*1328. Арлекино контрреволюции

[Валерия Новодворская]

http://www.newtimes.ru/articles/detail/79546/
№ 6 от 24 февраля 2014

«Сказочник» Олеша шутил слишком тонко для советской власти — его запретили только в 1936-м

Веселый гаер, приспособленец и диссидент Юрий Олеша у книжной полки. Январь, 1954 г.
Когда у общества кончаются патроны, а держава страшно надувает щеки и лезет на голову, у беззащитных граждан остается та стихия, против которой не устоит даже «самое большое в мире государство». И здесь нам может дать мастер-класс злюка, циник, веселый гаер, приспособленец и диссидент Юрий Карлович Олеша, которому 3 марта виртуально исполнится 115 лет.

У него было редкое происхождение: из семьи польских шляхтичей. В молодости Юрий не был левым, учился в гимназии, стихи писал о феях, а не о буревестниках. Два года изучал право в Новороссийском (Одесском) университете. А потом белые с союзниками уплыли, и право закончилось вместе с правовым государством.

Четыре талантливых и голодных мушкетера — Илья Ильф, Валентин Катаев, Юрий Олеша и Эдуард Багрицкий — оказались в холодной Одессе среди сугробов военного коммунизма. При этом по-честному восхищался революцией один Багрицкий. А три остряка издевались в своих ранних рассказах над лопоухой советской властью так тонко, что комиссары и их цензоры это прохлопали.

В начале XX века наши тертые мушкетеры перебрались в поисках пропитания, карьеры и фортуны в Москву. В 1922 году Олеша уже в столице, кропает фельетоны и подписывается псевдонимом — Зубило. А потом он попадает на гостеприимные рельсы газеты «Гудок», где сходятся все наши одесситы.

Но к 1924 году злоязычный Олеша потерял последние иллюзии относительно свирепости и бездарности текущего советского момента. Если у Багрицкого «Мать-революция» выступает с «трехгранной откровенностью штыка», то Юрий Олеша решил объехать век если не на кривой козе, то на цирковом пони. Он создает собственную, бескровную, театральную, в розовом шелке и золотых блестках революцию «Трех толстяков». Театр вторгается во Дворец, туда же летят цветные шары заблудившегося продавца, идеологом становится мудрый доктор Гаспар Арнери, а смешные Толстяки, вечно сидящие на диете, не вызывают никакой классовой ненависти. И все кончается без ВЧК, расстрелов и воззваний. Хватает одной пантеры. Наследник Тутти добровольно трудоустраивается в цирк, Толстяков сажают в клетку, народ смотрит представление вместо казней, а мышь ест мармелад в комоде у тетушки Ганимед.

„Репутация погибла, талант увял, но остался смех, перечеркнувший Их казенщину и Их революцию”

Сказка вышла в 1928 году. Критика сделала гримасу: «Призыва к борьбе, труду, героического примера дети Страны Советов здесь не найдут». В 1930 году МХАТ заказал Олеше инсценировку и поставил пьесу. А сказку перевели на 17 языков.

И это еще не все. В 1927 году Олеша всучил либеральной «Красной нови» роман «Зависть». Вот здесь уже от социализма не осталось камня на камне. Антигерой — важный деятель Общепита, идейный коммунист Андрей Бабичев. Его противники — брат-диссидент Иван Бабичев и интеллигентный алкаш, внутренний эмигрант Николай Кавалеров.

Бороться с патетикой, общагами во всем и военщиной всегда «нового мира» Иван Бабичев, посидевший в ГПУ, предлагает с помощью буржуазной частной жизни: «Вот подушка. Скажите ему: мы хотим жить и спать каждый на своей подушке. Не трогай наших подушек! Пули застревают в подушке. Подушкой задушим мы тебя…» Для ГПУ это было сложновато.

Но в 1930 году Олеша пишет пьесу «Список благодеяний» об актрисе, составившей список благодеяний (очень мрачных) и преступлений советской власти и за это исчезнувшей. Вот эту вещь уже запретили.

С 1936-го по 1956-й Олешу не печатали. Он писал только омерзительные просоветские статьи, в которые не верил никто: ни он сам, ни читатели, ни Сталин. До самой своей смерти в 1960 году Олеша пил горькую, был нищ и одинок. Репутация погибла, талант увял, но остался смех, перечеркнувший Их казенщину и Их революцию.

фотография: А.Лесса/ИТАР-ТАСС

[Мария Чеховская]

http://www.pravda.ru/culture/literat...8393-skazka-0/
16 мар 2013 в 16:00

Культура » Литература » Российская литература

"Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле…" — так начинается самая популярная сказка Юрия Олеши "Три толстяка". Битва, преследование, плен, освобождение, вера в дружбу и самопожертвование… Калейдоскоп событий, повороты сюжета, которые нельзя ожидать и предсказать. Весело, легко, занимательно и увлекательно.

Многие советские критики считали книгу холодной. К примеру, Лидии Чуковской полагала, что она не трогает сердце ребенка. И что даже когда Суок отправляют на казнь, душа остается спокойной: "мир Олеши — мир вещей, а не мир человеческих чувств".

Когда Олеша писал свои произведения, в моде были искания себя, которые зачастую шли во вред самому произведению. Многим хотелось сбросить Пушкина с корабля современности и создать что-то новое, исключительно свое, и часто злоупотребляли этим стремлением. Времена менялись. Когда Алексей Баталов решил снять фильм "Три толстяка", для сценария был переработан сюжет, исключены недостатки оригинального текста. И вот уже несколько поколений фильм смотрят даже взрослые — и, зная сказку практически наизусть, волнуются как в детстве.

Повесть-сказка (иногда издатели указывают "роман-сказка") была написана в 1924 году и стала первым большим произведением Юрия Карловича Олеши. Вдохновила его Валентина Грюнзайд, писатель был влюблен в нее и ухаживал с серьезными намерениями. К 1928 году (год первой публикации сказки) Валентина стала женой Евгения Петрова (соавтора Ильи Ильфа, брата Валентина Катаева). А у Юрия Карловича появилась новая муза, Ольга Густавовна Суок, на которой он впоследствии и женился. Именем Суок писатель назвал главную героиню.

Олеша был из обедневших дворян, его род известен со времен Фёдора Иоанновича. Со временем обнищавшие Олеши перебрались в Польшу и приняли католичество. Юрий вырос в Одессе и особой атмосферой этого города наполнены все его произведения. Многие считают, что вымышленный город "Трех толстяков" и есть Одесса конца 1910-х и начала 1920-х годов.

Три толстяка — это символ абсолютной власти, симбиоз трех сил: финансовой, военной и промышленной. У них нет семьи и детей. Являются ли они родственниками друг другу, неизвестно. Сообща они воспитывают своего преемника, наследника Тутти, у которого якобы нет сердца, а вместо сердца — железо. Мальчик им верит и растет с убеждением в своей исключительности, с сознанием того, что жестокость — единственное стоящее чувство в мире. Тутти привязан лишь к одному, к своей кукле. Когда-то ученый Туб по приказу трех толстяков создал куклу наследника Тутти, точную копию его сестры Суок, с которой мальчик был разлучен. Кукла была уникальной. Она росла вместе с наследником, как живая девочка, стала единственным другом для изолированного от всех мальчика и помогла ему сохранить в душе частицы доброты.

Ученый отказался заменить человеческое сердце Тутти на железное. Тогда его заключили в клетку, где он провел восемь лет и, полностью одичав, превратился в зверя…

Начинается сказка с баталии. Народ восстал против толстяков. В городе предреволюционная ситуация, когда "верхи не могут, а низы не хотят жить" по-старому. Верхи — это толстяки, обжоры и бездельники и поддерживающее их меньшинство. Низы — бедные и обездоленные люди, от безысходности и отчаяния они решились поднять мятеж. Восстание возглавили оружейник Просперо и гимнаст Тибул. Во время мятежа гвардейцы испортили куклу. Наследник был в отчаянии. Починить куклу поручают знаменитому ученому Гаспару Арнери, который знает и как лететь с земли до звезд, и как из камня сделать пар. Тибул, с согласия Арнери, подменяет сломанную куклу на живую Суок. Попав во дворец, она помогает бежать оружейнику Просперо, но сама попадает в плен. Народ побеждает. Тутти и Суок узнают, что они брат и сестра.

В сказке нет ничего сказочного, нет магов и магии. Есть бесстрашные и самоотверженные люди, которые делают сказку былью.

Писатель перенес в книгу свое отношение к революции. С его точки зрения, революция не только буря, но и счастье, романтика, восторг. Негативную сторону писатель не замечает. Он в восторге от того, как старый мир ломают до основания. Вся книга пропитана духом протеста против толстяков, жадных властителей жизни. Мятеж и восстание воспевается как благо для людей.

И пусть советские критики отнеслись к "Трем толстякам" очень прохладно и не советовали детям читать, поскольку в ней отсутствовал героический пример страны советов. А дети и взрослые читали и восторгались. В 1930 году МХАТ заказал Олеше написать инсценировку. До сих пор эта пьеса идет во многих театрах мира. До сих пор сказку читают и не только в России. Она переведена на 17 языков.

[Частный корреспондент]

http://www.chaskor.ru/article/suok_c...ya_zhizn_41127

Любимая женщина Юрия Олеши

Эта история началась в Одессе, где в семье австрийского эмигранта Густава Суока родились и выросли три девочки: Лидия, Ольга и Серафима. Годы их девичьего расцвета пришлись на смутное время: война, потом революция, еще одна и снова война. Одесса тех лет была странным местом: с одной стороны, город был наводнен разнообразными бандитами и жуликами, с другой — писателями и поэтами. Там с девушками и познакомились в 1918 году три литератора: писатели Юрий Олеша и Валентин Катаев и поэт Эдуард Багрицкий.

20-летний Олеша страстно влюбился в младшую и самую красивую — 16-летнюю Симу. Он называл её «мой дружочек». Катаев вспоминал об этой паре так: «Не связанные друг с другом никакими обязательствами, нищие, молодые, нередко голодные, веселые, нежные, они способны были вдруг поцеловаться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных». Практически сразу они стали жить вместе, переехали в Харьков.

Но Сима оказалась, мягко говоря, непостоянной. Например, известен такой случай. Время было голодное. Олеша и Катаев (уже известные писатели) ходили по улицам босиком, а для хоть какого-то заработка составляли стихотворные тосты и эпиграммы для чужих праздников. Однако был у них знакомый бухгалтер по прозвищу «Мак», имевший практически неограниченный доступ к продуктовым карточкам, — он пытался ухаживать за сестрами Суок. Олеша и Сима к тому времени уже жили вместе, а Багрицкий так и вовсе был женат на Лиде. Но именно Багрицкий придумал скрыть от Мака эти отношения. Серафима (ей было тогда 18) сама подошла к бухгалтеру. Мак на радостях начал угощать всю компанию.

Эти встречи продолжались несколько дней, а потом Дружочек вдруг объявила, что вышла замуж за Мака и уже переехала к нему. Олеша был потрясен предательством. Домой ветреную Симу вернул Катаев.

Вот как Катаев описал тот вечер: «Дверь открыл сам Мак. Увидев меня, он засуетился и стал теребить бородку, как бы предчувствуя беду. Вид у меня был устрашающий: офицерский френч времен Керенского, холщовые штаны, деревянные сандалии на босу ногу, в зубах трубка, дымящая махоркой, а на бритой голове красная турецкая феска с черной кистью, полученная мною по ордеру вместо шапки на городском вещевом складе.

Не удивляйтесь: таково было то достославное время — граждан снабжали чем бог послал, но зато бесплатно.

— Где Дружочек? — грубым голосом спросил я.

— Видите ли... — начал Мак, теребя шнурок пенсне.

— Слушайте, Мак, не валяйте дурака, сию же минуту позовите Дружочка. Я вам покажу, как быть в наше время синей бородой! Ну, поворачивайтесь живее!

— Дружочек! — блеющим голосом позвал Мак, и нос его побелел.

— Я здесь, — сказала Дружочек, появляясь в дверях буржуазно обставленной комнаты. — Здравствуй.

— Я пришел за тобой. Нечего тебе здесь прохлаждаться. Ключик тебя ждет внизу. („Ключиком“ в компании звали Олешу.)

— Позвольте... — пробормотал Мак.

— Не позволю, — сказал я.

— Ты меня извини, дорогой, — сказала Дружочек, обращаясь к Маку. — Мне очень перед тобой неловко, но ты сам понимаешь, наша любовь была ошибкой. Я люблю Ключика и должна к нему вернуться.

— Идем, — скомандовал я.

— Подожди, я сейчас возьму вещи.

— Какие вещи? — удивился я. — Ты ушла от Ключика в одном платьице.

— А теперь у меня уже есть вещи. И продукты, — прибавила она, скрылась в плюшевых недрах квартиры и проворно вернулась с двумя свертками. — Прощай, Мак, не сердись на меня, — милым голосом сказала она Маку».

Счастье Олеши длилось недолго — буквально через несколько месяцев Сима ушла от него к революционному поэту Владимиру Нарбуту и уехала с ним в Москву. Нарбут слыл демонической фигурой. Потомственный черниговский дворянин, он стал анархистом-эсером. У него не было руки. Он был однажды приговорен к расстрелу, но его спасли красные.

Олеша пытался вернуть Серафиму от Нарбута и даже вроде бы добился своего, но через некоторое время Нарбут пригрозил самоубийством и Сима ушла — теперь уже навсегда.

Уже через год Олеша женился на ее сестре Ольге. И именно ей посвящена его знаменитая сказка «Три толстяка». Но для всех знавших Симу Суок было очевидным: это она — циркачка Суок и кукла наследника Тутти. Это не было тайной и для Ольги. Сам Олеша говорил ей: «Вы две половинки моей души». Да ведь и сама Суок из сказки не так-то проста: она и добрая и смелая циркачка, и бездушная механическая кукла.

В «Трех толстяках» говорится, что «Суок» означает «вся жизнь» на «языке обездоленных». Самого себя Олеша в сказке вывел как гимнаста Тибула: если прочитать «Тибул» наоборот, то получится «лубит».

И загадка самой Серафимы была сродни загадке девочки-куклы Суок. Тогда ее никто не осуждал: ни друзья, ни брошенные ею мужчины. Лишь гораздо позже Катаев выведет ее в весьма неприглядном виде в книге воспоминаний «Алмазный мой венец». Но сегодня её расчетливость и безразличное отношение к тем, кто был рядом, не могут не поражать.

Ее брак с Нарбутом продлился до 1936 года. А потом его арестовали. Сама Сима не пошла на Лубянку узнавать о его судьбе — вместо нее туда отправилась ее сестра Ольга, к тому времени уже вдова Багрицкого. Она же и попала за свое заступничество в лагеря на 17 лет.

Следующим мужем Серафимы стал писатель Николай Харджиев. По воспоминаниям современников, Сима воспользовалась этим браком в 1941 году как возможностью уехать из Москвы в эвакуацию.

В 1956-м она вышла замуж за другого классика — Виктора Шкловского, у которого она работала стенографисткой, причем тот ради Симы ушел из семьи. В. Катанян в книге «Прикосновение к идолам» вспоминал:

«Виктор Борисович (Шкловский) был взволнован... У него навернулись слезы, но вдруг:

— Когда Эльза (Триоле) спросила меня, отчего я ушел от жены к Серафиме, я ей объяснил: «Та говорила мне, что я гениальный, а Сима — что я кудрявый».

Олеша же, став классиком русской литературы, перестал писать. В конце жизни он практически спился. Периодически он появлялся в семье Шкловских-Суок. Обычно Шкловский уходил в кабинет, плотно прикрыв дверь. В другой комнате шел разговор. Громкий голос — Серафимы, тихий — Олеши. Минут через пять Олеша выходил в коридор, брезгливо держа в пальцах крупную купюру. Сима провожала его, вытирая слезы.

За свою жизнь Юрий Олеша не сказал о Серафиме ни одного грубого слова. Свою любовь к предавшей его Суок он называл самым прекрасным, что произошло в его жизни.

Источник: izbrannoe.com

[CALEND.RU]

http://www.calend.ru/person/1602/
Юрий Олеша русский и советский писатель-прозаик, поэт, драматург, сатирик
3 марта 1899
118 лет назад
— 10 мая 1960
57 лет назад

Юрий Олеша
Юрий Карлович Олеша родился (19 февраля) 3 марта 1899 года в Елизаветграде (сейчас – Кропивницкий, Украина), в семье акцизного чиновника из обедневших польских дворян. Родным языком в семье был польский. В 1902 году семья переехала в Одессу. Здесь Юрий поступил в гимназию. Закончив ее в 1917 году, поступил в Одесский университет, где два года изучал юриспруденцию. Здесь он вместе с молодыми литераторами Валентином Катаевым, Эдуардом Багрицким и Ильей Ильфом образовал группу «Коллектив поэтов» – стихи Олеша писал с детства. В годы гражданской войны он оставался в Одессе, а в 1921 году переехал из голодной Одессы в Харьков, где работал журналистом и печатал стихи в газетах.
В 1922 году родители Олеши эмигрировали в Польшу, а Юрий переехал в Москву. Писал фельетоны и статьи, подписывая их псевдонимом Зубило. Эти произведения публиковались в газете железнодорожников «Гудок», в которой печатались также Михаил Булгаков, Валентин Катаев, Илья Ильф и Евгений Петров. В 1924 году Олеша написал свое первое прозаическое произведение – сказочный роман «Три толстяка», посвятив его своей жене, Ольге Суок. Роман был опубликован в 1928 году, и с тех пор имя писателя неизменно связывают с этой доброй сказкой. Затем были созданы роман «Зависть» (1927), рассказы и пьесы, но ни одно из этих произведений не смогло завоевать в России такой популярности, как «Три толстяка». В годы войны Олеша жил в эвакуации в Ашхабаде, затем вернулся в Москву. Обстановка, созданная сталинским режимом в стране и в культуре, оказывала на писателя заметное угнетающее воздействие. В 1930-х годах многие его друзья и знакомые были репрессированы, главные произведения самого Олеши с 1936 года не печатались и не упоминались официально – запрет был снят лишь в 1956 году. Но писатель все же продолжал свое творчество, о чем свидетельствуют его многочисленные дневниковые записи и книга «Ни дня без строчки», которая была опубликована лишь в 1961 году, после смерти писателя. Юрий Карлович Олеша скончался в Москве 10 мая 1960 года.

© Calend.ru

[Аргументы и Факты]

http://www.aif.ru/culture/person/dru...suok?from=main
00:00 31/01/2005

3 марта 1899 года в родился писатель и поэт, драматург, журналист и киносценарист Юрий Карлович Олеша.

Юрий Олеша и Серафима Суок. © / Коллаж АиФ

В Одессе в семье австрийского эмигранта Густава Суок родились и выросли три девочки: Лидия, Ольга и Серафима. Скучно в Одессе не было никогда, но когда младшая, Сима, входила в свой «первый возраст» — девический, декорацией тому были две войны и две революции.

В ресторанах матросы меняли на пиво фальшивый жемчуг. В летнем театре собирались взъерошенные юноши и часами читали стихи. Там Юрий Олеша и познакомился с Симой. Среди юношей были и Валентин Катаев, и поэт Эдуард Багрицкий, ставший впоследствии мужем старшей из сестер — Лиды.

Осип Мандельштам. Не в ногу со всеми. Кем был «мученик» русской поэзии Осип Мандельштам
Когда город заняли красные, изменилось многое. Но одним из ярких персонажей тех дней стал хромой, бритый наголо человек с отрубленной левой рукой — Владимир Нарбут. Нарбут, поэт со страшными стихами и страшной судьбой, был представителем новой власти. Он писал: «О, город Ришелье и Де-Рибаса! Забудь себя, умри и стань другим».

Симе Суок было тогда шестнадцать, Юрию Олеше — двадцать. Вспыхнула любовь. Катаев вспоминал об этой паре так: «Не связанные друг с другом никакими обязательствами, нищие, молодые, нередко голодные, веселые, нежные, они способны были вдруг поцеловаться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных».

Вскоре влюбленные стали жить вместе, переехали в Харьков. Олеша называл любимую «Дружочком». И никак иначе.

Время было голодное. Два (известных уже!) писателя — Юрий Олеша и Валентин Катаев — ходили по улицам босиком. Жили в долг, зарабатывая на хлеб, папиросы и молоко тем, что составляли за гроши эпиграммы и стихотворные тосты для чужих застолий.

Сёстры Суок, слева направо: Лидия, Серафима, Ольга. Источник: Public Domain

Среди их знакомых в Харькове был некий бухгалтер по прозвищу «Мак». Мак имел груду продуктовых карточек — высший знак роскоши в то время. На одном из литературных вечеров бухгалтер увидел сестер Суок и принялся обхаживать. Поначалу безо всякого успеха. И тогда у голодных писателей возник замысел аферы. Багрицкий (в это время уже женатый на Лиде Суок) и Олеша, решив растрясти богача, скрыли свои отношения с сестрами. Младшенькая, Серафима, сама подошла к бухгалтеру.

— Скажите, — услышал внезапно Мак, — вам нравятся эти стихи?

— Мне?.. — Он зарделся, точно это были его стихи. — Мне — да, мне нравятся!

Бухгалтер пролил продовольственный дождь на всю веселую компанию. Писатели радостно жевали семгу с колбасой, не заметив, что бухгалтер склонял уже Дружочка к свадьбе.

В то время регистрация брака была делом одного дня. На развод уходил час. И однажды Дружок с веселым смехом объявила Олеше, что она вышла замуж за Мака. И уже переехала. Обратно Симу привел Катаев. Потрясенный предательством, Олеша не мог даже внятно говорить.

Вот как Катаев описал тот вечер: «Дверь открыл сам Мак. Увидев меня, он засуетился и стал теребить бородку, как бы предчувствуя беду. Вид у меня был устрашающий: офицерский френч времен Керенского, холщовые штаны, деревянные сандалии на босу ногу, в зубах трубка, дымящая махоркой, а на бритой голове красная турецкая феска с черной кистью, полученная мною по ордеру вместо шапки на городском вещевом складе.

«Мы щи разольем океаном!» Отрывок из романа Ю. Олеши «Зависть»

Не удивляйтесь: таково было то достославное время — граждан снабжали чем бог послал, но зато бесплатно.

— Где Дружочек? — грубым голосом спросил я.

— Видите ли... — начал Мак, теребя шнурок пенсне.

— Слушайте, Мак, не валяйте дурака, сию же минуту позовите Дружочка. Я вам покажу, как быть в наше время синей бородой! Ну, поворачивайтесь живее!

— Дружочек! — блеющим голосом позвал Мак, и нос его побелел.

— Я здесь, — сказала Дружочек, появляясь в дверях буржуазно обставленной комнаты. — Здравствуй.

— Я пришел за тобой. Нечего тебе здесь прохлаждаться. Ключик тебя ждет внизу. (“Ключиком” Катаев звал Олешу.)

— Позвольте... — пробормотал Мак.

— Не позволю, — сказал я.

— Ты меня извини, дорогой, — сказала Дружочек, обращаясь к Маку. — Мне очень перед тобой неловко, но ты сам понимаешь, наша любовь была ошибкой. Я люблю Ключика и должна к нему вернуться.

— Идем, — скомандовал я.

— Подожди, я сейчас возьму вещи.

— Какие вещи? — удивился я. — Ты ушла от Ключика в одном платьице.

— А теперь у меня уже есть вещи. И продукты, — прибавила она, скрылась в плюшевых недрах квартиры и проворно вернулась с двумя свертками. — Прощай, Мак, не сердись на меня, — милым голосом сказала она Маку».

История с Маком долго служила только поводом для шуток. Олеша опять был счастлив, опять они целовались на улицах, и он спрашивал своим высоким голосом:

— Ты ведь мой, Дружок, мой?..

В 1921 году друзья решили переехать в Москву. Первым уехал Катаев. Устроившись, стал ждать остальных. Как-то раз в телефонной трубке Катаев услышал веселый голос Симы:

— Алло, я тоже в Москве!

— А где Юра?

— Остался в Харькове.

— Как?! — поразился Катаев. — Ты приехала одна?

— Не совсем, — усмехнулась в трубку Суок.

— Как это, не совсем?

— А так! — счастливо отвечала она. — Жди нас.

И она появилась, а с ней вместе, хромая, вошел в комнату человек без руки.

— От-то, от-то рад, — сказал он Катаеву, странно заикаясь. И добавил, улыбаясь одной половиной лица: — Вы меня помните?

Его помнил не только Катаев.

Владимир Нарбут слыл демонической фигурой. Потомственный черниговский дворянин стал анархистом-эсером. Он был однажды приговорен к расстрелу, но его спасла красная конница. «Колченогий», как назвали его, был одним из крупнейших поэтов начала века. Весь тираж его сборника стихов «Аллилуйя» был сожжен по специальному указанию Святейшего синода за богохульство.

Его собственной славе прибавляли блеска имена Ахматовой, Мандельштама и Гумилева, вместе с которыми он создал новое литературное течение — акмеизм. Когда заходил он, в комнате всем становилось не по себе. Публичные чтения Нарбута напоминали сеансы черной магии. Исчезало в этот момент причудливое его заикание. Вздрагивая и качаясь, он выкидывал строфы, будто кидая в небеса проклятия: «Песья звезда, миллиарды лет мед собирающая в свой улей». Многие считают, что с него написал Булгаков образ своего Воланда.

В день похорон Владимира Маяковского 17 апреля 1930 года. Слева направо: Михаил Файнзильберг, Валентин Катаев, Михаил Булгаков, Юрий Олеша и Иосиф Уткин; во дворе Клуба писателей. Источник: Public Domain

Спрашивать у Суок, где Олеша и как он себя сейчас чувствует, было глупо. Посидев немного в гостях у Катаева, «молодые» пошли искать квартиру.

Олеша появился через несколько дней. Подтянутый, спокойный, уверенный, но постаревший. Несколько последующих вечеров он простоял под окнами квартиры, где поселилась его Суок, глядя, как передвигаются тени на занавесках. Он окликнул ее однажды:

— Дружок!

Она подошла к окну, глянула вниз на него и опустила штору.

«Я могу поручиться, что в этот миг она побледнела», — рассказывал потом Олеша Катаеву.

Олеша решил вернуть ее во второй раз. Он сделал все, чтобы застать ее дома одну. Неизвестно, что он говорил ей, но в тот же вечер они вдвоем вернулись на квартиру к Катаеву. И снова будто и не было ничего. Олеша, глядя в ее голубые глаза, спрашивал и спрашивал, улыбаясь:

— Ты ведь мой, Дружок, мой?..

Она смеялась, целовала его и гладила волосы, щебетала о том, как соскучилась...

Обрадованный Катаев ходил кругами по комнате, ставил чайник за чайником, потчуя влюбленных. Поздним вечером кто-то постучал в окно. Стук был такой, будто стучалась сама смерть.

В окне маячила верхняя часть фигуры Колченогого, его профиль живого мертвеца.

— Надо выйти к нему, — хрипло сказал Олеша. Никто ему не ответил.

Серафима Суок и Владимир Нарбут (крайние справа, до 1938 года). Источник: Public Domain

Как хозяин дома, во двор вышел Катаев. Нарбут тяжело посмотрел на него и, перемежая слова своим вечным «отто», попросил передать Серафиме Густавовне, что если она сейчас же не уйдет от Юрия Карловича, то он застрелится здесь же, у них во дворе.

И она ушла. На этот раз навсегда. На столе осталась только ее одна перчатка. Жизнь опять потеряла для Олеши смысл. Но уже через год Юрий Олеша женился на средней из сестер Суок — Ольге. Именно ей посвящена его знаменитая сказка «Три толстяка». Но для всех знавших Симу Суок было очевидным: это она — циркачка Суок и кукла наследника Тутти. Это не было тайной и для Ольги. Сам Олеша говорил ей: «Вы две половинки моей души».

Серафима, вероятно, была счастлива с Владимиром Нарбутом. Во всяком случае, никаких выходок более от нее не последовало. В 1936 году Нарбут был арестован и сгинул впоследствии в сталинских лагерях. Вдова Багрицкого, Лидия Суок, пыталась заступиться за родственника перед комиссарами НКВД. Защищала так пылко, что сама вышла из ГУЛАГа через семнадцать лет.

После смерти Нарбута Сима была замужем еще дважды. Оба ее новых мужа были писателями: Николай Харджиев и Виктор Шкловский.

Олеша же, став классиком русской литературы, перестал писать. В конце жизни он практически спился.

Периодически он появлялся в семье Шкловских-Суок. Обычно Шкловский уходил в кабинет, плотно прикрыв дверь. Нервничал. В другой комнате шел разговор. Громкий — Симочки, тихий — Олеши. Минут через пять Олеша выходил в коридор, брезгливо держа в пальцах крупную купюру. Сима провожала его, вытирая слезы.

За свою жизнь Юрий Олеша не сказал о Серафиме ни одного грубого слова. Свою болезненную привязанность к предавшему его не раз Дружочку он называл самым прекрасным, что произошло в его жизни.

[Shatff]

О Олеше

Согласно источникам, именно в этот день 1932 года тов. Сталин наречёт писателей «инженерами человеческих душ»… (В те времена тоже практиковались встречи вождей с литераторами в непринуждённой обстановке). Впоследствии докопаются, что вождь позаимствовал этот мем у писателя Юрия Олеши (автора топового когда-то бестселлера «Три толстяка»). …Так оно и было – вот только сам отец народов ни на какое авторство не претендовал!.. Более того, неизменно сопровождал быстро вошедшее в моду выражение ссылкой: « …как метко выразился товарищ Олеша…»

(Вспомнив Олешу, отметим – он, чуть ли не за столетие, предвидел появление блоггеров, записав однажды: «Современные прозаические вещи могут иметь соответствующую современной психике ценность только тогда, когда они написаны в один присест. Размышление или воспоминание… – максимально в сто, скажем, строк – это и есть современный роман»).

[Chtoby-pomnili.com]

Юрий Карлович Олеша, 1899 — 1960 [мар. 26, 2006|10:09 pm]

Одно из самых сильных запечатлевшихся ещё до школы книжных впечатлений — “Три толстяка”. В этой книге поражало всё: и образный, “вкусный” язык — “Цветочница уронила миску. Розы вылились, как компот”, “Пары вертелись. Их было так много, и они так потели, что можно было подумать: варится какой-то пёстрый, и, должно быть, невкусный суп”, “Закричав утиным голосом, барьер сломался”, — и объёмно, несколькими штрихами выписанные персонажи — одни весёлые, храбрые и верные, другие скучные, с ног до головы закованные в “футляры” стереотипов и постоянно предающие друг друга, — и лихо закрученный сюжет, щедрый на неожиданные повороты и ни на секунду не отпускающий внимания читателя. Захватывало дух от опасностей и подвигов, сжимались кулаки от бессильной злости перед равнодушием, холуйством и косностью... Главный смысл “романа-сказки” — именно так определён жанр “Трёх толстяков” — победа живого над неживым, сильных чувств над “здравым смыслом”, настоящего над призрачным, пыльным, картонным... Имя автора тоже было необычным и запомнилось навсегда: Юрий Олеша.

Я часто возвращалась к этой книге. Её герои исподволь говорили со мной о самом главном: о достоинстве. О достоинстве перед лицом опасности — маленькая артистка бродячего цирка Суок: каким великолепным презрением обливает она схвативших её гвардейцев! О достоинстве, которое не позволяет ограничить свою жизнь “хатой с краю” — доктор Гаспар Арнери, близорукий кабинетный учёный, не задумываясь вступивший в бой. О достоинстве перед гогочущими ничтожествами — оружейник Просперо: не поведя и бровью, он внушает издевающимся над ним животный страх. Достоинство — это то, что нельзя купить ни за деньги, ни за положение при дворе. Это то, что неизменно удивляет и пугает тех, у кого его нет. Таких тоже немало в книге Юрия Олеши, и они не выдерживают испытания жизнью.

Тираны-правители типа “трёх толстяков” страшны не только тем, что обжираются на пирах в то время, когда их народу трудно. И не только тем, что устраивают “показательные” казни бунтовщиков. Самое страшное то, что из своих подданных они “клепают” рабов, нерассуждающих, несомневающихся и бессердечных. Подобно тому, как “клепают” достойного наследника, безжалостного тирана из приёмыша Тутти: его круг общения ограничен механической куклой, а учителя и наставники внушают ему, что сердце у него — железное... К счастью, этой “обработке” поддаются не все. Мощной прививкой против неё оказалось настоящее, живое дело — именно поэтому против установленных порядков в первую очередь восстают мастеровые, ремесленники. И на их стороне оказываются не только цирковые артисты и старый доктор, но даже часть дворцовой стражи!..

Много лет спустя, в студенческие годы, мне попал в руки “Алмазный мой венец” Валентина Катаева — книга-загадка, которую мне захотелось разгадать. Первым отгаданным именем был имя Юрия Олеши (у Катаева он выведен под именем “Ключик”). Так я вернулась к одному из главных имён моего детства.

Юрий Олеша родился в Одессе. Он гордо заявлял: “Ваш университет — ничто перед моей ришельевской гимназией!” Одесса начала века представляла собой очень интересное явление. Она была просто переполнена гениями: не только поэтами и артистами, но и спортсменами и авиаторами, которые были тогда в большой чести. Юный Олеша играл в футбол, который был тогда ещё в диковинку и вызывал ожесточённые споры: прилично ли это? На одесских тротуарах были плиты, которые гимназист Олеша считал приносящими счастье и старался наступать на них. Другие, несчастливые, он осторожно обходил. Самой счастливой приметой считалось пройти мимо фонарей, которые спустя годы Олеша опишет в “Трёх толстяках”. Кстати, фамилию Арнери носила дочь итальянца-фабриканта по имени Джульетта, чернокудрая красавица, в которую были влюблены все мальчишки.

Главным увлечением юноши была поэзия. Это увлечение привело его в “Коллектив поэтов” — литобъединение, которое посещали многие будущие знаменитости: Лев Славин, Илья Ильф, Валентин Катаев, Исаак Бабель, Эдуард Багрицкий, Семён Кирсанов... Были там и просто колоритные личности вроде знаменитого одесского сумасшедшего Бабичева, у которого впоследствии Олеша “позаимствовал” фамилию для братьев — героев “Зависти”. Бабичев говорил, что исчезает с помощью “внепространственного транспорта” — Олешу восхищало это звукосочетание. “Коллектив поэтов” помещался в большой не очень опрятной квартире, брошенной хозяевами и ставшей трофеем богемы.

Другим любимым местом сборищ одесской литературной молодёжи было кафе “Меблированный остров”, чаще называемый в духе времени “Мебос”. Однажды там была разыграна пьеса Багрицкого “Харчевня”, в которой играли сам Багрицкий, Ильф и Лев Славин... Предприимчивый Катаев познакомился с Буниным и водил Олешу читать стихи перед “живым классиком”. Олеша рано начал печататься в местной прессе и быстро стяжал славу первого одесского поэта, любимца публики. Особый успех он имел у девушек-гимназисток. В Одессе ему становилось тесно.

Тогдашний сотрудник редакции “Накануне” Э.Миндлин вспоминал, как однажды в Харькове познакомился с двумя странными молодыми людьми. Один из них был высокий, другой — маленький, оба — в костюмах бродяг и деревянных сандалиях на босу ногу. Это были Катаев и Олеша. “Можно ли в Москве прожить одними стихами? Я могу писать хоть сто строчек в день!” — заявил Олеша. “Юра всё может!” — подтвердил Катаев. Когда спустя какое-то время они появились в “Накануне”, помещавшейся в знаменитом “доме Нирензее” в Большом Гнездниковском переулке, выглядели они ещё печальнее, чем в Харькове...

Одесские таланты были отчаянно бедны и отчаянно молоды. Они жаждали славы, и в 20-е годы целый писательский “десант” из Одессы хлынул в столицу. Новые издания рождались каждый день, острые перья были востребованы. Одесская компания почти вся осела в “Гудке” — железнодорожной газете, — что не мешало полным энергии молодым писателям печататься во всех московских газетах и журналах. Юрий Олеша стал знаменитым на всю страну Зубилом — так он подписывал стихотворные фельетоны на темы читательских писем.

Настоящий писательский успех принесла Олеше проза — рассказы, роман “Зависть” и, конечно же, “Три толстяка”. Писал он и пьесы. В московских компаниях знали его как великолепного остряка, чьи слова передавались из уст в уста. Был он непревзойзодённым мастером метафоры, а когда встречал достойного соперника, восклицал: “Как жаль, что не я это выдумал!”

Но блестящая карьера закатилась скоро и неожиданно. Нет, в отличие от многих, Олеша не был репрессирован. Он просто перестал писать, хотя много говорил знакомым о своих замыслах. Он перебивался случайными заработками — инсценировал Достоевского, которого не любил, вёл радиорепортажи первомайских парадов...

После войны писатель долго не возвращался из эвакуации, потерял квартиру. Жил у Эммануила Казакевича. Теперь уже в нём молодые писатели видели “живого классика” (“Олеша казался мне волшебником” — вспоминал Долматовский), к нему ходили читать стихи, а “классик” ходил небритый, в мятом пиджаке, много пил и, казалось, ничего не писал...

Умер Олеша в 1960 году. Тогда-то и оказалось, что все эти годы он писал записки — что-то вроде дневника, — которые вскоре были изданы под заглавием “Ни дня без строчки”. Основная тема этих записок — невозможность писать, страх перед листом бумаги...
Но и того, что Юрий Олеша успел написать, достаточно для того, чтобы имя его осталось в истории литературы.

(статья, публиковалась в газете "Радость")

[Chtoby-pomnili.com]

https://chtoby-pomnili.livejournal.com/2006/03/27/
[мар. 27, 2006|12:02 am]


Писатель.

Олеша Олеша 2



Родился 19 февраля 1899 года в Елисаветграде в обедневшей дворянской семье. Детские и юношеские годы Олеши прошли в Одессе, где и началась его литературная деятельность.



( Свернуть )
Двадцатилетний Олеша вместе с молодым Катаевым и только начинавшими Ильфом и Багрицким был одним из самых активных сотрудников "Бюро украинской печати" (подобно Окнам РОСТА), входил в "Коллектив поэтов", писал стихи.


С 1922 года Олеша жил в Москве, работал в железнодорожной газете "Гудок", где почти каждый день появлялись его стихотворные фельетоны, выходившие под псевдонимом "Зубило". Работая в газете, он много ездил, повидал многих людей, накопил большой запас жизненных наблюдений. Фельетонист "Зубило" очень помог писателю Олеше.


В 1927 году был опубликован его роман "Зависть", в 1928 году вышла в свет яркая и увлекательная книга - "Три толстяка", сразу принятая детьми и продолжающая оставаться любимым детским чтением.


Эммануил Казакевич, большой друг Олеши, писал: "Олеша - один из тех писателей, которые не написали ни единого слова фальши. У него оказалось достаточно силы характера, чтобы не писать то, чего он не хотел".


В 1931 году вышел сборник "Вишневая косточка", объединивший рассказы Олеши разных лет. В это же время на сцене театра им. Мейерхольда состоялась премьера пьесы "Список благодеяний". Киноповесть "Строгий юноша" была опубликована в 1934 году, после чего имя Олеши встречалось в печати только под статьями, рецензиями, заметками, очерковыми зарисовками, иногда - рассказами. Он написал воспоминания о современниках (Маяковском, А.Толстом, Ильфе и др.), этюды о русских и зарубежных писателях, чье творчество особенно ценил (Стендале, Чехове, Марке Твене и др.).


По сценариям Олеши были поставлены фильмы "Болотные солдаты" и "Ошибка инженера Кочина"; для театра им. Вахтангова Олеша инсценировал роман "Идиот".



Главным делом в последний период жизни считал работу, которую вел изо дня в день, придумав условное название "Ни дня без строчки", предполагая позднее написать роман.



Смерть от инфаркта 10 мая 1960 года оборвала его работу.



Дружочек Суок

Сайт: Аргументы И Факты


Олеша Олеша 5



В Одессе в семье австрийского эмигранта Густава Суок родились и выросли три девочки: Лидия, Ольга и Серафима. Скучно в Одессе не было никогда, но когда младшая, Сима, входила в свой «первый возраст» — девический, декорацией тому были две войны и две революции.



В ресторанах матросы меняли на пиво фальшивый жемчуг. В летнем театре собирались взъерошенные юноши и часами читали стихи. Там Юрий Олеша и познакомился с Симой. Среди юношей были и Валентин Катаев, и поэт Эдуард Багрицкий, ставший впоследствии мужем старшей из сестер — Лиды.



Когда город заняли красные, изменилось многое. Но одним из ярких персонажей тех дней стал хромой, бритый наголо человек с отрубленной левой рукой — Владимир Нарбут. Нарбут, поэт со страшными стихами и страшной судьбой, был представителем новой власти. Он писал: «О, город Ришелье и Де-Рибаса! Забудь себя, умри и стань другим».



Симе Суок было тогда шестнадцать, Юрию Олеше — двадцать. Вспыхнула любовь. Катаев вспоминал об этой паре так: «Не связанные друг с другом никакими обязательствами, нищие, молодые, нередко голодные, веселые, нежные, они способны были вдруг поцеловаться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных».



Вскоре влюбленные стали жить вместе, переехали в Харьков. Олеша называл любимую «Дружочком». И никак иначе.



Время было голодное. Два (известных уже!) писателя — Юрий Олеша и Валентин Катаев — ходили по улицам босиком. Жили в долг, зарабатывая на хлеб, папиросы и молоко тем, что составляли за гроши эпиграммы и стихотворные тосты для чужих застолий.



Среди их знакомых в Харькове был некий бухгалтер по прозвищу «Мак». Мак имел груду продуктовых карточек — высший знак роскоши в то время. На одном из литературных вечеров бухгалтер увидел сестер Суок и принялся обхаживать. Поначалу безо всякого успеха. И тогда у голодных писателей возник замысел аферы. Багрицкий (в это время уже женатый на Лиде Суок) и Олеша, решив растрясти богача, скрыли свои отношения с сестрами. Младшенькая, Серафима, сама подошла к бухгалтеру.



— Скажите, — услышал внезапно Мак, — вам нравятся эти стихи?



— Мне?.. — Он зарделся, точно это были его стихи. — Мне — да, мне нравятся!



Бухгалтер пролил продовольственный дождь на всю веселую компанию. Писатели радостно жевали семгу с колбасой, не заметив, что бухгалтер склонял уже Дружочка к свадьбе.



В то время регистрация брака была делом одного дня. На развод уходил час. И однажды Дружок с веселым смехом объявила Олеше, что она вышла замуж за Мака. И уже переехала. Обратно Симу привел Катаев. Потрясенный предательством, Олеша не мог даже внятно говорить.



Вот как Катаев описал тот вечер: «Дверь открыл сам Мак. Увидев меня, он засуетился и стал теребить бородку, как бы предчувствуя беду. Вид у меня был устрашающий: офицерский френч времен Керенского, холщовые штаны, деревянные сандалии на босу ногу, в зубах трубка, дымящая махоркой, а на бритой голове красная турецкая феска с черной кистью, полученная мною по ордеру вместо шапки на городском вещевом складе.



Не удивляйтесь: таково было то достославное время — граждан снабжали чем бог послал, но зато бесплатно.



— Где Дружочек? — грубым голосом спросил я.

— Видите ли… — начал Мак, теребя шнурок пенсне.

— Слушайте, Мак, не валяйте дурака, сию же минуту позовите Дружочка. Я вам покажу, как быть в наше время синей бородой! Ну, поворачивайтесь живее!

— Дружочек! — блеющим голосом позвал Мак, и нос его побелел.

— Я здесь, — сказала Дружочек, появляясь в дверях буржуазно обставленной комнаты. — Здравствуй.

— Я пришел за тобой. Нечего тебе здесь прохлаждаться. Ключик тебя ждет внизу. («Ключиком» Катаев звал Олешу.)

— Позвольте… — пробормотал Мак.

— Не позволю, — сказал я.

— Ты меня извини, дорогой, — сказала Дружочек, обращаясь к Маку. — Мне очень перед тобой неловко, но ты сам понимаешь, наша любовь была ошибкой. Я люблю Ключика и должна к нему вернуться.

— Идем, — скомандовал я.

— Подожди, я сейчас возьму вещи.

— Какие вещи? — удивился я. — Ты ушла от Ключика в одном платьице.

— А теперь у меня уже есть вещи. И продукты, — прибавила она, скрылась в плюшевых недрах квартиры и проворно вернулась с двумя свертками. — Прощай, Мак, не сердись на меня, — милым голосом сказала она Маку».



История с Маком долго служила только поводом для шуток. Олеша опять был счастлив, опять они целовались на улицах, и он спрашивал своим высоким голосом:



— Ты ведь мой, Дружок, мой?..



В 1921 году друзья решили переехать в Москву. Первым уехал Катаев. Устроившись, стал ждать остальных. Как-то раз в телефонной трубке Катаев услышал веселый голос Симы:



— Алло, я тоже в Москве!

— А где Юра?

— Остался в Харькове.

— Как?! — поразился Катаев. — Ты приехала одна?

— Не совсем, — усмехнулась в трубку Суок.

— Как это, не совсем?

— А так! — счастливо отвечала она. — Жди нас.



И она появилась, а с ней вместе, хромая, вошел в комнату человек без руки.



— От-то, от-то рад, — сказал он Катаеву, странно заикаясь. И добавил, улыбаясь одной половиной лица: — Вы меня помните?



Его помнил не только Катаев. Владимир Нарбут слыл демонической фигурой. Потомственный черниговский дворянин стал анархистом-эсером. Он был однажды приговорен к расстрелу, но его спасла красная конница. «Колченогий», как назвали его, был одним из крупнейших поэтов начала века. Весь тираж его сборника стихов «Аллилуйя» был сожжен по специальному указанию Святейшего синода за богохульство.



Его собственной славе прибавляли блеска имена Ахматовой, Мандельштама и Гумилева, вместе с которыми он создал новое литературное течение — акмеизм. Когда заходил он, в комнате всем становилось не по себе. Публичные чтения Нарбута напоминали сеансы черной магии. Исчезало в этот момент причудливое его заикание. Вздрагивая и качаясь, он выкидывал строфы, будто кидая в небеса проклятия: «Песья звезда, миллиарды лет мед собирающая в свой улей». Многие считают, что с него написал Булгаков образ своего Воланда.



Спрашивать у Суок, где Олеша и как он себя сейчас чувствует, было глупо. Посидев немного в гостях у Катаева, «молодые» пошли искать квартиру.



Олеша появился через несколько дней. Подтянутый, спокойный, уверенный, но постаревший. Несколько последующих вечеров он простоял под окнами квартиры, где поселилась его Суок, глядя, как передвигаются тени на занавесках. Он окликнул ее однажды:



— Дружок!



Она подошла к окну, глянула вниз на него и опустила штору.



«Я могу поручиться, что в этот миг она побледнела», — рассказывал потом Олеша Катаеву.



Олеша решил вернуть ее во второй раз. Он сделал все, чтобы застать ее дома одну. Неизвестно, что он говорил ей, но в тот же вечер они вдвоем вернулись на квартиру к Катаеву. И снова будто и не было ничего. Олеша, глядя в ее голубые глаза, спрашивал и спрашивал, улыбаясь:



— Ты ведь мой, Дружок, мой?..



Она смеялась, целовала его и гладила волосы, щебетала о том, как соскучилась…



Обрадованный Катаев ходил кругами по комнате, ставил чайник за чайником, потчуя влюбленных. Поздним вечером кто-то постучал в окно. Стук был такой, будто стучалась сама смерть. В окне маячила верхняя часть фигуры Колченогого, его профиль живого мертвеца.



— Надо выйти к нему, — хрипло сказал Олеша. Никто ему не ответил.



Как хозяин дома, во двор вышел Катаев. Нарбут тяжело посмотрел на него и, перемежая слова своим вечным «отто», попросил передать Серафиме Густавовне, что если она сейчас же не уйдет от Юрия Карловича, то он застрелится здесь же, у них во дворе.



Чистая, как ангел, героиня фильма-сказки «Три толстяка» Суок совершенно не похожа на прототип, давший ей имя. И она ушла. На этот раз навсегда. На столе осталась только ее одна перчатка. Жизнь опять потеряла для Олеши смысл. Но уже через год Юрий Олеша женился на средней из сестер Суок — Ольге. Именно ей посвящена его знаменитая сказка «Три толстяка». Но для всех знавших Симу Суок было очевидным: это она — циркачка Суок и кукла наследника Тутти. Это не было тайной и для Ольги. Сам Олеша говорил ей: «Вы две половинки моей души».



Серафима, вероятно, была счастлива с Владимиром Нарбутом. Во всяком случае, никаких выходок более от нее не последовало. В 1936 году Нарбут был арестован и сгинул впоследствии в сталинских лагерях. Вдова Багрицкого, Лидия Суок, пыталась заступиться за родственника перед комиссарами НКВД. Защищала так пылко, что сама вышла из ГУЛАГа через семнадцать лет.



После смерти Нарбута Сима была замужем еще дважды. Оба ее новых мужа были писателями: Николай Харджиев и Виктор Шкловский.



Периодически он появлялся в семье Шкловских-Суок. Обычно Шкловский уходил в кабинет, плотно прикрыв дверь. Нервничал. В другой комнате шел разговор. Громкий — Симочки, тихий — Олеши. Минут через пять Олеша выходил в коридор, брезгливо держа в пальцах крупную купюру. Сима провожала его, вытирая слезы.



За свою жизнь Юрий Олеша не сказал о Серафиме ни одного грубого слова. Свою болезненную привязанность к предавшему его не раз Дружочку он называл самым прекрасным, что произошло в его жизни.



Автор: Сергей Ожегов





Занимательные факты из биографии Олеши


Олеша Олеша 4



«Девочка» Суок



Большинство из вас, уважаемые читатели, наверно читали повесть-сказку Юрия Олеши "Три толстяка" и помните одну из главных героинь этого произведения девочку-циркачку Суок. Однажды Юрия Карловича спросили: "А девочка Суок из "Трех толстяков", где вы встречали эту маленькую очаровательную циркачку? Более поэтического образа вам еще не удалось создать!" Олеша грустно усмехнулся: "Если я вам расскажу, вы мне не поверите". И он рассказал, что у маленькой девочки Суок была реальная предшественница. Это была золотоволосая девочка-акробатка, в которую Олеша-гимназист влюбился, увидев ее в цирке во время представления. Впоследствии к ужасу Олеши, оказалось, что это не девочка, а циничный мальчишка, длинно сплевывавший сквозь зубы.



О процессе создания «Трех толстяков»



Юрий Олеша в молодости работал в газете "Гудок", писал стихотворные фельетоны и подписывал их псевдонимом Зубило. А жил он в маленькой комнатке при типографии "Гудка". Позднее Олеша вспоминал: "Веселые были времена! Рядом с моей койкой был огромный рулон газетной бумаги. Я отрывал по большому листу и писал карандашом "Три толстяка". Вот в каких условиях иногда создаются шедевры".



Минкус



Однажды Олеша и Эйзенштейн вместе побывали в Большом театре на балете Людвига Минкуса "Дон-Кихот". Им так понравилась фамилия автора балета, что они затеяли некую игру, в которой наделяли некоторые явления или людей этим словом. Часто можно было видеть, как они наблюдали за окружающими людьми или прохожими, и, время от времени, Олеша наклонялся к Эйзенштейну и таинственно шептал: "Минкус". Эйзенштейн в ответ так же таинственно отвечал: "Абсолютный Минкус".



Олеша и наборщики



Как-то Олеша правил опечатки в верстке одной из своих пьес и возмущался: "Кошмар! С наборщиками невозможно бороться! Выправил все в гранках, но вот, пожалуйста, в верстке опять то же самое. В моей пьесе Улялюм говорит: "У тебя руки круглые, как перила". А здесь, полюбуйтесь: "У тебя руки круглые, как перина". А что они сделали с репликой: "В кого мне стрелять за то, что распалась связь времен?" Они напечатали: "В окно мне стрелять за то, что распалась связь времен?" И, наконец, вместо фразы: "Ты пришла из детства, где был город Ним, построенный римлянами", - стоит сверхбессмысленность: "Ты пришла из детства, где был город Рим, построенный римлянами". Олешу утешали: "Юрий Карлович, но вы ведь все это сейчас выправили?" Он ворчал: "Конечно! Ну и что же?" Его продолжали успокаивать: "Будем надеяться, что все исправят". Олеша взорвался:"Оставь надежду всяк сюда входящий! С наборщиками бороться невозможно!.." Олеша оказался прав, так как книжка вышла с теми же самыми искажениями.



Получение гонорара



Однажды Олеша пришел в одно издательство получить довольно крупный гонорар. Паспорт Олеша забыл дома, и он стал уговаривать кассиршу выдать ему гонорар без паспорта. Кассирша отказалась: "Я вам сегодня выдам гонорар, а завтра придет другой Олеша и снова потребует гонорар". Олеша выпрямился во весь свой небольшой рост и с величественным спокойствием произнес: "Напрасно, девушка, волнуетесь! Другой Олеша придет не раньше, чем через четыреста лет..."



Олеша и Лернер



Однажды в купе поезда оказались вместе Олеша и писатель Николай Лернер. Олеша обратился к нему: "А вы знаете, Лернер, я видел вашу пьесу "Поэт и царь". Она произвела на меня большое впечатление. Мне даже запомнились некоторые места. Например, Николай I говорит Пушкину: "Послушай, Пушкин, отныне я буду твоим цензором". А Пушкин отвечает ему: "Ваше величество, а не слишком ли это для меня большая честь?" - "Да". Лернер изобразил на своем лице довольную улыбку, а когда Олеша вышел из купе недоуменно сказал: "Нет этого у меня в пьесе..." Подумал немного и добавил: "А жаль..."



Олеша и Шостакович



Когда Шостакович вернулся из поездки в Турцию, Олеша стал расспрашивать его о полученных впечатлениях. Шостакович с увлечением рассказывал, что особенно на всех советских артистов произвел впечатление прием у президента Кемаля Ататюрка, который подарил всем мужчинам золотые портсигары, а женщинам - браслеты. Олеша вдруг огорошил Шостаковича вопросом: "Скажите, Митя, когда Кемаль кемарит, в Анкаре тихо?"



Олеша и дерево



Однажды утром Олеша вышел в дворик одесской гостиницы, куда летом ресторан выставлял свои столики, и увидел, что огромное дерево, которое росло около фонтанчика рухнуло и загораживает половину дворика. Олеша стал рассуждать: "Ведь ночью не было никакой бури... Мы поздно легли... Было тихо - ни дождя, ни ветерка... В чем же дело - почему рухнуло дерево?" Ему никто не смог ничего ответить. Олеша пожал плечами и уткнулся в первую страницу "Известий". Пробежав глазами несколько строк, он воскликнул:"Ах, вот что! Умер Мичурин. Великий садовод. Теперь мне понятно, почему вчера здесь рухнуло дерево. Природа откликнулась на смерть своего гениального помощника. Он был очень старым и тоже напоминал могучее дерево..."



Мальро и Олеша



Когда в Москву приехал французский писатель Андре Мальро, Олеша решил показать ему что-нибудь необычное и пригласил в шашлычную, которая помещалась в подвале, напротив Центрального телеграфа. Там было очень людно и шумно, а разговаривать под аккомпанемент кавказского оркестра просто невозможно. Особенно неистовствовал оркестр во время исполнения молодыми джигитами национальных танцев. Через переводчицу Мальро спросили:"Скажите, мсье, как вам понравилось в нашей стране?" Мальро ответил: "Очень понравилось! Только, знаете, у капитализма перед социализмом есть одно преимущество..." У Олеши вырвалось: "Какое?" Мальро сказал: "В капиталистических странах есть рестораны, где нет оркестра..."



Мемуары Пяста



Когда Олеша просматривал мемуары Владимира Пяста, его спросили: "А как вы думаете, Юрий Карлович, почему он не говорит о Блоке?" Олеша сказал: "Очень гордый. Блок, дескать, сам по себе, а Пяст сам по себе. Не хочет выезжать за счет великого поэта. Пяст - шляхтич. Польская кровь. Кровь польских королей из династии Пястов". Олешу поправили: "Да что вы, Юрий Карлович, каких королей? Ведь настоящая фамилия Владимира Алексеевича - Пестовский. При чем здесь польские короли?"
Олеша проворчал: "Тем более..."



Много и мало



Один писатель, выпустивший множество книг, как-то сказал Олеше: "Как же мало вы написали за свою жизнь, Юрий Карлович! Я все это могу прочесть за одну ночь". Олеша мгновенно парировал:"Зато я всего за одну ночь могу написать все то, что вы прочитали за всю свою жизнь!.."



Точка отсчета



Как-то Олеша с компанией друзей-литераторов сидел в кафе гостиницы "Националь". Неподалеку за другим столиком сидели двое приятелей и о чем-то ожесточенно спорили. Один из приятелей сказал Олеше: "Мы все знаем, что эти двое самые глупые из нас. Интересно, о чем это они могут так спорить?" Олеша разъяснил: "Они теперь выясняют, кто был глупее - Гете или Байрон? Ведь у них свой счет - с другой стороны..."



Муки творчества



Однажды поздно ночью Олеша с приятелями возвращался домой и заметил, что в доме писателей в проезде Художественного театра все окна темные. Его возмущению не было предела: "Вы только подумайте: все уже спят! А где же ночное вдохновение? Почему никто не бодрствует, предаваясь творчеству?!"



Олеша о жизни



Один из руководителей Союза писателей встретил в Центральном Доме литераторов Олешу и вежливо поздоровался: "Здравствуйте, Юрий Карлович! Как живете?" Олеша обрадовался: "Вот хорошо, что хоть один человек поинтересовался, как я живу. С большим удовольствием все вам расскажу. Давайте отойдем в сторонку". Деятель оторопел: "Что вы, что вы! Мне некогда, я тороплюсь на заседание секции поэтов..." Олеша настаивал:"Ну, ведь вы же меня спросили, как я живу. Теперь уж нельзя убегать, надо выслушать. Да я долго вас и не задержу и уложусь минут в сорок..." Руководитель еле вырвался и убежал, а Олеша обиженно пробурчал: "Зачем же было спрашивать, как я живу?"


Олеша Олеша 3



19 февраля 1899 года - 10 мая 1960 года

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/2388/
Юрий Карлович Олеша родился в Елизаветграде (сейчас – Кировоград, Украина), в семье акцизного чиновника из обедневших польских дворян. Родным языком в семье был польский. В 1902 году семья переехала в Одессу. Здесь Юрий поступил в гимназию. Закончив ее в 1917 году, поступил в Одесский университет, где два года изучал юриспруденцию.

В университете он вместе с молодыми литераторами Валентином Катаевым,Эдуардом Багрицким и Ильей Ильфом образовал группу «Коллектив поэтов» – стихи Олеша писал с детства.

В годы гражданской войны он оставался в Одессе, а в 1921 году переехал из голодной Одессы в Харьков, где работал журналистом и печатал стихи в газетах.

В 1922 году родители Олеши эмигрировали в Польшу, а Юрий переехал в Москву. Писал фельетоны и статьи, подписывая их псевдонимом Зубило. Эти произведения публиковались в газете железнодорожников «Гудок», в которой печатались также Михаил Булгаков, Валентин Катаев, Илья Ильф и Евгений Петров.

В 1924 году Олеша написал свое первое прозаическое произведение – сказочный роман «Три толстяка», посвятив его своей жене, Ольге Суок. Роман был опубликован в 1928 году, и с тех пор имя писателя неизменно связывают с этой доброй сказкой.

Затем были созданы роман «Зависть» (1927), рассказы и пьесы, но ни одно из этих произведений не смогло завоевать в России такой популярности, как «Три толстяка».

В годы войны Олеша жил в эвакуации в Ашхабаде, затем вернулся в Москву. Обстановка, созданная сталинским режимом в стране и в культуре, оказывала на писателя заметное угнетающее воздействие. В 1930-х годах многие его друзья и знакомые были репрессированы, главные произведения самого Олеши с 1936 года не печатались и не упоминались официально – запрет был снят лишь в 1956 году. Но писатель все же продолжал свое творчество, о чем свидетельствуют его многочисленные дневниковые записи и книга «Ни дня без строчки», которая была опубликована лишь в 1961 году, после смерти писателя.

Юрий Карлович Олеша скончался в Москве 10 мая 1960 года.

Источник: calend.ru

[Татьяна Уланова]

https://aif.ru/culture/person/dva_ro..._yuriya_oleshi
03.03.2019 00:02

Юрий Олеша. © / Михаил Озерский / РИА Новости






— Эй, газеты! — крикнул он, высунувшись из окна своего номера на втором этаже одесской гостиницы.

— Это откуда вы высовываетесь? — удивился пожилой торговец-еврей.

— Старик! Я высовываюсь из вечности...

Произошла ли эта история на самом деле или была выдумана писателем-фантазером, только анекдоты и легенды о Юрии Олеше ходили еще при жизни. Даром, что большинство современных читателей знает его по «Трем толстякам» (и то, скорее, — по фильму незабвенного Алексея Баталова). Чуть меньше слышали про «Зависть». Настоящим же открытием таланта Олеши для многих ценителей стала вышедшая после смерти автора книга «Ни дня без строчки». В конце 1990-х доработанная и переизданная как «Книга прощания». Сделана она была из дневников, записок, размышлений, воспоминаний. Мастерски собранные литературоведом Громовым воедино, они представляют собой жизнь и творчество писателя, описанные языком художественной прозы. В них, отмечали критики, «сливаются биография автора и биография века».

Мейерхольд за чтением «Чайки» А. П. Чехова в Царском селе, 1898 год.
СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ
Сева и Зина. Роковая страсть Всеволода Мейерхольда
«Нищий, у которого все отнято»
Но почему же сказка «Три толстяка», сочиненная в 25 лет, и роман «Зависть», завершенный в 28, так и остались двумя главными произведениями Олеши, изданными при жизни? Все-таки судьба отмерила ему 61 год.

Да, видел он «Потемкина» — броненосца, вставшего на рейде в одесском порту, — многие тогда опасались, что начнется обстрел города. Застал Великую Октябрьскую революцию и гражданскую войну. В 1919-м похоронил сестру Ванду. Однако сам не пострадал и вскоре покинул голодающую Одессу ради Харькова. Работал журналистом, писал стихи. Потом перебрался в Москву, где под псевдонимом «Зубило» сочинил больше 500 фельетонов для газеты «Гудок». Чудом, но все-таки избежал репрессий, потеряв многих друзей, в том числе Бабеля и Мейерхольда. Во время Великой Отечественной эвакуировался в Ашхабад и благополучно вернулся в Москву, хотя, потеряв право на жилплощадь, обитал у Эммануила Казакевича.

Судьба хранила его. Для истории страны. Для русской советской литературы. Даром, что испытывала на прочность, конечно. Хлестала. Измывалась.

Ведь что такое для писателя быть живым, здоровым... и при этом — не иметь возможности печататься? Да та же смерть! Только медленная. Когда хвост отрубают по кусочкам...

Юрий Олеша.
Юрий Олеша. Источник: Public Domain
В 1934 году на первом съезде советских писателей Юрий Олеша устроил скандал. То есть, мысли у него, наверное, такой не было. Но выступление получилось... печально-обвинительным. Он говорил о судьбе интеллигенции. А себя назвал «нищим, у которого все отнято»... Потомок обедневших польских дворян, после революции Олеша не эмигрировал с родителями в Польшу, а с воодушевлением воспринял новую жизнь. Он был популярен — его пьесы ждали в лучших театрах страны.

Но в середине 1930-х мечты рухнули. Аресты, расстрелы, высылка друзей... Происходившее в стране угнетало его. Он был, мягко говоря, разочарован. Руки опускались. Да и власти постарались. После скандальной речи на съезде Олешу перестали печатать, его имя было запрещено упоминать официально. И эта блокада длилась долгих 20 лет — половину сознательной жизни, когда можно было еще столько сделать!

Писатель начал выпивать. Хотя и пытался работать, чтобы выжить. Писал сценарии к фильмам и мультикам, делал театральные инсценировки. Некоторые повести и рассказы так и остались незаконченными. По большому счету Олеша молчал. Спустя много лет Фазиль Искандер напишет: «Молчание порою требует от писателя не меньшего мужества и таланта. Просто писатель чувствует, что не имеет права говорить ниже того уровня, на котором говорил и писал раньше. А сказать лучше, больше — он чувствует, что пока не может. И предпочитает замолчать совсем. Я говорю о внутреннем контроле, отказе публиковать написанное. Как у Олеши, например. У Ахматовой это было. Годы молчания по своему собственному счету».

«А вы меня не бросили бы?»
Немало разочарований пережил писатель и в личной жизни. Однажды в окне соседского дома он увидел прекрасную незнакомку. 13-летняя Валя Грюнзайд была увлечена сказками Андерсена. Отчаянно влюбившись, Юрий заявил, что напишет не хуже датчанина, посвятит свое произведение Вале. И, расстелив рулоны типографской бумаги, начал сочинять прямо на полу. Наконец обещание было выполнено. Но еще четыре томительных года Олеша ждал издания «Трех толстяков» с рисунками Мстислава Добужинского и посвящением Валентине. За это время девочка выросла и вышла замуж за... Евгения Петрова — друга Юрия Олеши, брата Валентина Катаева и соавтора Ильи Ильфа.

Сёстры Суок, слева направо: Лидия, Серафима, Ольга.
Сёстры Суок, слева направо: Лидия, Серафима, Ольга. Источник: Public Domain
С тремя сестрами Суок, дочерьми бывшего австрийского атташе, — Лидией, Ольгой и Серафимой — Олеша познакомился еще в Одессе. Девушки вращались в поэтических кругах и потом все вышли замуж за литераторов. Старшая Лида стала женой Эдуарда Багрицкого. А Юрий безумно влюбился в младшую Симу. Молодые стали жить вместе. Казалось, были счастливы. Но вскоре Сима ушла к бухгалтеру Маку — Олеша не находил себе места. Валентин Катаев тогда буквально за руку привел ее обратно. И опять счастье оказалось призрачным — женщина снова бросила Олешу, выйдя замуж за его друга — поэта Владимира Нарбута. Болезненно влюбленный, Юрий и в этот раз смог вернуть Серафиму. И, только когда на пороге появился Нарбут: «Если она не вернется, я застрелюсь», Олеша отпустил ее с Богом.

Нарбут был репрессирован. Пытаясь помочь ему, Лида Суок сама загремела в лагеря. А Серафима еще дважды выходила замуж за писателей.

Юрий Олеша и Серафима Суок.
Дружочек и Ключик. История любви Юрия Олеши и Серафимы Суок
Подробнее
В отчаянии Юрий Олеша спросил однажды среднюю сестру — Ольгу Суок: «А вы меня не бросили бы?» «Не бросила бы», — ответила женщина. И они пошли в загс. Ольга оказалась заботливой, любящей и верной женой. Но всегда помнила: новое посвящение на романе «Три толстяка» — «Ольге Густавовне Суок» — относится не только к ней. Вместе они воспитывали ее сына от первого брака. Но в 17 лет он добровольно ушел из жизни...

В середине 1950-х запрет на издание произведений Олеши сняли — он ощутил новую волну популярности. Но здоровье было уже подорвано борьбой со сталинским режимом и алкоголем — его все чаще видели в ресторане. Угощали более удачливые коллеги.


СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ
«Мы щи разольем океаном!» Отрывок из романа Ю. Олеши «Зависть»
Написать роман или повесть Олеше уже было не суждено. Шутка ли — к «Зависти», считающейся его лучшим произведением, он сделал 300 вариантов начала. А выбрал 301-й.

«Олеша — один из тех писателей, которые не написали ни единого слова фальши, — заметил однажды Эммануил Казакевич. — У него оказалось достаточно силы характера, чтобы не писать того, чего он не хотел».


В этом есть большая доля правды. Хотя, если совсем честно, работать, как прежде, Юрий Карлович был уже просто не в состоянии. Хотя все равно писал: воспоминания об Утесове, Зощенко, Пастернаке. Заметки о смерти Бунина. И своей безвозвратно ушедшей молодости.

«В конце концов, неважно, чего я достиг в жизни, — важно, что я каждую минуту жил», — подвел итоги Олеша. И, наверное, он был в этом признании честен...