1991. Письмо первое: об отлучении Льва Толстого от Церкви

[Владимир Познер]

http://newtimes.ru/articles/detail/34795/

VOLTER_RIA_
Письмо первое
Исполняется 110 лет Определению Священного cинода от 20–22 февраля (по старому стилю) 1901 года, который отлучил Льва Толстого от церкви

Эпистолярный жанр предан забвению. Можно сколько угодно рассуждать о причинах сего, но зачем? Жанр – мною горячо любимый, составляющий много томов, тысячи страниц моих сочинений – потерян. Его не вернуть. Впрочем, можно о нем напомнить, можно предлагать вниманию читателей образец этого славного жанра, предлагать, с тем чтобы возбудить внимание, вкус и воображение. И тогда что-то может и родиться, что-то новое и достойное… Нет, конечно, оно, это новое, не достигнет тех высот, которых в свое время достигли мы, потому что время другое, совсем другое, не располагающее к размышлению, к неспешному вхождению в суть вещей. Но я без ложной скромности полагая, что нет мне равных в этом жанре, я, который уделял много времени и сил России, переписываясь и с графом Иваном Ивановичем Шуваловым, и с блистательным князем Юсуповым, и с несравненной императрицей Екатериной II в надежде добиться торжества просвещения, я, ожидания которого были жестоко обмануты, решился на еще одно усилие.

„«Горько признавать, что людей мыслящих продолжают преследовать»”

Вы угадали: буду писать вам письма в надежде, что форма их и содержание встретят в вас поклонников и почитателей не только изящной словесности, но и мысли, да не просто мысли, а мысли картезианской, а значит, скептической и ничего не принимающей на веру. Cogito, ergo sum, говаривал мой блестящий предшественник Декарт – мыслю, следовательно, существую, и это так. Вы возразите мне, что есть и такие, которые не мыслят вовсе, но существуют? На что возражу, что это существованием называть никак нельзя, это бытование, не более того.

Горько признавать, что людей мыслящих продолжают преследовать. Так это было во времена Декарта, так это было в мое время и так это остается в нынешнее время. Вы никогда не задумывались над тем, что мы, люди, не меняемся? Что страсти, коими были одержимы наши древние предки во времена Эсхила и Аристофана, продолжают управлять нами сегодня? Не удивлялись ли вы тому, что и силы, нас притесняющие, по сути, не изменились: власть и церковь?

„«Русская православная церковь вновь отказала в просьбе вернуть графа Толстого в свое лоно»”

Справедливости ради следует признать, что власть меняется, принимая разные обличия. Церковь же – нет. Я от души посмеялся, узнав, что ваша Русская православная церковь вновь отказала в просьбе вернуть графа Толстого в свое лоно. По причудливому совпадению именно сегодня исполняется 110 лет Определению Священного синода от 20–22 февраля 1901 года, которое начинается так: «Изначала Церковь Христова терпела хулы и нападения от многочисленных еретиков и лжеучителей, которые стремились ниспровергнуть её и поколебать в существенных ее основаниях, утверждающихся на вере во Христе, Сына Бога Живаго. Но все силы ада, по обетованию Господню, не могли одолеть Церкви святой, которая пребудет неодоленною вовеки. И в наши дни, Божиим попущением, явился новый лжеучитель, граф Лев Толстой. Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрёкся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей, веры отеческой, веры православной…», etc. ad nauseam.

Стиль письма изящен, хоть и витиеват, однако по сути своей Определение напоминает постановление Союза советских писателей об исключении Бориса Пастернака, но это другая тема, о которой я вспомнил потому лишь, что опального писателя восстановили в члены Союза через 29 лет после его исключения, что было свидетельством изменения власти. Церковь же, позволю себе повториться, не меняется. Когда в 2001 году правнук графа Владимир Толстой обратился к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II с просьбой пересмотреть синодальное Определение, тот ответил: «Не можем мы сейчас пересматривать, потому что все-таки пересматривать можно, если человек изменяет свою позицию». Каким образом мог человек, умерший сто лет назад, пересмотреть свою позицию, остается великой тайной, что вполне в русле церковных понятий, основанных на чуде: очевидно, покойный граф должен был восстать из праха и покаяться. Совсем недавнее новое обращение также было встречено отказом, основанием которого был довод о том, что граф своими высказываниями инициировал развал Российской империи, способствовал приходу коммунизма.

„«Диву даюсь, глядя на то, как еще совсем недавние атеисты-коммунисты заменили свои красные книжечки на кресты»”

Можно лишь с трудом представить себе, что он сказал бы по поводу того, что ныне РПЦ считает возможным не только поучать женщин России тому, как следует и не следует одеваться, но и предупреждать их о том, что если в результате ношения «не той» одежды их изнасилуют – это их собственная вина.

Что до права женщин самим решать, рожать или нет, то церковь, как православная, так и католическая в лице бородатых и облаченных в рясы мужчин, категорически выступает против, равно как и против использования противозачаточных средств, проще говоря, презервативов. Удивительно, что именно эти мужчины считают себя вправе предписывать женщине законы поведения, поучать их, напоминать им, посыпая свои речи рассуждениями о высокой морали и духовности, о первородном грехе, сами при этом то и дело занимаясь – как бы это выразить изящно – не самыми богоугодными делами.

Когда-то я писал, что «самый нелепый из всех деспотов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный – это деспотизм священников; а из всех жреческих владычеств самое преступное – это без сомнения владычество священников христианской церкви».

„Справедливо спросить: почему они подверглись столь страшным гонениям, почему их народ так ненавидел? Ответ прост: церковь была слишком близка к власти, она отождествлялась с ней”

С любопытством смотрю на милую мне Россию, где хранятся все 6 тыс. 814 томов моей личной библиотеки, некогда купленной у моей племянницы Екатериной Великой. Диву даюсь, глядя на причудливые перемены, на то, как еще совсем недавние атеисты-коммунисты заменили свои красные книжечки на кресты, как они стремятся возможно более публично оказаться рядом с патриархом, целуют ему руку…

В начале XX века в России было 100 тыс. монашествующих священников и 110 тыс. представителей белого духовенства, а с учетом их семей это сословие составляло 630 тыс. человек. Справедливо спросить: почему они подверглись столь страшным гонениям, почему их народ так ненавидел? Ответ прост: церковь была слишком близка к власти, она отождествлялась с ней.

Кто имеет уши да услышит.

От редакции:

Не в правилах The New Times публиковать анонимов. Но предложенная автором, к слову, человеком публичным и известным, игра нам показалась интересной. У читателей есть возможность погадать, кто стоит за псевдонимом великого Вольтера. Премия — годовая подписка на 2012 год. Гадайте на здоровье!

[Владимир Познер]

http://newtimes.ru/articles/detail/35102/

Вольтер

Письмо второе
К 80-летию Михаила Горбачева

Мои враги — а их у меня, поверьте, предостаточно — говорят, что я тщеславен. Эти люди, лишенные воображения, остроумия и самоиронии, не способны, даже пытаясь, унизить противника, на выпад блестящий и разящий. Они всего лишь жалкие потомки графа де Ги, который, стремясь задеть Сирано де Бержерака, напряг все свое красноречие и сказал ему: «У вас... ээээ... большой нос». Вот и мои недруги. Я — тщеславен? Полноте! Я — блистательно самовлюблен, во мне нет и намека на скромность, я ощущаю волны счастья от собственного ума и остроумия, от своего успеха у дам, от живости собственной речи, от остроумия собственных эпиграмм. Но — достаточно. Сильно возбудило меня появление первого моего письма в прекрасном этом журнале, а возбудила меня особенно мысль о том, какую зависть и бешенство это вызовет у старого осла Руссо. Старина Жан-Жак всегда страдал узостью взглядов... Я же наследник великого Рабле, с которым мечтал бы выпить бокал-другой доброго бургундского. Однако вернемся к нашим баранам!

Причудлива история, не так ли? Она, будто нечаянно, выделывает удивительные фокусы. Вдумайтесь: 1 февраля исполнилось бы 80 Борису Николаевичу Ельцину, 2 марта исполняется 80 лет Михаилу Горбачеву, а между этими двумя датами расположились две другие: 19 февраля исполнилось 150 лет Манифесту об отмене крепостного права, подписанному царем Александром II, а 1 марта 1881 года, ровно 130 лет тому назад, «царь-освободитель» был убит русским террористом. Как ныне говорят у вас, не слабо? А что вы скажете на то, что слова «оттепель» и «гласность» впервые появились при все том же царе сразу после поражения в Крымской войне? Известно ли вам, что этот помазанник божий своим высочайшим указом закрыл Высший цензурный комитет?

И его убили.

Ни Ельцина, ни Горбачева (уж простите, но вынужден вставить слово «пока») никто не убивал. Однако не любят. Ни того ни другого. Ах, как не любят! До пены на губах. До полной истерики. За что, спросите вы? В ответ услышите поток невнятного словоблудия, туманные обвинения в том, что они-де «все развалили», продались, предали. Развалили, продали и предали, вам скажут, Советский Союз.

Какое, в сущности, тупое, я сказал бы даже жалкое обвинение. В нем нет ни изящества, ни мысли — о логике не говорю. Ведь логика Истории твердо говорит, что все империи — персидская, оттоманская, испанская, португальская, британская, да и моя, французская — все развалились. А Советский Союз был всего лишь продолжением, пусть видоизмененным, Российской империи. Он не мог не развалиться. Но позвольте высказать предположение — даже уверенность, — что не за потерю империи не любят Горбачева и Ельцина, не потому и тот и другой вызывают гнев у столь многих россиян. Дело совершенно в другом, а именно — в рабстве.

Видите ли, всякая империя держится прежде всего на рабах — в прямом и переносном смысле этого слова. Без рабов нет империи — это аксиома. А раб, милейшие дамы и господа, это категория особая и достойная вашего пристального внимания. Вдумайтесь: рабу ни о чем не надо заботиться — ни о хлебе насущном, ни об одежде и еде. Это забота его хозяина. Если хозяин жаден и жесток, если он лишен элементарного понимания того, что не следует пилить сук, на котором ты сидишь, вследствие чего он плохо исполняет эту заботу, раб может восстать и убить его — но останется при этом рабом.

Раб не несет никакой ответственности, ее несет хозяин, и это касается всего: образования, лечения, участия в общественной жизни. Это все не дело раба, который лишь исполняет, получая за это либо награду, либо пинок в зад. Если же хозяин плохо, неумело выполняет свою функцию ответственности, раб в конце концов восстанет и убьет его — но останется при этом рабом. А что, позвольте спросить вас, значит это? Рабом быть, видите ли, чрезвычайно удобно. Даже комфортно. Потому что все, абсолютно все решают за тебя. Ты — раб — обеспечен, тебе ни о чем не надо думать, ведь думают за тебя.

А теперь представим себе, что рабство у тебя в генах, потому что твои предки и предки твоих предков и их предки жили в рабстве. Представили себе? Хорошо, месье и медам, а теперь представьте себе, что в один ужасный/прекрасный день приходит человек, который должен быть вашим хозяином, и говорит:

Всё, рабство твое кончилось, ты свободен.

Ах, какая радость, какое счастье, ура-ура, наконец-то! Это, так сказать, для начала. Но потом начинает выясняться, что быть свободным уж очень большая проблема. Ты должен все решать сам. Никто тебя не кормит. Не одевает. Не дает указаний. Тебе говорят: давай-давай, сам. Тяжело. Но этого мало. Оказывается, некоторые в прошлом рабы вырываются вперед, добиваются успеха, богатства. Это раньше все были равны в рабстве. А теперь-то все равны в свободе — что совсем дело иное. Потому что это равенство — то что у нас называется galit — предполагает, что мы равны лишь в том, чтобы добиваться того, чего мы хотим, что мы равны перед законом, что мы равны в некоторых правах, не более того.

Получивший свободу раб не имеет представления о свободе и, получив ее, начинает тосковать по добрым рабским временам.

Нелюбовь к Горбачеву и Ельцину и есть выражение этой тоски, тоски тяжелой и небезопасной, тоски с последствиями. Но преходящей.

Уважаемый месье Горбачев, с днем рождения!

[Владимир Познер]

http://newtimes.ru/articles/detail/35593/
№ 08 от 7 марта 2011 года

Вольтер

Есть ли у Вашей страны приоритеты? И если есть, каковы они?

Chere Madame,
в прошлом своем письме я нарушил слово писать исключительно Вам. Если Вы сочтете возможным и полезным публиковать то или иное мое письмо, я буду польщен и благодарен. Но это решение может быть только Вашим. Поэтому примите мои искренние извинения, что прошлое мое письмо было адресовано не только Вам. Больше этого не случится* * Месье Вольтер, как известно, адресовал свои письма императрице Екатерине Великой, правившей Россией в 1762–1796 гг. .

„Приходит в голову мысль, что у России нет важнее проблемы, чем обсуждать, каким будет олимпийский талисман”

Не могу не поделиться с Вами мыслью о странности Вашей страны. Иллюстрация сего: народонаселению предлагается выбрать олимпийский талисман предстоящих в 2014 году Игр в Сочи. Народонаселение избирает — кто по ТВ, кто по интернету. И тут — не поверите — в это вполне третьестепенное дело вмешивается Ваш дуумвират: один говорит, что ему симпатичен леопард, другой вдруг заявляет, что считает голосование «несправедливым». Поразительно! Приходит в голову мысль, что у России нет важнее проблемы, чем обсуждать, каким будет олимпийский талисман. Так сказать, все прочие вопросы решены. И решены, заметьте, исключительно справедливо. В частности, процесс Ходорковского; в частности, представительство партий в Государственной думе; в частности, независимость и объективность судебной системы.

Прошу простить меня за дерзость, но мне в голову пришла совершенно чудовищная мысль: если бы на весь мир объявили конкурс на тему «Выберите олимпийский талисман для зимних Игр в Сочи», как Вы думаете, что бы это было? Имея в виду, что для большинства это прозвучало бы как «С каким животным или фигурой вы отождествляете Россию?», можно твердо предположить, что снежного леопарда не было бы среди победителей. Скорее всего, медведь — не мишка, а медведь: зубастый, когтистый, непредсказуемый. Более продвинутая публика проголосовала бы за что-то не менее русское, но не столь очевидное. Например, за Бабу-Ягу. Ну а самые тонкие знатоки России предложили бы избу на курьих ножках без окон и без дверей — образ поистине очень сильный. Возможно, даже справедливый…

„Таксист, миловидная женщина лет сорока, спрашивает меня: «Как вы думаете, будет у нас революция?»”

Не могли ли бы Вы, Madame, просветить меня в вопросе, который не устаю задавать себе: есть ли у Вашей страны приоритеты? И если есть, каковы они? Это с моей стороны вопрос вовсе не академический. В моей собственной стране чувствуется и разочарование, и беспокойство, вызванные непониманием того, куда она идет. Наш президент, человек велеречивый и необыкновенно вертлявый, никак не может объяснить французам, куда они идут. Отсюда плохое настроение, некоторая апатия, раздражение. А что в России? На днях, побывав у Вас в гостях, сел в такси, чтобы поехать в Шереметьево-2 и вернуться домой. Таксистом оказалась миловидная женщина лет сорока. Она, конечно, меня не признала, хотя на мой вопрос, слыхала ли она когда-нибудь фамилию «Вольтер», ответила, что да, и более того, знает, что это был очень умный старик. За старика я было обиделся, но оценка моего ума простым таксистом оказалась сильнее. Так вот, вдруг она спрашивает меня:

— Как Вы думаете, будет у нас революция?

— ?!

— Понимаете, люди очень недовольны.

Я успокоил ее, сказав, что никакой революции не будет. Но прошло два дня (я так и не уехал в Париж), и я оказался среди типичного московского бомонда. И представьте себе, подходит ко мне молодой, весьма успешный как в бизнесе, так и у женского пола молодой человек и говорит: «Больше терпеть нельзя. Нужна маленькая революция».

Как Вы полагаете, Madame, о чем идет речь? Что именно больше терпеть нельзя? Согласитесь же, никогда в России люди не жили столь хорошо, сколь живут сейчас. Это неоспоримый факт, который подтверждается на каждом шагу. Я прекрасно помню, как жили Ваши люди в лучшие годы советской власти. Это было нечто невообразимо ужасное. Но, несмотря на это, они, в общем, были довольны. Сплошной дефицит во всем — от продуктов и товаров до возможности ездить, отдыхать и так далее. И все-таки в общем довольны. А ныне — недовольны. Как думаете, почему?

„Когда человек живет, не имея уверенности в завтрашнем дне, когда его лидеры не считают нужным объяснять ему, куда страна идет, тогда его недовольство и раздражение возрастают”

Позвольте изложить свои соображения, но прежде — небольшая история.

Это было много лет тому назад, в глубокое советское время. Дело происходило на подмосковной станции. На перроне люди ждали электричку — много людей. Вдруг раздалось громкое сообщение: «Электричка Перхушково — Москва задерживается на неопределенное время». И все. Люди постояли-постояли и побрели в разные стороны — кто на автобус, кто ловить машину, кто на авось. Я обратился к своему русскому другу: «Скажи, как это возможно? Как же люди терпят такое обращение?! Мы бы во Франции разнесли этот вокзал!» Он как-то неопределенно пожал плечами, чуть жалковато улыбнулся и сказал: «Да ну… Все бесполезно…» Потом как-то недобро ухмыльнулся и добавил: «Ничего, еще не вечер…» И так глянул на меня, что мне стало не по себе.

Итак, мои соображения:

1. Когда человек живет совсем плохо и тяжело и когда это происходит из года в год, из поколения в поколение, он склонен с этим мириться, то есть он как бы доволен. Но как только он начинает жить лучше — заметьте, лучше, а не хорошо, — как только ему дают возможность поднять голову и перевести дух, как только он начинает отдавать себе отчет в том, что на самом деле хотя и живет лучше, чем прежде, все равно живет плохо и значительно хуже тех, в чьих странах он порой отдыхает, — он начинает испытывать недовольство.

2. Когда человек живет, не имея уверенности в завтрашнем дне, когда его лидеры не считают нужным объяснять ему, куда страна идет, либо когда они сами этого не знают, тогда его недовольство и раздражение возрастают.

3. Когда человеку не говорят о том, каковы приоритеты страны и как конкретно собираются эти приоритеты осуществить, а вместо этого предлагают ему принять участие в дискуссии о том, какой олимпийский символ лучше — леопард, мишка, дельфин, заяц или лягушка, — и когда в этой дискуссии принимают участие два господина, которые отвечают за будущее страны, то у человека недовольство и раздражение превращаются в желание кинуть в них что-нибудь, например, тухлое яйцо.

А это, согласитесь, поступок революционный.

От редакции:

Не в правилах The New Times публиковать анонимов. Но предложенная автором, к слову, человеком публичным и известным, игра нам показалась интересной. У читателей есть возможность погадать, кто стоит за псевдонимом великого Вольтера. Комментарии можно оставить на сайте www.newtimes.ru. Премия — годовая подписка на 2012 год. Гадайте на здоровье!
176