прооперировали не сразу после разрыва аневризмы, а только на пятый день. Он лежал в коме в реанимации, и над мамой все время висел этот дамоклов меч: во-первых, чем платить за лечение, а во-вторых, что будет, когда его выпишут? Не может же он все время занимать такую дорогую койку, да? А ему постоянно нужен аппарат искусственного дыхания, нужен уход. И я задумалась — а куда вообще девают таких больных? На днях из отделения реанимации одной из ведущих московских клиник выписали ребенка с опухолью головного мозга, который считается «неперспективным». Мальчик не может дышать и глотать — все только с помощью аппарата. Но он в сознании, он все понимает. Написал маме записку: «Куда меня везут?» А везут его в Калужскую область. Представляете, как оборудована реанимация в Калужской области? Я считаю, это антигуманно — сознательно ухудшать условия жизни человека, пусть даже «неперспективного».

— Вы хотите сделать хоспис для людей после нейрохирургических операций?

— Не только. Для них, возможно, прежде всего, но не только. Там обязательно будут койки для больных с рассеянным склерозом, с другими заболеваниями нервной системы. Когда мы проводили в РИА «Новости» онлайн-конференцию по этой теме, один вопрос был от мужчины с диагнозом «рассеянный склероз». Он спросил, как я отношусь к эвтаназии. Отношусь резко отрицательно и считаю, что каждому человеку должно быть обеспечено право на достойную смерть — в срок, без боли, в окружении близких.

— На каком этапе сейчас находится этот проект?

— Двигается. Непонятно, куда и с какой скоростью, но двигается. Сделано большое дело — нам взялся помогать Сергей Миронов, спикер Совета Федерации. Он дал поручение Зурабову…

— Звучит так себе.

— Согласна. Но кто еще, Аня? Никого ведь больше нету. Миронов поручил Зурабову разработать законопроект о мерах по улучшению качества помощи обреченным больным и развитию паллиативной медицины. Если Зурабов согласится и такой законопроект будет утвержден, то на помощь неонкологическим больным по всей России будут выделяться средства из бюджета. Надеюсь, это не просрут, как нацпроект «Здоровье». И второе, что сделал Миронов и за что я ему лично благодарна, — он написал, что окажет помощь в создании первого пилотного учреждения подобного рода.

— А почему вы обратились именно к нему?

— Мы с ним общались до этого. Он помогал одному моему киевскому больному — мальчику-сироте, которого подобрали на железной дороге. И я поблагодарила его за помощь. После этого мы встретились, и я рассказывала ему про ситуацию с онкологическими больными. Про то, что их никуда не берут, про взятки, которые требуют в больницах, про то, как продают квартиры и закладывают дома, чтобы заплатить за лечение. И он сказал: я все понимаю, у меня была такая проблема в семье, я знаю, как умирают от рака — я буду помогать, и никакого пиара мне не надо. Так что когда у меня возникла идея с неонкологическими больными, я снова к нему пошла. Мне референт сказал в приемной: «Вы приготовили бумаги? У вас есть 15 минут». А у меня бумаг вообще никаких нет. Думаю — что же я ему скажу за 15 минут? Я тогда решила не затрагивать ситуацию в целом, а попытаться помочь маме конкретного ребенка, Вадима. Я объяснила, в чем дело, и сказала, что мама собирается продавать квартиру. Показала ему документы этого мальчика и счет из больницы. Миронов сразу написал резолюцию: «Оплатить немедленно». После этого мы проговорили еще почти два часа. Все те важные люди у него в приемной готовы были меня разорвать.

Фото: Игорь Гаврилов

— Тем, кто не знает, как умирают от рака, есть шанс что-то объяснить?

— Да мне кажется, все так или иначе с этим сталкивались. Не в семье, так на работе, у соседей. Люди почему-то закрываются от этого, считают, что надо помогать тем, кого можно вылечить. В «ЖЖ» мне кто-то писал, что ему хочется прийти и убить и меня, и моих больных, потому что я развращаю народ и иду против естественного отбора, а деньги, которые я трачу на безнадежных, надо вкладывать в высокие технологии… Так ведь вложили уже. Из-за этих высоких технологий и получаются инвалиды, которые раньше бы просто не выжили. Но об этом как-то не задумываются. В общем, моя работа считается непродуктивной.

— Кто еще вам помогает?

— Саша Чуев, депутат Госдумы. Тоже не ради пиара. Просто он — жалостливый. Да, да, жалостливый. Он, наверное, самый небогатый депутат, ездит на довольно старой «Волге»…

— На «Волге»?!

— Ага. Честное слово. Он единственный мне сказал, что я могу звонить ему в любое время дня и ночи, если нужна какая-то срочная помощь. Моим больным часто ведь требуется что-то, чего я при всем желании сама не могу обеспечить, — решение каких-то материальных проблем, например. И я действительно могу и звоню ему в любое время, и он действительно помогает.
Дети и взрослые

На холодильнике у Лизы (в ее московской квартире) висит распечатанное на принтере письмо от младшего сына: «Мама, пожалуйста, помоги всем в хосписе. Я ужасно скучаю, не знаю, что буду делать. Пиши мне обратно длинное письмо. С любовью, Леша». Несколько лет назад под подушкой у сына Лиза обнаружила не менее трогательный текст. На большом плакате от руки корявыми буквами было написано: «ХОСПИС ОТНИМАЕТ РОДИТЕЛЕЙ!»

Лизина семья — муж и два сына, 21 и 16 лет, — живет в Америке. Раз в два месяца, а то и чаще, она пересекает Атлантику, чтобы на 7–10 дней попасть в Киев. И помимо этого обязательно прилетает каждый раз, когда в хоспис поступает ребенок.
«Если Зурабов согласится и такой законопроект будет утвержден, то на помощь неонкологическим больным по всей России будут выделяться средства из бюджета. Надеюсь, это не просрут, как нацпроект “Здоровье”»

— Иначе просто нельзя, для персонала это самое большое испытание. В мае мы похоронили трех детей — 7, 5 и 2 лет. Я думала, от меня уйдут все. Но все остались… Самый маленький ребенок, кстати, был из Москвы. Я не знаю, почему его здесь в хоспис не положили. Меня поставили перед фактом: умирающий ребенок находится на снятой в Киеве квартире, и его попросили забрать. Он умер буквально через два часа.

— За шесть лет вы нашли какие-то слова для родителей таких детей?

— Сколько смертей — все разные. Иногда я ничего не говорю, молчу вместе с ними. Иногда объясняю, что есть вещи, которые надо пережить, потому что сделать уже ничего нельзя. Был у нас папа, который вел себя совсем неадекватно. Пришли медсестры и сказали, что он грозится их всех поубивать. А до этого он уже все иконы топором порубил. Он метался по палате — я впервые видела человека, который в кровь сдирал кожу на ладонях — и кричал: «Зачем это все?..» Девочка, его дочка, страшно болела и страшно погибала. Какие-то баптисты увезли ее в Германию и пытались лечить, но безуспешно. Ее мама сказала мне, что, когда они летели назад, она молилась, чтобы самолет разбился, и все это кончилось… И вот разъяренный отец мечется по палате, а я стою у двери, караулю выход, чтобы он кого-нибудь действительно не убил, и совершенно не знаю, что делать. А потом говорю: «Если вы сядете, вы сможете подержать Наташу на руках». И он вдруг остановился, поднял на меня глаза и спросил: «А можно?» — «Конечно, можно». Мы быстренько отцепили все трубки, он взял девочку, обнял ее и так и держал на руках. Я даже не увидела, когда ребенок умер. Он сам сказал: «Она ушла». И спросил: «Можно, я еще подержу?» Еще он сказал, что она так хотела туфельки с камушками, а он не успел их ей купить… Тогда я говорю: «Давай мы с тобой сейчас возьмем бумажку, обрисуем ножку, и ты обязательно купишь ей эти туфельки». Он положил бумажку в карман, сказал мне: «Ну, вы там все формальности с похоронами уладьте», — и поехал за туфлями...

— Родители не воспринимают смерть ребенка как наказание себе?

— Нет. Скорее как чудовищную несправедливость. Они вообще о себе не думают. У родителей умирающих детей даже лексика меняется. Причем дети не обязательно маленькие. Бывает, что умирает 30-летний человек, с которым сидит мама. И «я» у нее исчезает совершенно. Они говорят «мы»: «мы поели», «мы пописали», «нам лучше». Они отождествляют себя с ребенком и потом умирают вместе с ним. Они приходят в хоспис на 9-й и на 40-й день. У меня было несколько матерей, которых я не узнала — так они изменились. Совершенно другие лица. Не измученные, не заплаканные — просто другие. Хотя вообще женщины мужественнее мужчин. Истерик у них почти не бывает.

Фото: Игорь Гаврилов

— А у персонала?

— Бывает. Они у меня очень эмоциональные, санитарки особенно. Есть в хосписе один человек, который не может плакать, — это я. А им всем разрешено.

— Вы где плачете?

— У меня есть подруга — Вера Миллионщикова, директор первого московского хосписа. Вот с ней я могу выплакаться. Она очень близкий мне человек: я, наверное, священнику не рассказываю того, что могу сказать Вере. Ну, и мужу еще. Он хоть и говорит иногда: «Меня ты выслушаешь, когда я буду умирать», — на самом деле очень меня поддерживает. Хотя я, как правило, стараюсь «не брать работу домой».

— Сколько времени вам удается проводить с детьми?

— Пока не началась работа в киевском хосписе, мы не расставались ни на один день. Младшего я кормила грудью до пяти лет. Поэтому мы, конечно, привязаны друг к другу. Когда я не с больными — я с ними. Младший с десяти лет летает со мной в хоспис. Сидит дома с няней и ждет, когда я приду и мы пойдем погулять. Однажды он мне сказал: «Знаешь, мама, когда ты умрешь, я не буду писать на твоей могиле “Глинка Елизавета Петровна”, потому что тогда будут приходить все больные и их родственники. Я напишу “мама”, и тогда буду приходить только я». А старший любит вырезать статьи о том, как трудно работать людям в хосписе, и присылать мне. При этом они моих больных… ну, любят тоже, да. Но они научились разделять мою работу и меня.
Мед и кислород

В созданном Лизой киевском хосписе живет попугаиха Жанна, которая умеет ругаться с интонациями самой Лизы, а больные пользуются баром, составленным из подарков врачам других отделений. Медсестры во время обхода вместе с лекарством предлагают, как в самолете, на выбор — белое или красное. И дневник Лизы в интернете — это не наблюдения врача за больными, а рассказы о людях. Люди разные — чаще бедные и даже нищие, но иногда вполне состоятельные, благородные и не очень, борющиеся и смирившиеся. Они любят, ревнуют, ненавидят, ссорятся, мирятся, смотрят телевизор и играют с детьми. Доктор Лиза пишет не про умирание, а про жизнь в присутствии смерти.

«Вся разница между ними и нами — в том, что они приблизительно знают свой срок, а мы нет», — сказала она однажды.

— Зачем вы себе «ЖЖ» завели?

— Это не я. Мне его друг завел года два назад. Я тогда вообще была в Сербии.

— Что вы там делали?

— Работала верной женой, потому что мой муж был там в командировке, трудился над каким-то законопроектом. Я в компьютерах ничего не смыслю, так что друг сам все сделал, прислал мне пароль и имя — Доктор Лиза. Это он меня так назвал, не я. И сказал: все пишут в «ЖЖ», так что ты тоже пиши. Самый первый комментарий был: «А зачем вам это нужно?»

— И зачем вам это нужно?

— Сейчас уже трудно сказать, привыкла как-то. А сначала это была единственная площадка, с которой я могла рассказать о проблемах своих больных.

— Я помню, вы писали о том, как удивились, когда ваши читатели первый раз собрали какие-то деньги для пациентов хосписа…

Фото: Игорь Гаврилов

— Не деньги, нет, это был тоже оксигенератор. Мне его просто привезли. Дело в том, что на Украине его купить нельзя — нелицензированное оборудование. У меня было два, которые я с большими сложностями привезла из Америки. Кое-как их хватало. А потом появился ребенок, которому была нужна кислородная подушка, и я написала в «ЖЖ», что у меня есть мечта — чтобы мне купили оксигенератор. Моя подруга Наташа Лосева перепостила эту запись в куче разных интернет-сообществ, и все получилось.

— А почему нельзя лицензировать это оборудование на Украине?

— Потому что на Украине оно не производится. А любая импортная аппаратура должна закупаться по тендеру. А тендеры не проводятся... Какие тендеры, если там за последние два года меняется пятый министр здравоохранения?

— Говорят, вы ужинали с самим Ющенко.

— Неправду говорят — обедала, а не ужинала. В армянском ресторане два года назад. С Ющенко и Ириной Хакамадой, которая тогда входила в попечительский совет моего фонда и приехала в Киев открывать первую детскую палату в нашем хосписе. И Ющенко мне сказал, что я — украинская мать Тереза. (Хохочет.) Это ужасно, Аня! Мне так стыдно!
«Сложился какой-то образ железной леди. Это потому, наверное, что они все думают, будто я работаю с умирающими — с теми, кому нельзя помочь. А их только вылечить нельзя, а помочь можно и нужно. Так что я работаю с живыми»

— Почему стыдно-то?

— Ну, ужасно! Какая я мать Тереза?! Короче, посидели мы втроем в этом армянском ресторане. А потом он прислал… Он же пчеловод — прислал 100 килограммов меда. Я ехала куда-то на вызов, а тут мне звонят из хосписа и говорят: тебя от Ющенко ждут. Кто?! Не знаем, говорят, стоят какие-то два лба с бидонами. Пришлось возвращаться и принимать мед.

— Чем-то еще, кроме меда, он вам помог?

— Да. Он помог продвижению строительства отдельно стоящего здания, которое должно открыться в сентябре. Достаточно было его звонка, чтобы выделили участок и деньги на двухэтажный корпус на 25 мест. Все палаты там одноместные, и это будет единственный хоспис на всем постсоветском пространстве с двумя детскими палатами.

— Вы написали в «ЖЖ», что московский проект станет для вас последним — больше никакой оргработы. Устали?

— Устала общаться с чиновниками, олигархами, депутатами. Не мое это. Мне легче пять больных посмотреть, чем на один прием в Госдуму сходить. Так что если все получится с этим пилотным проектом, то я закрою «ЖЖ», удалю из телефонной книжки все контакты депутатов и буду заниматься только больными — в Москве и Киеве.

— Есть что-то, чего вы боитесь?

— Я боюсь грузовиков и тракторов, которые подрезают, когда я еду на «скорой» к больному. В лифте боюсь застрять, когда иду на вызов, — такое было несколько раз, а кнопочки сигнализации не всегда работают… Я могу сказать, чего я не боюсь. Я не боюсь своих больных. Грязи, крови, рвоты не боюсь. В остальном я нормальная женщина! Боюсь темноты, боюсь высоты. Крыс, собак, тараканов. Я же живой человек. Хоть меня и спрашивают иногда: «У вас ПРАВДА есть дети?», «У вас ПРАВДА есть муж?..» Сложился какой-то образ железной леди. Это потому, наверное, что они все думают, будто я работаю с умирающими — то есть с теми, кому нельзя помочь. А их только вылечить нельзя, а помочь можно и нужно. Их можно утешить и обезболить. Так что я работаю с живыми.
***

Поздно вечером мы поехали к Саше — повезли ему оксигенератор. Первый раз я ехала по Москве с мигалкой и почти непрерывно орущей сиреной реанимобиля, который вместе с водителем и врачом-реаниматологом Лизе «одолжили» ее добровольные московские помощники. Теперь я знаю, как снять сериал «Скорая помощь» в миллион раз дешевле, чем это сделали его создатели: достаточно просто 40 минут держать в кадре глаза водителя реанимобиля, которые я видела в зеркале заднего вида. Только два раза отвлеклась на визг тормозов и громкий мат: сначала — когда наперерез «скорой» с включенной сиреной бросился на перекрестке белый «мерседес», торопясь проскочить перед нами, а потом — когда тот же номер на другом перекрестке проделал автомобиль ГИБДД. Но мы доехали.

Фото: Игорь Гаврилов

Спальный район где-то на Пражской, панельный дом, чистый подъезд. Дверь открыла Сашина мама — седая женщина в халате. Саша ждал нас сидя в кресле, из пододеяльника на разобранной постели выглядывала кошка. Лиза обнялась с ним, поцеловала в щеку, стала расспрашивать про самочувствие. Распаковали подарок. Когда попытались подсоединить какие-то проводки к Сашиной груди, чтобы опробовать прибор, кошка выползла из-под одеяла и зашипела. Выставить ее за дверь не получилось: она тут же вернулась через дырку. Ее сделал в двери Саша.

— Я и ручку приделал, — сказал он.

Лиза засмеялась:

— Я же тебе говорила, он у нас шутник!

Но Саша не шутил: внизу двери, у самого пола, рядом с треугольной дыркой была прибита самая обыкновенная дверная ручка. Для кошки.

Сашина мама, минут десять молча наблюдавшая за нами, вдруг вышла из комнаты и вернулась с большим портретом молодой красивой женщины.

— Сестра его, — сказала она, кивая на Сашу. — Погибла. Замерзла зимой на остановке. Нашли через три месяца.

На оборотной стороне портрета было написано: 1955–1978. Двадцать три года.

Когда мы уходили, она попыталась вручить Лизе пакет с какими-то баночками: грушевым вареньем, солеными огурцами и чем-то еще.

— Я возьму, — сказала Лиза. — Только не сейчас — вы же знаете, какая я суеверная. Я обязательно возьму, когда Саше станет лучше.

Но пока этот текст готовился к печати, Саше резко стало хуже. Чтобы получить обезболивающее, депутату Чуеву пришлось лично везти районного онколога к Саше домой.
№7 (7)

Глинка Елизавета Петровна.

Родилась в Москве. Закончила 2-й Московский медицинский институт, специализация — реаниматолог-анестезиолог. В 1985-м, выйдя замуж за американского адвоката русского происхождения, уехала в США, где получила вторую специальность — онколога. Там же, в Америке, впервые познакомилась с деятельностью хосписов, после чего принимала участие в работе первого московского хосписа, а потом, уехав на два года вместе с мужем на Украину, создала первый хоспис в Киеве (2001 год). Президент международного фонда поддержки хосписов VALE.

[Станислав Садальский]

доктор Лиза
Лиза, Лиза… я до последнего надеялся на чудо
то, что это ее телефон умер, а не она
то, что она в воздухе, но в другом самолете, поэтому недоступна

есть такая избитая фраза "незаменимых нет"… не люблю ее, в оригинале она имеет совсем другой смысл, это слова Сталина, обращенные в 30-х к зарвавшимся руководящим работникам...

Незаменимы все. С уходом каждого человека у кого-то угасает душа и рушится мир - у детей, родителей, любимых, любящих

Скорблю обо всех, о пилотах и артистах, о военных и журналистах, просто Лизу я знал, она была для меня неким ориентиром, о ней я всегда вспоминал, когда становилось очень тоскливо, ведь профессии врача и актера похожи, медицина и искусство призваны лечить. Значит, все не зря, - думал я, - если есть на свете Глинка, значит, все будет хорошо
она приходила ко мне на спектакли, иногда оставляла свои комментарии у меня в журнале, и я всегда радовался, встречая глазами ее аватар…
Не верю

[Мария Блохина]

http://polit.ru/article/2016/12/26/doctour_lisa/
26 декабря 2016, 09:59

Елизавета Петровна Глинка

Утром воскресенья произошло крушение летевшего в Сирию самолета Минобороны РФ ТУ-154, на борту которого находились 92 человека. До последнего оставалась надежда, что судьба уберегла от трагедии Елизавету Глинку, или просто — Доктора Лизу. В течение нескольких часов после первых сообщений о катастрофе поступали противоречивые данные о том, была ли она на борту самолета, когда он после дозаправки в аэропорту Адлера отправился в Сирию. Ряд СМИ со ссылкой на свои источники сообщали о том, что она сошла с самолета в Сочи и по какой-то причине не полетела дальше, поначалу даже источники в Минобороне допускали такую возможность. Несколько часов за новостями и ее страницами в соцсетях следили тысячи людей, для которых она была больше, чем просто филантропом и благотворителем, известный своей помощью тем, кто в ней нуждается. Но чуда не произошло.

Последняя надежда была утрачена, когда появилось подтверждение мужа Елизаветы — Глеба Глинки, который сказал, что она действительно была на борту самолета, направлявшегося на авиабазу Хмеймим из Подмосковья. Выжить после такого крушения шансов не было, обломки разрушившегося лайнера были разбросаны в радиусе нескольких километров.

Елизавета Глинка посвятила свою жизнь помощи людям. В 1986 году она получила высшее образование во 2-м Московском государственном медицинском институте им. Н. И. Пирогова по специальности детский реаниматолог-анестезиолог. В течение нескольких лет, проведенных в США, Глинка работала в хосписах, этот опыт она затем применила в Первом Московском хосписе, а затем в конце 90-х Глинка основала первый хоспис при Онкологической больнице Киева, после чего продолжила работать в этом направлении в Москве.

Доктор Лиза хорошо известна многим по деятельности благотворительного фонда «Справедливая помощь», который она основала в 2007 году. В течение уже почти десятилетия фонд оказывает материальную и медицинскую помощь больным раком и другим тяжелобольным людям, которые не имеют возможности оплачивать лечение. Также волонтеры фонда регулярно помогают бездомным, каждую среду они кормят людей на Павелецком вокзале, раздают им не только еду, но и лекарства, организовывают помощь медиков и юристов.

Все происшествия последних лет, которые несли угрозу жизни и здоровью людей, сопровождались активной деятельностью Доктора Лизы. Она никогда не оставалась в стороне. В этот раз она направлялась в сирийскую Латакию, чтобы передать в университетский госпиталь Тишрин закупленные медикаменты. Понятно, что лично она это делать была не обязана, вполне можно было ограничиться посылкой. Но это была бы уже не Глинка. Как вспоминает ее подруга Катерина Гордеева, доктору Лизе нужно было видеть все своими глазами, чтобы острее чувствовать, иначе ощущение реальности происходящего теряется.

Две недели назад она получила государственную премию РФ за выдающиеся достижения в области благотворительной и правозащитной деятельности из рук президента, после чего, получив слово, особенно подчеркнула, что самое главное право – это право на жизнь, но в это непростое время оно безжалостно попирается. «Мне очень трудно видеть убитых и раненых детей Донбасса, больных и убитых детей Сирии. Трудно сменить привычный образ горожанки на жизнь 900 дней во время войны, в которой сейчас гибнут ни в чем не повинные люди. <…> Мы, правозащитники, вне политики, так же и те люди, кого мы защищаем. Мы на стороне мира, диалога и сотрудничества со всеми людьми».

Глинка также напомнила, что деятельность, которой она и ее коллеги занимаются, всегда сопряжена с серьезными рисками, но каждый осознанно идет на них: «Завтра я лечу в Донецк, а оттуда – в Сирию. Так же как и десятки других добровольцев, которые занимаются гуманитарной деятельностью. Мы никогда не уверены в том, что мы вернемся назад живыми, потому что война – это ад на земле, и я знаю, о чем я говорю. Но мы уверены в том, что добро, сострадание и милосердие работают сильнее любого оружия».

Председатель Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Михаил Федотов был одним из первых, кто опубликовал прощальное письмо Елизавете Глинке. «Доктор Лиза была всеобщей любимицей. И было за что: это она в течение многих лет практически ежедневно оказывала паллиативную медицинскую помощь, кормила бездомных, одевала, давала им приют. Это она под пулями вывозила больных и раненых детей из Донбасса, чтобы они смогли получить помощь в лучших больницах Москвы и Санкт-Петербурга. Это она организовала для детей с ампутированными конечностями приют, где они проходят реабилитацию после больницы. Это она вместе с другими членами СПЧ моталась по СИЗО и колониям в разных концах страны, стараясь выслушать всех, кто в этом нуждался, помочь всем. Это она буквально выбивала из руководителей регионов деньги на помощь хосписам, больницам, приютам, интернатам. Это она собирала по московским аптекам специальные средства, которые помогли украинской летчице Надежде Савченко сохранить жизнь во время ее длительной голодовки. Спасать жизнь других – это была ее миссия повсюду: в России, в Донбассе, в Сирии...

Мы до последнего надеялись на чудо. А она сама была чудом, небесным посланием о добродетели», — говорится в некрологе, опубликованном на сайте Совета.

В своей последней записи в Facebook Елизавета Глинка вспомнила подругу, которая работала главным врачом Первого московского хосписа. Шесть лет назад Вера Миллионщикова умерла. Этот пост и многие ее другие сообщения, наполнены надеждой, как и вся ее жизнь: «Я жду и верю, что война закончится, что все мы перестанем делать и писать друг другу напрасные, злые слова. И что хосписов будет много. И не будет раненых и голодных детей. До встречи, Вера!» Теперь комментарии к этой записи стали своеобразной книгой прощания, где пишут все те, кто не успел сказать что-то важное, пока Доктор Лиза еще была с нами.

У «Полит.ру» с Елизаветой Глинкой была своя история дружбы: в 2012 году она была избрана Человеком года и получила премию «Полит.ру» «Шестое доказательство». Лично присутствовать на присуждении она не смогла, но в интервью по этому случаю рассказала о том, что такое для нее та самая справедливая помощь: «Я никогда не думала раньше, что моя работа будет борьбой. Но сегодня за каждого бездомного, за каждого обреченного пациента приходится сражаться. Нет никакой справедливости в том, что за их и свои права каждый день приходится бороться, но есть в том, что если ты борешься за справедливость, то ты ее добиваешься».
См. также:

Доктор Лиза: «Смерть научила меня терпеть»
Репортаж «Полит.ру» о работе фонда Доктора Лизы — «Без дома»
Публичная беседа о благотворительности «Кто добрее»

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/gallery/318..._campaign=foto
Елизавета Глинка погибла при крушении в Черном море самолета Ту-154, направлявшегося в Сирию. Известная правозащитница и основатель фонда «Справедливая помощь» помогала не только россиянам, но и украинцам, сирийцам, американцам. Жизненные принципы Доктора Лизы — в фотогалерее “Ъ”.

Елизавета Петровна Глинка родилась 20 февраля 1962 года в Москве. Окончила Второй Медицинский институт им. Пирогова (сейчас — Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н. И. Пирогова) по специальности «детский реаниматолог-анестезиолог», позднее училась в Дартмутской медицинской школе (США) по направлению «паллиативная медицина». В США, по данным СМИ, учредила фонда VALE Hospice International
[IMG][/IMG]
В начале 1990-х принимала участие в организации и работе первого московского хосписа Веры Миллионщиковой. Позднее переехала в Киев, где работала в патронажной службе паллиативной помощи и хосписных отделений городского онкологического центра. В сентябре 2001 года в столице Украины фондом VALE Hospice International был основан первый бесплатный хоспис
«Страдание — неотъемлемая часть нашей жизни. Я не вижу жизни без страданий»<br>Летом 2007 года Елизавета Глинка стала исполнительным директором благотворительного фонда «Справедливая помощь», созданного под патронажем справедливороса Сергея Миронова. Изначально фонд оказывал паллиативную помощь неонкологическим больным. Сейчас же основной задачей организации является оказание помощи бездомным, смертельно больным, а также одиноким пенсионерам и инвалидам, которые лишились жилья и средств к существованию, малообеспеченным семьям
Первой масштабной акцией, организованной Елизаветой Глинкой и ее фондом, стали мероприятия по сбору гуманитарной помощи пострадавшим от лесных пожаров в 2010 году. После этого на действия Доктора Лизы обратили внимание. Зимой 2010-2011 годов фонд по всей стране открыл пункты гуманитарной помощи для лиц без определенного места жительства. Позднее госпожа Глинка помогла провести масштабный сбор вещей и медикаментов для пострадавших от наводнения в Крымске в 2012-м
«Каждая спасенная, выхваченная из ада войны жизнь — это перелом хода вещей, предотвращение уже почти свершившегося зла»<br>С самого начала вооруженного конфликта на юго-востоке Украины в 2014 году фонд Елизаветы Глинки занимался оказанием гуманитарной и медицинской помощи жителям самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик. Доктор Лиза резко критиковала Международный комитет красного креста, который отказался предоставить ей необходимые сопроводительные документы для перевозки лекарств. В настоящее время фонд «Справедливая помощь» занимается организацией лечения тяжелобольных и раненых детей, пострадавших в зоне боевых действий на юго-востоке Украины
«Я боюсь смерти, как и все, потому что не знаю, что там. Но как человек религиозный думаю, что там должно быть лучше»
Елизавета Глинка имела четкую гражданскую позицию, которую не скрывала. В 2012 году она стала членом общественного объединения «Лига избирателей», выступающего за проведение честных выборов. До 2015 года входила в гражданский комитет «Гражданской платформы», не являясь при этом членом партии
В ноябре 2012 года Доктор Лиза вошла в состав Совета при Президенте России по развитию гражданского общества и правам человека. Как член СПЧ она посещала гражданку Украины Надежду Савченко, обвинявшуюся в убийстве российских журналистов, и Варвару Караулову, попытавшуюся уехать на Ближний Восток на территорию, контролируемую исламистами<br>На фото: Елизавета Глинка и глава фонда «Город без наркотиков» Евгений Ройзман
«Я буду вывозить детей, пока война не кончится. Или пока меня не убьют»<br>На фото: Елизавета Глинка помогает вынести девочку из вагона поезда Донецк-Москва на Курском вокзале
«У меня нет стремления к пиару ценой жизни тех, кто находится в опасности»<br>В 2009 году фильм о Елизавете Глинке режиссера Елены Погребижской под названием «Доктор Лиза» получил премию ТЭФИ как лучший документальный фильм
Доктор Лиза отмечена крупными государственными наградами: орденом Дружбы (2012), медалью «Спешите делать добро» (2014) и знаком отличия «За благодеяние» (2015). 8 декабря 2016 года Елизавета Глинка стала лауреатом Государственной премии за выдающиеся достижения в области правозащитной деятельности (2016)
«Мы никогда не уверены в том, что мы вернёмся назад живыми, потому что война – это ад на земле, и я знаю, о чём я говорю. Но мы уверены в том, что добро, сострадание и милосердие работают сильнее любого оружия»<br>На фото: Елизавета Глинка и президент России Владимир Путин во время церемонии награждения лауреатов Государственной премии за выдающиеся достижения в области правозащитной деятельности
[IMG][/IMG]
25 декабря 2016 года Елизавета Глинка была на борту самолета Ту-154 Министерства обороны России, который потерпел крушение в Черном море. Самолет направлялся в Сирию, где Доктор Лиза принимала участие в распределении медикаментов и гуманитарной помощи гражданскому населению

[Snob.ru]

https://snob.ru/selected/entry/84134

Ксения Соколова / 24.11.14

Елизавета Глинка: Импотенция — это когда женщина ездит на войну спасать детей, а мужчины поливают ее за это дерьмом
Елизавета Глинка, доктор Лиза, глава благотворительного фонда «Справедливая помощь», рассказала в интервью «Снобу» о том, почему ее деятельность подвергается столь резкой критике со стороны либералов, о своих политических амбициях и отношениях с администрацией президента

Фото: Юлия Майорова

СЛиза, несколько дней назад был опубликован рейтинг «100 самых перспективных политиков после осенних региональных выборов» по версии ИСЭПИ. В этом рейтинге ты заняла первое место. Ты планируешь заниматься политикой, избираться в депутаты и т. д.?

Нет, заниматься политикой я не планирую категорически. Я планирую создать первую больницу для бедных в Москве, которую мы придумали с тобой и Антоном Красовским. Это будет первая такая больница в России. Надеюсь, вслед за ней мы откроем подобные и в других российских городах.

СРасскажи, что это за больница?

Фактически то, что раньше называлось богадельней. Дом милосердия, в котором будет 30 коек и соответствующее количество пациентов. Идея в том, чтобы принимать всех без исключения, без страховки, беженцев, бездомных, психически больных и т. д. Чтобы помощь мог получить человек, попавший в тяжелейшую ситуацию, без вызова социального патруля, милиции и т. д. Богадельня — в прямом смысле слова.

СНедавно в журнале «Большой город» вышла заметка «Москва подарит доктору Лизе больницу». В ней говорилось о том, что ты под свой проект получишь от московских властей здание больницы номер 11. Так ли это?

Нет, совершенно не так. Я попросила опровергнуть опубликованную информацию.

СНо насколько я знаю, такое предложение тебе действительно было сделано.

Предложение было. Но я от него отказалась.

СПочему?

Со мной связался чиновник из мэрии и сказал, что имеются три корпуса больницы номер 11, которые он готов передать фондам «Справедливая помощь», «Вера» и «Подари жизнь». Оказалось, что больница уже пуста: койки ликвидировали в ходе реформы. К сожалению, мой контингент — бездомные, психически больные люди, беженцы с детьми, которые не имеют никакого статуса — не впишется в эту трехкорпусную систему с участием нескольких фондов, например, потому что в других корпусах будут лежать в том числе дети. Кроме того, мне было предложено брать больных не только бесплатно, но и за деньги. Для меня это совершенно неприемлемо. Когда «Большой город» опубликовал статью о том, что городские власти якобы отдают мне 11-ю больницу, из которой выкидывают больных, стариков, я позвонила в редакцию и попросила опубликовать опровержение.

СОпровержение появилось?

Да. Я бы не стала звонить. Но публикация была действительно скверной. Авторы намекали, что из больницы, которую я «потребовала», выкинули врачей и пациентов — стариков и т. д. Для усиления эффекта текст сопроводили моей фотографией в маске. Снимок был сделан Антоном Красовским на вокзале, в момент, когда я увидела женщину, бездомную, с глубокой раной на горле от ножа. Фотография передает мой ужас, шок. На месте журналистов я не стала бы ставить этот кадр. Даже если им хотелось ярко проиллюстрировать догадку о том, что Елизавета Глинка — монстр и выгоняет из больницы стариков.

СЯ не случайно упомянула публикацию в «БГ». Попытка представить дело так, что власти пытаются «расплатиться» с тобой огромной больницей, из которой выгоняют пенсионеров, выглядит логичным продолжением кампании в СМИ и соцсетях вокруг твоей персоны. Острую реакцию вызвала, во-первых, твоя деятельность по эвакуации из зоны боевых действий на территории ЛНР и ДНР тяжело больных детей, граждан Украины. Во-вторых, твое участие в подготовке митинга 4 ноября, организованного властями. Тебя обвинили в коллаборационизме и фактически похищении украинских детей с целью вывоза их на территории России, страны-агрессора.

Я знаю про эти обвинения. Это бред, который мне неприятно, некогда и не хочется комментировать. Интервью тебе — первое и последнее на эту тему. Я отвечу на все вопросы, но не из желания оправдаться, а потому, что кампания, развернутая несколькими людьми и поддержанная многими другими, может привести к тому, что вывоз детей из Донецка законным путем станет невозможен. А это означает простую вещь: эти дети останутся там умирать.

Фото: Юлия Майорова

СЧтобы дать читателям возможность разобраться во всей этой истории, нам придется вернутся к ее началу. Как получилось, что ты и твой фонд стали заниматься донецкими детьми?

Информацию я получила через Совет по правам человека. Еще в марте, в самом начале конфликта, до военных действий, я отправилась в Донецк с представителями «Комитета солдатских матерей». Тогда в Донецке было захвачено здание областной администрации.

СКакова была цель вашей поездки?

«Комитет солдатских матерей» хотел выяснить, есть ли среди тех, кто захватил здание, российские призывники. Моя цель была попасть в больницы, узнать, достаточно ли они оснащены, чтобы оказывать первую помощь раненым и т. д. Спросить местных врачей, нужна ли помощь и какая.

СКакое впечатление произвел на тебя город?

Это было начало апреля, стоял страшный холод, лил проливной дождь. Мы прилетели на самолете и пробыли четыре дня. Донецк — красивый город. Обстановка в нем тогда была странная, но еще довольно спокойная: по улицам ходили люди с плакатами «ДНР», какие-то военные, люди с оружием и т. д. Мы жили в богом забытой гостинице, до которой буквально добрались пешком. Встретили журналистов, которых тогда единицы там были. Элла Полякова из КСМ занималась своей работой, я — своей. Мне предстояло оценить гуманитарную ситуацию. Я узнала, какие в городе есть больницы, и пошла разговаривать с врачами. Оказалось, что с лекарствами, перевязочным материалом и т. д. у них полный швах. Например, в областной больнице мне сказали, что у них нет противогангренозных сывороток, причем их нет уже 20 лет.

СКто именно это тебе сказал?

Врачи. Фраза звучала буквально так: «Двадцать лет у нас не было сывороток, вакцин и т. д. У нас все это отсутствовало. Двадцать лет мы жили в несказанной нищете». Еще они сказали, что именно нищета, крайняя бедность большинства жителей является причиной того, что происходит, вооруженного протеста, захвата зданий и т. д.

СТы говорила с врачами о политике?

Нет, политики мы касались минимально. Скажу больше, не только среди врачей, но и в городе я не заметила каких-то «антизападэнских», как сейчас модно говорить, призывов. Я ни от кого не слышала призывов «мочить, убивать». Люди говорили: «Мы за свободу, равенство, братство». Все это напоминало старые фильмы про революцию. Я спрашивала донбасских медиков, как давно у них нет вакцин. Записывала, что надо им привезти. Санитарки мне кричали: «У нас шприцев нет, понимаете? Больные покупают себе все, даже одноразовые пеленки и контейнеры для анализов! Вот до чего довели!» Было очевидно, что там накопился огромный социальный протест. Мне твердили о том, что лекарств нет вообще, единственный выход для больных — ехать на консультацию в Киев, но это очень сложно, дорого и т. д. Я записала все их нужды, и мы вернулись в Москву. А буквально через несколько недель был захвачен донецкий аэропорт.

СВ следующий раз в Донецк ты поехала поездом?

Еще один раз успели слетать самолетом. Потом ездили поездом. Сначала поезд ходил до Донецка. Сейчас уже не ходит, железную дорогу разбомбили, приходится ехать до последней оставшейся целой на пути следования станции, потом на машине. А тогда, да, мы прилетели еще на самолете и привезли гуманитарную помощь, то есть собственно те лекарства и материалы, о которых меня просили врачи.

СЭти лекарства и т. д. были закуплены на средства фонда «Справедливая помощь»?

Да. Оказывать помощь больницам Донецка — это была наша частная инициатива. В связи с начинавшимися боевыми действиями вакцины, поставок которых не было многие годы, понадобились в Донецке в удвоенном, а потом в удесятеренном количестве. А где врачам их было взять? Законы в связи с наступлением военного времени никто не меняет, Россия в начале конфликта никакой помощи не оказывала, наши гумконвои еще телились, никто туда не ехал.

СНасколько я помню, тогда тебя поддержала Элла Памфилова?

Да, она купила нам билеты в Донецк и обратно. Я объяснила Памфиловой: «Элла Александровна, там катастрофа. Если будут раненые, у врачей нет противостолбнячной сыворотки, противогангренозной сыворотки, кровоостанавливающих. У них нет жгутов, даже самых примитивных средств оказания первой помощи и т. д.» Собрала 200 кг груза. На киевской таможне его не захотели пропускать целиком, тогда мы поделили то, что везли, пополам: половина Киеву, половина Донецку. Это было в мае.

Фото: Юлия Майорова

СКак возникла тема детей?

Тема детей возникла на заседании Совете по правам человека, когда обсуждалось знаменитое письмо одного из членов СПЧ Путину о том, считать присоединение Крыма аннексией или не считать. Предстояло бурное обсуждение этих формулировок, а пока оно не началось, я попросила слово. На заседании присутствовал Вячеслав Володин. Я сказала, обращаясь в том числе к нему: господа, до того как вы начнете обсуждать то, чего я совсем не понимаю, я бы хотела вас проинформировать о том, что в Донецке как не было лекарств, так и нет. Но самое главное, там появились раненые дети. В результате бомбежек там есть дети, пострадавшие от взрывов, есть дети, которые подрываются на минах и т. д. Я напомнила, что город Славянск находится под жесточайшим обстрелом. И предложила им: «Давайте сделаем поезд милосердия, чтобы вывозить раненых, прежде всего детей. У вас же есть РЖД».

СТы попросила у них поезд?

Да. Я была наивная, думала, они дадут. И я буду на этом специальном поезде забирать раненых детей. К тому моменту из Донецка стали уезжать люди, кто мог. И я сказала им на том заседании: «Понимаете, богатые уедут всегда. Бедные не уедут, им некуда ехать». Про статус беженца никто ничего не знает, украинские границы трудно пересекать и т. д. Часть жителей в ополчении, часть пропала без вести, часть — вдовы. Есть дети, у которых умерли отцы-матери, их бабки взяли под опеку. Кстати, я была потрясена тем, какое количество в Донецке бабушек, которые взяли под опеку тяжелейших умственно отсталых детей, от которых все отказываются.

СЧто значит «бабушки взяли»?

Это их внуки. Дети их детей, отказники. Например, ребенок от рождения так сильно болен, что родители отказались от него, отдали в дом ребенка. А бабушка взяла, растит и ухаживает за ним. Почему-то таких случаев было очень много в Донецке… На заседании СПЧ я рассказала о всех этих больных, раненых, беспомощных детях. Меня волновал только этот вопрос.

СУдалось ли тебе его решить?

Я сказала все, что считала нужным. Дальнейшие дискуссии меня не волновали. Я просто сидела, соблюдая протокол. А когда все кончилось, уехала. Спустя два часа мне поступил звонок. Сказали, что звонят от Вячеслава Володина, что мой рассказ на заседании его очень тронул. И меня просят завтра прибыть по указанному адресу. К назначенному времени я приехала в АП. Меня встретили Володин, Морозов, Хабиров и Леонтьева. Они дали мне телефоны Минздрава и сказали, что если я хочу и в состоянии вывозить из Донецка раненых и тяжелобольных детей, то я могу начать это делать. Они сказали, что московские и российские больницы примут этих детей. А АП поможет с дорогой.

СВозникали ли в такой конфигурации какие-либо сложности с законодательством Украины?

Нет.

СНо эти дети являются гражданами Украины.

Да, это так. Поэтому сирот я передаю украинцам — харьковской стороне. Всех сирот без исключения. В Москву я вывожу детей только в сопровождении одного или обоих (это редкость) родителей. Все документы, паспорта, доверенности и т. д. у них всегда в полном порядке. Я не вывезла в Россию ни одного украинского ребенка без сопровождения его матери или отца.

ССколько детей-сирот ты передала украинской стороне и каким образом это было сделано?

33 ребенка-сироты были вывезены через Славянск под огнем — буквально — и переданы мной украинским военным и представителям администрации Харькова. Об этом много писали и говорили.