2816. Публикации Евгения Гонтмахера

[Евгений Гонтмахер]

http://www.mk.ru/economics/2014/07/1...-populizm.html
Налоги на популизм

Население России оплатит из своего кармана непрофессионализм властей


фото: Наталья Мущинкина

Экономика — глубоко гуманитарная наука. И хотя студентам в уважаемых университетах ее подают в виде громоздкого математического аппарата, жизнь не описать и не предсказать строгими формулами и формальными моделями. Подтверждений тому масса, особенно в России, где пара слов, вылетевших из начальственных уст, может лавинообразно обвалить капитализацию любой компании.

Еще один пример — знаменитые президентские указы от 7 мая 2012 года. Самое популярное в них — радикальное повышение зарплаты бюджетников. Дело это, конечно, хорошее. Копеечная, даже на среднем фоне, оплата труда врача, учителя, вузовского преподавателя, работника культуры — одна из самых значимых причин низкой эффективности работы систем образования, здравоохранения и культуры в нашей стране. Но, как известно, концы должны сходиться с концами — и в семейном, и в государственном бюджете.

Не знаю, кто готовил предложения по повышению зарплат бюджетников для президента, но даже самое элементарное чувство ответственности за этих людей должно было опираться на финансово-экономические обоснования. Сейчас становится понятным, что эти обоснования либо отсутствовали вовсе, либо были нарисованы на коленке. Почему-то считалось аксиомой, что экономический кризис закончился, и ВВП будет быстро расти на всю обозримую перспективу (например, до 2020 года). В голове у анонимных авторов этих указов крутились цифры 5%, а может быть, и 7% в год. 2013 год стал для них (но не для профессиональных независимых экспертов) холодным душем — всего лишь +1,3%, по 2014-му все прогнозы дают еще меньшую цифру. Эта тенденция сближения с нулем, судя по всему, сохранится на несколько лет вперед.

И какой же формулой или экономико-математической моделью можно было предвидеть даже не угасание роста, а появление дыры в бюджете, не способном финансировать повышенные зарплаты бюджетников? Это было заложено неведомыми безграмотными, но высокопоставленными политконсультантами, которым доверился Владимир Путин.

Неприятные последствия не замедлили появиться.

Прежде всего деградировали региональные бюджеты, на которые возложена основная финансовая ответственность за повышение оплаты труда бюджетников. Они стали резко залезать в долги, резать все не относящиеся к выполнению президентского указания расходы, даже самые необходимые. Причем ситуация только усугубляется. Наиболее свежая официальная налоговая статистика показывает данные за первые четыре месяца этого года. Теперь возьмем инфляцию за период с апреля прошлого по апрель 2014 года. Она составила 7,3%. А что произошло за это время с ростом поступлений в региональные бюджеты? Позволю себе привести маленькую таблицу:

Это называется стагнацией. Причем в социальном смысле, который выражается в отложенных на неопределенное будущее ремонтах школ и больниц, отказе от обновления оборудования, сворачивании расходов на повышение квалификации бюджетников. В итоге же — снижение качества предоставляемых нам услуг.

Несмотря на существенный рост доходов, зачастую происходит и ухудшение положения самих бюджетников. Казалось бы, откуда можно сделать такой вывод, если им стали платить намного больше?

Во-первых, рост зарплат в целом ряде случаев — не более чем арифметические ухищрения. Во-вторых, в рамках т.н. «эффективного контракта» нагрузка на учителей и врачей серьезно возросла, в т.ч. за счет лавинообразного роста вала всевозможной бумажной отчетности. В-третьих, стала реальной перспектива увольнений, что уже потихоньку происходит в рамках «оптимизации» сети бюджетных учреждений. Если сопоставить апрель этого с апрелем прошлого года, то занятость в образовании сократилась на 120 тыс. человек, а в сфере здравоохранения и предоставления социальных услуг — на 22 тыс. человек. Что тоже не может не сказаться на качестве работы этих отраслей.

Интересный феномен, который никак не может быть объяснен эконометрикой: начиная с 2000 года количество школьников уменьшилась в 2 раза, а подушевое их финансирование увеличилось в 4 раза, но адекватного (или даже близкого к нему) позитивного результата в виде улучшения качества среднего образования не получено. А если говорить о вузах, то недавно профильный министр Дмитрий Ливанов заявил буквально следующее: «Качество высшего образования в стране не улучшается, хотя финансирование выросло в 20 раз по сравнению с 2000 годом». В этих условиях стараться выбраться из ситуации, просто осыпав деньгами учителей и преподавателей, — пустая трата скудных бюджетных средств. Нужны глубокие реформы, построенные на глубоко гуманитарных вещах, связанных с выстраиванием баланса интересов родителей, государства, экономики и, конечно, самих учеников. Но к этому пока не готова одна из сторон, а именно — государство, которое, наломав дров, вместо того чтобы остановиться, продолжает двигаться в том же примитивно-фискальном направлении.

Подтверждений этому в последнее время появилась масса. Вместо того чтобы нормализовать социально-экономическую ситуацию в стране, наша власть через повышение налогов хочет откачать из населения и бизнеса дополнительные деньги для продолжения нынешней непозволительной расточительности. Перечислю только некоторые инициативы, всерьез обсуждаемые в высоких кабинетах:

— повышение налога на доходы физических лиц с 13 до 15%;

— увеличение налога на добавленную стоимость с 18 до 20%;

— введение уже с 1 января 2015 года налога на имущество физических лиц, взимаемого по кадастровой (фактически рыночной) стоимости недвижимости;

— предоставление регионам права вводить налог с продаж (до 3% от стоимости товара);

— отмена максимального размера заработка, с которого уплачивается взнос (5,1% фонда оплаты труда) в Фонд обязательного медицинского страхования;

— продолжение т.н. «заморозки» обязательных пенсионных накоплений работников 1967 г. рождения и младше (6% фонда оплаты труда) и в 2015 году, что является по сути конфискационной мерой.

Думаю, никто не сомневается, что, имея именно такую Государственную думу, как сейчас, все эти изъятия из нашего с вами кошелька будут после команды сверху моментально оформлены в виде соответствующих законов, несмотря на любую, даже самую профессиональную экспертную экспертизу.

Помните, как в конце 2012 года не глядя было принято решение о двукратном повышении обязательных пенсионных взносов самозанятым населением? Опасность этого шага очень скоро стала очевидной даже для Общероссийского народного фронта, который заявил об этом напрямую Владимиру Путину. И тут же те же самые депутаты и «сенаторы» как ни в чем не бывало кардинально изменили только что одобренный ими закон. Однако вернуть в экономику несколько сотен тысяч (!) малых предприятий, которые успели закрыться или уйти в тень, так и не удалось. Потому что — снова делаю упор на гуманитарных вещах — люди окончательно потеряли доверие к государству, от которого можно в любой момент получить очередной неприятный сюрприз.

Практически уверен, что перечисленные мной налоговые «новации» не принесут казне особого прибытка. Тупая арифметика: при 13-процентном налоге на доходы физических лиц собирали в казну Х миллиардов рублей, а при 15% денег там станет больше (15:13=1,15) на 15% — не сработает. А в случае введения налога с продаж просто произойдет увеличение инфляции, что обесценит полученные дополнительные рубли. И т.п.

Почему-то теми, кто не видит дальше собственного калькулятора, забывается элементарная истина: эффективный налог (который и не душит плательщика, и позволяет государству решать социально-экономические проблемы) — это продукт общественного договора, а не волевое решение верховной власти методом «ручного управления».

И последнее: о пределах долготерпения нашего населения. Подозреваю, что здесь тоже делается расчет не на поведение живых людей, а на абстрактные домохозяйства как предмет статистического учета. В российской истории отмечено достаточно много случаев, когда цифры об уровне благосостояния говорили о небольших ухудшениях, но были вроде бы не катастрофическими. А потом, если вспомнить хотя бы еще недавний XX век, как будто бы из ничего происходили февраль 1917-го и август 1991 годов…

[Евгений Гонтмахер]

http://www.rbc.ru/opinions/society/2...79476cb94f22ab

Заместитель директора ИМЭМО РАН
Сокращение количества рабочих мест – лишь начало масштабного кризиса на российском рынке труда. Самым тревожным прогнозом на ближайшие годы становится депрофессионализация россиян. И это ставит под вопрос дальнейшие перспективы развития страны. Эта статья публикуется в рамках проекта РБК «Сценарии-2020», в котором известные экономисты и эксперты рисуют сценарии развития России в ближайшие годы

Массовые сокращения, катастрофическое снижение зарплат – такие ассоциации возникают при слове «кризис». Но паника на рынке труда слабо соотносится с реальными причинами кадрового кризиса, происходящего в России. А это отнюдь не только последние события в экономике. В ближайшие пять лет мы, скорее всего, не увидим картинок из фильмов о Великой Депрессии в США, где толпы голодных людей шатаются по улицам в поисках работы. Но это не очень утешает: негативные тренды, которые сложились в последние годы на рынке труда, будут усиливаться.

Первое. Рынок станет более серым: больше людей будут работать на неофициальных основаниях. Налоговое бремя в условиях снижения экономической активности вынудит работодателей экономить на издержках и выстраивать отношения с работниками неформально.

Хотя абсолютные размеры безработицы по стране радикально не увеличатся, она будет расти локально, прежде всего в отдельных депрессивных регионах и городах. Встанет острее проблема моногородов, которыми никто не занимался, несмотря на декларации и программы. В России в моногородах проживают десятки миллионов человек. Думаю, что мы еще вспомним опыт Пикалево. В зоне риска оказываются и сельскохозяйственные, аграрные территории. Прежде всего это Северный Кавказ, где относительно высокая доля аграрного сектора. Кризис может развиваться и в некоторых регионах центральной России. Например, Костромская, Тверская области с точки зрения рабочих мест депрессивны уже сейчас. При среднем уровне безработицы по Центральному федеральному округу в начале текущего года 3,3% в этих областях она составила (только по официальным данным) 5,4%.

Еще один тренд: люди будут соглашаться на снижение зарплат в обмен на сохранение занятости. Это сдержит критический уровень безработицы, механизм адаптации работников к новым условиям у нас достаточно прочный. Но зарплаты в реальном исчислении будут ощутимо снижаться.

Кроме того, уже длительное время число трудоспособных людей уменьшается из-за демографических изменений, а доля пожилых и неработающих увеличивается примерно на 1 млн человек в год. Но в конечном счете сокращение трудоспособного населения – не главная проблема российского рынка труда. Самый тревожный фактор – снижение качества рабочей силы, депрофессионализация. У нас не хватает квалифицированных рабочих, инженеров, менеджеров, бухгалтеров и даже журналистов. Качество профессионального образования в России не повышается, и 75 млн экономически активного населения имеют очень низкий профессиональный потенциал. Это связано в том числе и с отсутствием системы непрерывного образования, когда взрослые люди в течение короткого срока могут приобрести новую компетенцию и стать более конкурентоспособными на рынке труда. Не работают и личностные стимулы к самообразованию.

Отсюда возникает и возрастная дискриминация, которая тоже будет усиливаться. Найти работу людям предпенсионного возраста будет все сложнее, так как по многим параметрам они отстают от требований работодателя. Тому пока проще бороться за чужой готовый кадр среднего возраста, чем повышать квалификацию собственного работника.

Параллельно усилится фактор молодежной безработицы. Возникнет классическая ситуация, характерная для Западной Европы. Если сейчас можно говорить о том, что около 5–7% выпускников не могут попасть на желаемое место работы (хотя точного учета никто не ведет), то в ближайшие годы этот показатель составит уже 15–20% из числа выпускников вузов и колледжей. Количество рабочих мест будет снижаться, а молодежь заведомо проигрывает в борьбе за места из-за отсутствия профессионального опыта. Через несколько лет на улицах станет больше молодых людей, которым нечем заняться. Естественно, это приведет и к росту преступности.

Напряженность на рынке труда для молодежи будет нарастать, даже несмотря на уменьшение ее численности в силу демографических причин. Дело в том, что демографические тренды весьма консервативны, а экономическая ситуация в ближайшие годы, видимо, будет меняться более радикально.

Будет возрастать региональная мобильность рабочей силы, то, что иногда называют «отходничество», когда из Костромы, Пензы и Мордовии ездят работать на две недели в крупные города на неквалифицированные работы. Уровень различий в экономике регионов увеличится, и вахтовый метод подработок будет развиваться, как и число претендентов на роль «охранника» или «сторожа». Все это обусловит дальнейшее снижение оплаты труда.

При этом мобильность будет однонаправленной. Возникновение новых экономических центров, вроде разрекламированных территорий опережающего социально-экономического развития на Дальнем Востоке, маловероятно. Люди туда не поедут из центральной и западной части России; времена, когда люди согласны были жить в палатках ради романтики и большой зарплаты, прошли. А запускать туда китайских гастарбайтеров – идея весьма спорная.

При этом в условиях сжатия экономики будет становиться меньше рабочих мест и для мигрантов из СНГ. В первую очередь будет страдать сфера услуг: фитнес, рестораны, магазины с товарами не первой необходимости. Рабочие места в этой сфере, даже самые неквалифицированные, будут занимать прежде всего россияне, стремящиеся получить хоть какую-то работу. С другой стороны, масштабные инфраструктурные проекты, например строительство объектов для чемпионата мира по футболу, потребуют значительные объемы рабочей силы. И можно предположить, что на этих стройках будут по-прежнему работать мигранты из СНГ, которые и сейчас активно задействованы в сфере строительства. Наши соотечественники на ближайшие пять лет еще сохранят апломб и на грязную строительную работу не пойдут.

В зоне риска окажутся и бюджетники. То, что происходит сейчас в Москве с врачами и учителями, – адаптация к будущим бюджетным сложностям, репетиция, как экономить деньги. Под удар попадет прежде всего вспомогательный персонал и узкие специалисты (логопеды, психологи и т.п.). Сокращения уже начались и в ближайшие пять лет могут достигнуть 20–25% от занятых в бюджетной сфере.

Зато нефтяники будут в цене: нефть мы будем качать еще много лет. Будут по-прежнему востребованы инженерные специальности и квалифицированные рабочие. Попробуйте найти сейчас квалифицированного сварщика; в наших условиях он может заработать столько, сколько захочет. Наиболее востребованы будут люди с реального производства, промышленно-производственный персонал, как это называлось в советское время. А сокращать будут все тот же вспомогательный персонал (т.н. «офисный планктон»).

За последние двадцать лет, несмотря на экономический рост, в России произошла деградация человеческого капитала. И с открытым кризисом человеческого капитала мы столкнемся уже через три-четыре года. К этому времени может резко снизиться доступность медицины, что негативно скажется на общем уровне здоровья россиян. Можно ожидать и снижения качества школьного образования. В таком случае, даже при массированных инвестициях и выгодных предложениях по зарплатам, дальше будет все сложнее находить достаточное число квалифицированных сотрудников. Вот тогда и придется массово завозить мигрантов.

Основная проблема современного российского рынка труда в том, что его невозможно реформировать без столь же решительных продвижений во многих других сферах. Например, для улучшения инвестиционного климата, без которого не произойдет позитивных изменений в области занятости, нужно менять качество многих общественных и политических институтов. Поэтому чтобы добиться смены трендов на российском рынке труда, надо просто начать менять страну.

Несколько лет назад ведущие экономисты по заказу правительства разработали «Стратегию-2020» –​ план долгосрочного развития России. Сегодня об этом плане и показателях, которые в нем ставились, уже мало кто помнит. Горизонты планирования для бизнеса, чиновников и потребителей сузились в лучшем случае до нескольких месяцев. Но думать о будущем все равно необходимо. В проекте РБК «Сценарии-2020» известные экономисты и эксперты рисуют сценарии развития России в ближайшие годы, по окончании экономического и политического кризиса.​ Другие материалы проекта читайте здесь.

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.

[Евгений Гонтмахер]

http://www.mk.ru/economics/2016/01/2...egradacii.html

К хроническим бедным можно отнести уже сейчас 20–25% жителей России
Сегодня в 15:39,

фото: Алексей Меринов

Для кого-то кризис, поразивший Россию, — это снижение ВВП и бюджетные проблемы. Для меня — это состояние человеческого капитала, или, попросту говоря, социальное положение людей. Как же его измерить?

В голову приходит прежде всего «бедность», которая в России официально измеряется через «прожиточный минимум». Если взглянуть на последние из опубликованных данных Росстата (а это III квартал прошлого года), то доходы ниже прожиточного минимума получало всего лишь 12,4% населения России. Для сравнения: за такой же квартал 2014 года эта цифра составила 11,5%. Рост — менее 1%, или 1,3 миллиона человек. Конечно, динамика неблагоприятная, но о каком кризисе, казалось бы, может идти речь при таких микроскопических сдвигах?

А теперь давайте вспомним, откуда у нас взялся «прожиточный минимум», используемый в качестве черты бедности.

Это понятие ввел своим указом в начале 1992 года Борис Ельцин, цитирую, «на период кризисного состояния экономики». С этим, очевидно, и связано то, что после слова «прожиточный» в скобочке было поставлено слово «физиологический». Кстати, указ назывался «О системе минимальных потребительских бюджетов населения Российской Федерации» и прожиточный (физиологический) минимум там был обозначен после «минимального потребительского бюджета» (МПБ), который правительству тоже было поручено разрабатывать и использовать. Что, кстати, так и не было сделано.

Возникает вопрос: а это что за зверь — МПБ? Его ввел в оборот в качестве советской черты бедности Михаил Горбачев своим указом летом 1991 года. Если бы его в новой России действительно продолжали рассчитывать, то он был бы примерно в 2 раза жирнее прожиточного (физиологического) минимума. Что это значило в начале 1990-х в цифрах? Доля тех, у кого в 1992 году доходы оказались ниже прожиточного (физиологического) минимума, — 34%. Легко посчитать, что если бы параллельно обнародовался МПБ, то зона бедности расширилась бы чуть ли не до 2/3 населения. Конечно, тогдашним властям это было политически невыгодно.

Но введение прожиточного (физиологического) минимума, конечно, имело практический смысл: нужно было сосредоточить скудные бюджетные ресурсы на помощи только самым обездоленным. Если говорить прямо, то прожиточный (физиологический) минимум — это черта нищеты, а МПБ — черта бедности.

Все мы помним перипетии 90-х годов, когда «кризисное состояние» экономики было реальной действительностью. Поэтому использование только прожиточного минимума (кстати, от приставки «физиологический» довольно быстро отказались, принципиально не поменяв методику его расчета) было вполне обосновано. Хочу напомнить, что в 2000 году официальная статистика показала 35-процентный уровень бедности в стране.

Но вот дальше началось российское нефтегазовое чудо, которое буквально в течение нескольких лет резко снизило численность бедных, посчитанных с применением прожиточного минимума. Впереди вроде бы открывались и дальнейшие безоблачные экономические и социальные перспективы. И вот тут, если подходить чисто научно, и нужно было вернуть в оборот МПБ, сделав его новой, более адекватной чертой бедности.

Однако этого сделано не было — видимо, все-таки побоялись нарушить наступившую благостность объявлением, что в России при 100-долларовой цене на нефть не 10–12, а все 20–25% жителей еще могли считаться бедными.

Ну а сейчас, очевидно, тем более этого сделано не будет. Но для нашего дальнейшего изложения приведенные выше цифры имеют принципиальное значение. Дело же не в том, как считать, а в том, сколько бедных людей в реальной действительности живет в России. И здесь упомянутые 20–25% — весьма оптимистическая оценка.

Прожиточный минимум, равно как и МПБ, строятся на базе корзины из товаров и услуг, стоимость которой регулярно рассчитывается. Но есть и другой подход к определению бедности: отклонение от такого стандарта жизни, который большинство населения считает нормой. Например, домашний компьютер перестал быть экзотикой. Он теперь необходимый атрибут домашнего хозяйства, такой же, как холодильник или стиральная машина. Или проведение отпуска не на своем огороде, а на отдыхе вне дома, пусть даже и не за границей. Вполне нормальным — и даже необходимым — считается и посещение детьми разнообразных кружков (как правило, платных): спортивных, музыкальных, художественных. Отсутствие возможности всем этим (и многим другим) пользоваться создает в нормальной семье дискомфорт, рождает ощущение собственной бедности. Недаром, согласно многочисленным опросам, «малообеспеченными» себя считает чуть ли не половина российских семей.

Поэтому российское общество еще даже до начала нынешней открытой фазы своего кризиса расслаивалось примерно так:

— богатые (1–2%);

— средний класс (15–20%);

— класс «ниже среднего» (30–35%);

— малообеспеченные (бедные) (40–50%).

Что нам предстоит впереди, если посмотреть на это распределение? Уменьшение среднего класса и рост слоя бедных, что, собственно говоря, уже и происходит. К сожалению, нам придется быть в этом тренде, судя по системным проблемам экономики, еще не один год, а возможно, и не одно десятилетие.

Эта перспектива очень опасна даже не из-за негативной статистики ВВП, а в связи с весьма вероятным закрытием для России возможностей достойного ее статусу развития. И здесь все упирается в качество человеческого капитала.

Надвигающаяся на нас действительно массовая бедность опасна прежде всего тем, что, попадая в нее, обратно выскочить наверх крайне сложно. Ведь экономика встала, не создавая новых и сокращая старые рабочие места, инфляция съедает пенсии, социальные пособия и зарплаты. Из той половины населения, которая подпадает под определение «малообеспеченных», если использовать «черту нищеты» — прожиточный минимум, то к хроническим бедным можно отнести уже сейчас 20–25% жителей России.

Как существуют эти люди?

Их текущие доходы позволяют только лишь весьма скромно питаться, донашивать давно купленные вещи, отказывать себе и своим детям даже в самых элементарных радостях жизни. При этом надо платить весьма немаленькие деньги за услуги ЖКХ, покупать билеты на общественный транспорт, хоть какие-то лекарства.

Обследования показывают, что наибольшие риски попасть в круг упомянутых выше хронически бедных у нас имеют несколько категорий людей:

— одинокие неработающие пенсионеры;

— семьи с инвалидами или хронически больными;

— семьи с двумя и более несовершеннолетними детьми;

— матери-одиночки.

Попав в трясину хронической бедности, эти люди очень часто начинают менять свое поведение. Происходит маргинализация, или, говоря проще, окончательное выпадение на общественное дно.

Эти малоприятные термины часто вызывают ассоциацию с бездомными, психически больными людьми, алкоголиками и наркоманами. Такие люди есть в любой стране. Мне приходилось своими глазами неоднократно видеть их в крупных городах США, в ряде европейских столиц. Западные эксперты оценивают численность этого, т.н. андеркласса примерно в 5% от тамошнего населения. Мы, видимо, по этому параметру от них не отстаем.

Однако, говоря об общественном дне в России, я имею в виду намного более широкий круг людей, которые не эпатируют своим поведением почтенную публику. У них есть крыша над головой, правда, часто совсем плохенькая (общежития, коммуналки, развалюхи), они не болеют явными социальными болезнями. Но их существование — это каждодневная борьба за выживание, которая подавляет все прочие потребности, которые считаются общепринятой нормой. Это часто делает просто невозможным их возвращение к полноценной жизни, даже если такой шанс представляется. В таком виде эти люди смиренно доживают свой век, а в худшем случае не выдерживая тягот, скатываются в андеркласс.

Отдельная история — это семьи хронических бедных, в которых есть дети. Они оказываются лишенными элементарных (с точки зрения российской общественной нормы) вещей. Например, полноценного и разнообразного питания, новой одежды и обуви, содержательного свободного времени. Более того, в такого рода семьях нередко родители начинают вести асоциальный образ жизни, бросая своих детей на произвол судьбы. Отсюда — детская безнадзорность, которая зачастую делает бедность не просто хронической, но и наследственной.

Предстоящий нам длительный период социальных бедствий, к сожалению, только расширяет масштабы этой и подобных ей проблем.

И вот с таким грузом нам (я все-таки не теряю на это надежды) придется рано или поздно начинать реформы. Сможет ли справиться с такой задачей российский человеческий капитал или он станет тем камнем, который утянет в трясину окончательной деградации даже самые лучшие начинания? Скоро мы получим ответ на этот вопрос.

[Евгений Гонтмахер]

http://www.mk.ru/politics/2017/05/09...iya-sboit.html
Большинство социальных задач, поставленных президентом Путиным, оказалось не выполненными
Сегодня в 15:14,

фото: Алексей Меринов

Когда речь заходит о «майских» указах Президента РФ, в центре внимания чаще всего оказываются вопросы повышения зарплат бюджетникам. Но на самом деле Владимир Путин пять лет назад, 7 мая 2012 года, сразу же после своей инаугурации, подписал 11 указов, которые в своей совокупности стали неформальной программой его деятельности на несколько лет вперед.

Сейчас, в 2017 году, можно подвести предварительные итоги выполнения этой программы, тем более что менее через год нам предстоят очередные президентские выборы, в которых Владимир Владимирович, скорее всего, снова будет участвовать.

Итак, начнем с указа «О долгосрочной государственной экономической политике», который совершенно справедливо был подписан первым. Он предписывает создать и модернизировать к 2020 году 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест. На момент подписания этого указа их было в нашей экономике менее 10 миллионов. В 2015 году, согласно отчету правительства, таких мест уже было 16,8 миллиона.

Тут возникает вопрос о методологии: а что именно считается и заносится в актив? Ведь отследить ход выполнения этого поручения можно, посмотрев и на рост производительности труда, которая, кстати, к 2018 году должна в 1,5 раза превысить уровень 2011 года. Заглянув на сайт Росстата, нетрудно увидеть, что в 2015 году производительность труда в целом по экономике была выше показателя за 2011 год всего на 4%. Откуда тогда рост числа «высокопроизводительных» рабочих мест более чем в 1,5 раза? Как-то цифры не стыкуются...

2016-й, судя по отрицательной динамике ВВП, к росту производительности труда ничего не прибавил, а, скорее всего, даже убавил. В этом году рост, если и будет, то на 1–2%. Поэтому можно смело предположить, что ни по высокопроизводительным рабочим местам (если, конечно, не наводить тень на плетень), ни по производительности труда президентский указ выполнен не будет.

Этот вывод принципиально важен для всей остальной социально-экономической проблематики «майских» указов, потому что из него вытекает бессмертное премьерское «денег нет, но вы держитесь». Кстати, автор этой фразы в своей статье в журнале «Вопросы экономики» пишет, что доля инвестиций в ВВП сейчас составляет 20%. А ведь все тем же президентским указом предписывается, чтобы к 2018 году она составила 27%. Отставание, как видно, радикальное. За последние годы из России ушли сотни миллиардов долларов, которые могли быть инвестициями. Обмелел и встречный поток — вклада в нашу страну иностранного капитала. Здесь как в капле воды видно и нынешнее состояние экономики, и ее будущее.

Таким образом, этот указ не исполняется — и вряд ли ситуация в ближайшие годы исправится.

Следующим был подписан указ «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики». Его первым пунктом правительству поручалось обеспечить к 2018 году рост реальной зарплаты в 1,4–1,5 раза. Но по итогам 2016 года ее уровень фактически не превысил исходные параметры. Ну а потом идут знаменитые поручения по тем, кто занят в системе образования, врачам и научным сотрудникам: им требовалось радикально поднять оплату труда — кому уже в 2012-м, а кому-то и в периоде до 2018 года — до 100–200% от средней зарплаты в регионе проживания.

Так получилось, что именно эти цели вышли на первый план и в политическом, и в информационном смысле. Губернаторы дружно рапортуют о том, как им эту задачу удается решить, пресса об этом пишет не столь оптимистично. Что же по этому пункту случилось на самом деле?

Безусловно, если смотреть отчетные средние цифры, то продвижение есть и намеченные параметры формально или уже достигнуты или вскоре будут достигнуты. Но какой ценой? Прежде всего перенапряжением и без того тощих региональных бюджетов, структура расходов которых сейчас не просто социальная, но суперсоциальная. Гипертрофированно большая, а иногда и львиная доля затрат идет на выплату зарплат бюджетникам в соответствии с «майскими» указами. Это было бы неплохо, если бы на все остальное, что должны финансировать местные власти, хватало средств. Но их остро не хватает — например на поддержку и развитие социальной инфраструктуры, строительство и ремонт дорог. В результате осчастливленный повышенной зарплатой учитель идет по разбитой дороге в школу, здание которой давно требует ремонта.

Но есть и другие эффекты, не менее настораживающие. По всей стране уже не один год идет так называемая оптимизация сети бюджетных учреждений. Кое-где она действительно нужна, но в большинстве случаев все сводится к сокращению численности занятых в образовании и здравоохранении, для того чтобы оставшимся поднять зарплату до уровня президентских требований. Это приводит к перегрузке педагогических и медицинских работников, снижению качества обслуживания. Ну, какой может быть толк от приема к участковому терапевту, который длится максимум 12 минут!

Да и в самой методике расчета параметров из «майских» указов имеют место чисто статистические уловки, которые снижают необходимые затраты. Например, если в первые годы борьбы за выполнение этих указов средняя зарплата по региону бралась из статистики легального рынка труда, то затем стали досчитывать и неформальную занятость, что позволило снизить эталонный параметр процентов на 20%. Это дало существенную экономию для региональных бюджетов.

Еще одна деталь. В указах сказано об «оплате труда», что включает в себя должностной оклад и разнообразные надбавки. В принципе ничего плохого в такой системе нет, но в реальной жизни устанавливаются очень низкие оклады, а надбавками можно заставить учителя или врача работать на износ. Это не оставляет ему возможности для самообразования (что в современном мире крайне необходимо) и даже для элементарного отдыха.

И, наконец, о феномене средних цифр. В той же школе или больнице зачастую искомая зарплатная планка получается как производная из очень больших доходов первых лиц и весьма скромной оплаты труда всех остальных. Естественно, что это очень сильно обесценивает социальный пафос «майских» указов.

В этом же указе есть весьма скромный пункт, касающийся пенсионной системы. Но на него тоже стоит обратить внимание. Предписывается предусмотреть «меры, гарантирующие сохранность пенсионных накоплений и обеспечивающие доходность от их инвестирования». Этого не сделано. Более того, обязательный накопительный элемент фактически ликвидирован из-за четырехлетней «заморозки» перевода денег на индивидуальные счета работников 1967 года рождения и моложе. Почти 1 триллион «сэкономленных» таким образом рублей пошли на закрытие текущего дефицита Пенсионного фонда, то есть на выплаты нынешним пенсионерам.

Таким образом, этот указ исполняется частично и с большими издержками (в том числе и социальными!).

Третьим был подписан указ «О совершенствовании государственной политики в сфере здравоохранения», а затем и близкий по тематике указ «О мерах по реализации демографической политики в Российской Федерации». Там устанавливаются параметры рождаемости, смертности и продолжительности жизни в 2018 году. Судя по официальным данным, за первую половину прошлого года президентские задания уже не только выполнены, но и перевыполнены. И это, конечно, хорошо. Но снижение смертности в этом году, судя по данным за январь—март, остановилось, есть проблемы и с достижением в 2018 году средней продолжительности жизни в 74 года. Конечно, трудно судить, что будет дальше, но начавшееся пару лет назад фактическое снижение государственного финансирования здравоохранения, предусмотренное и на среднесрочную перспективу, не может не принести свои негативные плоды уже в ближайшие годы. Тем более что перенапряжение медицинских работников и их нехватка на многих важных позициях, о чем говорилось выше, могут усилить эту тенденцию.

Однако пока выполнение президентских указов, посвященных здравоохранению и демографии, в целом происходит в соответствии с выставленными там параметрами.

Хуже ситуация с выполнением указа «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки». Более-менее исполняются поручения по развитию образования, а вот по науке ситуация намного сложнее — и ее финансирование (в доле ВВП) меньше закрепленного указом уровня и число публикаций в системе Web of science ниже запланированного. Причина — плохое положение экономики, которая не дает необходимых поступлений в государственные и корпоративные бюджеты, а также начавшаяся в 2013 году реформа РАН.

Еще один важный указ — «О мерах по обеспечению граждан Российской Федерации доступным и комфортным жильем и повышению качества жилищно-коммунальных услуг». В его реализации также очевидны проблемы. Явно не так, как планировалось, доступно ипотечное кредитование, в том числе из-за слишком медленного снижения стоимости квадратного метра жилья. Не просматривается и решение двух стратегических задач:

— в 2018 году создать «для граждан Российской Федерации возможности улучшения жилищных условий не реже одного раза в 15 лет»;

— до 2020 года обеспечить «предоставление доступного и комфортного жилья 60 процентам российских семей, желающих улучшить свои жилищные условия».

Скорее всего, этот указ так и не будет выполнен.

Что же в итоге? Встречая пятилетие «майских» указов, можно отметить, что, несмотря на неусыпный контроль за их реализацией, эта конструкция по многим пунктам начала сбоить. И перспективы выправить ситуацию весьма невелики.

Причина — в системном кризисе, накрывшем российскую экономику, на базе развития которой только и возможно желаемое социальное развитие. Нужны глубокие реформы, которые и должны стать содержанием следующего президентского срока. Решиться ли на них Владимир Путин? Он, как опытный политик, прекрасно понимает, что, запустив новую волну преобразований («перестройка-2», «модернизация-2»), он одновременно создает массу рисков так называемой стабильности, в том числе и выстроенной им системе власти. Однако и без реформ для сохранения «стабильности» шансов нет: мы явно проигрываем технологическую и экономическую конкуренцию Западу, а, значит, вполне можем свалиться в болото деградации всех наших институтов.

От того, какой стратегический выбор сделает будущий президент, зависит судьба России на много лет вперед.

[Евгений Гонтмахер]

http://www.mk.ru/economics/2018/01/1...yu-strany.html
Большинство семей думают о выживании, а не о развитии
19 января 2018 в 17:15

Наше время обесценивает все серьезные, системообразующие слова, так или иначе связанные с общественной жизнью. За примерами недалеко ходить: «демократия», «рыночная экономика», «права человека». Спросите об отношении к ним массового российского обывателя, и вы получите в ответ множество негативных эмоций и оценок. Никого это уже и не удивляет. Мы ведь изобретаем что-то свое, особое, евразийское, которое утрет нос «гнилой» Европе.

фото: Алексей Меринов

И тут приходит в голову русская пословица: «Без порток, но в шляпе». Я имею в виду такую элементарную вещь, которая таким же образом начинает забалтываться, как бедность. Почему-то в «гнилой» Европе бедность, несмотря на массу накопившихся социальных проблем, не носит массового, критического характера. Там скорее наиболее острые проблемы благосостояния касаются среднего класса.

А у нас только ленивый не рассуждает о бедности, всячески вздыхая о ее нетерпимости, но при этом пользуется совершенно неадекватными оценками ее реальных масштабов.

Согласно официальной оценке Росстата, наша бедность — это порядка 13% населения, что, конечно, не мало, но и не так много, как это было в 2000 году — 29%. Так что можно продолжать охать по поводу этого, «кричащего», по выражению Дмитрия Медведева, явления, но ровным счетом ничего не делать, чтобы реально помочь этим 13% россиян: ведь остальные 87%, получается, живут небедно. А это подавляющая часть электората, которая должна проголосовать (и наверняка проголосует) «как надо». Но, к сожалению, проблема бедности в России куда масштабнее и глубже, чем эти пресловутые 13%.

Хочу напомнить, что впервые в нашей стране официальная черта бедности появилась только в самом конце советского периода. 21 мая 1991 года Президент СССР Михаил Горбачев подписал Указ «О минимальном потребительском бюджете». Уже после конца Советского Союза, в начале 1992 года, когда произошла либерализация цен, оказалось, что ниже черты минимального потребительского бюджета живут две трети россиян. Это была реальная социальная катастрофа, спровоцированная накопившимися проблемами «развитого социализма», выплеснувшимися наружу после начала гайдаровских реформ.

Мне довелось в то время работать в российском Министерстве труда, и мы с коллегами предложили сконцентрировать скудные государственные ресурсы для помощи самым обездоленным из этого огромного океана бедности. А для этого предложили временно (это я хотел бы подчеркнуть!) использовать намного более скромную черту бедности, которую назвали «прожиточный (физиологический) минимум». Применив ее, удалось выявить треть населения, которая находилась в самом аховом положении, и что-то предпринять для помощи этим людям — в основном семьям с несовершеннолетними детьми.

Кстати, Борис Ельцин узаконил такой расчет бедности специальным указом от 2 марта 1992 года «О системе минимальных потребительских бюджетов», в котором было установлено, что «прожиточный (физиологический) минимум» нужно использовать только «на период кризисного состояния экономики». А в качестве базовой черты бедности нужно продолжать использовать примерно в 2 раза более тучный «минимальный потребительский бюджет».

Но прошли годы, в 2000-е годы экономика резко пошла вверх, ощутимо повысились и доходы населения, а прожиточный минимум (потеряв красноречивое уточнение про «физиологический») продолжает использоваться в качестве единственного официального инструмента для определения масштабов бедности. На этот счет даже приняты специальные законы. А вот «минимальный потребительский бюджет» напрочь забыт. Но если оценить размеры российской бедности с его использованием, то выйдет никак не меньше 25% населения. Это уже уровень, который угрожает самому существованию страны. Потому что с таким качеством «человеческого капитала» нам и не стоит мечтать о прорыве в число наиболее развитых стран.

Эти 25% говорят о том, что борьба с бедностью в России — это не просто раздача подачек, типа новых пособий, которые непонятно из каких источников будут обеспечены, если не будет экономического роста. А его, кстати, не будет во многом потому, что слишком много бедных в нашей стране. Вот такой практически замкнутый круг!

фото: Геннадий Черкасов

Но есть еще два отягощающих обстоятельства. Первое из них — это оценка людьми уровня своего благосостояния. Мониторинг Высшей школы экономики летом прошлого года показал, что у 41% россиян денег не хватает на покупку одежды и даже еды. Подобные цифры дают и другие исследовательские центры.

Во-вторых, социологи давно отметили, что у российских семей преобладают ценности выживания, а не развития. И это характерно для большинства населения — в том числе и тех, кто ни по каким цифровым критериям не попадает в число бедных. Что это означает на практике? Такая семья не может купить приличное жилье, оплатить дополнительное образование и становящиеся все более платными качественные медицинские услуги, выехать на полноценный отдых.

Нельзя не сказать и о том, что бедность весьма неравномерно распределена по территории России. Если в Москве средняя зарплата превышает 60 тыс. руб. в месяц, то в целом по стране она почти в два раза ниже, а в ряде регионов и вовсе колеблется в районе 20 тыс. Более того, очаги бедности есть и во множестве нестоличных городов и сельской местности. Все это приводит прежде всего к оттоку людей в крупные города, которые уже задыхаются от инфраструктурных и зачастую экологических проблем. В результате мы имеем, с одной стороны, обезлюживание наших пространств, в том числе тех, где вполне комфортные природно-климатические условия жизни, а с другой — перенаселенные города, в которых многие мигранты так и не нашли счастье, попав в массовые ловушки потери жизненных перспектив. Социальные лифты, о которых сейчас так модно говорить, для многих молодых и не очень молодых россиян попросту остановились.

Тем самым бедность, если рассматривать ее как невозможность вырваться из состояния постоянного аутсайдерства, и вытекающая отсюда апатия и депрессия поражают и, казалось бы, относительно благополучные с точки зрения плоских цифр группы населения.

Я недаром рисую столь катастрофическую картину. Нам всем — и официальным лицам, и экспертам — надо опомниться и прекратить оценивать социальную ситуацию в стране только ежеквартальными микроизменениями показателя «доли населения с доходами ниже прожиточного минимума», при этом сокрушаясь о «недопустимо» высокой бедности в России. Острота и глубина ситуации, если она будет признана с учетом всех описанных выше аспектов, это хороший повод определить действительные, а не мнимые приоритеты развития России на длительную перспективу.

Сейчас, к примеру, все — сверху донизу — как мантру произносят слова о «цифровизации» экономики и всех других сфер нашей жизни, и даже о вложении денег в образование и здравоохранение. Кто бы возражал! Но то звено, за которое можно было бы вытащить всю цепь, увы, не здесь. Оно в пассивности российского человека, который в своей массе приучен к патернализму со стороны государства. Вот дозвонимся до Путина, и он проведет нам газ или починит водопровод! А еще вдобавок и добавит что-то к пенсии и зарплате. Это неудивительно: под прямым или косвенным контролем государства находятся доходы большинства из нас.

Давайте считать:

— более 40 миллионов пенсионеров (ведь пенсионную систему так и не сделали страховой);

— 15 миллионов бюджетников (работники образования, здравоохранения, культуры, соцзащиты);

— 7 миллионов занятых в госуправлении, военнослужащих и работников правоохранительных органов;

— не менее 1 миллиона работников госкорпораций и контролируемых государством крупнейших акционерных компаний.

Итого: более 60 миллионов россиян, чьи доходы зависят от госбюджета. А если прибавить членов их семей, благосостояние которых в той или иной степени зависит от дохода тех, кто перечислен выше, то цифра может подобраться и к 100 миллионам! Напомню, что население России сейчас составляет чуть больше 146 миллионов человек.

Вот и получается, что борьба с бедностью (если о ней вообще можно говорить на практике) сводится к введению очередного пособия из федерального бюджета. При этом, кстати, в целом ряде регионов потихоньку местные выплаты и льготы либо скукоживаются, либо вовсе отменяются.

А на самом деле нужно приступить к решительному разгосударствлению всей нашей жизни — начиная от развития реального, насыщенного деньгами за счет местных источников, местного самоуправления и до ухода государства из многих секторов экономики, ответственность за развитие которых успешно может подхватить частная инициатива малого и среднего предпринимательства. А это, конечно, возможно только при радикальной трансформации всей нашей политической системы.

Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram
[Заполни заявку о ремонте на сайте К-РАУТА и получи скидку 10%]
Заполни заявку о ремонте на сайте К-РАУТА и получи скидку 10%

Автор, член Комитета гражданских инициатив