*158. Путч продолжается

[Владимир Войнович]

http://www.mk.ru/politics/article/20...lzhaetsya.html

Московский Комсомолец № 25723 от 19 августа 2011 г.

И будет длиться, пока не закончится победой правды над ложью
Рисунок Алексея Меринова

Мятеж длился три дня и закончился полным крахом. Перефразируя Пастернака, можно сказать, когда бы он закончился удачей, тогда и назывался бы иначе. И путчем бы его тоже не называли, и государственным переворотом.

Собственно говоря, на первых порах вялотекущим государственным переворотом, а под конец текущим не вяло была горбачевская перестройка. Она вырвала из-под советского государства сваи, на которых это обветшалое сооружение и так уже еле держалось, что и привело к его полному обрушению. Действия путчистов были как раз попыткой спасти государственный строй, на верность которому они присягали. За одну эту попытку им следовало бы от имени советской власти дать каждому по звезде Героя Советского Союза (генералу Пуго и маршалу Ахромееву посмертно), а за бездарность осуществления — расстрелять.

Когда-то большевики беспощадно расправлялись со всеми, чьи действия, реальные или мнимые, трактовались статьей Уголовного кодекса как «попытка реставрации капитализма». По логике, новая власть должна была бы ввести соответствующее наказание за попытку реставрации социализма. Она этого не сделала и создала предпосылки для массовой шизофрении, пребывая в которой до сих пор, наше общество строит капитализм и хранит светлую память о злодеях, считавших капитализм своим злейшим врагом.

Мятежники августа 1991 года были плохими большевиками и, в отличие от своих предшественников, трусоватыми. Они не решились безоружных защитников демократии расстрелять из пулеметов или передавить танками, вот и поплатились. Правда, не очень сильно (кроме Пуго и Ахромеева). Но и выигрыш победителей оказался совсем не таким, на который они рассчитывали. Потому что, сделав как будто главное, дальше действовали непоследовательно, несогласованно и были обведены вокруг пальца.

Когда опьяненная первыми признаками победы толпа кинулась на штурм лубянской цитадели, ее гнев ловко перенаправили на железного истукана. Истукана свалили, сил поубавилось, пыл остыл, толпа рассеялась, цитадель устояла. Если бы с архивами КГБ случилось то же, что с бумагами гэдээровской «Штази», то у нас сейчас была бы другая история.

Следующим залпом мимо цели оказался суд над руководящей и направляющей силой советского общества, которого жаждали победители. Их остудили обещанием законного судебного разбирательства. Устроили шикарный фарс. Обвинители, адвокаты и судьи, в большинстве своем бывшие члены КПСС, судили КПСС. Если бы подобный суд в свое время состоялся над немецкими нацистами в Нюрнберге, то после него Геринг с Гессом могли бы заседать в бундестаге.

Важной мерой для закрепления народной победы и необратимости свершенного была бы люстрация: отстранение от власти и недопущение к ней хотя бы наиболее одиозных слуг рухнувшего режима. Поднялся истошный вой, что это будет сведением счетов и охотой за ведьмами. Выли громче всех сами ведьмы, хотя и некоторые благодушные либералы, включая даже бывших политзэков, их поддерживали, кивали седыми головами: да, мол, это будет нехорошо, по-большевистски.

Некоторые фигуранты несостоявшейся люстрации немного поволновались. Иные даже и чересчур (были и такие, что с высоких этажей прыгали в окна). Но другие вскоре убедились, что для серьезного беспокойства повода нет. Новая власть, плотно укомплектованная старыми кадрами, оказалась милостивой ко всем, включая реальных преступников: следователей, судей, прокуроров, вершивших расправы над диссидентами, лживых журналистов, шельмовавших в печати преследуемых людей, и партийных функционеров, возглавлявших соответствующие кампании. Все они, может быть, за редкими исключениями, продолжили свои карьеры или нашли более выгодную работу.

Например, главный каратель диссидентов четырехзвездный генерал КГБ Филипп Бобков пошел в услужение к капиталисту Гусинскому и консультировал покойное НТВ (что снижало в моих глазах репутацию этой компании). Наиболее шустрые охотно перестроились, приспособились и, без колебаний отринув свои коммунистические убеждения, толпами ринулись строить капитализм, который оказался для них предпочтительней социализма. Особенно для тех, кто прибрал к рукам и обратил в личное пользование заводы, фабрики, нефтяные скважины, лесные массивы, земельные угодья, угольные шахты, золотые жилы и алмазные россыпи.

Надо признать, что хозяйство получилось более рентабельное, чем советское. Потому что советская власть, связанная по рукам и ногам своей потерявшей всякий смысл идеологией и беспочвенной надеждой на мировую революцию, вынуждена была тратить безумные деньги на гонку вооружений, на поддержку коммунистических партий и подрывных движений, на удержание в своем лагере стран Восточной Европы. Теперешние правители коммунизм нигде строить не собираются, к мировой войне не стремятся, послушные режимы особенно не поддерживают, хотя к диктаторам вроде Уго Чавеса и Ахмадинежада проявляют очевидные симпатии.

Сэкономленные денежки распределяются между кучкой людей, управляющих фабриками, заводами, недрами и финансами и управляющих этими управляющими. А народу достается примерно тот же шиш, что и при советской власти, и право ностальгировать по светлому прошлому, в котором, как некоторым кажется издалека, шиш был увесистей.

Обычно новый режим, которым руководят новые люди, для оправдания своего существования осуждает режим предыдущий. У нас же новыми объявили себя те же старые, начинавшие карьеру в комсомольских, партийных структурах и в КГБ. Для них осудить прошлый режим значило бы осудить самих себя. Они не могли этого допустить и потому стали оправдывать советскую власть и противодействовать попыткам ее осуждения. И так в сознание людей вот уже двадцать лет втолковывается мысль, что нынешний строй, может быть, и хорош, но прежний был не хуже, а в чем-то и лучше.

Дешевая колбаса, дружба народов, равенство в бедности и никакой коррупции. Плохие люди его разрушили, а хорошим приходится его постепенно восстанавливать. В новом, несколько модернизированном под себя виде: экономика — рыночная, а способ управления — советский. Гибрид капитализма с колхозом.

В качестве идеологического подспорья сохранены прежние мифы и лозунги, используемые теперешними адвокатами советского режима с неменьшим успехом, чем это получалось у пропагандистов ЦК КПСС. В печати, по телевидению и радио, в бесчисленных ток-шоу, в дискуссиях «за круглым столом» ведутся бесконечные и жаркие споры о разных этапах советской истории и личностях, ее творивших. Споры, в которых никакая истина не рождается.

В истории есть, конечно, темные пятна и фигуры, о деятельности которых нельзя судить однозначно. Но есть и бесспорные факты, и неоспоримые оценки. Давно уже все знают, что царь Ирод был сущий ирод, что большими преступниками были в Риме Калигула, в Испании Филипп Второй, в России Иван Грозный, в Германии Гитлер, в Камбодже Пол Пот. Никакой нормальный человек не найдет оправдания рабовладению, инквизиции, крепостному праву, гитлеровскому режиму и холокосту.

В этом ряду заметное законное место занимает советский режим. Его чудовищные злодеяния доказаны-передоказаны историей, миллионами погубленных жизней, искалеченных судеб и тысячами свидетельств, от которых у каждого человека, сохранившего в себе какие-то человеческие чувства, леденеет кровь в жилах. Давно уже не о чем спорить. Тем не менее спор продолжается.

Нам регулярно показывают писателей, профессоров, докторов исторических наук, которые, бесстыдно дыша в микрофоны и глядя в объективы телекамер, вешают нам лапшу на уши, рассказывая, какое хорошее было у нас советское государство и какими замечательными были его вожди — Ленин и особенно Сталин, умница, эффективный менеджер и великий стратег. Провел коллективизацию, индустриализацию, укрепил оборону, выиграл войну. Сколько народу было ни за что ни про что расстреляно, замучено в лагерях, вымерло от голода — это, говорят они, неважно, без жертв ничего не построишь, цифры преувеличены и вообще ничего этого не было, а Сталин, как утверждает известный бородатый всезнайка, был очень порядочным человеком.

Защитники тоталитарного режима называют себя патриотами, но к ужасным страданиям собственного народа относятся с полным равнодушием. Можно им поверить, что они любят народ? Нет. Я даже думаю, что оправдывать и одобрять ужасные преступления советского режима могут только те, кто сами имеют преступные наклонности.

Эти люди, вступая в публичные дискуссии, легко пользуются демагогическими приемами, лгут, очевидные факты с пеной у рта отрицают, перевирают, противопоставляя им мифы и небылицы, сочиненные такими же лгунами, как и они.

Существование пакта Молотова—Риббентропа отрицали до последней возможности, а когда было уже не отвертеться, признали: да, такой документ есть, но подписание его было мудрым стратегическим шагом. Польских офицеров в Катыни, твердили они, расстреляли эсэсовцы, а когда в конце концов и Думой, и премьером, и президентом было признано (с большой неохотой), что злодеяние совершено НКВД по приказу советской верхушки, нашли и этому подходящее оправдание — это был справедливый ответ полякам, которые в свое время тоже не очень хорошо обращались с российскими военнопленными.

Ну конечно, у нас все-таки некая свобода слова имеется, и сторонники честного взгляда на историю возражают, приводят факты. Им противопоставляются мифы и домыслы. Почему-то почти всегда защитники сгинувшего режима к месту и не к месту поминают подвиг 28 героев-панфиловцев. Подвиг, которого не было.

Давным-давно, и не кто-нибудь, а военная прокуратура СССР постановила, что никакого заметного боя у разъезда Дубосеково не было, политрук Клочков не произносил слов: «Велика Россия, а отступать некуда», и что вся эта липа является вымыслом журналиста Александра Кривицкого. Но в телевизионных баталиях побеждают, как правило, лгуны и демагоги. Потому что честный человек основывает свои доводы только на достоверных фактах, которые обдумывает, а его оппонент жонглирует любыми фактами и не фактами, любыми, какие ему взбредут в голову, цифрами, активно жестикулирует и много кричит.

В какой-то из передач телевизионного «Суда времени» участники говорили о пользе подобных просветительских шоу и возносили сами себе хвалу за то, что представляют не однобокий взгляд на историю. А по-моему, хвалиться нечем ни той ни другой стороне. Плюс на минус дает минус, правда, вперемежку с ложью становится ложью. Потому что своим участием в подобных дискуссиях честные участники вместе с лгунами и демагогами подводят публику к ложному убеждению, что вопрос о самых ужасных преступлениях тоталитарного режима, его вождей и его карательных органов остается спорным. Эти споры небезобидны. Наше общество находится в состоянии нескончаемой холодной гражданской войны с горячими всплесками.

Можно сказать, что путчисты 1991 года, проиграв первое сражение, усвоили урок, сменили тактику, поняли, что танками давить баррикады нельзя, но многие позиции можно отвоевать и удерживать почти бескровно, употребляя в дело старое большевистское оружие — ложь.

Не буду на нынешний режим клеветать, правда тоже кое-какая пробивается, но лжи дается очень большая фора, и она пока доминирует. Поэтому гражданская война продолжается и будет длиться до тех пор, пока не окончится бесспорной победой правды над ложью.

[Владимир Войнович]

http://grani.ru/opinion/m.221338.html
19.11.2013

При Путине российский парламент перестал быть местом для ораторского искусства. А в лихие 90-е все было иначе - и едва ли не самой яркой звездой сначала Съезда народных депутатов, а потом и Думы была Галина Старовойтова. Сегодня, в 15-ю годовщину ее гибели, мы предлагаем посмотреть и послушать, каким может быть настоящий парламентарий.
20.11.2013

Галина Старовойтова: к 15-летию гибели

Я познакомился с Галиной Старовойтовой в Вашингтоне в конце 1989-го или в 1990 году. Мы оба были стипендиатами Кеннановского института. Был такой американский журналист Джордж Кеннан, бывавший в царской России и писавший о ней. А его младший родственник – тоже Джордж Кеннан – был дипломатом, одно время даже послом в СССР, и участвовал в создании этого института. Когда его спрашивали, имени кого все-таки этот институт, он начинал мяться, потому что официально вроде бы имени Кеннана-старшего, но в то же время ему хотелось, чтобы это было имени его.

И вот там мы познакомились с Галиной. Это было время, когда многие советские люди поехали на Запад - рядовые граждане, журналисты, люди, имеющие отношение к политике. Тогда я познакомился с Юрием Батуриным, корреспондентом "Огонька", который потом стал секретарем Совета обороны при Борисе Ельцине и его помощником, а после – космонавтом и академиком. Приезжал Юрий Левада и тоже выступал в Кеннановском институте.

О Галине к моменту нашего знакомства я, конечно, слышал - правда, немного. Сам я в это время находился в эмиграции и о том, что происходило в тогдашнем Советском Союзе, знал только из печати, из сообщений агентств и западного телевидения. В Кеннановском институте она выступила с докладом о межнациональных отношениях в Советском Союзе и произвела очень сильное впечатление на всех, включая меня. После ее лекции я подошел к ней, и мы как-кто сразу подружились. Она была в Америке всего один месяц, и мы встречались чуть ли не каждый день.

Вскоре Галина прислала мне приглашение поехать вместе с ней в Армению. Я прилетел в Советский Союз с иностранным паспортом, поскольку советского гражданства был лишен еще при Брежневе, и мы полетели в Армению. Кстати (вспомнилось на фоне трагедии в Казани) летели на ужасном Ту-154, куда пассажиров пускали со всем их багажом, так что все эти чемоданы, коробки, тюки сваливались где-то в углу. Не знаю, для чего там были стюардессы, но они ни за чем не следили, не проверяли, пристегнуты ли пассажиры, и половина багажных полок при взлете была открыта. В полете самолет жутко дрожал и скрипел, и было удивительно, что он не развалился в пути. В Армении я увидел, какой безумной популярностью пользовалась там Галина. Вся страна знала ее в лицо, с ней невозможно было ходить по улицам.

Время тогда было беспокойное: 1990 год – накануне больших событий и в Советском Союзе, и в самой Армении, где действовало Армянское освободительное движение. Это была очень сильная оппозиция, которая фактически являлась второй властью. Движение собирало огромные митинги – на сотни тысяч людей. Но были и небольшие такие уличные собрания, и когда мы были рядом со Старовойтовой, ее везде приглашали. Была видна большая любовь армянского народа к ней.

Потом я в конце концов переехал в Москву, мне вернули советское гражданство, перешедшее впоследствии в российское, и мы часто общались уже здесь.

Она была женщина сильная, волевая и властная. Еще в Вашингтоне мы оба, будучи стипендиатами Кеннановского института, имели право на помощников-студентов. Я своему студенту стеснялся давать какие бы то ни было поручения, а Галя свою помощницу эксплуатировала на всю катушку – потому что она привыкла повелевать, а я не привык и до сих пор не научился.

Она была властная, но в то же время открытая людям, вызывала доверие. К ней могли на улице подойти и начать говорить о чем-то, она останавливалась и без всякой фанаберии выслушивала каждого, говорила с людьми. Огромной энергии была человеком.

Это было время большого оптимизма. Помню, мы отмечали ее день рождения в гостинице "Москва". И там кто-то произнес один из двух принятых еще в советское время у литературной интеллигенции застольных тостов – "За успех нашего безнадежного дела!" (второй был "Пусть сдохнет вся сволочь!"). Галина рассердилась и сказала, что наше дело не безнадежное, а очень надежное. Это было время надежд.

Общее впечатление, которое у меня было, когда я наблюдал ее вблизи и со стороны, когда она выступала где-то в Думе, - что она редкий самостоятельный политик, имеющий собственное совершенно ясное мировоззрение. Таких политиков потом становилось все меньше и меньше, и в конце концов остались она и Сергей Юшенков.

У меня было такое определение - "антисоветский советский человек". И Галину я относил к таким людям в том смысле, что она была очень критически, даже диссидентски настроена по отношению к советской власти, но, как человек советского времени, очень хорошо понимала, с кем и как нужно разговаривать. Могла быть и резкой, и дипломатичной, но со своего принципиального направления не сбивалась.

В то время, когда она как политик была больше всего востребована, высказывались разные предположения о ее дальнейшей карьере. Когда рассматривался вопрос о том, не заменить ли военного министра обороны гражданским лицом, то среди возможных кандидатов на эту должность упоминалась и Старовойтова. Не знаю, справилась ли бы она с этой ролью, но уверен, что президентом страны (эта возможность тоже не исключалась) она могла бы быть выдающимся. Если бы это случилось, мы сейчас жили бы в другой стране.

К сожалению, политический климат становился для нее все менее подходящим. Демократические реформы сходили на нет, открытая политика все больше заменялась привычной для устанавливавшегося режима аппаратной подковерной борьбой советского типа. Политики типа Старовойтовой становились все большей помехой на этом пути. И самым простым способом устранения этой помехи оказалось убийство.

[Владимир Войнович]

http://grani.ru/blogs/free/entries/222543.html
19.12.2013

Такие акции, как Новогодняя почта "РосУзника", важны, потому что мы все еще живем в пещерном веке. Доказано-передоказано и нашими правозащитниками, и международной комиссией, что никаких массовых беспорядков на Болотной не было. Людей держат в тюрьме, хотя они никого не били, а били их, а они, может быть, только сопротивлялись. Президент говорит, что если человек совершил нападение на представителя власти, на полицейского, его надо сурово карать. Но что делать, когда нападает полицейский?

И о каком нападении идет речь? Если полицейский стоял на посту, а кто-то подошел и запустил в него булыжником – это нападение, а если полицейский бьет вас дубиной по голове и вы подняли руки, чтобы защититься, так это совсем другое дело: это не нападение, а самозащита.

Многочисленные свидетели показывают, что полицейские жестоко и без достаточных причин избивали безоружных людей. Когда что-то похожее случилось в Киеве, сотни тысяч людей вышли на улицу и власти пришлось признать, что полиция действовала незаконно. Даже кое-кто был наказан. Жалко, что наше общество пока что на такую массовую защиту своих сограждан еще неспособно.

Я считаю, что все "болотные узники" - а не только четыре человека - должны быть даже не амнистированы, а оправданы. Все без исключения. Даже если кто-то, сопротивляясь, когда полиция била людей дубинками, и запустил куском асфальта в ответ – и такой человек тоже должен быть оправдан, потому что экстремальная ситуация была создана самими властями. В таких условиях самый законопослушный человек мог выйти из себя.

Человеческая совесть этого просто не может терпеть, не может выдерживать, это будоражит и возмущает ее. Безобразия продолжаются. Говорят про третий срок Ходорковскому – это же издевательство на глазах у всех людей. Когда-то Лев Толстой обозначил свою позицию словами "не могу молчать". Так вот это "не могу молчать" действительно проникает в душу, и бывают времена, когда просто молчать совершенно невозможно. Если мы все будем молчать, значит, мы вообще уже мертвая страна, мертвое общество и мертвый народ.

Текст был написан до сообщения о помиловании

[Владимир Войнович]

http://grani.ru/opinion/m.224531.html
Сорок лет назад, когда Солженицына высылали из СССР, я о нем думал примерно так же, как Александр Подрабинек сегодня, и выражал это мнение резко, категорично, публично, за что (и не только за это) был наказуем весьма сурово. За сорок лет мое представление об этом человеке несколько изменилось, что я отразил в своей книжке "Портрет на фоне мифа". Но сейчас я не о Солженицыне, а о других, уличаемых Подрабинеком во лжи и лукавстве. Которые (цитирую) "жалуясь на репрессивную советскую власть, утверждали, что их из СССР "выгнали", "выпроводили", "выжали", "выдавили", "вынудили уехать". Все это вранье и лукавство. По-настоящему выслали из СССР только Солженицына, а позже Владимира Буковского и еще пятерых политзаключенных – Александра Гинзбурга, Эдуарда Кузнецова, Марка Дымшица, Валентина Мороза и Георгия Винса. Все остальные уезжали добровольно, а те, кого по этому поводу тревожила совесть, обставляли свой отъезд той мерой лукавства и фантазии, на которую были способны".

Это утверждение Подрабинек публикует не первый раз, хотя за время, прошедшее после первого раза, мог бы подумать и расширить приведенный список, например, именем Юрия Орлова, который был доставлен в Нью-Йорк прямиком из тюремной камеры, а еще и Натана Щаранского, которого меняли на какого-то шпиона прямо по сценарию фильма "Мертвый сезон". Правда, за несколько лет до того Щаранский, нисколько не лукавя, выражал желание покинуть вскормившую его родину добровольно, без предварительной лагерной подготовки, но то же невинное в сущности желание пытались осуществить Эдуард Кузнецов и Марк Дымшиц, за что были приговорены к смертной казни. Должен сказать, что, находясь с Кузнецовым в дружеских отношениях, я высоко ценю его человеческие качества и силу духа и, если бы он смог уехать не после расстрельного приговора, мое мнение о нем не стало бы другим.

Мне, собственно говоря, все равно, как кто уехал или не уехал, я не сужу и не хвалю ни тех, ни других, но мнение Подрабинека оспорю. Вообще я отношусь к нему как к человеку честному и правдивому, но в данном случае он не честен и не правдив. Как можно считать добровольным отъезд после двух тюремных сроков Андрея Амальрика или Петра Григоренко, которого после тюрьмы и ссылки, старого и больного, я лично отвез в Шереметьево? Их что, нерепрессивная, очевидно, советская власть не выгоняла, не выпроваживала, не выжимала, не выдавливала, не вынуждала?

А Александр Галич, Виктор Некрасов, Виктор Некипелов, Наталья Горбаневская, Георгий Владимов, Павел Литвинов... Таких "добровольцев" можно насчитать десятки. Многие из этих людей были поставлены перед выбором - Запад или Восток. А некоторым угрожали и более крутыми расправами. Самого Подрабинека разве не вынуждали уехать, когда грозили тюрьмой? Ну да, он предпочел тюрьму, ничего не скажешь - герой. Хотя получил относительно мягкий приговор. Который, впрочем, дает ему основание судить с высоты личного подвига. А Анатолий Марченко соглашался уехать "добровольно" под угрозой очередного большого срока. Но принципиально отказался ехать в Израиль, потому что евреем не был. Вот за это его посадили и замордовали до смерти. Неужели только такая участь могла спасти его от неуважения Подрабинека?

В своем тексте Подрабинек оценивает достоинства людей только по тому, как они уехали или не уехали, не принимая во внимание хотя бы таких соображений, как был уехавший молодым или старым, одиноким или семейным и многодетным. И, что еще очень важно, было ли у него какое-то дело, которым ему стоило как-то дорожить. Здесь я осмелюсь сказать о себе, поскольку, как мне кажется (на воре шапка горит), в число "добровольцев", прямо не называя, Подрабинек включил и меня.

Нисколько не лукавя, могу сказать, что никаких угрызений совести у меня нет. На протяжении долгого времени (почти семь лет) мне так или иначе и иногда весьма красноречиво (с угрозами всякими, вплоть до "сдохнет в подвалах КГБ") намекали, чтобы я убрался. Я долго терпел, но наступил момент, когда мне был предъявлен четко сформулированный ультиматум (цитата): "Терпение советской власти и народа кончилось, и если вы не измените ситуацию, ваша жизнь здесь станет невыносимой".

А она мне к тому времени уже казалась трудно выносимой. Я устал. Погрузившись в диссидентство, я заметил, что такой образ жизни трудно совместить с художественным писательством (утверждаю, что это же испытал и Солженицын), и мне стало очень жалко своего ощутимо теряемого, не сочтите за нескромность, дара. Я уехал и кое-что написал, чего не смог бы написать, если б остался. Некоторым людям, может быть, наплевать на то, что я написал, но мне дороги те, которым не наплевать.

Я очень высоко ценю ту деятельность, которая называется правозащитной. Я сам в ней принял какое-то участие. Даже вполне заметное. Но всегда помнил, что у меня еще есть дело, в котором меня никто не заменит. Некоторые из моих товарищей, кого вынудили уехать, тоже что-то в этом направлении сделали, и если в конце концов не захотели стать лагерной пылью (иные - побыв ею до того), то стоит ли их попрекать этим?

Между прочим, у меня есть знакомый - бывший американский летчик. На своей "летающей крепости" В-17 бомбил фашистскую Германию. 75 процентов его товарищей погибли. Но у американцев для таких летчиков был лимит - 35 боевых вылетов. После чего летчик, если оставался жив, освобождался от прямого участия в войне. Если распространить это правило на диссидентов, то многие из них, прежде чем согласиться под давлением (да, под давлением, и вполне зловещим!) на эмиграцию, свой лимит участия в боевых действиях исчерпали. К этой категории я отношу и себя. Я уехал и, повторяю, никаких угрызений совести по этому поводу не испытываю (для угрызений у меня есть другие поводы). И никому ничего не должен. Говоря словами одного из персонажей Солженицына, "со всеми долгами расплатемшись".
14.02.2014

[Владимир Войнович]

http://echo.msk.ru/blog/voinovich/1332408-echo/
02 июня 2014, 11:13
В развитие того, что сказано в моем предыдущем блоге «Оккупанты», хочу заметить, что если руководство нашей страны отзовется на призывы вождей так называемой Новороссии, последует советам наших доморощенных патриотов, окажет новопровозглашенному государству всестороннюю помощь добровольцами и оружием, а еще лучше, присоединит эту территорию к Российской федерации и доверит информационное сопровождение нашим ведущим телеведущим, то врагам России можно взять длительный отпуск и, набравшись терпения, спокойно дождаться исполнения своих самых смелых надежд.

[InoPressa]

http://inopressa.ru/article/23Jun201...voinovich.html
Кэти Янг | The Daily Beast

Писатель Владимир Войнович видел своими глазами поздний сталинизм, хрущевскую "оттепель", распад СССР и укрепление неоавторитарного режима при Путине, пишет обозреватель The Daily Beast Кэти Янг, предваряя его интервью.

В последние годы самое большое внимание привлекала книга Войновича "Москва-2042" - сатирическая антиутопия, написанная в 1986 году. В описании Москвы будущего проглядывают необычайные параллели с сегодняшней Россией.

Считает ли сам Войнович "Москву-2042" пророческим романом?

"Возможно, мне надо бы поскромничать и сказать: "Нет-нет, конечно, нет", но если учесть, что в моем будущем правитель государства - бывший резидент КГБ в Германии и что он участвовал в заговоре разозленных генералов КГБ, был героем "августовской революции" (сейчас почти никто не помнит, что в августе 91-го был переворот) и героем "войны в Бурят-Монголии", которая могла бы быть заменой войны в Чечне... Думаю, сходство довольно близкое. Кроме того, я упомянул в той книге и о слиянии государства, КГБ и церкви", - сказал Войнович.

"Обычно, если смотришь на тенденции дня сегодняшнего, можно предсказать будущее. Это проделывают очень немногие, потому что, как я слышал, лишь 3-5% людей осознают, что являются частью истории; подавляющее большинство думает, будто все вечно будет обстоять так, как сейчас", - заметил Войнович.

Писатель заявил: в 1980 году, эмигрировав из СССР, он сказал, что через пять лет начнутся кардинальные перемены. Он не думал, что СССР распадется, но ждал резких политических перемен. Тогда Войнович обосновывал свой прогноз так: "советский режим дошел до такого состояния идиотизма, что выхода нет".

Писатель вспоминает, что видел, как советские люди повалили в церковь. "Религия играла все большую роль, и стало очевидно, что государство рано или поздно попытается перетянуть ее на свою сторону, в собственных целях. Я также мог видеть, что КГБ играет в обществе все более важную роль. Страной правили необразованные, некомпетентные люди; им требовались компетентные помощники, и самым подходящим источником был КГБ. [Сотрудники КГБ] по качеству образования были лучше большинства; они знали иностранные языки и лучше понимали ситуацию", - заметил Войнович. По его словам, элита КГБ все больше сближалась с власть имущими, и было очевидно, что однажды она сама придет к власти. "Собственно, еще в те дни, пока я писал книгу, на сцене появился Андропов, председатель КГБ, который стал генсеком, а позднее пришел Путин", - добавил Войнович.

Журналистка спросила, что сейчас подсказывает Войновичу его историческая логика.

"До последнего времени я строил очень пессимистичные прогнозы, и, кроме того, ситуация выглядела очень мрачной. Но после всех этих недавних событий - "Крым наш!", Донбасс и все такое - я осознал, что мог бы снова заняться прогнозами", - заметил Войнович. "Вообще-то в одном я ошибся: предсказал, что Путин [скоро] будет вынужден уйти, но он по-прежнему на месте. В целом же вновь (на сей раз не спустя 70 лет, но спустя очень короткий период) президент и Дума дошли до состояния такого идиотизма, что постоянно предпринимают шаги, которые не просто бессмысленны, но и вредны, вредны для самой России", - добавил он.

По мнению Войновича, "аннексия Крыма до какой-то степени повредила Украине, но меньше, чем России". Украина избавилась от региона, который нуждается в огромных субсидиях, а весь мир ей сочувствует. Россия же "откусила больше, чем может разжевать". Писатель также сказал, что Восточная Украина "превратилась в гнойную язву, которая истощает силы и Украины, и России".

"Кроме того, всегда действует эффект маятника, не только в России", - продолжал писатель. При Горбачеве и Ельцине маятник отклонялся в одну сторону. "Теперь Путин оттолкнул его очень далеко [в противоположном направлении], и движение в обратную сторону неизбежно", - сказал Войнович.

"Говоря конкретно, я думаю, что сегодняшняя реакционная политика кончится полным провалом и возникнет необходимость в новой перестройке; будет "смутное время", которое, вполне возможно, кончится распадом России", - заключил писатель.

А насколько неизбежным было то, что после краха коммунистического режима Россия двинулась не к демократии? - спросила журналистка.

Войнович ответил, что не считает произошедшее неизбежным. "Иногда наступают исторические моменты, когда курс страны можно повернуть в том или другом направлении, когда от судьбы можно сбежать", - пояснил он. По мнению Войновича, таким был период, когда Путин пришел к власти. "Если бы на его месте оказался человек другого склада - кто-то вроде Томаса Джефферсона..." - заметил Войнович. Он полагает, что при высоких ценах на нефть было возможно сделать все что угодно, укрепить демократию. "Путину подвернулась полоса везения, а он воспользовался ею в стиле КГБ. Он оказался хитрым кагэбэшником, а не мудрым государственным деятелем", - считает Войнович.

На взгляд писателя, Путин "по-своему умен, когда доходит до политических интриг, у него хорошие способности по части цифр". Но после прихода к власти Путин ввел новый гимн, сочиненный на основе советского. "Он немедленно начал апеллировать к самым низменным инстинктам людей", - заключил Войнович. "И, наконец, власть ударила ему в голову. С Олимпиадой (в Сочи) ему повезло: она не провалилась, зрелище было великолепное, и потом он подумал: "Почему бы не захватить Крым?" И в итоге влип. Будь он мудрым человеком, он бы этого не сделал. Конечно, тогда он не стал бы и проводить Олимпиаду", - добавил писатель.

Войнович также заметил, говоря о Путине: "Он сам себя загнал в угол: совершил столько грехов и преступлений, что у него не осталось выбора, кроме как держаться за власть. Неважно, каким способом он уйдет со своего поста, но его политику определенно осудят как плохую и неправильную, и все свалят на него, совсем как он теперь винит Ельцина. Возможно, это сделает кто-то, кто в данный момент клянется в бесконечной любви к Путину".

А 86-процентный рейтинг Путина? - спросила журналистка.

"Мы знаем, что любовь масс непостоянна. Она исчезнет, лопнет, как пузырь, причем очень скоро", - считает Войнович. По его мнению, в данный момент рейтинг поддерживается искусственно, но долго это не продлится.

Большинство людей поглощает информацию пассивно, считает Войнович. Сейчас телевидение внушает россиянам, что в 90-х была ужасная катастрофа, до нее было все нормально. Многие говорят: "Мне никогда не жилось так хорошо, как при Путине".

Войнович замечает: "Верно, такого уровня благосостояния не было никогда". По его мнению, даже искаженный и уродливый российский капитализм обеспечивает намного более функциональную экономику, чем власть КПСС. "Кроме того, затрат на идеологию больше нет", - полагает Войнович.

"Но теперь, похоже, людям придется затянуть пояса, и у некоторых уже закрадываются сомнения", - добавляет он.

"Нужно ли Западу понять о событиях в России что-то такое, чего он не понимает?" - спросила журналистка.

"Не уверен. Думаю, что в данный момент Запад понимает Россию лучше, чем раньше, и намного сильнее ее опасается. По-моему, в любом случае зловещая натура России преувеличивается: большинство современных аналитиков на Западе не в силах даже вообразить, что Россия может стать другой. А я считаю, что может, если события примут другой оборот", - сказал Войнович.

"Когда в Японии сменился режим, японцы изменились; русские тоже могут измениться, если для этого снова сложатся условия. Сегодня мы стоим на грани крайне неясной ситуации, когда либо все кончится катастрофой, либо к власти придут люди, [которые лучше нынешних правителей]", - отметил Войнович.

По его мнению, России вскоре представится новый шанс сблизиться с Западом, сделать шаг к демократии. "Если это случится, Запад должен вовремя это заметить и поддержать по-умному", - советует Войнович.

Источник: The Daily Beast

[Открытая Россия]

https://openrussia.org/post/view/10587/
Прямая речь, 14 ноября

Дарья Горсткина

Владимир Войнович. Фото: Михаил Метцель / ТАСС
Дарья Горсткина поговорила с писателем о реальных и мнимых мировых угрозах

— Что вы чувствуете сейчас?

— Мои ощущения — это ужас. То, что произошло в Париже, по сравнению с крушением нашего самолета даже бóльшая дерзость: это наглая атака на людей в самых разных местах Парижа. У нас сравнимым с этим был «Норд-Ост» — страшное событие, но оно произошло в одном месте. Террористы совершенствуют свое мастерство в деле убийства людей. И если они раньше действовали в какой-то одной точке, то теперь предпринимают массированные атаки, которые сеют большое количество жертв, страх и панику. Ситуация в мире очень сильно обострилась, и я думаю, что, поскольку эта опасность нависла над всеми, с этим злом мир должен бороться согласованно. И нашему государству надо сейчас не свою отдельную политику выбирать, а как-то действовать в союзе с другими цивилизованными странами. Я сейчас посмотрел результаты опроса, который провело «Эхо Москвы». До сих пор, как я считал, большинство людей в России было против вмешательства России в сирийские дела. А теперь, после того, что случилось в Париже, большинство за то, чтобы Россия участвовала в антитеррористической войне в Сирии. Но все-таки мне кажется, что когда существует такая серьезная угроза миру, все должны действовать согласованно, и России надо стремиться к примирению с цивилизованным миром и вместе выступать против этого чудовищного зла.

— Как это «примирение» может происходить на практике?

— Я не знаю, я же не политик, не политолог и не военный. Но просто как гражданин своей страны я смотрю на наше руководство, которое озабочено какими-то делами, начиная с так называемого присоединения Крыма до участия в событиях на юго-востоке Украины, попытки создать какую-то «Новороссию»; все это были акты агрессии, крайне некрасивые и незаконные. Так вот это все сейчас еще и очень глупо выглядит. Потому что сейчас надо не создавать «Новороссии», не поддерживать каких-то там здешних или украинских террористов, вот эти вот ДНР и ЛНР, — а надо объединить усилия с другим цивилизованным миром, ближе к нему подойти и бороться против реальной огромной опасности. А если мы будем тут в одиночку расширять свои территории и создавать какие-то искусственные государственные, географические образования, то мы в этой борьбе сами ослабнем. И угроза самой России, я думаю, в таком случае возрастет.

— Похоже, что пока даже страшные, трагические события не помогают нашему обществу осознать все то, о чем вы сказали. Вы упомянули тот факт, что больше россиян стали поддерживать вторжение в Сирию. И сегодня я слышала такое мнение: «Посмотрите, до чего доводит толерантность». Как вы думаете, почему так происходит и что еще должно случиться, чтобы общество осознало угрозу?

— Я не знаю! Потому что люди одурели от пропаганды, которая вдалбливается им в головы! И они свой пыл растрачивают на что-то второстепенное. Кроме всего, они думают, что во всем виноваты Charlie Hebdo. Я уже тоже прочел какие-то комментарии, что «поделом вам». Эти террористы, как мы знаем по нашему собственному опыту, независимо от того, кто какие карикатуры рисует и кто там уважает или нет Мохаммеда или Аллаха, просто своей целью поставили борьбу со всем миром. И они идут к ней. И, конечно, они будут побеждены, безусловно. Потому что мир все-таки, я думаю, сильнее их. Но если действовать как-то сообща и разумно, то эту победу легче достичь. Я говорю, может быть, сумбурно, но я повторяю: я не военный, не политолог. Во всяком случае, вот это наше враждебное отношение к Европе, к европейской цивилизации, крики «гей, Европа!» или «гейропа!» — все это настраивает наших людей на то, что есть два враждебных лагеря, а тут еще появился какой-то третий. И непонятно, как с ним бороться. В сознании наших людей все это соединяется причудливым образом в то, что этот ИГИЛ и эта «гейропа» — как бы единое зло. А уже пора настроиться на другой лад. И как Советский Союз, и Америка, и Англия, и та же Франция боролись с фашизмом, — так и сейчас все должны объединиться.

[Полит. ру]

http://polit.ru/news/2016/09/26/voynovich/
26 сентября 2016, 00:55 Мемория

Владимир Войнович
Фото: Dmitry Rozhkov / CC BY-SA 3.0

26 сентября 1932 года родился писатель Владимир Войнович.

Личное дело

Владимир Николаевич Войнович (84 года) родился в Душанбе (тогда — Сталинабаде). Его отец Николай Войнович, родом из сербов, был ответственным секретарем (организатором работы редакции) в газете «Коммунист Таджикистана». Мать Розалия (Ревекка) Гойхман работала в редакции, впоследствии окончила пединститут в Душанбе и преподавала математику.

В 1936 году Николай Войнович был арестован по обвинению в антисоветской пропаганде. В мае 1941 года он был освобожден. С началом войны призвался на фронт, вскоре получил ранение под Дебальцево и, получив инвалидность, вернулся домой. Семья часто переезжала. В ноябре 1945 года Владимир с родителями и младшей сестрой Фаиной перебрались в Запорожье, где отец устроился работать в издание «За алюминий» Днепровского алюминиевого комбината, а мать — учительницей математики в вечернюю школу.

Владимир окончил ремесленное училище, какое-то время работал на алюминиевом комбинате и на строительстве. Учился в аэроклубе, совершил несколько прыжков с парашютом.

В 1951 году Войнович был призван в армию, служил в Польше, демобилизовался в 1955 году. Во время службы начал писать стихи, печатался в армейской газете.

Учился в вечерней школе, дважды безуспешно пытался поступить в Литературный институт им. А. М. Горького. В 1957-1959 годах учился в Московском педагогическом институте (ныне МГОУ). На втором курсе прервал обучение — уехал по комсомольской путевке в Казахстан осваивать целину.

В 1960 году Войнович вернулся в Москву, где устроился редактором на Всесоюзное радио. Осенью того же года на радио срочно потребовалась песня о космонавтике, и так как никто из именитых писателей не соглашался за нее взяться, Войнович сам вызвался написать стихи, сочинив знаменитую «Четырнадцать минут до старта» («Я верю, друзья, караваны ракет…»). Вскоре песню начали играть на радио, а после 12 апреля 1961 года, когда в космос полетел Юрий Гагарин, ее успех стал феноменальным. Даже Хрущев годом позже прочел с трибуны Мавзолея: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы». После этого автор гимна космонавтов был принят в Союз писателей СССР.

В 1961 году в журнале «Новый мир» вышла его первая повесть «Мы здесь живем». Затем в печати появились повести «Хочу быть честным» (1963), «Два товарища» (1967), «Владычица» (1972), «Степень доверия. Повесть о Вере Фигнер» (1972), а также рассказы.

В 1963 году Войнович начал писать сатирический роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» — пародию на массовую литературу о военных подвигах и героизме. Еще в 1967-м пытался напечатать свой роман в «Новом мире», однако главред журнала Александр Твардовский отказался его печатать.

«Он, кстати, утверждал, что опубликовать можно все (тогда, в советское время!) — лишь бы это художественно было, а тут вдруг понял, что нельзя, и говорить стал, что это нехудожественно», — вспоминал о встрече с Твардовским Войнович.

С середины 1960-х принимал участие в движении за права человека, писал письма в защиту писателей-диссидентов Андрея Синявского и Юлия Даниэля, поэта Юрия Галанскова. «Чонкин» с конца 1960-х ходил в самиздате, подпольно перепечатывался и распространялся. За Войновичем начали следить агенты КГБ. В 1974 году его исключили из Союза писателей.

В 1975-м роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» был опубликован в Париже. В 1979 году на Западе вышло продолжение романа: «Претендент на престол, или Дальнейшие приключения солдата Ивана Чонкина».

В декабре 1980 года писатель был вынужден эмигрировать, уехал в ФРГ и в 1981 году был лишен советского гражданства.

Жил в Германии и США. Продолжал писать, в 1980-х сотрудничал с радио «Свобода».

Наиболее известные из написанных им за границей произведений — «Москва 2042» (1986), «Шапка» (1987). Также писал пьесы, рассказы, сказки и стихи.

В 1989 году Владимир Войнович вернулся на родину. В 1990 году ему было возвращено советское гражданство. Здесь он написал «Монументальную пропаганду» (2000), которую можно считать продолжением «Чонкина», «Портрет на фоне мифа» — книга о мифах, связанных с Александром Солженицыным (2002), книгу воспоминаний «Автопортрет. Роман моей жизни» (2010) и другие произведения. Последняя на сегодня книга Войновича - «Малиновый пеликан» - вышла в апреле 2016 года. Это размышление о прошлом, о Крыме и Донбассе, о нелепых случайностях.

Владимир Войнович живет в писательском поселке Ватутинки в Новой Москве.

Чем знаменит

Владимир Войнович. Фото: Dmitry Rozhkov / CC BY-SA 3.0

Классик русской литературы, создавший сатирические романы о Чонкине — «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (1975), «Претендент на престол» (1979), «Перемещенное лицо» (2007); а также роман-антиутопию «Москва 2042» (1986) — о коммунизме, построенном в отдельно взятом городе.

Писатель, отказавшийся от карьеры известного поэта-песенника. Позднее — открыто выступавший в защиту диссидентов, из-за чего был вынужден эмигрировать. Войнович — один из немногих, кто на девятом десятке лет продолжает писать и публиковаться.

О чем надо знать

В 1975 году, когда первая книга о «Чонкине» вышла за границей, Войновича вызвали в КГБ, где предложили издавать свои книги в СССР. Для обсуждения дальнейших условий издания его произведений писателя пригласили на вторую встречу в номер гостиницы «Метрополь». Там, как он рассказывал, его пытались отравить.

«Большая угроза для жизни существовала, в процессе отравления мне сказали, что жизнь моя кончена, и когда я понял, что еще жив, осознал, что единственная моя защита — в гласности. К Сахарову пошел, сначала у него пресс-конференцию для зарубежных журналистов собрал, потом еще, затем написал об этом — словом, свидетельствовать стал, как и что происходило», — рассказывал он в интервью «Бульвару Гордона». Позднее Войнович описал этот эпизод в повести «Дело №34840».

Прямая речь

О замысле «Ивана Чонкина» («Бульвар Гордона», май 2016): «Я в Польше служил и однажды на краю плаца стоял, где строевой подготовкой мы занимались, и смотрю: по этому плацу лошадь идет, телегу — платформу такую, на дутых немецких колесах, — тащит, а на платформе той никого нет. Что такое? Гляжу, а внизу солдат: ногой за вожжу зацепился, лошадь его тащит, и никаких признаков сопротивления он не проявляет. Я так удивился! Не помню, как он из этой ситуации освободился, но на другой день я его опять увидел — он уже на телеге был, лошадь эту погонял, она бежала, голова у него маленькая была, но пилотка еще меньше, из-под нее какой-то бинт смешной, после вчерашнего ранения, разматывался… Рядом стоявшего товарища своего я спросил: "Кто это?", и услышал: "А ты что, разве не знаешь? Это же Чонкин!" — и вот этот образ я вспомнил…

Знаком с этим Чонкиным я не был — помнил только, что в части притчей во языцех он был. Наш майор Догадкин тоже интересная личность, когда на меня сердился, грозил: "Я тебя на конюшню отправлю — вместо Чонкина!" И вот когда все это вспомнил, понял, что образ готов и можно писать».

О предвидении в «Москве 2042» («Русский базар», июнь 2015): «Читатели говорят, что все описанное в романе очень похоже на сегодняшний день и что многое я предугадал. Например, в моей книге государством будущего управляет генералиссимус, бывший резидент советской разведки в Германии, свободно говорящий по-немецки. Он — герой заговора рассерженных генералов КГБ, участник августовской революции (в 1991 году был августовский путч, похожий на революцию), герой бурят-монгольской войны, а у нас была похожая война в Чечне и многое другое. Управляет будущим партия КПГБ — Коммунистическая партия госбезопасности — что-то вроде партии "Единая Россия". На отца Звездония, считают читатели, похож нынешний патриарх Кирилл. Можно найти и другие совпадения. Моя книга, наверное, опередила время и многое из того, что я написал, уже исполнилось. Надеюсь, что в 2042 году Москва будет другой».

О жизни под давлением («МК», март 2016): «Когда уже меня преследовали, а я еще пытался сохранить свой советский статус и вел себя более-менее тихо, меня душили просто экономически. А потом, когда я уже разозлился и пошел с открытым забралом, начал демонстративно печататься на Западе, стал получать гонорары. Сначала деньги шли даже официально, через Внешторгбанк. Потом эту штуку закрыли — и ко мне стали приходить люди и говорили, что им нужны доллары. А мне нужны были рубли. У меня был адвокат в городе Сиэтле, в Америке, у него был мой счет, он собирал мои гонорары, а я ему писал: "Выдать такому-то тысячу долларов". Он выдавал. А этот человек мне выдавал 4000 рублей, тогда был такой курс. Так что материально я жил очень неплохо, что возбуждало ложное представление о моей жизни у некоторых людей. Помню, однажды я встретил поэта Игоря Шаферана. И он мне: "Говорят, тебя преследуют, а у тебя курточка замшевая…"».

6 фактов о Владимире Войновиче

Обычно фамилию писателя произносят Войно́вич. Сам он говорит, что «правильнее говорить Во́йнович. Твардовский называл меня именно так. Это сербская фамилия».
За время работы на радио в 1960—1961 годах Войнович написал стихи к 40 песням, среди них «Караулы влюбленных» в исполнении Эдиты Пьехи и «Эй, Рулатэ», которую пела Гелена Великанова.
В 2000 году Войнович сочинил сатирическую версию гимна России — на музыку советского гимна, который в том же году в третий раз переписал Сергей Михалков: «Славься, отечество наше привольное, / Славься, послушный российский народ, / Что постоянно меняет символику / И не имеет важнее забот».
В феврале 2015 года написал открытое письмо президенту России Владимиру Путину с просьбой об освобождении украинской летчицы Надежды Савченко.
Занимается живописью, пишет картины на продажу, выставляется.
Войнович женат третьим браком. Как сам рассказывал, первый раз женился «легкомысленно, поскольку сразу после армии». В браке родились дочь Марина (1958—2006) и сын Павел (род. 1962) — архитектор и писатель-историк, сейчас живет в Черногории. В 1964 году Войнович женился на Ирине Брауде (1938—2004). От этого брака у него есть дочь — немецкая писательница Ольга Войнович (род. 1973). Она живет в Мюнхене, преподает немецкий язык. Третьей супругой Войновича стала Светлана Колесниченко — вдова журналиста-международника Томаса Колесниченко (1930—2003), написавшая о нем книгу «Есть любовь на земле…». «С моей второй женой Ирой, в которую я влюбился страстно, увел из семьи, ушел от жены сам, мы прожили почти сорок лет. Она умерла у меня на руках. Когда это произошло, я погрузился во мрак. Друзья начали меня спасать, познакомили со Светланой. Мне повезло, что на склоне лет я полюбил снова и полюбили меня», — рассказывал Войнович «Собеседнику».

Материалы о Владимире Войновиче:

Биография в Википедии

Биографические справки на «Хроносе»

Биография агентства РИА Новости

[Владимир Войнович]

[Владимир Войнович]