*4290. История развития демократической мысли

[Михаил Ломоносов]

http://banauka.ru/2554.html
Демократия имеет давнюю историю, демократические формы организации общества достигают додержавного прошлого - родового строя. Некоторые ученые-этнографы считают демократию важнейшим фактором антропогенеза, появления всего человеческого, поскольку она стимулировала развитие равноправного общения людей, их самосознания и свободного мышления, индивидуальной ответственности и собственного достоинства. Государственная демократия зародилась и развивалась в Древней Греции.

Как известно, понятию "демократия" более чем два тысячелетия. По мере развития и изменения экономического, духовного и политической жизни, в меру его осложнения появлялись и менялись различные доктрины, которые апеллировали к демократии.

В свое время Гераклит, например, считал, что демократия - это правление "неразумных и худших". Будучи сторонником аристократии, он отвергал демократию как форму управления обществом, саму же аристократию он понимал не как родовую знать, а как аристократию духа. Чуть позже уже Демокрит был сторонником демократии, задача которой видел в обеспечении общих интересов свободных граждан общества (полиса). И нищета демократии, за Демокритом, столь же имеет преимущество над так называемым благополучием граждан при царях, насколько воля лучше рабство.

В этот же период Сократ, относясь к тирании как к режима беззакония, произвола и насилия, критиковал также и демократию, недостаток которой видел в некомпетентности ее должностных лиц, которых выбирали способом жеребьевки, то есть случайно.

Неодобрительно к демократии как к форме государственного правления относился и Платон, считая ее "неправильной" форме правления, когда "демос" отождествлялся с "охлосом", "властью толпы", когда бедняки получают победу, пьянеют от свободы, и далее по демократии вырастает ее продолжение - тирания. Чрезмерная свобода превращается в чрезмерное рабство.

Довольно своеобразно подходил к проблемам демократии Аристотель. Он, например, считал, что при крайней демократии власть принадлежит демосові, а не законам. Решение демоса направляют демагоги. Демос становится деспотом и действует как тиран. Из всех форм демократии он одобрял умеренную цензову демократию, основанную на примирении богатых и бедных и на господстве закона. Общественно-политическая мысль Аристотеля направлена на достижение более устойчивого и более приемлемого для данных условий политического правления доминирующих слоев свободного населения.

ПИ. Монтескье, продолжая традиции античной политической мысли, различал три способа правления - республиканский, монархический и деспотичный. По его мнению, "если в республике власть принадлежит народу, то это - демократия. Если высшая власть находится в руках части народа, элитарной верхушки, такое правления называется аристократией". Для него демократия тождественна народному суверенитету, и это не означает участия всех в управлении. Он считал, что "народ должен поручать осуществление власти своим избираемым уполномоченным, ведь именно это отличает демократическое государство от других форм государственного устройства".

Рассматривая феномен демократии, нельзя не обратиться к наследию таких представителей европейской политической мысли, как итальянский мыслитель и государственный деятель Никколо Макиавелли, французский социолог и политический деятель Алексис де Токвиль, немецкий ученый Макс Вебер и др.

Особый интерес представляют такие идеи Н. Макиавелли: постоянство и несовершенство человеческой природы, которая определяющим образом влияет на характер и динамику политической жизни общества (идея "общей коррупции"); государство с ее интересами является самоцелью; решающая роль в политике фактора силы и отождествление политики с борьбой за власть (власть, могущество); разграничение политики и морали, соответственно - признание в политике формулы "цель оправдывает средства". Его принцип консенсуса (согласия) народа относительно той или иной формы правления впоследствии развил Же. -Же. Руссо как принцип народного суверенитета, а его принцип разделения властей вступил развития в трудах Дж. Локка.

Для построения сильного государства, по мнению Макиавелли, необходимо сначала пройти стадию монархической диктатуры, на которой "царь" выступает как исполнитель воли всего народа, а не части его, чтобы потом перейти и к республиканской форме правления. Следуя античную традицию, он выделяет три вида "правильного правления": монархию, аристократию и народное правление (то есть демократию), а также три вида "плохого правления" - тиранию, олигархию и анархию. И делает вывод, что все эти виды правления непригодны: первые три - потому что не могут долго существовать, а три последних - потому что сами по себе плохие. Мудрые законодатели, зная эти недостатки, избегали соблюдения исключительно некоего одного из этих порядков, отдавая предпочтение смешанному, который казался им крепче и сильнее. Ведь, живя рядом, монархия, аристократия и демократия могли бы удобнее наблюдать друг за другом. В этой формуле фактически содержится идея системы сдержек и противовесов, которая впоследствии стала стержнем англосаксонской демократии. "LCMC" - коммерческая недвижимость

А в целом Макиавелли был человеком своей эпохи, а его политическая наука представляла собой философию времени, что стремилась к организации абсолютной монархии - политической формы, которая позволяла и облегчала дальнейшее развитие буржуазных производительных сил.

Первый этап демократии длился с конца 17 в. до начала 19 вв. Дальнейшее развитие процесса демократизации - со всеми изломами и падениями - шел преимущественно путем углубления достигнутых завоеваний: за более широкое политическое участие, за эффективную экономическую организацию, за полный культурное развитие.

Опыт Англии и Франции при всей схожести в стратегических аспектах все же представляет собой два различных способа рождения демократии. Если в Английской революции 17 в. целью было ограничить власть короля, создать конституционную монархию, последовательно претворять в жизнь принцип разделения властей, то французские революционеры 18 в. стремились свергнуть монарха, передать его прерогативы Национальном конвентові как органу народного правления, который принимает решение в коллективной форме. Если для Англии естественное право - это реальность, которая прогрессивно утверждается, и король только страдает через политическое ограничения, то для Франции политическое право - это идеал, который необходимо установить. Политическая власть призвана воссоздать человека в целостности, не только освобождая ее от оков и провозглашая демократию, но и обязывая посредством воспитания, а в необходимых случаях - и с помощью силы, стать свободным, равноправным и солидарным гражданином.

Вследствие этого в Англии и Франции возникли государства двух типов: либеральная и демократическая, разница между которыми в 19 в. приобрела принципиального характера. Правда, в идеологическом плане в обоих этих революциях много общего, ведь в каждой из них были представители как либеральной, так и демократической концепции. В Английской революции выразителем демократических тенденций выступал движение левелерів ("урівнювачів"), возглавляемый Джоном Лільберном, а носителем либеральных идей Французской революции можно считать Монтескье, идеалом которого была конституционная монархия и разделение власти на судебную, законодательную и исполнительную.

И все же главными фигурами, которые воплощали эти два революционные движения, были в английском случае Локк, а во французском - Руссо.

Для Локка, который считается "отцом" либерализма, государство должно действовать только в строго ограниченных рамках (главная государственная функция - это защита личной свободы и собственности, приобретенной за счет труда), выход за которые может привести к гражданского неповиновения со стороны населения. Люди, за Локком, должны иметь право противостоять произволу со стороны чиновников, оказать им сопротивление и даже применять силу с целью свергнуть их, если их власть основывается на завоеваниях, узурпации, тирании или в случае ее вырождения. Под завоеванием Локк понимал использования правящими кругами силы. Ведь он считает, что сила ни в коем случае не может быть источником права, и он противопоставляет этой силе свободный консенсус граждан, на основе которого правительство получает от граждан мандат на управление.

Так же Локк осуждает узурпацию, которую он представляет как захват власти особой группой, которая не получила поддержки и согласия большинства граждан, а также тиранию как форму правления, характеризующаяся произволом, волюнтаризмом, корыстолюбием и действует в нарушение всех законов, норм и прав собственности, личной свободы и т.д.

Относительно распада правительства, то это имеет место тогда, когда одна из двух властей (законодательная или исполнительная) или обе вместе не осуществляют должным образом своих функций. В таком случае их полномочия должны быть возвращены народу.

Таким образом, в біномі "власть - свобода" Локк не колеблется предоставить негативную оценку первой и позитивную - второй. Симпатии Локка всегда на стороне свободы, во имя которой и для защиты от произвола властей допустимое насилие со стороны граждан. Поэтому Локка считают не только прогрессивным либералом, а даже и революционером.

В отличие от Локка, Руссо речь идет не о пределы власти, а о подол ее. Для него не монархи, не аристократия есть суверенами политической власти, а лишь люди, народная ассамблея, каждый член которого имеет столько же прав, сколько и любой другой гражданин. Разрывая концепцию "прямой демократии", автор "Общественного договора" конструирует систему, в которой все члены общества органически связаны между собой, при этом каждый из них одновременно являются и сувереном, и подданным - то есть одновременно и руководит, и подчиняется, подчиняется.

Именно благодаря этому, считает Руссо, достигается равенство граждан, которые находятся в абсолютно одинаковых условиях.

Вместе с тем, несмотря на явную разницу между либерализмом и демократией, им обоим свойственно и нечто общее, а именно то, что они представляют собой индивидуалистические политические системы, где субъектами выступают специфические индивиды или граждане. Синтез элементов обеих этих систем в конце 19 в. - в начале 20 в. положил в некоторых западноевропейских странах начало возникновения так называемых либерально-демократических государств или, как еще их называют, государств либеральных демократий. Главная их черта - провозглашение четырех свобод как категорий, имеющих высокую

социальную ценность: свободы печати и слова, свободы собраний и свободы ассоциаций, которые, в свою очередь, обусловливают другие, не менее значимые, ценности: всеобщее избирательное право, равновесие властей и идеологический плюрализм.

Всеобщее избирательное право - это сердцевина западной демократии, источник партийного и идеологического плюрализма. Путь к нему проложена через процесс постепенного расширения избирательных прав граждан, сопровождался возникновением ассоциаций. А. Токвиль считал ассоциации мозгом южноамериканской модели демократии, хотя их роль в развитии и трансформации современной демократии еще не получила должной оценки.

А тем временем возникновения ассоциаций, которые имели целью конкретные политические цели, имеет неперехідне значение для становления демократии. Несмотря на то, что религиозные, корпоративные и культурные ассоциации существовали и в средние века, их политическое влияние был довольно слабым. С провозглашением права на свободные объединения в ассоциации - прообразы будущих партий и с соответствующим признанием рабочих ассоциаций, а этому в течение столетий препятствовали даже либеральные правительства, происходит радикальная смена образа демократического общества. Этот образ становится неотъемлемым от понятия "плюрализм". Как говорит Боббіо, "демократия или есть плюралістичною, или это - не демократия". Тем самым концепция демократии до конца 19 в. изменилась и на теоретическом уровне.

И еще одно. Устанавливая форму правления большинства, либеральные демократы должны были вместе с тем искать и создавать необходимое пространство для меньшинства, стремиться к поддержанию возможной равновесия между консенсусом и противоречием, чтобы не позволить большинству заманить меньшинство в "ловушку" тоталитарного консенсуса. Разумеется, на практике это не всегда удавалось и наряду с сохранением имущественного неравенства постоянно служило объектом критики со стороны левых сил. Провозглашенные либеральными демократиями свободы объявлялись ими же формальным, поскольку сохранялась эксплуатация человека человеком, а государство называлось не иначе как инструментом господства одного класса над другим.

Конечно, рациональное зерно в этой критике было, ведь защита прав меньшинства, которой разрешалось действовать в строго определенных рамках, всегда совпадало с интересами правящего класса. А этот класс, создавая видимость равных возможностей для всех, на практике не оставлял оппозиционной меньшинства никаких надежд на победу, то есть на завоевание власти.

Дальнейшее становление демократии, прежде всего в Западной Европе и в Северной Америке (США, Канада), что касается периода после второй мировой войны, шло, с одной стороны, по пути некоторого сглаживания социального неравенства, что привело к количественного роста средних слоев и повышение их роли в политической жизни, а с другой - в направлении все большего внедрения механизма реального плюрализма. Именно благодаря многочисленным средним слоям в западных обществах начала формироваться новая политическая культура, которая существенно изменила традиционный характер отношений между силами, противостоящими друг другу. Эти силы начали воспринимать друг друга не как непримиримого врага, а как природного соперника, ценного собеседника.

Изменилось отношение к власти. Потеря ее в той или иной партией уже не рассматривалась как невосполнимая потеря, потому что всеобщее избирательное право и политический плюрализм стали гарантом того, что те, кто потерпел поражение сегодня, могут стать победителями завтра. Так же осознавалось, что в демократической системе власти не приобретается раз и навсегда, что попытки какой партии навсегда удержать власть в своих руках губителен и для общества, и для самой партии.

Очевидно, что системы, в которых сохраняется разделение на друзей - врагов, не могут считаться демократическими при всей их формальной демократической атрибутике. Подобное разделение неизбежно порождает подавления одного одним. А, как известно, использование силы, насилия компрометирует ценность аргументов, высказываемых на пользу демократии, поскольку демократический выбор - это прежде всего отказ от насилия.

Содержание темы:
01 страница
#01. Михаил Ломоносов. История развития демократической мысли
#02. Википедия. История демократии
#03. Перикл. Исторический обзор развития демократии
#04. Перикл. Методологические основы теории демократии
#05. Перикл. Методологические основы теории демократии
#06. Перикл. Современные теории демократии
#07. Перикл. Современные теории демократии
#08. Перикл. Концепция суверенной демократии
#09. Перикл. Концепция суверенной демократии
#10. Перикл. Условия демократии
02 страница
#11. Перикл. Демократические политические институты
#12 Перикл. Демократические политические институты
#13. Перикл. Формы политической демократии
#14. Перикл. Демократия и политический режим
#15. Перикл. Гражданское общество и демократия
#16. Вanauka.ru. Генезис демократии в истории общественной мысли
#17. Вanauka.ru. Сущность современных концепций демократии

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98...82%D0%B8%D0%B8
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

С момента своего возникновения демократия была концепцией, открытой для интерпретаций. Её история фактически является не только историей борьбы между сторонниками народовластия и его противниками, но и историей дискуссий среди сторонников. Предметом дискуссий были такие вопросы, как:

Что представляет собой «народ», наделённый властью («демос»)?
Какие культурные ценности, правила и институты необходимы для демократии?
Относится ли демократия только к государству или её реализация требует вовлечения всех аспектов общественной жизни?

Демократия в её современном понимании имеет своё начало в Древней Греции и Древнем Риме, традициях средневековых городов-государств и развитии представительных органов власти в Европе и некоторых британских колониях в новое время. В античных городах-государствах верховной законодательной, исполнительной и судебной властью обладало собрание, включающее в себя всех граждан. Это было возможно потому, что население этих городов редко превышало 10000 человек, а женщины, неграждане и рабы не имели политических прав. Граждане имели право занимать различные исполнительные и судебные должности, некоторые из которых были выборными, а другие назначались по жребию. В средневековой Европе ключевую роль в зарождении принципов демократического правления сыграли концепции религиозного, естественного и обычного права как ограничений произвола власти. Большое значение имело распространение практики, когда монархи стремились получить одобрение своих распоряжений со стороны различных сословий. Съезды представителей этих сословий были прообразами современных законодательных собраний.

Эпоха просвещения, Американская и Французская революции стимулировали интеллектуальное и общественное развитие, в особенности развитие представлений о гражданских правах и политическом равенстве. Начиная с XIX века, собрания депутатов, избранных на свободных выборах, стали центральными институтами демократического правления. Во многих странах демократия также стала включать состязательность избирательного процесса, свободу слова и верховенство права. В странах с коммунистическими режимами провозглашалась идея народовластия, в структуру которого входили классовое единство и преимущественно государственная собственность на средства производства. До XX века демократия предполагала, что полноправным гражданством обладает меньшинство населения на основе имущественного ценза, в то время как остальные фактически лишены большинства социальных, экономических и политических прав и исключены из процесса принятия политических решений. К началу XXI века всеобщность выборов получила мировое признание как один из важнейших критериев демократии.

Содержание

1 Доисторический период
2 Античность
3 Средневековье
4 Новое время
5 Буржуазно-демократические революции
6 XIX век
7 XX век
8 Современная демократия
9 Проблемы современной демократии
10 Литература
11 См. также
12 Сноски

Доисторический период

Исследования нецивилизованных племён показывают[1], что в относительно независимых и сплочённых общинах возможен порядок, когда члены общины обладают определённой независимостью и когда значительное число её членов (например, старейшины) коллегиально принимают важнейшие решения в отношении всей общины. Отсюда можно сделать вывод, что отдельные элементы демократии были свойственны различным племенам за тысячи лет до нашей эры. Позднее люди перешли от охоты и собирания растений к сельскому хозяйству и торговле, что сопровождалось ростом общин, в результате стало нарастать экономическое и социальное неравенство, что привело к распространению и доминированию авторитарных традиций[1][2].

Следует отметить, что вопрос о смене первобытного равенства на иерархически организованное общество является предметом исследований. По одной из версий, появление лидеров в первобытном обществе связано не с подчинением ими других себе насилием, а взятием на себя функции координации совместных работ, способствовавшим улучшению положения общины[3].

Античность

Стела демократии. Музей древней агоры, Афины.

В V и IV веках д. н. э. в ряде древнегреческих городов стали возникать различные формы народного самоуправления. Наибольшую известность приобрела афинская демократия, которая начала формироваться в 507 году д. н. э. в Афинах и которая продержалась почти два столетия. Объектом самоуправления в этой системе был город-государство. Гражданством обладало всё непорабощённое население, унаследовавшее его от родителей, однако полноценными гражданами были только взрослые мужчины. Верховным органом власти была Экклесия, где мужчины собирались для голосования путём поднятия рук и где принималось то решение, за которое проголосовало большинство собравшихся. Вопросы на голосование выставлялись буле, состоявшим из представителей территориальных округов (демов). Вторым по важности политическим институтом был народный суд присяжных (дикастерий). Особенностью афинской демократии были тесная связь политики с религией, малый масштаб общественной жизни, относительно слабая роль письменности и упор на армии. В 321 году до н. э. Древняя Македония ввела имущественные ограничения, тем самым лишив подавляющее большинство населения Афин права на участие в голосованиях.

Отношение к демократии в Афинах с самого начала было неоднозначным. С точки зрения сторонников, воля народа придавала легитимность принятым на собраниях декретам, которые начинались словами др.-греч. ἔδοξεν τῆι βουλῆι καὶ τῶι δήμωι — «по решению буле и народа»[4]. С точки зрения критиков, народ был ненадёжной, подчинённой сиюминутным интересам, подверженной эмоциям и манипулируемой толпой. Известным примером творимого толпой произвола стал смертный приговор Сократу. Не случайно Платон в восьмой книге «Государства» утверждает, что избыточная демократия неминуемо влечёт за собой тиранию. В то же время Фукидид в его «Истории Пелопоннесской войны» приводит страстную речь Перикла в защиту демократии.

Современницей афинской демократии была Римская республика. Несмотря на свой стремительный территориальный рост, её правление сохранило основные черты города-государства. Легитимность древнеримского государства также была основана на народной воле: его армии воевали «от имени Сената и народа Рима». Гражданство можно было получить посредством натурализации, путём освобождения от рабства или унаследовав от родителей. Для участия в голосовании необходимо было личное присутствие на Форуме, что фактически исключало из числа полноправных граждан тех, кто жил за пределами Рима. Голосования проводились в четырёх представительных органах власти: Comitia Tributa был открыт для всех граждан, Concilium Plebis представлял интересы плебеев, Comitia Centuriata состоял из депутатов от армии, а Comitia Curiata включал представителей от знати из трёх родов и участвовал в формировании Сената. В большинстве случаев депутатами становились по жребию, а не по результатам голосования. При подсчёте голоса вначале группировались (по роду или центурии), а потом определялось решение, которое поддерживает большинство групп. Следует отметить, что из-за наличия могущественного Сената, в который входили преимущественно патриции, представительные органы не обладали верховной властью в республике.

Античные демократии существовали также за пределами Европы. На протяжении нескольких столетий после своего завоевания Александром Македонским в 331 году до н. э., парфянский город Сузы имел самоуправление наподобие греческих городов-государств. Некоторые исследователи выделяют общность имущества, обязательность труда для всех членов общины и т. п. у первохристиан как крайнюю демократическую радикальность[5].

Античные демократии предоставляли своим гражданам возможность для участия в самоуправлении, однако они не гарантировали свободу слова или вероисповедания, защиту права на собственность и не налагали конституционные ограничения на правительство[6]. Их институты исчезли вместе с падением Римской республики. Хотя спустя почти тысячу лет в некоторых городах-государствах и сельских общинах позднего Средневековья вновь стали появляться элементы самоуправления, оно не ассоциировалось с идеей демократии. Эта идея обратила на себя внимание только в эпоху Возрождения наряду с другим наследием античности и в итоге оказала значительное влияние на западноевропейскую мысль[7].

Средневековье

Лагман Торгни объясняет шведскому королю Олафу необходимость согласования решений со своими подданными (1018 год)

Начиная с IX века в отдельных районах Европы дворяне и почётные граждане стали напрямую участвовать в местных собраниях и избирать депутатов в региональные собрания. В Альпах такие районы стали самоуправляемыми кантонами, которые в XIII веке вошли в состав Швейцарской конфедерации. Скандинавские викинги постепенно развивали многоуровневую систему представительных органов, и в 930 в Исландии впервые возник аналог современных национальных законодательных собраний и парламентов — Альтинг. В городах новгородской земли важнейшие решения принимались на вече.

В XII веке в ряде итальянских городов-государств (таких как Венеция, Флоренция, Сиена, Пиза) начали проводиться прямые периодические выборы на высшие руководящие должности. Поначалу участвовать в выборах могли только дворяне и крупные землевладельцы; например, в Венеции, где такой порядок сохранился до XVI века, избирательным правом обладало около 2 % населения. В других городах-государствах со временем такое право распространилось на мелких купцов, банкиров, состоявших в гильдиях ремесленников и пехотинцев, так что в Болоньи XIV века им оказалось охвачено 12 % населения. В середине XIV века экономический рост городов-государств сменился упадком. Войны, внутренние конфликты и коррупция способствовали ослаблению республиканской власти, и на смену пришли различные авторитарные режимы.

В некоторых странах получила распространение выборная монархия: Священная Римская империя, где император избирался курфюрстами, а также Королевство Польское (позднее Речь Посполитая), где на протяжении XVI—XVIII веков «шляхетская демократия» характеризовалась широкими правами дворянства.

Новое время

Английский парламент изначально задумывался как королевский совещательный судебный орган для жалоб. В 1215 году крупные землевладельцы добились от Иоанна Безземельного подписания Великой хартии вольностей, согласно которой монарх не мог вводить новые налоги без согласия королевского совета. Со временем этот орган окончательно перешёл от судебных функций к законодательным, и к концу XV века принятие закона в Англии требовало одобрения не только короля, но и обеих палат Парламента.

В процессе Славной революции английские левеллеры и другие радикальные пуритане выдвинули требование широкого представительства в Парламенте, расширения полномочий Палаты общин и избирательного права для всего мужского населения страны. Хотя республика просуществовала недолго, и в 1660 году была восстановлена монархия, полномочия Парламента значительно расширились, в особенности по вопросам о назначении премьер-министра. В начале XVIII века возникли две политические партии: Виги и Тори. Принятие законов стало невозможным без поддержки руководства партийного большинства в Палате общин, и монархи оказались вынужденными отдать формирование исполнительной власти этому руководству. В 1783 году король Георг III отказался признать предложенные Вигами кандидатуры премьер-министра и членов кабинета, что привело к конституционному кризису, и в итоге король уступил. Следует отметить, что в силу имущественного ценза избирательным правом обладало около 5 % взрослого населения (реформы начались только в 1832 году и продолжались до 1928 года, когда женщины получили право голоса). Жители британских колоний вообще не имели представительства в Парламенте, хотя были обязаны платить налоги Короне.

В то же время, в силу удалённости от Лондона, многие британские колонии получили достаточно широкую автономию, учредили местные выборные органы самоуправления и в ряде регионов наделили избирательным правом большинство взрослых мужчин белой расы[1]. Распространение частной собственности и землевладения способствовали усилению популярности идей о естественных правах человека и народном суверенитете.

Буржуазно-демократические революции

Эпоха Просвещения принесла ряд новых идейных течений[7]: гуманизм, который рассматривал личность в зависимости от способностей и стремлений человека, а не места в социальной иерархии; равенство, наделяющее каждого члена общества одними и теми же правами и обязанностями (хотя определение «общества» сильно варьировалось); концепцию свободной конкуренции среди людей, товаров и идей. Хотя многие мыслители были противниками демократии, они внесли важный вклад в основы современного понимания этой формы правления[8].

Усиление национальных государств переместило фокус проблем либерализации и демократизации общества с масштаба города-государства на масштаб целой страны. Первый шаг от теории к практике демократии на таком масштабе был предпринят в Северной Америке, где была провозглашена борьба за независимость от колониального правления во имя естественного и неотчуждаемого права народа на самоуправление. При этом из «народа» были исключены женщины, рабы, многие свободные негры, индейцы и, в ряде штатов, малоимущие. Тем не менее, легитимность и институты новой республики существенно зависели от воли общества.

Революционным изменениям сопутствовал рост самосознания американцев как единой нации[1]. Этому способствовала война с Великобританией, Декларация независимости, бегство противников независимости в Канаду и Англию, стремительное укрепление связей между штатами. В результате стало возможным создание конфедерации с единым федеральным правительством, которое со временем наращивало силу. Из-за огромных размеров страны системой национального самоуправления стала представительная демократия с федеративным делением. Основатели США стремились к тому, чтобы социальные институты отражали не все существующие взгляды, а лишь «очищенные» мнения, способные придать обществу конструктивный совещательный характер[9]. По их замыслу, такую роль должны были играть депутаты, которые бы собирались в небольших представительных органах для выработки продуманных решений в интересах общего блага. Отношение к политическим партиям поначалу было двойственным: с одной стороны, их деятельность воспринималась как разрушительная для единства нации, с другой стороны, они были необходимы для организованного электорального процесса и обеспечения открытой конкуренции на выборах. Параллельно в небольших городах Новой Англии на местных собраниях практиковались обсуждения и голосования с правом непосредственного участия всех граждан.

В то же время проявились принципиальные трудности новой политической системы: только небольшая доля граждан физически могла обсудить какой-либо вопрос с их представителями (прежде всего, в силу ограниченного времени); граждане отличались неоднородностью (региональной, этнической, религиозной, экономической и т. д.); конфликты стали неизбежным и нормальным аспектом политической жизни, а понятие об общем благе потребовало формулировок, которые бы устроили всё неоднородное население. Постепенное формирование социальных институтов, необходимых для решения этих проблем, способствовало эволюции политической системы в сторону либеральной демократии.

Летом 1789 года Национальное собрание Франции провозгласило «права человека и гражданина», которые обещали политические свободы и социальное равенство. Согласно декларации, источником суверенной власти была нация. С течением времени, ответ на вопрос, кто вправе говорить от имени нации, всё время менялся. Поначалу это были депутаты, потом парижские мобилизованные, комитет общественного спасения, элита собственников и наконец генерал Бонапарт[7]. На смену умеренной революции пришёл террор, далее реакция, военная диктатура, имперская монархия, — однако каждый режим утверждал, что правит от имени народа. Как сторонники, так и противники революции понимали, что она необратимо изменила мир. Выводы были различными. Жюль Мишле считал революцию вершиной преданности Франции идеям свободы. Ипполит Тэн полагал, что народный суверенитет влечёт за собой сперва анархию, а затем деспотизм. Глубокий анализ революции проделал Алексис де Токвиль, который рассматривал её как часть глобального исторического процесса разрушения институтов феодальной Европы демократическими силами нового общества.

XIX век

После 1815 года и до конца столетия монархия по-прежнему оставалась наиболее распространённой формой правления в Европе. Республика сохранилась в Швейцарии и нескольких городах-государствах. В 1870 году к этим странам присоединилась Франция — не по своей воле, ибо таким способом Пруссия предполагала ослабить поверженного в войне противника. Однако представительные органы власти стали играть всё большую роль. Всё больше мужчин стали получать право голоса. Политические партии, профсоюзы, газеты предоставляли инфраструктуру, которая стимулировала политическую активность населения. Различия между монархией и демократией начали размываться[7].

Давление демократических сил сказалось на всех политических течениях. На протяжении первой половины столетия либералы подозрительно относились к массам, из-за которых, по их мнению, республика переродилась в диктатуру. В середине века левое крыло либералов стало выступать в поддержку всеобщего избирательного права для мужчин. Наполеон III, Бисмарк, Дизраэли и другие консерваторы также стали прибегать к демократическим средствам вроде плебисцита для более эффективного достижения своих целей. Даже Римско-католическая церковь учредила массовое движение (христианская демократия) для защиты своих интересов от нападок со стороны секулярного государства.

Наиболее значительные демократические устремления относились не к общественному порядку, а к национальному сообществу. Французские революционеры подчёркивали, что народы не принадлежат правителям и что нации, так же как и отдельные люди, имеют право определять свою судьбу самостоятельно. Со временем идея самоопределения стала означать право наций иметь собственное национальное государство, сочетающее суверенитет с народным самоуправлением, что придавало такому государству статус единственно легитимной формы организации политического пространства. Вслед за Францией и США, в середине столетия нациями стали итальянцы и немцы[10]. В то же время национально-освободительная борьба ирландцев и поляков поначалу была неудачной. Культурная неоднородность населения, в особенности значительная в восточноевропейских многонациональных империях, делала затруднительным само определение нации, что подрывало фундамент под принципом самоопределния. Ещё большие трудности возникали при попытке распространить этот принцип на колонии в остальном мире. В середине века даже прогрессивные европейцы не считали «варваров» готовыми к собственной независимости. Однако к XX веку национально-освободительная борьба начала распространяться по всему миру, и зародилось глобальное движение против колониализма.

Учреждение всеобщего избирательного права для мужчин во Франции в 1848 году

В XIX веке также шли процессы переосмысления «народа» как субъекта народовластия. Изначально, например, во Франции в 1830-е годы из 30-миллионного населения только 200 тысяч имело право участвовать в выборах[1]. В дальнейшем имущественный ценз был ослаблен, а затем отменён. Начиная с Новой Зеландии в 1893, одна страна за другой стала наделять женщин правом голоса. С другой стороны, всё больше сторонников демократии стали осознавать, что её реализация требует практического обеспечения ряда гражданских прав, в особенности права на организацию и на свободу слова.

К концу 1840-х гг. в Западной Европе представления о верховенстве права и о праве на собственность достаточно прочно утвердились[11]. В тот же период среди демократов начал завоёвывать популярность взгляд, что политических преобразований недостаточно и необходимы глубокие социально-экономические реформы. Карл Маркс и Фридрих Энгельс считали, что только пролетарская революция приведёт к созданию подлинно свободного общества равных. Они рассматривали демократические процедуры как средство для прихода пролетариата к власти. С их точки зрения, это открывало возможность к построению общества, в котором не было бы классовых противоречий, и следовательно, отпала бы необходимость в партиях. Однако по мере роста рабочего движения, победа на выборах и реализация демократической политики всё чаще воспринимались как важнейшие цели, а не как средство[7]. К началу XX века это движение, в особенности Социал-демократическая партия Германии, стало наиболее последовательным и решительным сторонником демократических реформ.

Демократизация оказала значительное влияние на европейское общество и культуру. Профсоюзы стали легальны, было введено бесплатное и обязательное школьное образование, началось строительство социального государства, значительно выросли тиражи у прессы. В то же время эти процессы были далеко не единственными, так что на рубеже XX века западные политические режимы представляли собой смесь либерализма, олигархии, демократии и коррупции[11].
XX век

Первая мировая война подорвала позиции многих влиятельных противников демократии, в особенности Российской империи, которая в 1917 году впала в пучину революций. Победителями из войны вышли западные державы в союзе с США, чей президент Вудро Вильсон сказал, что цель войны — сделать мир безопасным для демократии. В соответствии со взглядами таких философов, как Имминуил Кант и Джереми Бентам, что демократия по своей сути миролюбива, в 1919 году была учреждена Лига наций для распространения национального самоуправления и добрососедских отношений между странами.

В некоторых странах, например, в Швеции, обеспокоенный Октябрьской революцией правящий класс пошёл на уступки левым движениям и согласился на демократические реформы. Ускорилось распространение избирательного права на женщин. Многие государства приняли письменные конституции, провозглашавшие широкие политические и гражданские права. Стремясь не допустить злоупотреблений властью и зависимости политики от эмоций избирателей, конституции учреждали невыборные органы, непрямые выборы, региональное неравенство и другие механизмы противовесов и сдержек. Однако на практике в ряде стран конституционные права не были традицией и не считались общепризнанной ценностью. Последствиями войны, революционной волны, а затем начала Великой депрессии, стало массовое разочарование в идеалах. Атаки на демократию оказались для неё фатальными в странах без устоявшейся демократической политической культуры. Рост популярности авторитаризма привёл к падению одной представительной демократии за другой по всей Европе.

В 1922 году в Италии пришли к власти фашисты. В начале 1930-х Веймарская республика оказалась под властью нацистов, которые установили режим, основанный на расизме, крайнем национализме и антикоммунизме. Параллельно в СССР, вслед за жестоким подавлением оппозиции революционным режимом, руководство ВКП(б) развернуло систему массового насилия и террора ради строительства социализма. Все три режима враждебно остносились к представительной демократии, но при этом сочетали диктатуру с рядом внешних атрибутов народовластия: массовой партией, демонстрациями и плебисцитами.

Следует отметить, что идеологи СССР характеризовали советскую систему как «социалистическую демократию». Однако выборные органы — Советы — не обладали реальной властью[12]. Хотя Конституция СССР декларировала ряд важных для демократии политических и гражданских прав, они не были подкреплены социальными институтами и существовали лишь в теории. Однако СССР был страной, где одним из основных критериев продвижения в элиту и властные институты был критерий рабоче-крестьянского происхождения, открывающий выходцам из социально слабых слоев общества путь к высшим статусным позициям в обществе; все высшие руководители СССР, кроме Ленина, имели рабоче-крестьянское происхождение.[13]

Вторая мировая война закончилась в 1945 году поражением фашистских режимов. Крайние правые были дискредитированы, объявлены вне закона и в некоторых местах подвергались репрессиям[7]. Почти все режимы, которые возникли на обломках войны, объявили себя демократическими. В Восточной Европе «народные демократии» формировались под покровительством СССР и (за исключением Югославии и Албании) при помощи советской армии. В Центральной и Западной Европе парламентарные режимы находились в союзе и под влиянием США. Такое разделение континента продолжалось до 1989 года, когда реформы в СССР открыли дорогу демократическим движениям в Восточной Европе. В течение нескольких лет на смену коммунистическим режимам пришли демократические правительства, а сам СССР распался.

На Западе под демократией стала пониматься либеральная демократия, для которой характерны не только свободные и честные выборы, но и верховенство права, разделение властей и защита основных личных прав и свобод (слова, совести, собственности и ассоциаций)[11]. В ряде стран, называвших себя демократическими, продолжалась борьба отдельных групп населения за избирательное право. В США проживающие в южных штатах негры получили реальную возможность голосовать в 1964 году. В Швейцарии женщины получили право участвовать в национальных выборах в 1971 году.

Послевоенные годы также ознаменовались распадом колониальной системы. Хотя Великобритания и Франция были против независимости своих колоний, у них не было сил и возможностей для этого перед лицом местного сопротивления, давления со стороны США и СССР и нежелания собственных граждан защищать империю[7]. К 1980-м почти все бывшие европейские колонии обрели независимость. Хотя борьба против колониализма была во имя национального самоопределения, процесс становления демократических институтов в новых государствах столкнулся с серьёзными трудностями. Большинство бывших колоний оказались под властью авторитарных режимов, часто опиравшихся на армию.

Конец XX века ознаменовался новой волной демократизации. Если после Первой мировой войны потеряли привлекательность и были дискредитированы абсолютизм, дуалистическая монархия и олигархия, а после Второй мировой войны фашизм и расизм, то по окончании холодной войны та же участь постигла восточно-европейские коммунистические режимы и латино-американские военные диктатуры. Наиболее населённой в мире страной с демократической системой стала Индия.

Современная демократия

Выделенные синим цветом страны являются представительными демократиями согласно экспертам «Freedom House» (2010 год)

На сегодняшний день число функционирующих демократических режимов в мире является самым большим за всю мировую историю[7]. Более половины населения мира живёт в странах, где периодически проводятся выборы. Народ повсеместно провозглашается источником политической власти, и даже диктатуры обычно подают свои действия от имени народа. Выборы, даже когда они сфальсифицированы, стали существенным ритуалом легитимизации власти. По мнению политологов, на рубеже XXI века демократические институты в более трети стран мира были сравнимыми с институтами старейших демократий[1].

Право на участие в процессе принятия политических решений отражено во многих международных документах. Например, Всеобщая декларация прав человека (статья 21) провозглашает, что каждый человек имеет право принимать участие в управлении своей страной непосредственно или посредством свободно избранных представителей, что каждый человек имеет право равного доступа к государственной службе, что воля народа должны быть основой власти правительства и что свобода голосования должна обеспечиваться путём всеобщего и равного избирательного права.

В развитых демократиях правом голоса наделено почти всё взрослое население страны[9]. Предметом дискуссий является вопрос об избирательном праве для приехавших на постоянное место жительство иностранцев. В некоторых странах (Австралия, Бразилия) участие в выборах обязательное, однако в большинстве стран оно добровольное. Несмотря на обилие выборов и референдумов в таких странах, как США или Швейцария, в них постоянно участвует лишь меньшинство населения; остальные мало интересуются политикой.

Для объяснения причин снижения активности избирателей было выдвинуто несколько версий[14]. Участие в политической жизни требует затрат времени, которое можно было бы использовать в личных целях. Некоторых избирателей разочаровывает, что политики сосредоточены на борьбе за власть и на собственных интересах. В борьбе за голоса избирателей, многие партии со временем всё больше стремятся к центризму, что стирает различия между ними. Есть мнение, что существующие партии возникли на фоне социальных и политических конфликтов далёкого прошлого, и поэтому они плохо приспособлены для решения современных вопросов. СМИ часто фокусируют внимание на политических скандалах вместо обсуждения проблем по существу. Ряд острых вопросов (преступность, наркомания, безработица) трудно поддаются решению, независимо от того, какие силы у власти. С точки зрения богатых, демократия отвлекает от проблем и возможностей частной жизни. С точки зрения бедных, демократия не достаточна для противодействия нищете, насилию и коррупции.

Развитие средств массовой коммуникации, автоматической обработки информации и теории искусственного интеллекта возродило интерес к прямым формам демократии[15].

Проблемы современной демократии

В начале XXI века демократия стояла перед необходимостью решить ряд проблем[16][17]:

Неравенство. Хотя рыночная экономика косвенно способствует распространению демократии, при слабом государственном регулировании она может приводить к значительному неравенству в доходах, образовании, социальном статусе и других экономических и общественных ресурсах. Те, у кого этих ресурсов больше, используют их, чтобы оказать влияние на проводимую политику. Результатом становится политическое неравенство. Решение этой проблемы требует повышения демократической подотчётности крупных финансовых и промышленных корпораций — не только средствами внешнего политического и экономического контроля, но и внутри самих фирм. Последнее может иметь различные формы, как например, вхождение представителей различных групп сотрудников в совет директоров компании или самоуправление рабочих коллективов. Некоторые левые движения утверждают, что для обеспечения политического равенства необходима экономическая демократия, которая заключается в распределении собственности на средства производства среди трудовых коллективов.
Иммиграция. В развитых странах среди иммигрантов много бедных и необразованных людей со значительным культурным отрывом от коренного населения. Некоторые из иммигрантов находятся в стране нелегально. Их часто обвиняют в захвате рабочих мест, злоупотреблении социальными благами и нарушении принятых норм. Подобные настроения способствуют популярности радикальных политических движений, враждебных не только иммиграции, но и правам человека и порой даже самой демократии.
Терроризм. Для борьбы с терроризмом на своей территории демократические страны приняли меры, расширяющие полномочия органов безопасности и правопорядка. В то же время эти меры наложили ограничения на некоторые фундаментальные свободы граждан.
Национализм этнических меньшинств. Некоторые этнические сообщества стремятся к созданию собственных государств, на что страны, где эти сообщества проживают, (в том числе, демократические) обычно реагируют крайне негативно.
Международные организации. Некоторые проблемы невозможно решить не только на масштабе отдельного города, но и на масштабе всей страны. Для решения таких проблем был создан ряд международных структур, включая ООН и Европейское сообщество. Эти структуры предполагают частичное ограничение суверенитета стран-участников, в частности, контроль над проводимой политикой частично оказывается вне досягаемости граждан страны или в сфере влияния других стран. Так, в странах-членах ОБСЕ вопросы прав человека, демократии и верховенства закона обсуждаются на международном уровне и не относятся к числу исключительно внутренних дел соответствующего государства[18]. Кроме того, у этих организаций, несмотря на их формальную подотчётность перед участниками, крайне мало политических институтов демократии. В частности, процесс демократизации ЕС сталкивается с необходимостью ответить на фундаментальные вопросы и определить, возможно ли демократическое управление ЕС на приемлемом уровне.
Переходный период. В то время как в одних странах переход к демократии был успешным, в других она не обрела или потеряла устойчивость. Поскольку переходный период в каждой стране имеет ярко индивидуальные черты, общая методология демократизации до сих пор не выработана.

Также предметами дискуссий по-прежнему являются состав наделённого властью народа («демоса»), процедуры демократического представительства, необходимые общественные и культурные условия, пределы демократической политики. К сравнительно новым областям столкновения мнений относятся вопросы о защите этнических и культурных меньшинств от воли большинства, а также о распространении демократических принципов на семьи, религиозные учреждения, школы и больницы.

Литература

Бузескул В. П. История афинской демократии. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1909.
Буйчик А. Г., Зайнагабдинова Э. Ч., Сорокина Е. В. История социума и демократии. В 2 кн. Книга 1: Древний мир, Средневековье и эпоха Возрождения / А. Г. Буйчик, Э. Ч. Зайнагабдинова, Е. В. Сорокина; СЗ НИИ КиПН. СПб., 2007. ISBN 5-85474-033-8
Демократия / Под ред. С. В. Сироткина. М.: Звенья, 2001. ISBN 5-7870-0050-1
Демократия: государство и общество / Н. В. Давлетшина, Б. Б. Кимлика, Р. Дж. Кларк, Д. У. Рэй. Уч. пособие. М.: Ин-т педагогических систем, 1995.
Георгиев П. В. Образ афинской демократии в историософии русской идеи: демократия как антисоциальное в России // Социальное: смысл, поиск в современном культурно-историческом пространстве и дискурсе. — Материалы международной научно-практ. конференции. — Каз., 2011. — С. 252—262.

См. также

Демократия
Демократия в России
Демократия в США
Демократия в Швеции
История демократической мысли

Сноски

Dahl R. A. Democracy. Энциклопедия Британника Chicago: Encyclopædia Britannica, 2007. Vol. 17, No. 179. См. также [1] (англ.)
↑ Пугачёв В. П., Соловьёв А. И. Введение в политологию. Учебник для вузов / Изд. 4-е. М.: Аспект-Пресс, 2010. Гл. 11. Демократия: понятие и возникновение. ISBN 978-5-7567-0165-4
↑ Математики смоделировали возникновение деспотизма
↑ См. например, Jameson M. H. A Decree of Themistokles from Troizen // Hesperia. 1960. Vol. 29, No. 2. P. 198.
↑ Античная демократия: свобода как фактор культурогенеза
↑ Plattner M. F. Liberalism and Democracy: Can't Have One Without the Other (англ.) // Foreign Affairs. March-April, 1998.
Sheehan J. J. History of Democracy // International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences / Ed. N. J. Smelser, P. B. Baltes. Oxford: Elsevier, 2001. ISBN 0-08-043076-7
↑ Подробнее см. История демократической мысли
Fishkin J. S. Democratic Theory // International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences / Ed. N. J. Smelser, P. B. Baltes. Oxford: Elsevier, 2001. ISBN 0-08-043076-7
↑ Подробнне см. История национализма
Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy (англ.) // Foreign Affairs. November-December, 1997.
↑ Подробнее см. Демократия в России
↑ Новосельцева Т.И. Выдвиженчество в кадровой политике Советского государства в 1920-1930-е гг. (На материалах Смоленской области), дисс. канд. исторических наук, Смоленск, 2004, 263с.
↑ Roskin M. G. Political science. Энциклопедия Британника См. также [2] (англ.)
↑ Подробнее см. Электронная демократия
↑ Аронов Е. Современная теория демократии // Голос Америки. 28.12.2005
↑ Даль Р. Смещающиеся границы демократических правлений // Русский журнал. Октябрь 2000. Ч. 1 Ч. 2
↑ Документы универсального характера

[Перикл]

http://nicbar.ru/theoria_democraty1.htm
Лекция 1.

1.1. Введение в понятие «демократия»

История человечества свидетельствует о том, что демократия не является естественным образом жизни для людей. Как и в природе определяющим всегда являлся закон, в соответствии с которым выживает сильнейший. Такой порядок проявлялся в различных насильственных общественно-государственных устройствах, различающихся степенью ограничений, налагаемых на человека. В качестве наиболее распространенных можно назвать теократию, тиранию, диктатуру, монархию, империю, тоталитаризм, олигархию, различающиеся степенью насилия, навязанной меньшинством большинству, неспособному противостоять принуждению. Демократическая организация жизни, которая противоречит природе, так как является культурным продуктом человечества, претендует на переворот в естественном для общества порядке, поэтому ей оказывается серьезное сопротивление, и строятся многочисленные препятствия.

Явление под названием «демократия» известно миру два с половиной тысячелетия. За этот достаточно продолжительный для человеческой истории период времени люди могли сравнить различные формы правления и государственного устройства, методы осуществления власти, взаимоотношения власти и общества. Такое сравнение все в большей степени приводило к мнению о том, что демократия является наиболее предпочтительной для комфортного проживания людей формой организации власти.

О демократии в политологическом значении имеет смысл говорить лишь в том случае, если речь идет не просто о взаимоотношениях людей, а об отношении организованной власти и общества. Т.е. демократия появляется тогда, когда возникают государства, на этапе перехода от первобытнообщинного, племенного к рабовладельческому строю. Некоторые, условно говоря, демократические проявления во взаимоотношениях людей в догосударственный период (общинная демократия, военно-племенная демократия) не могут претендовать на такое определение. Со времен Аристотеля демократия рассматривается, прежде всего, как форма правления, режим, при котором утверждается суверенность народа и при котором управляют от его имени.

Импульс к демократическому способу правления исходит, по выражению Р.Даля, из «логики равенства»,[1] когда члены сообщества стремятся вырабатывать решения совместно. Такие условия стали складываться примерно около 500 г. до н.э. в Древней Греции и Древнем Риме.

[Перикл]

http://nicbar.ru/theoria_democraty3.htm
3.1. Методы и подходы в исследовании демократии

Метод – способ познания, исследования общественной жизни, в частности, одной из ее разновидностей – демократии. Выбранный метод предполагает избрание определенной стратегии исследования, дающей возможность установить объективные закономерности исторических типов демократии, теоретически обосновать направление развития ее современных форм. В политической теории используются методы смежных или близких отраслей знаний.

Исследователи выделяют несколько групп методов, используемых в политическом познании: общенаучные, социально-гуманитарные и специально-научные.[1]

Общенаучные методы состоят из двух основных компонентов или подгрупп познавательных средств: логико-эвристических приемов и философско-аксиологических принципов изучения политической жизни. Выделяют такие общенаучные методы как индукция и дедукция, анализ и синтез, диагноз и прогноз, определение и классификация, сравнение и аналогия, дескриптивно-конкретное описание и абстрактно-объяснительная интерпретация, наблюдение и эксперимент, стратегический анализ и логико-математическое моделирование и т.д. Эти методы называют также общелогическими.

К социально-гуманитарным методам относятся методы историко-сравнительного и синхронно-компаративного исследования, анализа документов и источников, а также методы, принадлежащие ранее лишь отдельным наукам: психологии – тесты и шкалирование, социологии – зондажи общественного мнения, культурологии – изучение стереотипов и традиций, лингвистики и семантики – приемы анализа знаков и символов. Некоторые исследователи подразделяют данную группу методов на две: общетеоретические, а также методы и подходы социальных наук.

К специально-научным методам относятся приемы, которые наработаны в самой политологии – модификация или комбинирование других методов в особый инструментарий, используемый при анализе политических объектов, например, имитационное моделирование политических ситуаций с использованием элементов теории игр или рейтинговые экспертные оценки политических лидеров со шкалированием, сравнительный анализ государств и партий, осуществляемый с использованием компьютерной техники.

Методы, содержащие установки и критерии на определенное понимание и интерпретацию политических явлений, называют подходами. Например, психологический подход, который помогает познавать социальную реальность исходя из субъективного видения этой реальности определенным индивидом, помещенным в определенные социально-политические условия, в психологическую среду; экономический подход, характеризующийся детерминированием политики экономикой, которая является ее концентрированным выражением; социологический подход, означающий исследование политической системы, общества, партии с точки зрения интересов составляющих ее социальных групп, социальной структуры исследуемого предмета, социальных статусов и ролей, играемых индивидами, составляющими эту группу; нормативно-ценностный подход, согласно которому политические явления оцениваются с точки зрения соответствия нормам морали, принципам справедливости и общего блага.

В энциклопедическом словаре по политологии выделяются три группы методов, применяемых при исследовании политических процессов, в том числе демократических: сравнительно-исторические, эмпирические и системные.[2]

Сравнительно-исторические методы включают в себя методы исторического описания, конкретного анализа, сравнительный, периодизации, хронологический, прогностический и дают возможность изучать политические явления как в тесной связи с исторической обстановкой, так и в качественном изменении на различных этапах развития, позволяют выявить генетическую связь явлений, их типологические связи, различия, позволяют охватить феномен демократии в целом, а не в какой-либо ее части.

Эмпирические методы политических исследований связаны с практической потребностью в объективных знаниях политической действительности, связанных с участием граждан в политике. Существенное место в эмпирических исследованиях отводится проблеме политического поведения, исследованию политической культуры, изучению влияния различных факторов на политический процесс, системному анализу больших и малых политических структур, комплексному изучению политического управления, структурно-политическому анализу политических институтов и др.

Системные методы позволяют изучать политику как комплексный процесс, выявлять на общем фоне развития того или иного политического явления наиболее важные элементы, проследить их взаимозависимость и взаимообусловленность.

В качестве типологизации методов политологических исследований используется также их деление на качественные и количественные. Первые опираются на изучение и определение качественных признаков и свойств политических объектов, вторые – на измерение различных параметров с использованием символико-математической формализации и квантификации. Однако, в современных исследованиях порой бывает достаточно сложно обозначить границу между качественными и количественными методами.

В политологии исследования проводятся на двух уровнях – теоретическом и прикладном – с использованием широкого спектра методов сбора, систематизации и анализа.

Приоритет в данной работе был отдан следующим методам политических исследований: историческому, сравнительному, структурно-функциональному.

Исторический метод позволяет показать генезис и развитие демократии, включая конкретно-исторические условия ее формирования и функционирования. А.И.Ковлер пишет: «Исторический подход рассматривает изучаемый объект как целостную систему, прошедшую различные этапы своего развития, когда смена этих этапов происходит в силу объективных закономерностей».[3] Поэтому, рассматривая институты представительства – от народного собрания греческих полисов до современных парламентов – можно сделать вывод, что исторически менялись принципы и формы представительства, но само представительное начало сохранялось, переходя из одной формы демократии к другой. Таким образом, осуществляется преемственность лучших традиций демократии от одной эпохи к другой. Однако, это не означает, что ожидаемый результат может быть получен посредством автоматического переноса в настоящее эффективных в историческом прошлом форм общественного развития. Тем не менее, поиск исторических корней имеет решающее значение при определении направления исследования.

Сравнительный метод позволяет выявить общие закономерности и специфические черты развития различных форм демократии, характерных для различных стран, с учетом особенностей развития нации, религиозной конфессии, культуры и ее исторических аспектов. При сравнении различных институтов, процессов, систем, элементов, процедур, явлений обнаруживается нечто общее или различное между ними. В качестве особенностей сравнительного политического исследования отечественный политолог Л.В.Сморгунов, опираясь на выводы ученых-компаративистов, выделяет следующие:

- сравнение включает абстракцию, поэтому не могут сравниваться конкретные ситуации и процессы, что может привести к искажению уникальности;

- до сравнения необходимо определить критерии релевантности особых компонентов социальной и политической ситуации анализируемой проблеме;

- необходимо определить критерии адекватного представления особых компонентов, которые включаются в общий анализ или в анализ проблемы;

- при попытке развития теории политики необходимо сформулировать гипотезы, возникающие или из содержания концептуальных схем, или из формулировки проблем;

- формулировка гипотетических данных и их исследование на проверяемых данных никогда не могут привести к доказательству;

- необходимо формулировать серии гипотез, а не отдельные гипотезы;

- сравнительное изучение, даже если оно не оправдывает ожиданий общей теории политики, может подготовить почву для постепенного и кумулятивного развития теории;

- при производстве гипотез не следует проектировать возможные взаимоотношения в чистом виде. [4]

Современные исследователи выделяют сравнительно-качественный метод как «срезовый» анализ отдельных случаев с точки зрения, как сходства, так и различия».[5] Данный метод успешно применяется на основе тщательно отобранного набора случаев и достаточно широкого спектра переменных. Один из приемов сравнительно-качественного метода заключается в исследовании, основанном на принципах «максимального сходства» и «максимального различия», и базируется на попытке выявить систематические совпадения и различия отдельных случаев, что дает возможность найти ключевые определители или общие переменные, контролируя при этом другие параметры. В качестве примера может служить анализ демократии в Европе в межвоенный период, проведенный Д.Берг-Шлоссером и Ж. де Меером.[6] В этом исследовании основной зависимой переменной являлось сохранение или падение демократических систем. При этом предлагалось три важнейших сравнения:

1. Для изучения сохранившихся демократических систем необходимым является указание на общие черты случаев, характеризуемых максимальным различием между собой;

2. Таким же образом для анализа падения демократических режимов необходимо определить общие характеристики, присущие случаям с максимальными различиями между собой;

3. Последовательно сравнивая примеры падения и сохранения демократии, необходимо определить различия, фиксирующие принципы максимального сходства пар случаев с противоположными результатами.[7]

Первые два типа сравнения называются «максимально различными с одинаковым исходом» (MDSO), третий – «максимально схожим с различным исходом» (MSDO). Эти дистанционные измерения создают основу для определения «максимального различия» и «максимального сходства», являющихся сравнениями в исследованиях MDSO и MSDO. В упомянутом исследовании Д.Берг-Шлоссера и Ж. де Меера причины различных исходов (падение демократических режимов или их сохранение) заключаются в общих чертах случаев MDSO и в различиях, присущих случаям MSDO. В качестве причинных факторов были выделены те, которые имели большее значение – специфические различия в политической культуре. В результате эти основополагающие условия культурно-исторического характера могут считаться «данными» в противоположность специфическому влиянию и масштабам кризиса, рассматриваемого в качестве внешней причины общего характера, на основе которого можно определить реакцию основных социальных и политических акторов.

Среди сравнительных методов пользуется достаточно высокой востребованностью case-study сравнение, которое применяется при анализе какого-либо политического феномена в отдельной стране в сравнении с другими странами. Данный вид сравнительного анализа отличается от других тем, что каждый случай рассматривается отдельно в контексте выбранной исследовательской цели и руководствуется логикой многочисленных экспериментов.

Структурно-функциональный метод предполагает исследование сложного предмета с точки зрения расположения и взаимосвязанности части этого предмета, образующего его структуру, а также роли, которую играет каждая из частей в интересах целого предмета, и функций, исполняемых предметом, в более сложной окружающей системе. Структурный функционализм представляет общество как систему, включающую в себя устойчивые элементы, между которыми устанавливаются определенные связи, в совокупности образующие структуру системы. Каждый из элементов выполняет определенную функцию, необходимую для поддержания системы в целостности. Согласно этому методу общество (система) может быть представлено как совокупность крупных элементов (подсистем), а также как совокупность отдельных позиций, занимаемых индивидами, и ролей соответствующих этим позициям. Состояние и поведение крупных элементов и индивидов объясняется, прежде всего, потребностями в выполнении функций и ролей, вследствие чего главной задачей исследования является выявление элементов системы, их функций и способов связи между ними. Структурный функционализм явился основой для создания теории политических систем, уделявший большое внимание факторам, обуславливающим стабильность политической системы.

Методологически важным принципом структурно-функционального метода является выделение основоположником данного метода Т.Парсонсом четырех основных функций любой социальной системы: функции адаптации, которую обеспечивает экономическая подсистема общества; функции достижения целей, реализуемую политической подсистемой; функции интеграции, осуществляемую через правовую подсистему; функции воспроизводства системы, которая реализуется через религию, мораль, общепринятые нормы и ценности.[8]

3.2. Индексы демократии. Политический атлас современности

Для изучения демократии широко используются количественные методы, представленные различными индексами. Традиционно под индексами в сравнительной политологии понимается агрегация ряда взаимосвязанных индикаторов в новый комплексный индикатор. Наибольшую известность приобрели индекс демократического развития Джэкмана, индекс демократического действия Нейбауэра, индекс политической демократии Боллена, индекс демократизации Ванханена, индекс политического развития Катрайта, индекс политической свободы «Дома свободы», индекс человеческого развития ООН, индекс трансформации Бертельсмана, индекс либеральных институтов центра изучения демократического управления, индекс политии Экстайна и Гурра и некоторые другие.

Данные проекты основаны на квантификации - количественном выражении качественных признаков, и позволяют проанализировать условия демократии, основные механизмы и эффективность ее воздействия на общество. Однако, как отмечает Л.В.Сморгунов, концептуальные трудности эмпирического подхода связаны со сложностью и неоднозначностью определения самого феномена демократии, его представления в комплексе характеристик поведения, структур, функций, процессов и т.д.[9] Среди слабых сторон вышеприведенных количественных методов А.Ю.Мельвиль выделяет прежде всего тот факт, что результатом исследований становятся рейтинги стран, построенные по какой-то одной оси: «демократия – диктатура», «свободное государство – несвободное государство», «свобода прессы – несвобода прессы» и т.д.[10] Поэтому в целях создания многомерной типологии современных политических систем и политических режимов на основе разработки и применения комплексных количественных методов сравнительного анализа коллективом российских ученых под руководством А.Ю.Мельвиля был разработан «Политический атлас современности».

Исходя из признания множественности измерений в сравнительном анализе современных государств, авторы стремились учитывать роль истории, культуры, традиций, уровень развития, нелинейные траектории политической эволюции в современном мире. Проект является междисциплинарным, поскольку предполагает сочетание политологического и математического типов анализа.

В рамках проекта была разработана взаимосвязанная система индексов, которые в совокупности характеризуют место того или иного государства в мире, его положение в структуре мировых взаимосвязей:

- индекс государственности;

- индекс внешних и внутренних угроз;

- индекс потенциала международного влияния;

- индекс качества жизни;

- индекс институциональных основ демократии.

Индекс государственности показывает, насколько то или иное государство действительно суверенно, способно к независимому существованию и самостоятельному развитию. Его полюса: успешные суверенные государства - несостоявшиеся несуверенные государства.

Индекс внешних и внутренних угроз используется для оценки масштабов и интенсивности вызовов, на которые вынуждено отвечать конкретное государство.

Индекс потенциала международного влияния характеризует совокупный потенциал государства по его воздействию на внешнюю среду (притом, что реальное международное влияние не всегда совпадает с его наличным потенциалом).

Индекс качества жизни характеризует уровни потребления материальных и духовных благ населением тех или иных государств и отражает успешность (или неуспешность) реализации государством своих социальных функций по отношению к своим гражданам.

Индекс институциональных основ демократии фиксирует степень развитости условий для демократического вовлечения граждан в общественно-политические процессы.

На основе этих пяти индексов были построены рейтинги всех стран мира, раскрывающие их расположения относительно друг друга по выделенным совокупностям параметров. Однако, научная задача заключалась не просто в рейтинговании стран по заданным индексам, а в выявлении структуры внутренних взаимосвязей между переменными и на этой основе – структуры взаимосвязей между различными группами стран с целью последующей их классификации. С этой целью пять индексов были преобразованы в четыре главные компоненты, каждая из которых представляет специфическую проекцию мировой политической реальности. Эти компоненты устанавливают наибольший процент сходств и различий между странами в рамках определенных сочетаний индексов. В рамках проекта был осуществлен также кластерный анализ, позволяющий выявлять группы (кластеры) стран, причем в исследовательских целях можно устанавливать и настраивать различный «масштаб» кластеризации – от двух до любого.

Данный проект представляет достаточно обширный информативный материал, необходимый при политологическом исследовании современных политических процессов в России.

3.3. Определения демократии

Демократия в переводе с греческого (demokratia < demos – народ + kratos - власть) означает власть народа. Хрестоматийной стала знаменитая формулировка, данная демократии Авраамом Линкольном в «Геттисбергском обраще*нии» в 1863 году. В нем перед лицом «славных павших» президент клянется, что «эта нация в державе Божией даст новое рождение свободе и что правление, принадлежащее наро*ду, осуществляемое народом и служащее народу, никогда не исчезнет с лица Земли».[11] Или в другом переводе: «клянемся, что погибшие не отдали свои жизни напрасно, что наша нация, Госпо*дом благословенная, обретет возрождение свободы, что правление народа, определяемое народом, для народа никогда не исчезнет с лица земли».[12]

Данная формулировка выражает раз*личные аспекты и существенные признаки демократии, а именно: демократия исходит из самого народа, она осуществляется народом и в интересах народа. Характеристика демократии в качестве власти «для народа» предполагает перспективу, в кото*рой демократия понимается как цель государства, достижимая с помощью политического и социального движения.

Э.Хейвуд полагает, что демократия связывает правительство с народом, но сама эта связь может быть осуществлена разными способами: собственно как власть народа, как власть тех, кто вышел из народа, и как правление в интересах народа. [13]

В данном контексте дискуссии о природе демократии затрагивали три вопроса: «что такое народ и насколько широко должна быть рассредоточена политическая власть?»; «надлежит ли людям править самим или эту задачу они могут передоверить политикам и политическим партиям, претендующим представлять общество?»; «какие вопросы подлежат коллективному разрешению в демократическом процессе?».

Современные исследователи солидарны в том, что классическое определение демократии как народовластия является неубедительным, так как народ в силу своей многочисленности не может управлять страной. Сегодня является очевидным, что реальные рычаги власти и влияния находятся у лиц и органов, представляющих граждан. Для демократии принципиально важно, чтобы народ выступал в качестве источника власти, а органы государственной власти формировались через процедуру выборов гражданами, обладающими равными политическими правами. Поэтому трактовки демократии в современной политической науке достаточны широки.

В политической науке при изучении данного феномена акцентируют внимание на исследовании демократии, во-первых, как формы правления, которая определяется исходя из источников власти правительства и целей, которым оно служит, во-вторых, из процедур образования органов власти. Как отмечает С.Хантингтон, «при определении демократии по источнику власти или целям правительства возникают двусмысленность и неточность, создающие серьезные проблемы…».[14] Поэтому исследователи отдают предпочтение процедурному определению демократии, которое вписывается в русло демократическо-политической практики. Демократию отличает определенная процедура и результат функционирования, которые составляют сложную и упорядоченную систему переговоров внутри власти, внутри общества и между властью и обществом по поводу целей общественного развития, средств их достижения и распределения ресурсов.

Одна из самых популярных в мировой политологии дефи*ниций современной демократии, которую возродил патриарх исследований плю*ралистических моделей демократии Роберт Даль, - полиархия. Это не система власти, которая воплощает в себе демок*ратические идеалы во всей их полноте, но правле*ние, в достаточной степени приближающееся к та*ким идеалам. В контексте со*временности это понятие подчеркивает политический плюра*лизм и способность институтов нынешней демократии обеспечивать взаи*модействие и согласование интересов индивидов и групп без утраты их самостоятельности и принципиального равенства.

Так как любая из дефиниций демократии далека от того, чтобы быть всеобъемлющей, утверждает А.Турэн,[15] следует определять демократию более усложнено и реалистически – как свободный выбор правления, представляющего интересы большинства и уважающего фундаментальное право всех людей жить в соответствии со своими убеждениями и основными интересами. Его поддерживает Ги Эрмэ, который считает, что демократия, прежде всего, означает реальную возможность для управляемых выбирать и смещать мирным путем и через регулярные промежутки времени управляющих ими.[16]

Свободный выбор правителей управляемыми, детерминация политического выбора по принадлежности к социальным, экономическим или культурным группам, уважение к правам человека – именно из сочетания, считают французские исследователи, этих институциональных установлений, этого нравственного индивидуализма и рождается демократия. Как отмечает Людвиг Мизес, цель индивидуализма – создание сферы, в которой индивид свободен думать, выбирать и действовать, не наталкиваясь на ограничивающее вмешательство государства, общественного аппарата сдерживания и принуждения.[17]

Мы больше не можем в наше время признавать, что демократия должна быть выражением всеобщей воли, потому что это может привести к устранению меньшинств и установлению бесконтрольной и неограниченной абсолютной власти.

Как мо*жем мы соединить признание социаль*ных конфликтов с признанием общего интереса и тем самым правительства, которое не будет просто обеспечивать защиту одного слоя населения, преис*полненного решимости бороться на смерть с другим слоем, если не при*знавать, что социальный конфликт явля*ется борьбой между социальными кате*гориями, с тем чтобы придать социаль*ный характер пользованию ресурсами и культурными ценностями, которые раз*деляются обеими соперничающими сто*ронами и огромным большинством членов общества? Именно такое соеди*нение общих культурных ценностей и сугубо социальных конфликтов и делает возможной демократию.

Для большинства граждан их приверженность демократии основывается на убеждении, что она является единственным политическим режимом, способным обеспечить надежное сочетание защиты индивидуальных интересов и заботы об общем интересе.

Культурная сфера, в рамках которой может устано*виться демократия, определяется, таким образом, сочетанием универсального принципа рациональности и призыва к личной самобытности, которая сама имеет двойной аспект: право избирать индивидуальную жизнь и уважение к корням и наследию, исходя из которых каждый индивидуум должен свободно творить свою конкретную личность и противостоять внешнему господству. В этом заключается важность уважения прав меньшинств во всех нынешних размышлениях о демократии. Не пре*доставлять какому-либо меньшинству выбора, помимо интеграции или полной ассимиляции с обществом и культурой большинства или маргинализации, кото*рая граничит с самоисключением из это*го общества, - значит серьезно ущем*лять права человека. С другой стороны, если каждая культурная группа опреде*лит свою самобытность исключительно в плане ее отличия от других групп, то между ними появится полная отчужден*ность, что может привести лишь к войне и расизму. Группа меньшинства должна поэтому участвовать в жизни общества, частью которого она является, признавая рациональные действия и институцион*ные установления демократии и отстаи*вая в то же время свою собственную самобытность и уважая свободу выбора своих собственных членов.

Г.Г.Дилигенский при исследовании демократии акцентирует внимание на институтах, позволяющих гражданам в той или иной степени влиять на власть и политику. Отечественный ученый относит к демократическому такое общество, которое, с одной стороны, предоставляет людям «определенную степень свободы самоопределения личности – выбора формы деятельности, места жизни и работы, убеждений, источников информации и т.п. – и, с другой стороны, защиту от авторитарного произвола власть имущих, жизнь людей в рамках и под защитой закона».[18]

3.4. Подходы к изучению демократии

Современные трактовки демократии различаются подходами к изучению тех или иных ее свойств, процедур, среды, в которой она реализуется, ценностей, которые она продуцирует. А.Мадатов[19] выделяет следующие подходы к изучению демократии:

– политико-институциональный – для характеристики политического режима;

– процессуально-процедурный – для характеристики жизнедеятельности какой-либо общности как на общегосударственном, так и локальном уровнях, в т.ч. политических партий;

– культурологический, связывающий демократию с определенной культурой общества, основанной на принципах автономии индивида, терпимости и гражданской ответственности;

– аксиологический, указывающий на определенную политическую и социальную ценность, неразрывно связанную с принципом свободы, правами человека и созданием максимальных условий для саморазвития личности.

Б.Гуггенбергер[20] рассматривает два основных типа концептуальных подходов в теории демократии: нормативный и эмпирически-описательный (дескриптивный). В рамках нормативного подхода анализируется и обосновывается вопрос о том, что такое демократия в идеальном виде и в чем она превосходит другие формы управления обществом. Эмпирически-описательный подход акцентирует внимание на реальной демократии ее функционировании на практике. Однако, такая дифферен*циация позволяет дать лишь весьма приблизительную ориентацию, т.к. нормативные принципы и их обоснование апеллируют к опыту, к политической практике, а эмпирические принципы и теоре*тические построения никогда не ограничиваются только политическими реалия*ми, которые интерпретируют и классифицируют по определенному аспекту. В пределах этих двух моделей возникают разные направления иссле*дований, сфокусированные на формулируемых ими же самими задачах, ак*центирующие те или иные элементы проблемы.

Аксиологический подход предполагает провозглашение обще*человеческих ценностей, которые являются обязательными для демократического устройства общества. В качестве основных ценностей выделяются свобода, равенство, социальная справедливость, право избирать и быть избран*ным в органы власти, неприкосновенность частной собственности, безопасность и невмешательство в личную жизнь.

Для демократии является принципиально важным не факт использования гражданами тех или иных ценностей, а предоставление им возможности такого использования. Так, далеко не все люди пользуются политической свободой, что дает право некоторым исследователям ставить под сомнение провозг*лашение свободы в качестве наиболее важной как общечеловеческой, так и демократической ценности, так как, по их мнению, в современном мире большинство людей, не раздумывая, поменяли бы политическую свободу, по большей ча*сти являющуюся виртуальной декларацией, на стабильное, безо*пасное и материально обеспеченное существование.

Тем не менее, исторический и государственный опыт убедительно свидетельствует о том, что демократия неразрывно связана со свободой, со способностью противостоять угнетению и бюрократии, с массовым потреблением и свободными средствами информации. Все большее количество стран склоняется к де*финиции демократии, основанной на лич*ных, а не общинных ценностях. В современный период представляется необходимым осуждение как отсутствия личного выбора в авторитарных странах, так и низведения массовых потребителей до положения объекта, место которого в социальной системе определяется только их покупательной способностью.

Обоснование демокра*тии с точки зрения её отождествления с равенством и социальной справедливостью также трактуется неоднозначно. Всеобщее равенство можно рассматривать как предостав*ление всем людям одинаковых шансов на достижение ими поставлен*ных жизненных целей, а также как равноправное пользование в одинаковой степени благами, созданными обще*ством, всеми гражданами. С данной точки зрения демократия является в большей степени формальным, юридическим установлением этого принципа, никогда не реализовывавшегося на практике. Смысл демократии заключается именно в стремлении к максимальной его реализации и создании возможности для движения общества в этом направлении.

Рационально-утилитарный подход состоит в трактовке демократии как наиболее рациональ*ной формы общественно-государственного устройства. Он рас*сматривает демократию как наиболее эффективную форму прав*ления с точки зрения учёта и гармоничного сочетания интересов всех слоёв населения и социальных групп. Являясь наиболее динамичной формой реакции на социальные процессы, демократия позволяет находить оптимальное разрешение возникающих про*блем.

[Перикл]

Демократия провозглашается открытым обществом, в котором осуществляется эффективный механизм поиска, селек*ции и отбора политических решений при реализации инициатив отдельных граждан, социальных групп и общественных объединений. Демократия органично сочетается с рыночной экономикой и позволяет говорить об открытости об*щества для любых идей и вариантов решения задач социального развития, избираемых народом.

Рационально-утилитарное обоснование демократии со*держится в системных теориях Н.Луманна, К. Дойча, рассматривающих демократию в качестве наи*более рациональной формы государственного правления не с точки зрения гуманистических ценностей, а как наиболее предпочтительный способ адаптации к внешним условиям, возможность сохране*ния и развития наилучших социальных условий для граждан.

Французский политолог Бертран Бади, исследуя демократию с точки зрения культурологического подхода,[21] заявляет, что постулирование универсального триумфа демократии подразумевает приписывание абсолютной ценности культуре, «порождающей демократию», дающей ей превосходство над другими культурами. Большинство сравнительных исследований усматривают родство между демократией и культурой западного христианства. Такой вывод позволяют сделать исследователям следующие характерные особенности западного христианства: упор на действие, концепция легитимности, созидание индивидуальности, использование делегирования, представления о плюрализме. В то же время авторитарные и диктаторские режимы были и остаются характерными и для западной цивилизации, что дает возможным французскому политологу сделать вывод о том, что никакая культура и никакая религия не несут в себе изначально семена демократии.

Объединяя подходы к определению демократии, Хуан Линц пришел к выводу, что демократия является законным правом «формулировать и отстаивать политические альтернативы, которым сопутствует право на свободу объединений, свободу слова и другие главные политические права личности; свободное и ненасильственное соревнование лидеров общества с периодической оценкой их претензий на управление обществом; включение в демократический процесс всех эффективных политических институтов; обеспечение условий политической активности для всех членов политического сообщества независимо от их политических предпочтений ... Демократия не требует обязательной смены правящих партий, но возможность такой смены должна существовать, поскольку сам факт таких перемен является основным свидетельством демократического характера режима».[22]

3.5. Мажоритарная и консенсуальная модели демократии

Американский политолог Аренд Лиджфарт[23] предлагает различать две основные модели демократии: мажоритарную (некоторые исследователи - Р.Даль, Райкер и др. - называют ее популистской) и консенсуальную (в другой интерпретации – либеральная или полиархия).

Принцип большинства имеет противоречия между теорией и практикой. В теории принцип большинства склонны рассматривать как главный принцип принятия решений и поэтому, как главный принцип демократии. Однако на практике строгое применение этого принципа встречается не часто. Особенно в тех моментах, которые касаются самых важных решений и спорных вопросов, вызывающих глубокий раскол в обществе. В данном случае демократии, как правило, отходят от принципа большинства и применяют механизмы, которые с большей вероятностью обеспечат широкое согласие. Более того, страны, переходящие к демократии, в большей степени нуждаются в консенсуальной демократии, чем устойчивые и зрелые демократии.

Обе модели радикально расходятся в отношении коренного вопроса демократии: кто должен осуществлять управление и чьим интересам должно служить правительство, если в народе нет согласия? Ответ «большинство народа» подразумевает концентрацию политической власти в руках большинства, что соответствует мажоритарной модели демократии. Другой ответ «как можно большее число людей» предполагает разделение, распределение, сдерживание и ограничение власти, что соответствует консенсуальной модели.

Правление большинства может быть представлено в трех различных измерениях: квалифицированное большинство (две трети, три четверти и т.д.), абсолютное большинство (50 процентов плюс один голос), относительное большинство (большинство относительно других, но менее 50 процентов). Такое толкование большинства предложил Дж.Сартори,[24] который резюмировал: если правление большинства может означать правление групп, начиная от относительного большинства, кончая полным единогласием, то оно становится столь широким, что теряет смысл.

При использовании принципа большинства, как определяющего критерия демократии, подразумеваются ограничения, налагаемые на большинство, которые могут иметь формальный или неформальный характер. Однако, не следует забывать о том, что большинство способно изменять и приспосабливать к себе существующие нормы демократии.

А.Лиджфарт задается вопросом: какие политические формы, институты и практические действия оптимальны для сосредоточения власти в руках большинства? Он выделяет девять характерных черт для мажоритарной и консенсуальной демократии.

Во-первых, прав*ление большинства достигает максимального выражения, если кабинет конт*ролируется одной политической партией, поддержанной большинством в законо*дательном органе. Во-вторых, этот ка*бинет, поддержанный однопартийным большинством, должен господствовать над законодательным органом, в котором также могут быть представлены еще од*на или несколько партий. В-третьих, за*конодательный орган, очевидно, должен быть однопалатным, чтобы обеспечить существование только одного четкого большинства, то есть, чтобы избежать возможности соперничества между раз*ным большинством, что может произой*ти, если имеются две палаты. В-четвер*тых, правительственная система должна быть унитарной и централизованной, чтобы обеспечить такое положение, при котором не было бы никаких ясно обозначенных географических и (или) функциональных областей, которые не могли бы контролироваться кабинетом и парламентским большинством. В-пятых, кабинет и парламентское большинство не должны сдерживаться конституционными ограничениями; это означает, что вообще не должно быть писаной конституции, или только «неписаная» конституция, или же писаная конституция, которая может быть изменена простым большинством голосов. В-шестых, суды не должны иметь права ограничивать власть большинства путем осуществления судебного надзора, хотя если конституция может быть изменена большинством голосов, воздействие судебного надзора будет в любом случае минимальным, потому его легко можно преодолеть с помощью большинства.

Все эти шесть характерных черт мажоритарной демократии логически вытекают из принципа сосредоточения власти в руках большинства. К ним А.Лиджфарт добавляет еще три характерные черты, но не на основе логики, а потому, что эмпирический анализ показал, что они увеличивают шансы на то, что будет на деле установлено господство одной партии. Во-первых, двухпартийная система, когда две основные партии господствуют в партийной системе, в высшей степени вероятно, что на каждых выборах одна из них окажется победившей партией, или партией большинства. В свою оче*редь, двухпартийная система усиливает*ся благодаря мажоритарной форме вы*боров (в соответствии с «законом Дюверже»), и усиливается до такой степени, что в стране и ее партийной системе остается только одно главное расхожде*ние — обычно по социально-экономи*ческим проблемам — или только деление на правых и левых.

Девять противоположных характер*ных черт консенсуальной демократии — или немажоритарной демократии — А.Лиджфарт формулирует путем логичес*кого вывода из девяти характерных черт мажоритарной демократии, то есть, взяв противоположное каждой из них: 1) ка*бинеты широкой коалиции вместо одно*партийных кабинетов, опирающихся на простое большинство; 2) баланс власти между кабинетом и законодательным органом вместо господства кабинета; 3) двухпалатный законодательный орг*ан, особенно такой, в котором обе пала*ты обладают примерно одинаковыми полномочиями и по-разному устроены, вместо однопалатности; 4) федеральная и децентрализованная структура вместо унитарного и централизованного правления; 5) «жесткая» конституция, которая может быть изменена чрезвычайным большинством голосов, вместо «гибкой» писаной или неписаной конституции; 5) судебный надзор за конституцион*ностью законодательства; 7) многопартийная система вместо двухпартийной; 8) многообразие партий, различия между которыми, в дополнение к социально-экономической сфере, лежат в одной или нескольких других областях, например религиозной, культурно-этнической, внешнеполитической или в от*ношениях «город - село»; и 9) выборы на основе пропорционального представительства вместо относительного большинства.

Исследователи отмечают, что в незападном мире мажоритарные традиции сильнее.

Демократия имеет два важных значения: граждане должны иметь возможность участвовать в принятии решения, затрагивающего их интересы, либо непосредственно, либо через избранных представителей, при этом должна восторжествовать воля большинства. Правление большинства в большей степени приемлемо для гомогенных обществ. В странах, где общество расколото по этническому, культурному, социальному принципу, такое правление противоречит первичному значению демократии и разрушает перспективу создания гармоничных условий для многих людей.

По глубокому убеждению А.Лиджфарта на практике демократии и демократические традиции, существующие в мире, гораздо ближе к консенсуальной модели, чем к мажоритарной.

3.6. Современные трактовки демократии

Болгарский социолог Николай Генов процессы демократизации конца ХХ века предлагает рассматривать «как всестороннюю адаптацию к качественно новым местным и международным условиям, то есть как попытку повысить общий уровень социальной рациональности с тем, чтобы достичь всесторонней (максимальной) социальной рационализации».[25] Поэтому процесс демократизации состоит из этапов, представляющих собой переход от познания к практике. В свою очередь, каждый практический шаг вперед должен быть отражен в теоретических выводах, в непредвзятом теоретическим анализе, что будет стимулировать, с точки зрения болгарского исследователя, дальнейшие программы практических перемен.

Процессы глобализации, затрагивающие все аспекты жизни, оказывают непосредственное воздействие и на политическую сферу. Влияние глобализации является системным и опосредуется происходящими процессами и взаимодействиями. По многим параметрам движущая сила данного процесса является экономической, за которой скрыты множество решений, принимаемых политическими властями с целью обеспечить открытый рыночный обмен путем устранения имеющихся препятствий. Повседневные проявления глобализации являются, таким образом, продуктом принимаемых политических решений на уровне как правительств, так и законодательных органов власти разных государств. Эти процессы свидетельствуют о безусловном влиянии демократии на вызовы глобализации, что позволило Ф.Шмиттеру говорить об установлении «глобальной или космополитической демократии». «Если масштабы всего на свете неумолимо и безвозвратно возрастают, если все измерения коллективного существования — производство, воспроизводство, коммуникации, тождество и власть — сами собой движутся в сторону планетарного слияния, почему бы нам не поднять на тот же уровень (конечно, постепенно) и демократические институты? – задается вопросом американский политолог. - Попытки противостоять этой динамике на национальном или… региональном уровне обречены на поражение, так что тот, кто первым примет эту динамику и заранее подготовится к ней, установив у себя соответствующие глобальные нормы и институты, окажется во главе наступающего тысячелетия». [26]

Снижение роли суверенных государств в глобализационном процессе не сопровождается возникновением соответствующих легитимных, подотчетных гражданам, органов власти на глобальном уровне, что свидетельствует о неоднозначности происходящих процессов. Существует опасность, что создание глобальной демократии будет всего лишь отражением гегемонии незначительного числа международных субъектов. Тем не менее, глобализационные процессы решительным образом влияют на политическую жизнь, отражая реальные или создавая новые тенденции в экономической, социальной, культурной и других сферах. Повседневные проявления глобализации кажутся нам такими естественными и неизбежными, что мы нередко забываем, что они являются результатом политической деятельности правительств, как демократических, так и авторитарных. Степень демократичности глобализации зависит от возможности граждан оказывать влияние на те процессы, которые связаны с ее проявлением. Создание соответствующих политических институтов и механизмов взаимодействия между ними и гражданами являются основой для функционирования глобальной демократии.

Ф.Шмиттер дает следующую дефиницию: «Современная политическая демократия — это такая система управления, при которой правящие несут ответственность перед гражданами за свои действия в публичной сфере и воздействуют на граждан косвенным путем, через конкуренцию и сотрудничество, осуществляемое избранными представителями граждан».[27]

Сопоставляя демократию и автократию, Дж.Сартори определяет демократию как политическую систему, характеризующуюся отсутствием какой-либо личной власти, основывающуюся на следующем принципе: «никто не может провозгласить самого себя главой власти, никто не может удерживать власть по своему собственному произволу». Если при демократии власть распространена, ограничена, контролируема и сменяема, то при автократии власть сконцентрирована, неконтролируема, неопределенна и неограниченна».[28]

Р.Дарендорф рассматривает два различных значения демократии. Одно из них «конституционное, где речь идет об устройстве, дающем возможность смещать правительства без революции, посредством выборов, парламентов и т.п. Другое значение демократии гораздо более фундаментально… Демократия должна быть подлинной, управление должно быть передано народу, равенство должно стать реальным».[29] Однако, английский мыслитель сам признает, что фундаментальная демократия – это ошибка, и притом дорогостоящая.

Следуя традициям Й.Шумпетера, С.Хантингтон использует процедурное определение демократии: «…политическая система какого-либо государст*ва в XX в. определяется как демократическая в той мере, в какой лица, наделенные высшей властью принимать коллективные решения, отбираются путем честных, бес*пристрастных, периодических выборов, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирате*лей, а голосовать имеет право практически все взрос*лое население».[30]

При этом С.Хантингтон считает необходимым учитывать ряд моментов:

Во-первых, определение на основе критерия выбо*ров является минимальным.

Во-вторых, при демократическом правлении выборные лица, принимающие решения, не обладают тотальной властью, так как разделяют власть с другими группами в обществе. Но если такие демо*кратически избранные руководители, принимающие решения, становятся просто фасадом, за которым го*раздо большую власть приобретает не избранная демо*кратически группа, то данная политическая система является недемократической.

В-третьих, созданные демократические системы могут быть не долговечными по причине низкой жизнеспособности, связанной с отсутствием стабильности, которая является ее ключевой характеристикой.

В-четвертых, демократию целесообразнее рассматривать как дихотомичную величину, признавая при этом воз*можность существования неких промежуточных случаев, которые могут быть названы «полудемократиями».

В-пятых, при недемократических режимах нет из*бирательного соревнования и широкого участия в голосовании. [31]

Российский философ И.А.Ильин также вторит Й.Шумпетеру: «Демократия заслуживает признания и поддержки лишь постольку, поскольку она осуществляет подлинную аристократию (т.е. выделяет лучших людей); а аристократия не вырождается и не вредит государству именно постольку, поскольку в ее состав вступают подлинно лучшие силы народа. Демократия, не умеющая выделить лучших, не оправдывает себя; она губит народ и государство и должна пасть».[32] Американские же исследователи Т.Дай и Л.Зиглер видят противоречивость в том, что демократия – правление народа, а сохранение ее возложено на плечи элит. В этом, по их мнению, заключается «ирония демократии: элиты должны мудро править, чтобы правление народа выжило».[33]

Другую интерпретацию демократии приводит английский политолог Джон Кин. По его мнению «демократия предстает как трудный и расширяющийся процесс распределения подотчетной власти между многочисленными публичными сферами, которые существуют внутри институционально различных областей гражданского общества и государства и в области их взаимодействия».[34] Он рассматривает демократию как особый тип политической системы, в которой институты гражданского общества и государства имеют тенденцию функционировать как два необходимых элемента, как отдельные и вместе с тем взаимозависимые внутренние сочленения в системе, где власть, независимо от того, где она осуществляется, всегда может стать предметом публичного обсуждения, компромисса и соглашения. Британский мыслитель убежден в том, что предпочтительнее навязывать мировоззрение не с помощью дубинок, а путем установления демократии как институционально закрепленного обязательства ставить под сомнение призывы следовать неким утопичным идеалам и отстаивать плюрализм, делая упор на подотчетность обществу и создавая барьеры на пути опасной концентрации власти.

Данкварт Растоу видит суть демократии в привычке к постоянным спорам и примирениям по постоянно меняющемуся кругу вопросов и при постоянно меняю*щейся расстановке сил. «Это тоталитарные правители, - считает американский политолог, - должны навязать единодушие по вопросам принципов и процедур, прежде чем браться за другие дела. Демократия же - та форма организации власти, которая черпает сама свои силы из несогласия до половины управляемых».[35] По мнению ученого, в качестве основы демократии выступает не максимальный консенсус, а тонкая грань между навя*занным единообразием, которая ведет к какой-либо тирании, и непримиримой враж*дой, разрушающей сообщество посредством гражданской войны или сецессии. Чтобы эта грань не разрушалась, необходимо чувство «сообщности», которое воспринималось бы как нечто само собой разумеющееся, а также сознательное принятие демократических процедур, что приведет к тому, что демократия будет успешно преодолевать очередной пункт из длинного списка стоящих перед ней проблем, расширяя зону консенсуса.

Развитие европейской цивилизации свидетельствует о том, что люди всегда стремились к материальному благополучию и такому устройству общественной жизни, при котором могли чувствовать себя максимально свободными и рассчитывать на справедливое отношение к себе. Как показывает историческая практика, такую тенденцию в максимальной степени может реализовать только демократия – политический механизм, способный гибко приспосабливаться к изменениям форм организации общества. Демократия динамичнее диктатуры и устойчивее, так как современный человек избранную им власть принимает легче, чем навязанную. Демократия обеспечивает конкуренцию идей, альтернативных политических проектов, что снижает риск необратимых ошибок. В отличие от диктатуры демократия является более открытой и потому более жизнеспособной системой правления. Демократические процедуры способствуют продвижению людей, наиболее способных и энергичных, что повышает качество профессиональной элиты, повышая ее конкурентоспособность. Демократия обеспечивает представительство интересов различных социальных групп при принятии политических решений, что повышает легитимность власти и управляемость политической системы в целом. Поэтому демократизация политической системы является самой устойчивой тенденцией в развитии современных обществ.

Литература:

Баранов Н.А. Трансформации современной демократии. СПб.: БГТУ, 2006. 215 с.

Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М., 2004.

Гуггенбергер Б. Теория демократии // Полис. 1991. № 4.

Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003.

Дегтярев А.А. Методы политических исследований // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 1996. № 6.

Лиджфарт А. Правление большинства в теории и на практике // Международный журнал социальных наук. 1991. №2. С.60-72.

Международный журнал социальных наук. 1991. № 1, 2.

Мельвиль А.Ю. «Политический атлас современности»: замысел и общие теоретико-методологические контуры проекта // Полис. 2006. № 5.

Рейджин Ч., Берг-Шлоссер Д., Де Мер Ж. Политическая методология: качественные методы // Политическая наука: новые направления. М., 1999.

Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С.37-38.

Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. М., 2003.

Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005.

Шмиттер Ф. Будущее демократии: можно ли рассматривать его через призму масштаба? // Логос. 2004. №2. С.137-156.


[1] Дегтярев А.А. Методы политических исследований // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 1996. № 6. С.

[2] Политология: Энциклопедический словарь / Общ. ред. и сост. Ю.И.Аверьянов. М., 1993. С.178-179.

[3] Ковлер А.И. Исторические формы демократии: проблемы политико-правовой теории. М., 1990. С.32.

[4] Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С.37-38.

[5] Рейджин Ч., Берг-Шлоссер Д., Де Мер Ж. Политическая методология: качественные методы // Политическая наука: новые направления. М., 1999. С.731.

[6] De Meur G., Berg-Schosser D. Comparing political systems: Establishing similarities and dissimilarities // European Journal for Political Research. 1994. Vol. 26. P.193-219.

[7] Рейджин Ч., Берг-Шлоссер Д., Де Мер Ж. Политическая методология: качественные методы // Политическая наука: новые направления. М., 1999. С.736-737.

[8] Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1998. С.23-33.

[9] Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С.57.

[10] Мельвиль А.Ю. «Политический атлас современности»: замысел и общие теоретико-методологические контуры проекта // Полис. 2006. № 5. С.7.

[11] Цит. по: Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.358.

[12] Цит. по: Политология: учеб. / М.Ю.Мельвиль. М., 2004. С. 187.

[13] Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[14] Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. М., 2003. С.16.

[15] Турэн А. Что означает демократия сегодня? // Международный журнал социальных наук. 1991. №1. С.28.

[16] Эрмэ Г. Введение: эпоха демократии? // Международный журнал социальных наук. 1991. №1. С.15.

[17] Мизес Л. Свобода и собственность // Мизес Л. Либерализм в классической традиции / Пер. с англ. А.В.Куряева. М., 2001. С.225.

[18] Дилигенский Г.Г. Демократия на рубеже тысячелетий // Политические институты на рубеже тысячелетий. Дубна, 2001. С.28.

[19] Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М., 2004. С.3-4.

[20] Гуггенбергер Б. Теория демократии // Полис. 1991. № 4. С.140.

[21] Бади Б. Демократия и религия: логика культуры и логика действия // Международный журнал социальных наук. 1991. №2. С.94-105.

[22] Linz J.J. The Breakdown of Democratic Regimes. Vol. 1. Crisis, Breakdown, & Reequilibration. Baltimore, L., 1978. P.5-6.

[23] Лиджфарт А. Правление большинства в теории и на практике // Международный журнал социальных наук. 1991. №2. С.60-72.

[24] Sartori G. The Theory of Democracy Revisited. Chatham-N.Y., 1987. P.221.

[25] Генов Н. Переход к демократии в Восточной Европе: тенденции и парадоксы социальной рационализации // Международный журнал социальных наук. 1991. №2. С.101.

[26] Шмиттер Ф. Будущее демократии: можно ли рассматривать его через призму масштаба? // Логос. 2004. №2. С.143.

[27] Шмиттер Ф. Будущее демократии: можно ли рассматривать его через призму масштаба? // Логос. 2004. №2. С.137-156.

[28] Sartori G. Democrazia e definizioni. Bologna-Mulino, 1972. P.120.

[29] Дарендорф Р. После 1989: Мораль, революция и гражданское общество. Размышления о революции в Европе. М., 1998. С.18.

[30] Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века./ Пер. с англ. М., 2003. С.17.

[31] Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века./ Пер. с англ. М., 2003. С.19-22.

[32] Ильин И.А. Наши задачи. Волгоград, 1994. С.23.

[33] Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. М., 1984. С.34.

[34] Кин Дж. Демократия и гражданское общество / Пер. с англ. М., 2001. С.24.

[35] Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытки динамической модели // Полис. 1996. №5. С.15.

[Перикл]

http://nicbar.ru/theoria_democraty4.htm
Лекция 4.

Современное теоретическое осмысление демократии связано с именами Дж.Локка, Ш.Монтескье, Ж.Ж.Руссо, А.Токвиля, Дж.Мэдисона, Т.Джефферсона и других мыслителей XVII–XIX вв. Наблюдалась следующая тенденция: если прежде в трактовке демократии преобладал нормативистский подход, связанный с определением целей, ценностей, источников демократии ее идеалов, затем эмпирически-описательный (дескриптивный), который охватывал вопросы о том, что такое демократия и как она функционирует на практике, впоследствии же определяющим стал процедурный подход, связанный с попытками понять природу демократических институтов, механизм их функционирования, причины развития и упадка демократических систем.

Существуют либе*ральные, консервативные, популистские, коммунистические и анархистс*кие трактовки демократии, плюрали*стические и элитарные концепции, идеи прямой и представительной де*мократии, модели охранительной, развивающей, партиципаторной демократии (или демократии прямого участия).

Суммируя различные подходы, российский политолог Л.В.Сморгунов выделяет две основные теоретические парадигмы: либерально-демократическую и радикально-демократическую (см. схему 1).[1]

Таблица 1. Либерально-демократическая и радикально-демократическая теории

Либерально-демократическая теория


Радикально-демократическая теория

Морально-автономный индивид

Суверенитет личности

Общество как сумма индивидов

Интерес всех

Плюрализм интересов

Первенство права

Свобода человека

Первенство прав человека

Представительная демократия, выборы

Свободный мандат

Разделение властей

Подчинение меньшинства большинству с защитой прав меньшинства


Социальный человек

Суверенитет народа

Органичное общество

Общий интерес

Единство интересов

Первенство общего блага

Свобода гражданина

Единство прав и обязанностей

Непосредственная демократия

Императивный мандат

Разделение функций

Подчинение меньшинства большинству

Эти теории по-разному определяют границы деятельности государства, необходимые для обеспечения прав и свобод человека. Данный вопрос был поставлен Т.Гоббсом при разработке договорной концепции государства. Английский мыслитель признавал, что суверенитет принадлежит гражданам, но они делегируют его избранным представителям, так как только сильное государство в состоянии защитить своих граждан. Либерально-демократическая теория рассматривает демократию не столько как порядок, позволяющий гражданам участвовать в политической жизни, сколько как механизм, защищающий их от произвола властей и беззаконных действий других людей. Радикально-демократическая теория акцентирует внимание на социальном равенстве, суверенитете народа, а не личности, игнорирует разделение властей, отдавая предпочтение непосредственной, а не представительной демократии.

По мнению Ш.Эйзенштадта,[2] основные различия в современном политическом дискурсе заключаются между плюралистическими и интегралистскими, или тоталитаристские концепциями политики. Плюралистическая концепция рассматривала индивида как потенциально ответственного гражданина и исходила из активного участия граждан в важнейших институциональных сферах, поиску которых отводилась решающая роль. Результатом явилось провозглашение конституций и воплощение их положений в конституционно-демократических режимах; утверждение представительных институтов, как гарантии открытости политического процесса; установление верховенства права и независимости судебной власти.

Авторитарные и тоталитарные концепции, в т. ч. их «тоталитарно-демократические» интерпретации, отрицали обоснованность надежд на формирование ответственной гражданственности через такие открытые процессы. Их объединяло идеологическое понимание мира, исходящее из преобладания коллективизма над другими формами устройства общества, и сутью которых является вера в возможность преобразования общества посредством тотального политического действия. Такую демократию называют марксистской, народной, социалистической, куда относятся самые различные модели демократии, порожденные марксистской традицией.

Демократия здесь означает социальное равенство, выстроенное на обобществлении собственности, что надлежит отличать от «политической» демократии, служившей фасадом равенства.

Марксистско-ленинская теория рассматривает общество исключительно с классовых позиций, трактуя аналогичным образом и демократию - как политический строй, отражающий только интересы экономически господствующего класса. «Демократия, – писал В.И.Ленин – не тождественна с подчинением меньшинства большинству. Демократия есть признающее подчинение меньшинства большинству государство, т.е. организация для систематического насилия одного класса над другим, одной части населения над другою».[3]

Особенностью социалистической демократии является ее ярко выражённый социальный аспект. Она исходит из однород*ности воли рабочего класса, как наиболее прогрессивной, орга*низованной и единой части общества. Поэтому на первом этапе построения социалистической демократии предусмотрена дик*татура пролетариата, которая должна отмирать по мере нараста*ния однородности общества и естественного слияния интересов различных классов и групп в единую волю народа.

Власть народа реализуется через советы, в которых пред*ставлены рабочие и их естественные союзники - крестьяне. Советы обладают полной властью над всеми сферами хозяйствен*ной, политической, общественной жизни и обязаны ис*полнять волю народа, выраженную на народных собраниях, а так*же в форме наказов избирателей.

Основной особенностью социалистической демократии является полное отрицание частной собственности и всякой ав*тономий личности. Поскольку социалистическая демократия отрицает само понятие оппозиции, то, вполне естественно, система предусмат*ривает однопартийность.

Вполне естественно, что такая система выродилась в некую инфор*мационную ширму социальной справедливости, прикрывая ко*рыстные интересы правящей элиты. Реальная власть оказалась сконцентрированной у высшего партийного руководства, определявшего политическую линию в области внешних и внут*ренних отношений и контролировавшего различные облас*ти общественной и личной жизни граждан.

Главная слабость этой системы состоит в отсутствии контроля за властной партийной элитой, которая оказалась неподотчетной народным массам.

Другой моделью демократии, основанной на идеологических концепциях, является либеральная демократия, сущность которой заключена в при*оритете интересов личности и отделении их от государственных интересов. Социально-экономическими и идейно-политическими предпосылками возникновения либеральной демократии были развитие рыночных отношений, идеологическая и политическая секуляризация, становление национальных государств. В этой тео*рии выделяются следующие основные черты.

Народ, как субъект общественных отношений, отождеств*ляется с собственниками. Источником власти признается отдельная личность, а ее права имеют приоритет над законами государства. Права лично*сти закрепляются в конституции и защищаются независимым от государства судом, поэтому в государствах либеральной демок*ратии господствует прецедентное право.

Свобода трактуется не как активное участие в политике, а как отсутствие ограничений и принуждений, вмешательства со стороны государства и других индивидов в сферу собственных интересов граждан. Гарантами такой свободы являются обще*ственные институты всестороннего обеспечения прав личности. Власть конструируется на основе принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную ветви, которые противопоставлены друг другу. Она функционирует на базе системы сдержек и противовесов в целях эффективного пре*дотвращения злоупотреблений любой из ветвей своими полно*мочиями.

Право меньшинства обеспечивается ограничением компе*тенции большинства лишь в определенной сфере общенацио*нальных интересов. Меньшинство вправе отстаивать свое мне*ние даже вопреки принятому большинством решения, но только в рамках соответствующих законов или судебных прецедентов.

Либеральная демократия имеет существенные изъяны с точки зрения социальной справедливости и эффективности го*сударственного механизма.

Современные либералы, в отличие от своих политических и идейных предшественников, не отрицают необходимости госу*дарственного участия во многих сферах жизнедеятельности об*щества, но при условии ограничения масштабов такого вмешатель*ства, особенно в области экономики. По-прежнему, приоритет в иерархии цен*ностей у либеральных демократов безоговорочно принадлежит свободе. Движение к свободе мыслится либералами, как процесс постепенного освобождения человека от оков зависимости от природы, общества и государства. В либеральной политике индивидуум находится в центре внимания общества. Однако, максимально возможная свобода каждого, отдельно взятого гражданина имеет границы и не означает все*дозволенности и анархии, так как человек - существо социальное и он связан тысячами нитей с обществом. Поэтому человек обязан осознавать и нести свою ответственность перед сограж*данами.

Современные либералы не отрицают вмешательство государства в деятельность общества. Главный вопрос заключается в определении масштабов такого вмешательства. Либералы продолжают отстаивать интересы собственни*ков. Однако, как свидетельствует реальная действительность, ни рынок, ни частная собственность не устраняют общественного неравенства, а следовательно, не обеспечивают свободу для всех. Поэтому в либеральной теории возникает антиномия между свободой и равенством, свободой и справедливостью. По мнению либералов, она разрешается признанием равенства не целью, а средством, чтобы осуществить свободу.

К началу XXI в. заметно сни*зилось внимание к идеологическим конструкциям, и возрос интерес к различным националистическим и цивилизационным версиям демократии.

Значительное место в современных демократических теориях занимает концепция партиципаторной демократии (англ, parti*cipate — участвовать), которую разработали современные политологи Кэрол Пейтман (автор термина «демократия участия» и книги «Участие и демократичес*кая теория», 1970), Крофорд Макферсон, Джозеф Циммер*ман, Норберто Боббио, Питер Бахрах, Бенджамин Барбер и некоторые другие. Суть данной теории является возвращение к классическим идеалам демок*ратии, предполагающим активное участие граждан в обсуждении и при*нятии решений по главным вопросам общественной жизни. Они считают важнейшим условием демократического участия и его распространения социальное равенство: принцип участия должен относиться и к негосударственным общественным институтам, где люди прямо выражают свою волю, в первую очередь к трудовым коллективам, трактуя ее, в частно*сти, как самоуправление граждан. Свобода, равное право на саморазвитие могут быть достигнуты только в партиципаторном обществе, которое совершенствует чувство политической эффективности и способствует прояв*лению заботы о коллективных требованиях. В таком обществе граждане хорошо информированы, заинтересованы в своей высокой активности в общественной жизни.

Американский политолог Б. Барбер отмечает: «Прямая демократия требует не просто участия, а гражданской подготовки и гражданской добродетели для эффективного участия в обсуждении и принятии решений. Демократия участия, таким образом, понимается как прямое правление образованных граждан. Граждане – это не просто частные индивиды, действующие в частной сфере, а хорошо информированные общественные граждане, отдалившиеся от своих исключительно частных интересов настолько, насколько общественная сфера отдалена от частной. Демократия – это не столько правление народа или правление масс, сколько правление образованных граждан».[4]

Необходимость политической активности большинства граждан в партиципаторной модели объясняется тем, что снижение уровня их учас*тия в итоге придет к «тирании меньшинства» (элиты). Противостоять авторитарному давлению сверху способна лишь сильная власть снизу. В этом случае благо народа может быть достигнуто только при обеспечении всеобщего равенства, которое заклю*чается в том, что все граждане обязательно ежедневно занимаются приня*тием решений, а не только имеют равные возможности участия.

В партиципаторной модели политическое участие рассматривается не как средство для достижения какой-либо цели. Оно само является целеполаганием, т.е. содер*жит цель в себе, ибо только по-современному понятое участие благоприят*ствует интеллектуальному и эмоциональному развитию граждан. Немало*важно и то, что с обычных для либеральных теоретиков позиций индиви*дуализма, опирающегося на собственность, политический процесс чаще всего рассматривается как жесткая борьба конкурентов за недостающие им материальные блага. Если же проанализировать эту проблему с точки зре*ния развития и реализации человеческих способностей, то справедливость распределения материальных благ — лишь средство для достижения более значимого блага позитивной свобо*ды. Активная вовлеченность граждан в демократический процесс является одно*временно и условием, и выражением этой свободы.

Таким образом, участие выполняет две функции: во-первых, защищает граждан от навязанных сверху решений; во-вторых, является механизмом самосовершенство*вания человека. Ради максимально возможного результата демократия дол*жна распространяться и на другие сферы, чтобы способствовать эволюции необходимых для современности психологических качеств и партиципа*торной политической культуры, которая может сформироваться только по принципу К.Пейтмана «учись участвовать, участвуя». Идеальное партиципаторное общество характеризуется прямым вовлечением граждан в уп*равление без посредников ключевыми политическими и социальными ин*ститутами, подотчетностью лидеров рядовым членам и высшей степенью демократической легитимности.

Однако, в настоящее время партиципаторная модель представляет собой лишь идеал, желательную норму, к которой следует стремиться и которую чрезвычайно сложно достичь.

Вместе с тем данная теория достаточно уязвима для критики. По мнению некоторых отечественных исследователей, недостатки данной модели связаны «с невозможностью установления эффективных и постоянно действующих институтов прямой демократии, как в силу пространственно-временных параметров, так и субъектно-объектных отношений».[5] Прямая демократия далеко не во всех случаях является эффективным методом принятия решений не только на общенациональном, но и на локальном уровне. Поэтому низка вероятность постоянного и успешного функционирования партиципаторной демократии в рамках нации-государства даже в небольших по масштабам государствах. Исключения могут составлять лишь общенациональные референдумы по наиболее фундаментальным проблемам, связанным с вопросами государственного устройства.

Другой недостаток, часто отмечаемый критиками теории партиципаторной демократии, состоит в том, что она, фактически абсолютизируя идею общего интереса, таит в себе угрозу тирании большинства. Ведь при практической реализации многих положений теории прямой демократии остаются открытыми проблемы автономии личности, свободы индивидуальности, а также проблемы добровольности участия или неучастия в политическом процессе.

Сторонники элитарной модели демократии делят общество на пра*вящее меньшинство — элиту и невластвующее большинство — массу. Масса не интересуется политикой, не обладает необходимыми знаниями и полной информацией, не умеет принимать правильные решения, поэтому она доб*ровольно передает элите право руководить политическим процессом. По*литическое участие массы ограничено выборами вследствие того, что боль*шинство граждан иррационально, некомпетентно и имеет неустойчивые предпочтения. К тому же рост гражданского участия ведет к подрыву ста*бильности и эффективности, достижение которых является едва ли не глав*ной целью демократии.

Родоначальником элитарной концепции демократии является Йозеф Шумпетер, который утверждал, что демократия не означает, что народ непосредственно управляет. «Демократия значит лишь то, что у народа есть возможность принять или не принять тех людей, которые должны им управлять».[6] Демократичность этого метода определяется наличием свободной конкуренции за голоса избирателей между претендентами на роль лидеров.

В качестве условий успеха демократического метода известный политический мыслитель выделяет четыре: во-первых, высокое качество человеческого материала, избираемого во властные структуры; во-вторых, ограничение сферы действия политического решения, которое определяется качеством людей, входящих в правительство, типом политического механизма и общественным мнением; в-третьих, возможность контроля со стороны демократического правительства бюрократии во всех сферах государственной деятельности; в-четвертых, наличие демократического самоконтроля, под которым понимается высокая компетентность руководителей, учет мнения оппозиции и большую степень добровольной самодисциплины.

Й.Шумпетер подчеркивает важность принятия решений опыт*ной и компетентной элитой при ограниченном контроле со стороны граж*дан. Функция граждан заключается в выборе-отзыве правительства или в избрании по*средников для этой цели. В соответствии с демократическим методом к власти приходит партия, получившая наибольшую поддержку избирателей. Выборы — лишь средство, которое заставляет элиту ощутить свою ответственность за политические решения.

Соревнование между потенциальными лидерами — отличительный признак элитарной демократии, при которой все (но только в принципе) свободны конкурировать друг с другом на выборах, поэтому нужны опре*деленные гражданские права. Единственный тип участия, доступный про*стым людям — в избирательном процессе, так как все другие способы уча*стия станут попыткой контроля над властью с их стороны и могут привести к отрицанию роли лидерства. В период между выборами избиратели должны уважать разделение труда между элитой и обществом и понимать, что до следую*щих выборов им не стоит заниматься политикой. В этой модели демокра*тии большинство (масса) при минимальных затратах (политическом учас*тии исключительно в выборах) получает максимальную отдачу (элита при*нимает правильные решения).

Элитарная теория допускает возможность определенной социальной мобильности, позволяющей неэлитарным группам стать элитами. Элитаризм не означает, что обладающие властью постоянно находятся в конфликте с массами или что они всегда достигают своих целей за счет интересов общества и это не заговор с целью подавления масс. Т.Дай и Л.Зиглер объясняют элитарную теорию в следующих положениях:

- меньшинство, обладающее властью, распределяет материальные ценности, и большинство, не определяющее государственную политику;

- элиты формируются преимущественно из представителей высшего социально-экономического слоя общества;

- переход в элиту должен быть медленным и длительным для сохранения стабильности и избежания радикализма;

- элиты едины в подходе к основным ценностям социальной системы и сохранению самой системы;

- государственная политика отражает не требования масс, а господствующие интересы элиты;

- правящие элиты подвержены сравнительно слабому прямому влиянию со стороны равнодушной части граждан.[7]

Таким образом, элитарная модель демократии снимает с обыкновен*ных граждан ответственность за принятие политических решений и возла*гает ее на лидеров, имеющих больше информации и опыта в политических вопросах. Критики этой схемы считают, что она представляет собой сла*бую форму демократии, так как снижение роли граждан в демократичес*ком процессе может привести к потере интереса к политике, появлению апатии и отчуждения.

Концепция конкуренции элит как модель демократической политики объясняет действительные механизмы либерально-демократической политической системы. Как пишет Э.Хейвуд, при своем возникновении эта модель «была попыткой скорее описать, как работает демократический процесс, нежели предписать какие-то ценности и принципы — политического равенства, политического участия, свободы и тому подобного. Демократия в таком объяснении предстает, собственно говоря, как политический метод — как средство политических решений в обществе «со ссылкой» на результаты избирательного процесса. В той степени, в какой эта модель верна, она адекватно отражает действительное значение политической элиты — то, что власть здесь находится в руках наиболее информированных, способных и политически активных членов общества».[8] С другой стороны, конкуренция элит, с точки зрения американского политолога, характеризует слабую форму демократии. Элиту в этой модели можно сместить, лишь заменив ее на другую элиту. Обществу при этом отводится весьма скромная роль — раз в несколько лет решать, какой элите править от его имени, а это порождает в нем пассивность, равнодушие и даже отчуждение.

На основе модели конкурентного элитизма Энтони Даунс разработал экономическую теорию демократии, построенную на основе сформулированного им положения о том, что каждый человек с помощью рациональной деятельности в состоянии добиться максимальной личной пользы. Он предложил следующую концепцию: соперничество на выборах создает своего рода политический рынок, где политиков можно представить как предпринимателей, стремящихся получить власть, а избирателей - как потребителей, голосующих за ту партию, политическая линия которой лучше всего отражает их предпочтения. По Даунсу, система открытых и состязательных выборов гарантирует демократичность тем, что отдает власть в руки партии, философия, ценности и политика которой более всего соответствуют предпочтениям численно наиболее сильной группы избирателей.

Основные положения экономической демократии нашли свое отображение в рыночной теории демократии. Рыночная теория демократии основана на законах рыночной экономики путем экспансии этих законов и обычаев на все сферы, не только экономические, но и на социально-политические отношения.

Поэтому рыночной демократией называют демократию, при которой различные социальные блага рассредоточиваются между социальными группами, с тем, чтобы индивид, имеющий низкий показатель доступа к одним социальным благам, мог ком*пенсировать этот дефицит доступом к другим благам.

Рыночная демократия построена на принципе декомпо*зиции социального неравенства. Этот принцип состоит в том, чтобы в обществе не допускалась поляризация по способу и объёмам потребления социальных благ – богатства, доходов, власти, престижа, уровня образования, льгот и привилегий. Поэтому эти блага распределяются между различными соци*альными группами. Такой принцип призван сглаживать остро*ту социального неравенства, препятствовать созданию статус*ной поляризации общества, его очевидному разделению на бедных и богатых.

Рыночная демократия тесно связана с рыночным способом функционирования экономики и предполагает идентичные за*коны в механизме распределения социальных благ. Наиболее типичным представителем рыночной демокра*тии являются США. Так, бывший президент США Билл Клинтон назвал современ*ную западную демократию рыночной.

Основные идеи этих двух теорий основаны на образе человека экономического, всесторонне информированного, способного принимать решения на рациональных основа*ниях. Однако представляется сомнительным, что решения, касающиеся политического выбора, можно сопоставлять с решениями в сфере рыночных отношений. В политике в отличие от рынка прослеживается рациональность кол*лективных действий, так как выбор здесь предполагает определенный уровень обработки информации. А это имеет место только в общественных процессах при совместном действии.

Существенный вклад в развитие теории современной демократии внес американский политолог Аренд Лейпхарт, предложивший идею консоциальной (сообщественной) демокра*тии, под которой он понимал «сегментарный плюрализм», включающий все возможные в многосоставном обществе линии разделения, плюс демократия согласия».[9] Большинство современных обществ являются многосоставными, характеризующимися «сегментарными различиями», которые могут иметь религиозную, идеологическую, языковую, региональную, расовую или этническую природу. Группы населения, выделяемые на основе указанных различий, американский политолог назвал сегментами многосоставного общества. Для такого общества в качестве важнейшей характеристики выступает политическая стабильность, включающая в себя такие понятия, как поддержание системы, гражданский порядок, легитимность и эффективность. К важнейшим характеристикам демократического режима относятся высокая вероятность сохранения качества демократичности и низкий уровень насилия, применяемого к обществу.

Данную модель демократии А.Лейпхарт определял через четыре характерных элемента: [10]

- осуществление власти большой коалицией политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества, что предполагает, прежде всего, создание коалиционно*го правительства с участием всех партий, представляющих основные слои общества;

- пропорциональность как главный принцип политического представительства, распределения постов в государственном аппарате и средств государственного бюджета;

- взаимное вето или правило «совпадающего большинства», выступающие как дополнительная гарантия жизненно важных интересов меньшинства, что предполагает при принятии окончательного решения не обычное, а квалифицированное большинство (в две трети или три четверти голосов), что давало бы представителям меньшинств до*полнительные шансы на защиту своих интересов;

- высокая степень автономности каждого сегмента в управлении своими внутренними делами.

Однако на практике такая модель демократического соучастия во власти, направленная против оттеснения меньшинств на политичес*кую периферию и в оппозицию, применима лишь в том случае, если группы имеют свою политическую организацию и проводят относи*тельно самостоятельную политику. При этом характерно, что решаю*щая роль здесь также признается за элитами, которые должны полу*чить большую свободу и независимость от давления рядовых членов для заключения соглашений и компромиссов, которые могут не впол*не одобрять их приверженцы. Это дает возможность избежать обо*стрения противоречий, даже если на низовом уровне существуют не*понимание между людьми, разногласия, а то и враждебность. Одна*ко и при данном подходе предполагается наличие минимального консенсуса относительно основных общественных ценностей. Поэтому особую важность такой автономный элитизм приобретает в глубоко разделенных обществах (например, в Северной Ирландии). В то же время особое положение элит провоцирует их эгоизм, ведет к непод*отчетности руководителей членам группы. Вследствие этого консоциация как практическая модель демократии может применяться в основном в тех странах, в которых действует высоко ответственная элита.

В современное время достаточно распространена концепция плюралистической демократии, в которой в качестве приоритетеного выступает положение о том, что государство является демократическим лишь при наличии множества организаций либо автономных групп, участвующих в осуществлении власти. Возникновение идей политического плюрализма было связано с усложнением социальной структуры зрелого капиталистического общества, формированием многопартийных систем в промышленно развитых странах.

Под понятием «плюралистическая демократия» Э.Хейвуд понимает демократическую систему, основанную на выборах в представительные органы; при*чем в предвыборной гонке должны участво*вать несколько партий. Более конкретно, этот термин относится к демократическому правлению, при котором общественные зап*росы формулируются группами лиц, объе*диненных общими интересами. В таком виде плюралистическая демократия может рас*сматриваться как альтернатива парламен*тарной демократии и любой форме мажоритаризма. Условия, при которых плюрали*стическая демократия функционирует дол*жным образом, следующие:

- факт распределения политической власти между соперничающими груп*пами; особенно важно отсутствие при*вилегированных групп;

- высокий уровень внутренней ответ*ственности, при котором лидеры по*литических групп подотчетны их рядо*вым членам;

- нейтральный аппарат правительства, внутренне достаточно структурирован*ный, чтобы предоставить политичес*ким группам поле для непосредствен*ной политической деятельности.[11]

С развернутым обоснованием идеала плюралистической демократии выступил Гарольд Ласки – видный деятель и теоретик лейбористской партии Великобритании. Он сформулировал такие понятия, как плюралистическая теория государства и политический плюрализм, которые были восприняты последующими сторонниками концепции и употребляются ныне в качестве ее наименований.

В плюралистической концепции политика рассматривается как кон*фликт групп интересов в поле их политической борьбы, где решения при*нимаются на основе компромисса ради удовлетворения максимального объе*ма интересов. По сути дела такая демократия представляется не как власть народа, а как власть с согласия народа. Для плюралистов основное пред*назначение демократии — защита требований и прав меньшинств.

Образование политической воли в плюралистическом обществе про*исходит в открытом столкновении различных интересов, при котором ну*жен только минимум общих взглядов. Учитывая многообразие мнений и социальных конфликтов, невозможно принять абсолютно справедливое для всех решение. Поэтому основа для согласия — принцип большинства, од*нако не должна возникнуть его диктатура, нарушающая демократические правила игры и покушающаяся на неотъемлемые права человека, ибо от ошибок не застраховано и большинство.

Для выражения своих требований, поддержки либо протеста люди создают организа*ции и группы. Плюралисты исходят из того, что ни одна из групп интересов не может доминировать в политическом процессе, так как не представляет мнения всего общества; следовательно, кон*центрация власти недопустима. Вместе с тем интересы каждого граждани*на очень редко сводятся к какому-нибудь одному, а это препятствует расколу общества на непримиримо враждебные группировки.

Главная характеристика модели плюралистической демократии — со*ревнование между партиями во время выборов и возможность групп инте*ресов (или давления) свободно выражать свои взгляды — устанавливает надежную связь между управляющими и управляемыми. Несмотря на из*вестную удаленность данной системы властвования от идеала народного самоуправления, ее сторонники полагают, что она обеспечивает достаточ*ный уровень ответственности для того, чтобы именоваться демократичной. Плюралисты считают, что гражданам не обязательно выражать свое мне*ние — за них это сделают группы интересов, причем намного эффектив*нее, а нужное представительство будет достигнуто даже без активности граждан. В этой модели граждане как бы дважды представлены: выборны*ми лицами и лидерами групп и организаций, отстаивающих гражданские интересы. Политики должны быть ответственными, ибо они стре*мятся удовлетворить требования групп интересов в надежде на получение еще большей поддержки электората.

В последние десятилетия XX в. западные политологи начали распространять принципы плюрализма на исполнительную ветвь власти. Как отмечается в ряде работ, опубликованных в 1980-е гг., плюрализм требует организации на многопартийной основе не только представительных органов государства, но и правительственных учреждений. Сторонники этой точки зрения убеждены, что последовательная плюралистическая демократия предполагает создание коалиционного правительства с участием представителей от различных политических партий, в том числе и таких, которые находятся в оппозиции по отношению друг к другу.

Критики плюралистической модели акцентируют внимание на следующих моментах: лишь небольшое коли*чество людей формально являются членами каких-либо групп, значит, ин*тересы всех граждан недопредставлены; группы интересов способны стать настолько мощными, что весь политический процесс превратится в компромисс, удовлетворяющий интересы только сильнейших групп, поли*тическая система будет парализована из-за их острейшей конкуренции, а требования всех граждан останутся без внимания; развитие группового представительства интересов отводит гражданину пассивную роль, что может привести к появлению государства «политических зрителей», кото*рые в итоге утратят контроль над системой.

Наиболее влиятельным представителем теории политического плюрализма является американский политолог Роберт Даль, который предложил (совместно с Чарльзом Линдбломом) использо*вать для обозначения институциональных решений демократии понятие «полиархии», буквально означающее «власть многих» в отличие от «демократии» - «власти всех».

Полиархия - политический порядок, отличающийся в самом общем виде двумя масштабными характеристиками: гражданские права пре*доставлены сравнительно высокой доле взрослых, а сами эти права позволяют проявлять несогласие и путем голосования смещать выс*ших должностных лиц в управлении. Этот политический порядок опирается на семь основных институтов, которые должны действовать все вместе, чтобы система могла быть признана именно полиархией.

1. Контроль над правительственными решениями, касающимися политического курса, конститу*ционно закреплен за выборными должностными ли*цами.

2. Выборные должностные лица определяются и мирно смещаются в ходе сравнительно частых, справед*ливых и свободных выборов, при которых принуждение вполне ограничено.

3. Практически все взрослое население имеет право участвовать в этих выборах.

4. Большая часть взрослого населения также имеет право выступать в качестве кандидатов на официальные должности, за которые идет соревнование на этих выборах.

5. Граждане имеют эффективно обеспечиваемые права на свободное самовыражение, осо*бенно политическое, включая критику должностных лиц, действий правительства, преобладающей политической, экономической и социальной системы и господствующей идеологии.

6. Они также имеют свободный доступ к альтернатив*ным источником информации, не находящейся под мо*нопольным контролем правительства или любой другой единичной группы.

7. Наконец, они имеют эффективно обеспечиваемое право образовывать самостоятельные ассоциации и вступать в них, включая политические объединения, такие, как политические партии и группы интересов, стремящиеся влиять на правительство, используя для этого конкуренцию на выборах и другие мирные сред*ства.[12]

Полная полиархия — это система XX века. Несмотря на то, что некоторые институты полиархии возникли в некоторых англосаксонских странах и странах континен*тальной Европы в XIX веке, ни в одной стране демос не стал инклюзивным (распространяющимся на другие государства) вплоть до XX века.

Исторически полиархия прочно ассоциируется с об*ществом, обладающим рядом взаимосвязанных характе*ристик. В их числе:

- относительно высокий уровень доходов и богатства на душу населения;

- возрастание уровня доходов и богатства на душу населения на протяжении лительного времени;

- высокий уровень урбанизации;

- сравнительно маленькая или быстро сокращающая*ся доля населения, занятого в сельском хозяйстве;

- многообразие сфер профессиональной деятельности;

- широкое распространение грамотности;

- сравнительно большое число лиц, посещающих высшие учебные заведения;

- экономический строй, при котором производством заняты преимущественно относительно автономные фирмы, жестко ориентирующиеся в своих решениях на национальный и международные рынки;

- сравнительно высокие значения традиционных ин*дикаторов благосостояния, таких, как количество врачей и больничных коек на тысячу жителей, ожидаемая про*должительность жизни, доля семей, которые могут позво*лить себе приобретение различных товаров длительного пользования, и т.д.[13]

Взаимная корреляция подобного рода социетальных показателей настолько велика, что под*тверждает правомерность квалификации их всех как признаков более или менее определенного типа со*циальной системы Общество такого типа Р.Даль назвал динамичным плюралистическим обществом, а страну, обладающую отмеченными чертами - современной динамичной плю*ралистической страной.

Современным динамичным плюралистическим обществам присущи благопри*ятствующие полиархии свойства, среди которых в качестве основных следует выделить два, подкрепляющие друг друга:

- рассредоточение власти, влияния, автори*тета и контроля, ранее концентрировавшихся в едином центре, между различными индивидами, группами, ассо*циациями и организациями;

- появление установок и убеждений, подготавливаю*щих почву для развития демократических идей.[14]

В обобщенном виде полиархическая инфраструктура институтов прежде всего делает упор на их общечелове*ческой (гуманитарной) и политической значимости. Для нее характерны такие принципы как правление большинства и уважение прав меньшинства, политическое и правовое равенство граждан, легитимизация власти и ее представительный характер, плюрализм и свобода политической деятельности. Эти принципы описывают основные сущностные признаки и характеристики демократии и позволяют сделать вывод: «демократия представляет собой такой спо*соб организации власти, при котором общество имеет возможность на ре*гулярной основе посредством юридически закрепленных ненасильствен*ных процедур корректировать деятельность управителей, а также персо*нальный состав правящей группировки и политической элиты».[15]

В середине 1970-х гг. возникла новая особенность интерпретации политической действительности развитых демократий, которые, по мнению исследователей, не в полной мере объяснялись господствующей плюралистической моделью, применяемой для характеристики взаимоотношений между государством и обществом. Речь идет о неокорпоративизме, или либеральном корпоративизме. Неокорпоративизм — тенденция, на*блюдаемая в западных полиархиях. Ее основная черта - предоставление груп*пе лиц, имеющей общие интересы, при*вилегированного и законного доступа к процессам формирования политическо*го курса. К неокорпоративистским государствам были отнесены Австрия, Финляндия, Норвегия, Швеция и другие. Прямое привнесение экономических интересов в государственное управление во многом шло от общего сдвига государства в сторону управления и регулирования экономики. По мере того как государство стремилось к прямому управлению экономической жизнью и обеспечению все более широкого круга услуг, оно осознавало и необходимость каких-то институциональных схем, в рамках которых различные категории общества сотрудничали бы друг с другом и вместе поддерживали бы общую экономическую стратегию страны. В тех же странах, где целью было сократить государственное вмешательство в экономическую жизнь и расширить роль рынка от корпоративизма отказывались.

[Перикл]

Длительное существование неокорпоративистских институтов на общенациональном и макроэкономическом уровнях имело позитивные следствия: рост управляемости населения, падение забастовочной активности, сбалансированность бюджета, повышение эффективности финансовой системы, снижение уровня инфляции, сокращение безработицы, уменьшение нестабильности в рядах политических элит. Страны, шедшие по пути корпоративизма, становились более управляемыми, что, правда, не делало их более демократическими. В противоречие с демократией входили такие черты корпоративизма как подмена индивидов, являющихся основными участниками политической жизни, организациями; рост влияния профессиональных представителей специализированных интересов в ущерб гражданам, обладающим более общими интересами; предоставление отдельным ассоциациям привилегированного доступа к процессу принятия решений; возникновение организационных иерархий, подрывающих автономию местных и более специализированных организаций.

Однако, по мере исследования неокорпоративизма оценки его влияния на демократию стали изменяться. Многие из корпоративистских стран остаются демократическими в том смысле, что в них в полном объеме сохраняются гражданские свободы, дается самое широкое определение понятия «гражданства», регулярно проводятся состязательные выборы, исход которых не предрешен заранее, органы власти ответственны за свои действия и осуществляют политику, учитывающую требования народа. Более того, стало очевидно, что корпоративистские порядки существенным образом изменяют условия, определяющие возможности соперничающих групп интересов влиять на государственные структуры. Спонтанные, добровольные отношения, характерные для плюралистической демократии, лишь кажутся свободными, на деле порождая большее неравенство доступа к органам власти. Корпоративизму присуща тенденция к более пропорциональному распределению ресурсов между организациями, охватывающими широкие категории интересов и обеспечению, по крайней мере, формального равенства доступа к принятию решений.

Выводы, к которым приходит американский политолог Ф.Шмиттер, сводится к следующим важнейшим моментам. С точки зрения открытости по отношению к требованиям граждан корпоративистские механизмы следует признать отрицательно влияющими на демократию. С точки зрения ответственности властных органов за свои действия и за степень учета в этих действиях нужд граждан, влияние корпоративизма будет позитивной. Воздействие корпоративизма на основной механизм демократии – конкуренцию – также представляется неоднозначным. С одной стороны, вследствие исключения из общественной жизни борьбы между соперничающими ассоциациями за членов и доступ к принятию решений уровень конкуренции сокращается. С другой стороны, он возрастает, так как каждая ассоциация становится полем выражения разнородных представлений об общем интересе. Вместе с индивидами своего рода гражданами становятся организации. Степень подотчетности властей и их восприимчивости к нуждам граждан возрастает, но за счет снижения степени участия индивидов в политической жизни и их доступа к принятию решений. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. В любом случае следует признать, что под влиянием неокорпоративистской практики происходит постепенная трансформация современных демократий.[16]

Модель легальной демократии во многом представляет собой возврат к протективной демократии, которая рассматривает демократия как средство, которым люди могли бы оградить себя от чрезмерного вмешательства правительства в их жизнь с ее основопологающим принципом «laisser faire». Авторы данной теории (Р. Нозик, Ф. Хайек) выступают за отделение государства от гражданского общества и принципы правового государства. Однако главное в демократии, по мнению легалистов, заключается в минимизации роли государства и создании максимального простора для индивидуальной свободы и развития свободных рыночных отношений. Именно на это и должна быть направлена власть закона, которая стоит выше как государства, так и воли большинства. Поэтому бюрократическое регулирование, по мнению Ф.Хайека, должно быть сведено к минимуму, а деятельность различных заинтересованных групп – жестко ограничена.[17] При этом легалисты практически отрицают любые формы социальной демократии, ограничивая ее только политико-правовой сферой.

Во второй половине XX в. эта концепция легла в основу идеологической и практической деятельности движения «новых правых», которое ознаменовалось весьма своеобразной критикой демократизма. Они заговорили об опасности «демократической перегрузки» общества - паралича политической системы под воздействием чрезмерного для нее группового и электорального давления. При этом серьезной критике подвергся и корпоративизм, так как теоретики «новых правых» - убежденные сторонники свободного рынка, полагающие, что экономика лучше всего работает тогда, когда правительство оставляет ее в покое. Корпоративизм в этом свете обнаруживает ту опасность, что он политически усиливает экономические фракции общества, позволяя им предъявлять правительству бесконечные требования - увеличить оплату труда, инвестиции в общественный сектор экономики, субсидии и так далее; результатом становится господство тех групп, у кого «есть нужные связи». Все это, согласно «новым правым», влечет за собой одно - безостановочное движение к государственному вмешательству, а следовательно, и экономическому застою.

«Перегрузку управления» можно рассматривать и как одно из следствий электорального процесса. Здесь проявляется то, что Сэмюэл Бриттен называл «экономическим следствием демократии».[18] Речь идет о том, что в ходе электорального процесса политики, борясь за власть, дают электорату все менее и менее выполнимые обещания, что может привести к катастрофичным результатам. Согласно Бриттену, экономические последствия «необузданной демократии» — это всегда высокий уровень инфляции, подталкиваемый вверх ростом государственных долгов, и все более тяжелое налоговое бремя, подрывающее предпринимательскую инициативу и экономический рост в целом. Теоретики «новых правых» поэтому склонны видеть в демократии не более средство защиты от возможного правительственного произвола, но никак не средство для социальных преобразований. Эти идеи были также использованы известными политическими лидерами Р. Рейганом и М. Тэтчер при выработке их экономической и социальной политики.

Современное видение процедурных основ демократии не может игнорировать техническое развитие современного общества. Появле*ние и нарастание роли электронных систем в структуре массовых коммуникаций неизбежно вызвало к жизни идеи теледемократии («киберократии»). В данном случае наличие традиционных для демокра*тии процедур неразрывно связывается с уровнем технической осна*щенности власти и гражданских структур системами интерактивного взаимодействия (ТВ, Интернет) во время выборов, референдумов, плебисцитов и т.д. Эта виртуализация политики ставит новые про*блемы в области обеспечения интеграции общества, налаживания отношений с новыми общностями граждан (имеющих или не имеющих такие технические средства), изменения форм контроля власти за общественностью и, наоборот, снятия ряда ограничений на политическое участие, оценки квалифицированности массового мнения, способов его учета и т.д.

Информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) предоставляют возможность перейти к современной модели демократии, в которой доступ к информации, возможность непосредственного участия в управлении государственными и негосударственными структурами станет доступным всем гражданам, которые не будут нуждаться в традиционных общенациональных СМИ. Такая модель получила название «электронной демократии», под которой в политологическом контексте в наиболее обобщенном плане понимается «основанный на применении сетевых компьютерных технологий механизм обеспечения политической коммуникации, способствующий реализации принципов народовластия и позволяющий привести политическое устройство в соответствие с реальными потребностями становящегося информационного общества».[19]

ИКТ способны коренным образом изменить современную культуру, мораль, политику, трансформировать восприятие времени и пространства. Новостные агентства и средства массовой информации, размещенные в Интернете, не могут конкурировать с оффлайновыми СМИ. Посетители онлайновых СМИ исчисляются сотнями тысяч и даже миллионами посетителей в месяц. Обновление информации осуществляется практически в режиме он-лайн, поэтому с ними по оперативности предоставляемой информации не может конкурировать ни одно средство массовой информации.

Интернетом стали активно пользоваться политические партии, общественные объединения, бизнес-структуры, научные и образовательные организации, отдельные политики и другие субъекты гражданского общества. Так, например, использование Интернет-коммуникации в деятельности политических партий способно привести не только к значительному снижению издержек на передачу информации от руководящих органов к местным отделениям и обратно, но и к существенному повышению роли первичных организаций и рядовых членов во внутрипартийной жизни, расширению возможностей их участия в формировании политики партии, в частности, через публичное обсуждение проектов принимаемых решений в режиме реального времени. Интернет-форумы, имеющие в силу своей интерактивности и оперативности очевидное преимущество перед традиционными печатными изданиями, можно рассматривать в качестве перспективного средства обеспечения эффективной обратной связи и прямого диалога партий со своими сторонниками, особенно в периоды подготовки и проведения избирательных кампаний. Не исключено, что в недалеком будущем Интернет позволит партиям отказаться и от традиционной формы проведения конференций и съездов, когда вместо привычной пространственно-временной локализации делегатов для обсуждения и принятия соответствующих решений будет использоваться интерактивная коммуникация представителей региональных партийных отделений, отдаленных друг от друга в пространственном отношении.

Распространение и доступность ИКТ является необходимым условием демократизации общества, развития гражданских инициатив, самоорганизации людей. Являясь важнейшим средством коммуникации, ИКТ используются для информирования граждан по широкому спектру вопросов различных видов жизнедеятельности, для обсуждения законопроектов и других правовых актов в процессе их подготовки и выработки политических решений. Коммуникация на интернетовской основе встала на новый уровень своего развития, и власти она необходима в первую очередь. Некоторые исследователи, например Д.Н.Песков, предлагают рассматривать Интернет в качестве политического института, как устойчивой среды взаимодействия субъектов политики. [20]

Интересным является вариант применения информационных технологий в качестве так называемых «электронных урн», которые могут работать без подключения к энергосети и коммуникационной инфраструктуре, что особенно актуально для России и целого ряда других государств, где избирательные участки подчас расположены в малонаселенной местности или на территориях с ограниченным доступом к телефонным линиям и отсутствием оптоволоконного соединения с Интернетом. Эта система была использована в 2002 году в Бразилии на первых в мире электронных общенациональных выборах главы государства.

Сторонники внедрения систем «электронного голосования» небезосновательно утверждают, что использование новейших технологий способствует повышению электоральной активности, вызывая у избирателей дополнительный интерес. В то же время, по справедливому мнению критиков подобных проектов, существующие системы Интернет-голосования весьма далеки от совершенства, слишком уязвимы с точки зрения потенциальных компьютерных сбоев и атак хакеров, а использование «электронных урн» отнюдь не исключает возможности разного рода подтасовок и искажений результатов голосования вследствие вмешательства «заинтересованных лиц» в процесс разработки, как самого оборудования, так и его программного обеспечения.

Интернет-технологии, обеспечивающие информационное взаимодействие органов власти с населением и институтами гражданского общества, получили в современной литературе устойчивое наименование «электронного правительства». Отечественные исследователи считают, что правильным было бы говорить об электронной инфраструктуре государственного и муниципального управления, которая бы объединяла в себе технологии информационного взаимодействия между органами власти и гражданами, органами власти и институтами гражданского общества, включая бизнес-структуры и общественные объединения, а также между разными государственными и муниципальными учреждениями.

Развитие электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления предполагает не только создание системы сайтов органов власти и иных учреждений. С точки зрения политической теории, речь должна идти о серьезной трансформации самих принципов взаимодействия власти и гражданского общества, когда гражданин из объекта властно-управленческого воздействия превращается в компетентного потребителя услуг, предоставляемых корпусом государственных и муниципальных служащих, и одновременно становится полноправным участником процесса принятия политических решений как на местном, региональном, так и на общенациональном уровне.

Интегральную форму демократии, или технодемократию, предлагает канадский философ Марио Бунге, ищущий «тре*тий путь» в противоположность и капитализму, и социализму. Он полагает, что новый строй должен быть основан на науке. Эта форма должна расширить современную политическую демокра*тию в плане народного представительства и соучастия в полити*ческом процессе. Этот строй также должен повлиять на эконо*мическую жизнь, повысив роль кооперативной собственности и самоуправления. В области культурной жизни должна увеличиться культур*ная автономия и доступ к образованию на протяжении всей жиз*ни.

Средствами для достижения этой формы демократии Ма*рио Бунге считает просвещенное правление народа в лице его достойного представителя, а также привлечение широкого круга экспертов. Иными словами, канадский политолог утверждает до*стижение всеобщего равенства посредством кооперативной соб*ственности и самоуправления.

Марио Бунге характеризует предложенную им модель де*мократии следующими основными признаками:

Во-первых, интегральная технодемократия предлагает не полное, а квалифицированное равенство, то есть комбинацию эгалитарности и меритократии, которая основана на трех принципах, а именно:

а) социалистическом «от каждого по способности, каж*дому по труду»;

б) локковском принципе законного владения пло*дами своего труда;

в) принципе Роулза – единственно справед*ливо то неравенство в распределении товаров и услуг, которое удовлетворяет каждого.

Во-вторых, интегральная демократия предполагает соеди*нение кооперации и конкуренции.

В-третьих, она предполагает централизованную координа*цию сообществ посредством создания федераций и государств, в конечном счете, Мирового правительства, к созданию которо*го якобы стремится Западный мир.

В-четвертых, она предусматривает создание малых и более слабых государств, чем когда бы то ни было, ибо хорошо устро*енное общество не нуждается в большом правительстве: за него негласно правит Всемирное Тайное Правительство.

В-пятых, в интегральной демократии должна раскрыться полная свобода личности в безнормативном обществе безнацио*нальных людей.

Описанную систему демократии, по мне*нию Марио Бунге, можно легко внедрить в бывших социалистических стра*нах, поскольку там нет «значительного класса капиталистов».

Новую форму демократии – информационную демократию - предложил французский политик и политолог Мишель Рокар, который счи*тает сердцевиной демократии реальность взаимосвязей между выборными лицами, средствами массовой информации и изби*рателями. Не вдаваясь в существо того, что представляет собой демократия в целом как власть большинства, Мишель Рокар со*средоточивается на частном аспекте общественно-политических отношений, где, по его мнению, происходит становление новой и действенной формы демократии, свидетелями рождения кото*рой мы являемся.

Новизна этой формы демократии состоит в том, что её со*ставляющими выступают всеобщее избирательное право и сво*бодная информация. При этом соблюдается условие, что обе со*ставляющих применяются честно, без манипуляций и политического обмана политтехнологов. Естественно, что народ может реализовать свое право выбора только в условиях свобод*ного распространения информации, когда отсутствуют полити*ческие запреты и политический террор. Если ранее демократия строилась почти исключительно на избирательных бюллетенях, то теперь между избирателем и его актом выбора находится ин*формация.

Информация напрямую определяет демократическое дей*ствие граждан. Не случайно средства массовой информации ста*ли называть не иначе, как «четвёртой властью». Поэтому новая форма демократии представляется Мишелю Рокару весьма со*временной формой организации общества и государственного правления.

Признание того факта, что в политическую жизнь вовлекаются широкие слои населения, подтолкнуло ряд ученых значительно уси*лить в рамках процедурного подхода роль рядовых граждан. Так, А.Этциони предложил концепцию «восприимчивой» общественной системы, при которой власть чутко реагирует на импульсы и табу, поступающие из недр общества. Именно такая восприимчивость, го*товность к диалогу с гражданами и соответствует, по его мнению, демократической политике. Идеи Этциони, более высоко оценивающего роль общественности, нашли отражение и в концепции рефлексирующей (размышляющей) демократии. Основной упор в ней делается на процедуры, обеспечивающие не выполнение функций властью, а включенность в политическое управление общественного мнения и полную подотчетность ему властных структур. Включение идущей в обществе дискуссии об устройстве общественной и част*ной жизни и, следовательно, возникающих при этом размышлений, неформальных рефлексий, оценок, убеждений, в которых риторика соединяется с разумом, в процесс принятия решений и формирует, по мысли сторонников данной идеи, те механизмы «народной авто*номии», которые и составляют суть демократии в политической сфе*ре.

К модели рефлексирующей демократии близка модель делиберативной демократии, которую разработал и обосновал Юрген Хабермас. Под демократической делиберацией понимается постоянная самокритика и самоочищение демоса, т.е. совокупности граждан. Немецкий философ предложил учитывать многообразие форм коммуникации, в которых «совместная воля образуется не только через этическое самосогласие, но и за счет уравновешивания интересов и достижение компромисса за счет целерационального выбора средств».[21] Все вопросы Ю.Хабермас сводит к коммуникативным условиям и процедурам, которые через демократическое общественное мнение придают легитимность власти. Представляется возможной формула, которую предлагает Ю.Хабермас: «свобода индивида оказывается связана со свободой всех других не только негативно, через взаимные ограничения. Правильное размежевание есть, скорее, результат совместно осуществляемого автономного законополагания. В ассоциации свободных и равных все должны иметь возможность понимать себя в качестве авторов тех законов, связанность с которыми каждый в отдельности ощущает как их адресат».[22]

Делиберативная демократия – это демократия рационального дискурса, обсуждения, убеждения, аргументации, компромиссов в ее беспартийном варианте. Т.е. эта модель основывается на убежденности в том, что человек способен перейти от роли клиента к роли гражданина государства, что он склонен к беспартийности, готов к компромиссу и даже к отказу от своих предпочтений, если они компромиссу мешают.

Системную теорию демократии разработал Н.Луманн, который предпринял попытку заново определить нормативные предпосылки демократии. При этом он исходит из прецедента, не имеющего место в истории, — понятия «степени комплексности» поли*тически релевантного горизонта действительности. По его мнению, цели как индивидуального, так и коллективного действия не задаются однозначно. Мы находимся в бесконечно открытом, чрезвычайно сложном и онтически[23] не определенном мире. Политика должна постоянно заботиться о выработ*ке основ и критериев принимаемых ею решений. В этой ситуации демо*кратия является наиболее приемлемым путем и средством решения вопросов, так как она дает в распоряжение общества нейтральную по со*держанию, свободную от предварительных оценочных подходов методоло*гическую основу для выработки решений. От других форм государственности демократия отличается тем, что она при выработке решений сохраняет «всю широту шкалы комплексности». И хотя демократия при каждом принятом решении отбрасывает мно*жество других возможных вариантов, редуцируя комплекс*ность (т. е. уменьшая, суживая ее), она все же ищет и оставляет оп*ределенные возможности и для восприятия иного выбора в будущем. Демо*кратия, таким образом, комбинирует способность выработки нужных решений с сохранением комплексности, т. е. структурной открытости для альтернатив*ных действий.

В контексте системно-теоретического обоснования демократии такие ценности и принципы, как свобода, плю*рализм, открытость, соучастие, соревнование различных мнений, приобретают иной смысл, способствующий сохранению политического режима посредством эффективной адаптации к окружающей действительности. Демократическое соучастие приобретает свою значимость не в качестве инструмента реализации личной и коллективной автономии, а как гарант возможно более широкого спектра политических решений. Выборы как гарант демократии при представительной системе меньше всего служат реализации личной свободы самоопределения, а скорее способствуют прикрытию административных решений и использованию преходящих настрое*ний избирателей в ходе состязания политических партий. При функционалистском рассмотрении демократии субъективная мотивация и психологи*ческое поощрение демократии систематически замещаются объективными, системофункциональными действиями, при этом партиципация (соучастие) порождает многообразие, «комплексность», которая, в свою очередь, обеспечивает дол*говременную устойчивость системы. Демократия оправдывает себя уже не как наиболее гуманная форма организации властных отношений, а скорее всего как форма государственной жизни, которая в современных ус*ловиях лучше всего позволяет сохранить систему.

Новый вид современной демократии описал Г.О`Доннелл.[24] Он назвал ее делегативной демократией (в другой интерпретации – полномочная демократия), которую можно охарактеризовать также, как демократию переходного периода, что представляет несомненный интерес для российской политической практики. По мнению исследователя, становление новых типов демократии не связано с характеристиками предшествующего авторитарного правления, а зависит от исторических факторов и степени сложности социально-экономических проблем, наследуемых демократическими правительствами.

Делегативная демократия не относится к представительным демократиям. Несмотря на то, что она не является институциональной, в то же время делегативная демократия может быть устойчивой. После прихода к власти демократического правительства появляется возможность по Г.О`Доннеллу для «второго перехода» - к институционализированному демократическому режиму. Однако такая возможность может остаться нереализованной из-за регресса к авторитаризму. Важнейшим фактором для успешного «второго перехода» является создание демократических институтов, что становится возможным при создании широкой коалиции, пользующейся поддержкой влиятельных лидеров. Эти институты способствуют решению социально-экономических проблем.

Если в достаточно короткие сроки демократическому правительству не удастся получить положительные сдвиги в экономике и социальной сфере, то поддержка со стороны общества демократических преобразований будет ослабевать, что в конечном итоге может привести к возврату авторитаризма.

Под институтами Г.О`Доннелл понимает систематизированные, общеизвестные, практически используемые и признанные, хотя и не всегда формально утвержденные, формы взаимодействия социальных агентов, имеющих установку на поддержание взаимодействия в соответствии с правилами и нормами, которые закреплены в этих формах. Демократические институты являются прежде всего политическими институтами. Они имеют непосредственное отношение к процессу принятия решений, каналам доступа, связанным с выработкой и принятием решений, и к формированию интересов и субъектов, претендующих на этот доступ.

Наличие таких институтов не является гарантией демократии, так как принципиальным моментом является качество их функционирования. Если эти институты в действительности не являются центрами принятия решений, гарантами открытости политического процесса, то перехода к представительной демократии не произойдет.

Еще один важный фактор формирования демократии в современном обществе связан с формированием и представительством коллективных интересов. Этот процесс может быть институционализирован или не быть таковым.

Институциализация процесса означает наличие таких характеристик, как выбор агентов к допуску в качестве полноправных членов в систему принятия и выполнения решений, а также необходимых для этого ресурсов и процедур; исключение использования или угрозы использования силы против оппонентов власти; формирование представительства, которое дает право выступать от имени других, а также возможность обеспечить подчинение других избирателей решениям представителей; возникновение состояния равновесия из-за стабилизации представителей и их ожиданий, в нарушении которого никто не заинтересован.

Практика договорных отношений позволяет справиться с проблемами, не разрешаемыми другими путями, увеличивает готовность всех агентов признать друг друга равноправными собеседниками и повышает в их глазах ценность института, формирующего их связи.

В отличие от институционализированной неинституционализированная демократия характеризуется слабостью имеющихся институтов, место которых занимает клановость и коррупция.

Делегативная демократия основывается на предпосылке, что победа на президентских выборах дает право победителю управлять страной по своему усмотрению в рамках существующих конституционных ограничений и установившихся властных отношений. Данный тезис подтверждается особыми отношениями между властью и обществом, установившимися исторически в России. Народ вверяет свою судьбу политическому лидеру и ожидает от него отеческой заботы о всей нации. В таких условиях невозможен политический плюрализм, так как он не поддерживается обществом, которое не видит в разнородных политических фракциях силы, способной удовлетворить интересы народа.

Если представительная демократия представляется в идеале системой, основанной на равенстве независимых кандидатов, способных представлять самих себя, то делегативная демократия может рассматриваться как система, основанная на неравенстве зависимых индивидов, неспособных представлять самих себя. В странах делегативной демократии президент, как правило, не соотносит себя ни с одной из политических партий, являясь воплощением нации, хранителем ее интересов.

В таких условиях для соответствия ожиданиям общества президенту нужны дополнительные полномочия, поэтому другие политические институты, предназначенные для контроля за деятельностью главы государства, становятся препятствием на пути реализации стоящих задач. Демократическим в делегативной демократии является сам факт проведения в той или иной степени справедливых выборов, что дает право победителю стать на конституционный срок толкователем высших интересов нации. Таким образом, легитимность власти поддерживается посредством выборов и за счет веры в политического лидера, в его харизму. После выборов избирателям надлежит стать пассивными созерцателями политики избранного президента.

В обязанности лидера входит, прежде всего, объединение нации, исцеление ее от «болезней» - экономических и социальных проблем. Президент пытается оправдать ожидания общества за счет решительных мер, с которыми не согласны другие политические силы. Если противодействие приобретает острые черты, то всенародно избранный глава государства обращается непосредственно к своим избирателям для получения поддержки, которую, как правило, получает. Такая поддержка является основанием для усиления нажима на оппозицию и отстранения ее от влияния на принятие политических решений. Президента окружает команда, которая не вписывается в демократические институты власти, поэтому резко возрастает роль администрации главы государства, его советников и помощников и, напротив, снижается политический вес парламента, правительства, партий и других политических институтов. Тем не менее, в отличие от автократических режимов в странах делегативной демократии существующие политические институты и политические силы имеют возможность выступать с критикой верховной власти, которую может поддерживать значительная часть общества. Непопулярные меры наряду с затяжным кризисом заставляют власть маневрировать, различными способами воздействовать на парламент с целью принятия соответствующих законов, перекладывать ответственность на другие политические институты и субъекты политики. Такая политика является следствием ограниченности демократических политических институтов и норм.

В странах делегативной демократии существует вертикальная подотчетность – перед избирателями, что и заставляет легитимному лидеру обращаться непосредственно к народу. В условиях делегативной демократии исполнительная власть предпочитает не распространять такую же подотчетность по горизонтали - перед другими политическими институтами: парламентом, судами, - считая их лишним препятствием на своем пути и блокируя развитие этих институтов. Исключение парламента из процесса принятия политических решений влечет за собой грозные последствия, так как в представительном органе власти притупляется ответственность за политику.

Находясь в системе властных отношений, участники политического процесса просчитывают варианты взаимной ответственности за неправомерные действия, принимая во внимание возможности наказания в сложившейся системе. Но если авторитарное государство использует насилие для урегулирования спорных вопросов, то демократизация приводит не к подавлению, а к институциализации конфликта.

С делегативной демократией связан рост популизма, для которого необходимо наличие основных демократических ценностей: права избирать и быть избранным, наличие необходимых для этого свобод, плюрализма в различных сферах деятельности, права на объединения и т.д. Тем не менее, популизм не может быть приравнен к какой-либо форме демократии. Это скорее всего частный случай проявления демократизации. Политика популизма в условиях зарождающихся демократических институтов и норм не способствует укреплению общественного доверия - она губительна для демократии. Если в странах с институционализированной демократией имеются механизмы противодействия политикам-популистам, то в странах, где демократические институты слабы и немногочисленны, последствия иные. В обществе со слабо развитыми демократическими традициями в виду отсутствия реальных программ, популистский политик начинает искать виновных в ухудшении жизни, крахе декларируемых преобразований. Затем он обращается за поддержкой к избравшему его народу, указывая истинных, на его взгляд, виновников сложившегося положения, добиваясь их ухода с политической арены. При этом используется, в том числе, репрессивный аппарат. Все эти деяния прикрываются вывеской «для блага народа». Реально страна скатывается к авторитаризму с последующим возможным переходом к тоталитарному режиму. Причем пока народ будет ориентироваться не на реальное положение дел в экономической и социальной сфере, а на красноречивые высказывания политиков, не подкрепленные делами – опасность авторитаризма будет существовать.

Издержки делегативной демократии заключаются в преобладании исполнительной власти над законодательной. Это приводит к низкой проработанности реализуемых социально-экономических программ, к отсутствию поддержки правительства со стороны парламента, не чувствующего ответственности за проводимую политику, и в конечном итоге – к падению престижа политических партий и политиков.

В условиях институционализированной демократии решения принимаются медленно, потому что происходит длительный процесс согласования со всеми акторами политического процесса. Однако после принятия решений они выполняется быстро. Напротив, при делегативной форме демократии решения принимаются быстро, однако это достигается нередко ценой большей вероятности ошибок, непродуманных действий, рискованных методов и концентрации ответственности за результат на президенте. При такой системе не происходит перераспределения ответственности между различными центрами власти. По этой причине популярность главы государства варьируется от невероятно высоких оценок его деятельности до показателей, за которыми может последовать ниспровержение некогда преданным ему народом.

Исполнительной властью используется практика управления путем издания указов и директив. Так как правовое поле, как правило, не заполнено необходимыми законодательными актами, правительство стремится как можно быстрее реализовать свою власть, используя концентрацию полномочий в руках президента или председателя правительства. В связи с тем, что решения исполнительной власти затрагивают важные политически организованные интересы, то исполнение таких указов маловероятно. Такая политика приводит к острому противостоянию. Политические силы, отстраненные от принятия решений, снимают с себя ответственность за положение в стране и глава государства остается один в ответе за нерешенные проблемы. Следствием является добровольная или, чаще всего, принудительная отставка. Слабость такой демократии заключается в маскировке решений, принимаемых не центрами власти, а теми реальными силами, которые олицетворяют наследие авторитарного государства.

В случае успешного решения социально-экономических проблем главе государства кажется верхом несправедливости ограничение срока его полномочий согласно конституции. Поэтому им могут быть предприняты меры для продления своих полномочий. При вынесении данного вопроса на референдум используется в максимальной степени административный ресурс, угроза нестабильности в случае смены руководства. В зависимости от противодействия со стороны оппозиции возможны такие варианты, как реформирование конституции таким образом, чтобы она предоставляла действующему президенту возможность переизбрания или занятия ключевого поста премьер-министра в правительстве при парламентском режиме.

Характерной особенностью третьей волны демократизации стал не триумф политического либерализма, который констатировал Ф.Фукуяма в 1992 году, а успех «дефектного» варианта нелиберальной демократии.

Немецкие исследователи В.Меркель и А.Круассан определяют «дефектную демократию» «как систему господства, в которой доступ к власти регулируется посредством значимого и действенного универсального «выборного режима» (свободных, тайных, равных и всеобщих выборов), но при этом отсутствуют прочные гарантии базовых политических и гражданских прав и свобод, а горизонтальный властный контроль и эффективность демократически легитимной власти серьезно ограничены».[25]

«Дефектные демократии» становятся таковыми после изменения критериев «демократичности». Так, в XIX веке правом голоса в демократических странах пользовалось меньшинство населения, так как этого права была лишены значительная часть людей по гендерному, этническому, расовому, экономическому и другим признакам. Однако, это не мешало называть США или Англию демократической страной. Несмотря на то, что до 1971 года в Швейцарии избирательных прав были лишены женщины, эта страна, тем не менее, считалась демократической. Лишь при изменении критериев демократии, такие страны в конце ХХ столетия стали называть демократиями с прилагательными: делегативная, гибридная, электоральная, нелиберальная, заблокированная, дефектная. То есть повышение требований к демократии приводит к пересмотру критериев, которым должны отвечать демократические режимы.

Как свидетельствует ход развития демократии, существующие демократические модели делают упор либо на разные аспекты демократии, либо на различные ценности. В этой связи немецкий ученый Б.Гуггенбергер, указывая на необходимость создания в будущем комплексной теории демократии, справедливо подчеркивал: «Любой теории демократии, удовлетворяющей современным стандартам науки, необходимо быть достаточно комплексной и одновременно гибкой… Теория демократии не может ограничивать себя одной единственной из каких-либо целей (соучастие или эффективность, правовое или социальное государство, защита меньшинства или власть большинства, автономия или авторитет); наоборот, она должна комбинировать возможно большее число тех представлений о целях, которые выкристаллизовались в западной теории демократии, а также в демократической практике и оказались социально-значимыми… Она нуждается в комплексных предпосылках, в принципах, занимающих как бы серединное положение между образами демократии и действительностью…».[26]

Литература:

Баранов Н.А. Трансформации современной демократии. СПб.: БГТУ, 2006.

Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М, 2004.

Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003.

Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М., 1997.

Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях (I) // Полис. 2002. №1.

О`Доннелл Г. Делегативная демократия // http://polit.msk.su/library/dem/odonnell.html#_ftn1

Песков Д.Н. Интернет в российской политике: утопия и реальность // Полис. 2002. №1.

Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999.

Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005.

Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №.2.

Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995.


[1] Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С.59.

[2] Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость (I) // Полис. 2002. №2. С.72-73.

[3] Ленин В.И. Государство и революция. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С.83.

[4] Barber B. Participatory Democracy. // Encyclopedia of Democracy. Vol. 3. New York, 1995. P.923.

[5] Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М, 2004. С.31.

[6] Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995. С.372.

[7] Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. М., 1984. С.38.

[8] Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[9] Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М., 1997. С.40.

[10] Там же. С.60.

[11] Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[12] Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.358-359.

[13] Там же. С.382.

[14] Там же. С.383.

[15] Политология: учеб. / А.Ю.Мельвиль. М., 2004. С.221.

[16] Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №.2. С.17-18.

[17] Хайек Ф. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10-12. С.124.

[18] Цит. по: Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[19] Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М, 2004. С.93.

[20] Песков Д.Н. Интернет в российской политике: утопия и реальность // Полис. 2002. №1.

[21] Хабермас Ю.Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., 2001. С.391.

[22] Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., 2001. С.196.

[23] Термин «онтический» схватывает непосредственно сущее и соотнесен с реальными вещами, предметами, явлениями, подразумевая, таким образом, контекст конкретных форм существования и соотнесенные с ними понятия.

[24] О`Доннелл Г. Делегативная демократия // http://polit.msk.su/library/dem/odonnell.html#_ftn1

[25] Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях (I) // Полис. 2002. №1. С.7.

[26] Гуггенбергер Б. Теория демократии. // Полис. 1991. № 4. С.146.

[Перикл]

http://nicbar.ru/theoria_democraty5.htm
Лекция 5.

5.1. Развитие концепции суверенитета

Развитие термина «суверени*тет» совпадает с возникновением современного территориального государства (1250-1350) од*новременно с концентрацией власти в руках су*верена обладающего монополией силы».

Понятие суверенитет длительное время было непосредственно связано с понятием суверен-властитель, которое в прошлом активно исполь*зовалось мыслителями для определения госу*дарства. В XIX в. считалось, что «над данной вла*стью, которой принадлежит суверенитет, не должно стоять никакой другой власти, имеющей правомерное полномочие давать ей повеления или препятствовать осуществлению ее воли». Под субъектом, обладающим суверенитетом, чаще всего понимается высшая власть, стоящая на вер*шине властной иерархии. При этом суверените*т оформляет юридическую рационализацию политической власти, которая стремится трансформировать подлинную силу в законную власть, а политиче*скую власть - в правовую.

Среди мыслителей, которые внесли весо*мый вклад в формирование современной кон*цепции суверенитета, можно отметить Жана Бодена, Никколо Макиавелли, Мартина Лютера, Томаса Гоббса, Жан Жака Руссо.

Философ Нового времени Жан Боден уделил вопросу о суверенитете особое внимание в ра*боте «Республика», появившейся в период религиозных войн (1576). Феодальная знать, воз*главлявшая враждующие стороны, стремилась ограничить королевскую власть. Размышляя о суверенитете государя, Боден понимал, что конфликт между правителя*ми и управляемыми необходимо ограничить. Проблема, по его мнению, могла быть разреше*на лишь при помощи «неограниченной правя*щей силы», при этом такой, чтобы она не была тождественна абсолютизму и была бы свобод*на от права и государственного воздействия.

Положение о суверенитете народа является одним из центральных элементов политической теории Ж.Ж. Руссо, который считал, что суверените*том может быть наделено только «коллективное существо». По его словам, суверенитет - это «только осуществление общей воли». Причем власть может передаваться, а воля - нет. Так Руссо обосновы*вал тезис о неотчуждаемости суверенитета. Другим принципиальным моментом являлся его тезис о неделимости суверенитета: «В силу той же причины, по которой суверенитет неотчужда*ем, он неделим, либо воля является общею, ли*бо ею не является; она являет собою волю народа как целого, либо - только одной его части».

Много внимания Руссо уделил вопросу «о границе вер*ховной власти суверена». Он пишет, что «все то, чем гражданин может служить государству, он должен сделать тотчас же, как только суверен этого потребует, но суверен со своей стороны не может налагать на подданных узы, бесполезные для общины». Эти тезисы Руссо можно считать наиболее важными для современного понима*ния суверенитета.

У суверенитета имеется два измерения - внутреннее и внешнее. И. Валлерстайн спра*ведливо отмечает, что суверенитет, как его определяют, начиная с XVI в., - это требование, по*рождаемое не столько самим государством, сколько межгосударственной системой. Разви*вая далее этот тезис, он пишет, что «в рамках своих границ государство имеет право проводить любую политику, кото*рую полагает разумной, принимать любые зако*ны, которые считает необходимыми, и при этом никто - ни отдельные индивиды, ни группы., ни внутригосударственные структуры - не вправе отказаться от их исполнения». При этом сувере*нитет в международной сфере, по его оценке, «предполагает, что никакое иное государство не имеет права претендовать - ни прямо, ни опо*средованно - на полномочия данного государства, осуществляемые им в пределах собствен*ных границ, поскольку такая попытка означала бы покушение на его суверенитет. Разумеется, и прежние государственные образования стре*мились к обретению всей полноты власти в сво*их пределах, но «суверенитет» предполагает еще и признание правомочности таких требований каждого из входящих в межгосударственную си*стему государств со стороны остальных». На ос*нове этого Валлерстайн делает обоснованное заключение о том, что «суверенитет в современ*ном мире предполагает взаимность».

Триумфом идеи государственного сувере*нитета в области международных отношений, оформленного на договорно-правовой осно*ве, можно считать Вестфальский мир 1648 г., которым завершилась Тридцатилетняя вой*на - одна из наиболее опустошительных войн в европейской истории. Определив границы государств Европы, Вест*фальский мир стал исходным пунктом для всех последующих международных трактатов и дого*воров вплоть до Французской революции конца XVIII в. А нормы права, заложенные в этих двух документах, актуальны и в наше время.

В конце XIX - начале XX вв. в международном праве суверенитет трактовался как «абсолютное право государства решать все внутренние воп*росы, независимо от воли других, и вступать с другими государствами во всевозможные согла*шения». При этом отмечалось, что «международ*ное общение возможно только при взаимном признании государственного суверенитета».

В тот же период времени получила распро*странение теория «несуверенных государств»», которая прилагалась, например, к Болгарии. Она считалась тогда вассальным государством во главе с монархом, не являющимся сувере*ном. Такого рода монархи получали свои полно*мочия после утверждения их правительствами других государств, имели по отношению к этим правительствам и государствам ряд обяза*тельств, которые принимались не добровольно, не в силу соглашения. Поскольку во внутренних делах они все-таки обладали полнотой власти, ряд авторов именовали их полусуверенными монархами.

К 1970-м гг. трактовка суверенитета в между*народном измерении, подобная той, что имела место в конце XIX - начале XX в., установилась и в советской традиции: «Суверенитет государства делает его независимым в международных от*ношениях, где оно выступает как самостоятель*ный субъект международного права».

С таким пониманием суверенитета пере*кликается его трактовка в новейших издани*ях, например, в «Новой философской энциклопедии» - авторитетном труде, изданном в 2003 г. коллективом под руководством акаде*мика B.C. Степина. В энциклопедии отмечает*ся, что «государственный суверенитет предпо*лагает полную независимость во внутренних и внешних сношениях, т. е. над властью госу*дарства, признаваемой суверенной, не стоит никакая иная власть, способная подчинить его себе или воспрепят*ствовать ему в проявлении его воли; в международной сфере суверенитет государства вы*ражается в его праве самостоятельно, неза*висимо от других государств, решать свои внутренние вопросы и вступать в междуна*родные соглашения».

Сейчас, в отличие от прошлого, суверенитет не рассматривается как неограниченный и аб*солютный: он находится в определенных отно*шениях с основополагающими, общепризнан*ными принципами международного и конститу*ционного права.

В сфере внутренних отношений суверенитет не должен вступать в противоречие с конститу*ционно закрепленными гражданскими и поли*тическими правами человека, которые были до*стигнуты с развитием международного права. При этом реальное обеспечение прав человека, как отмечал министр иностранных дел РФ С.В. Лавров, «категорически несовместимо с двойными стандартами», которые присутствуют в политике многих западных госу*дарств.

Конституция Российской Федерации называ*ет человека, его права и свободы высшей цен*ностью, и, следовательно, все конституционные принципы должны согласовываться с этим. По*ложения Конституции РФ, гласящие, что права и свободы человека являются для современной России высшей ценностью, нашли отражение во многих официальных документах, в выступ*лениях высшего государственного руководства РФ, в посланиях Президента России Федераль*ному Собранию РФ.

Во внешних отношениях суверенитет России ограничен рядом общепри*знанных принципов международного права, среди них - запрет на развязывание войны, обязательства, взятые на себя государством как членом международных или региональных организаций. Со*гласно ст. 79 Конституции РФ, Российская Феде*рация может участвовать в межгосударствен*ных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не про*тиворечит основам конституционного строя РФ.

В современных условиях сохранение суверенитета связано с умением преследовать свои собственные цели, несмотря на внешнее давление или используя его. В связи с этим обеспечение суверенитета требует осознанной, глубоко продуманной внутренней и внешней по*литики страны, опирающейся как на развитое понимание национального интереса, так и на реалистическое представление о современной «международной среде», в которой приходится действовать государству.

Ряд исследователей отмечают, что в последние десятилетия право собственности на территорию (территориальный суверенитет) распространилось на водное и воздушное пространство. При этом особое значение имеет вытекающее из территориального суве*ренитета право собственности на природные ресурсы, что привело к появлению госу*дарств-рантье, где сформировалось своеобраз*ное «потребительское общество».

Очевидно, что подавляющее большинство де-юре суверенных государств в современном мире из-за своих размеров, экономической, по*литической, военной зависимости от других субъектов международных отношений облада*ют суверенитетом сугубо формально. При этом они могут передать часть своих суверенных прав либо другому государству (их «протектору»), либо наднациональному образованию – как добровольно, так и в принудительном порядке.

Многие из этих государств, обладая полным набором признаков формального суверенитета, входят в категорию несостоявшихся государств, неспособных на своей территории, над которой они призваны осуществлять сувере*нитет, обеспечить экономический рост, полити*ческую стабильность, соблюдение норм права, решение острейших социальных проблем, поли*тическое управление со стороны центральной власти. Как отмечает Е.М. Примаков, существо*вание «несостоявшихся государств», где власти не способны предотвратить гуманитарные ката*строфы, геноцид, массовый исход беженцев, яв*ляется одной из крупнейших проблем современ*ной международной безопасности.

Несоответствие между неограниченным де-юре и ограниченным де-факто суверенитетом негативно влияет на национальную психологию многих народов и их политических элит, нередко вызывает весьма сложные социальные и поли*тические коллизии, чреватые острыми кон*фликтными и кризисными ситуациями как внут*ри государств, так и в определенном сегменте системы мировой политики.

5.2. Формула реального суверенитета

Понятие «реальный суверенитет» ввел в оборот Авюр в 1999 г. в серии выступлений и публикаций. В последующем это понятие наполнялось все более конкретным содержанием.

Практиче*ски на протяжении всей мировой истории реальным суверенитетом обладало срав*нительно небольшое число стран. Ре*альный суверенитет означает способность госу*дарства на деле, а не декларативно самостоя*тельно проводить свою внутреннюю, внешнюю и оборонную политику.

Так, до 1918 года полностью суверенными были «державы»: Австро-Венгрия, Великобритания, Германия, Россия, Франция, Италия, Соединенные Штаты и Япония. Как отмечал Николай Устрялов: «Для подавляющего большинства «суверенных» государств это право становится все более и более абстрактным, поскольку реально каждое государство все в большей степени зависит от условий международной жизни. А вслед за внешним суверенитетом под угрозой оказывается и внутренний».

Сейчас к полностью суверенным государствам специалисты относят США, Китай, Россию, Великобританию (занимающую особую позицию по ряду вопросов в ЕС) и Индию. Наибольшим испытаниям по разным причинам подвергаются суверенитеты Великобритании и России. Нашей стране удалось удержать развалившийся суверенитет СССР, но борьба за него не завершена.

Декларация о государственном суверенитете РСФСР 12 июня 1991 года и «Беловежские соглашения» о создании Содружества независимых государств только начали процесс установления Российской Федерацией суверенитета (верховенства политической власти и законов РФ) на всей ее территории и в международных отношениях. Этот процесс далеко не закончен до сих пор. Он осложняется внешними факторами и противоречив внутренне.

В 1990-е гг. формальную на независимость России никто не покушался. Но было очевидным, что экономическая политика страны подконтрольна МВФ, который управлял российскими финансами, и Всемирному банку, управлявшему приватизацией и отраслевой политикой.

Столь же очевидным было, что политический режим устойчив в той степени, в которой он устраивает группу ведущих стран, прежде всего США. Мало у кого вызывало протест то, что там выставляются оценки степени «демократизации». Общим был курс на интеграцию в некое «мировое сообщество» на условиях этого сообщества.

Реальный суверенитет предполагает нацио*нальный контроль над аэродромной сетью и уп*равлением воздушным движением, над нефте- и газопроводами и соответствующими терминалами, железнодорожной сетью, федеральными автотрассами, над рядом отраслей гражданской наукоемкой промышленности, тесно связанных с оборонно-промышленным сектором, незави*симость важнейших каналов эфирного телеви*дения от иностранного капитала. Одним из важ*ных факторов обеспечения реального суверени*тета является развитие в стране фундаменталь*ной науки, финансирование которой должно взять на себя прежде всего государство. Серь*езное значение имеет способность «политиче*ского класса», бизнес-элиты и интеллектуальной элиты к самостоятельному стратегическому мышлению в области безопасности, в том числе в области оборонной политики, экономики и со*циального развития, к мышлению, опирающему*ся на обширную общественно-научную базу как теоретического, так и прикладного характера, на чувство просвещенного патриотизма.

Нация и индивидуумы подлинно суверенного демократического государства имеют особое мироощущение, испытывают особую гордость за свою страну.

В современных условиях конкурентоспособ*ность нации и ее реальный суверенитет обеспе*чивают стратегические отрасли, поэтому край*не важной является их прямая государственная поддержка. Одним из примеров подобной поли*тики может быть политика деголлевской Фран*ции, которая в условиях активного сопротивле*ния англосаксонских государств позволила этой стране отстоять свое право иметь широкий спектр национальной наукоемкой промышлен*ности - атомной, авиационной, ракетно-косми*ческой, электронной и др.

Отсутствие собственной возможности разра*батывать ряд видов вооружений, которую Гер*мания и Япония утратили в результате пораже*ния во Второй мировой войне, является одной из характеристик де-факто неполной суверен*ности этих государств в мирополитической сис*теме. По окончании войны они потеряли не только свой суверенитет, но и субъектность, за*тем де-юре их суверенитет был восстановлен, однако достижение реального суверенитета этими государствами остается проблемой.

Обретение способности производить вооруже*ния - дело длительное, многотрудное, чреватое многими неудачами. Так. Индия, несмотря на мно*голетние усилия и огромные затраченные средст*ва, и в то же времяи большие достижения во многих областях на*уки и техники, не смогла освоить производство не только современного истребителя собственной разработки, но и танка «Арджун». В результате в 2003-2005 гг. были приняты решения о продол*жении закупок у России истребителей и танков.

Российская Федерация к середине первого десятилетия XXI в. оказалась на грани утраты многих важных компонентов производства современных систем вооружений, имевшихся у Советского Союза, поэтому крайне острой яв*ляется задача воссоздания такого производст*ва на новой научно-технической основе. Без национальной научно-промышлен*ной политики стране гро*зит утрата реального суверенитета, трансфор*мация де-факто из активного субъекта мировой политики во все большей мере в ее объект.

Реальный суверенитет предполагает и нали*чие собственной, устойчивой к внешним воз*действиям банковской системы, контролируе*мой государством и национальным капиталом. Огромное значение в современных условиях имеет наличие у государства сильной финансо*вой системы с невысокой степенью зависимо*сти от внешних заимствований.

Реальный суверенитет России существенно уменьшился к концу 1990-х гг. в силу значитель*ного возрастания внешней задолженности как в абсолютном выраже*нии, так и по отношению к ВВП. Запад демонст*рировал явную «сдержанность» в решении воп*роса о реструктуризации долгов на выгодных для России условиях, а тем более в вопросе о прощении России долгов Советского Союза (как это Запад сделал, например, в отношении Польши). Поэтому ликвидация такой задолженности является ме*рой, способствующей укреплению реального су*веренитета России.

Достижение высоких темпов роста экономики невозможно добиться без ин*теграции России в мировое хозяйство и мировую экономику в условиях глобализации. Однако, это возможно лишь при одном условии - при сохранении и обеспечении суверенитета нашего государ*ств, о чем неоднократно подчеркивал Президент России. В связи с этим вопрос о вступлении России в ВТО не должен быть вопросом идеологическим, его нужно решать на сугубо прагматической ос*нове, с учетом интересов долгосрочного разви*тия страны, обеспечения национальной конку*рентоспособности.

Наличие реального суверенитета позволяет добиваться более выгодных условий для внеш*ней торговли, для привлечения иностранных ин*вестиций, для обеспечения в необходимых пре*делах на наиболее приемлемых условиях внеш*них заимствований на мировых финансовых рынках и пр.

5.3. «Десуверенизация» и реальности развития современной мирополитической системы

Тенденция роста комплексной взаимо*зависимости государств и народов стала очевидной в 1970-х гг. В 1990-е гг. для характеристики взаимозависимости стал наиболее активно использоваться термин «глобализация». Многие исследователи отмеча*ют, что глобализация, особенно за счет разви*тия телекоммуникационных сетей, создает новую иерархию власти и влияния в мировой по*литике, в том числе в пользу негосударственных акторов мирополитической системы.

В экономике нарастающая глобализация проявляется в росте международной торговли, опережающем рост ВВП всех стран, в увеличе*нии масштабов и темпов перемещения капита*лов, создании и развитии транснациональных корпораций (ТНК).

Вслед за упрочением торговых и промыш*ленных связей между странами мира стал стре*мительно формироваться мировой финансо*вый рынок, который превратился в средство мобилизации свободных мировых денежных ресурсов и их инвестирования в различные производственные и финансовые объекты. Экономика каждой страны как экспортирую*щей капиталы, так и принимающей прямые иностранные инвестиции становится все бо*лее транснациональной.

Хозяйственное сближение стран имеет как позитивные, так и негативные последствия. Помогая в ряде случаев быстрее продвигаться по пути экономического роста, экономическая взаимозависимость одновре*менно сделала каждую страну весьма чувстви*тельной к внешним воздействиям. Функциони*рование экономики любой страны все больше зависит от внешних факторов.

В мировом экономическом пространстве все более важную роль стали играть негосу*дарственные транснациональные центры при*нятия стратегических экономических реше*ний - транснациональные (многонациональ*ные) компании, ТНК, транснациональные банки, международные инвестиционные фонды и т. п. Множество та*ких частных субъектов внедряются в сферу хо*зяйственной деятельности национальных пра*вительств и вносят коррективы в их политику. Более того, самые крупные из них способны влиять на финансовую и иную конъюнктуру ми*рового хозяйства в целом.

В качестве новых факторов мирополитического процесса выступают не только транснаци*ональные корпорации, но и различные непра*вительственные международные организации.

Та или иная трактовка суверенитета государ*ства зачастую является определенным идео*логическим или политическим инструментом. Во многих работах резкое ослабление в усло*виях глобализации роли государства как главно*го субъекта системы мировой политики связы*вается с десуверенизацией государств, пропа*гандируется тезис об универсальном характере этого явления. В качестве одного из основных аргументов приводится европейская интегра*ция - создание Европейского экономического сообщества, трансформировавшегося в 1992 г. в Европейский союз (ЕС), и его значительное расширение в последние годы за счет приема новых членов. Географически локальная в мас*штабах планеты тенденция - развитие европей*ской интеграции - выдается за всемирную зако*номерность. Однако этот тезис не подтверждает*ся развитием событий в большинстве других ре*гионов мира. Да и в рамках самого ЕС интегра*ция реализуется отнюдь не однозначно.

Тема десуверенизации современных госу*дарств также тесно увязывается с проблемой активного распространения демократии по всему миру, иногда даже насильственным образом.

Сторонники «десуверенизации» в соответст*вии со своей концепцией настроены на пере*смотр таких базовых понятий, как государство и государство-нация, система международных отношений, патриотизм, право наций на само*определение, национальные интересы, нацио*нальная безопасность и др.

С новым пониманием транснациональных процессов, места и роли государства в системе мировой политики связано появление и новой трактовки безопасности, в частности возникно*вение концепций «общественной безопасно*сти» и «человеческой безо*пасности». Эти концепции в последние годы привлекли значительное внимание - их особенно много в странах Евро*пейского союза, где говорят о переходе от доминирования принципа национальной безопасности и соответственно международной безопасности к принципу транснациональной, субнациональной и инди*видуальной безопасности.

Однако, в ряде стран такая трактовка безопасности не получи*ла сколько-нибудь широкого развития и рас*пространения. Так, США не применяют к себе идеи «размывания суверенитета» и «десуверенизации».

В 1990-х гг. США выступали лидером эконо*мических, информационных, социокультурных и политических процессов глобализации. При этом в ряде случаев Соединенные Штаты и де-юре, и де-факто поступались собственным суве*ренитетом, рассчитывая, разумеется, на то, что в силу своего преобладания и эффективности своих институтов они выиграют значительно больше, чем другие участники процессов десуверенизации. В начале XXI в. там произошла смена администрации, которая провозгласила решительный отказ от ограничения суверенитета США в важнейших для всего международного сообщества вопро*сах. Это касается защиты окружающей среды, борьбы с распространением бактериологиче*ского (биологического) оружия, ограничения ро*ли ядерного оружия и обеспечения стратегиче*ской стабильности, дальнейшей либерализации мировой торговли и пр. Республиканская адми*нистрация Дж. Буша-мл. отказалась подписать Киотский протокол, специальный Протокол к Конвенции о запрещении бактериологическо*го (биологического) оружия 1972 г., отказалась ратифицировать многосторонний Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний и вышла из двустороннего советско-американского (фактически - российско-американского) Договора об ограничении систем противоракет*ной обороны 1972 г. США ввели защитительные тарифы на импорт стали, а также приняли реше*ние о крупномасштабном субсидировании сель*ского хозяйства, в то время как в рамках ВТО были достигнуты договоренности о начале пере*говоров по поэтапному отказу от его субсидиро*вания и в США, и в Западной Европе.

США стремятся обеспечить за собой особые права в управлении Интерне*том, где центральная роль принадлежит амери*канской компании - интернет-корпорации по присвоению имен и адресов в Интернете (ICAAN), созданной в 1998 г. (ее учредителем была администрация Клинтона).

Такие действия свидетельствуют о политике укрепления Соединенными Штатами своего су*веренитета, в том числе и с выходом в ряде слу*чаев за пределы международно-правового по*ля. Вместе с тем эта держава, как и ряд других ее западных союзников, продолжает предпри*нимать шаги, направленные на то, чтобы ис*пользовать процесс глобализации для ограни*чения реального суверенитета многих других го*сударств.

Китай и Индия, добив*шиеся впечатляющих успехов в экономическом развитии, также уверенно и активно отстаивают свой суверенитет в мировой политике. Действуют они разными способами, присущими политиче*ской культуре каждой из стран. Обе они имеют особую историческую глубину развития цивили*зации и богатые традиции государственности. При всей специфике политики Китая и Индии по отстаиванию своего реального суверенитета линия поведения обоих азиатских гигантов име*ет немало общего. Это - развитие независимых вооруженных сил, включая силы и средства ядерного сдерживания (в Индии ядерное оружие появилось весной 1998 г.), стремление создать собственную оборонную промышленность как компонент наукоемкой промышленности в це*лом, огромные усилия по развитию современ*ной прикладной и фундаментальной науки. Оба государства не связывают себя с другими субъ*ектами мировой политики союзническими обя*зательствами, которые ограничили бы их свобо*ду действий.

Далеко не просто обстоит дело и с отказом от суверенитета в Европе, что показало голо*сование в ходе референдумов по конституции Европейского союза. Отказ от ратификации евроконституции в некоторых государствах Европы (во Франции и Нидерландах референдум по евроконституции привел к отрицательным результатам) говорит о том, что народы этих государств против потери сувере*нитета. В рамках ЕС стремление защитить свой суве*ренитет особенно характерно для Франции с ее богатейшими традициями государства-нации, единым пониманием элитой и обществом наци*онального интереса.

Пока в меньших масштабах и с более скромны*ми результатами пытается обрести реальный су*веренитет и крупнейшая страна Латинской Аме*рики - Бразилия. С давних пор бразильская поли*тическая и деловая элита рассматривала свою страну как ведущую в региональном масштабе и потенциально глобальную державу. В первом де*сятилетии XXI в. правительство этой страны продолжает предпринимать шаги по отстаиванию регионального лидерства Брази*лии и, в более широком аспекте, лидерства среди развивающихся стран.

Очевидное стремление к восстановлению своего реального суверенитета в последние го*ды демонстрирует Япония. Как государство, не обладающее после поражения во Второй миро*вой войне реальным суверенитетом, она пред*принимает все более серьезные попытки обре*сти его. Это выражается в действиях, ориенти*рованных на отход от «политики самообороны», закрепленной в конституции Японии. В последние годы, впервые за всю после*военную историю, в японской политической элите начали открыто говорить о приобретении страной собственного ядерного оружия. Про*должается рост военных расходов Японии, на*метившийся еще в конце 1990-х гг., несмотря на относительно неблагоприятные общие эко*номические условия в стране.

В современной мирополитической системе есть яркие примеры того, как даже сравнитель*но небольшие государства умело и эффективно борются за свой реальный суверенитет. Среди таких стран не последнее место занимает, в ча*стности, Швейцария. Она сумела отстоять свою независимую банковскую систему и швейцар*ский франк как авторитетную валюту, хотя весь*ма серьезные попытки подорвать их предпри*нимались в конце 1990-х гг. группой западных банков, поддерживаемых соответствующими политическими кругами.

5.4. Российская стратегия обеспечения реального суверенитета

Современная мирополитическая систе*ма и мировая экономика характеризуются борьбой двух тенденций. С одной стороны, это тенденция «десуверенизации», а с другой - мощная тенденция укрепления реального суве*ренитета рядом государств, которые при этом добиваются крупных успехов в своем экономи*ческом, культурном и социальном развитии. В этих условиях Россия ищет свое достойное ме*сто в системе мировой политики.

Наша страна своими достижениями в области культуры, науки, образования, развития техники доказала, что она была и будет одним из систе*мообразующих факторов мировой цивилиза*ции. У России, с ее тысячелетней традицией го*сударственности, выдающимися по всем истори*ческим меркам достижениями в отстаивании национальной независимости и территориальной целостности, достаточно предпосылок для обеспечения своего реального суверенитета. Важным фактором является восприятие российскими гражданами своей страны как влиятельного, ав*торитетного субъекта мировой политики.

В последние годы страна сделала ряд важных шагов в обеспечении своего реального суверени*тета. Восстановлен суверенитет России в Чечен*ской Республике, и пресечены сепаратистские действия в других регионах России. Приведено в соответствие с Конституцией России законода*тельство ряда субъектов Федерации, где имело место их расхождение с Основным законом Рос*сии. Существенно сокращена внешняя задолженность России, которая еще не*сколько лет назад висела тяжким грузом на всей стране. Удалось обеспечить разновекторность российской внешней политики, налаживание взаимовыгодного сотрудничества с ведущими государствами мира, в том числе с КНР и Индией. Предприняты важные шаги по укреплению обороноспособности страны, в том числе ядерного сдерживания, по развитию кос*мической составляющей системы обороны госу*дарства, по восстановлению боевой подготовки в силах общего назначения. Эти шаги с понимани*ем и одобрением встречены большей частью на*шего общества, нашими друзьями за рубежом, в том числе в ближнем зарубежье. Однако в укре*плении реального суверенитета Россия столкну*лась во внешнем мире с активным противодейст*вием сил, не заинтересованных в том, чтобы она выступала на мировой арене как самостоятель*ный «центр силы».

Обеспечение достойного места в мире для на*шей страны, приобретение статуса современ*ной великой державы невозможны без созда*ния демократической политической системы в ее классическом понимании - со всеми атри*бутами, включая сильные и авторитетные поли*тические партии.

Поддержание реального суверенитета и раз*витие демократии требуют разви*того и глубокого чувства просвещенного патри*отизма и национального самоуважения росси*ян.

Демократия в совокупности с реальным суверенитетом – суверенная демократия - может стать в России формой правления, обес*печивающей более высокую степень эффектив*ности управления и саморегулирования в обще*стве и государстве. Демократическая традиция есть не нечто привнесенное в Россию откуда-либо, а выстраданная нашим народом цен*ность, которая воспринимается наравне с таки*ми ценностями, как свобода и справедливость. Одна из важнейших задач демократической политической системы состоит в обеспечении устойчивой обратной связи между обществом и властью в обоих напра*влениях.

Реальный российский суверенитет может базироваться на развитой рыночной экономике. Отечественное предпринимательство долж*но быть, прежде всего, национальным, действую*щим в партнерстве с государством; именно это обеспечит его внутреннюю и внешнюю конку*рентоспособность перед лицом внеш*них конкурентов. Между желанием работать в услови*ях современной рыночной экономики и чувством патриотизма, нет про*тиворечий, поэтому важнейшей задачей является формирование социально-ответственного, национально-ориентированного бизнеса.

Одной из наиболее насущных национальных задач России является преодоление масштаб*ной зависимости российской экономики от экс*порта сырья. Здесь важна активная государственная под*держка проектов по развитию отечественной высокотехнологичной промышленности, осно*ванных на глубоком и многоплановом партнер*стве государства и бизнеса. Необходима также вовлеченность государства в це*ленаправленное формирование экономики, ос*нованной на научных знаниях. Такое участие власти в экономических процессах, партнерство государства и бизнеса - необходимое условие для развития «новой экономики» XXI века.

Экономический рост России в стратегиче*ской перспективе должен обеспечиваться пре*жде всего за счет наукоемкой промышленности и базирующейся на высоких технологиях сфере услуг, за счет всемерного развития «человече*ского капитала». В долгосрочной перспективе именно реали*зация конкурентных преимуществ научно-про*мышленного потенциала может позволить Рос*сии добиться стабильного экономического рос*та. Опора на торговлю сырьем, даже при том, что почти 30% его мировых запасов находится на территории России, приемлемого подъема экономики не даст. Однако этот мощный потенциал природных ресурсов должен быть оптимальным образом использован для других направлений развития российской экономики.

Одним из национальных достояний России является способность разрабатывать и вводить в дейст*вие крупные сверхсложные технические систе*мы, основанные на достижениях точных наук. Речь идет о гражданских и боевых ракетно-кос*мических комплексах, атомных электростанци*ях, крупных надводных и подводных боевых ко*раблях, гражданских и боевых самолетах, сис*темах боевого управления стратегическими ядерными силами, системах предупреждения о ракетном нападении, установках термоядерного синтеза и пр. В настоящее время российские предприятия демонстрируют способность освоить производство платформ для добычи природного газа и нефти на шельфе, судов для транспортировки сжиженного газа и т. п. Име*ется значительный потенциал в производстве сложной электронно-вычислительной техники (суперкомпьютеров) с соответствующим программным обеспечением и др.

[Перикл]

Способность осуществлять фронтальные фундаментальные исследования есть, помимо России и США, еще в нескольких странах мира. Развивающаяся широким фронтом по всем ос*новным направлениям фундаментальная нау*ка - гораздо более редкий феномен, чем приня*то считать. Это российское достояние необходимо со*хранять и преумножать, причем достижения в военно-технической сфере требуется во все большей мере ориентировать на применение в гражданской экономике. Нельзя забывать один из важнейших и в основном усвоенных уроков истории Советского Союза - независи*мая оборонная промышленность не может дол*го и без чрезмерных затрат существовать в ви*де обособленного анклава, не являясь органич*ной частью высокотехнологичной промышленности в целом с преобладанием высокопри*быльного гражданского компонента.

Наибольшую ценность в современных усло*виях приобретают именно научные знания и особенно способность к созданию нового науч*ного знания. Сегодня технологии, благодаря ко*торым разрабатываются наиболее прибыльные продукты, создаются в первую очередь на осно*ве новых научных знаний, выявления новых фи*зических, химических, биологических и прочих закономерностей. В силу этого особую важ*ность представляет интеграция образования и науки, включенность в процесс профессиональ*ного научного творчества и обучающих (профес*сорско-преподавательский состав) и обучае*мых (студенты, аспиранты).

5.5. История термина «суверенная демократия»

С абсолютной точностью зафиксировать момент рождения исследуемого термина едва ли возможно. Однако известна точная дата и точное место его введения в междуна*родный научно-политический оборот. Это произошло 1 апреля 2004 г. в Университете Ольстер (Дерри). Тогдашний председатель Комиссии Евросоюза «Европа и мир» Р.Проди (нынешний итальянский премьер) в своей речи сказал, в том числе следую*щее: «Кант вероятно бы порадовался, увидав то, что мы создали в Европейском Союзе - форму наднациональной демократии в виде Союза суверенных государств, входящих в него в качестве членов. В некоторых отношениях наш Союз есть воплощение сущности кантовской федерации суверенных демократий».

Через год с небольшим в «Послании Президента РФ Федеральному Собранию РФ», появляется тема, вскоре обозначенная термином, введенным Р.Проди. Прозвучала она в следующей аранжировке: «Россия - это страна, которая выбрала для себя демократию волей собственного народа. Она сама встала на этот путь и, соблюдая все общепринятые демократические нормы, сама будет решать, каким образом - с учетом своей исторической, геополитической и иной специфики - можно обеспечить реализацию принципов свободы и демократии. Как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по этому пути».

В.Путин, четко обозначив тему - соединение демократии с суверенитетом, - не ис*пользовал самоочевидный термин «суверенная демократия». Как выяснилось позже, предложенное В.Сурковым словосочетание показалось главе госу*дарства (юристу по образованию) не совсем привычным. Тем не менее, этот термин появился. Виктор Третьяков сразу после послания президента пи*шет: «Суверенная (и справедливая) демократия России - вот лингвистическая и сущ*ностная формула политической философии Путина, прямо не выведенная в послании, но фактически все его пронизывающая».

Среди первых критиков нового концепта следует выделить Владимира Рыжкова, согласно которому «суверенитет... это и есть демократия».

Однако в самих властных структурах обнаружились разногласия, о которых заявил первый вице-премьер (в недавнем прошлом - руководитель администрации Президента РФ) Д.Медведев.

В интервью журналу "Эксперт" (24 июля 2006 г.) он заявил, что неологизму «суверен*ная демократия» он предпочитает термины – «просто демократия» или «подлинная де*мократия». Свои предпочтения он объяснил тем, что как юрист по образованию привык рассматривать в разных плоскостях понятия «демократия» и «суверенитет». Демо*кратия - это «форма государственного устройства, форма правления и политический режим». Суверенитет же – «верховенство государственной власти внутри страны и ее независимость вне пределов государства». Кроме того, Д.Медведев в этом термине почув*ствовал «странный привкус. Это наводит на мысль, что все-таки речь идет о какой-то иной, нетрадиционной демократии. И сразу же задается определенный угол зрения. Особенно в комментариях некоторых наших партнеров. Демократия и государствен*ный суверенитет должны быть вместе. Но одно не должно подавлять другое».

Понятие «суверенная демократия» обладает некоторыми смысловыми оттенками, которых нет в его англий*ском эквиваленте, введенном в оборот Р.Проди. Поэтому в 2006 г. происходила уни*кальная идейно-политическую дуэль «на словах» между руководством России и США.

Начал эту дуэль заместитель руководителя администрации Президен*та РФ В.Сурков. В феврале 2006 г., выступая перед активом партии Единая Россия, он за*явил: «Россия, на мой взгляд, станет суверенной демократией. То есть выйдет на путь устойчивого развития. Будет экономически процветающей, политически стабильной, вы*сококультурной. Будет иметь доступ к рычагам влияния на мировую политику. Будет сво*бодной нацией, совместно с другими свободными нациями формирующей справедливый миропорядок». Речь, опубликованная на Ин*тернет-сайте Единой России была озаглавлена с помощью ключевого тезиса, сформулиро*ванного Сурковым: «суверенитет - политический синоним конкурентоспособности».

В марте того же года президент США представил новую редакцию Стратегии националь*ной безопасности. В этом документе присутствуют все компоненты термина «суверенная демократия». Но, как и в Послании-2005 президента Путина, сам термин отсутствует. Вместо него в качестве условия обеспечения национальной безопасности США обозначе*на «эффективная демократия». Основанная на «эффективном экономическом раз*витии», такая демократия, по Дж. Бушу, должна помочь странам, «освободившимся от ти*рании», построить «ответственный суверенитет» вместо «постоянной зависимости».

В самом общем виде этот тезис обозначает стремление США создать по всему миру на месте прежних «тиранических режимов» (а к ним относятся и Афганистан, и Ирак, и постсоветские, и посткоммунистические страны) экономически развитые и политиче*ски независимые государства. Наличие таких «эффективных демократий» с «ответ*ственным суверенитетом» рассматривается США как универсальная гарантия безопас*ности для любых соседей. В этом ключе 4 мая 2006 г. выступил вице-президент США Р.Чейни на конференции в Вильнюсе, организованной с целью создания своеобразного «демократического альянса» из стран, окружающих Россию.

Уговаривая Россию не усматривать угрозы в тех формах «демократизации», которые были применены в Грузии и Украине в 2003-2004 гг., Чейни заявил: «Перспектива, которую мы утверждаем сегодня, это - сообщество суверенных демократий (sovereign de*mocracies), которые преодолевают старинные раздоры, которые чтят многочисленные культурно-исторические связи, объединяющие нас, которые привержены свободе тор*говли, уважают друг друга в качестве великих наций и соединяют усилия в борьбе за столетие мира». Под*текст данного рефрена – «суверенные демократии» - это бывшие сателлиты и республики СССР, которые должны преодолеть «постоянную зависимость» от России.

В сентябре 2006 г. эта проработка ключевого термина российского и международного политического дискурса вышла на новый уровень. Президент Буш предъявил нации и миру ключевой тезис долгосрочной стратегии в противостоянии терроризму. Заключается он в том, что для конечной побе*ды над международным терроризмом необходимо создание «эффективных демокра*тий», обладающих «эффективным суверенитетом».

Очевидно, американцы полагают, что демократии могут быть и бывают неэффективными. От этого они не перестают быть демократиями. Просто перед лицом определенного вызова они оказываются уязвимыми, а потому к ним можно и нужно предъявлять определенные требования, выполнение которых в перспективе из*бавит мир от тотальной террористической войны.

Вместо то*го, чтобы изображать Запад в качестве «демократического стандарта» и призывать всех остальных на него равняться, новая американская антитеррористическая стратегия, по сути, ставит на одну доску такие страны, как Ирак и Великобритания.

Один из важнейших смыслов - умение современных демократий «осуществлять эф*фективный суверенитет и утверждать порядок внутри собственных границ». По-прежнему важны все классические атрибуты демократического режима - выборы, основные права человека, институты гражданского общества и т. д. Они, как выража*ются авторы стратегии, составляют такое «противоядие» против терроризма, которое обязательно сработает в отдаленном будущем. Но именно для того, чтобы у демократии в
столкновении с терроризмом сохранялась сама возможность будущего, она уже сегодня, сейчас должна противопоставить ему «эффективный суверенитет». То есть, если кратко - демократия должна быть суверенной.

Для президента Путина более актуальными представ*ляются смыслы, связанные с глобальной конкурентоспособностью страны, со справед*ливостью самой глобальной конкуренции. О чем он и дал понять на встрече с членами Международного дискуссионного клуба «Валдай» в сентябре 2006 г.: «Суверенитет - это позиционирование страны вовне, в мире, это возможность осуществлять свою внутрен*нюю и внешнюю политику самостоятельно, без вмешательства извне.

Демократия - это способ организации общества и государства. Это целиком направ*лено вовнутрь страны. Поэтому это разные вещи: суверенитет и демократия. Вместе с тем в современном глобальном мире, в глобализирующемся мире, где границы все больше и больше стираются, мы со всей очевидностью видим и наблюдаем, что теми странами, которые продвинулись, скажем, в решении своих экономических проблем, те*ми странами, которые имеют фактическую монополию на мировые средства массовой информации, а массмедиа крайне важны в современном мире вообще, в политике, в эко*номике - где угодно, с учетом прозрачности национальных границ, к сожалению, все эти современные средства глобализации используются часто в национальных интересах для того, чтобы обеспечить себе конкурентные преимущества в мировой экономике и в мировой политике. И это очевидный факт. Для нас, во всяком случае».

Дело в том, что в пост-ялтинской, но одно*временно все еще «вестфальской» мировой системе сталкиваются два равноценных тренда: давнее (по итогам Первой мировой войны) право на самоопределение народов (суверенитет) и недавнее требование к любым народам самоопределяться не иначе, как «демократически».

Получается, что с одной стороны, демократия - это сегодня трансграничная ценность, с другой - суверенитет вовсе не предполагает следование мировым стандартам демокра*тических процедур. В этом главное противоречие. И оно подводит к следующему вопросу: если может быть недемократический суверенитет, то возможно ли существование «несуверенных демократий»?

Для американцев, обозначивших долгосрочную стратегию войны с терроризмом, важно акцентировать проблему «неэффективных демократий». Так, бывшие сателлиты Советского Союза и составлявшие его «республики» в пост-ял*тинскую эпоху оказались перед необходимостью смены лояльности. Так, в странах Бал*тии энтузиазм смены «хозяина» выразился в повальном избрании президентами граждан США и Канады.

К числу «несуверенных демократий» можно отнести и бывшие центрально-европей*ские «народные демократии», которые США противопоставляют «старым демократи*ям». Эти последние в основном (за исключением Великобритании) ориентированы на собственное «сообщество суверенных демократий», где лояльность каждого участника передается не персонально какому-то государству (скажем, ФРГ или Франции), а союзу как таковому. Именно этот изначально кантовский смысл имел в виду Романо Проди. Но неко*торые «новые демократии», даже становясь членами Евросоюза, в первую очередь и главным образом присягают на верность США, получая в обмен на это прощение дол*гов (Польша) и статус «демократий».

После крушения СССР на Рос*сию была поставлена печать страны, проигравшей «холодную войну». Это открывало вполне реальную перспективу перехода не из «Третьего Рима» в «третий мир» (как любили шутить в 1990-х гг.), а в разряд «не*суверенных» («управляемых») демократий. Спасло лишь одно: Россия - единственная в мире страна, которая самостоятельно вышла из такого небывалого состояния, как «коммунизм». Крах августовского (1991 г.) путча продемонстрировал всему миру спо*собность россиян самостоятельно распоряжаться своей судьбой. И именно поэтому наш российский «демократический транзит» не оказался повторением пути «управляе*мой демократии», по которому долго шли ФРГ и Япония после 1945 г.

Признаком того, что понятие «суверенная демократия» работает, является ее способность ухватывать имеющиеся проблемы и противоречия в живом процессе де-коммунизации по-российски.

Во-первых, идентификация России как «суверенной демократии» раз и навсегда за*крывает вопрос о «множественности» суверенитетов в федеративном государстве.

Во-вторых, понятие «суверенная демократия» выполняет важнейшую реабилитаци*онную функцию, возвращая в контекст общественных дискуссий очевидно дискредити*рованное, но абсолютно базовое для России слово «демократия». На одной из дискуссий представителей всех значимых политических сил Председатель Конституционного суда РФ В.Зорькин напомнил: «Священное слово «де*мократия» можно извратить до такой степени, что в народе его будут употреблять не иначе как «дерьмократия». Но народный язык, язык улицы не возникает на пустом ме*сте. Чтобы до такой степени произошло лингвистическое превращение, народ надо бы*ло очень сильно обидеть» (Российская газета. 2006. 6 сентября).

В-третьих, суверенная демократия выполняет инструментальную функцию: партия «Единая Россия» провозглашает стратегию качественного обновления страны как суверенной демократии.

В ноябре 2006 г. Владислав Сурков опубликовал статью, сумми*рующую его собственные размышления на тему «суверенной демократии», а также ключевые аргументы «за» и «против» этого концепта. Его ключевой тезис – «суверенная демократия» есть универсальная форма политического устройства нации в условиях глобализации. Россия не изобретает эту форму в виде особого пути, а лишь адаптирует ее к собственной специфике. И тогда, утверждает Сурков, «допустимо определить суве*ренную демократию как прообраз политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно рос*сийской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими».

5.6. Источники суверенной демократии в России

Современное развитие России неотделимо от «выстраданных стандартов цивилизации». Восприятие наднациональных, общечеловеческих ценностей, возвышающихся над социальными, групповыми, этническими интересами становится характерной особенностью российского народа. Люди приняли такие ценности, как свобода слова, выезда за границу, другие основные политические права и свободы личности. Люди дорожат тем, что могут иметь собственность, заниматься предпринимательством, достигать материальных и духовных успехов в жизни.

С другой стороны консолидации российского общества способствуют традиционные ценности россиян. В качестве таких ценностей выделяются следующие.

Патриотизм. Несмотря на ироничность по отношению к этому слову в 1990-х гг., для большинства россиян оно сохранило свое первоначальное, полностью позитивное значение. Это чувство гордости своим Отечеством, его историей и свершениями, стремление сделать свою страну краше, богаче, крепче, счастливее. Когда эти чувства свободны от национальной кичливости и имперских амбиций, в них нет ничего предосудительного. Это источник мужества, стойкости, силы народа. Утратив патриотизм, связанные с ним национальную гордость и достоинство, мы потеряем себя как народ, способный на великие свершения.

Державность. Россия была и будет оставаться великой страной. Это обусловлено неотъемлемыми характеристиками ее геополитического, экономического, культурного существования, определяющими умонастроение россиян и политику государства на протяжении всей истории России. Но сегодня эти умонастроения должны наполниться новым содержанием. В современном мире державная мощь страны проявляется не столько в военной силе, сколько в способности быть лидером в создании и применении передовых технологий, обеспечении высокого уровня благосостояния народа, в умении надежно охранять свою безопасность и отстаивать национальные интересы на международной арене.

Государственничество. Россия исторически кардинально отличалась и отличается сегодня от США или Англии, где либеральные ценности имеют глубокие исторические традиции. У нас государство, его институты и структуры всегда играли исключительно важную роль в жизни страны, народа. Крепкое государство для россиянина не аномалия, не нечто такое, с чем следует бороться, а, напротив, источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен. Поэтому ослабление государственной власти приводит не к развитию демократии, правового государства, личной и политической свободы, а к угрозе их попрания, так как современное российское общество не отождествляет сильное и эффективное государство с тоталитарным. Восстановление регулирующей роли государства в той степени, в какой это необходимо, исходя из традиций и нынешнего положения страны, является насущной потребностью для общества.

Социальная солидарность. Россия всегда тяготела к коллективным формам жизнедеятельности, которые доминировали над индивидуализмом. В российском обществе также глубоко укоренены патерналистские настроения. Улучшение своего положения большинство россиян привыкло связывать не столько с собственными усилиями, инициативой, предприимчивостью, сколько с помощью и поддержкой со стороны государства и общества. Эта привычка отмирает крайне медленно, что следует учитывать в социальной политике.

Суверенная демократия не представляется возможной без гражданского согласия, которое не может быть принудительным. Поэтому является важным его достижение по таким коренным вопросам, как цели, ценности, рубежи развития, которые желательны и привлекательны для подавляющего большинства россиян. Одна из основных причин медленного продвижения реформ заключается именно в отсутствии гражданского согласия, общественной консолидации.

История убедительно свидетельствует, что все диктатуры, авторитарные системы правления преходящи. Непреходящими оказываются только демократические системы. При всех их недостатках ничего лучшего человечество не придумало. Сильной государственная власть в России может быть только в демократическом, правовом, дееспособном федеративном государстве.

Выделяются следующие направления его формирования:

- рационализация структуры органов государственной власти и управления, повышение профессионализма, дисциплины и ответственности государственных служащих, усиление борьбы с коррупцией;

- перестройка государственной кадровой политики на основе принципа отбора лучших специалистов;

- создание условий, благоприятствующих становлению в стране полнокровного гражданского общества, уравновешивающего и контролирующего власть;

- повышение роли и авторитета судебной ветви власти;

- совершенствование федеративных отношений, в том числе в бюджетно-финансовой сфере;

- развертывание активной и наступательной борьбы с преступностью.

5.7. Характеристика суверенной демократии

Как показывает политическая практика перенос ударения на отдельные составляющие демократического процесса неизбежен и необходим в каждой новой точке исторического пространства-времени.

Термин «суверенная демократия» характеризует политическую систему в целом как с внутренней, так и с внешней точек зрения. Политико-философский смысл термина «суверенная демократия» основан на современном понимании «нации» как «демократии» (об этом писал американский историк Джон Лукач). Если несколько десятилетий назад в Европе говорили о «европейских нациях», то теперь чаще говорят о «европейских демократиях». Нация - политический этнос, демократия - объединенный идеалами и государственностью народ, в том числе многонациональный.

Следует отметить, что «демократия» не целиком заменила собой многозначное понятие «нация», а лишь одно из его значений - так называемую «государство-нацию». Поэтому, когда мы говорим о суверенной демократии, мы имеем в виду Россию как суверенную демократическую нацию. Термин «суверенная демократия», тем не менее, косвенно определяет и внутренний характер демократии как способа политического устройства общества.

Достоинство свободного человека требует, чтобы нация, к которой он относит себя, была также свободна в справедливо устроенном мире. Высшая независимая – суверенная - власть народа призвана соответствовать этим стремлениям и требованиям на всех уровнях гражданской активности – от индивидуального до национального.

Рассуждение о суверенной демократии в России отвечает положениям Конституции, согласно которым: во-первых, «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ»; во-вторых, «никто не может присваивать власть в Российской Федерации».

Концепция суверенной демократии претендует на выражение силы и достоинства российского народа через развитие гражданского общества, надежного государства, конкурентоспособной экономики и эффективного механизма влияния на мировые события. Представляется важным и достаточно сложным поддерживать суверенитет без ущерба для демократии и быть открытыми, не теряя идентичности.

Основным ресурсом обеспечения суверенитета в настоящее время признается не просто обороно-, а комплексная конкурентоспособность.

Для России принципиально важным является реализация народосберегающих технологий демократии, предполагающих национальную солидарность на основе общих ценностей свободы, справедливости и материального благополучия. Сбережение народа может стать целью и средством обновления, программой гуманизации политической системы, социальных отношений, бытовой культуры, навыком бережного подхода к достоинству, здоровью, имуществу, мнению каждого человека.

Для суверенной демократии необходимо обеспечить идейное влияние в качестве актора европейской цивилизации. Производство смыслов и образов, интерпретирующих европейские ценности, связав их с российскими целями, позволит ментально объединить нацию. Необходимо иметь собственные позиции в различных дискурсах Запада: в философском, политологическом и других.

Источником современной конкурентоспособности являются образование и наука. Некоторые конкурентные преимущества, унаследованные от СССР - в энергетике, коммуникациях, обороне и в сфере образования - должны использоваться для устойчивого развития национальной экономики. Могущественная энергетическая держава возникнет не в результате гипертрофии сырьевого сектора, а в борьбе за обладание высокими технологиями связи и информации, энергомашиностроения и энергосбережения, производства принципиально новых видов топлива.

Интеллектуальная мобилизация на подъем перспективных отраслей, доступ к научно-техническим ресурсам развитых экономик, усвоение современной исследовательской и производственной культуры могут стать главными задачами российских школ и университетов, а также внешней политики, международной научной и промышленной кооперации. Система образования является такой же инфраструктурой будущей экономики знаний, как трубопроводы для теперешней экономики нефти.

Проект суверенной демократии относится к числу допускающих национальное будущее России. При этом существенно важным является европейская ориентация страны.

Литература:

Кокошин А. Реальный суверенитет в современной мирополитической системе. М., 2006.

Поляков Л.В. «Суверенная демократия»: политический факт как теоретическая предметность // Общественные науки и современность. 2007. №2.

Путин В.В. Россия на рубеже тысячелетий // Независимая газета. 1999. 30 декабря.

Сурков В. Национализация будущего. Параграфы pro суверенную демократию // Эксперт №43(537). 2006. 20 ноября.

PRO суверенную демократию. Сборник / Сост. Л.В.Поляков. М., 2007.

[Перикл]

http://nicbar.ru/theoria_democraty6.htm
Лекция 6.

6.1. Социально-экономические условия демократии

ХХ век стал поистине веком торжества демократии, так как именно в этом столетии были разрушены основные тоталитарные системы и большое количество стран, ранее не испытывающих стремления к демократии, отказались от авторитарного пути развития и встали на путь демократизации. Однако, далеко не все страны пожелавшие стать демократическими, действительно становятся таковыми. В ряде стран происходит консолидация демократии, в некоторых – откат назад в насильственную систему, а часть стран длительное время находится в промежуточной фазе между демократией и авторитаризмом. Поэтому для исследователей демократического транзита являются актуальными следующие вопросы: чем объяснить установление демократических институтов в странах, где произошла консолидация демократии, и чем объяснить провалы, пережитые демократией?

Существует достаточно много исследований относительно условий перехода к демократии. Американский политолог Сеймур Липсет[1] в 1959 г. опубликовал статью, которая в значительной степени определила направления дальнейших исследований. Основные положения, выдвигаемые ученым, сводились к следующим выводам: проблема обусловленности демократии рассматривалась как коррелятивная, т.е. способствующая демократизации, а не требующая ее; существование прямой зависимости между демократией и социально-экономическими условиями; необходимость стабильности политической системы и социально-экономических условий; эффективность и легитимность демократической системы; несводимость условий демократии к одному приоритетному фактору, наличие, по выражению Л.Сморгунова «многовариативной связи демократии с ее условиями, а также идея о многовариативных последствиях установления демократических политических систем».[2]

Дальнейшие исследования, получившие развитие с началом третьей волны демократизации, позволили акцентировать внимание на других существенных аспектах. Так, С.Хантингтон[3], исследуя препятствия и возможности для дальнейшей демократизации, подразделяет их на три широкие категории: политические, культурные и экономические.

Одним из потенциально значительных политических препятствий для дальнейшей демократизации было, по мнению американского политолога, практически полное отсутствие опыта демократии у большинства стран, остававшихся авторитарными в 1990-е гг. Серьезной помехой демократизации служило отсутствие подлинной приверженности или слабая приверженность демократическим ценностям среди лидеров Азии, Африки и Среднего Востока. У политических лидеров, не стоящих у власти, есть свои причины выступать за демократию. Испытание их демократических убеждений происходит, когда они получают власть. Зачастую эти лидеры отказываются от дальнейшей демократизации с приходом к власти. Такую тенденцию американский политолог связывает с культурными и экономическими причинами.

Культурные аспекты демократизации рассматриваются в зависимости, насколько свойственные великим мировым культурам воззрения, ценности, верования и соответствующие поведенческие образцы благоприятствуют развитию демократии. Глубоко антидемократическая культура препятствует распространению демократических норм в обществе, отрицает легитимность демократических институтов и тем самым способна сильно затруднить их построение и эффективное функционирование, а то и вовсе не допустить его.

Культурный тезис выдвигается в двух формах. Первая из версий гласит, что только западная культура обеспечивает соответствующую базу для развития демократических институтов и, следовательно, для незападных обществ демократия в основном не подходит. Другая версия тезиса о культурном препятствии говорит о том, что одна или несколько культур изначально враждебны ей. Чаще всего называются конфуцианство и ислам. Есть, однако, некоторые основания подвергнуть сомнению прочность этих препятствий. Во-первых, похожие культурные аргументы, выдвигавшиеся в прошлом, не подтверждались (например, с католицизмом). Во-вторых, великие культурно-исторические традиции, такие как ислам и конфуцианство, представляют собой крайне сложные системы идей, верований, доктрин, представлений и поведенческих моделей, которые несут в себе какие-то элементы, совместимые с демократией, так же как в протестантизме и католичестве есть откровенно недемократичные элементы. В-третьих, даже если культура той или иной страны в какой-то момент препятствует демократии, исторически культуры динамичны, а не пассивны. Доминирующие в обществе верования и убеждения меняются. Сохраняя элементы преемственности, господствующая в обществе культура может сильно отличаться от той, какой она была одно-два поколения назад. Культуры эволюционируют, и важнейшей причиной перемен в культуре само экономическое развитие.

Уровень экономического развития является с точки зрения ряда исследователей определяющим для демократизации. Изучению взаимозависимости демократии и экономики посвятили свои исследования многие ученые. Гипотеза, выдвинутая Лернером и Липсетом в конце 1950-х гг. о том, что у экономически развитой нации больше шансов стать демократической, получила дальнейшее развитие. Случаи перехода от авторитаризма к демократии в период 1974-1990 гг. в основном сосредоточились в группе стран с уровнем экономического развития выше среднего. Поэтому бедность, делает вывод С.Хантингтон – «одно из главных, а может быть, самое главное препятствие для демократического развития». То есть будущее демократии зависит от будущего экономического развития и то, что препятствует экономическому развитию, является препятствием и для распространения демократии.

Исследования, проведенные Болленом, Гастилом, Дайэмондом, Джэкмэном, Инкелесом, Хантингтоном, свидетельствуют о том, что перспектива роста национального благосостояния и развития демократии остается очень призрачной в наименее развитых странах. Большинство стран с низким уровнем дохода на душу населения остаются несвободными и недемократическими. Причем связь между экономическим развитием и легитимностью режима в современных условиях постоянно возрастает. Как отмечают некоторые исследователи, у граждан экономически развитой страны появляются черты характера, которые способствуют поддержанию стабильности политического строя и более активному поведению в экономической области. Такие граждане более терпимы к другим, более уверены в своих способностях и компетенции. В то же время последовательные приверженцы экономического либерализма должны признать, что современная политическая демократия не воплощается в стихийной рыночной экономике. В современном мире не существует свободного рынка в буквальном смысле этого слова. Такую организацию экономики американский либеральный экономист Людвиг фон Мизес назвал системой интервенционизма. [4]

Наиболее емко, по мнению автора, выразил зависимость демократии от экономического процветания Роберт Даль. Он пишет: «Демократия не нуждается ни в изобилии, ни в стандартах материального благополучия, преобладающих сегодня в промышленно развитых странах. Вместо этого она требует разделяемого многими чувства относительного экономического благосостояния, справедливости и возможности успеха – условия, основывающегося не на абсолютных стандартах, а на сравнительной оценке использованных и упущенных возможностей».[5]

Повышение уровня образования в сочетании с ростом национального дохода оказывает определяющее влияние на поведение и политические запросы нового высокообразованного поколения. Люди с большим ежегодным доходом, работающие в сложных взаимозависимых отраслях производства, более образованные склонны в большей степени стремиться к повышению уровня политической свободы. Исследуя социальные условия, необходимые для становления демократии, С.Липсет, К.-Р. Сен и Дж.Торрес пришли к выводу, что нации, способные поднять свой жизненный уровень и уровень образования, подготавливают почву для становления демократических структур, расширяя основу для того, чтобы демократизация могла проводиться в законодательном порядке.[6]

Более расширенную интерпретацию социально-экономических условий приводит французский политолог Ги Эрмэ[7]. Он утверждает, что шансы на успех демократизации возрастают в результате осовременивания социально-экономических структур, более широкого распространения школьного образования, сокращения смертности и хронических эпидемий, самообеспечения продуктами питания, расширения средних классов и появления на свет новой элиты, а также в результате проникновения в умы такого образа мыслей и системы ценностей, которые придают материальным и социальным переменам характер узаконенного явления. Для молодых демократий очень важно поддерживать в народе надежду на то, что, наконец, наступит достойная человека жизнь. Только при такой перспективе демократия сможет стать инструментом развития и единственно законным политическим строем. При этом необходимо учитывать политические и социальные реалии, которые подчиняются требованиям культуры, восходящей к далекому прошлому. В качестве трудностей, которые молодым демократиям приходится преодолевать, французский ученый выделяет нигилистское отношение людей к государственным структурам. Народы демократизирующихся стран стали путать демократию с отсутствием или дискредитацией всякой организованной власти, в связи с чем им предстоит ясно понять, что демократия не уживается с анархическим строем.

Американский профессор политологии Петер Меркл выделяет четыре основных структурных атрибута или критерия демократии:[8]

1. Общераспространенная законность, основанная на подтверждении ее народом в ходе периодически проводимых выборов, в результате чего основную роль в принятии решения играют всенародно избранные представители законодательной и исполнительной власти.

2. Конкурирующая политика, под которой подразумеваются соревновательные выборы, а также процесс представительства с целью обеспечить передачу воли народа и ее исполнение.

3. Роль партий, рассматриваемых как основной механизм, обеспечивающий формирование воли народа, его осмысленный выбор и влияние на правительство.

4. Гражданские, политические и социальные права, на которых основывается современная демократия.

В качестве социально-экономической характеристики демократии может служить ее умение приспосабливаться к самым разным условиям. Демократические страны отличаются относительным богатством. В таких странах значительные расходы направляются на развитие образования и здравоохранения.

Для демократии характерны изменения в социальной структуре общества: рост числа квалифицированных рабочих, что приводит к усилению роли профсоюзов, а также социал-демократических партий; увеличение числа работников, занятых в сфере обслуживания. По мнению П.Меркла минимальный показатель для демократических стран должен составлять 45 процентов.

Социальными индикаторами демократии могут служить также такие, как доход и отраслевое равноправие, бремя налогов, грамотность, использование средств массовой коммуникации.

Демократические страны отличает незначительный разрыв в доходах различных слоев общества, работников разных сфер экономики, между городом и деревней, перераспределение финансовых средств посредством налоговой политики для уравнивания имеющихся перекосов, высокая грамотность населения, доступ к политической информации посредством средств массовой коммуникации. Социально-экономические показатели являются важными при построении демократического строя, однако основу демократии всегда составляли демократическая политическая культура, прочные демократические убеждения и предпочтения.

6.2. Т.Карл и Ф.Шмиттер об условиях демократизации

Анализируя пути перехода от авторитаризма к демократии в странах Латинской Америки, Южной и Восточной Европы американские политологи Терри Линн Карл и Филипп К.Шмиттер[9] выдвинули гипотезу о том, что, возможно, нет никакого предварительного условия или набора предварительных условий, необходимых для появления демократического государства, и совершенно очевидно, что не существует единственного предварительного условия, которое было бы достаточным для достижения такого результата. Попытки выведения причин перехода к демократии из всех возможных соединений экономических, социальных, культурных, психологических и международных факторов до настоящего времени не породили какого-либо общего закона демократизации, и вряд ли будут способствовать этому в обозримом будущем, несмотря на недавнее увеличение числа примеров. Исходя из этой гипотезы, исследователи предлагают прекратить поиск набора универсальных и идентичных условий, которые могли бы объяснить присутствие или отсутствие демократических режимов, и предпринять более скромные попытки разработать достаточно гибкое представление о многообразии обстоятельств, при которых они могли бы появиться.

Те критерии, которые ранее рассматривались в качестве предварительных условий демократии, могут трактоваться как последствия становления различных типов демократии. Такие критерии, как экономический рост, более справедливое распределение доходов, рост уровня грамотности и образования, развитие коммуникаций и средств массовой информации можно рассматривать как производные стабильных демократических процессов, а не как необходимые условия для их существования.

Скорее всего, можно говорить не о предварительных условиях демократии, а о предпочтительных критериях, наборах «реквизитов» политических режимов для наиболее успешного перехода к демократизации.

Можно говорить о категории случайности, т.е. понимании того, что результаты в большей степени зависят не от объективных условий, в рамках которых осуществляются рутинные действия, а от субъективных расчетов, действий, в атмосфере которых происходит принятие уникальных стратегических решений. Такой подход повышает значение коллегиальных решений и политического взаимодействия, которые недооценивались в процессе поиска предварительных условий.

Решения, принимаемые политическими акторами, определяются существующими или сохраняющимися в сознании людей политическими институтами и социально-экономическими структурами. Политические институты могут сыграть решающую роль при переходе к демократии, расширив или ограничив набор альтернатив, доступных различным политическим акторам, а социальные структуры могут существенно помешать консолидации демократии.

На процессы демократизации значительное влияние оказывает наследие прошлого. Т.Л.Карл и Ф.К.Шмиттер выделяют два важнейших момента: отношения между военными и гражданскими силами, а также - между государством и гражданским обществом, которые могут создавать определенные условия, ограничивающие или расширяющие круг возможных альтернатив.

Соглашения, разрабатываемые ключевыми политическими акторами во время переходного периода, создают новые правила, модели поведения, которые могут как соответствовать, так и не соответствовать исторически сформировавшимся. Законы о выборах определяют политические группы, которые с большей вероятностью станут победителями в политической борьбе. Форма, в которой сформулирована свобода объединений и различные виды коллективных действий, может оказать решающее влияние на приоритет интересов определенных социальных групп и на состав различных общественно-политических организаций. Модель экономического развития, принятая на основе компромисса между трудом и капиталом, ставит одни группы в преимущественное положение перед другими. Сложившиеся формы и модели трудно изменить.

Т.Карл и Ф.Шмиттер выделяют четыре идеальных пути перехода от авторитаризма к демократии: на основе «пакта», когда различные группировки элиты приходят между собой к многостороннему компромиссу; в результате «насаждения», когда элита в одностороннем порядке эффективно использует силу для того, чтобы осуществить смену режима вопреки сопротивлению лиц, непосредственно находящихся у власти; путем «реформ», когда происходит мобилизация масс, которые снизу навязывают компромиссный вариант, не прибегая к насилию; и в результате «революции», когда массы в ходе вооруженного восстания наносят военное поражение авторитарному режиму. В обширном пространстве, располагающемся между четырьмя крайними участками, помещается большое количество смешанных ситуаций, в которых насилие сдерживается компромиссами; массы активизируются, играют важную роль в процессе, однако все еще находятся под контролем старой элиты; внутренние акторы и разработанные ими стратегии имеют существенное значение, однако результат в большей степени зависит от действий внешних сил.

В современный период, делают вывод американские политологи, благоприятным для развития демократии является наличие компромисса между элитами по поводу правил управления государством на основе взаимных гарантий «жизненно важных интересов» участвующих сторон. Они выдвигают аргумент о том, что в условиях современной политики, т.е. когда подразумевается предоставление гражданских прав и широких индивидуальных свобод массам, когда классовые, групповые и профессиональные интересы защищаются специализированными организациями, когда государство несет ответственность за регулирование рынка и перераспределение доходов и когда экономическая система прочно интегрирована и соответственно зависима от мирового рынка, такой четкий социальный контракт между элитами является очевидной необходимостью. Предыдущий контракт либерального толка, который основывался на подразумевавшемся индивидуальном согласии узаконить власть, уже не является достаточным. Он не соответствует широкому спектру прав и обязанностей и уже не способен обеспечить необходимый конформизм ключевых социальных групп.

Наиболее предпочтителен для демократизации «переход на основе пакта», который с наибольшей вероятностью может привести к политической демократии, далее следует «переход при помощи насаждения». Оба эти переходы ограничены тем, что в случае потери контроля над процессом изменения режима со стороны правящей элиты, а также при смене элит, инициирующих демократические преобразования вследствие реформ или в результате революций, возможность успешного завершения процесса демократизации уменьшается.

С точки зрения Т.Карл и Ф.Шмиттера путь перехода является не только главным фактором демократизации, но и может оказать определяющее влияние на специфический тип демократии, который консолидируется в конечном итоге.

Некоторые народы становятся на путь демократических преобразований не столько ради самой демократии, сколько выступая против своих бывших руководителей, которые своим деспотизмом и неумением решить общественные проблемы, подорвали доверие к власти. Однако, возможен обратный эффект, связанный с неоправданными ожиданиями, в результате чего демократические лидеры могут быть обвинены в некомпетентности и отрешены от власти.

Демократия может быть стабильной только в том случае, когда и общество, и элита ясно осознают необходимость демократических преобразований. В том случае, если народ требует перед демократией невозможного, в обществе появляется разочарование, которое становится серьезной угрозой для демократии.

Проблема демократии состоит в подконтрольности правящего класса со стороны народа, от которого требуется время от времени выражать свое одобрение или неодобрение деятельности элиты посредством голосования.

Неприменение силы и умиротворение являются условиями или критериями демократии, применение которых необходимо для ненасильственного завоевания власти, исходя из принципа неопределенности и сменяемости.

6.3. Политические условия демократии и общественное доверие

Демократический режим может рассматриваться как политическая система, предоставляющая гражданам регулярные и конституционные возможности смены правительства мирными средствами по решению большинства. Это позволяет им с помощью свободно созданных партий и ассоциаций без каких-либо препятствий на практике воспользоваться всеми общепринятыми гражданскими правами, обеспеченными юридическими гарантиями, зафиксированными в законодательстве. Жалобы на деятельность государственного аппарата могут быть переданы на рассмотрение юридическому органу, независимому от правительства.

Политическая свобода является необходимым условием демократии, но сама по себе она не является достаточной, по*скольку нет реального выбора там, где слабо выражено участие в политической жизни, где избирательные кампании превращаются в бизнес, в котором доминируют финансово обеспеченные люди, где социальное нера*венство настолько велико, что суще*ствует лишь низкий уровень осознания гражданского состояния. Народное правительство лишь тогда яв*ляется демократическим, когда на сво*бодных выборах граждане подтверждают своими голосами доверие своим правителям, Идея свободы выбора заключается не просто в отсутствии препятствий для соперни*чества между кандидатами. Демократия - не просто лишь состязательный политический рынок; она подразумевает способность каждого индивидуума дей*ствовать в качестве гражданина, то есть связать непосредственно отстаивание своих идей и интересов с законами или политическими решениями, обеспечи*вающими основные рамки для обще*ственной жизни. Не может быть демо*кратии там, где требования и убеждения, возникающие в сердцах. и умах граждан, не находят адекватного выражения и защиты в общественной сфере. Демократия может быть основана лишь на двуединой заботе об учреждении пра*вительства, способного обеспечить соци*альную интеграцию и тем самым при*вести к осознанию гражданского состоя*ния, и об уважении разнообразия инте*ресов и мнений.

Алэн Турэн[10] обращает особое внимание на социальных условиях свободы выбора. Это измерение демократии, по его мнению, не может существовать, если индивидуумы при*надлежат только к частной сфере или если, наоборот, они являются лишь субъектами государства, даже если это государство предоставляет им матери*альные или иные блага.

Поле политической свободы выбора не может существовать, если не при*знается существование общественной сферы и в более широком смысле поли*тического общества. Личностная изо*ляция, фрагментация общества, сла*бость коммуникации между социальны*ми категориями являются почти не*преодолимыми препятствиями для демократии. Нет демократии без автономии политического общества и граждан, но и нет демократии, если это политическое обще*ство не служит сферой коммуникации между частными интересами и прави*тельством, ибо создание политических институтов, лишенных как представительности, так и ответственности, находится под огромной угрозой стать не чем иным, как политической игрой, которая быстро теряет всю свою за*конность.

XX век, по мнению А.Турэна, не благоволил к демократии, так как в нем прежде всего домини*ровала идея развития - навязанной мо*дернизации общества. С одной стороны модернизация повышает степень внутрен*них взаимоотношений, снижает барьеры частной жизни и тем самым развивает общественную сферу. Но с другой стороны модернизация как навязанный акт спо*собствует концентрации власти в руках государства, которое менее озабочено проблемой своей представительности, чем своей способностью трансформиро*вать, зачастую силой, общество, у которого отсутствует предприимчивость и умение обеспечивать себя. Форсированный марш к современности, как он осуществлялся Бисмарком и бо*лее жестоко Сталиным, всегда представ*ляет угрозу для демократии.

Собственной сферой демократии является политическая система. К ней примыкает, с одной стороны, частная сфера, а с другой - госу*дарство. Не может быть демократии, если гражданское состояние, занимаю*щее среднее положение, не втягивает в себя частные интересы и убеждения, с одной стороны, и приверженность го*сударству - с другой. Не может быть также демократии, если частные убеждения и национальная привержен*ность смыкаются напрямую, избавляясь от среднего положения гражданского состояния. Но демократия слаба и почти бессмысленна, если не допускает суще*ствования этих двух миров на обеих сто*ронах, если стремится отождествляться со всей жизнью в целом - личной и обществен*ной. Демократия является по*стоянным усилием по созиданию сферы гражданского состояния и обеспечению того, чтобы частные убеждения и груп*повая принадлежность могли сойтись и соединиться в ней в атмосфере взаим*ного уважения. Демократия слаба и тог*да, когда ее способность к посредни*честву неадекватна и когда силы, между которыми она играет роль посредника, слабы или, наоборот, замкнуты в самих себе.

Демократия обязана быть предста*вительной, то есть ее политические представители должны соответствовать людям в обществе вообще или, по край*ней мере, в значительной степени так, чтобы эти люди могли отождествлять себя с политическими властями. Представительные демократии не только предполагают наличие институтов, гарантирующих свободу политического выбора, они также требуют наличия социальных интересов, которые могут быть представлены, что обеспечивает людям в обществе степень приоритета над их политическим представительством. Демократия сильна только тогда, когда общество считается плюралистичным.

По мнению некоторых практических исследователей (Н.Ардито-Барлетта – демократически избранный президент Панамы), представительная демократия предполагает участие людей в выборе правления, способность политических партий приходить к власти и отрешаться от нее путем выборов, поддержка защиты прав человека, публичное обсуждение проблемы обеспечения прав меньшинств и систему ограничений и противовесов в осуществлении правления с согласия управляемых.

Прочные же демократии характеризуются пятью условиями: освобождение гражданского общества из-под бремени диктатуры, чувство национальной общности, отсутствие социальных конфликтов, разработка надежной, действенной конституции, а также ее способность приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам.

Алэн Турэн обращает внимание на признание рациональности политических действий как неотъемлемого свойства демократии.

Демократический процесс осуществляется в рамках определенной единицы, сфера и широта которой являются адекватной или правомерной. Роберт Даль считает, что сфера и широта контроля демократического образования оправданы в той мере, в которой они удовлетворяют семи критериям.[11]

1. Сфера и широта властного контроля могут быть четко идентифицированы, что свидетельствует об определенности и исторической обусловленности территории демократического образования.

2. Люди в рамках предлагаемой сферы активно стремятся к политической независимости по вопросам, относящимся к допускаемой широте властного контроля. То есть не следует навязывать политическую автономию группе, члены которой не нуждаются в ней, и не следует лишать автономии группу, которая хочет ею обладать.

3. Люди в пределах предполагаемой сферы настаивают на управлении, обусловленном демократическим процессом. Претензия группы на политическую автономию тем менее оправдана, чем меньше вероятности, что новое управление будет демократическим.

4. Широта властного контроля находится в оправданных пределах в том смысле, что она не покушается на фундаментальные права и ценности.

5. Интересы отдельных людей в соответствующем демократическом образовании в значительной степени подвержены влиянию решений, принятие которых они не контролируют. В данном случае возможно расширение круга людей, принимающих участие в принятии решений или формирование автономного политического образования, которое будет разбирать вопросы в рамках определенной сферы деятельности.

6. Консенсус среди людей, интересы которых зависят от принимаемых решений, будет прочнее в рамках любых других реально осуществимых границ, позволяющих людям делать то, что они хотят. Пределы предлагаемого политического образования определяются возникновением конфликтов между конечными целями, увеличивающими число людей, которые не могут добиться желаемого.

7. Достижения, оцениваемые в соответствии с перечисленными критериями, должны перевешивать издержки.

Американский политолог приходит к выводу, что политические единицы, которые граждане в демократической политической системе способны сформировать для себя, никогда не будут полностью соответствовать интересам каждого человека, т.к. создать абсолютно консенсусные демократические системы невозможно. Но можно создать такие политические единицы, которые превосходят другие.

Несколько по-иному классифицирует условия, или предпосылки, демократии Ш.Эйзенштадт[12]. Он выделяет, во-первых, распределение ресурсов и власти в обществе, обеспечивающих различным акторам постоянный доступ к ресурсам, необходимым для политического участия; во-вторых, отношения между основными центрами общественной и экономической власти и центральными политическими институтами; в-третьих, создание и воспроизводство автономных публичных сфер.

Для первого условия важнейшим является положение о недопустимости монополизации ключевых ресурсов и источников власти в обществе какой-либо группой, а также наличие различных властных центров, которые потенциально способны оставаться вне сферы влияния политической власти. Для второго условия важным фактором выступает постоянное расширение независимого доступа социальных групп к политической сцене. Для обеспечения такого доступа необходимо развитие и постоянное функционирование институциональных структур и организаций для связи между общественным сектором и политической властью. Для третьего условия демократии необходимо наличие автономных публичных арен, не встроенных ни в государственные структуры, ни в корпоративные рамки какого-либо из общественных секторов. Они должны быть свободны от контроля со стороны государства. Наиболее важными среди таких «арен» являются ключевые органы политического представительства и политической организации, такие как партии и другие типы политических ассоциаций, а также каналы коммуникации.

Общественное недоверие к власти в его разнообразных проявлениях является необходимой составляющей демократического процесса. В то же время без политической поддержки демократизация невозможна. Такая поддержка граждан придает режиму легитимность, необходимую для проведения демократических преобразований. Немецкий ученый Ханс-Дитер Клингеманн[13], провел исследование модели и формы политической поддержки. В качестве ключевых элементов политической поддержки немецкий ученый выделил идентификацию с политическим сообществом, легитимность политического режима и эффективность демократического режима. Опросы по обозначенным позициям, охватили 39 стран и проводились с 1995 по 1998 гг. Результатом исследования стали два теоретических заключения. Во-первых, не существует общего снижения уровня поддержки демократии, как формы правления, и нет признаков, свидетельствующих о кризисе демократии. Во всех демократиях, как в старых, так и в новых, есть граждане, выражающие недовольство эффективностью политических режимов, что – и это второй вывод – не представляет принципиальной опасности для стабильности демократии. Существует значительное число людей в мире, которых Х.-Д.Клингеманн называет «недовольными демократами». Они однозначно одобряют демократию, как форму правления, но недовольны эффективностью функционирования демократических режимов в своей стране. Недовольных демократов следует рассматривать скорее не как опасность для демократии, а как потенциальную силу реформ и продвижения демократического процесса.

Большинство исследователей единодушны в том, что стабильность демократии зависит от глубокой и широко укорененной поддержки со стороны граждан. Демократии, которые не обладают таким основанием для легитимности, не стабильны. Демократические политические режимы, которым в течение длительного времени не удается выполнить возложенные на них ожидания, могут потерять свою легитимность, а следовательно могут перестать существовать. Следует согласиться с Й.Шумпетером, который писал: «Демократия процветает тогда, когда модель общества обладает определенными характеристиками, и бессмысленно спрашивать, как она будет существовать при других социальных моделях, не обладающих этими характеристиками, или как будут жить люди в таких обществах в условиях демократии».[14]

Литература:

Баранов Н.А. Трансформации современной демократии. СПб.: БГТУ, 2006.

Даль Р. Введение в экономическую демократию. М., 1991.

Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.322-326.

Карл Т.Л., Шмиттер Ф.К. Пути перехода от авторитаризма к демократии в Латинской Америке, Южной и Восточной Европе // Международный журнал социальных наук. 1993. №3. С.29-45.

Клингеманн Х.-Д. Поддержка демократии: глобальный анализ 1990-х годов // Повороты истории. Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей: В 2 т. Т.2: Постсоциалистические трансформации в сравнительной перспективе. СПб., М., Берлин, 2003. С183-226.

Липсет С., Сен К.-Р., Торрес Дж. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления демократии // Международный журнал социальных наук. 1993. №3.

Меркл П. Каковы сегодняшние демократии? // Международный журнал социальных наук. 1993. №3. С.141-142, 149, 152-153.

Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999.

Турэн А. Что означает демократия сегодня? // Международный журнал социальных наук. 1991. №1. С.20-21.

Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. М., 2003.

Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость (II) // Полис. 2002. №3.

Эрмэ Г. Культура и демократия. М., 1994. С.106-109, 136.



[1] Lipset, Seymour M. 1959. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy. American Political Science Review (№ 53).

[2] Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С.143.

[3] Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. М., 2003. С.315-335.

[4] Мизес Л. Либерализм в классической традиции / Пер. с англ. А.В.Куряева. М., 2001. С.61.

[5] Даль Р. Введение в экономическую демократию. М., 1991. С.40.

[6] Липсет С., Сен К.-Р., Торрес Дж. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления демократии // Международный журнал социальных наук. 1993. №3. С.28.

[7] Эрмэ Г. Культура и демократия. М., 1994. С.106-109, 136.

[8] Меркл П. Каковы сегодняшние демократии? // Международный журнал социальных наук. 1993. №3. С.141-142, 149, 152-153.

[9] Карл Т.Л., Шмиттер Ф.К. Пути перехода от авторитаризма к демократии в Латинской Америке, Южной и Восточной Европе // Международный журнал социальных наук. 1993. №3. С.29-45.

[10] Турэн А. Что означает демократия сегодня? // Международный журнал социальных наук. 1991. №1. С.20-21.

[11] Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.322-326.

[12] Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость (II) // Полис. 2002. №3. С.86.

[13] Клингеманн Х.-Д. Поддержка демократии: глобальный анализ 1990-х годов // Повороты истории. Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей: В 2 т. Т.2: Постсоциалистические трансформации в сравнительной перспективе. СПб., М., Берлин, 2003. С183-226.

[14] Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995. С.378.