*2666. Уинстон Черчилль

[Роберт Роудз Джеймс]

http://sociodinamika.com/lib/churchill_fulton.html
Черчилль, Речь в Вестминстерском колледже 1, г. Фултон, штат Миссури, США, 5 марта 1946 г.

Предисловие

"Фултонская речь по праву считается самым важным и ярким выступлениям Черчилля в качестве лидера оппозиции3, каковое положение он занимал в период с 1945 по 1951 годы. В ней впервые прозвучали такие выражения, как "особые отношения" и "мускулы мира", сразу же ставшие крылатыми и до сих пор остающиеся в лексиконе политиков и журналистов. Но знаменитой Фултонская речь стала главным образом благодаря тому огромному впечатлению, которое она произвела как на Соединенные Штаты и Западную Европу, так и на весь мир в целом, в особенности той своей частью, где речь идет о "железном занавесе", и в этом смысле ее влияние на ход мировых событий трудно переоценить.

Поэтому не случайно русские историки традиционно считают датой начала "холодной войны" тот день, месяц и год, когда была произнесена эта речь. Стиль и слог Фултонской речи, ее стройная композиция, блестящее умение автора переходить от одной темы к другой с постепенным наращиванием накала повествования до подобной разряду молнии кульминационной точки в конце — все это дает основания относить Фултонскую речь к подлинным шедеврам ораторского искусства".

[Уинстон Черчилль]

Я рад был сегодня приехать к вам в Вестминстерский колледж и считаю для себя большой честью получить от вас ученую степень. Должен сказать, что слово "Вестминстер" почему-то кажется мне знакомым. У меня такое впечатление, будто я где-то слышал его и раньше. И в самом деле, ведь именно в Вестминстере 2 я получил свое главное образование в области политики, диалектики, риторики, ну и кое в каких других областях. В сущности, тот Вестминстер, который столь многому меня научил, и колледж, в котором учитесь вы, — заведения очень схожие или, во всяком случае, в достаточной степени родственные.

Считаю также большой честью — для частного лица, пожалуй, невиданной — быть представленным академической аудитории самим президентом Соединенных Штатов Америки.

462

Несмотря на свои многочисленные и непростые обязанности, которых мистер президент не ищет, но от которых и не бежит, он счел возможным проделать более тысячи миль, чтобы почтить и возвеличить своим присутствием нашу сегодняшнюю с вами встречу, дав мне тем самым возможность выступить с обращением к братскому народу Америки, а также к своим соотечественникам по другую сторону океана, в надежде также быть услышанным и в других странах мира. В своем вступительном слове мистер президент выразил желание, которое, я не сомневаюсь, совпадает и с вашим, чтобы я чувствовал себя свободным честно и откровенно поделиться с вами своими соображениями о положении мировых дел в наши трудные и беспокойные времена. Я с готовностью воспользуюсь предоставленной мне свободой и думаю, что имею право на это, тем более что те честолюбивые цели, которые я ставил перед собой в пору своей юности, давно уже достигнуты мною, намного превзойдя самые смелые мои ожидания. В то же время я хотел бы со всей определенностью подчеркнуть, что не выполняю ничьей официальной миссии и не имею никакого официального статуса, ибо говорю исключительно от своего имени. В моих словах не следует усматривать ничего, кроме того, что вы услышите.

Все это дает мне основания, подкрепляемые опытом всей моей жизни, поразмыслить над теми проблемами, которые возникли перед нами сегодня, после нашей полной победы в недавно окончившейся войне, и попытаться убедить вас, насколько это в моих силах, что все, что было достигнуто ценой

463

столь многих жертв и страданий, не должно быть утрачено, и в этом я усматриваю залог безопасности и процветания человечества в будущем.

Соединенные Штаты Америки находятся сегодня на вершине могущества, являясь самой мощной в мире державой, и это можно расценить как своего рода испытательный момент для американской демократии, ибо превосходство в силе означает и огромную ответственность перед будущим. Оглядываясь вокруг себя, вы должны заботиться не только об исполнении своего долга перед всем человечеством, но и о том, чтобы вы не опускались ниже достигнутого вами высокого уровня. Перед обеими нашими странами открываются новые, блестящие перспективы и возможности. Отказавшись от них, или пренебрегши ими, или же использовав их не в полную меру, мы навлекли бы на себя осуждение наших

464

потомков на долгие времена. Необходимо, чтобы последовательность в мыслях, настойчивость в достижении целей и величественная простота в решениях определяли и направляли политику англоязычных стран в годы мира точно так же, как и в годы войны. Мы обязаны справиться с этой нелегкой задачей, и я не сомневаюсь, что нам это удастся.

Американские военные, сталкиваясь с серьезными ситуациями, обычно озаглавливают свои директивы словами "генеральная стратегическая концепция", и в этих словах заключена великая мудрость, ибо они помогают сформулировать стоящие перед ними задачи с предельной ясностью. В чем же заключается наша генеральная стратегическая концепция, которую нам с вами нужно принять сегодня? Не в чем ином, как в обеспечении безопасности и благоденствия, свободы и процветания всех мужчин и всех женщин во всех домах и во всех семьях на всей земле. Но прежде всего я имею в виду бесчисленное множество домов, как частных, так и многоквартирных, обитатели которых, зарабатывая на жизнь наемным трудом, умудряются, несмотря на все превратности и трудности жизни, ограждать своих домочадцев от невзгод и лишений и воспитывать своих детей в духе почитания Бога, то есть в соответствии с теми высокими нравственными принципами, которые играют столь важную роль в жизни человека.

Чтобы миллионы и миллионы людей, живущих в этих домах, действительно чувствовали себя в безопасности, они должны быть защищены от двух чудовищных мародеров — войны и тирании. Все мы хорошо знаем, какие ужасные

465

потрясения переживает рядовая семья, когда на ее кормильца обрушиваются проклятия войны, принося бесчисленные страдания также и тем, ради благополучия которых ой трудится в поте лица. Мы с ужасом взираем на страшные разрушения, которым подверглась Европа, во многом лишившаяся своего былого величия, и значительная часть Азии. Когда в результате черных замыслов злодейских умов, поощряемых агрессивными устремлениями могущественных держав, на огромных просторах земли разрушаются сами устои цивилизованного общества, простым людям приходится сталкиваться с такими невероятными трудностями, с которыми они не в состоянии справиться. Они видят окружающий мир обезображенным, распавшимся на куски, превращенным в страшное месиво.

Стоя здесь перед вами в этот тихий, погожий день, я с содроганием думаю о том, какие тяжкие времена переживают сейчас миллионы людей и какое страшное время их ждет,

466

если на землю крадущейся походкой придет незваный гость — голод. Существует выражение "неисчислимая сумма человеческих страданий". И в самом деле, кто может сосчитать, чему равна эта сумма? Наша первостепенная задача — более того, наш высочайший долг — уберечь жилища простых людей от ужасов и потрясений еще одной такой же войны, и в этом, я думаю, все со мной согласятся. Определив "генеральную стратегическую концепцию" и оценив необходимые для ее осуществления ресурсы, наши американские коллеги-военные всегда переходят к следующему этапу — выбору способа, с помощью которого эта концепция может быть реализована. Что ж, в этом отношении страны мира также пришли к полному согласию. Уже начала свою работу всемирная организация, ООН, являющаяся преемницей Лиги Наций и созданная главным образом для предотвращения новой войны. Присоединение к ООН Соединенных Штатов4, учитывая огромную роль вашей страны в международных делах, придает этой новой организации особый авторитет. Мы должны постоянно заботиться о том, чтобы работа ООН была как можно более продуктивной и носила реальный, а не показной характер, чтобы организация эта была активно действующей силой, а не просто трибуной для пустословия, чтобы она стала подлинным Храмом Мира, где когда-нибудь будут вывешены щиты с гербами огромного множества стран, а не превратилась во вторую вавилонскую башню или в место для сведения счетов. Прежде чем нам удастся избавиться от необходимости основывать гарантии своей национальной

467

безопасности на одних лишь вооруженных силах, мы должны будем удостовериться, что наш общий Храм Мира возведен не на зыбучих песках или болотной трясине, а на твердом, каменном основании. Всякий, кто способен реально мыслить, понимает, что нам предстоит долгий и трудный путь, но если мы проявим такую же последовательность и настойчивость в наших действиях, какую проявляли в годы войны — хотя, увы, не в годы передышки между войнами,— то можно не сомневаться, что в конце концов мы достигнем поставленной нами цели.

С чего же начать? Хотел бы сделать на этот счет одно конкретное и вполне реальное предложение. Ни один суд, ни административный, ни уголовный, не может нормально функционировать без шерифов и полицейских. Точно так же Организация Объединенных Наций не сможет эффективно работать, если не будет иметь в своем распоряжении международные вооруженные силы. В таком деле нужно действовать не спеша, шаг за шагом, но начинать мы должны уже сейчас. Предлагаю, чтобы каждое входящее в Организацию Объединенных Наций государство выделило в ее распоряжение определенное количество эскадрилий. Эти эскадрильи будут проходить обучение и военную подготовку у себя на родине, а затем перебрасываться в порядке ротации из одной страны в другую. Военная форма у летчиков может быть национальная, но нашивки на ней должны быть интернациональные. Никто не может потребовать, чтобы какое-либо из этих соединений воевало против своей собственной страны, но во всех других отношениях

468

они должны быть в полном подчинении у ООН. Начать формирование международных вооруженных сил следует на достаточно скромной основе, а затем, по мере увеличения доверия к ним, можно приступить и к постепенному их наращиванию. Этот замысел, возникший у меня еще после Первой мировой войны, так и не был осуществлен, и мне бы очень хотелось верить, что он все-таки станет реальностью, причем в самом ближайшем будущем.

В то же время должен сказать, что было бы непростительной ошибкой доверить всемирной организации, пока еще переживающей период младенчества, секретную информацию о производстве и способах применения атомной бомбы — информацию, являющуюся совместным достоянием Соединенных Штатов, Великобритании и Канады. Было бы настоящим безумием и преступной неосмотрительностью сделать эту информацию доступной для всеобщего пользования в нашем далеко еще не успокоившемся и не объединившемся мире. Ни один человек ни в одной стране на нашей земле не стал спать хуже по ночам оттого, что секрет производства атомного оружия, а также соответствующая технологическая база и сырье сосредоточены сегодня главным образом в американских руках. Но я не думаю, что все мы спали бы столь же спокойно, если бы ситуация была прямо противоположной и монополией на это ужасное средство массового уничтожения завладело — хотя бы на время — какое-нибудь коммунистическое или неофашистское государство. Одного лишь страха перед атомной бомбой было бы достаточно, чтобы они смогли навязать свободному,

469

демократическому миру одну из своих тоталитарных систем, и последствия этого были бы просто чудовищны. Однако Богу было угодно, чтобы этого не случилось, и у нас хватит времени, чтобы привести наш дом в порядок еще до того, как мы можем оказаться перед подобной угрозой. Если мы приложим максимум усилий, то сумеем сохранить достаточное преимущество в этой области и тем самым предотвратить опасность применения кем бы то ни было и когда бы то ни было этого смертоносного оружия. Со временем, когда установится подлинное братство людей, найдя свое реальное воплощение в учреждении международной организации, которая будет обладать всеми необходимыми средствами, чтобы с ней считался весь мир, разработки в области атомной энергии могут быть без всяких опасений переданы этой международной организации.

А теперь я хотел бы перейти ко второму из упомянутых мною двух бедствий, угрожающих каждому дому, каждой семье, каждому человеку, — а именно, к тирании. Мы не можем закрывать глаза на тот факт, что демократические свободы, которыми пользуются граждане на всех территориях Британской империи5, не обеспечиваются во многих других государствах, в том числе и весьма могущественных. Жизнь простых граждан в этих государствах проходит под жестким контролем и постоянным надзором различного рода полицейских режимов, обладающих неограниченной властью, которая осуществляется или самолично диктатором, или узкой группой лиц через посредство привилегированной партии и политической полиции. Не наше

470

дело — особенно сейчас, когда у нас самих столько трудностей — насильственно вмешиваться во внутренние дела стран, с которыми мы не воевали и которые не могут быть отнесены к числу побежденных. Но в то же время мы должны неустанно и бескомпромиссно провозглашать великие принципы демократических прав и свобод человека, являющихся совместным достоянием всех англоязычных народов и нашедших наиболее яркое выражение в американской Декларации независимости, вместившей в себя традиции таких основополагающих актов, как Великая хартия вольностей6, Билль о правах7, Хабеас Корпус8, положение о суде присяжных и, наконец, английское общее право.9

Все это означает, что, во-первых, граждане любой страны имеют право избирать правительство своей страны и изменять характер или форму правления, при которой они живут, путем свободных, беспрепятственных выборов, проводимых через посредство тайного голосования, и право это должно обеспечиваться конституционными нормами этой страны; во-вторых, в любой стране должна господствовать свобода слова и мысли и, в-третьих, суды должны быть независимы от исполнительной власти и свободны от влияния каких-либо партий, а отправляемое ими правосудие должно быть основано на законах, одобряемых широкими слоями населения данной страны или освященных временем и традициями этой страны. В этом заключаются основополагающие принципы демократических свобод, о которых должны помнить в каждом доме и в каждой

471

семье. В этом же состоит и суть воззвания английского и американского народов, с которым они обращаются ко всему человечеству. Пусть же слово у нас никогда не расходится с делом, а дело — со словом.

Я вам назвал две главные опасности, угрожающие каждому дому и каждой семье,— войну и тиранию. Но я не упомянул о бедности и лишениях, которые для многих людей являются основной причиной забот и тревог. Если будет устранена опасность войны и тирании, то не может быть никаких сомнений, что развитие науки и международного сотрудничества позволит человечеству, прошедшему столь жестокую школу войны, достигнуть в ближайшие несколько лет, максимум в ближайшие несколько десятилетий, такого стремительного роста материального благополучия, которого оно не знало за всю свою многовековую историю. А пока что, в наше безрадостное и нелегкое время, мы оказались во власти голода и отчаяния, явившихся следствием колоссального напряжения и огромных жертв, которых стоила нам война. Но время это минует, причем, я думаю, очень быстро, и тогда не останется никаких причин, кроме разве что человеческой глупости и нечеловеческих преступлений, которые помешали бы наступлению для всех народов земли века подлинного изобилия. Я люблю приводить слова, услышанные мною где-то с полвека назад от блестящего оратора и моего хорошего друга, американца ирландского происхождения мистера Берка Кокрана: "Всем всего хватит на земле нашей. Она у нас щедрая мать и накормит всех своих детей досыта, лишь бы они не забывали воз-

472

делывать и удобрять ее почву и жили в мире, справедливости и согласии". Уверен, что вы тоже так думаете.

Продолжая придерживаться нашего с вами метода "генеральной стратегической концепции", перехожу теперь к главному из того, что хотел бы вам сегодня сказать. Мне трудно представить, чтобы обеспечение эффективных мер по предотвращению новой войны и развитию тесного сотрудничества между народами было возможно без создания того, что я бы назвал братским союзом англоязычных стран. Под этим я имею в виду особые отношения между Великобританией и Британским Содружеством наций, с одной стороны, и Соединенными Штатами Америки, с другой. Сейчас не время для произнесения общих фраз, поэтому я постараюсь быть как можно более конкретным. Такого рода братский союз означает не только всемерное укрепление дружбы и взаимопонимания между нашими двумя столь схожими политическими и общественными системами народами, но и продолжение тесного сотрудничества между нашими военными советниками с переходом в дальнейшем к совместному выявлению потенциальной военной угрозы, разработке схожих видов вооружений и инструкций по обращению с ними, а также взаимному обмену офицерами и курсантами военных и военно-технических учебных заведений. Это должно сочетаться с такими мерами по обеспечению взаимной безопасности, как совместное использование всех имеющихся у каждой из наших стран в различных точках земного шара военно-морских и военно-воздушных баз, что позволит удвоить мобильность как американских, так и британских

473

военно-морских и военно-воздушных сил и даст, в результате стабилизации мировой обстановки, значительную экономию финансовых средств. Уже и сейчас в нашем совместном пользовании находится целый ряд островов, и в ближайшем будущем их число увеличится.

У Соединенных Штатов уже есть долгосрочный договор об обороне с доминионом Канадой, нашим преданным союзником по Британскому Содружеству наций. Американо-канадский договор зиждется на более реальных основах, чем многие из тех, что обычно заключаются в рамках чисто формальных союзов, и подобного рода принцип полного учета взаимных интересов должен быть распространен на все страны Содружества. Только так мы обеспечим нашу коллективную безопасность и сможем вместе работать во имя высоких и понятных всем целей, во имя нашего общего блага, не нарушая при этом интересов всех других стран. Наступит такое время — а я уверен, что оно наступит,— когда станет реальностью институт общего гражданства, но предоставим это решать будущему, чью протянутую руку многие из нас видят уже сейчас.

Однако прежде всего мы должны задаться вопросом, не помешают ли особые отношения между Соединенными Штатами и Содружеством выполнению наших общих обязанностей перед Организацией Объединенных Наций, что должно быть нашей главной заботой? Мой ответ однозначен: такого рода отношения между любыми странами не только не помешают этому, но и, напротив, послужат надежнейшим средством, с помощью которого такая всемирная

474

организация, как ООН, достигнет по-настоящему высокого статуса и действенного влияния. Уже сейчас существуют особые отношения между Соединенными Штатами и Канадой, о чем я уже упоминал, и в то же время Соединенные Штаты установили такие же отношения с южноамериканскими республиками. Мы, британцы, заключили договор о сотрудничестве и взаимопомощи сроком на 20 лет с Советской Россией, и я вполне согласен с мистером Бевином, министром иностранных дел Великобритании, что этот договор может быть продлен до 50 лет — мы, по крайней мере, готовы на это. Нашей единственной целью в таких договорах являются именно взаимопомощь и сотрудничество. Союз Британии с Португалией не прерывается с момента его заключения, то есть с 1384 года, и особенно плодотворным наше сотрудничество с этой страной было в критические моменты недавно окончившейся войны. Ни одно из названных мной соглашений не противоречит общим интересам каких-либо стран, являющихся субъектами международных договоров, или деятельности какой-либо всемирной организации — напротив, они только способствуют им. Недаром ведь сказано: "В доме Отца Моего обителей много"10 Союзы, предполагающие особые, двусторонние отношения между государствами-членами Организации Объединенных Наций, но не имеющие агрессивной направленности против каких-либо других стран и не таящие в себе каких-либо скрытых замыслов, несовместимых с уставом ООН, не только никому не приносят вреда, но и являются очень полезными — я бы даже сказал, просто необходимыми.

475

[далее картинки – 4 стр.]

Ранее я говорил о Храме Мира. Храм этот должны воздвигать строители со всех концов света. Если двое строителей хорошо знают друг друга, если они в добрых отношениях, если их семьи общаются между собой, если у них есть взаимная "вера друг в друга, надежда на лучшее будущее друг друга и терпимость к недостаткам друг друга" (пользуюсь удачным выражением, которое прочел на днях в какой-то из ваших газет), то почему бы им не работать вместе, решая общие задачи в качестве друзей и партнеров? Почему бы им не пользоваться общими орудиями труда, повышая тем самым продуктивность своей работы? И в самом деле, почему бы им не делать этого? Ибо в ином случае Храм Мира не будет построен, а если и будет, то в скором времени развалится на куски, так что мы опять убедимся, что так ничему и не научились, и нам придется вновь, уже в третий раз, обучаться в жестокой школе войны, и наука эта будет нам стоить во сто крат больше, чем та, которую мы недавно прошли. И тогда вернется темное средневековье, вернется на сверкающих крыльях науки каменный век, а те достижения мысли, которые сулили человечеству неизмеримые материальные блага, могут обернуться его полным уничтожением. Знайте же, говорю я вам: времени у нас остается совсем немного. Мы не можем допустить, чтобы события развивались самотеком и чтобы наступил такой час, когда что-то изменить будет уже слишком поздно. Если для этого нужен братский союз, о котором я говорил, со всеми преимуществами, что он может нам дать, среди которых главное — укрепление взаимной безопасности наших

480

двух стран, то давайте сделаем так, чтобы об этом великом событии узнало все человечество и чтобы этот союз сыграл свою заметную роль в возведении фундамента прочного мира. Давайте выберем дорогу мудрости. Лучше заранее предупредить болезнь, чем лечить ее.

Сегодня на сцену послевоенной жизни, еще совсем недавно сиявшую в ярком свете союзнической победы, легла черная тень. Никто не может сказать, чего можно ожидать в ближайшем будущем от Советской России и руководимого ею международного коммунистического сообщества и каковы пределы, если они вообще существуют, их экспансионистских устремлений и настойчивых стараний обратить весь мир в свою веру. Я лично восхищаюсь героическим русским народом и с большим уважением отношусь к моему товарищу по военному времени маршалу Сталину. В Британии — как, я не сомневаюсь, и у вас в Америке тоже — с глубокой симпатией и искренним расположением относятся ко всем народам Советской России. Невзирая на многочисленные разногласия с русскими и всяческого рода возникающие в связи с этим проблемы, мы намерены и в дальнейшем укреплять с ними дружеские отношения. Нам понятно желание русских обезопасить свои западные границы и тем самым устранить возможность новой германской агрессии. Мы рады тому, что Россия заняла принадлежащее ей по праву место среди ведущих стран мира. Мы рады видеть ее флаг на широких просторах морей. А главное, мы рады, что связи между русским народом и нашими двумя родственными народами по обе стороны Атлантики

481

приобретают все более регулярный и прочный характер. В то же время считаю своим долгом обратить ваше внимание на некоторые факты, дающие представление о нынешнем положении в Европе, излагая их перед вами такими, какими их вижу, против чего, мне хочется надеяться, вы не станете возражать.

Протянувшись через весь континент от Штеттина11 на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес. Столицы государств Центральной и Восточной Европы — государств, чья история насчитывает многие и многие века,— оказались по другую сторону занавеса. Варшава и Берлин, Прага и Вена12, Будапешт и Белград, Бухарест и София — все эти славные столичные города со всеми своими жителями и со всем населением окружающих их городов и районов попали, как я бы это назвал, в сферу советского влияния. Влияние это проявляется в разных формах, но уйти от него не может никто. Более того, эти страны подвергаются все более ощутимому контролю, а нередко и прямому давлению со стороны Москвы. Одним лишь Афинам, столице древней и вечно прекрасной Греции, была предоставлена возможность решать свое будущее на свободных и равных выборах, проводимых под наблюдением Великобритании, Соединенных Штатов и Франции. Польское правительство, контролируемое Россией и явно поощряемое ею, предпринимает по отношению к Германии чудовищные и большей частью необоснованно жесткие санкции, предусматривающие массовую, неслыханную по масштабам депортацию немцев, миллионами

482

выдворяемых за пределы Польши. Коммунистические партии восточноевропейских государств, никогда не отличавшиеся многочисленностью, приобрели непомерно огромную роль в жизни своих стран, явно не пропорциональную количеству членов партии, а теперь стремятся заполучить и полностью бесконтрольную власть. Правительства во всех этих странах иначе как полицейскими не назовешь, и о существовании подлинной демократии в них, за исключением разве что Чехословакии, говорить, по крайней мере в настоящее время, не приходится.

Турция и Персия13 не на шутку встревожены предъявляемыми им Москвой территориальными претензиями и оказываемым ею в связи с этим давлением, а в Берлине русские пытаются создать нечто вроде коммунистической партии, с тем чтобы она стала правящей в контролируемой ими оккупационной зоне Германии, и с этой целью оказывают целому ряду немецких лидеров, исповедующих левые взгляды, особое покровительство. А между тем, когда в июне прошлого года завершились последние бои, американские и британские войска, в соответствии с ранее достигнутой договоренностью, отошли к западу на глубину вплоть до 150 миль, причем по всей линии фронта, протяженность которой составляет почти 400 миль, тем самым уступив эту огромную территорию нашим русским союзникам, хотя она и была завоевана армиями западных стран. И если теперь Советское правительство попытается, вопреки желанию Запада, построить в своей оккупационной зоне прокоммунистическую Германию, то это приведет к возникновению в британской

483

и американской зонах новых и очень серьезных проблем, поскольку проигравшие войну немцы увидят в этом возможность стать предметом торгов между Советами и странами западной демократии. Какие бы выводы ни были сделаны из изложенных мною фактов — а ведь это реальные факты, а не мои досужие домыслы,— мы видим сегодня не ту демократическую Европу, ради построения которой сражались в войне. И это не та Европа, которая может стать гарантом прочного мира.

Послевоенный мир не может стать по-настоящему безопасным без построения новой, единой Европы, ни одна из наций которой не должна чувствовать себя напрочь отвергнутой из европейской семьи народов. Причиной обеих мировых войн, свидетелями которых мы были, как и любых других войн прежних времен, были распри между крупнейшими и древнейшими европейскими народами. Уже дважды за последние четверть века мы видели, как Соединенные Штаты, вопреки своей воле и своим традициям, вопреки вполне объяснимому нежеланию участвовать в любого рода конфликтах, были все же втянуты в войну объективными силами, которым противостоять они не могли, и американская помощь в обоих случаях во многом обеспечила победу нашего правого дела, доставшуюся, увы, ценой огромнейших жертв и разрушений. Уже дважды Америка вынуждена была посылать миллионы своих сынов за Атлантический океан, где они находили войну и хаос, но отныне война и хаос сами будут находить ту страну, где хотели бы воцариться, в какой бы точке Земли она ни находилась —

484

там ли, где солнце восходит, там ли, где оно заходит, или где-то в промежутке между этими точками. Вот почему мы должны, действуя в рамках Организации Объединенных Наций и в соответствии с ее уставом, делать все, что от нас зависит, ради достижения великой цели — обеспечения прочного мира в Европе. Важнее этой миссии, как мне кажется, ничего быть не может.

По нашу сторону железного занавеса, разделившего надвое всю Европу, тоже немало причин для беспокойства. Хотя серьезному росту влияния итальянской коммунистической партии мешает тот факт, что она вынуждена поддерживать притязания коммунистически настроенного маршала Тито на бывшие итальянские территории в районе верхней части Адриатического моря, будущее Италии остается во многом неопределенным. Что касается Франции, то я не могу себе представить, чтобы возрождение Европы стало возможным без воссоздания былого значения этой великой страны. Всю свою жизнь в политике я стоял за сильную Францию и никогда не терял веры в ее особое предназначение, даже в самые трудные для нее времена. Я и теперь не теряю этой веры.

В целом ряде стран по всем миру, хотя они и находятся вдалеке от русских границ, создаются коммунистические пятые колонны, действующие удивительно слаженно и согласованно, в полном соответствии с руководящими указаниями, исходящими из коммунистического центра. Коммунистические партии и их пятые колонны во всех этих странах представляют собой огромную и, увы, растущую угрозу

485

для христианской цивилизации, и исключением являются лишь Соединенные Штаты Америки и Британское Содружество наций, где коммунистические идеи пока что не получили широкого распространения.

Таковы реальные факты, с которыми мы сталкиваемся сегодня, буквально на второй день после великой победы, добытой нами, совместно с нашими доблестными товарищами по оружию, во имя свободы и демократии во всем мире. Но какими бы удручающими ни казались нам эти факты, было бы в высшей степени неразумно и недальновидно с нашей стороны не считаться с ними и не делать из них надлежащих выводов, пока еще не слишком поздно.

Положение дел на Дальнем Востоке, и особенно в Манчжурии, также вызывает тревогу. Условия соглашения, достигнутого на Ялтинской конференции14, в которой принимал участие и я, были чрезвычайно выгодными для Советской России, и объясняется это тем, что в момент подписания соглашения никто не мог поручиться, что война с Германией не затянется до лета, а то и до осени 1945 года. С другой стороны, тогда всем казалось, что война с Японией будет продолжаться не менее 18 месяцев после окончания войны с Германией. Вы в Америке столь хорошо информированы о ситуации на Дальнем Востоке и являетесь настолько хорошими друзьями Китая, что дальше распространяться на эту тему мне нет никакой необходимости.

Я считал своим долгом обрисовать вам ту зловещую тень, которая нависла над нашим миром — как на Западе, так и на Востоке. В то время когда подписывался Версальский

486

договор,15 я занимал высокую должность министра и был близким другом Ллойд Джорджа16, который возглавлял в Версале британскую делегацию. Хотя я и не был согласен с очень многим из того, что там происходило, в целом Версальская встреча произвела на меня неизгладимое впечатление. Нынешняя ситуация вселяет в меня гораздо меньше оптимизма, чем тогдашняя. Те дни были временем больших надежд и абсолютной уверенности в том, что с войнами покончено раз и навсегда и что Лига Наций сможет решить любые международные проблемы. Ныне у меня нет подобных надежд и нет абсолютной уверенности в безоблачном будущем нашего исстрадавшегося мира.

В то же время я даже не допускаю мысли о том, что новая война неизбежна, тем более в ближайшем будущем. Моя уверенность основывается на том, что наши судьбы все еще в наших руках и все еще в нашей власти спасти наше будущее. Именно поэтому я счел своим долгом поделиться с вами сегодня кое-какими своими мыслями и соображениями, воспользовавшись для этого предоставленной мне прекрасной возможностью. Я не верю, что Советская Россия хочет новой войны. Скорее, она хочет, чтобы ей досталось побольше плодов прошлой войны и чтобы она могла бесконечно наращивать свою мощь с одновременной экспансией своей идеологии. Сегодня, пока еще остается время, наша главная задача состоит в предотвращении новой войны и в создании во всех странах необходимых условий для развития свободы и демократии, и решить эту задачу мы должны как можно быстрее. Мы не сможем уйти от

487

трудностей и опасностей, если будем просто закрывать на них глаза. Мы не сможем от них уйти, если будем сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Точно так же мы не сможем от них уйти, если будем проводить политику бесконечных уступок и компромиссов. Нам нужна твердая и разумная политика соглашений и договоров на взаимоприемлемой основе, и чем дольше мы будем с этим медлить, тем больше новых трудностей и опасностей у нас возникнет.

Общаясь в годы войны с нашими русскими друзьями и союзниками, я пришел к выводу, что больше всего они восхищаются силой и меньше всего уважают слабость, в особенности военную. Поэтому мы должны отказаться от изжившей себя доктрины равновесия сил, или, как ее еще называют, доктрины политического равновесия между государствами. Мы не можем и не должны строить свою политику, исходя из минимального преимущества и тем самым провоцируя кого бы то ни было померяться с нами силами. Если страны Запада будут едины в своей неуклонной приверженности принципам, заложенным в устав Организации Объединенных Наций, то они своим примером научат уважать эти принципы и других. Если же они будут разобщены в своих действиях или станут пренебрегать своим долгом и упустят драгоценное время, то нас и в самом деле может ждать катастрофа.

Когда в свое время я увидел приближающуюся опасность и обратился к своим согражданам и ко всему миру с призывом остановить ее, никто не прислушался к моим словам.

488

А между тем вплоть до 1933 или даже до 1935 года Германию еще можно было спасти от ожидавшей ее страшной участи, и человечество избежало бы тех неисчислимых бед, которые обрушил на него Гитлер. Во всей мировой истории не найти другого примера войны, которой можно было бы так же легко избежать, как недавней кровавой бойни, прошедшей опустошающей поступью по всей земле. Нужно лишь было своевременно предпринять необходимые меры, и, я уверен, Вторая мировая война была бы предотвращена, причем без единого выстрела, а Германия смогла бы стать процветающей, могущественной и всеми уважаемой страной. Однако никто не верил в надвигающуюся опасность, и постепенно, одна за другой, страны мира оказались втянутыми в чудовищный водоворот войны. Мы не должны допустить повторения подобной катастрофы, и добиться этого сегодня, в 1946 году, возможно лишь путем налаживания нормальных отношений и всеобъемлющего взаимопонимания с Россией под эгидой Организации Объединенных Наций. Поддержание таких отношений в течение многих и многих мирных лет должно обеспечиваться не только авторитетом ООН, но и всей мощью США, Великобритании и других англоязычных стран и их союзников. Такова в основных чертах суть моих предложений, которые я позволил себе представить моей уважаемой аудитории в своем сегодняшнем выступлении, названном мною "Мускулы мира".

Никто не должен недооценивать силу Великобритании и Британского Содружества наций. Да, сегодня 46 миллионов

489

британцев на нашем острове действительно испытывают трудности с продовольствием, которым в условиях военного времени они могли обеспечивать себя лишь наполовину, и положение пока что не меняется в лучшую сторону; да, восстановление промышленности и возрождение нашей международной торговли после 6 лет изнуряющей войны дается нам нелегко и потребует от нас еще немало усилий, но это вовсе не значит, что мы не сумеем пережить эти темные годы лишений и выдержать выпавшие на нашу долю испытания с той же честью, с какой прошли через годы войны. Не пройдет и полвека, как 70 или 80 миллионов британцев, проживающих как на нашем маленьком острове, так и по всему широкому свету — что не мешает им быть едиными в своей приверженности давним британским традициям, британскому образу жизни и делу сохранения мира между народами,— будут жить в мире и счастье, пользуясь всеми благами цивилизации. Если народы Великобритании и Британского Содружества наций объединят свои усилия с народом Соединенных Штатов Америки на основе тесного сотрудничества во всех областях и сферах — ив воздухе, и на море, и в науке, и в технологии, и в культуре,— то мир забудет о том неспокойном времени, когда пресловутое, но столь неустойчивое равновесие сил могло провоцировать некоторые страны на проведение политики непомерных амбиций и авантюризма, и человечество наконец-то сможет жить в условиях полной и гарантированной безопасности. Если мы будем твердо придерживаться принципов, предусмотренных уставом Организации

490

Объединенных Наций, и идти вперед со спокойной и трезвой уверенностью в своей силе, но не домогаясь при этом чужих территорий или богатств и не стремясь установить тотальный контроль над мыслями наших граждан; если моральные и материальные силы британцев и их приверженность высоким идеалам будут объединены с вашими в братском союзе наших стран и народов, то перед нами откроется широкая дорога в будущее — и не только перед нами, но и перед всем человечеством, и не только на протяжении жизни одного поколения, но и на многие века вперед.

[Геродиан]

1 Вестминстерский колледж был выбран Черчиллем для произнесения своей знаменитой речи далеко не случайно. К тому времени он уже оставил пост премьер-министра Англии, поэтому считал уместным выступить в качестве частного лица в каком-нибудь небольшом городке перед студентами провинциального, но респектабельного учебного заведения, каковым и был Вестминстерский колледж, и это только оттеняло бы важность тщательно подготовленной им речи по самым острым вопросам послевоенного времени. Значение этой речи определяется не только ее содержанием, но и огромным влиянием Уинстона Черчилля на умы человечества — ведь недаром он был назван самым выдающимся политиком двадцатого века. (Здесь и далее комментарии и примечания переводчика.)

2 "Вестминстером" как в Англии, так и в Америке часто называют английский парламент, поскольку здание парламента расположено в Вестминстере, центральном районе Лондона. Это и дало Черчиллю основание начать свою речь с игры слов, построенной на созвучии названия американского колледжа и английского парламента. Кроме того, Черчилль в шуточной форме дал своей аудитории

491

понять, что как политик, оратор и во многом как личность он сложился будучи членом парламента и премьер-министром Англии, которому часто приходится выступать перед парламентом.

3 Лидер оппозиции — лидер крупнейшей оппозиционной партии (в данном случае, Консервативной) в палате общин Британского парламента; возглавляет так называемый "теневой кабинет" и получает жалованье от правительства

4 Этой фразой Черчилль намекает на то, что хотя Соединенные Штаты и были инициатором создания Лиги Наций, просуществовавшей с 1919 по 1946 год, они в нее так и не вступили.

5 Британская империя, в которую входили Великобритания и ее колониальные владения, к концу Первой мировой войны составляла более 25 процентов мировой территории и населения. Начиная с 20-х гг. прошлого века, в процессе распада колониальной системы, значение и мощь Британской империи стали стремительно падать, и с 1931 по 1947 гг. она называлась Британским Содружеством наций. В настоящее время это межгосударственное объединение, официально возглавляемое королевой Англии, именуется просто Содружеством и включает, кроме Великобритании, еще 47 государств, в число которых входят бывшие английские колонии, доминионы и зависимые территории. Вполне очевидно, что Черчилль, на глазах которого рушилась Британская империя, использует это устаревшее название вполне сознательно, в качестве своего рода ораторского приема — с целью подчеркнуть значение Великобритании и Британского Содружества наций.

6 Великая хартия вольностей — грамота, подписанная в 1215 году английским королем Иоанном Безземельным под давлением восставших баронов и предоставившая более широкие права крупным феодалам; наряду с другими актами составляет основу английской конституционной практики.

7 Билль о правах — принят в 1689 году с целью ограничения власти короны и гарантии прав английского парламента; заложил основы английской конституционной монархии.

492

8 Хабеас Корпус Акт — английский закон о неприкосновенности личности, предписывающий представление арестованного в суд в течение определенного срока, предоставляемого для надлежащего судебного разбирательства, и установления законности ареста; принят в 1679 г.

9 Общее право — традиционное некодифицированное, т. е. не систематизированное в виде кодекса, право Великобритании.

10 Евангелие от Иоанна, XIV, 2.

11Штеттин — немецкое название польского города Щецина.

12 В конце 2-й мировой войны Австрия была разделена на четыре оккупационные зоны — американскую, британскую, французскую и советскую; Вена вошла в советскую зону. В конце 1945 года в Австрии состоялись свободные, демократические выборы, в результате которых это государство приобрело статус независимого, а оккупационные зоны были упразднены.

13 Персия — официальное название Ирана до 1935 года.

14 Ялтинская, или Крымская, конференция — состоялась 4—И февраля 1945 года в Ялте; в конференции принимали участие главы правительств 3-х союзных держав во 2-й мировой войне: И. В. Сталин (СССР), Ф. Д. Рузвельт (США) и У. Черчилль (Великобритания). Были намечены основные принципы послевоенной политики союзных держав с целью создания прочного мира и системы международной безопасности. СССР выразил согласие на определенных условиях вступить в войну против Японии через 2 — 3 месяца после окончания войны в Европе.

15 Версальский мирный договор, завершивший I-ю мировую войну, был подписан в Версале 28 июня 1919 года державами-победительницами — США, Британской империей, Францией, Италией и другими странами, с одной стороны, и побежденной Германией, с другой.

16 Дэвид Ллойд Джордж (1863—1945) — премьер-министр Великобритании в 1916—1922 гг.

[Толкователь]

http://ttolk.ru/?p=24394
28.07.2015

Ещё в 1920-е Черчилль стал искренним поклонником, а потом и идеологом пан-европейского движения. По-настоящему объединённым он видел континент только тогда, когда Центральная и Восточная Европа станут конфедерацией. Гарантом мира в Европе он также считал Германию, разделённую на несколько государств.

Идея Объединённой Европы (ОЕ) появилась в среде австро-венгерских аристократов в конце XIX века, главным её идеологом, как писал Блог Толкователя, был граф Рихард Куденхове-Каллерги.

Но настоящей отправной точкой современной объединенной Европы не только в теоретическом, но и практическом плане можно назвать выдвижение плана «пан-Европы» в 1923 году. Одним из главных разработчиков этой идеи был английский историк Арнольд Тойнби. Английский истеблишмент прохладно отнёсся к этой идее, как противоречившей империалистическим интересам Британской империи. В их среде был лишь один человек, веривший, что идея ОЕ правильная – Уинстон Черчилль (он, кстати, был дружен с Куденхове-Каллерги). Он считал, что Объединённая Европа – это гарантия от опасностей милитаризма и коммунизма. Но при этом Черчилль указывал на абсолютную недопустимость противопоставления новой Объединенной Европы США как в экономическом плане, так и в политическом.

То, что английские официальные круги сразу очень сдержанно встретили предложения Куденхове-Каллерги, Тойнби и Черчилля, объяснялось тем, что на протяжении всего межвоенного периода Великобритания боролась с Францией за экономическое господство в регионе. Поэтому вместо горизонтальных связей в Центральной и Восточной Европе формировались замыкающиеся на Запад (прежде всего на Францию и Англию) экономические вертикали. Следовательно, без урегулирования англо-французских разногласий не могло быть и речи о стабильности и интеграции в Центральной и Восточной Европе – так считал английский истеблишмент.

В широком плане Черчилль предполагал объединение Европы на началах конфедеративного устройства. Четыре базовых объединения – Северная, Среднеевропейская, Балканская и Дунайская конфедерации – составили бы основу новой Европы и обеспечили воссоздание в подновлённом виде «классического равновесия сил XIX века». Таким образом, Великобритания оказывалась бы «с Европой, но вне её», и служила бы мостиком между США и «Старым Светом». Проект черчиллевской «единой Европы» вполне можно соотнести с нынешним (фактически конфедеративным) Евросоюзом. И важное место в нём отводилось польско-чехословацкому союзу.

С начала Второй мировой войны Черчиллю импонировали федеративные идеи генерала Сикорского, который в своем первом обращении к нации 18 ноября 1939 года представил проект центральноевропейского объединения, утверждая, кроме прочего, что «в рамках новой политической организации Центральной и Восточной Европы появится солидарный ансамбль славянских государств» (Блог Толкователя писал об этом польском проекте Междуморья). В документе «Основная директива по вопросу целей и задач правительства», принятом Советом министров 8 ноября 1939 года, одной из целей Польши в войне провозглашалось создание между Чёрным, Балтийским и Адриатическим морями сплочённого союза, готового к сотрудничеству с целью сдерживания напора Германии на славянские и другие государства, находящиеся на этой территории, и отделяющего её от России».

Союз Польши с Чехословакией, а также с другими государствами предполагаемого восточно-европейского блока виделся Черчиллю не тактическим шагом, а прелюдией будущей общеевропейской интеграции, и поэтому допускалась возможность возникновения подобного союза скандинавских, балканских, а также в дальнейшем германских государств. Вся Европа могла бы стать в рамках этой федеративной концепции, к которой лояльно относилась Великобритания, конгломератом региональных федераций, поэтому в будущем федеративная Европа, как считал Черчилль, сможет сотрудничать с другими федерациями мира – США и Британским содружеством.

Интеграционная концепция Черчилля со временем не претерпела значительных изменений. Её основные идеи, изложенные в беседе 5 декабря 1941 года с послом СССР И.Майским, выглядят следующим образом: «Англия, СССР, Франция, Италия остаются существовать как самостоятельные державы. Мелкие государства объединяются в федерации: Балканскую, Центрально-Европейскую, Скандинавскую и другие. Над всем этим европейским конгломератом возвышался бы центральный орган, нечто вроде Европейского совета, следящего за порядком в Европе подавляющего всякую попытку агрессии».

Центральная и Юго-Восточная Европа, по замыслу Черчилля, стала бы поясом, отделяющим СССР от западноевропейской цивилизации, представленной старейшими национальными государствами. В стратегии Англии средиземноморские проливы, Юго-Восточная Европа, Балканы ни в коем случае не должны были попасть в орбиту влияния России. В конце переговоров «Большой Тройки» на Тегеранской конференции Черчилль заговорил о будущем после войны и о своем «ощущении, что Пруссия должна быть изолирована и уменьшена, а Бавария, Австрия и Венгрия могли бы сформировать широкую, мирную конфедерацию». Черчилль предложил «отделить Баварию, Вюртемберг, Пфальц, Саксонию и Баден», чтобы эта группа «вросла в то, что он назвал бы Дунайской конфедерацией». Сталин же дал понять, что раскрыл замысел Черчилля, и поинтересовался, «будут ли Венгрия и Румыния членом какой-либо подобной комбинации». Сталин немедленно воспротивился плану вовлечения Юго-Восточной Европы в сферу влияния Запада.

Черчилль был единственным из «Большой Тройки», кто одобрил инициативу европейского объединения. В своём приветственном послании Пятому панъевропейскому конгрессу, организованному Куденхове-Каллерги в Нью-Йорке в марте 1943 года, Черчилль писал, что он надеется, что в структуре всемирного учреждения, олицетворяющего Объединенные Нации, возникнет Совет Европы, в который войдут Высокий суд для разрешения споров, административные власти, военные силы, как национальные, так и международные, находящиеся в постоянной готовности обеспечить исполнение этих решений».

В мае 1943 года Черчилль в ходе переговоров с американским президентом изложил данную концепцию, добавив, что Европа после войны может состоять из двенадцати штатов или конфедераций, которые и образуют Европейский региональный совет, где участие США будет крайне желательным. Кроме этого, он выразил надежду на то, что в Юго-Восточной Европе будет создано несколько конфедераций – Дунайская федерация, ориентированная на Вену, которая должна будет заполнить брешь, образовавшуюся в результате исчезновения Австро-Венгерской империи, а затем Балканская федерация. Что касается Польши и Чехословакии, то они должны поддерживать дружеские отношения с СССР. Таким образом, создавался бы Европейский региональный совет, который мог стать аналогом Соединенных Штатов Европы, а наряду с Советом Азии и Советом Америки он составлял бы одно из трех региональных вспомогательных учреждений будущей ООН.

Между тем политическая конъюнктура, влиявшая на актуальность и популярность идеи Черчилля, постепенно менялась не в его пользу, и он это трезво осознавал. Стратегически важными для британцев были их планы в Юго-Восточной Европе, поэтому Черчилль без смущения «сдавал» Польшу, а значит, приходилось корректировать свою позицию по польско-чехословацкой конфедерации.

21 марта 1943 года Черчилль выступил по радио. Говоря о судьбе Центральной Европы, он высказался за создание Балканской и Дунайской федераций, упустив до тех пор считавшуюся им основополагающей польско-чехословацкую. В беседе с Бенешем 3 апреля Черчилль сообщил, что по-прежнему симпатизирует идее польско-чехословацкой конфедерации. Однако сейчас прежде всего необходимо, чтобы Польша согласилась на территориальные уступки советской стороне в обмен на Восточную Пруссию и часть Верхней Силезии. Черчилль ожидал, что СССР выйдет из войны сильным и предъявлять к нему территориальные претензии сейчас просто бессмысленно, поэтому первостепенной задачей является поддержание дружеских отношений между СССР, США и Англией, а всё остальное должно служить этой цели и не противоречить ей.

Последним значительным эпизодом в ряду переговоров по поводу европейских федераций можно считать беседу Сталина и Черчилля 17 октября 1944 года, состоявшуюся во время визита последнего в Москву. Сталин заявил, что хочет, чтобы Польша, Чехословакия и Венгрия образовали сферу независимых, антинацистских и прорусских государств, из которых первые два могли бы объединиться. Однако в итоге Сталин заявил, что сейчас невозможно думать об объединениях, хотя в будущем они не исключены.

Следующий выбор Черчилля – между соперничающими в Сербии антифашистскими силами – партизанами Тито и Драже Михайловичем, которые оба были союзниками антигитлеровской коалиции, – логичен. В отличие от Греции, где английский десант предотвратил приход к власти левых, здесь Великобритания сочла возможным поставить на коммуниста Тито и настояла на отставке Михайловича. Тито знал, чем заинтересовать Черчилля, и в письме премьер-министру акцентировал внимание на своей цели «создать союз и братство югославских народов, которые не существовали до войны», «создать федеративную Югославию». Такой план связывал по-разному ориентированные балканские народы (хорватов, сербов, албанцев), предупреждая как прогерманский, так и пророссийский настрой, а своим охватом, выходом к морю и ориентацией на самостоятельный центр силы в Европе вполне соответствовал проектам «дунайской конфигурации».

Черчилль немедленно ответил Тито, пообещав поддержку. Таким образом, Тито сыграл на интересах Великобритании, и, титовская Югославия просуществовала ровно столько, сколько в ней нуждались англосаксы.

Черчилль остался верен своим идеям и после окончания войны. В 1946 году он, выступая в Цюрихском университете, призвал к объединению Европы, к построению Соединенных Штатов Европы. Одной из главных черт нового союза должны были стать «благословенные акты забвения». «Всем нам необходимо повернуться спиной к ужасам прошлого. Мы не можем брать с собой и нести через грядущие годы груз ненависти и жажду мщения, рожденные ранами прошлого», – говорил он. – «Есть одно кардинальное средство, которое, если к нему прибегнут сообща все европейские страны, чудесным образом изменит нынешнюю картину и за считанные годы сделает всю Европу или, по крайней мере, её большую часть такой же свободной и счастливой, какой мы видим сегодня Швейцарию. В чем же заключается это чудодейственное средство? В воссоздании европейской семьи народов, причем в возможно более полном составе, и в придании ей такой структуры, которая обеспечила бы её мирное, безопасное и свободное существование. Нам необходимо построить нечто вроде Соединенных Штатов Европы. Процесс создания такого объединения очень прост. Для этого нужна лишь решимость сотен миллионов мужчин и женщин творить добрые дела вместо злых, получая в качестве награды благословение вместо проклятий. Многое в этом направлении пытался сделать «Пан-Европейский Союз», в начинаниях которого активное участие принимал граф Куденхове-Каллерги и известный французский государственный деятель и патриот А. Бриан».

На слёте «Объединенной Европы» в мае 1947 года Черчилль заявил: «Всемирный Храм Мира» основывается на четырех опорах: США, Советский Союз, Британская империя и Содружество, Европа».

(Отто фон Габсбург, президент Панъевропейского союза (1973-2004)

Черчилль был искренним сторонником панъевропейского движения, и даже неудача его реализации, в частности по вине Англии, не оттолкнула его от этой идеи. То значение, которое он придавал малым странам Центральной и Юго-Восточной Европы как средству, инструменту и гаранту европейской интеграции, было велико. После Маастрихтского соглашения 1992 года, когда Восточная Европа были признана частью общеевропейского дома, мечты Черчилля наконец-то стали реальностью. Правда, вместо локомотивов ЕС Англии, Италии, Франции и СССР сейчас основой Евросоюза является Германия, а в этом Черчилль усматривал опасность появления Четвёртого Рейха.

[Ира Соломонова]

https://slon.ru/posts/58612
27 октября, 06:56

Уинстон Черчилль был известным бонвиваном и транжирой. На какие средства, помимо чиновничьих зарплат, жил этот человек, если в наследство он не получил ни гроша? Ответить на этот вопрос с максимальной точностью старается вышедшая в сентябре книга «No More Champagne: Churchill and His Money»: автор, Дэвид Лог (David Lough), в прошлом банкир, изучил все доступные финансовые документы Черчилля, чтобы понять, хватало ли доходов от писательства на выплаты долгов, сколько он зарабатывал игрой на бирже, сколько и почему терял. Книга недоступна на русском языке, но Slon приводит резюме главы о финансовых приключениях политика в 1929 году, опубликованной в Newsweek.

Ко времени, когда Черчилль лишился поста канцлера британского Казначейства в мае 1929 года, на его банковском счете было минус £8000, или $600 тысяч в современных деньгах, а его налоговая задолженность достигала еще половины этой суммы.

В преддверии написания биографии предка, Джона Черчилля, первого герцога Мальборо, литературный агент посоветовал бывшему главе Казначейства отправиться в Америку, чтобы показаться заморской читающей аудитории. Денег на вояж не было, и Черчилль нашел спонсоров: в августе 1929 года судоходная компания предложила ему место на корабле до Квебека и собственный вагон для переезда оттуда в США в обмен на четыре выступления, которые политик даст по дороге. Одновременно американский университет за одну лекцию согласился компенсировать другие дорожные расходы.

Канада поразила будущего премьер-министра Великобритании обилием возможностей для заработка в нефтегазовой индустрии. Поэтому аванс и другие выплаты, полученные от своего издателя, Черчилль не потратил на погашение долгов: по его просьбе деньги были переведены напрямую биржевому брокеру, и за £2000 ($150 тысяч сегодня) политик стал гордым обладателем акций двух небольших нефтяных компаний. В Калгари он вложил еще $2000 ($30 тысяч) в добывающее предприятие.

Если верить письмам Черчилля к его жене Клементине, за время пребывания в Канаде писательством и игрой на бирже он заработал £6000 ($450 тысяч), не неся при этом никаких расходов.

По прибытии в Сан-Франциско британец встретился с Уильямом ван Антверпеном, биржевым брокером и другом друзей. Через несколько дней после этого знакомства Черчилль открыл счет в брокерской фирме Антверпена и написал жене в Лондон в «очень секретном» письме, что «получил прибыль» £22 тысячи ($1,65 млн сегодня). По большей части эта «прибыль» была авансом за еще не написанные литературные работы. «Я стараюсь сохранить £20 тысяч свободными для инвестиций и спекуляций, – писал Черчилль. – Эти резервные войска имеют первостепенную важность и не должны быть растрачены». Половину суммы Черчилль вложил в Сан-Франциско, половину – в Лондоне.

Через четыре дня, после обеда с Чарли Чаплином, политик отчитался о первом успехе: он заработал £1000 ($75 тысяч) на спекуляциях акциями некой компании Simmons. Воодушевленный, Черчилль вскоре предоставил своему новому другу Антверпену полную свободу распоряжаться своим счетом, пока сам путешествует на восток США.

В начале октября 1929 года, когда Черчилль прибыл в Нью-Йорк и пожелал «принять командование» над своими финансами, его активы оценивались в $200 тысяч ($3 млн). Еще через неделю эта сумма выросла до $420 тысяч ($6,3 млн сегодня).

Несколько дней спустя, 24 октября 1929 года, наступил «черный четверг»; за ним последовали такие же черные пятница, понедельник и вторник, на биржах началась паника. Черчилль обратился за советом к своему брокеру Антверпену. Тот увидел в обвале акций возможность «конструктивного продвижения», и 25 октября политик и литератор вложил в акции еще $26,5 тысячи ($397,5 тысячи). В понедельник, 28 октября на прощальном ужине перед отбытием в Лондон Черчилль поприветствовал собравшихся тостом: «За друзей и бывших миллионеров».

Будущий премьер-министр говорил своим друзьям, что его потери вследствие биржевого краха в Америке составили $50 тысяч ($750 тысяч). По мнению Лога, это не так: даже с учетом того, что друг брокер вернул ему $7200 прибыли, потери политика должны были превысить $75 тысяч, или $1,13 млн в долларах 2015 года. По приезде домой Черчилль вынужден был рассказать жене печальные новости: все авансы, выданные ему за книгу о герцоге Мальборо, были потрачены до копейки еще до того, как автор написал первое слово.

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/996/
Уинстон Черчилль, один из самых известных государственных и политических деятелей Великобритании, родился в дворянской семье герцогов Мальборо, в родовом имении Дворце Бленхейм.
В 8 лет мальчика отправили в подготовительную школу Сент-Джордж. Но вскоре перевели в школу сестёр Томсон в Брайтоне. Учась в «армейском классе» Harrow School, Черчилль увлекся фехтованием и стал чемпионом школы.

В 1893 году Уинстон с третьей попытки поступил в одно из самых престижных военных училищ – Королевское военное училище в Сэндхёрсте. Окончил училище Черчилль в звании младшего лейтенанта и начал служить в королевском гусарском полку.

В 1896 году военным корреспондентом Daily Graphic он едет на Кубу. Здесь появилась его знаменитая страсть к кубинским сигарам. После этого еще несколько раз ездил в «горячие точки» репортером и даже побывал в плену.

В 1900 году начинается политическая карьера Черчилля, он стал членом парламента от Ланкашира. Спустя 4 года победил в выборах в Палату Общин от партии либералов.

В 1908 году Черчилль возглавил совет по внутренней торговле и внутренним делам государства, а через несколько лет в Первой мировой войне – британский флот. Одновременно Черчилль создает военно-воздушные силы Великобритании. Еще ряд реформ Черчилль проводит уже после войны, будучи госсекретарем по военным делам.

С началом Второй мировой его снова назначают лордом адмиралтейства. А после отставки Чемберлена Черчилль становится премьер-министром.

Черчилль достаточно прохладно относился к политике СССР и поддерживал НАТО. Интересно, что именно ему принадлежит крылатая фраза «железный занавес».

Он вошел в историю Великобритании как самый яркий английский политик 20 века, находившийся у власти в течение правления шести монархов – начиная с королевы Виктории и до её праправнучки Елизаветы II. Все его жизненные достижения трудно перечислить – он во всем был талантлив и успешен. За свой вклад в литературу Уинстон Черчилль получил Нобелевскую премию, а за политические достижения стал почетным гражданином США.

Умер в 1965 году.

["Коммерсантъ"]

1946 год. В Фултоне Уинстон Черчилль произнес свою знаменитую речь, в которой сказал: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адпиатике над Европой опустился железный занавес», положившей начало «Холодной войне» Фото: Фото British Government

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc/2932043
Прошло 70 лет с речи Уинстона Черчилля, связавшей образ России с «железным занавесом»
05.03.2016, 12:13

Перефразируя Высоцкого, «это все придумал Черчилль» — только не в «18-м», как пел всенародно любимый артист, а в 46-м году. Сегодня — ровно 70 лет назад, 5 марта 1946 года,— Уинстон Черчилль, который на тот момент уже не был премьер-министром послевоенной Британии, произнес свою знаменитую речь в Фултоне. Произошло это в американском штате Миссури, на родине тогдашнего президента США Гарри Трумэна. О значении Фултонской речи размышляет председатель правления Центра политических технологий БОРИС МАКАРЕНКО.

Принято считать, что главный смысл фултонской речи — объявление холодной войны, опускание посередине Европы «железного занавеса от Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике», разрушение антигитлеровской коалиции. Речь Черчилля в присутствии Трумэна воспринимается многими как некий англосаксонский заговор против Европы и мира. Часть из этих обвинений была брошена Черчиллю лично его бывшим союзником по антигитлеровской коалиции Сталиным — в интервью газете «Правда» всего через девять дней после его речи.

Как относиться к наследию Фултона сегодня? Россия давно перестала быть советской. Нет и в помине международного коммунизма. Из доживших до наших дней режимов, ориентировавшихся на опыт СССР и наследие классиков марксизма-ленинизма, пакостей ждут лишь от северокорейского. Почему же тогда Запад по-прежнему враждебен России? Может, русофобия вечна, а Черчилль просто стал ее глашатаем?

Или зададим вопрос по-другому. Что нас по-прежнему разделяет: несовместимость ценностей или на самом деле и мы, и они хотим одного и того же — иметь свои сферы влияния — и просто не можем раз и навсегда договориться, кому что принадлежит?

По версии Черчилля, Россия не хочет войны, но хочет бесконечной экспансии своей мощи и доктрины. Если следовать этой логике, то получается, что для Запада геополитическое противостояние — лишь средство, а цель — не допустить распространения коммунизма. То есть после революции 1917 года отрезали себя от всего мира именно мы. С установлением коммунистической власти Россия — впервые как минимум с петровских времен — стала антагонистом всему Западу, обретя там союзников лишь на четыре года войны с бесчеловечным режимом, угрожавшим и Западу, и ей самой.

Британский государственный и политический деятель Уинстон Черчилль
Фото: AP

И получается, что разрушила этот союз опять же советская Россия. Разрушила тем, что вполне естественную, по признанию Черчилля, задачу установления на своих западных границах дружественных режимов стала решать путем навязывания Восточной Европе коммунизма как гарантии полной лояльности и подконтрольности. То есть единственным способом, доступным пониманию Сталина.

Нельзя не признать, что Запад в противостоянии времен холодной войны тоже не выглядит белым и пушистым: поддержка одиозных диктаторов в «третьем мире», провокации против Кубы и грязная война во Вьетнаме, свержение неугодных правительств — от Ирана до Гренады. Да и сегодняшний Запад «отметился» Ливией и Ираком. Но свою главную историческую задачу Запад для себя в итоге решил: коммунистическая система рухнула под тяжестью собственной неэффективности. Занавес, овеществленным символом которого стала Берлинская стена, разрушили с востока, а не с запада, понимая, что так — по коммунистическим кратким курсам — дальше жить нельзя.

И теперь мы подходим к самому главному — ответу на вопрос, почему через четверть века после падения Берлинской стены Россия опять оказалась в опасной конфронтации с Западом.

Проблема в том, что мы до сих пор так и не смогли четко сформулировать собственную стратегию развития: ответить на вопрос, что будет со страной через 20, 50, 100 лет. В такие бездонные колодцы заглянуть у нас не рискнет никто. Да и зачем: мы поглощены решением оперативно-тактических задач. Мы четко знаем, кем не хотим стать — ненавистным нам Западом. Но кем должны стать — толком не знаем.

Утратив коммунистические ценности, Россия в отличие от своих непосредственных соседей на Западе не просто не поверила в западные ценности, но и не захотела — или не смогла — раз и навсегда определить собственный вектор развития. Мысли об этом сегодня погребены под конструкцией властной пирамиды, в которой можно найти и византийские, и московско-петербургские, и коммунистические, и даже кое-где западные «кирпичики». Но суть остается неизменной — сохранить монополию на власть и собственность, а потому ничего в этой пирамиде не менять.

В своей фултонской речи Черчилль сетовал на непредсказуемость ближайших действий Москвы, но не сомневался в наличии у нее стратегических планов. Сегодня же картина другая: отсутствие у России ценностно обусловленной стратегии делает непредсказуемыми и ее ближайшие шаги, и ответ на реакцию Запада на ставшие для него сюрпризами Крым, Донбасс или Сирию. А потеряв «пятую колонну» (это тоже слова Черчилля) в виде мирового коммунистического движения, мы лишь пытается нащупать на Западе новую группу поддержки. В этой ситуации нам уже не важно, на крайне правой или крайне левой периферии западной политики находятся новоявленные «союзнички» — лишь бы пошумнее были. Все это сопровождается рецидивами коммунистического изоляционизма — от показного сжигания санкционного сыра до регистрации имеющих вид на жительство в другой стране и истории с «девочкой Лизой» в Берлине.

Ответ Запада получается вполне «фултонский». Вот еще один из пассажей фултонской речи: не закрывать на Россию глаза, помнить, что такие оппоненты уважают лишь силу, но при этом и искать пути разрешения конфликта.

В разрешении конфликта заинтересована и Россия. Только ей будет труднее. Запад — что во времена Фултона, что сегодня — знает, чего он хочет и во что верит. Нам же, чтобы договориться с Западом, сначала нужно самим себе ответить на наши собственные вопросы. Но в сегодняшней России сделать это очень трудно. Вот и получается, что спустя 70 лет — Фултон с нами.

[Историческая правда]

http://www.istpravda.ru/chronograph/2427/
Несмотря на то, что выражение «железный занавес» ходило в Европе во время обеих мировых войн, политическим термином оно стало только после того, как бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, выступая 5 марта 1946 года в американском городе Фултоне, употребил это словосочетание: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес...».
Железный занавес пал в конце 1980-х годов вследствие политики гласности и открытости, проводившейся в СССР и восточноевропейских странах. Символом окончательного падения железного занавеса стало разрушение Берлинской стены.

[Роман Попков]

https://openrussia.org
05 марта


Уинстон Черчилль. Фото: FA Bobo / PIXSELL / PA Images / ТАСС
70 лет назад, 5 марта 1946 года, Уинстон Черчилль произнес в Вестминстерском колледже в американском Фултоне историческую речь о железном занавесе, разделившем Европу, и угрозе тирании всему цивилизованному миру

Фултонскую речь Черчилля часто называют отправной точной Холодной войны, но в марте 1946 года эта война уже постепенно набирала обороты.

Достигла пика конфронтация между СССР и англо-америкацами в Иране. Шли бои промосковских коммунистов с прозападными монархистами в Греции. Новый виток гражданской войны — между коммунистами и гоминьдановским правительством — начинался в Китае. Стартовала подготовка к созданию марксистских режимов в Северной Корее и Восточной Германии и капиталистических прозападных режимов — в Южной Корее и Западной Германии.

В бывшем «тысячелетнем рейхе» продолжался Нюрнбергский судебный процесс, на котором обвинителями нацистских лидеров выступали и американцы, и британцы, и русские, но было понятно, что страх перед друг другом у вчерашних союзников уже сильнее, чем страх перед возрождением обращенной в руины Германии.

По сути, в Фултоне Черчилль с характерной для него выразительностью и красотой слога проговорил вслух то, что понимала и проговаривала про себя в те дни западная военная и политическая элита.

Во многом эта речь была горькой для экс-премьера. «Соединенные Штаты находятся в настоящее время на вершине всемирной мощи. Сегодня торжественный момент для американской демократии, ибо вместе со своим превосходством в силе она приняла на себя и неимоверную ответственность перед будущим», — вряд ли эта фраза далась легко верному рыцарю Британской империи, которая несколько столетий была самой могущественной державой планеты. Но время империи уходило стремительно и безвозвратно, реалист Черчилль прекрасно это понимал. Значительная часть фултонской речи посвящена необходимости прочного союза между США и народами Британского содружества — во имя мира и безопасности.

Конференция по созданию ООН в Сан-Франциско в 1945 году. Фото: AP

Черчилль называет две угрозы человечеству — войну и тиранию. В минимизации угрозы войны Черчилль большую роль отводил Организация Объединенных Наций, которая должна была стать «подлинным Храмом Мира, где можно будет развесить боевые щиты многих стран, а не просто рубкой мировой вавилонской башни». Чтобы ООН не повторила бесславную судьбу Лиги наций, ее следовало наделить собственными вооруженными силами.

«Здесь у меня имеется и практическое предложение к действию. Суды не могут работать без шерифов и констеблей. Организацию Объединенных Наций необходимо немедленно начать оснащать международными вооруженными силами. В таком деле мы можем продвигаться только постепенно, но начать должны сейчас. Я предлагаю, чтобы всем государствам было предложено предоставить в распоряжение Всемирной Организации некоторое количество военно-воздушных эскадрилий. Эти эскадрильи готовились бы в своих собственных странах, но перебрасывались бы в порядке ротации из одной страны в другую. Летчики носили бы военную форму своих стран, но с другими знаками различия. От них нельзя было бы требовать участия в военных действиях против своей собственной страны, но во всех других отношениях ими руководила бы Всемирная Организация. Начать создавать такие силы можно было бы на скромном уровне и наращивать их по мере роста доверия. Я хотел, чтобы это было сделано после Первой мировой войны, и искренне верю, что это можно сделать и сейчас».

Говоря о второй проблеме — тирании — Черчилль сделал свое выступление историческим.

У старого британского льва был за плечами драматичный опыт 1930-х годов, когда Европа беспечно мирилась с ростом нацистской военной мощи, умиротворяла Гитлера, отдавая ему без боя целые государства. Черчилль в то время чувствовал себя античной Кассандрой: он кричал об опасности, но никто не верил в ужасающие замыслы нацизма. Поверили ему, только когда немецкие танки устремились к Брюсселю и Парижу, а немецкие бомбардировщики — к Лондону. Теперь Черчилль был полон решимости не допустить повторения 1930-х, не допустить нового раунда смертельно опасной игры в поддавки.

Надо сказать, что Черчилль не считал Советский Союз и Сталина (в отличии от Третьего рейха и Гитлера) абсолютным, запредельным злом. Но он видел и то, чего нельзя было не видеть: вчерашние товарищи по оружию попирают свободу и достоинство человека на огромным пространствах и хотят эту сумеречную зону расширить.

«На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям. Я глубоко восхищаюсь и чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии — я не сомневаюсь, что и здесь тоже, — питают глубокое сочувствие и добрую волю ко всем народам России и решимость преодолеть многочисленные разногласия и срывы во имя установления прочной дружбы. Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ от возможного возобновления германской агрессии. Мы рады видеть ее на своем законном месте среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. И прежде всего мы приветствуем постоянные, частые и крепнущие связи между русским и нашими народами по обе стороны Атлантики. Однако я считаю своим долгом изложить вам некоторые факты — уверен, что вы желаете, чтобы я изложил вам факты такими, какими они мне представляются, — о нынешнем положении в Европе».

Уинстон Черчилль в Фултоне 5 марта 1946 года. Фото: AP

А факты были невеселые. Именно в фултонской речи Черчилля впервые прозвучало словосочетание «железный занавес».

«От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса — все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой. Все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы. Только Афины с их бессмертной славой могут свободно определять свое будущее на выборах с участием британских, американских и французских наблюдателей. Польское правительство, находящееся под господством русских, поощряется к огромным и несправедливым посягательствам на Германию, что ведет к массовым изгнаниям миллионов немцев в прискорбных и невиданных масштабах. Коммунистические партии, которые были весьма малочисленны во всех этих государствах Восточной Европы, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль. Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, и по сей день, за исключением Чехословакии, в них нет подлинной демократии. Турция и Персия глубоко обеспокоены и озабочены по поводу претензий, которые к ним предъявляются, и того давления, которому они подвергаются со стороны правительства Москвы. В Берлине русские предпринимают попытки создать квазикоммунистическую партию в своей зоне оккупированной Германии посредством предоставления специальных привилегий группам левых немецких лидеров».

Опытный британский политик напомнил, что предотвратить Вторую мировую войну, можно было и в 1933-м, и даже в 1935 году. Но вместе с тем Черчилль не считал, что в 1946-м у Запада была возможность для каких-либо упреждающих стремительных военных операций. Экс-премьер говорил о необходимости демонстрирации военно-политического единства демократических стран.

«Я не верю, что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин. Но о чем мы должны подумать здесь сегодня, пока еще есть время, так это о предотвращении войн навечно и создании условий для свободы и демократии как можно скорее во всех странах. Наши трудности и опасности не исчезнут, если мы закроем на них глаза или просто будем ждать, что произойдет, или будем проводить политику умиротворения. Нам нужно добиться урегулирования, и чем больше времени оно займет, тем труднее оно пойдет, и тем более грозными станут перед нами опасности. Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к военной слабости».

История последующих десятилетий доказала правоту Черчилля. Единство свободного мира, постоянная демонстрация политической воли и военной мощи на протяжении долгого времени сдерживали коммунистическую экспансию — до тех пор, пока восточный блок не рухнул, не выдержав гонки вооружений, под тяжестью накопившихся социальных и экономических проблем.

В фултонской речи слишком многое привязано к международной ситуации середины 1940-х. Но железной логике и энергичной вере в свою правоту, идеалы и победу мировым лидерам можно поучиться у сэра Уинстона Черчилля и в 2016-м году — когда на «картину мира» снова пала тень.