* 3589. Франсуа Вольтер

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/tutoria...e/609-voltaire
21.11.2015, 17:55
175. Вольтер – кратко
Если вам нужны ПОДРОБНЫЕ сведения по этой теме, прочтите статью Вольтер - биография. Читайте также статьи Вольтер, Монтескье, Руссо – сравнение, Идеи Вольтера, Значение Вольтера в истории просвещения, Вольтер - борьба за терпимость, Вольтер и просвещенный абсолютизм, Деизм Вольтера

Вольтер в молодости. Портрет работы Н. Ларжирьера

Франсуа Вольтер (1694-1778) был одним из наиболее влиятельных представителей просветительной литературы и заслужил название «патриарха философов». Его литературная деятельность продолжалась шестьдесят лет, и писал он в самых различных родах литературы (трагедии, оды, сатиры, повести, исторические труды, философские и моральные трактаты и т. п.). Личный его характер имел много весьма непривлекательных свойств, – в нем мало было правдивости, много суетного тщеславия и большое корыстолюбие, – но в своей общественной деятельности он был замечательно энергичным бойцом против неправды, владевшим притом, как никто, оружием убийственной насмешки. В молодых годах Вольтер два раза посидел в Бастилии, один раз по простому подозрению в авторстве сатирических стихов на только что умершего Людовика XIV, другой – по проискам аристократической семьи де Роганов, спасавшей таким образом одного из своих членов от дуэли с Вольтером. Его даже прибили лакеи этого аристократа, и кончилось дело приказанием обиженному оставить Францию.

Вольтер поехал в Англию и здесь познакомился с сочинениями деистов, Локка и Ньютона, бывшими до него неизвестными французам. По возвращении на родину он и начал распространять английские идеи во французском обществе. Это прежде всего была проповедь деизма, которой Вольтер придал характер враждебный христианству, потому что о последнем он судил почти только по современному ему католицизму с его фанатическою нетерпимостью, лицемерием и иезуитскими интригами; самая религия казалась ему вообще изобретением правителей и жрецов. Своими сочинениями Вольтер скоро прославился по всей Европе. Прусский король Фридрих II, будучи еще наследным принцем, вступил с ним в переписку, которая продолжалась до самой смерти Вольтера. Одно время «философ даже жил у прусского короля в его резиденции в Потсдаме. Русская императрица Екатерина II тоже вела переписку с Вольтером. Он вообще искал сближения с монархами, потому что в их власти видел лучшее орудие для искоренения заблуждений и злоупотреблений: это и есть идея просвещенного абсолютизма.

Он прославлял веротерпимость, восставал против крепостного права, нападал на жестокие уголовные законы и был врагом всякого произвола. Особенно замечательно его вмешательство в некоторые судебные дела для защиты невинных. Одним из таких дел был процесс старого протестанта Каласа, которого обвинили в том, будто он повесил своего сына за желание перейти в католицизм. В действительности тут было самоубийство молодого Каласа, ведшего разгульную жизнь, расстроившего свое здоровье и наделавшего долгов; но местное духовенство придало делу иное освещение и даже выставляло самоубийцу, как мученика за веру. Калас-отец, которому было уже около семидесяти лет, был приговорен к смертной казни через колесование, несмотря на полное отсутствие доказательств вины, и жестокий приговор был приведен в исполнение. Вольтер, до глубины души возмущенный этим делом, три года настойчиво добивался пересмотра процесса, заинтересовав в нем французское общество и некоторых иностранных государей, и в конце концов приговор был объявлен несправедливым. Другое протестантское семейство при подобных же обстоятельствах спаслось бегством к Вольтеру. В это время (и вообще в последние двадцать лет жизни) он жил в своем поместье Фернее (около Женевы), получившем громкую известность во всей Европе, – Вольтера даже называли «фернейским философом», – но умер он в Париже, въезд в который ему долго запрещался.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/west/27...sua-biografiya
Молодость Вольтера

Фамилия «Вольтер» была литературным псевдонимом. Настоящее имя Вольтера было Аруэ (Arouet, François Marie). Вольтер – Анаграмма из Arouet l. j. (= le jeune), где u принято за v а j – за i (Arouetlj=Arovetli – Voltaire). Отец Франсуа Вольтера происходил из третьего сословия и занимал скромную должность нотариуса. Окончив курс в иезуитском коллеже, Вольтер весьма рано проявил свои дарования и получил доступ в большой свет. Смелость мысли, какую он обнаружил еще в школе, вызвала даже предсказание одного из его учителей, что он сделается корифеем деизма во Франции. Его крестный отец, аббат Шатонёв, ввел его еще совсем юношей в веселые и беззаботные светские кружки Парижа. Здесь он познакомился и со старухою Нинон де Ланкло, когда-то знаменитою куртизанкой. Эта женщина, отличавшаяся большим умом, была поражена ранним развитием Вольтера и даже отказала ему по духовному завещанию небольшую денежную сумму на покупку книг.

Вскоре с молодым человеком случилась большая неприятность. После смерти Людовика XIV, совпавшей с очень тяжкими временами для Франции, стали ходить по рукам разные эпиграммы и другого рода сатирические произведения, среди которых особое внимание обратили на себя «Les j'ai vu», описывавшие в мрачных красках рабство французского народа; автор этого произведения прибавлял, что ему еще нет двадцати лет, а он уже видел все эти бедствия (j'ai vu ces maux et je n'ai pas vingt ans). Молодого Вольтера, уже тогда прославившегося своими стихами, заподозрили в авторстве пасквиля на покойного короля и засадили в Бастилию, хотя в данном случае он ни в чем не был повинен. Таким образом, едва вступив в жизнь, он на собственном опыте познакомился с административным произволом, лишавшим во Франции личную свободу всяких гарантий. В Бастилии Франсуа Вольтер продолжал свои литературные занятия; между прочим, здесь он задумал свою «Генриаду», эпическую поэму, прославлявшую Генриха ІV, как представителя веротерпимости. Около того же времени он написал трагедию «Эдип», которая в 1718 г. была поставлена на сцену и имела успех. Время чистого искусства в истории французской драмы миновало, и уже здесь Вольтер дал волю своему оппозиционному настроению, высказав, например, ту мысль, что «наши жрецы совсем не то, что о них думает народ», и что «лишь наше легковерие составляет всю их мудрость». В Бастилии Вольтеру пришлось провести тогда почти год.

Через несколько времени после того, как его оттуда выпустили, ему суждено было вторично познакомиться с этою тюрьмою. На этот раз молодой Вольтер пострадал уже не от одного административного произвола, но и от аристократического высокомерия одного вельможи, с которым у него вышло столкновение. Именно однажды в доме герцога Сюлли он встретился с молодым шевалье де Роганом, с которым у него произошла ссора. Аристократ не снес обидного ответа плебея на сказанную им дерзость и через несколько дней велел своим слугам палками приколотить молодого поэта, который, со своей стороны, решил вызвать его на дуэль. Де Роган нашел такую дуэль для себя унизительной, и вот кончилось тем, что влиятельная родня де Рогана добилась приказания посадить Вольтера опять в Бастилию, откуда он был выпущен лишь с приказанием немедленно оставить Париж. Две главные стороны «старых порядков», таким образом, дали себя очень рано почувствовать молодому писателю, которому суждено было сделаться героем века, защитником свободы и равенства. Немудрено, что впоследствии чувство личной безопасности заставляло Вольтера искать связей у сильных мира сего, а иногда и отказываться от авторства тех или других произведений, за которые можно было бы снова попасть в Бастилию.

Поездка Вольтера в Англию

В 1726 г. Вольтер поехал в Англию. Эта поездка имела решительное влияние на его деятельность. Да и вообще Англия, где установились порядки, столь несходные с французскими, и где к началу XVIII в. сделаны были громадные успехи в философии, науке и политической литературе, была тогда страною, оказывавшею большое влияние на французов, совершавших даже своего рода паломничества в это царство личной, духовной и политической свободы. Время, когда Вольтер посетил Англию, было замечательное. Её умственная жизнь находилась еще под свежим впечатлением тех толчков, которые исходили от Локка (ум. 1704) и Ньютона (ум. 1727), а Шефтсбери и Болингброк стояли еще в главе свободных мыслителей. Под влияниями, шедшими от новой общественной обстановки и от новой умственной среды, Вольтер из поэта, только лично склонного к вольномыслию, превратился в философа, поставившего своей литературной деятельности общественную цель: задачу «разрушить те предрассудки, рабом которых было его отечество», как выразился Кондорсе в своей небольшой биографии Вольтера. Деистическая философия и политическая литература, развивавшая идею «свободомыслия», были двумя наследиями, завещанными Англией XVII века Англии следующего столетия, и Вольтер, проникшись основными принципами этой философии и литературы, оставался им верным до конца своей жизни. Уже в глубокой старости он благословил маленького внука американского патриота Франклина, возложив руку на голову мальчика со словами: «Бог и свобода» (God and liberty).

Портрет Вольтера. Художник М. К. Латур. Ок. 1736

Все в Англии было ново для живого француза, и тем более еще были новы для Франции те идеи, которые Франсуа Вольтер стал в ней популяризировать по возвращении на родину. Например, французы того времени в философии и науке продолжали еще строго держаться воззрений Декарта, почти ничего не зная о новых теориях Локка и Ньютона. Поразил Вольтера и этот почет, какой правительством и обществом оказывался в Англии мыслителям и ученым, поразила и та свобода, которою пользовались здесь писатели, типографщики и книгопродавцы. В Англии Вольтер, если можно так выразиться, окончательно уверовал в разум, в присущую ему силу открывать тайны природы, в его победу над суевериями, в необходимость для него свободы, в его могущественное влияние на общественную жизнь и пришёл к убеждению, что мыслители, ученые, писатели призваны быть истинными вождями общества. Контрасты, какие представляла Англия двадцатых годов XVIII в. с тогдашней Францией, также бросались в глаза наблюдательному путешественнику.

Все свои впечатления Вольтер обобщил и изложил в знаменитых «Английских письмах» («Lettres sur les Anglais», название иногда переводится как «Философские письма»), вышедших в свет, однако, лишь через несколько лет (1734) после его возвращения на родину. Хотя в этой книге он и урезывал себя и должен был выжидать сколько-нибудь благоприятное время и для её опубликования, тем не менее она по необходимости получила характер критики на французские порядки, так как все-таки Вольтер не отказывал себе в удовольствии делать кое-где сопоставления чужого со своим. Парижский парламент приговорил книгу к публичному сожжению рукою палача. Главным, что поразило Вольтера в Англии, была все-таки духовная свобода. Монтескье (посетивший Англию вскоре после того, как Вольтер ее покинул) сделался горячим сторонником уже её политического строя, как обеспечивающего личную и политическую свободу. Еще позднее для физиократов Англия сделалась страною самых образцовых хозяйственных порядков (чего на деле не было, но что было справедливо сравнительно с Францией). Франсуа Вольтер и был первый из французов, открывших путь английскому влиянию во Францию, и то, что этого многостороннего человека не интересовали ни политические формы, ни экономический строй, указывает, с одной стороны, еще на слабость политического интереса в начале просветительного движения, а с другой стороны, на чисто отвлеченный, индивидуалистический и рационалистический источник этого умственного движения.

Вольтер и маркиза дю Шатле

Возвратившись из Англии, Вольтер приступил к тому, что стал считать главною задачею всей своей жизни, опираясь на обширные знания, приобретенные им еще до поездки за границу и вывезенные из посещенной им страны. В своей борьбе с феодализмом и католицизмом он пользовался орудием злой, колкой, убийственной насмешки, резкими характеристиками людей и вещей, всеми другими способами, какими только мог заставить читать себя и говорить о себе и во Франции, и вне Франции. Меняя сначала по своему обыкновению место жительства, он в 1735 г. надолго поселился в замке Сире, с владетельницей которого, маркизой Эмили дю Шатле, близко сошелся за два года перед этим, и продолжал там жить до самой её смерти в 1749 г. Эта недюжинная женщина, изучавшая, между прочим, Ньютона, много помогала Вольтеру в его литературных занятиях. Самая напряженная работа поглощала почти все его время, и он все шире и шире в эту пору жизни развивал свою деятельность. Его труды прерывались только путешествиями, которые он очень любил и которые иногда прямо были ему необходимы, так как иногда ему просто нужно было уезжать куда-нибудь из опасения за свою свободу.

Маркиза Эмили дю Шатле - возлюбленная Вольтера

Между прочим, маркиза дю Шатле, как и сам Вольтер конкурировали в академии наук по одному научному вопросу (об условиях горения), предложенному на премию. Вообще в эту пору Вольтер довольно много занимался естествознанием и даже сам делал разного рода физические опыты, – черта, которую мы встречаем и у других писателей XVIII в., не бывших, однако, специалистами естествознания – например, у Монтескье. (Вольтер важен и как популяризатор философии Ньютона во Франции своим сочинением Основы философии Ньютона, 1738). В годы сожительства с маркизой дю Шатле Вольтер написал особенно много, и в это время он находился уже наверху своей славы. Благодаря покровительству мадам Помпадур, фаворитки Людовика XV, лично ненавидевшего Вольтера, он получил даже придворную должность (gentilhomme ordinaire de la chambre du roi) и был сделан историографом Франции. Около того же времени (1746) его выбрали в члены французской академии. Впрочем, дабы добиться таких почестей, он должен был написать пьесу для придворного театра, посвятить папе Бенедикту XIV своего «Магомета» и публично заявить свою преданность той самой церкви, на которую он постоянно нападал.

Вольтер и Фридрих Великий

В 1750 г., после смерти маркизы, Вольтер отправился в Пруссию, к Фридриху II Великому, который, еще будучи наследным принцем, вступил с ним в переписку и потом неоднократно звал его к себе. Вольтер поселился в королевском дворце и получил должность камергера, орден pour le mérite («за заслуги») и 20 тыс. ливров ежегодной пенсии. Известно, однако, что эти два замечательных человека своего времени не ужились друг с другом. Существует целая анекдотическая история пребывания Вольтера при прусском дворе, сущность которой сводится к тому, что по своим характерам и Вольтер, и Фридрих Великий не умели уступать друг другу, чему помогали еще добрые люди, передававшие одному о другом разные сплетни. То Вольтер узнавал, что король сравнивал его с лимоном, который бросают, когда выжмут из него сок, то, наоборот, доводили до сведения Фридриха II о том, как философ жалуется, что король поручает ему стирать свое грязное белье, разумея под ним стихи, которые Фридрих II любил писать и отдавал Вольтеру для поправок. Были и другие причины взаимного неудовольствия. Между прочим, Вольтер весьма зло осмеял под именем «доктора Акакии» президента королевской академии в Берлине, французского ученого Мопертюи, который изображался с более нежели странными научными планами, вроде того, что хорошо было бы провертеть дыру до центра земли, или производить анатомирование мозга у живых людей, дабы узнать, как действует душа, или еще построить особый город, где все говорили бы по-латыни, и где таким образом можно было бы учиться латинскому языку. Фридрих Великий сам смеялся злой сатире, когда она была еще в рукописи, но не желал, чтобы она была напечатана. Вольтер, однако, издал ее в Голландии. Прусский король тогда вступился за честь президента своей академии, и произведение, осмеивавшее Мопертюи, по королевскому приказанию, было публично сожжено. О крайнем раздражении Фридриха Великого свидетельствуют и те слова, в которых он высказывает свой взгляд на Вольтера, как на низкую душонку, и как на мартышку, которую нужно было бы отодрать за её проделки, и т. п.

Фридрих II Великий, король Пруссии

Вольтер не снес оскорбления; он отослал королю камергерский ключ, орден и патент на пенсию при записочке, в которой сравнивал эти вещи с сувенирами, которые покинутый любовник возвращает своей возлюбленной. Хотя между хозяином и гостем и произошло примирение, но Вольтер в конце концов (весною 1753 г.) оставил Пруссию. В скором времени ему пришлось, однако, подвергнуться новому оскорблению. Уезжая из Пруссии, он захватил с собою том стихотворений Фридриха Великого, среди которых были и непристойные, и неудобные в политическом отношении – прусский король давал в них волю своему злому языку насчет некоторых коронованных особ. В Франкфурте-на-Майне к философу явился прусский резидент и потребовал у него вернуть стихи, но так как чемодан, в котором они были спрятаны, находился не при Вольтере, и потому пришлось ждать, пока все его вещи не будут привезены, то ему пришлось подвергнуться своего рода аресту более, чем на месяц (хотя Франкфурт был имперским городом и, следовательно, прусские чиновники не имели права в нем распоряжаться, да еще с французским подданным). Несмотря на этот инцидент, переписка между Фридрихом II и Вольтером продолжалась и впоследствии. Даже изданное им сочинение о частной жизни прусского короля, бывшее крайне неблагоприятным для Фридриха Великого, не лишило автора этой книги пенсии, которая ему была назначена обиженным королем.

Вольтер – «Раздавите гадину!»

Посетив некоторые немецкие дворы, Вольтер в 1755 г. появился в Женеве, не желая и даже опасаясь возвратиться во Францию. «Я боюсь монархов и епископов», – так объяснял он выбор местожительства в республиканском и протестантском городе. Вольтер был весьма богатый человек, нажив свое состояние отчасти разными денежными спекуляциями. Вскоре затем он купил себе – уже на французской территории, неподалеку от Женевы – знаменитый Ферней, поместье, в котором прожил последние двадцать лет своей жизни. Это поместье представляло то удобство, что от Женевы было близко и в случае преследования можно было быть в некоторой безопасности. Вольтеру было уже 64 года, когда он поселился в Фернее. Он был болезненным и слабым стариком и тем не менее продолжал работать с прежнею неутомимостью, иногда по восемнадцати часов в сутки, занимаясь даже по ночам и едва поспевая оканчивать начатые работы при помощи секретарей. К этому периоду его жизни главным образом и относится его борьба против страстно ненавидимого им католицизма, – борьба, девизом которой сделались яростные слова, столь часто встречающиеся в его письмах: «раздавите гадину!» («écrasez l'infâme!»).

Вольтер и дело Каласа

То было время, когда во Франции, несмотря на изгнание иезуитов, общее направление внутренней политики отличалось большою нетерпимостью: преследовали не только новую философию в лице её представителей и в том их предприятии, которое получило название Энциклопедии, но и протестантизм. В Лангедоке, например, повесили одного гугенотского пастора за исполнение им обязанностей своего сана, а трое молодых протестантов были обезглавлены за то, что пришли с оружием по звуку набатного колокола, оповещавшего об аресте еретического пастыря. В Тулузе жил один протестант по имени Жан Калас. Его младший сын перешел в католицизм, и когда вскоре сын, ведший беспутную жизнь, покончил с собою самоубийством, то обвинили отца, будто он сам убил сына, не желая видеть его перехода в католицизм. Несмотря на отсутствие явных улик, несчастный старик был колесован по приговору местного парламента, а его жена и дети были подвергнуты пытке и только с большим трудом спаслись в Женеву к Вольтеру. Самоубийцу католики объявили мучеником и даже говорили о чудесах, совершающихся на его могиле (1762). Это дало Вольтеру повод написать трактат о веротерпимости, он заинтересовал в этом деле Париж, Францию, Европу, добился пересмотра процесса, результатом чего была реабилитация казненного и выдача его семье большой пенсии. Три года занимало Вольтера дело Каласа: ни разу, говорит он, за это время улыбка не показывалась на его лице, так как он сам счел бы ее за несправедливость. В этом деле писатель заработал себе общеевропейский авторитет «поборника гуманизма и терпимости», однако сама его суть до сих пор не может считаться окончательно решённой. Свидетельства по делу Каласа противоречивы, и некоторые историки по сей день считают, что он действительно был виновен в убийстве сына. Примеры подобного протестантского фанатизма встречались и ранее. Вольтер не мог не знать о них; не мог не знать и о том, что случай с Каласом содержал в себе много загадочного. Получалось так, что зарабатывая себе общественную популярность в качестве борца с «католическим фанатизмом», знаменитый писатель выступал оправдателем фанатизма кальвинистского.

В один год с историей Каласа епископ кастрский насильно отнял у некоего Сирвена, тоже протестанта, его молодую дочь и поместил ее в женском монастыре для воспитания в католической вере. Девушка сошла с ума, бежала из монастыря и утопилась в колодце. Сирвен был обвинен в смерти дочери и спасся от участи Каласа только бегством. Среди лишений трудного пути он потерял жену и нашел приют лишь у Вольтера. Между тем тулузский парламент приговорил беглеца к смертной казни и конфискации имущества, но Вольтер и тут громко и публично выступил защитником «терпимости», заинтересовав в судьбе Сирвена европейских монархов (между прочим, Екатерину II), и добился пересмотра процесса. Несколько лет спустя (1766) в Аббвилле двое восемнадцатилетних юношей, де ла Барр и д'Эталонд, были обвинены в том, будто изломали распятие, хотя сами они утверждали, что донос на них был сделан «из фанатизма и личной злобы». Д'Эталонд спасся бегством и по рекомендации Вольтера получил место у Фридриха II, а де ла Барр был приговорен амьенским судом к отсечению руки и языка и к сожжению на костре, и только парижский парламент заменил такую казнь отсечением головы. Кроме того, живя в Фернее, Вольтер узнал о бедственном положении крепостных крестьян, принадлежащих монастырю св. Клавдия в Юрских горах, и написал по поводу их рабства, несколько небольших статей. Слух об этом дошел до забитых поселян, и они готовы были заменить в церковной нише статую святого статуей заступившегося за них Вольтера.

Вольтер в Фернее

В Фернее Вольтер выстроил новый замок, привлек в свое поместье небольшое население, – преимущественно из часовщиков, которым доставлял заказы, – устроил театр и сделался «трактирщиком целой Европы», так как Ферней стал навещаться множеством посетителей разных национальностей. Фернейскою жизнью интересовались даже иностранные дворы; император Иосиф II во время путешествия во Францию посетил это поместье, но ограничился прогулкою по парку и уехал, не повидавшись с хозяином в угоду своей благочестивой матери Марии Терезии. Из Фернея Вольтер переписывался с Фридрихом II, с Екатериною II и другими государями. Христиан VII Датский считал нужным оправдываться перед ним в том, что ему не под силу сразу сокрушить все препятствующее гражданской свободе его народа. Густав III Шведский относился к Вольтеру с большим почтением, и гордился, как наградою, его интересом к делам Севера. Обращались к Франсуа Вольтеру и старые, и начинающие писатели, и разные высокопоставленные особы, вроде маршалов и епископов, и многие частные лица, прося у него советов, указаний, ставя, вопросы, например, о существовании Бога и о бессмертии души, как это сделал какой-то бургомистр из Мидльбурга, или о правильности некоторых оборотов речи, – вопрос, с которым обратились к нему однажды два поспоривших между собою кавалериста. Вольтер имел обыкновение отвечать на все письма, и по своему объему его корреспонденция достойна занять место рядом с его сочинениями; она заслуживает, впрочем, внимания и по содержанию своему, и по своей литературности.

Дом Вольтера в Фернее
Автор фото - Christophe Delaere

Боясь преследований и, например, не решившись по этой причине съездить в Италию, Вольтер нередко и теперь издавал наиболее смелые свои сочинения анонимно или приписывал их умершим авторам, или же прямо от них отрекался. Со своей стороны он готов был на многое, чем только мог надеяться примирить с собою властных и опасных людей. Как фернейский помещик, он, например, выстроил на своей земле церковь с горделивой надписью: «Богу воздвиг Вольтер» (Deo erexit Voltaire) и держал у себя 13 лет капуцинского монаха Адама, о котором говорил, что он хоть и не первый человек, но тем не менее человек хороший. Но по поводу освящения церкви, во время которого Вольтер, как патрон храма, произнес нечто вроде проповеди против воровства, у него вышло столкновение с духовенством. Епископ той епархии, где был Ферней, увидел во всем поведении Вольтера в этом деле кощунство и стал добиваться, чтобы фернейский владелец был изгнан из Франции. Вольтер счел тогда нужным примириться с церковью и поэтому говел в своей церкви на Пасху 1768 г. Со стороны епископа это вызвало крайне суровое письмо, на которое Вольтер отвечал вопросом, почему исполнение такой христианской обязанности встречено было епископом только бранью. Не один, впрочем, епископ, знавший религиозные воззрения Вольтера, был в негодовании по этому поводу: и друзья Вольтера отнеслись к его поступку с порицанием, видя в нём явные приспособленчество и трусость. Философ оправдывался лишь тем, что, отнюдь не имея охоты гореть на костре, он в этом поступке видел средство заставить замолчать всякого рода шпионов. Между тем епископ запретил фернейскому священнику впредь исповедовать и причащать своего помещика. Тогда у Вольтера явилось желание досадить неприятелю, и разными правдами и неправдами он добился-таки того, что настоятель фернейской церкви преступил повеление епископа, хотя Вольтеру для этого нужно было прибегнуть к помощи нотариуса. Мало того, Вольтер выхлопотал для себя сан почетного попечителя ордена капуцинов, который ему доставили влиятельные люди, и его очень забавляло писать письма епископу и подписываться под ними «† Voltaire, capucin indigne».

Смерть Вольтера и значение его деятельности

Вольтер дожил до начала царствования Людовика XVІ и приветствовал наступление эры реформ с назначением философа и экономиста Тюрго в министры (1774 г.), хотя ему же пришлось видеть и падение Тюрго (1776 г.), повергшее «фернейского отшельника» в отчаяние. Тогда же еще он стал хлопотать, чтобы ему было позволено побывать в Париже, но только весною 1778 г. он получил разрешение приехать в столицу Франции. Торжественная встреча, сделанная ему на парижских улицах, и овации, устроенные во французской академии и в театре, где поставили одну из его пьес, сильно потрясли старика, которому шел уже девятый десяток лет, и 30-го мая 1778 г. после непродолжительной болезни он скончался всего за несколько лет до начала той революции, которая была подготовлена новыми культурными идеями и общим духом вольтерьянства. В эпоху великой французской революции прах Вольтера был перенесен в церковь св. Женевьевы, обращенную в Пантеон, как усыпальницу великих людей Франции, и на гробнице его сделана была надпись, характеризующая отношение к Вольтеру свидетелей его деятельности. «Поэт, историк, философ, он возвеличил человеческий разум и научил его быть свободным. Он защищал Каласа, Сирвена, де ла Барра и Монбальи. Он опровергал атеистов и фанатиков. Он проповедовал терпимость. Он восстанавливал права человека против рабства феодализма».

Сидящий Вольтер. Скульптура работы Ж. А. Гудона, 1781

Кондорсе, сам один из философов XVIII в., а впоследствии видный деятель революции, так определял значение Вольтера в своей биографии последнего: «русская императрица, короли прусский, датский и шведский старались заслужить похвалу Вольтера; во всех странах вельможи, министры, стремившиеся к славе, искали расположения фернейского философа и поверяли ему свои надежды на успехи разума, свои планы относительно распространения просвещения и уничтожения фанатизма. Он основал во всей Европе союз, душой которого был сам. Девиз этого союза гласил: разум и терпимость!». Здесь, однако, нужно оговориться, что не в меру преувеличивая «фанатизм» католиков, Вольтер насаждал ростки такого «свободомыслия», которое, добившись власти во Франции после 1789, за несколько лет затмило своей нетерпимостью и кровавыми гонениями на инакомыслие всю многовековую историю инквизиции.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...usso-sravnenie
Жан-Жак Руссо (1712 – 1778) занимал совершенно особое место среди писателей XVIII в. и равным образом оказывал на современников и на ближайшее потомство совсем особое влияние. И с Вольтером, и с Монтескье у него было мало общего, с первым – в характере и философском миросозерцании, со вторым – в методе политического мышления и в политических воззрениях. Вольтер – человек рассудка, оружием которого была злая и колкая насмешка, Руссо – человек душевных эмоций, смотревший на мир Божий совсем иными глазами, чем фернейский философ. В сравнении с реалистом Вольтером, бодро смотрящим на окружающую действительность, Руссо является мечтателем, на котором болезненно отзывается разлад этой действительности с идеалом и у которого несовершенства жизни вызывают не смех или негодование, а угнетенное состояние духа, выражавшееся в страстной, хотя вместе с тем и чисто риторической декламации.

И Вольтер, и Руссо были деисты, но их деизм имел различный характер: «естественная религия» одного была чисто рассудочная, у другого, наоборот, она удовлетворяла известной потребности сердца и получала оттенок сентиментальности. Своей задачей Вольтер поставил «освобождение человеческого ума», и потому он высоко ценил просвещение своего века, которое, напротив, встретило в лице Руссо страстного обличителя, так как для него все успехи ума были ничто в сравнении с огорчавшим его падением «добродетели». Далее, Вольтер лишь вскользь затрагивал социальные и политические вопросы, а они-то и были одним из любимых предметов Руссо: в последнем отношении он стоит ближе к Монтескье, с которым другими сторонами он так резко вообще расходился. У Вольтера была некоторая доля презрения к непросвещенной черни, тогда как Руссо, сам вышедший из народа, наоборот, идеализировал этот народ, противополагая ему культурные классы общества, как тронутые порчей цивилизации: защита трудящегося люда была даже одною из наиболее сильных по своему действию на умы тем Руссо. С Вольтером он сходился в том, что, подобно ему, интересовался вопросами чисто индивидуального существования, сравнительно мало занимавшими Монтескье, писателя политического по преимуществу. Руссо даже обратил особое внимание на вопросы воспитания и образования, создающих человеческую личность, и здесь он положительно превосходил Вольтера. Известно, какое громадное влияние имели в свое время педагогические воззрения Руссо.

Еще более, как было уже замечено, интересовался Руссо вопросами общественными, и в данном отношении он пошел гораздо далее не одного Вольтера, но и Монтескье. Вольтер, так сказать, всецело принимал существовавшую в его время форму государства и общества и из внешних учреждений нападал главным образом лишь на одну церковь. Монтескье стоял уже в оппозиционном отношении к абсолютизму, который отождествлялся у него с деспотизмом, но он не скрывал своих аристократических стремлений и прямо отстаивал сословный строй общества. Наоборот, Руссо нападает как раз на этот самый строй, находя его несправедливым, и не только проповедует политическое равенство, но и высказывает такие идеи, которые позволили социальным реформаторам XIX века видеть в нем одного из своих предшественников. Аристократизм Монтескье сказался на его сочувствии к старой феодальной монархии и к дворянским привилегиям; Руссо – страстный противник всякого неравенства, и его идеалом является не английская конституция, которой восхищался свободолюбивый Монтескье, а античная демократия, не считавшаяся автором «Духа законов» за свободное государственное устройство. И свободу оба эти политические писателя понимали различным образом: один – более в новом смысле индивидуальной свободы, для ограждения которой от правительственного произвола он придумывает свою систему одна от другой отделенных и одна другую сдерживающих властей, предупреждая, что «не нужно смешивать свободу народа с властью народа»; другой же – именно исходя из такого смешения понятий, т. е. беря свободу в античном смысле и создавая в своем представлении государство, вполне поглощающее личность, подобно государству Гоббса.

Политическая теория Руссо была целиком построена на совершенно отвлеченных идеях. Можно сказать, что ни на чьем мышлении так характерно не отразился рационализм XVIII в., как на мышлении именно Руссо, и наоборот, если кто из политических писателей прошлого столетия менее других был рационалистом и более, чем кто-либо, пытался строить политическую теорию на данных исторического опыта, так это был как раз автор «Духа законов». И по направлению своего ума, и по характеру своего образования Руссо, наоборот, менее всего был способен к историческому пониманию действительности, составляющему сильную сторону Монтескье. Последний был одним из ученейших людей своего времени, систематически и в течение многих лет собиравшим материал для своего капитального труда, а Руссо в сущности был самоучкой, хватавшим знания на лету и приступавшим к работе не с готовым запасом фактического материала, а с предвзятою идеей, требовавшей только логического развития. Как ни несходны были, однако, между собою оба писателя, они действовали в одном направлении, проповедуя, что законодательная власть во Франции должна быть взята из рук короля, и что за королем должно было бы быть оставлено лишь значение власти исполнительной. В политическом вопросе Монтескье и Руссо расходились между собою, как представители либерализма и радикализма, но оба они являлись противниками абсолютизма.

Руссо оказывал могущественное влияние на современников: страстный тон его речи, столь несхожий с холодным сарказмом Вольтера или спокойной иронией Монтескье; его настроение, невольно подчинявшее себе чувство читателя, тогда как Вольтер и Монтескье действовали больше на один ум; его умение затрагивать самые больные стороны индивидуальной и социальной жизни в то время, как Вольтер и Монтескье или касались менее захватывающих общий интерес вопросов, или рассматривали их в более спокойном тоне; самый демократизм Руссо, наконец, в обществе, в котором плебейские элементы начинали играть уже более видную роль, – вот что, собственно говоря, создавало для Руссо то влиятельное положение, какое он занял среди писателей XVIII в. Одним словом, Вольтер был философ, Монтескье – политик, а Руссо прежде всего моралист, а ведь вопросы морали всегда больше привлекают к себе людей, чем вопросы знания и вопросы политики. Предметом размышлений Руссо, как и у родоначальников гуманизма, был прежде всего сам человек; с первыми гуманистами, можно сказать, Руссо разделяет нерасположение к отвлеченной метафизике и к теоретическому естествознанию, несмотря на то, что он сильно любил природу и доводил свое субъективное отношение к ней до чувствительности, но он не разделял зато с гуманистами их социального индифферентизма.

Как моралист, Руссо не ограничивал этической сферы одною индивидуальною жизнью: с этической точки зрения он рассматривал и само гражданское общество, подходя к нему не с вопросом, что такое оно есть, а чем оно должно быть. Сила Руссо и заключалась в его моральном и социальном идеализме, действовавшем не на единичные умы, склонные к философии или к политике, но и на ту большую публику, которая ищет прежде всего ответов не на вопросы отвлеченного знания и не на вопросы высшей политики, а на вопросы о том, в чем заключается назначение человека и как люди должны жить между собою. Настроение Руссо передавалось в тоне его сочинений, – то страстном, то задушевном, то элегическом, но всегда убежденном; способствовала распространению его сочинений и внешняя форма, которою он владел в совершенстве, и, быть может, между прочим, помогала успеху даже та самая риторика, какую мы встречаем во всем, что было им написано.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...rosveshcheniya
Значение Вольтера состояло в том, что он, несомненно, был главным представителем просветительской философии XVIII века, первым вождем в том умственном движении, которое характеризует тогдашнюю эпоху. Так смотрели на него современники, так оценивали его значение сторонники движения просвещения и его враги, так, наконец, смотрит на его личность и современная историческая наука. «Мы думаем, – напыщенно выражается его биограф Морлей, – что вольтерьянство во Франции имеет в некоторой степени такое же значение, как католицизм, эпоха возрождения и кальвинизм», так как «он является одною из основ, на которых зиждется умственное освобождение нового поколения».

Конечно, в истории философии, как особой отрасли знания, где блещут имена Платона и Аристотеля, Бэкона и Декарта, Спинозы и Канта и т. д., имя Вольтера едва только упоминается – он не имел значения самобытного философа, а был лишь блестящим литературным популяризатором идей, высказанных другими до него. Равным образом Вольтер не делал никаких открытий в области естествознания, в истории которой его имя никак не может стоять рядом с именами Коперника, Галилея, Ньютона и т. п. В истории политических учений, наконец, он не может идти в сравнение со своими современниками – Монтескье, Руссо, Мабли, физиократами. Вообще, значение Вольтера представляется нам не особенно крупным, если мы становимся на точку зрения какую-либо специальной отрасли знания, не исключая, пожалуй, и точки зрения изящной литературы, в которой он, несмотря на весь свой талант, не выступал крупным реформатором, не прокладывал новых путей. Как представитель так называемого классицизма (или ложноклассицизма) Вольтер играл далеко не такую важную роль, как в свое время Буало, Корнель и Расин. Но, становясь на общую точку зрения истории культуры, можно сказать, что никто из современников Вольтера, игравших первые роли в истории философии, науки и литературы, не выражал в своей деятельности так полно и так всесторонне дух XVIII в., как Вольтер.

Сидящий Вольтер. Скульптура работы Ж. А. Гудона, 1781

Его долгая жизнь (1694 – 1778), – а он рано сделался писателем и до конца своих дней не покидал литературной деятельности, – охватывает почти весь период от конца царствования Людовика XIV до кануна великой французской революции. Масса им написанного, едва укладывающаяся в целые десятки томов (издание Бодуэна, выходившее в свет в 1824 – 1834 гг., заключает в себе около ста томов, а другие издания состоят из 70, 75 и т. п. томов),свидетельствует о необычайной энергии ума Вольтера, а громадный успех его сочинений указывает на то влияние, какое он в течение десятков лет оказывал на общество. Крайнее разнообразие его литературной деятельности объясняется его широким энциклопедизмом. Вольтер влиял на общество многосторонне и самыми разнообразными средствами, так как выступал в литературе в качестве поэта и романиста, философа и популяризатора естественноисторических знаний, моралиста и публициста, литературного критика и историка, оставив после себя великое множество од, поэм, трагедий, романов, повестей, серьезных трактатов, журнальных статей, полемических памфлетов, исторических работ и т. п. И все это было отмечено у Вольтера не только печатью самобытной переработки идейного материала, какой он находил в книгах, но и неистощимого личного творчества, не только печатью широкого ума, но и необыкновенного литературного таланта. Притом это была натура боевая, не сносившая никакой тирании, и удары, сыпавшиеся из-под пера Вольтера на врагов нового «просветительского» движения, были особенно метки и сильны, а потому и особенно страшны.

Правда, в личном характере, в нравственных качествах «короля философов просвещения» были очень значительные недостатки, весьма часто понижавшие его значение и плохо гармонировавшие с его замечательным умом. Вольтер, как и все «просветители», ставил главной целью своей деятельности эмансипацию человеческого разума, личного достоинства человека, его права на свободу от тирании. В общем, вольтерьянство было не чем иным, как рационализмом, нашедшим блестящее воплощение в гении отдельного человека. Однако результаты воплощения в жизнь просветительских и вольтеровских идей после революции 1789 года резко противоречили тем словесным целям, которые философия XVIII столетия писала на своих знамёнах. Во Франции они привели не к эмансипации, а к многократно большему подавлению человека, не к свободе, а к неслыханной в национальной истории тирании, не к уважению личного человеческого достоинства, а к глумливому унижению его бандами насильников и террористов.

Значение Вольтера проявилось и в сильнейшем его влиянии на других писателей XVIII века, которые были моложе его. Руссо, например, сам говорит, что первой книгой, заставившей его серьезно поработать и возбудившей в нем стремление к умственному труду, были «Английские письма» Вольтера, и что переписка Вольтера с наследным принцем прусским внушила ему желание выработать себе такой же стиль, как у Вольтера. А вот что писал просветитель Дидро, бывший также значительно моложе фернейского философа: «Если я назову его величайшим человеком, какого только произвела природа, найдутся люди, которые согласятся со мною; но если я скажу, что природа еще никогда не производила и, вероятно, никогда снова не произведет столь необыкновенного человека, то только одни его враги станут противоречить мне».

Так оценивали значение Вольтера его единомышленники-просветители. Сегодняшнему же объективному взгляду, на взвешенном расстоянии от тогдашних событий и идейных споров, деятельность этого великого человека представляется куда более противоречивой и двусмысленной.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...a-za-terpimost
Словами «разум и терпимость» определяется главное содержание проповеди Вольтера. Сам Вольтер так объясняет, почему он примкнул к английскому деизму. «Секту английских деистов, – пишет Вольтер, – упрекают в том, что она слушается голоса разума и свергает иго веры, но во всяком случае это единственная секта, которая никогда не нарушала спокойствия и мира человеческого общества бесплодными спорами. Эти люди согласны со всеми иными в почитании единого Бога; они отличаются только тем, что у них нет никаких твердых положений учения и никаких храмов, и что они, веря в Божие правосудие, одушевлены величайшею терпимостью». Внешне эта словесная декларация Вольтера выглядит красиво и даже убедительно. Но всё это только слова, не обоснованные фактами. А факты, выступившие вскоре на арену западной истории, получили плачевный для Вольтера вид. Придя к власти во Франции в ходе революции 1789, поборники деизма в своих гонениях на инакомыслие проявили неизмеримо сильнейший фанатизм, чем та католическая «гадина», раздавить которую за «нетерпимость» великий французский писатель требовал на протяжении всей своей жизни.

Защита веротерпимости составляет очень видную сторону в деятельности Вольтера. Сильно преувеличиваемый писателем религиозный фанатизм духовенства был главною причиною его нападок на христианство, которое в уме Вольтера отождествлялось преимущественно с нетерпимым католицизмом. Его вмешательство в дела Каласа, Сирвена, де ла Барра, занимавшие Вольтера по нескольку лет, и были проявлениями его борьбы за веротерпимость. Эта же идея пронизывает и многие из его произведений, особенно знаменитый «Опыт о терпимости» («Essai sur la tolérance», 1763). Требования Вольтера в этом отношении были, однако, весьма умеренны. Он готов был удовольствоваться тем, чтобы протестантам во Франции предоставили положение, каким католики пользовались в Лондоне, т. е. чтобы им была дана охрана их естественных прав, чтобы признавалась их личная свобода, законность протестантских браков и детей, происходящих от таких браков, право наследовать имущество своих отцов, но пусть уж у них, как у лондонских католиков, не будет ни публичного богослужения, ни права занимать общественные и государственные должности.

Портрет Вольтера. Художник М. К. Латур. Ок. 1736

Если Вольтеру своим «Опытом о терпимости» не удалось достичь отмены строгих законов о протестантах, он все-таки предупредил ужесточение этих законов. В 1763 г. во время переговоров о мире между Англией и Францией герцог Бедфорд от имени архиепископа кентерберийского просил главу французского правительства, герцога Шуазеля, чтобы были освобождены 37 протестантов, томившихся на галерах, и 20 протестанток, которые засажены были в один монастырь. Шуазель на это согласился, но другой министр (Saint Florentin), к которому он обратился по этому поводу, не только объявил, что считает неудобным это сделать, но прямо ответил Шуазелю, что нужно возобновить против протестантов самые строгие меры. От последнего замысла французские власти всё же отказались, боясь возбудить против себя общественное мнение. Среди таких обстоятельств и появился «Опыт о терпимости» Вольтера.

Интересно сравнить мотивы борьбы против католицизма у всех более ранних его противников – у легистов и моралистов, у гуманистов и реформаторов – с теми мотивами, которыми руководствовались просветители XVIII века. Никогда так ясно и определенно, как в XVIII веке, не ставилась в вину католицизму его нетерпимость и столь твердо не отстаивались права разума. Внешне всё это выглядело благородно, но, как указывалось выше, оказавшись у власти во Франции после революции 1789 г., приверженцы «религии разума» проявили себя ещё гораздо нетерпимее, чем сторонники «религии чувства» – католицизма. Просветительская философия сразу продемонстрировало всю односторонность своих попыток целиком подчинить человеческую личность одному разуму, свести её к нему. Подлинной терпимости в этой идеологии было не больше, а меньше, чем в католичестве, чей подход к человеческой сути был куда более естественным.

Другим явлением средневекового происхождения, которое вооружало против себя Вольтера, было крепостничество, в котором писатель видел нарушение самых элементарных естественных прав, прямое оскорбление человеческого достоинства. В лице Вольтера «просвещение» XVIII в. протестовало против всех переживаний средневековой католико-феодальной старины, представлявших из себя посягательства на индивидуальную свободу. Вольтер заступился за крепостных крестьян монастыря св. Клавдия, познакомив министров и образованную публику с печальным положением сервов, томившихся в неволе у монахов. Но и здесь надо заметить, что на борьбу против угнетения рабочих «социально близкой» ему буржуазией Вольтер не бросался с такой же поспешностью. Он даже не раз высказывался в том духе, что пролетариат есть «чернь», которая по своим низким качествам вполне заслуживает тяжкой участи. Непосредственного практического значения борьба Вольтера против «сельского феодализма» не имела.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...yj-absolyutizm

Будучи главным образом борцом за духовную свободу и за человеческое достоинство, Вольтер был очень далек от того, чтобы желать свободы политической и стремиться к какому-либо перевороту. Прославляя Англию и описывая жизнь англичан, он менее всего обратил внимания на их политические права и конституционные учреждения, хотя и не раз высказывал (более платоническое, впрочем) уважение к английскому парламенту и английским порядкам, при которых «у короля руки свободны, чтобы делать добро, и связаны, чтобы делать зло». В героический период своей жизни, в эпоху борьбы за веротерпимость и против крепостничества он писал д'Аржансону, что нужен не такой переворот, как во времена Лютера и Кальвина, а другой – именно переворот в умах людей, призванных к управлению народами. Политическим миросозерцанием Вольтера был «просвещенный абсолютизм», неограниченная власть монарха, умеряемая терпимостью и просвещением. Его взорам рисовался союз королей и философов, и он говорил, что главные враги тех и других – священники, которые несколько раз восставали против государей, тогда как философы с последними жили всегда в мире; перед ним было всемогущее государство, повинующееся голосу разума, и он уже видел залог будущих побед терпимости и просвещения в том уважении, с каким относились к нему самому, бойцу за эти идеи, прусский король, русская императрица, другие государи и князья.

Вольтер ждал общественных преобразований сверху, а не снизу, мало доверяя массе: «когда чернь пускается рассуждать, все потеряно», говорил он, – и в данном случае в его взглядах выражался своего рода аристократизм интеллигентности и обеспеченности, в силу которого он и вообще делал строгое различие между просвещенными людьми и чернью. Разум, писал он, например, д'Аламберу, восторжествует у порядочных людей (les honnêtes gens), сволочь же (la canaille) вовсе не для него создана. Обратите внимание на католицизм, писал он Дидро: его нужно уничтожить у порядочных людей, оставив его у сволочи. Порицая «ворчливых бедняков, кричащих против роскоши», Вольтер вообще находил нужным, чтобы в государстве существовали люди, у которых были бы лишь руки да охота работать при свободе продавать свой труд, так как эта свобода должна заменить им собственность. «Я понимаю, – говорит он еще, – под народом чернь (populace), у которой есть руки, чтобы жить. Я опасаюсь, что этот народ никогда не будет иметь времени и способности учиться; мне кажется даже необходимым, чтобы существовали невежды».

Тем не менее, Вольтер хотел, чтобы этот народ был свободен от «ненавистного и унизительного рабства», под понятие которого он подводил и столь же несправедливое различие между благородными и незнатными. Он говорил, например, что лишь тогда уверует в божественное право рыцарей, когда увидит, что крестьяне рождаются на свет с седлами на спинах, а рыцари со шпорами на ногах. Не доверяя, таким образом, невежественной массе, Вольтер и ждал всего хорошего только от государственной власти, слушающейся голоса разума и проникнутой идеями просвещения. Свобода, в честь которой он написал известную оду и которую он прославлял, как необходимое условие благосостояния, определялась им, как зависимость от одних только, одинаковых для всех законов, но его не интересовал вопрос о внешних гарантиях такой свободы. Он верил в силу просвещения, думая, что оно одно в состоянии избавить человечество от рабства, от произвола власти, от насилий и несправедливостей, и в духовной свободе, т. е. в свободе мысли, совести, слова, печати видел лучшее средство к тому, чтобы восторжествовал разум.

Кто хочет определить, чего же желал Вольтер от властей в смысле упорядочения общественных отношений, тот должен обратиться к статье о законах в его «Философском словаре» (Dictionnaire philosophique). В требованиях, какие он здесь предъявляет, мы узнаем в сущности программу «просвещенного абсолютизма». Это – равенство граждан перед законом, обязанность всех платить налоги, пропорционально притом распределяемые, единство законов, меры и веса, ограничение законодательной власти церкви, подчинение духовенства государству, уничтожение духовных судов и десятины и т. п., т. е. другими словами, все, что в общественных отношениях оставалось еще от средневекового католицизма и феодализма, нашло противника в лице Вольтера, который, восставая во имя разума, просвещения, терпимости и человеческого достоинства против этих остатков старины, и указывал абсолютной монархии, выросшей на развалинах католико-феодального строя, задачу – построить новое государство и новое общество на началах разума. Во Франции это было общим желанием до середины XVIII в., когда вообще хотели только реформ, но не стремились еще к политической свободе; во второй же половине столетия, когда вне Франции стала проводиться программа «просвещенного абсолютизма», в самой Франции уже сделала большие успехи в умах идея политической свободы. Когда в 1774 г. Людовик XVI назначил министром Тюрго, действовавшего в духе «просвещенного абсолютизма», Вольтер радостно приветствовал это событие, как восход блестящей зари лучших дней, как наступление новой эпохи, как время, когда «царственная философия (l'auguste philosophie), которую так долго преследовали, начинает диктовать свои торжествующие законы». Эта радость Вольтера была, однако, непродолжительна.

Предчувствовал ли Вольтер революцию, которая разразилась через одиннадцать лет после его смерти? Указывают на одно место в его сочинениях, как на выражение именно такого предчувствия; «Французы, писал он однажды, всегда поздно достигают цели, но все-таки достигают. Свет все более и более распространяется, и при первом удобном случае произойдет страшная кутерьма. Счастлив тот, кто молод: он увидит еще прекрасные вещи». Было бы, впрочем, слишком смелым утверждать, чтобы Вольтер действительно предвидел страшный политический переворот.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...-deizm-voltera
В области философии, сделавшейся во Франции второй половины столетия как бы синонимом материализма, Вольтер придерживался до конца дней своих деизма, вынесенного им из Англии. Он полемизировал одинаково и против откровенной религии, противопоставляя ей «религию естественную», и против атеистов, которым он возражал, доказывая бытие Верховного Существа. Христианский деизм первых английских последователей этого направления был, как известно, своего рода (по их же собственному представлению) завершением религиозной реформации, и только у позднейших писателей того же направления деизм делается антихристианским. На этой-то ступени и усвоил его Вольтер, который из арсенала английских деистов и заимствовал все свои аргументы против откровения, Библии и чудес. Но этот деизм – христианский или антихристианский, сентиментальный, как у Pycco, или рассудочный, как у Вольтера – был не чем иным, как рационалистической религией, и с этой точки зрения вольтеровские верования являются лишь частным, хотя и весьма характерным случаем того рационализма в религии, зачатки которого мы находим у гуманистов и у протестантских сектантов, но который достигает полного развития лишь в XVIII в. Притом мы встречаем его не у одних английских или французских деистов, но и у многих немецких философов XVIII в., у которых только сильнее были элементы веры и привязанность к христианству, хотя и оно получало рационалистические объяснения (например, у Канта). Рационалистическая религия немецких философов была предметом настоящего и глубокого убеждения, не особенно нуждавшегося в доказательствах бытия Бога и бессмертия души. За этими доказательствами Кант даже отрицал всякую силу, вовсе не думая тем колебать религиозной веры.

Английский деизм в последней стадии своего развития представлял собою систему более скептическую: Бог вложил в человека разум, от признания которым только и зависит истинность того или другого мнения, и Бог же сотворил природу, а она уже сама создала мир. Таким воззрением значительно ослаблялась идея Бога, что и случилось в дальнейшем развитии этой концепции у французских материалистов. Вольтер стоял, так сказать, посередине. Его вера не была продуктом религиозного чувства. Она скорее вытекала из требований его мысли и была постулатом морали: Вольтеру нужен был Творец мира и Верховный Судья человеческих дел. «Философия, писал он, говорит нам, что есть Бог, но она не в состоянии сказать, что такое Он есть, почему Он действует, существует ли Он во времени и пространстве, действовал ли Он только один раз, или Он действует постоянно. Нужно было бы стать самим Богом, чтобы знать все это».

Вера в откровение, вера, основанная на религиозном чувстве, не требует доказательств бытия Божия, но в философском деизме утверждение этого бытия доводами разума играет, наоборот, первостепенную роль. Вольтер охотно ссылался на всеобщее согласие (consensus omnium gentium), которое, как доказательство, опровергалось Локком, и пользовался другими, уже прежде существовавшими доводами, впоследствии разбиравшимися Кантом. Первое доказательство Вольтера заключалось в том, что мысль наша, восходя по ряду причин, останавливается перед первою, самобытною причиною; она-то и есть Бог, и это – причина разумная и сознательная, раз существуем мы, разумные и сознательные существа: «Вы существуете, значит, существует и Бог» («Vous existez donc il y a un Dieu»). Далее, наблюдаемая в природе целесообразность предполагает Высший разум, «как часы предполагают сделавшего их часовщика». Материя, по представлению Вольтера, вечна, но создал из неё гармонический мир только Великий Зодчий. Самым главным доказательством бытия Бога у Вольтера было, однако, доказательство моральное: идея Бога была для него основанием нравственности, залогом справедливости и возмездия. Вольтер не разделял воззрения Бейля на возможность существования государства атеистов. «Настоящая, говорит он, главная причина, почему вера в Бога необходима, заключается, по моему мнению, не в метафизических основаниях, но в том, что для общего блага необходим Бог, вознаграждающий и карающий. Кто признает, что вера в Бога удерживает хоть нескольких людей от преступления, тот признает, что эта вера должна быть принята всем человечеством». Эту свою мысль со ссылкою на доказательства иной категории Вольтер выразил в известном двустишии: «Если бы Бога не было, Его нужно было бы выдумать, но вся природа свидетельствует о том, что Он существует» (si Dieu n'existait pas, il faudrait l'inventer, mais toute la nature crie, qu'il existe).

Откровенная религия объясняет существование зла в мире, религия философская, какою был деизм Вольтера, нуждалась в своих объяснениях того, почему Всеблагое Существо допускает бытие зла, т. е. чувствовала нужду в теодицее, или оправдании Божества. Таких теодицей писалось много, и наиболее известными из них были принадлежавшие английскому поэту Поупу (1688 – 1744) и немецкому философу Лейбницу, пока Кант особым сочинением о тщетности каких бы то ни было теодицей не положил конца этого рода попыткам. По воззрению Поупа, Бог создал много миров, представляющих собою разные ступени совершенства, и земля есть лишь одна из этих ступеней; Лейбниц же в своей теодицее учил, что Бог мог создать только один мир, где добро превышает зло, в силу чего наш мир есть наилучший из возможных. Эта проблема сильно занимала и деиста Вольтера; он посвятил ей «Discours sur l'homme», где, стал на оптимистическую точку зрения, возражает Паскалю, утверждавшему, что в мире больше зла, чем добра; он посвятил ей также свои романы «Задиг» и «Мемнон», в которых становится на точку зрения Поупа. Страшное лиссабонское землетрясение 1755 г. поколебало, однако, оптимизм Вольтера: оно, находил он, не могло быть карой за грехи, потому что в таком случае Бог скорее покарал бы Париж. По случаю этого бедствия Вольтер написал оду и в ней высказал ту мысль, что мы должны надеяться, что все лучшее впереди хорошо, но что было бы самообманом распространять это и на настоящее: «un jour tout sera bien – voilà notre espérence; tout est bien aujourd'hui – voilà l'illusion». Роман Вольтера «Кандид» уже представляет собою прямое осмеяние оптимизма; герой этого повествования, человек вполне нравственный и честный, терпит незаслуженные несчастья, но остается без определенного мнения по спорному вопросу, а рядом с ним выведены пессимист Мартин и доктринер оптимизма Панглосс, находящий все наилучшим в этом наилучшем из миров. Между прочим, по поводу казни еретиков в Португалии Вольтер спрашивает, что же делается в других мирах, если такие вещи совершаются «в сем наилучшем из миров».

Вольтер вообще часто возвращался к мысли о зле в мире и высказывал предположение, что Бог или не хотел, или не мог устроить совершенного мира, как, например, не мог сделать так, чтобы сумма углов треугольника была больше двух прямых или чтобы организм мог существовать без себялюбия. Вообще деист Вольтер постоянно колебался в своих ответах на занимавшие его философские вопросы (например, по вопросам о свободе воли, о врожденных идеях) и в некоторых отношениях он чаще всего являлся представителем скептицизма и даже прямо неверия. Он защищал скептицизм и теоретически, называя истинными философами лишь тех, которые не знают, что существует, но прекрасно знают, чего не существует, а по частным вопросам нередко высказывался в зависимости от настроения духа. Например, мы находим у него чисто скептические мысли об отношении Бога к миру, о благости Божией, о провиденциальном мироправлении и т. п., и поэтому сам деизм его отличался непоследовательностью. Особенному сомнению подвергался у Вольтера вопрос о бессмертии души, вера в которое была вторым кардинальным пунктом «естественной религии». Рассуждения о природе души казались Вольтеру вопросом одного слепца другому о том, что такое свет, и он осмеял метафизические споры на эту тему в своем «Микромегасе», где один ученый говорит, что душа есть аристотелева энтелехия, хотя смысл этого слова ему неизвестен, так как он всегда прибегает к греческим названиям, когда чего-либо не понимает. Материалистический взгляд на душу вместе с тем, однако, не удовлетворял деиста Вольтера, и он говорил, что «не всегда у лучших желудков бывают лучшие головы».

[Правда.ру]

http://www.pravda.ru/health/prophyla...0977-volter-0/
06 май 2005 в 07:00

Творческий и жизненный путь великого французского писателя и философа Вольтера — удивительный пример активного долголетия. Он прожил 84 года и сумел до последних лет сохранить творческий порыв мысли, колоссальную работоспособность и оптимизм. Рассказывает московский специалист, кандидат искусствоведения Елена Геннадьевна Фокина.

На закате седьмого десятилетия он написал знаменитую философскую жизнеутверждающую повесть "Кандид, или Оптимизм". Герой убежденно покидает прекрасный утопический мир Эльдорадо, выбирая иную судьбу. Безмятежному счастью и покою он предпочитает жизненный путь, полный опасностей, страстей и невзгод. Герой, чьи мысли дороги и близки Вольтеру, призывает возделывать "наш сад". Сад в данном случае символизирует человеческую жизнь, которую необходимо оберегать от зла, бед и отрицательных страстей. А самым главным в жизни, по мнению Вольтера, является умение радоваться счастью, свету, каждому прожитому дню, поклоняться добру как в окружающем мире, так и внутри себя.

Вольтер был убежден, что возможности человеческого разума безграничны. И именно от "настроя ума" зависит здоровье человека, не только духовное, но и физическое. Собственное тело было для Вольтера источником неиссякаемого интереса. Он изучал его законы, записывал наблюдения и делал выводы. В сорок лет он признался, что наконец-то научился понимать собственное тело и теперь может побороть свои хвори и недуги. А их было немало.

В молодые годы Вольтера постоянно преследовали мучительные нервные расстройства. Склонность к депрессиям слишком часто выбивала его из ритма жизни. С юности Вольтера мучили жестокие и частые несварения желудка. Во второй половине жизни состояние здоровья стало значительно лучше. Вольтер считал, что прогресс достигнут благодаря трем правилам, и следовал им неукоснительно. Во-первых, здоровье тела зависит от правильного ритма жизни. Человеку необходимо постоянное чередование труда и отдыха. Причем, не только отдых, но и труд должен доставлять наслаждение — "только работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока и нужды". Во-вторых, организм человека требует регулярных упражнений и тренировок. Они должны быть дозированными, составлены с учетом здоровья и возраста. Для каждого периода жизни — свои нагрузки. "Тот, кто не ведет себя соответственно своему возрасту, всегда расплачивается за это".

Интересно, что Вольтер считал, что только сам человек может выбрать меру нагрузок для себя. В-третьих, каждый человек, думающий о своем здоровье, должен придерживаться индивидуальной диеты. "Что полезно одним, то губительно для других", "Нельзя есть того, чего не знаешь, в чем не уверен".

Разумные взгляды Вольтера на здоровье намного опережали свое время. Причину большинства болезней Вольтер видел в неумеренном чревоугодии и переедании. "Искусные повара — убийцы, они травят целые семьи своими рагу и закусками". Главным блюдом дружеских застолий Вольтер считал интересные беседы и философские споры. "Величайшее удовольствие, какое только может чувствовать честный человек, — доставлять удовольствие своим друзьям". Причем, под удовольствием подразумевались не только поступки, но и подаренные умные мысли.

При первых признаках недомогания Вольтер немедленно ложился в постель, отбрасывая всю работу, и голодал. Он отказывался от пищи до полного выздоровления, допуская только обильное питье. Когда Вольтер заразился тяжелейшей оспой, унесшей жизнь трети населения Парижа, он твердо решил побороть страшное заболевание. После исцеления он говорил, что обязан своим излечением восьми порциям рвотного, полному голоду и двумстам пинтам лимонада. Лимонадом называлась вода с добавлением небольшого количества лимонного сока.

К медицине Вольтер относился весьма скептически, но с врачами предпочитал не враждовать, полагая, что советами трезвомыслящих докторов не стоит пренебрегать. Великий насмешник, Вольтер яростно высмеивал медицинские предрассудки. Он потешался над убеждением, что нужно учиться у животных, так как звери якобы здоровее, чем люди. "Долголетие оленей и ворон вошло в поговорки, но пусть мне покажут хотя бы одного оленя или ворону, которые прожили столько же, сколько маркиз де Сент-Олер", — писал Вольтер. Вышеупомянутый маркиз прожил без малого сто лет. Возможно, он слишком любил жизнь, чтобы умереть или позволить себе спокойное бездействие А может, он действительно сумел воплотить секрет жизни, который в молодые годы, на заре своей писательской биографии, определил как "главное — ладить с самим собой".

Елена Руднева

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/799/
21 Ноября 1694 - родился Вольтер
Вольтер (настоящее имя Франсуа Мари Аруэ) родился 21 ноября 1694 года в Париже, в семье мелкого правительственного чиновника.
После колледжа занялся изучением права, но вскоре без сожаления променял юриспруденцию на лавры дерзкого стихотворца и радости светской жизни. Уже в 1718 году была поставлена его первая значительная пьеса «Эдип», благосклонно принятая публикой, а ее автор стал подписываться псевдонимом «де Вольтер».

Его острые сочинения, в которых Вольтер язвительно задевал влиятельных людей того времени, привели его сначала в тюремную камеру, а потом в изгнание. В конце 1726 года он вынужден покинуть Париж. Более двух лет Вольтер живет в Англии, что укрепило его приверженность к веротерпимости и политической свободе.

Свои либеральные взгляды Вольтер изложил в знаменитых «Философских письмах». В 1734 году книга была сожжена по приговору Парижского парламента, а над автором нависла угроза ареста.

Следующие 10 лет были проведены Вольтером в замке своей возлюбленной, маркизы дю Шатле. Эти годы оказались весьма плодотворными для Вольтера: он создал там трагедии «Альзира», «Магомет», «Трактат о метафизике», «Основы философии Ньютона», «Век Людовика XIV».

В 1744 началась краткая и неудачная карьера Вольтера-царедворца. Холодность Людовика XV, разочарование в версальском дворе, смерть маркизы Дю Шатле вынудили Вольтера принять приглашение Фридриха II, ко двору которого он явился в 1750 году. Вольтер рассчитывал прижиться в Пруссии, но двуличие и деспотизм Фридриха стали причиной переезда Вольтера в 1754 году в Швейцарию, где ему предстояло провести большую часть оставшейся жизни.

Он продолжал вести активную творческую жизнь, писал сотни писем, выпускал множество литературных, публицистических, философских и исторических сочинений, одним из которых является «История Российской империи при Петре Великом» (1759-1763).

Когда Вольтеру исполнилось 83 года, он решил еще раз повидать Париж. 10 февраля 1778 года патриарх французского Просвещения прибыл в столицу Франции, где его ждала восторженная встреча.

Спустя три месяца, 30 мая 1778 года Вольтер скончался.


14

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st088.shtml

Вольтер (Мари Франсуа Аруэ).

Обсуждая основные философские проблемы французского Просвещения, мы разбирали их на материалах работ тех, кто развивал просветительскую философию. Что это были за люди? Какова была их жизнь? Какое влияние оказали они на мировую культуру? — Выберем несколько самых значительных фигур и попытаемся ответить на эти вопросы.

Франсуа Мари Вольтер (1694-1778) — один из самых крупных деятелей Просвещения — принадлежал к старшему поколению просветителей. Он был связующим звеном между двумя их поколениями, а также между просветителями и передовыми слоями французского общества. Его роль нельзя понять, оценив лишь какие-то отдельные сочинения или какой-то особый вид деятельности: глубокий и ироничный ум Вольтера отразил интенции самого духа Просвещения, его отказ от предрассудков, его опору на самого себя. Многие направления в развитии культуры Просвещения, и не только французского, задал именно Вольтер; многие важные вехи на этом пути расставил именно он.

Так, надежды на просвещенного монарха сложились во французском Просвещении главным образом благодаря Вольтеру. Для него это была не абстрактная идея; личное и многолетнее общение с Фридрихом II Прусским, переписка с Марией-Терезией Австрийской, Екатериной II дали почву надеждам. Несмотря на некоторые возникающие здесь конфликты и сложности, Вольтер был убежден в том, что просвещенная монархия — наилучшая форма правления, при которой будут введены справедливые законы и обеспечены наиболее благоприятные условия жизни для всего народа. Нельзя сказать, что Вольтер не видел непривлекательных черт "просвещенных государей", но тут вся надежда у него была на философов и на просвещенное воспитание: если мудрые философы станут наставниками монархов, те, как он думал, поймут, насколько не просто почетнее, но даже и выгоднее быть добродетельным человеком и заботиться о благе народа. От него эти идеи перейдут к другим просветителям, в частности к д'Аламберу и Дидро.

Другая важная сторона его деятельности относится к борьбе с религией. В наши дни критика религии стала настолько непопулярной, что как будто и не следует упоминать о ней. И однако не надо забывать о том, что время, в которое жил Вольтер, ставило совсем другие задачи в области взаимоотношений народа и церкви, просветителей и священнослужителей. Иезуиты, по сути дела управлявшие Францией, были еще очень сильны, их инквизиционные действия охватывали всю страну; еще нередки были казни по религиозным мотивам. Вольтер прославился своим участием в процессах по защите мучеников веры — Каласа, Сирвена, Ла Барра. Его призыв "раздавить гадину" звучал по всей Франции, а критика религиозных книг и действий церковников подрывала не только авторитет церкви, но и весь абсолютистский режим. Блестящий сатирический ум, глубина знаний, широта эрудиции позволили Вольтеру создать яркие памфлеты против церкви. Несмотря на то что он считал необходимым сохранить религию в качестве "узды" для простого народа (известно его выражение: "Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать"), критический анализ, проделанный в таких работах, как «Бог и люди» (1769), «Наконец-то объясненная Библия» (1776), производил огромное впечатление не только на интеллектуалов, но и на простых читателей, поскольку Франция была в то время самой читающей страной в Европе.

Небольшие книжечки Вольтера, которые доставлялись в Париж из Ферне (где он'долгие годы жил в изгнании) и продавались у подножия парламента, моментально раскупались всеми, кто собирался посмотреть, как сжигают осужденные парламентом книги, в том числе и книги Вольтера. Борьба Вольтера с церковью по сути дела стала борьбой против авторитарного мышления вообще: он отрицал не один лишь церковный авторитет, но все авторитеты, не заслужившие одобрения здравого смысла.

Еще одна заслуга Вольтера заключается в создании особого понимания истории (см. раздел «Понимание истории»). Защищая, как и многие другие просветители, концепцию общественного договора, Вольтер рисует в своих философских сказках, повестях и диалогах образ благородного дикаря, наделенного от природы всеми хорошими человеческими качествами. Со временем этот дикарь начинает понимать преимущества совместной жизни, что и приводит его к заключению общественного договора. Отрицательно относясь к концепции Руссо, Вольтер, как и другие энциклопедисты (входя в их круг, Вольтер помогал Дидро и материально, и морально, сам много писал в Энциклопедию), отстаивал точку зрения на историю как на прогресс разума. Гуманности, веротерпимости он посвятил многие свои драмы, многие из которых (например, «Эдип») с успехом шли на парижских сценах. Все религии — магометанство, христианство, иудаизм, буддизм — в этом плане равны; отрицая европоцентризм, Вольтер распространял свой подход и на религию.

Следует отметить и то, что он был сторонником учения Ньютона и пытался пропагандировать его основные положения и законы, развивая их в плане сенсуализма. Большую работу «Основы философии Ньютона» (1738) Вольтер посвящает восхвалению этой, на его взгляд, единственно истинной системы опытного знания. Признавая объективное существование природы (хотя она и была создана Богом), Вольтер убежден в том, что человек в состоянии, опираясь на свои чувства, без всяких врожденных идей познать её; Бэкон и Локк указали здесь человечеству верный путь. Как и все сенсуалисты, Вольтер считает, что ум, мышление являются лишь обобщением чувственных данных. В духе сенсуализма он трактует и эксперимент, прежде всего ньютоновский.

До конца дней Вольтер оставался поклонником Ньютона (главное сочинение Ньютона «Математические основы натуральной философии» в свое время по совету Вольтера перевела с латыни на французский маркиза Эмилия дю Шатле). Включаясь в полемику Лейбница с Ньютоном (о действующих силах, о пространстве и времени), Вольтер принимает сторону Ньютона, хотя обращает внимание и на некоторые его ошибки (заключающиеся, на его взгляд, в признании взаимопревращения различных атомов материи). И в «Философских письмах» (1734), и в «Метафизическом трактате» (1734) Вольтер излагает свои взгляды на природу материи: она состоит из мельчайших частиц — атомов, обладающих протяженностью и плотностью; пространство и время присущи ей объективно; движение абсолютно, покой же относителен; все в мире совершается по причинным связям и т.д. Он признает, далее, что после акта творения природа начинает развиваться по данным ей Творцом, но ставшим имманентными законам. Эти взгляды Вольтера не были столь же глубокими и оригинальными, как его воззрения на историю.

Наделенный и философским, и литературным дарованиями, обладая глубоким и ироничным умом, Вольтер стал славой французского Просвещения. Жизненный путь его был нелегок, но замечателен: не один раз за свою борьбу против старого мира он подвергался преследованиям, сидел в Бастилии, вынужден был бежать из Франции. Но уже при жизни он пользовался огромной популярностью: его приезд в Париж незадолго до смерти стал настоящим триумфом. "Прибытие Вольтера в Париж произвело в 1 народе здешнем действие как бы сошествия какого-нибудь божества на землю... Почтение, ему оказываемое, ничем не отличается от обожания", — писал один из очевидцев. Перенесение праха Вольтера в парижский Пантеон в 1791 г. явилось закономерным признанием его огромного вклада во французскую культуру. Однако речь идет не только о французской культуре: влияние Вольтера на крупнейших духовных лидеров Европы и Америки и XVIII, и последующих веков было бесспорным; ведь обсуждая любые философские вопросы, он всегда пропускал их сквозь призму вечных нравственных человеческих проблем, своим "орудием насмешки" тушил, говоря словами И. Белинского, "в Европе костры фанатизма и невежества". Составив славу французской культуры, Вольтер одновременно стал гордостью мировой культуры.