*2493. В развале СССР виноват джугашвили

[Непорочная гриша]

http://echo.msk.ru/blog/yavlinsky_g/1731284-echo/
14:15 , 17 марта 2016

автор
политик

Я по-человечески совсем не хотел распада страны. СССР — это моя родина. Страна, в которой я родился, которую я любил, за которую воевал мой отец. Ничего имперского в большой стране я не видел. Просто в этой большой стране я чувствовал себя дома и в Ташкенте, и в Риге, и в Москве. И мне было особенно больно видеть, как эту страну разрывали на куски. Нет, у меня не было сомнений, что советскую систему требовалось демонтировать, а власти коммунистов надо положить конец, что нужна демократическая система и рыночная экономика. Но не только для России, а для всех! Для всей моей большой страны! Однако почему-то решили, что Россия должна идти в светлое будущее одна и всех вокруг отторгать от себя. И делалось это крайне нерационально — ни экономически, ни политически, ни по-человечески.

25 лет назад, 17 марта 1991 года, на всесоюзном референдуме большинство людей тоже высказалось за сохранение страны. Они тоже не хотели развала…

Политически возможность построения обновлённого Союза была упущена в 1989-1990 годах. Это случилось вследствие отсутствия стратегического видения ситуации у руководства страны и систематического запаздывания с принятием решений. (Ну прямо в точности как сейчас!) Однако можно и нужно было избежать таких разрушительных последствий. И экономический спад не был неизбежным в таком масштабе. Именно этому, созданию новой экономики в СССР, а не в одной из его республик, и была посвящена программа «500 дней», а также Экономический договор между бывшими республиками СССР. В 1990-1991 годах я лично руководил практической разработкой и согласованием всех основных соглашений Экономического договора: о банковском союзе; о единой валюте; о согласованном законодательстве в области прав собственности и приватизации; о таможенном союзе и свободной торговле; об этапах и сроках либерализации цен; о финансовой стабилизации, координации бюджетной политики и денежном обращении. Таких соглашений было несколько десятков. Я считал необходимым создавать общий рынок, а не строить заборы. Самое удивительное, что этот Экономический договор подписали в Кремле осенью 1991 года 13 (из 15) бывших союзных республик! Даже балтийские государства присоединились тогда в качестве наблюдателей. Это был реальный шанс на эффективное развитие. Но вместо всего этого устроили Беловежскую пущу. Всё грубо и безмозгло разрушили. Вместо того чтобы наравне с Европой двигаться к экономическому союзу, разорвали хозяйственные связи, разрушили саму возможность взаимодействия между рынками. С этим я никак смириться не мог и после 1991 года никогда, ни одного дня не работал уже в команде Ельцина.

Теперь всё это пытаются восстановить: таможенный союз, свободную торговлю… Сварили в аквариуме уху, а теперь хотят из неё опять сделать живых рыбок! И за этот новый идиотизм люди платят безумную, а то и кровавую цену.

[Евгений Ихлов]

http://www.kasparov.ru.prx.zazor.org...=56EADFB27E7BB
17-03-2016 (20:09)

К юбилею последнего политического жульничества Горбачева

! Орфография и стилистика автора сохранены

Я благодарен известному правозащитному адвокату Дмитрию Владимировичу Аграновскому, который своей пламенной статьей в "Советской России" в защиту позорного горбачевского референдума о сохранении союза напомнил мне об этой дате.
Адвокат считает, что юридическая сила решения о референдуме не утратила силу. Прямое юридическое следствие из этого - констатация того, что все 15 новых государств (де-факто - 18), включая РФ - суть мятежные образования.
Человек имеет право на такую позицию, хотя я лично полагаю, что оба российских референдума 1993 года, и декабрьский (1991 года) украинский референдум в поддержку августовской декларации о независимости Украины этот референдум юридически окончательно похоронили.
В принципе, когда "реваншисты" из ФРГ вплоть до ратификации "восточных соглашений" Вилли Бранда 1971 года твердили, что с юридической точки зрения рейх (германская держава) все еще находится в границах 1937 (т.е. без Австрии, Мемеля и Судет), они также были схоластически правы.

Мой же тезис такой - этот референдум был квинтэссенцией перестроечного политического жульничества.

Итак, 17 марта 1991 года в СССР прошел всесоюзный референдум. Гражданам предлагалось ответить на вопрос: "Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?"

Здесь обман носит двухслойный характер.

Первый слой - юридический оксюморон. "Сохранение" означало подтверждение существующего конституционно-государственного устройства страны. Однако это устройство не предполагало государственного суверенитета республик, что, кстати, было поводом к знаменитой "войне законов" 1990 года. Если же речь шла об "обновленной федерации равноправных суверенных республик", то это означало создание-учреждение нового государства, например, на базе конституции Сахарова. Референдум как бы признавал суверенитет и равноправие (т.е. и союзных, и автономных) республик, но игнорировал уже имеющие место быть существующие декларации о суверенитете многих союзных и ряда автономных республик. Поэтому неясно, какой именно суверенитет поддерживал отвечающий житель таких республик - уже существующий или некий гипотетический, который в будущем союзный центр подарит своим "субъектам федерализации".

Но любой честный юрист скажет, что договор, содержащий два взаимоисключающих положения - юридически ничтожен.
Таким образом, референдум был только плебисцитом - опросом граждан о желательной для них форме государственного устройства и не мог порождать обязательных условий.

С этой точки зрения учреждение СНГ в декабре 1991 года - это и было реализацией данного выраженного предпочтения, ибо Содружество объединило суверенные страны в "горизонтальный союз" по типу "Общего рынка" полувековой давности.

Второй слой обмана был жестче. Решение о сохранении/создании/переучреждении союза федеративного типа - это всегда отказ народов от реализации ими своего священнейшего права на национальную независимость.
Поэтому субъектом (политическим актором) такого шага является только каждый народ (гражданская нация каждого государства). Поэтому референдум по союзу должен был бы проводиться по отдельности в каждой республике - и союзной, и автономной. Приблизительно с таким вопросом: "Согласны ли Вы с вхождением ИМЯРЕК республики в Федерацию равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?"

Спрашивать, например, узбека или будущего россиянина о том, что считает ли он необходимым сохранения Грузии или Литвы в составе СССР - как-то совсем неприлично! Это, как говорится в судах, "недолжная сторона".
Это все равно, что проводить в Израиле референдум по вопросу о том, хочет ли население ПНА войти в состав "Великого Израиля" или опрашивать еврейские районы Иерусалима о том, согласны ли арабские районы быть в составе единой и неделимой столице еврейского государства, ведь значительный численный перевес еврейского населения западной части города заранее обессмысливает волеизъявление палестинцев в восточной части.

Здесь, кстати, всплывает тема еще одного жульнического референдума - двухлетней давности, когда русское население Крыма лишало и часть украинской нации, и крымскотатарский народ их права на национальное самоопределение.

На самом деле референдум 1991 года был в поддержку химеры советских идеологов о существовании "новой общности - советский народ". Просто тогда в советском обиходе не существовало понятий "гражданская нация" или "политическая нация". Но никакой общесоюзной гражданской нации не существовало. Этот тезис легко подтверждается как уже шедшими к тому времени открытыми войнами между этническими протогосударствами Арменией и Азербайджаном, Грузией и Абхазией, Молдавией и Приднестровьем, решением Чечни о независимости от РСФСР (но при сохранении в СССР).

Этнический национализм к марту 1991 года уже лет двадцать как был криптоидеологией почти во всех республиках, кроме русских РСФСР, уделом которых была имперская криптоидеология.

Это как в синхронно распавшейся Югославии: за сохранение союзного государства были сербы. Остальные, даже черногорцы, были против. Но сербы выступали за сохранение хорватов, босняков, словенцев, македонцев, албанцев-косоваров, венгров в "обновленной Югославии". Причем, выступали довольно активно, истребляя всех возражающих...

А еще забавно представить голосование австрийцев за возвращение венгров и чехов в Дунайскую империю, или турок - за возвращение греков и болгар в обновленную "Османскую державу"...

РАСЧЕХЛИЛСЯ КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ

25-летие позорного политического шулерства - референдума "о сохранении СССР" - Григорий Алексеевич Явлинский, объявленный кандидатом в президенты от партии "ЯБЛОКО" с обязательством поддержки его кандидатуры всех желающих объединения демократических сил на выборах, отметил следующим проникновенным пассажем: "Я по-человечески совсем не хотел распада страны. СССР — это моя родина. Страна, в которой я родился, которую я любил, за которую воевал мой отец. Ничего имперского в большой стране я не видел. Просто в этой большой стране я чувствовал себя дома и в Ташкенте, и в Риге, и в Москве. И мне было особенно больно видеть, как эту страну разрывали на куски".

Больно и больно. Не видел имперского - и не видел (видимо, покарали его разгневанные боги-олимпийцы слепотой).
Но я отлично представляю себе британца, говорящего: "Просто... я чувствовал себя дома и в Дели, и в Багдаде, и Каире, и в Гонконге"...

... француза, говорящего: "Просто... я чувствовал себя дома и в Алжире, и в Сайгоне, и в Дамаске, и в Пномпене, и в Конго"...

... португальца, говорящего: "Просто... я чувствовал себя дома и в Мозамбике, и в Луанде, и в Гоа"...

... турка, говорящего: "Просто... я чувствовал себя дома и в Афинах, и в Белграде, и в Софии"...

Люди чувствовали себя на трех материках как дома - а им все обломали!

[Аntiseptic]

25 лет прошло с того времени, когда был развален Советский Союз, практически столько же отделяло нашу страну от Октября 1917 года до Великой Отечественной. За этот срок выросло целое поколение, для которого не существует жизни в «советское время». И вот - новое исследование ВЦИОМ, призванное выяснить, сколько людей проголосовало бы за сохранение СССР сегодня? Каковы были бы результаты референдума о сохранении СССР, проводись он сегодня?

Больше половины опрошенных россиян (64%) проголосовали бы за сохранение СССР в случае проведения референдума на эту тему. Такие данные следуют из опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) и опубликованного в среду на сайте организации.

«Спустя 25 лет после проведения референдума о сохранении СССР (17 марта 1991 г.) большинство граждан вновь выразили готовность дать утвердительный ответ. Так, согласно данным Центральной комиссии референдума СССР, графу „да“ в бюллетене отметили 76% пришедших на выборы (среди голосовавших в РСФСР — 71%). Сегодня же 64% россиян утверждают, что проголосовали бы за сохранение СССР», — говорится в материалах соцопроса.

Максимальная доля положительных ответов оказалась среди сторонников КПРФ и составила 81%. В возрастных группах показатель возрастает от 47% среди 18-24-летних до 76% среди людей 60 лет и старше. Отрицательно на вопрос о сохранении Советского Союза в обновленной форме в настоящее время ответили бы 20% наших сограждан.

Главными виновниками неисполнения народного волеизъявления по сохранению СССР современники считают Михаила Горбачева (27%) и его команду, верховную власть в целом (17%), Бориса Ельцина с соратниками (13%). На влияние США и других западных стран указывают только 2% опрошенных, и лишь 1% полагает, что виновных не было вовсе. Для многих, однако, вопрос о том, кто является виновником распада СССР, оказался затруднительным (40% не смогли дать определенного ответа).

Что же получается? Получается, что спустя 25 лет существования народа в существенно антисоветской идеологической рамке, в режиме регулярного поношения советского прошлого со всех каналов ТВ, ужимок Сванидзе-Млечина-Михалкова-Радзинского под визги либеральной кодлы Эха Москвы — процент людей, проголосовавших бы прямо за сохранение СССР снизился очень незначительно — с 71% до 64%.

И это в условиях постоянной маргинализации коммунистической идеи различными лубочными догматиками от марксизма (типа КПРФ), в условиях истерик Жириновского и мягкого антисоветизма В.Путина.
Как можно объяснить 47% голосующих «за» среди 18-24-летних? Невозможно свалить все на коммунистическую пропаганду (поскольку таковая явным образом отсутствует).
И тут еще нужно принимать во внимание, что вопрос стоял достаточно прямо. За СССР или против.

Если бы развернуть вопрос, превратив его в серию вопросов о советском образе жизни, о том уровне образования, о доступности бесплатного здравоохранения, жилья, отдыха, о трудоустройстве, о дружбе между народами и других вещах, имеющих стратегическую важность для обычного человека — думаю, результаты опроса были бы под 90% проголосовавших «за».

Как ни ухищряются антисоветские силы очернить и опорочить советский период — все равно народ обмануть не получается.
При всех неудобствах и огрехах советского образа существования страны, сегодняшний уклад, базирующийся на принципе «homo hominis lupus est», то бишь, «человек человеку волк» гораздо менее желанен нашему народу в целом.
И изменить vox populi не получается даже самой жесткой и лживой четвертьвековой антисоветской пропаганде.

[Лентa.Ru]

http://lenta.ru/articles/2016/03/27/miners/
00:34, 27 марта 2016

Шахтерские забастовки 1989-1991 годов: успех для единиц — поражение для многих

Фото: МБУК «Краеведческий музей города Междуреченск»

В марте 1991 года начался последний раунд шахтерских забастовок, ознаменовавших окончательный развал СССР. Это был финал длительной стачечной эпопеи, благодаря которой страна получила новый опыт взаимоотношений пролетариата и правящих элит. Корреспондент «Ленты.ру» посетил Кузбасс и Воркуту, чтобы поговорить с участниками тех событий, положивших конец советской экономике и стране в целом.

«Так жить нельзя»

Двадцать пять лет назад, в конце марта 1991 года, министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов выступил по Центральному телевидению. Министр обнародовал предварительные итоги весенней серии забастовок. Только за один месяц стачек прямые подсчитанные потери отрасли составили четверть миллиарда рублей. При средней зарплате по Союзу около пятисот рублей — относительно немного. Однако были еще металлурги и машиностроители, понесшие из-за нехватки угля куда большие убытки. «Все это может привести к коллапсу советской экономики в целом», — предупредил Михаил Щадов.

Забастовки горняков за два года превратились в настоящее политическое бедствие, между очагами которого разрывалось разнообразное начальство. Кроме министра Щадова — советский премьер Рыжков (сказавший знаменитое «Так жить нельзя» именно по поводу жизни в Кузбассе), половина Политбюро, председатель совмина РСФСР Силаев. Чуть пониже — два первых секретаря по фамилии Мельников: Владимир — в Коми, Александр — в Кемеровской области. И отдельно — Борис Ельцин, во многом благодаря шахтерам ставший председателем Верховного совета РСФСР.

Вячеслав Голиков
Юрий Васильев

«В марте 1991-го мы вообще не хотели бастовать, — вспоминает Вячеслав Голиков, электрослесарь с кузбасской шахты «Первомайская», ставший руководителем областного совета рабочих комитетов. — Объявили стачку на один день. Чисто политические требования: отставка Горбачева, роспуск Совета народных депутатов СССР, поддержка Ельцину, Верховному совету РСФСР и дальнейшим реформам. Суверенитет России, по факту. Рассчитывал ли кто-то, что Горбачев испугается и уйдет? А почему нет? За два года стачек чего только не было. Но этого не произошло. И это также повлияло на то, что однодневная забастовка затянулась надолго, и по всей стране. Потому что за Кузбассом в стачку легли более 200 тысяч горняков в других регионах».

Начало: Воркута

«Наступающий 1989 год — год начала работы всех предприятий в условиях полного хозрасчета, самоокупаемости и самофинансирования, — напоминает предновогодняя передовица газеты «Заполярье», Воркута. — Надо быстрее устранять упущения, активнее подключать резервы, больше проявлять заботы о нуждах трудящихся».

Первая крупная шахтерская забастовка Кузбасса — Междуреченск, июль 1989 года
Фото: МБУК «Краеведческий музей города Междуреченск»
1/4

Через два месяца тон публикаций сменился: «Коллектив участка №9 шахты "Северная" вынужден был пойти на крайнюю меру, не найдя ни у кого ответов на волнующие их проблемы… 2 марта горняки не вышли из шахты и предъявили требования по условиям оплаты труда, сокращению аппарата шахты».

Крайняя мера — поскольку забастовка на «Северной» была едва ли не первой заметной акцией в цепи горняцких стачек на излете СССР. Причины пока экономические: последовательное урезание льгот и привилегий Крайнему Северу, наложенное на позднесоветский дефицит всего. «Северные в свое время были сто процентов, позже стали восемьдесят. Горняцкие доплаты срезали, отпуска уменьшали. Заманили одним, а вышло вот как», — говорит Леонид Коффе, приехавший в Воркуту из Томска ровно шестьдесят лет назад, в 1956 году.

Леонид Коффе
Юрий Васильев

В 1989 году Коффе работал заместителем главного инженера «Северной», и одну из первых забастовок угольщиков запомнил хорошо: «Активен был бригадир Юрий Василенко. Под его руководством смена три дня не выходила на поверхность, пока не приехали Михаил Щадов и первый секретарь Мельников. По телефону переговаривались, увещевали. Но ребята уперлись: не выйдем, пока не сделаете».

На собрании трудового коллектива министр Щадов признал требования справедливыми. И это правильно, уверен инженер: «Подземникам по сравнению с тем, кто в киоске газетном сидит, должны быть четкие, железные льготы — чтобы все видели, зачем он туда лезет».

Начало: Кузбасс


Сергей Кислицын
Юрий Васильев

«Это было 11 июля 1989 года. Жара, температура за тридцать, — вспоминает старт первой крупной забастовки Кузбасса Сергей Кислицын, в то время начальник участка на шахте имени Ленина, что в Междуреченске. — Увидел перед входом в административно-бытовой комбинат толпу шахтеров. Оказались соседи с шахты Шевякова — пришли к нам на шахту Ленина агитировать за забастовку».

Требования, говорит Кислицын, были не столько экономические, столько бытовые: «Мыло в душевых, портянки, условия на шахте. Руководители того времени считали, что все это несерьезно. Но когда шахта Ленина присоединилась к забастовке — проблемы были у всех одинаковые, — информация полетела на другие шахты: город-то шахтерский, все соседи. Это было как разорвавшаяся бомба».

Петр Бухтияров
Юрий Васильев

О мыле, дефицит которого обнаружился не только в шахтерских душевых, и о том, что из продажи одновременно исчезли крупы, масло, макароны, мясо и колбаса, горняки сигнализировали с начала года. Повсюду, включая телепрограмму «Прожектор перестройки». Ответы, по российской традиции, приходили от тех, на кого жаловались, — в лучшем случае «факты подтверждаются не полностью». Как вспоминает Петр Бухтияров, возглавлявший несколько шахт региона, дошло до того, что люди собирались в шахты бросаться. Так что выходу на площадь не удивился никто. Хотя процесс впечатлил многих.

«Настроение одно: пусть руководство объяснит, как дальше работать, — рассказывает Кислицын. — Тысячи людей в черных шахтерских робах двигались в полной тишине. Молча. Только угольная пыль над ними висела. Моя жена тогда сынишку из детсада забирала и увидела это шествие. Ее первое впечатление: "Неужели война?!"».

Ждали всего. Не исключали и новочеркасский вариант развития событий. Профессор Кемеровского госуниверситета Александр Коновалов подтверждает, что такая вероятность была и были люди, готовые действовать именно так. «Но первый секретарь Мельников — мягкий, интеллигентный человек — не допустил бы этого, — уверен историк. — В Москве же власть просто растерялась, не знали как быть».

«Горняки, которые выходили на площади, искренне пытались изменить страну к лучшему, — уверен губернатор Кемеровской области Аман Тулеев, по просьбе «Ленты.ру» оценивший события четвертьвековой давности. — Мысли у них были светлые, многие их требования я и сейчас поддерживаю. Ведь они требовали самого необходимого — улучшения условий жизни и экологической ситуации, отмены талонов, борьбы с коррупцией и преступностью».

Угольный министр Щадов прибыл в Междуреченск на следующий день. Вопрос с мылом и другими бытовыми проблемами был решен сразу: выделить из госрезерва. Люди, уточнив прочие требования, разошлись. В Междуреченске стачка временно прекратилась. В остальном Кузбассе — только началась.

Борис Ельцин (на первом плане вполоборота) на встрече с представителями городской власти и рабочих комитетов. Медуреченск, Кузбасс, начало 1990-х
Фото: МБУК «Краеведческий музей города Междуреченск»
1/2

Требования

«Только и слышишь, как ребята головами о спинки кресел стукаются — бум-бум, бум-бум», — вспоминает член Новокузнецкого стачкома, горный мастер шахты «Байдаевская» Виктор Морозов сбор шахтерских делегаций в доме культуры в Прокопьевске. «Неделю до того никто не спал, на площадях все были, а сели — и стали вырубаться один за другим».

«Требования выдвигали уже от всего Кузбасса. А только у нашего стачкома был отпечатанный в типографии вариант, — отмечает Вячеслав Голиков. — Спорят-спорят, спорят-спорят — тут я выхожу, зачитываю наш первый тезис: "Экономическая самостоятельность предприятия". Затихли все. А потом: "Правильно, записываем!" Дальше опять спорят, выхожу я — второе им, третье. В конце концов мне и кричат: "Чего ты таскаешься? Стой там, говори сюда все, что есть". Раздали людям, те посмотрели, проголосовали».

Виктор Морозов (справа) и Юрий Комаров
Юрий Васильев

«А потом, — рассказывает Юрий Комаров, горнорабочий очистного забоя с шахты «Абашевская» и коллега Морозова по стачкому, — мы поняли, что работать так очень сложно: народу тысячи две, все кричат. Выбрали несколько человек от каждого города — пусть они обрабатывают требования, встречают правительственную комиссию и ведут переговоры. Дело пошло».

Тут вдруг выяснилось, что шахтеры, с их умением организовываться и решительно действовать, нужны всем. Власти РСФСР, без пяти минут новой России — для противодействия центру. Межрегиональной группе и прочим демократическим силам — для борьбы с партаппаратчиками. Появившимся новым профсоюзам — для стычек друг с другом и с официальным советским ВЦСПС.

Соглашение со стачечным комитетом Кузбасса подписали представители Совмина, ЦК и ВЦСПС. Среди пунктов соглашения были, например, требования помогать развивающимся странам с учетом реально складывающейся экономической ситуации и лишить привилегий первых руководителей всех рангов.

Пять листов по три колонки на каждом — «Требования трудящихся», «Ход выполнения», «Выводы и замечания». Пункт первый — требование: «Производить выплату вечерних и ночных смен согласно постановлению…»; выполнение: «Предприятия города этих средств не имеют». Выводы: «Вечерние решены».

Но с подписанием соглашения ситуация сама собой не улучшилась. «Люди приходили на смену, садились и говорили: "Начальник, зарплата будет? Если нет, в шахту не пойдем", — вспоминает Сергей Кислицын. — Поворачивались и уходили. И так месяцами. Катавасия с управлением: компартия сыпалась на глазах, другой власти еще не было. Рабочие комитеты лезли всюду, где можно было поруководить. А среди руководителей движения были те, кто, простите, с братом букварь скурил еще в третьем классе. Понимание крупного хозяйства, производственных отношений отсутствовало».

И все же, уверен Вячеслав Голиков, даже самые оригинальные экономические требования были вполне разумны: «Мы просили дать удочку, а рыбу наловим сами. После распада СССР шахтеры просили уже только рыбы как таковой». В набор «удочек», как указывает Юрий Комаров, входил, к примеру, банк с валютными счетами — созданный за восемь месяцев не без участия рабочих комитетов на базе Жилсоцбанка СССР. «Угольщики и металлурги получили возможность прямо торговать с заграницей, не перегоняя выручку в рубли», — поясняет Виктор Морозов.

Среди стачкомовских трофеев оказались четыре Ту-154М для Новокузнецкого авиаотряда: городской аэропорт решением центра превращался в международный. «Министр гражданской авиации ни в какую, — вспоминает Комаров. — Пришлось его пару раз стукнуть. Прямо в его кабинете».

Искушения

В связи со стачками тех времен приводят высказывание Михаила Горбачева по поводу региональных партийных организаций: «Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху». Сказано было не шахтерам и по совершенно другому поводу — но на горняцкое желание мыла, мяса и справедливости слова генсека легли наилучшим образом. Особенно когда речь зашла о создании параллельных структур власти — на уровне даже не регионов, но страны.

Представительство Новокузнецкого рабочего комитета находилось в Белом доме на 17-м этаже. «Ни у кого из стачкомов такого не было, — не скрывает гордости Комаров. — Поэтому на нас замкнулась общесоветская стачка».

Претензии Кузбасса к руководству новой России сформулировались вскоре после распада СССР
Фото: МБУК «Краеведческий музей города Междуреченск»
1/3

Виктор Морозов, отряженный в Москву, каждое утро сводил шахты с металлургическими комбинатами — чтобы не прерывался производственный процесс. «Принцип такой, — объясняет он. — Сегодня эта шахта отпускает уголь в Липецк и Магнитку, а эти бастуют. Завтра наоборот». Кроме прочего, Морозов следил за пополнением образованного при шахтерском движении фонда социальных гарантий. Шахтам, которым вообще перекрывали кислород, из него могли что-то подкинуть. Финансировали фонд металлургические комбинаты. Хочешь получать уголь, пополняй фонд».

Через искушение властью — не только экономической — прошли почти все. «1989 год, приезжают из Москвы партийцы, — вспоминает Вячеслав Голиков. — Говорят: "Мы вас в обком возьмем. А хотите — в Москву в ЦК". "Так я беспартийный", говорю. "Примем!"».

От места в партийной номенклатуре Голиков отказался — как и его коллеги. Впрочем, от работы со Старой площадью руководителей стачки это не избавило. «Пятнадцать делегатов по кабинетам ЦК бегают, — описывает Юрий Комаров один из визитов в Москву. — Отчеты толстенные собираем, которые для рабочих комитетов партийцы по итогам встреч готовили. Решили закурить. "Можно?" — "Можно, ребята, курите". Зря они это сказали: дым такой, что тараканы на всей Старой площади какие сдохли, какие на Солянку убежали. Инструктора окна открывают, а бесполезно. Шум, мат, "Беломор"...».

Одной из причин своего поражения стачкомовцы считают массовый поход активистов в депутаты всех уровней. «Растащили наших по углам, — рассуждает Комаров. — Через рабочий комитет проходили легко, и кампании никакой не надо было. А там дальше… Одному одно, другому другое — кого спаивали, кого запугивали, кого покупали — так и затягивало».

Через рабочий комитет в депутаты Кемеровского областного совета прошел и Аман Тулеев, впоследствии возглавивший областной парламент. «Он был известен как хороший железнодорожник, — объясняет Виктор Морозов. — При нем было прекрасно налажено снабжение шахт порожняком, мы до того страдали от нехватки вагонов».

И Морозов, и Комаров, и Голиков тоже стали областными депутатами. Сегодня они называют это не иначе как «разбазариванием рабочего комитета».

За что боролись…

Возможно ли сегодня повторение событий четвертьвековой давности, к примеру, в том же Междуреченске? «Наш русский менталитет таков, что может быть все, — откровенен Сергей Кислицын. — Яркий пример — горе 2010 года, взрыв на шахте "Распадская", где я работал заместителем гендиректора. Взрыв произошел в ночь с 8 на 9 мая. И уже десятого числа женщина, воспитатель детского сада, подняла полгорода. Вышла на площадь, давай голосить: "Зарплата маленькая, руководители шахт безопасностью не занимаются" — и подняла народ!»

Министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов (справа) появлялся везде, где вспыхивали шахтерские волнения
Фото: МБУК «Краеведческий музей города Междуреченск»
1/3

Переброска ОМОНа и приезд в Кузбасс Владимира Путина, в то время главы кабинета министров, потушили конфликт. Однако предпосылки к повторению чего-то подобного никуда не делись. «Здесь повсюду особо опасные объекты, — напоминает Кислицын. — Случись чего — пусть даже раздолбай палец не туда засунет, — на такой волне могут поднять хоть что». К тому же руководители угольных компаний идут по пути оптимизации. Цель — сохранить производство, но жизнь сокращенных рабочих и их семей от этого к лучшему не меняется.

«По иронии судьбы, практически все требования горняков и их лидеров оказались выполненными, — напоминает Аман Тулеев. И сегодня мы пожинаем плоды шахтерских забастовок 1989-1991 годов. Требовали забастовщики выхода России из СССР — получили распад Советского Союза в декабре 1991 года. В экономической сфере: добивались самостоятельности предприятий угольной отрасли? Требовали разрешить шахтам и разрезам устанавливать свои нормы выработки? Добились! Настаивали на том, чтобы отменить дисциплинарный устав, ликвидировать государственную горно-техническую инспекцию? Дескать, мешают работать. Сделали! Требовали не проверять, не ощупывать горняков перед спуском в забой на предмет наличия табака, зажигалок, спичек? Теперь не проверяют».

Валентин Копасов
Юрий Васильев

«Мы боролись за социализм с человеческим лицом, — объясняет Валентин Копасов, в 1980-х — начальник участка шахты "Центральная", вошедший в руководство стачкома Воркуты. — А напоролись на мурло, мерзкую харю капитализма. Показать бы тогда ребятам картинку 2016-го года — вы хотите так? Уверен, многие захотели бы остаться в 1989-м. Рабочий был более защищен, более уважаем, труд был в почете. Знали бы, к чему приведет — держались бы подальше от забастовочной деятельности».

По мнению Амана Тулеева, в конечном итоге победы забастовщиков вылились в безудержную гонку за прибылью любой ценой, даже ценой человеческой жизни, и в преступное пренебрежение элементарными правилами безопасности. «Как следствие, — констатирует губернатор, — новые трагедии в шахтах, взрывы и похороны. За что боролись, на то и напоролись… Теперь уже новые поколения горняков протестуют против того, под чем слепо подписывались четверть века назад их отцы».

Судьба героев из забоев

Вячеслав Голиков вошел в высший консультационный совет при председателе Верховного совета РСФСР Борисе Ельцине. Вскоре после провозглашения новой России совет был распущен. Важнейшей нынешней проблемой бывший глава совета рабочих комитетов Кузбасса считает отсутствие свободы слова и действенных профсоюзов.

Валентин Копасов был заместителем главного редактора городской газеты «Час пик», пять раз избирался в горсовет Воркуты, один раз — депутатом парламента Республики Коми. В городском парламенте Копасов представляет «Единую Россию». «Наша Федерация не может существовать без партии власти», — уверен бывший шахтер.

Петр Бухтияров продолжил работу в Новокузнецке по линии Росуглепрофа: «Мы с Аманом Гумировичем капитальную борьбу с забастовщиками вели». Полтора десятка лет назад он вышел на пенсию, сейчас ему 83. Среди его коллег, заявивших о себе во время забастовок — вице-спикер Госдумы, секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов, некогда возглавлявший профком шахты «Есаульская».

Сергей Кислицын в прошлом году решением Амана Тулеева был назначен главой Междуреченска.

Полный кавалер знака «Шахтерская слава» 83-летний Леонид Коффе недавно получил особое отличие — удостоверение ветерана Воркуты. Его марш «Столица мира» в декабре прошлого года стал лауреатом муниципального конкурса песни «О любимом городе».

78-летний Виктор Морозов — помощник директора ЧОП, инспектор охраны. Пенсия — около 15 тысяч рублей. По словам Морозова, его подопечные получают больше, чем инспектор. Но для того, чтобы стать охранником, нужна лицензия и курс обучения. «А какая из меня в этом возрасте ученица?» — спрашивает Виктор.

58-летний пенсионер Юрий Комаров после забастовок испытывал трудности с устройством на работу. Нынешней зимой он ездил из Новокузнецка в Воркуту. Через две недели понял, что в забой идти уже не может: «Здоровье не то, а условия все те же». Вернулся в Кузбасс незадолго до трагедии на воркутинской шахте «Северная», где в феврале от взрывов метана погибли 36 шахтеров и горноспасателей.

Сообщение о начале затопления шахты «Северная» было обнародовано 6 марта 2016 года. Ровно через 27 лет после того, как бригада участка №9 отпраздновала успех своей сидячей забастовки — одной из первых акций в цепи стачек 1989-1991 годов.

Юрий Васильев Кузбасс — Воркута — Москва

[Леонид Радзиховский]

http://um.plus/2016/04/06/raspad-sss...iej-v-xx-veke/
Апрель 6, 2016

Этот год – юбилейный.

25 лет как нет СССР, 25 лет РФ.

Я надеюсь в нескольких статьях поговорить об этом событии.

Сразу скажу – обязательный вой «и, родимый ты наш, и на кого ж ты меня покинул» по адресу дорогого покойника кажется мне образцом тупого лицемерия. По крайней мере – когда речь идет про Россию.

Популярные в 1991 г. во всех республиках СССР разговоры «хватит кормить …» и далее подставляют названия разных «чужих республик» получили за 25 лет совсем разный смысл.

Соотношение между республиками СССР и республиками бывшего СССР – абсолютно разное.

Люди в Грузинской ССР жили много богаче и сытнее, чем в РСФСР. Сейчас средний житель России живет куда богаче жителя Грузии. Молдавия никогда не была особо преуспевающей, но до такой жалкой нищеты по сравнению с Россией, как сейчас, в СССР никогда не скатывалась. Об Украине говорить нечего – это была преуспевающая по советским понятиям сельскохозяйственная и высокоразвитая (особенно ВПК) республика. Уж точно не бедней РСФСР. Сейчас ВВП на душу населения на Украине в 2,5 раза ниже чем в РФ.

Да что говорить – не было в России, в Москве, рабов из Средней Азии. В Узбекистане и Таджикистане жили бедней, чем в России – но такой ДИКОЙ разницы (ВВП на душу населения в Таджикистане в 10 раз (!) ниже чем в РФ) близко не было.

Тут все не просто, а очень просто.

Экономически от распада СССР выиграли Туркмения, Азербайджан, Казахстан, страны Прибалтики. И, конечно же, главный выгодополучатель – Россия.

И причины просты. Выиграли петрономики – проиграли те, у кого нефти нет. Казахстан еще надо отметить особо – они сейчас всё по тому же ВВП на душу населения обогнали Россию. Я не «казаховед», но думаю, одна из причин в действительно умелом руководстве республикой со стороны «пожизненного президента».

Другое дело, что здесь, как положено, возникает вопрос наследования, передачи власти – но это отдельная тема. И касается не только Казахстана – во всех исламских республиках, России и Белоруссии установлена более или менее жесткая Вертикаль (а попросту более или менее «монархический» строй), что делает вопрос «наследования власти» чуть ли не центральным. Но и на Украине, в Молдове, Грузии, Армении (как на подбор – не сырьевые и бедные!) регулярная смена президентов, как известно, проходит далеко не гладко, не просто.

И, главное, вопреки популярной мантре – эта сменяемость НЕ порождает ни социально-экономических успехов, ни даже «гражданского общества» и «правового государства», ни «борьбы с коррупцией» (про Грузию говорят, что она на этом пути добилась немалых успехов, но не благодаря демократии и смене власти. Впрочем, насчет этих успехов тоже есть разные оценки). В общем, в лучшем случае можно сказать, что сменяемость – условие совсем недостаточное.

Отдельная песня – Прибалтика.

Там и правда (особенно в Эстонии) уровень жизни «почти как в Восточной Европе». Но это, как говорят специалисты, не столько благодаря отрыву от России, сколько благодаря сохранению связей – прежде всего транспортных – с Россией. Для маленьких стран (та же Эстония) эта логистическая рента – важный источник дохода. Ну и массовая трудовая эмиграция в Европу – меньше ртов, выше доходы (уехало больше 25% населения, а если брать работоспособных – то до 50%!). Ну и конечно, полное, без дураков, копирование всех европейских правил – прежде всего в том, что касается коррупции. Она в Прибалтике по оценкам экспертов выше, чем в Северной Европе, но много ниже, чем в странах СНГ, где «откат» – главный механизм движения.

Что касается России, то под шум стонов о «геополитической Катастрофе» она, голубушка, сбросила со своей шеи «братские республики». Понятно, если страна едина, то «делиться надо». А если страны разные, то нефтедоллары – врозь. Вот, собственно и вся хитрая экономика – оказывается, что если деньги делить на 140 млн. ртов, то достанется больше, чем если на 280 млн.! Я, конечно, не хочу сказать, что остальные 14 республик ничего не вносили в Общий Котел. Разумеется, вносили. Но Россия пропорционально вносила больше – просто потому, что основные месторождения нефти, газа находились в РСФСР. (Прочие источники дохода – лес, ВПК, металлургия тоже главным образом в России, но от них общий доход куда меньше).

Я уж не говорю о демографии.

По переписи 1989 г. из 285 млн. населения СССР 147 млн. жили в РСФСР, 138 – в остальных республиках. Итого, в РСФСР на 6% больше.

В 2016 в РФ живет 146,5 млн. (включая Крым), в остальных республиках бывшего СССР – 146,3 млн. Видимо, в этом году окончательно сравняемся, а дальше «союзные республики» пойдут в обгон – конечно, исключительно за счет мусульманских стран (в Прибалтике, Грузии, Украине население регулярно сокращается – причём, в процентом отношении там депопуляция куда больше, чем в России).

Так что при сохранении СССР Россия сейчас имела бы скажем, в Союзном парламенте 50% депутатов, а в ближайшем будущем – меньше 50%. А ведь этот самый «парламент» как-никак принимает бюджет страны. Нет, пока речь идет о Суверенитете, Духовности и иных формах Изгнания Американского Дьявола – парламент был бы един и дружно исполнял бы Гимн Михалкова.

Но когда речь бы шла о ничтожных мелочах – отчисления в Центр и из Центра – вот тут могли в рамках Общей Духовности возникнуть мелкие споры. Без гарантированного большинства России по всем вопросам – если бы республики соединились. Ну, а уж в Совете Федерации, где каждая республика имеет право вето (а иначе их не уговоришь, пожалуй, остаться в Едином Государстве ) и у всех – равное представительство, там еще смешней…

Да и «Исламизация», о которой с таким бесконечным злорадством у нас говорят по отношению к Европе, сводится к тому, что там около 3% жителей – мусульмане. В «бывшем СССР» речь шла бы про 25%. И не бесправными гастарбайтерами, а полноценными гражданами были бы приезжие из Средней Азии.

Конечно, можно сказать, что если бы сохранился СССР, о, тогда и демография была бы другой, и приезжих было бы меньше (как уже сказано, Россия просто перечисляла бы деньги в Среднюю Азию) – но что гадать о том что могло бы быть. Проще исходить из того, что есть по факту.

Итак, и экономически, и демографически Россия, можно сказать, спаслась – за счет других республик.

Не зря Солженицын тогда написал : «нет у нас сил на империю». (Правда, он предлагал «полуимперию» – объединение России-Украины-Белоруссии и части Казахстана – но осталось еще спросить этих последних … В 1991 едва ли эта перспектива приводила их в восторг).

Вот так обстоит дело де-факто.

Ну и еще одна большая польза от гибели СССР – есть о чем ныть! Поныть-то мы любим, хлебом не корми (т.е. корми, конечно – ведь сладко ноется только на сытый желудок) – а тут такой повод и для ностальгии, и для обвинений в адрес врагов внешних и внутренних, «предавших и разваливших Союз», и для маниловских мечтаний о том, что было бы, если бы Союз остался…

Да, редкая удача в Истории России – экономическая, демографическая, психологическая – распад Союза. Ну, так иногда же и России должно везти…

[Фонд Егора Гайдара]

http://club.gaidarfund.ru/articles/2569
24 марта 2016

Состоялась первая дискуссия совместного цикла Фонда Егора Гайдара и Сахаровского центра «Четверть века без СССР: Ad Memoriam»

Участники:

Лев Гудков - директор Аналитического Центра Юрия Левады;
Виталий Куренной - философ, руководитель Школы культорологии НИУ ВШЭ;
Анатолий Вишневский - директор Института демографии НИУ ВШЭ, автор книги «Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР».

Модератор:

Андрей Захаров - доцент кафедры культуры мира и демократии Факультета истории, политологии и права Историко-архивного института РГГУ, редактор журнала «Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре».

[Эксперт online]

http://expert.ru/russian_reporter/20...-novoj-rossii/
Михаил Бондарь, Андрей Веселов, Михаил Рогожников, Дмитрий Бабинов, Дарья Данилова, Варвара Попкова, при участии Анны Мокиной 24 dec 2015

Спецпроект «Русского репортера». Как писать учебник современной истории

В 2016 году исполняется четверть века «новой России» — в 1991 году проиграли «путчисты», Борис Ельцин с коллегами распустил в Беловежской пуще Советский Союз, над Кремлем вместо красного знамени появился триколор. 25 лет — это уже исторический отрезок. Страна взрослеет и как будто даже возвращается в историю. А значит, самое время выяснить, как следует писать исторический учебник. На протяжении года мы собираемся подробно рассказать о главных событиях прошедших двадцати пяти лет, вспомнить самое важное, драматичное и интересное, и написать свой собственный живой учебник современной истории. Но перед тем как приступить к этой грандиозной задаче, мы поговорили с множеством российских историков и авторов учебников о том, как именно можно и нужно писать

Во время визита президента США Ричарда Никсона в Китай в 1972 году премьера КНР Чжоу Эньлая спросили о его отношении к Великой французской революции, на что тот якобы ответил: «Еще слишком рано об этом судить». Обычно в связи с этим ответом принято восхищаться мудростью, дальновидностью и подлинно стратегическим мышлением китайских лидеров, но на самом деле Эньлай просто недопонял переводчика и «спутал» революцию 1789 года и парижский «красный май» 1968 года. Как впоследствии рассказывал присутствовавший при этом американский дипломат Чейс Фримэн: «Я отчетливо помню происшедший обмен. Это было недопонимание, которое было настолько вкусным, что не хотелось его развеивать».
Реклама

И если о войнах и революциях двухсотлетней давности исторический учебник писать все-таки должен, то надо ли вообще писать о событиях, которые произошли 25 лет назад и еще слишком «горячие»?

— Все события менее чем 20-летней давности, это события собственной истории. Любые события требуют осмысления. Это будет не история, а идеологическая оценка, — убежден доктор педагогических наук, заведующий кафедрой педагогики МПГУ Алексей Рыжов. — Плюс это будут события о самих детях, которых мы сейчас учим. Поэтому как минимум должно пройти одно поколение. Социологи считают, что одно поколение — это как раз 20 лет. После этого события могут попасть в учебник истории. И изложение этих событий должно принципиально отличаться. У детей есть родители, которые были очевидцами недавних событий. И родители будут интерпретировать их по-своему. Для ребенка слова мамы с папой всегда более значимы и более запоминающиеся, чем то, что написано в учебнике.

Действительно, трудно нейтрально, в сухом научном стиле описывать крушение СССР, которое для одних — «величайшая трагедия», а для других «избавление от диктатуры и обретение свободы». Для одних — военные кампании в Чечне: борьба с терроризмом и наведение конституционного порядка, для других — война с собственным народом. Присоединение Крыма разными людьми называется и «возвращением в родную гавань», и «аннексией». И все это не опрокинутые в глубину веков абстрактные кабинетные или кухонные споры, а само содержание сегодняшней человеческой жизни.

— В учебниках по истории это не надо затрагивать! В любом случае речь об этом может зайти только в старших классах, да и то там на это часов не хватит, — доказывает профессор кафедры истории и теории политики МГУ

Сергей Черняховский. —– Естественно, здесь даже последние десятилетия советского периода следует отображать в самых общих штрихах. Обсуждение недавних событий — это другой предмет. В вузах есть такое направление, как «Политические процессы современной России».

В разных школьных и образовательных традициях разные подходы: близкую историю изучают везде, но где-то в рамках истории, а где-то в рамках обществоведческих дисциплин.

Велопробег по Садовому кольцу в 1991 году. Жизнь продолжалась, даже когда полки магазинов пустели, а в Москву входили танки

— У разных национальных школ есть разные взгляды на то, до какого момента нужно писать учебники и вообще преподавать историю, — говорит главный редактор журнала «Историк», учитель истории Владимир Рудаков. — В одних странах считают, что все, что было 20–30 лет назад, — это уже политика, а не история, и поэтому дальше учебники не пишут. Что мы знаем про события 1993 года в Москве? У нас ведь есть воспоминания участников. Но это слово против слова. Что было за кулисами, кто, какие решения принимались в августе 1991-го? Тоже не знаем — архивы-то закрыты. Другое дело, что школьники имеют право и хотят знать, что происходило и в недавнем прошлом. Они тогда были детьми или еще не родились и поэтому хотят услышать на уроках истории о том времени. На каких еще уроках они об этом узнают? Только на истории. Так что придется по-прежнему доводить курс истории, как было принято говорить, «с древнейших времени до наших дней».

Специально обходить «наши дни» и вообще никак их не описывать еще и очень опасно. В переполненном информацией мире этот искусственный вакуум будет мгновенно заполнен сведениями из самых разных, в том числе ненадежных, источников — из книжек псевдоисториков, из желтых газет и телепередач.

— Большие промежутки времени, не заполненные сведениями о событиях, во всяком случае о сути происходившего, которые слишком часто есть в учебниках, заполняются мифами, в том числе социально опасными, например концепциями заговора, — сетует профессор кафедры всеобщей истории Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Борис Филиппов. — Концентрация мифов — это переход от Советского Союза к постсоветской России. Масон ли, агент ли ЦРУ Горбачев или нет, такие вопросы ставит мифологическое сознание, потому что самостоятельно объяснить: почему рухнула великая держава, это все-таки может быть даже выше человеческих способностей. Этот период перехода обязательно должен быть показан подробно.

То есть у нас ситуация, когда «нельзя писать», но «не писать тоже нельзя».

— Подтекст вашего вопроса иной: стоит ли вообще рассказывать в школе о событиях 1991—2015 годов? – говорит историк, директор гимназии № 1505 Леонид Наумов. — Тогда, да стоит. Но самый важный, сложный и интересный вопрос, который на самом деле волнует и меня, и тысячи других учителей, звучит у вас скороговоркой и почти случайно – «как».

Так вот, как можно рассказывать о недавней истории?

Живая история

— Хорошо. Как вообще это мероприятие планировалось? — рассказал в свое время «РР» полковник в отставке Николай Баталов о неудавшейся попытке военного переворота в России 20 июля 1998 года под руководством генерала Льва Рохлина. — Хотели силовой захват власти. Силовой! Вот даже разговора не было о каких-то там «протестных мероприя*тиях». Это так, несерьезно. Вот сюда, в центр Волгограда, на площадь Павших Борцов и площадь Возрождения, планировалось вывести силы корпуса.

Но у большинства жизнь не была сытой. Школьный завтрак — напиток и булочка

При всех сложностях, связанных с изучением современной истории, с закрытыми архивами и горячей эмоциональностью восприятия, с мучительными попытками найти баланс и при этом не потерять здравый смысл в бесконечной цепи оговорок, этот процесс имеет одно неоспоримое преимущество по сравнению с изучением давней истории — его можно воочию наблюдать. Есть множество свидетелей с разных сторон. Живы многие участники.

И для нас это еще и привычная, вполне журналистская работа. «РР» неоднократно делал и исторические расследования, и очерки о персонажах недавней истории с живыми свидетельствами. Да, мы не знаем точно, к примеру, обстоятельства смерти Льва Рохлина, но точно знаем, что заговор был, и знаем подробности его плана, от свидетелей и участников.

— При написании учебников обращаться лучше к чистому источнику, к трудам тех историков, в чьей интеллектуальной честности никто не сомневается, для того чтобы не оказаться в плену мифов, исторических подлогов, — говорит профессор Филиппов. — Но применительно к настоящему периоду лучший источник — это воспоминания участников событий. Когда деятелей 1990-х стали критиковать в последнее десятилетие, они стали защищаться, давать интервью и писать воспоминания. Теперь мы можем, читая их, выстраивать свою картину.

Это называется «живая история».

Про новейшую историю мы знаем так много, что даже отчасти снижается проблема концепций и интерпретации, сами факты живы и интересны. Редкий для истории случай, например, как и когда образовалась группа, которая сыграла исключительную роль в новейшей истории — группа «реформаторов», и как она вошла во власть. «Эта группа имела три куста, которые сформировались независимо друг от друга, — рассказал в свое время на публичной лекции в Полит.ру участник группы, руководитель Института национальной модели экономики Виталий Найшуль. — Они познакомились в 1987 году». И дальше в той же лекции: «Я сам видел текст, который Гайдар писал для Ельцина, с этим текстом Ельцин должен был выступать. И там были слова о том, что необходимо произвести освобождение цен. Рукой Ельцина на этом тексте было написано: “уже в этом году”. А это, я думаю, и есть головная операция, которую провела гайдаровская команда».

Понятно, что участники событий могут рассказывать разные версии и давать разные оценки, но и у историка, как и журналиста есть метод и позиция, которые требуют определенной нейтральности и задачи сначала установить факт, а потом уже нанизать его в какое-то повествование.

— Если вы возьмете зарубежные страны, то там современность в историю не входит, это называется политология или как-то иначе. Хотя, например, в Германии есть «современная история», это специальный термин. Послесловие в курсе истории должно быть, иначе ученик будет воспринимать это как абстракцию, которая не связана с реальной жизнью, — говорит старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, профессор ВШЭ Вадим Дамье. — Должны быть представлены разные точки зрения. Что это значит? Не нужно писать, если правительством сделан такой-то шаг, то это — «идиотская мера» и нельзя было этого делать. Даже если человек сам так считает, в учебнике это писать нельзя. В учебнике нужно написать, что те, кто принимал это решение, основывались на тех и тех фактах, а те, кто критикуют это решение, руководствуются такими-то аргументами.

При этом здесь и сами историки часто пользуются приемами журналиста и социолога:

— В рамках метода живой истории можно также брать интервью, — отмечает Филиппов. — При этом нужно уметь надавить на ту мозоль, когда человек начинает рассказывать больше, чем он хочет рассказать. Если ты думаешь, что пришел и тебе все расскажут — нет, не расскажут. Есть вещи, которые бывает стыдно рассказывать, но если ты правильно задашь вопрос, то расскажут.

Многообразие источников

«Меняю лицо кавказской национальности на жидовскую морду» — один из самых характерных московских анекдотов времен первой чеченской войны. Антисемитизм как проблема обсуждался активно в перестройку, потом проблема исчезла, зато появился другой образ «чужого»: выходцы из Северного Кавказа. А в последнее время накал и этой проблемы снизился: вся страна видела как чеченцы и другие народы воевали «за Россию» в последних войнах. Но при этом анекдот остался и стал историческим источником, мы можем себе живо описать конфликты и официальный язык того времени.

В новейшей истории мы имеем массу нетривиальных источников, в том числе и в массовой культуре. Пять лет назад «РР» исследовал новейшую историю по текстам популярной музыки, получилось забавно, но полезно. Например, мы увидели как желаемый «Американ бой, поеду с тобой» меняется в начале 2000-х на других героев: если верить группе «Поющие вместе», только он удовлетворяет довольно скромным требованиям русской женщины, которая хочет всего лишь «такого, как Путин, полного сил, // Такого, как Путин, чтобы не пил, // Такого, как Путин, чтоб не обижал…»

Да есть проблема архивов и продолжающегося следствия или политического процесса. Например, дела против Михаила Ходорковского все еще заводятся новые, в том числе по эпизодам, где есть исторические свидетельства, но нет прямых доказательств. Для статьи «РР» под названием «Ходор»

Виктор Дятликович собрал много материала: «С мэром Нефтеюганска Владимиром Петуховым я встречался за неделю до его убийства. На его столе стояла вызывающе большая табличка: “Денег нет”. Но ясности про громкие дела того времени вряд ли мы достигнем в ближайшие годы. Естественно, предполагаемый учебник должен содержать только “железные факты”».

Но несмотря на недостаток «закулисных» источников, есть источники, которые мы и не могли себе вообразить, например Викиликс, полный забавных деталей и подробностей. «Сын начальника департамента уголовного розыска МВД РФ Владимир Колокольцев рассказывал Каневу, что своей задачей номер один его отец считает смещение Лужкова в течение года. У Колокольцева есть опыт — именно он убрал из Орла губернатора-долгожителя Егора Строева», — писал американский посол задолго до отставки бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова.

Митинг в поддержку Бориса Ельцина в начале 1990-х

Поэтому основная проблема даже не в недостатке фактов, а в том, чтобы в них не запутаться и не запутать читателей.

— Я вот на досуге решил подсчитать в учебнике для 8-го класса количество дат, событий и имен, — говорит Алексей Рыжов о проблеме фильтрации фактического материала. — В именах я остановился на цифре 1,5 тысячи, дальше не стал считать. И на цифре 800 дат я тоже остановился. Подчеркиваю, это не полный список. Как разобраться ученику с тем количеством фактологии, которая ему предлагается? А ведь эта фактология еще и оценочными суждениями снабжается. Вот эта проблема является центральной для современных учебников.

А как можно и нужно отбирать факты и рассказывать историю?

О чем главный сюжет?

В отличие от древней истории, в истории последнего времени трудности прямо противоположные. Мы отлично можем реконструировать историю быта и обыденности: как появлялись евроремонт и новостройки, как возникали новые школы, что сколько стоило, какие песни и фильмы смотрели люди, как менялся рабочий график, что ели и особенно пили. Трудности возникают в большой истории: истории общества и государства.

— Учебник должен иметь такую струю, тренд, линию, на которую все факты бы нанизывались, как шашлык на шампур, как детали на ядро, — говорит военный историк Олег Сергеев. — Не познав общего, нельзя познать частности. А еще нельзя игнорировать крылатое высказывание Владимира Ильича Ленина: «Смешно не знать военной истории!»
С историей войн и внешней политики все более-менее ясно, и хорошо документировано. Но во внутренних делах придется выбрать приоритеты, угадать главные тренды эпохи, как если бы мы писали историю через сто лет.

Номер в очереди в магазин «Детский мир» на руке — тоже «заря» 1990-х

— Это период становления современного российского государства, — считает Филиппов. — Задача номер один, которая стояла перед руководством страны и перед страной, была сохранить страну, сохранить ее целостность, единство страны. Каким образом было сохранено единство — это главная проблема. Тут же стоит говорить о том, а какие возможности для этого были. Мне рассказывали, как на заседании правительства Гайдар в ответ на предложение Шахрая применить военную силу, спросил: «А вы уверены, что они будут выполнять наш приказ?..» У нас государство самоустранилось в начале 1990-х. Люди несли деньги в МММ, потому что они по-прежнему считали: если что-то разрешено, значит, государство за это отвечает. А оно никаких обязательств на себя перед обществом по большому счету не взяло и было занято совсем другим.

Причем в самих источниках процесс разрушения и восстановления государства в разные эпохи обсуждался по-разному. Например, в 1990-е основным мотивом обсуждения было строительство демократии, а не сила государства. В западной истории и политологии и сейчас усиление и ослабление демократичности является основным сюжетом описания политической истории новой России. Это кажется явным упрощением, схема не работает. Но и не обсуждать демократию, которую мы строили, по официальной версии, почти до последнего времени тоже не можем.

И тут мы согласны с историком Борисом Филипповым, что несколько более сложную и работающую схему предлагает американский социолог Чарльз Тилли:

— Чарльз Тилли пытался проанализировать опыт демократического строительства в постсоветских странах. У него очень важные замечания о том, как трудно найти золотую середину между силой государства и силой демократии, так что — чуть-чуть в сторону и все идет вразнос: либо диктатура, либо анархия.

Мы видим в новейшей истории маятник, где сначала разрушается государство, но усиливается демократия, потом усиливается государство, но ослабляется демократия, причем желаемое направление — сильное государство при эффективном вовлечении граждан, демократии.

Связанный сюжет — про империю и нации. В вышедшей только что книге Nationalizing Empires совершена концептуальная революция: оказалось, что империи и нации — не противоречат сущности, они возникали вместе, рука об руку. Инициатор проекта — российский историк Алексей Миллер.

— Идея, что империя — это плохо, а нация — это хорошо, и что будет нам всем счастье, когда мы все распадемся, была очень популярна в 1970–1980-е годы, особенно в тех кругах, которые производили культурную продукцию, — комментирует Миллер для журнала Historicum. — И потом, собственно, наступил этот самый распад. И сразу возникли некоторые сомнения. У нас на глазах распадалась Югославия, потом стал распадаться Советский Союз. И хотя мы часто говорим, что Советский Союз распадался заметно менее кроваво, чем можно было ожидать, но кровищи-то было все равно очень много.

Большинство новых исторических концепций в странах Восточной Европы и Азии — это концепция нации, причем нации обиженной. Для России она явно не подходит. Россия — многонациональное государство и стремится не к унификации народов, а к разнообразию в одном государстве, и это другая грань ключевого сюжета последней четверти века.

Символ «новой России» и нового капитализма — «Макдоналдс». Такого раньше не было

Личность в истории

— Русский историк и педагог Петр Михайлович Бицилли писал, что если у историка не будет внимания, уважения к исторической личности, то не будет воспитываться и уважение к человеку вообще, то есть к самому читателю истории, к нам самим, а это большая проблема именно для нашей культуры, — говорит Борис Филиппов.

Человек в историческом повествовании — это герой, совершающий поступки. В шекспировском театре не обязательно ставить грубые оценки типа хороший или плохой человек, в самом его действии и драматических обстоятельствах раскрывается характер.

— Работа была выматывающей, — рассказывал «РР» внук Евгения Примакова Евгений Сандро, — он почти не бывал дома — только чтобы приехать, упасть, проснуться и уехать. Ему редко удавалось отдыхать. Он любил бывать в театре, а лучший отдых — это бесконечное чтение. Еще писал стихи для души. Очень хорошие стихи, очень трогательные стихи, которые мы сейчас перечитываем. Иногда даже сама работа — как один из видов отдыха. Но пост главы правительства отбирал у него все душевные силы, и ни на что не оставалось времени.

Это мнение внука, очень комплементарное, но есть и другие, любая политическая фигура противоречива, но этим же и интересна, плоские характеры не натуральны. Вы можете любить одних премьеров, а других ненавидеть, но как они работали в каких условиях, как именно решались или не решались на поступки — интереснее оценок.

— Нужно еще прослеживать человеческие судьбы и отмечать, как они связаны с общественными институтами, — дополняет Филиппов. —Активный человек не может реализоваться вне какой-то структуры. В позднесоветское время едва ли единственной более или менее живой структурой был комсомол, потому что партия совсем одеревенела, как и профсоюзы. И вот под эгидой комсомола появилось в тот период много энергичных людей. Они составили бизнес-актив первых лет. Также активные деятели вышли из спортивных структур, из преступных — причем это очень важно для наших 1990-х годов. Также, когда все развалилось, то не развалилась Церковь — и за каких-то несколько лет было зарегистрировано 4300 новых общин, и они стали строить и восстанавливать храмы.

Смысл и назначение истории

Понятно, что раз мы говорим о приоритетах и концепциях, то явно у учебника будут какие ценности, смыслы и оценки. Эта проблематика весь последний год обсуждалась в рамках создания «единого учебника истории». Так или иначе, но от идеи одного-единственного учебника как канонического священного текста со временем отошли в сторону единого историко-культурного стандарта. «Я предложил бы единый учебник по истории не понимать как одну конкретную книжку», — заявил бывший министр образования, а ныне помощник президента Андрей Фурсенко. И вот в апреле 2015 года общественности представили линейки целых трех единых учебников, которые осенью и были направлены в школы.

— Скорее речь идет не о взглядах, а принципах формирования содержания. Это принципы патриотизма, толерантности, гражданственности. Здесь двух мнений быть не может, эти вещи прописаны в конституции, – объясняет заместитель директора Института российской истории РАН Виктор Захаров, один из разработчиков концепции единого учебника. – У нас есть набор конкретных фактов, событий и людей, которые являются обязательными. В учебнике даются сведения, дальше в школе можно с этим работать: поставить вопрос о работе какого-либо деятеля, начинать дискуссию.

Разнообразные же спорные и болезненные моменты в учебных пособиях будут драпироваться политкорректными формулировками. Монголо-татарское иго станет «ордынским», чтобы, видимо, не обидеть татар. Октябрьскую и Февральскую революции вместе назовут Великой русской революцией — по аналогии с Великой французской и Английскими революциями. По масштабам и последствиям это действительно великое событие, а уж приветствовать революцию или проклинать — дело десятое.

А как нам поступать с историей последней четверти века? Утонуть в политкорректности или, наоборот, не сглаживать углы?

Понятно, что исторический текст. В отличие от публицистики предполагает больший масштаб и отстраненность, и понятно, после его прочтения никому не должно хотеться, как однажды говорил историк Алексей Миллер, ни убивать (врагов), ни самоубиваться (от прочитанных ужасов про свою родину).

Одна из немногих стран «первого мира», где что-то вроде единого учебника есть, — это Япония.

— В Японии еще с конца 1950-х существует практика, когда учебники проходят обязательную экспертизу через министерство образования, – говорит доктор исторических наук, профессор кафедры новейшей отечественной истории МПГУ Василий Цветков. — Здесь отслеживается их соответствие учебному стандарту, в основе которого, помимо чисто методических рекомендаций, содержится детальная характеристика определенных исторических периодов. И там подчеркивается, что Япония —это страна, которая имеет сложную историю. Не делается никаких секретов из милитаристского прошлого. Дети должны знать трагедию атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Но главное в том, что страна сумела сохранить единство народа. И после Второй мировой войны, когда страна лежала в руинах, она была восстановлена не только благодаря, как говорится, помощи Запада, но и благодаря тяжелому, самоотверженному труду миллионов людей. Вот эти ценности обозначены предельно четко.

Войны, к счастью, удалось избежать

А вот в Южной Корее попытка ввести единый учебник обернулась громким скандалом, митингами профессоров и студентов, шествиями и забастовками. Так жестко академическая среда отреагировала на попытки правящей правой партии «Сэнури» в новом учебном пособии «обелить» президента и генерала Пак Чон Хи: фигуры для Кореи неоднозначной, автора «экономического чуда», но и диктатора, жестоко расправлявшегося с политическими оппонентами, а по совместительству еще и отца нынешнего президента Пак Кын Хе, которая и затеяла реформу.

Исторические учебники не должны быть навсегда, основные ценности и доблести логично брать безусловные и общие. Например, мы пока бы смотрели ценность мирного и дружного существования разных народов, ценность человека, его свободы и творческой самореализации. Ну понятно, последние 25 лет — это не начало и не конец истории:

— Человеку нужно понять смысл того, ради чего мы живем, — рассуждает Филиппов. — Без этого он не может существовать как народ. И конечно рассказ об истории 25-летия нужно начинать с того, что мы были великой державой, которая по разным причинам дважды за одно столетие рухнула… Киссинджер, который не очень высоко оценивал российскую и советскую политику, в своей книге «Дипломатия» говорит, что во всех кризисах Россия спасала Европу. И я своим студентам даю задание: посмотрите, как и что Киссинджер пишет о России, и студенты изумленные и гордые сообщают мне о том, что мы, оказывается, Европу спасаем.

Такие смыслы не нужно писать явно в учебниках, но ничего нельзя написать, если не чувствовать какого-то смысла в этой грандиозной, часто жестокой драме под названием история России.

[Эксперт online]

http://expert.ru/russian_reporter/20...chast-vtoraya/
Дмитрий Карцев, Софья Дворцова, Анна Шершакова 17 mar 2016


«РР» публикует вторую серию документального сериала, посвященного последнему этапу отечественной истории, который ознаменовался распадом СССР и учреждением Российской Федерации четверть века назад, в 1991 году (см. первую часть, посвященную 1991 году, в № 3 (405) от 21 января 2016 года). Новые серии будут выходить раз в два месяца до конца 2016 года. Проблема в том, что, говоря о 90-х, как правило, имеют в виду две совершенно разные оптики. В одной, условно «либеральной», существует только историческая неизбежность тогдашних действий государства, в другой, столь же условно «патриотической», — их неадекватно высокая цена для большинства людей. «РР» попытался вспомнить все и воссоздать как можно объемную картину событий 1992 года.

Что сделали

31 декабря 1991 года газета «Куранты» порадовала своих читателей новогодним прогнозом астролога Павла Глобы: «Хуже, чем будет в 1992-м, не было никогда». Всего через два дня многие читатели твердо уверовали, что звезды не врут. Длинных выходных тогда не было, уже 2 января россияне отправились на работу и по магазинам. Тогда же вступил в действие президентский указ о либерализации цен.

«Взял один рубль и пошел за хлебом, так как не запасся до Нового года, — вспоминает блогер boxer_w суровую зиму 91–92-го. — Подойдя к гастроному, увидел: плачут две бабушки, подумал — какое-то горе случилось. Зайдя в гастроном, подошел к прилавку и положил рубль для оплаты хлеба. Меня вежливо попросили посмотреть ценник. Трудно описать мое состояние, когда увидел цену на хлеб, 4 рубля 20 копеек, — до Нового года он стоил 20 копеек. Остальное тоже было неподъемно по цене. И тут я понял, почему бабушки плакали».

Зато в одночасье исчезли классические советские очереди и появились долгожданные продукты. «Покупатели хорошо разбирали сахар по 8 руб. 40 коп., — писала на следующий день “Независимая газета”, — по их словам, они так изголодались по нему, что не обращают внимания на цены».

Но ожидания все равно оставались мрачными; корреспондент «Российской газеты» всерьез предполагал, что пассажиры не станут покупать билеты на электрички по новым расценкам, а контролеров будут просто выкидывать из вагонов. «Я лично была свидетелем, — цитировал свою читательницу еженедельник “Аргументы и факты”, — стояла в магазине, зашел человек, прилично одетый, нормальный с виду... Увидел мясо по 70 рублей, выхватил пистолет и давай палить!»

Говядина, стоившая 7 рублей за килограмм, стала продаваться в государственных магазинах по 80, а на рынках ее цена доходила до 150–300. Цена водки взлетела до 180 рублей — на некоторое время она стала деликатесом, а вскоре в массе была вытеснена опасными подделками и дешевыми техническими спиртами. Средняя зарплата при этом составляла 330 рублей, студенческая стипендия — 150. Кроме того, накопления граждан на сберкнижках были на неопределенный срок заморожены, что в условиях гиперинфляции фактически означало изъятие денег в пользу государства. У сберкасс в январские дни 1992 года разыгрывались настоящие трагедии…

Рост цен в январе составил 346%, к маю снизился до 12%, среднегодовая инфляция достигла 2600%.

В конце января президент Борис Ельцин издал еще один судьбоносный указ — «О свободе торговли». В советское время, по сути, любая купля-продажа товаров с рук считалась спекуляцией и каралась по закону; теперь же, напротив, были сняты практически все ограничения по месту и предметам торговли.

«Подлец человек ко всему привыкает» и «хочешь жить — умей вертеться» — шоковая терапия на глазах соединяла два полюса русской культуры: христианскую философию Достоевского и блатную мудрость зэка, спасавшие народ в самую тяжкую годину. И все это под музыку из «Русского альбома» группы «Аквариум» — пожалуй, основного стихотворно-музыкального рефрена 1992-го. Борис Гребенщиков пел про Россию, когда миллионы только начинали мечтать об эмиграции, и нашел слова для молитвы, когда все только привыкали говорить о деньгах:

Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой...
Прими, Господи, этот хлеб и вино,
Смотри, Господи, — вот мы уходим на дно;
Научи нас дышать под водой...

Что думали

«Проезжая через Лубянскую площадь, увидел что-то вроде длинной очереди, вытянувшейся вдоль магазина “Детский мир”, — вспоминал Егор Гайдар о Москве на следующий день после подписания указа “О свободе торговли”. — Все предыдущие дни здесь было довольно безлюдно. “Очередь, — привычно решил я. — Видимо, какой-то товар выкинули”. Каково же было мое изумление, когда узнал, что это вовсе не покупатели! Зажав в руках несколько пачек сигарет или пару банок консервов, шерстяные носки и варежки, бутылку водки или детскую кофточку, прикрепив булавочкой к своей одежде вырезанный из газеты “Указ о свободе торговли”, люди предлагали всяческий мелкий товар… Если у меня и были сомнения — выжил ли после семидесяти лет коммунизма дух предпринимательства в российском народе, то с этого дня они исчезли».

Это маленькая зарисовка не только будней январской Москвы 1992 года, но и психологии команды Гайдара, совершившей реальную революцию: советский социализм сменился капитализмом. Гайдар видел надежду там, где легче было бы заметить отчаяние людей, всеми способами пытавшихся выжить.

У метро «Баррикадная» разливают портвейн

Существовала и еще одна оптика, в которой все перипетии повседневной жизни меркли по сравнению с колоссальным духовным освобождением, который подарил первый год новой России. «Дневник оборвался пять лет назад со смертью мамы, — писал на исходе 1992 года физик-ядерщик Николай Работнов. — Жизнь изменилась фантастически. С одной стороны, нищаем, хватает только на еду. С другой — я трижды за два года съездил за рубеж, после четвертьвекового моратория — и в Европу (Юлих, ФРГ), и в Азию (Ю. Корея), и в США, где провел неделю растительного существования у Турчиных, два с половиной месяца назад».

Дело тут, конечно, не в поездках за границу как таковых: для большинства они оставались несбыточной мечтой. Но само чувство грандиозных новых возможностей опьяняло творческую интеллигенцию. Для нее государство из врага превратилось в союзника, да еще и в защитника от миллионов, мечтавших о «красном реванше» — возвращении в СССР.

Кто сделал

Критики команды Гайдара упрекали ее в отсутствии продуманной программы реформ. Михаил Леонтьев, в начале 1992 года обозреватель «Независимой газеты», писал, что решения Совмина принимаются по конспектам Валентина Павлова — первого и единственного советского премьера, проведшего в 1991 году непопулярную денежную реформу и отбывавшего в то время наказание за участие в ГКЧП. «Прочтение нормативных актов российского правительства, — писал Леонтьев, — побуждает заявить: “Свободу Валентину Павлову!”».

«К 1991 году мы оказались единственной командой в стране, которая потратила больше десяти лет на профессиональную работу над тем, как осуществить в нашей стране экономическую реформу», — парировал в интервью Полит.ру Анатолий Чубайс, в 1992 году председатель Государственного комитета по управлению имуществом (Госкомимущество), отвечая на упреки в неподготовленности реформ.

Команда «реформаторов» и два с половиной десятилетия спустя определяет экономический курс страны.

Лидер младореформаторов Егор Гайдар. Курс развития страны его команда определила на два с половиной десятилетия вперед

У тогдашней прессы в ходу было определение «правительство камикадзе». Имелось в виду, что его члены взяли всю полноту ответственности за непопулярные решения и обрекают себя на политическое самоубийство.

«Если кто-то из нас так о себе говорил, то в этом была доля лукавства и экзальтации, — в интервью журналу Forbes вспоминал Петр Авен. — Посмотрите наши биографии, какие из нас — из меня, Толи Чубайса, Андрея Нечаева, Саши Шохина — камикадзе?.. Мы понимали, что, действительно, реформы тяжелые, какое-то время это будет непопулярным, но, в принципе, мы все равно видели себя входящими в историю, в элиту экономистов». В том же интервью Авен, председатель совета директоров Альфа-банка, вскользь упоминает свою любовь к обеспеченной жизни…

Либеральный экономист Сергей Гуриев так объяснял провалы команды Гайдара: «Я читал о том, что на первом заседании реформаторского правительства в конце 1991 года кто-то из них предложил: давайте сейчас посмотрим друг другу в глаза и скажем, что мы не собираемся сами получать от государства никаких квартир, машин и так далее. Это предложение не прошло. И это очень грустно. Я пытался у многих из тех реформаторов выяснить, как такое произошло, что почти все они стaли очень состоятельными людьми. Некоторые отвечали, что было понимание, что, мол, наконец-то надо пожить нормально, мы так долго страдали при советской власти, мы заслуживаем хорошей жизни…»

Кто руководил

Политический 1992 год оказался на пару недель короче хронологического. Он начался 2 января с либерализации цен и закончился 14 декабря с утверждением Виктора Черномырдина на посту главы Совета Министров. Принимая программу Гайдара, Борис Ельцин, очевидно, не ожидал, что последствия «шоковой терапии» окажутся настолько шокирующими.

«Это одна из тяжелейших историй, — вспоминал Анатолий Чубайс. — Я очень хорошо помню, как мы ему черкали доклад к съезду 1991 года, ноябрьскому, кажется. Там было: “Три месяца будет плохо, потом легче”, “Цены несколько повысятся — потом опустятся”. Мы все время — Егор особенно, я меньше, — пытались это исправить — три месяца заменить на пять лет. Это естественно. Он исправил. На четыре месяца. Мы ему — четыре месяца на четыре года. Конечно, Ельцин: а) искренне хотел, чтобы так было; б) любому политику это хочется говорить; в) он искренне считал, что это правильно, что так и должно быть».

Правда, в интерпретации самого Ельцина все выглядело несколько по-иному.

«Информация ко мне приходила из разных аналитических источников, — рассказывал он в книге “Записки президента”. — Все они делали один вывод — создалась критическая масса недовольства правительством. Гайдар как неопытный политик давал заверения близкой стабилизации. Поневоле мне приходилось делать то же самое».

А четыре месяца спустя, в конце мая, как вспоминает Гайдар, президент пригласил его к себе и сказал: «Егор Тимурович, мы резко сократили военные расходы, государственные инвестиции, дотации сельскому хозяйству, расходы на науку, образование, здравоохранение, культуру. Скажите мне, где теперь база нашей политической поддержки?»

Сергей Глазьев, замминистра экономических связей в гайдаровском правительстве, а впоследствии большой критик его реформ, считает, что Ельцин, а вместе с ним и страна, оказался заложником собственного управленческого стиля: «Вообще Ельцин любил простые решения, не вдаваясь в суть дела. Он мог вводить революционные изменения и потом смотреть, что из этого получается».

Кто сопротивлялся

К тому времени в самом разгаре был конфликт законодательной и исполнительной ветвей власти. Уже через пару недель после начала реформ Руслан Хасбулатов заявил, что Верховный Совет поставит перед президентом вопрос об отставке «недееспособного правительства», а в крайнем случае «воспользуется своим конституционным правом» отставить его самостоятельно. Вице-президент Александр Руцкой примерно в те же дни публично заявлял, что Ельцин взял на себя неподъемную ответственность — совмещать посты президента и главы правительства…

Вся структура власти в стране покоилась еще на советской, брежневской Конституции. Институт президентства в ней изначально отсутствовал, а теперь образовался такой «нарост» специально под Ельцина. Отсюда неизбежная проблема: кто перед кем ответствен, кто какие вопросы решает. В советское время ключевые решения принимала КПСС. Теперь партии не было, Верховный Совет рассчитывал, что сможет заменить ее в роли коллективного вождя.

Народные депутаты были крепко связаны с «землей» и со старыми структурами общества. Так что противодействие реформам было социально обусловлено — вопрос состоял только в том, кто возглавит оппозицию.

И здесь свою роль сыграли персональные решения Ельцина. В 1990 году во вновь избранном Верховном Совете ему понадобился человек с аппаратными навыками, но без аппаратных связей — и появился Хасбулатов. В 1991 году для победы на президентских выборах нужны были голоса колеблющихся избирателей — и возникла фигура популярного офицера-«афганца» Руцкого. В 1992 году эти люди сохранили за собой ведущие посты в стране, реально же были отстранены от принятия решений. Так они вполне естественно оказались главными недовольными.

9 февраля около 40 тысяч коммунистов и сочувствующих совершили шествие от Крымского вала до Манежной площади, где состоялся митинг. Накануне мэрия, разрешив сам митинг, запретила любые уличные шествия, но московская милиция не решилась применить силу для разгона манифестантов.

«На следующий день начальник ГУВД Аркадий Мурашев зачитал по радиосвязи обращение мэра Москвы Гавриила Попова к личному составу милиции, — писал “Коммерсантъ”. — Градоначальник обвинил работников милиции в невыполнении распоряжения правительства о запрете на прохождение манифестаций и предупредил, что виновные в неисполнении этого распоряжения будут уволены. При этом Попов пригрозил репрессиями в отношении тех коммерческих структур, которые осмелятся принять на работу уволенных».

23 февраля и 17 марта в Москве прошло еще два крупных митинга. Газеты писали, что накануне одного из них в Белый дом начали завозить оружие — на случай, если митингующие попытаются прорваться к парламенту, — а войска были приведены в полную боевую готовность. После одного из таких митингов было принято решение о строительстве подземного торгового комплекса на Манежной площади, с тем чтобы сделать невозможным сбор оппозиции под стенами Кремля.

Митинг на Васильевском спуске

Парламент и правительство продолжали спорить буквально по каждой мелочи. 25 мая, в разгар кризиса отношений президента и парламента, Совмин принял постановление № 290, которое «Коммерсантъ» иронично назвал «очень своевременным», — о мерах по совершенствованию собаководства. Перед этим скончался от апоплексического удара пес тогдашнего вице-премьера Александра Шохина, а любимца вице-президента Руцкого чуть не застрелила его собственная охрана. Алексей Улюкаев, тогда экономический советник правительства, заявил, что постановление не связано ни с жизнью правительственных собак, ни тем более с «собачьей жизнью самого правительства». Этот постановление, как большинство других, естественно, осудил Верховный Совет. Политический раскол шел буквально по всем линиям.

Накал внутрироссийских конфликтов был таков, что большинство населения почти не замечало продолжающегося распада СССР и его жертв. А между тем велись войны в Карабахе, Грузии и Таджикистане, российские миротворцы вошли в Южную Осетию и Приднестровье.

Как приватизировали

Вторым по времени, но не по значимости, масштабным мероприятием правительства Егора Гайдара стала чековая приватизация. Впервые идею передать государственную собственность в частные руки с помощью ваучеров высказал экономист Виталий Найшуль еще в 1986 году: он придумал, как вовлечь в этот эксперимент широкие слои и заинтересовать их в приватизации. Тогда предложение встретило дружную критику будущих реформаторов. Но в 1992 году эта схема начала казаться правительству лучшей, поскольку она была проста. Решался вопрос, в пользу кого должна пройти приватизация. Можно было приватизировать в пользу номенклатуры и «красных директоров», но это означало бы стратегическое поражение Ельцина и Чубайса. Недаром на совещаниях у Чубайса «красные директора» в то время упоминались как главные враги. Можно было крупнейшую госсобственность попытаться продать на Запад, но тогда в России не возник бы национальный капитализм — а может быть, у нас уже и страны бы не было.

Некое подобие выхода предлагала ваучерная модель: именно такая приватизация дала возможность Борису Ельцину выступать на стороне народа, хоть что-то ему раздать. Миллионы ваучеров, символизировавших национальное богатство, растек*лись по стране. Работники предприятий, которые вложили ваучер в свой завод в расчете на последующие прибыли, с годами обнаружили, что пакеты их акций размыты и дешевы. Многие отдали свой ваучер в чековый инвестиционный фонд (ЧИФ), пытаясь заработать немедленно. Другие и вовсе продали за бутылку водки. В октябре 1992 года было зарегистрировано легендарное общество АООТ «МММ», крупнейшая финансовая пирамида российской истории. Миллионы проиграли свои ваучеры в исчезнувших ЧИФах и пирамидах. Бутылка тоже вскоре опустела. И когда хмель сошел, выяснилось, что ваучеры осели в карманах небольшого круга лиц, усердно их скупавших и обменивавших на пакеты акций госпредприятий.

Как выживали

Главный рефрен года — выжить. А по возможности еще и как-то заработать в суматохе только складывающихся правил новой жизни. «Сто долларов для нас, ребят, выросших в Советском Союзе, были очень приличные деньги, — вспоминает Александр Андриевский. — В девяносто втором я подрабатывал на Новом Арбате, в киоске. Наш маленький, ничем неприметный магазинчик, из-под полы продававший сигареты и алкоголь, порой посещали странные, “колоритные” люди. Так, однажды ночью, заглянул человек маргинальной наружности, одетый во все спортивное. Ему нужно было попасть в один из дорогих ресторанов неподалеку, где изо дня в день собиралась вся московская тусовка. Проблема заключалась в отсутствии добротного костюма. Сначала мы и разговора не хотели вести с этим человеком, но когда он достал плотную пачку денег...Я уж не помню, где и как мы надыбали шикарный костюм а ля “столичный денди”, но через час этот мужчина уже сидел в том самом заведении, а в моих руках была вожделенная сотня зеленых...»

Молодая мать продает молоко и игрушки. Не все могут купить необходимое для жизни на зарплату и пенсию

Для многих, особенно молодых людей, все это было увлекательным приключением, а не борьбой за существование.

«В свои 26 лет я был самой энергией, — рассказывает бизнесмен Владимир Александрович. — Все эти социальные потрясения казались какими-то игрушечными, я не видел трагизма в стремительном подъеме доллара, не замечал, как все летело в пропасть. У нас были своя компания, институт, горы, молодость. Но в силу обстоятельств мне пришлось столкнуться с решением финансовых вопросов, и делал я это так: вместе с друзьями ездил и скупал в нескольких точках ювелирные украшения, преимущественно золото. Потом мы перепродавали все это за валюту. Оборот денег был настолько велик, что в самые удачные дни таких спекуляций я держал в руках по тысяче рублей, что по тем временам было сопоставимо с полугодовой зарплатой советского гражданина».

Среди прочего указ «О свободной торговле» запрещал взимание пошлин с ввозимых гражданами в страну товаров. Жителям провинциальных, и прежде всего приграничных, городов это открывало удивительные возможности бизнеса, который вскоре получит народное название «челночного». Суть жизни «челнока» в 1992 году состояла в том, чтобы продать за границей легко доступный в России товар, купить за эти деньги «дефицит» и перепродать его потом на родине.

Коммерческие «туры» длились, как правило, не дольше трех дней. Пункты пребывания — чаще всего Китай, Турция, Польша. Большинство путешествовало на самолете, в поезде, автомобиле, но кто-то переходил границу буквально пешком. К концу девяностых годовой оборот «челночной» отрасли оценивался в 10 млрд долларов — это примерно треть всего импорта. Он был сопоставим с объемом реализации таких естественных монополий, как «Газпром» (12,4 млрд) и превышал экспорт таких прибыльных отраслей российской экономики, как алюминиевая, лесная и рыбная вместе взятые.

Не каждый ездил за границу торговать товаром. «В тот вечер все удивлялись девушке, которая “приехала одна, никого здесь у нее нет и почти не ходит на базар!” — писал журналист «АиФ», — Наши номера оказались рядом, и ночью выяснилось, почему она не ходит на базар. Свет она не выключала, и я невольно стал свидетелем незатейливого порноспектакля, сдобренного скрипами и стонами: что ж, каждый зарабатывает, как может»…

Как грабили

К слову, у социолога Симона Кордонского, еще одного участника интеллектуальной группы, готовившей реформы, есть любопытное воспоминание относительно появления указа «О свободной торговле».

«Как-то очень быстро его приняли, но по дороге потерялись приложения, которые и были самыми важными. В них определялись отношения между торговцами и ментами, а также разными инспекциями. В частности, в обязанность ментам вменялось обеспечивать сопровождение грузов и многое другое, чего уже не помню».

Так это было или нет, но президентский указ действительно открыл новые возможности не только предпринимателям, но и бандитам, которые в 1992 году окончательно превратились в альтернативный по отношению к правоохранительным органам центр силы. «Офисы братвы расплодились по подвалам и первым этажам всего города, — рассказывал о Ленинграде начала 90-х в книге “Устная история рэкета” Евгений Вышенков. — Вся округа знала, где они находятся. Жители Ленинграда, замученные мелкой преступностью, обращались к ним за помощью. Кого-то избивал муж, а участковый был бессилен, кому-то было страшно подниматься по лестнице из-за пьяных гопников, кто-то умолял наказать соседа по коммунальной квартире, устроившего притон в своей комнате. Бандиты охотно оказывали услуги всем этим людям. Им было лестно доверительное отношение к себе, и они видели в этом оправдание многим другим своим поступкам».

Появление легальной и массовой частной торговли положило начало явлению, которое исследователь Вадим Волков назвал «силовым предпринимательством», посвятив ему одноименную книгу. «Конечно, прибегали мы и к жестким формам “наезда”, — приводит Волков цитату из книги Валерия Карышева “Записки бандитского адвоката”. — Подъезжаем, говорим: “Давай плати, лох”. И он платил. А те, кто не соглашался, подвергались нашему прессингу. Благо учебные пособия у нас были хорошие, те же художественные кинофильмы. Были популярны паяльник и батареи с наручниками, которыми мы пристегивали клиента. Случалось, вывозили его в лес или закрывали в подвале. После небольшой обработки “в легкую” с избиением клиенты соглашались платить. Платили обычно двадцать-тридцать процентов от прибыли».

Покупка газет. Положение в стране меняется каждый день

Но бандиты быстро столкнулись с конкуренцией. «В 1992 г. произошли события, изменившие соотношение сил в этой сфере, — рассказывает Волков. — С принятием 11 марта Федерального закона “О частной детективной и охранной деятельности”, а 14 августа 1992 г. Постановления правительства РФ о принятии “Положения о вневедомственной охране при органах внутренних дел” в конкуренцию на рынке охранно-силовых услуг легально вступили бывшие сотрудники государственных организаций — МВД и ФСБ. Участие профессионалов происходило и раньше. Именно с ним связано распространение термина “крыша” (бандиты просто “получали” или “контролировали”)».

Сращивание правоохранительных органов с криминалом определило историю России на годы вперед. В 1992 году резко вырос уровень преступности: число зарегистрированных преступлений увеличилось с 2 млн 173 тыс. до 2 млн 760 тыс. — это самый резкий скачок за всю наблюдаемую историю.

Как зарабатывали

Но в том же 1992 году в России появились и первые настоящие долларовые миллионеры, для которых банк МЕНАТЕП, принадлежавший Михаилу Ходорковскому, пообещал создать специальную структуру обслуживания, поскольку они требуют эксклюзивного подхода. В соответствующем анонсе граждане с личным состоянием свыше 10 млн долларов были названы «финансово-промышленной олигархией» — слово, которому только предстояло приобрести все многочисленные отрицательные коннотации.

Дмитрий Зимин, создатель «Вымпелкома», тогда еще не мог похвастаться такими богатствами. Зато в том же 1992 году, 12 июля, его усилиями был совершен первый в России звонок по сотовому телефону, который ознаменовал начало истории сотовой сети «Билайн».

Зимин оказался одним из немногих, кто сумел воспользоваться конверсией — модным перестроечным словом, означавшим перепрофилирование оборонных предприятий для производства мирной продукции. В большинстве случаев оно свелось к банальной продаже земли и зданий с последующим массовым увольнением бывших инженеров.

Денег много, но они ничего не стоят

Зимин, однако, смог привлечь американских инвесторов (в воспоминаниях он описывает эту историю весьма подробно), добиться разрешения от российского Минсвязи (ограничивается фразой, что «благодарит» тогдашнего министра Владимира Булгака) и привлечь к ноу-хау высокопоставленных чиновников — сохранился скан передачи сотового телефона (тогда просто «аппарата») Юрию Лужкову, мэру Москвы.

А еще в 1992 году в Москве, возле метро «Алексеевская», открылся первый настоящий секс-шоп с незамысловатым названием «Интим». Здание, где существовал исторический объект, не сохранилось, теперь на его месте жилая новостройка.

Чему радовались

Экономические реформы поставили в крайне тяжелое положение прежде всего работников бюджетной сферы. Но едва ли первый год российских реформ можно назвать черным для образования. По крайней мере, в крупных городах расцвели инновационные школы, гимназии и лицеи, учителя в которых получили долгожданную возможность преподавать по своим авторским методикам и говорить на уроках то, что считают нужным.

«Вы спрашиваете, каково в 1990-е было учителю, знающему, что он одет хуже всех и уж точно хуже того, что показывают в рекламе? — в интервью Colta.Ru многолетний преподаватель лицея РГГУ Елена Вигдорова оспорила тезис о “лихих 90-х”. — Знаете, в этих очень сильных школах такого, чтобы учитель себя чувствовал неловко, потому что он недостаточно хорошо одет, быть не могло... Что государство не слишком заботилось о школе — это правда, это в те годы было. Но компенсировалось полной свободой. Просто воспользоваться ей могли не все».

Между тем уходили в прошлое практики, привычные для советской интеллигенции. Например, чтение толстых журналов. Петербургский писатель Михаил Берг в одной из своих статей 1992 года передавал разговор со своей знакомой. «Hа следующий год я не выписываю ни одного “толстого” журнала, — сказала она. — И дело не только в том, что для меня это теперь дорогое удовольствие. Hеинтеpесно. Я уже в этом году не дочитала ни один до конца, так, листала. Иногда становится страшно — ведь сначала мой отец, а потом я выписывали “Hовый мир” и “Знамя” в течение 50 лет. И на мне все кончится».

В 1992 году издается много новых книг и журналов, свобода печати не ограничена, но издания не могут найти массового потребителя: люди занялись выживанием. Вместе с тем именно в 1992 году начинает издаваться «НЛО» — «Новое литературное обозрение»; журнал тоже не стал массовым, но его влияние на культурный процесс за четверть века трудно переоценить.

Чем кончилось

1 декабря открылся очередной Съезд народных депутатов, на котором Гайдар вновь был подвергнут обструкции. Президент Ельцин ответил тем, что предложил его кандидатуру на пост премьера (до этого обязанности главы правительства формально исполнял он сам). Съезд предсказуемо Гайдара «прокатил». В итоге был составлен список кандидатов, среди которых помимо самого главного реформатора значились секретарь Совбеза Юрий Скоков, считавшийся креатурой ВПК, и министр топлива и энергетики Виктор Черномырдин — выходец из газовой отрасли. Последний в итоге и стал компромиссной фигурой, вставшей во главе правительства. Черномырдин немедленно пообещал «рынок без базара» и уже готовил решение о заморозке цен на жизненно важные продукты, но под давлением Гайдара, поддержанного Ельциным, отказался от своих планов. Политики вступали в новый год в ожидании референдума о доверии законодательной и исполнительной ветвям власти и курсу реформ. А настроение страны выразила группа «Сектор газа»:

Над родною страной солнышко встает,
А российский мужик пьяный уж орет!
Наплевать на колхоз — тьфу! и на завод!
Девяносто второй выдержать бы год!

[Эксперт online]

25 лет новой России. Часть III
http://expert.ru/russian_reporter/20...-chast-tretya/
Дмитрий Карцев, Софья Дворцова, при участии Анны Шершаковой 28 apr 2016


Фото: Олег Булдаков/ИТАР-ТАСС

«РР» публикует третью серию документального сериала, посвященного последнему этапу отечественной истории, который ознаменовался распадом СССР и учреждением Российской Федерации четверть века назад, в 1991 году (см. вторую часть, посвященную 1992 году, в № 7 (409) от 17 марта 2016 года). «РР» попытался вспомнить все и воссоздать как можно объемную картину событий 1993 года. За один этот год Россия в уменьшенном масштабе пережила почти все бурные события XX века: революцию, мятеж, гражданскую войну, даже религиозный кризис. Мы по-прежнему пытаемся смотреть на них не с позиции сегодняшнего дня, а исторично — стремясь понять цели, мотивы, чувства людей, творивших наше прошлое

Второй новый год подряд приносил России революционные изменения. Прошлогодняя — либерализация цен — затронула почти всех граждан страны. Случившаяся 1 января 1993 года отмена выездных виз, наоборот, — минимальный их процент. Тем не менее в обоих случаях «революция сверху» не прибавила верхам политических очков.

Жесточайшие ограничения на выезд за рубеж (его разрешали только после длительной и сложной проверки на благонадежность, и то не всем категориям граждан) были одним из главных символов «старого режима». Теперь процедуру максимально упростили: достаточно получить новый заграничный паспорт — и вперед, открывать мир.

Газеты иронизировали: у россиян появился новый повод гордиться своей страной — теперь из нее можно свободно уехать.

На самом деле это было некоторым преувеличением. Как писали «Московские новости», «рухнувший от старости мощный железный занавес заменяется изящными железными занавесочками». Речь о сложных и диковинных правилах получения виз на въезд в западные страны, который оказался еще и весьма недешевым удовольствием.

К примеру, чтобы посетить Болгарию, про которую еще в советское время была сочинена поговорка «курица не птица, Болгария не заграница», требовалось доказать наличие не менее 40 долларов на каждый день проживания. Это на четыре доллара больше, чем составляла среднемесячная зарплата в России на январь 1993 года.

Что уж говорить о препонах, сохранившихся на самой российской границе — из-за бюрократической неразберихи и, очевидно, из-за желания сотрудников соответствующих служб улучшить собственное материальное положение! Дело в том, что вновь принятые правила свободного въезда касались только обладателей паспортов, полученных после 1 января 1993 года. Остальным требовался старый добрый штамп с разрешением на выезд. А где его получить, если «компетентные органы» попросту прекратили существование или, по крайней мере, соответствующую деятельность? Пограничники разводили руками: получайте новые паспорта (за которыми, как нетрудно догадаться, выстроились гигантские очереди), ну или пройдите вон в ту комнату — да-да, вперед и налево, — поговорите там, может, сумеете нас как-то заинтересовать…

С учетом дороговизны дальних заграничных путешествий главными выгодоприобретателями визовой революции в первый момент стали челночники из внутренних районов страны (для жителей приграничных и так существовали облегченные правила пересечения границы). Они были избавлены от утомительных процедур получения разрешения на выезд. Но стали и главными жертвами, на собственной шкуре ощутившими, что значит новая российская коррупция.

Всего же за 1993 год из России выехало чуть более полутора миллиона человек (годом позже — уже два с половиной).

В итоге отмена выездных виз стала своеобразным зеркалом первоначального реформаторского процесса. Большинство россиян еще долго не осознавало никакой пользы от проведенных преобразований; немногочисленные граждане, вовлеченные в процесс, надолго запомнили все издержки, сопряженные с обрушившейся на них свободой. И все вместе с завистью, переходящей в негодование, смотрели на совсем уж малочисленных представителей элиты, которых все эти проблемы не касались ни до, ни после отмены виз. Когда же еще через несколько лет, с наступлением относительной экономической стабильности, выездной туризм стал действительно массовым, свободный выезд за границу воспринимался уже как данность и не ставился в особую заслугу реформаторам.

«Ледокол» тронулся

В самом начале года на прилавках российских книжных магазинов появилась книга «Ледокол» бывшего офицера КГБ Виктора Резвуна, писавшего под псевдонимом Суворов. Она немедленно стала бестселлером: якобы опираясь на секретные архивы, Суворов утверждал, что Гитлер напал на СССР в упреждающем порядке, узнав о планах Сталина вторгнуться в Европу первым.

Годы перестройки были отмечены масштабным развенчанием культа Сталина в прессе и на телевидении. Из теневого героя, коим второй советский лидер оставался в брежневские времена, он превратился в монстра во плоти — олицетворение всего коммунистического зла. Книга Суворова вроде бы продолжала ту же линию, однако вызвала недоумение даже у историков, которых трудно заподозрить в симпатиях к «отцу народов»: никаких доказательств «ледокольной» теории в доступных источниках не удается найти до сих пор. Это уже дало повод поднять голову сталинистам: вот чего стоят все ваши разоблачения, вот красная цена вашим обвинениям! Шум, произведенный «Ледоколом», повлияет на события далеко не одного только 1993-го: он предопределит раскол общества на многие годы вперед.

После крушения СССР и всех развенчаний перестройки из общих исторических ценностей у российского народа осталась Великая Победа; отказаться еще и от нее он в массе своей не был готов.

Вневременное правительство

Сторонники президента Бориса Ельцина. Для них он пока еще герой и народный президент
Фото: Олег Булдаков/ИТАР-ТАСС; Юрий Абрамочкин/РИА Новости; из архива пресс-службы (2)

Политические преобразования явно не поспевали за социально-экономическими изменениями, добавляя к ним ощущение стихийности, хаотичности и нестабильности. Утверждение в декабре 1992 года первого полноценного главы российского правительства Виктора Черномырдина дало надежду, что острая фаза конфликта между президентом Ельциным и законодательной властью преодолена. К радости противников «шоковой терапии»: наконец, мол, во главе Совмина «крепкий хозяйственник», вот уже и говорит про рынок без базара. И почти что к ужасу апологетов реформ — по тем же самым причинам.

Но довольно быстро выяснилось, что надежды одних и страхи других были безосновательны. То ли Черномырдин с самого начала не собирался удовлетворять лоббистские ожидания депутатов Верховного Совета, то ли президенту удалось быстро его «перевербовать», — в любом случае уже в первые месяцы работы нового Совмина стало ясно, что Ельцин проявил незаурядное политическое чутье и нашел нужного человека.

Когда в марте открылся очередной Съезд народных депутатов, речи Черномырдина мог бы поаплодировать и Егор Гайдар: продолжение курса реформ, жесткая финансовая политика, «прагматичная и приземленная», единство всех ветвей власти. Если бы Руслан Хасбулатов, глава законодательного корпуса — к тому времени не только аппаратный, но и идейный — обладал ораторскими талантами Черномырдина, то мог бы несколькими месяцами раньше произнести легендарную фразу «Хотели как лучше, а получилось как всегда», которой сам премьер-министр порадует россиян после неудачи денежной реформы в августе 1993 года.

Убедившись, что союзника в лице главы правительства найти не удалось, съезд перешел в наступление, вернув себе право отрешать президента от должности фактически по малейшему поводу, а главное — вмешиваться в решение буквально любых вопросов. Получалась этакая суперпарламентская республика. Таковую, собственно, и предусматривала Конституция РСФСР 1978 года, с одним существенным уточнением: принимая Основной Закон в самый разгар брежневского «застоя», всерьез не рассчитывали, что кто-то когда-то будет следовать его букве.

Ельцин ответил телеобращением, в котором объявил, что распускает Съезд и вводит «особый порядок закона». Надо ли говорить, что никакими формальными полномочиями для этого он не обладал? Тем не менее депутаты поспешили пойти на попятную. Формально началась процедура импичмента, но фактически она была заранее обречена, не в последнюю очередь усилиями того же Хасбулатова, очевидно еще рассчитывавшего на тихое, аппаратное разрешение политического кризиса.

Свою суверенную волю предстояло выразить российскому народу — на 25 апреля назначили референдум о доверии власти.

А Виктор Черномырдин в итоге станет рекордсменом на посту премьера, проработав больше пяти лет, до марта 1998 года, и даже после своей отставки не нарушит своего оммажа Борису Ельцину, лишний раз доказав, что тот сделал ставку на правильного человека.

Председатель Совета Министров Виктор Черномырдин на IX внеоче редном съезде народных депутатов
Фото: Олег Булдаков/ИТАР-ТАСС; Юрий Абрамочкин/РИА Новости; из архива пресс-службы (2)

Апрельские тезисы

Борьба за референдум — как за саму идею, так и за конкретные формулировки вопросов — была долгой и изнурительной. Депутаты шли на него явно неохотно. Сторонники Ельцина были уверены, что парламент просто боится доказательств массовой поддержки президентских реформ. И действительно, опросы свидетельствовали о том, что президент остается самым популярным политиком страны, а критиковали его все чаще те, кто считал, что в своем курсе он недостаточно решителен, а не наоборот. Так, Константин Боровой, в то время видный биржевик, заявил, что Ельцин ведет себя со съездом «как баба, а не как всенародно избранный президент».

«Ельцин, кстати, получает на орехи за свое благодушие, — писала в своем дневнике Татьяна Юрьева, сотрудник Музея Маяковского. — Страна жаждет более сурового режима. Он ей просто необходим».

С другой стороны, в Верховном Совете полагали, что всенародное голосование даст начало только новому витку конфликта, потому что оставалось неясным, какие по его результатам должны последовать политические решения. Ельцин предлагал рубануть сплеча, спросив у россиян, кому они доверяют проведение реформ — парламенту или президенту. Хасбулатов возражал: если в доверии будет отказано одному из органов, то Россию ждет либо диктатура без парламента, либо анархия без главы исполнительной власти.

В итоге сошлись на четырех вопросах: о доверии президенту, об одобрении проводимой им социально-экономической политики, о досрочных выборах сразу и главы государства, и Верховного Совета.

Большим, как бы сейчас сказали, пиаровским успехом команды Ельцина считается четырехсложное «да-да-нет-да»: именно так сторонникам президента предлагалось отвечать на поставленные вопросы. Под этим названием референдум и остался в новейшей истории.

А накануне плебисцита Ельцин предложил россиянам упростить себе жизнь и ответить «да» на все четыре вопроса, в том числе и о досрочных президентских выборах. Тем самым он сделал еще один эффектный политтехнологический ход. С одной стороны, продемонстрировал, что не боится новых выборов. С другой, как бы заранее присвоил себе голоса всех тех, кто выступит за досрочные выборы: поди разберись после такого заявления, почему они сказали «да» — из неприязни к Ельцину или, наоборот, в знак поддержки.

Однако все это так и осталось пропагандистским искусством ради искусства: участники голосования ответили «да» на первые два вопроса — о доверии президенту и его экономической политике, и «нет» на оба вопроса о досрочных выборах. Притом методика подсчета голосов различалась: по первому и второму пункту считали голоса только участников референдума, по третьему и четвертому процент вычисляли от общего количества граждан страны.

Впрочем, сочувствующие президенту СМИ — а таких, надо сказать, было большинство — все равно провозглашали победу, мотивируя это тем, что за перевыборы парламента проголосовала почти половина россиян (43%), против только 19%. Относительно судьбы главы государства голоса разделились почти поровну: тридцать на тридцать.

Но формальных оснований для роспуска Верховного Совета у Ельцина так и не появилось. Более того, полученный результат предполагал, что конфликтующим ветвям власти нужно как-то уживаться вместе. А это Ельцина не устраивало. Парламент-то был не против сохранить президента, просто лишив его всех реальных рычагов власти. Зато глава государства по понятным причинам не желал работать с таким парламентом.

Не вполне ясно было даже, какую именно социально-экономическую политику одобрили россияне. «Мощный социал-демократический импульс, который получила экономика России в марте-апреле, дает основания для того, чтобы присудить победу по второму вопросу отнюдь не монетаристам-реформаторам гайдаровского круга, а сторонникам плавного вхождения в рынок», — писал, в частности, «Коммерсантъ».

Тем не менее «итоги референдума обязывают президента действовать быстро и решительно», настаивали «Известия». Но Ельцин не пошел на нарушение принятых договоренностей. Вряд ли это добавило ему сторонников, зато противников, очевидно, воодушевило и, возможно, убедило в слабости президента.

Еще перед референдумом оппозиция подала заявку на проведение 1 мая крупного шествия от Калужской площади к Кремлю. Однако за два дня до намеченного мероприятия президент своим указом запретил проведение массовых акций в пределах Садового кольца в этот день. Демонстрантам предложили пройтись до Крымского моста — примерно триста метров; они с этой идеей не согласились и двинулись по Ленинскому проспекту в сторону Воробьевых гор. Там их уже ожидал милицейский спецназ.

«Организаторы демонстрации не имели разрешения двигаться по Ленинскому проспекту, при этом подразделения ОМОН стояли неподвижно, а колонна демонстрантов шла на них — ясно, кому принадлежала инициатива столкновения», — писали «Известия».

«Со стороны центра на Крымском мосту стояли кордоны милиции… На улице Димитрова (ныне Большая Якиманка — «РР») тоже стояли заградительные отряды. Таким образом, все пошли по Ленинскому проспекту, потому что поперек него не стоял никто, — это уже “Российская газета”, в то время подконтрольная Верховному Совету. — Относительно первых минут противостояния мы можем поделиться свидетельствами двух участников митинга. Один утверждал, что группа лиц в штатском, постоянно находившихся в гуще событий, переговаривалась по рации с человеком, чей голос живо напоминал голос мэра Лужкова, который повторял: “Жестче, жестче”».

Так или иначе, в ходе столкновений пострадало около 200 бойцов ОМОНа и не менее 70 участников митинга. «Известия» особенно упирали на то, что омоновцы были не готовы дать отпор авангарду протеста, и даже журналист «Российской газеты», избегая слова «боевики», признавал, что в первых рядах шествия шли те, кто был готов «к немедленной войне», выделенные из «представителей офицерского собрания».

Казалось, первомайские столкновения, чудом не приведшие к человеческим жертвам, должны были стать кульминацией противостояния ветвей власти.

Урок 93-го года № 1: системные конфликты не прекращаются в результате психологического шока. Как бы сильным этот шок ни был, он в лучшем случае способен дать передышку. Развязка наступает, только когда устранены как минимум политические причины. А до этого было еще очень далеко.

Булат Окуджава — любимец советской интеллигенции, часть из которой была по-прежнему очарована постсоветской свободой, а другая уже разочарована многочисленными бытовыми неурядицами, — просил дать «каждому то, чего у него нет». Добыванием этого с разной степенью успешности и занималась каждая из противоборствующих сторон большую часть 93-го года.

Ельцину и реформаторам как воздух необходимо было расширение социальной базы — не просто тех, кто надеялся на реформы, а тех, кто уже извлек из них конкретные дивиденды. В свою очередь, Верховному Совету остро не хватало силового ресурса для борьбы с президентом.

Диктатура буржуазии

Борис Ельцин и финансист Джорж Сорос во время встречи. Сорос открывает грантовую программу в России
Фото: Александр Сенцов и Александр Чумичев/ИТАР-ТАСС; Diether Endlicher/AP Photo; из архива пресс-службы

В самом начале года американский финансист и филантроп Джордж Сорос объявил о намерении инвестировать в российскую и постсоветскую науку впечатляющую по тем временам сумму — 100 миллионов долларов. После личной встречи Сороса с Ельциным в январе программе был дан ход. За один только 1993 год Международный научный фонд, учрежденный Соросом, потратил на поддержку российской науки свыше 16 миллионов долларов (при государственных расходах на те же цели примерно в 9 миллионов долларов).

Соросовские гранты по 500 долларов получили около 20 тысяч ученых. Учитывая, что средняя зарплата по стране колебалась в районе 40 долларов (в академической сфере — 20) и порядка 56% исследователей жили за чертой бедности, поддержка была действительно немалой. Она должна была стать зримым свидетельством того, что даже в трудный «переходный период» ученых не оставят один на один с надвигающейся бедностью.

Оборотной стороной процесса был рост расслоения в научном сообществе, подобный тому, что шел в обществе в целом. Но в 1993 году это еще не было так заметно; оставалась надежда, что пришедшими с Запада благами смогут воспользоваться все или почти все желающие.

Если ученым было приказано выжить, то российским предпринимателям предстояло зажить полноценной новой жизнью. В массовой культуре она чуть позже была осмыслена с недоброй иронией: «новые русские», малиновые пиджаки (по одной из версий, вошедшие в моду после того, как их стали носить «знатоки» телеклуба «Что? Где? Когда?» — любимого развлечения все той же советской интеллигенции), «голда», шестисотый мерседес.

С культурологической точки зрения во всех этих карикатурных атрибутах прослеживается вполне естественное стремление обрести классовое сознание, определить маркеры «свой-чужой». Проще говоря, чем-то выгодно отличаться от остальных соотечественников.

Реформаторы не только не препятствовали этому, но и сами участвовали в процессе формирования элитного образа жизни. Для них было крайне важно приобрести устойчивую группу поддержки, которая будет жизненно заинтересована в их сохранении у власти.

К примеру, президент Ельцин увлекся большим теннисом, и очень скоро этот вид спорта превратился в показатель социального благополучия и доступа в высокие сферы. Или вспомним дома на Рублевке, которые станут притчей во языцех только через несколько лет, но уже в 1993 году пользовались спросом — именно в этой «подмосковной Швейцарии» политическая элита вступила в добрососедские отношения с новоявленной экономической.

Покуда взрослые соревновались в приобретении дорогих костюмов, машин и дач, дети осваивали новомодные игровые приставки. У самых обеспеченных была более продвинутая Sega; представители среднего класса довольствовались Dendy. И чем сильнее младшее поколение приобщалось к западной культуре потребления, тем меньше у старшего было желания от нее отказываться.

Между тем исторически «новые русские» выступили лишь промежуточным звеном между позднесоветскими фарцовщиками, цеховиками, «силовыми предпринимателями» и раннероссийскими олигархами. Одних государство, по сути, только легализовало. Других — само же породило.

Первые итоги реформ. Потребительский бум и нищета
Фото: Александр Сенцов и Александр Чумичев/ИТАР-ТАСС; Diether Endlicher/AP Photo; из архива пресс-службы

Бывший газовик Виктор Черномырдин, став премьером, сразу же заявил об особой важности топливно-энергетического комплекса для экономики страны, и именно в этой сфере произошел, пожалуй, самый грандиозный передел собственности.

В ноябре 1992 года Ельцин поручил правительству создать три нефтяные компании — «ЮКОС», «ЛУКОЙЛ», «Сургутнефтегаз» — и подготовить документы для их акционирования. Весной-летом 1993 года все организации были учреждены официально. Государство намеревалось сохранить в каждой из компаний по 45% акций; остальные 55% предполагалось приватизировать в последующие два года. В реальности все назначенные правительством руководители (слово «топ-менеджеры» тогда еще не вошло в обиход) оказались среди их совладельцев.

С юридической точки зрения это одна из самых темных страниц российской приватизации, ставящая под большое сомнение ее принципиальную легитимность. Но политический расчет, если он, конечно, существовал, был совершенно верен: куда выгоднее иметь в числе сторонников тех, у кого есть собственность, а не просто пост, который при любой власти сегодня твой, а завтра — как повезет.

Продолжал Ельцин укреплять свою поддержку и за пределами страны. В январе он подписал с уходящим президентом США Джорджем Бушем договор о сокращении стратегических наступательных вооружений — СНВ-II. Ратифицировать его Верховный Совет отказался. И это лишний раз убедило Запад, что единственным договороспособным партнером в России является ее президент, а значит, необходимо оказывать ему всяческую поддержку.

Красно-коричневая гвардия

У российского парламента на заре противостояния с президентом наличествовали ощущение своей конституционной значимости, обида от потери реальной власти и понимание, что реформы больно бьют по избирателям. Но отсутствовали четкая идеология и силовые ресурсы. То и другое в итоге было найдено у наиболее радикальных общественных сил — националистических и коммунистических.

Их союз, который сегодня кажется вполне привычным, в начале 90-х выглядел весьма причудливо. Традиционной частью советской идеологии был интернационализм, в котором националисты усматривали лишь прикрытие для дискриминации русских. Однако же обе стороны в октябре 1992 года оказались среди создателей «Фронта национального спасения» (ФНС), флаг которого состоял из двух частей — черно-желто-белой, имперской, и красной, советской, со стилизованным изображением Родины-матери.

Массовость акциям ФНС обеспечивало формально не вошедшее во «Фронт» движение «Трудовая Россия» бывшего журналиста-международника Виктора Анпилова, работавшего на Кубе и, видимо, не чуждого амбиций «русского Че Гевары». Тем не менее его актив — это в основном люди пожилого возраста, которые не слишком подходили для полноценной городской герильи.

К той самой «немедленной войне», которая случилась в Москве 1 мая 1993 года, готовились в первую очередь участники различных офицерских организаций, в том числе из ветеранов-афганцев, которых радикальные реформы заставляли делать выбор: либо участие в организованной преступности, либо жизнь чуть ли не впроголодь.

Но сторону Верховного Совета заняли также и многие полу-, а то и откровенно фашистские группировки, самая известная из которых, пожалуй, — «Русское национальное единство», созданная в 1990 году бывшим активистом Общества «Память» Александром Баркашовым.

Если Анпилов претендовал на лавры пламенного латиноамериканского революционера, то Баркашова сравнивали непосредственно с Гитлером. Демобилизация из армии в чине ефрейтора добавляла этому сравнению пугающую убедительность.

«В 1993-м, сразу после Указа Бориса Ельцина о роспуске парламента, РНЕ встает на сторону защитников Белого дома, — пишет Илья Стогов в своей книге “Революция сейчас!”. — Отряд получил статус “специальной воинской части Министерства безопасности” и составлял личную охрану Руцкого и Хасбулатова. Сам Баркашов… моментально получил погоны подполковника. К Белому дому Баркашов смог подтянуть отряд в несколько сотен бойцов. Среди них было больше двадцати офицеров армии, флота, авиации, милиции и спецслужб: от старших лейтенантов до двух подполковников КГБ… Командиром сводного отряда РНЕ был капитан ГРУ Сергей Рогожин. Сколько из этих людей ушло с баррикад живыми — неизвестно до сих пор. Назывались цифры от четырех до пятидесяти погибших бойцов. Среди деятелей оппозиции ходили слухи о массовых расстрелах боевиков РНЕ на стадионе около Белого дома. О самом Баркашове говорили, что из горящего здания ему пришлось выбираться через туннели подземных коммуникаций».

Другие защитники Белого дома приводят несколько менее романтические версии, называя лидера РНЕ провокатором, громогласный антисемитизм которого служил только черным пиаром для парламента. Намекают на связи в спецслужбах. Правда, собеседник «РР» из числа бывших работников ФСБ эту популярную версию отрицает:

«Не более чем городская легенда. Секрет живучести Баркашова не в том, что его поддерживали сверху из каких-то там политических соображений, а в том, что его ребята выступали наемниками в многочисленных бизнес-войнах. Поэтому его регулярно и отмазывали. Но к Белому дому, я уверен, он пошел исключительно по зову души».

Трудно сказать, каково было ученому-экономисту с чеченскими корнями Руслану Хасбулатову между борцами за «возрождение русской нации» и апологетами Сталина, по приказу которого его семью депортировали в Казахстан. Возможно, он до последнего надеялся, что Ельцин согласится на компромисс, подобный договору с башкирским лидером Муртазой Рахимовым: тот грозился чуть ли не выйти из состава РФ, но Москва предложила ему треть доходов от добычи нефти — и получила мир в обмен на полномочия. А возможно, Хасбулатов банально потерял контроль над ситуацией и уже не владел ею, а просто старался удержаться на волне…

Мятеж, октябрьская революция, гражданская война

Москва. У Белого дома 3 октября 1993 года.
Фото: Олег Власов/ИТАР-ТАСС; Роман Денисов /ИТАР-ТАСС; из архива пресс-службы

Начало решающей фазы противостояния ознаменовал указ Бориса Ельцина об отстранении от должности вице-президента Александра Руцкого. Конституционный суд тут же признал указ противоречащим Основному Закону, после чего 21 сентября президент выпустил еще один — за номером 1400, «О поэтапной конституционной реформе». В соответствии с ним парламент в существующем виде прекращал свою работу.

Ельцин вполне мог считать, что и так терпел достаточно долго, слишком часто соглашался на компромиссы, в то время как из него постоянно хотели сделать «английскую королеву», которая царствует, но не правит, да еще и несет единоличную ответственность за все трудности реформ. Именно на это он упирал в своем телеообращении к гражданам страны.

Эффектный момент: изложив свое видение причин сложившейся ситуации и определив виновников, Ельцин берет чашку чая, делает несколько глотков и только после этого объявляет о роспуске парламента — как бы подчеркивая, насколько тяжело ему дается это решение.

Понятно, что примерный план действий сложился у Ельцина несколько раньше. Еще летом он посещает элитные воинские части, как бы проводя смотр сил.

А уже после указа 1400 издает еще два. Первый — о социальных гарантиях для народных депутатов, уже бывших: тем из них, кто сложил полномочия, предоставляются различные материальные блага, среди прочего — передаваемые в собственность служебные квартиры, единовременное денежное пособие в размере годовой заработной платы, досрочный выход на пенсию в размере 75% депутатского оклада, трудоустройство на любую вакантную должность на государственных предприятиях, в учреждениях и организациях. Второй — о досрочных выборах президента 12 июня 1994 года: играю, мол, по-честному, переизбирать, так всех. Правда, второй указ так никогда и не был выполнен.

Уже вечером 21 сентября вокруг Белого дома начали собираться сторонники Верховного Совета. На следующий день парламент принял решение об отстранении Ельцина от должности и о переходе президентских полномочий к Руцкому. Началась блокировка здания парламента, через несколько дней перешедшая в его фактическую осаду. Тогда же пролилась первая кровь: неизвестные напали на здание штаба Объединенной группировки войск стран СНГ на Ленинградском проспекте, двое человек — милиционер и случайная свидетельница — погибли.

Все последующие дни вплоть до 3 октября в Москве регулярно происходили столкновения, параллельно с которыми шли безуспешные переговоры. Кремль требовал сдать все нештатное оружие, находившееся в Белом доме; из Белого дома отвечали требованием снять оцепление.

Финальный акт драмы начался со штурма мэрии Москвы, предпринятого сторонниками парламента во главе с генералом Альбертом Макашовым. После того как над зданием мэрии был водружен красный флаг, Руцкой приказал двигаться на «Останкино», которое именовали «цитаделью лжи». Атаку с трудом, но удалось отбить.

Ранним утром 4 октября в Москву были введены танки, в 9:20 утра началась стрельба по верхним этажам Белого дома, в 19:01 Александр Руцкой, Руслан Хасбулатов, Альберт Макашов были арестованы.

За двенадцать дней противостояния погибли более полутора сотен человек, точная цифра неизвестна до сих пор.

Победа в этой гражданской войне осталась за Борисом Ельциным: ему остались почти полностью верны Вооруженные силы. Но почему?

Очевидно, на то есть три причины. Во-первых, президент оказался достаточно решителен, чтобы отдать приказ о штурме парламента, на что не отважились, например, участники ГКЧП. Тут версии расходятся: то ли министр обороны Павел Грачев потребовал письменного приказа и получил его, то ли услышал нечто вроде: «Я ваш президент, какой вам еще приказ?» — и бросился выполнять.

Во-вторых, сторонникам парламента пришлось вступать в столкновения с войсками, приведшие в том числе к человеческим жертвам среди военнослужащих. Недостаточным для того, чтобы возникла паника, но вполне достаточным, чтобы вызвать ярость.

«Ни ты, ни Хасбулатов, ни Ельцин, надоели вы, кровопийцы вы!» — это из записи радиопереговоров 3 октября: военные обращаются к Руцкому безо всякого почтения к нему (мат стоит страшный), но и без особой любви к президенту. Просто врагом здесь и сейчас, к своему несчастью, оказался именно Руцкой.

И наконец, в-третьих, у сторонников исполнительной власти был единый лидер — Борис Ельцин, на котором лежала вся ответственность «в случае чего». Парламент этим похвастаться не мог — непонятно, с кем там нужно было договариваться: Руцкой, Хасбулатов, Макашов, Ачалов, глаза разбегались.

Победа президента сулила плохое или хорошее, но окончание кризиса; победа парламента обещала только новый его виток.

Еще не конец света

Любопытные наблюдают за штурмом Белого дома с соседних крыш
Фото: Олег Власов/ИТАР-ТАСС; Роман Денисов /ИТАР-ТАСС; из архива пресс-службы

«Я увидела их на улице, в центре Львова в сентябре прошлого года. Они были в белых сутанах и говорили в общем-то обо всем известных истинах: разваливается экономика, растет преступность, падает нравственность… Но говорили так искренне, так убедительно, и такие у них были светлые лица, когда они звали к покаянию, что я им доверилась. Они сказали: пойдем с нами. И я пошла».

Так в интервью «Известиям» описывала свое вступление в секту «Белое братство» студентка Надя из Львова.

В Москве отходили от штурма Белого дома, а в Киеве штурмовали Софийский собор. 10 ноября адепты секты ждали конца света, который предрекала спустя две недели «мать-богиня» Мария Дэви-Христос.

«Мама и папа! Не волнуйтесь за меня! У меня есть все необходимое: теплая одежда, обувь, меня окружают хорошие люди, мои духовные братья и сестры. Мама! В войну дети тоже уходили из дому. Просто сейчас другая война — энергетическая…»

Это из письма другой неофитки. В «Белое братство», идеи которого представляли собой гремучую смесь христианства, буддизма, индуизма, нью-эйджа, шли молодые люди почти из всех бывших республик СССР, но особенно много с Украины и из России. Политики деловито выстраивали границы, но все еще сходили с ума в едином порыве.

Обещанного конца света не случилось, дело ограничилось арестом лидеров «Белого братства». Между тем само распространение то ли сект, то ли, выражаясь политкорректно, «новых религиозных учений» добавило ощущения, что нечто апокалиптическое в 90-е все-таки происходило.

И как нельзя вовремя, 12 декабря 1993 года, одновременно состоялись выборы в Федеральное собрание РФ (первый и единственный раз выбирали не только Госдуму, но и Совет Федерации), а также голосование по проекту новой Конституции. Картина получалась по-своему забавной: а что если россияне проголосовали бы против принятия предложенного президентом Основного Закона? На каких правовых основаниях работал бы новый парламент? И работал бы в принципе?

Пожалуй, это выборочное и не очень предсказуемое стремление к соблюдению демократической формы — главная отличительная черта президентства Ельцина. И очень возможно, что его главная слабость.

До такой степени коллективной иронии россияне все-таки не дозрели и Конституцию поддержали. Но своеобразный сюрприз власть предержащим подготовили. По итогам выборов в Думу — то ли в первую, то ли в пятую, если считать с царских времен — победу одержала Либерально-демократическая партия России Владимира Жириновского, который к тому времени прославился экстравагантными ура-патриотическими заявлениями вроде обещания, что российские солдаты вымоют сапоги в Индийском океане.

Правда, вместе с одномандатниками у проправительственной фракции «Выбор России» Егора Гайдара получилось столько же мест. Но третье место заняли коммунисты — их вождь Геннадий Зюганов, бывший лидер ФНС, поспешно покинул Белый дом еще до начала штурма («поднимать регионы») и счастливо избежал уголовного преследования. Пятыми пришли идеологически близкие КПРФ аграрии, шестым — «Яблоко» во главе с Григорием Явлинским, который сразу же сообщил, что блокироваться с гайдаровцами не собирается.

Урок 93-го года № 2: даже если устранены институциональные предпосылки для кризиса и все враги побеждены, это не значит, что не осталось политических. Тоже не апокалипсис, но «Россия, ты одурела!» — только и смог выпалить актер-шестидесятник Юрий Карякин в прямом эфире поствыборного марафона, на которых реформаторы, журналисты и деятели культуры готовились отмечать окончательную победу над «силами реакции».

[Foto_history]

Оригинал взят у aboutcccp в Вопросы анкеты в СССР, которые могли поставить крест на карьере советского человека.

Всех граждан СССР по жизни сопровождало личное дело,
в котором была вот такая собственноручно заполняемая анкета:



http://www.kinetics.nsc.ru/museum/ko...alsk/list4.jpg

Положительный ответ на некоторые пункты-вопросы ставил
жирный чёрный крест на карьере и благополучной судьбе
советского гражданина.
Соврать гражданин мог, но этого делать не стоило:
анкета проверялась в "органах", если товарищ претендовал
на учёбу или работу более-менее значимую и, конечно, денежную.
В контексте нашей темы -- это пункт 31, 29.
Пережившие оккупацию даже в детстве имели
метку граждан второго сорта и в "красивую жизнь" не
допускались.