*67. Когда на Руси будет жить хорошо

[Друг истины и Платона]

http://www.rusrep.ru/article/2011/06/15/russian_life/

Оксана Юшко

Ключевые проблемы экономики на примере средней российской семьи
Желание «жить как люди», «как в нормальной стране» — известная максима российского народа. Она отчасти поддерживается риторикой первых лиц государства, неоднократно заявлявших, что предельная цель экономической политики — улучшение жизни граждан. Но если понимать эту цель не как фигуру речи, оправдывающую любую политику, а по делу и конкретно, то интересно посмотреть на наши экономические проблемы с точки зрения обычной молодой российской семьи со средним доходом. И выясняется, что «российская мечта» вовсе не иждивенческая и что она напрямую связана, с одной стороны, с модернизацией производств, а с другой — со стоимостью жилья для среднего класса.

Андрей Молодых, Филипп Чапковский поделиться: 15 июня 2011, №23 (201) размер текста: aaa Обычный двор города Томска. Вокруг хрущевки, где-то вдалеке в тополях прячется облезлое деревянное зодчество. Две молодые женщины делят бельевую веревку. Действуют молча и слаженно, не вступая в территориальные конфликты. На лавке у клумбы сидят пенсионеры. Мимо проходит мальчишка-кавказец с пачкой листовок «Сниму квартиру», клеит объявление на железную дверь подъезда.

— Не лепи! Не лепи на дверь! — кричит бабуля с клюкой. — Я эту дверь мою!

— А куда клеить? — мальчишка не собирается сдаваться сразу.

— Здесь не лепи! Иди туда — лепи!

В таких вот дворах и создается гимн простой и размеренной жизни. Здесь не происходит событий — сплошной жилищный вопрос.

Едем в гости к обычной семье Фроловых. По всему городу стоят рекламные щиты, кричащие о майском инновационном форуме Innovus — томский ответ проекту «Сколково». На дворе июнь, а щиты все стоят, транслируя, что вопросы будущего остались в прошлом.

Вова

Около новой высотки нас встречает глава молодой семьи Владимир. Ему 28 лет, его жене Насте — 22. Владимир отпускает саркастическую реплику в адрес «Лады Приоры», на которой мы приехали. Вокруг висят все те же простыни и пододеяльники, словно их быстренько перетащили сюда из предыдущего двора.

История Фроловых началась с любви, а продолжилась ипотекой. Владимир и Настя приехали в Томск из областных деревень поступать в вузы: Владимир — в политех, Настя — в педагогический. Владимир отучился и попал на Томский электромеханический завод (ТЭМЗ). Однажды встретил Настю, которой надо было помочь с чертежами. Помог. Поженились. Родился сын Сережа.

Три человека на 35 квадратных метров счастья Оксана Юшко для «РР»Вообще-то после института Владимир выбирал между тремя заводами. Не сказать, чтобы условия сильно отличались — ему везде пришлось бы начинать с зарплаты примерно в 10 тыс. рублей. Поэтому он ориентировался на объективные (где зарплату не задерживают) и субъективные (чей бизнес перспективнее, где управленцы лучше) показатели. Выбрал электромеханический. А теперь и сам постоянно общается со студентами, присматривая кадры для завода. Проблему описывает просто:

— Хороших ребят предприятия отбирают заранее по всей стране, конкретно Томску достаются лишь те головы и руки, которые хотят остаться здесь.

Основная загвоздка в низком старте. Десять тысяч руб*лей для Томска — деньги небольшие. Естественно, Владимир остался здесь не только из огромной любви к деревянному зодчеству. Как перспективному работнику, на заводе ему предложили ипотеку. Срок — 25 лет. Тело кредита Владимир гасит сам, а предприятие платит проценты. В принципе, удобно. Правда, есть нюанс — дополнительный договор, где прописано, что в случае увольнения до завершения выплат по ипотеке сотрудник должен вернуть предприятию сумму этих оплаченных процентов. Так что будущее семьи Фроловых предопределено.

— У тебя не возникает ощущения, что тебя обманули? — спрашиваю я Владимира.

— Нет. С точки зрения работодателя все вполне логично. Если бы не было такого условия, нашлось бы много желающих приобрести квартиру с помощью завода. Но завод не благотворительная организация. Он минимизирует собственные риски.

— Там все так приобретают квартиру?

— Этот договор подписывается только с перспективными.

— А что делают остальные?

— Снимают. Или ищут другие варианты.

— У тебя были другие?

— Нет.

Однокомнатная квартира семьи Фроловых находится в новостройке на берегу реки Томь. Третий год Владимир делает в ней ремонт. Обои в комнате только что поклеены. Сейчас готовы прихожая, ванная и комната. На очереди кухня. Мебели практически нет, только самое необхо*димое: детская кроватка, компьютерный стол и диван. Столик для чаепития приходится вытаскивать с кухни.

— Почему ты не наймешь бригаду ремонтников? Дорого?

— Дело не в деньгах, их можно накопить. — Владимир говорит так, словно долго репетировал ответ на этот вопрос. — Проблема в том, что нам некуда деться из квартиры на время ремонта. Родители в деревне, родственники в Томске живут в таких же условиях, как и мы.

— То есть ваша семья в плену у собственной квартиры? — драматизирую я.

— Да, так, — улыбается Владимир. — Но без квартиры было бы хуже.

Ипотека и недвижимость

Несмотря на пугающую зависимость от своего работодателя, Владимир прав, что ему повезло: бóльшая часть молодых российских семей не может позволить себе ипотеку, а их работодатель не готов помогать им с выплатой процентов.
У нас пока лишь 15% недвижимости приобретается с помощью ипотеки, а в Европе — до 80%. Стоимость ипотеки (сколько нужно заплатить помимо стоимости квартиры) — это сумма, которая зависит от тела кредита и складывается из двух частей: процентов, которые получает за ипотеку банк, и ставки рефинансирования, под которую Центробанк кредитует коммерческие банки.
Зарабатывают банки на ипотеке во всем мире более-менее одинаково: около 2–3% в год. А вот ставка рефинансирования сильно варьируется: в европейских странах она, как правило, не более 2%, а в России — 8,25%. Наш ЦБ предпочитает особо ее не опускать, чтобы не провоцировать инфляцию: считается, что если все побегут брать дешевые кредиты, в экономике окажется слишком много не обеспеченных товарами денег и это повлечет рост цен. В то же время высокая ставка рефинансирования тормозит деловую активность, в том числе жилищное строительство.
Еще одна крупная проблема, которая через ипотеку сказывается на повседневной жизни Фроловых, — низкое качество государства. Питерский Институт проблем правоприменения недавно попытался оценить, каков вклад «плохих институтов» в цену разного рода товаров, то есть сколько мы переплачиваем из-за коррупции и неэффективности государственного управления. Получилось, что недвижимость могла бы стоить на 25–60% (в зависимости от региона) дешевле, не будь наши строительная и девелоперская индустрии столь коррумпированы.
К тому же средний срок согласования документации перед началом строительства многоэтажного здания в России составляет 702 дня (в США — 40 дней). Застройщики, как правило, берут кредит на строительство до начала процедуры согласований. И все те два с лишним года, что она длится, на этот кредит набегают проценты, платить которые в итоге приходится Владимиру и Насте Фроловым.

Одна из производственных линеек Томского электромеханического завода — воздухоочистительные турбины для метро. Проще говоря, огромные вентиляторы, которые в случае задымления станции быстро откачают дым. Сейчас такие стоят на шести станциях в Москве. Но контракт с москвичами не долгосрочный. А от этого напрямую зависит светлое будущее семьи Фроловых.

— Какой у вас ежемесячный бюджет? — Это мы обсуждаем параметры, влияющие на повышение качества их жизни.

— Двадцать тысяч рублей после вычета суммы, которую я плачу за тело кредита. Настя сейчас учится и сидит с Серегой, зарабатываю только я. Около шести тысяч уходит на еду, остальное — на ребенка, одежду и ремонт. Остается три-четыре тысячи. Сережа, услышав свое имя, привстает в своей зарешеченной кровати, но, не найдя ничего интересного, снова засыпает.


Володя в цехе Томского электромеханического завода Оксана Юшко для «РР»Производительность труда и зарплата
Специалист уровня Владимира Фролова в Европе получал бы как минимум вдвое больше. А при зарплате в 50 тыс. рублей вместо 25 и том же уровне потребления он мог бы расплатиться за квартиру за три года с небольшим — и в тот момент, когда мы с ним разговаривали, был бы уже свободным человеком.
Низкая зарплата — следствие низкой производительности труда: в России она примерно вчетверо меньше, чем в США. Это вовсе не значит, что Володя и его коллеги работают вчетверо хуже, чем условный Джон на электромеханическом заводе под Детройтом. Проблема в старом оборудовании: на станках 30-х–60-х годов прошлого века сложно работать с той же скоростью и выдавать столь же качественный продукт.
Чтобы в этом убедиться, не надо ездить в США — достаточно походить по цеху Володиного завода, где в одном углу рабочий точит детали для вентиляторов метрополитена на допотопном станке самарского производства, а в другом — загружает заготовки в корейский фрезерный станок, который вытачивает их по 3D-модели.
Впрочем, не все так плохо: и на ТЭМЗ, где работает Володя Фролов, и в России в целом основные фонды мало-помалу обновляются. В итоге производительность труда у нас за последние 10 лет выросла почти на треть. Но все равно пока три четверти станков старше 15 лет. Обновить их можно только с помощью крупных инвестиций: в среднем каждый станок, за которым Володя ездит в командировки в Германию, стоит 300–500 тыс. евро.
Государство понимает, что другого пути, кроме полного обновления технической базы производства, для повышения производительности труда, а вслед за ней и зарплаты специалистов нет. Поэтому оно принимает различные меры — иногда довольно хаотические, но настойчивые — как на федеральном, так и на региональном уровне. Так, томские предприятия получают из областного бюджета субсидии на выплату процентной ставки по кредитам, взятым на покупку нового оборудования, то есть фактически сами становятся участниками схемы, похожей на субсидируемую заводом ипотеку Фроловых. Конкретно ТЭМЗ, где работает Владимир, получил таких субсидий и налоговых льгот на 400 млн рублей.
Кроме того, как рассказал нам Владимир, завод участвовал в конкурсе, в котором наиболее технологически продвинутые предприятия могут получить 200 млн рублей от федерального центра на новые станки. «Не выиг*рали, но в следующем году опять подадим. Нам очень нужны эти деньги», — говорил он нам с мрачной решимостью: на эту сумму завод сможет закупить еще 20 новых станков.
Еще одним способом модернизации заводов может быть участие в ней зарубежных компаний. Год назад специально для этого правительство в пять раз сократило список стратегических предприятий, куда был закрыт доступ иностранному капиталу. Конечно, многие иностранцы боятся инвестировать в Россию из-за незащищенности прав собственников, но президент в погоне за иностранным капиталом выдвинул недавно новую инициативу. На грядущем Петербургском международном экономическом форуме Дмитрий Медведев официально откроет Российский фонд прямых инвестиций. Суть идеи в том, что государство будет отбирать наиболее перспективные проекты и инвестировать в них пополам с иностранными компаниями, защищая их тем самым от коррупции и препон, которые ставят чиновники на местах.

— Ты чувствуешь уверенность в завтрашнем дне?

— Нет. Теоретически в любой момент заказы на заводе могут сократиться, — рассуждает Владимир. — Если ребята, которые управляют нашим государством, где-нибудь начудят, у нашего завода сразу появятся проблемы. Значит, проблемы будут и у меня.

— А что нужно, чтобы ты был уверен?

— Зарплата в тридцать восемь тысяч — для уверенности достаточно. Если бы в нашем государстве, — продолжает рассуждать Владимир, — случилось переориентирование промышленности под отечественного производителя, то все было бы хорошо. Например, я по работе бываю в Германии. Там принципиально стараются работать на всем немецком. Я уверен в том, что залог хорошего будущего в России — это патриотизм.— Но ты же сам недавно смеялся над отечественной машиной и ездишь в Германию за станками…

— Так патриотизм должен быть в первую очередь у производителей: они обязаны все делать качественно. Государство должно быть патриотом своей страны. — Он вовсе не чувствует себя пойманным на слове. — Необходима нормальная налоговая система, кредиты для предприятий должны быть более доступны, и российские товары должны иметь приоритет на рынке.

Российское станкостроение
Наши заводы сегодня и в самом деле очень зависят от импорта: 87% устанавливаемых новых станков произведены не в России. А в стоимостном выражении, по оценкам объединения «Станкоимпорт», доля российских станков на рынке и вовсе 1%. То есть современное и дорогое оборудование покупается за границей, дешевое — дома.
Правительство пытается обновить российские заводы, а заодно избавить их от чрезмерной зависимости от иностранных поставщиков начиная с 2002 года — тогда была принята первая федеральная целевая программа «Национальная технологическая база» на 2002–2006 годы. На нее выделили 10 млрд рублей. Спустя четыре года в проекте точно такой же программы, но уже на 2007–2011 годы пришлось признать, что не все цели удалось достичь «из-за недостаточного финансирования». И на покупку нового высокотехнологичного оборудования выделили уже 50 млрд рублей.
В концепции третьей, еще не принятой программы обновления российской промышленности — уже до 2016 года — на эти цели закладывается от 100 до 300 млрд рублей.
При этом эффект от уже принятых программ неочевиден. В ныне действующей, к примеру, записано, что траты государства — те самые 50 миллиардов — вернутся в бюджет с избытком в виде дополнительных 70,8 млрд рублей уплаченных налогов. Но отчетов о реальном влиянии этих вливаний на состояние российской промышленности найти невозможно.
Премьер Путин, не ограничиваясь уже имеющимися программами, заявил недавно на встрече с производителями станков, что будет принята еще одна ФЦП — «Развитие отечественного машиностроения и инструментальной промышленности» на 2011–2016 годы — и что уже в этом году на нее будет потрачен миллиард рублей. А Минэкономразвития придумало внедрять инновации в промышленность через «технологические платформы» — конгломераты из организаций, образующих единый цикл: от изобретения (научные и образовательные учреждения) до производства (заводы). Пока отобрано 27 таких платформ, но сколько на них будет выделено денег, еще неясно.
А пока благодаря господдержке наши заводы будут учиться выпускать конкурентоспособную продукцию и хотя бы часть денег на обновление производства оставлять в России, а не за границей, государство не собирается отказываться и от прямо протекционистских мер.
Это видно на примере того же ТЭМЗ. Во время кризиса, в 2008 году, завод выжил во многом именно благодаря протекционизму. Помимо нефтяных задвижек и вентиляторов он продолжает производить то, на чем специализировался в советское время — отбойные молотки: из-за того что молотки эти входят в «защищенный» список, шахтам «настоятельно рекомендуется» покупать их у отечественных производителей.
Спрашиваем Владимира Фролова, смогли бы они конкурировать, если бы не были в этом закрытом списке. «Да нет, конечно, о чем тут говорить! Нас бы тут же смели китайцы. У них и качественней, и дешевле. Это неудивительно: они могут сборку организовать под открытым небом, а у нас зимой в цехе, как ни топи, 14 градусов — приходится работать быстро, иначе замерзнешь».

Финансовая система. Налоги, кредиты, инфляция

Вполне возможно, что большинство российских предприятий и вовсе обошлось бы без прямой финансовой помощи государства и протекционизма, будь к ним милосерднее налоговая политика и ставки по кредитам. Ведь почему владельцы ТЭМЗ медленно обновляют свои станки? Выйти на новый уровень скачком, взяв крупный кредит и сменив все устаревшее обо*рудование, они не могут: кредит слишком дорогой. А нет современного оборудования — продукция менее конкурентоспособна, «длинных контрактов» нет, и у завода меньше возможностей получить «длинные кредиты» под более выгодный процент. Круг замыкается.
Инфляцию раскручивают в основном два фактора: рост тарифов естественных монополий (причем одна из его причин — все та же технологическая отсталость и, как следствие, низкая эффективность) и увеличение трат государства — не зря Володя Фролов жаловался, что каждое повышение зарплаты бюджетникам не в лучшую сторону сказывается на их семейном бюджете. Есть и третий фактор: конкуренция на внутреннем рынке придавлена слабой деловой активностью, а ее душит процентная ставка, задранная для борьбы с инфляцией. Еще один замкнутый круг, разомкнуть который государству на самом деле вполне по силам — развивая программы кредитования под низкий процент. Не для населения, а для производителей товаров и услуг.
Кроме того, фискальные меры, на которые идет государство, чтобы повысить пенсии и зарплаты бюджетникам, уменьшают количество свободных средств, имеющихся у крупных предприятий. В отличие от малого бизнеса, стремительно спрятавшегося «в тень» при повышении социальных взносов до 34%, предприятия вроде ТЭМЗ продолжают выплачивать белые зарплаты, ведь от своих поставщиков — нефтяных компаний и госучреждений — они не получают кэш. Поэтому им остается лишь сокращать инвестиции: в нынешнем году 36% машиностроительных предприятий это уже сделали. Правительство обсуждает варианты снижения социальных взносов для среднего и мелкого бизнеса, но ТЭМЗ эти льготы не коснутся.

Патриотизм Владимира, в отличие от государственного, описывается в абсолютно реальных категориях. Он хочет остаться жить в Томске и работать на благо своей семьи и предприятия. Хорошая жизнь в его понимании — это возможность путешествовать, иметь дом за городом и завести троих детей. Он свои гражданские обязательства пока выполняет: стал для страны хорошим специалистом, его ценят на заводе, пошел работать на производство российского товара, при этом технологически инновационного.

Единственная проблема этого обычного российского гражданина — отсутствие мечты. Точнее, его мечта воплотилась в недвижимость. В тех рамках, в которых он живет, фантазировать и грезить не получается — иначе повседневная жизнь станет невыносимой, а ему еще нужно продержаться двадцать два года. Пока не расплатится с ипотекой.

Настя


Ремонт в квартире делается постепенно. До кухни очередь еще не дошла Оксана Юшко для «РР»Жена обычного человека Настя не перебивает мужа, пока он рассуждает, спокойно сидит рядом и ждет своей очереди рассказать о хорошей жизни. Ее представления не сильно отличаются от представлений Владимира. Только она ограничилась бы двумя детьми.

— Если забыть про ипотеку, то когда тебе будет хорошо жить?

— Когда Сережа пойдет в детский сад и у меня будет возможность устроиться на работу. — Она, как и муж, очень быстро отвечает на общие вопросы: у обычной семьи полно времени для того, чтобы проговорить себе, чего они хотят.

Для начала Настя хотела бы получать пятнадцать тысяч рублей, но лучше — двадцать. В школу будущий педагог идти не собирается, сказывается негативный опыт работы воспитательницей в детском саду: это Настя экспериментировала, когда устраивала сына в ясли, но через две недели мальчик заболел и эксперимент прекратился.

Ребята рассказывают: была проблема устроиться в детский сад — они стояли в очереди двенадцать тысяч какими-то.

Качество жизни. Социальная сфера
В нашем разговоре с Владимиром и Настей чувствовалось, что они — новое поколение, которое привыкло решать свои проблемы самостоятельно, не полагаясь на соцобеспечение. Поэтому вытянуть у них жалобы на государство не получилось. Разумеется, их раздражает система здравоохранения — в этом они солидарны с абсолютным большинством россиян: по последним опросам, крайне недовольны медицинским обслуживанием 58% населения страны.
— У Сережи были какие-то шумы в сердце, — рассказывала нам Настя, — и мы помчались к врачу. «Ну, вы можете полтора месяца в очереди стоять и пройти обследование бесплатно…» — сказал нам врач. Мы заплатили и имели результаты на следующий день.
При этом даже для скромного бюджета Фроловых плата врачу была относительно небольшой — 500 рублей. Раздражает не столько коррумпированность медицинской системы, сколько полная ее непредсказуемость, отсутствие правил.
Еще одна серьезная социальная проблема, касающаяся молодых российских семей, — нехватка мест в детских садах: очереди из десятков тысяч детей стоят во многих регионах, всего же в России, по данным Минздравсоцразвития, около полутора миллионов детей ждут места в саду. Власти вроде бы стимулируют рождаемость, но соответствующей инфраструктуры для прибывающих детей у них нет: многие здания детских садов давно сданы в аренду под офисы, а излишне строгие правила регистрации детских учреждений тормозят открытие частных детских садов или делают их очень дорогими из-за взяток регистрирующим инстанциям.
В октябре 2010 года, правда, были приняты новые санитарные нормы для дошкольных организаций, которые несколько упростили жизнь частных детских учреждений и узаконили существование домашних яслей — эта форма, требующая наименьших капиталовложений, может отчасти спасти ситуацию.


Осенью маленький Сережа пойдет в сад и отпустит маму на работу Оксана Юшко для «РР»Няня не их вариант, это лишние четыре тысячи в месяц. Частный садик еще хуже — пятнадцать. Предлагали даже взятку, чтобы сдвинуться в очереди поближе к началу, — никто не взял. Владимир просил боссов повлиять на ситуацию — ничего не вышло. В итоге каким-то чудесным образом однажды им сообщили, что путевка в сад есть. Скорее всего, потому что в их районе построили два новых. С детскими садами вообще интересная ситуация. Дело в том, что Конституция гарантирует нам право на школьное образование, но детские сады под это определение не подходят. По сути, это личная проблема граждан.

Теперь Настя ждет не дождется осени.

— Учителям собираются повысить зарплату на тридцать процентов, ты точно не хочешь?

— Нет, не мое это, — настаивает она на своем. — Я бы хотела куда-нибудь в органы опеки.

На кухне шипят куриные котлеты. Настя подскакивает и бежит их спасать.

— И вообще, про тридцать процентов — это ужасная новость, — продолжает разговор Владимир. — Как только это случится, в магазинах поднимутся цены. И наши двадцать тысяч семейного бюджета уменьшатся.

Еще хорошая жизнь представляется Насте в виде поездки в Севастополь — там родственники. А потом в Египет — там пирамиды. Дальше Таиланд, потому что тепло и море, Германия — Владимир рассказывал о ней много хорошего. Вот, собственно, и все. Короче, все, что нужно этой семье для хорошей жизни, — это перестать быть затворниками в своей квартире: из-за того, что не с кем и не на что оставить ребенка дома, они почти никуда не выходят.

— Котлеты сгорели, — с виноватым видом возвращается Настя.

— Ниче, — успокаивает ее муж. — Значит, поедим горелые.

— Вы в ресторане давно были?

— В сентябре, — отвечают они хором.

Настя сетует на соседей. У них тоже жилищная проб*лема: они узбеки, въехали несколькими семьями в одну квартиру и живут. В принципе, нормальные люди, только в их огромной обычной узбекской семье слишком много детей. И, естественно, все говорят на родном языке. Сережа иногда пугается, когда оказывается среди них на улице. Он ничего не понимает из того, что они говорят. Настя не против узбеков, но ей бы хотелось, чтобы существовали какие-то центры их адаптации к жизни в русских городах. Приезжим бы потом было легче и с работой, и с образованием, и с соседями в том числе. Кстати, Настя не уверена, что ее соседи узбеки. Очень может быть, что таджики. Ей все равно, лишь бы Сережу не пугали.

Завод

Честно говоря, мы не очень поверили в то, что Владимир доволен своей работой на заводе. Казалось, он там пашет с утра до вечера у станка, как робот, а потом возвращается домой, чтобы повторить свой жизненный цикл. В какой-то степени это так, но все оказалось не так страшно. Во-первых, Владимир работает в среднем управляющем звене — между офисной зоной и цехом. Часть рабочего времени обрабатывает заказы, иногда ездит в командировки, но может и у станка постоять. Во-вторых, «старое оборудование» далеко не все старое. Часть мощностей заменена на немецкие станки. Инструментальный цех, где производят точные детали для нефтепроводов, как минимум современный.

Рядом с курилкой советский автомат с газированной водой.

— Все для людей? — киваю я на него.

— Ага. Между прочим, вода бесплатно, — с оттенком гордости заявляет Владимир.

— С газом?

— Иногда с газом.

Поменять все старые станки на новые пока невозможно: предприятие столько не зарабатывает. Основная проблема выживаемости такого бизнеса — нехватка длинных контрактов. На завод поступают короткие заказы — перебиться на ближайшее время. Зарабатывают в основном на воздухоочистителях и устройствах автоматизированного контроля нефтепроводов. А еще выпус*кают отбойные молотки. Но за них много не выручишь. Идеальное развитие завода, с точки зрения Владимира, — это два-три долгосрочных контракта с нефтяниками или строителями московского метро. Вот тогда бы зажили не хуже немцев.

— Ты встречаешься с обычными немецкими рабочими. Чем их жизнь отличается от твоей?

— У них отличительная черта — улыбчивость, — вспоминает немцев Владимир.

— А чего они такие улыбчивые?

— У них есть уверенность в завтрашнем дне. Я точно не знаю, но немецкий рабочий социально упакован по полной программе: бассейн, тренажерный зал, медицинская страховка, дом, машина и так далее. Для нас это пока неопределенное будущее. Например, у них специально следят за тем, чтобы человек не перерабатывал, чтобы в выходные он именно отдыхал. Это не вопрос человеколюбия. Люди — это ресурс, в который вкладываются деньги.

— Но вы же можете пригрозить своему работодателю увольнением.

— Во-первых, не можем. У меня ипотека. Те, кто более свободен, могут пойти на другой завод, но это не гарантирует им лучшей жизни.

Мобильность населения
Возможно, лучшую жизнь таким людям, как Владимир Фролов, гарантировал бы переезд в другой город, на другое производство. Возможно, специалисты его уровня — свободно владеющие английским и разбирающиеся в сложной современной технике — очень нужны сейчас, например, в Ленинградской области, довольно быстро развивающейся. Но шансов переехать туда и начать зарабатывать больше у него нет: он намертво привязан своей ипотекой к Томску.
Отсутствие межрегиональной мобильности ограничивает распределение рабочей силы наиболее эффективным образом. В России лишь шесть человек из тысячи в год переезжают из региона в регион. В США этот показатель в четыре раза выше. Как показал в своем исследовании ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев, именно проблемы с недвижимостью и административные барьеры (у молодой семьи, например, гораздо меньше шансов на новом месте отдать ребенка в детский сад без постоянной прописки) загоняют российские семьи в «ловушку бедности» — когда уезжать надо, но ехать не на что.
После кризиса правительство приняло программу содействия трудовой миграции: на оплату переезда и компенсацию стоимости аренды жилья на новом месте в течение первых трех месяцев выделили 800 млн рублей. Но пока этой программой воспользовались лишь 9 тыс. человек — в действительно привлекательных регионах за те деньги, которые предусмотрены государством, жилье не снимешь.
Во-вторых, работодатель не против улучшений нашей жизни, но пока это нерентабельно. Проблема в том, что у владельцев завода тоже нет уверенности в завтрашнем дне, а социальные гарантии — это долгосрочные вложения.

— А что будет с твоей ипотекой, если с тобой на заводе произойдет несчастный случай?

— Для этого есть страховка, — тут Владимир почему-то становится улыбчивым, как немцы, — так что по этому поводу не переживай. Случись что, мою ипотеку будет оплачивать страховая.

Влюбленность Владимира в свой завод — это не попытка его пиара. Представьте себе игрока, который поставил всю свою жизнь на зеро. Что ему остается делать? Только верить.

Уже на выходе он останавливается и говорит:

— Если честно, то мне очень повезло. Миллионы людей могли бы мне позавидовать.

При участии Виктора Дятликовича, Марии Ишутиной.

[Фредерик Бастиа]

http://svpressa.ru/society/article/46676/
Четверг 11 августа 2011 года
9 августа 2011 года 16:19 | Ирина Смирнова

Институт экономики РАН представил в правительство доклад «Стратегические приоритеты и основные направления социально-экономического развития РФ». Директор института Руслан Гринберг называет этот доклад «мировой революцией – абсолютно альтернативной программой после 20 лет праволиберальной философии, которая завела страну в тупик». Подробнее об этой работе «Свободной прессе» рассказал заместитель директора института, член-корреспондент РАН Дмитрий Сорокин.

«СП»: - В СМИ сообщалось, что в докладе обосновывается предложение о введении прогрессивного налогообложения. Это основная мысль работы?

- Упаси Бог! Это всего лишь одно из предложений преодоления существующего неравенства. Двадцать лет идёт развитие новой России. За такой срок складываются некие неконъюнктурные тенденции, уже можно выявить фундаментальные тренды. Вот мы и решили, что будет правильно, если Институт экономики на основании анализа закономерностей, которые сложились, попытается сказать, что это за тренды. Куда они могут привести. И там, где явно прослеживается тренд стратегически негативный, попытаться сформулировать, что нужно менять в экономической системе. Мы планировали сдать эту работу в конце года, но нас попросили ускорить ее в связи с разработкой дальнейшей концепции развития экономики страны. Доклад, который сейчас существует, мы для себя в рабочем порядке называем материалом к докладу. Окончательный вариант появится к 31 августа.

«СП»: - Богатые страны потому и богаты, что в них имущие платят за бедных. У нас - наоборот. Поэтому переход на прогрессивное налогообложение выглядит, как минимум, логичным.

- Поскольку это предложение идёт вразрез с проводимой политикой, то журналисты считают это центральной мыслью доклада. А что, введя прогрессивное налогообложение, мы решим все проблемы? Нет, конечно. Главная идея такая: в данных обстоятельствах нельзя менять стратегию последовательно. Придется всё делать одновременно. Нам говорят: давайте сначала сформируем гражданское общество, которое необходимо для перемен. Но придется все делать одновременно. Это очень сложно, но другого выхода нет.

«СП»: - Речь идёт о возрастании роли государства или понижении? И до какого уровня?

- В чем-то конкретно роль государства должна вырасти. На местах часто невозможно решить насущные проблемы без муниципальной власти. А когда бизнес не может расти без одобрения государственного чиновника, конечно, это полное безобразие. Вот у меня друзья спрашивают: как ты в тайге отпуск проводишь? Не боишься? Отвечаю: ребята, страшно в Москве одному гулять в спальном районе. А в тайге мне не страшно одному. Так что роль государства где-то должна вырасти, где-то, в чём-то конкретном – понизиться. Главное, не ждать: вот сформируем гражданское общество, тогда начнем проводить активную политику такую-то и такую-то… Нет, надо сейчас делать в этих условиях всё, что возможно – и гражданское общество создавать, и политическую систему менять, и экономическую преобразовывать. Мы просто говорим: невозможно решать экономические задачи без преобразования политической системы. Ну, не будет гражданского общества в бедной стране! Бедные не образуют гражданского общества! Если у нас треть населения имеет меньше среднего дохода по стране (примерно 19 тыс. руб.), то какое тут может быть гражданское общество? А вот преодолеть бедность без усиления роли государства невозможно. В экономической науке это - азбука: при отсутствии прогрессивного налогообложения доходов (подчёркиваю, не зарплаты, а доходов) обязательно будет нарастать неравенство. Это уже математика. Чем больше будет ВВП, тем больше разрыв между богатыми и бедными.

Кстати, это безграмотно, когда говорят, что у нас плоская шкала налогообложения. Неправда! У нас регрессивная шкала, потому что с заработной платы – 13%, с гонораров – 13%, а доходы от собственности (дивиденды, проценты по вкладам) – 9%. Так это плоская шкала или наоборот, регрессивная? Ну что мы сами себя обманываем?

«СП»: - Мы топчемся на этом месте уже двадцать лет. То, о чем вы говорите, было актуально и в 1991 году…

- Я политические вопросы не решаю, я занимаюсь наукой.

«СП»: - Если я правильно понимаю, в вашем представлении малый и средний бизнес – это всегда частная собственность, а крупному бизнесу лучше быть государственным?

- Никогда такого не говорил! Нет проблемы, если атомную бомбу будет делать акционерное общество. Почему в Соединенных Штатах это делается, а у нас не может такого быть? Вопрос в другом: в данных конкретных сегодняшних обстоятельствах мы имеем хоть одно высокотехнологичное, крупное, масштабное, способное конкурировать на мировом уровне производство на базе акционерной собственности? Нет! «Газпром»? Но это не высокотехнологичное производство, это добывающая отрасль.

Что касается малого и среднего бизнеса… Если в Англии у вас на вашем личном участке вдруг обнаружится большой запас нефти, то у вас государство принудительно выкупит этот участок по рыночной цене, без учета стоимости этой нефти. А потом передаст этот участок соответствующей нефтяной корпорации.

В Соединенных Штатах фермер, уходя на покой, отец не сможет передать по наследству эти земли сыну, если тот не занимается ведением сельского хозяйства. Его принудительно выкупит государство и отдаст профессионалам. Это уже система, при которой любая частная собственность может использоваться, не противореча общественным интересам.

«СП»: - Но как уменьшить роль чиновников в стране, которая задыхается от вороватой бюрократии?

- Если бы это было порождено нынешней системой, это было бы одно. Давайте вспомним «Ревизор» Гоголя. Сценка, когда купцы приходят к городничему с подношениями. Приходят не за привилегиями, а просто за тем, чтобы они могли вести бизнес в этом городе. Гоголь, что ли, это придумал? Исторически в России предприниматель зависит не от государства, не от закона, а от государева человека. От чиновника. Эта система сложилась в России очень давно. На рубеже 19-20 веков тогдашний союз промышленников и предпринимателей пишет в своей резолюции, что невозможно развивать свое дело без соизволения чиновников, министра финансов и проч. Можно привести другие примеры. Почему-то у нас в разные эпохи, при разных политических системах воспроизводится одно и то же.

«СП»: - Вы хотите сказать, что английские чиновники более честные, чем наши?

- В Англии чиновник не имеет этой власти над предпринимателем. Чиновники там олицетворяют собой закон. Закон имеет власть. А чиновник всего лишь проводник закона. У нас законы тоже хорошие. Проблема не в законах, не в праве, а в правоприменительной практике. Она сложилась в России исторически. И президент РФ об этом говорит: судят не по закону, а по понятиям. В этом разница.

«СП»: - Ваше видение экономической ситуации в России принципиально отличается от той идеологии, которую демонстрирует министр финансов?

- Нет. Но нам непонятно, почему доходы от нефтегазового рынка делятся именно в таких пропорциях. Мы расчетов этих не видим. По нашим расчетам немного другая должна быть пропорция. Правда, в ответ министр финансов скажет мне: покажите, где бизнес пришел с проектом, который даст отдачу? Здесь всё взаимосвязано.

Но мы не видим активной государственной политики, направленной на преодоление зависимости предпринимателя от государственного человека. Никакие меры по развитию конкуренции не дадут эффекта, пока предприниматель будет зависеть от чиновника. Правда, тут уже мы выходим за пределы экономики. А ситуация такова, что наши предприниматели вкладывают в инновации примерно в три раза меньше, чем китайские бизнесмены. Мы не видим активной госполитики, направленной на преодоление этого отставания.

«СП»: - Как вы думаете, к вашим рекомендациям прислушаются?

- Мы предлагаем концепцию развития, сценарий. Но программу действий может написать только правительство, это его, если хотите и крест, и ответственность. Правительство решает, больше никто.

Досье «СП»

Сорокин Д.Е. Доктор экономических наук, член-корреспондент РАН, профессор. Работает в Институте экономики РАН. С 1998 года - заместитель директора, а с 2006 г.- первый заместитель директора по научной работе. Автор и соавтор 70 научных работ общим объемом свыше 100 п.л., в т.ч. монографий: «Россия-2015: оптимистический сценарий», «Стратегический ответ России на вызовы нового века», «Россия перед вызовом: политическая экономия ответа», «Россия в глобализирующемся мире» и др.

Активно участвует в развитии международных научных связей, являясь руководителем и участником ряда международных исследовательских проектов с научными и университетскими центрами Канады, КНР, Польши, Беларуси, Казахстана, Узбекистана и др. Привлекается в качестве эксперта по различным вопросам экономической политики Государственной Думой РФ, Советом Безопасности при Президенте РФ, Счетной палатой РФ и др. органами государственной власти и управления.

[Владимир Рувинский]

http://www.kommersant.ru/doc/3007410..._campaign=more

Когда жизнь в России изменится к лучшему
20.06.2016

Главный плюс жизни в России — возможность мало работать и много отдыхать. Главный минус — низкие уровень и качество этой самой жизни. Для изменения ситуации недостаточно роста экономики и стабильных правил игры, нужна настоящая культурная революция, следует из Better Life Index и опыта российских компаний.

Когда компания "Сплат" в 2010 году открывала фабрику в Окуловке на Валдае, от метилового спирта в округе слепло три-четыре молодых человека в неделю. Кругом были провалившиеся крыши и упавшие заборы. Типичный депрессивный дотационный регион. "Нас предупреждали, что местные будут убегать на картошку весной, на охоту — осенью, после Нового года — в запой",— вспоминает гендиректор и совладелец "Сплата" Евгений Демин.

Компания вложила деньги и силы не только в фабрику, условия работы, обучение сотрудников, но и в городскую среду — борьбу с алкоголизмом, наркоманией, уборку улиц и ремонт домов. "Мы понимали, что это нам дороже будет на 30%, чем просто одеть людей в синие костюмы и сказать: давайте работайте. Но в итоге это себя оправдало",— говорит Демин. Сегодня фабрика, на которой работает 250 местных жителей, выпускает зубную пасту для 55 стран, а компания — на втором месте на профильном рынке в РФ.

Качество жизни людей стараются повысить не только компании, стремящиеся к лидерству, но и страны. Экономисты давно пришли к выводу, что рост человеческого и социального капитала во многом определяет инновационное развитие национальных экономик. Согласно докладу Better Life Index (индекс сравнивает 38 стран по 11 параметрам), выпущенному ОЭСР в мае 2016 года, качество жизни в России неважное: у россиянина плохо с жильем, деньгами и вовлеченностью в жизнь общества. Да и живет он недолго. Неудивительно, что в целом наши граждане удовлетворены своей жизнью в меньшей степени по сравнению со средними данными по ОЭСР. Тем не менее Россия, отмечается в докладе, за последние десять лет достигла успехов в деле улучшения качества жизни.

Отдых — наше все

Всеволод Крылов, директор по развитию Стокгольмской школы экономики в России, вспоминает, как в Орле на заводе, производящем холодильные установки для витрин, которым он руководил в середине нулевых, сотрудники уходили на все лето: "У многих были дачи, огороды, и завод, который хоть и платил им 20 тыс. руб., что выше средней зарплаты в регионе, был для них побочным занятием. Даже повышение зарплаты на треть людей не останавливало — они бойкотировали работу, увольнялись". Приходилось останавливать завод. Традицию так и не одолели — сейчас он планово закрывается на лето.

Самое большое российское достижение в индексе ОЭСР — баланс между работой и отдыхом (9-е место). Это позволяет успешнее сочетать работу, семейные обязанности и личную жизнь. В России только 0,2% сотрудников компаний и учреждений работают сверхурочно — более 50 часов в неделю (правда, официально). Это в 65 раз ниже среднего показателя по ОЭСР (13%) и в 110-116 раз меньше, чем в Японии (21,9%) и Южной Корее (23,1%) — единственных странах, которым за последние десятилетия удалось выйти на новый уровень развития.

Второе достижение России — социальные связи (18-е место), важнейший фактор, определяющий благополучие человека. С 2013 года вовлеченность в них россиян выросла на 3 п. п., и сегодня 91% обывателей считают, что им есть на кого положиться в трудную минуту. Это на 3 п. п. больше, чем в среднем по ОЭСР: россияне обошли жителей 20 стран, включая Италию, Чехию, Эстонию, США, Францию и Южную Корею.

Замыкает тройку наших достижений трудовая занятость (20-е место), здесь РФ опережает, в частности, Чехию, Финляндию, США, Израиль. По данным ОЭСР, 69% трудоспособных россиян в возрасте от 15 до 64 лет имеют оплачиваемую работу, что на 3 п. п. больше, чем в среднем по странам, вошедшим в отчет.

А больше похвастаться особо нечем.

Без комнаты, денег и безопасности

Конечно, деньги, отмечает ОЭСР, сами по себе не приносят счастья. Но, подчеркивается в докладе, облегчают доступ к качественному образованию, здравоохранению и жилищным условиям. А с первым, вторым и третьим в России, согласно Better Life Index, серьезные проблемы.

С одной стороны, среднее образование имеет 95% взрослых россиян (в среднем по ОЭСР — 76%). Но качество образования у нас, судя по тестированию PISA, ниже среднего. "В индексе не показаны возможности, которые дает образование,— отмечает Виктор Вахштайн, завкафедрой теоретической социологии и эпистемологии РАНХиГС, работавший раньше над индексами ОЭСР.— А главное, в России все учатся до 25 лет и почти никто не учится после пятидесяти".

Здравоохранение — формально тоже бесплатное — также оставляет желать лучшего. Продолжительность жизни, по данным Росстата, с 2000 года выросла на пять лет, до 71,5 года, но все равно это на девять лет меньше, чем в среднем по ОЭСР. Россия занимает здесь предпоследнее место, обгоняя только ЮАР.

Жилищные условия — один из основных факторов, влияющих на качество жизни. По данным на 2015 год, почти 15% населения РФ живет в домах с туалетом "типа сортир"
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ

Наконец, жилье. По данным на 2015 год, 14,4% населения РФ живет в домах с туалетом "типа сортир" (без системы смыва). Больше только в Латвии и ЮАР, а в среднем по ОЭСР — 2,1%. На одного человека в России приходится 0,9 комнаты. Это ровно в два раза меньше, чем в среднем по странам из индекса. Хуже только в Бразилии и ЮАР, но там и климат лучше.

Жить в тесноте да не в обиде и надеяться на модернизацию сложно, так как скученность, отмечает ОЭСР, может плохо влиять на физическое и ментальное здоровье, отношения между людьми и развитие детей. Но в России и этот невысокий показатель завышен, так как данные взяты из статистики регистрации: в той же Москве живет намного больше людей, чем зарегистрировано.

От этих проблем могли бы спасти деньги. Но, хотя средний располагаемый доход российской семьи и составляет, по данным доклада, около $17 тыс. в год, это на 42% ниже, чем в среднем по ОЭСР. По этому показателю Россия в индексе 2016 года обошла только семь из 38 стран (из стран СНГ — Эстонию и Латвию, а еще Венгрию, Чили, Турцию, Мексику, Бразилию и ЮАР). Впрочем, с учетом нестабильности курса рубля реальное положение России здесь может быть хуже. Если же взять медианный доход, половина россиян, по данным Росстата, зарабатывает в месяц меньше 23,5 тыс. руб.

Еще хуже дело обстоит с финансовым благосостоянием семьи, то есть с накоплениями в деньгах и акциях — без учета недвижимости. Россияне в индексе ОЭСР на последнем месте: $3,7 тыс. на семью против $84,5 тыс. у лидера списка — США.

В целом у России восемь из 11 показателей ниже среднего, а по четырем — доход, экология, здоровье, личная безопасность — она и вовсе в аутсайдерах. "Личная безопасность — это ключевая составляющая благополучия людей",— отмечает ОЭСР. Убивают людей у нас в стране в 2,7 раза чаще, чем в среднем по ОЭСР (11,3 человека на 100 тыс. жителей). И только 53% россиян чувствуют себя в безопасности, гуляя в ночное время в одиночку (68% в среднем по ОЭСР). В итоге Россия здесь на 34-м месте — опаснее, чем у нас, только в Чили, Мексике, ЮАР и Бразилии.

Зато со связями

Ключевой параметр индекса — социальные связи, отмечает Виктор Вахштайн, который руководит в России соцопросами для "Евробарометра". В российском контексте они играют особую роль. Во многом это вынужденный для людей шаг — компенсация неработающих общественных и государственных институтов, судов, здравоохранения, плохой безопасности — тех параметров ОЭСР, по которым Россия идет в хвосте.

Некоторые социологи видят здесь проявление гражданского общества. "Но на деле это восстановление института блата",— уверен Виктор Вахштайн. Россияне все активнее стараются через связи найти врача, учителя, сантехника, юриста или работу. "По нашим данным, в России три четверти населения утроились на работу по личным связям",— говорит он. По сути, чем больше связей у людей, тем хуже работают государство и формальные институты. Ничего подобного в Европе, например, нет.

Есть и другая особенность. В расчетах ОЭСР не учитывается, что социальные связи делятся на два типа — слабые (знакомые) и сильные (друзья). "В Европе ключевой аспект таких связей — знакомы или не знакомы между собой ваши контакты: чем больше тех, кто между собой не знаком, тем выше шансы на качество жизни",— рассказывает Вахштайн. В России же, по его словам, важнее степень доверительности, глубина таких связей: готовы ли люди одолжить денег, полить цветы в квартире. Это, говорит социолог, чисто российская специфика. Иными словами, резюмирует он, у нас знакомые и друзья — это "главный предиктор субъективного благополучия", так как "единственный капитал, который у вас есть,— это связи в записной книжке".

Недоверие к госинститутам — хроническое. Данные опросов "Евробарометра" показывают, что около половины россиян предпочтет умереть в процессе самолечения, чем обратиться в поликлинику, если там нет знакомого врача, рассказывает Вахштайн: "Если врач по рекомендации помог, то к нему доверие выросло, а к системе здравоохранения — нет. Если же нет, то падает доверие и к конкретному врачу, и к государственному здравоохранению". Иными словами, чем выше доверие между людьми в России, тем меньше — к государственным институтам. Такая же картина еще только в одной стране — в Бразилии.

В России как нигде в мире сильны социальные связи, отчасти превратившиеся в "институт блата"
Фото: Reuters

Неработающие формальные правила и институты провоцируют кумовство и клановость (привилегии знакомым и родственникам). Последнее эффективнее всего в наших условиях. Например, пастух в Дагестане с зарплатой 20-25 тыс. руб. в случае необходимости за три дня соберет 300 тыс. руб., приводит данные "Евробарометра" Вахштайн. А клерк в Москве с зарплатой 100 тыс. руб.— в два раза меньше. Получается, что если кому-то в Дагестане нужны будут деньги на лечение, то он за счет клановости и связей соберет их быстро, хотя его доход даже не предполагает такой суммы. В Москве, где, казалось бы, ресурсов больше, этого не произойдет.

Максим Руднев из НИУ ВШЭ, работающий с данными Европейского социального исследования (ESS), говорит, что в России растет индивидуализм, причем эгоистичный. "Так как по сравнению с Европой ценность "власти-богатства" в России выше, и такой индивидуализм у нас к тому же не сопряжен с инициативностью",— поясняет он. По сути, это циничный подход: люди ориентируются только на получение немедленной прибыли.

Социальные связи все еще очень сильны на селе, говорит Александр Жемчужный, член совета директоров агрохолдинга "Сельхозинвест" (Липецкая область). Здесь есть как положительные, так и негативные следствия. Последние наиболее ощутимы в "переходный период", когда у нового руководства еще не укрепилась репутация и "сотрудники ориентируются на предыдущий режим безвластия". "Обычно это проявляется в пьянстве и воровстве",— говорит он. Воровство долгое время считалось у сотрудников холдинга делом законным, особенно когда у свинофермы еще не было забора.

"Пойманных с поличным работников спрашивали, почему они воруют. Самый простой ответ: так принято, и все так поступают. Не могут же домашние свиньи голодать!" — поясняет он. Ситуацию исправили авторитет руководства и финансовое благополучие: чем они выше, тем ниже влияние социальных связей в группе.

Этот пример показателен для аграрной России, но нетипичен для страны в целом. Какие социальные связи у нас преобладают, сказать сложно, так как страна очень разная. "Дифференциация гигантская — выше, чем в любой европейской или латиноамериканской стране. А разница между Москвой и регионами все более и более шокирующая",— отмечает Виктор Вахштайн. Показательно, что и разные отрасли у нас находятся на разных этапах развития, а точнее, в разных экономических эпохах: от доиндустриальной до постиндустриальной. Соответственно, у ВПК и IT-компаний разные правила, потребности и принципы работы с людьми, отмечает Кирилл Зиньковский, замдиректора Института развития образования ВШЭ. Одним нужны дисциплинированные исполнители еще советского стандарта, другим, работающим в экономике знаний,— творческие самостоятельные люди.

На что опереться

Пока экономика жила на ренте от нефти и газа, такой налогоплательщик власти в принципе устраивал. Сейчас все очевиднее, что дальше так строить будущее страны невозможно. А как? В публичных дискуссиях на первое место выходят культурные особенности и ценности.

Факторы, способствующие развитию стран в принципе,— индивидуализм, то есть готовность действовать на свой страх и риск, и долгосрочное планирование, считает декан экономфака МГУ Александр Аузан. И с тем, и с другим в России плохо. Почти две трети россиян надеются на социальную опеку, они настроены на подчинение и ожидание благ от государства, отмечает Максим Руднев из НИУ ВШЭ со ссылкой на исследование World Values Survey.

Счастье не в деньгах, но от них зависит доступ ко многим благам, без которых быть удовлетворенным жизнью трудно
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ

По данным ESS, на собственные силы рассчитывает всего 26% россиян: они ориентированы на собственные интересы, власть, богатство, личный успех, но их не заботят общественные интересы. И только примерно у 2% индивидуализм европейского типа, сочетающийся с самостоятельностью и заботой об окружающих. "У россиян традиционно высокая степень "комфорности" (склонности к подчинению группе или начальству, горизонтальной или вертикальной лояльности)",— отмечает этнопсихолог НИУ ВШЭ Надежда Лебедева со ссылкой на исследования середины нулевых в России.

С другой стороны, в современной России постоянно меняются правила игры, говорит Виктор Вахштайн: "Государство не только арбитр, но и игрок, причем действует за пределами установленных им же правил". Поэтому "вдолгую" мало кто планирует. Верно, впрочем, и наоборот, отмечает Руднев: правила часто меняются, потому что у людей нет долгосрочной ориентации.

Развитию страны мог бы в принципе способствовать тот самый социальный капитал. Так, вероятно, произошло в Японии, где он был связан с корпоративностью, а та — с наследием феодальной эпохи. Но в России, как уже было сказано, социальные связи хоть и ширятся, но упрощаются, и во многом это фактор выживания в условиях неработающих институтов и формальных правил. Другое конкурентное преимущество россиян — умение адаптировать правила под себя, указывает Виктор Вахштайн.

Недавнее исследование Всемирного банка показывает удивительный успех русских диаспор за рубежом: уехавшие россияне показали невероятную способность к созданию и развитию стартапов из ничего. Конечно, это требует креативности, и Аузан предлагает опираться в экономике на нее, делать ставку на уникальные продукты.

"Другое объяснение — это люди, которые привыкли жить в обход государства и играют не по правилам, а с правилами,— говорит Вахштайн.— Это показывает, что в России есть культурный паттерн воспринимать правила игры как нечто, что требует обхода". Проблема в том, что это работает как преимущество только за пределами России, где есть правила.

Возможно, поискать нужно в другом месте. Если посмотреть на инновационные российские компании, добившиеся успеха ("Яндекс", "Сплат", "Монокристалл"), все они делают для своих сотрудников примерно то, что описывает индекс ОЭСР применительно к государству. Обучают, обеспечивают ДМС, даже оплачивают образование в вузе. И несмотря ни на что выбирают стратегию на длительный срок и стремятся ее придерживаться.

При этом многие выстроили горизонтальную структуру управления, подразумевающую большую открытость и свободу, и стараются, чтобы люди участвовали в жизни компании не по разнарядке, а потому, что хочется. Во все это инвестируются большие деньги и усилия: конкурентные преимущества у людей формируются и раскрываются, только когда есть комфортная среда, помогающая им стать немного счастливее. Иначе компания стагнирует и погибает.

Оказаться в такой ситуации может и отдельный человек, и экономика целой страны. Сотрудники завода в Орле, о которых говорилось выше, могли спокойно покупать то же, что выращивалось у них на огороде. Но они предпочитали свое, с грядки, не боялись потерять работу и не строили долгосрочных планов. Экономика России, кажется, похожа на них: конъюнктурные желания побеждают долгосрочные планы. Разве что в запой всей страной уйти сложнее.

[Светлана Гомзикова]

http://www.svpressa.ru/society/article/49153/
Пятница 21 октября 2011 года
14:16 |


Нижегородский доктор надел кандалы, протестуя против зарплаты в 5 тысяч рублей

Врач-ортопед нижегородской детской поликлиники №8 Али Шехмаметьев довольно нестандартным способом решил привлечь внимание к проблеме низких зарплат медицинских работников. В среду он пришел на работу в наручниках, и вот так, закованный в цепи, вел прием маленьких пациентов.

Кандалы, которые доктор надел на себя сам, по его собственному признанию, символизировали рабский труд.

«Работа за 4,5 тысячи в месяц - это рабство. Согласитесь?», - объяснил он свой поступок журналистам.

Оказывается уже больше года Шехмаметьев сидит практически на голодном пайке. Точнее, на голом окладе, поскольку руководство медицинского учреждения лишило его всех надбавок, положенных по программе модернизации.

Этим летом врач уже устраивал «кабинетную» забастовку. В течение трех дней он не проводил плановые приемы и уделял внимание только тем, кто нуждался в экстренной помощи специалиста его профиля.

- Два года назад я получал 15 тысяч рублей прибавки к зарплате, - оправдывает свой демарш травматолог. - Потом сумма стала снижаться: десять-восемь-пять тысяч, хотя число детей на приеме не уменьшалось. А потом в поликлинике решили, что можно и вовсе не доплачивать. С июня мне урезали все надбавки - сижу на голом окладе. Главврач говорит, что я плохо трудился и этих денег не заработал. При этом я регулярно провожу прием малышей по родовым сертификатам, осматриваю около 800 человек в год.

Доктора-бунтаря уже однажды даже увольняли, но он сумел восстановиться через суд. Прибавки к зарплате, правда, так и не добился.

- Я отстаиваю свои права, свое достоинство, материальный достаток, наконец! И отступать, не намерен, - настаивает на своем Шехмаметьев. - Каждому понятно, что на зарплату в пять тысяч рублей в месяц одному человеку невозможно прожить. Это не дотягивает даже до потребительской корзины. А у меня семья.

Администрация, в свою очередь, считает, что дополнительных выплат врач не заслужил: план не выполняет, а качество оказываемых им услуг не соответствует медицинским стандартам.

Затянувшийся конфликт, по всей видимости, уже достиг той стадии, когда для обеих сторон решить его миром вряд ли получится. Но обидней всего, что в этой ситуации страдают дети и их родители, потому как другого ортопеда-травматолога в поликлинике №8 просто нет.

Получить комментарий в городском Департаменте здравоохранения оказалось невозможно. Вопросы, направленные электронной почтой его руководителю, Владимиру Лазареву, так и остались без ответа. А другого компетентного лица там не нашлось.

«Свободная пресса» попыталась дозвониться и до главного врача учреждения Татьяны Горбашовой, чтобы услышать ее точку зрения по поводу существующих в ее коллективе разногласий. Однако у нее самой, вероятно, не было желания делиться своим мнением c журналистами.

«Татьяна Васильевна очень занята», - сказали в приемной главврача. И попросили перезвонить. Правда, к назначенному сроку оказалось, что Горбашову «срочно вызвали в департамент, она уехала».

Не оказалось на месте и ее заместителя, Ларисы Митрошиной.

Впрочем, ранее, комментируя еще летний протест Шехмаметьева, руководитель поликлиники заявляла, что врачам-специалистам гарантирована лишь базовая часть зарплаты, а надбавки она якобы имеет право не платить.

Оказалось, однако, что Татьяна Васильевна права лишь отчасти.

«Нельзя не признать, что в отношении Шехмаметьева администрация допустила неправомерные действия, - пояснила «СП» председатель нижегородской областной профсоюзной организации работников здравоохранения Людмила Лукичева. - У нас же есть документы о том, что все работники должны иметь право на получение доплат или, как их еще называют, стимулирующих выплат. Нужно было сначала заключить с этим врачом договор в обязательном порядке, а потом смотреть по показателям: оказывает он медицинские услуги в полном объеме или нет. Ему должны были проставлять баллы и оценки, по тем критериям, которые существуют для всех: условно говоря, если бы у него вышло на ноль, дали бы - ноль, вышло бы на рубль, дали бы - рубль. И если у него, как говорят, одни жалобы, то полного расчета он все равно не получил бы. Здесь же администрация взяла и не заключила договор. Поэтому, по сути, главный врач права, а по форме - налицо явное нарушение».

Но и поведение доктора профсоюзный лидер не одобряет:

«Человеку просто нравится быть в центре внимания, отсюда, по-моему, и его демонстративное поведение. Сам-то он, наверное, думает, что борется за справедливость. Но позиция «против» не всегда означает благое дело. Вы спросите: хотя бы одному человеку он помог, кого-то защитил, когда был председателем профсоюзного комитета. Нет. Всегда и везде только личные амбиции, личные интересы».

«СП»: - Почему же его сместили с должности профсоюзного лидера?

- Он проработал около года, и создал такую конфликтную ситуацию, что мы были вынуждены провести повторное собрание. А что оставалось, когда к нам профком пришел, чуть ли не в полном составе, и заявил: «Мы с ним работать не будем». Собрали подписи, большая часть коллектива проголосовала за переизбрание. Против был только один. Так, знаете, он считает, что это все интриги против него, и до сих пор не сдал документы и печать.

«СП»: - Но, согласитесь, он же прав в том, что получить пять тысяч рублей в месяц - это просто унизительно?

- У него, во-первых, не пять тысяч. Это он так говорит. У нас, у врачей, базовый оклад 4900 рублей, плюс у него 30 % за стаж от этой суммы, то есть, где-то 6500. На руки он получает около 6000 рублей. Но такая зарплата, поймите, она у всех у нас. Когда говорят о зарплате в 12 тысяч, это значит, что врач на две ставки работает.

«СП»: - А говорили, что врачам подняли зарплаты?

- С начала года узким специалистам, действительно, установили доплаты по федеральной программе - пять тысяч триста с чем-то рублей. Но для того, чтобы получить эти деньги надо 100 % дать объема от установленной нормы нагрузи. У всех врачей, в зависимости от специальности она разная. Ну, например, условно говоря, он должен принять в час (я точно не помню, сколько у травматолога) столько-то пациентов. Так рассчитывается количество пациентов на день, на месяц, и, исходя из этого, устанавливаются тарифы на медицинскую помощь. На каждого больного в лечебное учреждение поступают деньги, в том числе на заработную плату всего персонала. Не пришел пациент - не пришли денежки, и, соответственно, все пострадали. Гарантирована только сумма оклада, меньше которой получать нельзя. Но стимулирующие выплаты, премии, так называемые, врачу уже не выплачиваются, если имеются жалобы и невыполнение объемных показателей.

«СП»: - Какой же средний заработок у врачей по региону?

- Средняя зарплата у врачей и среднего медицинского персонала по области в прошлом году (за этот нет данных пока) составила почти 14,5 тысячи рублей. Но она, к сожалению, очень разная по лечебным учреждениям. Например, участковые врачи 10 тысяч получают, участковые сестры - 5 тысяч. Средняя доплата врачам (если они, конечно, работают не на одну ставку и с полным объемом) за девять месяцев стала достигать 9 тысяч рублей. Есть отдельные специалисты, которые получают и больше, но это значит, что они из больниц не выходят. Знаете, какой у нас начальный тарифный оклад молодого специалиста, пришедшего после института работать в поликлинику? 4 тыс. 900 рублей. Если стаж свыше трех лет добавляют 20 %. Свыше пяти лет - 30 %. Если человек 8 лет отработал, он может аттестоваться на квалификационную категорию: стоимость 1-й квалификационной категории 7 % от этого оклада.

Что тут, действительно, скажешь?

Бунт нижегородского доктора, однако, не остался незамеченным в медицинском сообществе. Некто Владислав Ларичев на форуме врачей даже написал по этому поводу открытое письмо Владимиру Путину.

«То, что делает Али Шехмаметьев - это никак не совмещается с врачебной деятельностью. Не устраивает тебя зарплата, но дети-то причём?!! Родители их, в чём виноваты?!! В меня не вмещается! Я не могу не представить, ни понять такие действия врача», - оценивает поступок коллеги автор.

Ларичев просит премьера лично вмешаться:

«Владимир Владимирович! Это позор России! Это Ваш позор! Вы уже 10 лет руководите Россией, а мы только и слышим про «врачей-вредителей» и увидели сейчас «врача-террориста»! До чего же надо врачей опустить, чтобы они за несчастные 500 рублей своим званием торговали и детей в заложники брали!

Ситуация с этой «забастовкой на рабочем месте» показала, что закон не может учесть всех нюансов врачебной деятельности. Здесь нужно энергичное вмешательство медицинской элиты с этической оценкой данного случая. Эта медицинская элита должна быть дееспособной, а такой, к великому сожалению, нет в современной России.

Владимир Владимирович! Вы просто обязаны, коли, нет в России дееспособного врачебного сообщества, лично вмешаться в эту ситуацию и разрешить её!»

Однако на столь высокий уровень этот «клинический» скандал вряд ли выйдет. Накануне стало известно, что Али Шехмаметьев решил все-таки покинуть стены поликлиники.

«Я не стал писать заявление об увольнении, я просто ушел, - рассказал Али Шехмаметьев в интервью «КП». - Никаких планов насчет работы у меня сейчас нет, я буду заниматься своими семейными делами, которые накопились за те 2 года, что я вел войну с системой».

2,254