Форум  

Вернуться   Форум "Солнечногорской газеты"-для думающих людей > Экономика > Вопросы теории > Экономическая наука

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
  #1  
Старый 30.08.2016, 13:15
Аватар для Михаил Маяцкий
Михаил Маяцкий Михаил Маяцкий вне форума
Новичок
 
Регистрация: 30.08.2016
Сообщений: 3
Сказал(а) спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Вес репутации: 0
Михаил Маяцкий на пути к лучшему
По умолчанию *5352. Экономические взгляды Сократа

https://postnauka.ru/video/44743
Философ о разногласиях между Сократом и софистами, плате за образование и представлениях о богатстве в эпоху Античности
06 апреля 2015

Что для Сократа было признаками богатства и бедности? Как происходил обмен знаниями в античных Афинах? Почему появление софистов было воспринято современниками как скандал? На эти и другие вопросы отвечает профессор отделения культурологии НИУ ВШЭ Михаил Маяцкий.

В истории философии среди самых известных тем и самых изученных фигур появляются или становятся актуальными темы, которые раньше не попадали в фокус научного внимания. И хотя кажется, что уже все изучено, выясняется, что какой-то аспект того или иного мыслителя остался незатронутым исследовательским вниманием. К таким аспектам относятся экономические взгляды Сократа.

Кажется, что эта тема странная, поскольку многие историки экономической мысли отказывают даже Аристотелю, не говоря уже о Платоне и тем более о Сократе, в какой-то артикулированной экономической мысли. Тут дело даже не в том, что Сократ не написал ни одной строки и не оставил ни одного экономического сочинения, да и просто никакого сочинения, но, скорее, в том, что это был человек крайне бедный, а наше сегодняшнее сознание привыкло как-то ассоциировать экономическую компетентность с некоторым достатком. Если вы такие умные, почему вы такие бедные, условно говоря. Сократ по крайней мере по внешним меркам, в том числе по меркам его современников, был бедным человеком.

Можно приводить разные факты из его жизни: уже на смертном одре друг предложил ему новую накидку, и тот ответил, что раз старая пригодилась для жизни, то пригодится как-нибудь и для смерти. Такие детали рассыпаны по сократовским сочинениям — имеются в виду сочинения учеников Сократа, прежде всего Платона.

Он носил, видимо, чистую, но довольно поношенную и дырявую одежду. И тем не менее он себя бедняком не считал. И это была совершенно выношенная концепция. О ней, об экономической концепции Сократа, мы знаем больше не от Платона — его, несомненно, наиболее выдающегося ученика, а от Ксенофонта. Исследователи античной философии прекрасно знают, что это два главных источника о сократовской философии наряду с другими учениками Сократа, и, вероятно, знают о том, что Платон сообщил нам слишком много лишнего о Сократе, добавленного. Его «фиктивный» Сократ лишь отчасти совпадает с историческим.

Реконструкция исторического Сократа навсегда останется недосягаемой задачей, мы никогда точно не узнаем, о чем он говорил своим ученикам, мы все это знаем только в их пересказах. Хотя, несомненно, Платон был самым одаренным его учеником, Ксенофонт уступал ему в философском даре, и именно в силу этого, возможно, Ксенофонт сообщил нам более достоверный образ Сократа — просто потому, что у него не было такой буйной, как у Платона, фантазии, чтобы придумывать.

Ксенофонт оставил нам целый ряд диалогов, посвященных быту. Раньше это воспринималось просто как бытовые разговоры о том, как прожить, как свести концы с концами. Но затем выяснилось, что, сопоставленные вместе, все эти фрагменты, реплики создают довольно целостную картину экономических взглядов самого Сократа. Он жил в обществе, где обмен, дар, потлач были главным механизмом жизнедеятельности, хотя уже первые деньги, то есть чеканная монета, были изобретены.

Сократ подчеркивает смену вех. Он четко ощущал в молодости, что быть богатым означало быть способным вести самостоятельную жизнь, ни от кого не зависеть, тогда как в старости он видел, что у молодежи, которая его окружала, ценности изменились и обладание вещами стало синонимом богатства. Семантический сдвиг в самом понимании богатства уже характерен для этой во многом переломной, кризисной эпохи в афинской истории. Сократ отказывался считать количество вещей, их изобилие признаком богатства — всегда нужно ставить в соответствие вещи, блага и потребности.

Человек, у которого мало потребностей и мало вещей, может быть богаче человека, у которого много потребностей и много вещей.

Именно это соответствие дает представление о богатстве человека.

Меня эта тема еще интересует в контексте общей проблематики, меня интересующей, производства знания: как существовал философ, носитель определенного знания в эту эпоху. Сократ, как мы знаем, беседовал с гражданами Афин запросто, ничего от них не требовал, но вместе с тем совершенно очевидно, что его ученики — кто к нему приходил регулярно, а не просто натыкался на него на улицах Афин — приносили ему что могли. В этом состояла и имущественная компонента этого обмена: Сократ давал ученикам нечто (об этом можно отдельно говорить: что он им давал, какую способность), за это ученики давали ему что могли.

В этой связи появление софистов, платных учителей знания, составляет определенный разрыв в этой традиции, и он был воспринят современниками как скандал. Часто в учебниках этот скандал интерпретируется как отказ от бескорыстного дарования знания — это анахроничная поздняя интерпретация, христианская, когда бескорыстие было возведено в доблесть. Для афинянина той эпохи именно обмен, который никогда не может быть эквивалентным, наоборот, всегда агональный, соревновательный, по принципу «я даю, чтобы ты дал больше, тем самым спровоцировав меня на еще больший дар». Это было нормой, поэтому появление софистов было скандалом именно в этом отношении, что устанавливалась фиксированная плата за знание, в то время как при общении с Сократом каждый приносил столько, сколько мог. Кто ничего не мог принести, ничего не приносил; кто мог принести даже больше, чем фиксированная плата софистов, тот приносил больше. В этом смысле знание было доступно всем, и плата не была фиксирована сверху (снизу она была фиксирована нулем).

Это тоже нужно учитывать в понимании взаимоотношения философии и софистики, которое в общем длится уже не первое тысячелетие, и понять, почему для сограждан Сократа их различие не всегда было очевидным. Надо учесть, что экономические представления Сократа были связаны с темой дружбы, фоновой для античного общества: обмен услугами между друзьями — это основа античного социума. Каждый человек выступал эвергетом, то есть благотворителем для другого, и поэтому Сократ удивляется в диалогах, описанных Ксенофонтом, что люди гораздо тщательней относятся к выбору раба, к выбору даже неодушевленного блага, чем к выбору друга, что сегодня может нас шокировать, поскольку дружбу мы рассматриваем в контексте бескорыстности, хотя часто это наша лицемерная позиция, мы чего-то все-таки ждем от друга, не желая это эксплицировать. Для Сократа в этом не было ничего постыдного, он буквально оценивал друзей в минах серебра, то есть в денежных единицах. И это нужно рассматривать в общем контексте проблем занятости, складчины. Очень важный для греков термин «эранос» (ἔρανος), означавший одновременно какой-то канадский пикник, когда каждый приносит что-то свое, и общую систему займов между друзьями, беспроцентных и бессрочных, которые служили цементом для социума.

Здесь надо учесть то, что софисты, как правило, были приезжими учителями знания, поэтому они были исключены из сложившейся поколениями ткани общественных отношений и спешили монетизировать свое знание. В этом смысле они, конечно, произвели революцию, ведь в какой-то мере они являются предками всех нас, всех тех, кто зарабатывает преподаванием. Но от современников им досталось, поскольку их обвиняли, их сравнивали с проститутками, их оппозиция философам навсегда поставила клеймо на их деятельности. Конечно, они противоречили многим культурным привычкам, например, тем, что уметь говорить в суде, уметь вести себя на народном собрании, уметь строить свои аргументы в представлении греков должно было принадлежать каждому, а не быть доступным только тем, кто способен заплатить соответствующую цену.

Пара слов, почему, как мне кажется, эта тема возникла в современной историко-философской науке. На это тоже есть социальный заказ. Кооперация, копилефты, самые разные формы внемонетарного обмена знаниями проникают в нашу когнитивную повседневность. И в этом смысле представления об этом античных философов стали интересными и актуальными. Надо сказать, что Античность готовит нам еще много сюрпризов. Несколько из другой оперы можно привести пример о том, как Аристотель, который слыл в основном метафизиком, физиком, психологом в каком-то смысле, все больше стал цениться как настоящий биолог, как основатель биологического знания, лишь сегодня получающий свою настоящую оценку.

Один из американских ученых Раймондо Кубедду, описывая политическую философию австрийской школы, говорил, что в XX веке вышло три великих произведения, посвященных анализу патологии политических режимов: собственно, «Дорога к рабству» «австрийца» Фридриха фон Хайека, «Истоки тоталитаризма» Ханны Арендт и «О тирании» Лео Штрауса. Но если текст Хайека — это скорее публицистическая работа на злобу дня, а книга Арендт — серьезная работа о феномене тоталитаризма, то есть о современном явлении, то работа Лео Штрауса — анализ диалога древнегреческого мыслителя Ксенофонта. Штраус обращает внимание читателей, что сегодняшняя тирания (на момент середины ХХ века) если и располагает ресурсами определенных «технологий» и «идеологий», но суть свою суть не меняет с того момента, когда она возникла.

Тирания — несправедливое правление одного лица, полученное незаконным путем и осуществляемое в интересах этого лица. Обычно характеризуется отсутствием законов, жесткими методами управления. Тирания — это одновременно самый «плохой» политический режим и самый интересный. Несмотря на восприятие рядом философов тирании как худшего режима, многие анализировали именно ее.

Интерес к тирании у древних греков возник благодаря идее блага: неограниченная власть давала неограниченные возможности. Хотя тирания не предполагала стремления к общему благу, философы пытались представить себе ситуацию, при которой тираническое управление могло бы преследовать в том числе и общее благо, пусть из исключительно корыстных соображений.

Вопрос о том, может ли худший политический режим стать лучшим, являлся одной из главных проблем древнегреческой политической мысли: это характерно и для Платона, и для Ксенофонта, и для Аристотеля. Другими словами, можем ли мы изменить тиранию, худший политический режим, настолько, чтобы она, оставаясь тиранией, тем не менее работала на благо полиса?

Тирания у Платона

Ни для кого не секрет, что вся западная культура и цивилизация стоит на плечах Платона. Платон также был одним из первых, кто начал говорить о политической философии систематически, в том числе говорить о философии как о политическом проекте. Платону принадлежит идея о том, что философы, наделенные особыми знаниями, должны быть правителями государств, что никто лучше, чем они, править не сможет, хотя сами они в правлении не заинтересованы.

В большом тексте о Платоне хрестоматии «История политической философии», которую Лео Штраус собирал совместно со своим учеником Джозефом Кропси, Штраус пишет, что вся политическая философия Платона выражена в трех главных произведениях: «Государство», «Политик» и «Законы». Они написаны в разное время и затрагивают общие для политического учения Платона темы, в некотором смысле составляя систему политической философии Платона.

Политическое учение философа многообразно. В «Государстве» Платон описывает не только идеальный политический режим, но и все прочие, каждый из которых хуже другого: аристократия, тимократия (aka тимархия), олигархия, демократия, тирания. Тирания — худший политический режим для Платона и для многих других древнегреческих политических философов. Немногим лучше тирании демократия. Еще лучше олигархия, лучше которой тимократия. Тем не менее тирании Платон уделяет не в пример больше внимания, чем другим политическим режимам — за исключением идеального. Так, он пишет о тирании в восьмой и девятой книгах «Государства», то есть значительно больше, чем о прочих режимах. Для философа крайне важно проговорить, что это такое «тирания», чем она плоха, что такое тиранический человек и чем он отличается от тирана.

Большим упущением является отсутствие систематического подхода к изучению тирании в трудах древнегреческих философов. Например, анализируя диалоги Платона, необходимо рассмотреть все тексты, в которых он рассуждает о тирании. Реконструировать учение Платона о тирании — сама по себе важная задача для исследователей политической философии.

Надо отметить, что если в «Государстве» Платон прямо осуждает тиранию, то, обращаясь к проблеме тирании в «Законах», в своем позднем произведении, философ высказывается о ней не так однозначно. Означает ли это, что Платон в одном тексте осуждает тиранию, а в другом оправдывает? Не совсем. Когда философ говорит о тирании в «Законах», он имеет в виду совершенно другой тип тирании, не тот, что описывается в «Государстве».

В «Государстве» для Платона тиран — несчастнейший из людей, не способный получать удовольствия, хотя это является целью его жизни.

В ситуации лучшего политического режима используется противопоставление «добродетель — порок», в тирании же работает другая группа понятий. Это группа понятий «удовольствие — страдание». Если в идеальном политическом режиме философ стремится к добродетели, избегая порока и осуждая его, то в тирании тиранический человек, или тиран, стремится к удовольствию и уходу от страданий.

Первые работы Платона написаны под большим влиянием Сократа, стоявшего у истоков древнегреческой философии. Естественно, Платон часто использует в своих диалогах, в одной из основных форм литературного творчества, образ Сократа, излагающего свое учение. Примечательно, что Сократ есть в «Государстве», но его нет в «Законах», хотя главным действующим лицом в последнем диалоге является афинянин. Когда в «Законах» кто-то должен сказать похвалу тирании, однако совсем не той, которую осуждал Сократ в «Государстве», Платон использует для этих целей иного персонажа. Тем не менее это афинянин. То есть для Платона то, что он описывает как идеал в «Государстве», не является таким же идеалом в «Законах». В «Законах» тирания — это политический режим, который изначально может быть даже привлекательный, но неизменно уступает идеальному политическому режиму, представленному в «Государстве». Таким образом, если не получается построить идеал №1, давайте построим вариант №3 на основе «Законов». (Идеал №2 — это политический режим, описанный в «Политике».) Не случайно в «Законах» основное действующее лицо не Сократ.

Главная форма, в которой работал Платон, — это диалог, и очень важно посмотреть, кто говорит те или иные вещи. Сократ осуждает тиранию в разговоре со своими собеседниками и объясняет, чем она плоха, одновременно описывая ее основные сущностные черты. Например, тирану необходимы телохранители, которые являются наемниками. Тиран вынужден отгородить себя от друзей и даже изгнать их, набрать чужих людей, которые будут его охранять. Тиран всегда находится в опасности, тирания недолговечна. Все худшее, что может быть в политической сфере, олицетворяет тирания. Сократ пытается доказать, что многие люди стремятся к тирании потому, что они порочны — в том смысле, что ориентируются на получение удовольствия. Они думают, что, когда получат власть, получат и неограниченный доступ к удовольствиям. Но на самом деле, когда они приходят к власти, они понимают, что никакого удовольствия нет, что быть тираном — одно из главных несчастий. Сократ нужен, чтобы показать эту идею в «Государстве».

В «Законах» Платон говорит, что при создании государства лучшим политическим режимом может быть тирания. Но это не та тирания, что описана в «Государстве». Речь идет о том, что человек жесткой властью, быть может, опираясь на философов, на советников, может заложить начала идеального государства. Нужно подчеркнуть очень важный момент с точки зрения политической философии: и в мысли Платона, и в мысли Ксенофонта видно, что есть политический режим, который является если не лучшим, то привлекательным в какое-то конкретное время для определенной ситуации. Для него невозможно найти адекватный термин, поэтому у Платона используется слово «тирания». Вот почему может возникнуть путаница в понятиях.

Никакого противоречия здесь нет. Эту же проблему мы можем найти у Ксенофонта, эту проблему обсуждает Аристотель в пятой книге «Политики», когда говорит о причинах недолговечности тирании. Аристотель говорит, что существует «плохая» (традиционная) тирания и есть тирания совсем другая, которая очень похожа на царскую власть и почти настолько же хороша. Именно в таком ключе можно проинтерпретировать и диалог «Политик» Платона, и отдельные места в «Государстве».

Тирания у Ксенофонта

Ксенофонт, как и Платон, был учеником Сократа, однако долгое время в некотором смысле находился в его тени. Британский философ Бертран Рассел говорит, что Ксенофонт как философ уступает Платону, а как историк — у него есть и исторические произведения — Фукидиду. О трудах Ксенофонта многие отзывались довольно скептически, говоря, что Платон понял и изложил Сократа правильно, в то время как Ксенофонт описывал Сократа в силу своих возможностей и, поскольку те были невысоки, в изложении учения Сократа мог допустить ошибки. Однако если читать исторические, философские произведения Ксенофонта, не только воспоминания о Сократе, можно убедиться, что фигуры Платона и Ксенофонта сопоставимы. Неслучайно политический философ ХХ века Лео Штраус посвятил последнему ряд ключевых работ. Собственно, первую книгу в США Штраус, эмигрировавший из Германии, посвятил Ксенофонту и его «Гиерону».

Неподготовленный читатель, ознакомившись с диалогом «Гиерон» Ксенофонта, может многого не увидеть, но Штраус детально анализирует этот трактат. Этот короткий диалог на самом деле уникален. В трактате «Гиерон» всего два действующих лица: поэт Симонид и тиран Гиерон. Симонид и Гиерон — это реально действующие исторические лица, и Симонид известен тем, например, что был едва ли не первым поэтом, который стал продавать свои стихи за деньги. Гиерон, кстати, как пишет Аристотель, в политике был довольно успешным тираном.

Однажды Симонид пришел к тирану Гиерону, когда у того выдался досуг. Симонид начинает спрашивать у Гиерона: «А что такое, Гиерон, быть тираном?» Эта тема отчасти пересекается с тем, о чем рассуждает Платон. Гиерон говорит: «Я уже так давно не частное лицо, а тиран, что сам не знаю, чем отличается тиран от частного лица. Если ты мне напомнишь, что такое быть частным лицом, я тебе скажу, в чем наше отличие». Симонид с готовностью начинает говорить о том, что тирану доступны удовольствия, прежде всего он говорит о телесных удовольствиях. Лео Штраус обращает внимание, и это очень важно, что другие удовольствия, нетелесные, позднее вводятся в разговор Гиероном. Действительно, многие порочные люди стремятся прежде всего получить те удовольствия, которые называются удовольствиями для тела или удовольствиями, может быть, для тела и души, а не удовольствиями для души.

В итоге все утверждения относительно телесных удовольствий, которые предлагает Симонид для частного лица, Гиерон опровергает. Он говорит: «Нет, тиран несчастлив». Тиран несчастлив, потому что ему недоступна истинная любовь, а похвала на самом деле не похвала, а лесть. Он не может выехать за пределы своего государства, потому что боится, что его схватят и убьют, тиран никому не доверяет, не может спокойно спать и отдыхать, потому что боится, что его отравят или убьют во сне.

Ко второй половине диалога Гиерон готов признать, что тиран — несчастнейший из людей. В итоге тиран настолько несчастлив, что Гиерон признает, что лучше было бы ему повеситься. Оказывается, тирания, к которой многие стремятся, — неудовлетворительный политический режим даже для, казалось бы, главного выгодополучателя. Но Симонид еще ничего не сказал о сути тирании, будучи человеком, близким к мудрости. Теперь Гиерон вынужден спросить у Симонида, как можно усовершенствовать этот политический режим, как можно исправить эту ситуацию, в которую он попал. Симонид подводит Гиерона к просьбе о совете. Только тогда поэт дает урок политической мудрости тирану.

Симонид дает конкретные крепкие политические советы человеку, как усовершенствовать его правление без того, чтобы это правление перестало быть другим. Лео Штраус выводит очень серьезную проблему, сама по себе постановка вопроса чрезвычайно важна (возможно, это самое важное в диалоге Ксенофонта): может ли тирания, худший политический режим, соответствовать самым высоким политическим стандартам?

Иначе: может ли быть худший политический режим лучшим политическим режимом?

То есть вместо того, чтобы ставить рамки: лучший политический режим — это когда правят философы, или лучший политический режим — это когда правит народ, или аристократы, или военные, — вместо этого ставится вопрос, может ли тиран сделать свой политический режим лучшим политическим режимом. Постановка этого вопроса даже важнее, чем ответ.

Мы не знаем, воспользуется ли Гиерон советами Симонида и к чему это могло привести. Симонид только обещает Гиерону счастье, но Гиерон внимательно слушает, и если в первой половине диалога говорил Гиерон, то во второй половине диалога говорит Симонид.

При анализе древнегреческих диалогов очень важно быть предельно внимательным с терминами. Например, если на протяжении первой половины текста в диалоге используется «тиран», то во второй половине разговора, вместо того чтобы употреблять слово «тиран», уже начинают говорить о «правителе». Разговор идет о тирании, которая на самом деле не является той тиранией, о которой шла речь ранее. Симонид предлагает Гиерону привлекательный проект, который можно было бы называть условно «добродетельной тиранией». В то время как тирания мыслится в категориях страдания и удовольствия, Симонид пытается обсудить тиранию если не как добродетельную, то по крайней мере работающую на добродетель.

Таким образом, очевидно, что Ксенофонт отнюдь не такой простой философ, как о нем привыкли думать. Ксенофонт предельно важная фигура, во многом не уступающая Платону. Проблема, которую Ксенофонт подает в такой интересной драматической форме, будет обсуждаема и детально проанализирована Аристотелем. То, что Симонид говорит неявно, то Аристотель скажет прямо в его знаменитой пятой книге «Политики», посвященной государственным переворотам.

Тирания у Аристотеля

В отличие от Ксенофонта и Платона, непосредственных учеников Сократа, Аристотель излагает свою политическую философию в жанре трактата, а не диалога. Подробным образом о тирании философ говорит в своей главной книге, посвященной политической философии, — «Политике». Тиранию, как и другие политические режимы, Аристотель обсуждает в пятой книге «Политики», посвященной, как отмечалось выше, государственным переворотам. Главный вопрос текста: почему те или иные политические режимы терпят крах и на каких основаниях они могут просуществовать дольше?

Классификация политических режимов у Аристотеля выстраивается по двум критериям: количество правящих и в чьих интересах правят — в интересах блага или в собственных. Соответственно, по этим двум критериям классифицируются и политические режимы. Правит один — это монархия или тирания, правят немногие — это аристократия или олигархия, правят все — это демократия или полития. При монархии, аристократии и политии правление служит интересам всего народа — это хорошие политические режимы. Тирания, олигархия и демократия — плохие, потому что власть находится у худших людей, которые правят лишь в своих интересах.

В пятой книге «Политики» Аристотель подробно описывает прежде всего олигархию, демократию и тиранию. Относительно последней философ анализирует, как возникают тирании, кто может стать тираном и почему тиранические режимы падают. Соответственно, он объясняет, почему это худший политический режим — здесь он мыслит в унисон с Платоном и Ксенофонтом. Аристотель постоянно сравнивает тиранию с царской властью. Он говорит, что тирания совмещает худшие черты двух других режимов: демократии и олигархии.

Тираном, согласно Аристотелю, может стать любой человек. В принципе, «тиранический человек» может получить власть так же, как Макиавелли: либо хитростью, либо силой. Тиран не имеет легитимного источника правления, а тирания — это власть, полученная незаконным путем. Это может быть лицо, которое узурпирует власть, данную им народом. Например, служитель культа или демагог. Например, если царь — это всегда благородный человек, то тираном часто становится простолюдин, который с помощью демагогических средств, обманывая народ, присваивает себе власть и использует ее в собственных интересах (преследует удовольствия). Но прийти к власти «тиранический человек» может также насильственным путем. Поскольку, скорее всего, тиран — нежеланный правитель, он не может нормально править.

Аристотель приводит множество примеров государственных переворотов, в ходе которых свергают тирана: из презрения, мести, борьбы за собственность. Например, один тиран во время какого-то пиршества обратился к своему молодому любовнику с вопросом, не забеременел ли тот еще от него (обида).

Другого тирана видели, как он прял с женщинами пряжу, после чего он лишился власти (презрение).

Но что делает тиранию тиранией? Во многом методы правления, которые она использует. Аристотель говорит о трех методах управления при тирании. Первый — поселить малодушие в людях. То есть тиран наносит вред своему народу тем, что вселяет в него страх. Второй — посеять раздор между друзьями. И третий — это лишить людей политической энергии. Это основные цели тирании, инструменты, с помощью которых тиран может поддерживать политический режим.

Аристотель приводит примеры достижения этих терминов. Тиран, по мнению Аристотеля, может, например, делать ставку на женщин: именно посредством возвышения женщин, которые будут обсуждать дела мужей, унижать их, если потребуется, мужчины лишатся политической энергии. Также нужно постоянно держать людей на виду, контролировать их разговоры. Другой способ контроля тирании — война, которая ослабляет государство.

Аристотель не выступает как советник тирана, но описывает другой интересный политический режим, который не похож на классическую тиранию. Фактически то, что он говорит в конце пятой книги о тирании, — некий синтез Платона и Ксенофонта. Сначала он осуждает тиранию, говорит, насколько она вредна, а методы, которые она использует, плохи, что это недолговечный режим и так далее. Если Платон осуждает тиранию (по крайней мере, устами Сократа в нескольких диалогах), то Ксенофонт размышляет о том, может ли быть тирания лучшим политическим режимом — правда, вкладывает возможную похвалу тирании в уста поэта Симонида. Аристотель же высказывается от собственного имени. В заключительной части пятой книги Аристотель фактически предлагает ксенофонтский взгляд на тиранию, когда говорит, что тиранию можно сделать необычной тиранией, которая находится между царской властью и той тиранией, о которой шла речь в начале. Он не знает, как назвать этот режим, и поэтому использует старый термин.

Это принципиальный момент, потому что даже Аристотель допускает, что тирания может быть «добродетельным политическим режимом», то есть работающим на добродетель. Это режим, который по сути остается тираническим, но не воспринимается таковым подданными. В одном из наиболее важных пунктов философ описывает, что тиран при таком политическом устройстве должен оказывать почести мудрым, самым достойным людям (а они, как можно догадаться, являются и самыми опасными для тирана) для того, чтобы при тирании они чувствовали себя так, будто живут при аристократии или монархической власти. Главное, что правитель должен быть добродетельным, заботиться о том, как он выглядит в глазах людей. (Характерно, что Платон режим, «кажущийся справедливым», все же осуждал.) Далее Аристотель описывает то, что сказал до этого, только упоминает, что тирану, который хочет сохранить власть, нужно действовать наоборот, то есть указывает, что тирану не следует унижать людей, отнимать у них собственность, грабить и так далее. Во многом это похоже на советы Симонида Гиерону.

Любопытно, что также в конце пятой книги Аристотель упоминает тиранов, продержавшихся у власти дольше других, среди которых, как это ни удивительно, встречается имя Гиерона. Аристотель пишет, что тирания в принципе не самый долговечный режим, но Гиерон среди других правил очень долго для тирана. Мы можем предположить, что реальный Гиерон воспользовался некоторыми советами поэтов, близких к мудрости. Но это вопрос к историкам. У Ксенофонта Гиерон — это тот человек, который лишь должен был осуществить проект «добродетельной тирании».

Влияние на позднейшую политическую философию

Древнегреческие философы, говоря о тирании, ставят проблему, которую вслед за ними будут пытаться решить на протяжении долгого времени иные мыслители. Политическая философия, обсуждая лучший политический режим, одновременно размышляет и о худших. Впоследствии Монтескье будет обсуждать деспотизм, а Ханна Арендт — тоталитаризм. Во многом они вынуждены пребывать в тени наследия древнегреческой политической философии, которое требует постановки вопроса о том, что такое плохой политический режим, почему он таков, что с ним можно сделать.

И Платон, и Аристотель колоссально повлияли на политическую науку. Другой вопрос — насколько сильное влияние оказало их учение о тирании. В XX веке многие писали о разных формах тирании. Например, в работе 1995 года «Теории тирании» разбираются идеи Никколо Макиавелли, Франца Ноймана и даже Зигмунда Фрейда. Но нет Ксенофонта. Роджер Боше обращается к теориям тирании, то есть рассматривает историю политической мысли, но не обращается к этому философу. То есть Боше не обращается к Ксенофонту и не цитирует Штрауса. Несмотря на то, что проблема тирании для политической философии оставалась важной всегда, не всегда исследователи учитывают основные тексты, в которых обсуждаются основы основ.

Наследие классической политической философии активно использует Лео Штраус. Штраус настаивает, что Ксенофонт сильно повлиял на Никколо Макиавелли. Известно, что Макиавелли читал Ксенофонта и использовал многие его идеи. Штраус, сравнивая Макиавелли и Ксенофонта, говорит, что там, где, например, Ксенофонт хранит определенное молчание по ряду вопросов, Макиавелли красноречиво говорит и объявляет, что нужно пренебрегать нормами морали. То есть, согласно Штраусу, на самом деле Ксенофонт мудрее, чем многие современные мыслители, даже такие прозорливые, как Макиавелли.

Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М., 1995.

Аристотель. Политика. Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. 1984 год.

Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Прогресс, 1994.

Кубедду Р. Политическая философия австрийской школы. М.: ИРИСЭН, Мысль, 2008.

Платон. Государство. Собрание сочинений в 4 томах. Тт. 3, 4 («Законы», «Государство», «Политика»). М.: Мысль, 1994.

Робин К. Страх. История политической идеи. М.: Территория будущего, 2007.

Штраус Л. О тирании. Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006.

Boesche R. Theories of Tyranny: From Plato to Arendt. 1995.

кандидат юридических наук, доцент Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, член редколлегии журнала "Логос"

Последний раз редактировалось Chugunka; 31.01.2021 в 06:49.
Ответить с цитированием
  #2  
Старый 14.09.2021, 16:26
Александр Сергеев Александр Сергеев вне форума
Новичок
 
Регистрация: 14.09.2021
Сообщений: 1
Сказал(а) спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Вес репутации: 0
Александр Сергеев на пути к лучшему
По умолчанию "Экономика Аристотеля"

https://mipt.ru/education/chair/phil...ubl_stud01.php

Вступление

Аристотель по праву считается величайшим философом не только своего времени, но и всех времен, мысль которого коснулась этики, политики, психологии, математики, логики, искусств и наук, но до последнего времени мало где можно было столкнуться с упоминанием Аристотеля как великого экономиста. С одной стороны, это вполне логично объясняется историческими причинами, в силу которых Аристотель, а также предшествовавшие ему Платон и Ксенофонт, не рассматривали некоторые механизмы рыночной экономики, представляющие интерес в современном мире, но еще не существовавшие во времена жизни упомянутых философов. В то же время, среди ряда экономистов довольно долго бытовало мнение, что Аристотель, ставивший этические принципы и человеческие ценности над главенствующими в экономике законами обмена и потребления, является "врагом бизнеса", а в современном мире именно бизнес зачастую ассоциируется с экономикой. Объяснением может также служить то, что экономисты не находили должной мотивации и усердия, чтобы вчитываться в довольно сложные тексты Аристотеля, посвященные больше проблемам этики, философии, политики и психологии, и в них искать основы экономической доктрины великого греческого философа, а философам интересней была позиция Аристотеля как философа экономики, а не экономиста. Это, естественно, приводит к совершенно разному прочтению наследия Аристотеля в рамках с одной стороны экономической, а с другой - философской традиций. К тому же существует определенное расхождение во мнениях интерпретаторов Аристотеля, читавших его работы на разных языках, что тоже приводит к разнице в прочтении и интерпретации даже ключевых моментов экономической концепции Аристотеля в отечественной традиции и на западе. Тем не менее, в последнее время появляется все больше работ, в основном западных, авторы которых, философы и экономисты, снова обращаются к Аристотелю как именно экономисту, имевшему свою экономическую теорию, и ставят вопрос об актуальности экономических воззрений Аристотеля в современном мире. Есть ли чему современным экономистам учиться у Аристотеля? Что значат и значат ли что-нибудь экономические идеи Аристотеля для будущего экономики? Экономика Аристотеля - это наше прошлое или будущее?

Огромный интерес в этой связи представляет сопоставление нескольких недавних работ по интерпретации Аристотеля, авторы которых смотрят на великого грека под разными углами и приходят к практически противоположным выводам относительно актуальности экономических идей Аристотеля в современном мире. Так, статья профессора экономики из США др. Пэка Спенсера (Коннектикут колледж), с говорящим названием "Непростые отношения Аристотеля с современной экономической теорией" (2008) [3], дает оценку влияния Аристотеля на формирование современной экономической теории именно в экономическом ключе. Экономист из Аргентины (университет Аустраль) Рикардо Креспо, являющийся автором нескольких работ по интерпретации Аристотеля, пытается ответить на вопросы об актуальности экономических идей Аристотеля в философско-экономическом ключе. Для сравнения мы возьмем его статью "Об Аристотеле и экономике " (2008)[4]. Написанная же почти десятилетием раньше сначала диссертация, а затем книга ныне профессора экономики Роттердамского университета им. Эразма Ирен ван Ставерер "Ценности Экономики: Аристотелева перспектива" (2001) [5] апеллирует больше к социально-экономической и этической значимости экономических воззрений Аристотеля в современном мире и представляет попытку построения новой экономики, базирующейся на ценностях. Наконец, опубликованная в журнале "Клаузура" статья Милы Ильиной "Экономика и хрематистика в системе координат культурной глобализации" (2012)[6] является публицистической статьей, рассматривающей современное состояние экономики как осуждаемую Аристотелем хрематистику и призывающей к выработке нового экологического взгляда на экономику. В качестве подтверждения некоторых из анализируемых авторов будут приведены выдержки из работы Карла Поланьи "Аристотель открывает экономику"(1957)[7], написанной боле 50 лет назад и не имеющей право претендовать на современный взгляд.

Для начала необходимо представлять себе, каковы же были экономические взгляды Аристотеля.

Экономика и хрематистика у Аристотеля

Для Аристотеля значимым является существование двух сущностно и принципиально разных видов производства и видов распределения благ в обществе. Первый вид, названный экономикой, подразумевает систему, целью которой становится удовлетворение насущных потребностей конкретных людей. Для удовлетворения различных потребностей людей, занимающимися различными видами деятельности и производящими разные товары (или блага) появляется обмен и меновая торговля. Постепенно, для оптимизации этого обмена появляется такой инструмент, как деньги. Очень важно подчеркнуть, что с позиции системы экономики, по Аристотелю, такой инструмент как деньги необходим именно и только для обеспечения удобства обмена.

Термин экономика (от греч. «oίχος» – дом, хозяйство, и «νόμος» – правило), история которого восходит к Домострою Ксенофонта Афинского (430-354 гг. до н.э.), буквально означает «правила управления домашним хозяйством». У Ксенофонта экономика впервые рассматривается как наука, то есть система знаний, ориентированная на общественно-полезные решения и на удовлетворение естественных потребностей человека и населения в целом. Само сочинение Ксенофонта построено в традиционной тогда форме диалога с Сократом, в котором ученики просят Сократа научить их основам экономики. Важно, что такая система знаний не может быть локально замкнутой, частной теорией или практической дисциплиной, существующей по принципу самодостаточности, а должна иметь в своей основе высшие человеческие цели и ценности, внеэкономические по своему существу.

Для Аристотеля, однако, экономика - это не только и не столько наука, но и деятельность, направленная на использование благ, и способность к совершению этой деятельности, и привычка, формирующая экономический тип поведения, и, наконец, наука. В Никомаховой Этике Аристотель определяет цель хозяйствования (экономики) как богатство [Никомахова Этика 1, 1], но важно понимать, что он подразумевает под этим богатством не бесконечное накопление, а богатство, необходимое для "жизни вообще" и "хорошей жизни". [Политика 1, 4, 1253b 24-5]. Креспо, анализируя понятие экономики у Аристотеля, дает следующее определение: "для Аристотеля oikonomikè это деятельность по использованию вещей, которые необходимы для жизни (в смысле жить вообще) и для Хорошей Жизни (хорошо жить). Когда Аристотель говорит о "жизни вообще", он имеет ввиду то, что достигается дома (oikos). Когда он говорит о Хорошей жизни, то имеет ввиду то, что достигается в полисе как пределе гражданского общества. По Аристотелю, эта последняя концепция (хорошей) жизни имеет точное моральное значение: это жизнь в добродетели, за счет которой достигается счастье." [4, стр. 11, перевод с англ. автора].

Второй вид производства и распределения благ Аристотель называет "хрематистикой", подразумевая ситуацию, когда прибыль и накопление денег становятся основной целью деятельности (как, например, ростовщичество, спекулятивная торговля). Сам термин «хрематистика» (от греч. χρήματα – имущество, деньги), автором которого является Аристотель, буквально означает умение наживать богатство и делать деньги. В более широком смысле под хрематистикой понимается вид хозяйственной деятельности, который нацелен (т.е. ставит себе целью) именно на накопление богатства вне зависимости от его использования. При этом, как утверждает Креспо, даже хрематистика у Аристотеля делится на два типа: первый - виды деятельности, которые подчинены экономике и имеют дело с приобретением тех вещей, которыми пользуется экономика. Эти виды деятельности естественны и ограничены. Второй же тип хрематистики - неестественный, не подчиненный экономике и направленный на накопление бесконечного богатства (денег). "В отношении этого второго вида хрематистики Аристотель утверждает, что "эта вторая форма ведет к мнению, что нет предела богатству и собственности" [Политика I, 9, 1257a 1]. [4, стр.10, перев. с англ. автора] В рамках этой системы, деньги как средство обмена теряют своё изначальное предназначение и становятся целью.

Происходит подмена истинной цели - удовлетворения насущных потребностей, - на ложную - средства или инструменты становятся целью. Получается, что цель хрематистики – служение не высшим (духовным) задачам человеческой жизни, а неограниченной наживе, порочной с точки зрения Аристотеля, беспредельному приобретению и накоплению, опять же, эксплуатирующих порочные стороны человеческой природы, ведущих к крайностям - богатству или бедности - вместо золотой середины, уводящих от добродетели и делающих людей не лучше, а хуже. "Получаемая прибыль считается единственным критерием эффективности и правильности применяемых схем ведения дела. В современном мире произошла инверсия этической оценки двух видов хозяйствования – экономики и хрематистики. Начиная с «экономического человека» А.Смита, именно эгоистическое стремление к обогащению стало представляться мотором хозяйственной жизни, соответственным природе человека и приносящим пользу обществу [6]. Это либеральное воззрение, потеснившее альтернативные взгляды, стало рассматривать хрематистику как естественную и полезную форму хозяйствования. Те же принципы перенесены и в систему глобальной экономики", считает Ильина [6].

Интересно, что и сам характер и природа деятельности в экономике и хрематистике различен. В "Метафизике" Арислотель различает два вида действий - имманентные и транзитивные. Имманентные - это действия, целью которых является само действие, как, например, видеть, думать или любить. Результаты этих действий остаются внутри агента. Вторые же, транзитивные, при которых результат действия выходит за пределы агента и остается в чем-то еще, как правило, вещи, созданной в результате деятельности. В Никомаховой этике Аристотель называет имманентные действия prâxis, а транзитивные действия - poíesis [Никомахова этика VI, 4, 1140a 1] [4, стр. 11]. Большинство действий являются и имманентными и транзитивными одновременно, за исключением немногих чисто имманентных действий, типа думать и любить. К примеру, когда кто-нибудь работает, есть одновременно и транзитивный компонент, представленный в продукте труда или оказанной услуге, и имманентный - подтверждение способности самореализации, повышении самооценки, моральная сторона оказанной услуги, благодарность.

Для Аристотеля имманентные аспекты действий ценятся куда больше, потому что именно они делают людей более добродетельными. Экономика, как мы помним, в концепции Аристотеля, - это деятельность, действия, или, точнее, конкретное действие по использованию вещей. Возникает вопрос: пользоваться - это имманентное или транзитивное действие? Казалось бы, исключительно транзитивное, поскольку используемая вещь потребляется и в конечном счете исчезает после использования. Однако, как пишет Креспо, "полным действием в экономике становится пользоваться тем, что необходимо для удовлетворения потребностей агента в "хорошей жизни", а это уже имманентный аспект использования, поскольку что-то используется для самосовершенствования агента. Действие же хрематистики - исключительно транзитивно" [4, стр.12, перев. с англ. автора].

Экономика, напомним, помимо деятельности, является еще и способностью, то есть силой осуществить эту деятельность, и привычкой к такого рода деятельности, которая помогает ее осуществлять. Хрематистика, в этом ключе, является техникой - привычкой к производству. Аристотель уделяет много внимания тому, что такое привычка. Он отмечает, что привычки - более длительные и стабильные качества, чем наклонности, и они фундаментальны в жизни человека. Добродетели основываются на естественных наклонностях за счет повторения действий. Привычка - это приобретенный тип поведения, которому следуют, пока он не становится почти непроизвольным, или доминирующим, или регулярной наклонностью, или же тенденцией. Привычки фундаментальны в жизни человека. Мы не можем оставить что-то нерешенным надолго без психологического страдания; нам нужны привычки для структурирования нашего поведения в повседневной жизни. Сама личность оформляется за счет приобретения привычек путем повторения действий. Привычки составляют нашу "вторую натуру". Привычки определяются действиями, но сами действия свободны. Таким образом, они могут сильно отличаться в зависимости от личности. Тем не менее, привычки - дело случая и они вероятностны." [4, стр.13-14, перев. с англ. автора]. Креспо показывает, что для Аристотеля важна связь привычек и типа поведения одного человека с привычками других в обществе, поскольку человек не может осуществлять действия по использованию благ в полной изоляции от других, и таким образом важно появление общественных институтов (институциональной экономики в современном понимании). Привычки формируют институты, а институты, в свою очередь, способствуют формированию привычек. Хорошие привычки делают поведение более предсказуемым, а это способствует консолидации институтов. Институты через поощрения и наказания способствуют реализации одних типов поведения и не поощряют другие, таким образом, воспитывая общественно полезные привычки. По Аристотелю, образование и закон помогают формированию хороших привычек. [4, стр.16]. Образование в Греции было основным институтом формирования личности, готовой и дальше идти по пути самосовершенствования в условиях наличия способствующих совершенствованию и поощряющих его законов.

Наличие институтов и привычек делает поведение более структурированным, а значит, предсказуемым. Аристотель делает вывод, что человек - существо не только общественное, но и экономическое, то есть быть экономическим - необходимо для человека. И сам этот человек экономический - предмет для изучения науки экономики. Говоря о науке, Аристотель различает науки теоретические, практические и технические (poietical). Предметом практических наук является имманентный аспект человеческих действий, в то время как предметом технических (poietical) наук является транзитивный аспект поведения. Учитывая, что экономическое поведение имеет явный имманентный компонент, экономика для Аристотеля становится практической наукой, вырастающей из экономического поведения [4, стр.15].

Очевидно, что экономика Аристотеля - это не современная наука и не наука в современном понимании, а скорей мировоззренческая система, базирующаяся на определенных ценностях и стремлению к их формированию за счет рациональных действий, складывающихся в привычки, формирующие личность человека экономического как члена социума, разделяющего эти же ценности. Экономика Аристотеля построена на этике и вся пронизана этикой, поэтому большинство интерпретаторов Аристотеля и говорят об актуальности его идей для современной экономики, практически утратившей этический аспект.

Взгляд экономиста

Наиболее экономической является интерпретация профессора экономики[1] из Коннектикута, доктора Спенсера Пэка, представленная в статье под названием "Непростые отношения Аристотеля с современной экономической теорией"[3]. Как видно из названия, Пэк анализирует отношения Аристотеля с современной экономической теорией, пытаясь понять, в какой степени труды Аристотеля предвещали положение вещей в современной экономике, особенно в области теории стоимости и теория распределения доходов, и, вопреки существовавшей традиции относить Аристотеля к предшественниками или классической или неоклассической экономики, автор делает вывод, что Аристотель не был предшественником никакой традиции. В то же время, теперь уже вопреки некоторым исследователям, утверждающим, что нет никакой связи между экономической мыслью Аристотеля и современной экономической мыслью, Пэк заявляет, что Аристотель повлиял и на тех, благодаря кому в дальнейшим сложилась современная экономическая наука, а именно Адама Смита и Маркса, а также предвидел утилитаристские модели потребительского поведения и попытки полностью математизировать и/или в полной мере развить аксиоматический дедуктивный подход к экономике. [3, стр.6]

Точкой отсчета для современной экономики служит 1776 год, когда вышла монография Адама Смита "Богатство наций". С ее выхода и до работ Маркса длился классический период современной экономики, а после Маркса начался неоклассический. "Классическая экономика фокусировалась на стороне предложения, подчеркивая, что цена товара в значительной степени определяется стоимостью его производства . Здесь неявно , как у Смита , или явно , как у Маркса , проявляется трудовая теории стоимости . Распределение доходов в значительной степени определяется классовой борьбой или торгом". [3, стр.7, перев. с англ. автора] Неоклассическая экономика, напротив, поддерживает сторону "спроса, предельной полезности, и теорию предельной производительности при распределении доходов. Цены становятся показателями относительной редкости (ограниченности) товара, где Px / Py = предельная полезность х / предельной полезности у. В классической экономике товар был дорогим, если велики затраты для его производства, и следовательно, он, как правило, становится относительно редким (ограниченным по количеству). В неоклассической теории линия причинности в значительной степени изменилась: если товар относительно редок (количество ограничено), то его предельная полезность будет, как правило, высокой и, следовательно, будет высокой цена. Что касается распределения доходов, неоклассическая теория утверждает, что цена входного фактора А относится к цене входного фактора B как предельный продукт фактора А к предельному продукту коэффициента В. То есть, если мне платят 100 долларов в час, а тебе десять, то это означает, что моя производительность в десять раз больше твоей. Эта теория становится оправданием неравномерного распределения доходов". [3, стр.8, перев. с англ. автора]

Анализируя работы предшественников, пытавшихся найти аналогии между современным ценообразованием и понятием стоимости у Аристотеля, Пэк приходит к выводу, как уже говорилось, что "труды Аристотеля, столь важные и имеющие отголоски во многих областях западной мысли, довольно плохо соотносятся с духом современной экономической теории и классического, и неоклассического толка. Например, современная экономическая теория предполагает, что большинство цен должны быть гибкими и должны достаточно быстро меняться в зависимости от меняющихся рыночных условий. Похоже, у Аристотеля не было таких взглядов. Аристотель говорит об изолированном торге при обмене товарами в Никомаховой Этике (5.5) и при этом он говорит о справедливости при обмене товарами. Он не рассматривает ситуацию с современной безличной рыночной ценой как результатом взаимодействия многих продавцов и покупателей." [3, стр.12, перев. с англ. автора] [2]

Пэк соглашается, что Аристотелю не нравится идея денег ради денег, поскольку при этом не разум правит страстями, как должно быть в античном обществе, а страсти главенствуют над разумом, что, по мнению античного философа, является противоестественным. В "политике" Аристотель пишет:

"Вот почему для всех сообразное с природой искусство наживать состоит в извлечении пользы от плодов и животных.

Это искусство, как мы сказали, бывает двояким: с одной стороны, оно относится к области торговли, с другой – к области домохозяйства, причем последнее обусловлено необходимостью и заслуживает похвалы, обменная же деятельность по справедливости вызывает порицание, как деятельность, обусловленная не естественными причинами, но [возникшая в силу необходимости взаимного] обмена [между людьми]. Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно делает сами денежные знаки предметом собственности, которые, таким образом, утрачивают то свое назначение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту денег. Отсюда это и получило свое название; как дети походят на своих родителей, так и проценты являются денежными знаками, происшедшими от денежных же знаков. Этот род наживы оказывается по преимуществу противным природе." [Политика, 4, 23, 1258В:1]

Пэк отмечает также, что Аристотелю не понравились бы непреднамеренные последствия человеческих действия, которые он обычно зовет отрицательными, в то время как современная экономика рассматривает их как положительные, и даже делается акцент на том, что преследование личного обогащения в качестве непреднамеренных последствий действий приведет, в конечном счете, к большему богатству нации, чем централизованное управление с той же целью, как это показано у Смита. [3, стр.16]

Пэк просматривает влияние Аристотеля на современную мысль в вопросе выбора, например. Неоклассическая экономическая теория зачастую представляет собой теорию выбора, использующую утилитарную модель поиска удовольствий и избегания боли. Конечно, подобная модель является чрезмерным упрощением человеческого поведения и в некотором роде приравниванием его к поведению животных. По Аристотелю, именно животные обычно преследуют добычу и избегают врагов. Животные живут ощущениями, а там где ощущения, там всегда присутствуют боль и удовольствие, порождающие желание. В отличие от животных, люди имеют еще и здравый разум, и суждения. Соответственно, люди делают свой выбор не только исходя из принципа погони за удовольствиями и избегания боли, но и с помощью суждений и мыслей, на основе должного образования, правильных привычек и личных качеств, руководствуясь определенными приверженностями и ценностями. В отличие от инстинктивных движений животных, поступки людей основываются на выборе и воле и контролируются разумом. "Предмет решения и предмет выбора одно и то же, только предмет выбора уже заранее строго определен, ибо сознательно выбирают то, что одобрено по принятии решения, потому что всякий тогда прекращает поиски того, как ему поступить, когда возвел источник [поступка] к себе самому, а в себе самом - к ведущей части души (to hegoymenon), ибо она и совершает сознательный выбор. " [Никомахова этика 3.5]

Описанный в экономике преднамеренный выбор, похоже, имеет влияние идей Аристотеля, но больше его идей о поведении животных, чем о сознательном рациональном выборе людей, как считает Пэк. [3, стр.18]

Бесспорно также влияние Аристотеля, как уже говорилось, на экономические концепции и Маркса, и Адама Смита. Идея денег ради денег для Аристотеля прерогатива хрематистики и порочна по своей природе, для Маркса - основа капитала, являющаяся исторической неизбежностью, которую надо преодолеть. Что касается Адама Смита, то для него, как и для Аристотеля, товар имеет потребительскую стоимость и меновую стоимость. Как и для Аристотеля, обмен товарами порождает деньги, и деньги могут быть использованы для дальнейшего накопления денег. Однако Смит рассматривает желание обогащения как совершенно естественное и полезное не только для человека, но и, в конечном счете, для общества, ведь именно оно ведет к богатству нации. Очевидно, что Смит начинает свой анализ под влиянием идей Аристотеля, но потом расходится с ним и формирует противоположную с точки зрения ценностей концепцию.[3, стр.19-20]

В попытке ответить на вопрос о будущем отношений Аристотеля и современной экономики, Пэк рисует две перспективы: радужную и мрачную. В радужной, в которую сам он не очень верит, возможно, будет использование этических принципов и построения экономики на них, что отражено в работах Рикардо Креспо и Ирен ван Ставерен[3]. В мрачной, которая представляется Пэку куда более вероятной, Аристотелю как философу, делавшему ставку на рациональность человека, едва ли найдется место в пост-модернистском обществе. Согласно Пэку, "пост модернизм, кажется, характеризуется определенной разрозненностью. … В экономике эта тенденция характеризуется тем, что теория становится серией разрозненных математических головоломок, специализацией в математике в целом, различными теориями игр, подробных экспериментов, демонстрирующих, что люди не в полной мере рациональны" [3, стр. 24, перев. с англ. автора]. Пэк выражает серьезные сомнения в том, что, по крайней мере, в США и Канаде экономическая концепция Аристотеля сможет найти применение в ближайшем будущем.

Этика в экономике

Однако, ряд экономистов в Европе и Южной Америке не соглашаются с Пэком и подчеркивают актуальность экономики Аристотеля сегодня. Рикардо Креспо, говоря об актуальности Аристотеля в современном мире, акцентирует внимание в основном на личностных качествах участников экономического процесса и на важности институтов, о которой в частности, уже было сказано выше. Прежде всего для Аристотеля важны такие "добродетели" как умеренность, справедливость и благоразумие. Отсутствие умеренности ведет чрезмерному обогащению, к эксплуатации человеческих пороков, к извращению природы денег. В "Политике" Аристотель пишет: "В основе этого направления лежит стремление к жизни вообще, но не к благой жизни; и так как эта жажда беспредельна, то и стремление к тем средствам, которые служат к утолению этой жажды, также безгранично. И даже те люди, которые стремятся к благой жизни, ищут того, что доставляет им физические наслаждения, и так как, по их представлению, средства для осуществления этого дает собственность, то вся деятельность таких людей направляется на наживу. Таким вот путем и получил свое развитие второй вид искусства наживать состояние. А так как физические наслаждения имеются в преизобилии, то такие люди ищут и средств, которые доставляли бы им этот преизбыток наслаждений; если люди не в состоянии достигнуть своей цели при помощи искусства наживать состояние, то они стремятся к ней иными путями и для этого пускают в ход все свои способности вопреки даже голосу природы." [Политика 4, 19-20, 1258А1-10]

Как следствие, пишет Креспо, по Аристотелю, "для экономики необходимо воздержание, добродетель, связанная с силой духа" [4, стр.18, перев.с англ.автора]. Это важно для государства и мирной жизни, поскольку "величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью средней, но достаточной; а в тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде, либо тиранния, именно под влиянием противоположных крайностей" [Политика 4.8, 1296А 1]. При этом собственность необходима, но не чрезмерная, а достаточная, регулируемая умеренностью и воздержанием, умением себя ограничить. "Собственность есть часть дома, и приобретение есть часть семейной организации: без предметов первой необходимости нельзя не только хорошо жить, но и вообще жить." [Политика, 1253В 25]

В том, что касается появления и функции денег и анализа затрат и выгод, Аристотель пишет в Никомаховой Этике: "вещи, которыми обмениваются, должны быть каким-то образом сопоставимы. Именно с этой целью и были введены деньги, и они становится в некотором смысле чем-то промежуточным; ибо измеряет все, и, следовательно, и избыток и недостаток - сколько ботинок равны дому" [Никомахова Этика V, 5, 1133a 20ff., перев. с англ. автора]. Однако, соглашается Креспо, Аристотель не углублялся в детали ценообразования и эта сторона экономической концепции недостаточно развита.

Люди, обладающие упомянутыми моральными качествами, становятся более успешными участниками экономического процесса, поскольку их поведение более предсказуемо и лучше координируется. Интересно, что такие естественные институты, как, например, дружба, отмечает Креспо, помогают экономической жизни, поскольку способствуют формированию здоровых ценностей - справедливости, щедрости и помогают преодолеть неравенство.

Креспо делает вывод, что "концепция Аристотеля учит, что мы должны больше заботиться о содействие развитию личных достоинств, чем о строительстве совершенных систем (...) Этот урок призывает вернуться к большему акценту на воспитании добродетелей (образовании) и соблюдении закона, что является двумя способами содействия добродетели. Это должно быть важным аспектом экономической политики в духе Аристотеля" [4, стр.19, перев.с англ.автора].

Креспо делает еще один вывод из концепции Аристотеля, имеющий резонанс сегодня, и он заключается в том, что общество и обмен являются двумя естественными институтами, необходимыми для реализации человеческой природы. Необходимо, чтоб эти институты помогали формированию хороших привычек и добродетелей, а не эксплуатировали пороки. Креспо замечает, что в современной системе образования преподавание экономики чрезмерно ориентировано на инструменты, и в этой связи предлагает ввести больше гуманитарных дисциплин и этики, чтобы воспитывать более сознательных участников экономического процесса.

Ценности в экономике

К очень похожим выводам приходит и профессор из Нидерландов Ирен ван Ставерен, которая посвятила и диссертацию, и потом монографию под названием "Ценности в Экономике: Аристотелева перспектива"[5] идее создания экономики, базирующейся на ценностях в Аристотелевском духе.

Ван Ставерен утверждает, что "модернистская экономическая методология построена на основе дуализма: потребительская полезность определяется как экономика, а мораль нет; причины рассматриваются как часть экономики, а эмоции нет; выбор считается экономикой, тогда как его противоположность, принуждение, нет; наконец, независимое поведение входит в экономическую теорию, в то время как взаимозависимые отношения между игроками нет. Из-за этого дуализма в построении экономической теории принято считать, что экономика не должна обращать внимания на ценности: их предполагается считать субъективными и экзогенно заложенными в предпочтениях игроков. Тем не менее, я показала, что многие экономические объяснения опираются на предположения и концепции, основывающиеся на одной важной человеческой ценности: ценности свободы". [5, стр. 202, перев.с англ. автора] Свобода проявляется в экономике и как свободный выбор, свободный обмен, и как идея свободной личности.

Помимо свободы, важны также такие ценности, как справедливость и забота (care). Если свобода проявляется в обменных процессах, то справедливость проявляется через распределение, а забота - через отдачу (giving). Каждая из упомянутых ценностей локализована в экономике, и мы говорим о рыночной, государственной и экономике ухода (care economy), хотя все три ценности функционируют и на рынке, и в государстве, и в здравоохранении и социальной сфере.

В последнее время все больше экономистов указывают на необходимость включения социального и нравственного поведения в экономический процесс, что подрывает дуалистические аксиомы, лежащие в основе его методологии.[4]

Это повторное открытие роли ценностей в экономике требует новой экономической концепции, которую как раз можно выстроить на идеях Аристотеля. Основой этики Аристотеля являются добродетели. "Добродетель понимается как контекстное среднее между дефицитом и избытком ценности, и важно само по себе. Среднее не может быть найдено с помощью моральных правил или следуя алгоритмам, например, ограничению максимизации. Добродетель требует от игроков, чтобы они обладали необходимыми этическими возможностями, чтобы сделать их поведение осмысленным. Эти этические возможности являются ключевыми элементами рациональности игроков. Я предположила, что этими этическими возможностями являются приверженность, эмоции, обсуждение и взаимодействие. Без них, игроки не могут следовать своим ценностям. Без приверженности они не имеют никаких оснований, чтобы придерживаться данных и неизменных предпочтений. Без эмоций игроки смогут следовать своим приверженностям и сигнализировать их другим. Не имея возможности обсудить, игроки не в состоянии сделать свободный и осмысленный выбор, а следуют алгоритму. Без взаимодействия актеров не может убедить друг друга заключить сделку" [5, стр.203, перев.с англ. автора]

Как уже говорилось, Ван Ставерен приходит к похожим на Рикардо Креспо выводам о необходимости обращения к ценностям и этике, и соответственно, Аристотелю и с точки зрения воспитания личностей с социально и морально зрелым экономическим поведением. Как мы помним, по Аристотелю для этого необходимо образование и поддерживающие ценности институты, о чем и пишет Ван Ставерен, делая вывод, что "искусство аристотелевских решений (на государственном уровне) заключается в поиске зыбкого баланса между опорой на рынок, улучшением равенства доступа и обеспечением адекватного ухода (заботы)"[5, стр.208, перев.с англ. автора].

Вероятно, в Нидерландах и других развитых европейских странах с давней культурно-философской традицией, возможно будущее экономики в буквальном смысле слова с человеческим лицом и ориентированной на игрока как личность в целом и члена зрелого социума, базирующегося на ценностях, а не стремящегося к обогащению или даже к максимизации благ в условиях ограниченных ресурсов.

Экология в экономике

Аналогичного рода призыв к возврату к ценностям и повороту от Аристотелевой хрематистики в ее осуждаемом самим автором значении, коей стала современная экономика, слышится в статье отечественного публициста Милы Ильиной. Что произошло в современном мире? Хрематистика в Аристотелевском понимании с идеей денег ради денег и обогащения подменила собой экономику. По мнению Ильиной, "возникла замкнутая самодостаточная система: производство, торговля, реклама, потребление. В современном мире вращение этого круга является самоцелью, общество эксплуатирует эгоистическое стремление человеческой природы к переизбытку. Другая же сторона человеческой природы, стремление к самоограничению ради целей, лежащих вне удовлетворения личных потребностей индивида, современным социумом не поощряется."[6] В этом, можно сказать, усматривается влияние Аристотеля "от противного" - именно то, от чего он предостерегал, стало экономической реальностью. "Аристотель предостерегал нас от ситуации, в которой люди малоразвитые по своей природе (бездуховные), руководствующиеся принципами наживы и накопления, диктуют правила человеческой деятельности."[6] Мир последовал за Адамом Смитом, предрекавшим богатство наций на основе погони за личным обогащением, которое важней для самого человека и лишь косвенно ведет к обогащению нации.

Аристотель же в "Политике" предполагает, что общественное и государственное важней для человека, чем личное, поскольку человек сам по себе существо общественное. В рамках такого общественно-политического понимания человека, Аристотель определяет цель экономической деятельности как эвдемонию, то есть счастье - «деятельность души в полноте добродетели», в поиске золотой середины и никогда не преследовании крайности." Что касается даяния (dosis) имущества и его приобретения (lepsis), то обладание в этом серединой - щедрость (eleytheriotes), а избыток и недостаток - мотовство (asotia) и скупость (aneleytheria)». [Никомахова этика 2.7]

Очевидно, что основной вектор современной экономики направлен не на поиск золотой середины, а, напротив, - на максимизацию благ, в чем проявляется эксплуатация той стороны человеческой природы, которую Аристотель считал порочной. В качестве выхода Ильина предлагает смену вектора, переход от эго-экономики к эко-экономике, то есть экологическому подходу, т. е. мировоззрению, "интегрирующего законы природы и результаты человеческой деятельности" [6]. Нередко можно услышать, что люди устали от гонки и соревнований, от бесконечных рыночных отношений, зачастую лишающих человека творческого и созидательного начала. Надо признать, что подобного рода призывы слышатся в основном не из уст экономистов и тем более финансистов, и едва ли могут изменить положение дел в экономике.

Заключение

Можно смело утверждать, что Аристотель в определенном роде был провозвестником современных экономических теорий и даже предвидел и классический и неоклассический подходы к экономике. В то же время нельзя не согласиться с мнением, что его концепция не является базой для этих теорий, а лишь косвенно оказала влияние на их авторов. Также нельзя не признать, что экономическая концепция Аристотеля была не отдельной научной концепцией, а скорей мировоззренческой концепцией, сообразной с его этическими, философскими, социологическими и политическими взглядами и базирующейся на базовых и непререкаемых человеческих ценностях и основах добродетельного поведения, которые делают, по мнению Аристотеля, людей людьми. Экономика была именно деятельностью, способностью, привычкой и уж потом наукой - о человеке и обществе, а не о законах рынка.

Аристотель справедливо определил роль образования и институтов в воспитании должных экономических привычек и поведения, а также в формировании должных добродетелей и ценностей у членов общества во благо самого общества. Именно эта сторона экономических взглядов Аристотеля представляется как имеющая наибольший резонанс и потенциал к развитию в современном мире, но не в рамках экономики как она понимается большинством, скажем, в СЩА, Канаде или в современной России, а скорей в таких направлениях, как человеко-центрированное экономическое развитие или в социально-политической сфере, или же в экономике развитых европейских стран или Японии, где человек и общество, а не деньги и максимизация благ, понемногу начинают становиться центром экономических процессов. Так что вопрос, Аристотель в экономике - наше прошлое или будущее - остается открытым.

Литература

1. Аристотель. Политика // Сочинения в 4-х томах. М., Мысль, 1983. Т.4.

Web: http://grachev62.narod.ru/aristotel/arpol1.html

2. Аристотель. Никомахова Этика. Перевод: (C) Нина Брагинская (satis@glasnet.ru). Философы Греции "ЭКСМО-Пресс", Москва, 1997

Web: http://www.lib.ru/POEEAST/ARISTOTEL/...-pictures.html

3. Pack, Spencer J. (2008). Aristotle's Difficult Relationship with Modern Economic Theory. Foundations of Science, 13(3-4): 33-46.

Web:http://digitalcommons.conncoll.edu/c...ext=econfacpub

4. Crespo, Ricardo F. On Aristotle and Economics. IAE Business School – Austral University, 11/2008. Web: http://www.iae.edu.ar/pi/Documentos%...IAE08_2008.pdf

5. Van Staveren, Irene. “Values of Economics”. Routledge, London and New York, 2001. e-book: https://www.google.ru/url?sa=t&rct=j...93112503,d.bGQ

6. Ильина Я.В. «Экономика и хрематистика в системе координат культурной глобализации». Литературно-публицистический журнал "Клаузура", 2012.

Web: http://klauzura.ru/2012/02/mila-ilin...-globalizacii/

7. Поланьи, Карл. Из Главы 5 "Аристотель открывает экономику", стр.64-94 книги Карла Поланьи, Конрада М. Аренсберга и Гарри В.Пирсона "Торговля и Рынок в ранних империях", Гленкоэ: Свободная пресса, 1957 г. Перевод выполнен Н.А. Розинской.

Web: http://ecsocman.hse.ru/data/959/118/1231/aristot.pdf

[1] И автора вышедшей в 2010 году монографии "Аристотель, Адам Смит и Карл Маркс: о фундаментальных вопросах политической экономики 21 века" (Aristotle, Adam Smith and Karl Marx: On some Fundamental Issues of the 21st century Political Economics')

[2] Подобные мысли были высказаны 50 лет назад Карлом Поланьи в его исследовании экономических идей Аристотеля. "То, что обеспечивает справедливость, будь то в отношении распределения жизненных благ или вынесение решения в отношении конфликтов, или регулирование взаимных услуг - хорошо, поскольку это требуется для продолжения существования группы. Нормативность, в таком случае, неотделима от действительности. Эти общие положения его системы должны позволить нам очертить взгляды Аристотеля на торговлю и цены. Внешняя торговля является естественной, когда она служит выживанию сообщества посредством сохранения его самодостаточности. Необходимость в этом возникает, как только разрастающаяся семья делается слишком многочисленной, и ее члены вынуждены селиться отдельно друг от друга. Их автаркия окажется теперь замедленной во всех отношениях, кроме акта предоставления доли /metadosis/ от того, кто имеет избыток. Темп, с которым делимые услуги /или товары/ обмениваются, зависит от требований philia, т.е. от сохранения доброй воли среди членов, поскольку без нее само сообщество прекратит свое существование. Справедливая цена, таким образом, проистекает из потребностей philia, как это выражено в принципе взаимности, что является квинтэссенцией всего человеческого сообщества. Из этих принципов проистекает также его осуждение коммерческой торговли и сентенции в отношении необходимости установления обменных эквивалентов или справедливой цены. Торговля, как мы это видели, является "естественной", пока она является требованием самообеспечения. Цены обычно устанавливаются, так, что они соответствуют мнению участников сообщества, укрепляя, этим самым, добрую волю, на которой покоится сообщество. Обмен товарами есть обмен услугами: это является основой самообеспеченности и реализуется путем взаимного дележа по справедливым ценам. При таком обмене выигрыша нет: товары имеют свои собственные цены, установленные заранее. Если же должна существовать прибыльная розничная торговля ради распределения товаров, то пусть этим занимаются не граждане. Теория Аристотеля о торговле и цене была ничем иным, как простой разработкой его общей концепции о человеческом сообществе."[7, стр.15-16]

[3] Также Аристотель оказал влияние на Нобелевского лауреата в области экономики Амартию Сена и его соавтора, философа Марту Нуссбаум, которые видят роль правительства и государственных институтов в помощи людям в развитии их человеческих качеств. По мнению этих современных ученых, правительства должны обратиться к Аристотелевскому вопросу по выяснению того, что нужно людям для совершенствования своих человеческих качеств и помочь людям удовлетворить именно эти потребности. [3, стр. 20]

[4] Любопытно, что еще в 50-ые годы об этом писал Карл Поланьи, который считал, что экономические идеи Аристотеля существуют и релевантны только в социологическом ключе. "Всякий раз, когда Аристотель касался вопроса об экономике, он стремился рассматривать ее во взаимосвязи с обществом как единым целым. Предметом исследования было сообщество как таковое, существующее на разных уровнях внутри всех действующих групп людей. Таким образом, в современных терминах подход Аристотеля был социологическим. Очерчивая поле исследования, он пытался рассматривать все вопросы происхождения и функционирования различных институтов сквозь призму понимания общества как единого целого. Сообщество, самодостаточность и справедливость были главенствующими концепциями.(...) Сообщество, самодостаточность и справедливость являли собой три основные точки опоры его социологии. На этой рамочной основе базировались его мысли по всем экономическим вопросам, будь то природа экономики или политические вопросы"[7, стр.15-16].

Последний раз редактировалось Ульпиан; 15.05.2022 в 02:29.
Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 22:52. Часовой пояс GMT +4.


Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Template-Modifications by TMS