*227. Медведев: последний акт пьесы

[Лилия Шевцова]

http://www.echo.msk.ru/blog/shevtsova/810023-echo/

09 сентября 2011, 00:09
Как же трудно стало Медведеву заполнять паузу. Еще недавно он почти наслаждался своей функцией. Он явно верил в ее серьезность. Но вот подошел момент, когда стало ясно - нужно собирать вещи. Как тоскливо Медведев отрабатывает оставшееся время. С каким, видимо, раздражением он слушает призывы немногочисленных сторонников «стать мужиком». Его команда из последних сил пытается играть президента. Но и у нее иссякает воображение.

Только что закончившийся Мировой политический форум, который проходит в Ярославле под эгидой Медведева третий год, стал, видимо, последним его общением с массовой зарубежной аудиторией. Сам форум помог Медведеву создать имидж либерального реформатора за пределами России. Зарубежная тусовка приняла активное участие в этом проекте. Западные участники демонстрировали такую готовность дать себя использовать, от которой столбенели видавшие виды российские хозяева. Вспоминаю, как на прошлом форуме американский участник предложил оторопевшему Медведеву распространять российский демократический опыт в глобальных масштабах!

На форуме обсуждались проблемы «современного государства», которое не имеет ничего общего с реальным российским государством.

Словом, в Ярославле на пару дней строилась «потемкинская деревня». Строили ее проверенные кремлевские кадры, которые знали, что делают.

Авиакатастрофа в то же время и в том же месте превратила обсуждение «современного государства» в трагический фарс. Сам Медведев своей вымученной речью на форуме фактически подтвердил: Это мой третий акт. Прочитайте эту речь, кто сможет ее осилить. Это речь человека, случайно и временно оказавшегося на посту российского президента. У Путина, видно, садистское чувство юмора…

Причем, каждый раз, когда Медведев выходит на публику, он только усиливает впечатление своей неадекватности. Все эти фразы - «мы должны развиваться, но делать это гармонично и постепенно» - призваны помочь ему удержать паузу. Но сколько можно повторять одно и то же?

Может быть, лучше просто стоять и молчать, пока не прозвенит звонок и на сцену не выйдет сценарист с новой пьесой?! Стоять осталось недолго.

Содержание темы:
#01 страница
#01. Лилия Шевцова. Медведев: последний акт пьесы.09.09.2011, 13:33
#02. Лилия Шевцова. Деградация
#03. Лилия Шевцова. Интеллигенция - хребет путинского режима
#04. Лилия Шевцова. Россия: Логика упадка
#05. Лилия Шевцова. Перехват лозунгов
#06. Перикл
#07. Лилия Шевцова.РОССИЯ СЕГОДНЯ, ЗАВТРА И ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ. СТРАНА И ВЛАСТЬ. 21 декабря 2000 года
#08. Слон. Лилия Шевцова: как Путин избавит Россию от Путина
#09. Лилия Шевцова. Кризис власти: есть ли у нее альтернатива
#10. Лилия Шевцова. Кризис власти: есть ли у нее альтернатива
02 страница
#11. Лилия Шевцова. Валдайская доктрина Путина. 24.09.2013, 00:47
#12. Лилия Шевцова. Белый дом просто тянет со списком или отказался от его расширения?
#13. Svobodanews. Лилия Шевцова о новой политике Владимира Путина
#14. Лилия Шевцова. 2013-й — жизнь в Interregnum. Или о том, как мир заблудился
#15. Лилия Шевцова. Мы живем в маргинальном поле
#16. Лилия Шевцова. Путинский ультиматум
#17. Лилия Шевцова. Кремль предложил Вашингтону сделку
#18. Лилия Шевцова. Ужин Всемером
#19. Лилия Шевцова. Мир глазами Л. Шевцовой 01.12.2011
#20. Лилия Шевцова. Жесткая реакция Запада на катастрофу с самолетом неизбежна
03 страница
#21. Лилия Шевцова. Победа или самоубийство? 28.09.2015, 18:06
#22. Лилия Шевцова. Шпагат
#23. Лилия Шевцова. Конец эпохи
#24. Лилия Шевцова. Валдайский форум
#25. "Апостроф". Л. Шевцова: возможно, путь России — раскол на мелкие части
#26. Лилия Шевцова. Кремль предупрежден
#27. Лилия Шевцова. Кремлевский сеанс психотерапии
#28. Лилия Шевцова. Тупик
#29. Лилия Шевцова. Постмодернизм
#30. Лилия Шевцова. Опоры начали раскачивать здание
04 страница
#31. Лилия Шевцова. Рыцари «реализма». 02.02.2016, 06:43
#32. Лилия Шевцова. Десант мюнхеноидов
#33. Лилия Шевцова. Трудности прогноза
#34. Лилия Шевцова. Мир вокруг нас - время сделок
#35. Лилия Шевцова. Нарыв лопнул
#36. Лилия Шевцова. Доигрались!
#37. Лилия Шевцова. Иллюзионисты
#38. Лилия Шевцова. Кулак и пряник
#39. Лилия Шевцова. Что охраняют наши охранители? 2 АВГУСТА 2007 г.
#40. Лилия Шевцова. Что охраняют наши охранители? Часть II
05 страница
#41. Лилия Шевцова. Что охраняют наши охранители? (Часть III). 13 АВГУСТА 2007 г.
#42. Лилия Шевцова. Зачем весь этот балаган? 29.06.2016, 03:57
#43. Лилия Шевцова. «Друзья России»
#44. Лилия Шевцова. Будем считать боеголовки
#45. Лилия Шевцова. Доктрина межеумочности
#46. Лилия Шевцова. О пользе общения с президентом. 9 ИЮЛЯ 2011 г.
#47. Лилия Шевцова. НАТО. Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй
#48. Лилия Шевцова. Как удержать власть?
#49. Лилия Шевцова. Разрыв
#50. Лилия Шевцова. Русская рулетка
06 страница
#51. Лилия Шевцова. Закон непреднамеренных последствий. 26.10.2016, 09:44
#52.[/B] Лилия Шевцова. Постмодерн заканчивается
#53. Лилия Шевцова. Добро пожаловать в Jurassic Park!
#54. Лилия Шевцова. Год отката
#55. Svobodanews. Исчерпанное время постмодерна
#56. Лилия Шевцова. Как Россия на Америку подсела
#57. Лилия Шевцова. Брызги или парадоксы нашей жизни
#58. Лилия Шевцова. Как Трамп Россию в угол загнал
#59. Лилия Шевцова. Бессильное всесилие
#60. Лилия Шевцова. Облако державности

[Лилия Шевцова]

http://www.novayagazeta.ru/data/2010/135/15.html




Приближающиеся выборы 2011—2012 годов станут элементом делегитимации власти

Петр Саруханов — «Новая»

Если критерием стабильности является отсутствие массового протеста, то Россия выглядит спокойнее, чем Франция либо Италия. А потому есть основания предполагать, что российской власти удастся себя воспроизвести в 2011—2012 годах. Тем более что на самосохранение российской системы работает целый ряд факторов.

В первые в российской истории ресурсом российского самодержавия стал Запад. И потому, что либеральные демократии переживают кризис и пытаются решить свои проблемы через переход к «вненормативному» прагматизму. И потому, что западные правительства, не зная, что с Россией делать, пошли по легкому пути, назвав его «перезагрузкой». Вот ее содержание: «Россию не переделать. Будем сотрудничать с Кремлем какой есть и не будем его раздражать».

Дискредитация либеральной альтернативы также облегчает самосохранение единовластия. Дело не только в «лихих 90-х», когда под лозунгом либеральных реформ власть строила олигархический капитализм. На единовластие работает системный либерализм. Он представлен в правительстве и прослойкой обслуживающих власть словоохотливых западников. Аргументация системного либерализма незатейлива: «Россия не готова к радикальным переменам. Нужна постепенность. С властью следует вести диалог и осуществлять политику «малых дел».

Эта риторика является обоснованием системы-паразита, которая существует за счет одновременного «присасывания» к Западу и отторжения от него. Либеральная фразеология позволяет не только развивать рыночные отношения в той форме, которая облегчает присвоение рыночного продукта правящим классом. Она обеспечивает инкорпорирование российской элиты в ткань западного общества и ничуть не мешает национал-державническому курсу внутри России с целью изоляции российского общества от Запада.

Гибридность режима с его идеологической неопределенностью и размытостью правил игры сохраняет возможности для частичного удовлетворения интересов различных политических и социальных факторов. В ряде стран (Сербии и Украине) гибридные режимы облегчили их либерализацию, пусть в случае с Украиной и непоследовательную. В России режим-гибрид перемалывает любые попытки либерализации.

Отмечу и способность правящего класса к имитациям, которые дискредитирует даже намек на оппонирование. Правда, здесь трудно не увидеть парадокс. Ставший даже для части элиты одиозным, Путин с его агрессивной архаикой начинает провоцировать тягу к переменам. Напротив, Медведев с его модернизационной мантрой, порождая надежды на «оттепель» при своем полном бездействии, затрудняет обновленческий процесс. Вот ведь какая ирония истории: политик, выглядящий как реформатор, может принести прогрессу больше вреда, чем откровенный традиционалист. И дело не в принадлежности Медведева к правящей группировке. Испанский лидер Адольфо Суарес был любимцем Франко. И при этом он сумел стать отцом самой успешной трансформации, отказавшись от монополии на власть. «Модернизаторство» Медведева, напротив, заточено на то, чтобы эту монополию укрепить.

Воспроизводство системы облегчает и «фактор веры». Я имею в виду надежду экспертов и политиков на то, что тандем Путин — Медведев означает неизбежность раскола элиты и возникновение двух моделей развития — консервативной и умеренно-реформаторской. Реальных доказательств того, что дрязги между командами лидеров и их разная стилистика являются подтверждением наличия внутри власти концептуальных различий, найти не удается. Налицо доказательства обратного — того, что тандем является успешной формой сохранения во власти Путина и продления жизни персоналистской власти. Не потому ли сама власть благосклонно смотрит на попытки доказать «разность» внутри тандема?

Более того, правящая элита больше опасается «горбачевского синдрома», т. е. потери монополии на власть и, несмотря на усталость от Путина, явно предпочитает известное неизвестному. Но даже те элитные группы, которые являются потенциальными сторонниками либерализации, не готовы ее инициировать при отсутствии давления снизу.

Как система работает против себя

И все же «процесс пошел». Мы привыкли к падению систем под влиянием революции снизу. Между тем есть другая модель упадка, которую британский историк Арнольд Тойнби назвал «государственным самоубийством». Ее суть в том, что принципы построения системы могут вести ее к гибели и без революции. Именно так закончил свою жизнь Советский Союз. В жизни российской системы повторяется та же логика. Она действует столь же неумолимо, проявляя себя садистским для системы способом: то, что вчера поддерживало ее существование, сегодня начинает действовать против нее.

Президентская «вертикаль», построенная на субординации, ведет к бездеятельности бюрократии, обслуживающей «вертикаль», а в итоге к параличу процесса осуществления решений. Тотальная зачистка политической сцены выталкивает протест на улицу. Диктатура Кадырова, существующая за счет лояльности Путину, — пример того, как сам центр поощряет подрыв государственного устройства. Станица Кущевская с ее криминализацией власти — еще один признак разложения государства.

Недавно коррупция облегчала сосуществование государства и общества через практику неформальных сделок. Сегодня коррупция, заблокировав развитие, стала подрывать и стабильность.

Иное звучание приобретает и имитация. Сейчас мало кого уже обманешь созданием видимости парламента, партий и прочих атрибутов политики. Люди понимают, что имеют дело с фальшью, и фальшь зачастую раздражает больше, чем откровенный авторитаризм.

Впрочем, правящая элита уже не предпринимает усилий убедить россиян в том, что российская «демократия» настоящая: что суд независимый, партии заботятся об их интересах, а правительство думает о народном благе. Переход от имитации к откровенному пренебрежению к обществу — это новый шаг в деградации российской системы.

Ходорковского и Лебедева держат в тюрьме уже по совершенно издевательскому поводу. Митинги разгоняют, несмотря на уверения Медведева в приверженности демократии. Готовность власти «поделиться опытом» развития гражданского общества, например, с американцами, выглядит откровенным издевательством — в первую очередь над гражданским обществом.

«Да плевать нам!» — эта политика должна, видимо, демонстрировать уверенность и силу власти. На деле она убеждает в ее неуверенности и бессилии. В этой ситуации у власти неизбежно возникает искушение прибегнуть к репрессиям. А среди части общества может возникнуть стремление симметрично ответить. История нас учит: отсутствие возможностей для самопроявления только усиливает мощь противостояния власти и общества; а попытка власти применить силу превращает противостояние в конфронтацию.

Упор на неформальные сделки приводит к тому, что отдельные элементы системы занялись собственными интересами, ставя под угрозу выживание системы. Именно это произошло с милицией, которая (как и другие силовые структуры) в силу своей коррумпированности перестает быть инструментом защиты режима и становится фактором его дискредитации.

На сужение поля маневра российской системы работает и энергетический фактор. Настойчивые попытки Европы найти заменители российских газа и нефти говорят о том, что сырьевая зависимость ЕС от России, т.е. важнейший источник существования российского государства, имеет временные пределы.

Система начала работать против себя. Это вызов, на который правящая элита ответить не способна. Любое ее решение только ускоряет неизбежность. Реально бороться с коррупцией — значит отказываться от слияния власти и собственности и от своей монополии на власть. Смириться с коррупцией — значит согласиться на гниение, в том числе и власти. Отказаться от вертикали для правящей команды равнозначно политическому самоубийству. Держаться за вертикаль — значит повторить путь СССР.

Россия проскочила этап «застоя» в годы путинского президентства, которое воспринималось как «подъем». Сейчас мы вошли в фазу стремительной деградации. Надежды на то, что в системе осталось «окно возможностей» для эволюционных преобразований сверху, могут только затруднить выздоравливание. Либо сделать его невозможным.

Система себя исчерпала, и она нереформируема в принципе — вот та истина, которую нам доказывают сама жизнь и весьма энергично сами лидеры. Вопрос в том, что нужно сделать, чтобы неотвратимое падение системы не стало крахом России.

Есть ли альтернатива?

Система персоналистской власти выстроена так, что внутри нее вообще не может быть альтернативы. Реальная либеральная (и любая другая) оппозиция в России может быть только внесистемной. Но может ли внесистемная либеральная оппозиция использовать легальные поводы, например, приближающиеся выборы для того, чтобы заявить о себе, или она обречена на то, чтобы существовать в виде уличного протеста? До сих пор участие оппозиции в контролируемых сверху выборах подтверждало беспомощность демократически мыслящей части общества. Понятны опасения, что новые попытки оппозиции войти в эту реку закончатся тем же. Все зависит от того, сумеет ли оппозиция использовать механизмы единовластия для консолидации единомышленников. Для этого оппозиция как минимум должна открыто заявить, что не испытывает иллюзий относительно возможности свободных выборов в нынешней России и использует повод для того, чтобы получить доступ к обществу.

Это будет непростая задача: попытаться принять участие в имитации для того, чтобы доказать ее исчерпанность. Если не удастся второе, оппозиция опять станет частью кремлевского шоу.

Выборы

Приближающиеся выборы 2011—2012 годов будут играть роль, противоположную той, которую от них ожидает власть, — они станут элементом делегитимации власти. Причем если на выборы пойдет Путин, он тем самым даст новый толчок этому процессу. Медведев либо кто-либо «третий» в качестве кандидата правящей корпорации вызовут прилив новых надежд на перемены. Пройдет еще какое-то время, пока даже самым наивным не станет ясно, что очередные надежды — лишь отложенное разочарование. Впрочем, неужели опыта последних лет недостаточно для того, чтобы убедить упорствующих в своем оптимизме, что правящая команда не может отказаться от монополии на власть?

Кстати, среди обслуживающего власть слоя все активнее муссируется идея «компромиссов». Это признание неуверенности в будущем. Здесь, однако, важно не обольщаться: речь идет о поисках выживания все того же единовластия, возможно, за счет «контролируемой» состязательности. Между тем если речь идет о принципах — то здесь не может быть никаких компромиссов.

Какова будет скорость государственного самоубийства, пока неясно. Вспомним, что в 1990 году советское общество, поддерживая сохранение СССР, понятия не имело, что к концу 1991-го СССР исчезнет. Грядущие выборы могут стать актом воспроизводства российского единовластия. И не важно, кто его будет олицетворять. Пока не ощущается нарастания давления снизу, которое бы изменило этот сценарий. Но каждый акт самоизбрания власти в ситуации, когда у нее истощается ресурс задабривания населения, будет ударом по системе.

В этой связи возникает реальная угроза: омертвление системы может произойти раньше, чем возникнет конструктивная альтернатива. А потому нужно спешить — и с самоорганизацией либеральной оппозиции, и с активизацией всех сил, которые выступают за возврат к конституционным нормам (одно невозможно без второго). Есть и еще одна задача для контрэлиты: начать разработку механизмов перехода России к новой системе, которая будет построена на основе соревновательности. Именно это во времена «социализма» делали поляки и венгры, еще не зная, когда эти механизмы пригодятся. В России они могут быть востребованы раньше, чем мы предполагаем.

Лилия Шевцова

[Лилия Шевцова]

http://1gatta-felice.livejournal.com/204536.html

17 Янв, 2011 at 5:49 AM

Про слойки

Лилия Шевцова ("Новая газета" № 01 от 12 января 2011 года)

Смогут ли российские интеллектуалы отказаться от кремлевских «пряников» в массовом порядке. И что еще должна сделать власть, чтобы служить ей стало совсем неприлично




Великие умы недавнего прошлого — от Макса Вебера до Карла Поппера, от Юргена Хабермаса до Альбера Камю — мучительно думали о призвании интеллектуалов. Их размышления в 90-е годы суммировал Ральф Дарендорф, мысль которого можно свести к такой вот аксиоме: интеллектуалы несут ответственность перед обществом. Там, где они молчат, общество утрачивает свою будущность.

Опыт «бархатных революций» Восточной Европы позволяет сформулировать еще одну аксиому: прорыв к свободе может быть бескровным, лишь если интеллигенции удается сохранить в обществе не только роль морального арбитра, но и способность к формированию повестки дня.

Если эти аксиомы верны, то будущее России печально.

Понять, какую роль прослойка, профессия которой — думать, играет сегодня в России, не составляет труда. Нужно взглянуть на механизм, который обеспечивает выживание российской системы. Этот механизм на удивление прост и пока эффективен в осуществлении интересов власти. Российской правящей корпорации удается сохранять систему, давно пережившую свое время, благодаря игре в противоположности. Эта игра позволяет системе менять окраску и имитировать движение в разных направлениях. Фокус в следующем: нужно одновременно апеллировать к разным слоям, нейтрализовывая их недовольство, и создавать видимость развития, в то время как стоишь на месте.

С одной стороны, Кремль подкармливает националистическую волну, с другой — не забывает о подпитке имперских настроений. С одной — власть пропагандирует антизападничество для внутреннего пользования, с другой — обнимается с западными лидерами, а кое с кем имеет свой частный бизнес. С одной стороны, власть не скрывает своей антилиберальной сущности, с другой — опирается на «системный либерализм», т.е. на либеральную риторику и людей, которые позиционируют себя как либералы. И здесь — внимание: это балансирование на канате было бы невозможным без участия самых разных групп «думающего» сословия — от националистов до империалистов, от левых до правых. Все они с разной степенью воображения имитируют свои проекты, облегчая жизнь системы-хамелеона.

Правда, в декабре 2010-го балансирование национализма и имперскости дало сбой. На улицу вышла молодежь с ксенофобскими лозунгами, которая, видно, не на шутку напугала кремлевских кукловодов. Взбунтовалось путинское поколение, выросшее в период «вставания с колен» и интуитивно почувствовавшее безнадежность будущего. Путин, обычно державший паузу в моменты прежних испытаний и в этой паузе видевший способ продемонстрировать свои силу и выдержку, на сей раз среагировал молниеносно. Это подтверждает осознание властью угрозы выпадения важного элемента, помогающего удерживать равновесие.

Но сможет ли Кремль приручить выползающего из бутылки джинна? Скорее всего, произойдет то, что произошло с игрой в имперскость, — именно она дала толчок к распаду России. Этот процесс нашел отражение в формировании де-факто самостоятельных северокавказских режимов, диктующих свои требования монополии (уникальный случай в мировой истории!). В этой ситуации рост русского национализма только подстегнет дезинтеграцию.

Власти пока удается сочетать антизападничество и «перезагрузку» с Западом. Но и здесь накапливаются проблемы. Постоянно подпитываемое телевидением и национальным лидером антизападничество, и прежде всего антиамериканизм, стало способом самовыражения нового поколения. Хоккеисты молодежной сборной, матом костерившие американцев и своих канадских соперников в Баффало, выражали то, что ощущают многие россияне в отношении Запада, и то, как они разрешают свои комплексы. Рано или поздно антизападничество, ставшее для части россиян национальной идеей, заставит общество обратить внимание на космополитизм правящего класса, ставшего частью западного мира.

А вот третья опора системы — «системный либерализм» — уже зашаталась. Если эта опора рухнет, тогда и начнется обвал всей конструкции. Ведь только включенность людей, позиционирующих себя как либералов, в обслуживание власти позволяет и власти, и системе в целом выглядеть цивилизованно. Только имитация либерализма позволяет классу рантье лично интегрироваться в западное общество.

«Системный либерализм» включает разные уровни поддержки власти: либералы в исполнительных органах, участие либерально мыслящих либо либерально выглядящих людей в Общественной палате, в Совете по правам человека при президенте и различных советах при других органах власти либо правоохранительных структурах, либералы в «телеящике». Вот далеко не полный перечень проявлений прирученного либерализма, который с успехом конкурирует с ручными национализмом, империализмом и коммунизмом.

Все группы интеллигенции от «государственников» до левых (от Проханова до Зюганова) строят «потемкинские деревни». Но основную нагрузку в поддержке статус-кво несут системные либералы. Потому что именно они дискредитируют единственно возможный выход из российского единовластия.

Почему российские интеллектуалы идут в услужение власти? Для некоторых конформизм по традиции является формой жизни, и они им даже бравируют. Символом конформизма как жизненного кредо стал Никита Михалков. Страх маргинализации и потери комфорта жизни заставил других (и таких большинство) выбрать молчаливый конформизм, который они неуклюже пытаются скрыть под осторожным брюзжанием.

Для третьих сотрудничество с властью основано на вере в «реформы сверху», в результативность «малых дел», в надежде на реформаторство Медведева либо, напротив, в способность Путина укрепить государство. Но можно ли надеяться на реформы «сверху» после двадцати лет их отсутствия? Сколько «добрых дел» сделала власть под влиянием интеллектуалов при власти? Как можно верить в либерализм Медведева после репрессивного поворота его президентства? И разве не при Путине Россия начала терять Северный Кавказ?

Между тем Россия вступает в новый избирательный цикл. В ситуации, когда система исчерпывает средства выживания, можно лишь ожидать ужесточения режима, не собирающегося покидать сцену. Это оставляет интеллектуалам «при власти» лишь один вид конформизма — михалковский, не претендующий на сохранение достоинства.

Раздражение в среде конформистов выбором, который сделали Шевчук, Улицкая, Акунин, Прилепин, Фатеева, Ахеджакова, Угаров и его «Театр.doc» и драматурги, объединившиеся вокруг него, вполне понятно. Ведь эти люди, выйдя в антисистемное поле, заставили оставшихся «там» чувствовать себя неуютно, возможно, и отвратительно. Ведь у многих «там» сохранилось, пусть на уровне атавизма, ощущение репутационного ущерба. Об этом свидетельствует стыдливое письмо президенту представителей «системного» рока, подписанное Гребенщиковым, Макаревичем, Скляром, Кинчевым и Шахриным, с просьбой «справедливо разобраться» с Ходорковским и Лебедевым. Видно, все-таки что-то у них там скребет внутри…

Означает ли тот факт, что коль скоро с этой системой и с этой властью все стало ясно, интеллигентское сословие решится снять с себя лакейский сюртук? Выйдут ли приличные люди из многочисленных загончиков при власти? Причем все вместе и окончательно? Откажутся ли они от участия в фарсах на телевидении, где из них делают шутов? Пока мы видим признаки иного движения, во всяком случае, среди системных либералов. «Зазор между дуумвирами расширяется», — убеждает нас популярный комментатор. «К заявлениям Медведева стоит отнестись серьезно», — призывает другой. «Главным остается вопрос, какое место видит для себя Медведев после 2012 года», — надеется третий. «Важно уметь пользоваться процессуальными возможностями (!)» — убеждает четвертый.

Другие собираются жаловаться президенту на власть и ее правоохранительные органы. И все они ищут обоснование, почему им нужно дружить с властью. «Чтобы влиять на власть», — говорят одни. Как будто они на нее влияют. «Чтобы информировать власть», — говорят другие. Как будто власть не знает, что происходит вокруг. Есть и новый аргумент: «Мне власть не нравится. Но оппозиция тоже». Что мешает создавать оппозицию, которая понравится?

Интересно, что еще должна сделать власть, чтобы убедить коллег, что дальше служить имитацией неприлично?

Правда, власть далеко не глупа. Она пытается не перебарщивать с насилием. Обращу ваше внимание на любопытный феномен: логика системы ведет к ужесточению режима; но логика выживания правящего класса требует сохранения пристойного лица, без чего лично интегрироваться «в Запад» невозможно. Поэтому демонстрация кнута не мешает помахиванию «пряником». Власть продолжит приглашать «на чай» с лидерами тщательно отобранных интеллектуалов (но больше никаких Шевчуков!). А избранные будут преданно и с восторгом ловить взгляд лидера, как это продемонстрировал нам Ярмольник. Либо с обожанием восклицать: «Вы хороший мужик!», как это сделала великая актриса, встретившись с «национальным лидером» (и великие, увы, оказываются слабы, оказываясь рядом с властью).

Объятия власти с избранными будут лишь только подчеркивать репрессивную тенденцию — и чем жестче будет кнут в отношении нелояльных, тем больше «пряников» власть будет предлагать лояльным. Боюсь, что немало последних с радостью воспримут подмигивание власти как индульгенцию и как повод остаться в тени власти. Впрочем, может быть, я ошибаюсь?

В 80-е годы в Польше сотрудничать с режимом для интеллигенции означало потерю чести — полностью и бесповоротно. Польский режиссер Кшиштоф Занусси рассказывал: «Наши актеры бойкотировали государственное телевидение. Мы не давали интервью официальным СМИ. А люди, которые встречали известных интеллектуалов на улице, говорили: «Спасибо, что вас нет на телевидении». Вот почему польская интеллигенция сохранила в глазах населения роль морального арбитра, что облегчило бескровный ход трансформации: арбитр сдерживал разрушительные эмоции.

Как вы думаете, смогут ли российские интеллектуалы отказаться от кремлевских «пряников» в массовом порядке? Кто из них откажется «от чая» с лидером? Скажут ли они «нет», когда их будут приглашать на телевизионные клинчи и ток-шоу? Откажутся ли от орденов и премий, которые рассматриваются властью как плата за лояльность? И когда это будут делать одиночки, последуют ли за ними остальные?

Феномен интеллигенции «при власти» имеет два последствия. Во-первых, в обществе самоликвидируется сила, призвание которой в том, чтобы сохранять моральное и этическое измерение. Никакая другая прослойка — ни бизнес, ни технократы, ни менеджеры в этом качестве интеллигенцию не заменят. Во-вторых, сужается возможность для деятельности по проектированию выхода из нынешней системы. Пока нет признаков, что другие социальные группы способны этим заняться. В скобках замечу: интеллектуалы, как правило, плохие управленцы и не в этом их функция. Но без них невозможен общественный прорыв.

У нас же интеллигенции сломали позвоночник. Власть ее слишком долго насиловала, причем при добровольном согласии многих ее представителей. Может ли задавленное и затравленное «думающее сообщество» попытаться сыграть ту роль, которую сыграли интеллектуалы в других странах? Думаю, что по крайней мере оно сможет возродить понятие «репутация» и вернуть в обиход понятие «стыд». В России уже есть критическая масса антисистемных интеллектуалов, способных это сделать. Как именно? Это уже вопрос для обсуждения.

[Лилия Шевцова]

Агония приближается быстрее, чем наше осознание ее неотвратимости

Двадцать лет назад с мировой карты исчез Советский Союз. Но до сих пор мир не может справиться с последствиями этого события. Международная система с ее «Политбюро» — Советом Безопасности — продолжает дер¬жаться на балансе держав, одна из которых более не существует, консервируя реальность середины прошлого века. Запад, потеряв своего оппонента, погрузился в дрему, забыв о миссии и ценностях, предпочитая им ситуативный прагматизм. Наконец, распад СССР и антикоммунизм легитимировали воспроизводство «русской матрицы», но уже в новой упаковке.

Когда у вызова нет ответа
Британский историк Арнольд Тойнби, проанализировав зарождение, взлеты и смерть мировых цивилизаций через формулу «Вызовы и ответы», вывел аксиому, которая продолжает быть актуальной и сегодня. Тойнби доказал, что при развитии мировых цивилизаций решающую роль играли внешние и внутренние вызовы, которые заставляли человеческие общности искать все более совершенные способы упорядочивания. Засуха и болезни, миграция народов и угроза извне, географическое положение и клановые войны, народные восстания и религиозная вражда, наконец, природные катаклизмы и новые технологии побуждали человеческие сообщества находить более высокие формы своей организации. Те общества, которые упорно воспроизводили себя в прежнем виде, умирали. Так уходили из жизни великие цивилизации, среди них древнеегипетская, шумерская, греко-римская, византийская, османская.
Единственной успешной цивилизацией оказалась европейская, которая вовремя нашла способ реагирования на мировые и внутренние вызовы — через упорядочивание себя на основе закона, частной собственности и признания прав личности. Неевропейские общества (Индия, Япония, Турция, Южная Корея) смогли найти новое дыхание через вестернизацию общественного и государственного устройства. Индия и Япония приняли западные стандарты под давлением извне (в первом случае роль «трансформатора» сыграла британская колонизация; во втором — американская оккупационная администрация и генерал Маккартур). И Индия, и Япония сумели найти баланс между западными нормами и культурной особостью. Напротив, Турция и Южная Корея сами отказались воспроизводить модель, которая вела их к деградации, и стали заимствовать европейские принципы организации власти, гарантируя для себя место среди влиятельных мировых игроков.
Оставшиеся великие цивилизации (исламская, китайская, российская) пока не убеждают, что они нашли свой способ существования в качестве полноценных и успешных мировых субъектов. Нынешний экономический взлет Китая может оказаться лишь всплеском на пути заката китайского централизованного государства, с трудом сдерживающего пробуждающееся общество.
История мировых взлетов и падений позволяет выявить закономерности, которые на всех исторических этапах вели к загниванию и уходу из жизни прошлых обществ. Вот те признаки, которые говорят о том, что цивилизация теряет жизненный потенциал:
- неспособность продвинутого меньшинства стать движущей силой обновления;
- централизация власти как ответ на новые вызовы;
- опора на лидера — и отказ от смены лидерства;
- консолидация общества через поиск внешнего и внутреннего врага;
- милитаризация режима и политической ментальности;
- создание гигантских проектов, которые должны отвлечь внимание от накапливающихся проблем;
- попытка косметического обновления системы без изменения ее «корневых» стандартов.
Не правда ли, что эти закономерности выглядят знакомыми?

Реставрация вместо перемен
Если взглянуть на эволюцию российской цивилизации через формулу «Вызовы и ответы», то мы увидим, что российская элита, каждый раз подходя к очередному кризису, пыталась предложить не новые принципы упорядочивания общества, а новые формы воплощения старых принципов. Речь идет о постоянном возрождении триады — персоналистская власть, слияние власти и собственности и стремление удержать сферы геополитического влияния. Все попытки российского реформаторства оказывались способом сохранения этой триады.
Причем Россия является уникальной цивилизацией, которая сумела устоять и войти в современность за счет максимальной эксплуатации факторов, которые приводили к упадку иные цивилизации. Я имею в виду: централизм, милитаризацию и истощение собственного человеческого ресурса. Российская система и ее персонификаторы встречали вызовы чудовищной концентрацией властного и силового инструментов, а также готовностью жертвовать собственным населением. Игорь Клямкин напоминает и о еще одном факторе выживания российского единовластия — его способности к заимствованию западных технологий, которые позволяли стимулировать военно-техническое развитие без изменения принципов организации государства. Такова была суть петровской модернизации, повторенной Сталиным. Атомная бомба, которая позволила СССР на долгие годы обеспечить державную мощь в соперничестве с Западом, была прежде всего следствием успехов советской внешней разведки, т.е. «политики заимствования».
Сталинский период оказался, однако, последним державным «вздохом» единовластия. Со смертью Сталина началось его медленное выдыхание. Михаил Горбачев был первым советским лидером, который ощутил российский вектор и попытался реформировать единовластие, лишь подтвердив, что оно реформированию не подлежит. «Перестройка» стала толчком к демонтажу советского государства. Но как оказалось вскоре, «русская матрица» смогла выжить, сбросив старую «государственную кожу».
Что мы получили в итоге падения СССР? Обновление персоналистской власти в виде президентства, стоящего над обществом и ему не подконтрольного; слияние власти и на этот раз частной собственности и, наконец, сохранение стремления политического класса к наличию «сфер интересов», т.е. элементов имперскости (пусть даже имитационной). Даже немало российских либералов продолжают верить, что Россия может существовать только как центр собственной галактики. Словом, в начале 90-х годов Россия оказалась в тупике: не сумев отказаться от «триады», она зависла в историческом пространстве.
В этом контексте Борис Ельцин предстает не как лидер-революционер, а как «лидер реставрации», который возглавил возврат России к персоналистской власти, на сей раз в виде «назначенной монархии», легитимирующей себя управляемыми выборами. Правда, было бы ошибкой всю ответственность за неспособность выйти из прошлого возлагать исключительно на Ельцина. Российская элита, и в первую очередь те, кто позиционировал себя как демократы и либералы, сама отказалась от трансформации, сделав ставку на вождя как движущую силу российского развития.
Сегодня приходится признавать неприятную правду о российском «продвинутом меньшинстве» и его роли в восстановлении единовластия. Дмитрий Фурман был одним из первых, а возможно, и первым на демократическом фланге, кто сделал вывод: «Дело не в «темном народе», мешавшем интеллигентным демократам вести его к светлому будущему. Дело именно в демократах… — ведь именно они пришли к власти в 1991 году и затем тщательно и последовательно затаптывали все ростки демократии». Причем ответственность за возврат России в прошлое несут не только системные либералы. Ее разделяем все мы — т.е. те, кто вознес Ельцина наверх как Спасителя, отдав ему судьбу России, не имея мужества и смелости взять эту судьбу в свои руки.
1993 год — принятие новой Конституции, обосновывающей сверхпрезидентство; 1996-й — манипуляции с выборами Ельцина и формирование модели «управляемых выборов» и, наконец, 1999-й — назначение Владимира Путина в качестве преемника и гаранта статус-кво — это вехи возрождения российского единовластия. Если считать, что истоки обуславливают последующий процесс, то ответственность ельцинской элиты, в 90-е годы начавшей обновление персоналистской власти, за нынешнюю Россию гораздо выше, чем ответственность путинской команды, которая консолидировала эту систему в нулевые годы.
В рамках этой логики придется переосмыслить не только роль Ельцина и демократической части российской спектра, но и суть событий в конце 80-х — начале 90-х годов. Тогда в России произошла смена государства, а затем и формы собственности. Но революционный характер этих изменений был не только способом продления жизни старой модели властвования, но и средством высвобождения правящего класса от сковывавших его идеологических и политических ограничителей советского времени.
На протяжении двадцати лет и трех президентств в России произошла адаптация единовластия к новым условиям — через имитацию западных институтов и личную интеграцию элиты в Запад. Завораживающий парадокс в том, что отжившая свое система продлевает свою жизнь при помощи самого передового — западного общества!
Несколько обстоятельств облегчили сохранение русской цивилизации, которая по своим принципам принадлежит прошлому, — импотенция «творческого меньшинства», которое во все времена и во всех обществах играет роль «дрожжей», побуждая прорывы; общая неспособность российской элиты подняться над своими эгоистическими интересами (в отличие от элит Восточной Европы); и попустительство Запада. Западное сообщество вначале не поняло ельцинской траектории, а когда осознало, что Россия вернулась «к себе самой», решило, что единовластие — это ее судьба.

Статус-кво как способ медленной смерти
Россия демонстрирует пример того, как тактические победы ведут к стратегическим поражениям. Под «тактическими победами» я имею в виду механизмы выживания, которые использует российская элита. С одной стороны, они облегчают осуществление ее текущих интересов, но с другой — усиливают тенденцию к упадку страны.
Имитация демократических институтов в России, в частности выборов, позволяет правящей команде сохранять свой режим и даже претендовать на более цивилизованный имидж. Вовлечение оппозиции в бесконечные споры о том, как реагировать на выборы (которые, по ее мнению, будут сфальсифицированы), и готовность части оппозиционеров в них участвовать — лучший подарок власти. Но в то же время откровенная манипуляция демократическими институтами делегитимирует власть, которая не имеет других механизмов (в частности, наследственного и идеологического) своего обоснования. Правда, одновременно происходит и дискредитация оппозиции, вовлеченной в функционирование гниющей системы.
Сырьевая экономика продлевает жизнь архаичной системы, при этом усиливая деградацию власти и общества. Ручные институты обеспечивают внешнее спокойствие. Но отсутствие каналов, которые могли бы представлять разнообразные интересы населения, выталкивает людей на улицу, раскачивая статус-кво.
Нужно отдать должное кремлевскому режиму: он сумел сформулировать тактику «кнута и пряника», чередуя репрессивные методы и устрашение с кооптацией и подачками. Эта тактика работает, вовлекая в орбиту власти самые разные слои общества и нейтрализуя тех, кто не принимает этой реальности. Но сам процесс искусственного введения общества в кому лишает его энергетики и драйва.
Самым сильным ударом по будущему России стал конец российской интеллигенции. Еще в 1993 году Лев Гудков и Борис Дубин доказывали, что интеллигенция в России завершила свое существование. И действительно, функция интеллигенции в России — как морального эталона и оппонента самодержавия — оказалась исчерпанной, когда в 1991 году обвалилось коммунистическое государство. С формированием нового единовластия российские интеллектуалы потеряли себя. Большинство из них так и не рискнуло стать антиподом новой персоналистской власти, маскирующей себя под демократию. А иные, напротив, стали ее пропагандистами, технологами и экспертами. И те и другие вместе стали могильщиками российского интеллектуального слоя как носителя моральных и репутационных критериев. Но, признаюсь, что и мы — те, кто продолжал оппонировать власти, так и не вышли за пределы чисто критической функции, которая без проектного мышления оказывается всего лишь способом выхода пара.
Российская реальность породила явления, немыслимые для общества, в котором существуют традиция уважения к личности и гражданские свободы. Членство интеллектуалов в советах при авторитарном режиме; их бесчисленные обращения к обществу с призывами поддержать лидера либо письма к лидеру с просьбами проявить «волю» и «поработать на общее благо»; их готовность к созданию карманных партий и другие формы кооптации в орбиту власти — всё это было бы концом репутации для интеллектуалов не только в «старом», но и в новом, восточноевропейском обществах. Для России же прислуживание власти для думающего меньшинства является обыденным ритуалом. В итоге интеллектуальное обрамление позволяет власти выглядеть прилично. Но в результате страна оказывается лишенной важнейшего фактора обновления, каким должно быть думающее меньшинство.
Одной из гарантий успешных трансформаций является наличие в старой системе прагматиков, которые, с одной стороны, понимают механизмы ее функционирования (знают, какие кнопки нужно нажимать), а с другой — осознают бесперспективность самой системы. Когда же начинается социальный протест, переход прагматиков на сторону антисистемных сил и пакт между этими двумя группировками являются важнейшим условием успеха трансформации. Увы, непосредственное вовлечение российских «прагматиков» в осуществление деградирующей власти делает невозможным их участие в реальных переменах. Деморализация власти не может не коснуться и репутации «прагматиков», и потому их участие в демонтаже старой системы и строительстве новой может поставить под сомнение сам процесс. В свою очередь, отсутствие прагматиков в трансформационном процессе делает его более сложным и мучительным.
Оказались напрасны надежды многих наблюдателей, что либеральная риторика и даже некоторые послабления (весьма условные) медведевского президентства могут расширить пространство свободы. Мы видим другое: либеральная риторика при нелиберальной реальности и даже усилении ее репрессивного синдрома только усиливает в обществе цинизм и «двойные стандарты».
Есть и еще один фактор, который работает на российский закат, — страх среди широких слоев общества, что нарушение статус-кво вызовет очередной развал государства. К этому не готовы даже противники системы. Однако в нынешнем «полуимперском» состоянии Россия, откладывая решение проблемы своей идентичности и легитимности власти, сама подрывает свою государственность. Нарочитая агрессивность власти и ее опора на силу прикрывают обветшалость системного каркаса, на котором она держится.
Демонстрацией хрупкости российской государственности стала цена, которую Кремль платит за «усмирение» Чечни и Северного Кавказа в целом. Согласие Кремля на формирование там неконституционных режимов становится отражением атрофии государственности. Собственно, существующий в Чечне режим является антиконституционным переворотом с ведома и санкции самого Кремля. Невозможно себе представить длительное сохранение конструкции, которая противоречит здравому смыслу: Россия, «платящая дань Чечне» и одновременно позиционирующая себя как региональная и даже мировая держава! Такая конструкция содержит в себе источник взрыва изнутри либо разложения.
Причем угроза распада слепленных из несовместимых кусков государственной конструкции возникнет в любом случае — и в случае либерализации режима, и при усилении единовластия. Сегодня ясно одно: пока проблема Северного Кавказа не решена, не может быть и трансформации России. По крайней мере, с таким Северным Кавказом Россия не сможет себя упорядочить как современное государство.
Тактические маневры власти, продлевая существование нынешней системы, осложняют поиск ее преобразования. Вот очередной парадокс: российское статус-кво — только ускоряет смерть системы и окормляющей ее государственности. Но вот вопрос: как Россия, как человеческая общность, сумеет перенести эту смерть и какова будет ее цена для рядовых граждан?

На пути к неизбежности
Есть, впрочем, и конкретные факторы, которые ускоряют конец системы. В первую очередь это несменяемость правящей команды. Коль скоро нет политической конкуренции, не может быть и развития. Насколько важно, кто персонифицирует власть? Судите сами: Путин, являясь отражением определенности (мы знаем, чего от него ожидать), может ускорить процессы разложения. В свою очередь, Дмитрий Медведев с его размытостью позиции и склонностью к мимикрии может их замедлить. Но что лучше для России: быстрое либо медленное загнивание? Впрочем, медведевский сценарий будущего является уже исключительно игрой воображения.
Оформленный Путиным режим, который опирается на силовые структуры и их контроль за собственностью, является генетически репрессивным, неспособным к модернизации. Такого рода режимы не только обречены сами, но и тянут за собой в пропасть государство, которое они олицетворяют.
Еще одним фактором упадка является зацикленность аппарата власти, и в первую очередь силовиков, на собственное обогащение. Все цивилизации погибали, когда их элиты начинали думать о своем кошельке. Более того, падение ускоряли именно силовики, если они отвлекались на осуществление своих экономических интересов и уже не могли защищать систему. И Спарта, и Оттоманская империя были непобедимы, пока спартанцы и янычары не занялись торговлей.
Отражением упадка становится обвал советской технологической инфраструктуры. Очередная ирония: до сих пор мы выживаем благодаря СССР! Но теперь самолеты, поезда, корабли, шахты, дороги, предприятия — всё это советское наследие становится не просто обузой, но и угрозой жизни населению.
«Кущевский синдром», многажды повторенный по всей России, то есть переплетение криминала, бизнеса, власти и репрессивных органов, является еще одним подтверждением деградации системы — она не может функционировать даже по своим правилам.
Почему власть не может расчистить свои конюшни и остановить беспредел? Почему верхи спасают «шестерок», которые засветились в деле Магнитского, даже ценой огромных репутационных потерь для режима? Дело не в том, что верхи замешаны в каждом преступлении, и потому власть опасается начать распутывать клубок. Дело в другом: любая чистка подрывает «вертикаль». Нарушается принцип: лояльность аппарата гарантируется его безнаказанностью. Сегодня этот принцип дополнен криминальной круговой порукой власти и обслуживающих ее структур, что означает вступление системы в завершающую стадию деградации.
«Дело Ходорковского — Лебедева» говорит о существовании другого закона системы: «Демонстрируй кулак!» И поэтому Путин, сделав Ходорковского с Лебедевым системным критерием своего всевластия, не может их освободить: их освобождение будет воспринято как конец путинской эпохи.
Законы «русской матрицы», наложенные на фобии и ущербность правителей, делают саму систему и античеловечной, и антиобщественной, и антинациональной.
Сегодня Россия не знает, что делать с милитаризмом, который является составляющей генетического кода системы. Элита, интегрировавшая себя в Запад в личном качестве, не хочет столкновений со своим старым оппонентом. Но, не имея другого механизма консолидации общества, ей приходится продолжать милитаристско-державническую мантру и поиск врага. Покупка французских авианосцев «Мистраль» (для отпора кому?), антинатовская риторика (превращение ОДКБ в противовес НАТО), бряцание ядерным щитом, милитаризация бюджета (рост расходов на оборону и репрессивный аппарат в 2012-м составит 57,7%) — всё это из старого арсенала выживания. Воссоздание «фронтового» духа внутри страны перед выборами — еще одно проявление милитаристского мышления власти (которое пытаются воспроизводить и другие общественные силы). Между тем обращение к милитаристскому духу всегда было толчком к самоубийству наций.
О тупиковом векторе говорит и страсть власти к мегапроектам — от Олимпиады в Сочи до саммита АТЭС и мирового футбольного чемпионата. Ни одна страна с ответственной властью не пошла бы на это, не решив жизненных проблем своего населения. Процитирую Тойнби: «Когда общество, переживающее упадок, стремится отодвинуть день и час своей кончины, направляя свою жизненную энергию на проекты гигантского размаха, это есть не что иное, как стремление обмануть неизбежную судьбу…»
Наконец, исчерпал себя и такой элемент воспроизводства единовластия, как заимствование западных технологий. Внедрение технологических новшеств нового поколения требует свободного общества и свободного индивида. Примером успешных технологических заимствований является Южная Корея — но там техническая модернизация стала работать только после того, как страна перевела себя на правовые нормы. Жалкая попытка создать закрытую «зону модернизации» в виде Сколкова подтверждает, что прежняя модель поддержания жизни единовластия не работает.
Да, Россия стоит перед вызовами, согласится неисправимый оптимист. Но ведь и Запад тоже оказался перед вызовами, на которые он не знает, как ответить! Верно. Причем западная цивилизация переживает стагнацию не первый раз. Освальд Шпенглер еще в прошлом веке задумывался о «Закате Европы». Но способность либеральной цивилизации находить импульсы в свободе личности вселяет надежду, что и на этот раз она выйдет из прострации.
Тем временем российская элита пытается сохранить в стране равновесие за счет создания фантомных вызовов и имитации ответа на них. Вместо того чтобы формировать условия для подъема благополучия общества, российская элита борется с НАТО, готовится к отражению ядерного нападения и даже к ядерным войнам (смотри Военную доктрину), стремится держать под контролем окружающие государства, вычищает собственную сцену от оппонентов и при этом тратит огромные средства на то, чтобы создать имидж цивилизованной страны.
Российский правящий класс не только лишает общество жизнеспособности. Он строит западню для себя. Ведь самым успешным механизмом самосохранения (в том числе и элиты), который выработало человечество, является свободная конкуренция. Как только восточноевропейские элиты договорились, что они не будут держаться за власть, они гарантировали и развитие своему обществу, и собственную безопасность. Тот факт, что российская правящая команда пытается обеспечить для себя нескончаемую (пожизненную?) монополию, свидетельствует о ее неуверенности и неспособности управлять свободным обществом. Монополия означает необходимость ее постоянно защищать и невозможность спокойно покинуть власть, не опасаясь за свою жизнь. Это замкнутый круг, и вырваться из него без страха за личную безопасность удалось пока только Михаилу Горбачеву. Судьба арабских правителей, потерявших власть либо вынужденных ее отчаянно защищать, не может не вызывать у российских правителей тревожных мыслей. Если они надеются, что им удастся избежать участи других «единодержцев», то придется их расстроить: за последние 20 лет не было примера удачного конца единовластия. Кремлевские хозяева, пожалуй, уже упустили шанс кончить так, как, скажем, филиппинский президент Маркос и тунисский президент Бен Али, которые нашли убежище за пределами своих стран. Можно было использовать медведевскую паузу для поиска механизма, который бы гарантировал правящей команде личную безопасность и возможность покинуть Россию. Это бы создало условия для мирного выхода из стремительно деградирующей системы. Правящая команда решила играть до конца, тем самым обрекая страну на драматический сценарий.

Далеко ли до конца?
Всё начинает рассыпаться. Теряет влияние всесильный некогда институт лидерства. Среди политического класса зреет понимание, что опора на Путина как гаранта безопасности вскоре может создать угрозу выживанию этого класса. Государство и его силовые структуры воспринимаются населением как враждебная народу сила. Когда 73% респондентов считают, что за последние десять лет увеличился разрыв между богатыми и бедными; 52% полагают, что в руководстве страны больше воров и коррупции, чем в 90-е годы; и, наконец, больше половины опрошенных уверены, что приближающиеся выборы будут нечест¬ные — это признак отчуждения населения от власти.
Правда, признаем, что остаются компенсаторные механизмы, которые поддер¬живают систему на плаву. Сырьевые ресурсы подменяют работающую экономику. Ядерное оружие для российской элиты остается средством поддержания державных претензий. Атомизация общества затрудняет формирование общественных альтернатив и организованного протеста. Более того, люди, лишенные социальных табу и механизмов сплочения, могут начать дарвиновскую борьбу за выживание. Многочисленный аппарат обслуживания загнивающего монстра и просто те, кто опасается перемен, пытаются поддержать в нем угасающую жизнь. При этом даже системные люди признают: катастрофа приближается! Спорят лишь о дате конца и о том, как он будет выглядеть. Между тем ставшее массовым навязчивое предсказание грядущего апокалипсиса не может не обрести политического значения: обычно его следствием бывает либо диктатура, либо агония. Пока же рефрен о катастрофе стал политическим приемом, который используется группами влияния для формирования своего видения все того же лидерского режима и собственного места в нем.
Какой же выход предлагают системные «алармисты»? Они предлагают «Реставрацию-2», призывая Лидера (Путина, Медведева или кого-либо третьего) начать экономические реформы. Наиболее продвинутые предлагают Лидеру заняться еще и строительством демократии, и даже «вхождением в Европу» (!). Многочисленные «стратегии», которые в авральном темпе пекут ведущие эксперты России, тоже обращены к Лидеру, но не к обществу. Возникает ощущение дежавю, как будто двадцать лет спустя Россия вернулась в 1991 год, так и не поняв, что персоналистская власть не может совершить харакири, то есть отказаться от своей монополии. Без этого все реформаторские «стратегии», как бы ни были здравы их конкретные предложения, обречены превратиться в пыль.
Тем временем 22% (!) взрослого населения хотят уехать из страны и 28% молодежи готовы уехать из России «навсегда». Следовательно, наиболее динамическая часть общества не намерена бороться за возрождение страны. Это самый тревожный симптом, который может означать, что Россия приблизилась к точке невозврата.
Мне могут возразить, что внешне в России нет очевидных признаков упадка, которые проявились в конце 80-х — начале 90-х годов: невыплаты зарплаты, обвальное падение производства, коллапс власти, «криминальная революция». Дело, однако, в том, что впечатление стабильности обманчиво. Система уже разваливается или, если хотите, разлагается. Вот ключевые слова, которые подтверждают, как далеко зашел процесс: «Кущевка», «Сагра», «Рамзан Кадыров», «Булгария», «Геленджикский дворец», «дело Магнитского», «прокурорское казино». Этот ряд можно продолжать до бесконечности. Важно и то, что система не может гарантировать безопасность правящего класса. Именно поэтому его многочисленные представители поспешили обеспечить себя запасными парашютами на Западе.
Дальнейшее загнивание станет для общества драматическим испытанием. Коль скоро мы не можем реформировать эту систему изнутри и у нас нет сил демонтировать ее снаружи, необходимо, по крайней мере, осознать неизбежность ее конца и готовиться к нему. Мы не можем допустить повтора 1991 года, когда падение государства привело к реставрации единовластия. Нужно размышлять и о механизмах мирного демонтажа «русской матрицы», и о формировании новых правил игры. О многом придется задуматься — о новой конституции, новых рыночных институтах, механизме честных выборов, реальной многопартийности и социальных гарантиях населения.
Главное — не оказаться в ситуации, когда обвал произойдет раньше, чем мы к нему будем готовы. Пока, увы, агония приближается быстрее, чем наше осознание ее неотвратимости.
Лилия Шевцова
http://www.novgaz.ru/data/2011/101/19.html
http://www.novayagazeta.ru/data/2011/102/18.html

[Лилия Шевцова]

http://www.novayagazeta.ru/politics/50151.html

Требование честных выборов может стать способом сохранения власти. Надо требовать другую Конституцию и бороться с единовластием
19.12.2011


Петр Саруханов — «Новая»

В России возник общественный консенсус. Он впервые за долгие годы объединяет левых и правых, центристов и радикалов, оппозицию (системную и несистемную) и людей, открыто служащих власти. Все они согласились, пусть некоторые и со скрипом, а некоторые притворно, что выборы должны быть справедливыми и честными. А прошедшие в Думу выборы были и не то, и не другое. Следовательно, с этим нужно что-то делать.

Правда, по вопросу, что именно делать, участники консенсуса разделились. Радикалы требуют новых выборов. Умеренные и люди при власти готовы согласиться на выборочный пересчет голосов и обращение в суд по вопросу самых откровенных махинаций. О фальсификациях вдруг затараторили по «зомбоящику». Системная оппозиция, явно гордясь своим неожиданным мужеством, подняла этот вопрос на встрече с Медведевым. Президент, как обычно, не возражал над вопросом подумать. Но сам тот факт, что власть позволила своему телевидению заговорить о фальсификациях и разрешила системной оппозиции говорить об этом на камеру, заставляет прийти к выводу: путинская команда решила, что по этому вопросу лучше признаться и обернуть это признание в свою пользу.

В этом контексте жалобы «системщиков» Медведеву выглядят отнюдь не смелостью, а скорее участием в кремлевской игре.

Причем не просто в игре, а в торге. Признав нечестность выборов, лидеры «Справедливой России», КПРФ и ЛДПР не только не отказались от своих мандатов, но и с удивительной прытью поучаствовали в дележе думских комитетов. В ситуации, когда одна опора власти («ЕдРо») прогнулась, наше партийное «трио» без колебаний подставило Кремлю свое плечо. Не будет преувеличением сказать, что в нынешней ситуации именно это «трио» стало фактором легитимации политического режима. Оно фактически сыграло роль мародеров, получив протестные голоса и обменяв их на допуск к барскому столу с объедками.

Решив проблему с системной оппозицией (впрочем, проблемы и не было: неужели кто-то всерьез надеялся, что она взбунтует?!), Кремль почти решил проблему и с правительственным Западом.

ЕС с удовлетворением ожидает от российской власти «расследования нарушений на выборах 4 декабря»: Брюсселю так не хочется срывать свой саммит с Россией. Американское посольство тоже считает медведевское обещание расследовать «сообщения о фальсификациях хорошим знаком». Словом, западные правительства получили основания для самоуспокоения. Правда, еще остаются западные парламенты и западное общественное мнение, которое никак не хочет успокоиться. Вот европейские парламентарии призвали Кремль провести новые выборы. Ну и пусть призывают — этих пока можно проигнорировать…

А теперь перейдем к основному лозунгу протестующей части общества — «Даешь перевыборы Думы!» Этот лозунг сегодня потерял свою остроту.

Как оказывается, даже признание фальсификации результатов выборов не ведет к роспуску Думы.

Вот как умно составлено кремлевское законодательство — всё предусмотрели!

Осознавая это, недовольные тем не менее продолжают протестовать против фальсификации выборов, готовясь к президентским выборам.

Не смирившаяся оппозиция, конечно, понимает, что кремлевский механизм «выборов без выбора» продолжит свою работу — с Чуровым либо без Чурова. Протестующие граждане собираются создавать объединения избирателей, которые должны воспрепятствовать новому кремлевскому обману. Скажу сразу: я считаю, что независимые наблюдатели, которые контролировали ход думских выборов, в первую очередь организация «ГОЛОС» и коллеги, создавшие проект «Гражданин наблюдатель», в первую очередь Дмитрий Орешкин, — сыграли огромную роль в формировании общественного протеста и одновременно в придании ему конструктивного характера. Общественное недовольство было канализировано в мирное русло — люди пытались добиться осуществления конституционных прав через выборную процедуру. Сам тот факт, что первый в путинской России массовый общественный протест был ненасильственным, — во многом заслуга тех, кто создал механизм общественного контроля за выборами.

Но сегодня мы подошли к новому этапу, когда инструмент выборов в его нынешнем правовом и организационном оформлении не может стать средством обновления и демократизации.

Напротив, этот инструмент может начать работать против общества. Нет — я не призываю к отмене выборов. Я за то, чтобы увидеть роль и значение их имитации, которая была создана путинской командой.

Давайте предположим, что Кремль согласится пойти на перевыборы Думы и откажется от фальсификаций и вбросов. Пусть даже ненавистное «ЕдРо» либо то, что от него останется, получит 10% голосов. Ну и что это изменит? Системная оппозиция, скорее всего, завоюет большинство, и она уже доказала, что всегда готова к торгу с Кремлем. Вопрос лишь в цене оплаты услуг. Предположим, что власть вдруг согласится на невозможное — позволит зарегистрировать несистемные партии и отменит репрессивное избирательное законодательство, введенное Путиным в 2004 г. Пусть в Думу пройдут все российские карбонарии. Что это изменит, когда российский парламент играет роль слепого аппендикса исполнительной власти? Ведь настоящая-то власть в Кремле!

А что может принести общественный контроль за президентскими выборами при нынешнем составе участников? При честных выборах — победу во втором туре Зюганова, вечного кремлевского спарринг-партнера. Неужели это то, что заслужила Россия 20 лет спустя после падения коммунизма? Представим, что власть опять сделает невозможное и разрешит выйти на сцену всем возможным кандидатам — от Навального до Лимонова, и победит самый желаемый для общества кандидат. И чем это всё закончится? Народный любимец въедет в Кремль, как некогда это сделал другой народный герой — Борис Ельцин. Ему достанутся царские полномочия, которыми его наделяет нынешняя (ельцинская) Конституция. Есть ли гарантия, что он от них добровольно откажется в пользу настоящего народовластия и разделения властей? Пока в новейшей истории примеров подобного альтруизма не было.

Следовательно, акцент лишь на честные выборы и подготовка к борьбе с фальсификациями на грядущих президентских выборах ничего не изменят. Возникает ощущение, что сама власть толкает нас к тому, чтобы мы втянулись в бесконечное обсуждение прошлых выборов, занялись обращениями в суды, вовлеклись в кропотливое разбирательство обмана и подтасовок. Власть совсем не против того, чтобы мы начали готовиться и к наблюдениям за президентскими выборами. Я так и представляю Кучерену с Канделаки в качестве руководителей общественной комиссии по «независимому наблюдению» за этими выборами. После президентских выборов Кремль вновь согласится на расследование отдельных «нарушений» (которые есть и на Западе), и даже создаст постоянный орган при президенте, который постоянно будет заниматься постоянными нарушениями.

Мой вывод прост. Требование свободных и честных выборов и независимый контроль над ними должны оставаться в списке общественных приоритетов. Опыт, который накоплен в ходе контроля над прошедшими выборами, должен быть востребован. Но внимание к инструменту легитимации власти не может означать отказа от стратегического вектора — борьбы с единовластием.

Пробуждающееся российское общество не может жить вчерашним днем и эйфорией от собственной неожиданной для себя смелости. Особенно когда власть ему позволила вздохнуть ровно для того, чтобы опробовать свой новый механизм выживания. Пора требовать ликвидации монополии на власть. Речь идет не просто о требованиях отставки Путина и Медведева — персонификаторах этой власти. Речь идет о пересмотре конституционных и правовых гарантий нынешнего российского царизма. Правы Игорь Клямкин и Михаил Краснов, которые без устали твердят: только конституционная реформа подорвет монополию на власть. Кстати, первым из политиков о конституционной реформе заговорил Михаил Горбачев. Вопрос лишь в том, как облечь это требование в понятные и простые лозунги.

Пока даже «антисистемная» оппозиция воздерживается поднимать вопрос о конституционной монополии на власть, которая ликвидирует возможность свободных выборов. А почему? Из опасений, что общество не поймет? Давайте объясним ему, что значит эта монополия. Общество поймет. Если же оппозиция будет ограничиваться требованиями текущего, впрочем, уже уходящего, момента, она не только потеряет перспективу. Она позволит власти использовать ее лозунги. Как власть уже делает с лозунгом «честных выборов». Учитывая кремлевский опыт перехватывания идей и превращения их в противоположное, можно не сомневаться, что вскоре мы увидим срежиссированную сверху кампанию борьбы «За честные выборы» во главе с Говорухиным и всем путинским «Народным фронтом».

Словом, задумаемся о стратегическом векторе, даже если сегодня он кажется нереальным. Главное сегодня — борьба с монополией на власть, а не борьба за монополию на власть.

[Перикл]

Не согласен с Шевцовой. Для неё честные выборы недостаточное требование. А что означает честные выборы? А честные выборы означает, что власть принадлежит народу. И именно он обладает монополией на власть. И именно это главный вопрос-о передаче монополии на власть народу.
Элементарных вещей не понимает Шевцова. И кто ей сказал, что на честных выборах победит системная оппозиция? ЕР конечно победит, но будут другие партии, которые победят системную оппозицию.

[Лилия Шевцова]

Независимая газета
21 декабря 2000 года
РОССИЯ СЕГОДНЯ, ЗАВТРА
И ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ. СТРАНА И ВЛАСТЬ
Вопрос: Будет ли Владимир Путин через 10 лет по-прежнему руководить страной? Если нет, то кто сменит Путина?
Если через 10 лет в Кремле по-прежнему будет Путин, это будет означать установление в России фактической монархии. Гуттаперчатый характер нынешнего режима, сервильность правящего класса не исключает движения в этом направлении. Но логика развития того же режима говорит о том, что на определенном этапе самовластие вырождается, и в условиях фрагментированного общества при слабой силовой составляющей режима оно может существовать только за счет торга, который вел Ельцин. Суть торга- в раздаче ресурсов в обмен на сохранение власти. Так что отсутствие ротации в Кремле через 10 лет-это неизбежная деградация власти.
Впрочем, как можно избежать перемен на высшем посту, когда неизбежно-в силу демографических причин-предстоит обновление политического класса? Избежать ротации власти можно только путем насилия-а для насилия средств, слава богу, нет. А может быть, Путин докажет свои исключительные лидерские качества? Но в таком случае проявлением лидерства должно стать умение уйти вовремя. В любом случае трудно предположить, что в новой стране, какой, несомненно, станет Россия через 10 лет, лидер будет все тот же, постсоветский. Вероятнее всего мы увидим в Кремле новое лицо. А каким оно будет, зависит от того, чем закончит Путин, какое наследство оставит России.

[Слон]

http://slon.ru/fast/russia/liliya-sh...a-805049.xhtml

27.06.2012, 14:03
Ольга Алисова
http://slon.ru/images3/213/800000/46...jpg?1340792199
Лилия Шевцова: как Путин избавит Россию от Путина
Политолог Лилия Шевцова посвятила свою статью на Project Syndicate Владимиру Путину. Его возвращение в Кремль может быть лучшим способом для России, чтобы избежать стагнации, приходит к неожиданному выводу ведущий сотрудник "Центра Карнеги" уже в самом начале статьи.

«С его открытом презрением к российскому обществу – его насмешливым ответом на демонстрации, а также его высокомерием, готовностью подавить несогласие и боязнью конкуренции, Путин самостоятельно дискредитировал миф, который он сам же распространял – личная власть может модернизировать страну несмотря на то, что она будет консервировать стабильность».

Хотя решение Путина вернуться на президентский пост раздосадовало самую динамичную часть российского городского населения, остальное население остается несчастным, но продолжает молчать, отмечает политолог. Более того деморализованные российские интеллектуалы и политический класс, которые, как надеется население, будут отстаивать изменения, бездействует. Глобальный рост цен на нефть, боязнь изменений, отсутствие жизнеспособной альтернативы, надежда на милостыню со стороны государства, – все это держит Россию в состоянии инерции. Кремль использовал Запад, жаждущий политики «перезагрузки» с Россией, чтобы легитимизировать авторитарное правление.

«Несомненно, используя Запад, чтобы отмыть свои грязные деньги, Путин и его товарищи отомстили за распад Советского Союза, подрывая западные принципы и дискредитируя либеральную демократию в глазах российского населения».

Шевцова отмечает, что «трещины, которые угрожают status quo», – это не оппозиция или протесты, а это силы, которые раньше помогали режиму «держаться на плаву».

Сейчас Кремль намеренно деморализует российское общество и таким образом ведет его по ожесточенному сценарию: власть дискредитирует либерализм, используя либеральную риторику и назначая либеральных лидеров для управления авторитарной системой, оставляя оппозицию левым и националистам. Возвращение Путина к сталинской практике обысков в домах оппонентов в сочетании с его попытками спровоцировать враждебность между социальными группами – например, между российской провинцией и городским средним классом, углубляет антагонизм и недоверие среди граждан. Подождав изменений сверху, «россияне наконец поняли, что их политическая система может быть трансформирована только снизу – путем народной революции» и, за отсутствием других возможностей протеста, они должны выходить на улицы.

«Сокращение народных демонстраций во многом благодаря драконовским законам о митингах приведет к тому, что больший конфликт будет скапливаться под поверхностью, и более опустошительным окажется возможный взрыв. Цензурируя СМИ, дискредитируя умеренную оппозицию и провоцируя народное недовольство, Путин играет с огнем. Невозможно предсказать, когда Россия сдетонирует, но наличие системных трещин неопровержимо, они продолжают распространяться. Кремль не совсем понимает, что происходит, и не контролирует ситуацию, а Россия движется к пропасти. Массовый отток капитала и усилия «кремлевских дружков по подготовке себе безопасной посадки на Западе показывают, что даже в глазах путинских товарищей приближается конец эпохи».

Власть продолжает работать над предотвращением создания сильной оппозиции, увеличивая риск того, что режим может развалиться в отсутствии жизнеспособной альтернативы.

«Чем дольше Путин остается у власти, тем более разрушительным будет финальный акт его режима».

Запад, несмотря на свою нелучшую ситуацию, должен помочь россиянам найти свою новую судьбу, советует политолог.

«А россияне не должны оставлять надежды. Возвращение Путина в Кремль хотя и болезненно, но может, в конечном итоге, сократить агонию, инициировав разрушение режима. Когда выбор стоит между внутренним взрывом системы и её медленной деградацией, быстрый и полный разрыв предоставляет лучшие перспективы для нового старта», – заключает Шевцова.

[Лилия Шевцова]

http://www.echo.msk.ru/programs/year2013/1029766-echo/
Лилия Шевцова политолог, ведущий сотрудник центра Карнеги

Ведущие:
Ксения Ларина журналист «Эха Москвы»

код для блога
В. ДЫМАРСКИЙ - Здравствуйте. Приветствую нашу аудиторию – аудиторию радиостанции «Эхо Москвы», телеканала RTVI, всех тех, кто смотрит «Сетевизор». Это программа «2013»и мы, её ведущие воссоединившиеся Ксения Ларина и я, Виталий Дымарский.

К. ЛАРИНА – Да, я хочу, пользуясь случаем, поздравить Виталия Дымарского с возвращением в строй. Я так скучала по тебе, Виталик. Не дадут соврать наши слушатели и зрители. Я каждую передачу начинала со здравия…

В. ДЫМАРСКИЙ – Давай посвятим нашу сегодняшнюю передачу…

Л. ШЕВЦОВА – Кстати, правда.

В. ДЫМАРСКИЙ – Тут наша гостья Лилия Фёдоровна Шевцова. Кстати говоря, не забыть нам ещё представить и гостью. Потому что у нас сегодня какая гостья! Только ради неё сегодня и пришёл, между прочим. Лилия Шевцова, как у нас написано – публицист. И всё?

К. ЛАРИНА – Очень скромно.

Л. ШЕВЦОВА – Да. А вы что, против?

К. ЛАРИНА – Что ты хочешь?

В. ДЫМАРСКИЙ – Простенько и со вкусом. Но как бы ни называлось – публицист, политолог и так далее, разговор с Шевцовой всегда интересен, во всяком случае мне. +79859704545 – это номер для ваших СМС-ок. Аккаунт vyzvon на Twitter’е. Я начинаю вспоминать все те позывные, которые у нас существуют. И давайте мы, до того как приступим к разговору с нашей гостьей, мы начнём как обычно, наверное, с голосования, которое уже должно быть на Сетевизоре. Это всегда для нас, ведущих, вопрос, потому что мы этого не видим.

Вопрос должен быть там такой: поможет ли России усиление давления Запада на Кремль? Да/нет. Должно ли усилиться давление на Кремль от Запада и поможет ли это российскому обществу? В общем, такой вопрос. Поможет ли России усиление давления Запада на Кремль? Да/нет. Вы отвечаете.

И сразу скажу, что этот вопрос – он, в общем-то, продиктован в какой-то мере нашей гостьей сегодняшней, её статьей, которую мы внимательно изучали с Ксенией Лариной, где как раз Лилия Фёдоровна Шевцова пишет…

К. ЛАРИНА – То, что Запад должен прекратить кокетничать, заниматься двойным стандартами, а делать именно то…

В. ДЫМАРСКИЙ – Запад делает вид.

Л. ШЕВЦОВА – О внешней политике?

В. ДЫМАРСКИЙ – Нет, нет, это просто пояснение к вопросу.

К. ЛАРИНА – А мы, кстати, тему не объявили, Виталий.

В. ДЫМАРСКИЙ – А ты объяви тему.

К. ЛАРИНА – Тема у нас – «Кризис власти: есть ли у неё альтернатива?». Лилия Фёдоровна заявляла другую тему – деградация власти: есть ли у неё альтернатива. Но я когда прочитала этот текст, я стала думать – у кого альтернатива, то ли у деградации, то ли у власти. Решила заменить кризисом, потому что он всё-таки мужского рода. Но тем не менее такая тема – она понятна.

Поэтому первый вопрос, конечно, с чего мы хотели начать, для того чтобы всё-таки аудитория наша понимала, о чём мы говорим. Что мы подразумеваем под словом «кризис» или «деградация власти»? В чём это выражается сегодня? Вот это состояние власти. По каким приметам мы это можем заметить?

Л. ШЕВЦОВА – Во-первых, спасибо за приглашение, спасибо за вопрос. И я так понимаю, что вы оба согласны с тем, что мы немножечко структурирует уже то, что было сказано относительно тенденций, да, и попытаемся уложить последние события – события недели либо двух недель, да, как мы с Ксенией договорились, в рамках этих тенденций.

И что касается кризиса, то с вашего разрешения я позволю себе быть немножечко скучной, потому что есть много, скажем так, дискуссионности в отношении вот этого понятия и применимости его к российской ситуации. Я придерживаюсь точки зрения, что кризис наконец нужно очистить от излишней демонизации.

Для меня кризис – это шанс на изменения, шанс на возрождение. И так получилось, что мир не нашёл другого способа менять организацию жизни. То есть не получилось, что элиты и общество обновляются без осознания, что старая система не работает. А как осознать, что старая система не работает? Нужен кризис. То есть нужна потеря поддержки для власти, да, нужны, например, экономические проблемы, нужен вызов. И вот кризис является, скажем так, этим толчком, для того чтобы правящая элита осознала – нужно что-то менять.

И, кстати, Запад неоднократно проходил уже через кризисы, менялся в 1930-ые годы, в 1970-ые годы. И сейчас кризис. И вопрос – выйдет ли из этого кризиса Запад либо нет. Это о кризисе.

Но Виталий смотрит на меня уже проницательно. Надо, пожалуй, быстренько закруглиться.

К. ЛАРИНА – Просто я хотела, чтоб вы просто для нас и для слушателей наших определили по пунктам вот эти приметы. По каким признакам мы понимаем, что сегодня власть переживает политический кризис или даже деградацию?

Л. ШЕВЦОВА – А, вот, Ксения, кризис власти, вернее, кризис проявления властных отношений – он начался в конце 2011 года, но постепенно он заглох. То есть в конце 2011 – начале 2012 года, когда Москва выходила на улицу, это было выражение кризиса легитимации власти и кризиса поддержки этой власти. Но власть достаточно быстро оклемалась, начала бетонировать себя, окапывать себя рвами, подмораживать общество, и в принципе справилась с теми проявлениями кризиса. И с потерей легитимации среди городского населения.

В. ДЫМАРСКИЙ – Она преодолела кризис?

Л. ШЕВЦОВА – Она преодолела те проявления кризиса. Но эти проявления кризиса, так же как с человеческим организмом, Виталий. Если не борешься с болезнью, она уходит куда? Внутрь: в суставы, в кровь. Начинается, скажем так, гниение, агония, распад. И в конечном итоге те проявления кризиса – они вылились в совершенно очевидные проявления разложения и власти, деморализации правящей элиты и дегенерации властных институтов. И то, что мы видим сегодня, если раньше, например, мы смотрели на Государственную Думу – удивлялись. Затем люди начали смотреть на Государственную Думу, ну и она начала вызывать у них какое-то отвращение. То теперь этот институт «власти» начинает вызывать у общества смех. А когда правящая элита и институты вызывают смех, это означает, что система приблизилась к определённому, скажем так, периоду агонии.

Я хочу подчеркнуть – агонии. Вот, Ксения использовала этот ряд – кризис. Да, кризис отношения… они в принципе перерастают в несколько другие отношения, в отношения деградации.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я не вижу, честно скажу, признаков агонии, потому что если власть преодолела достаточно успешно, вы только что сказали, те проявления кризиса, которые появились действительно, с чего она вдруг перешла в стадию агонии?

Л. ШЕВЦОВА – Виталий, спасибо за поддавки. Отвечаю. Сначала на это…

В. ДЫМАРСКИЙ – И второе – а сама власть осознает собственный кризис?

Л. ШЕВЦОВА – Сначала первый вопрос.

В. ДЫМАРСКИЙ – Пожалуйста.

Л. ШЕВЦОВА – Между прочим, я очень долго пыталась в прошлом году придумать определения состояния власти. Скажем, дать оценку – что это, действительно кризис, деградация, деморализация, упадок и так далее. И затем после мучительных раздумий я пришла к выводу, что классики, которые в принципе анализировали падение режимов и вычислили три элемента, которые свидетельствуют об агонии режима, они в принципе правы.

Виталий, согласишься со мной или нет, первый признак агонии – это когда правящая элита, лидер и режим не могут ни сохранить статус-кво, ни обновить ситуацию, это первое.

Второе – когда власть начинает потихонечку прибегать к репрессивным механизмам, к репрессиям. Не тотальным, а пока что селективным.

И третий признак агонии власти, режима – это когда власть и правящая элита пытается передать власть и богатство по наследству.

Есть ли эти признаки агонии режима налицо или нет?

К. ЛАРИНА – Вы понимаете, можно я…

В. ДЫМАРСКИЙ – Можно один вопрос в связи с этим? Ужесточение мер, явное ужесточение позиции власти, Кремля по отношению к оппозиции, по отношению к любым проявлениям. И если это проявление агонии, то я хочу сказать, что наша страна не просто ужесточение, а самые жестокие меры уже проходила. И это не было агонией, это продолжалось десятилетиями.

Л. ШЕВЦОВА – Я помню, Виталий, второй вопрос, который ты мне задал – ощущение ли, осознаёт власть? И я на него отвечу. Но теперь ты опять мне… мы не договаривались, между прочим, играть в поддавки, но ты мне даёшь вопрос, который, как мне кажется, нужно и прояснить, и структурировать.

Когда речь идёт об агонии, но лидерства, политического режима, правящей команды Путина, и мы говорим именно о власти Путина. По сути дела, то, что происходит с Путиным, об этом говорят не только социологические опросы, но вы можете мне либо подтвердить, либо опровергнуть, я пока не встретила ни одного представителя политической элиты, который бы чётко и убеждённо сказал, что Путин сохранится после 2016 года.

Мы начинаем осознавать изменения настроения внутри правящей элиты. В каком смысле? Уже совершенно чётко есть понимание того, что цена сохранения Владимира Путина в Кремле гораздо больше и тяжелее цены прощания с ним. То есть Путин как лидер и его режим превращаются, скажем так, в политическое излишество. Я не хочу использовать слово «политический труп», просто похоронить некому.

В. ДЫМАРСКИЙ – Балласт.

Л. ШЕВЦОВА – Балласт. Но самое важное, и здесь я просто завершаю ответ на вопрос Виталия, это очень важный вопрос, но дело в том, что агония путинского режима, которая может продолжаться долго. Ну, Османская империя пребывала в агонии 200 лет, так? Но агония не означает конца системы. И мы здесь перед нами видим совершенно драматическую ловушку. Конец путинского режима и готовность распрощаться с ним как со стороны общества, так со стороны и политической элиты, возможно, даже и его команды не означает конца системы вот этой персоналистской власти, самодержавия.

И если послушать некоторых из ваших авторов, выступающих на «Эхо» и даже либералов, которые пишут на либеральных СМИ, мы видим, что значительная часть даже самого продвинутого меньшинства продолжают жить ещё с царём в голове, то есть они полагаются на лидера, полагаются на человека, который выведет. Кстати, вчера статья в «Ведомостях», где отличный автор, который пишет – ну, Путин кончен как харизматик, харизматическая модель лидерства непригодна, давайте посмотрим на Кудрина. То есть опять поиск лидера.

То есть режим кончается, но есть возможность продлить самодержавие в том числе со стороны самых динамичных слоёв наших коллег – либералов в первую очередь… кстати, левые гораздо больше склонны к выборам, к смене власти, они больше уверены в себе, чем наши коллеги-либералы. А те хотят лидера, вождя, на кого-то облокотиться. Почему? Страх общества, страх неизведанности, страх хаоса.

Поэтому Россия входит в очень сложный этап – когда кончается путинский этап. Он кончается, потому что, в общем, Путин и его режим не может найти выход из этого тупика. И продление системы, очевидно, наступит через смену лидера.

К. ЛАРИНА – Можно я все-таки верну к агонии? Такое очень сильное слово.

Л. ШЕВЦОВА – Да, да. Я его опасалась вначале, но теперь уже…

К. ЛАРИНА – Просто опять возвращаясь к вопросу, который мы нашим слушателям задаём по поводу отношения запада к политике Кремля. Ведь мы же сегодня живём не за железным занавесом, да? И когда подобные агонии происходят в других настоящих диктатурах жёстких, это всегда происходит на фоне отторжения мирового сообщества. Это абсолютная страна, которая находится уже вне закона. Мы пока ещё до этого не дожили, у нас Путина прекрасно принимают на всех международных форумах на самых высоких, мы по-прежнему входим в «Восьмёрку». И здесь никаких подозрений не возникает. Или это Запад так умело скрывает своё настоящее отношение и своё понимание, которое, может быть, сродни вашему пониманию. Или ошибается?

Л. ШЕВЦОВА – Ксения, спасибо за вопрос. Но я буду очень пунктирной здесь, потому что в принципе этот вопрос – это тема отдельной передачи, которую вы можете сделать с кем-то из специалистов по внешней политике.

К. ЛАРИНА – Получается, что он опирается на это?

Л. ШЕВЦОВА – Совершенно точно Россия оказалась в самой, пожалуй, неблагоприятной ситуации по сравнению со всеми другими странами в последние 50 лет. Почему? Потому что никогда страна не выходила из тупика, не находила выход из самодержавия любого типа, когда Запад находился в кризисе.

То есть мы находимся с Западом как бы на одной струе, в одной парадигме, одного периода.

В. ДЫМАРСКИЙ – Им не до нас.

Л. ШЕВЦОВА – Когда раньше у нас были кризисы, мы пытались выйти, Запад был на взлёте. И в конце 1980-ых, когда во время бархатных революций, Запад был на подъёме. Сейчас Запад в стагнации, в упадке и в кризисе той модели либеральной демократии, которая себя исчерпала.

В. ДЫМАРСКИЙ – Запад больше занимается собой.

Л. ШЕВЦОВА – Конечно. И более того, Виталий, у нас потеряна роль фактора привлекательности. Запад перестал быть как модель, пребывающая в кризисе, но если Западу плохо, ну, какая же либеральная цивилизация может быть привлекательной для нас, да? Поэтому отсутствует внешний благоприятный фон. Это во-первых.

Поэтому Западу, конечно ни до чего.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я здесь просто хочу вставить слова самой Шевцовой из её статьи. Мне очень понравилось, что у нас незаметно имитация демократии, ну, суверенная у нас демократия, мы всё-таки играли в некую демократию, мы имитировали некие демократические процедуры и институты, да? А сейчас мы перешли в стадию, когда демократия перестаёт быть ценностью вообще. Она вообще выпадает из иерархии ценностей нашего общества.

Л. ШЕВЦОВА – Согласна. В силу ряда обстоятельств. Потому что где-то до 2004-2007 годов и российская элита, и вожди – Ельцин, Медведев, Путин – они пытались выживать и продлять свой режим за счёт пусть даже имитации интеграции в Европу, имитации демократии, суверенной демократии.

Сейчас режим осознал, что если оставить вот эту полуоткрытую форточку на Запад, это принесёт гораздо больше вреда элите и России. Это, во-первых, открытые границы, это в принципе потом информации и так далее. Поэтому, Виталий, ты совершенно прав. Режим меняет своё механизм выживания не через интеграцию в Европу, а через отторжение Европы.

Послушаем Путина. Начиная с 2007 года. Это не сейчас началось. В принципе это началось после оранжевой революции в Украине в 2004 году. Но как-то мало кто заметил, что Россия начала отторгать Запад. И наконец Владимир Владимирович говорит об особой цивилизации. Вот это поворот к другим способам выживания – к закрытости, к фундаментализму, к закрытым границам и так далее.

К. ЛАРИНА – Понадобились другие люди. Я имею в виду Кургинян, Проханов. Это опора совсем другая.

Л. ШЕВЦОВА – Абсолютно точно, Ксения. Опирается на другое, потому что зачем Путину обращаться к нам? Он нас потерял. Зачем ему столько усилий, чтобы обращаться к Болоту? Он теряет и Болото. Наконец остаётся традиционалистская часть. Но самое интересное, в этом драма Путина, что для традиционалистов, для казаков-фундаменталистов и тех православных, которые выходят громить… что они в последний раз там громили?

К. ЛАРИНА – Сахаровский центр.

Л. ШЕВЦОВА – Сахаровский центр и так далее. Для них Путин слишком мягок. У него слишком большой багаж вовлечённости в Запад. То есть он им тоже не импонирует, они тоже требуют другой железной руки. Ну а если речь идёт, мы не забыли, вот, ваш вопрос, кстати, он витает, болтается в воздухе – ощущает ли власть то, что с ней происходит? Да, несомненно. Они же неглупые люди. И то, что мы видим сейчас, и, кстати, мы подходим, вот, сейчас я смотрю на Ксению, у неё очень хорошее такое воображение.

Пусть она мне поможет определить этот закон, потому что я слишком схоластична. Всё, что ни делает сейчас власть в разных ипостасях – в Кремле, за пределами Кремля, в регионах и так далее – да, вызывает смех. Но более того – что они ни делают, они делают себе хуже. Они делают себе хуже. Ну, давайте назовём это закон Рабле, да? Может быть, вы к концу передачи определите это по-другому.

Но вы посмотрите.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я почему-то вспомнил детское «Что ни делает дурак, всё он делает не так».

Л. ШЕВЦОВА – Это абсолютно. И, кстати, так происходило во всех режимах, опять возвращаюсь к агонии. Я пыталась посмотреть и наших классиков. Что же происходило перед падением режима? Чили, Бразилия, Польша, Южная Африка. Скажем, Южная Корея и так далее. Везде лидеры делали то же самое, что делает Путин, за исключением двух вещей, о которых потом можно сказать.

Во-первых, угрожал. Во-вторых, оплачивал силовой аппарат и бюрократию в 10 раз, в 20 раза и так далее. Естественно, преторианцы должны быть прикормлены. Не помогало. Затем наконец лидер начинал другое – от выборочного насилия к тотальному насилию. Не помогало. Тогда меняли лидера практически всегда, ну и нового лидера, когда начиналась агония, хватало на год – на два. Не получалось. И наконец некоторые режимы приступали к последнему средству спасения. Как вы думаете, к какому?

К. ЛАРИНА – Войска?

Л. ШЕВЦОВА – Да нет. Война – почти близко. Они начинают делать то, что Медведев сделал в 2008 году.

К. ЛАРИНА – С этого и Путин начинал. С маленькой победоносной войны.

Л. ШЕВЦОВА – То было по сути дела возвращение Чечни в лоно России. А, скажем, греческий режим когда хотел обновить себя, Аргентина и так далее. Они втягивались в войну с другими государствами. Поэтому у Путина остаётся набор очень небольшой: продолжать задавливать. Но как задавливать? Столько денег потратить на аппарат, на правительство. Сколько там? Я даже записала цифры для памяти. Начальник департамента будет получать сколько? 300 000 рублей в месяц. И это в этой стране? Сколько? В десять раз или во сколько подняли зарплаты силовикам, следственному комитету? Я могу ошибаться.

К. ЛАРИНА – Депутаты сейчас тоже требуют повышения зарплаты.

Л. ШЕВЦОВА – Но самое интересное – это происходит в ситуации, когда надо задавливать и общество, надо задавливать бюджетников. И это происходит в ситуации, когда не 25 миллиардов за счёт газонефтяной выручки в год, а 5 миллиардов. За счет чего задавливать? Коль скоро не хватает денег на задавливание – репрессии. Не получается репрессиями? А как положиться на репрессии, если они не могут быть уверены в репрессивных механизмах?

И здесь можно массу примеров из истории. Кстати, Виталий, тебе понравится. С твоим журналом «Дилетант». Как погибла Спарта? Как погибла Османская империя?

Спарта погибла только потому, что преторианцы начали торговать. Народ-воин превратился в коммерсантов, где произошло соединение власти и собственности. Как погибла Османская империя? Они начали торговать. Они дали возможность корпоративным интересам проникнуть во власть.

А у нас впервые по сути дела в нашей современной истории преторианцы, то есть силовики – они контролируют репрессивные ресурсы, они контролируют собственность. И нет больше никакого гражданского контроля, который был при Советском Союзе. Ни партии, ни государства.

К. ЛАРИНА – То есть резюмируя всё-таки первую часть нашего разговора, правильно ли мы поняли, Лиль, что в принципе приговор уже они сами себе вынесли. Вот, нынешняя власть.

Л. ШЕВЦОВА – Это точно. Они работают против себя.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я продолжу это резюме. Что меня смущает в этих всех рассуждениях? Что этот приговор власти от них же или от политологов или от аналитиков я уже слышу много лет, к сожалению.

К. ЛАРИНА – Ну, об этом тоже наши слушатели пишут в вопросах.

В. ДЫМАРСКИЙ – Вы вспомните, что говорили, когда пришёл Медведев? Что тандем не жизнеспособен.

Л. ШЕВЦОВА – Он и оказался нежизнеспособным.

В. ДЫМАРСКИЙ – Они просуществовали? Просуществовали. Они систему продержали 4 года? Продержали. Я имею в виду, что да, что они то, что мы называем агонией, они считают это временными трудностями, с которыми они, как они считают и как мне кажется, производит впечатление, что они научились справляться.

Л. ШЕВЦОВА – Виталий, во-первых, есть все признаки того, что они не уверены. Есть все признаки того, что они теряют выдержку, характер. Есть все признаки того, что они не знают, что делать.

К. ЛАРИНА – Стратегии же нет никакой.

Л. ШЕВЦОВА – Один пример. Казус Сердюкова, который делает всю власть посмешищем в глазах общества. И, более того, почему Сердюков говорит о слабости власти? Во-первых, они не могут, по крайней мере, не начать эту борьбу с коррупцией, иначе они потеряют и традиционалистов. Но и продолжить эту борьбу с коррупцией не могут. Почему? Да потому что они нарушают принцип сплочённости самой элиты, лояльность за вседозволенность.

К. ЛАРИНА – У нас перерыв.

Л. ШЕВЦОВА – Лилию Фёдоровну мы прерываем на небольшой перерыв, потом продолжим программу «2013».



НОВОСТИ



В. ДЫМАРСКИЙ – Ещё раз здравствуйте. Мы продолжаем нашу программу. Программа «2013». Ведущие Ксения Ларина и Виталий Дымарский. Я напомню, что в гостях публицист Лилия Шевцова. И говорим мы о кризисе власти и есть ли альтернатива власти.

Л. ШЕВЦОВА – Грамматически правильно?

В. ДЫМАРСКИЙ – Есть ли альтернатива власти, переживающей кризис?

Л. ШЕВЦОВА – Переживающей агонию тоже.

В. ДЫМАРСКИЙ – И агонию тоже. И агонию тоже. +79859704545 для ваших СМС-ок. Аккаунт vyzvon на Twitter’е. Подведём сразу итоги первого нашего голосования. Мы спросили вас – поможет ли России усиление давления Запада на Кремль? Но подавляющее большинство считает, что Запад нам поможет. 78% считает, что Запад должен усилить давление на Кремль, и это может помочь российскому обществу. 22% с этим не согласны. Это первый результат наших сегодняшних подсчётов. Тут ещё второй вопрос, но мы его зададим чуть позднее. Сейчас мы переходим ко второй части нашей беседы.

Я бы вот, с чего бы начал. Короче говоря, вот какой вопрос, Лилия Фёдоровна. Когда мы говорим о смене власти, мы говорим о смене путинского режима, мы говорим о смене системы, мы говорим о смене лидера, или мы говорим о смене власти, о смене системы?

К. ЛАРИНА – Строя.

В. ДЫМАРСКИЙ – Строя, уклада и так далее и тому подобное. Или вообще цивилизация.

Л. ШЕВЦОВА – Виталий Наумович, ты гробишь очень многих либералов, потому что очень многие либералы.

[Лилия Шевцова]

В. ДЫМАРСКИЙ – Какой ужас.

Л. ШЕВЦОВА – А очень просто. Они говорят о смене лидера, о смене режима. Иногда, правда, о смене команды, о смене правительства. Очень много, кстати, на нашем конце спектра говорят об этом. Я думаю, что в этой связи между нами (правильно с падежами?) мы можем добавиться по крайней мере консенсуса по поводу одной вещи: смена лидера и смена режима не означает отказа от самодержавия. Следовательно, мы должны думать, говорить и стремиться не только к смене режима, так? Мы должны говорить о смене системы, отказа от самодержавия, то есть о политической конституционной реформе, то есть о переходе от неправового государства к правовому государству, которое гарантирует прежде всего смену власти честным путём отказа от монополий.

Извините за такой немножко схоластический подход, но если мы будем говорить просто «Путин, уйди», и, кстати, мы так делали много лет на наших сайтах – «Уйди, Путин».

К. ЛАРИНА – Вы знаете, я всё-таки настаиваю на этом, Лиля. Мне кажется, что даже когда поднимается этот лозунг «Путин, уходи», имеется в виду всё-таки не Путин, а, как мы говорим «Сталин» - то же самое, мы же подразумеваем именно систему, которая построена этим человеком, мы говорим «нет» именно системе.

Л. ШЕВЦОВА – Я очень рада, если вы и я, и Виталий так думаем.

К. ЛАРИНА – Разве нет?

В. ДЫМАРСКИЙ – Я думаю, что очень многие…

Л. ШЕВЦОВА – Очень многие имеют в виду смену лидера как… вот, кстати, статья, которую я сейчас процитировала. Это смена Путина на другого. Ну, пусть это Кудрин, Прохоров и так далее.

В. ДЫМАРСКИЙ – Так давайте вспомним просто пример, через который мы прошли. Несмотря ни на что, очень многие люди верили в Медведева.

Л. ШЕВЦОВА – Конечно.

В. ДЫМАРСКИЙ – Вот пришёл Медведев…

К. ЛАРИНА – Какое у него интеллигентное лицо, да, да, да.

В. ДЫМАРСКИЙ – Какое у него интеллигентное лицо, он сказал, что свобода лучше, чем не свобода. Будет лучше.

Л. ШЕВЦОВА – Ксения, я бьюсь об заклад, что, скажем так, может, через год, а, может быть, и раньше очень многие из тех, которые сидят наверху в какой-то из башен Кремля – они тоже выдвинут лозунг «Долой Путина», потому что поймут, что и Путин, «Единая Россия», и это правительство исчерпали себя, они тянут ко дну. Следовательно, «Долой Путина» и за…

К. ЛАРИНА – А ваше предложение? Ваш лозунг?

Л. ШЕВЦОВА – Долой самодержавие. Долой самодержавие. Но вы нас просили уже перейти ко второй части.

К. ЛАРИНА – Да, да, к альтернативе именно. Потому что там главный аргумент…

В. ДЫМАРСКИЙ – «Долой самодержавие» - это что, парламентская республика?

Л. ШЕВЦОВА – Вы знаете, мы так долго с Красновым, с Клянкиным, с другими, и в «Новой газете», и так далее, пытаясь доказать, что переход от царистской конституции, от царизма, от системы, где один лидер наверху и в принципе делает всё, что угодно, ельцинской конституции к парламентской ещё мало что меняет, потому что можно придумать, и, кстати, кто-кто из коллег-экспертов предлагал, что нужно скорее переходить, Белковский, кажется. Ну, кто-то мне писал в вопросах. Можно перейти к парламентской республике и иметь Путина в качестве мощного и всесильного премьера.

Следовательно, если вы хотите узнать нашу позицию, «Новая газета» - Краснов, Клянкин, Шевцова о том, что мы имеем в виду под конституционной реформой.

В. ДЫМАРСКИЙ – Альтернативы.

Л. ШЕВЦОВА – Альтернативы. Вы знаете, я бы, может, это опять будет звучать несколько формально, я бы не хотела сейчас говорить о нашем оппозиционном политическом поле. Я бы вам предложила следующий тест. И, кстати, Виталий Наумович, я задам вам вопрос. Вот, есть уже опыт 50 лет, пожалуй, 50 лет, когда из тупика к демократии либо к более-менее нормальному государству, с проблемами, но нормальному государству вышли десятки стран. Но во многих из них сейчас есть проблемы, но в целом они уже довольны этой системой правового государства. Это Восточная Европа, это, скажем Латинская Америка, это Южная Африка. Это, кстати Южная Европа. Это Португалия, Греция и так далее.

В. ДЫМАРСКИЙ – Индия.

Л. ШЕВЦОВА – Ну, Индия и раньше была относительно демократична. Я перечислю ряд предпосылок, которые были аксиомами для всех стран, везде повторялись, которые позволили им перейти к более-менее нормальной жизни. А у вас я спрошу, чего нам из этого не хватает.

Везде интеллектуалы формировали ядро оппозиционного движения. Ни в одной из успешных демократических стран, успешных демократических транзитов интеллектуалы не работали на власть. То есть они не позволяли себе кооптироваться во власть. Это первое.

Второе – везде внутри элиты, практически везде оказались прагматики, которые готовы были выйти из режима и создать определённого рода альянс оппозиции, потому что не хотели крови, не хотели Саддама, не хотели сирийского варианта, да?

В-третьих, везде происходила попытка объединения не только либералов, но и всех демократически мыслящих групп, которые объединялись на одной основе: честные выборы, новая конституция, политическая реформа, правовое государство.

Везде происходил консенсус на основе двух принципов: власть эта нелегитимна, нам нужна другая власть мирным путём, и ненасильственные идеи. И везде по сути дела был средний класс, который объединялся вокруг этой группы интеллектуалов и который хотел новых правил игры.

К. ЛАРИНА – Координационный совет оппозиции, по-моему, пытается этим заниматься.

Л. ШВЕЦОВА – И более того, они вкладывались финансово. И олигархия, в том числе в Чили сначала поддержала Пиночета, затем начали поддерживать оппозицию, вкладываясь кошельком. Но, естественно, международная легитимация вот этого нового движения. Вот это были необходимые предпосылки альтернативы в других странах. Как вы думаете, чего у нас не хватает?

К. ЛАРИНА – Да ничего у нас не хватает.

Л. ШВЕЦОВА – Да нет, кое-чего есть-таки.

К. ЛАРИНА – Интеллектуалов в оппозиции мало, преступно мало. Интеллектуалов вычистили из власти. Мне кажется, другого примера я даже не могу вспомнить.

Ельцин, первый период его правления, когда он окружил себя именно интеллектуалами, кто ему помогал? В том числе и некоторые сидящие здесь в этой студии.

Л. ШВЕЦОВА – Я? Ни в коем случае.

К. ЛАРИНА – Ну, там был Краснов, там был Сагаров.

Л. ШВЕЦОВА – Да, да. Я с вами согласна в одном, Ксения. У нас нет группы интеллектуалов, которые могли бы взять на себя роль вот этого ядра оппонирующего движения. Оппонирующее движение – быть ядром, быть готовыми к миссионерству. Это быть готовым и к жертвенности. И у нас очень, скажем так, политически неактивное студенчество. Во всех других странах, успешно переходящих, вот этот фактор был.

Второе – у нас, вот, вы посмотрите на правящие элиты, вы видите в правящей элиты, внутри президентской администрации, правительства группы людей, которые готовы выйти оттуда и протянуть руку, скажем, или Парнасу, или Яблоку, или Координационному совету, то есть создать такой пакт.

Назовите, пожалуйста, Виталий Наумович.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я не могу их назвать, потому что я не хочу…

Л. ШВЕЦОВА – Они настолько законспирировались, что их трудно назвать. Но дело в том, что во всех странах эти люди были открыты. Они открыто протягивали руку и делали пакт. И наконец третье. Есть ли у нас политические силы, которые действительно готовы создавать общедемократическое движение, сотрудничать со всеми по всему политическому спектру?

К. ЛАРИНА – Есть, конечно.

Л. ШВЕЦОВА – Очень мало. Потому что основные говорят – нет, а вот с этим я не буду сидеть в одной комнате.

К. ЛАРИНА – Вот этот союз, который в Координационном совете оппозиции, он разве является…

Л. ШВЕЦОВА – А посмотрите, сколько там у них споров. Дай Бог они помирятся. Но в принципе у нас нет основы для широкого общедемократического движения. И у нас, к сожалению, есть ещё один фактор, я назову только один фактор, потому что нужно бежать по сугробам сейчас, которого не было ни в одной стране, который страшно нам мешает. И в принципе я не знаю, как преодолеть огромное тяготение этого препятствия. Россия единственная и уникальная в мировом масштабе страна, которая одновременно является сырьевым придатком Запада, а сейчас, возможно, станет сырьевым придатком Китая, и в которой рантье, то есть правящий класс, выживает за счёт личной интеграции в Бретань, в Майами и так далее, и так далее. То есть этот правящий класс – присосок к Западу. Поэтому о каких национальных интересах можно говорить?

И одновременно это ядерная сверхдержава. Вот, представляете, это класс, который присосался к Западу и одновременно машет ядерной дубиной. Как вот этот фактор повлияет на наши преобразования, трудно сказать. Но по крайней мере часть населения, очень значительная часть консолидируется на основе поддержки внешней политики Кремля. В общем, против врага.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я думаю, что сейчас самое время задать наш следующий вопрос, поскольку, в общем-то, и будет адресован потом и к самой Шевцовой. А сейчас мы зададим вам. Это наш традиционный Рикошет. И вопрос звучит следующим образом.

На ваш взгляд, откуда исходит бОльшая угроза власти Путина – от его собственного окружения, то есть от нынешней властной элиты или от оппозиции? Если вы считаете, что бОльшую угрозу для Путина представляет его собственное окружение, сегодняшняя властная элита, ваш номер телефона московский 6600664. Если вы считаете, что бОльшая угроза – это оппозиция, то тогда ваш телефон 6600665. Мы запускаем голосование.

Подсчёт голосов начался. И я повторю вопрос. Откуда, на ваш взгляд, исходит бОльшая угроза для власти Путина – от его собственного окружения или от оппозиции? Если от собственного окружения – 6600664. Если от оппозиции – 6600665. И люди отвечают, и это как бы продолжение того, Лиль, о чём ты только что говорила, что фактически мы подсказываем ответ, да? Что нет оппозиции-то как таковой.

К. ЛАРИНА – Что разбито всё. Люди же боятся.

В. ДЫМАРСКИЙ – Что, возвращаясь к агонии, сильно продлевает вот эту самую агонию, если это можно называть так.

Л. ШЕВЦОВА – Коллеги, вот эти проблемы…

К. ЛАРИНА – Людей хватают, сажают, выдавливают.

Л. ШЕВЦОВА – Которые испытываем мы с вами, скажем так, мыслящее оппонирующее меньшинство, которые испытывает наше гражданское общество, которые испытывает наша оппозиция – они ведь были характерны для всех стран, они были характерны, скажем так, и для той же Польши, и для той же Венгрии, скажем так, и для тех же прибалтийских республик, ныне балтийских государств. И для той же Африки. И, скажем, и для Испании, Португалии. Небольшая история, кстати, только что вспомнила.

В Португалии, кстати, вместо интеллектуалов революцию сделали, как вы знаете, лейтенанты и капитаны. И они начали вот эту всю третью волну демократизации. И годы спустя, это где-то лет 5 или 6, в португальском посольстве в Москве, нас пригласили, российских экспертов, не знаю, может быть, даже и Дымарский там был, и нам представили совершенно очаровательного красавца седовласого. Я думаю – ну вот, опять актёры. Нет, это был тот капитан либо лейтенант 1974 года, который выел свой… я не знаю, лейтенант или капитан чем командовал, свой батальон на площадь и по сути дела нанёс первый удар по Салазару. И я сказала, глядя на него, военный красавец, лейтенант, я говорю – как это вы сделали?

Он сказал – а мы поймали волну. Мы были одиноки, но пошли в тандем, поймали волну. Поэтому тут есть ещё такая вещь. Оппозиция слаба. В некоторых странах, например, в Польше оппозиция уже внутри режима 10 лет, больше – Герема, Михник и так далее готовили этот прорыв.

А в других странах это происходит как бы вследствие сочетания необъяснимых психологических факторов. И тогда волна выталкивает новых людей и новую оппозицию и так далее.

То есть у нас ситуация совершенно не беспомощная. Не безнадёжная. И за тот период, который прошёл с конца 2011 года, вы на неё смотрите немножко с глазами такими пессимистическими, мы сделали огромный прорыв. Ну, посмотрите, да, эксперимент с Координационным советом. Мы можем его ругать, не ругать, но опыт – это прежде всего опыт ошибок.

К. ЛАРИНА – Всё равно одна улица осталась. Больше кроме улицы ничего нет.

Л. ШЕВЦОВА – Более того, мы уже начали постепенно осознавать, что не только лидер. Пусть некоторые пишут статьи о лидере, но мы теперь осознаём, что нужно менять систему. Это главное. Теперь мы осознаём, что, оказывается, нужно искать диалог с другими силами. Более того, теперь многие из нас начинают думать, что, пожалуй, может быть, Навальный либо кто-то… а нам нужна когорта лидеров. Каждый работает в своём сегменте. Пусть их будет много, но мы не должны больше зависеть от царя и лидера.

Вы понимаете, сделан уже огромный прорыв. И более того, прорыв делается и в том, что никто не хочет насилия.

В. ДЫМАРСКИЙ – Может же быть и лидер, который поменяет систему. Ельцин пришёл – поменял систему. Горбачёв вряд ли хотел меняться систему.

Л. ШЕВЦОВА – Ельцин поменял систему, которая была расхлистана, ещё абортивное дитя падения Советского Союза. Но возвращение к самодержавию. Именно дедушка Ельцин при поддержке либералов-демократов по сути дела нам преподнёс этот подарочек, который, естественно, стал основной для путинизма. Это Борис Николаевич Ельцин.

Поэтому у нас не должно быть никакой веры, что придёт самый благородный. Даже если ты, Виталий, вдруг взлетишь на волне…

В. ДЫМАРСКИЙ – Вам покажу тогда!

Л. ШЕВЦОВА – Но в принципе мы возвращаемся к двум очень важным вещам. И я просила Ксению напомнить нам и не забыть. Есть две вещи…

К. ЛАРИНА – Да, потому что мы говорили про студенчество, которое не очень активное. А оно неактивное, потому что мы совсем не говорили про страх, который существует сегодня в молодом обществе, потому что людей сажают, людей хватают, люди сидят в Бутырке. Ещё никаких судов, по-моему, даже не было. Кого-то уже даже осудили, кому-то давали, по-моему, 4 года…

В. ДЫМАРСКИЙ – Ещё с Развозжаевым непонятно.

К. ЛАРИНА – Из тех, кто по Болотному делу сидит. Кстати, эти аресты продолжают и они продолжатся.

Л. ШЕВЦОВА – Виталий, я могу отреагировать на Ксению?

В. ДЫМАРСКИЙ – Можно я один вопрос, чтоб просто не забыть и очень быстро. 81,8%, то есть практически 82% считают, что угроза власти Путина исходит от его собственного окружения.

К. ЛАРИНА – Так-так.

В. ДЫМАРСКИЙ – А от оппозиции только 18,3%.

Л. ШЕВЦОВА – Ну и от самого Путина, давайте добавим так в качестве сноски.

К. ЛАРИНА – То есть в данном случае оппозиции нужно поймать эту волну, которая исходит из окружения?

В. ДЫМАРСКИЙ – То есть таким образом получается, что люди ждут перемен сверху, в общем-то, а не снизу.

Л. ШЕВЦОВА – Я бы так это не интерпретировала. Мы явились рабом поставленного вопроса, но если, может быть, по-другому вопрос поставить – имеете ли вы какую-либо надежду, что Путин либо какой-то другой преемник, либо в другом составе эта правящая элита может изменить ситуацию, вряд ли мы получили бы 82%. Но я бы хотела в пандан Ксении отметить две вещи.

Кстати, Ксения, можно будет просто сказать, что я отвечу на вопросы, в том числе о своём партбилете на сайте.

К. ЛАРИНА – Да, на все ваши вопросы, у нас сегодня уникальный в этом смысле гость, Лилия Шевцова, на все ваши вопросы ответит там, где вы их задавали, то есть на сайте нашей сегодняшней программы.

Л. ШЕВЦОВА – И что касается вот этого замечания и о страхе, и об узниках, узниках Болотной. Мне кажется, есть две вещи, которые, очевидно, будут определять и нашу гражданскую позицию, и то, что с нами сделает власть и система.

Первое – это способность и интеллектуального, не знаю, не хочу использовать слово «элита», и интеллектуального слоя, и оппозиции, и гражданского общества защитить узников Болотной, защитить этих 24 человека. Не исключено, что их количество будет увеличиваться.

Они являются не просто жертвами, они являются заложниками и системы, и в принципе кандидатами на ритуальную жертву. Если же власть их посадит, это будет тест на нашу абсолютную импотенцию. Тогда может каждый из вас, вышедший отсюда, может стать претендентом, скажем так, на жительство в очередной камере.

Поэтому для оппозиции очень важно не столько выборы. Все готовятся – то выборы, то ещё что-то. Очень важно, сможет ли консолидироваться оппозиция на одном только вопросе, а именно защита узников Болотной. И, кстати, там у Ксении лежит уже приглашение.

К. ЛАРИНА – Да, приглашали.

В. ДЫМАРСКИЙ – 19 числа.

К. ЛАРИНА – Это выставка «Смеешь выйти на площадь». Это в фотоцентре Союза журналистов на Гоголевском бульваре.

Л. ШЕВЦОВА – Это только начало. Насколько я понимаю, партия «Парнас» уже скоро будет проводить мероприятие, которое будет называться Общественная экспертиза всего этого процесса. И поэтому мы должны…

К. ЛАРИНА – Общественное расследование, да?

Л. ШЕВЦОВА – Общественное расследование, да. И второе. У каждого из политических лидеров, политических партий есть эта сфера политической активности. И пусть они решают, участвовать в выборах, не участвовать, но самое главное – защитить, скажем так, выдернуть из нас одиночек. Вот эта наша задача. Каждый раз, выходя в эфир. Я прихожу к вам раз в год. Но каждый раз, выходя в эфир, вы можете сказать – а чем…

К. ЛАРИНА – Рассказываем про очередную жертву. Конечно, рассказываем.

Л. ШЕВЦОВА – И второе. Не может быть политическая активность эффективна, если, судя по тем вопросам, которые задавались мне, говорят – а что делать, какая стратегия или какая концепция? Следовательно, мы должны думать о том, что предложить обществу как стратегическое измерение. Даже если это сейчас невозможно осуществить, вот, какой путь? Конституция – да. Изменение системы – да. Потому что в противном случае некоторые из нас будут приходить и сюда либо писать в «Новой газете» или ещё в какой-нибудь нашей газете о том, что надежда на нового лидера.

К. ЛАРИНА – «Лилия Фёдоровна, что, на ваш взгляд, необходимо предпринять той части граждан, которая заинтересована в приходе во власть по-настоящему умных, предприимчивых, цивилизованных чиновников, для того чтобы приблизить этот светлый миг?», - спрашивает наш слушатель.

На самом деле, вопрос «что делать людям?» очень часто присутствует в таких разговорах.

В. ДЫМАРСКИЙ – Я бы сказал наоборот – что делать, для того чтобы не пришли к власти люди неумные, подлые и так далее, которые тут же стремятся к власти и которыми нас пугает нынешняя власть, что если не мы, то придут вот эти.

Л. ШЕВЦОВА – Виталий, если бы я была политическим лидером, членом политической партии, я была бы более конкретна в этом вопросе. Но когда я говорила о том, как другие страны помогли своему обществу выйти из этой мерзости, я имела в виду в том числе и конкретные рекомендации. Они это смогли сделать. Почему бы нам у них не поучиться? Чем мы хуже их, чем мы хуже венгров, монголов и чем мы хуже китайцев? Вот, сейчас со своим соавтором мы просто анализируем сценарий развития России и Китая, и оказывается, что Китай, возможно, начинает подходить к кризису системы, и не исключено, что Китаю выберется из этой клоаки, из этого тупика гораздо раньше нас. Вот, что удивительно.

К. ЛАРИНА – Вы знаете, одна из фотожаб, которая появилась сейчас в Интернете, по-моему, очень точно характеризует состояние власти на сегодняшний день – портрет Путина, в котором написано: «Счастье – это когда тебя ненавидят».

Л. ШЕВЦОВА – Ну, так это, очевидно, не единственная фотожаба.

К. ЛАРИНА – Мне кажется, этот путь очень короткий, он не может быть длинным, вот, путь, когда человек чувствует, что его ненавидят, от этого ловит кайф.

Л. ШЕВЦОВА – Думаете, он ловит кайф?

К. ЛАРИНА – А что, разве нет?

Л. ШЕВЦОВА – По крайней мере, он явно ощущает свою неустойчивость, потому что всё, что делает власть – это в принципе делает из него политического камикадзе.

И последняя вещь. Ну, представляете, для члена власти прочитать то, что… как эту женщину зовут? Единороска Кармазина потребовала повышения зарплаты депутата более 150 000. Вот, каждый день такой подарок власти. Вчера был Малкин, позавчера был Турчак. Сегодня Кармазина.

В. ДЫМАРСКИЙ – Поэтому, по-моему, такое ощущение, что «Единую Россию» вместе со всей Думой сливают и вообще по-моему…

Л. ШЕВЦОВА – Самое интересное – её бы хотели слить, но слить невозможно, потому что это означает выборы, а они боятся выборов ещё больше, чем этой Кармазиной.

В. ДЫМАРСКИЙ – Пора нам заканчивать, к сожалению.

К. ЛАРИНА – Спасибо.

В. ДЫМАРСКИЙ – Это была программа «2013». К сожалению, нам надо заканчивать программу.

Л. ШЕВЦОВА – Спасибо вам.

В. ДЫМАРСКИЙ – Ксения Ларина и Виталий Дымарский принимали Лилию Шевцову с большим удовольствием и с большим интересом. До встречи через неделю.

Л. ШЕВЦОВА – Успеха вам.