*577. Русский голод

[Толкователь]

http://ttolk.ru/?p=11593
Английский советник Гарет Джонс: очевидец Голодомора в СССР
19.06.2012

Гарет Джонс, советник по международных вопросам премьер-министра Англии Сэнли Болдуина, с 1930 по 1933-й несколько раз приезжал на Украину следить за ходом советской индустриализации. Он стал очевидцем страшного голода, запечатлев его на фото.

Гарет Джонс прожил недолгую жизнь: уже в 1935 году он, в возрасте всего 30 лет, при невыясненных обстоятельствах был убит в Монголии. В архивах советской разведки он значился как шпион, были зафиксированы несколько его контактов с лидерами троцкистской оппозиции в СССР – с Христианом Раковским, Карлом Радеком. Он прекрасно владел 6 языками, в том числе в совершенстве – русским.

Но официально Джонс числился английским консультантом по советской индустриализации. В ранге советника по международным вопросам премьера Болдуина он контролировал доставку машин и оборудования на советские стройки. Наиболее часто он бывал на востоке Украины, где английские компании оборудовали угольные шахты и паровозоремонтные депо.

Первый раз Джонс приехал в СССР в 1930 году. И первые его записи были таковы: «Местное правительство – самое жестокое из всех возможных в мире. Крестьяне ненавидят коммунистов… В Юзовке в первый день я смог отыскать лишь батон хлеба, и он стал моим пропитанием на весь день. Но многие рабочие не имели даже хлеба, и были слишком слабы, чтобы работать».

В 1931 году он вместе с ещё одним «английским шпионом» совершает 6-недельную поездку по индустриальным стройкам СССР (в т.ч. на Урале и в Сибири). По итогам этой поездки он пишет книгу «Опыты в России – 1931: Дневник» (Experiences In Russia – 1931: A Diary)». В январе 1933 года он дописал книгу бывшего премьер-министра Англии Дэвида Ллойда Джорджа «Военные мемуары» (литературные «негры» были и тогда), и снова отправляется с инспекцией в СССР. Он снова высадился на востоке Украины – в Юзовке. Со слов местных крестьян он оставляет такие записи в своём дневнике: «Нет хлеба. Мы уже не ели хлеба пять месяцев. Много людей умирает. Уже не осталось картофеля. Скот умирает. Нет и лошадей? Как нам пахать весной?».

Джонс приводит закрытую советскую статистику: к лету 1933-го на востоке Украины умерло 20% крестьян, падёж скота – 85% от поголовья. В Харькове и Донецке он видит умирающих на улицах людей. Их трупы не убирали по 2-3 дня.

Он также наблюдает за первыми сталинскими репрессиями, пока ещё мягкими. «100 тысяч членов компартии Украины исключены из неё. Старые большевики, видя происходящее – забвение ленинского пути, стреляются. Старых инженеров арестовывают, обвиняя их в шпионаже на западные державы», – пишет он.

Приехав в Англию, Джонс, через правительственные круги, организовывает масштабную PR-кампанию, рассказывая в СМИ о наступившем голоде в СССР. Позднее эту кампанию объясняли не столько заботой об умирающих советских людях, сколько желанием Англии США нажать на СССР, чтобы тот свернул советско-германские экономические проекты. К примеру, в Manchester Guardian были такие заголовки: «Голод охватил Россию, миллионы умирают», в New York Times: «Я слышал стоны: «Нет хлеба, мы умираем!».

СССР начинает свою контригру. 6 британских инженеров, работавших на Metro-Vickers, были обвинены в шпионаже и посажены на Лубянку. Из них были выбиты официальные показания, что «всё, что пишет Гарет Джонс – ложь». Гарет был обвинен в шпионаже и его имя было внесено в чёрный список для въезда в СССР.

Но кампания по обвинению советского руководства в организации голода продолжается в Англии и США. В Daily Express Джонс пишет о своём пребывании на Украине: «Я остановился в доме у одной деревенской семьи. Их 9 человек, у всех вздувшиеся животы от голода. Страх смерти объял избу. Картофеля не хватало, чтобы как-то дотянуть до нового урожая. Когда я поделился куском своего белого хлеба и маслом, одна женщина сказала: «Теперь я съела что-то такое хорошее, что могу умирать спокойно». Когда вы едете на Полтаву, вы видите сотни пустых изб. В селе на 300 домов только в сотне будут люди, остальные вымерли».

В апреле 1933 года эта кампания в английских и американских СМИ неожиданно стихает. В Германии к власти приходит Гитлер, советско-германское экономическое сотрудничество начинает сворачиваться. Джонса же удаляют от дел в СССР и направляют на новый фронт работы – в Монголию. Он исследовал вопрос нападения Японии на Китай и возможные столкновения с Советским Союзом в Сибири. В 1935 году он погибает там, неизвестно от чьих рук – китайцев, советских спецслужб, японцев или самих англичан.

Ниже – фотоархив Гарета Джонса из его поездок по Украине:

[Newsland]

http://newsland.com/news/detail/id/1281028/
Вчера в 20:43vverh2589289157

Хорошая подборка документов иллюстрирующих лживость попыток представить голод 30х годов на Украине в виде голодомора, когда кровавый Сталин специально решил уморить голодом побольше украинцев. Документы демонстрируют ужасающую картину, когда кровавый тиран вместо того, чтобы продолжать политику геноцида, зачем то засылает на Украину продовольственную помощь.

Из протокола заседания бюро Киевского обкома КП(б)У. 27 февраля 1933 г.

«…Обязать все РПК приступить к немедленной ликвидации очагов крайнего истощения среди колхозников и единоличников на почве острого недоедания, с тем, чтобы до 5-го марта ликвидировать все случаи опухания и поднять на ноги всех, пришедших в полную нетрудоспособность от истощения.

Для этого:

1) Всех опухших или находящихся от истощения в лежачем положении — как детей, так и взрослых — в течение 48 часов определить в специально предназначенные и приспособленные помещения, организовать для них питание на срок, необходимый для ликвидации болезненного состояния организма, не допуская ни в коем случае оставления их на дому в таком состоянии.

2) В пораженных селах считать обязательной организацию горячих завтраков в школах с прикреплением к школам всех детей дошкольного возраста, находящихся в состоянии истощения, организовав для них специальные питательные пункты.

3) Ввиду наличия фактов острого недоедания среди колхозников, имевших много трудодней — вследствие злоупотребления в колхозах при распределении натуральной части или многосемейности, — считать необходимым помощь таким семьям оказывать из колхозов, причем эти лица в каждом отдельном случае определяются постановлением правления колхоза.

4) Лицам, находившимся в состоянии крайнего истощения и приведенным в работоспособное состояние, предоставлять работу в колхозах, совхозах, леспромхозах, оказав им соответствующую помощь авансом.

5) Обязать РПК организовать для указанных целей специальные фонды.

Предложить РПК немедленно сообщить обкому:

а) количество сел, где будет организована эта помощь;

6) количество людей, которым необходимо оказать помощь;

в) наличие ресурсов, из средств района и колхозов, которые нужны и могут быть ассигнованы на эти цели…»
* * *

Из постановления ЦККП(б)У о продовольственной помощи. 13 марта 1933 г.

«В целях оказания продовольственной помощи крайне нуждающимся отдельным районам и колхозникам ЦК постановляет:

1. Обкомы и облисполкомы должны на основе проверки через ответственных товарищей, командированных из областей не позже 20 марта, установить окончательно те районы, которые настоятельно нуждаются в оказании помощи…»

«…3. Для оказания помощи этим районам необходимо:

а) наиболее тяжелые районы прикрепить для заготовки хлеба, картофеля, капусты, огурцов, мяса к благополучным районам области…

Заготовки возложить на потребкооперацию как районов, которым оказывается помощь, так и тех районов, в которых происходят заготовки…»

«…4. Продовольственная помощь должна оказываться в первую очередь колхозникам, имеющим значительное количество трудодней и оказавшимся в связи с плохим хозяйствованием или неправильным распределением результатов хозяйствования без хлеба и семьям красноармейцев (как колхозников, так и единоличников). Во вторую очередь — колхозникам и единоличникам, находящимся в исключительно тяжелом положении».

«Продовольственная помощь колхозникам и единоличникам должна идти рядом с привлечением их к труду в колхозах, совхозах, лесоразработках, дорожном строительстве и т. д…»

«6. Обкомы и облисполкомы должны потребовать и обеспечить более бдительное отношение РПК и райисполкомов других районов к отдельным случаям голодовки, в особенности добросовестно работавших колхозников и семей красноармейцев, предупредив, что за работу по организации дела продпомощи ответственность возлагается целиком на пред. РИКа. За непринятие своевременно мер районные руководители будут привлекаться к самой суровой ответственности».

«7. ЦК особо обращает внимание обкомов на необходимость оказать помощь в первую очередь детскому населению. Для этой цели создать особый централизованный фонд, выделив в первую очередь 700 т муки… 170 т сахара… 100 тыс. банок консервов…

8. Обязать ЦК УЧХ на период март-июнь включительно развернуть сеть детских площадок с пропускной способностью 50 тыс. детей в день с полным обеспечением детей питанием… Всю эту питательную сеть развернуть в течение 10 дней.

9. Обязать общество „Друзья детей“ через Красный Крест взять на себя питание 10 тыс. детей…»

«…Сезонными яслями-площадками охвачено уже свыше 250 тысяч детей и в примитивных стационарах — около 20 тыс. человек… Все, что можно было выделить из украинских источников при максимальной мобилизации всех ресурсов — уже выделено… Однако наплыв беспризорных настолько велик, что в детдомах одной только Харьковской области, рассчитанных на 9 тыс. детей, размещено уже около 19 тыс. детей».

«За последний месяц имеет место огромный приток детей села в промышленные центры Украины… Использованы все возможные местные и республиканские ресурсы для пропитания вновь принятых в детские дома детей. Однако эти ресурсы ни в коем случае не обеспечивают даже минимальное снабжение хотя бы по самым низким нормам, между тем указанные дети чрезвычайно истощены и значительная часть из них по состоянию здоровья находится в очень тяжелом, даже угрожающем положении…

Приняты исключительные меры задержания притока детей села в промышленные центры, кстати, двигающихся в города всеми путями и видами передвижения. Смертность среди детей чрезвычайно высока и живут они в исключительно тяжелых условиях — размещены в бараках и помещаются по 3–4 на одной койке.

В г. Харькове, помимо того, что для детей отведены все бараки, заняты также клубы и школьные помещения. В одном Харькове и его пригородах размещено таких детей до 20 000…»

«Приказываю:

Через аппарат милиции и ГПУ следить:

1. Чтобы фонды для оказания помощи шли действительно и исключительно по назначению, а не расходовались бы на другие нужды.

2. Отпускаемая из государственных и местных ресурсов продовольственная помощь была бы оказана действительно нуждающимся и, в первую очередь, колхозникам с большим количеством трудодней, бригадирам, трактористам, семьям красноармейцев, колхозникам и единоличникам».

«3. Вся помощь, в том числе и индивидуальным хозяйствам, производилась бы через колхозы и совхозы.

4. Помощь оказывалась только тем из единоличников, которые пожелают вступить в колхозы, или заключившим контрактационные договора с совхозами…»

«5. Весь нетрудовой и паразитический элемент — спекулянты, кулаки, люди без определенных занятий, упорно нежелающие работать — подлежат выселению на Север, черед Особое Совещание…»

«… 7. С целью предупреждения хищений тщательно проверить состав организаций и технические аппараты по хранению и распределению продфондов, обслуживающий персонал питательных пунктов, детских учреждений…

8. Повести решительную борьбу с иждивенческими тенденциями и рвачеством отдельных сельсоветов, правлений колхозов, которые вместо изыскания всех возможностей помощи на месте, преувеличивая размеры трудностей, будут пытаться получить ее от государства…»

* * *

п. 110/98 от 1.IV.1933. О продовольственной и семенной помощи.

«Отпустить для оказания продовольственной помощи единоличникам Северо-Кавказского края, Киевской и Харьковской областей 500 тыс. пудов зерна. Из них Северо-Кавказскому краю — 100 тыс. пудов ржи и 100 тыс. пудов кукурузы; Киевской области 150 тыс. пудов ржи; Харьковской области 150 пудов ржи». (ед. хр. 14, л. 109)

* * *

п. 103/79 от 20.IV.1933. О Госфонде.

«Предложить Комитету резервов из Госфонда овса в Западной области переместить на Украину 300 000 тыс. пудов и на Северный Кавказ 300 000 пудов».(ед. хр. 14, л. 125)

* * *

Голодомор глазами детей

п. 18/5 от 26.IV.33. Вопрос ЦККП(б)У.

«Отпустить для колхозов и трудящихся единоличников Украины на обработку свеклы 850 тыс. пудов ржи, из них 120 тыс. пудов для обработки совхозной свеклы.

Продпомощь для колхозов и единоличников на обработку свеклы распределить по областям следующим образом:

Винницкой области 260 тыс. пудов

Киевской области 160 тыс. пудов

Харьковской области 210 тыс. пудов

Черниговской области 45 тыс. пудов

Одесской области 45 тыс. пудов

AM ССР 10 тыс. пудов

Сверх этого Киевской области — 100 тыс. пудов из неиспользованной в области семенной ссуды.

б) Отпустить Украине дополнительно к ранее оказанной продпомощи ржи для:

Одесской области 100 тыс. пудов

Донецкой области 100 тыс. пудов

Винницкой области 150 тыс. пудов

в) Отпустить Украине дополнительно к ранее оказанной фуражной помощи — 1800 тыс. пудов овса для колхозов, в том числе: Днепропетровской области 250 тыс. пудов

Киевской области 350 тыс. пудов

Винницкой области 300 тыс. пудов

Харьковской области 350 тыс. пудов

Одесской области 250 тыс. пудов

Донецкой области 250 тыс. пудов

AM ССР 50 тыс. пудов». (ед. хр. 14, л. 133, 134)

* * *

п. 82/69 от 8.V.1933. Об отпуске рыбы для Украины и ЦЧО.

«Предложить Наркомснабу отпустить во втором квартале 1500 тонн рыбы для колхозников, работающих на прополке, прорывке и шаровке свеклы, из них — 1200 тонн Украине и 300 тонн ЦЧО». (ф. 17, оп. 3, д. 922, л. 17)

* * *

п. 34/13 от 12.V.1933. Записка тов. Сирко.

«1) Отпустить 30 000 пудов ржи для колхозов Молдавской республики в качестве продссуды на прополочную кампанию…» (ф. 17, оп. 162, д. 14, л. 141)

* * *

п. 44/23 от 14.V.1933. Телеграмма т. Постышева.

«Отпустить Украине для фуражной помощи колхозам 1700 тыс. пудов сена из фонда Комитета Резерва по следующему распределению по областям:

Киевской 500 тыс. пудов

Харьковской 500 тыс. пудов

Винницкой 300 тыс. пудов

Днепропетровской 200 тыс. пудов

Одесской 200 тыс. пудов». (ед. хр. 14, л. 141).

* * *

п. 82/61 от 23.V.1933. Об отпуске муки Днепропетровской области.

«Отпустить дополнительно в мае месяце 300 тонн муки на снабжение Днепропетровской области за счет июньского общего плана из союзных ресурсов снабжения». (ф.17, оп. 3, л. 923, л. 18)

* * *

№ 1321/1707 от 17 мая 1933 г. Совнарком СССР — тов. Молотову

«Тов. Шлядко — председатель Харьковского облисполкома и Ильин — секретарь Харьковского обкома обратились с телеграммой в Комзаг СНК с указанием тяжелого положения отдельных колхозов и просьбой об отпуске 50 000 пудов в качестве продссуды с возвратом 10 августа.

В отдельных колхозах Харьковской области положение действительно тяжелое. На 5–10 дней до уборки следующего урожая им следует помочь.

Поэтому прошу их ходатайство удовлетворить.

Чернов.

Резолюция: „За“. Молотов». (Ф. 17, опись 163, д. 986, л. 61)

* * *

п. 138/106 от 28 мая 1933 г. О продссуде Украине.

«Отпустить ржи для оказания продовольственной помощи Украине колхозам, дополнительно к ранее отпущенной ссуде:

Одесской области 300 000 пуд.

Днепропетровской области 300 000 пуд.

Донецкой области 100 000 пуд.

Отпуск произвести в порядке ссуды на условиях, установленных по ранее отпущенным ссудам». (ф. 71, оп. 10, ед. хр. 256, л. 204)

* * *

п. 139/118 от 31 мая 1933 г. О продпомоши Украине.

«1) Отпустить Украине продпомощь в размере 500 тыс. пудов ржи, в том числе:

Харьковской области 200 тыс. пудов

Винницкой области 135 тыс. пудов

Киевской области 135 тыс. пудов

Черниговской области 30 тыс. пудов

2) Отпуск произвести из фонда Комитета Резервов на условиях ранее отпущенной продссуды».

* * *

п. 166/145 от 1 июня 1933 г. Вопрос ЦККП(б)У.

«…Отпустить дополнительно 70 тыс. пудов хлеба для Старобельщины (Донбасс) на условиях продссуды».

* * *

п. 89/72 от 13 июня 1933 г. О продссуде Украине.

«Отпустить Украине в качестве продссуды дополнительно 900 тысяч пудов ржи, в том числе:

Одесской области 150 тыс. пудов

Днепропетровской области 150 тыс. пудов

Харьковской области 180 тыс. пудов

Черниговской области 40 тыс. пудов

Винницкой области 180 тыс. пудов

Киевской области 180 тыс. пудов

AM ССР 20 тыс. пудов

Отпуск произвести из Комитета Резервов на условиях ранее отпущенных ссуд». (ед. хр. 14, л. 159).

* * *

п. 25/16 от 4 июля 1933 г. О продпомощи колхозам Винницкой и Киевской областей.

«Отпустить для оказания продовольственной помощи колхозам на обработку свеклы Винницкой области 120 тыс. пудов и Киевской области 150 тысяч пудов ржи». (ед. хр. 15, л. 1)

* * *

п. 28/14 от 18 июля 1933 г. О продпомощи колхозам Харьковской области.

«Отпустить Харьковской области 50 000 пудов ржи для оказания продовольственной помощи колхозам с условием возврата этих 50 000 пудов ржи к 10-му августа».т(ф. 17, оп. 3, д. 927, л. 7)

Источник: Голод в СССР 1929-1934 Т. 1-3 М.: МФД 2012, архив РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 42. Д. 82.. Заверенная копия.

Colonel Cassad. Собственно, ситуация с голодом на Украине в этом плане с точки зрения документов давно прозрачна - голод был (к нему привел целый комплекс объективных и субъективных причин), голодомора не было.
Источник: trueinform.ru

[Публий Корнелий Тацит]

http://goldentime.ru/nbk_08.htm
Одним из белых пятен советской истории долгое время был Великий голод 1932-1933 годов, который, судя по безусловно надежным источникам, унес 6 миллионов жизней1. Эта катастрофа не умещается в масштабы прочих затяжных голодных лет или периодов, которые с разными интервалами постигали Россию. Великий голод был прямым следствием новой системы хозяйствования на селе, «военно-феодального способа правления», как выражался один из большевистских руководителей, выступавший против Сталина, Николай Бухарин. Голод возник в период насильственной коллективизации и стал трагической иллюстрацией чудовищного социального регресса, которым сопровождалась форсированная политика советской власти на селе в конце 20-х годов.

В отличие от голода 1921-1922 годов, во время которого советское правительство обращалось за помощью к другим государствам, голод 1932-1933 годов советский режим отрицал, более того, он с помощью средств пропаганды заставлял умолкнуть те голоса, которые пытались привлечь внимание к этой трагедии. В этом советской власти очень помогли «личные впечатления» французского депутата и лидера радикальной партии Эдуара Эррио, совершившего летом 1933 года путешествие по Украине и выяснившего, что там теперь есть только «колхозные сады и огороды, прекрасно возделываемые и орошаемые». Эррио поспешил сделать следующее заявление: «Я проехал через всю Украину. И что же! Я видел большой плодоносящий сад»2. Это ослепление было отчасти итогом потрясающей инсценировки, организованной ОГПУ для иностранных гостей, маршрут которых пролегал через образцовые колхозы и образцовые детские сады. Такая позиция подкреплялась, вероятно, еще и политическими соображениями со стороны французских руководителей, стоявших в то время у власти: с их точки зрения, не следовало прерывать наметившийся процесс сближения с Советским Союзом перед лицом все более ощутимой угрозы со стороны Германии, где недавно к власти пришел Адольф Гитлер.

Однако некоторые высокие политические руководители, особенно немецкие и итальянские, были осведомлены о голоде 1932-1933 годов. Донесения итальянских дипломатов из Харькова, Одессы и Новороссийска, недавно открытые и опубликованные итальянским историком Андреа Грациози3 показывают, что Муссолини читал эти тексты с особой тщательностью и был прекрасно осведомлен о положении дел в России. Тем не менее он никогда не использовал полученных сведений для антикоммунистической пропаганды, наоборот, лето 1933 года было отмечено договором об итало-советском сотрудничестве в области торговли, за которым последовал договор о дружественных отношениях и о ненападении. Отрицаемая или замалчиваемая в государственных интересах правда о большом голоде, известная ранее лишь немногим из публикаций в изданиях украинских организаций за границей, начала осознаваться только со второй половины 80-х годов после опубликования серии исследовательских работ как западных историков, так и историков бывшего Советского Союза.

Наверное, нельзя понять голода 1932–1933 годов вне контекста новых «экономических отношений» между государством и крестьянством, ставших следствием насильственной коллективизации деревни. В деревнях, где состоялось обобществление хозяйств, роль колхозов была стратегической. Целью обобществления было обеспечение фиксированных поставок сельскохозяйственных продуктов, причем львиную долю всех сельскохозяйственных поставок должна была занимать продукция колхозов. Каждой осенью кампания по коллективизации превращалась в настоящее испытание на прочность отношений между государством и крестьянством, которое всеми средствами старалось утаить часть своего урожая. Игра была масштабной: государство думало только об увеличении получаемой от крестьян продукции, в то время как крестьянину важно было выжить. Чем более плодородным был регион, тем большей сдачи сельхозпродукции от него требовали. В 1930 году государство забрало 30% колхозной продукции на Украине, 38% – в богатых районах Кубани и Северного Кавказа, 33% – в Казахстане. В 1931 году при получении еще более низкого, чем в предыдущем году, урожая эти проценты поднялись соответственно до 41,5%, 47% и 39,5%. Такое изъятие сельскохозяйственной продукции у крестьянства могло полностью расстроить производственный цикл; достаточно напомнить, что при НЭПе крестьяне продавали только 15%-20% своей продукции, оставляя 12%-15% всего собранного зерна на семена, 25%-30% – на корм скоту, а остальное – для собственных нужд. Крестьяне, которые пытались сохранить хотя бы часть своего урожая, и местные власти, обязанные во что бы то ни стало выполнять все более ирреальный план хлебозаготовок (так, план сдачи сельхозпродукции государству в 1932 году превышал на 32% план сдачи 1931 года)4, неизбежно вступали в конфликт.

Кампания по заготовкам 1932 года разворачивалась постепенно. Как только началась новая жатва, колхозники стали стараться спрятать хотя бы малую часть своего урожая. Настоящий фронт «пассивного сопротивления» возникал при молчаливом согласии колхозников и бригадира, бригадира и бухгалтера, бухгалтера и председателя колхоза, тоже крестьянина, который только недавно был выдвинут из массы; зачастую к нему примыкал также и секретарь местного партбюро. Чтобы «взять зерно», центральные власти вынуждены были посылать в деревню новые «ударные комиссии», состоявшие из городских коммунистов и комсомольцев.

В деревне установилась атмосфера войны и противостояния, о чем пишет инструктор Центрального исполнительного комитета, прибывший в командировку в один из зерновых районов на Нижней Волге:

«Арестовывают и обыскивают все, кому не лень: и члены сельсоветов, и уполномоченные, и члены штурмовых бригад, и вообще всякий комсомолец, кому не лень. За этот год осуждено судами в районе 12% хозяйств, не считая раскулаченных высланных хозяйств, оштрафованных и т.д. По подсчетам бывшего здесь пом[ощника] краевого прокурора, Васильева, за год репрессировано 15% взрослого населения. Если к тому прибавить, что за последний месяц исключено из колхозов в районе 800 хозяйств, то масштаб репрессивных методов в районе будет ясен. <...>

Не говоря о массовости репрессий, репрессировании тех, кого надо, эффективность мер принуждения снижается и потому, что они вследствие своего большого количества часто в жизнь не проводятся. <...>

Все домзаки и арестные дома переполнены. Балашовский домзак переполнен в 5 раз, в Елани в арестном доме сидит 610 человек. За последний месяц Балашовский домзак «вернул» в Елань 78 осужденных, из которых 48 до 10 лет, причем 21 из них были просто сразу же освобождены. <...>

Для того, чтобы закончить с единственным применяемым здесь методом – методом принуждения – пара слов о единоличнике, с кот[орым] делают все возможное для того, чтобы его оттолкнуть, чтобы он не сеял.

Насколько все единоличники без исключения терроризованы, показывает то, что в Морцах единоличник полностью 100% засыпавший семена, приходит к председателю РИКа т. Фомичеву и просит его выслать из края на север, так как «все равно житья не будет».

Показательно тоже заявление 16 единоличников Александровского сельсовета, которые сами просят о высылке их из пределов края! <...>

Есть только один вид «массовой работы» – штурм. «Штурмуют» семена, заем, животноводство, выход на работу и т.д. Без «штурма» ничего не делается. <...>

«Штурмуют» ночью, от 9-10 час. вечера до утра. Штурм заключается в том, что «штурмовая бригада», сидящая в одной избе, «вызывает» поочередно невыполнивших то или другое обязательство и «уговаривает» их, любым способом, их выполнить. «Штурмуют» каждого по списку, за ночь несколько раз. То же повторяется и в следующую ночь»5.

В арсенал репрессивных мер попал и знаменитый закон от 7 августа 1932 года, изданный в момент наиболее напряженного противостояния власти и крестьянства. Закон устанавливал осуждение на 10 лет лагерей или смертную казнь за «кражу и расхищение колхозной собственности». Этот закон народ прозвал законом «о трех колосках», так как, согласно ему, могли быть наказаны и те, кто собирали на колхозных полях оставшиеся после уборки колоски ржи или пшеницы. Закон позволил осудить в период с августа 1932 по декабрь 1933 года более 125 000 человек, из которых 5 400 были приговорены к смертной казни6.

Но, несмотря на эти драконовские меры, зерно никак не собиралось в нужных количествах. В середине октября 1932 года общий план главных зерновых районов страны был выполнен только на 15%-20%. 22 октября 1932 года Политбюро решило послать на Украину и Северный Кавказ две чрезвычайные комиссии, одну под руководством Вячеслава Молотова, другую – Лазаря Кагановича, с целью «ускорения хлебозаготовок»7. 2 ноября комиссия Лазаря Кагановича, членом которой был и Генрих Ягода, прибыла в Ростов-на-Дону. Тотчас было созвано совещание всех секретарей парторганизаций Северо-Кавказского региона, по окончании которого была принята следующая резолюция: «В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых, заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж». Для некоторого числа округов, внесенных в черный список, были приняты следующие меры: возврат всей продукции из магазинов, полная остановка торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение высокими налогами, арест всех саботажников, всех «социально чуждых и контрреволюционных элементов» и суд над ними по ускоренной процедуре, которую должно обеспечить ОГПУ. В случае, если саботаж будет продолжаться, население предполагалось подвергнуть массовой депортации.

В течение только одного месяца «борьбы против саботажа» – ноября 1932 года – 5 000 сельских коммунистов, обвиненных в «преступном сочувствии» «подрыву» кампании хлебозаготовок, были арестованы, а вместе с ними – еще 15 000 колхозников такого важного сельскохозяйственного района, каким является Северный Кавказ. В декабре началась массовая депортация не только отдельных кулаков, но и целых сел, в частности казацких станиц, уже подвергавшихся в 1920 году подобным карательным мерам8. Число спецпоселений, таким образом, стало быстро расти. Если в 1932 году, по данным администрации ГУЛАГа, прибыли 71 236 поселенцев, то в 1933 году был зарегистрирован приток в количестве 268 091 спецпоселенца9.

На Украине комиссия Молотова приняла аналогичные меры: началась регистрация округов, где не выполнен план заготовок, в черном списке оказывались многие из них со всеми выше отмеченными последствиями – чисткой местных партячеек, арестами не только колхозников, утаивших часть своего \рожая, но также и колхозных руководителей, занижающих доходы коллективного хозяйства. Вскоре эти меры распространились и на другие зернопроизводящие регионы страны.

Могли ли эти репрессивные меры помочь государству в войне против крестьянства? «Нет, никак», – отмечал в своем донесении весьма проницательный итальянский консул из Новороссийска:

«Советский государственный аппарат, сверх меры вооруженный и мощный, находится перед фактом невозможности победы в одном или нескольких сражениях; враг в данном случае не сконцентрирован, он разбросан, и аппарат изматывает силы, осуществляя много мелких операций: здесь, например, не прополото поле, там укрыли несколько центнеров пшеницы; тут не работает один трактор, другой трактор сломан, третий, вместо того чтобы работать, куда-то уехал. Далее следует отметить, что амбары, где хранят зерно, разграблены, бухгалтерский учет по всем статьям плохо ведется или фальсифицируется, а председатели колхозов из страха или по небрежности не говорят правды в своих отчетах. И так далее и до бесконечности на этой огромной территории! <...> Враг, его ведь надо искать, переходя из дома в дом, из деревни в деревню. А это все равно что носить воду дырявым черпаком!»10.

Таким образом, чтобы победить врага, остается единственный выход: оставить его голодным.

Первые сообщения о возможной критической ситуации с продовольствием зимой 1932-1933 годов пришли в Москву летом 1932 года. В августе Молотов рапортовал в Политбюро, что «существует реальная угроза голода в районах, где всегда снимали превосходный урожай». Тем не менее он же предложил выполнить план хлебозаготовок во что бы то ни стало. В том же августе председатель Совнаркома Казахстана Исаев информировал Сталина о том, до какой степени голодно в республике, где коллективизация сочеталась с попыткой сделать оседлым традиционно кочевое население, в результате чего хозяйство было дезорганизовано. Даже ярые сталинисты, такие как Косиор, первый секретарь Компартии Украины, или Михаил Хатаевич, первый секретарь Днепропетровского обкома, попросили Сталина и Молотова урезать план хлебосдачи. «Для того, чтобы в будущем сельскохозяйственная продукция могла бы действительно соответствовать нуждам пролетарского государства, – писал Хатаевич в Москву в ноябре 1932 года, – мы должны принять во внимание хотя бы минимальные нужды колхозников, а то вообще будет некому сеять и убирать урожай».

«Ваша позиция, – отвечал Молотов, – глубоко неправильная, небольшевистская. Мы большевики, и мы не можем отодвигать нужды государства ни на десятое, ни даже на второе место, это определено нашими партийными постановлениями»11.

Несколько дней спустя Политбюро направило местным властям циркуляр, предписывающий немедленное лишение колхозов, не выполняющих свой план заготовок, «всего зерна, включая семенные запасы»!

Вынужденные под угрозой пыток сдавать все свои скудные запасы, не имея ни средств, ни возможностей покупать что бы то ни было, миллионы крестьян из самых богатых в Советском Союзе сельскохозяйственных регионов остались голодными, при этом они даже не могли выехать в город. 27 декабря 1932 года правительство ввело общегражданский паспорт и объявило об обязательной прописке городских жителей в целях ограничения исхода крестьянства из деревень, «ликвидации социального паразитизма» и остановки «проникновения кулаков в города». Столкнувшись с бегством крестьян в города с целью «выживания», правительство издало 22 января 1933 года распоряжение, в котором миллионы фактически приговаривались к голодной смерти. Подписанное Сталиным и Молотовым, это распоряжение предписывало местным властям и в, частности, ОГПУ запретить «всеми возможными средствами массовое передвижение крестьянства Украины и Северного Кавказа в города. После ареста «контрреволюционных элементов» других беглецов надлежит вернуть на прежнее жительство». В этом распоряжении ситуация объяснялась следующим образом: «Центральный комитет и Правительство имеют доказательства, что массовый исход крестьян организован врагами советской власти, контрреволюционерами и польскими агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против советской власти вообще»12.

Во всех областях, пораженных голодом, продажа железнодорожных билетов была немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 года в донесении ОГПУ уточнялось, что только за один месяц были задержаны 219 460 человек в ходе операций, предназначенных ограничить массовое бегство крестьян в города. 186 588 человек были возвращены на места проживания, многие арестованы и осуждены. Но в докладе замалчивалось состояние, в котором находились вынужденно покидавшие свои дома крестьяне.

В продолжение этой темы приведем свидетельство итальянского консула из Харькова, города, находившегося в самом центре охваченных голодом районов.

«За неделю была создана служба по поимке брошенных детей. По мере того, как крестьяне прибывали в город, не имея возможности выжить в деревне, здесь собирались дети, которых приводили сюда и оставляли родители, сами вынужденные возвратиться умирать у себя дома. Родители надеялись, что в городе кто-то займется их отпрысками. <...> Городские власти мобилизовали дворников в белых фартуках, которые патрулировали город и приводили в милицейские участки брошенных детей. <...> В полночь их увозили на грузовиках к товарному вокзалу на Северском Донце. Там собрали также и других детей, найденных на вокзалах, в поездах, в кочующих крестьянских семьях, сюда же привозили и пожилых крестьян, блуждающих днем по городу. Здесь находился медицинский персонал, который проводил «сортировку». Тех, кто еще не опух от голода и мог выжить, отправляли в бараки на Голодной Горе или в амбары, где на соломе умирали еще 8 000 душ, в основном дети. Слабых отправляли в товарных поездах за город и оставляли в пятидесяти-шестидесяти километрах от города, чтобы они умирали вдали от людей. <...> По прибытии в эти места из вагонов выгружали всех покойников в заранее выкопанные большие рвы»13.

В деревнях смертность достигла предельной точки весной 1933 года. К голоду добавился еще тиф; в селах с населением в несколько тысяч человек насчитывалось не более нескольких десятков выживших. Случаи каннибализма отмечены как в докладах ОГПУ, так и в донесениях итальянских дипломатов из Харькова.

«Каждую ночь в Харькове собирают 250 трупов умерших от голода или тифа. Замечено, что большое число из них не имеет печени, и эти деяния приняли солидный размах. Полиции удалось схватить охотников за печенью, которые признались, что готовят из этого «мяса» пирожки и торгуют ими на рынке»14.

В апреле 1933 года писатель Михаил Шолохов, проехав по многим станицам Кубани, написал два письма Сталину, в которых подробно рассказал о том, как местные власти изымают под пытками все колхозные запасы, оставляя крестьян голодными. Он просил первого секретаря послать на Кубань продовольственную помощь. В своем ответе писателю Сталин изложил свою позицию: крестьяне справедливо наказаны за то, что бастуют и саботируют, они, оказывается, «ведут тихую «тайную» войну с советской властью <...> на измор»15. Только в 1933 году миллионы крестьян умерли от голода, а советское правительство продолжало поставлять зерно за границу; 18 миллионов центнеров пшеницы были вывезены из страны ради «нужд индустриализации».

Отрывки из письма И.Сталину, направленного автором «Тихого Дона» Михаилом Шолоховым 4 апреля 1933 года

т. Сталин!

Вешенский район, наряду со многими другими районами Северо-Кавказского края, не выполнил плана хлебозаготов[ок] не потому, что одолел кулацкий саботаж и парторганизация не сумела с ним справиться, а потому, что плохо руководит краевое руководство. <...>

В декабре крайком направил в Вешенский район особого «уполномоченного», чтобы «ускорить» дела, тов. Овчинникова. <...>

Овчинников провел следующие мероприятия: 1) приказал изъять весь хлеб, по всем хозяйствам района, в том числе и выданный в счет 15% аванса по трудодням; 2) задолженность каждого колхоза по хлебозаготовкам приказал разверстать по дворам. <...>

Какие же результаты дали эти мероприятия? Когда начались массовые обыски (производившиеся обычно по ночам)... крестьяне стали прятать и зарывать хлеб, чтобы не отобрали. <...> Теперь, несколько слов о результатах этих обысков... всего 5 930 цент[неров]. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 573 тонны хлеба, часть которого была зарыта ... с 1919 г.! <...>

Сажание «в холодную»... Колхозника раздевают и босого сажают в амбар или сарай. Время действия – январь, февраль. Часто в амбары сажали целыми бригадами.

В Вашаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили, и снова начинали...

В Наполовском колхозе «уполномоченный» РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку... а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар...

В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы...

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это – не отдельные случаи загибов, это – узаконенный в районном масштабе «метод» проведения хлебозаготовок. Если же описанное мною заслуживает внимания ЦK – пошлите в Вешенский район дополнительных коммунистов, у которых хватило бы смелости разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное строительство района... Только на Вас надежда.

Ваш Михаил Шолохов16.

И.В. Сталин – М.А. Шолохову 6 мая 1933 г.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба ваших письма получены, как вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже.

Для разбора дела прибудет к Вам в Вешенский район т. Шкирятов, которому очень прошу Вас оказать помощь.

Это так. Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь увидеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих. Красную Армию без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью... Войну на измор, дорогой тов. Шолохов...

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

6.V.33 г. Ваш И. Сталин17.

Демографические архивы и переписи 1937 и 1939 годов, которые до недавнего времени были засекречены, позволяют проследить, как разрастался голод 1933 года. Географически «голодная зона» занимала почти всю Украину, часть Черноземья, богатые долины Дона, Кубани, а также Северный Кавказ и большую часть Казахстана. Около 40 миллионов человек пострадали от голода и лишений. В наиболее затронутых голодом районах, в сельской местности вокруг Харькова, смертность в январе и июне 1933 года увеличилась в десять раз по сравнению со средней смертностью: 100 000 похоронено в июне 1933 года в районе Харькова против 9 000 в июне 1932 года. Нужно ли говорить о том, что далеко не все случаи смерти были зарегистрированы? Сельские районы пострадали больше, чем города, но голод не пощадил и их. Харьков за год потерял 120 000 своих жителей, Краснодар – 40 000, Ставрополь – 20 000.

За пределами «голодной зоны» также нельзя снимать со счетов демографические потери, связанные с недоеданием. В сельской местности вокруг Москвы смертность достигла 50% в период между январем и июнем 1933 года, в Иванове – эпицентре голодных бунтов 1932 года, в последние месяцы 1933 года смертность возросла на 35%. Иначе говоря, за весь 1933 год в целом по стране наблюдается увеличение числа смертей более чем до 6 миллионов. Большая часть этих смертей вызвана голодом, именно с голодом и только с ним связаны 6 миллионов жертв развернувшейся трагедии. Крестьянство Украины понесло особо тяжкие потери – 4 миллиона человек В Казахстане от голода умерли приблизительно миллион человек, в основном, ведущих кочевой образ жизни. Создавая коллективные хозяйства, людей принуждали к оседлой жизни, при этом они теряли свой скот. На Северном Кавказе и в районах Черноземья также насчитывается миллион погибших...18

За пять лет до Большого террора, который поразил в первую очередь интеллигенцию, экономистов и партийцев, Великий голод 1932-1933 годов стал кульминацией второго действия направленной против крестьян тихой войны, развязанной «партийным государством» в 1929 году. Голод 1932-1933 годов стал решающим эпизодом в процессе становления репрессивной системы, выступающей то против одной, то против другой группы населения. Насилия, пытки, смертные приговоры целым группам и слоям населения привели к ужасающему регрессу, политическому и социальному одновременно. Появилось много местных деспотов и тиранов, готовых на все, чтобы забрать у крестьян их последние запасы, и воцарилось варварство. Лихоимство превратилось в каждодневную практику, перестали быть новостью брошенные дети, каннибализм, эпидемии и грабительство, как-то сами собой организовались «бараки смертников», крестьяне познали новую форму рабства – и все это по указке государства! Как провидчески писал Серго Орджоникидзе Сергею Кирову в январе 1934 года, «наши кадры, прошедшие через ситуацию 1932-1933 годов и выдержавшие ее, закалились как сталь. Я думаю, что с ними можно будет построить Государство, которого история еще не знала».

Нужно ли видеть в этом голоде, как утверждают сегодня некоторые украинские публицисты и историки, «геноцид украинского народа»?19 Украинское крестьянство, бесспорно, было главной жертвой голода 1932-1933 годов, и «нажиму» на него предшествовали наступления 1929 года: наступление на украинскую интеллигенцию, обвиненную в «националистическом уклоне», потом, начиная с 1932 года, наступление на украинскую компартию. Бесспорно, можно, используя выражение Андрея Сахарова, говорить об «украинофобии Сталина». Однако следует отметить, что репрессии голодом постигли также места расселения казаков на Дону и Кубани и жителей Казахстана. В этой республике коллективизация и принуждение к оседлости имели разрушительные последствия: 80% скота было уничтожено за два года. Лишенные всего, что имели, принужденные голодать, два с лишним миллиона казахов покинули пределы республики, около миллиона из них ушли в Центральную Азию, полтора миллиона – в Китай.

В действительности, на Украине, в областях, заселенных казаками, некоторых районах Черноземья голод стал последней каплей в противостоянии между большевиками и крестьянством, возникшем еще в 1918-1922 годах. Можно сравнить зоны, сопротивлявшиеся продразверстке 1918-1921 годов и коллективизации в 1929-1930 годах, и зоны, пораженные голодом. Из тех местностей, где состоялись 14 000 бунтов и крестьянских восстаний, зарегистрированных ОГПУ в 1930 году, 85% были наказаны голодом в 1932-1933 годах. Это самые богатые и самые перспективные сельскохозяйственные районы, т.е. такие, которые могли бы дать государству больше других, но именно эти районы больше всего потеряли при изъятии у них сельскохозяйственной продукции во время хлебозаготовок, смененной затем насильственной коллективизацией, и именно в эти районы принес смерть голод 1932-1933 годов.

Примечания

1. A. Blum, Naitre, vivre et mourir en URSS, 1917–1991, Paris, Plon, 1994, p. 99. Ивницкий считает, что голод 1932–1933 гг. унес 7–8 миллионов человеческих жизней (НА Ивницкий, Голод 1932–1933 годов, М, 1995, с. 64.).

2. F. Kupferman, Аи pays des Soviets. Le Voyage francais en Union sovietique, 1917-1939, Paris, Gallimard, 1979, p. 88.

3. A. Graziosi, Lettres de Kharkov. La famine en Ukraine et dans le Caucase du Nord a travers les rapports des diplomates italiens, 1932–1934, «Cahiers du Monde russe et sovietique», XXX (1–2), Janvier–juin 1989, p. 5–106.

4. M. Lewin, La Formation du systeme sovietique, Paris, Gallimard, 1987, p. 206–237.

5. ГАРФ, 1235/2/1521/71–78; N. Werth, G. Moullec, op. cit, p. 152–155.

6. ГАРФ, 3316/2/1254/4–7.

7. НА Ивницкий, Коллективизация..., с. 192–193.

8. Там же, с. 195.

9. В.Н. Земсков, цит. соч., с. 4–5.

10. A. Graziosi, Lettres de Kharkov.., p. 51.

11. Н.А. Ивницкий, Коллективизация..., с. 198– 199.

12. Там же, с. 204.

13. A. Graziosi, Lettres de Kharkov.., p. 59–60.

14. Ibid, p. 79; R Conquest, Sanglantesmoissons, Paris, R Laffont, 1995, p. 267–296.

15. Президентские архивы Российской Федерации, 45/1/827/7–22.

16. Там же.

17. Там же, 3/61/549/194.

18. Н. Араловец, Потери населения в 30-е годы, «Отечественная история», № 1, 1995, с. 135–145; Н. Осокина, Жертвы голода 7933. Сколько их?, «Отечественная история», № 5, 1995, с. 18–26; В. Цаплин, Статистика жертв сталинизма, «Вопросы истории», № 4,1989, с. 175–181.

19. С. Мерль, Голод 1932–1933 – геноцид украинцев для осуществления политики русификации?, «Отечественная история», № 1,1995, с. 49–61.

[Лентa.Ru]

http://lenta.ru/articles/2015/09/27/golod/
09:02, 27 сентября 2015

Историк Стивен Уиткрофт об особенностях голода в России в XIX — XX веках

Фото: РИА Новости

За последние полтора столетия Россия пережила четыре крупных голода, каждый из которых отличался от предыдущего как по причинам, так и по масштабам. «Сколько человек погибло? Много это или мало? Почему так произошло?» — вот основные вопросы, возникающие в связи с этой темой. Еще популярнее вопрос «кто виноват?». На них в разговоре с «Лентой.ру» ответил один из ведущих специалистов по истории голода, профессор Мельбурнского университета Австралии Стивен Уиткрофт.

«Лента.ру»: В советской историографии голод 1891-1892 годов нередко служил доказательством того, что крестьяне при «царизме» влачили нищенское существование, а сами меры, предпринятые тогда властями для борьбы с голодом, не раз подвергали критике и называли недостаточными. Как вы считаете, действительно ли в последние десятилетия царствования Романовых крестьяне были угнетаемым, изможденным сословием?

Стивен Уиткрофт: Этот вопрос в России несколько лет назад поставили на обсуждение историки Сергей Нефедов и Борис Миронов. Я принимал участие в аналогичном диалоге с западными коллегами пару десятилетий назад. Историки-ревизионисты (исторический ревизионизм — академический термин, означающий коренной пересмотр каких-либо устоявшихся исторических концепций — прим. «Ленты.ру») заявляли, что проблема крестьянских долгов перед государством в преддверии революции 1905 года не была реальным индикатором крестьянского обнищания. Крестьянство уходило от налогообложения, и в действительности доходы на душу населения росли, к тому же тогда долги по выплатам репараций составляли относительно небольшую долю в налогообложении.

Главными источниками поступлений в казну в те годы были косвенные налоги, в особенности налог на водку. Государство не заставляло крестьян покупать и пить ее, а, значит, говорить о том, что царский режим обирал их, неправильно. Помимо этого, экспорт зерна, связанный с увеличением производства на душу населения, рос, и это свидетельствует о росте благосостояния людей, а не об их обнищании.

Я же, в свою очередь, применил региональный подход — сравнил показатели по территориям условного «старого света» (Поволжье и Центральное Черноземье) с Украиной, Северным Кавказом, Уралом, Сибирью и Казахстаном, и нашел в них принципиальные отличия. Так, в Поволжье и Центральном Черноземье наблюдался настоящий кризис — здесь падало производство на душу населения, а поступления от косвенных налогов в казну были невелики. Кроме того, эти регионы были перенаселены, земли на всех не хватало, и они периодически голодали, как в 1892 году.

Крестьяне отправляются из деревень на заработки в города, 1901 год
Фото: РИА Новости

На фоне этого новые регионы выглядели совершенно иначе: плотность населения здесь была ниже, показатели по экспорту зерна — намного выше, производство зерна на душу населения росло. Отмечался также и рост относительно крупных вливаний в казну от косвенных налогов.

Я полагаю, что для ответа на ваш вопрос необходимо провести четкое деление по регионам и датам. До 1906 года в старых центральных регионах земли пребывали в кризисном состоянии и были перенаселены, в то время как молодые земли процветали и приобретали все большее экономическое значение. После 1906 года, под руководством Столыпина, оставшиеся выкупные долги за землю были списаны, крестьянам предоставили существенную поддержку в переселении, и это в какой-то степени помогло исправить ситуацию. Исследования Миронова показывают, что положение крестьян в Российской империи в те годы улучшалось, уровень их здоровья и благосостояния во многих регионах рос.

Верно ли утверждение о том, что власти приняли недостаточно мер для борьбы с голодом 1891-1892 годов? Почему страна оказалась неподготовленной к нему?

В 1880-1881 годах произошел серьезный кризис, из-за которого Центральный статистический комитет ввел новые формы учета производства зерна. Именно поэтому сейчас мы располагаем гораздо большим числом данных о неурожае 1891 года, чем об аналогичных событиях более раннего времени.

Долгое время правительство не позволяло региональным властям самоорганизоваться, опасаясь, что это подорвет централизованное управление. Однако с началом голода этот запрет был снят, земства получили возможность координировать свои действия и работы сообща. Такие меры были чрезвычайно эффективны.

Мои исследования показывают, что высокая смертность во время кризиса 1892 года была в первую очередь связана с эпидемией холеры, пришедшей из Индии, а летом того же года производилось сокращение мероприятий по борьбе с голодом. Если вычесть из статистики смертность от холеры, полученные показатели были бы даже ниже обычных.

Насколько серьезными были последствия голода для власти, общества и настроений в нем? Какие уроки правительство вынесло из кризиса, решил ли он какие-то продовольственные и аграрные проблемы?

Вероятно, голод дискредитировал власть больше, чем должен был. После его окончания правительство вновь вернулось к политике запрета на самоуправление в губерниях (который отменили только во времена Первой мировой войны). Этот факт в какой-то мере внес свой вклад и в Февральскую революцию 1917 года. Стоит отметить, что председателем Временного правительства, фактически главой государства, стал земский деятель, князь Георгий Львов.

Чем был вызван голод в Поволжье 1921-1922 годов и в чем его отличие от предыдущего?

Дело было не в сокращении посевной площади, а в разрыве отношений между потребительскими областями под большевистским контролем и областями поставки, контролировавшимися антибольшевистскими силами, блокировавшими Москву. Голод 1918-1920 годов сильно повлиял на северные города. Из-за блокады уменьшились посевные площади, снабжавшие северный дефицитный регион четырьмя миллионами тонн зерна ежегодно. К тому же, была создана продовольственно-реквизиционная армия Наркомпрода РСФСР, состоящая из вооруженных продотрядов. Они лишили крестьян запасов, которые обычно позволяли выживать в годы засухи.

Голодающих детей Поволжья кормят обедом, 1921 год
Фото: РИА Новости

В голоде 1921 года было два принципиально важных отличительных момента. Во-первых, крестьянство сильно ослабили набегами продотрядов в ходе Гражданской войны, и оно было абсолютно не готово к любому возможному кризису. Во-вторых, засуха 1921 года оказалась серьезнее предыдущих, ее можно даже сравнить по масштабам с засухой 1891 года.

В 1891-1892 годах помощь из-за рубежа для борьбы с голодом поступала преимущественно от американцев. К 1921 году помощь решили оказать англичане, уговорившие на это и остальных европейцев. В призыве лорда Пармура и Джорджа Пэйша «Русский голод и его значение для Европы», в качестве одной из причин для оказания помощи говорилось о возможном снижении импорта российского хлеба в Европу. Получается, Запад, помогая России, исходил не из добрых побуждений, а из холодного расчета?

Насколько мне известно, из этого мало что в итоге вышло. Идеи Джорджа Пэйша и его сподвижников не разделяли в британском правительстве тех времен. Западная помощь шла из двух источников.

Во-первых, ее оказывал норвежец Фритьоф Нансен и международный Красный Крест. Небольшая поддержка шла от британцев, в основном через фонд «Спасем детей» в Саратове. Сам Нансен был большим благотворителем, он активно помогал в переселении европейских беженцев после Первой мировой. Люди вроде него совершали поступки, исходя из собственных побуждений, не обязательно при этом представляя интересы групп политических элит.

Во-вторых, намного более крупным был вклад «Американской администрации помощи» (American Relief Administration, АРА) во главе с Гербертом Гувером. Сам Гувер, судя по его предыдущей деятельности в Бельгии и Центральной Европе, был гуманистом. Конечно, и он, и правительство Соединенных Штатов были также заинтересованы в сдерживании экспансии коммунизма, которая, по их мнению, во времена социальных бедствий и голода лишь усиливалась.

Интересно, что в 1932-1933 годах почему-то умалчивали о голоде, упоминая лишь события на Украине, хотя этот голод задел и другие регионы СССР.

Серьезные продовольственные проблемы и связанное с ними увеличение смертности в городах начались вскоре после кризиса заготовки зерна в 1927-1928 годах. В последующие три года ситуация с продовольственным снабжением продолжала ухудшаться, и в крупнейших населенных пунктах была введена карточная система распределения продовольствия.

С проблемами столкнулся и Казахстан, где произошла смена политики в отношении феодальных элит. С 1927 года начались атаки на частную собственность крупнейших феодалов — беев, затем три года подряд атакам подвергались кулаки. Беи в ответ пытались бежать со своими сторонниками и скотом. Это привело к началу нескольких кампаний по принудительному расселению казахских кочевников, что повлекло за собой массовый падеж скота и голод среди бывших кочевников. Некоторые из них со своим скотом перебрались в Китай, остальные, уже без скота, — в другие части Советского Союза.

В 1930 году ситуация со снабжением продуктами немного улучшилась из-за хорошей погоды на протяжении всего года. В связи с этим некоторые специалисты утверждают, что голод был спровоцирован непосредственно началом коллективизации и раскулачиванием, но это в корне неверно. Первая массовая волна раскулачивания началась в январе 1930 года. Если бы она стала причиной голода, то он бы начался уже в середине того же года, а не три года спустя, в первой половине 1933 года.

Голод на Украине в 1932 году
Фото: РИА Новости

Здесь фактор хорошей погоды играл намного более значимую роль, чем раскулачивание. Впрочем, правительству это в голову тогда не пришло, и высокий урожай 1930 года они для себя объяснили успехом своих политических действий. Сталин, впрочем, первое время сомневался в необходимости продолжения коллективизации (его письмо «Головокружение от успехов» в марте 1930 года), но высокий урожай убедил его в правильности принятого решения.

В 1931 году случилась засуха на Волге, куда, в том числе, переселились и казахские кочевники. Первые признаки голода начали проявляться не только в городах, ситуация в сельской местности также стала ухудшаться. До этого момента еще можно было спорить о том, что Украина занимала лучшую позицию по сравнению с другими регионами (в конце 1920-х Урал и Сибирь были главными жертвами продовольственного кризиса, неурожай 1931 года сильно ударил по Приволжью). Только в 1932 году, когда пострадали все остальные районы снабжения, дело дошло до Украины. В то время неурожай здесь был спровоцирован плохой погодой и нехваткой тягловой силы.

Планы по сбору зерновых немного подогнали под сложившиеся обстоятельства, но Украине это не помогло — регион облагался большим налогом, несмотря на низкую урожайность зерна (в заготовленном на хранение эквиваленте). Без сомнения, здесь уровень смертности в 1932-1933 годах был чрезвычайно высоким, но то же самое можно сказать о Северном Кавказе и о Нижнем Поволжье.

Почему государство после 1921 года, зная о засушливости некоторых регионов, предпринимало мало усилий для решения этой проблемы? Например, лесопосадки там начались только после голодомора.

Действительно, удивительны инфантильность и, с другой стороны, осторожность в действиях государства. Когда Рыков заговорил о невозможности за пять лет повысить урожайность зерна на 35 процентов, его заклеймили правым уклонистом. В этом смысле очень точно выразился экономист Станислав Струмилин, работавший в Госплане: «Лучше стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие». Вероятно, только после сильнейшей засухи 1946 года Сталин понял, что к таким случаям надо быть подготовленным.

Какие меры государство предпринимало после 1932-1933 годов для того, чтобы в дальнейшем избежать голода? Вот, например, начали создавать государственные резервы зерна. Почему эти методы не были введены раньше? Или они были, но неправильно функционировали?

Нет, попытки создать неприкасаемые запасы зерна были и ранее. Главная проблема заключалась в том, что излишки хлеба, произведенные в результате хорошего урожая 1930 года, продали за границу, а не пустили на масштабное пополнение государственных резервов.

Следующий период — 1946-1947 годы. Что стало главной причиной этого голода — засуха и неурожай или ошибки правительства?

Советское правительство задолго до этого сделало многое для того, чтобы избежать массового голода. Думаю, такой результат был обусловлен экстраординарно жесткой и рациональной системой центральных госзакупок. Помимо этого, существовало еще два важных фактора. Прежде всего, в начале войны удалось накопить огромные запасы продовольствия за счёт сбора урожая до захвата части территории Советского Союза немецкими войсками. Сыграли свою роль и относительно благоприятные погодные условия, засуха началась лишь в 1946 году. Напади Гитлер на СССР раньше, перед сбором урожая, последствия были бы ужасными.

Во время войны запасы продовольствия значительно сократились, и в 1946 и 1947 годах снабжение хлебом было сильно ограничено. Когда в 1945 году население страны за счет присоединенных территорий увеличилось, проблем стало только больше. Все надежды возлагались на урожай 1946 года — будь он хорошим, остались бы даже излишки. Но засуха в это тяжелое время спровоцировала неурожай и голод. Если бы аналогичные погодные условия были в 1942 или 1943 году, то последствия могли стать решающими для судьбы страны.

Насколько велика была разница между событиями 1892, 1921 и 1932 годов с точки зрения их восприятия простым населением?

Главные отличия заключались в масштабе трагедии, наличии или отсутствии эпидемий и в ответных мерах властей. В 1892 году смертность была небольшая. Власти знали о сложившейся ситуации и пытались с ней бороться. Голод 1932-1933 годов напоминал предыдущий, но здесь реакция государства была совсем иной, народ получал существенно меньше помощи. Эпидемий тогда практически не было, не считая незначительной вспышки тифа.

Беженцы покидают голодные губернии. Голод в Поволжье, 1921 год
Фото: РИА Новости

Как в начале 1920-х годов, так и в начале 1930-х отмечались случаи каннибализма и трупоедства. Многие из них описаны в книге «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы». О том, что происходило в 1921-1922 годах, известно больше, об этом говорили, в некоторых журналах того времени публиковались фотографии каннибалов на фоне останков их жертв, преступников судили. К убийцам, поедавшим своих жертв, суд относился суровее, чем к людям, просто питавшимся человечиной.

В 1932-1933 годах о таких случаях старались молчать, не выносить их на публику. Например, в докладе заместителя председателя ГПУ УССР Карла Карлсона Киевскому областному отделу ГПУ от 1 марта 1933 года протоколируются различные последствия голода по районам области. Карлсон насчитал 72 случая людоедства в Киевской области и 16 в Уманском районе. По трупоедству: в области — 65 случаев, самое больше число по районам (28 случаев) в Володарском. Это данные всего по одной области за период до 1 марта 1933 года. Киевская область страдала от голода больше остальных в стране, проблема там была чрезвычайной.

Виктория Кузьменко

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93...81%D0%B8%D0%B8
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Благотворительная открытка Нансена иллюстрирует масштабы бедствия во время голода 1921 года (под Оренбургом).

Голод в России, как и в других странах, случался испокон веков.

Известный исследователь голода профессор В. Н. Лешков насчитал, что с начала XI до конца XVI века на каждое столетие приходилось по 8 неурожаев, которые повторялись через каждые 13 лет, вызывая иногда сильнейший голод.

Содержание

1 Средневековье
2 XVII столетие
3 XIX век
4 Меры по предотвращению голода в России до 1917 года
4.1 До XVIII века
4.2 XVIII век
4.3 XIX век
4.4 Положение о запасах для пособия в продовольствии 1834 года
4.5 Положение об обеспечении Продовольствием государственных крестьян 1842 года
4.6 После крестьянской реформы 1861 года
5 Голод в СССР после 1917 года
5.1 Голод в Поволжье 1921—1922
5.2 Массовый голод 1932—33
5.3 Голод 1946—47 годов
6 См. также
7 Примечания

Средневековье

Голод был отмечен, например, в 1024, 1070, 1092, 1128, 1215, 1230—1231, 1279, 1309 и 1332 гг.

Особенно сильные вспышки голода приводили к тому, что в неурожайные годы народ прибегал к употреблению суррогатов. В 1121 году в Новгороде «ядяху люди лист липов, кору берёзовую, а инии мох, конину». Также было и в 1214—1215 году, а в 1230—1231 году «инии простая чадь резаху люди живые и ядяху, а инии мёртвые мяса и трупие обрезаече ядяху, а другие конину, псину, кошки».

Подробное описание голода в России в 1230 году даёт Н. М. Карамзин («История государства Российского»):

«Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; Между тем голод и мор свирепствовали, цена на хлеб сделалась неслыханная: За четверть ржи платили уже гривну серебра или семь гривен кунами. Бедные ели мох, жёлуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных, имевших хлеб в житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мёртвыми, которых было сочтено до 42 000; на улицах, на площади, на мосту гладные псы терзали множество непогребённых тел и самых живых оставленных младенцев; родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам. „Не было жалости в людях, — говорит Летописец: — казалось, что ни отец сына, ни мать дочери не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!“ Кто мог, бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева: в одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч людей.»

Далее голод был отмечен в 1422, 1442, 1512, 1553, 1557 и 1570 годах. Причины были те же, как и в новейшее время: засуха, избыток дождей, ранние морозы, «прузи» (саранча) и т. д. Приблизительная оценка людских потерь с XII по начало XVII века только среди городского населения — около 3,4 миллиона человек.

XVII столетие

XVII столетие открылось страшным голодом при Борисе Годунове в 1601 и 1602 годах (Великий голод). В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1893 г., т. 9) отмечается: «Спутниками голода были болезни, мор, грабежи, убийства и самоубийства… Особенно распространено было употребление суррогатов в злосчастный 1601—02 г., когда ели… такую мерзость, что, как говорит летописец, писать недостойно; в Москве человеческое мясо продавалось на рынках в пирогах»[1]. Ели солому, сено, собак, кошек, мышей, всякую падаль.

Вновь разразился голод в 1608, 1630 и 1636 годах. Из множества неурожаев, постигших Россию в царствование Алексея Михайловича, неурожай 1650 года вызвал бунт в Пскове, усмирённый без содействия вооружённой силы: царь созвал земский собор, который послал в этот город своих представителей.

Во время голода в Нижегородской губернии в 1734—1735 годах крестьяне питались гнилою дубовой корою, ели дубовые жёлуди и т. п.

В общем, число неурожаев и голодовок в течение XVII, XVIII и XIX столетий увеличивается. В XVIII столетии было 34 неурожая, а в течение XIX столетия лишь до 1854 года их было 35.

XIX век

В 1842 году правительством было констатировано, что неурожаи повторяются через каждые 6—7 лет, продолжаясь по два года кряду. За вторую половину XIX столетия особою жестокостью отличались голода, порождённые неурожаями 1873, 1880 и 1883 года. В 1891—1892 году голодом были постигнуты 16 губерний Европейской России и губерния Тобольская) с населением в 35 миллионов; особенно тогда пострадали Воронежская, Нижегородская, Казанская, Самарская, Тамбовская губернии. В Поволжье от катастрофического голода пострадали восточные области чернозёмной зоны — 20 губерний с 40-миллионным крестьянским населением. В менее обширном районе, но не с меньшей интенсивностью бедствия голод повторился и в 1892—1893 годах.

В 1822 году в Повенецком уезде Олонецкой губернии во всеобщем употреблении у крестьян была сосновая кора вместо муки. В 1833 году хлеб заменялся желудями и древесной корою, а муку смешивали с глиной.

То же делали и в 1891 году — в некоторых местностях перед тем, как поспела правительственная помощь, лебеда считалась роскошью. Само министерство внутренних дел прописывало иногда рецепты для приготовления разных суррогатов: в 1843 году учило, как делать хлеб из винной барды или из картофеля с примесью ржаной муки, а в 1840 году преподавало способы приготовления муки с примесью свекловицы. Неизменный результат всякого рода суррогатов — болезни и усиленная смертность.

Одной из главных причин наступления голода являлось не всеобщее отсутствие продовольствия в стране, а отсутствие у крестьян, ведущих полунатуральное хозяйство, средств для покупки хлеба. Когда в 1873 году страдала от голода левая сторона Поволжья — самаро-оренбургская, на правой стороне саратовской — был редкий урожай и хлеб не находил сбыта даже по низким ценам. То же самое наблюдалось в 1884 году в Казанской губернии, когда казанские мужики питались всяческими суррогатами, на волжско-камских пристанях той же Казанской губернии гнили 1 720 000 четвертей хлеба. В 1891 году, когда весь восток Европейской России был объят неурожаем, урожай хлебов в малороссийских, новороссийских, юго-западных, прибалтийских губерниях и на севере Кавказа был таков, что всего в России уродилось на каждую душу несравненно больше тех 14 пудов, которые были признаны тогда достаточными для продовольствия души в течение года.

Меры по предотвращению голода в России до 1917 года
До XVIII века

Обеспечение населения продовольственными средствами в случае их недостатка составляет одну из важнейших отраслей государственного управления России. Самым древним общественным вопросом, возбужденным в нашем отечестве и отмеченным в летописях с XI века, был, по словам В. Н. Лешкова, вопрос о предохранении населения от того действия природы, которое называется неурожаем и получает общественное значение под названием голода. Недороды хлебов и полные неурожаи, часто повторявшиеся и иногда захватывавшие обширные территории, издавна вызывали со стороны государственной власти различные меры помощи нуждающимся; но эти меры имели характер временных и более или менее случайных. Они состояли в поощрении ввоза хлеба в пораженные неурожаем местности и воспрещении его вывоза, запрещении скупки хлеба со спекулятивными целями, регулировании цен посредством установления такс и продажи по пониженной цене из царских житниц, наконец, в конфискации частных запасов для продажи и раздачи нуждающимся. Непосредственная помощь неимущим оказывалась в виде безвозвратных или заимообразных пособий, деньгами или натурой, а иногда в виде организации общественных работ. Обязанность кормить несвободных людей лежала на их владельцах. По Уложению 1649 года бояре и всяких чинов люди должны были в голодное время кормить своих холопей под страхом утраты прав на них; холоп, сосланный боярином в голодное время со двора, получал свободу.

XVIII век

С XVIII в. начинает вырабатываться целая система мер обеспечения Продовольствия народного. Петр Великий признаёт необходимым создать для этой цели особые правительственные учреждения, которые бы мыслили о том, «каким образом во время недорода народ довольствовать», и заботились, чтобы «везде запасной хлеб был, дабы не в урожайные годы народ голоду не терпел» (указы 27 февраля 1723 г. и 20 января 1724 г.).

При Анне Иоанновне, в 1734 г., вновь возникает вопрос об изыскании способов, «как бы во всех местах недостаток от хлебных недородов отвратить». Однако до 60-х годов прошлого столетия этот вопрос остаётся неразрешённым: делаются попытки устройства запа́сных магазинов (в 1734 г. — в Смоленской губернии, чаще других подвергавшейся неурожаям, в 1749 г. — в Архангельске и т. д.), подтверждается обязанность помещиков, дворцовых и синодальных управителей кормить крестьян и по миру для милостыни ходить не допускать под угрозой «взыскания с немалым штрафом», «жестокого истязания и вечного разорения без всякого милосердия»; иногда производятся закупки хлеба для раздачи в ссуду, а бедным крестьянам, которые «ходя по миру, глад претерпевают», — в милостыню (1735, 1749 и др.); но все эти меры по-прежнему сохраняют случайный характер.

Указ сената 14 февраля 1761 г. даёт продовольственному делу новую постановку. Вновь подтверждая обязанность владельцев продовольствовать крестьян, этот указ предписывает помещикам, дворцовым, синодальным, архиерейским и монастырским вотчинам сделать для себя и для всех людей их ведомства запасы продовольственного и семенного хлеба не только до ближайшей жатвы, но еще, по крайней мере, на год, предупреждая, что правительство слагает с себя дальнейшие заботы о прокормлении этих крестьян: в случае неурожая раздача хлеба неимущим производима не будет, а «принуждены будут нерадивые о экономии своей помещики по тогдашней цене покупать хлеб и неимущих крестьян своих довольствовать». С этого времени образование запасов и устройство магазинов составляют предмет особенной заботливости правительства.

Именным указом 20 августа 1762 г. Екатерина II повелевает завести во всех городах хлебные магазины, как средство для борьбы с дороговизной, чтобы, по выражению императрицы, всегда цена хлеба в её руках была. Это повеление вызвало серьёзные возражения и не было приведено в исполнение в полном объёме. Комиссия об учреждении государственных магазинов, исчислив расход на осуществление проектированной меры в 126 млн руб., признала такое «ужасного иждивения востребующее» предприятие «напрасным, бесполезным, невозможным и вредным казне и сущей всего общества пользе», она полагала, что поставленная императрицей цель с большим успехом может быть достигнута посредством общих экономических мер — развития хлебной торговли, улучшения путей сообщения и т. п. Для предупреждения голода от неурожая комиссия рекомендовала учреждения повсюду запасов не за счёт казны, а на местные средства — в селениях помещичьих попечением владельцев, в государственных — местных начальников вместе с миром, а в городах — магистратов. Проект комиссии не получил дальнейшего движения, но установленные им положения легли в основание всего последующего законодательства.

С 60-х годов XVIII столетия следует ряд правительственных распоряжений об устройстве запасных магазинов в селениях разных ведомств, но распоряжения эти не достигают цели; наконец, закон 29 ноября 1799 г. повелевает завести хлебные магазины по всей империи, в селениях всякого звания, казенных и владельческих, с годовой пропорцией хлеба на каждую ревизскую душу по 3 четверти ржи и по 3 четверика ярового, и возлагает составление этих запасов на самих поселян, устанавливая сбор по получетверику ржи и полугарнцу ярового с ревизской души. В казённых селениях магазины должны быть заведены при всяком селении, составляющем не менее 50 дворов, в помещичьих же устройство отдельных магазинов для каждого селения или общих для нескольких представляется на волю дворян с обязательством, чтобы магазины «в своё время и с надлежащей пропорцией хлеба были устроены». Смотрение за магазинами поручено предводителям. По издании этого закона устройство запасов в селениях пошло успешнее, нежели прежде, но и на этот раз стремления законодателя не получили полного осуществления.
XIX век

В 1807 г. обнаружилось, что по некоторым губерниям в иных селениях совсем не было заводимо магазинов, по другим недоставало много хлеба, по некоторым же производима была раздача совсем несообразная с правилами, а подписки о состоянии запасов, которые обязаны были давать помещики, не соответствовали наличности хлеба.

В 1816 г. правительство предложило на обсуждение дворянства вопрос о том, каким образом лучше и удобнее на будущее время пополнять хлебом и содержать в надлежащем виде сельские магазины, под чьим надзором и ответственностью, не только в помещичьих, но и в экономических и удельных имениях, причем дворянству каждой губернии было предоставлено составить особое положение о порядке содержания и пополнения магазинов. Из отзывов дворянских собраний и заключений губернаторов управлявший министерской полицией вывел заключение, что существование сельских запасных магазинов для поддержания Продовольствия народного «при всем пространном в России хлебопашестве, но неодинаковом успехе оного, необходимо», но правила 1799 г. неудобны и определенная пропорция запасов слишком велика; найдено было также, что содержание продовольственной части в надлежащем порядке требует ближайшего надзора со стороны лиц, которым вернее может быть известно состояние в губернии народного Продовольствия. Отсюда возникло предположение об учреждении при губернских правлениях особых комитетов о Продовольствии народном.

Комитет министров 8 января 1819 г., приняв в соображение обнаруженные опытом неудобства запасных магазинов, между тем как в России по обширности ее и разнообразию климатов и почвы повсеместного голода никогда не было и быть не может, — определил сбор хлеба для пополнения магазинов отменить и непосредственную заботу об обеспечении продовольствием крестьян возложить на помещиков под их ответственностью и под страхом взятия в опеку имений владельцев, допустивших голод; на случай же необходимой помощи образовать в каждой губернии денежные капиталы посредством единовременного сбора по 25 коп. с ревизской души. Положение комитета было одобрено Александром I, но не приведено в исполнение вследствие возбужденных императором сомнений в целесообразности упразднения хлебных запасов; вопрос несколько раз подвергался новому рассмотрению в комитете министров и особом комитете из директоров департаментов.

Результатом этой работы явился высочайший указ от 14 апреля 1822 г., которым установлены основания для составления внутренних запасов и меры пособия в неурожайные годы. Новые правила, сроком введения которых в действие было назначено 1 июля 1822 года, различают два рода мер продовольствия народа во время неурожая: одни зависят от распорядка обыкновенных запасов, в каждой губернии содержимых, другие — от чрезвычайных пособий, когда обыкновенные запасы будут недостаточны. Местные запасы должны быть хлебные или денежные, по выбору особых губернских собраний, основанному на соображениях о количестве собственных хлебных произведений каждой губернии, положении ее относительно водяных и сухопутных сообщений и хлебной торговли, способах промышленности и удобности содержать хлебные магазины. Запасы натурой должны составлять по 2 четверти на ревизскую душу с ежегодным сбором до составления этого количества по 4 гарнца на душу, а денежные капиталы — равняться сумме, потребной на покупку хлеба в размере 1 четверти на ревизскую душу по средней за 5 лет местной цене, и составляться посредством ежегодного сбора по 25 коп. с души. Денежные капиталы, составляя общественную собственность и имея единственным своим назначением обеспечение Продовольствия, ни на какое другое употребление не должны быть обращаемы. Впредь до образования полного количества местных запасов в случае недостаточности их допускаются чрезвычайные пособия в виде ссуд от правительства. Помещичьим крестьянам такие ссуды разрешаются лишь в крайних случаях, когда самим помещиком не будет принято надлежащих мер и его имение будет взято в опеку. Заведование продовольственной частью в каждой губернии возлагается на комиссию Продовольствия из губернатора, вице-губернатора, губернского предводителя и двух уездных предводителей, непременного члена и управляющего удельной конторой. Комиссия наблюдает, чтобы ежегодное Продовольствия губернии хлебом было обеспечено, собирает сведения об урожае и состоянии положенных запасов, определяет меры пособия из местных запасов или, в случаях чрезвычайных, ссудой от правительства. Ссуды из хлебных запасов разрешаются только селениям свободных хлебопашцев и казенным, в помещичьих же распоряжение по этому предмету зависит от помещиков, а в удельных — от удельных контор. Из денежных капиталов комиссия разрешает ссуды в пределах 25 тыс. руб., на отпуск же большей суммы испрашивается высочайшее разрешение. Пособие оказывается, смотря по обстоятельствам, или деньгами, или заготовленным комиссией хлебом. Ответственность за денежные ссуды лежит в казенных и удельных селениях на обществах, а в помещичьих они обеспечиваются залогом имения и в случае его недостаточности — надежным поручительством. При выдаче пособий из денежных капиталов должно быть наблюдаемо, чтобы «каждое состояние получало пособие из капитала, непосредственно оному принадлежащего». Правила 1822 г. были введены в действие во всей империи, кроме Бессарабии, Грузии, остзейских губерний и Сибири (положение о казенных хлебных магазинах в сибирских губерниях утверждено 22 июля 1822 г.); они не распространялись на колонии иностранцев, на магазины, «собственно по горной части существующие», и на города; в последних ранее учрежденные магазины продолжали существовать на прежнем основании, а в 1824 г. министерством внутренних дел изданы правила для городских магазинов, поставившие их в зависимость от комиссий народного Продовольствия, которые и разрешали с тех пор отпуск из них хлеба как городским, так и сельским жителям посредством ссуды или продажи. Из установленных законом 14 апреля 1822 г. способов обеспечения народного Продовольствия большинство губерний — 40 — отдало предпочтение хлебным запасам, только в 12 были учреждены денежные капиталы. Движение тех и других за первое десятилетие после издания правил выразилось в следующих цифрах:
Года Число магазинов Хлебные запасы (в тысячах четвертей) Денежные капиталы (в тысячах рублей)
Налицо В ссудах В недоимках Поступило В недоимках
1823 29 568 5438 2570 344 1814 256
1824 32 560 5876 3237 516 3044 538
1825 32 124 6407 3341 656 4277 615
1826 33 025 7199 3228 693 5540 743
1827 34 512 7480 3590 829 7265 696
1828 33 405 7796 3042 867 8519 755
1829 36 149 8195 3199 915 9981 827
1830 33 000 8750 3417 1000 11 450 847
1831 32 398 7738 4471 1374 12 845 739
1832 33 311 1168 4602 1446 14 367 739

Собранные запасы, далеко не достигшие установленной нормы, оказались совершенно недостаточными при неурожае, постигшем в 1833 году многие губернии. Там, где были учреждены денежные запасы, собранные средства не составили и 1/3 сумм, потребовавшихся на оказание пособий, в губерниях же с натуральными запасами наличность последних не удовлетворила и половины всех требований. Правительству пришлось израсходовать на закупку хлеба и выдачу ссуд на Продовольствие около 30 миллионов рублей. Это вызвало пересмотр узаконений о Продовольствии народном.

Положение о запасах для пособия в продовольствии 1834 года

Высочайшим повелением 10 ноября 1833 г. учрежден особый комитет, которому поручено изыскать меры для приведения продовольственной части в более удовлетворительное и прочное положение. Комитет пришел к убеждению, что безуспешность применения правил 1822 г. обусловливалась недостаточным надзором за сельскими магазинами, неопределенностью постановлений, касающихся отчетности по их операциям, и недостаточностью правил об ответственности за упущения по их содержанию. По существу дела, комитет признал необходимым ввести во всех губерниях обе системы обеспечения Продовольствием, посредством денежных капиталов и хлебных запасов, так, чтобы невыгоды одной покрывались преимуществами другой. Выработанный комитетом проект «Положения о запасах для пособия в Продовольствии», по рассмотрении в Государственном Совете, был высочайше утвержден 5 июля 1834 г.

Отличие нового продовольственного устава от прежнего заключается в том, что повсеместно вводятся и хлебные запасы — по 1,5 четверти (1 четверть озимого и 1/2 четверти ярового), и денежные — по 1 руб. 60 копеек ассигнациями на ревизскую душу. Первые служат для выдачи «частных» ссуд, когда лишь некоторые семейства или какие-либо селения постигнуты неурожаем или потерпели от других бедствий, последние — для ссуд «общих, чрезвычайных», в случае важного во всей губернии или в большей ее части неурожая и непомерного возвышения вследствие того цены на хлеб. Денежные капиталы составляют собственность не отдельных селений, как прежде, а всей губернии. В городах составляются денежные капиталы посредством сбора с мещан в течение 20 лет по 15 копеек с ревизской души. Помощь правительства на продовольствие устраняется, но взамен того устанавливается взаимопомощь уездов и губерний: с разрешения министра внутренних дел могут быть делаемы заимствования из запасов соседних волостей и уездов, а с высочайшего разрешения — и других губерний.

Заведование продовольственной частью оставлено за губернской комиссией народного Продовольствия в прежнем составе, с тем лишь различием, что вместо двух уездных предводителей в ней участвует один — того уезда, где губернский город. Комиссия имеет ежегодно два очередных заседания: одно для суждения об урожае истекшего лета и осенних всходах, другое — о весенних всходах и видах будущего урожая. В случае появления нужды комиссия обсуждает меры, которые должны быть приняты. Разрешение ссуд из хлебных магазинов зависит от сельских сходов государственных крестьян и от помещиков — в размере не свыше 1/4 наличных запасов, от комиссии — до половины и от министра внутренних дел — свыше этого количества. Денежными капиталами в пределах 35000 руб. ассигнациями распоряжается комиссия; до 60 тыс. сверх того может быть употреблено с разрешения министра, о разрешении же расходов на большую сумму представляется комитету министров. Ссуды выдаются на трехлетний срок. Возврат их обеспечивается в селениях свободных хлебопашцев — круговой порукой, а у помещичьих крестьян — имением, для которого выдается пособие, или другим того же владельца. Надзор за содержанием запасных магазинов в помещичьих имениях возложен на уездных предводителей и избираемых дворянством в помощь им попечителей, обязанных свидетельствовать магазины, по крайней мере, раз в год и представлять отчеты о их состоянии в губернскую комиссию; в казенных селениях за целостью магазинов наблюдают волостные правления и окружные управления, а в некоторых губерниях — полиция и казенные палаты. За самовольный разбор и выдачу хлеба из магазинов установлены строгие взыскания.

Целью установления продовольственных запасов было оказание лишь первоначальной помощи пострадавшим от неурожая. Устанавливая меры пособий при недородах хлеба, правительство, по свидетельству Государственного совета, никогда не имело в виду обеспечить, кроме посевов, и народное продовольствие до новой благополучной жатвы. Прямая цель учреждаемых правительством хлебных и денежных запасов состоит собственно во временном пособии. Эти запасы и при ограниченности своей признаются полезными в том отношении, что представляют некоторую преграду непомерному возвышению цен на хлеб, средство для посевов и возможность в самом начале бедствия устранить внезапность народного страха и помочь нуждающимся в прокормлении, пока не будут приняты правительством чрезвычайные меры. В таких чрезвычайных мерах неоднократно после издания Положения 1834 г. представлялась надобность, в 1844—47, 1852 и 1853 и последующих годах делались займы не только из капиталов других губерний, но и из сумм государственного казначейства, сохранной казны и приказов общественного призрения, вследствие чего некоторые западные губернии задолжали несколько миллионов другим губерниям.

Заботы о приведении в порядок хлебных магазинов в селениях и на этот раз не увенчались успехом. В 40-х годах неоднократно обнаруживалось, что по некоторым имениям магазины вовсе не устроены, а где они есть, не имеется узаконенной пропорции хлеба или они совсем пусты. Правительство настаивало на упорядочении дела, но безуспешно. По сведениям, собранным в 1861 году, оказалось, что правительственные распоряжения исполнялись не всегда и не везде с надлежащей точностью; в некоторых имениях магазинов никогда не строили и следующего с крестьян хлеба не собирали, в других — помещики собирали с крестьян деньги на устройство магазинов, но по назначению их не употребляли; иногда общественный хлеб засыпался в господские амбары и обращался в собственность помещика. Вообще в этом деле царил такой беспорядок, что, по свидетельству нижегородского губернатора, едва ли не большая часть помещиков и крестьян Нижегородской губернии подлежали бы суду, если принять в соображение растрату хлеба, какая оказалась в 1861 году и какая может обнаружиться впоследствии.

Положение об обеспечении Продовольствием государственных крестьян 1842 года

В дополнение и изменение Положения 1834 г. было издано несколько узаконений; из них заслуживает внимания высочайше утвержденное 16 марта 1842 г. Положение об обеспечении Продовольствия государственных крестьян, в основание которого предполагалось положить начало взаимного страхования, выразившееся, впрочем, только в установлении постоянного ежегодного денежного сбора: для составления капитала в размере 48 копеек на ревизскую душу крестьяне должны были платить по 6 коп. в год с души, а по достижении нормы — по 3 коп. Денежные сборы были обращены:

1) на составление общего Продовольственного капитала государственных крестьян, состоявшего в распоряжении министерства и шедшего на покупку хлеба в случае недостатка частных запасов, и
2) общих хлебных запасов посредством покупки хлеба в урожайные годы в губерниях хлебородных.

Для хранения общих запасов были учреждены в удобных местах центральные магазины. Пособия из центральных магазинов оказывают крестьянам в виде продажи хлеба по пониженной цене при дороговизне или в виде ссуд на продовольствие и посев. Другой особенностью положения 1842 г. было введение общественных запашек для наполнения магазинов, обязательное в селениях, состоящих на хозяйственном положении, и с согласия крестьян, состоящих на оброке. Несмотря на провозглашение начала страхования, помощь нуждающимся установлена была исключительно в виде ссуд, подлежащих возврату: министерство находило, что безвозвратные пособия составляют неблагоприятную сторону страхователей, а в некоторых случаях и корыстные расчеты. Изложенная организация привела к благоприятным результатам: с введения Положения по 1853 год приходилось неоднократно выдавать поселянам крупные пособия и каждый раз все их нужды удовлетворялись их собственными средствами, а вместе с тем капиталы и хлебные запасы постоянно возрастали.

В 1866 г., при передаче государственных крестьян в ведение общих учреждений, в казенных селениях состояло 39 453 магазина и разных складов, 9 центральных и 46 торговых; хлеба в них числилось 16 256 тыс. четвертей, в том числе более 5 млн четвертей в ссудах за крестьянами; продовольственного капитала, за израсходованием 1380 тыс. руб. на расходы по общему крестьянскому делу, состояло 7 996 754 руб., из них в ссуде 6 010 676 руб.

После крестьянской реформы 1861 года

Освобождение крестьян и последовавшее затем преобразование местного хозяйственно-распорядительного управления вызвали новые изменения в организации продовольственной части. С отменой крепостного права:

с помещиков сложены все обязанности по продовольствию крестьян;
устройство и поддержание сельских запасных магазинов отнесено к числу обязательных мирских повинностей;
назначение ссуд из них предоставлено сельским сходам, а надзор за целостью общественного хлеба и правильным распоряжением им возложен на сельского старосту;
существовавшие в некоторых местностях волостные магазины переданы в ведение волостных сходов.

24 ноября 1862 г. установлены правила выдачи ссуд из сельских магазинов, на основании которых отпуск хлеба производился действительно нуждающимся крестьянам: на посев — в количестве не более необходимого на засев обрабатываемой ими земли, на продовольствие — по мере действительной необходимости, не допуская ни в каком случае разделения хлебных запасов поголовно между всеми крестьянами. На выдачу ссуд составлялись приговоры. Наблюдение за точным исполнением правил возложено на волостные правления. Пособия из продовольственного капитала испрашивались при недостатке хлебных запасов по приговорам сельских обществ, представляемых через уездного предводителя в комиссии народного Продовольствия Ссуды из магазинов и капитала взыскивались с лиц, их получивших, при совершенной же несостоятельности заемщиков — с общества. Надзор за магазинами оставлен временно на уездных предводителях. Введение земских учреждений сопровождалось новыми изменениями в организации продовольственной части. Способы обеспечения народного продовольствия оставлены прежние — хлебные запасы и денежные капиталы, но безусловная обязательность первых отменена и сельским обществам предоставлено заменять их денежными; к продовольственным капиталам применена система, установленная Положением 1842 г. для обеспечения продовольствия государственных крестьян: из собранных на основании прежних законов сумм, образованы капиталы местные, губернские и центральный — общий по империи. Первые переданы в ведение земских учреждений, а последний поступил в распоряжение министерства внутренних дел. В отношении хлебных запасов роль земских учреждений первоначально была ограничена надзором за ненарушением установленных правил сельскими сходами, от которых зависели все непосредственные распоряжения по взносу, хранению и расходованию общественных запасов; впоследствии, по высочайшему повелению 7 декабря 1867 г., выдача ссуд поставлена в зависимость от разрешения земских управ: уездных — в размере половины запасов, и губернских — в большем количестве.

21 мая 1874 г. издан новый закон, изменивший порядок заведования сельскими запасными магазинами. На уездные земские управы возложена обязанность производить на местах, через своих членов, ревизии магазинов для выяснения, состоит ли в них надлежащее количество хлеба, хорошего ли он качества, а также вполне ли правильно и согласно с данным разрешением производились ссуды и своевременно ли они возвращаются. При разрешении ссуд распределение их между нуждающимися предоставлено управам, которые производят через своих членов или гласных, при участии сельского старосты и понятых, местное дознание о действительном положении нуждающихся; затем ссуда выдается только тем членам общества, которые при дознании признаны нуждающимися и внесены в составленный при этом акт. Поголовное разделение запаса строго воспрещается под ответственностью сельского начальства. Замена хлебных запасов денежными капиталами по закону 1874 г. разрешается губернскими управами при условии, чтобы взамен установленного количества хлеба были внесены деньги по высшей из годовых среднесложных справочных цен за предыдущие 10 лет и чтобы распродажа запасов разрешалась лишь в мере, соответствующей сделанным в действительности денежным взносам, а магазины передавались в распоряжение сельского схода после взноса всего общественного капитала. Обратная замена денежных капиталов хлебными запасами разрешается министром внутренних дел.

Новым Положением о земских учреждениях 12 июня 1890 года губернским земским собраниям предоставлено издавать обязательные постановления касательно хранения и расходования хлебных общественных запасов и заменяющих их общественных продовольственных капиталов, превращения хлебных запасов в денежные, устройства и содержания хлебных магазинов, о порядке засыпки в магазины хлеба и об отчетности по магазинам. Все эти меры не привели к существенному улучшению в деле устройства хлебных запасов. В губерниях, пострадавших от неурожая 1891 г., наличный хлеб не доходил до 25 % требуемой законом нормы, в некоторых губерниях (Казанской, Рязанской, Самарской и Уфимской) не превышал 15 %, а в Тульской и Олонецкой — 5 %.
В губерниях с земскими учреждениями В губерниях без земских учреждений
1 января 1891 г. 1 января 1893 г. 1891 г. 1893 г.
Менее 10 % 2 губ. 10 губ. — —
От 10 до 25 % 6 губ. 4 губ. — 1 губ.
От 25 до 50 % 17 губ. 13 губ. 1 губ. 1 губ.
От 50 до 75 % 7 губ. 6 губ. 1 губ. 3 губ.
Более 75 % 1 губ. 1 губ. 10 губ. 7 губ.

В одной земской губернии, Екатеринославской, к 1 января 1891 г. наличных запасов не было совсем. Таким образом, из 34 губерний с земскими учреждениями только в 8-ми к 1891 г. и в 7-ми к 1893 г. было налицо более половины положенных запасов; наоборот, из 12 губерний без земских учреждений большинство имело более 3/4 запасов, а одна, Могилевская, в 1891 г. имела даже более нормы. Замена хлебных запасов денежными капиталами встретила сочувствие со стороны земских учреждений многих губерний: губернские собрания тульское, рязанское, калужское и некоторые уездные собрания возбуждали даже ходатайства об обязательном применении этой меры ввиду преимуществ, которые представляют денежные запасы сравнительно с хлебными. Посредством предпринятой сельскими обществами замены хлебных запасов деньгами образовались значительные общественные капиталы, составившие по 45 губерниям Европейской России к 1 января 1893 г. 35 370 274 руб.; из них 16 920 675 руб., или 47,8 %, числилось налицо, остальное — в ссудах и недоимках. Из губерний с земскими учреждениями в двух — Олонецкой и Пензенской, а из губерний без земских учреждений в четырех — Архангельской, Виленской, Гродненской и Минской — общественных капиталов нет.

Высочайше утвержденным 25 апреля 1866 г. мнением Государственного совета определено из общей массы продовольственных капиталов ведомств внутренних дел, государственных имуществ и уделов отчислить: а) по 48 коп. серебром на каждую ревизскую душу всех вообще сословий, участвовавших в составлении капиталов, и образовать из этих отчислений губернские продовольственные капиталы по числу ревизских душ в каждой губернии с тем, чтобы капиталы эти не были обращаемы на какое-либо другое употребление, кроме заимообразных, в пределах той губернии, которой принадлежит капитал, пособий на обсеменение полей и продовольствие; б) по 52 коп. на каждую ревизскую душу из тех сословий, которые подлежали рублевому денежному сбору (мещане и другого звания городские обыватели, а также поселенные в некоторых частных имениях крестьяне), составив из этих отчислений местные, подлежащих городских или сельских обществ, денежные средства, назначаемые исключительно на предметы продовольствия.

Остальные, как в наличности, так и в ссудах и недоимках, суммы продовольственных капиталов подлежали обращению в общий продовольственный капитал по империи (за исключением Закавказья и губерний, где сбор в продовольственный капитал не производится) для производства пособий на продовольствие в тех исключительных случаях, когда при сильных неурожаях существующие хлебные запасы и местные продовольственные капиталы в той или другой губернии будут оказываться недостаточными. В момент распределения продовольственных капиталов их оказалось налицо около 16 млн руб. Из этого количества отчислено: на образование губернских капиталов — 11 084 528 руб., сословных — 1 112 817 руб. С тех пор те и другие значительно возросли. К 1 января 1893 г. губернских капиталов числилось 24583131 руб. (налицо 7 768 878 руб., остальные в ссудах и недоимках) и сословных 2 413 143 руб. (налицо 1 969 925 руб.).

Общий по империи продовольственный капитал по правилам 6 марта 1867 г. относится к специальным средствам министерства внутренних дел, которое для производства из него расходов испрашивает по годовой смете кредит на сумму, какая будет представляться необходимой. Ссуды в пределах этого кредита на сроки от 2 до 3 лет назначаются министерством по представлениям губернаторов, основанным на постановлениях губернских земских управ или продовольственных комиссий в размере не свыше 50 тыс. руб. на одну губернию; на отпуск большей суммы испрашивается высочайшее разрешение через комитет министров. Разрешенные к выдаче суммы зачисляются беспроцентным на 3 года долгом на местной губернской земской управе, а где земские учреждения не введены — на подлежащих сельских и городских обществах. Выдачей ссуд нуждающимся и возвратом их к назначенному сроку распоряжаются губернские управы, а где их нет — комиссии народного продовольствия или губернаторы. По ссудам, не уплаченным в срок, взимается с недоимщиков по ¼% в месяц. Недоимки могут быть признаны безнадежными лишь в тех случаях, когда при несостоятельности лиц, с которых они подлежат взысканию, поступление их не обеспечивается круговой порукой. В 1886 г. (выс. утв. 23 мая полож. комит. мин.) разъяснено, что ответственность за исправный возврат правительству ссуд, выдаваемых из общего продовольственного капитала губернским земским учреждениям, лежит на сих последних с тем, что от них при содействии губернского начальства зависит принимать в установленном порядке меры к возмещению упомянутых ссуд лицами, воспользовавшимися ими от земств. Сумма, подлежавшая обращению в общий капитал, равнялась 14 1/2 млн, но большая часть ее заключалась в ссудах и недоимках, по поступлении которых капитал постепенно возрастал. Средний за 1868—1892 гг. годовой расход из капитала достигал 2 млн руб., не считая таких исключительных неурожаев, как бывшие в 1891 и 1892 году. Наличность капитала за все время его существования составляла к 1 января (в тысячах руб.):
1868 1869 1870 1871 1872 1873 1874 1875 1876 1877 1878 1879 1880
885 1472 2072 2680 4373 4212 4579 3940 5138 6403 7204 6827 7365
1881 1882 1883 1884 1885 1886 1887 1888 1889 1890 1891 1892 1893
1147 1229 5512 6407 8543 7998 8370 8611 10 454 10 868 11 601 363 215

Общая сумма капитала с долгами и недоимками превышает 20 млн руб.

Если сложить приведенные суммы продовольственных капиталов, то окажется, что они все — сельские, сословные, губернские — по 46 губерниям вместе с общим по империи составляют, по счетам, 82 366 тыс. руб.; между тем, по случаю неурожая 1891 г. ассигновано по 20 губерниям из общего продовольственного капитала и из казны 128 559 тыс., из общественных и губернских — до 7 млн, выдано в ссуду переселенцам и киргизам 1 5 32 тыс. руб., израсходовано на устройство общественных работ свыше 10 млн и из сумм особого комитета ассигновано около 10 млн, всего более 150 млн руб. Очевидно, что при серьёзном бедствии существующие продовольственные средства оказываются совершенно недостаточными, но и при неурожаях, постигающих отдельные губернии, последние не могут обходиться собственными средствами и обращаются за помощью к правительству. Вследствие этого неоднократно возникал вопрос об усилении местных продовольственных запасов по инициативе самих земских учреждений, а в 1880 и 1881 гг. — по предложению министерства внутренних дел. Временные правила для земских учреждений 1864 г. — предоставляют земским собраниям устанавливать особые сборы со всех предметов обложения для усиления продовольственного капитала. Этим правом воспользовались лишь немногие земства, преимущественно уездные. Когда министерство внутренних дел обратило внимание земских собраний на эту меру, некоторые приступили к образованию капиталов; другие, не возражая против целесообразности сборов, воздержались от их установления ввиду обременения плательщиков, особенно крестьян, усиленным обложением земель, на которые преимущественно падает всякое увеличение земских сборов; третьи обусловливали применение этой меры привлечением к обложению торговых документов на общем основании. Против предположений об установлении дополнительных земских сборов на продовольствие в земских собраниях нередко приводилось соображение, что при сословном характере существующей продовольственной системы представлялось бы несправедливым привлекать к обложению классы, не имеющие права на пользование пособиями. С другой стороны, раздавались голоса и в пользу образования земских, то есть всесословных капиталов. В настоящее время ссуды на посев и продовольствие могут быть выдаваемы исключительно членам сельских обществ по приговорам и за круговой порукой последних; между тем среди сельского населения существует многочисленный класс лиц, занимающихся земледелием на собственных или арендуемых землях и не входящих в состав сельских обществ. В 50 губерниях Европейской России численность этого класса, имеющего в своей среде представителей разных сословий — мелкопоместных дворян, панцирных бояр, мещан, казаков и т. д., — достигает 4 млн, составляя в общем 1/15 крестьянского населения и в некоторых губерниях представляет крупные цифры: в Волынской 471 тыс., Ковенской 356 тыс., Воронежской 284 тыс., Тамбовской 268 тыс. и т. д. Весь этот класс не имеет прав на продовольственную помощь, а так как положение его ничем не отличается от крестьянского, то земства или допускали отступление от закона, разрешая таким лицам ссуды наравне с крестьянами, или возбуждали ходатайства об оказании им помощи. Практика земских учреждений обнаружила многие другие недостатки действующей системы и вызвала ряд ходатайств об ее изменении. Наконец, неурожай 1891 г. убедил правительство в настоятельной необходимости коренного пересмотра продовольственного устава. С этой целью были образованы в губерниях, пострадавших от неурожая, особые совещания под председательством губернаторов, которые, однако, не представили проектов коренного преобразования системы и ограничились указаниями на необходимость частных изменений.

По высочайшему повелению 18 февраля 1893 г. была образована под председательством товарища министра внутренних дел В. К. Плеве особая комиссия для пересмотра устава о народном продовольствии. Этой комиссией был, между прочим, рассмотрен и отклонен составленный Л. И. Грассом проект государственного страхования посевов. Выработанный хозяйственным департаментом на основании суждений комиссии проект устава об обеспечении народного продовольствия не имел дальнейших последствий.

Зато организованная несколько позже система помощи пострадавшим от неурожая местностям («Голод» в Российской Империи (1890—1910-е гг.)) дала хорошие результаты и предотвратила смертность от голода 1911 года.

Голод в СССР после 1917 года

Немаловажную роль в возникновении голода играли и происходящие в стране политические и социальные явления (войны, революции и т. п.). К таковым случаям голода можно отнести и наиболее известные вспышки голода в России в XX веке — голод в Поволжье 1921—1922 годов, вызванный длительным отсутствием осадков и осложненный последствиями Гражданской войны, Массовый голод 1932—1933 годов в период коллективизации, голод в блокадном Ленинграде (1941—1944). И, наконец, после Великой Отечественной войны последний в истории Советского Союза массовый голод 1946/47 годов.
Голод в Поволжье 1921—1922

Почтовая марка «помощь голодающим Поволжья» в 1923 г. Во время голода в Поволжье многие умерли не только от голода, но и от болезней.

В первом издании «Большой советской энциклопедии» (1930 г., т. 17) голод признается «небывалым даже в летописях русских голодовок»: охвачено 35 губерний с населением 90 миллионов, погибло около 5 миллионов человек, опустошено до 10—20 процентов дворов и хозяйств, армия беспризорных детей дошла почти до 7 миллионов. При этом уже в третьем издании БСЭ отмечалось, что «Катастрофическая засуха 1921 благодаря эффективным мерам Советского государства не повлекла обычных тяжелых последствий» (1972 г., т. 7)[1].
Массовый голод 1932—33
Основная статья: Голод в СССР (1932—1933)
Голод 1946—47 годов
Основная статья: Голод в СССР (1946—1947)

См. также

План голода

Примечания

«Пальчики в супе». Слухи о голоде не всегда были сильно преувеличены " Журнал Столица

Голод // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Продовольствие народное // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Пыхалов И., «Кормила ли Россия пол-Европы?», Альманах «Восток», Выпуск: N8, ноябрь 2003 года
Нефедов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV — начало XX века. — Екатеринбург: УГГУ, 2005.- 543 с.
Голод, как социально-экономическое явление//Новый энциклопедический словарь. Под общ. ред. акад. К. К. Арсеньева. Т.14. СПб.: Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон, 1913. С.39-46.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93...2%80%941892%29
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Голод в России 1891—1892 годов — экономический и эпидемический кризис, охвативший осенью 1891 — летом 1892 годов основную часть Черноземья и Среднего Поволжья (17 губерний с населением 36 млн человек[⇨]).

Непосредственной причиной кризиса был сильнейший неурожай в этой зоне в 1891 году[⇨], который поразил именно те местности, где существенная часть крестьянских хозяйств была экономически слабой[⇨]. Запасы зерна в государственно-общественной системе продовольственной помощи, предназначенной для ликвидации подобных кризисов, на момент неурожая практически отсутствовали[⇨]. Цены на продовольствие повсеместно росли, а спрос и цены на труд крестьян в зоне неурожая — падали. Существенная часть населения, таким образом, не имела ни зерна текущего урожая, ни запасов от предшествующих урожаев, позволяющих дожить до следующего урожая, ни возможности найти работу и жить на заработную плату. В результате создалась реальная опасность массового голода и краха сельского хозяйства, потребовавшая организации государством помощи голодающим.

Помощь голодающим оказывалась в форме продовольственной ссуды зерном[⇨]. Государство централизованно финансировало закупки зерна, которые осуществлялись губернскими земствами; зерно затем ссужалось сельским обществам, которые, в свою очередь, выдавали его в ссуду нуждающимся. Правила выдачи ссуд и их размеры были жёстко регламентированы, а списки получателей помощи проверялись чиновниками и земскими служащими. Стандартный размер ссуды составлял 12,3 кг зерна в месяц на человека. Кроме продовольственной ссуды, крестьяне получали также ссуду на засев полей. Максимальное количество получателей ссуд в наиболее голодные весенние месяцы 1892 года составляло 11,85 млн человек. Общий размер ссуд составил 1,48 млн тонн зерна, а общие расходы государства на все виды помощи превысили 160 млн рублей (7,2 % от расходов бюджета за 1891—1892 годы суммарно). Кампания по закупке зерна была организована земствами неудачно, закупки производились хаотично и привели к чрезмерному росту цен[⇨]. Перевозка огромных количеств зерна в необычное время и в необычных направлениях привела к дезорганизации работы железных дорог[⇨]. Государство также предприняло для борьбы с голодом ряд административных мер, главнейшими из которых были запрет на экспорт зерновых и льготный железнодорожный тариф для продовольственной помощи[⇨].

Недостаток питания в поражённой неурожаем зоне усугубился эпидемическим кризисом[⇨], состоявшим из двух фаз. Для первой фазы (зима 1891—1892 годов) были типичны эндемичные инфекции, прежде всего тиф. Увеличение передвижений (в поисках работы) и систематическое недоедание большой части населения стали причиной того, что и заболеваемость, и смертность от инфекций заметно возросли. Во второй фазе (лето 1892 года) в зону голода пришла пандемия холеры. Пик смертности от холеры пришёлся на июль и август, то есть на момент, когда собственно голод уже окончился. Общее увеличение смертности в зоне неурожая в 1891—1892 годах составило около 400 тыс. человек[⇨]. Разделить воздействие собственно голода и инфекций не представляется возможным; по некоторым оценкам, смертей исключительно от голода (алиментарная дистрофия) практически не было.

Страдания голодающих вызвали большое сочувствие в образованной части общества, в деревню устремился поток интеллигентных добровольцев, стремящихся организовать помощь крестьянам[⇨]. Государство, пытаясь контролировать этот процесс, организовало систему официальных благотворительных учреждений и попыталось наладить сотрудничество с добровольцами, привлекая их к составлению и проверке списков получателей помощи. Наиболее эффективной формой общественной помощи крестьянам оказались благотворительные столовые.

Действия правительства по организации помощи пострадавшим от голода были восприняты общественным мнением критически. По мнению как современников, так и историков, голод послужил начальной точкой в развитии конфликта между самодержавной властью и общественностью[⇨].
Административно-территориальное деление Российской империи к 1914 году.

Содержание

1 Аномальная погода и неурожай
2 Развитие событий
3 Государственная и общественная помощь пострадавшим
3.1 Государственная помощь
3.1.1 Административные меры
3.1.2 Финансирование продовольственной помощи
3.1.3 Общественные работы
3.1.4 Официальные благотворительные учреждения
3.2 Закупка продовольствия и хлебный рынок
3.3 Продовольственная помощь на местах
3.4 Общественная помощь
4 Положение в деревне
5 Эпидемии
6 Причины голода
6.1 Общий анализ явления
6.2 «Продовольственное дело» и его состояние в 1891 году
6.3 Отсталость и упадок крестьянского хозяйства
6.4 Общие экономические и демографические факторы
7 Демографические потери
8 Последствия
8.1 Влияние на экономику России
8.2 Политические последствия
9 Итоги и оценка событий
9.1 Оценка современниками
9.2 Оценка историками
9.3 Голод 1891—1892 годов в общественном сознании русской интеллигенции
10 Примечания
11 Литература
12 Ссылки

Аномальная погода и неурожай
Дмитриев М. П. Раздача крестьянам хлеба в ссуду в дер. Урге Княгининского уезда, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы
Дмитриев М. П. Деревня Пермяево, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы

С осени 1890 года на обширной части Российской империи установилась аномальная погода. Зима пришла очень рано — первые морозы начались ещё в конце октября — и была суровой, но при этом выпало очень мало снега. Весна началась также рано, в конце февраля, но была очень сухой. В середине марта оттепель вновь сменилась морозами. Это был самый неблагоприятный комплекс условий для развития озимых зерновых культур, занимавших около половины общей площади посевов. С апреля установилась жаркая, исключительная сухая погода, продолжавшаяся остаток весны и всё лето. Это означало уже полный неурожай, охватывающий и озимые, и яровые посевы. До середины июля яровые посевы имели возможность выправиться там, где прошёл сильный дождь. Но после этого срока урожай можно было считать погибшим, какая бы ни установилась далее погода.

Таким образом, уже с конца весны можно было предполагать наступление сильнейшего неурожая, а к концу июня это стало очевидным фактом. Однако было трудно понять, насколько именно урожай не дойдёт до обычного среднегодового значения. Неурожай поразил далеко не всю Россию, и даже не всю Европейскую Россию. Обширные регионы пострадали от неурожая слабо или не пострадали совсем, а на Кавказе и в юго-западных губерниях урожай был даже выше среднего. В зоне, пострадавшей от аномальной погоды, размер урожая по различным местностям внутри каждой отдельной губернии, уезда и даже волости очень сильно варьировался — там, где жарким летом хотя бы раз прошёл сильный дождь, урожай мог быть нормальным, а в километре от такого места мог наблюдаться полный неурожай[Л 1].

К октябрю выяснилось, что урожай 1891 года по России в целом оказался на 26 % ниже среднего значения за десятилетие и составил 4,5 ц/га. Последний раз столь же низкий урожай наблюдался в 1865 году, а ещё более низкий — только в 1848 году. На одного жителя в шестидесяти губерниях Европейской России и Царства Польского было собрано 17,2 пуда (282 кг) зерновых, что соответствовало среднегодовому потреблению. Недобор зерновых был приблизительно равен среднему объёму их экспорта. Но проблема заключалась в том, что неурожай отнюдь не был равномерным. Засуха, основная причина неурожая, охватила чётко очерченную зону, протянувшуюся от северо-востока Европейской России (Пермь, Вятка, Уфа) через Среднее Поволжье (Саратов, Самара) на юго-восток до южного Черноземья (Тамбов, Воронеж). Плодородные южные губернии (Херсон, Область Войска Донского, Таврида) были охвачены засухой лишь частично.

Размер зоны, охваченной бедствием, был велик. Серьёзно пострадавшими были признаны 17 губерний (Воронежская, Вятская, Казанская, Нижегородская, Оренбургская, Орловская, Пензенская, Пермская, Рязанская, Самарская, Саратовская, Симбирская, Тамбовская, Тобольская (только 7 округов), Тульская, Уфимская, Херсонская), в которых проживало 30,5 млн человек. Продовольственная помощь оказывалась также и в шести менее пострадавших губерниях (Архангельская, Калужская, Курская (только в 11 уездах), Олонецкая, Таврическая, Харьковская), в которых проживало 6,3 млн человек.

Основной зоной неурожая были Воронежская и смежно расположенные Казанская, Самарская, Саратовская губернии, в которых проживало 8,6 млн человек[К 1].

В пределах зоны, охваченной засухой, урожай оказался крайне низким. В Воронежской губернии на душу населения было собрано 2,1 пуда зерновых (то есть урожай погиб практически полностью), в Самарской — 6,2 пуда, в Казанской — 3,8 пуда, в Симбирской — 8,4 пуда; при том, что минимальная годовая потребность в зерне на питание и посев определялась в 13 пудов на душу населения[Л 2]. Единственным условием выживания населения в этой зоне было то, что либо на местах имеются достаточные запасы продовольствия от урожаев прошлых лет, либо необходимое продовольствие будет перемещено туда из других областей. В самом возникновении такой ситуации не было ничего необычного — неурожаи, накопление резервов и перемещение продовольствия для борьбы с голодом были обычными событиями для России. Необычным был масштаб бедствия, как по размеру охваченной неурожаем зоны, так и по масштабу недобора зерновых. Аномальный неурожай стал серьёзным вызовом для экономики и политической системы России.
Развитие событий

Земства с начала лета 1891 года забили тревогу. В большинстве пострадавших губерний летом прошли экстренные уездные и губернские земские собрания, принимавшие резолюции с просьбами о помощи, обращёнными к правительству. Реакция бюрократической системы была замедленной — ещё в начале осени правительство считало отношение земств к ожидаемому голоду паникёрством, урезало запросы земств о помощи. Земства, в среднем, требовали 2—2,5 млн рублей на губернию, но губернаторы и МВД считали земские расчёты завышенными и считали необходимым урезать кредиты до 1—1,5 млн рублей. Таким образом, к тому моменту земства недооценивали необходимые расходы в 3,5—4 раза, а государство — в 6—8 раз (по сравнению с реально произведёнными). Ни земства, ни правительство на тот момент не умели оценивать будущий урожай (и вообще, собирать данные с мест в экстренном порядке), сведения о запасах хлеба в системе продовольственной помощи были значительно преувеличенными.

В конце июня правительство перешло к действиям. С одной стороны, была начата, ещё в небольших масштабах, продовольственная операция — земства начали составлять списки настоящих и будущих голодающих, разрешать выдавать ссуды из местных запасов (только в самых крайних случаях), закупать на свободном рынке хлеб для последующих выдач, государство же финансировало эту деятельность[⇨]. С другой стороны, государство применило косвенные меры регулирования: в конце июля было объявлено о частичном запрете экспорта зерновых[⇨] (предполагалось, что это понизит внутренние цены) и о льготных тарифах на перевозку железными дорогами хлеба в пострадавшие регионы[⇨] (предполагалось, что это выровняет цены на хлеб в различных местностях)[Л 3].

Не доверяя сведениям земств и, тем более, сведениям в газетах и паническим слухам в обществе, правительство долго не решалось официально признать сам факт голода несмотря на то, что меры по борьбе с ним уже предпринимались. Вплоть до октября — ноября 1891 года цензура запрещала публиковать наиболее вопиющие известия о голоде, а само слово голод заменяла на неурожай. Между тем множество добровольцев уже отправилось в пострадавшие губернии организовывать помощь голодающим, энтузиасты начали сбор денег. Местные власти, относившиеся к любым формам общественной активности с насторожённостью, во множестве случаев воспрещали благотворительные акции: закрывали бесплатные столовые, прекращали раздачу пожертвованного хлеба, высылали из терпящих бедствие губерний активистов. Борьба с распространением информации о голоде привела к обратному эффекту: общество было наполнено паническими слухами, представлявшими ситуацию катастрофической, а правительство — абсолютно бездеятельным. На относительную неразворотливость правительства повлияло и то, что Александр III недооценивал тяжесть создавшейся ситуации. По дневниковым записям графа В. Н. Ламсдорфа: «Тон, взятый в высших сферах по отношению к бедствиям голода, доказывает, что там совершенно не отдают себе отчёта в положении, и, в сущности, совсем не симпатизируют ни несчастным, которые терпят эти бедствия, ни сострадательным людям, старающимся прийти им на помощь»[1].
Дмитриев М. П. Село Мерлиновка, Нижегородская губерния, Лукояновский уезд, 1891—1892 годы
Дмитриев М. П. Детская столовая в школе села Черновского (1891—1892). Село Черновское, Нижегородская губерния, Сергачский уезд

До урожая трудно было понять, какова будет точная цифра сбора хлебов (хотя уже с середины лета приближение сильного неурожая было очевидным). В октябре правительство запросило уточнённые сведения с мест об урожае и продовольственных запасах; информация стала поступать к началу ноября. Сведения оказались неблагоприятными — урожай был необычайно низок, продовольственные запасы и капиталы почти полностью использованы, значительная часть населения не имела никакой возможности прокормиться до нового урожая, а часть крестьян уже не имела хлеба.

По подсчётам Центрального статистического комитета МВД, в 17 пострадавших губерниях к концу сбора урожая 1891 года на руках у крестьян оказалось 8,56 пудов (140 кг) хлеба на душу. Этого количества зерна не могло хватить на продовольствие до следующего урожая — минимальная потребность оценивалась в 13 пудов на душу; а кроме этого, ещё было нужно зерно для корма скота и засева полей (дополнительно 5—6 пудов на душу). Во многих губерниях ситуация была совсем катастрофической; например, у воронежских крестьян средние запасы составляли 0,6 пуда (то есть урожай погиб полностью), у самарских — 2 пуда[Л 4]. Столь же печальными были данные о запасах хлеба и денег в системе продовольственной помощи, полученные в конце сентября — резервы оказались многократно менее ожидаемых. В пострадавших губерниях налицо имелось только 14 % от требуемого законом запаса хлеба в общественных магазинах. Фактически вся предусмотренная законом система помощи за счёт накопления хлеба в сельских общественных магазинах[⇨] оказалась неработоспособной — не имея над собой действенного контроля, крестьянские общества к неурожайному году почти полностью растратили свои запасы[⇨]. Под влиянием этих сведений государственная политика изменилась — государство начало осознавать размах бедствия, действовать энергичнее и расходовать средства с большей щедростью.

Изменилось и отношение правительства к общественной помощи. В конце ноября был создан «Особый комитет наследника цесаревича»[⇨]. Комитет вскоре после создания обратился к публике с обращением, призывая всех принять участие в борьбе с бедствием, как пожертвованиями, так и личным участием[2]. Это обращение послужило своеобразным приказом, подчиняясь которому местные власти перестали чинить препятствия общественной благотворительности (впрочем, печатать в газетах частные объявления о сборе средств по-прежнему воспрещалось).
Дмитриев М. П. Семья больных тифом в городе Княгинине (1891—1892)

После того как собранная статистическая информация показала властям истинные размеры бедствия, правительство стало значительно более щедро выделять земствам средства на закупку продовольствия. Если ранее МВД пыталось урезать заявки земств и сдержать их активность, теперь земцев подгоняли и давали больше, чем они просили. Однако быстро закупить необходимый хлеб было сложно — момент был упущен, цены на зерно быстро росли, железные дороги были перегружены. Ситуацию в МВД и в Комитете министров на тот момент наблюдатели оценивают как растерянность и хаос — неповоротливая бюрократическая машина была плохо подготовлена для решения экстренных задач[Л 5]. Найти все необходимые средства, завершить закупочную операцию, развезти хлеб по пострадавшим губерниям удалось только в феврале — марте 1892 года. С этого времени ситуация для чиновников и земцев (но отнюдь не для голодающих крестьян) потеряла остроту — им оставалось только следить за правильностью раздачи помощи до начала лета, когда урожай озимых позволит крестьянам перейти на собственный хлеб.

Обстановка в поражённых голодом селениях была тяжёлой. Выдаваемая земством ссуда[⇨], обычный размер которой составлял 12,3 кг зерна в месяц на едока, не была достаточной для нормального питания; стандартный нормальный расход зерна на питание составлял в крестьянском рационе того времени 18—19 кг в месяц (13—14 пудов в год). На недостаточность питания крестьяне реагировали неожиданным образом — они не уменьшали объём выпекаемого ими хлеба, но добавляли в хлеб малосъедобные компоненты — жёлуди, лебеду и т. п. Вид и вкус этого хлеба, казавшегося обеспеченному горожанину совершенно несъедобным, неизменно поражал всех интеллигентных свидетелей голода. Сильная летняя засуха привела и к неурожаю картофеля и всех огородных овощей, так что крестьяне не имели возможности компенсировать нехватку хлеба иной растительной пищей.

Кроме собственно голода, крестьянские хозяйства тяжело страдали от невозможности прокормить домашних животных. Урожай продовольственных хлебов сопровождался, разумеется, и неурожаем фуражного хлеба — овса, основного корма для лошадей. Кроме того, неурожай хлебов был одновременно и неурожаем соломы, а летняя засуха привела также и нехватке сена. Недостаточность корма для коров привела к нехватке молока, что ещё более ухудшило питание крестьян. Крестьяне, не мыслившие нормального хозяйства без лошадей и коров, часто совершали ошибку — вместо того, чтобы зарезать животных в конце осени и далее питаться их мясом (мяса коровы или лошади достаточно для прокормления семьи в течение года), продолжали кормить их до последнего и всё равно вынуждены были зарезать сильно отощавших животных в начале весны, зря потеряв ценный корм.

Голод не сопровождался ни нарушениями общественного порядка, ни какими-либо видимыми свидетельствами упадка. Единственным ярким внешним признаком бедствия были раскрытые крыши крестьянских домов — солома, обычное в то время покрытие кровли, была скормлена скоту. По объяснению Л. Н. Толстого, «обыкновенно люди, не видящие и не видавшие того, что делалось и делается среди голодающих, думают, что вид голода*ния представляет нечто яркое, ужасное: валяются трупы людей, скотов, умерших с голоду, народ бежит и т. п. Ничего подобного нет»[3].

Сторонние заработки крестьян во время неурожая заметно уменьшились. Урожай помещиков пострадал так же как и крестьянский, а вместе с ним уменьшился и объём работ, к которым помещики привлекали крестьян. Лишённые обычной работы в соседних имениях, крестьяне массово устремились в крупные города; увеличенное предложение неквалифицированного труда вызвало падение заработной платы. Множество крестьян не смогло найти никакой работы в городах и было вынуждено вернуться в деревни, зря истратив последние деньги на поиск работы. Правительство пыталось организовать общественные работы, затратив на эти цели 9,6 млн рублей; но, не имея должного опыта, неудовлетворительно справилось с задачей[⇨].

Зимой в пострадавших регионах произошла вспышка эндемических инфекционных заболеваний, прежде всего возвратного тифа. Хроническое к тому моменту недоедание крестьян стало причиной того, что смертность начала резко повышаться.

В течение зимы количество крестьян, получавших продовольственную ссуду, постепенно увеличивалось — всё новые и новые хозяйства проедали последние запасы и разорялись. К марту количество получателей помощи дошло до максимума — более 11 млн человек.

Урожай 1892 года во многих пострадавших ранее губерниях снова оказался невысоким, и правительство, уже в меньших масштабах, вынуждено было продолжать продовольственную помощь и в сезон 1892—1893 годов. Хотя угрозы голода в этот год уже не было, продовольственные запасы на местах были опустошены в предшествовавший голодный год, и основным источником помощи крестьянам снова стала бюджетная ссуда; итоговый размер помощи достиг 26 млн рублей[Л 6]. И только с высоким урожаем 1893 года народное бедствие, начавшееся с гибели озимых посевов 1890 года, наконец, закончилось по всей территории России.
Государственная и общественная помощь пострадавшим
Государственная помощь
Административные меры
Дмитриев М. П. Доктор Решетилов осматривает больного сыпным тифом Кузьму Кашина в селе Накрусове (1891—1892)

Регулирование экспорта хлеба. Одним из первых мероприятий правительства было запрещение экспорта хлеба. С 15 августа 1891 года был запрещён экспорт ржи, ржаной муки и отрубей; 16 октября — и всех остальных хлебов и продуктов из них, кроме пшеницы; 3 ноября был запрещён также и экспорт пшеницы и продуктов из неё. С начала 1892 года ситуация с запасами хлеба в стране прояснилась, и запреты постепенно начали снимать: 7 февраля был разрешён вывоз хлебов в Норвегию; 30 апреля — вывоз кукурузы и овса; 4 июня — всех хлебов и хлебопродуктов, за исключением ржи, ржаной муки и овса; 7 августа запреты на экспорт были окончательно сняты[4]. Таким образом, экспорт пшеницы (основной экспортный продукт) был запрещён в течение 7 месяцев, а экспорт ржи (основной продукт внутреннего потребления) — в течение года. Запрет преследовал не столько цели регулирования количества хлеба в стране (при достаточно высокой внутренней цене экспорт остановился бы сам и появилось бы предложение импортного хлеба), сколько понижение цены на хлеб за счёт искусственного сужения рынка для продавцов.

Регулирование железнодорожных перевозок. 26 июля 1891 года были понижены провозные платы на перевозку хлеба в местности, пострадавшие от неурожая; льготный тариф предоставлялся по особым свидетельствам от земских управ. 7 сентября был введён льготный тариф на перевозку корма для скота. 21 сентября перевозка всех грузов, собранных на пожертвованные средства и предназначавшихся для бесплатной раздачи, была сделана бесплатной. Кроме того, в разное время вводились льготные тарифы на перевозку скота (который предполагалось временно передавать в те местности, где имелся корм) и на проезд самих крестьян, ищущих работы в других местностях. За весь период голода по льготным тарифам было перевезено 87,6 млн пудов (1,43 млн тонн) хлеба, бесплатно — 4,2 млн пудов (68 тыс. тонн)[Л 7]. Льготные тарифы, принудительно введённые на частных железных дорогах, не представляли собой казённого пособия — убытки, по существу, были возложены на акционеров дорог. Однако, большинство частных железных дорог на тот момент имели 4—5-процентную доходность, гарантированную казной; так что часть убытков, опустивших доходность ниже этого уровня, всё равно была возмещена государством.
Финансирование продовольственной помощи

Обязанности по оказанию помощи правительство разделило с земствами следующим образом: государство полностью финансировало (на возвратной основе) все текущие закупки земствами хлеба и денежные выдачи пострадавшим, земства закупали хлеб и организовывали его раздачу. Хлебный рынок, за исключением запрета на экспорт, не регулировался, цены на хлеб были свободными.

Формальная сторона финансирования продовольственной кампании была сложной. Государство кредитовало из бюджета имперский продовольственный капитал (внебюджетный фонд, управляемый Министерством внутренних дел), который, в свою очередь, кредитовал губернские продовольственные капиталы (независимые внебюджетные фонды, управляемые комиссией с преобладанием чиновников). Губернские капиталы финансировали губернские земства, которые, действуя в качестве операторов, закупали хлеб. Земства от лица губернских капиталов ссужали хлебом сельские и волостные общества. В результате крестьянские общества оказывались должны хлебом (в размере, установленном для местных капиталов) и деньгами (в сумме, равной реальной закупочной стоимости хлеба, приобретённого земствами на средства губернских капиталов). Установленный законом срок возврата долга составлял 2 года, в виде исключения — 3 года; на практике эти сроки никогда не соблюдались.

Государственные расходы на продовольственную кампанию 1891—1892 годов из губернских и общеимперского продовольственного капиталов достигли 2,8 млн рублей и 90,5 млн пудов (1,48 млн тонн) хлеба, что в совокупной денежной оценке составляло 113 млн рублей. Суммарные расходы казны, связанные с неурожаем, составили 146 млн рублей[Л 8]. Размер расходов казны был значительно большим, чем во все предшествующие неурожайные годы; например, в неурожай 1880 года казна израсходовала 10 млн рублей; годовые обороты хлебных ссуд из продовольственных капиталов в 1880—1890-х годах обыкновенно составляли 18—25 млн пудов[Л 9].
Общественные работы

Крестьяне пострадавших губерний уже летом 1891 года столкнулись с безработицей. В августе 1891 года правительство отменило сбор за выдачу паспортов для крестьян 18 губерний (паспорта требовались для выезда за пределы губернии проживания), надеясь этим стимулировать поиск крестьянами работы в других местностях[Л 10], а также ввели льготный тариф на проезд этих крестьян по железным дорогам. Эти скромные меры не оказали заметного воздействия на ситуацию — работы в городах в голодный год было очень мало, а расценки на неё упали.
Дмитриев М. П. Раздача хлеба голодным детям священником Модератовым (1891—1892). Лукояновский уезд, с. Протасово

Правительство решило организовать также масштабные общественные работы. Основной расчёт состоял в том, что для населения будет более выгодным быть занятым общественно полезным трудом и питаться самостоятельно на заработанные деньги, чем получать ссуду и затем выплачивать её из последующих урожаев. На организацию и оплату работ было ассигновано 10 млн рублей, а управление ими было поручено генералу свиты М. Н. Анненкову, под надзором Особого совещания министров. С самого начала попытки организации общественных работ оказались неудачными. Крестьяне были свободны до начала полевых работ весной, между тем громоздкая бюрократическая машина тормозила любые решения. Работы только начали разворачиваться к середине зимы, а основная масса работ пришлась на лето 1892 года, когда крестьяне были заняты уборкой урожая. Ещё более неудачным был выбор самих работ и их мест — основная масса работ велась там, куда крестьянам из голодной зоны было тяжело добраться. Например, одной из главнейших работ было строительство дороги из Новороссийска в Сухум. В результате основная масса денег была израсходована после окончания голода и на наём рабочих из не пострадавших от голода губерний; результаты работ оказались весьма скромны по сравнению с расходами на них. Постепенно вскрылись и тяжкие финансовые злоупотребления. М. Н. Анненков был предан суду и в результате скандального судебного процесса в 1895 году уволен со службы с наложением на него начёта[К 2].

Земства между тем пытались самостоятельно организовать общественные работы, состоявшие преимущественно в благоустройстве селений и ведущих к ним дорог. Эти мероприятия оказались и полезнее, и эффективнее, чем казённые работы. Однако же и без того скромные бюджеты земств были подорваны различными экстренными расходами, связанными с голодом, и общественные работы проводились в незначительном объёме.
Официальные благотворительные учреждения
Дмитриев М. П. Народная столовая общественного питания (1891—1892). Село Большой Муром, Нижегородская губерния, Княгининский уезд

18 ноября 1891 года был создан «Особый комитет наследника цесаревича Николая Александровича» (официально именовавшийся «Особый комитет по оказанию помощи населению губерний, пострадавших от неурожая»). Комитет являлся официальным учреждением при Министерстве внутренних дел. Задачами комитета были накопление пожертвований и согласование различных видов благотворительной помощи[5]. Комитет, действовавший до марта 1893 года, собрал и распределил 4,5 млн рублей пожертвований, а также провёл две благотворительные лотереи, давшие 8,7 млн рублей прибыли[6]. В январе 1892 года в 14 губерниях были организованы единые официальные губернские благотворительные комитеты, а в 4 губерниях — образованы особые совещания под председательством губернаторов. Эти новые органы вобрали в себя уже действующие разрозненные благотворительные учреждения. За время голода через всю официальную благотворительную систему (включая Комитет наследника цесаревича) было распределено пожертвований деньгами и хлебом на сумму 19,7 млн рублей, то есть около 13 % от размера казённой помощи нуждающимся[7].

Деятельность официальных благотворительных комитетов была более широкой, чем пособия земств хлебом: кроме обычного пайка крестьяне получали пособия на прокорм скота, было куплено и роздано крестьянам (по льготной цене и с оплатой в рассрочку) 42 тыс. лошадей. Губернские комитеты не только сами организовывали помощь на местах, но и оказывали пособия частным лицам и организациям, выступавшим с различными благотворительными инициативами. Необычной формой помощи было командирование в губернии уполномоченных Комитета, обычно высокопоставленных чиновников МВД или чинов двора; предполагалось, что их высокий статус поможет преодолеть бюрократическую инерцию на местах. Комитет принимал и целевые пожертвования, направляя их по прямым распоряжениям благотворителей, и общие пожертвования; для распределения последних были составлены специальные списки, учитывавшие конкретные нужды голодающих. В числе удачных мероприятий Комитета было прикрепление губерний-доноров материальной помощи к определённым пострадавшим территориям, что позволяло оптимизировать логистику перевозок хлеба. Комитет оказывал помощь также мелким землевладельцам (например, обедневшим мелкопоместным дворянам), которые в хозяйственном смысле не отличались от крестьян и так же бедствовали, но не принадлежали к крестьянскому сословию и не имели права на казённую помощь, на эти цели было израсходовано 6,5 млн рублей[Л 11].

Среди крупных жертвователей Комитета были княгиня З. Н. Юсупова, внёсшая 100 тыс. рублей, бухарский эмир Сеид-Абдул-Ахад-Хан (100 тыс. рублей), граф А. Д. Шереметев (50 тыс. рублей), великие князья Сергей Михайлович, Георгий Михайлович и Александр Михайлович (35 тыс. рублей каждый), великий князь Георгий Александрович (30 тыс. рублей), будущий премьер-министр Столыпин (10 тыс. руб)[8].
Закупка продовольствия и хлебный рынок

Заготовительная кампания 1891 года с самого начала приобрела беспорядочный характер. Объявление о прекращении с 15 августа хлебного экспорта[⇨], произведённое за месяц до события, дало неожиданный результат. Владельцы хлеба и хлеботорговцы поверили в то, что внутренняя цена после запрета упадёт ниже экспортной, и срочно приступили к вывозу хлеба за рубеж, нарушив деятельность железных дорог. После вступления запрета в силу внутренняя цена немедленно поднялась выше международной, и хлеб, только что подвезённый к вывозным портам, двинулся в обратном направлении, снова перегружая железные дороги.
Дмитриев М. П. Изба крестьянина Савойкина, умершего от голода. 1891—1892 годы. Село Мерлиновка, Нижегородская губерния, Лукояновский уезд

К окончанию сбора урожая в пострадавших губерниях в товарных хозяйствах землевладельцев было достаточно хлеба, чтобы обеспечить им все пострадавшие крестьянские хозяйства, не прибегая к закупкам за пределами губерний. В действительности на местах удалось закупить только 42 % необходимого хлеба[Л 12], весь остальной хлеб был к началу закупочной кампании уже продан на экспорт и в другие регионы. Агентами, ответственными за закупку хлеба для продовольственной кампании, выступали губернские земства. Земства, как правило, назначали особого уполномоченного, который выезжал непосредственно в те регионы, в которых имелись излишки хлеба. Земства, не имевшие никакой объединяющей их организации, не смогли скоординировать свою деятельность и, перебивая друг другу цены, способствовали их повышению. Логистика поставок оказалась очень неудачной. Некоторые земства покупали хлеб в дальних регионах, в то время как соседние земства покупали хлеб на их собственной территории; некоторые земства перекупали хлеб друг у друга. Все эти неудачные действия привели к дальнейшей перегрузке железных дорог[Л 13].
Пути сообщения Европейской России, 1893 год

Обширные по объёму закупки, сопровождавшиеся движением хлебных грузов против обычного направления, дезорганизовали железные дороги. За всё время закупочной кампании на дорогах постоянно возникали заторы (скопления вагонов) и залежи грузов на станциях. Станции в пострадавших губерниях, откуда хлеб обычно только отправлялся, не были оборудованы для его приёмки и хранения. Чтобы хлеб не сгнил при хранении под открытым небом, железные дороги начинали хранить его в вагонах; за этим следовала следующая неприятность — вагоны занимали все станционные пути и препятствовали разъезду поездов. Для борьбы с заторами был командирован особый уполномоченный полковник А. А. Вендрих, активная и беспорядочная деятельность которого получила большую известность. Беспорядки на железных дорогах стали одной из причин возвышения С. Ю. Витте, который был призван на пост министра путей сообщения в феврале 1892 года как активный деятель, способный быстро справиться с кризисом.

Не меньшие проблемы возникали и с доставкой хлеба от железнодорожных станций до селений. Крестьянские лошади частью погибли от бескормицы или были съедены, а оставшиеся ослабели от недостаточного питания. Доставка в результате обходилась чрезвычайно дорого; в Симбирской губернии расходы достигали 24 копеек на пуд, в Пермской — 54 копеек на пуд, то есть были соразмерны с полной ценой хлеба в урожайные годы[Л 14].

Хотя председатель Комитета министров И. Н. Дурново постоянно выступал с идеями регулирования хлебного рынка (запрет на закупки за пределами отдельных губерний, установление твёрдых государственных цен), такая позиция не встречала одобрения в бюрократических кругах[9]. С самого начала кризиса правительство последовательно сохраняло полную свободу рынка хлебов. В отдельных губерниях местные власти проводили противоположную политику, пытаясь справиться с хлебными спекулянтами антирыночными методами. Например, вятский губернатор А. Ф. Анисьин в нарушение всех инструкций МВД с сентября 1891 года воспретил вывоз хлеба из своей губернии[Л 15]. Но подобные случаи были исключением, а не правилом. В целом правительство пыталось воздействовать на ситуацию рыночными методами. В частности, основным методом выравнивания цен на хлеб по различным губерниям признавалось понижение тарифа на его перевозку железными дорогами.

Хлеб, закупленный земствами, обошёлся в среднем в 122 копейки за пуд; чем севернее, тем дороже был хлеб — Пермское земство покупало его по 159 копеек, Таврическое — по 94 копейки[Л 16].

Хлебный рынок в целом следовал закупочной кампании — пока земства и государство скупали хлеб, цены демонстрировали тенденцию к повышению. Например, в центре голода — Саратове — цена на рожь, составлявшая до голода 55 копейки за пуд, к июлю 1891 года (когда неурожай стал очевидным) достигла 107 копеек, к январю — февралю 1892 года (пик закупочной кампании земств) дошла до 146 копеек, а по завершении закупок упала до 107—114 копеек, продержавшись на этом уровне до нового урожая. В целом в регионах, удалённых и от производства, и от неурожая, цены повысились в 1,7—1,8 раза, в зоне голода — в 2,3—2,5 раза, в зоне производства хлеба, не поражённой неурожаем, — в 1,9—2 раза[Л 17].
Продовольственная помощь на местах

Организация продовольственной помощи на местах по законодательству была обязанностью самих крестьянских обществ (волостей и сельских обществ) и их выборных должностных лиц. Но и земства, и чиновники мало верили в способность крестьянского самоуправления к организации правильного распределения помощи. В сельской местности было очень немного официальных должностных лиц: на уезд (в среднем 100—120 тыс. жителей) приходилось 5—6 земских служащих (председатель и члены земской управы) и 3—4 земских начальника (государственная должность). Эти служащие были крайне перегружены работой по сбору и проверке сведений о нуждах крестьян. Хотя формально каждая заявка на получение пособия и прилагаемый к ней список получателей (составляемые сельскими старостами и утверждаемые сельским сходом) должны были проверяться и земством, и земским начальником, на практике они начали разделять зоны ответственности, не дублируя друг друга.
Дмитриев М. П. Изба татарина Саловатова. 1891—1892 гг. Деревня Кадомка, Нижегородская губерния, Сергачский уезд

Перегруженность постепенно привела немногочисленных чиновников к тому, что они начали широко приветствовать появление в деревне добровольцев. Как только находился волонтёр — местный помещик, священник, купец или любой интеллигентный горожанин, земство назначало его попечителем (особая временная должность) и передавало ответственность ему; крестьяне, как потенциальные получатели ссуды, попечителями быть не могли. В некоторых уездах устраивали съезды попечителей, помогавшие волонтёрам согласовывать свою деятельность. Институт попечительства привёл к частичному слиянию государственной и общественной помощи голодающим; такой пример сотрудничества был весьма необычным на фоне общей внутренней политики Александра III, для которой была характерна крайняя насторожённость по отношению ко всем формам общественной деятельности. Если помощь крестьянам ограничивалась казённой ссудой, попечители проверяли правильность списков получателей (то есть выполняли работу чиновников), если же в их распоряжение попадали какие-либо благотворительные средства, они имели возможность перейти к более разнообразной деятельности.

Ссуды выдавались как на продовольствие, так и на семена для посева. На продовольствие было выдано 63,9 % зерна, на озимый посев 1891 года — 9,1 %, на яровой посев 1892 года — 27 % зерна[Л 18]. Ссуд на корм для скота не предусматривалось.

Выдача продовольственных ссуд крестьянам была начата — в очень незначительных масштабах (573 тыс. получателей) — в июле 1891 года, в октябре ссуды получали уже 1331 тыс. человек, в декабре — 5464 тыс., в феврале 1892 года — 9669 тыс. Максимума — между 11 140 и 11 850 тыс. человек — количество получателей ссуд достигло в марте — июне. Затем, с урожаем озимых, ссуда стала уменьшаться — в июле её получали 5070 тыс. человек, в августе — 112 тыс. человек. С сентября 1892 года все крестьяне были уже способны питаться собственной продукцией[Л 19].

Стандартный размер продовольственной ссуды составлял 30 фунтов (12,3 кг) зерна на одного едока в месяц[Л 20].

Из 38 млн жителей пострадавшего от неурожая района ссуды (в месяцы их максимальной выдачи) получали 13,1 млн человек (39 %). Процент населения, получавшего ссуду, различался по разным местностям — в наиболее пострадавшей Самарской губернии ссуда выдавалась 2⁄3 крестьян, а в наиболее пострадавших уездах разных губерний эта цифра доходила до 70 %[Л 21].

За всю продовольственную кампанию было в среднем выдано 1,94 пуда (31,8 кг) на едока, в наиболее пострадавших губерниях средний размер выдачи доходил до 3,37 пудов (55,2 кг) на едока. Таким образом, ссуду в среднем по губерниям выдавали в течение 2,5—3 месяцев (апрель — июнь 1892 года), в наиболее пострадавших губерниях — в течение 5 месяцев (февраль — июнь 1892 года)[Л 22].

[Википедия]

Всего за продовольственную кампанию 1891—1892 годов крестьяне получили в ссуду 109 млн пудов зерна и 4,9 млн рублей, что в совокупности соответствует 113 млн пудов (1,85 млн тонн) зерна.

Значительную проблему представляло составление списков получателей ссуд. Крестьяне отвечали за всё полученное сельским обществом зерно солидарно (круговая порука) и поэтому тяготели к распределению зерна поровну; зажиточные крестьяне не желали отвечать за долги бедняков по ссуде, которую они сами не получали. Политика же земств заключалась в том, что ссуды выдаются только тем, у кого не осталось никаких запасов продовольствия и не было при этом источника заработка. Ссуды давали тем, у кого остались лошадь и корова, абсолютно необходимые для крестьянского хозяйства, но не тем, у кого ещё были овцы, свиньи и домашняя птица. До весны 1892 года МВД предписывало не выдавать ссуды трудоспособным мужчинам. Фактически политика выдачи ссуд заключалась в том, что крестьяне получали право на ссуду только после полного разорения их хозяйства. Крестьяне, разумеется, старались спасти своё хозяйство и укрывали запасы продовольствия, пытаясь представить себя более нуждающимися, чем они были. Должностные лица осматривали и даже обыскивали избы крестьян, подозреваемых в укрывательстве продовольствия; из-за небольшого количества земских служащих и чиновников в сельской местности такие проверки были выборочными и эпизодическими. В целом основная работа и чиновников, и волонтёров заключалась в том, чтобы не дать крестьянам разделить лимитированную государственную помощь поровну по душам, что вскоре привело бы к голодной смерти более нуждающихся крестьян[источник не указан 1178 дней].
Общественная помощь
Дмитриев М. П. Раздача крестьянам хлеба в ссуду в городе Княгинине, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы

Общественная помощь голодающим была двоякой. С одной стороны, добровольцы просто помогали чиновникам и земским служащим выполнять их основную работу: проверяли списки получателей ссуд, следя, чтобы крестьяне не скрывали запасы продовольствия или сторонние источники дохода. Эти действия, внешне имевшие вид отказа бедным, просящим о помощи, на самом деле были весьма полезными — помощь в большем количестве доставалась именно тем, кто в ней нуждался.

Как только в распоряжение работавших в деревне волонтёров попадали благотворительные средства, их возможности расширялись. Благотворительная помощь, как материальная, так и денежная, никогда не расходовалась по тому же принципу, что и казённая. Напротив, общественники стремились самыми разнообразными способами дополнить официальную хлебную ссуду, организовывая новые виды помощи. Волонтёры выдавали отдельную помощь для малолетних детей, выплачивали пособия тем семьям, которые оказались в особенно тяжёлой ситуации, оплачивали крестьянам изготовление привычных им кустарных изделий и общественные работы в деревнях, помогали крестьянам с дефицитным топливом. Были также и попытки справиться с такой важной проблемой, как нехватка корма для сельскохозяйственных животных — иногда крестьянам давали корм для скота, а иногда благотворители забирали лошадей на прокормление в другие местности, где фураж был в достатке.

Особенно удачной формой помощи, по общему признанию, оказалось устройство благотворительных столовых. Крестьяне, понимавшие, что продовольственная ссуда есть обязанность государства, не всегда верили в то, что получаемая ими благотворительная помощь состоит из пожертвований частных лиц. Любой помогавший крестьянам «барин» воспринимался ими как представитель государства, а ограниченный объём помощи с его стороны — как свидетельство того, что он «прикарманил» часть «царских» денег. Но то, что царь не будет устраивать столовые и организовывать питание, было для крестьян очевидным. Именно труды по устройству столовых понимались крестьянами как добровольная помощь и вызывали у них благодарность. Крестьяне, сохранившие запасы продовольствия, не стеснялись скрывать их и запрашивать продовольственную ссуду, но в то же время никогда не приходили в столовые за бесплатной едой. Даже в семьях, где еда заканчивалась, в столовых питались старики, женщины и дети, но здоровые мужчины старались не есть в них до последней крайности. Столовые служили местом общения крестьян и способствовали поддержанию в них бодрости и позитивного отношения к миру. Наблюдатели неизменно отмечали радостное настроение крестьян за обедом в благотворительных столовых[К 3].
Положение в деревне

Ситуация в поражённых голодом деревнях, и в моральном, и в экономическом отношении, описывалась наблюдателями как исключительно депрессивная. Хозяйство всех крестьян, у которых не хватало ресурсов, чтобы самостоятельно дотянуть до урожая, постепенно приходило в упадок. Состояние здоровья крестьян, по мере их истощения от недостаточного питания и развития эпидемических заболеваний, ухудшалось, смертность росла. Трудоспособные люди были лишены возможности сделать что-либо для улучшения своего положения — найти работу было почти невозможно, продукты надомных кустарных промыслов не пользовались спросом, всё, что можно было продать, уже было продано.
Л. Н. Толстой и его помощники составляют списки крестьян, нуждающихся в помощи. Слева направо: П. И. Бирюков, Г. И. Раевский, П. И. Раевский, Л. Н. Толстой, И. И. Раевский, А. М. Новиков, А. В. Цингер, Т. Л. Толстая. Деревня Бегичевка Рязанской губернии. Фотография П. Ф. Самарина, 1892 год

Л. Н. Толстой, активно помогавший голодающим, оставил выразительное описание деревни, относящееся к зиме и весне 1892 года[10]:

Люди и скот действительно умирают. Но они не корчатся на площадях в трагических судорогах, а тихо, с слабым стоном болеют и умирают по избам и дворам. Умирают дети, старики и старухи, умирают слабые больные. И потому обеднение и даже полное разорение крестьян совершалось и совершается за эти последние два года с поразительной быстротой. На наших глазах происходит не перестающий процесс обеднения богатых, обнищание бедных и уничтожение нищих. Процесс совершается обыкновенно так: богатый сначала продаёт лишнюю скотину, то есть трогает основной капитал, лишается своего обеспечения в случае невзгоды, средний закладывает часть земли, берёт под заработки у господ и их приказчиков вперёд деньги, закабаляя себя часто в неисполнимую весеннюю и летнюю работу. Бедный продаёт последнюю корову и потом лошадь и потом закладывает или продаёт землю. Нищий ходит по миру. Когда богатым проедено то, что выручено за скотину, он де*лает то, что делает средний, то есть закладывает землю, закабаляется в работу, а средний — то, что бедный, а бедный — то, что нищий — продаёт надел, если ещё раньше его не отобрали в пользу богатого, исправного плательщика. Между тем нищий уже начинает ломать двор, ригу, топить ею избу и, наконец, продаёт свою избу на дрова, а семья частью идёт на квартиру, за которую заплачивает каким-нибудь остатком имущества, частью расходится по миру. Вот что происходит в экономическом отношении. В нравствен*ном же отношении происходит упадок духа и развитие всех худших свойств человека: воровство, злоба, зависть, попрошайничество и раздражение, поддерживаемое в особенности мерами, запрещающими переселение. …В гигиеническом или скорее в антигигиеническом, то есть в отношении смертности народа происходит то, что общие шансы на смерть значительно увеличиваются. Здоровые слабеют, слабые, особенно старики, дети преждевременно в нужде мучительно умирают.

Эпидемии

1892 год оказался крайне неблагоприятным в эпидемическом отношении. По весьма неполной официальной статистике, в 1892 году было зарегистрировано 4,5 млн случаев инфекционных заболеваний при нормальном значении 3 млн. С зимы 1891—1892 годов земская и государственная медицина регистрировали резкое повышение заболеваемости по эндемическим для Средней России того времени заболеваниям — прежде всего сыпным тифом (в 3 раза), дизентерией (в 2 раза), малярией (в 1,4 раза). Летом к ним присоединилась холера, официально было выявлено 613 тыс. случаев заболевания. Общая смертность по стране выросла до 3,82 % против средней за 10 последних лет 3,27 %[Л 23].

Далеко не все эти явления находились в прямой связи с неурожаем. Например, эпидемия тифа географически не была связана с зоной неурожая и голода, особенно тяжело она поразила Полтавскую губернию, где голода не было. Эпидемия холеры была частью Шестой пандемии холеры и пришла закономерным образом по общему ходу распространения пандемии из Азии; основная масса жертв холеры пришлась на июнь и июль, когда собственно голод уже закончился. Разумеется, голод усилил ущерб, причинённый эпидемическим кризисом. Во-первых, население усиленно перемещалось в поисках работы, крестьяне скапливались в ночлежках, на станциях, то есть в тех местах, где антигигиенические условия способствовали передаче инфекций; не найдя работы, носители инфекций возвращались в свои селения и ещё более расширяли эпидемию. Во-вторых, общее ухудшение состояния здоровья крестьян из-за систематического недоедания явно способствовало повышению заболеваемости и смертности от инфекций. Точная количественная оценка этих явлений невозможна по причине фрагментарного характера собираемых на тот период данных медицинской статистики[источник не указан 1178 дней].
Причины голода
Общий анализ явления
Дмитриев М. П. Народная столовая (1891—1892). Нижегородская губерния, Сергачский уезд

Причины событий 1891—1892 года были комплексными. Непосредственной причиной голода была, разумеется, сильнейшая засуха, постигшая обширный и плодородный регион. Но необычайно низкий урожай был уже следствием не только засухи, но и примитивной крестьянской агротехники, тесно связанной со всем аграрным строем послереформенной России. Нехватка хлеба как таковая не имела автоматическим следствием голод — своего хлеба не хватало в 13 (при среднем урожае) и в 20 (при небольшом неурожае) из 60 губерний Европейской России и Царства Польского[Л 24]. Население этой зоны давно смогло найти сторонние источники дохода — отход (временная работа в городах), кустарные промыслы, выращивание технических культур и т. п. — и часть года питалось покупным хлебом. Но неурожай 1891 года поразил именно ту зону, население которой привыкло надеяться на собственный хлеб. Неурожай поставил выживание крестьян в зависимость от сторонней продовольственной помощи, так как их хозяйства не располагали необходимыми запасами денег и продовольствия (ещё одно комплексное следствие недостатков тогдашнего аграрного и экономического строя), а сами крестьяне не обладали навыками и хозяйственными связями, помогающими им получить добавочный денежный доход. Ситуация была усугублена тем, что неурожай 1891 года пришёлся на самое неудачное время — в 1889 и 1890 годах урожаи были плохими. Два предшествующих крупному неурожаю плохих года привели к тому, что все накопленные ранее запасы — как в хозяйствах, так и в сельских запасных магазинах — к моменту неурожая были уже опустошены.

В критический момент государственная система продовольственной помощи, в своей основе устроенная вполне разумно, дала сбой — оказалось, что контроль над накоплением системой запасов был потерян и реальный объём продовольствия и денег в системе был много меньше номинального (которого теоретически хватило бы для нейтрализации кризиса). Государству, вместо запуска системы продовольственной помощи в штатном режиме, пришлось прибегнуть к экстренным мероприятиям. Широкий масштаб необходимых закупок хлеба, высокая нагрузка на транспортную сеть, нехватка персонала на местах вкупе с общей бюрократической инерцией привели к тому, что эффективная продовольственная помощь была налажена с трёх-пятимесячным опозданием. Кризис питания совпал с не менее тяжким эпидемическим кризисом. Зимой 1891—1892 годов в поражённом неурожаем регионе произошла вспышка эндемического возвратного тифа, а к моменту окончания продовольственного кризиса (лето 1892 года) в регион пришла Пятая пандемия холеры. Очевидная слабость тогдашней системы здравоохранения вряд ли может быть названа причиной высокой смертности от тифа и холеры — наука к тому времени ещё не нашла эффективных методов лечения этих инфекций.

Среди современников было распространено восприятие засухи также как признака наступающего экологического кризиса, вызванного, в первую очередь, практически полным истреблением лесов, за предшествующее десятилетие сведённых под пашню. Современные исследования не подтверждают эту теорию в части глобальных климатических изменений; в то же время применение лесозащитных полос для задержания снега на полях, о котором только мечтали агрономы того времени, в наши дни стало общепринятым[К 4].

Сочетание хронического недоедания, отсутствия корма для скота и топлива, истощения всех средств и запасов крестьянских хозяйств, высоких цен на продовольствие, безработицы, низких цен на наёмный труд, увеличения заболеваемости обычными инфекционными заболеваниями и прихода эпидемии холеры привело к острому кризису, значительно более широкому, чем просто голод. А. С. Ермолов назвал это печальное явление народным бедствием.
«Продовольственное дело» и его состояние в 1891 году

Действовавшая в 1891 году система продовольственной помощи начала развиваться ещё в царствование Екатерины II, а в её современном виде была учреждена ещё при крепостном праве, в 1834 году. Несмотря на множество мелких уточнений, этот устойчиво действующий механизм мало изменился в своей основе за прошедшие 57 лет[11]. Базовым принципом системы было накопление за счёт взносов крестьянами продовольственных и денежных запасов, которые выдавались крестьянам же в ссуду в случае неурожая.

В волостях и крупных сёлах находились сельские запасные магазины (на современном языке — склады), нормативный размер которых составлял четверть (142—150 кг) пшеницы или ржи и ½ четверти (45—60 кг) овса или ячменя на одну ревизскую душу. Ежегодный взнос (для планового обновления запасов зерна) составлял 4 гарнца (1⁄16 четверти) из урожая озимых и 2 гарнца из урожая яровых, то есть 1⁄16 общего нормативного объёма запасов, а выданные крестьянам продовольственные ссуды подлежали погашению за два года (в крайних случаях — за три года). Так как ревизиями учитывались только мужчины, а последняя ревизия была проведена в 1858 году, то условные 21 млн ревизских душ (в губерниях, охваченных продовольственной системой) соответствовали 66 млн человек реального населения. Таким образом, нормативные запасы составляли в среднем 4 пуда (65 кг) зерна на одного жителя[Л 25]. К 1891 году в Европейской России было 95 тысяч запасных магазинов[Л 26]. Вместо запасов хлеба частично, по сложным правилам, мог накапливаться денежный капитал.

Кроме местных запасов и капиталов, существовали губернские и общеимперский продовольственные капиталы, имевшие только денежную форму. Губернский капитал мог расходоваться исключительно на местные губернские нужды. Основные средства капиталов были сформированы в дореформенную эпоху; в период земств население не вносило никаких взносов на пополнение капиталов, которые увеличивались только за счёт инвестирования собственных средств. Капиталы предназначались для закупки хлеба в годы сильных неурожаев, когда товарные запасы в системе исчерпывались. Израсходованный капитал подлежал пополнению также за счёт взносов крестьян.

Порядок управления всеми этими запасами был запутанным и сложным. Решение (приговор) сельского схода о выдаче ссуды из своего общественного магазина требовало утверждения на уровне волости, согласования земского начальника и уездной земской управы, использование средств губернского капитала — последовательных решений уездных земской управы и земского собрания, губернской земской управы и земского собрания и согласования губернатора, использование средств имперского капитала — запроса губернской земской управы, заключения губернатора и решения МВД[Л 27].

Продовольственная система не ставила перед собой задачи обеспечить крестьянам комфортное существование в случае неурожая. Её цели были значительно более ограниченными: не допустить голодных смертей; не допустить, чтобы поля после голодного года остались незасеянными; не допустить такого упадка хозяйства после голодного года, при котором население не сможет платить налоги[Л 28]. Максимальный размер ссуды (12,3 кг зерна в месяц) был поддерживающим, сам по себе не обеспечивал полноценного питания и предполагал наличие у крестьян хотя бы небольших дополнительных источников продовольствия.

Объём натуральных запасов и денежных средств в системе был, в целом, рассчитан верно. Государственный продовольственный капитал был задействован практически каждый год, но при этом с 1866 года и до 1891 года ресурсы системы продовольственной помощи были исчерпаны полностью только один раз, в 1881 году[Л 29]. Проблема заключалась в том, что за состоянием запасов не было надлежащего контроля. Крестьяне охотно брали хлебные ссуды из местных продовольственных магазинов и неохотно их отдавали; точно так же себя вели и корпоративные участники процесса — крестьянские общества были должны губернским капиталам, губернские капиталы — имперскому. Система работала в одну сторону — однажды занятое было очень сложно вернуть. Ещё хуже было то, что статистика о натуральных запасах на нижнем уровне — в общественных продовольственных магазинах — постепенно всё глубже и глубже фальсифицировалась. Неудачно составленный продовольственный устав возлагал на земства обязанность следить за запасами в общественных магазинах, но не давал им никаких полномочий, позволяющих надавить на крестьян, отказывающихся возвращать ссуды.

Осенью 1891 года правительство решило проверить реальное наличие запасов в системе продовольственной помощи. Результаты оказались пугающими. В 50 губерниях Европейской России налицо оказалось только 30,5 % от нормативного запаса зерна; в 16 пострадавших от неурожая губерниях ситуация была ещё хуже — там имелось только 14,2 % от нормы. В Казанской, Оренбургской, Рязанской, Самарской, Тульской губерниях имелось менее 5 % от нормы, то есть общественные сельские магазины были полностью пусты[Л 30]. Сельские и мещанские общества, земства Европейской России располагали 24,9 млн рублей денежного капитала, при этом им были должны 11,3 млн рублей, а они были должны в губернские и имперский продовольственный капиталы 31,4 млн рублей[Л 31].

Целый ряд причин — плохой урожай предыдущего года, неудачная система контроля, безответственность крестьянских обществ, застойная бедность хозяйства — привели крестьян к тому, что предусмотренные законом запасы к моменту крупнейшего неурожая отсутствовали. Широкомасштабная кампания продовольственной помощи, которая теоретически могла бы большей частью опираться на местные сельские запасы, теперь была возможна только за счёт крупных централизованных закупок и государственных субсидий.

Продовольственная система продемонстрировала два крупных недостатка. Во-первых, крестьяне были недовольны благотворительным характером продовольственных ссуд — хлеб в общественные магазины засыпали зажиточные крестьяне, а ссуды в случае голода в первую очередь получали бедняки. Это недовольство приводило к тому, что крестьяне скрыто саботировали накопление хлебных запасов. Во-вторых, сложная система многоуровневых согласований приводила к тому, что неурожай был очевиден для крестьян в конце июня, но решения о выдаче ссуд принимались бюрократической машиной только в конце сентября. За это время крестьяне, получение ссуды которым ещё не было гарантировано, сами разоряли своё хозяйство, продавая по минимальным ценам всё что можно (преимущественно излишний скот и, авансом, свой труд) в стремлении запастись зерном[К 5].
Отсталость и упадок крестьянского хозяйства
Картина Сергея Коровина «На миру» 1893 года была написана по следам недавних событий

Традиционные крестьянские технологии изменялись медленно, и их эволюция не успевала за нарастанием «земельной тесноты», требовавшей более трудоёмких (на селе был избыток рабочей силы), но и более урожайных методов обработки земли. В начале 1890-х крестьяне ещё широко практиковали зеленый пар (использование поля под паром как общего пастбища до начала посева озимых); сажали яровые культуры, не поднимая зябь (вспашка поля поздно осенью под посев весной); не выполняли двоения (повторная пахота в середине лета); не были знакомы с рядным сеянием и не сортировали семена для посева. В крестьянском обиходе эффективные плуги ещё не успели заменить примитивную соху. Крестьяне уделяли мало внимания картофелю, дающему больший урожай с единицы площади при больших трудозатратах; не сеяли кормовые травы и не культивировали кормовые корнеплоды. Так как площадь пашни постоянно увеличивалась за счёт лугов, в крестьянских хозяйствах на десятину пахотного поля приходилось всё меньше навоза — единственного доступного на тот момент для крестьянина удобрения[К 6].

Все эти агротехнологии к началу 1890-х уже широко применялись в успешных помещичьих хозяйствах. Урожайность помещичьих полей (в подавляющем большинстве также имевших трёхпольный севооборот) на тот момент в среднем была на 20—25 % выше, чем крестьянских. На образцовых опытных полях агрономических станций (при использовании многопольных севооборотов, травосеяния и т. п. новых технологий) удавалось собирать урожай на 100—150 % выше крестьянского. По современной оценке, крестьянские хозяйства только за счёт улучшения обработки земли, без перехода на улучшенные севообороты и без использования минеральных удобрений, имели возможность поднять урожайность на 50 %.

Но, несмотря на очевидные успехи агрономии, крестьянские общины продолжали придерживаться неэффективных технологий. Причины этого явления были многообразны. Прежде всего крестьяне в своём большинстве не только не имели даже начального образования, но и были неграмотны. Результатами неграмотности были косность, боязнь изменений, плохая информированность; крестьяне были просто неспособны ни прочитать агрономическую книгу, ни понять соображения агронома, например, о дефиците фосфора или калия как причине неурожая. Второй причиной было хроническое недофинансирование крестьянского хозяйства, отсутствие у крестьян надлежащих товарных запасов и оборотных средств; к примеру, многие крестьяне хотели купить усовершенствованные сельскохозяйственные орудия или породистый скот, но не имели возможности это сделать из-за нехватки денег и отсутствия доступа к кредиту. Эта проблема имела тенденцию усугубляться — чем более увеличивалось сельское население, тем более мельчали хозяйства, становясь всё слабее в финансовом отношении.

Основным препятствием к прогрессу сельского хозяйства ряд наблюдателей уже начал считать саму крестьянскую общину. Эта крайне специфическая форма организации сельскохозяйственного производства обладала тремя базовыми недостатками:

Общины практиковали чересполосную обработку земли — надел каждого крестьянина состоял из множества (обычно из 20—30) узких полосок в разных полях; крестьяне затрачивали много времени и сил на перемещения от одной полоски к другой, значительная часть земли пропадала под межами.
Общины практиковали регулярные или нерегулярные переделы — перераспределение земельных участков между домохозяйствами пропорционально изменившемуся размеру семей. Возможность потерять конкретный участок при переделе лишала крестьян стимула к долговременному повышению качества почвы.
Хозяйство крестьян при чересполосном владении было индивидуальным, но севообороты всех пользователей полосок на одном поле по необходимости были синхронизированы: поле под паром превращалось в общественное пастбище, что исключало возможность посева на отдельной полоске в собственном порядке. Соответственно, даже те крестьяне, которые желали перейти на улучшенные севообороты (или на иные культуры), не имели возможности сделать это в рамках общины.

В то же время общая неэффективность крестьянского хозяйства была причиной системной бедности и нехватки продовольственных запасов, но не собственно неурожая 1891 года. Сочетание бесснежной зимы и последующей засухи в 1890—1891 годах оказало настолько сильное действие на посевы, что урожай и на хорошо обработанных помещичьих полях, и у крестьян был одинаково низким. По мнению наблюдателей, какой-либо урожай в зоне засухи был только там, где летом 1891 хотя бы один раз прошёл сильный дождь[К 7].
Общие экономические и демографические факторы

В послереформенной России наблюдался быстрый рост населения, причём темпы прироста тоже увеличивались. Площадь обрабатываемой земли также увеличивалась, частично за счёт освоения новых земель в Сибири, частично за счёт постепенного наступления пашни на леса и луга. Но рост населения обгонял расширение пахотных земель; за счёт разделения больших семей число крестьянских домохозяйств увеличивалось, а количество земли на одно домохозяйство — уменьшалось. Это явление, называвшееся в то время земельной теснотой, считалось современниками главной причиной предполагаемого упадка сельского хозяйства.

Современным историком С. А. Нефёдовым, анализирующим события в рамках неомальтузианского подхода, выдвинута теория, представляющая голод 1891—1892 годов как часть истинного мальтузианского кризиса (фаза сжатия демографического цикла), то есть действительную нехватку ресурсов из-за быстрого роста населения. При таком объяснении голод был одним из первых проявлений общей социальной, экономической и демографической перенапряжённости, завершившейся только после Второй мировой войны с переходом к фазе расширения демографического цикла[Л 32]. Эта теория является спорной, её активными оппонентами выступают историки М. А. Давыдов и Б. Н. Миронов, объясняющие события исходя из классической экономической теории. По мнению последних, кризис был вызван принципиально решаемыми административными (сбой системы продовольственной помощи) и институциональными (нерациональное общинное землепользование) проблемами; уточнённый анализ статистики показывает, что в стране росли и производство продовольствия, и доход на душу населения. Кроме того, одних только мероприятий по налаживанию системы продовольственной помощи оказалось достаточно для того, чтобы при дальнейших неурожаях (1905—1906, 1910—1911 годы) голод был своевременно предупреждён. По мнению представителей данного направления, оценки хозяйства крестьян как деградирующего, а самих крестьян как терпящих непрерывные бедствия, типичные для дореволюционной литературы народнического и либерального направления, были политически ангажированы и не соответствовали действительности.

Многие современники считали, что одной из главных причин голода являлось широкое развитие сети железных дорог: продавать излишки зерна стало проще и выгодней, чем накапливать их, после появления железных дорог транспортные издержки снизились и стал возможным экспорт зерна. По этому вопросу высказывался и Л. Н. Толстой. Положения современной экономической теории считают, что эти взгляды неправильны, а технические новации, сопровождающиеся повышением производительности труда, в конечном счёте приводят к повышению благосостояния.

Большой критике подвергался в современную голоду эпоху и сам факт экспорта Россией зерновых. Политика министра финансов А. И. Вышнеградского, готовившего финансовую систему России к введению золотого рубля, требовала накопления казначейством золотого запаса. Основным методом служило подавление импорта и поощрение экспорта путём введения высоких ввозных пошлин на важнейшие товары и обнуления вывозных пошлин на все товары. Так как хлеб был главной составляющей российского экспорта, эта политика могла восприниматься и как поощрение вывоза хлеба. Вышнеградский как сторонник свободного экспорта сопротивлялся любым мерам по его ограничению, прежде всего запрету на экспорт в неурожайные годы. В воспоминаниях С. Ю. Витте ему приписывается знаменитая фраза «Недоедим, но вывезем», как бы демонстрирующая расчётливый цинизм Вышнеградского. Однако задержка с объявлением запрета на экспорт (и трёхнедельная отсрочка от момента объявления), ставившиеся в вину Вышнеградскому, более информированным современникам уже не казались ошибками. А. С. Ермолов считал, что запрет на экспорт только подорвал позиции России на мировом хлебном рынке, между тем как внутренняя цена всё равно установилась выше мировой (то есть экспорт остановился бы сам). Общая идея вредоносности экспорта для экономики страны, весьма популярная в 1890—1900-е годы, с позиций современной экономической науки представляется неверной.
Демографические потери
Дмитриев М. П. Тифозная больница в селе Новая Слобода Лукояновского уезда, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы

Повышенная смертность в 1892 году была замечена как наблюдателями, так и медицинской и демографической статистикой. Американский исследователь Р. Роббинс проанализировал статистику смертности в 17-ти наиболее поражённых голодом губерниях, сравнив показатели 1892 года со средним пятилетним значением (за 1888—1890 и 1893—1894 годы). Смертность в 1892 году составила 4,81 % при средней смертности за десятилетие 1881—1890 годов в 3,76 %, то есть повысилась на 28 % выше обычного уровня. Сверхсмертность 1892 года (от всех причин) в зоне голода составила 406 тыс. человек. Роббинс замечает, что часть этих смертей объясняется эпидемическими заболеваниями, но затрудняется назвать точную цифру; смертность от холеры он оценивает не менее чем в 100 тыс. человек[12].

Свидетели голода 1891—1892 годов неизменно усматривали основную причину смертей в инфекционных болезнях; инфекции казались им «спутниками голода». Непосредственно смерть взрослых крестьян от недоедания (смерть от алиментарной дистрофии) свидетелями не наблюдалась (что, разумеется, не исключает возможности отдельных случаев голодной смерти); все слышали о голодных смертях, но не видели их сами (Л. Н. Толстой: «Голодные смерти, по сведениям газет и слухам, уже начались»[10]). Более сложной была ситуация с восприятием наблюдателями смертей младенцев. Смертность младенцев, независимо от урожая и эпидемической ситуации, была настолько высокой (а состояние их здоровья — настолько плохим), что при поверхностном наблюдении деревенской жизни предполагаемая сверхсмертность в период голода могла «маскироваться» высоким уровнем постоянной смертности.

Различение смерти от голода и смерти от болезни по имеющимся статистическим материалам затруднено. Если статистика смертности вполне надежна, то статистика Медицинского департамента МВД по причинам смерти содержит весьма произвольные данные: она собиралась по данным земских врачей (регистрировавших далеко не все случаи болезни) и по сведениям крестьянских должностных лиц (не обладавших врачебной квалификацией). Во многих случаях голод и инфекции по существу в равной мере являлись причиной смерти: ослабевшие от голода люди были более подвержены заражению, а их организм хуже боролся с болезнью. Ещё одна причина развития эпидемий также была косвенно связана с голодом: крестьяне, разорённые неурожаем, массово бежали в города в поисках работы, а не найдя работу, столь же массово возвращались в родные деревни. Усиленное движение населения по стране, сопровождаемое проживанием обнищавших крестьян в особо антигигиенических условиях, способствовало распространению инфекций[12].

Оценки происходившего современниками изменялись от установления факта повышенной смертности (в особенности среди детей, больных и стариков) вследствие вспышки инфекционных заболеваний, обусловленных голодом (В. А. Оболенский: «И вот миллионы голодают, сотни тысяч умирают от холеры и тифа»[Л 33]), и до восприятия событий как чисто эпидемического кризиса.

Комплексно подходивший к вопросу Л. Н. Толстой считал основной проблемой не столько голод, сколько систематическое ухудшение здоровья крестьян от недоедания (текст 1898 года)[13]:

если разуметь под словом «голод» такое недоедание, вследствие которого непосредственно за недоеданием людей постигают болезни и смерть, как это, судя по описаниям, было недавно в Индии, то такого голода не было ни в 1891-м году, нет и в нынешнем. Если же под голодом разуметь недоедание, не такое, от которого тотчас умирают люди, а такое, при котором люди живут, но живут плохо, преждевременно умирая, уродуясь, не плодясь и вырождаясь, то такой голод уже около 20 лет существует для большинства черноземного центра и в нынешнем году особенно силен.

Современное микроисторическое исследование С. Хока, посвящённое многолетней истории одной деревни в Тамбовской губернии (входившей в зону наибольшего неурожая 1892 года), показывает отсутствие статистической связи между эпидемическими кризисами смертности и неурожаями. Автор выделяет два типа кризисных эпидемических периодов: нехолерные кризисные годы (с повышенной детской смертностью) и холерные кризисные годы (с повышенной смертностью во всех возрастах), причём повышенная смертность в такие годы не демонстрирует зависимости от предшествующего урожая[Л 34]. В рамках такого объяснения наблюдатели просто обращали больше внимания на жизнь крестьян в те годы, когда эпидемические кризисы совпадали с неурожаями, что и создавало у них впечатление взаимосвязи между этими двумя явлениями.

Кроме повышенной смертности, в период голода наблюдалась и пониженная рождаемость. Общий прирост населения Европейской России в 1892 году составил 330 тыс. человек (0,45 %), при том, что за предшествующее десятилетие средний прирост составлял 989 тыс. человек, а в наихудший год из десяти — 722 тыс. человек. В то же время, одногодичное уменьшение прироста населения на 660 тыс. человек составляло только 0,6 % от общей численности населения империи (120,2 млн человек), так что общее воздействие событий на численность населения было незначительно малым[14].

Голод, сопровождавшийся таким количеством смертей, был совершенно невероятным событием для Западной Европы того времени, но в глобальных масштабах не представлял собой заметного явления: основными зонами, регулярно поражаемыми катастрофическим голодом, в то время были Индия (в особенности Бенгалия) и Китай. Количество погибших от голода в течение второй половины XIX века в Индии оценивается в 12—29 млн человек, в Китае — в 20—30 млн человек[15].

Демографические последствия голода 1891—1892 годов также не сравнимы и с дальнейшими трагическими событиями истории России советского периода. Количество избыточных смертей за период кризиса 1918—1922 годов (голод в городах 1918—1920 годов и голод в Поволжье 1921—1922 года) оценивается в 10—14 млн человек, за период кризиса 1930—1933 годов (голод в Казахстане 1930 года, голод на Украине 1931—1932 годов, кризис смертности в системе ГУЛаг) — в 4,6—8,5 млн человек[К 8].
Последствия
Влияние на экономику России

Неурожай 1891 года представлялся современникам, особенно придерживавшимся левых взглядов, беспрецедентным экономическим провалом. Новейшие исследования показывают, что реальное негативное воздействие неурожая на экономику было малозначительным. И в 1891, и в 1892 году, несмотря на действовавший часть года запрет на вывоз зерновых, Россия смогла достичь положительного баланса внешнеторговых операций. В год наименьшего экспорта — 1892 — было вывезено 3,22 млн тонн зерновых, при том что нормальный объём для урожайных лет составлял около 10 млн тонн. При этом превышение экспорта над импортом составило в наихудший 1892 год 76,0 млн рублей при наилучшем балансе за 1890-е годы (в 1897 году) 169,7 млн рублей. Таким образом, неурожай не смог подорвать правительственную политику накопления золотого запаса путём искусственного сдерживания импорта (за счёт высоких ввозных пошлин). Доходы бюджета в 1891 году оказались на 119 млн рублей (11 %) меньше, а расходы — на 59 млн рублей (5,6 %) больше, чем в предшествующем году, что привело к бюджетному дефициту в 186,7 млн рублей. Однако уже в 1892 году, несмотря на то, что на этот год пришлась основная масса расходов по продовольственным ссудам, бюджет был сведён с профицитом (положительным сальдо) в 43,5 млн рублей. Золотой запас России в 1892 году достигал максимума за период 1887—1900 годов. Неурожай не оказал практически никакого влияния на конъюнктуры промышленных товаров. Учётная ставка Государственного банка по трёхмесячным векселям (основной индикатор стоимости денег в тогдашней экономике), в нормальные периоды составлявшая 4,5 %, поднялась к концу осени 1891 года до 6 %, но уже с января 1892 года начала опускаться, и к маю вернулась на нормальный уровень. К 1893 году экономика России функционировала так, как будто бы неурожая и не было.

Экономическая ситуация снаружи казалась худшей, чем она была на самом деле: когда правительство (не испытывавшее особой нужды в средствах) в конце 1891 года решило разместить в Европе очередной заём, оно неожиданно встретилась с крайне негативными ожиданиями европейских инвесторов; заём был размещён не полностью и на плохих условиях. На период неурожая падали также и рыночные курсы российских государственных ценных бумаг, например, курс четырёхпроцентного золотого займа упал с нормальных 101—105 % до 87 %[16].

Бюджет России обладал, как оказалось, достаточной финансовой прочностью и умением оперировать с государственным долгом. Крупные экстренные бюджетные расходы 1891—1892 годов, связанные с неурожаем, — более 160 млн рублей (включавшие в себя продовольственную помощь, государственные субсидии благотворительным учреждениям и расходы на общественные работы), 7,2 % от совокупных расходов бюджета за два года — не вызвали финансового краха. Политика накопления государством золотого запаса показала свою оправданность — резервы сглаживали воздействие на экономику сильных годовых изменений урожайности. И наконец, общая неразвитость российской экономики и оторванность аграрного производства от промышленности неожиданно сыграли положительную роль: эти сектора были слишком разобщены, чтобы кризис в одном из них перекинулся на другой. Сокращение сельскохозяйственной продукции в неурожайный год привело в основном к её недопотреблению в хозяйствах самих производителей, то есть экономический ущерб не вышел за пределы недоразвитых, самодостаточных крестьянских хозяйств.

Разумеется, негативное воздействие неурожая непосредственно на сельское хозяйство в пострадавших регионах было более сильным, чем на экономику в целом. Но 1893—1895 годы оказались исключительно урожайными. Положительные результаты этих трёх лет перекрыли провалы предшествующих трёх лет, и общее направление медленного развития сельскохозяйственного производства в России не изменилось[К 9].
Политические последствия

Голод 1891—1892 годов, поначалу представлявшийся кратковременным хозяйственным кризисом, в долговременной перспективе оказался много более значимым событием. Современный историк О. Файджес считает события 1891—1892 годов первым крупным проявлением противостояния царизма и общественности, первой манифестацией конфликта, последующее развитие которого привело к падению царского режима[Л 35].

[Википедия]

Большое политическое значение имел не столько сам голод, сколько резко обозначившийся конфликт между общественностью и автократией. Голод пробудил общественное движение и способствовал политизации общественности. Неудачи правительства в организации помощи голодающим, равно как и успехи волонтёрского движения, в общественном мнении воспринимались чрезвычайно преувеличенными. Постепенно сформировался своеобразный «либеральный миф» о голоде 1891—1892 годов. В рамках этого мифа правительство намеренно, из-за полного безразличия к простому народу, отказывалось помогать голодающим до тех пор, пока благородный порыв либеральный общественности не заставил его начать принимать необходимые меры. Но польза от правительственной помощи, оказываемой как бы нехотя, была несравнима с пользой от деятельности добровольцев. Кроме того, правительство, из недоверия к любым формам общественной активности, препятствовало работе волонтёров и сбору пожертвований. Такое, далёкое от объективности, восприятие событий приводило к широкому выводу о том, что царизм и бюрократический строй являются тормозом, препятствующим нормальному развитию страны; а передача максимума инициативы и власти обществу (в лице местного самоуправления, парламента, общественных организаций) приведёт к быстрому процветанию и прогрессу. Первым практическим последствием такого взгляда оказалось постепенное сплочение земского движения, сыгравшего одну из главных ролей в событиях революции 1905—1907 годов. Таким образом, события 1891—1892 годов оказались как бы спусковым крючком, запустившим медленно развивавшийся конфликт либеральной общественности и самодержавия, приведший затем к важнейшим историческим последствиям[источник не указан 1186 дней].

Бюрократия, со своей стороны, сделала противоположные выводы. С её точки зрения, земства провалили находившееся в их зоне ответственности продовольственное дело, превратили закупочную кампанию в хаос, а общественность, при определённой полезности добровольцев, не смогла предоставить необходимых средств — более 90 % расходов приняла на себя казна. Следовательно, государству надлежало принять продовольственное дело целиком в своё управление, отстранив от него земства, и усовершенствовать методы казённой помощи голодающим, чтобы более никогда не прибегать к помощи волонтёров. Разумеется, эта позиция способствовала только усугублению наметившегося конфликта.

Значительным было и влияние голода на формирование революционных идеологий в России. События 1891—1892 годов привели марксистскую мысль к идее абсолютной отсталости, экономической и политической бесперспективности общинного крестьянского строя. Все свои надежды социал-демократы в дальнейшем связывали с рабочим классом, предоставив крестьянство воздействию конкурирующего революционного движения — народников (превратившихся затем в социалистов-революционеров)[Л 36]. Народническая мысль развивалась в противоположном направлении — корень всех бед, по мнению народников, заключался в малоземельности крестьян и сосуществовании крестьянского и помещичьего хозяйства; община представлялась благодетельным институтом. Крестьян воспринимали как потенциально революционный класс, главным политическим лозунгом для которого был захват и раздел помещичьих земель. Эта идеология начала формироваться до 1891 года, но кризис способствовал её дальнейшему укреплению[Л 37].

В целом голод 1891—1892 годов имел последствием политическое пробуждение общества. По выражению Лидии Дан, голод показал, что «российский государственный строй обанкротился; все ощущали, что страна стоит на каком-то переломе». По мнению современного историка, «кризис, связанный с голодом, стал моментом, когда российское общество приобрело уверенность в себе, в своих силах, в своих обязательствах перед „народом“ и в своём потенциале управлять самим собой. Именно в этот момент Россия, в определённом смысле, первый раз проявила себя как нация (nation)»[17].
Итоги и оценка событий
Оценка современниками
Дмитриев М. П. Крестьяне у земского начальника в городе Княгинине (1891—1892). Нижегородская губерния

Мнения современников резко разделялись на две основные категории, причём основной линией раздела являлось отношение к крестьянскому общинному землепользованию.

Сторонники либерального (в современном значении термина) экономического курса считали, что голод явился следствием упадка аграрного сектора из-за недостатка свободных рыночных отношений. По их мнению, общинное землевладение парализовало экономическую инициативу крестьян и способствовало консервированию малопроизводительных методов хозяйствования. Исходя из этой точки зрения, задачей сельского хозяйства должно было стать достижение максимальной производительности труда, а не обязательное прокормление на собственной земле всех крестьян, сколько бы их ни оказалось и какими бы отсталыми ни были их методы земледелия[источник не указан 1186 дней]. «Аграрный вопрос» при таком подходе заключался не в нехватке у крестьян земли, а в переизбытке самих крестьян (аграрное перенаселение). Наиболее заметным защитником данной точки зрения и автором специальных книг о неурожае и голоде был министр земледелия А. С. Ермолов; также можно выделить книги П. П. Дюшена, А. Никольского. В конечном счёте эти идеи через пятнадцать лет легли в основу аграрной реформы 1906 года («Столыпинской реформы»).
Множество книг выходило с объявлениями о передаче вырученных от продажи средств в пользу голодающих. В данном случае инициатор акции редакция либерально-народнического журнала «Русская мысль»

Сторонники народнического и либерального (в понимании того времени) подхода считали, что голод был следствием избытка свободных рыночных отношений. Причинами голода они считали появление железных дорог, распространение свободной торговли и хлебный экспорт. Основной проблемой сельского хозяйства, с этой точки зрения, был «земельный голод», который следовало ликвидировать путём передачи крестьянам помещичьих земель. В рамках такого подхода крестьяне должны были служить объектом попечения образованной части общества, а крестьянское хозяйство было обречено на постепенную деградацию и повторяющиеся голодовки до тех пор, пока крестьяне не получат землю помещиков. Община, напротив, представлялась благодетельным институтом, гарантирующим всякому крестьянину определённый минимум дохода[источник не указан 1186 дней]. Данный подход до событий 1891—1892 годов был значительно более популярен у российской интеллигенции, чем противоположная точка зрения; литература, поддерживавшая данную точку зрения, весьма обширна. Однако последний аграрный кризис в России вывел на политическую арену идеологическую альтернативу народничеству в лице марксистов; в результате выступлений П. Б. Струве, Ленина, С. Н. Булгакова, Г. В. Плеханова и других народническая концепция в значительной степени потеряла свою притягательность.

Та же самая полярность проявилась и в оценке деятельности правительства по помощи голодающим. Проправительственные источники всегда признавали определённые ошибки государства, прежде всего медлительность работы бюрократического аппарата. Но, с их точки зрения, все эти проблемы носили технический и разрешимый характер; государственная помощь на возвратной основе представлялась им концептуально верной и настолько потенциально эффективной, что при улучшении её организации голод никогда не должен был повториться. Эта точка зрения в определённой мере подтвердилась последующими событиями — неурожаи, имевшие место до Февральской революции, более не сопровождались голодом.

Либералам же действия государства представлялись сплошным провалом, характерным выражением гнилости и недееспособности государственного аппарата, который не будет способен эффективно служить нуждам общества, пока не призовёт на помощь общественность. В конечном счёте вскоре после голода сформировался «либеральный миф», основные тезисы которого заключались в том, что государство отреагировало на неурожай крайне поздно, препятствовало участию общественности в помощи голодающим, а общественная помощь в конце концов оказалось более значимой, чем государственная[К 10].

Оценка историками

С точки зрения современной экономической науки (включая сюда не только рыночные, но и марксистские теории) базовая идея сельской общины — индивидуальная обработка земли при общей собственности на землю и принудительно синхронизированной аграрной технологии — представляется абсурдной. По этой причине народнический взгляд на события, наиболее популярный в конце XIX века, не имеет прямого продолжения в современной историографии. Однако, народническая литература, яркая и огромная по объёму, оставила заметный след — историки, мало уделяющие внимания объяснению событий с современных экономических позиций, предпочитают следовать за народническим восприятием событий. [источник не указан 1186 дней].

Советская историография по понятному комплексу причин была обязана интерпретировать события в острокритическом ключе, сочетающем наиболее негативные моменты двух линий дореволюционных объяснений событий — и критику общинного аграрного строя, и критику действий правительства по ликвидации голода. Эта позиция может быть коротко описана цитатой из статьи В. И. Ленина 1902 года: «Хищническое хозяйство самодержавия покоилось на чудовищной эксплуатации крестьянства. Это хозяйство предполагало, как неизбежное последствие, повторяющиеся от времени до времени голодовки крестьян той или иной местности. В эти моменты хищник-государство пробовало парадировать перед населением в светлой роли заботливого кормильца им же обобранного народа. С 1891 года голодовки стали гигантскими по количеству жертв, а с 1897 г. почти непрерывно следующими одна за другой»[18].

Современные исследования отличаются менее критичным отношением к действиям правительства. Отмечается, что неурожай был вызван экстремальными климатическими явлениями и не являлся прямым следствием низкого уровня агротехники. Представления о том, что правительственная помощь оказывалась неохотно, опоздала, а правительство отказывалось сотрудничать с общественностью, опровергаются как явное преувеличение противоправительственной пропаганды или как проявление пристрастности общественного мнения.

Американский исследователь Р. Роббинс даёт положительную оценку действиям государства[Л 38]:

Продовольственная операция была проведена далеко не идеально, но она достигла основной цели, стоящей перед любой кампанией помощи голодающим. Правительственная поддержка предотвратила весьма реальную угрозу массовых смертей от голода, удержала смертность в приемлемых пределах, спасла общее хозяйство в поражённых бедствием регионах от краха. Восхищение правительственными усилиями тем более возрастает, когда мы вспоминаем о том, что они предпринимались при наличии существенных институциональных и политических препятствий.

Голод 1891—1892 годов в общественном сознании русской интеллигенции

События голодных лет вызвали значительный резонанс в общественной жизни России. Не было другого события, столь оживлённо обсуждаемого русской печатью, публицистами, писателями и журналистами различных направлений, как «летопись народного разорения» (слова Г. И. Успенского). Ему посвятили свои мысли Лев Толстой, А. П. Чехов, В. Г. Короленко, Н. Г. Гарин-Михайловский, Н. С. Лесков, Е. Н. Чириков, А. И. Эртель, В. В. Вересаев, И. Н. Потапенко, И. А. Салов («Голодовка»), И. А. Бунин («На чужой стороне» и «На край света»), Н. Д. Телешов («Самоходы», «Нужда», «Хлеб-соль»), Г. А. Мачтет («В голодовку») и мн. др[19]. Мотивами «гражданской скорби» пронизаны стихи Василия Величко («Голод»), Константина Фофанова («Голод»):

Кто костлявою рукою
В двери хижины стучит?
Кто увядшею травою
И соломой шелестит?

То не осень с нив и пашен
Возвращается хмельна, —
Этот призрак хмур и страшен,
Как кошмар больного сна.

Всемертвящ и всеподобен,
В ветхом рубище своём,
Он идёт без хмеля бледен
И хромает с костылём.

Скудной жертвою измаян,
Собирая дань свою,
Как докучливый хозяин
Входит в каждую семью…

Всё вывозит из амбара
До последнего зерна.
Коли зёрнами нет дара,
То скотина убрана. <…>

С горькой жалобой и с гневом
Этот призрак роковой
Из гумна идёт по хлевам,
От амбаров к кладовой.

Тащит сено и солому,
Лихорадкою знобит,
И опять, рыдая, к дому
Поселянина спешит.

В огородах, по задворкам,
Он шатается, как тень,
И ведёт по чёрствым коркам
Счёт убогих деревень.

Где на нивах колос выжжен,
Поздним градом смят овёс.
И стоит, дрожа, у хижин
Разрумяненный мороз…

Лев Толстой посвятил неурожаю статьи «О голоде», «Страшный вопрос», «О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая» (1891). Действенная помощь голодающим заключалась также в том, что в двух уездах Тульской губернии и одном уезде Рязанской губернии при его содействии было открыто около семидесяти бесплатных столовых. Ему помогали его дочери и молодые соседи-помещики Раевские. Их мать Е. И. Раевская вспоминала, с какими трудностями было сопряжено устройство столовых. Имея в виду организаторов, она писала: «Какую стяжают они награду за свое самопожертвование? Благодарность тех, кого облагодетельствовали? Почёт всех свидетелей их трудов? — Как бы не так! — Повсюду неудовольствие, брань, конечно, заочная, и гнуснейшая клевета! Богатые и достаточные крестьяне завидуют нищим, которых они кормят, стараются втираться в даровые столовые и, когда, узнав о их хитрости и обмане, им отказывают, тогда они злятся, бранят графа и его дочерей, распускают о них разные клеветы. Позор на человечество!»[20]
Народнический лейтмотив Глеба Успенского — бездарность, нераспорядительность земств и стяжательство спекулянтов-купцов

В Нижнем Новгороде в центре организации общественной помощи голодающим стояли народнический публицист Н. Ф. Анненский и писатель В. Г. Короленко, которых в шутку прозвали «Новые Минин и Пожарский из Нижнего». Впечатления В. Г. Короленко о своей работе «на голоде» легли в основу книги «В голодный год», опубликованной в журнале «Русское богатство» в 1893 году. Особенно близко к сердцу принял народную беду писатель Глеб Успенский, он лично побывал в наиболее пострадавших от неурожая районах Поволжья, написал несколько очерков и репортажей в журнале «Русская мысль» («Бесхлебье», «Пособники народного разоренья» — последний запрещён цензурой), газете «Русские ведомости», проникнутых болью и сочувствием к участи голодающего крестьянства. «Голод решительно затмевает возможность думать о чём-нибудь другом»[21]. Нравственные переживания народнического писателя неблагоприятно отразились на его душевном здоровье. В результате потрясения от увиденного у писателя развилась душевная болезнь, которая свела его 1 июля 1892 года в Колмовскую лечебницу для душевнобольных. Последние десять лет жизни творчество для Глеба Успенского оказалось невозможным[22].

Активное участие в борьбе с холерой в качестве медиков приняли А. П. Чехов и В. В. Вересаев. Желание Чехова, к тому времени всеми признанного писателя, отправиться на борьбу с холерой было самоотверженным решением. Он работал в Серпуховском уезде Московской губернии, в его ведении было 25 деревень, 4 фабрики и 1 монастырь. В. В. Вересаев, будучи студентом-медиком Юрьевского университета, боролся с эпидемией холеры в Донецком бассейне. Будущий писатель заведовал целым больничным бараком. Преподаватель А. П. Чехова на медицинском факультете Ф. Ф. Эрисман, классик отечественной гигиены, опубликовал очерк «Питание голодающих», где подробно рассмотрел вред здоровью от питания лебедой, соломой, жмыхом и подобными суррогатами[23].

В рассказе Чехова «Жена» (1892 год) отразились впечатления голодного года: «…придёшь в избу и что видишь? Все больны, все бредят, кто хохочет, кто на стену лезет; в избах смрад, ни воды подать, ни принести её некому, а пищей служит один мёрзлый картофель. Фельдшерица и Соболь (наш земский врач) что могут сделать, когда им прежде лекарства надо хлеба, которого они не имеют? … Надо лечить не болезни, а их причины», — делает вывод Чехов[24].

Примечания

↑ Список пострадавших губерний и численность населения по источнику: Ссуды, 1894, вводная статья и таблица V.
↑ Начёт — обязанность компенсировать казне убытки, вызванные растратой или нецелевым использованием средств // Robbins, 1975, гл. 8.
↑ См. подробные объяснения графа Л. Л. Толстого: Толстой, 1900, с. 56.
↑ Подробно о современных голоду теориях почвоведа В. В. Докучаева: Moon, David. The enviromental history of the russian steppes: Vasilii Dokuchaev and the harvest failure of 1891. Durham Research Online (2008). Проверено 3 августа 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.
↑ Подробная критика системы глазами земского начальника: Новиков А. Записки земского начальника. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1899. — С. 173—175. — 238 с.
↑ Подробное критическое описание агротехники послереформенной Российской империи: Kerans, David. Mind and labor on the farm in Black-Earth Russia, 1861—1914. — Central European University Press, 2001. — P. 491. — ISBN 963-9116-94-7.
↑ Подробный анализ вопроса: Simms, 1982
↑ Подробный сравнительный анализ: Davies R. W., Wheatcroft, Stephen G. The years of hunger: soviet agriculture, 1931—1933. — P. 403—415.
↑ Раздел, кроме мест, отмеченных особыми примечаниями, составлен по источнику: Simms, The Economic Impact, 1982.
↑ Подробно об эффективности продовольственной помощи после 1891 года и о мифологизации «голода»: Давыдов М. А. Проблема «голодного экспорта» в России конца XIX — начала XX вв.. Лекция. Polit.ru. Проверено 10 мая 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012., гл. «Как рождался миф о голоде».

Литература

↑ Robbins, 1975, p. 1—3
↑ Урожай, 1891, таблица Урожай по губерниям
↑ Robbins, 1975, pp. 31—61
↑ Ссуды, 1894, вводная статья
↑ Robbins, 1975, pp. 68—70
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 11
↑ Измайлов, 1895, с. 12—13, 18
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 7
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 28
↑ Ермолов, 1892, с. 152
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 74
↑ Сборник правил, 1900, с. 9—11
↑ Ссуды, 1894, с. 10—11
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 60
↑ Robbins, 1975, p. 55
↑ Ссуды, 1894, с. 11
↑ Измайлов, 1895, с. 6—15
↑ Ссуды, 1894, с. 4
↑ Wheatcroft, 1992, p. 60
↑ Ссуды, 1894, с. 5
↑ Ссуды, 1894, с. 7
↑ Ссуды, 1894, с. 8
↑ Отчёт, 1896, с. 1—31
↑ Сбор хлебов, 1894, с. 19—20
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 127
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 33
↑ Robbins, 1975, pp. 20—23
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 42
↑ Сборник правил, 1900, вып. первый, с. 34
↑ Хлебные запасы, 1892, табл. II
↑ Хлебные запасы, 1892, табл. III
↑ Нефёдов, 2005
↑ Оболенский, 1921, с. 262
↑ Хок, 1999
↑ Figes, 1998, preface
↑ Figes, 1998, Marx comes to Russia
↑ Figes, 1998, First blood
↑ Wheatcroft, 1992, p. 59

Другие источники

↑ Ламздорф В. Н. Дневник. 1891—1892. — М.: Academia, 1934. — 407 с., запись от 11 февраля 1892 года.
↑ Сообщение Особого Комитета // Правительственный вестник. — 1891, 12 декабря.
↑ Толстой Л. Н. Отчёт об употреблении пожертвованных денег с 20 июля 1892 года по 1-е января 1893 года (дополнительные варианты статьи, № 1) // Полное собрание сочинений в 90 т. — М.: ГИЗ, 1954. — Т. 29.
↑ Волков Н. Е. Очерк законодательной деятельности в царствование императора Александра III, 1881—1894 гг. — СПб.: Тип. А. Ф. Штольценбурга, 1910. — С. 91—94. — 372 с.
↑ Положение об Особом комитете, РГИА, ф. 954, оп. 1, д. 230 // Публикация архивного документа РГИА
↑ Извлечение из отчёта Особого Комитета // Правительственный вестник. — 1893, 7 марта. — № 50.
↑ Извлечение из отчёта Особого Комитета // Правительственный вестник. — 1893, 19 марта. — № 51.
↑ Подборка вырезок из газеты «Правительственный вестник» РГИА
↑ Половцов А. А. Дневник государственного секретаря. — М.: Центрполиграф, 2005. — 639 с. — ISBN 5-9524-1189-5., запись от 1 января 1892 года.

Толстой Л. Н. О голоде (дополнительные варианты статьи, № 20) // Полное собрание сочинений в 90 т. — М.: ГИЗ, 1954. — Т. 29.
↑ Краткая история продовольственного дела:

Robbins, 1975, pp. 17—20;
Продовольствие народное // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Robbins, 1975, цитата из текста Роббинса
↑ Толстой Л. Н. Голод или не голод? // Полное собрание сочинений в 90 т. — М.: ГИЗ, 1954. — Т. 29.
↑ Волков Е. З. Динамика народонаселения СССР за восемьдесят лет. — М.—Л.: ГИЗ, 1930. — 271 с., табл. 1, 10.
↑ Davies R. W., Wheatcroft, Stephen G. The years of hunger: soviet agriculture, 1931—1933. — N. Y.: Palgrave Macmillan, 2004. — P. 400. — 555 p. — ISBN 0-333-31107-8.
↑ Мигулин М. Н. Русский государственный кредит (1769-1899). Опыт историко-критического обзора. — Харьков: Печатное дело, 1900. — Т. II (министерство И. А. Вышнеградского). — С. 179—183. — 578 с.
↑ Figes, 1998, First blood; цитата Л. Дан дана в обратном переводе.
↑ Ленин В. И. Признаки банкротства // Полное собрание сочинений. — 5-е изд. — М.: Политиздат, 1963. — Т. 6 (январь — август 1902). — С. 273—278.
↑ Иезуитова Р. В. Реалистическая литература 1890—1907 годов. Фундаментальная электронная библиотека. Проверено 16 октября 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.
↑ Раевская Е. И. Лев Николаевич Толстой среди голодающих. Фундаментальная электронная библиотека. Проверено 16 октября 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.
↑ Успенский Г. И. Полное собрание сочинений / Соколов Н. И. — М.: Изд-во АН СССР, 1954. — Т. 14. — С. 496. — 838 с.
↑ Пруцков Н. И. Глеб Успенский. Фундаментальная электронная библиотека. Проверено 16 октября 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.
↑ Эрисман Ф. Ф. Питание голодающих // Русская мысль. — М., 1892. — Т. 4. — С. 128—155, отд. 2.
↑ Гейзер И. М. Антон Павлович Чехов. А. П. Чехов и В. В. Вересаев писатели и врачи. Проверено 16 октября 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.

Литература

Статистические данные

Главные результаты урожая 1891 года. — СПб.: Изд. ЦСК МВД, 1891. — Т. 20. — 40 с. — (Временник Центрального статистического комитета МВД).
Местные продовольственные капиталы губернские сословные и общественные, и хлебные запасы в общественных магазинах в 1867—1891 гг. в 44-х губерниях Европейской России. — СПб.: Изд. ЦСК МВД, 1895. — Т. 39. — 61 с. — (Временник Центрального статистического комитета МВД).
Хлебные запасы в общественных магазинах и местные продовольственные капиталы к 1-му сентября 1891 года в Европейской России. — СПб.: Изд. ЦСК МВД, 1892. — Т. 24. — 119 с. — (Временник Центрального статистического комитета МВД).
Статистические данные по выдаче ссуд на обсеменение и продовольствие населению, пострадавшему от неурожая в 1891—1892 гг.. — СПб.: Изд. ЦСК МВД, 1894. — Т. 28. — 139 с. — (Временник Центрального статистического комитета МВД).
Задолженность сельских обществ по казенным, земским и мирским окладным сборам и в продовольственные капиталы, из обследования 1893 г. о сельских обществах 46 губерний Европейской России. — СПб.: Изд. ЦСК МВД, 1894. — Т. 32. — 182 с. — (Временник Центрального статистического комитета МВД).
Средний сбор хлебов и картофеля за десятилетие 1883—1892 гг. в 60 губерниях Европейской России по отношению к народному продовольствию. — СПб.: Изд. ЦСК МВД, 1894. — Т. 34. — 142 с. — (Временник Центрального статистического комитета МВД).
Отчёт Медицинского департамента Министерства внутренних дел за 1892 год. — СПб.: Тип. МВД, 1896. — 478 с.

Дореволюционные и ранние советские исследования

Веселовский Б. Б. История земства за сорок лет. — СПб., 1909. — Т. 2. — 703 с.
Влияние неурожаев на народное хозяйство России / Под общ. ред. В. Г. Громана. — М.: Рос. ассоциация науч.-исс. ин-тов общ. наук, 1927. — 79 с.
Ермолов А. С. Неурожай и народное бедствие. — СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1892. — 270 с.
Ермолов А. С. Наши неурожаи и продовольственный вопрос. — СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1909.
Измайлов А. Железные дороги в неурожай 1891 года. — СПб.: Тип. Ю. Н. Эрлих, 1895. — 54 с.
Сборник правил по обеспечению народного продовольствия / Сост. Г. Г. Савич. В 3-х выпусках. — СПб.: Тип. МВД, 1900. — 454+135+65 с.

Мемуары и дореволюционная публицистика

Короленко В. Г. В голодный год // Собрание сочинений в 10 т. — М.: ГИХЛ, 1955. — Т. 9. — С. 261—285.
Оболенский В. А. Воспоминания о голодном 1891 годе // Современные записки. — 1921. — Т. VII. — С. 261—285.
Толстой Л. Л. В голодные года (записки и статьи). — М.: Тип. т-ва И. Н. Кушнерева, 1900. — 180 с.
Толстой Л. Н. О Голоде; Страшный вопрос; Голод или не голод? // Полное собрание сочинений в 90 томах. — М.: ГИЗ, 1954. — Т. 29.
Hodgetts, E. A. Brayley. In the track of the Russian famine; the personal narrative of Journey through the famine districts of Russia (1892). — L.: T. Fisher Unwin, 1892. — 252 с.
Reeves, Francis B. Russia then and now, 1892—1917; my mission to Russia during the famine of 1891—1892, with data bearing upon Russia of to-day (1917). — New York; London: The Knickerbocker Press, 1917. — 186 с.

Современные исследования

Давыдов М. А. Всероссийский рынок в конце XIX — начале XX вв. и железнодорожная статистика. — М.: Алетейа, 2010. — 832 с. — ISBN 978-5-91419-056-6.
Нефёдов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV — начало XX века. — Екатеринбург: Изд-во УГГУ, 2005. — 540 с.
Растянников В. Г., Дерюгина И. В. Урожайность хлебов в России. 1795—2007. — М.: ИВ РАН, 2009. — 192 с. Rast
Хок Стивен Л. Голод, болезни и структуры смертности в приходе Борщевка, Россия, 1830—1912 // Социально-демографическая история России XIX—XX вв. Современные методы исследования. — Тамбов, 1999.
Smith, Harold F. Bread for the russians. William C. Edgar and the relief campaign of 1892 // Minnesota History. — 1970. — Т. summer. — С. 54—62.
Figes, Orlando. A people’s tragedy: the Russian Revolution, 1891—1924. — Penguin Books, 1998. — 923 с.
Wheatcroft, S.G. The 1891—1892 famine in Russia: towards a more detailed analysis of its scale and demographic significance // Economy and society in Russia and the Soviet Union, 1860—1930. Essays for Olga Crisp. — St. Martin’s Press, 1992. — С. 44—64.
Henze, Charlotte E. Disease, health care and goverment in late imperial Russia. Life and death on the Volga, 1823—1914. — N. Y.: Routlege, 2011. — 227 с.
Robbins, Richard G. Famine in Russia, 1891—1892. — Columbia University Press, 1975. — ISBN 0-231-03836-4.
Simms, James Y. Jr. The Crop Failure of 1891: Soil Exhaustion, Technological Backwardness, and Russia’s «Agrarian Crisis». // Slavic Review. — 1982. — Т. 41, № 2. — С. 236—250.
Simms, James Y. Jr. The Economic Impact of the Russian Famine of 1891—92 // The Slavonic and East European Review. — 1982. — Т. 60, № 1. — С. 63—74.

Ссылки

Слушать введение в статью · (инф.)
Меню
0:00
Exquisite-kmix.png
Этот звуковой файл был создан на основе введения в статью версии за 3 ноября 2012 года и не отражает правки после этой даты.
см. также другие аудиостатьи

Голод // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Продовольствие народное // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Устав о обеспечении народного продовольствия, издание 1892 года
Давыдов М. А. О потреблении в России в конце XIX — начале ХХ в.. Клиодинамика. Проверено 10 мая 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.
Миронов Б. Н. «Самодержавие есть гражданская война со всеми её бедствиями»: борьба общественности с монархией в конце XIX — начале ХХ века. Проверено 10 мая 2012. Архивировано из первоисточника 25 октября 2012.

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93...2%80%941933%29
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Голод в СССР 1932—1933 годах (на Украине официально[1] называемый «голодомор»[2][3][4][5]) — массовый голод в СССР на территории УССР, БССР[4][6][5], Северного Кавказа, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири, Казахстана, повлёкший значительные человеческие жертвы (по разным оценкам, от двух до восьми миллионов человек).

Содержание

1 Истоки голода в России
2 На Украине
3 В Казахстане
4 Предпосылки возникновения голода 1932—1933 годов
4.1 Коллективизация
4.1.1 Хлебозаготовки
4.2 Политика в области хлебозаготовок
4.2.1 Репрессии в отношении сельского населения
4.3 Обобществление скота
5 Последствия голода
5.1 Спад голода в 1934 г.
6 Оценки масштаба голода
7 Память о жертвах
8 См. также
9 Примечания
10 Литература
11 Ссылки

Истоки голода в России
Основная статья: Голод в России
Голод в России 1921—1922 годов

За вторую половину XIX столетия особой жестокостью отличались голодные годы, порождённые неурожаями 1873, 1880, 1883, 1891, 1892, 1897 и 1898 гг.[7] В XX веке особенно выделялись массовый голод 1901, 1905, 1906, 1907, 1908, 1911 и 1913 гг. Тем не менее, эти продовольственные трудности в Российской империи после 1892 года не приводили к заметному повышению смертности, и документальные подтверждения массовой голодной смертности отсутствуют. Причины голода в XX веке крылись не в сфере обмена, а в сфере производства хлеба, и вызывались они прежде всего чрезвычайными колебаниями урожаев в России в связи с их низкой абсолютной величиной и недостаточным земельным обеспечением населения, что, в свою очередь, не давало ему возможности накопить в урожайные годы денежные или хлебные запасы. Исключительная неустойчивость русских урожаев — прежде всего результат неблагоприятных климатических условий. Наиболее плодородные районы отличаются особой неравномерностью осадков. Наряду с низкой урожайностью, одной из экономических предпосылок массового голода в России была недостаточная обеспеченность крестьян землёй. Эти факторы стали возможными причинами Революции 1917 года[7][8].

Разруха, экономический хаос, кризис власти после Гражданской войны вызвали новый массовый голод в 1921—1922 годах. Этот голод стал первым при Советской власти. Региональные и локальные проблемы с продовольствием и голод среди отдельных слоёв населения, вызванные различными факторами, периодически возникали и в течение 1923—1931 годов[9][10][11]. Второй массовый голод в СССР разразился в 1932/33 гг. в период коллективизации — тогда от голода и болезней, связанных с недоеданием, погибло около 7 млн человек[12]. В периоды голодных 1921—1922 и 1932—1933 годов на почве сильнейшего истощения населения отмечались неоднократные случаи каннибализма[13][14][15][16]. И, наконец, после Великой Отечественной войны население СССР охватил последний в истории Советского Союза массовый голод 1946/47 гг.

В дальнейшем массового голода с голодными смертями в СССР и в России не отмечалось, однако, проблема голода вновь стала актуальной в начале XXI века: по данным продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН в 2000—2002 году в России от голода страдали 4 % населения (5,2 млн человек).

В то же время, как отмечает историк В. В. Кондрашин в своей книге, посвящённой голоду 1932—1933 годов[17]:
« В контексте голодных лет в истории России своеобразие голода 1932—1933 годов заключается в том, что это был первый в её истории „организованный голод“, когда субъективный, политический фактор выступил решающим и доминировал над всеми другими. … В комплексе вызвавших его причин отсутствовал природный фактор, как равноценный другим, характерный для голодов 1891−1892, 1921−1922, 1946−1947 годов. В 1932—1933 годах не наблюдалось природных катаклизмов, подобных великим засухам 1891, 1921, 1946 годов »

Профессор С. А. Нефёдов полагал, что, на более глубоком уровне, основной причиной голода была мальтузианская ловушка, в которой находились Российская империя и ранний СССР вплоть до перехода к урбанизированному индустриальному обществу, который произошёл существенно позже и быстрее, чем в странах Запада[18][19]. С подобным мнением не согласен профессор Б. Н. Миронов[20][21].

Другие российские исследователи считают, что причиной голода 1930-х стали последствия принудительных хлебозаготовок 1929 г. и сплошной коллективизации, начатой в 1930 г., создавших дефицит продовольствия на селе. Голод явился прямым результатом курса сталинского руководства на ускоренную индустриализацию, требовавшую валютных источников для её осуществления, в том числе экспорта зерна. С этой целью устанавливались невыполнимые задания для крестьянских хозяйств по хлебосдаче. Сталин подчеркивает в письме от 6 августа 1930 г.: «Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут»[22].

В целом, историки РАН признают, что в основе трагедии были проблемы укрепления колхозного строя в СССР, экономики в целом, политического режима, которые решались сталинской властью привычными для неё антигуманными методами, применяемыми к «врагам народа». Ситуация в Украине усугублялась зерновой специализацией республики, большой плотностью крестьянского населения в зоне сплошной коллективизации, направленной на увеличение заготовок зерна, масштабами крестьянского сопротивления в УССР и ответными мерами «наказания крестьян с помощью голода», принятыми центральной и местной властями, для подавления сопротивления и недопущения развала колхозного строя[23].
На Украине
Основная статья: Голодомор на Украине

«Голодомор» — массовый голод, охвативший всю территорию Украинской ССР в 1932—1933 годах[1], являющийся частью общего голода в СССР 1932—1933, повлёкший значительные человеческие жертвы, пик которого пришёлся на первую половину 1933 года а также, по мнению сторонников теории умышленного характера голода против исключительно украинцев, являющийся геноцидом украинского народа[24].

На Украине широко распространена идея, что голод 1932—1933 гг. явился следствием антиукраинской, сознательно геноцидной, политики Москвы, проникла в том числе и в научные круги. При этом замалчивается, что в точно в таком же положении оказалось население Северного Кавказа, Поволжья, Казахстана и других районов, так как голод в тот момент царил на огромных пространствах и погибло множество как украинцев, так и русских, казахов и людей иной национальности. Косвенно, на то что именно такими соображениями руководствовалась Организация Объединенных Наций, свидетельствует тот факт, что в 2008 году мировое сообщество не признало факта геноцида украинского народа. (США и Великобритания голосовали за такое признание, но они оказались в меньшинстве).[25].

По отчёту Международной конференции «Историческая и политическая проблема массового голода в СССР 30-х годов» (2008 год, Москва):

Мало сказать, что не обнаружен ни один документ, подтверждающий концепцию «голодомор-геноцид» в Украине или хотя бы намёк в документах на этнические мотивы случившегося, в том числе на Украине. Абсолютно весь массив документов свидетельствует о том, что главным врагом советской власти в то время был враг не по этническому признаку, а по признаку классовому[26].

Вместе с тем следует отметить, что Голодомор официально признан актом геноцида 14 государствами (США, Эстония, Австралия, Канада, Венгрия, Литва, Грузия, Польша, Перу, Парагвай, Эквадор, Колумбия, Мексика и Латвия), что составляет 7 % от общего числа стран членов ООН. Память жертв Голодомора официально почтили ещё 5 стран (Аргентина, Испания, Чили, Словакия и Россия), в России применяется обозначение «памяти жертв массового голода 1932—1933 г.г.»[27].
В Казахстане
Основная статья: Голод в Казахстане в 1932—1933 гг.

Голод в Казахстане 1932−33 годов — часть общесоюзного голода 1932−33 годов, вызванного официальной политикой «уничтожение кулачества как класса», коллективизацией, увеличением центральными властями плана заготовок продовольствия, а также конфискации скота у казахов. Жертвами голода стали, по разным данным, от одного до двух миллионов человек. В течение 1931−1933 годов 48 % коренного населения погибло или покинуло Казахскую АССР[28][неавторитетный источник? 51 день]. В Казахстане также принято называть этот голод «голощёкинским» или «Ашаршылық» (каз. «Массовый голод»).
Предпосылки возникновения голода 1932—1933 годов
Карта главных районов голода в СССР. Чем гуще штриховка — тем сильнее размеры бедствия. A — районы потребляющей полосы, B — районы производящей полосы. C — бывшая территория донских, кубанских и терских казаков, C1 — бывшая территория уральских и оренбургских казаков. 1. Кольский полуостров, 2. Северный край, 3. Карелия, 4. Область Коми, 5. Ленинградская область, 6. Ивановская промышленная область, 7. Московская область, 8. Нижегородский край, 9. Белоруссия, 10. Республика Беларусь, 11. Центрально-Чернозёмная область, 12. Украина, 13. Средне-Волжский край, 14. Татария, 15. Башкирия, 16. Уральская область, 17. Нижневолжский край, 18. Северо-Кавказский край, 19. Грузия, 20. Азербайджан, 21. Армения.
Коллективизация

С 1927−1929 годов советское руководство начинает разрабатывать комплекс мероприятий по переходу к сплошной коллективизации сельского хозяйства. Весной 1928 года Наркомземом и Колхозцентром РСФСР был подготовлен проект пятилетнего плана по коллективизации крестьянских хозяйств, согласно которому к 1933 году предполагалось объединить в колхозах 1,1 млн хозяйств (около 4 %). В Резолюции пленума ЦК ВКП(б) от 10 июля 1928 года «Политика хлебозаготовок в связи с общим хозяйственным положением» указывалось что, «несмотря на достижение 95 % довоенной нормы посевных площадей товарный выход зернового производства едва превышает 50 % довоенной нормы». В процессе доработки этого плана процент коллективизации изменялся в большую сторону, и в утверждённом весной 1929 года пятилетнем плане предусматривалась уже коллективизация 4−4,5 млн крестьянских хозяйств (16−18 %).

С переходом осенью 1929 года к сплошной коллективизации партийно-государственное руководство страны приступило к выработке новой политики в деревне. Намечаемые высокие темпы коллективизации предполагали ввиду неподготовленности как основных масс крестьянства, так и материально-технической базы сельского хозяйства такие методы и средства воздействия, которые вынуждали бы крестьян вступать в колхозы. Такими средствами являлись: усиление налогового пресса на единоличников, мобилизация пролетарских элементов города и деревни, партийно-комсомольского и советского актива на проведение коллективизации, усиление административно-принудительных и репрессивных методов воздействия на крестьянство, и в первую очередь на его зажиточную часть.

3 января Политбюро ЦК ВКП(б) был представлен проект постановления ЦК ВКП(б) о темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству, который предусматривал сокращение сроков коллективизации в важнейших зерновых районах (Средняя и Нижняя Волга, Северный Кавказ) до 1−2 лет, для остальных зерновых районов — до 2−3 лет, для важнейших районов потребляющей полосы и остальных сырьевых районов — до 3−4 лет. 4 января 1930 года этот проект постановления был отредактирован Сталиным и Яковлевым. В нём были сокращены сроки коллективизации в зерновых районах, а в отношении зажиточной части крестьянства говорилось, что партия перешла «от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». 5 января 1930 года проект постановления ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» был утверждён на заседании Политбюро и 6 января опубликован в «Правде».

По мнению некоторых исследователей, этим были созданы все предпосылки не только к экономическим, но и к политическим и репрессивным мерам воздействия на крестьянство.

В результате коллективизации наиболее работоспособная масса здоровых и молодых крестьян бежала в города. Кроме того, около 2 млн крестьян, попавших под раскулачивание, были выселены в отдаленные районы страны. Поэтому к началу весенней посевной 1932 года деревня подошла с серьёзным недостатком тягловой силы и резко ухудшившимся качеством трудовых ресурсов. В итоге поля, засеянные хлебами в 1932 году на Украине, на Северном Кавказе и в других районах, зарастали сорняками. На прополочные работы были направлены даже части РККА. Но это не спасало, и при урожае 1931/32 года, достаточном, чтобы не допустить массового голода, потери зерна при его уборке выросли до беспрецедентных размеров. В 1931 году, по данным Народного комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции, при уборке было потеряно более 15 млн тонн (около 20 % валового сбора зерновых), в 1932-м потери оказались ещё большими. На Украине на корню осталось до 40 % урожая, на Нижней и Средней Волге потери достигли 35,6 % от всего валового сбора зерновых. Данные зерновых балансов СССР в начале 1930-х годов, реконструированных Робертом Дэвисом и Стивеном Уиткрофтом по архивным источникам, свидетельствуют о том, что наблюдалось резкое падение сбора зерновых на протяжении двух лет подряд — в 1931-м и особенно в 1932 году, когда урожай был в лучшем случае на четверть меньше урожая 1930 года и на 19 % меньше официальной цифры[29].
Хлебозаготовки
И. В. Сталин и Л. М. Каганович.

Согласно исследованиям доктора исторических наук В. Кондрашина, в ряде регионов РСФСР и, в частности, в Поволжье массовый голод был создан искусственно и возник «не из-за сплошной коллективизации, а в результате принудительных сталинских хлебозаготовок». Данное мнение подтверждают очевидцы событий, говоря о причинах трагедии: «Голод был потому, что хлеб сдали», «весь, до зерна, под метелку государству вывезли», «хлебозаготовками нас мучили», «продразвёрстка была, весь хлеб отняли». Сёла были ослаблены раскулачиванием и массовой коллективизацией, лишившись тысяч репрессированных хлеборобов-единоличников. В Поволжье комиссия ЦК ВКП(б) по вопросам хлебозаготовок во главе с секретарем ЦК партии П. П. Постышевым постановила изъять запасы хлеба у единоличников и хлеб, заработанный работниками колхоза. Под угрозой репрессий председатели колхозов и руководители сельских администраций были вынуждены сдать практически весь произведенный и имеющийся в запасах хлеб. Это лишило регион запасов продовольствия и привело к массовому голоду. Аналогичные меры были приняты В. М. Молотовым и Л. М. Кагановичем на Украине и Северном Кавказе, что вызвало соответствующие последствия — голод и массовую смертность среди населения[30].

При этом следует отметить, что план хлебозаготовок на 1932 год и объём реально собранного государством зерна были значительно меньше, чем в предыдущие и последующие годы десятилетия. Фактически суммарный объём отчуждения зерна из села по всем каналам (заготовки, закупки по рыночным ценам, колхозный рынок) уменьшился в 1932—1933 годах примерно на 20 % по сравнению с предыдущими годами. Объём экспорта зерна был сокращен с 5,2 млн тонн в 1931 году до 1,73 млн тонн в 1932-м. В 1933 году он ещё снизился — до 1,68 млн тонн. Для основных зернопроизводящих районов (Украины и Северного Кавказа) квоты по объёму заготовок зерна в течение 1932 года неоднократно снижались. В результате, например, на Украину пришлась лишь четверть всего сданного государству хлеба, тогда как в 1930 году её доля составляла 35 %. В связи с этим С. Журавлев делает вывод, что голод был вызван не ростом хлебозаготовок, а резким падением сбора зерна в результате коллективизации[29].
Политика в области хлебозаготовок
Таблица 1. Изъятие зерна, в % от валового сбора Районы 1930 год 1931 год
Северный Кавказ 34,2 38,3
Нижняя Волга 41,0 40,3
Средняя Волга 38,6 32,3
Украина 30,2 41,3
Казахстан 33,1 39,5
Западная Сибирь 26,5 29,3
Таблица 2. Средняя урожайность зерновых, в пуд. с га Районы 1927 год 1928 год 1929 год 1930 год 1931 год
Северный Кавказ 41,1 51,7 50,1 42,7 45,1
Нижняя Волга 32,9 47,9 38,0 37,2 22,6
Средняя Волга 34,8 50,2 35,6 38,9 22,0
Украина 70,0 46,3 60,8 57,3 51,9
Казахстан 32,3 60,3 34,2 37,6 27,5
Урал 51,2 66,5 43,2 52,1 18,3
Таблица 3. Фактические заготовки зерна (без совхозов и возврата семенной ссуды), млн. пуд. Районы 1929/30 год 1930/31 год 1931/1932 год
Северный Кавказ 103,3 128,8 161,5
Нижняя Волга 65,5 84,9 73,0
Средняя Волга 46,6 72,3 68,1
Украина 303,9 436,7 415,4
Казахстан 37,8 40,7 40, 4
Урал 42,4 74,0 44,4

Уже в 1928—1929 годах хлебозаготовки проходили с большим напряжением. С начала 30-х годов ситуация ещё более обострилась. Объективные причины, которыми была вызвана необходимость хлебозаготовок:

рост численности населения городов и промышленных центров (с 1928 по 1931 городское население возросло на 12,4 млн.);
развитие промышленности, возрастание промышленных потребностей в сельскохозяйственной продукции;
поставки зерна на экспорт в целях получения средств для закупки западной машиностроительной продукции.

Для удовлетворения этих нужд в то время необходимо было иметь 500 млн пудов хлеба ежегодно. Валовые же сборы зерна в 1931—1932 годах, даже по официальным данным, по сравнению с предыдущими годами были значительно ниже.

Ряд зарубежных исследователей (М. Таугер, С. Уиткрофт, Р. Дэвис и Дж. Купер), основываясь на официальных данных о валовых сборах зерна в 1931—1932 годах, отмечают, что их следует считать завышенными. Для оценки урожая в те годы стал определяться не реальный сбор зерна, а видовая (биологическая) урожайность. Такая система оценки завышала истинный урожай не менее, чем на 20 %. Тем не менее, исходя из неё, устанавливались планы хлебозаготовок, которые ежегодно возрастали. Если в 1928 году доля хлебозаготовок составляла 14,7 % валового сбора, в 1929 — 22,4 %, в 1930 — 26,5 %, то в 1931 году — 32,9 %, а в 1932 — 36,9 % (по отдельным регионам см. табл. 1).

Урожайность же зерновых сокращалась (см. табл. 2). Если в 1927 году в среднем по СССР она составляла 53,4 пуд. с гектара, то в 1931 году уже 38,4 пуд. с гектара. Тем не менее, заготовки хлеба росли из года в год (см. табл. 3).

В результате того, что план хлебозаготовок в 1932 году был составлен исходя из предварительных данных о более высоком урожае (в реальности он оказался в два-три раза ниже), а партийно-административное руководство страны требовало неукоснительного его соблюдения, на местах началось фактически полное изъятие собранного хлеба у крестьян.

Руководство репрессиями осуществляли две чрезвычайные комиссии, которые 22 октября 1932 года Политбюро послало на Украину и Северный Кавказ с целью «ускорения хлебозаготовок». Одну возглавлял Молотов, другую — Лазарь Каганович, в состав последней входил и Генрих Ягода.
Репрессии в отношении сельского населения

После того, как 2-го ноября комиссия Кагановича прибыла в Ростов-на-Дону, было созвано совещание всех секретарей парторганизаций Северо-Кавказского региона, на котором была принята следующая резолюция: «В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых, заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж». Для некоторого числа округов, внесенных в чёрный список, были приняты следующие меры: возврат всей продукции из магазинов, полная остановка торговли, немедленное закрытие всех текущих кредитов, обложение высокими налогами, арест всех саботажников, всех «социально чуждых и контрреволюционных элементов» и суд над ними по ускоренной процедуре, которую должно было обеспечить ОГПУ. В случае, если саботаж будет продолжаться, население предполагалось подвергнуть массовой депортации.

За ноябрь 1932 года 5 000 сельских коммунистов Северного Кавказа, обвиненных в «преступном сочувствии» «подрыву» кампании хлебозаготовок, были арестованы, а вместе с ними — ещё 15 000 колхозников. В декабре началась массовая депортация целых станиц[31].
Понятые во дворе крестьянина при поиске хлеба в одном из сел Гришинского района Донецкой области.

Крестьяне, сопротивлявшиеся изъятию хлеба, подвергались репрессиям. Вот как их описывает Михаил Шолохов в письме к Сталину от 4 апреля 1933 года[32]

….

Но выселение — это ещё не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 т хлеба:

1. Массовые избиения колхозников и единоличников.

2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» — «Нет». — «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия — январь, февраль, часто в амбары сажали целыми бригадами.

3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.

4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК, Плоткин при допросе заставлял садиться на раскалённую лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет — сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный), и, когда щёлкнул боёк, упал в обмороке.

5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и приказал не выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.

6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.

7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.

8. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказ бежать к хутору рысью.

9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 чел. демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику — подозреваемому в краже — во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашённый инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.

9. (Нумерация нарушена Шолоховым.) В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» — «Не зарывал, товарищ!» — «Не зарывал? А, ну, высовывай язык! Стой так!». Шестьдесят взрослых людей, советских граждан, по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял ещё становиться на колени.

10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.

11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода[33] внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.

12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.

13. В Колундаевском колхозе разутых добоса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу.

14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.

15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.

16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 чел., но колхозники были одни и те же… Собрание длилось без перерыва более суток.

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это — не отдельные случаи загибов, это — узаконенный в районном масштабе — «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».

Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне»? Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причём, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.

Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особо-уполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 году.

… Обойти молчанием то, что в течение трёх месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».
С приветом М. Шолохов

И. В. Сталин — М. А. Шолохову[34]

6 мая 1933 г.

Дорогой товарищ Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже.

Для разбора дела прибудет к вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому — очень прошу Вас — оказать помощь.

Это так. Но это не всё, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всём согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов…

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но всё же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.
Ваш И. Сталин

На объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 11 января 1933 года Сталин резко критиковал местные партийные и советские органы, разрешающие колхозам создавать различные хлебные фонды: для собственных нужд, фуражный, страховой. Также он заявил, что в колхозы проникли враги и используют колхозы для борьбы с Советской властью.

Когда Сталину доложили, что руководители Ореховского района Днепропетровской области разрешили колхозам оставить себе фонды на посев, засыпать страхфонд, он впал в неистовый гнев. 7 декабря 1932 года за его подписью всем партийным органам был разослан циркуляр, в котором Сталин объявил этих руководителей «обманщиками партии и жуликами, которые искусно проводят кулацкую политику под флагом своего „согласия“ с генеральной линией партии». Он потребовал «немедленно арестовать и наградить их по заслугам, то есть дать им от 5 до 10 лет тюремного заключения каждому». В результате по обвинению в саботаже государственный агроном райземуправления И. Анистрат был приговорен Днепропетровским областным судом к расстрелу, секретарь райкома партия В. Головин, председатель райисполкома М. Паламарчук, председатель РКК — РКИ Ф. Ордельян, заведующий районным земельным управлением И. Луценко, председатель райколхозсоюза И. Пригода были осуждены на 10 лет лагерей. На сроки от трёх до восьми лет лагерей были осуждены члены райкома директор МТС Г. Медвидь, заведующий организационным отделом райкома Е. Скичко, редактор районной газеты «Ленинським шляхом» («Ленинским путем») И. Андрющенко, заместитель председателя райисполкома Ф. Вялых, заведующий филиалом «Заготзерно» С. В. Бурковский, председатель Егорьевского сельсовета Д. Бутовицкий, секретарь Юрковской партячейки А, П. Гришко, государственный агроном района А. Мохнорыло — всего 14 человек[35].

[Википедия]

Обобществление скота

Некоторые исследователи одной из причин возникновения голода считают политику по принудительному обобществлению, вызвавшую ответную реакцию крестьянства — массовый забой скота, в том числе и рабочего, в 1928—1931 году (с осени 1931 количество скота у единоличников значительно сократилось, и убыль начала происходить за счёт колхозного и совхозного стада (нехватка кормов / плохие условия содержания и безответственность колхозов).

В 1929 лошадей/из них рабочих было 34 637,9/23 368,3 тыс. голов; в 1930 — 30 767,5/21 524,7; в 1931 — 26 247/19 543; в 1932 — 19 638/16 180; в 1933 — 16 645/14 205.

Крупный рогатый скот начали забивать на год раньше (волы/коровы/всего): 1928 — 6896,7/30 741,4/70 540; 1929 — 6086,2/30 359,6/67 111,9; 1930 — 4336,4/26 748,8/52 961,7; 1931 н. д./24 413/47 916; 1932 — н. д./21 028/40 651; 1933 — н. д./19667/38592 (преимущественными его держателями были зажиточные слои деревни).

Козы, овцы и свиньи вырезались по «лошадиному» сценарию: 1929—146 976,1/28 384,4; 1930—113 171/13 332; 1931 — 77 692/14 443; 1932 — 52 141/11 611; 1933 — 50 551/12 086.

Для компенсации «кулацкого забоя» правительство увеличило импорт лошадей/крупного рогатого скота/ мелкого скота (голов): 1929 — 4881/54 790/323 991; 1930 — 6684/137 594/750 254; 1931 — 13 174/141 681/713 434; 1932 — 26 691/147 156/1 045 004; 1933 — 14 587/86 773/853 053.

В немалой степени углублению кризиса способствовало принятое 30 июля 1931 года постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О развёртывании социалистического животноводства», которое предусматривало создание животноводческих ферм в колхозах.

Этим постановлением, в частности, предлагалось передавать для колхозных ферм скот из числа поступившего по мясозаготовкам. Предполагалось организовать покупку у колхозников молодняка для общественного животноводства коллективных хозяйств. На практике это привело к тому, что скот стал обобществляться в принудительном порядке, что привело к его массовому убою и распродаже. Обобществлённый скот из-за отсутствия корма и приспособленных помещений погибал. Обобществлённый скот нечем было кормить, так как хлебные ресурсы для промышленных центров добывались в том числе и за счет фуражного зерна. Согласно зерновому балансу, составленному Дэвисом и Уиткрофтом, в 1932 году на корм скоту доставалось вдвое меньше зерна, чем в 1930-м.

По мнению некоторых авторов[36], такая политика обобществления скота и мясозаготовок привела к ещё большему сокращению поголовья животноводства в 1932 году (по сравнению с 1931 годом количество крупного рогатого скота уменьшилось на 7,2 млн голов, овец и коз — на 15,6 млн, свиней — на 2,8 млн и лошадей — на 6,6 млн голов, остальной скот был крайне истощен). Падение поголовья рабочего и продуктивного скота, стихийная миграция сельского населения предопределили резкое снижение качества основных сельскохозяйственных работ[29]. В контексте выявления причин голода наиболее существенным, по мнению этих авторов, является изъятие скота из личных хозяйств единоличников и личных «подсобных» хозяйств колхозников, что существенно сокращало «продовольственную» базу, уже столь значительно сокращённую заготовками зерна. Особенно существенное значение это имело для Казахстана, население которого занималось преимущественно животноводством.

О том, что власть стремилась исправить такое нетерпимое положение, свидетельствует постановление ЦК ВКП(б) от 26 марта 1932 года «О принудительном обобществлении скота», осудившее эту порочную практику на местах[37].

В то же время декретом «О мясозаготовках» (23 сентября 1932 года) с начала следующего месяца началось вручение колхозам, колхозным дворам и единоличным хозяйствам «имеющих силу налога» обязательств по поставкам (сдаче) мяса государству.
Последствия голода

Около 40 миллионов человек пострадали от голода и лишений. В сельской местности вокруг Харькова, смертность в январе и июне 1933 года увеличилась в десять раз по сравнению со средней смертностью: 100 000 похоронено в июне 1933 года в районе Харькова против 9 000 в июне 1932 года[31].

С теми, кто работал в колхозе, расплачивались зерном, семечками, но приходили люди в кожаном пальто и все забирали до последнего зернышка, ничего не оставляли нам.

Старшая сестра работала в Харькове, где старалась собирать продовольствие для нас. Отец ездил к ней и возвращался с сухариками, картошкой, буряком. Мама не ела, всё, что привозил отец, оставляла детям и умерла весной 1933 года от голода, а отец умер в конце 1933 года. Все еле передвигались, ходили опухшие от голода. В голод поели всех кошек и собак. Ловили диких птиц, и это было большое счастье, тогда варили вкусный обед.

Люди пытались ходить по убранным полям собирать колоски, но людей за это били кнутами, арестовывали и закрывали в сельсовете.

Весной появилась зелёная травка, которую мы ели: лебеду, крапиву, но у некоторых не было сил её собрать, не слушались руки. Кто пережил весну, потом было жить легче.

В селе очень многие умерли, по селу ездили повозки, собирали умерших и даже тех, кто ещё еле дышал, и вывозили за околицу и там хоронили в общей яме[38].

Письмо из станицы Ново-Деревянковская, Северо-Кавказский край в город Шахты красноармейцу Юрченко. Пишут родители.

«…Людей много мрет у нас с голоду, суток по 5 лежат, хоронить некому, люди голодные, ямы не выкапывают, очень мерзлая земля, хоронят в сараях и в садах. Люди страшные, лица ужасные, глаза маленькие, а перед смертью опухоль спадает, становится жёлтой, заберется к кому-либо в дом и ложится умирать. Молодые девчата ходят просят кусочек кабака или огурца. Не знаем, что будет с нами, голодная смерть ждет…»[39]

Спецсводка СПО ПП ОГПУ по НВК (Нижне-Волжскому краю) о продовольственных затруднениях в крае по данным на 20 марта 1933 года.

«28 марта 1933 года.

Продовольственные затруднения продолжают захватывать новые районы и колхозы: на 10 марта… было учтено 110 колхозов в 33 районах, испытывающих продзатруднения семей — 822.

…В большинстве употребляются в пищу различные суррогаты (примесь в муку и хлебные отходы мякины, лебеды, тыквенной и картофельной кожуры, просяной шелухи, толченых корней растений „чакан“, употребление в пищу одних суррогатов без примеси муки, питание исключительно капустой, тыквой, другими овощами), а также употребляется мясо павших животных и, в отдельных случаях, людоедство.

ПП ОГПУ по НВК Рудь

Нас. СПО ПП Якубовский»[39]

В надежде добыть пропитание колхозники устремились в города. Но 22 января 1933 года было издано подписанное Сталиным и Молотовым распоряжение, которое предписывало местным властям и в, частности, ОГПУ запретить «всеми возможными средствами массовое передвижение крестьянства Украины и Северного Кавказа в города. После ареста „контрреволюционных элементов“ других беглецов надлежит вернуть на прежнее жительство». В этом распоряжении ситуация объяснялась следующим образом: «Центральный комитет и Правительство имеют доказательства, что массовый исход крестьян организован врагами советской власти, контрреволюционерами и польскими агентами с целью антиколхозной пропаганды, в частности, и против советской власти вообще». Во всех областях, пораженных голодом, продажа железнодорожных билетов была немедленно прекращена; были поставлены специальные кордоны ОГПУ, чтобы помешать крестьянам покинуть свои места. В начале марта 1933 года в донесении ОГПУ уточнялось, что только за один месяц были задержаны 219 460 человек в ходе операций, предназначенных ограничить массовое бегство крестьян в города. 186 588 человек были возвращены на места проживания, многие арестованы и осуждены[31].

За неделю была создана служба по поимке брошенных детей. По мере того, как крестьяне прибывали в город, не имея возможности выжить в деревне, здесь собирались дети, которых приводили сюда и оставляли родители, сами вынужденные возвратиться умирать у себя дома. Родители надеялись, что в городе кто-то займется их отпрысками. <…> Городские власти мобилизовали дворников в белых фартуках, которые патрулировали город и приводили в милицейские участки брошенных детей. <…> В полночь их увозили на грузовиках к товарному вокзалу на Северском Донце. Там собрали также и других детей, найденных на вокзалах, в поездах, в кочующих крестьянских семьях, сюда же привозили и пожилых крестьян, блуждающих днем по городу. Здесь находился медицинский персонал, который проводил «сортировку». Тех, кто ещё не опух от голода и мог выжить, отправляли в бараки на Голодной Горе или в амбары, где на соломе умирали ещё 8 000 душ, в основном дети. Слабых отправляли в товарных поездах за город и оставляли в пятидесяти-шестидесяти километрах от города, чтобы они умирали вдали от людей. <…> По прибытии в эти места из вагонов выгружали всех покойников в заранее выкопанные большие рвы[40].

В результате голода в Казахстане около 200 тысяч казахов бежало за рубеж — в Китай, Монголию, Афганистан, Иран[41].
Спад голода в 1934 г.

В апреле 1933 г. по решению Политбюро ЦК ВКП(б) экспорт зерна из СССР был прекращен, из-за падения цен на зерно на мировом рынке в связи с Великой депрессией, а также для посевных нужд. Сталин и советское правительство, в период уборки урожая летом-осенью 1933 г., столкнулись с тем, что хлебозаготовки падают, несмотря на ужесточение репрессий, насильственную 100%-ную экспроприацию зерна у колхозов и единоличников и массовый голод. Голод, как указывалось выше, стал распространяться и в города. Действия сталинского режима по выходу из голодного кризиса в основном свелись к выделению основным зерновым районам СССР, в том числе Украине, оказавшимся в зоне голода, продовольственных и семенных ссуд[42]. Были приняты меры по организационно-хозяйственному укреплению колхозов с помощью МТС (машинно-тракторных станций), частично разрешено развитие личных подсобных хозяйств колхозников и городских жителей[22].

В условиях усиливающегося в СССР в 1933-м году постоянного голода в городах, было принято решение Политбюро ЦК от 23 декабря 1933 года и от 20 января 1934 года о развертывании индивидуального огородничества. «Идя навстречу желаниям рабочих — обзавестись небольшими огородами для работы на них собственным трудом в свободное время от работы на производстве», ЦК ВКП(б) постановило разрешить в 1934 году 1,5 млн рабочих заняться собственными индивидуальными огородами. Из них доля рабочих Украины, в общем числе рабочих СССР, допущенных к занятию огородничеством, составила 500 тыс. человек, или 33 %.

Есть факты, что в самый пик голода, в 1933 г. в российских регионах забиралось продовольствие для Украины. Например, Сталин в 1933 году лично разрешил направление в Украину зерна в ущерб российским регионам. 27 июня 1933 г. 23 час. 10 мин. секретарь ЦК КП(б)У, М. М. Хатаевич, направил Сталину шифрограмму следующего содержания[23]:
« Продолжающиеся последние 10 дней беспрерывные дожди сильно оттянули вызревание хлебов и уборку урожая. В колхозах ряда районов полностью съеден, доедается весь отпущенный нами хлеб, сильно обострилось продовольственное положение, что в последние дни перед уборкой особенно опасно. Очень прошу, если возможно, дать нам еще 50 тысяч пудов продссуды».

На документе имеется резолюция И. Сталина: «Надо дать».
»

Имеется шифротелеграмма И. В. Сталина и В. М. Молотова секретарю Центрально-Черноземного обкома И. М. Варейкису от 31 марта 1933 г. с требованием снять запрет и закончить догрузку Донбассу 26 тыс. тонн картофеля[23].

В то же время, данные по функционированию колхозной системы не позволяют говорить о каком-либо серьезном улучшении положения крестьянства в последующие годы, после 1933 г.. Например, в 1934—1935 гг. до 30 % колхозов Мордовии выдали колхозникам на 1 трудодень в среднем всего по 2 кг зерна (на 1 едока пришлось меньше 100 кг зерна за год). Руководство Мордовской АССР неоднократно обращалось в центр с просьбой об оказании продовольственной, семенной и фуражной ссуд, которые выдавались, но в минимальных размерах. Голод в Мордовии первой половины 1937 г. имел не меньшие масштабы, чем голод 1932—1933 гг.[23]
Оценки масштаба голода

Масштабы случившегося могут быть оценены лишь приблизительно.

Голодом была охвачена территория около 1,5 млн км² с населением в 65,9 млн человек.

Наиболее силен был голод в районах, которые в дореволюционное время были наиболее богатыми по количеству производимого хлеба и где был наиболее высок процент коллективизации крестьянского хозяйства.

Голодом в большей степени было поражено население деревни, чем городов, что объяснялось мероприятиями советской власти по изъятию хлеба в деревне. Но и в городах было значительное число голодных: уволенных с предприятий рабочих, вычищенных служащих, получивших особые паспорта, не дающие права на продовольственные пайки[43].

Общие оценки числа жертв голода 1932—1933, сделанные различными авторами, значительно различаются и доходят до 8 млн человек, хотя последняя оценка — до 7 млн человек[44][45] Тема голода 1932—1933 года в советском информационном пространстве возникла впервые лишь к концу перестройки. К настоящему времени на постсоветском информационном пространстве сформировалось чёткое представление о голоде 1932—1933 годов как об одной из величайших гуманитарных катастроф советского периода.
Таблица 4. Индекс сверхсмертности в 1933 г. Районы Индекс сверхсмертности
Украина 3,2
Нижняя Волга 2,74
Северный Кавказ 2,61
Сибирь 1,1
Таблица 5. Оценки числа жертв голода 1932—1933 года для СССР[2] Автор Число жертв, млн человек
Ф. Лоример, 1946 4,8
Б. Урланис, 1974 2,7
С. Уиткрофт, 1981 3-4
Б. Андерсон и Б. Сильвер, 1985 2—3
Р. Конквест, 1986 8
С. Максудов, 2007 2—2,5
В. Цаплин, 1989 3,8
Е. Андреев и соавт., 1993 7,3
Н. Ивницкий, 1995 7,5
Государственная Дума РФ, 2008[44] 7

Относительно масштабов голода, «вызванного насильственной коллективизацией», существует официальная оценка, подготовленная Государственной Думой РФ в изданном 2 апреля 2008 года официальном заявлении «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР». Согласно заключению комиссии при ГД РФ на территории Поволжья, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932—1933 годах погибло около 7 млн человек, причиной чему были «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок», которые «значительно усугубили тяжёлые последствия неурожая 1932 года»[12]. Объективно урожай в 1932 году был достаточным для предотвращения массового голода[29]. Сравнительный анализ переписей населения 1926 и 1937 годов показывает сокращение сельского населения в районах СССР, пораженных голодом 1932—1933 годов: в Казахстане — на 30,9 %, в Поволжье — на 23, на Украине — на 20,5, на Северном Кавказе — на 20,4 %. На территории РСФСР (без учета Украины и Казахстана), от голода погибло 2,5 млн человек[22].

В электронной версии Энциклопедии Британника приводится диапазон от 4 до 5 млн этнических украинцев, погибших в СССР в 1932—1933 годах, из общего числа жертв в 6—8 млн[46]. Энциклопедия Брокгауз (2006) приводит данные потерь: от 4 до 7 млн человек[45](перевод с немецкого):
« Сталин проводил насильственную Коллективизацию сельского хозяйства в СССР (с 1929 года) с использованем государственного террора, что привело, особенно в УССР, к высоким потерям населения. После плохих урожаев 1931 и 1932 были произведены, часто с применением войск, изъятия запасов зерна, принадлежащего крестьянам. При этом от голода погибли от 4-х до 7-и миллионов человек. »
Память о жертвах
Дмитрий Медведев и Виктор Янукович почтили память жертв голода на Украине, 2010 r.

29 апреля 2010 года Парламентская Ассамблея Совета Европы приняла резолюцию о чествовании памяти погибших вследствие голода 1932—1933 годов в СССР. В документе отмечается, что массовый голод был создан «жестокими и преднамеренными действиями и политикой советского режима»[47].

В Киеве с 2009 года действует Национальный музей «Мемориал памяти жертв голодоморов в Украине». В Зале памяти этого Мемориала представлена Национальная книга памяти жертв Голодомора в 19 томах, составленным по областям Украины, и в которых зафиксировано 880 тыс. имен людей, смерть которых от голода на сегодня документально подтверждена[48].

В Астане 31 мая 2012 года Президент Республики Казахстан Н. А. Назарбаев открыл мемориал памяти жертвам голодомора.
См. также

Голод в Казахстане в 1919—1922 гг.
Голод в Казахстане в 1932—1933 гг.
Малый октябрь
Раскулачивание
Голод в СССР 1946—1947
Голодомор на Украине

Примечания

↑ Показывать компактно

Закон України Про Голодомор 1932—1933 років в Україні от 28 ноября 2006 года
Харькова Татьяна. Вспоминая о голодоморе // Еженедельник «Демоскоп Weekly», 17.02−02.03.2003. — № 101−102.
↑ Голод или голодомор? − передача радиостанции «Эхо Москвы» 20.09.2008.
Был ли голодомор в Беларуси? // © Сайт «Хартsя’97» (charter97.org) 13.05.2008. (белор.)
В Беларуси был свой Голодомор // © Сайт «МЕНСК.BY» (mensk.by) 2006-12-05.
↑ Давыдоўскі Уладзімір. Галадамор у Беларусі (1932−1934 гг.) // Сайт «Правы Альянс» (aljans.org) 28.07.2010.
Голод // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
↑ Якушкин Н., Литошенко Д. Голод как социально-экономическое явление // Новый энциклопедический словарь: В 48 томах (вышло 29 томов). — СПб., Пг.: 1911—1916.; [1]
↑ Срок регистрации домена закончился
↑ http://www.history.org.ua/Zbirnyk/10/12.pdf
↑ http://www.history.org.ua/Journal/2006/6/4.pdf
Постановление ГД РФ от 2 апреля 2008 г. N 262-5 ГД "О заявлении Государственной Думы Российской Федерации «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР»
↑ Из спецсводки оперативного отдела главного управления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ СССР «О людоедстве и убийствах с целью людоедства». 31 марта 1933 г.
↑ Донесение прокурора Средне-Волжского края В. М. Бурмистрова первому секретарю крайкома ВКП(б) В. П. Шубрикову о случаях каннибализма в Приволжском и Чапаевском районах. 3 мая 1933 г.
↑ Голод особенно свирепствовал в деревнях…
↑ О фактах людоедства на почве голода
↑ Кондрашин В. В. Голод 1932—1933 годов. Трагедия российской деревни.: научное издание — М.: «Росспэн», 2008. — 520 с. — ISBN 978-5-8243-0987-4. — Гл. 6. «Голод 1932—1933 годов в контексте мировых голодных бедствий и голодных лет в истории России — СССР», С. 331.
↑ Мнение историка Нефедова С. А.
↑ Ответ Нефедова С. А. Миронову Б. Н.
↑ Мнение историка Миронова Б. Н.
↑ Ответ Миронова Б. Н. Нефедову С. А.
[http://www.rusarchives.ru/publication/golod.shtml Документы российских архивов о голоде 1932-1933 гг. в СССР. (Опубликовано в журнале "Отечественные архивы" № 2 (2009 г.)]. www.rusarchives.ru. Проверено 16 декабря 2015.
Институт славяноведения РАН. Голод 1932-1933 гг.: «геноцид украинского народа» или общая трагедия народов СССР?. Международная конференция "Украина и Россия: история и образ истории". (4 апреля 2008 г.).
↑ Кульчицкий С. В. «Голод 1932 р. в затінку голодомору-33» (укр.)
↑ Земсков В. Н. О масштабах политических репрессий в СССР // Мир и Политика. июнь 2009 года № 6 (33).
↑ Международная конференция. «Историческая и политическая проблема массового голода в СССР 30-х годов.» 17 ноября 2008 года, Москва
↑ Посольство України в Канадi. Міжнародне визнання Голодомору 1932 - 1933 рр. в Україні (укр.). МЗС України. Проверено 14 марта 2012. Архивировано из первоисточника 11 мая 2013.
↑ В Казахстане найдены новые захоронения жертв голода 30-х годов // © Сайт «Лента. Ру» (lenta.ru) 30.05.2012.
С. Журавлев. Голод 1932—1933 годов: причины реальные и мнимые
↑ Кондрашин В. В., д. и. н., проф. Голод 1932—1933 годов в деревнях Поволжья // «Вопросы истории», 1991. — № 6. — С. 176−181.
Чёрная книга коммунизма
↑ Шолохов М. А. Письмо к Сталину от 4.04.1933 // Впервые: «Правда», 1963. — 10 марта (в извлечениях, в речи Н. С. Хрущева на встрече с деятелями литературы и искусства 8 марта 1963 г.); полностью — «Родина», 1992. — № 11/12. — С. 51−57, повторно — «Вопросы истории», 1994. — № 3. — С. 7−18.
↑ Комитет содействия строительству Дома науки и культуры
↑ Сталин И. В. Письмо М. А. Шолохову от 6 мая 1933. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 827. Л. 1—22. Подлинник; Вопросы истории, 1994. — № 3. — С. 14−16, 22.
↑ И. Науменко. Как судили райком // Газета «Неделя», 1989, № 30.
↑ Кузнецов П. Голод на Украине 1932—1933-х годов как итог колхозного строительства и раскрестьянивания украинской деревни // Сайт общественно-политического журнала «Историк» (Historicus.ru) (Проверено 15 января 2013)
↑ В постановлении ЦК ВКП(б) «О принудительном обобществлении скота» от 26 марта 1932 года было отмечено, что «только враги колхозов могут допускать принудительное обобществление коров и мелкого скота у отдельных колхозников». Говорилось, что это «не имеет ничего общего с политикой партии», что «задача партии состоит в том, чтобы у каждого колхозника были своя корова, мелкий скот, птица». Предлагалось: «1) пресечь всякие попытки принудительного обобществления коров и мелкого скота у колхозников, а виновных в нарушении директивы ЦК исключать из партии; 2) организовать помощь и содействие колхозникам, не имеющим коровы или мелкого рогатого скота в покупке и выращивании молодняка для личных потребностей» (газ. «Правда», 26 марта 1932).
↑ Записано со слов Закржевской Марии Дмитриевны, жительницы Севастополя, 1921 года рождения
Социалистические преобразования сельского хозяйства
↑ Чёрная книга коммунизма (A. Graziosi, Lettres de Kharkov. La famine en Ukraine et dans le Caucase du Nord a travers les rapports des diplomates italiens, 1932—1934, «Cahiers du Monde russe et sovietique», XXX (1-2), Janvier-juin 1989, p. 5-106.)
↑ Демографические последствия голода в Казахстане начала 30-х годов (оценка потерь казахского этноса)
↑ [http://www.rusarchives.ru/publication/golod.shtml#d27 Шифрограмма № 27 первого секретаря Днепропетровского обкома КП(б)У М.М. Хатаевича генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину с просьбой выделить дополнительную продовольственную ссуду от 27.06.1933 г.]. www.rusarchives.ru. Проверено 16 декабря 2015.
↑ Русский экономический бюллетень. № 9.
Заявление ГД РФ «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР»

Ст. «Украина», разд. «История» // Brockhaus Enzyklopädie. 21. Aufl. in 30 Bde. Leipzig-Manheim, 2006. — Bd. 28, S.243. ISBN 3-7653-4128-2
↑ Статья про историю Украины представлена редактором рукописей (manuscript editor) канадской «Энциклопедии Украины» Андреем Макух (Andriy Makuch) Канадского института украинских исследований при университетах Альберты и Торонто (Canadian Institute of Ukrainian Studies at the University of Alberta and the University of Toronto). В ней так же приводится информация об установлении «невыполнимо высоких реквизиционных квот по продовольствию для Украины», «Москва отказывалась предоставлять помощь даже весной когда был пик смертности», «СССР экспортировал более миллиона тонн продовольствия во время голода» и «традиционная этническая украинская деревня была практически уничтожена, а на её место были завезены переселенцы из России» The famine of 1932—33
↑ Сталинский режим признали виновником голодной смерти миллионов
↑ Национальный музей «Мемориал памяти жертв голодоморов на Украине»

Литература

Цаплин В. В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Вопросы истории, 1989, № 4. С.177—178.
Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928—1933 гг.) // Собрание, 2004.— �1�.
Ивницкий Н. А. Голод 1932—1933 годов // М., 1995
Lorimer F. The population of Soviet Union: History and Prospects // Geneva, League of Nations, 1946;
Урланис Б. Ц. Проблемы динамики населения СССР // М., 1974, с. 310;
Wheatcroft S.C. Famine and Factors Affecting Mortality in the USSR: The Demographic Crises of 1914—1922 and 1930—1933 // Reported in Vevey Switzerland. July 1981. Symposium The Famine History // Birmingham University;
Anderson B. A. and Silver B.D. Demographic Analysis and Population Catastrophes in the USSR. // Slavic Review. 1985, 44, № 3, p. 517—536;
Конквест Р. Жатва скорби // Новый мир, 1989, № 10, с. 179—200;
Максудов С. Потери населения СССР. Benson // Vermont: Chalidze Publications, 1989;
Максудов С. Воссоздание памяти. Был ли голод 1932—1933 годов на Украине геноцидом//Московские новости, 2007, № 18 [2]
Андреев Е. М., Дарский Л. Е., Харькова Т. Л. Население Советского Союза. 1922—1991 // М., 1993;
Андреев Е. М., Дарский Л. Е., Харькова Т. Л. Демографическая история России: 1927—1959. //М., 1998, с. 81.
Вугальтер А. Л. Ваше открытие общества, или философский вояж.— К.: March-A, 1995. — 143 с.

Ссылки

Осокина Е. А. Жертвы голода 1933 года: сколько их?: (Анализ демогр. статистики ЦГАНХ СССР) // «История СССР», 1991. — № 5. — С. 18−26. Материал по ссылке отсутствует.
Великий голод, глава 8 книги «Государство против своего народа», первая часть справочного издания «Черная книга коммунизма» (Courtois, N. Werth, J.-L. Panne, A. Paczkowski, K. Bartosek, J.-L. Margolin avec la collaboration de R. Kauffer, P. Rigoulot, P. Fontaine, Y. Santamaria, S. Boulouque, «Le Livre Noir Du Communisme: Crimes, Terreur et Repression», Editions Robert Laffont, S.A. Paris, 1997; полное русское издание: С. Куртуа, Н. Верт, Ж.-Л. Панне, А. Пачковски, К. Бартошек, Ж.-Л. Марголен, при участии Р. Коффер, П. Ригуло, П. Фонтен, И. Сантамария, С. Булук, «Черная книга коммунизма: преступления, террор, репрессии», Три Века Истории, М., 1999, пер. под рук. Е. Л. Храмова.)
Метальникова Н. Б. Голод в Донбассе в 1932—1933 гг. По документам госархива Донецкой области // Официальный сайт Государственного архива Донецкой области (dn.archives.gov.ua) (Проверено 15 января 2013)
Письмо Шолохова Сталину 4 апреля 1933 г.
Солженицын Александр. Поссорить родные народы?? // Сайт газеты «Известия» (izvestia.ru) 02.04.2008.
Все ссылки в сюжете «Голод 1932-33 годов на Украине (голодомор)» // ИА «REGNUM» (regnum.ru) (Проверено 15 января 2013)
Москва приветствует провал Киева в вопросе Голодомора ссылка ложная, возможно — провокационная Статья
Коллекция документов ГАРФ, РГАЭ, РГАСПИ, ЦА ФСБ России по теме «ГОЛОД В СССР. 1930—1934 ГГ.» (В коллекцию вошли 200 документов (450 оцифрованных образов) из фондов российских архивов. Реализован поиск по описанию документов)
Письмо колхозника Дробатенко (с. Черноусовка, Павлоградского района Зап. Сиб. Края) председателю ЦКК РКИ Я.Рудзутак от 17 июля 1932 // Малышева М. П., Познанский В. С. Голод на юге Западной Сибири в начале 30-х годов — 1995. — № 1. — С. 76−77, ГАНО, Ф. П-7, Оп.1, Д.267, Л. 82−83.
Альманах «Россия ХХ век» — Вып. «Голод 1932—1933 гг. — Трагедия народов СССР»: Авторы-составители: Кондрашин В. В., Тюрина Е. А. — 2009; Вступ. ст. к сборн.
Сельхозналог 1932 года в вопросах и ответах — М., Л.: Партийное издательство, 1932.
Статистические материалы по периоду 1930−1933 гг. // Проект «Исторические Материалы» (istmat.info) (Проверено 15 января 2013)
Деружинский Вадим. Был ли голодомор в БССР? (рус.) // Сайт «Грамадзянская кампанія „Незалежная Беларусь“» (znb-by.org) 30.12.2012.