https://www.sport-express.ru/footbal.../?daysBefore=7
Обозреватель
irabiner
@IgorRabiner
rabinerigor
4 октября 2019, 01:10
Статья опубликована в газете под заголовком: «Сергей Родионов: «Однажды гениальный Черенков сказал мне: «Наверное, я плохой футболист»»
№ 8041, от 04.10.2019
1/7
80-е годы. Звезды «Спартака» Вагиз Хидиятуллин, Федор Черенков и Сергей Родионов (слева направо). Фото Игорь Уткин
ТЕГИ:
Сергей Родионов (футбол)
Спартак (футбол)
Федор Черенков
Сегодня — пять лет со дня смерти Федора Черенкова. В память спартаковской легенды «СЭ» публикует интервью с его многолетним партнером и лучшим другом, которое наш обозреватель Игорь Рабинер и его коллега Владимир Галедин взяли для книги «Федор Черенков», вышедшей в июне в серии «ЖЗЛ». В полном объеме беседа публикуется впервые.
РЕКЛАМА
C 11 ноября на AliExpress главная распродажа года
Покупайте мощный смартфон Xiaomi Redmi Note 9S всего от 13 290 рублей!
Подробнее
Мы встретились с Сергеем Родионовым в его тогда еще гендиректорском кабинете спартаковского клуба напротив «Открытие Арены» в первый день ЧМ-2018. Через несколько часов Россия должна была сразиться с Саудовской Аравией, а еще спустя пару дней самому спартаковскому стадиону предстояло распахнуть двери перед всем миром.
Словом, ему было чем заняться. Второй снайпер в истории красно-белых всегда был человеком скромным и не самым охочим до интервью, да и клубных забот у него хватало, — вот и тут пару-тройку месяцев пришлось за Сергеем Юрьевичем «поохотиться». Но как книга о Черенкове может быть без Родионова?!
Кто ищет — тот всегда найдет. «Не знаю, смогу ли вам что-то новое рассказать», — вдруг застеснялся Родионов, когда мы вошли в кабинет. И пусть в тот момент речь шла максимум о часе разговора, продлился он два с половиной.
Такова магия Черенкова.
Теперь Родионов — снова президент детско-юношеской академии «Спартака». Имени Черенкова — кого же еще? Он руководил ей и в тот момент, когда благодаря письму спартаковских ветеранов академии еще прижизненно присвоили имя великого футболиста. Нет никаких сомнений, что заслуга его самого близкого товарища в том была очень велика.
Недавно мне довелось побывать там, на Оленьем валу, на торжественной церемонии. Художник Сергей Зленко вручал академии очень достойный портрет Федора. Выступавший с ответным словом Родионов собрал несколько десятков мальчишек двух возрастов, чтобы посмотрели, послушали и впитали. И мне показалось, что в этой атмосфере ему гораздо уютнее, чем в официальном кабинете высокого клубного функционера...
Молодой Федор Черенков с гитарой.
Федор Черенков, которого вы не знали. Ударник в школьном ансамбле, поклонник Beatles и Queen
Он умел радоваться за других больше, чем за себя
— Вы как-то рассказывали, что в одной из ваших бесед Черенков на полном серьезе назвал себя... плохим футболистом, — напоминаем Родионову. — Как это было?
— Если не ошибаюсь, это произошло в Баку. Мы на выездах всегда жили в одной комнате и, как обычно, готовились к игре. Как разговор свернул в эту сторону, не помню — но вдруг слышу: «Серег, я, наверное, плохой футболист». Я поразился: «Почему, Федор?» — «Вот Константин Иванович всегда объясняет нам на теории, что игрок, принимающий мяч, должен до его приема иметь два-три варианта. Либо ты обрабатываешь с уходом влево, либо вправо, либо еще что-то». — «И чего, Федь?» — «А вот я не имею этих вариантов. Значит, что получается? Я — плохой футболист».
— Нашлись что ответить?
— Задумался. И понял, что все его гениальные действия — на подсознательном уровне. Они просто необъяснимы, в том числе и для него самого. Многие задавали ему вопросы, в том числе и я: «Как ты это делаешь?» Он каждый раз отвечал: «Не знаю. Не могу объяснить». Это происходило интуитивно. А в тот раз после паузы я сказал: «Федор, подожди. Если ты — плохой футболист, то кто же тогда мы?!»
Расскажу случай, который был в 1980 году. Игра с венграми, мой первый матч за сборную. А Черенков был лучшим игроком команды на Олимпиаде в Москве, забивал голы в четырех матчах подряд. Уже после Игр меня пригласили, и готовлюсь выйти на замену. Федор тоже на лавочке. И он описывает мне картину. Клянусь, ничего не выдумываю!
— Какую?
— «Серег, сейчас выходишь. Гаврилов получает мяч, отдает тебе один на один. Единственное, прошу тебя, — подсекай. И будет гол». Так что же вы думаете? Так все и получилось. Юрий Василич вывел меня один на один, вратарь выходит, и я сразу вспоминаю: «Подсекай!» И забиваю свой первый мяч за сборную СССР. После игры вспоминали, он улыбался: «Вот видишь — подсек! Молодец!»
Он умел радоваться за других больше, чем за себя. У него никогда не было ревности. Вообще, такие люди, которые и обладают плеймейкерскими качествами, и сами могут забить, и отбирают мяч — они, как правило, радуются за партнеров. И Черенков так делал. Это чистый форвард — чаще всего эгоист. Но только не он. Вообще, его добротой и щедростью многие пользовались. Знали, что не откажет. И в долг занимали. Не буду их осуждать, бог им судья. А он ни на кого надолго не обижался. Мог на какой-то период перестать общаться с человеком, замкнуться. Но потом проходило время, и все у них налаживалось.
У него был особый взгляд на футбол. Нам визуально одни его голы казались самыми красивыми, а он выделял другие. Потому что это доступно только гениальным людям.
— Какие, например?
— Два мяча «Астон Вилле». Они не были шедевральными, но стали важнейшими. Наверное, поэтому. Ведь клуб из Бирмингема в предыдущем сезоне выиграл Кубок чемпионов — а мы его прошли. Два года подряд «Спартак» обыгрывал английские команды — сначала «Арсенал», потом «Астон Виллу». И в обоих случаях Черенков играл ключевую роль.
Помню, когда за день до ответного матча с «Арсеналом» после домашних 3:2 вышли на тренировку на «Хайбери», Бесков посмотрел на нас и чуть с поля не увел. Сказал: «Вы не готовы, зачем вы сюда приехали?» А на следующий день Федору и всем нам стоя аплодировали лондонские зрители. Это дорогого стоило. В Бирмингеме после дубля Черенкова аплодисментов не было, зато был шок. На последней минуте оставили их без еврокубков!
— Для молодого поколения он остался Федором Федоровичем, хотя он не любил, чтобы его окликали по имени-отчеству. Вы его когда-нибудь так называли?
— Только в академии и при людях. А так, конечно, он для меня всегда был Федором, Федей.
Федор Черенков. Фото Игорь Уткин
Федор Черенков. Фото Игорь Уткин
Гитара в комнате на базе, «плот» Юрия Лозы
— Вы оба — воспитанники спартаковской школы. Там друг друга знали?
— Близко — нет. Все-таки три года разницы: он — 59-го, я — 62-го. Плюс к тому, тогда дети в «Спартаке» занимались в двух разных местах — в школе и в клубе, их объединение произошло чуть позже. Федор с самого начала был в первой, я — во втором. А когда все стали заниматься на Оленьем валу, заочно друг друга, конечно, знали. Но личное знакомство произошло уже на базе в Тарасовке.
В школе, будущей академии, ты каждый день проводишь тренировки и матчи. И старшие на тебя смотрят. Это ты думаешь, что тебя никто не замечает, а на самом деле интересуются все и всем. Потом выяснилось, что он видел меня, а я — его.
Он был щупленький такой. И, кстати, не всегда попадал в состав. Команда 59-го года рождения была довольно-таки приличной, и там хватало ребят, которые по таланту могли претендовать на гораздо большее, нежели у них получилось. Например, Александр Шупляков, который сейчас работает в академии, был капитаном той команде. Был еще Киса, Киселев, тоже очень техничный. А Федя, даже не всегда попадая в состав, отличался техникой, видением поля.
— Кого из своих детских тренеров Черенков выделял? Нам всегда казалось, что олимпийского чемпиона Мельбурна-1956 Анатолия Масленкина.
— В беседах со мной он больше всего уделял внимание своему самому первому тренеру — даже еще не в спартаковской школе. Михаилу Мухортову, который работал с ним в Сетуни. Вспоминал его больше всего.
Как произошло личное знакомство — уже и не вспомню. На даты у меня не такая хорошая память, какая была у того же Федора. Он обладал феноменальной памятью. Вы ищете какой-то мяч в архивах, а он мог в деталях воспроизвести — как начиналась атака, как развивалась, кто кому отдал. Я не раз изумлялся: «Федор, как же ты помнишь все это?!»
— А что помните вы о ранних годах, когда только начали с Черенковым общаться? Как ваша дружба сложилась?
— Называться другом Федора Федоровича — очень почетное и ответственное звание, я бы сказал. Помню, как мы с конца 1979-го — начала 80-го и потом на протяжении многих лет практически все упражнения выполняли в паре. У Бескова было много таких упражнений.
Так и сошлись. Раньше ведь как жили на базе в Тарасовке — дубль на втором этаже, основной состав на третьем. По мере приближения к основе тебя переселяют выше. У меня был совсем небольшой период между школой и первой командой, когда я играл за дубль — всего несколько игр. И как-то оказался в номере с Федором на третьем этаже. То ли это произошло по распоряжению Бескова, то ли само собой — сложно сейчас сказать. Поселились и поселились. У нас не было никаких противоречий — наоборот, я был очень доволен. Все-таки спартаковцы, воспитанники школы, разница в возрасте небольшая. Оба — спокойные люди, уравновешенные.
— И нефутбольные, например, музыкальные интересы сошлись?
— У нас и любимая песня была общая — «Плот» Юрия Лозы. Тогда в номерах на базе не было телевизоров, но у нас были магнитофоны. Приходя в номер, тихонько ставили музыку. Чего греха таить — баловались на гитаре. По очереди сидели и что-то так бренчали. Для себя, чтобы больше никто не слышал. Дворовые, советские песни, которые нам нравились. Сейчас они могут показаться смешными, но это наша юность.
— При других спартаковцах играли на гитаре?
— Нет, до этого не дошли (смеется). Уровень не позволял. Где-то мы ее нашли, эту гитару. А потом, когда уже давно закончили играть, я Федору подарил гитару. А тогда... Едешь в машине, ставишь кассеты. По несколько раз подряд тот же «Плот» прослушивали. Зарубежную музыку — тоже, но нельзя сказать, что какую-то группу отдельно. Все подряд.
— Бесков про гитару знал?
— Нам, как обычно, казалось, что он ничего не знает. А он знал все. Но замечаний нам не делал. Мы же не хулиганили, не дебоширили. А Федор подарил мне бильярдный кий. Во что мы только ни играли в Тарасовке — и на бильярде, и в настольный теннис, и в домино, и в шахматы, и в шашки. Про карты не говорю, в них играли тогда почти все, за исключением меня. Считал, что это отвлекает от дела. А вот Федор к ребятам иногда подсаживался.
Игры ему давались легко. В Тарасовке был теннисный корт, и мы играли не только в теннис, но и в теннисбол — через сеточку ногами футбольным мячом. И опять же практически всегда были в одной паре. Как и волейбол, в который иногда играли головами — тоже площадочка была.
Федор Черенков. Фото Сергей Колганов
Федор Черенков. Фото Сергей Колганов
Федор Черенков с Ольгой.
Федор Черенков, которого вы не знали. Часть 2: прическа, болезнь, Франция
Если бы Малофеев повез сборную на ЧМ-86 — Черенков бы там был
— Всех и во все обыгрывали?
— Ну почему? Попробуйте Лобановского обыграть в теннисбол. Помню, были на сборах в Италии. В выходные все уехали, он оставил Хорика Оганесяна. Возвращаемся — они все еще играют. Шум-гам, такая заруба! Один на один. Другой вопрос, что судил всегда сам Валерий Васильевич со всеми вытекающими отсюда последствиями (смеется).
— Отношение к Черенкову Лобановского, не взявшего его ни на один чемпионат мира и Европы, — отдельная тема, очень болезненная. Доводилось когда-нибудь с Валерием Васильевичем на эту тему говорить?
— Никогда. В советское время такие темы никто не затрагивал. «Не вписывается в концепцию» — и все объяснение. Тренер уважаемый, это не обсуждается. Он отвечал за результат. Было у него какое-то видение по поводу нагрузок, которые у Лобановского были очень серьезные, — мол, что-то могло с Федором случиться... Обидно. Мир мог увидеть футболиста с таким талантом. И не увидел.
— Но ведь даже и Бесков, пусть ему Лобановский тогда и помогал, не взял его на ЧМ-82.
— Мое мнение — в отсутствие Буряка и Кипиани Федор мог принести там колоссальную пользу. Конечно, был Юрий Гаврилов, но хорошему игроку всегда можно найти место. Федор мог сыграть и на фланге, и впереди. Он нашел бы возможность обхитрить соперника, обмануть. Даже не имея каких-то скоростных качеств, за счет понимания игры.
Я был очень удивлен, что его тогда не взяли. Но был еще слишком молодым, чтобы задавать вопросы. Мне тогда самому очень повезло. В 19 лет взяли на чемпионат мира и дали в двух играх даже сыграть! Все как во сне, в тумане.
Мне кажется, Черенков был близок к попаданию на каждый чемпионат мира. И везде Федор был бы Федором. Я не понимал, почему его не берут. Задавал этот вопрос себе. Но не ему. Потому что понимал, что для него это момент болезненный.
— В связи с этим матчи с киевским «Динамо» имели для Черенкова особую принципиальность?
— Да, хотя он этого никогда и не афишировал. Но это было видно по его настрою, по внешнему виду. Настрой ведь можно рассмотреть не только тогда, когда ты шумишь, кричишь: «Давай, давай!» Он формируется внутри тебя. И Федя выдавал что-то такое, чего не ждали киевляне.
— Например, головой почти не играл, но забивал им на киевском Республиканском стадионе в чемпионском 87-м победный мяч со второго этажа.
— Да. И ни его, ни кого-то другого из нас не надо было на Киев настраивать. Как и соперников. Все понимали, что это экзамен, как тогда выражались. Самое страшное — это если проиграли, или даже 0:0 сыграли, едем назад на поезде, и Константин Иванович заходит в наше купе.
Я всегда лежал на верхней полке, потому что помоложе был. И он к каждому по очереди обращается: «Ну что, Сергей, сколько ты сегодня забил?» — «Ноль». — «А сколько отдал?» — «Ноль». — «Значит, ты кто? Ноль целых, ноль десятых». «А ты, Федор, — обращается к Черенкову, — что сегодня сделал?» — «Ничего». — «Не смогли мы сегодня Киев обыграть, да? Значит, ты тоже ноль сегодня!» Но ласково. Потому что Бесков понимал, на кого можно кричать, а кому нужно просто подсказать. Федор был ранимым человеком, и тренер это знал.
— Какие отношения у Черенкова были с самими киевлянами?
— Абсолютно нормальные. Где-то прозвучала фраза, что киевляне относились к Федору как-то не так. Ничего подобного! Никакого пренебрежения никогда не слышал. Наоборот, все — начиная с Чанова и заканчивая Блохиным — понимали, что это гениальный футболист.
— В 85-м, на восьмой год профессиональной карьеры, он именно против киевлян, после фола на Владимире Бессонове, получил первую свою желтую карточку.
— Этот момент не помню. Но должно было произойти что-то особенное, чтобы Федор так нарушил правила. Возможно, грубый удар сзади, потому что этого он не терпел.
— Александр Заваров его оприходовал.
— По ногам ему приходилось получать довольно часто. Хотя многие говорили, что уважительно относились к Федору, даже тот же Сергей Горлукович, который мягкостью никогда не отличался. После игр «Локомотива», приезжая в сборную, он предупреждал: «Тебя, Серега, буду дубасить, а вот Федора — подумаю».
— А такой беспощадный футболист, как Александр Бубнов, на тренировках «Спартака» в Черенкова втыкался?
— Втыкался. Но у нас не было грубости на тренировках. Константин Иванович строго следил за тем, чтобы в тренировочном процессе не было ненужных травм. Более агрессивно все было у Лобановского. Там даже грань переходило, потому что не свистелось даже то, что должно было свистеться. Валерий Васильевич считал, что жесткая борьба в игровых упражнениях будет переноситься на игру.
— В частных разговорах киевляне сочувствовали по поводу его непопаданий на чемпионаты мира?
— Эта тема не обсуждалась. Мы же многого не знали. Сейчас смотришь, например, интервью Эдуарда Малофеева в программе «Футбольное столетие», и он рассказывает о своей отставке перед самым ЧМ-86: «Меня вызвали и сказали всего пару слов: «Возьми в помощники Лобановского». Так как в команде много его игроков. А он отказался. Позвонил Бескову, и тот согласился: «Не бери». И тогда его уволили и назначили Лобановского. Кто мог тогда об этом знать? И говорить?
— По вашему мнению, если бы Малофеев остался, Черенков поехал на ЧМ-86?
— Думаю, да. Федор был одним из любимых его футболистов.
— В самом начале карьеры Черенков был хрупким, как тростинка. На этом сгорало много талантов, которым тренеры, глядя на них, не давали шанса.
— Федор заложил себе базу физподготовки перед чемпионским сезоном 1979 года, когда попал в команду мастеров. Федору явно не хватало физической мощи, и к зиме второй тренер Федор Новиков подготовил специально для него программу, которую он полностью выполнил. Тогда все было просто. Молодой? Какой тебе отпуск! Делай то, что тебе сказано!
Там и штанга была, и многое другое. И на предсезонку пришел другим человеком. Грудная клетка намного шире стала. Это казалось, что он небольшого роста, — но крепкий, поди его сбей. Раньше датчиков, GPS во время тренировок на футболистах не было, нельзя было проконтролировать, выполняет игрок программу или нет. Федор ее сделал, и это принесло плоды.
— Вы с Федором когда-нибудь ругались?
— Нет. Когда уже закончили играть, взялись было работать над книгой — а писать-то нечего. Потому что не было скандалов. Зачем их выдумывать? Ну, подулись друг на друга, обиделись на час-другой — и все. Черенков всегда был нескандальным человеком — и таких вещей, скорее всего, избегал.
Николай Петрович (Старостин — Прим. И.Р.) как-то подсчитал — мы проводили на базе, включая сборную, порядка 260 дней в году. Это было непросто. Но мы так сблизились, что, даже когда разъезжались с базы на выходные, встречались семьями.
— Про Горный институт Черенков часто рассказывал?
— Бывало. Периодически вставлял в свою речь шахтерские, горные фразы, которые я сейчас, конечно, не смогу воспроизвести (улыбается).
Федор Черенков (слева). Фото "СЭ"
Федор Черенков (слева). Фото «СЭ»
Трагедия в Тбилиси-84
— Верно ли, что Николай Старостин всегда относился к Черенкову по-особому?
— Конечно. Он и до недуга был и для Николая Петровича, и для всех, что называется, сыном полка, а уж после отношение было особенно трепетным. На протяжении всей карьеры.
— Все говорят, что Бесков старался вообще не ругать двух человек — Рината Дасаева и Черенкова. Верно?
— Не сказал бы. Константин Иванович был очень требовательным. Просто на Федора не надо было кричать — ему достаточно было намекнуть. Бесков прекрасно знал, что Черенков сильно переживает каждую неудачу. И он об этом вслух говорил. «Как же так, почему же я не смог? Надо было...» Сейчас пресса уничтожает всех, может, это Федору бы и помешало. Но тогда не было такой критики. Но он сам был себе самым жестким критиком.
— Какое поражение переживал сильнее всего?
— Наверное, от «Андерлехта» весной 1984-го. Это было связано с Веркаутереном...
— Федора тогда поставили на фланг, и лучший игрок Бельгии, а впоследствии главный тренер «Крыльев Советов» его переиграл. Правду написал в своей книге Александр Бубнов, что Бесков после игры отправил его за автографом к Веркаутерену?
— Не за автографом. Но в принципе та история — одно из немногого правдивого, что было в книге Бубнова. Бесков подметил на разборе: «Федор, как же ты можешь прыгать козлом?» Тренер имел в виду, что он купился в момент ложного замаха соперника. Вот после тех слов Черенков очень сильно переживал.
— И за день до ответного матча в Тбилиси у него случился первый психологический срыв.
— Видимо, у него накапливалось. В 83-м он играл помимо «Спартака» в основном составе двух сборных, первой и олимпийской, и получил огромную нагрузку. Хотя он никогда на усталость не жаловался. Всегда говорил, что играть для него — это удовольствие. А когда радуешься игре, то считаешь, что все идет как надо. Но физически организм имеет какие-то пределы.
Он мог устать во время матча или тренировки. Но это была здоровая усталость. Большее значение, как мне кажется, имела психологическая нагрузка — он чувствовал огромную ответственность в каждом матче. А тут еще и две сборные.
— Правда, что в Тбилиси он в столовой отказывался есть, говоря, что отравят?
— То, что мы там видели, было трагедией. Я не мог узнать Федора. Не люблю и не буду слишком подробно на эту тему говорить, хотя все детали помню досконально. Скажу лишь, что за него было боязно.
— Рассказ про окно, в которое он едва не прыгнул, — это правда?
— Все было. К сожалению, да. А еще многое останется со мной, не расскажу об этом никогда. Это было в марте, а в июне он уже играл.
— Было ли в его заболевании что-то наследственное?
— Он никогда об этом не говорил.
Федор Черенков. Фото "СЭ"
Федор Черенков. Фото «СЭ»
Федор Черенков.
Федор Черенков, которого вы не знали. Часть 3: монастырь, последние дни, памятник на стадионе
Через год после отставки Бескова поехали с Федором поздравить его с днем рождения. И камень с души упал
— Вы были рядом с ним в обоих сезонах, когда его признавали лучшим футболистом страны — в 1983 и 1989 годах. Какой год все-таки считаете лучшим в карьере Черенкова?
— Наверное, все-таки 89-й, потому что тогда мы стали чемпионами. Пришел новый тренер, Олег Иванович, Федор к тому же стал капитаном — и его роль в команде была очень велика. Многие вопросы обсуждались вместе. У Романцева был тренерский совет, человек шесть ветеранов.
— И вы?
— Да, хотя ветераном на тот момент меня назвать еще нельзя было. Я же все время мячи таскал! Сколько помню себя — всегда таскал, всегда молодым считался. Только после Франции приехал и прекратил: вроде как старше стал (смеется).
— Верно ли, что роль Федора в раздевалке резко возросла после того, как перед чемпионатом-86 Бесков отчислил четверку опытных игроков — Гаврилова, Шавло, Сочнова и Сидорова?
— Конечно. Но Федор никогда не пытался говорить: мол, я вожак, я лидер. Он выполнял эти функции какими-то своими, никому не понятными способами. И ребята понимали, что это так. Ему достаточно было подойти к тебе со словами: «Серега, не переживай, все получится» — и ты сразу думал о том, что не так все плохо. Когда человек, желая, чтобы его слышали, кричит — к этому все быстро привыкают и перестают слушать. А когда авторитетный игрок говорит тихо — его слушают намного внимательнее. У Черенкова никогда не было какого-то громкого, поставленного голоса, но его тихие слова почему-то все всегда слышали.
— Как бы вы оценили его роль в золоте 1987 года — первом для «Спартака» за восемь лет, когда он и в Киеве победный гол забил, и золотой «Гурии» из Ланчхути?
— Как огромную и самую ключевую. Убери тогда из состава Федора — и, мне кажется, это вообще была бы другая команда.
— Как он отреагировал на конфликт Бескова и Старостина в 88-м году, который привел к отставке главного тренера? Мне он в беседе для книги «Спартаковские исповеди» сказал, что ему было неудобно, поскольку Константин Иванович для него очень многое сделал, но он занял позицию игроков. То есть Николая Петровича.
— Понимаю, о чем говорит Федор. Сам был в такой же ситуации, и она была очень сложной. Авторитет Старостина был непререкаем. Он был для нас и папа, и дедушка, а для многих и прадедушка.
Хорошо тут другое. Через год мы с Федором приехали к Константину Ивановичу поздравить его с днем рождения. И он эту тему в принципе не поднимал — принял нас радушно. С тех пор в наших отношениях все было в порядке.
— А почему не сразу поехали?
— Какая-то недосказанность оставалось. И у каждого внутри сидело то чувство, о котором вам говорил Федор, в том числе и у меня. А потом съездили к Бескову домой, на Маяковку. И камень с души упал.
— Черенков стал капитаном «Спартака» после отъезда Дасаева в «Севилью». Были выборы, или возглавивший команду Олег Романцев назначил?
— Точно не помню — это как-то само собой произошло. Федор — капитан. А кто же еще? Это даже не обсуждалось.
«Ред стар» был единственным клубом, который предложил нам уехать вместе
— Как возник вариант с вашей совместной с Черенковым поездкой во французский «Ред Стар»?
— Открылся железный занавес, и ни для кого не было секретом, что заработки в любом европейском клубе были выше, чем в Советском Союзе. Ну и возраст уже разрешал поменять обстановку. Тем более что за год до отъезда, в 89-м, я стал лучшим бомбардиром, Федор был признан лучшим игроком, мы стали чемпионами СССР, но не были привлечены в сборную.
Но это не сыграло главную роль. Важно было то, что в 89-м в «Ред Стар» оказался наш бывший одноклубник Бубнов. Наверняка у президента клуба Жан-Клода Бра были с ним беседы, кого можно привлечь. Думаю, рекомендация Александра Викторовича имела место. До этого и у Федора, и у меня были встречи с представителями других клубов. У Черенкова — целого ряда французских, у меня — французских и немецких. Причем у обоих речь шла о высших дивизионах.
— А перешли вы в клуб первого.
— Вместе нас больше никто не звал! Изначальной договоренности уезжать в одну команду, как считают многие, у нас с Черенковым не было. И Николай Петрович такого задания — продать нас заодно — никому не давал. Просто было неласное желание оказаться в одном клубе. И когда такой вариант возник, мы, не сговариваясь, сказали: «А что, хороший вариант! Это лучше, чем поодиночке!»
И это несмотря на то, что финансовые условия там нам предложили хуже, чем в других командах. Но об этом мы тогда как-то не думали. И не жалею, что все случилось именно так. Верни все назад — наверное, поступили бы точно так же.
— Нельзя говорить, что вы с Черенковым уехали во Францию, потому что Лобановский не взял вас на ЧМ-90, и вы поняли, что поезд в национальную команду ушел?
— Нет. Это точно — не из-за сборной мы уехали. Подтвердить этот факт можно тем, что оформлять выездные документы нам начали еще до объявления окончательной заявки на мировое первенство. И не буду называть «Ред Стар» плохим клубом, эти три года стали важной частью моей жизни, и я с удовольствием ее вспоминаю. Было бы предложение двоим из клуба более высокого уровня — наверное, выбрали бы его. Но таких вариантов не было.
— Помню, как сидел в секторе А5 «Лужников» на последнем матче Черенкова перед отъездом — с «Торпедо». Шел сильный дождь, и он издали забил свой первый мяч за «Спартак» в том сезоне.
— Я смотрел игру с трибуны из-за травмы. А Федор плакал. Его на руках еще несли...
— Как Черенков ощущал себя во Франции?
— Неважно. Ему было тяжело адаптироваться, вокруг было мало людей, которые окружали его теплотой и заботой. Хотя, если бы не его недуг, он наверняка бы отработал там весь срок контракта. Но получилось так, как получилось.
Ему очень тяжело давался язык. Мы провели с ним в отеле около 70 дней, пока нашим женам и детям оформляли визы. Все это время я пытался приобщить его к французскому, заниматься со словарем. В номере читаю ему что-то, смотрю — Федор засыпает. Ему это было неинтересно. Такое ощущение, как будто он понимал, что приехал туда ненадолго.
В школе и институте у него был английский. Помню, на первом этапе нам переводил Бубнов, потом тренер начинал: «Ля-ля-ля-ля». Федор удивлялся, говорил мне: «Слушай, он и поет!» А уже потом мы поняли, что «ля» — это «здесь». И он просто объяснял, кто где в какой ситуации должен находиться.
— А как было собственно с футболом?
— 13 туров мы шли без поражений. Федора народ полюбил и оценил, пресса была хорошая. И взаимодействие, которое у нас с ним было в Советском Союзе, естественно, осталось. Но потом я получил серьезную травму в игре с «Гавром», который претендовал на выход в элитный французский дивизион. У него в обороне играл камерунец Кана-Бийик. Он меня и сломал. Слышу со скамейки крик их тренера: «Жестче!» — и в ту же секунду Кана-Бийик прыгает сзади, и я слышу хруст. И все. Попытался выйти на второй тайм, затейпировал ногу, но быстро понял — не смогу играть.
После этого Федор как-то резко замкнулся. Однажды сказал: «Я без Сергея не поеду на выезд». Тут президент клуба понял, что происходит что-то не то. Но, надо сказать, он повел себя по-джентльменски.
— Зимой Черенков уехал в Москву и больше в Париж не вернулся.
— Это был и для меня тяжелейший момент. В отпуск в Москву мы поехали оба, семьи остались во Франции. И я уже знал, что у меня есть обратный билет в Париж, а у него нет. Но как сказать ему об этом, для меня было загадкой. Представьте мои ощущения.
Но все разрешилось как-то само собой. Через день после приезда в Москву вдруг в восемь утра звонок в дверь. Стоит Федя в шерстяном тренировочном костюме. «Федор, что ты так рано? Что случилось?» — «Ничего. Я на пробежку». — «Ну ты молодец! А я вот сплю еще». То есть он из Сокольников прибежал ко мне на «Красносельскую».
И вдруг он говорит: «Я попрощаться. Удачи тебе там, счастливо. А я остаюсь здесь». Я обалдел, сначала слова не мог проронить, молча стоял и думал — кто ему сказал? Потом выдавил из себя: «Федор, а как же ты?» — «Да я с Иванычем разговаривал, все нормально, в «Спартак» вернусь». Так все и разрешилось. И он побежал дальше...
— Так кто ему сказал?
— Не знаю, не могу объяснить. У него вообще по жизни было особенное чутье. Так что, может быть, он сам все прочувствовал. Или сам решил остаться. Но настолько облегчил мне эту миссию. Невыполнимую, как я считал.
Федор Черенков. Фото Александр Федоров, "СЭ"
Федор Черенков. Фото Александр Федоров, «СЭ»
«Виват, король» от Гвердцители и красный джип от МММ на прощальном матче
— И в «Спартаке» после возвращения Федор еще отлично отыграл сезоны 1991 и 1993 годов. Хотя уже чаще выходил на замену.
— У него была уникальная способность возвращаться. Потому что даже в возрасте он действовал за счет интеллекта, ума футбольного. А через два с половиной года и я приехал из Франции, пообщался с Романцевым, он предложил: «А почему бы тебе не вернуться? Вон, Федор играет...» Воссоединились. Просто не так часто уже на поле выходили.
— Особенно вместе. Тем не менее и он в 93-м несколькими прекрасными голами отметился, и вы в 94-м не кому-нибудь, а «Барселоне» в Лиге чемпионов забили.
— И «ПСЖ» еще. Случайно, все случайно. По-стариковски (смеется).
— Черенкова в последнем отрезке его карьеры Романцев в нападение, помню, перевел.
— Да, чтобы ему не нужно было выполнять большой объем работы, который требовался в полузащите. Федор всегда держал свой уровень, и в прощальном матче с «Пармой» в августе 94-го, хоть до того и не играл полгода, выдал несколько своих «фишек». А ведь соперник серьезный был, обладатель Кубка кубков 1993 года. В составе итальянцев блистал швед Бролин, а тренировал их Невио Скала, который спустя много лет возглавит «Спартак».
— Печально известная финансовая пирамида МММ тогда сделала чуть ли не единственное доброе дело в своей истории, став генеральным спонсором прощального матча и подарив Черенкову джип.
— Красный, было такое. А потом Тамара Гвердцители вживую пела «Виват, король», и все старое «Динамо» стояло. Игра уже отошла на второй план, на первом были эмоции.
— Много лет спустя болельщик, пожелавший остаться неизвестным, подарил Черенкову десятку «Жигулей», узнав, что он ездит на общественном транспорте.
— Разве все сейчас упомнишь — эти «десятки», «Волги»? Одну «Волгу» у него угнали, там была какая-то темная история. Его первую «шестерку», где мы «Плот» слушали, помню, это да. Джип этот от МММ помню. И маленький «Фольксваген», последнюю его машину. Где-то у кого-то он занял деньги на его покупку.
— Несколько лет вы вместе с лучшим другом работали с дублем «Спартака», и оттуда, например, вышел Вадим Евсеев. Он мне рассказывал: «Черенков был моим главным кумиром в детстве. Если бы мне тогда сказали, что окажусь в дубле «Спартака», где он будет полузащитников тренировать, — я бы с ума сошел, клянусь. И ответил бы в тот момент, что мне вообще ничего в жизни больше не надо».
— Так мы со всем «пионеротрядом» работали, который в 96-м под руководством Георгия Ярцева золото выиграл! Евсеев, Джубанов, Мелешин... Егор Титов уже в основе был, а те ребята туда постепенно вливались, через дубль. И в каждом Федор видел что-то такое, что мне, например, было незаметно. У него был свой взгляд на игрока, ни на кого не похожий. Мы же все и всех обсуждали.
Как только Черенков объявил о завершении карьеры, Романцев пригласил его в штаб. А потом, в 95-м, заканчиваю карьеру и я. Незаметно, без прощальных матчей. И вдруг поступает вариант — давай, говорит Олег Иванович, с дублем поработаешь, многое сможешь показать ребятам. Основа уехала на сборы, а мы остались с Вячеславом Грозным. А вскоре Федор приезжает со сбора первой команды — и Грозный уезжает работать в Болгарию, а мы вдвоем оказываемся с дублем. Так и проработали с ним до 1998 года.
— И как Федор себя в тренерской роли ощущал?
— Роль главного тренера ему была бы тяжела в силу его характера. Да он, по-моему, никогда и не проявлял к ней никакого стремления. Он больше подмечал многие вещи у ребят, и сам мог показать — а это важно для молодых. С удовольствием участвовал в «квадратах», других игровых упражнениях. И по жизни был человеком, дарующим игрокам советы, причем очень скромно, без пафоса.
Федор Черенков (в центре). Фото Александр Федоров, "СЭ"
Федор Черенков (в центре). Фото Александр Федоров, «СЭ»
Макет памятника Федору Черенкову работы скульптора Натальи Опиок.
Памятник с подвернутыми гетрами. Рабинер — о мемориале, который появится на могиле Федора Черенкова
Премиальные за матч ветеранов он мог отдать бабушке на перроне
— Перед второй свадьбой Черенкова, знаю, вы, будучи свидетелем, даже остановили работников ЗАГСа, которые собирались уже закрывать заведение. И объяснили, кто к ним приехал.
(Улыбается) — Да, они пытались закрыть дверь, а я просто подошел: «Понимаете, это Федор Черенков!» Да они особо и не противились. Видимо, я так вошел в роль свидетеля, что меня понесло. А он своими всегдашними «спасибо», «извините» растопил их сердца.
— Вы наверняка часто ездили с Черенковым по разным городам на матчи ветеранов. Как его там принимали?
— Абсолютно везде как народного футболиста, любимца публики, каким он и был. Его народ любил вне зависимости от того, за какой клуб люди переживали. Мне кажется, если бы он был жив и сегодня вышел на стадионы ЦСКА или «Зенита», его и там бы тепло поприветствовали, несмотря на все противоречия между болельщиками. Своей игрой, фантастическими трюками, передачами он создал какую-то магию, за которую Федора любили все.
А с ветеранами мы не только по всей России, а и на Украину, и в Казахстан ездили. Как Киев нас встречал — 60 тысяч человек на матч ветеранов «Динамо» и «Спартака» пришли! А на ответный в Москве — 45. Даже во Вьетнаме играли, при влажности и сумасшедшей жаре — градусов сорок. Там народу меньше было, конечно.
— Георгий Ярцев на первой годовщине со дня смерти Черенкова рассказывал, что после матчей ветеранов за ним нужно было следить, чтобы он по возвращении в Москву не вышел первым на перрон. Потому что на выездах раздавали премиальные, и он мог тут же отдать их нищим.
— Да, он мог это сделать, отдать все деньги какой-нибудь бабушке на перроне. А потом спросить: «Серег, у тебя случайно нет денег занять?» — «Федь, подожди. Только ведь раздали. Куда ты их дел?» Тут и выяснялось, куда.
— Когда Черенков пришел к религии?
— Уже в зрелом возрасте, когда за ветеранов играли. Лет в 40-45. Раньше ничего такого не высказывал. Впрочем, в советское время с этим нужно было быть осторожным. Рината Файзрахмановича (Дасаева, — Прим. И.Р.) за поход в мечеть как песочили!
— Как вообще, по-вашему, Федор чувствовал себя после футбола? Вписался ли он в новую жизнь, или не мог себя в ней найти?
— Тяжело ему было. Очень непросто оказалось вписаться в эту сложную жизнь. Федор искал какого-то уединения, больше стал замыкаться в себе. Была история с поездкой в монастырь, но пробыл он там недолго. Мне кажется, если бы была возможность продлить футбольную карьеру до бесконечности, для него это было бы более приемлемо.
— «Спартак», по-вашему, ему в достаточной степени помогал?
— Клуб помогал чем мог. Всегда думаешь, что могли бы больше. Но, к сожалению, полностью вылечить его недуг было невозможно.
— И вы, и другие ветераны упоминали, что за какой-то период до кончины он вообще отказался от приема необходимых лекарств.
— Были периоды, когда он отказывался. До какого-то момента на него можно было воздействовать через жену Ирину, но чем он становился старше — тем это оказывалось сложнее. Раньше Федор больше прислушивался к советам.
— Помню вашу теплую речь на 55-летии Черенкова в Спортивном (ранее — Детском) городке «Лужников». А ведь это было всего за полтора месяца до его смерти.
— Тогда никто даже и подумать не мог... Хотелось, чтобы он был здоров, чтобы этих ужасных моментов, которые я называл периодами обострений, было как можно меньше. В такие дни и в обычные это были два разных человека, совсем разных. И все пытались сделать все возможное для того, чтобы их сократить, а периоды, когда все нормально — увеличить.
— Новость, что он находится в коме в больнице, стала для вас полнейшим шоком? Или вы понимали, что у него со здоровьем беда, и все идет в плохом направлении?
— Нет, это был шок, причем для всех. Как можно понять, что к такому идет, когда человеку только что исполнилось 55 лет? Из больницы он уже не вышел. Я пытался попасть к нему в палату, но меня не пустили. Сказали, что нельзя, доступ только родным... Похороны я перенес очень тяжело. Помню только, что проститься с ним в манеж «Спартака» пришло очень, очень много народу.
— Правильно ли понимаю, что перед похоронами «Спартак» обращался с просьбой выделить участок на Ваганьковском кладбище — но клубу отказали, сказав, что там больше никого не хоронят? А через год на первой линии похоронили великого хоккейного тренера Виктора Тихонова?
— Такое было, да. Разговаривал на этот счет, правда, не я. На тот момент в «Спартаке» были другие люди, и на тот уровень выходили они. В итоге Федору выделили участок на Троекуровском. И мы каждый год приходим туда с мальчишками из спартаковской академии, названной в честь Черенкова, чтобы отдать ему долг памяти и рассказать им, каким футболистом и человеком он был...
Фёдор Черенков: трагическая судьба гения "Спартака"
Линейный вид
