*1559. Холодная война на льду

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-1_22657
суббота, 19 марта 2011 года, 09.00

Холодная война на льду — 1
К предстоящему 40-летию суперсерии СССР — Канада 1972 года: большая игра, прорубившая окно в евро-атлантический мир


Вратарь Владислав Третьяк и старший тренер сборной СССР по хоккею с шайбой Анатолий Тарасов, 1972 год // Итар-Тасс
Спустя полтора года сравняется четыре десятилетия с того момента, как восемь игр советских любителей и канадских профессионалов (среди которых было немало настоящих любителей — от студента-юриста Кена Драйдена до заводчанина Фила Эспозито) перевернули представления о хоккее в обеих державах.

С этого момента началось взаимопроникновение двух стилей и школ, которое имело не только спортивное, но и политическое значение. Об этом — очерк-сериал «Холодная война на льду», который «Частный корреспондент» будет публиковать с продолжением один раз в две недели.

Из маленького целлофанового пакета на меня смотрела улыбающаяся рожица. Шарик был похож на нашего Колобка, только оранжевого цвета. Да и не Колобок вовсе, не по сусекам метён, а какое-то существо с решительно нездешним видом, подставлявшее свои глянцевые бока электрическому свету дворца спорта «Лужники». «Жвачка!» — меня пронзила счастливая и яркая, как молния на свитерах игроков тогда ещё не существовавшей команды Tampa Bay Lightning, мысль. «Да, папа, ты лучше всех», — подумал я, когда родитель с достоинством ответил вместо онемевшего меня: «Сенкью вери мач» («Сенька, бери мяч!» — такая была у их поколения шутка). Так я впервые в жизни вступил в контакт с иностранцем, точнее иностранкой. Ещё точнее — канадкой, присутствовавшей на одном из октябрьских матчей второй суперсерии СССР — Канада 1974 года в Москве с игроками не НХЛ, а ВХА, Всемирной хоккейной ассоциации.

Пока зрители медленно покидали трибуны, соотечественница моей канадки развалилась на жёстком кресле, водрузив ноги на соседние сиденья. Совсем как капиталисты на картинке из книжки Сергея Михалкова — «для которых дело мира — всё равно что в сердце нож». «У нас так не принято», — с дидактической печалью произнесла советская тётя и поджала и без того узкие губы. Фраза удивительным образом гармонировала с крылатым выражением Николая Николаевича Озерова «Такой хоккей нам не нужен», однако была лишена его обаяния. Капиталистка сделала вид, что не поняла. Или в самом деле не поняла, что ей сказали с укоризной в стране тогда уже развитого социализма.

А нездешнего Колобка я показал избранным одноклассникам. По их реакции понял, что Колобок не жилец — ученики третьего класса советской средней школы могли его только насильственным образом сжевать. Пришлось это сделать самому, хотя было страшно жаль этого улыбчивого круглого парня. Вкус хоккейного трофея (Kolobock Trophy) я помню до сих пор. Жвачка оказалась ещё к тому же и съедобной — совсем уж невиданное удовольствие. Сама игра в памяти не осталась: разве что узнаваемые абрисы Бобби Халла и Горди Хоу, казавшихся неправдоподобно пожилыми людьми, хотя уж Халлу-то тогда было всего тридцать пять.

На первую и главную суперсерию 1972 года меня не водили. Кто ж знал, что хоккей для многих мальчиков, родившихся в 1960-е, станет главным делом жизни как минимум до самого конца брежневского правления. Этих мальчиков, грузных и седеющих, лысых и высохших, но не потерявших азарта, я регулярно вижу на льду пруда в Филёвском парке, куда вывожу поиграть сыновей и где сам начинал тогда же, в 1972-м, кататься. Как сказано в мемуарах вышеупомянутого Халла, «на льду залива». Есть среди игроков даже один, постарше, согбенный и неразгибающийся, который наверняка ещё Фирсова видел… Примерно такого типа игру можно наблюдать на старой хронике чемпионатов СССР по хоккею на льду, когда играли без бортов на территории футбольного стадиона «Динамо». Все они — из поколения, «отравленного» сентябрём 1972 года, суперсерией, «развеявшей миф о непобедимости канадских профессионалов». Впрочем, как и о непобедимости (по эту сторону океана) советских офицеров, потому что наших ребят любителями никак назвать было нельзя. Да и суперсерию мы проиграли, выиграв только по разнице заброшенных шайб.

Этот яркий сентябрьский день, бликовавший на чёрно-белом экране телевизора «Темп», где был хорошо виден итоговый результат — 7:3 в нашу пользу, предопределил страсть к хоккею целых поколений советских людей. Незаметным образом игры с канадцами прорубили окно для нас в евро-атлантический мир, поначалу точно соответствовавший официальным представлениям о нём: канадские хоккеисты дрались, ругались, орали, жевали жвачку, бегали по льду без шлемов, а у Кена Драйдена и Тони Эспозито были маски, как у смешного вратаря команды «Метеор» из мультфильмов «Шайбу! Шайбу!!» (1964) и «Матч-реванш» (1968). Но и они стали своего рода героями Советского Союза: как в Канаде были страшно популярны, скажем, Валерий Харламов и Александр Якушев, так и нашими кумирами стали братья Эспозито, Драйден, Курнуайе и даже гадёныш Бобби Кларк, похожий на поэта Есенина и чуть не сломавший лодыжку нашему гению — 17-му номеру. Из-за чего мы, возможно, и проиграли по сумме встреч.

Суперсерия, открыв эпоху всепобеждающего советского хоккея, имела и обратное воздействие на советских граждан, сравнимое с эффектом, который производили даже разрушенные европейские города на советских солдат в 1945-м. Миллионы советских обывателей сквозь тусклое стекло телевизора в течение восьми сентябрьских вечеров (19:00) наблюдали совершенно западных людей с неподдельными иностранными именами и фамилиями. Холодная война словно бы переместилась на лёд, но эти мощные патлатые парни оказались при всей их драчливости вполне себе живыми людьми. Война на льду обернулась детантом, разрядкой.

Благодаря суперсерии Большой хоккей, который в то время действительно был Большим, стал неотъемлемой частью советской идеологии. Собственно, выражение «народ и партия едины» было далёкой от жизни метафорой, если не считать двух объединяющих факторов, за которые в 1970-е интуитивно держался Леонид Брежнев, — памяти о Великой Отечественной и хоккее.

Всё дело в разном ментальном подходе нашего отношения к победам на хоккейном ристалище и канадским. Уверенность изобретателей хоккея в своём превосходстве над неофитами игры, а русские таковыми до сих пор являются, непоколебима. Как вера в то, что летом в Канаде будет тепло. Но при всей значимости самоутверждения победа в хоккее — не более чем победа в хоккее. Даже само понятие гордости за своих у канадцев несколько иного свойства. Ну как бы мы реагировали, если бы, скажем, оказалось, что наши солдаты умеют маршировать хуже, чем какие угодно ещё?!
Золотая ниша спокойствияХоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущалось особое ожесточение и специфический подтекст. А вот суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972—1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву. Даже в человеческом плане Никсон нравился Брежневу, Брежнев — Никсону: фотографии Владимира Мусаэльяна фиксируют это эмоциональное сближение и то, с каким комфортом два лидера общаются друг с другом и в какой домашней манере генсек разговаривает, например, с Генри Киссинджером — прямо как со своим помощником. К тому же с ним, как и с помощниками, он гулял по аллеям и охотничьим буеракам резиденции в Завидове.

Эпоха на самом деле была далека от благостности. В 1972-м был процесс над Владимиром Буковским, аресты активистов «Хроники текущих событий», была идеологическая борьба в самом ЦК, закончившаяся в ноябре скандалом с публикацией в «Литгазете» статьи Александра Яковлева «Против антиисторизма», бившей на поражение патриотов-почвенников, и его почётной ссылкой послом в ту же Канаду. В сентябре, пока шло великое противостояние советских и канадских хоккеистов, случилась драма с захватом арабскими террористами израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде. Но в том-то и дело, что хоккей оказался анестезией для народа, который измерял свою жизнь фамилиями: Третьяк, Харламов, Михайлов, Петров, Мальцев, Якушев, братья Эспозито, Драйден, Кларк, Хендерсон, Курнуайе… Ничего не было важнее этой экзотической, как западная музыка, прихотливой звукописи, состоявшей из фамилий итальянского, французского, английского происхождения. Да и в фамилиях Маховлич и Микита звучало что-то, мягко говоря, до боли знакомое. А рано начавший лысеть Курнуайе вообще носил гордое имя Иван…

Канадская сборная в Москве столкнулась с некоторыми типичными гэбистскими фокусами. То на ледовой арене канадцы обнаруживали тренировку детской команды, то возникала путаница со временем тренировок, то вдруг напрочь исчезли прихваченные из Канады запасы пива. Советские люди тогда же снова убедились в том, что в мире чистогана всё продаётся и покупается: Третьяку и Харламову были предложены контракты в Канаде. Но как могли спортсмены-любители, офицеры Советской армии, которые обязаны были чувствовать себя на льду не дворовыми игроками, а солдатами империи, всерьёз воспринимать столь странные предложения! Разве что могли сбежать, как солисты балета. Но из правительственной ложи в Москве за их игрой наблюдал, нервно разминая в руках зелёную пачку сигарет «Новость» с белым пижонским фильтром, сам Брежнев — как «наши ребята» могли его подвести?! Хотя, как писал в своих воспоминаниях Эспозито, его неприятно удивило, сколь активно Третьяк бегал в Канаде по магазинам за джинсами, — уже если ты коммунист, думал канадский капитан, то будь аскетом…

Развенчание мифа о «непобедимости канадских профессионалов» естественным образом создало ещё один миф, точнее особый фактор, способствовавший единству нации: хоккей встал в один ряд с покорением космоса, балетом и прочими витринными достижениями СССР и стал неистощимым источником генерации советского патриотизма — в этой, спортивной, части совершенно искреннего.

Энергии хоккейного патриотизма хватило ненадолго — примерно настолько же, насколько хватило самотлорской нефти для поддержания видимого благополучия застоя. С закатом великого хоккея начался и закат нефтяной империи…

Но всё это произошло гораздо позже.

30 лет назад, когда наши хоккеисты побеждали канадцев, говорили о превосходстве советской школы. Сегодня мы тоже побеждаем, но по причинам, весьма далёким от чисто национальных особенностей. Скорее наоборот: глобализм профессионального спорта — залог успеха.

Антикризисный хоккей

Великая серия-1972 была, возможно, важнейшим событием в истории хоккея, в том числе его политической истории. Хотя этот тезис можно оспорить, потому что великих и важнейших матчей было много до и особенно после сентября 1972-го. Взять хотя бы Miracle on Ice, победу 22 февраля 1980 года на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде американской сборной, состоявшей из совсем зелёных хоккеистов, над «красной машиной» Виктора Тихонова со счётом 4:3. Для более разборчивых — игра 31 декабря 1975 года во время клубной серии советских и энхаэловских команд: два концентрированных стиля, две харизмы — Montreal Canadiens и ЦСКА — сыграли боевую ничью. И бывшие лютые бескомпромиссные враги образца трёхлетней давности, 1972 года, Третьяк, Пит Маховлич и Курнуайе позировали после игры обнявшись. Что уж говорить о нескольких принципиальных, отягощённых политическим контекстом событиях августа 1968 года, играх со сборной ЧССР. Или о том, что было до эпохи тотального телевидения: например, о первом золоте сборной Советского Союза в чемпионатах мира, завоёванном 7 марта 1954 года. Тогда наши обыграли канадцев почти с таким же счётом, как и 2 сентября 1972-го, — 7:2, правда цвета Канады защищала команда East York Lindhursts из второго дивизиона Хоккейной ассоциации Онтарио. Лучшим нападающим был признан Всеволод Бобров, которому предстояло в 1972-м стать тренером сборной.

Больше того, стоит признать, что сборная СССР 1972 года при всей своей мощи была своего рода переходной от советского хоккея 1960-х к 1970-м. Достаточно сказать, что первая тройка выглядела неканонически: Борис Михайлов — Владимир Петров — Юрий Блинов, Валерий Харламов играл со своим ближайшим другом Александром Мальцевым и Виктором Викуловым, Александр Рагулин — звезда непобедимой сборной 1960-х — доигрывал свой предпоследний сезон. Анатолий Фирсов, дебютировавший в сборной в 1964-м, в бобровский состав не попал, хотя отыграл в 1972 году победную Олимпиаду в Саппоро в составе тарасовской сборной. Сборная-1972 словно бы итожила чернышевско-тарасовский период истории сборной и начинала короткий период триумфа Боброва — Кулагина, который сменился ещё одним переходным периодом, на который пришлись серебро и бронза сборной уже Константина Локтёва на чемпионатах мира 1976 и 1977 годов. Потом начался период ещё одной сборной, столь же непобедимой, что и тарасовская, — команды Виктора Тихонова. Переход сборной из рук Тарасова в руки Боброва в 1972-м тоже оказался небезболезненным — наши заняли на чемпионате мира — 1972 второе место. После чехов, отомстивших за август 1968-го.

Суперсерия знаменовала четвёртое рождение советского хоккея — после физической даты появления на свет в 1946-м, первого золота в 1954-м, беспроигрышной серии 1963—1971 годов. На этот раз он словно потерял счастливую невинность — началось взаимопроникновение школ и стилей хоккейных держав. Выиграли от этого процесса все. А игра 31 декабря 1975 года Montreal Canadiens —ЦСКА, по выражению хоккейного историка Тода Дено, спасла хоккей, который превращался в НХЛ в грязную и уже по-настоящему жестокую игру, в которой доминировали стиль Бобби Кларка и тренерские наказы Фреда Шеро, кстати говоря, большого поклонника Анатолия Тарасова. Из этого советско-энхаэловского бульона и выварился современный, сегодняшний хоккей — быстрый, атлетичный, жёсткий, но в то же время умный.

Содержание темы:
01 страница
#01. Андрей Колесников. Холодная война на льду
#02. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 2
#03. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 3
#04. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 4
#05. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 5
#06. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 6
#07. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 7
#08. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 7
#09. Андрей Колесников. Холодная война на льду - 8
#10. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 9
02 страница
#11. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 10
#12. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 11
#13. Андрей Колесников. Холодная война на льду — 12
#14. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 13
#15. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 14
#16. Николай Озеров.
#17. Николай Озеров.
#18. Газета.Ru. «Суперсерия у меня перед глазами»
#19. Николай Озеров.
#20. Николай Озеров. Евгений Зимин: «После Суперсерии-72 канадцы переняли у нас все самое лучшее, а мы у них все самое худшее
03 страница
#21. Николай Озеров.
#22. Николай Озеров. 1972 Summitseries
#23. Николай Озеров.
#24. Андрей Колесников. Холодная война на льду – 15
#25. Википедия. Суперсерия СССР — Канада (1972)
#26. Николай Озеров. Все шайбы того матча
#27. Николай Озеров. Весь матч
#28. Николай Озеров. 2 матч
#29. Николай Озеров. 3 матч
#30. Николай Озеров. 4 матч
04 страница
#31. Николай Озеров. 5 матч
#32. Николай Озеров. 6 матч
#33. Николай Озеров. 7 матч
#34. Николай Озеров. 8 матч
#35. Николай Озеров.
#36. Андрей Колесников. Большой хоккей: перезагрузка-74
#37. Николай Озеров. Знаменитый гол Валерия Харламова. СССР - Канада 1974
#38. Николай Озеров. Paul Henderson scored the dramatic goal in Moscow to give the Canadians the series victory (photo by Frank Lennon/Toronto Star)
#39. Николай Озеров. Team Cananda '72
#40. Николай Озеров.
05 страница
#41. Николай Озеров. Canada’s Hat Trick: You didn’t have to see Paul Henderson’s 1972 Summit
#42. Николай Озеров. 1972 Summit Series shaped modern hockey
#43. Николай Озеров. 1972 Summit Series: The miracle ending
#44. Николай Озеров. 1972 Summit Series
#45. Николай Озеров. Game 3 tie in Summit Series left Canada disappointed by John Kreiser / NHL.com
#46. Николай Озеров. Canadian Tire wants to bid for Summit Series jersey
#47. Николай Озеров. 1972 Summit Series 40th Anniversary: Game 8
#48. Николай Озеров. How Vancouver's Surly Fans Helped Win the '72 Summit
#49. Николай Озеров. 1972 Summit Series remains one of Canada's greatest hockey moments
#50. Николай Озеров. Ken Dryden vs. the Soviets during the famed 1972 Summit Series | Canada | Russia
06 страница
#51. Николай Озеров. 1972 Summit Series 40th Anniversary: Game 6 - Canada 3 USSR 2
#52. Николай Озеров. Winners: Phil Esposito, Ice Hockey
#53. Николай Озеров. Game 5 loss pushed Canada to brink in Summit Series
#54. Николай Озеров. PHOTOS: The 1972 Summit Series
#55. Николай Озеров. 1972 Summit Series: A battle for hockey supremacy
#56. Николай Озеров. Game 8 Moscow, Sept. 28, 1972 - Canada 6 - Soviet Union 5
#57. Николай Озеров. #17 Valeri Kharlamov Valeri Kharlamov awed Canadian audiences. His slick foot and stick work and amazing speed and shot accuracy places him as perhaps the single most talented player in the e
#58. Николай Озеров. Clarke Did What He Had To Do
#59. Николай Озеров. Game One: We Lost!
#60. Николай Озеров. Game Two: Redemption
07 страница
#61. Николай Озеров. Game Three: The Win That Got Away
#62. Николай Озеров. Game Four: Canada Booed Off Ice
#63. Николай Озеров. Game Five: Buried in Moscow
#64. Николай Озеров. Game Six: The Slash
#65. Николай Озеров. Game Seven: Canada Forces Game 8
#66. Николай Озеров. Game Eight: Henderson Has Scored For Canada!
#67. Николай Озеров. Team Canada player Jean-Paul Parise raises his arms in joy after scoring first goal for Canada in Prague against the Czech National team
#68. Николай Озеров. Game 5 loss pushed Canada to brink in Summit Series by John Kreiser / NHL.com
#69. Николай Озеров. 1972 Summit Series 40th Anniversary: A Preview
#70. Николай Озеров.
08 страница
#71. Николай Озеров.
#72. Николай Озеров.
#73. Николай Озеров. How Vancouver's Surly Fans Helped Win the '72 Summit
#74. Николай Озеров. Canada rallies to win Game 6 of Summit Series
#75. Николай Озеров. Summit Series: Russians outclass Canada, Esposito fumes
#76. Николай Озеров. War & peace: The 1972 Summit Series
#77. Николай Озеров. 1972 Summit Series: Game One: We Lost!
#78. Николай Озеров.
#79. Николай Озеров. 1972 Summit Series USSR - Canada
#80. Николай Озеров. Александр Якушев
09 страница
#81. Николай Озеров.
#82. Николай Озеров.
#83. Николай Озеров.
#84. Николай Озеров. Валерий Харламов
#85. Николай Озеров. Бобби Кларк
#86. Николай Озеров. Бобби Кларк
#87. Николай Озеров.
#88. Николай Озеров. 1972 Summit Series shaped modern hockey
#89. Николай Озеров.
#90. Николай Озеров. Paul Henderson and Bobby Clarke (left) of Team Canada
10 страница
#91. Николай Озеров. Game 3 tie in Summit Series left Canada disappointed
#92. Николай Озеров.
#93. Николай Озеров.
#94. Николай Озеров.
#95. Николай Озеров. Summit Series Heroes: Phil Esposito
#96. Николай Озеров. Summit Series Heroes: Ken Dryden
#97. Николай Озеров. 1972 Summit Series game USSR vs. Canada - Stock Image
#98. Николай Озеров.
#99. Николай Озеров.
#100. Николай Озеров. History Of Hockey: 1972 Summit Series
11 страница
#101. Николай Озеров. 07.04.2014, 20:32
#102. Николай Озеров.
#103. Николай Озеров.
#104. Николай Озеров. Soviet Union Valeri Kharlamov (17) celebrates, behind net after scoring the goal against
#105. Николай Озеров. Soviet Union goalie Vladislav Tretiak (20) in action vs Canada at Montreal Forum. Game 1. Melchior DiGiacomo F30 )
#106. Николай Озеров. Soviet Union Valeri Kharlamov (17) in action vs Canada <a gi-track
#107. Николай Озеров.
#108. Николай Озеров.
#109. Николай Озеров.
#110. Николай Озеров.
12 страница
#111. Николай Озеров. 16.08.2014, 19:51
#112. Николай Озеров.
#113. Николай Озеров. Матч, посвященный 40-летию серии СССР - Канада
#114. Николай Озеров. СССР-Канада. Хоккей на все времена
#115. Николай Озеров. Хет-трик Буре принес СССР победу над сборной мира
#116. Николай Озеров. Рождение суперсерии-72
#117. Николай Озеров. СУПЕРСЕРИЯ-72 стала началом новой эры современного хоккея
#118. "Коммерсантъ". День в истории: 2 сентября
#119. Историк. РФ. 2 сентября 1972 года первая в истории встреча сборной СССР по хоккею со сборной канадских профессионалов завершилась победой
#120. Николай Озеров. 1971 год
13 страница
#121. Николай Озеров. СУПЕРСЕРИЯ-72
#122. Википедия. Спустя десятилетия
#123. АЛЕКСАНДР ГУСЕВ. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#124. ЕВГЕНИЙ МИШАКОВ. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#125. ВЛАДИМИР ПЕТРОВ. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#126. ВЯЧЕСЛАВ АНИСИН. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#127. ВЛАДИМИР ШАДРИН. Воспоминания легенд суперсерии - 72
#128. Всеволод КУКУШКИН. 30 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ СУПЕРСЕРИИ
#129. Всеволод КУКУШКИН. В КАНАДЕ РАССЧИТЫВАЛИ ВЫИГРАТЬ 7 МАТЧЕЙ ИЗ ВОСЬМИ
#130. Википедия. Суперсерия СССР — Канада (1974)
14 страница
#131. Николай Озеров. 1974 год
#132. Николай Озеров. 1974 год. Хоккей СССР-Канада. Матч № 391*
#133. Petrovich_iii. Перед началом московской части
#134. Petrovich_iii. Кен Драйден, Александр Якушев и Фил Эспозито 1972
#135. Petrovich_iii. Паризе и Компалла
#136. Petrovich_iii. Компалла
#137. Николай Озеров. Статус: Суперсерия-74. № 392*
#138. Николай Озеров. № 393* 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#139. Николай Озеров. Суперсерия-74. № 394*
#140. Николай Озеров. 1974 год. Хоккей СССР-Канада. № 395*
15 страница
#141. Николай Озеров. № 396*. 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#142. Николай Озеров. № 397*. 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#143. Николай Озеров. № 398*. 1974 год. Хоккей СССР-Канада
#144. Николай Озеров. 1975 год
#145. Николай Озеров. Кубок Канады-76. 1:3
#146. Николай Озеров. 1977 год
#147. Николай Озеров. 1978 год
#148. Николай Озеров. Статус: Суперсерия-74. № 392*
#149. Рicturehistory. Суперсерия СССР-Канада
#150. Архивариус Саныч. Такой хоккей нам не нужен! Не нужен? Неужели? Суперсерия-1972 - противостояние на века
16 страница
#151. Владимир Дворцов.Вызов принят
#152. Владимир Дворцов.
#153. Владимир Дворцов.
#154. Архивариус Саныч. Гретцки vs Советский Союз-1982
#155. Владимир Дворцов.
#156. Ольга Бурбенцова.
#157. Владимир Дворцов.
#158. Владимир Дворцов.
#159. Владимир Дворцов. Итоги «Кубка вызова»
#160. Владимир Дворцов.
17 страница
#161. Ольга Бурбенцова. Открытие Рандеву-1987. Капитаны сборной НХЛ Уэйн Гретцки и сборной СССР Вячеслав Фетисов
#162. Ольга Бурбенцова. Рандеву-1987. Слева — атакует Сергей Макаров. Справа — Вячеслав Фетисов против Марка Мессье
#163. Ольга Бурбенцова. Рандеву-1987. Второй матч. Сборная Советского Союза выходит вперед
#164. Ольга Бурбенцова. Рандеву-1987. После завершения второго матча капитаны поменялись свитерами
#165. Ольга Бурбенцова. Кубок Канады 1987/88
#166. Владимир Дворцов.
#167. Владимир Дворцов.
#168. Владимир Дворцов.
#169. Владимир Дворцов.
#170. Владимир Дворцов.
18 страница
#171. Hockey99.ru. «Они привезли с собой спортивное богатство»
#172. "Коммерсантъ". Короли льда
#173. Андрей Сидорчик. Игра ледовых престолов. Как СССР и Россия бились против Канады
#174. Николай Озеров. СССР - Канада. 1979 год
#175. Николай Озеров. 1987. Рандеву СССР - НХЛ
#176. Николай Озеров. Кубок Канады 1981г
#177. Николай Озеров. Кубок Канады - 1981 год. Уэйн Гретцки и Владислав Третьяк
#178. Николай Озеров. 1979. "Кубок вызова"
#179. Николай Озеров. 1979. "Кубок вызова"
#180. Известия. История в датах: 2 сентября
19 страница
#181. Известия. История в датах: 28 сентября
#182. Константин Столбовский. Александр Якушев: «Весь мир был уверен, что русским в Канаде делать нечего»
#183. Рicturehistory. Восьмая игра
#184. Историк. РФ. 2 СЕНТЯБРЯ 1972 ГОДА ПЕРВАЯ В ИСТОРИИ ВСТРЕЧА СБОРНОЙ СССР ПО ХОККЕЮ СО СБОРНОЙ КАНАДСКИХ ПРОФЕССИОНАЛОВ ЗАВЕРШИЛАСЬ ПОБЕДОЙ
#185. Еженедельник «Футбол-Хоккей». 1972 год. Монреаль
#186. КРАСНАЯ МАШИНА. Challenge Cup 1979 1 Game 8 february
#187. Николай Озеров. Борис Михайлов
#188. Николай Озеров. А.Рагулин и Б.Кларк
#189. Еженедельник «Футбол-Хоккей». СССР - Канада (ВХА)
#190. Андрей Сидорчик. Накануне «Чуда». В 1979 году хоккейная сборная СССР стёрла НХЛ в порошок
20 страница
#191. Советский хоккей (Хоккей СССР). СССР - Канада. 1972г.
#192. Советский хоккей (Хоккей СССР). Александр Мальцев во время игры против сборной Канады (НХЛ) в Лужниках
#193. Иван Богданов. Суперсерия 1972. Владимир Шадрин
#194. Советский хоккей (Хоккей СССР). 1976г. Владислав Третьяк, Геннадий Цыганков, канадец Бобби Халл во время матча между сборной СССР и Виннипег Джетс
#195. Советский хоккей (Хоккей СССР). Б.Михайлов и Г.Цыганков
#196. Еженедельник «Футбол-Хоккей». С шайбой Евгений Паладьев
#197. Еженедельник «Футбол-Хоккей». В.Васильев, Ф.Эспозито, В.Шадрин, В.Третьяк
#198. Владимир Дехтярёв. Михайлов: после игры в Монреале нас провожали стоя
#199. Sports.Ru. Счет за вызов – 6:0
#200. Лентa.Ru. Суперсерия 1972 года СССР — Канада может повториться
21 страница
#201. Никита Петухов. Суперсерия-72. Оценки сборной СССР
#202. Sports.Ru. Евгений Зимин: «Серия 1972 года с Канадой носила политический подтекст»
#203. Советский хоккей. Суперсерия 1972
#204.
#205.
#206.
#207.
#208.
#209.
#210.

22 страница
#211.
#212.
#213.
#214.
#215.
#216.
#217.
#218.
#219.
#220.
23 страница
#221.
#222.
#223.
#224.
#225.
#226.
#227.
#228.
#229.
#230.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-2_22853
Андрей Колесников суббота, 2 апреля 2011 года, 09.00

«Косыгин А.Н. и Трюдо Пьер Эллиот - хоккейная дипломатия» // Итар-Тасс

Хоккейная дипломатия, квебекские сепаратисты и противостояние 50-х

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Первый фрагмент был опубликован 19 марта.

Из-за травм во время суперсерии один из лидеров Chicago Black Hawks Стэн Микита провёл на площадке всего две игры. Знаменит он был тем, что в 1960-е ставил рекорды по результативности и кардинально пересмотрел свой чрезмерно жёсткий стиль игры, когда его маленькая дочь, сидя у телевизора, поинтересовалась у мамы, почему основной маршрут папы на льду лежит по направлению к скамейке штрафников…

Благодаря суперсерии Большой хоккей, который в то время действительно был Большим, стал неотъемлемой частью советской идеологии. Собственно, выражение «народ и партия едины» было далёкой от жизни метафорой, если не считать двух объединяющих факторов, за которые в 1970-е интуитивно держался Леонид Брежнев, — памяти о Великой Отечественной и хоккее.
Холодная война на льду — 1Когда сборная Канады играла после серии-1972 товарищескую встречу со сборной ЧССР в Праге, тренер Гарри Синден назначил Микиту капитаном. По одной причине: партнёр Бобби Халла по Chicago, которому предстояло провести за эту команду 22 сезона, по национальности был словак. Звали его Станислав Гоут. В 1948 году восьмилетнего Станислава в связи с коммунизацией Чехословакии родители отправили в Канаду к его дяде и тёте, которые носили фамилию Микита. Мальчик, оказавшийся в провинции Онтарио, ни слова не говорил по-английски, и его языком общения со сверстниками стал канадский хоккей. Так произошло превращение Станислава Гоута в Стэна Микиту, которому в Праге устроили овацию: победив команду СССР, канадцы, в рядах которых играл центрфорвард Black Hawks, отомстили за 1968 год.

Это был ещё один эпизод холодной войны, перенесённой на искусственный лёд дворцов спорта. Так кому нужна была эта война, кто больше всех хотел столкновения двух систем на льду и зачем?

Это длинная и сложная история, где много чисто хоккейных обстоятельств, но не меньше и политических. Бывали и совпадения, символические, но с исторической точки зрения не случайные. Именно в апреле 1972 года, во время чемпионата мира, в Праге представители советской и канадской сторон договорились об организации кульминационного события холодной войны на льду, за которой последовала хоккейная разрядка. И тогда же секретная миссия Генри Киссинджера, приехавшего в Москву договариваться о саммите Никсон — Брежнев, увенчалась успехом, а сами переговоры в конце мая обозначили начало эры детанта.

Организация такой серии матчей и участие в ней были давним желанием Анатолия Тарасова. Но реализована мечта была уже его вечным оппонентом Всеволодом Бобровым. Казалось бы, политика тут ни при чём. Но она вторгалась даже в отношения двух выдающихся игроков и тренеров. Первый раз их пути разошлись в сезоне-1950/1951, когда Бобров перешёл из ЦДКА (играющий тренер — Тарасов) в патронируемую Василием Сталиным команду ВВС МВО, ставшую чемпионом страны. Лишь в сезоне-1954/1955 армейцы под руководством Анатолия Владимировича снова стали чемпионами страны, но во многом потому, что наступило постсталинское время; ЦДКА и ВВС слили, и Всеволод Михайлович снова оказался в одной команде с Тарасовым-тренером… Что уж говорить о победе бобровского «Спартака» над непобедимым тарасовским ЦСКА в 1967 году — спартаковцы стали чемпионами страны, а их лучший бомбардир Вячеслав Старшинов обошёл по заброшенным шайбам армейца Анатолия Фирсова.

Личная несдержанность Тарасова могла стать причиной уже чисто политического решения — отстранения его от сборной в 1972-м (в которой, кстати, в течение долгих лет старшим тренером считался не «отец русского хоккея», а Аркадий Чернышёв). И первый нехороший сигнал прозвучал во время знаменитого матча в воскресенье, 11 мая 1969 года, между московским «Спартаком» (который тренировал Николай Карпов, тоже в своё время поигравший под началом Тарасова и имевший с ним напряжённые отношения) и ЦСКА. Оппонентом великого тренера неожиданно стал лично генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев.

В то время вратари менялись воротами спустя десять минут после начала третьего периода. Говорят, это чисто русский атавизм, связанный с продолжительным периодом истории советского хоккея, который проходил не под крышей ледовых дворцов, а на открытом воздухе, то есть почти по дворовым правилам. А они уравнивали в природных возможностях обе соревнующиеся стороны: если уж ветер бросал пригоршни снега в лицо вратарю одной команды, так пускай теперь то же самое произойдёт с голкипером другого уникального хоккейного коллектива… Так вот, «Спартак» вёл 2:1, а на отметке 9:59 третьего периода Владимир Петров, сравнительно недавняя находка Тарасова, бережно перенесённая из «Крыльев Советов» в ЦСКА, забросил шайбу в ворота спартаковцев. При этом так называемый контрольный секундомер показал, что шайба влетела в ворота уже после остановки игры. Гол не был засчитан. Разъярённый Тарасов увёл команду в подтрибунные помещения. Ровно такой же шаг предпримет тренер ЦСКА Константин Локтев, когда в январе 1976 года его команда столкнётся с беспрецедентно грязной игрой Philadelphia Flyers и его задачей станет сохранение здоровья хотя бы Валерия Харламова. Константин Локтев увёл команду с площадки, потом, правда, вернул. И деморализованный ЦСКА проиграл 1:4. Но это была всё-таки совсем другая история…

Итак, пауза 11 мая 1969 года длилась чуть ли не 40 минут (из-за чего полетела сетка центрального телевидения и был разрушен привычный ритм жизни советских людей). До тех пор пока она не надоела Брежневу, который присутствовал на матче и хотел досмотреть игру, не будучи удовлетворённым тем, что она прервалась, как сериал, на самом интересном месте. От Леонида Ильича к Тарасову прибежал гонец, который потребовал возвращения команды на лёд. «Спартак» победил со счётом 3:1, стал чемпионом страны, Александр Якушев забросил шайб больше, чем даже Вячеслав Старшинов и восходящая звезда Валерий Харламов, а наставника армейцев лишили за выходку звания заслуженного тренера СССР с публичным осуждением в прессе. Впрочем, из сборной и ЦСКА Тарасова никто не гнал, больше того, осенью того же года без шума и пыли восстановили звание. В следующем сезоне в жёстком противостоянии со «Спартаком» ЦСКА вернул себе золотые медали, а чернышёвско-тарасовская сборная блистательным образом завоевала золото чемпионата мира в Стокгольме. Но осадок от тарасовской выходки остался.


Всё дело в разном ментальном подходе нашего отношения к победам на хоккейном ристалище и канадским. Уверенность изобретателей хоккея в своём превосходстве над неофитами игры, а русские таковыми до сих пор являются, непоколебима. Как вера в то, что летом в Канаде будет тепло. Но при всей значимости самоутверждения победа в хоккее — не более чем победа в хоккее. Даже само понятие гордости за своих у канадцев несколько иного свойства. Ну как бы мы реагировали, если бы, скажем, оказалось, что наши солдаты умеют маршировать хуже, чем какие угодно ещё?!
Золотая ниша спокойствияХарактерно, что именно на рубеже 1968—1969 годов сборная СССР провела серию товарищеских (сейчас бы сказали — выставочных) матчей в Канаде. Произошло это спустя более чем десять лет после того, как вошедшая в мировую хоккейную элиту советская сборная совершила экспериментальное туре, сыграв шесть игр в Канаде с любительскими и юниорскими клубами. Советские тренеры выставили необычный состав, поэтому команда называлась «Сборная клубов Москвы». Итог — два поражения, одна ничья, четыре победы. Огромный интерес публики и специалистов, связанный с тем, что никто дотоле живьём не видел команду, как чёрт из табакерки выскочившую из-за железного занавеса и во многом предвосхитившую вектор развития хоккея. В частности, для канадцев была незнакомой столь интенсивная игра в пас и смена составов пятёрками, в то время как в канадских командах тройки нападения и защитники менялись отдельно. В этом смысле советский подход оказался инновационным. На советских же тренеров, включая Тарасова, огромное впечатление произвела первая увиденная ими живьём игра команд НХЛ — они наблюдали за матчем Toronto Maple Leafs и Chicago Black Hawks. Вот, оказывается, на кого надо было равняться!

К концу 1960-х советская сборная была уже очень мощной: канадские клубы из разных лиг, которые выставлялись на международные турниры высшего уровня, уже не могли противостоять команде СССР. Поэтому в начале 1969 года Тарасов бросил вызов Toronto Maple Leafs и Montreal Canadiens, но, разумеется, не был понят, хотя его высказывания цитировали серьёзные газеты — Toronto Star и Globe and Mail. Но цель была сформулирована. Обеим сторонам по оба берега океана нужно было только привыкнуть к идее: суперсерия возможна, пора ставить точку в споре, кто сильнее.

Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.

Пьера Эллиота Трюдо сегодня назвали бы богатым словом «метросексуал» . Сухощавый, изящный, неизменно изысканно одетый, он словно бы воплощал в себе французскую составляющую канадской идентичности, хотя и был сторонником единой Канады. В 1968-м 48-летний лидер Либеральной партии и министр юстиции стал премьером. И началось то, что очень скоро было названо Trudeaumanie, трюдоманией. Кто-то о нём сказал: «Пьер, он как ещё один битл». 23 декабря 1969 года премьер встретился с Джоном Ленноном и Йоко Оно, после чего главный битл заявил: «Если бы все политики были как мистер Трюдо, на планете наступил бы мир».

Во внешней политике Пьер Эллиот Трюдо работал по всем азимутам, включая тонкие отношения с США (Никсон заверял его в том, что не воспринимает Канаду как колонию Соединённых Штатов, но за глаза называл asshole, засранцем) и СССР. Свою разрядку с Советами он начал раньше американцев, и здесь его партнёром выступал советский премьер Алексей Косыгин, который если и не очень увлекался романтикой хоккея, то должен был по крайней мере учитывать страсть Брежнева к этой игре. Естественно, Трюдо использовал для сближения и хоккейную дипломатию. Ему нужна была суперсерия — и для страны, и для себя лично.

Для страны, потому что ему постоянно приходилось обеспечивать её единство, преодолевая диссонанс английской и французской частей Канады, считаясь с таким фактором, как квебекский сепаратизм. Хоккей на высшем уровне, да ещё с участием лучших игроков без различия их происхождения, без учёта англо- или франкофонии, мог бы объединить канадцев, заставить их почувствовать себя одной нацией под звуки и слова гимна, неизменно исполнявшегося Роже Дусе по прозвищу Мистер О’Канада. (В те времена даже среди хоккеистов Montreal Canadiens были и такие, кто двух слов не мог связать по-английски, например защитник, которому предстояло стать одним из лучших в лиге, Ги Лапуэн, упорно транскрибировавшийся у нас на английский лад — Лапойнт; впрочем, и привычные для русского уха «Канадиенс» по-французски звучит как «Канадьян»; что уж говорить о более ранних временах — даже великий Морис «Ракета» Ришар в начале своей карьеры не говорил по-английски.)

Вероятно, Трюдо помнил события марта 1955 года, когда дисквалификация Мориса Ришара до конца сезона за грубость привела к беспорядкам в Монреале. Кларенс Кэмпбелл, президент НХЛ (31 год возглавлял лигу!), в преддверии плей-офф лишивший Canadiens их звезды и идола, оказался англофонной мишенью для франкофонных болельщиков. Юрист оксфордской выучки и бывший хоккейный судья, он строго формально подходил к провинностям хоккеистов, без учёта их популярности. Когда Кэмпбелл появился, вопреки предупреждениям полиции и мэра Монреаля Жана Драпо, на матче Detroit Red Wings и Canadiens, началось нечто невообразимое: сначала его пытались забросать помидорами, потом напали, полиция применила слезоточивый газ, толпа из монреальского «Форума» смешалась с уличной толпой, требовавшей отставки Кэмпбелла, — и случилась вакханалия с разбитыми витринами и перевёрнутыми машинами. Результатом стало нагнетание сепаратистских настроений.

«Хоккей для них (болельщиков. — А.К.) был больше, чем религией, — писал историк хоккея Майкл Маккинли. — Он был сражением… Однако теперь канадский хоккей поджидал другой противник. И он был не английским и не французским. Он был русским».

Личный мотив канадского премьера сводился ещё и к тому, что в преддверии выборов осени 1972 года победа в суперсерии могла поддержать его пошатнувшийся рейтинг. Отравленный трюдоманией, он не мог смириться с тем, что век популярного политика иной раз бывает недолгим. Символическое вбрасывание 2 сентября 1972 года в монреальском «Форуме», исполненное Пьером Эллиотом Трюдо, облачённым в брюки клёш, приталенный пиджак, полосатую рубашку, из-под которой виднелся не формальный галстук, а продуманно повязанный шейный платок, не вернуло трюдомании, но выборы он всё-таки выиграл.

И здесь нам понадобится ещё один флешбэк в середину 1950-х. Поражение второстепенной команды, защищавшей цвета Канады на чемпионате мира 1954 года, было не только спортивным, но и идеологическим шоком, — проиграли-то коммунистам, да ещё в самый разгар холодной войны. Поэтому в 1955-м на мировое первенство была выставлена команда существенно более сильная — Pentincton Vees, обладатель Кубка Аллана 1954 года, вручаемого сильнейшей любительской команде. Играющим тренером пентинктонцев был Грант Уорвик, бывший игрок НХЛ. Среди хоккеистов было несколько экс-профессионалов. Во время одной из тренировочных встреч, предшествовавших чемпионату мира, Бобров со товарищи пытались фотографировать лучших игроков противника. Как шпионы — что соответствовало эстетике холодной войны. В раздевалке канадские хоккеисты поменялись свитерами, чтобы запутать хитрых «комми». В финале чемпионата команда Канады обыграла команду СССР со счётом 5:0. Хоккеисты понимали, что они представляют даже не Канаду и не канадский хоккей, а нечто большее. Брат Гранта Уорвика Билли, тоже игравший в турнире, констатировал: «Это была политика. Восток против Запада и холодная война».

Впрочем, проблемы канадцев на этом не закончились. Сборная СССР выиграла и чемпионат мира 1956 года, и Олимпийские игры. В 1957-м на чемпионат мира в СССР канадцы не приехали, а сам турнир выиграли шведы, украшенные Свеном «Тумбой» Юханссоном. В 1958-м и в 1959-м канадцы взяли золото — их представляли соответственно Whitby Dunlops и Belleville McFarlands, команды, усиленные бывшими игроками НХЛ. К тому времени пришло понимание: победить сильнейшие европейские команды, и прежде всего сборную СССР, можно, только если пригласить играть против них хотя бы ветеранов Национальной хоккейной лиги.

В ноябре 1958 года произошло ещё одно знаменательное событие: команда Kelowna Packers из Британской Колумбии, чемпион Западной Канады и финалист Кубка Аллана, представляла Канаду в серии выставочных матчей, три из которых они провели в Швеции (проиграв одну и выиграв две у национальной сборной). Остальные пять предстояло сыграть за железным занавесом. Причём не только в недавно отстроенном Дворце спорта, но и на открытых площадках. Психологически канадцам было нелегко. К тому же у Грега Яблонски и Расса Ковальчука, игроков украинского происхождения, отобрали паспорта. Бедные парни не знали, куда они отправятся после игры — в раздевалку Ледового дворца «Лужники» или в Сибирь. Что удивительным образом не мешало тренерам Джеку О’Рэйли и Анатолию Тарасову с помощью переводчика горячо обсуждать хоккейные сюжеты.

Наверное, канадцы зря боялись проделок коммунистов: фестиваль молодёжи и студентов 1957 года уже пробил брешь в железном занавесе, а XX съезд КПСС всё-таки несколько изменил атмосферу в стране. Первую игру Packers проиграли команде Тарасова, затем сыграли вничью с «Крыльями Советов» и «Динамо» (Москва), что на самом деле продемонстрировало очень высокий уровень советского клубного хоккея. «Они играют так, как будто всё было заранее начерчено на доске», — говорил один из нападающих канадцев. Тем не менее Packers в оставшихся двух матчах обыграли молодёжную сборную и сборную клубов. Яблонски и Ковальчук не были отправлены в Сибирь, а сама канадская команда с триумфом вернулась на родину. Это был первый контакт канадцев и русских на территории противника.

Но «советскую угрозу» канадскому хоккею никто не отменял. Наоборот, стало очевидным, что развитие мирового хоккея ожидают более чем непредсказуемые времена. Прошло ещё пять лет, и советская сборная стала непобедимой. Во всяком случае, в терминах любительского хоккея. В год, когда Пьер Эллиот Трюдо пришёл к власти и занялся хоккейной дипломатией с Советами, а советские танки вошли в Прагу, сборная Канады заняла на чемпионате мира, совмещённом с Олимпиадой в Гренобле, третье место — после СССР и Чехословакии. Проиграв советской сборной 5:0. С тем же счётом, с которым Pentincton Vees обыграла сборную СССР в 1955-м, восстановив статус Канады как хоккейной державы номер один.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-3_23035

суббота, 16 апреля 2011 года, 19.20

Как Генри Киссинджер при поддержке офицеров Советской армии, вооружённых клюшками, проделал дыру в железном занавесе


Уникальный случай в истории НХЛ: брат пошел на брата – Кен Драйден и Дэйв Драйден сыграли друг против друга 20 марта 1971 года в мачте Montreal Canadiens – Buffalo Sabres

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта и 2 апреля.

Первые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймёт, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шайбой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде…

Итак, источник советского хоккея на льду — двор и всё, что могло замерзать, от миргородской лужи до озёр. Будущие канадские звёзды в те времена тоже обкатывались на улице, outdoors. Их хоккей, как и наш, был дворовым, backyard hockey. С той лишь разницей, что у существенной части даже небогатых канадских домовладений на заднем дворе был собственный, пусть и небольшой, каток. В этом было принципиальное отличие индивидуалистической цивилизации от коллективистской.

Кто ж знал, что хоккей для многих мальчиков, родившихся в 1960-е, станет главным делом жизни как минимум до самого конца брежневского правления. Этих мальчиков, грузных и седеющих, лысых и высохших, но не потерявших азарта, я регулярно вижу на льду пруда в Филёвском парке, куда вывожу поиграть сыновей и где сам начинал тогда же, в 1972-м, кататься. Как сказано в мемуарах вышеупомянутого Халла, «на льду залива».
Холодная война на льду — 1Сейчас в Канаде и вовсе можно приобрести портативную хоккейную площадку для дворовых игр. Прогресс зашёл очень далеко. Она, эта переносная площадка, очень бы пригодилась сегодня, потому что на той территории, где я со своими сверстниками играл в хоккей, теперь лопух вырос — то есть урод московской точечной застройки… И так почти в каждом московском дворе.

В 1970-е, после отсмотренной всей страной суперсерии, мы играли на площадке, которая официально считалась асфальтовым теннисным кортом, а на самом деле в тёплое время года адаптировалась под футбол. Зимой поле заливалось, ставились хоккейные ворота, в которых поначалу была даже сетка, — звон шайбы о металлическое основание или штангу ни с чем нельзя было перепутать, это были колокола абсолютного счастья, заброшенной шайбы. В хоккей играли сразу после школы, затем — после сделанного домашнего задания до самого вечера. И так каждый день в течение тогдашних длинных морозных зим. Не обращая внимания на возраст контрагентов. (Так было и в Канаде: например, в ту же самую эпоху Марио Лемье снимал коньки только после 8—9 вечера и играл преимущественно с ребятами старшими по возрасту.)

Заливался не только корт, но и баскетбольная площадка. Играли не только там, но и на льду пруда в парке, который иногда замерзал столь странным образом, что гудел, чтобы не сказать пел под коньками. Каждый день сушились куртка, толстые зимние спортивные штаны, шерстяные носки, от которых отваливались комья спрессованного снега, истекали ржавой водой коньки, топорщились куски изоленты на изуродованном мокром крюке клюшки, испещрённом следами шайбы, как маска вратаря Джерри Чиверса. В углу валялись красный хоккейный шлем, отнюдь не Jofa и не CCM, и футбольные щитки, заменявшие хоккейные. Мальчишеские коленки лучше было не показывать маме, даже издалека. Стандартные обморочно-белые вратарские маски, продававшиеся в спортивном магазине, больше подошли бы Виктору Зингеру, чем Владиславу Третьяку: экипировка дворовых хоккеистов отставала от спортивных школ на целую эпоху. Примерно так играли во времена Боброва: футбольные щитки, а на голове — велосипедные шлемы (был даже хоккеист, игравший в шлеме танкиста): не зря, когда в Москву в 1948 году приехала чешская команда ЛТЦ, наши тайно разглядывали оставленную на ночь на стадионе профессиональную экипировку лучшей чехословацкой команды, игравшей в хоккей с конца 1920-х годов.

Если бы тогда меня кто-нибудь удосужился спросить, кем я хочу быть, когда стану взрослым, я бы без всяких сомнений ответил, как маленький Фил Эспозито возмущённой его неправильной профориентацией миссис Каннингем: «Хоккеистом».

Братья Эспозито — разница в год, мальчишки из итальянского комьюнити городка Солт-Сент-Мэри, провинция Онтарио, там, где пересекаются Великие озёра Мичиган, Верхнее и Гурон, — начинали играть в хоккей на площадке во дворе собственного дома рано утром, пока не приходило время идти в школу. Затем во время ланча. Возвращались в школу. Потом снова играли в хоккей — до пяти вечера. Ужинали, не снимая коньков, чтобы снова выйти на лёд. Отец Тони и Фила не ленился вставать в три часа утра, чтобы залить или почистить каток.

По этой же схеме вырастали многочисленные канадские, чешские и советские семейные династии — от братьев Голиковых и братьев Мальцевых до братьев Штясных, братьев Драйден, старших и младших Халлов и Хоу. Единственным случаем, когда брат играл против брата в воротах соперничающих команд, была история матча 20 марта 1971 года между Montreal и Buffalo: молодой Кен Драйден заменил получившего травму Роже Вашона, в ответ на что тренер Sabres заменил вратаря Джо Дэйли голкипером Дэйвом Драйденом, страшим братом Кена. Кстати говоря, Дэйв Драйден был первым вратарём НХЛ, который стал пользоваться маской современного типа — системы «птичья клетка», столь веселившей канадских профессионалов, когда они наблюдали за Владиславом Третьяком…

Первые коньки Эспозито были на четыре размера больше — он играл, надев несколько пар носков. В 1970-е в России с коньками тоже было не очень: я начинал играть на позаимствованных у друзей родителей старых, обшарпанных, коричневого цвета коньках для фигурного катания — учился, балансируя тело клюшкой, кататься «переступанием»: налево получалось хорошо, направо — не очень. (Только потом появились хоккейные коньки, причём сразу чехословацкие, фирмы Botas.) Впрочем, Морис Ришар признавался, что он, даже начиная играть в НХЛ за Montreal, поворачивал «переступанием» направо не слишком хорошо. Что не мешало ему носиться по льду, действительно напоминая ракету. «Я всегда катался с клюшкой, — вспоминал Фил Эспозито, которого суперсерия превратила в героя Канады на все времена. — Я даже не знаю, могу ли кататься без неё. Она позволяет держать равновесие, как третья нога… Я никогда не хотел закончить игру». Однажды у десятилетнего Фила на хоккейной площадке случился приступ аппендицита, который был сочтён им досадным обстоятельством, мешавшим играть. Парня еле успели откачать.

Уличный хоккей был единственным содержанием жизни Фила Эспозито. И он привёл форварда туда, куда привёл, — в Национальную хоккейную лигу, где про него сочинили поговорку: «Господь Бог отбил бросок, но Эспозито забросил шайбу на добивании». Этот фокус он повторит не один раз во время суперсерии-1972. Хотя Владислав Третьяк и не Господь Бог, но иной раз на площадке в своём амплуа вратаря он приближался к этому статусу. Что не помешало Филу Эспозито стать лучшим бомбардиром серии…

Канадские хоккеисты перед суперсерией не испытывали сколько-нибудь добрых чувств к советской команде. Для них русские были всего лишь «комми», к тому же претендовавшие на лидерство в спорте, который и сами с конца 1940-х называли «канадским хоккеем» в отличие от «русского». Вся Канада, включая игроков, была уверена в победе. Исключение составлял лишь голкипер Кен Драйден, который совсем молодым вратарём играл за любительскую сборную Канады на чемпионате мира 1969 года и имел возможность наблюдать за командой, ставшей победителем этого турнира. И в этой команде, как и в 1972 году, играли те же Харламов, Якушев, Петров, Михайлов, Мальцев, Викулов. Да и в силу своей интеллигентности Драйден не разделял грубоватых ура-патриотических настроений.

Позднее Фил Эспозито в одном из интервью скажет, что, в сущности, все русские ребята ему нравились, кроме Михайлова, который постоянно позволял себе мелкие тычки клюшкой. Ничего похожего нет в книге его мемуаров «Гром и молния» (Lightning—аллюзия на команду, где он был потом генеральным менеджером и которую, по сути дела, создал с нуля). «Красные козлы» (red bastards можно перевести и иначе) — так он называл своих противников: «Я ничего не хотел знать про них. Они были коммунисты, и это всё, что мне нужно было знать». И далее в воспоминаниях, записанных Питером Голенбоком (изданы в 2003 году), воспоминаниях ярких, откровенно грубых и грубых до откровенности, следует весьма характерный пассаж, вскрывающий идеологические — в принципиальном и высоком смысле слова — разногласия: «Я не интересовался их образом жизни, но обнаружил, что им нужен мой образ жизни. В Канаде их принимали по-королевски. Они ели как короли, они занимались шопингом и покупали джинсы. Третьяк был наихудшим нарушителем дисциплины. Я вот думаю, что если ты коммунист, то для чего тебе деньги, одежда и прочие материальные предметы? Потому-то я их и не уважал — уж будь по крайней мере тем, кем ты себя объявляешь».

Словом, лидер сборной Канады был недоволен тем, что заезжие коммунисты оказались в недостаточной степени коммунистами и любили джинсы. Так что разрядки на льду нечего было и ждать. Особенно от опытного 30-летнего Эспозито.

А что же происходило с разрядкой вне льда? Что проходило фоном — благоприятным фоном — для исторических игр?

Юрий Гагарин, сфотографировавшийся с клюшкой, на коньках, в хоккейном свитере с самопальной надписью «Наши», очень любил хоккей. В отряде космонавтов, судя по другой фотографии, на которой фигурирует и Леонов, любили эту игру. Многочисленные биографы утверждают, что Гагарин числился среди страстных хоккейных болельщиков, был на короткой ноге с тренером Борисом Кулагиным, а Анатолий Тарасов с помощью Гагарина пытался уговорить сначала Хрущёва, потом Брежнева на игры с канадскими профессионалами.

Гагарин оказался символом победы «нашего строя», человеком, который забил «решающий гол» в «суперсерии», именовавшейся космической гонкой, в которой участвовали русские и американцы. Нетрудно заметить, что уговоры Гагарина, инспирированные Тарасовым (если только это не легенда), пришлись на годы расцвета советского хоккея: нужна была хоккейная гонка двух держав, разделённых океаном.

Уже в 1963-м, всего через год после Карибского кризиса, Джон Кеннеди предлагал Советскому Союзу совместное освоение Луны. (А ещё в 1962-м употребил слово «разрядка» в письме Хрущёву.) Суперсерия, в свою очередь, по сути дела, означала совместное освоение хоккея нового типа, о чём, конечно, её будущие участники не подозревали.

В те годы, когда Трюдо налаживал контакты со своим партнёром в СССР, Никсон тоже вступил в переписку с Алексеем Косыгиным (1970) о возможности ограничения вооружений. Это был один из первых шагов к разрядке. Ещё в 1969 году американский президент обнародовал так называемую гуамскую доктрину (с ней он познакомил общественность во время дозаправки самолёта на острове Гуам). Среди прочего она предполагала ограничение участия Америки в операциях по «установлению демократии» за пределами Соединённых Штатов. Как писал позже Генри Киссинджер, пожалуй, ключевой архитектор разрядки, Никсон «пытался соотнести цели и задачи Америки с её возможностями». Параллельно был взят курс на «вьетнамизацию» конфликта, который сильно напрягал общественное мнение в США и советских партнёров. Что, по сути дела, означало постепенный выход Штатов из бесперспективной вьетнамской войны.

По словам президента США, американский опыт 1960-х годов подчеркнул тот факт, что США не должны были «делать за границей больше того, что может поддержать общественное мнение».

Параллельно свою игру вели европейские лидеры: де Голль ещё с начала 1960-х пытался действовать вне фарватера американской политики, а в конце 1960-х на этот путь встал канцлер ФРГ Вилли Брандт, немедленно ставший переговорным партнёром Советов. «Четвёрке» — США, Франции, Великобритании и СССР — удалось достичь соглашения по статусу Западного Берлина, он перестал быть отрезанным от мира анклавом. В том же году в речи на XXIV съезде КПСС Брежнев допустил саму возможность улучшения отношений с США.

В 1972-м администрация Никсона, понимая неизбежность ухода Америки из Вьетнама, начала строительство того, что было названо «структурой сохранения мира», — такой конфигурации взаимоотношений ведущих мировых держав, принадлежавших к разным системам, которая сохранила бы глобальное равновесие и позволила избежать ядерной войны. А заодно дала бы возможность Америке, истощённой войной морально и физически, сосредоточиться на решении домашних проблем. На самом деле речь шла о политике треугольника США — Китай — СССР. Что, надо сказать, устраивало все три стороны процесса, в том числе и Китай, который Никсон с помпой посетил в феврале 1972 года. Следующей остановкой должна была стать Москва.

Парадоксальным образом активность коммунистических войск во Вьетнаме в начале 1972 года оказалась чрезмерно высокой. Это приводило в бешенство Никсона, который был склонен увязывать саму возможность встречи на высшем уровне в Москве с подъёмами и спадами во вьетнамской войне. Сами же американцы, с учётом этого фактора, побаивались сделать то, что они хотели сделать в ответ на наступление войск противника, — усилить бомбёжки и заминировать залив Хайфон.

Именно в апреле 1972 года, во время чемпионата мира, в Праге представители советской и канадской сторон договорились об организации кульминационного события холодной войны на льду, за которой последовала хоккейная разрядка. И тогда же секретная миссия Генри Киссинджера, приехавшего в Москву договариваться о саммите Никсон — Брежнев, увенчалась успехом, а сами переговоры в конце мая обозначили начало эры детанта.
Читать дальшеВ апреле 1972 года, тайно даже от американского посла в Москве, советник президента СГА по национальной безопасности Киссинджер с командой своих помощников оказался в гостевом комплексе на Ленинских горах. Он не хотел провала саммита и действовал во многом даже вопреки воле Никсона. Киссинджеру казалось, и в своих ощущениях он был прав, что Брежнев совершенно не собирался увязывать прагматические отношения СССР и США и ситуацию на вьетнамском фронте. Поэтому американцы сделали то, что хотели сделать, и это несколько погасило наступательный пафос почувствовавших запах приближавшейся победы вьетнамских коммунистов. Со стороны СССР не поступило никаких возражений. Саммит не был сорван.

Когда несколько позже у Киссинджера спрашивали, почему он так настаивал на том, чтобы советско-американский саммит состоялся, он отшутился: «Ради икры я готов сделать всё что угодно. И, кажется, уже сделал». Личный триумф архитектора новой структуры мира не остался незамеченным для посла СССР в США Анатолия Добрынина, который заметил, что Киссинджер — единственный человек, который научился есть икру китайскими палочками.

Несмотря на то что 1972 год был омрачён «великим зерновым ограблением» — советские закупщики ухитрились купить у американских производителей больше зерна и по более низким ценам, нежели те рассчитывали, и поправкой Джексона — Вэника, поставившей крест на торговом режиме наибольшего благоприятствования, которого добились Никсон и Брежнев, это было время настоящего триумфа лидеров двух сверхдержав и начала реальной разрядки. Договор об ограничении стратегических вооружений — ОСВ-1 и соглашение об основах взаимоотношений СССР и США стали дорожной картой детанта.

В конце 1972 года в докладе, посвящённом 50-летию СССР, Леонид Брежнев констатировал с чувством глубокого и заслуженного удовлетворения: «В политике многих капиталистических государств всё больше дают себя знать элементы реализма». Явным образом эти элементы проявились в политике Канады и США. Брежнев назвал это «мирным сосуществованием». Американцы предпочитали, как уже было сказано, термин «структура сохранения мира».

И даже когда эра разрядки постепенно клонилась к закату, тот же Киссинджер, теоретик и практик realpolitik, писал 5 апреля 1976 года в бюллетене Госдепа: «…советское общество более не изолировано от влияния и привлекательного воздействия внешнего мира и не ограждено намертво от необходимости для него внешних контактов».

Провозвестниками и агентами «влияния внешнего мира» парадоксальным образом стали офицеры Советской армии, вооружённые клюшками и облачённые в хоккейную экипировку. Не следует недооценивать обнаруженную Филом Эспозито любовь Владислава Третьяка, будущего делегата съездов комсомола, а затем и парторга сборной, к джинсам — чем сильнее протирался деним, тем уязвимее оказывался железный занавес. Да и дружелюбные образы ведущих советских хоккеистов, и прежде всего того же Третьяка, смягчали имидж Советов в глазах Запада.

Так Генри Киссинджер при поддержке советских хоккеистов за один только 1972 год растопил лёд в отношениях Запада и Советского Союза.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn..._ldu_-_4_23218

Андрей Колесников четверг, 28 апреля 2011 года, 16.00

Юрий Трифонов, вымышленный игрок Дуганов и начало хоккейного бума в СССР

Юрий Трифонов времен написания сценария фильма «Хоккеисты» // РИА Новости
увеличить размер шрифта уменьшить размер шрифта распечатать отправить ссылку добавить в избранное код для вставки в блог

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2 и 16 апреля.

Юрий Трифонов был необычайно увлечён спортом. Писал для разных изданий спортивные очерки, почти двадцать лет состоял членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт». Очень романтично писал о футболе. Побывал и на нескольких чемпионатах мира по хоккею: в Праге в 1959-м, Женеве в 1961-м, Стокгольме в 1963-м, в Вене в 1967-м.

Хоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущалось особое ожесточение и специфический подтекст. А вот суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972—1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву.
Холодная война на льду — 1

Стокгольм и шведы, кажется, произвели на Юрия Валентиновича особое впечатление. Во всяком случае, герои его сценария к фильму «Хоккеисты» готовились играть со шведами. А рассказ о хоккее называется «Победитель шведов». Главный герой и фильма, и рассказа — хоккеист Дуганов по кличке Дуган, звезда, от которого болельщики ждут очень многого.

В середине 1950-х Трифонов жил около стадиона «Динамо». И, наверное, в «Победителе шведов» фигурирует именно этот стадион: «Все мальчишки Алёшкиного дома, и соседних домов, и всех ближайших улиц бредили хоккеем. И это было понятно: они жили в орбите стадиона. Огромный стадион возвышался над окружающими домами, подобно скале среди моря крыш. По вечерам он озарял небо пыланием своих прожекторов. Он наводнял улицы многотысячными толпами и запруживал их автомобилями, его гомерический свист, его ропот и вздохи сотрясали воздух и слышались далеко вокруг.

И мальчишки теряли голову.

Алёше было двенадцать лет. Он был такой же, как все: ходил в школу возле трамвайного круга, держал голубей на балконе и замечательно умел проникать на стадион без билета. Так же, как и все, он гонял шайбу на дворовом катке и был влюблён в знаменитого хоккеиста Дуганова. Он был обыкновенный, рядовой мальчишка до того дня, когда счастливая случайность...

Впрочем, следует рассказать по порядку. Итак, на заднем дворе был каток. Настоящие деревянные борта и настоящая шайба, которую гоняли кто чем: кто просто палкой, кто обломками клюшки, а у Алёши была проволочная кочерга с загнутым концом. На этом клочке льда, стиснутом котельной и гаражами, каждодневно кипела битва. Здесь были свои динамовцы и армейцы, свои канадцы и чехи, свои знаменитости, неудачники, ленивые таланты и робкие новички. Каждый из хоккеистов присваивал себе какое-нибудь звонкое имя. Алёша мечтал называться «Дуганом», но поклонников Великого Эдика было чересчур много, и никто не хотел уступать этой чести другому. Были два «брата Уорвик» — Генка и Толя Селезнёвы, был и прославленный швед по прозвищу «Тумба» — Женька Лобов, здоровенный парень с толстыми кривыми ногами и грубым голосом. Он всегда нарушал правила и толкался как слон. Игры с его участием обыкновенно кончались дракой.

Междоусобицы прекращались в дни больших матчей. Тут уж все были заодно. Сложная процедура проникновения на стадион без билета требовала дружных и согласованных действий.

О, вечера Больших Матчей!

О, зарево прожекторов над чёрной скалой стадиона! О, праздничное, знобящее, нервное, неутолимое нетерпение! О, музыка репродукторов, трескучая и ломкая на морозе!

О, прикосновение к великой жизни мужчин!

Музыка обрывалась. Две команды, в зелёных и оранжевых фуфайках, выстраивались на блистающем льду. Переваливаясь в тяжёлых доспехах, вратари задом отъезжали каждый к своим воротам. Судья в узких чёрных брюках, стройный и чопорный — человек из другого мира, — подъезжал к центру поля с высоко поднятой рукой. Изящным движением он бросал шайбу и тотчас пугливо отскакивал в сторону.

И, как ракета, взрывалась игра».

Тема хоккея возникает и в «Доме на набережной» — здесь видны корни увлечения Трифонова этой игрой: «Вокруг Шулепникова сбивались летучие компании, крутилась какая-то особая жизнь: дачи, автомобили, театр, спортсмены. В те годы возник хоккей с шайбой, или, как его называли тогда, «канадский хоккей», просто «канада». Увлечение было модным и, пожалуй, изысканным. На стадион приезжали дамы в цигейковых шубах и мужчины в бобрах. Шулепников носился с какими-то знаменитостями из команды лётчиков». (Попутно заметим, что и сегодня зрительская аудитория хоккея гораздо более респектабельная, чем футбольная, — здесь нет брутальности фанатов и есть большая погружённость зрителя в собственно игру.)

Фильм «Хоккеисты», снятый по сценарию Трифонова, обнаруживает глубокое погружение в игру, хотя само по себе кино слабоватое. Но симптоматичное и характерное для эпохи: лента снята в 1964 году, в эпоху начала хоккейного бума в СССР. Здесь хоккеист — участник сладкой жизни, и некоторые сцены фильма, где показана «богема», прямо отсылают к итальянским феллиниевским прототипам — женщины, с ногами завалившиеся на диван и по-декадентски красиво выпускающие сигаретный дым, мужчины в чёрных костюмах и узких галстуках, представители свободных профессий в лыжных свитерах с оленями, праздно пялящиеся на портрет Хемингуэя. Эльза Леждей, будущий «знаток», ведущий «следствие», здесь предстаёт в облике этакой Моники Вити — в слегка антониониевской эстетике, не от мира сего, с холодноватыми оливковыми глазами и крупными планами лица сразу после соития (не продемонстрированного, естественно) с хоккеистом. По сценарию она его подруга. Хоккеист же, в свою очередь, больше похож на вечно рефлексирующего интеллектуала-гуманитария (играет его Вячеслав Шалевич).

Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.
Холодная война на льду — 2

Есть в фильме и характерные типы наставников. Заводной, экспрессивный, резковатый тренер «Ракеты» (Москва) Лашков в исполнении Николая Рыбникова. Явный типаж Тарасова. Его девиз — «Давить!». Правда, он-то и оказывается отрицательным героем, который устраивает разводку в команде между амбициозными молодыми игроками и третируемыми им ветеранами, у которых, как выясняется, есть ещё порох в пороховницах. В жизни, кстати, случались такие ситуации. И тот же Тарасов жонглировал звеньями, в том числе и вытесняя ветеранов, что, вообще говоря, естественно для того, кто конструирует команду. Тренер команды-конкурента — «Металлиста» (Белогорск) — Сперантов, которого играет Георгий Жжёнов, прямая противоположность Лашкову. Он этакий коктейль из Аркадия Чернышёва и Николая Эпштейна, мягких, спокойных, деликатных. [Эпштейн тренировал неудобный для грандов «Химик» (Воскресенск), и об играх этой команды с тарасовским ЦСКА ходили легенды, согласно которым, например, Тарасов кричал на своих подопечных: «Вы что, не можете обыграть эту воскресенскую синагогу?!»; а однажды, когда в раздевалке «Химика» стало известно, что тренер ЦСКА назвал воскресенских хоккеистов «карликами с большими х…», они до такой степени рассвирепели, что обыграли армейцев.] Если угодно, здесь представлены архетипические хоккейные образы, которые появились в фильме «Шайбу! Шайбу!!», — яростные и мастеровитые в красных свитерах, ну прямо ЦСКА, и тянущиеся за лидером, но более интеллигентные на площадке «синие» — вероятно, динамовцы.

В фильме упоминаются «американские профессионалы»: Лашков, подзадоривая игроков, говорит о том, что, мол, бычья ярость, которая исповедуется за океаном, конечно, не нужна, но здоровая злость не помешала бы. До суперсерии ещё восемь лет, однако подготовка к ней идёт даже во второстепенном советском спортивном кино, правда уснащённом актёрами-звёздами и сценаристом — будущей звездой советской литературы. Здесь мы имеем дело с Юрием Трифоновым, только что вышедшим из периода не слишком плодотворного, «Утоления жажды», вошедшего в этап осмысления истории своей семьи с «Отблеском костра» и исподволь готовящегося к самому продуктивному периоду «московских повестей» — в 1966 году в «Новом мире» появятся первые рассказы, предвосхитившие поворот в его прозе.

Кроме Леждей, Шалевича, Жжёнова, Рыбникова, в фильме режиссёра Рафаила Гольдина были заняты Лев Дуров, Кир Булычёв, Михаил Глузский. Николай Озеров, по сути, играл самого себя. Песню «Синий лёд» исполнил Олег Анофриев. Правда, она так и не стала, в отличие от «труса», который «не играет в хоккей», Пахмутовой — Добронравова в исполнении Эдуарда Хиля, гимном игры.

Трифонов увлечён шведами, потому что, наряду с чехами, они были основными нашими конкурентами в тогдашнем хоккее начала — середины 1960-х. В 1961-м у наших была ещё бронза — без Тарасова. В 1962-м чемпионат мира бойкотировали, потому что американцы не дали виз спортсменам из ГДР, — шведы стали чемпионами мира, а Свен Тумба Юханссон — трёхкратным чемпионом. Тумбой у Трифонова в «Победителе шведов» называют самого крупного мальчишку. Кстати, в детстве я думал, что Тумба — это прозвище, потому что лидер шведской сборной и правда был огромных по тому времени размеров (сегодня это стандарт). Оказалось, он всего лишь поставил в качестве дополнительной фамилии название своего родного города.

С 1963-го начинается эпоха Тарасова и время побед. А шведы занимают вторые места два года подряд и третье место в 1965-м. Странное свойство памяти: я не видел живьём Локтева, Альметова, Александрова и других звёзд того времени, включая даже Коноваленко и Фирсова, дебютировавшего в сборной в 1964-м. Захватил только Кузькина, Рагулина, Зингера, Блинова, Зимина. («Троцкий! Почему не ставите Зимина?!» — орал Тарасову Бобров, единственный, кто осмеливался называть его странным и обидным прозвищем Троцкий.) Но фамилии почему-то остались в подсознании в качестве «сохранённых файлов»: просто ярлыки без лиц и игровых характеристик. Равно как и иностранная звукопись — Владимир Дзурилла, Ян Старши, Лейф Хольмквист, Ульф Стернер… Никаких канадцев и в помине не было, они начались только в том самом 1972-м…

…В трифоновском сценарии команда «Ракета» сводит игру вничью только после того, как упрямый тренер, гнобящий ветеранское звено, вынужден вывести их на площадку. А вся команда подвергает его остракизму за неверно выбранную тактику и недоверие к «старикам». Производственная проза — производственный конфликт. Любовная линия почти повторяет (как и имена героев — Анатолий Дуганов и девушка Майя) рассказ «Победитель шведов» (только здесь Дуганов носит претенциозное имя, как у Стельцова, Эдуард. И в этой линии угадывается слабыми всполохами будущий «большой» Трифонов «московских повестей» и даже «Времени и места»).

Выдающийся писатель копался в том, что ему было интересно, — психологии спорта, психологии игроков и тренеров. В 1967 году не где-нибудь, а в «Правде» была опубликована статья Трифонова «Труден путь к Олимпу», публицистически продолжавшая линии хоккейных сценария и рассказа: «В нашем спорте есть немало тренеров, обладающих редким даром человековедения. Они есть и в футболе, и в хоккее… Кого поставить на матч? Кого посадить на скамейку запасных? Кто обещает стать первоклассным мастером, хотя этого не знает пока ни один человек? Эти вопросы, постоянно терзающие тренера, может по-настоящему решать только один человек, способный быть глубоким психологом и, если хотите, провидцем, то есть воспитателем, умеющим угадывать будущность своего ученика».

Трифонов был одним из первых, кто обратил внимание на то, что телевидение изменило представление о спорте и его восприятие. В статье в «Советском спорте», опубликованной в июне 1969 года, кстати, вскоре после памятного майского матча «Спартака» и ЦСКА, стоившего Тарасову доверия руководства и сбившего, быть может, впервые в истории телевидения сетку трансляций, Трифонов писал, предвосхищая феномен хоккейной лихорадки — 1972: «Спорт завоёвывает эфир. Благодаря телевидению мощно возросло число ценителей спорта, поклонников хоккея, футбола, гимнастики, фигурного катания. Я знаю пожилых, далёких от спорта людей, кабинетных интеллигентов, которые за последние год-два превратились в отчаянных болельщиков. «Как вам нравится Старшинов? — говорят они при встрече. — Подумайте, не забить такой шайбы!» Ещё недавно они не знали, что такое шайба».

Роль телевидения в истории хоккея, как принято выражаться в англоязычной литературе, «драматически» возросла. Понятно, что оно способствовало популяризации хоккея: он явным образом проигрывал футболу, иногда в разы, по заполняемости трибун. Погодные условия тоже, деликатно выражаясь, разные. Чтобы быть хоккейным болельщиком, нужно было быть страстным фанатом этой игры, которая постепенно перерастала рамку зимнего дополнения к футболу и экзотического субститута русского хоккея. Когда в конце 1950-х появился ледовый дворец «Лужники», это был огромный шаг вперёд по оцивилизовыванию «канадского хоккея», который превращался в просто хоккей. Именно тогда начинали тренироваться будущие звёзды конца 1960-х — начала 1970-х годов. В 1964 году появилась арена у главной команды страны ЦСКА и у главного «стилеобразующего» тренера — Тарасова. Следующим шагом к популярности игры стала именно «массовизация» телевидения.

Технические возможности получать зарубежные спортивные трансляции появилась в 1962 году. А в марте 1963-го по центральному телевидению уже показывали целиком чемпионат мира по хоккею из Стокгольма с комментариями Николая Озерова и Яна Спарре. Важно было, что чемпионат показывали. Гиперважно, что наши играли в финале. Суперважно, что с Канадой, которую представляла команда Trail Smoke Eaters. Сверхважно, что мы победили со счётом 4:2 и стали чемпионами мира. И это был чемпионат, с которого началась беспроигрышная серия команды Чернышёва — Тарасова. И — бешеной популярности хоккея, столь тонко отражённой в «Победителе шведов» и в «Хоккеистах» Трифонова. Коноваленко, Рагулин, Кузькин, Давыдов, Сологубов, Юрзинов, Старшинов, Альметов, Александров (Вениамин), Якушев (Виктор), братья Майоровы — вот ярлыки волшебных пропусков в мир советского хоккея, который должен был выдержать испытание на прочность канадскими профессионалами девять лет спустя. И тоже на глазах у многомиллионной мировой аудитории. Трое из этого состава сыграют в суперсерии, правда совсем не равное число матчей (32-летний Старшинов появится только в одном).

Как отмечал Лоуренс Мартин, автор книги о советском хоккее «Красная машина», финал ЧМ-1963, эффект от которого был усилен телевидением, стал поворотным моментом в истории отечественного хоккея и знаменовал собой начало золотого века — начался советский хоккейный бум. И не случайно уже в декабре 1964 года был запущен механизм по улавливанию хоккейных талантов — детский турнир «Золотая шайба», патронировавшийся лично Тарасовым.

Инерции развития, имеющей своим истоком начало 1960-х, хватит надолго, до самого конца Союза, когда на чемпионате мира 1991 года сборная СССР, тренировал которую по-прежнему Виктор Тихонов, займёт третье место. После последнего рецидива 1993 года, когда команда России под руководством Бориса Михайлова станет чемпионом мира, настанет долгий период — 15 лет — угасания и последующего возрождения отечественного хоккея.

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn..._ldu_-_5_23382

вторник, 17 мая 2011 года, 13.00

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР-Канада 1972 года


Встреча сборных команд СССР и Чехословакии на чемпионате мира по хоккею в Стокгольме. Вячеслав Старшинов атакует ворота чехословацкой сборной // РИА Новости

До канадцев были чехи: «Хей, хей, до-то-го!»; Чехословакия как первый учитель; чехословацкие спецслужбы против чехословацкого хоккея; «Во рту сухи, а в глазах черны»: 21 марта 1969-го — месть ученикам за август 1968-го.

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16 и 28 апреля.


Из набора открыток с чемпионата мира-1973. На фото справа Виктор Кузькин и Вацлав Недомански мирно обмениваются вымпелами. Нет ничего более обманчивого, чем эта идиллическая картинка…

«Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека начинаются с того, что агент тайной полиции Бретшнейдер арестовал трактирщика Паливца и Швейка за высказывания по поводу убийства эрцгерцога Фердинанда: «Не тревожься, — утешал Паливца Швейк. — Я арестован всего только за государственную измену.

— Но я-то за что? — заныл Паливец. — Ведь я был так осторожен!

Бретшнейдер усмехнулся и сказал с победоносным видом:

— За то, что вы сказали, будто на государя императора гадили мухи».

В марте 1950 года чешская тайная полиция прямо в пражской пивной «У Герцлику» неподалёку от Народного театра арестовала несколько человек из блестящей сборной Чехословакии — лучшей команды Европы, чемпиона мира 1947 и 1949 годов, серебряного призёра Олимпиады в Санкт-Морице 1948 года (сыграли с канадцами 0:0 благодаря первоклассной игре вратаря Богумила Модрого и получили серебро только из-за худшей разницы заброшенных и пропущенных шайб). Причём, как выяснилось позже, арестованы они были не за хулиганство в пивной, а, как Швейк, за государственную измену. Конечно, по пьяни кто-то из ребят крикнул «Смерть коммунистам!», и на это у него были основания. Но приговор всё равно был вынесен не за выкрикивание лозунгов…

Костяк команды составляли игроки ЛТЦ, с которыми в 1948 году в Москве сыграли команды, патронировавшиеся Тарасовым, уже тогда считавшим, что советским хоккеистам нужно учиться, учиться и учиться. И, в частности, у чехов. Не имевшие представления о нормальной хоккейной амуниции, советские хоккейные «менеджеры» за ночь скопировали все элементы формы чехов. Так что позаимствована у Запада была не только атомная бомба… Отец русского хоккея восхищался мастерством вратаря ЛТЦ и чешской сборной — того самого Богумила Модрого. («Особенно большую помощь оказал нашим вратарям Богумил Модрый. Он чуточку умел говорить по-русски и потому смог рассказывать немало интересного и полезного», — писал Тарасов.) В 1950-м Модрый, который к тому времени уже закончит карьеру, получит 15 лет лагерей, а лучший чешский бомбардир 21-летний Августин Бубник — 14 лет. Остальные игроки получили сроки несколько меньшие, но тоже по-сталински внушительные. Три года влепили даже хозяину пивной (см. случай гашековского Паливца).

Что же, собственно, произошло? 11 марта 1950-го сборную Чехословакии, действующего чемпиона мира, отправлявшегося на очередной мировой турнир в Лондоне, буквально сняли с самолёта. Хоккеисты должны были подтвердить официальную версию: они не едут на чемпионат в знак протеста против того, что англичане не дали визы корреспондентам Чешского радио. Очень скоро стало известно, что никаких проблем с визами, естественно, не было. Именно поэтому, осерчав, в пивной хоккеисты были несколько неосторожны в выражениях в адрес коммунистов. При этом они не знали о том, что в трактире — ну совсем как в «Похождениях бравого солдата Швейка» — сидят осведомители тайной полиции.

Хоккейные баталии приравнивались к политическим. Достаточно вспомнить, какое значение придавалось играм с Чехословакией, в которых всегда ощущалось особое ожесточение и специфический подтекст. А вот суперсерия прорубила окно в Атлантику, столь нестандартным образом закрепив реальное потепление 1972—1974 годов и положительную эмоцию в отношениях с атлантической цивилизацией, символом которой несколькими месяцами раньше стал визит Ричарда Никсона в Москву.
Холодная война на льду — 1На самом деле лучшим представителям чешского хоккея, которых судил военный суд, потому что некоторые из них были в призывном возрасте и считались военнослужащими, вменяли эпизод декабря 1948 года. Чешской сборной, игравшей в Давосе на Кубке Шпенглера, было предложено остаться в Швейцарии и стать командой Чехословакии «в изгнании». Часть чешских хоккеистов уже осталась за границей, включая Олега Забродского, брата Владимира Забродского, капитана команды. Ему-то и поступило предложение организовать коллективное бегство лучшей хоккейной сборной Европы. Это как если бы на Западе остались не одна-две звезды балета, а целиком Большой театр.

В команде было проведено голосование: 8 — против бегства, 6 — за. Бубник, кстати, голосовал против, потому что понимал: если он окажется в эмиграции, его родители останутся заложниками и им не выжить. После этого у хоккеистов сборной были многочисленные шансы сбежать, в том числе на чемпионате мира 1949 года в Стокгольме, но они и не думали ими воспользоваться. Что не помешало закатать звёзд чехословацкого хоккея на огромные сроки.

Практически все они вышли по амнистии в 1955 году, но с уже разрушенными карьерами и здоровьем. Тот же самый Модрый умер в 1963 году в возрасте 47 лет — сказались последствия отсидки. А Бубник, пройдя через урановые рудники и фактический запрет на профессию хоккеиста после освобождения, предпочитал тренировать финнов. И, кстати, в 1960-е подготовил неплохую финскую сборную. (А Владимир Забродский всё-таки сбежит в 1965 году на Запад и станет хоккейным тренером в Швеции.)

…В том же 1950-м, согласно полицейскому рапорту 624/1950, ровесник Аугуста Бубника студент-кинематографист Милан Кундера якобы донёс в полицию на появившегося в Праге эмигранта Мирослава Дворжачека. Тот был арестован и много лет провёл в лагерях. Полицейский отчёт был опубликован в 2008 году и стал основой для моральных обвинений в отношении одного из символов чешского сопротивления, великого — без оговорок — писателя Милана Кундеры. Сам престарелый автор «Невыносимый лёгкости бытия» обвинения отвергал. Но это так, к слову, для иллюстрации положения в стране спустя два года после того, как коммунисты пришли к власти. И стали пожирать сами себя — в 1951-м состоялся процесс главы КПЧ Рудольфа Сланского. Незадолго до этого его славословила вся страна. Впрочем, после победы на чемпионате мира 1949 года будущих заключённых-хоккеистов тоже чествовала вся страна и её коммунистическое руководство.

Так Служба национальной безопасности Чехословакии едва не разрушила чешский хоккей. Но основы, заложенные ещё в 1930-е годы, оказались столь фундаментальными, что сборная ЧССР оставалась одной из сильнейших начиная уже с середины 1950-х годов.

Чешская сборная играла ещё на самом первом чемпионате мира по хоккею в Антверпене и заняла там третье место. В 1930-е и 1940-е чехословаки были одной из самых сильных команд Европы и мира. В 1938 году, кстати говоря, в матче за третье место они обыграли сборную фашистской Германии со счётом 3:0. Правда, спустя год сильнейший чешский клуб ЛТЦ по независящим от него причинам — из-за Мюнхенского сговора — стал чемпионом уже не Чехословакии, а так называемого протектората Богемии и Моравии и сохранял свой титул в 1940, 1942, 1943 и 1944 годах. После того как сборная оправилась от удара, нанесённого ей спецслужбами, чехи зарабатывали бронзу чемпионатов мира в 1955, 1957, 1959 годах, а 1961-м обошли сборную СССР, заняв второе место, сыграв вничью 1:1 с канадцами, получившими золото.

1960-е — эпоха триумфа советской школы, много позаимствовавшей у чехов (в 1948 году игроков ЛТЦ поразило, что русские не умели отрывать шайбу ото льда, а их вратари — ловить её в ловушку, зато, наученные русским хоккеем, носились на диких скоростях), стала периодом противостояния СССР, ЧССР и Швеции (не считая наезжавших канадских любительских команд). Чешские фамилии вошли в советский хоккейный фольклор. Где-то в начале 1970-х родилась знаменитая поговорка: «Проснулся я рано утром. Во рту сухи, в глазах черны. Надел на себя кохту, сунул в рот бублу и поспишил в магазин». Ян Сухи — один из ключевых защитников, много раз входивший в символическую сборную мировых первенств, Йозеф Черны — нападающий, который дебютировал в сборной ЧССР в конце 1950-х и доиграл до начала 1970-х, Иржи Кохта — нападающий, Франтишек Поспишил — защитник, оба начали играть в конце 1960-х, Иржи Бубла — нападающий, дебютировавший в 1971-м.

Ну а другая поговорка отражала иную проблему и была чрезвычайно политизирована: «У СССР две проблемы — Даманский и Недомански». Вооружённый конфликт на границе с Китаем, унёсший жизни 58 советских военнослужащих, приравнивался тем самым к хоккейным сражениям. И на этом эпизоде стоит остановиться подробнее, потому что чехословацкая сборная стала стороной в холодной войне внутри социалистического лагеря. И, пожалуй, единственным оружием, которым чехи могли отомстить Советам за вторжение в августе 1968 года.

На чемпионате мира в Стокгольме чехи заняли третье место после СССР и Швеции. Но зато результат их встреч с советской командой — 2:0 и 4:3. «Вы нам танки, мы вам — бранки (шайбы)!» Это была страшная месть за 1968-й год.

Но ещё до вторжения, в самом начале Пражской весны, чехословацкая сборная вдохновенно сыграла на чемпионате мира — 1968, проиграв СССР со счётом 5:4 и заняв второе место. Свидетели событий утверждают, что позитивный настрой сборной был связан именно с обнадёживающими общественными переменами.

21 марта 1969 года в Стокгольме чехи обыграли мощную советскую сборную, за которую играли блестящие тройки Викулов — Мальцев — Фирсов, Михайлов — Петров — Харламов (потом разлучённые на время), Зимин — Старшинов — Якушев, а в защите блистали Рагулин и Лутченко (которого многие потом ставили выше Бобби Орра). На 33-й минуте счёт открыл Сухи, а на 47-й шайбу забросил Черны, заложив основу той самой поговорки: «Во рту сухи, а в глазах черны». Капитаном был знаменитый Йозеф Голонка, играли братья Голики, в воротах стоял знаменитый Владимир Дзурилла, в нападении блистал тот самый Вацлав Недомански. В 1972 году на Олимпиаде в Саппоро он, по одной версии, плюнул в лицо Мальцеву, по другой — бросил шайбу в Чернышёва. Сам же Недомански вспоминал, что он жёстко припечатал к борту Якушева (которого канадцы называли Як-17, а Недоманского — Большой Нед) у скамейки запасных советской сборной и был обложен Тарасовым матом. Разозлившись, он ударил ни в чём не повинного, неизменно олимпийски спокойного Чернышёва…

Кстати, по одной из версий, изложенной в биографии Мальцева, написанной Максимом Макарычевым, именно поведение Анатолия Владимировича Тарасова, «провоцировавшего» чехов, стало последней каплей, за которой последовало отстранение тандема Тарасов — Чернышёв от сборной перед чемпионатом мира — 1972 в Праге. Версия эта выглядит более чем правдоподобно: это была просьба Густава Гусака, высказанная им лично Леониду Брежневу, который прекрасно помнил эпизод мая 1969 года, когда Тарасов сломал ему удовольствие от хоккея, уведя ЦСКА с площадки.

В пользу правдоподобия этой версии говорит и тот факт, что советское политическое и спортивное руководство, учитывая напряжённый характер отношений ЧССР и СССР, и не только на хоккейных площадках, ставило советским хоккеистам задачу играть с чехами максимально корректно. В наборе широко разошедшихся открыток, где представлялась сборная СССР — чемпион московского чемпионата мира — 1973, запечатлены Виктор Кузькин и Вацлав Недомански в знаменитой тёмно-синей форме сборной ЧССР, обменивающиеся вымпелами. Фотография сопровождена политкорректной подписью: «Как бы остро и напряжённо ни проходили матчи в Саппоро и в Москве, они всегда завершались крепким дружеским рукопожатием». Ну да, строго после того, как Недомански толкнул тренера сборной страны-супостата…

В 1976-м, когда на турнире на приз газеты «Руде право» мощный защитник, знаменитый номер два советской сборной, Александр Гусев слишком жёстко припечатал к борту чешского коллегу, разбор команде и самому Гусеву устраивал лично Сергей Павлов, многолетний «министр спорта» — председатель комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР, в прошлом — «румяный комсомольский вождь». «Играть не будете!» — бросил Павлов в сердцах Гусеву, который после бронзы советской сборной на чемпионате-1977 действительно перешёл в финальную стадию своей долгой карьеры, но скорее по возрасту: в 1978—1979-м он доигрывал в СКА (Ленинград). Павлов, впрочем, тоже «доигрывал» свою карьеру в не слишком престижных местах — послом в Монголии и Бирме…

Шайба, заброшенная защитником Яном Сухи с подачи Ярослава Голика на 33-й минуте матча 21 марта 1969 года, имела, разумеется, символическое значение. Это был первый гол — гол в широком, в том числе политическом, смысле, — забитый в ворота оккупантов. Мало того что сама по себе игра, как и большинство матчей СССР — ЧССР, отличалась необычайным напряжением и была практически равной, о чём свидетельствует статистика бросков в створ ворот, чехи выполняли установку на победу над сборной Советского Союза любой ценой. Радовались они так, как будто выиграли в ретроспективе и перспективе все чемпионаты мира, вместе взятые. Характерно, что Вацлав Недомански на радостях ударил ворота Виктора Зингера и сдвинул их, что-то крикнув советскому вратарю, а Ярослав Голик с размаху шарахнул по верхней перекладине и фактически ткнул клюшку в маску голкиперу, явно едва удержавшись от физического контакта. И тоже не без слов. Бедный Зингер ответил за советских лидеров, за советских танкистов, за унижение чехословаков.

А настрой на победу, даже если абстрагироваться от высочайшего уровня игры, у чехов был мощный. Это была уже не спортивная злость. Милан Кундера, «Невыносимая лёгкость бытия»: «Прага неузнаваемо изменилась: на улицах он встречал других людей, чем когда-то. Половина его знакомых эмигрировала, а из той половины, что осталась, ещё половина умерла. Этот факт не будет зафиксирован ни одним историком: годы после русского вторжения были периодом похорон». Таков был эмоциональный и психологический фон хоккея с чехами.

Как относились к политической подоплёке игр с чехами игроки нашей сборной?

Среди них, разумеется, не было диссидентов. Как, впрочем, не были диссидентами и хоккеисты ЧССР — они всего лишь выражали доминирующие среди чехов и словаков настроения после ввода советских войск. Из той блестящей плеяды хоккеистов на Запад стремился и в итоге там оказался в 1974 году Недомански — он играл в Detroit Red Wings. Это уже потом, много позже, случился побег братьев Штястны, тоже, как и Недомански, звёзд, строго говоря, словацкого хоккея. Петер Штясны получил предложение уехать за океан ещё в 1976 году, но его мечтой было играть за сборную, которая в то время громила всех подряд, включая «красную машину» Виктора Тихонова. (Тогда в сборной ЧССР играли Петер и Мариан, а Антон Штястны присоединился к национальной команде в 1979-м.) В 1980-м Петер и Антон, связавшись с канадскими скаутами, заявили о своём запоздалом согласии играть в Северной Америке. Мариан, который, будучи отцом троих детей, не имел возможности оставить членов своей семьи заложниками, мог лишь позавидовать братьям, надевшим синие свитера Quebec Nordiques (бывшей команды ВХА, которая после распада лиги играла в НХЛ). На следующий год братья воссоединились в Квебеке. Петер Штястны потом будет удостоен самой высокой для хоккеиста чести — избрания в Зал хоккейной славы.

Наши игроки, которые тогда и помыслить не могли о том, чтобы играть где-то ещё, кроме СССР (только у тренеров были шансы уехать куда-нибудь в Финляндию или Японию, да и то уже в более поздние времена), могли себя ощущать только солдатами, выполняющими приказ, причём приказ высшего руководства страны. В сборной были парторг (Петров) и комсорг (Третьяк), костяк команды составляли хоккеисты ЦСКА, то есть офицеры. За победы полагались высокие правительственные награды, вплоть до орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. В том числе и прежде всего за игры с чехами. (Хотя и чехословацкие спортсмены получали ордена и медали разных достоинств — социалистический подход к спорту никто в этой стране не отменял.)

Что вообще могли думать о чехословацких событиях или совсем молодые ребята, рекрутированные из провинциальных моногородов, или опытные бойцы, воспитанные идеологизированным Тарасовым? Что могли думать о противостоянии с чехами спортсмены, чьё детство пришлось на 1950-е годы или в крайнем случае на начало 1960-х, молодые люди, которые получали от партии и правительства всё — от квартир и машин до орденов, званий и всесоюзной славы? Их воспитывали советская семья, школа, улица, тренеры. Единственным «диссидентством» для них был алкоголь и гулянки — а как ещё могли развлекаться люди, большую часть времени заточённые на спортивных базах? У них была простая и внятная мотивация — защищать честь и славу Родины. «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот!» — это же были слова не с пустой семантикой. На предложение поиграть за рубежом за деньги в те годы они могли ответить только так, как футбольный голкипер Антон Кандидов из «Вратаря республики» Льва Кассиля: голкипера сватали в сборную Ватикана за сто тысяч лир жалованья: «Ах ты, зараза! — заорал Антон. Он бешено колотил себя в грудь и топал ногами. — На бога, на папский паёк меня берёшь!.. Ты всерьёз сторговать меня хочешь?!»

Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.
Холодная война на льду — 2Даже иные соблазны не могли взять за живое советского спортсмена. Так, в 1966-м на Олимпиаде в Любляне (она же чемпионат мира — тогда они были совмещены) Александр Рагулин отверг сексуальные притязания некоей миллиардерши, обезумевшей от созерцания гренадерской комплекции защитника, и предпочёл провести вечер с товарищами по команде. Правда, даже если бы ему пришло в голову позабавиться с миллиардершей, компетентные органы нашли бы способ отлучить его от хоккея и от армии, и никто бы не посмотрел на то, что это лучший защитник страны.

Характерно, что Вячеслав Старшинов написал в 1970-е диссертацию на тему «нравственного долга и ответственности спортсмена». Тут не до шуток — это были не просто слова, а действительно предмет для исследования хоккейной мотивации. К тому же как поэт в России больше, чем поэт, так и команда в СССР была больше, чем команда. Даже тактика советского хоккея строилась на коллективизме. Тарасов обосновывал это теоретически и, в частности, в книге «Совершеннолетие», написанной после чемпионата мира в Вене 1967 года, отмечал: «Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остаётся в тени (особенно в глазах неквалифицированных зрителей), и потому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хороший, добрый характер. Кто, перефразируя Константина Сергеевича Станиславского, любит не себя в хоккее, а хоккей в себе.

Первые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймёт, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шайбой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде…
Холодная война на льду — 3Я твёрдо убеждён, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу».

Это уже потом именно канадский хоккей «развратит» советских хоккеистов. Причём не идеологически: они просто захотят попробовать себя в другой хоккейной рамке — это не менее сильная мотивация, чем долг советского офицера и любовь к родине. Парадокс состоял в том, что едва ли не первым, кто задумался о карьере в НХЛ, был человек, ставший витриной советского хоккея, — Третьяк. Считается, что сравнительно раннее окончание его карьеры было вызвано именно тем, что его не пустили играть в Северную Америку.

Юрий Трифонов был необычайно увлечён спортом. Писал для разных изданий спортивные очерки, почти двадцать лет состоял членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт». Очень романтично писал о футболе.
Холодная война на льду — 4В общем, находясь на льду, наши хоккеисты вряд ли думали о справедливости или несправедливости вторжения. Они видели перед собой злую, сильную, замотивированную команду, которую тем более надо было победить. Опыт таких игр психологически должен был помочь справиться с канадцами, где к сугубо спортивным эмоциям добавлялась ненависть к идеологическому противнику, покусившемуся на авторские права на хоккей с шайбой.

[Андрей Колесников]

среда, 15 июня 2011 года, 13.37

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года

Тренер советской сборной Всеволод Бобров // РИА Новости

Организация серии на финишной прямой: функционеры с обеих сторон, Андрей Старовойтов и Алан Иглсон, плетут кружева интриг; Гарри Синден собирает сборную; скандал вокруг Бобби Халла: президент НХЛ не пускает его в сборную Канады, несмотря на просьбу премьер-министра Трюдо; в середине августа канадцы приступают к тренировкам в Торонто; к суперсерии наконец всё готово и… Жак Плант появляется в раздевалке советской сборной…

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16, 28 апреля и 17
Бобби Халла, перешедшего из НХЛ в ВХА за миллион долларов аванса (увеличенный чек – на снимке), не пустили играть с русскими. Это стало для него самым большим разочарованием в карьере.

3 сентября 1972 года было солнечным днём — таким, каким бывает в средней полосе России роскошное бабье лето, оправдывающее безысходную серость и слякоть последующих долгих, тонущих в ранних сумерках недель. 1 сентября, пятница, тоже было отмечено солнцем и даже, пожалуй, отсутствием рассветных заморозков, того самого, пастернаковского, ощущения: «…был утренник, сводило челюсти». 1972-й оказался последним годом, когда первоклашек облачали в мышиного цвета пиджаки и брюки, — уже приближалась эра синих костюмчиков с эмблемой книги на рукаве, которую было принято нещадно разукрашивать шариковой ручкой. Мы с моим лучшим другом, будущим спортивным комментатором канала «НТВ-Плюс» Мишей Мельниковым, жались друг к другу в возбуждённой толпе незнакомых ребят, уворачиваясь от развесистых гладиолусов. Едва ворвавшись в класс, мы ухитрились сесть вместе, заняв место чуть ли не в первом ряду. Но спустя несколько минут были разлучены ради соблюдения гендерного баланса — нас посадили с девицами.

Что происходило на следующий день, в памяти не осталось. А в воскресенье был хоккей, по экрану чёрно-белого телевизора «Темп» сновали фигурки хоккеистов, которые потом переселились в альбом для рисования. Харламов, Третьяк, Кларк, Фил Эспозито — четырёхтактный пароль, открывавший школьную эру, насыщенную морозами, пробами льда, оставлявшими синяки шайбами, сменой с хрустом ломавшихся клюшек ЭФСИ, небезопасными побегами Мельникова на электричке в Калининград почему-то для просмотра матчей игравшего в хоккей с мячом тамошнего «Вымпела» (хотя вполне можно было ограничиться близлежащим стадионом «Фили» с одноимённой командой).

Перед самой игрой, 3 сентября, в воскресенье, я, валяясь на полу, вяло дёргал за головы футболистов из настольного футбола — одна команда была красной, другая синей. «Спартак» — «Динамо», натурально. Ну или ЦСКА.

Словно бы ветром принесло лозунг эпохи: «Развеян миф о непобедимости канадских профессионалов». Мы рождены, чтобы сокрушать их мифы.

Трансляция была не прямой — игра состоялась поздно ночью по московскому времени, 2 сентября по канадскому календарю. Но ни одна живая душа в стране, кроме дипломатов, служивших в государствах вероятного противника, руководства страны и спортивного начальства, не знала о том, что наши не просто победили, а что-то там «развеяли». И Харламов теперь звезда по обе стороны Атлантики.

Фил Эспозито провёл день перед игрой, несмотря на упрёки своего брата Тони, в постели с любимой женщиной по имени Донна, которая потом станет его второй женой, что не повлияло на качество его игры — он-то и забросил первую шайбу, но и не помогло команде.

Канадцы были настроены на быструю и впечатляющую победу. Наши были эмоционально ошеломлены их напором и одновременно — технически — размерами канадского типа площадки, к которой они не успели адаптироваться…

Почему-то считается, что Тарасов не рвался играть с профессионалами. Даже открытые источники — его собственные книги — свидетельствуют ровно об обратном. Повторимся: игры со сборной НХЛ должны были стать венцом его карьеры, доказательством преимуществ советского хоккея и советского строя. К ним он готовил лучших своих питомцев — от Фирсова до Третьяка, наигрывал тактические схемы, пробовал и тасовал тройки и пятёрки, экспериментировал, вводя в хоккей понятие полузащитника. (Один из его экспериментов своим следствием имел тот факт, что даже в суперсерии-1972 Михайлов и Петров играли без Харламова: в сезоне-1971/1972 Тарасов в ЦСКА разбил наигранную тройку, заменив Харлама Юрием Блиновым, а Харламов с Владимиром Викуловым стал нападающим в пятёрке, где появились полузащитники — Геннадий Цыганков и Анатолий Фирсов; на чемпионате мира — 72 и в суперсерии Харламов играл в сборной с Викуловым и Мальцевым, но сразу после игр с канадцами великая тройка была восстановлена в правах.)

Первые советские хоккеисты были вполне себе «гармонически развитыми личностями». Родом из дворов, они летом играли в футбол, а зимой — в русский и канадский хоккей. Тот, кто катался с клюшкой на льду, поймёт, какая это соковыжималка и превосходная физическая подготовка. После хоккея с мячом, имеющего дело с полем, которое в связи с его размерами хочется назвать «русским», а хоккеиста — «хилым колоском», тогдашний канадский хоккей мог показаться увеселительной прогулкой. Площадки для хоккея с шайбой так и остались в России большими по размеру, чем в Канаде…
Холодная война на льду — 3

Запрет президента Международной хоккейной ассоциации Джона Ахерна на участие профессионалов в чемпионатах мира (а значит, по факту и в Олимпийских играх) мешал реализации планов Тарасова. Его невольным союзником стал Пьер Трюдо, который сказал во время официального визита в Москву в 1971-м: «Давайте позволим нашим лучшим игрокам сыграть с вашими лучшими — без всяких предварительных условий». Историк хоккея Майкл Маккинли пишет, что одним из тех, кто в начале 1972-го стал активно лоббировать организацию серии, был дипломат Гэри Смит, по совместительству игрок любительской команды Moscow Maple Leafs, естественно, названной так в честь второго после Canadiens легендарного клуба — «Кленовых листьев» из Торонто, игравших ту же роль, что «Спартак» или «Динамо» по отношению к ЦСКА.

Примечательно, что в партнёры по переговорам Смит взял не кого-нибудь, а Бориса Александровича Федосова, выдающегося спортивного журналиста, председателя Федерации футбола СССР (с 1973 по 1980 год), куратора турнира на приз «Известий», неизменно проводившегося под эгидой газеты с декабря 1969 года, автора несмываемого знака эпохи — снеговика с вратарской клюшкой. Канадский дипломат продемонстрировал известинцам фильм о финале Кубка Стэнли между Montreal и Chicago. «Когда они смотрели на Бобби Халла, — с усмешкой вспоминал Смит, — они думали, что фильм прокручивается в ускоренном темпе». Правда, чуть позже канадцам придётся признать: Харламов — такой же быстрый, как Курнуайе, только обводка у него много лучше…

В апреле 1972-го, во время чемпионата мира в Праге, официальные лица с обеих сторон договорились о том, что серия будет проведена. К этому времени Тарасов уже не был тренером сборной. С советской стороны над организационными вопросами работал в том числе ответственный секретарь Федерации хоккея СССР, бывший хоккейный судья и игрок ЦДКА Андрей Старовойтов. Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не мог простить Тарасову «отставки» из ЦДКА. Месть — это блюдо, которое подают холодным. И вот спустя более чем два десятилетия уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной.

Как раз советский спортивный функционер и не был-то большим сторонником серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон (достаточно сказать, что подзаголовок книги Расса Конвея о нём звучит так: «Алан Иглсон и коррупция в хоккее»).

В интервью журналисту Всеволоду Кукушкину Иглсон говорил: «В 1969 году я приехал в Швецию на чемпионат мира. Я был ярым канадским болельщиком, и меня задевало, что на мировых первенствах регулярно побеждала советская команда. На том турнире в составе нашей сборной играли Кен Драйден, Уэйн Стивенсон и ещё семь хоккеистов калибра НХЛ, но мы заняли лишь четвёртое место. Именно тогда и начались переговоры с русскими о серии матчей с командой НХЛ. Шли они довольно долго, но в итоге закончились успехом.

Я не хотел, чтобы в серии было чётное количество матчей. Предложил сделать так, как в розыгрыше Кубка Стэнли, — определять победителя в серии из семи поединков, но Андрей Старовойтов настоял на восьми. Нам было всё равно, где начинать, — полагали, что без особого труда возьмём верх в семи из восьми матчей. И когда Андрей предложил начать серию у нас, мы согласились».

Иглсон обладал потрясающей пробивной силой и талантом переговорщика. А говорить ему пришлось и с хозяевами клубов, и с самими игроками, которых интересовала не только патриотическая и чисто хоккейная составляющая серии, — они хотели заработать. Но, кстати говоря, и он хотел заработать. И хотел этого четверть века — всё то время, что возглавлял Ассоциацию игроков НХЛ, своеобразный профсоюз и пенсионный фонд в одном флаконе. Это в результате сгубило и его самого, и его репутацию. Но об этом чуть позже.

Советская сборная уже методично тренировалась, уже прошли командные сборы на летних базах, а у канадцев ещё конь не валялся. В июле Алан Иглсон позвонил Филу Эспозито. И между ними произошёл следующий разговор:

— Мы собираем команду Канады, чтобы играть с русскими.

— Будет ли играть Бобби Кларк?

— Мы ещё не уверены. Мы даже не уверены в том, что будем играть. Я хотел только дать тебе знать, что мы были бы очень рады, если бы ты и твой брат согласились играть в команде.

Конечно, Иглсон хитрил. Во-первых, всё уже было договорено. Во-вторых, у сборной был старший тренер — Гарри Синден, который тренировал команду Boston Bruins как раз тогда, когда именно в ней восходила звезда Эспозито. (Он же был в 1958 году капитаном Whitby Dunlops, которая представляла Канаду на чемпионате мира в Осло, где канадцам достались золотые медали. То есть Синден играл против команды Тарасова. Показательна разница шайб, с которой канадцы закончили турнир: 82 заброшенных при 6 пропущенных!) Больше того, под руководством Синдена «медведи» стали обладателями Кубка Стэнли.

Ещё в июне тренер договорился с монреальскими звёздами Курнуайе, Трамбле, братьями Маховличами и Драйденом, что они присоединятся к сборной. (Драйдену, очному студенту-правоведу, до этого нужно было ещё сдать экзамены в Университете Макгилла.) Иглсон просто не хотел отвечать на вопросы человека, который очень быстро станет неформальным лидером сборной Канады, вопросы, касавшиеся финансовой составляющей, заработков игроков серии и отчислений в пользу ветеранов НХЛ. На последнем обстоятельстве Иглсон делал особый акцент, подчёркивая, что заработанное пойдёт в помощь энхаэловцам-пенсионерам. И это же обстоятельство стало формальным поводом для того, чтобы не взять в команду мощнейших игроков, которые перешли в только что созданную лигу-конкурент — ВХА. И речь шла не только о Бобби Халле, но и, например, о Джерри Чиверсе, блестящем вратаре, который два года спустя будет защищать ворота сборной ВХА в серии игр со сборной СССР.

— Это команда Канады, а они не будут играть? Тогда и я отказываюсь, — говорил Эспозито.

Серия сделала Фила Эспозито самым узнаваемым хоккеистом по ту сторону океана и подлинным героем Канады. Но не принесла существенных доходов. Мало того, что он и его брат Тони вынуждены были закрыть свою хоккейную школу. Даже права на трансляцию игр, а значит, и на доходы от неё были у Алана Иглсона и его клиента, лучшего клиента, выдающегося защитника Бобби Орра, который не смог участвовать в матчах из-за травмы колена. Пройдёт время, и Иглсон «кинет на деньги» уже самого Орра. Да и вообще всё кончится для выдающегося хоккейного менеджера плохо — он даже отсидит несколько месяцев в тюрьме. А главное — его исключат из Зала хоккейной славы, куда он вошёл именно за выдающиеся менеджерские заслуги перед канадским хоккеем.

Особенно звонким оказался скандал с Бобби Халлом. Причём Иглсон был не главной фигурой — он уступил это право Кларенсу Кэмпбеллу (читатель ранее уже имел возможность ознакомиться с другим сюжетом — скандалом по линии Кэмпбелл — Ришар). Именно президент НХЛ наотрез отказался пустить в сборную Канады перешедших в ВХА уже упомянутых Халла, Чиверса, а ещё Жан-Клода Трамбле и Дерека Сандерсона (всего из НХЛ перебежало 66 игроков). Все упомянутые хоккеисты получили приглашение от Синдена войти в сборную ещё в июне.

Позируя 28 июня 1972 года в Виннипеге с увеличенным в разы чеком на 1 млн долларов (беспрецедентный для хоккея аванс), Бобби Халл, Золотая Ракета, присоединившаяся к «Виннипегским ракетам», ещё не знал, что его не пустят играть за Канаду.

Причины были более или менее ясны. Появление Халла в ВХА резко поднимало престиж лишь год тому назад образованной лиги и создавало реальную конкуренцию НХЛ. Кроме того, гигантский гонорар звезды — 2,75 млн долларов за десятилетний контракт с Виннипегом (Халлу в то время было уже 33 года) — разрушал ценовой консенсус, который сдерживал «инфляцию» в НХЛ. Когда Золотая Ракета благодарил коллегу Уэйна Кэшмена, доставшего ему четыре билета на ванкуверский матч суперсерии-72, и спросил, чем он может отблагодарить несостоявшегося партнёра по сборной Канаде, Кэш ответил Халлу: «Это я тебя должен благодарить. Моя зарплата утроилась благодаря тебе!»

Интересы владельцев и менеджеров НХЛ входили в противоречие с интересами Канады. Что поделать — гримасы капитализма! Вокруг Халла, этого мужчины с обаятельной улыбкой, рыжими бакенбардами и простым, можно сказать, русским лицом, делающим его похожим на тракториста из подмосковного совхоза «Путь Ильича», разгорелась настоящая война. Легендарная «девятка» Chicago Black Hawks, десять лет на высочайших скоростях пересекавший ледовые арены Северной Америки с профилем индейца на груди и скрещёнными томагавками на плечах, в глазах руководства НХЛ предал интересы лиги. А Халл просто действовал в логике любого игрока-профессионала — клонившаяся к концу карьера была внезапно ознаменована новым поворотом и беспрецедентными деньгами. Кто же от такого отказывается? И при этом он очень хотел играть в суперсерии. Отказ в приёме в команду, по его собственному признанию, стал «величайшим разочарованием во всей карьере».

Газета Toronto Star затеяла кампанию давления на Кэмпбелла под лозунгом «В Россию с Халлом» (To Russia with Hull), пародировавшим известное «из России с любовью» (From Russia with love). В адрес президента НХЛ сыпались «письма трудящихся» с одинаковым текстом, составленным в крупнейшей газете провинции Онтарио, она же одна из популярных газет страны: «Я хочу, чтобы Бобби Халл играл за Канаду. Пожалуйста, сделайте всё, что в ваших силах, чтобы это произошло. Мы годами ждали серии Россия — Канада, и будет несправедливо, если мы не выставим на лёд свою лучшую команду. В традициях НХЛ, чтобы на льду находились лучшие игроки. Почему бы не применить то же самое правило к Канаде?»

Премьер-министр Трюдо послал Кэмпбеллу телеграмму, в которой вежливо, но твёрдо намекал на то, что присутствие Халла в сборной отвечает интересам Канады. Управляющий Национальной хоккейной лигой невозмутимо ответил, что премьера «ввели в заблуждение». Иглсон потом оправдывался, понимая, что позиция Кэмпбелла не могла быть популярной: мол, у него был выбор — отменить серию или «отменить» Халла. Было выбрано наименьшее зло. Пожалуй, он не преувеличивал. Два упёртых юриста — Кэмпбелл и Иглсон — поставили под удар саму возможность столь ожидавшихся по обе стороны океана игр.

Интересы большого бизнеса и не меньшего размера обида победили интересы страны. А Халл получил возможность сыграть с русскими в 1974-м. И всю жизнь гордился тем, что из всех североамериканцев он забросил наибольшее число шайб Третьяку.

14 августа сборная НХЛ, она же сборная Канады, была собрана под началом тренера Гарри Синдена в Торонто, чтобы начать тренировки в Maple Leafs Garden. За две недели было нелегко наиграть сборную, создать из ярких индивидуальностей команду, вдохнуть в этот конгломерат профессионалов-индивидуалистов командный дух. Из троек только одна была по-настоящему сыгранной — Вик Хэдфилд, Жан Рателль, Род Жильбер из New York Rangers. Её называли GAG Line, где GAG расшифровывалось как goal-a-game, гол за игру. Точнее, ни одной игры без гола — ни дня без строчки. (Чуть позже возникшая тройка Rangers называлась Mafia Line — итальянец, «крёстный отец», Фил Эспозито и два «дона» — Дон Молони и Дон Мардок.) Советские «разведчики» — Борис Кулагин и Аркадий Чернышёв — побывали на тренировках канадцев. Спортивный журналист Дмитрий Рыжков писал: «Мне довелось тогда беседовать с Чернышёвым и Кулагиным. Оба с улыбкой рассказывали о тренировках сборной НХЛ — мол, у нас даже детские команды тренируются с большей нагрузкой. Посмеялись над режимом дня энхаэловцев — после тренировки все куда-то разъезжаются».

Характерно, что Вячеслав Старшинов написал в 1970-е диссертацию на тему «нравственного долга и ответственности спортсмена». Тут не до шуток — это были не просто слова, а действительно предмет для исследования хоккейной мотивации. К тому же как поэт в России больше, чем поэт, так и команда в СССР была больше, чем команда. Даже тактика советского хоккея строилась на коллективизме.
Холодная война на льду — 5

С противоположной стороны — канадской — царили не только шапкозакидательские настроения. Многие из игроков серьёзно волновались. В их числе поигравший со сборной СССР Кен Драйден. Гарри Синден, прославившийся своей необычайной подвижностью за скамейкой запасных, клетчатым пиджаком и сильно расслабленным галстуком, признавался одному из журналистов: «Я дьявольски нервничаю. Больше всего меня беспокоит скорость, с которой они играют». И это несмотря на то, что тренеры-«разведчики» с другой стороны Боб Дэвидсон и Джон Маклеллан (главный скаут и главный тренер Toronto Maple Leafs), наблюдая 22 августа 1972 года в Ленинграде за тренировочной игрой сборной и ЦСКА, остались разочарованы уровнем советских хоккеистов и особенно голкипера Третьяка, схлопотавшего восемь шайб. Кто ж знал, что Третьяк был расслаблен из-за предстоявшей на следующий день свадьбы, а предыдущим вечером он отмечал с друзьями-хоккеистами грядущее бракосочетание. К тому же он стоял в воротах практически второго состава ЦСКА, против которого играл, в сущности, первый состав этой же команды, почти в точности совпадавший со сборной СССР (устоявшаяся шутка тех лет квалифицировала сборную как «ЦСКА + Мальцев»).

Кулагин внимательно изучал тренировки канадцев, Бобров отсматривал игры плей-офф НХЛ 1971 и 1972 годов. Советские хоккеисты тоже дико волновались, но были лучше готовы. Как минимум физически. Хотя и это обстоятельство Синден учёл. В книге «Хоккейное представление» (публиковавшиеся в СССР в «Комсомолке» фрагменты почему-то метились как «Хоккейное откровение») он писал: «Джон Фергюссон (второй тренер, бывший игрок Canadiens) и я решили создать наступательную команду… решили взять в команду тех хоккеистов, которые летом не прохлаждались, а работали в тренировочных лагерях… А во-вторых, тех, кто более всего подходил для наступательного хоккея. Нашей взрывной силой должны были стать Эспозито, Фрэнк Маховлич и Курнуайе… Хотя они тренировались вместе только 17 дней и по-настоящему ещё не сыгрались, парни были уверены в своих силах». За последний сезон в НХЛ упомянутые звёзды забросили на троих 156 шайб!

Доминирующим настроением было требование быстрой и разгромной победы Канады во всех восьми матчах. Репортёр Globe and Mail Дик Беддаз пообещал «съесть свою колонку при полной луне с тарелкой борща на ступеньках советского посольства». В колонке, разумеется, прогнозировалось поражение сборной СССР. Во всех восьми матчах. Тренировка сборной Советского Союза в Монреале дезориентировала публику — наши, возможно, специально тренировались спустя рукава. Канадцы же на разминке в день игры, наоборот, продемонстрировали всё, на что были способны, — в качестве акции устрашения.

Серия, впрочем, могла в очередной раз сорваться. Канадец, чья машина пострадала в Праге во время вторжения советских войск в Чехословакию, требовал возмещения ущерба. В качестве обеспечения судебного вердикта квебекский суд арестовал экипировку советской сборной. И тут снова историческую роль сыграл Алан Иглсон, который сквозь тернии и звёзды, сопротивление тренеров и правительств, причуды Кэмпбелла и капризы игроков пробивал начало суперсерии. Утром 2 сентября, за несколько часов до матча века, он заплатил из своих личных денег злосчастные 1889 долларов 00 центов канадскому сутяжнику. Причём прямо в лобби Queen Elizabeth Hotel, где с комфортом разместилась советская сборная, которой предыдущим вечером устроили коллективный просмотр «Крёстного отца» Фрэнсиса Форда Копполы.

В этот жаркий выходной день, 2 сентября, субботу, традиционное время для Saturday Hockey Night, в монреальском «Форуме», где, кстати, не было кондиционеров, всё было готово к исторический встрече лучших канадских и советских хоккеистов.

В раздевалке советской сборной внезапно появился в сопровождении переводчика… Жак Плант, легендарный вратарь, в свои 43 года продолжавший карьеру в Maple Leafs. Усевшись рядом с Третьяком и вооружившись мелом, Плант начал наглядно объяснять, как играют Эспозито, Маховлич и Курнуайе и что вратарь может противопоставить их мощи.

Возможно, многоопытный мастер, первый вратарь, надевший маску, просто пожалел юного коллегу, игравшего в смешной для канадцев «птичьей клетке» на голове. Ведь он, Жак Плант, тоже был уверен в победе канадской сборной. Во всех восьми играх.

Продолжение следует…

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn...na_ldu-7_23968
четверг, 7 июля 2011 года, 09.00

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года

Игрок сборной команды СССР по хоккею Валерий Харламов, 1972 год // Итар-Тасс

Суперсерия сделал вратарей знаменитыми по обе стороны океана; два быстрых гола канадцев — преждевременное разочарование в Третьяке; два фантастических гола Харламова оценены владельцем Maple Leafs в миллион долларов; шокирующий итог первой игры подводит газета Globe & Mail: «Канада оплакивает хоккейный миф».

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16, 28 апреля, 17 мая и 15 июня.


Изображение, может быть, и нечёткое. Зато оно запечатлело момент, когда 2 сентября в монреальском «Форуме» 24-летний Валерий Харламов был представлен канадской публике. В тот же вечер, после окончания игры, вся Канада произносила эту фамилию без запинки и с нескрываемым восхищением.


Маска Джерри Чиверса, который сыграет с русскими в 1974 году, — символ уязвимости хоккейного вратаря.

Парадокс состоял в том, что едва ли не первым, кто задумался о карьере в НХЛ, был человек, ставший витриной советского хоккея, — Третьяк. Считается, что сравнительно раннее окончание его карьеры было вызвано именно тем, что его не пустили играть в Северную Америку.
Холодная война на льду — 5

«Вратарь — половина команды». Эту почти монтеневскую максиму любили повторять в 1970-е. При всей своей дидактической приглуповатости, она — почти правда. Вратари в первом же матче суперсерии вошли в историю. Владислав Третьяк слишком быстро пропустил две первые шайбы, зато во втором и третьем периоде оказался непробиваемым. Кен Драйден не справился с манерой игры русских, и красная лампочка зажигалась за его воротами семь раз. Правда, не всегда в этом была его вина — почти все голы были очень красивыми.

У меня была книга с фотографией Мальцева и Эспозито на обложке, тонированной в оранжевый цвет. Кен Драйден, «Хоккей на высшем уровне». С размашистым и странным, как руническое письмо, автографом Третьяка. Книга исчезла, и кто теперь вспомнит, куда она подевалась. Канула куда-то и другая книга — «Когда льду жарко» Третьяка. Я не столько любил её читать, сколько разглядывал фотографии. Третьяк был вообще главным человеком в жизни, потому что я хотел стать вратарём, носить на спине № 20, странный для голкипера, который всегда № 1, расчищать коньками вратарскую зону, как он, постукивать клюшкой по штангам и по щиткам, быть во всём на него похожим, включая причёску.

Кен Драйден тоже стал иконой. Памятником. Причём абсолютно роденовского масштаба. Всё из-за его манеры задумчиво опираться на клюшку во время остановок игры, разворачиваясь во весь свой немаленький рост.

Третьяк и Драйден уже были крупные ребята. Тогда это с вратарями случалось не слишком часто. Сегодня, ввиду ускорения полёта шайбы, приветствуются крупные вратари, способные закрыть телом большую часть ворот. А тогда шайбу ещё можно было поймать. Причём из стойки standup, а не из стойки butterfly, благодаря которой сегодняшние голкиперы всё больше напоминают механических людей или вратарей из настольного хоккея. И из которой так удобно падать в шпагат, в котором сегодняшние голкиперы в основном и пребывают большую часть времени, перекрывая растолстевшими за десятилетия развития хоккея щитками углы ворот. А раньше, в 1960-е, вратари летали из угла в угол, как пух из уст Эола, — невысокий Жак Плант, подвижный Джерри Чиверс, танцующий в створе ворот Терри Савчук. И в 1970-е вратарь мог быть совсем маленьким, как, например, Владимир Мышкин, — главное, чтобы он обладал тактическим чутьём и быстрой реакцией.

Вратарь в хоккее — это призвание и страсть. Вратарём в хоккее быть страшно. «Кирпичами в тебя кидаются», — определял положение вратаря в хоккее легендарный голкипер сборной СССР 1960-х Виктор Коноваленко. Один из американских журналистов говорил, как он случайно увидел торс Терри Савчука после тренировки. Это было, как он выразился, «поле сражения» — столько на нём сияло синяков разного цвета и ран. История вратарской маски и борьбы вратарей за маску вразрез с мнениями тренеров по поводу того, что они перестанут видеть шайбу, — это как история борьбы за всеобщее и равное избирательное право. До него надо было дожить, его надо было завоевать.

Лицо — самое уязвимое место вратарей, говорил знаменитый голкипер Гленн Холл, звезда 1960-х. Весельчак Джерри Чиверс не любил тренироваться. Однажды на тренировке Boston Bruins , где он играл, шайба попала ему в маску чуть выше глаза. Чиверс решил, что это достаточный повод пойти «страдать» в раздевалку. Гарри Синден, тренер Bruins эпохи расцвета этой команды, в жёстких выражениях вызвал его на лёд. Тогда Джерри нарисовал на маске рану с двенадцатью швами, демонстрируя, что было бы, если бы его лицо не было защищено. Это была невинная шутка. Но со временем его маска, на которой он отмечал все попадания шайбы в лицо, стала символом уязвимости хоккейных вратарей.

В раздевалке советской сборной внезапно появился в сопровождении переводчика… Жак Плант, легендарный вратарь, в свои 43 года продолжавший карьеру в Maple Leafs. Усевшись рядом с Третьяком и вооружившись мелом, Плант начал наглядно объяснять, как играют Эспозито, Маховлич и Курнуайе и что вратарь может противопоставить их мощи. Возможно, многоопытный мастер, первый вратарь, надевший маску, просто пожалел юного коллегу, игравшего в смешной для канадцев «птичьей клетке» на голове. Ведь он, Жак Плант, тоже был уверен в победе канадской сборной. Во всех восьми играх.
Холодная война на льду — 6

Маска — это ещё и боевая раскраска вратарей, есть в ней нечто языческое, апеллирующее к высшим силам. Чтобы не пропустить шайбу, чтобы шайба не убила. Психология вратаря — это психология одиночки в команде. Голкипер — самый одинокий и самый философски настроенный персонаж. Перед игрой Кен Драйден мог провести целый день в гостиничном номере, сосредотачиваясь и настраиваясь на матч. Представить себе нападающего или защитника в таком же заточении решительно невозможно. Лучшие книги изнутри хоккея написаны именно вратарём — Драйденом. Он из створа ворот вёл летопись команды. В книге «Игра» он увековечил легендарных Canadiens 1970-х.

«Молодой человек, где ваш мячик?» — спрашивал Тарасов Третьяка в столовой. Другие могли спокойно есть, а вратарь должен был ощущать что-то летящее в него всё время бодрствования.

Образ вратарей всегда размыт. В них есть загадка, потому что лица не видно. Видны только глаза — внимательные-внимательные. И лицо, когда вратарь снимает маску, почти всегда не соответствует представлениям о том, как может выглядеть голкипер.

Вратарь — талисман команды. Когда команда готовится вступить в игру, она собирается вокруг вратаря. После победных матчей полевые игроки устремляются к своему вратарю. В прежние времена была традиция качать голкипера. Во время пауз в игре полевые игроки похлопывают ободряюще вратаря по щиткам — он их тыл, надежда и опора. Не зря отбитые и пойманные шайбы по-английски называются saves — буквально «спасения».

Он же, вратарь, не должен переоценивать своё значение. Одной из заповедей Жака Планта было: «Никогда не критикуй полевого игрока, если он сделал ошибку. Твоя работа — исправлять ошибки».

…Кстати, участь вторых вратарей в сборной СССР почти всегда была незавидной — их заслонял авторитет Владислава Третьяка. До сих пор многие думают, что в суперсерии-1972, в которой Третьяк сыграл все восемь матчей, вторым вратарём был Александр Сидельников, наиболее частый и запоминающийся своей рыжей шевелюрой и специфической манерой игры сменщик выдающегося голкипера. На самом деле в сентябре 1972-го замещал Третьяка Владимир Шеповалов, голкипер СКА (Ленинград), в 1968 году приглашённый тренером Николаем Пучковым в Северную столицу из новокузнецкого «Металлурга». Шеповалов привлекался в сборную нечасто, но очень удачно отыграл четыре матча на чемпионате мира — 1972, пропустив всего две шайбы. (Пучков тогда был вторым тренером сборной, но из-за второго места на чемпионате был заменён Кулагиным.) В суперсерии он не сыграл ни одного матча. О Шеповалове сегодня, конечно, помнят как о звезде СКА первой половины 1970-х — он входил в состав 1971 года, когда ленинградцы завоевали бронзу чемпионата СССР. Но мало кто знает, что его карьера закончилась в новокузнецком «Металлурге», а жизнь — на том же меткомбинате, где он трудился в качестве простого рабочего и, по слухам, пьяный насмерть замёрз в сугробе, не дожив до пятидесяти…

Глазами вратаря 2 сентября выглядело так: «Когда в 19:15 мы вышли на лёд, я довольно сильно нервничал. «Форум» был словно наэлектризован. В зале не было ни одного свободного места. Всю разминку зрители приветствовали нас стоя, а когда на лёд вышли русские, зал, к моему великому удивлению, устроил им такую же овацию. Меня это потрясло. Я плотно сжал губы. Спина напряглась. Мною овладела решимость. Мне казалось, что я готов к бою» (Кен Драйден. Хоккей на высшем уровне).

Третий вратарь сборной Канады на суперсерии, Эд Джонстон из Bruins, наблюдая за Третьяком, говорил, что тот исповедует такой же «научный подход» к игре, что и Жак Плант. Но в первые минуты первого исторического матча серии научный подход и подражание Планту Третьяку не помогли. Канадцы забросили два быстрых, обескураживающе быстрых гола.

На самом деле разочаровывающей была самая первая шайба, заброшенная Эспозито на добивании. Уж очень нервозной была атмосфера. Георгий Рагульский, представитель советского спортивного чиновничества, стоявший на красном ковре перед игрой рядом с самим Трюдо, волновался так, что едва справлялся со своим лицом. Чего, впрочем, нельзя было сказать об одетых в одинаковые синие клубные пиджаки с нелепо яркими пуговицами Всеволоде Боброве, весёлом и доброжелательном, и Борисе Кулагине, спокойном, как статуя Будды. Они дружелюбно пожимали руки элегантным, как и основная часть публики в монреальском «Форуме» в этот вечер, Гарри Синдену и его помощнику Джону Фергюсону.

Тогда не высчитывали время владения шайбой, но после первого гола наши по этому показателю доминировали: до седьмой минуты, когда Хендерсон во второй раз распечатал Третьяка, в игру вступал, и вполне всерьёз, только Драйден. Игра вообще в первом периоде велась корректно, на очень низких скоростях, соперники приглядывались друг к другу, не слишком удачно играли в большинстве. Хотя после второй шайбы казалось, что с суперсерией всё ясно — канадцы сильнее.

Нюанс состоял только в том, что Бобров предупреждал команду — не паниковать, если пропустим быстрые голы. Никто и не паниковал, хотя в первом периоде совершенно потерялись самые техничные и яркие — Харламов и Мальцев. Отличились Петров с Михайловым и спартаковская тройка, особенно заметным, в том числе и благодаря габаритам, был Якушев. Первую шайбу забросил Зимин, вторую — на добивании, после того как Драйден парировал бросок Михайлова, — Петров. Это случилось за две с половиной минуты до конца первого периода. В игре произошёл очевидный перелом.

Психологическая разгрузка автоматически раскрепостила тайное русское оружие — Валерия Харламова.

Наш выдающийся форвард забросил за время всей суперсерии всего три гола. Потому что после того, как он в первой же игре отличился, причём необычайно эффектно, канадцы держали и прикрывали именно его, и Харламов зарабатывал очки результативными передачами. Персонально к нему был прикреплён Рон Эллис, потом Бобби Кларк повредил Харламову лодыжку, «вырубив» его до конца серии. (К этой истории мы позже ещё вернёмся.) И вообще, как говорил потом тот же Эллис, «этот уровень нашей агрессии был незнакомой территорией для русских».

Получается, что своими великолепными голами во втором периоде первой игры Харламов чуть ли не подписал сам себе приговор. Причём на долгие годы вперёд. За ним всегда велась самая настоящая охота. В шестом матче суперсерии 1974 года Харламов был просто избит защитником Риком Лэем. А когда в январе 1976 года во время очень грязной игры ЦСКА с самой жестокой командой НХЛ, задававшей моду на «жёстких парней», — Philadelphia Flyers — Харламова в очередной раз чуть не убили и он лежал на льду, будучи не в силах подняться от боли, Константин Локтев в знак протеста увёл команду с площадки. Мировому хоккею Валерий Харламов нужен был живой и непокалеченный. Тогда ЦСКА проиграл 1:4, потому что вернувшиеся на ледовую арену игроки были морально раздавлены невероятной грубостью Flyers.

Пока же, в монреальском «Форуме», накалявшемся от жары и духоты, игра шла относительно корректно, хотя даже во время этого матча был заметен своей немотивированной грубостью Бобби Кларк, который, правда, пока отыгрывался на Александре Мальцеве, блестяще ассистировавшем Харламову. Сам Мальцев, обладавший шикарной размашистой обводкой, был фактически выключен агрессией канадцев: они встречали его запрещёнными приёмами там, где он не привык их ожидать, играя в европейский хоккей. Было видно, что, в очередной раз поднимаясь со льда, Мальцев был даже не просто возмущён, а оскорблён — почему ему не дают играть красиво, как он привык?

Наверное, канадцы поняли, что у них проблемы, когда познакомились с мастерством Харламова. Второй ключевой проблемой стала игра взявшего себя в руки Владислава Третьяка. Канадцы не могли понять, как Харламов забросил эти две магические шайбы. Но они не могли найти ключа и к воротам Третьяка, который даже на колени не падал, когда они расстреливали его в упор. Словно прочитывал мысли канадцев на расстоянии.

Вот как об этом писал Кен Драйден в книге «Хоккей на высшем уровне», которая в оригинале называлась «Вбрасывание на высшем уровне»: «И вообще, сомневался ли кто-нибудь в том, что мы легко преодолеем сопротивление русских? В этом усомнился Валерий Харламов. Он играл на левом крыле первой тройки советской команды и двигался с неимоверной быстротой. Находясь у противоположного борта, он получил шайбу от Александра Мальцева. Ушёл от Рода Джилберта, обыграл Дона Оури. Совершенно неожиданно шайба проскакивает у меня между ног и влетает в ворота. Русские повели 3:2. И тут они стали играть с нами в «ну-ка, отними». Даже когда это нам удавалось и мы овладевали шайбой, её отбирал у нас Третьяк. Трое наших выходят против одного русского. Возможность сравнять счёт. Шайба попадает к Фрэнку Маховличу. Бросок. Третьяк накрывает шайбу. Гола нет. Потом Джилберт и Жан Рателль выходят вдвоём против одного защитника. Рателль пасует Джилберту. Третьяк чуть выходит вперёд и берёт шайбу. В середине игры Харламов с Мальцевым опять врываются по центру в нашу зону. Харламов начинает обходить одного из наших защитников (это был Род Силинг, партнёр Дона Оури. — А.К.). Неожиданно, не закончив обводку, он бросает шайбу. Я среагировал слишком поздно, и шайба мимо моей перчатки влетает прямо в сетку ворот. Русские ведут 4:2».

Когда Харламов забрасывал и первую, и вторую шайбу, казалось, что он гипнотизировал защитников и вратаря. И не только защитников, потому что своё движение — раскатку — он начинал, как правило, из зоны советской команды. Движения его были скупы и очень пластичны, никто не мог угадать, что он будет делать дальше, а скорость была столь велика, что раздумывать-то особо не приходилось — Харламов уже оказывался за спинами защитников. Не думаю, что в пропущенных голах есть вина Драйдена, — он просто не успевал понять, что произошло. Во втором случае он вообще не ждал броска.

«Его первый гол просто фантастичен! — писал о Харламове Гарри Синден. — Я увидел, как Эспозито и Маховлич пожимали плечами, глядя друг на друга, словно говоря: «Разве можно в это поверить?»

Удивительным образом история с двумя фантастическими голами повторилась два года спустя, в суперсерии-1974. В первой же игре Харламов начал раскатываться из зоны защиты и закончил свой спринтерский забег тем, что проскочил между Жан-Клодом Трамбле и Пэтом Стэплтоном, поймав их на невидимые миру финты, и перебросил шайбу через распластавшегося Чиверса. То же самое он проделал в шестой игре серии. И, почти как в 1972 году, это были единственные два гола Харламова за весь турнир.

«Первый гол высвечивает такое качество Харламова, как великолепная обводка, второй — точность и силу его броска, — писал историк хоккея Тод Дено. — Оба гола иллюстрируют его взрывную скорость». Эти качества Харламова остались незамеченными скаутами, хотя во время тренировок и разминок прямо перед началом серии Гарри Синден опытным глазом отметил для себя именно этого форварда. Котом в мешке оказался для канадцев и Владислав Третьяк. «Скауты должны быть расстреляны», — констатировал в своей грубоватой манере Фил Эспозито.

Скорее всего, фраза, которую приписывают Харламову, якобы получившему предложение перейти в НХЛ за миллион долларов: «Без Петрова и Михайлова не пойду», — легенда. Во-первых, тогда Харламов играл не с Петровым и Михайловым, а с Мальцевым, с которым его связывала очень близкая дружба и вне льда. Во-вторых, сюжет с 1 млн долларов появился 4 сентября в газете Globe & Mail, которая цитировала владельца Toronto Maple Leafs Харольда Балларда, заявившего, что он отдал бы миллион за этого «лучшего молодого нападающего в мире». Но, по воспоминаниям Бориса Михайлова, которые приводит в своей книге «Александр Мальцев» Максим Макарычев, капитан сборной СССР, как старший в команде, ответил Балларду, появившемуся в раздевалке советской сборной: «Я поблагодарил канадца за приглашение и, естественно, отказался, подчеркнув, что мы советские миллионеры, нам и дома хорошо».

4:2 — итог второго периода. 18 812 зрителей «Форума» и миллионы канадских телезрителей усомнились если не в лозунге предвыборной кампании Трюдо «Страна сильна», то в безусловном превосходстве канадского хоккея над советским. Всеволод Михайлович Бобров снял пиджак — так ему было жарко. То же самое сделал на трибуне Пьер Эллиотт Трюдо.

Харламов мог забросить в третьем периоде ещё пару голов, не говоря о нескольких его изящных индивидуальных проходах в манере, совершенно незнакомой для канадцев, — несмотря на то что игра в НХЛ строилась на индивидуализме хоккеистов, никто из них не обладал обводкой такого качества, а стиль отличался прямолинейностью.

Драйден в книге «Игра» писал, что русским хоккеистам всегда нужен extra man, партнёр для передачи, и если его нет, то они теряются. Это точное замечание с той позиции, что советская сборная играла в комбинационный хоккей и очень дорожила шайбой. И в то же время это необычайно странное наблюдение, поскольку именно индивидуальное мастерство Харламова больше всего поразило канадскую публику, а все три гола, заброшенные в третьем периоде Михайловым, Зиминым и Якушевым, стали иллюстрацией к высочайшему именно индивидуальному мастерству советских хоккеистов. Например, Борис Михайлов поймал Драйдена на противоходе, а Александр Якушев выдержал такую эффектную паузу, что вратарь успел два раза привстать и лечь, прежде чем 15-й номер советской команды перебросил через него шайбу.

Другое дело, что каждая из этих заброшенных шайб была результатом комбинаций, но не сложных и медлительных, а очень быстрых и основанных опять же на индивидуальном мастерстве тех, кто делал результативную передачу, — Шадрин, прежде чем отдать шайбу Якушеву, изящно обвёл канадского защитника.

Синден ждал от советской сборной комбинационной игры. Но он готовился к коротким пасам. Совершенной неожиданностью для него стали длинные первые передачи от защитников и быстрое начало атак именно из зоны защиты. Что, по признанию Бориса Кулагина, было продуманной тактикой.

У канадцев же в первой игре не сработало ничего из того, на что полагался Синден. Маховлич, Эспозито, Курнуайе выглядели собранием индивидуальностей, но никак не сыгранной тройкой. А сыгранная тройка Рателля из Rangers, самая результативная в НХЛ сезона-1971/1972 — 312 очков, просто никак не смогла себя проявить, не приспособилась к советскому стилю игры.

Сыгранность, физическое превосходство, индивидуальное мастерство — по всем этим показателям советская сборная в первой игре была сильнее. Да и вели себя наши гораздо более спортивно, чем канадцы, которые едва не затеяли две драки в третьем периоде — после нападения Вика Хэдфилда на Третьяка и удаления Лапуана, когда раздосадованный Эспозито ударил Петрова только потому, что тот попался ему под руку.

За пять секунд до конца игры, когда Блинов спокойно катался с шайбой, растягивая время, оставшееся до окончания исторического матча, канадскую скамейку покинул Гарри Синден. На послематчевое рукопожатие канадцы не вышли. Только Кен Драйден — всё-таки интеллигентный человек с университетским образованием — приветственно поднял клюшку и, словно бы извиняясь за товарищей по команде, смущённо кивнул.

Зато публика «Форума» спасла репутацию Канады — она аплодировала советским хоккеистам, которые отблагодарили её, подняв кверху клюшки. Возможно, зрители понимали, что присутствуют при рождении хоккея нового типа.

Советская команда повторила успех и выиграла с почти таким же счетом, как и в 1954 году. Только на этот раз цвета Канады представляла не любительская Lyndhursts, а сборная НХЛ. Что и позволило газете Globe & Mail выйти с заголовком, который вошёл в историю: «Canada mourns hockey myth» («Канада оплакивает хоккейный миф»).

Продолжение следует…

[Андрей Колесников]

суббота, 6 августа 2011 года, 09.00

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года

Матч хоккейной суперсерии СССР-Канада 1972 года в Торонто
увеличить размер шрифта уменьшить размер шрифта распечатать отправить ссылку добавить в избранное код для вставки в блог

Журналист Globe & Mail съедает свою собственную колонку с борщом; после второй игры канадцев обзывают «шайкой разбойников», на что их второй тренер Фергюсон отвечает: «Мы так играли последние 50 лет»; Синден сравнивает концовку третьей игры с красотой звезды экранов 1970-х Рэкуэл Уэлч; ванкуверские болельщики говорят команде Канады решительное «Bo-o-o-о!», Фил Эспозито отвечает пламенным спичем о патриотизме хоккеистов; по дороге в Москву канадцы останавливаются в Стокгольме, где гонятся за шведским форвардом Стернером, чтобы его убить.

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16, 28 апреля, 17 мая, 15 июня и 5 июля


Переломный гол-бриллиант Пита Маховлича во время игры в Торонто.

Дик Беддаз был подвижным, весьма эксцентричным журналистом, которого узнавали по неизменным сильным очкам и ковбойской шляпе. Перед входом в советское консульство в Торонто Дик Беддаз употреблял в пищу собственную колонку в Globe & Mail, в которой обещал ее же и съесть с борщом, если сборная Канады проиграет хотя бы один матч сборной СССР. Пацан сказал – пацан сделал. Надо было быть осторожнее в высказываниях, которые не один раз подводили журналиста. Однажды про Уэйна Гретцки он сказал, что «в старые времена» этот великий хоккеист попал бы только в третью тройку приличной команды НХЛ. Это все равно что сказать: Валерий Харламов был достоен игры в третьем звене воскресенского «Химика»…

Беддаз, превративший свои предсказания в борщ с клецками из газетной бумаги, потом стал автором биографии того самого владельца Toronto Maple Leafs Харольда Балларда, готового выложить за Харламова миллион долларов – в том числе и потому, что из-за появления финансово конкурентной ВХА хозяин легендарного клуба перед сезоном потерял нескольких ключевых хоккеистов, включая вратаря Берни Парента и четырех полевых игроков. (Потом хозяева Minnesota North Stars, одной из команд, которая расширила вдвое количественный состав НХЛ в 1967 году, готовы были купить Харламова, но в целом поняли, что это сложно – он, как они точно выразились, «принадлежал государству».) Кстати, очень скоро после Суперсерии Баллард сел на некоторое время в тюрьму – правоохранительные органы гонялись за ним столь же интенсивно, как и за Аланом Иглсоном.

Maple Leafs Gardens была родной для Балларда ледовой ареной, приносившей ему стабильный доход. Именно на этой площадке, столь же значимой для канадского хоккея, что и монреальская, должен был пройти второй матч Суперсерии. В буквальном смысле матч-реванш, которого ожидала вся Канада. Пожалуй, по важности, как стало ясно потом, вторая игра не уступала последнему мачту Суперсерии в Москве, в котором все решалось. Торонто в этом смысле должен был стать городом-символом – в здешнем клубе, в частности, играли Эллис и Хендерсон, которые в тройке с Кларком едва ли не лучше всех проявили себя в первой игре.

Сразу после монреальского позора Гарри Синден выступил перед своей командой с короткой энергичной речью: «Джентльмены! Нам предстоит длинная тяжелая Серия. И нам лучше взять себя в руки. Через два дня у нас вторая игра в Торонто. Пожалуйста, давайте позаботимся о том, что быть к этому моменту в форме».

В Торонто канадцы тренировались с особым усердием. Причем Синден пошел на необычный шаг – провел закрытую тренировку. И был в дикой ярости после того, как обнаружил, что Бобров и Кулагин за ней незаметно наблюдали.

Главный тренер канадцев изменил тактику с учетом уроков первой игры, сориентировав игроков на то, чтобы они не давали русским распоряжаться шайбой. В ворота встал Тони Эспозито. Провалившаяся тройка Рателля была снята с игры. Оури и Силинг, упустившие Харламова, тоже не попали в состав. Появились защитники Серж Савар, Билли Уайт, Пэт Стэплтон. Парк, Бергман, Лапуан остались в составе. Вместо Фила Эспозито к монреальцам Фрэнку Маховличу и Курнуайе он поставил ветерана Стэна Микиту. А к Эспозито вместо звезд «прикрепили» рабочих лошадок, способных подносить снаряды – его же партнера по Bruins Уэйна Кэшмена и Жана-Поля Паризе из Minnesota. Предполагалось использовать младшего брата Фрэнка Маховлича – Пита. Все эти перестановки полностью себя оправдали.

Бобров оставил до поры до времени молодое звено из «Крыльев Советов» (кроме Анисина) на скамейке запасных – их звездный час еще не настал. Вместо Викулова к Харламову и Мальцеву поставил ветерана Старшинова, а вместо Блинова к Михайлову и Петрову присоединили в качестве левофлангового Мишакова. Спартаковская тройка осталась неразделенной. Последний ход был единственным, который себя оправдал.

…Уэйн Кэшмен разогнался и едва не врезался в Мальцева, который успел лишь отмахнуться. «Кэш» не то чтобы глумливо, а скорее весело улыбался – конечно, советский форвард не ожидал, что на него во время паузы в игре наедет персонаж размером со шкаф. Добрая задиристость была предвестницей очень жесткой игры с различными ситуативными приемчиками, призванными вывести из равновесия соперника. Например, бесконечная смена игроков, которые должны подъехать к точке вбрасывания.

«Это наша игра. Найдите способ доказать это!» Такой самодельный лозунг висел на трибунах. И уже в первом периоде стало понятно, что для канадцев победа – дело чести. Они играли великолепно, на очень высоких скоростях, а у наших в первом периоде ничего не получалось. Во втором периоде игра выровнялась, но все равно слабо сыграло звено, где играл Харламов, удаленный, кстати, в конце второго периода на 10 минут за недисциплинированное поведение, – Старшинов и Мальцев были не на высоте; Михайлов и Петров как-то не нащупали пути соприкосновения с Евгением Мишаковым. Зато ярко сыграли Зимин, который потом не сможет участвовать в Серии из-за аппендицита, Шадрин, снабжавший отличными пасами Якушева, и сам Як-15, он же «Большой Як», поражавший воображение канадцев своим «баскетбольным шагом». В Суперсерии спартаковское звено забросило 50% всех шайб сборной СССР, правда, в основном в Москве, а Якушев, ставший мегазвездой, ее лучшим бомбардиром, забив 7 голов. Он в наибольшей степени, наряду с Харламовым и Третьяком, соответствовал НХЛловским стандартам игры. Драйден сказал о нем: «На коньках стоит, как Бобби Орр и Фрэнк Маховлич одновременно». Сравнение с Маховличем было вполне корректным – и рост, и манера игры действительно оказались похожи.

Отличились и вратари: и Тони Эспозито, и Третьяк сыграли безупречно. Четыре гола в ворота сборной СССР были честно заработаны канадцами: «трудовые» голы Фила Эспозито и Фрэнка Маховлича и два блистательных, вошедших в историю хоккея гола – Ивана Курнуайе и Пита Маховлича.

Вторую шайбу в третьем периоде при счете 1:0 в пользу Канады забросил Курнуайе. Сделал он это почти по-харламовски. «Я выиграл слишком много Кубков Стэнли, чтобы растеряться после первого поражения», - скажет он потом, вспоминая те события. Перед игрой Иван сказал защитнику Брэду Парку, блестяще проведшему Серию, одному из нескольких хоккеистов, сыгравших все восемь матчей: «Следи за мой, я сегодня в хорошей форме». Парк и следил. Но нужный момент настал только на второй минуте третьего периода. Курнуайе начал двигаться, как набирающий обороты курьерский поезд. Получив шайбу от Брэда Парка, правда, не в своей зоне, а много ближе к воротам соперника, он на очень высокой скорости, вполне ему присущей, обошел защитника и прострелил Третьяка. Гол был великолепный, почти слепок с первой в Серии шайбы Харламова, хотя у Курнуайе были скорость и непререкаемая определенность, а у Валерия Борисовича – скорость и какая-то все-таки тайна…

Когда Якушев сократил разрыв в счете, добив шайбу после неудачного выхода один на один Зимина, которого запутало то обстоятельство, что Тони Эспозито был левша – форвард слишком долго думал, под какую руку бросать и в результате не попал в створ ворот, - казалось, что ход встречи еще может переломиться, как в первой игре. Но далее последовал отменный гол Маховлича-младшего, единственный для него за всю Серию, зато составивший ему славу и репутацию. «Маленький М» вышел из тени своего брата - «большого М».

Скорость и маневренность не были преимуществами этого увальня-гиганта с огромными ручищами. Но здесь он проявил именно не свойственные ему качества. Поймав на ложном замахе Паладьева, он обошел этого защитника, а затем, уложив на лед Третьяка, буквально воткнул шайбу в ворота.

«Я объехал Пита и пытался поднять его, но он был слишком тяжел. Какой гол!» - вспоминал Фил Эспозито. «Это был гол, который я никогда не забуду», - писал Гарри Синден. На счастливом для канадцев льду Торонто отличились два игрока из Монреаля – Курнуайе и Маховлич. Именно эти два хоккеиста 31 декабря 1975 года будут позировать, обнимая Третьяка, в монреальском «Форуме» после исторической ничьи Canadiens с ЦСКА.

Фил Эспозито провёл день перед игрой, несмотря на упрёки своего брата Тони, в постели с любимой женщиной по имени Донна, которая потом станет его второй женой, что не повлияло на качество его игры — он-то и забросил первую шайбу, но и не помогло команде.
Холодная война на льду — 6

Вторая игра, украшенная двумя голами-бриллиантами канадцев, была сделана. Символическим образом четвертую шайбу забросил «большой М». Канада обрела веру в себя.

А на обвинения в грубой игре (Андрей Старовойтов после второй игры назвал канадцев «шайкой разбойников», примерно так же квалифицировал игру своих коллег, оказавшийся в тот день на трибуне, не будучи заявленным на игру, Кен Драйден) ответил Джон Фергюсон: «Мы так играли в эту игру последние 50 лет, и так будем играть в нее следующие 50. Разве хоккей не был дворовой игрой? И что - после ста лет такого хоккея мы должны изменить его в угоду ценителям тонкого искусства?»

Фергюсон утверждал авторские права на хоккей Канады – этот вопрос ко второй игре Суперсерии оказался самым актуальным. Но он оказался не прав. Уже спустя пару лет канадский хоккей окажется в жесточайшем и затяжном кризисе из-за того, что чрезмерная нарочитая грубость благодаря Philadelphia Flyers, команде, хоккеистов которой называли «грубыми уличными хулиганами», станет ключевой проблемой НХЛ. Хоккей все равно со временем станет иным – очень быстрым, очень жестким, но уличная жестокость не станет его ключевым свойством. Как не станут ключевыми игроками профессиональные драчуны – tough guys.

Если самыми ценными хоккеистами первой встречи были признаны Харламов и Кларк, то теперь вполне заслуженно этот статус обрели Третьяк и братья Эспозито. И если в первой игре в ворота советского вратаря было сделано 32 броска, то во второй – 36. В третьей игре канадцы довели этот показатель до 37. Четвертая и вовсе оказалась специфической…

«Канадцы нисколько не огорчили нас в последующей игре, не транслируемой из Торонто в Москву, когда взяли реванш, - писал в своей книге «XX век. Спорт» спортивный журналист Александр Нилин, - нам хотелось верить, что противник действительно силен».

Третья игра в символическом смысле должна была стать решающей. Одно поражение канадцев. Одна победа. Кто же сильнее? Чья эта игра? «Родоначальников» или тех, кто ее нагло себе присвоил?

Суперсерия двигалась все дальше на Запад – от классических и овеянных славной историей арен Монреаля и Торонто в Виннипег, где квартировала команда Winnipeg Jets из новой лиги ВХА, чьей собственностью стал сам Бобби Халл.

Зрители были так поглощены переживаниями по поводу необходимости закрепить превосходство Канады в главной игре – да что там игре, хоккей заменял и политику, и культуру! – что едва вытерпели минуту молчания, объявленную перед матчем в связи с убийством на проходившей в Мюнхене Олимпиаде израильских спортсменов. Все это было печально, но так далеко от идеально раскатанного машиной Дзамбони виннипегского льда, что и зрители, и организаторы матча повели себя почти неприлично, сократив минуту молчания до 30 секунд…

На этот раз на серьезные изменения в составе пошли Бобров с Кулагиным. Жесткость в ответ на жесткость – в заявке на матч появился выдающийся динамовский защитник Валерий Васильев, сыгравший в паре с Юрием Шаталовым из «Крыльев Советов». Введена была в игру ключевая тройка из числа подопечных Бориса Кулагина: Юрий Лебедев - Вячеслав Анисин - Александр Бодунов. Эти воспитанники школы ЦСКА, недооцененные Тарасовым и подобранные Кулагиным для «Крыльев», будут названы канадской прессой на свой манер «Kid’s Line» - «детское звено». На тот момент им всем исполнилось по 21 году. Они-то и спасли третью игру…

На скамейку запасных сел Александр Рагулин, не играли травмированный Викулов и Зимин с аппендицитом, поэтому в тактической схеме появилось странное новообразование Михайлов - Мальцев – Харламов. Следуя на самом деле логике Анатолия Тарасова, Всеволод Бобров и не думал возвращать разрушенную конфигурацию Михайлов – Петров – Харламов, решив попробовать новую схему, исходя из того, что Мальцева и Харламова не стоит разлучать. Мальцев действительно сыграл на привычной позиции центрфорварда почему-то лучше, чем в предыдущих встречах, но игра у него все равно не шла – он не реализовал пару стопроцентных моментов, которые для него создал, кстати говоря, именно Харламов. Владимир Петров же выходил на площадку, когда команда СССР оказывалась в меньшинстве, причем в паре с Евгением Мишаковым. И это сочетание, на мой взгляд, было не менее эффектным, чем явление канадскому народу «детского звена». К спартаковцам же присоединили звезду СКА (Ленинград) Вячеслава Солодухина, которого Бобров уже попробовал на чемпионате мира в Праге. Правда, в этой своей единственной игре в Серии он ничем не отличился.

Гарри Синден же не ждал милостей от природы и оставил почти в неприкосновенности победный состав второй встречи, выставив только Жана Рателля, оставшегося без своих товарищей по Rangers, даже без Рода Жильбера, вместе с которым он начинал играть в… 12 лет. Временами на площадку выходил Стэн Микита, но как-то без особого успеха.

Скорости в этой игре были на уровне сегодняшнего хоккея. Это был абсолютно открытый хоккей. Великолепный и зрелищный, причем с обеих сторон. Волнами, как в синхронном плавании, накатывались на ворота Тони Эспозито, снова прекрасно проведшего игру, Лебедев – Анисин – Бодунов. На быстрый гол Паризе, гол-клон первой шайбы первой игры, ответил, причем во время игры в меньшинстве, мощным неберущимся броском Владимир Петров – левша забросил левше. Блеснул без привычных партнеров прекрасной шайбой Жан Рателль. Второй период вроде бы был за канадцами, они и вели почти столь же убедительно, как и во второй игре – переломным казался гол Хендерсона. Но наши, дважды проигрывая с разрывом в две шайбы, сравнивали счет: такое в НХЛ тех времен было невозможно. Нашу третью шайбу в привычном для себя стиле забросил Харламов: получив пас, он на высокой скорости въехал в зону снова загипнотизированных канадцев и распечатал Тони Эспозито. Не столь красиво, как в первой игре, зато похоже по скорости и «силовой» обводке на гол Курнуайе в игре номер два.

А за пять минут до конца настало время «детского звена». Ребята из «Крыльев», резко выделяясь на фоне сдувшихся от безумного темпа своих коллег по команде и хоккеистов Канады, затеяли настоящую карусель. Молодость, физподготовка и идеальная сыгранность вылились в два первоклассных гола сначала Лебедева, а потом Бодунова. Стоит ли удивляться тому, что спустя сезон «Крылья» станут чемпионами страны, а с ВХА в 1974 году будет играть беспрецедентно большое число хоккеистов из команды Кулагина?

Третья игра закрепила сложившееся равновесие. Равновесие мощи, тактики, стиля двух хоккейных школ. Стало понятно, что две команды, при всей их несхожести, - равны.

Третья игра многое объясняла в том, почему Третьяк незаменим. Да, Тони Эспозито сыграл блестяще. Но они с Драйденом, притом, что это было не лучшее для него время, были взаимозаменяемы. Да, наши много атаковали и были столь же убедительны, как и канадские полевые игроки. Но это не отменяет того, что минимум четыре-пять раз за игру Владислав Третьяк творил в воротах чудеса, причем делал это с волшебной легкостью – шайба летела в его ловушку при выходах один на один, как привязанная. Как будто он приглашал ее в уютное ложе.

Иной раз казалось, что шайба даже меняла направление движения. Вряд ли на такое были способны опытный Виктор Зингер, бобровский спартаковский кадр, проведший большую часть карьеры в тени Коноваленко и которому был уже 31 год (хотя он играл в «Спартаке» до 37). Едва ли справился бы с агрессивным напором канадских звеньев и сильнейшими бросками из любых позиций молодой и яркий (в том числе в прямом смысле – за рыжие волосы его прозвали «Костром») Александр Сидельников из «Крыльев», отличавшийся эксцентричной игрой на дальних выходах из площади ворот. Уже потом он закрепится в сборной и сыграет последнюю игру Суперсерии-1974 с ВХА, когда ее судьба уже решится в пользу СССР, и Кулагин выставит экспериментальный состав, где первая тройка будет выглядеть так: Мальцев – Викулов – Харламов.

Советские люди тогда же снова убедились в том, что в мире чистогана всё продаётся и покупается: Третьяку и Харламову были предложены контракты в Канаде. Но как могли спортсмены-любители, офицеры Советской армии, которые обязаны были чувствовать себя на льду не дворовыми игроками, а солдатами империи, всерьёз воспринимать столь странные предложения!
Холодная война на льду — 1

Успехи «красной машины» во многом справедливо будут связываться с именем Третьяка, а уж победы, ничьи и неразгромные поражения в Серии-1972 – тем более. Когда незадолго до конца встречи Третьяк будет расстрелян в упор и снова поймает шайбу, Хендерсон сначала поднимет руки вверх, как будто ликуя (шайбе просто некуда было деваться – только в ворота), а затем с досады обрушит клюшку на лед. Третьяк, орудовавший клюшкой, как теннисной ракеткой, снова будет признан самым ценным игроком советской сборной.

В этой игре, быстрой, жесткой, изобретательной, проявилась важность самоотверженных «рабочих лошадок». Вездесущего и мужественного Евгения Мишакова Бобров выпускал тогда, когда команда оставалась в меньшинстве. Попытки использовать его как левого крайнего в звене с Михайловым и Петровым успеха не принесла, даже несмотря на то, что плотный и крепко стоящий на ногах Мишаков напоминал камень, пущенный из пращи. Мишаков не забросил ни одной шайбы. У него была другая функция – разрушителя атак канадцев. Он был одним из любимых игроков Тарасова – старательный и исполнительный. Он был частью «системы» - пятерки, на которой Анатолий Владимирович опробовал небывалую схему с полузащитниками. В нападении играли двое – Мишаков и Юрий Моисеев, нападающий Анатолий Ионов и защитник Игорь Ромишевский считались «хавбеками». Автослесарь по профессии, кореш Бориса Михайлова по дворовым играм в районе Хорошевки, хоккеист с четырьмя удаленными менисками и носом, сломанным восемь раз, не считая прочих неприятностей, был абсолютно бесстрашен и отвязан. А это были важнейшие качества для игр с канадцами. В 1972 году ему уже был 31 год, но играл он с юношеской страстью, как страстно дрался однажды со стокгольмскими таксистами или выпивал (что, впрочем, в хоккейных карьерах тех лет, к сожалению, было, скорее, нормой, как и потом ранняя, вокруг пятидесяти лет, кончина бывших любимцев публики). В седьмой игре канадцы будут лупить его чуть ли не всей командой, и Мишаков знаками вызовет на кулачный бой главного своего обидчика Рода Жильбера. Спустя 15 лет Жильбер объяснит Мишакову, почему он не принял вызов: «Ты бы меня убил».

…Гарри Синден оценил итог встречи с неожиданным облегчением и даже элементами энтузиазма: «Ничья так же прекрасна, как поцелуй сестры, а последние десять минут выглядели для меня, как Ракуэл Уэлч (актриса, секс-символ 1970-х. - А.К.)».

Глагол to boo в английском означает – освистывать, выражать неодобрение. Канадская публика многоголосым «Bo-o-o-o!» действительно заменяет свист, характерный для наших стадионов. Вероятно, тихоокеанский Ванкувер сильно отличался от городов, где прошли первые три игры – болельщики команды Vancouver Canucks, которая два года как появилась в НХЛ, «обуели» хоккеистов сборной Канады в Pacific Coliseum почему-то уже во время разминки 8 сентября 1972 года.

Гарри Синден продолжал жонглировать составом, и на этот раз, как говорили, не от хорошей жизни – те хоккеисты, которые ни разу не вышли на лед, явным образом выражали свое неудовольствие. Тренер освежил состав Деннисом Халлом из Chicago, братом Бобби Халла, и Жильбером Перро из Buffalo Sabres. Что характерно, и тот, и другой забросят по шайбе в этой игре. Синден выпустил и Билла Голдсуорси из Minnessota с установкой на жесткую игру. И хотя Голдсуорси тоже стал автором одного из трех канадских голов, он переборщил с жесткостью в самом начале встречи, дважды за первые шесть минут оказавшись на скамейке штрафников. Соответственно, дважды за первые восемь минут отличился Борис Михайлов.

Голы были почти однотипные. Сначала следовал мощнейший бросок Владимира Лутченко, кстати, очень сильно и стабильно отыгравшего Серию (впрочем, как и все остальные турниры, не зря его потом тот же Михайлов сравнивал с Бобби Орром), а Борис Михайлов аккуратно подправлял шайбу в ворота. В этой игре его признают лучшим в сборной СССР, и вполне заслуженно. Хотя опять был совершенно великолепен Третьяк, чего нельзя сказать о сильно нервничавшем Кене Драйдене. Впрочем, опять же он не был виноват в пропущенных голах – они все были хороши.

Кстати, Синден вернул звездную комбинацию Фрэнк Маховлич – Фил Эспозито – Иван Курнуайе, и они были, мягко говоря, заметны на площадке. Но Третьяк… Был момент в игре, когда 20-летний советский вратарь взял третью подряд неберущуюся шайбу, и Эспозито, проезжая мимо, одобрительно хлопнул его клюшкой по щиткам – мол, ну ты, парень, даешь…

Бобров и Кулагин повторили конфигурацию первой игры в звеньях Петрова и Мальцева, то есть выпустили Блинова и Викулова, вернулся Паладьев, которого поставили в пару с Васильевым. Но мальцевское звено, равно как и блеснувшая в предыдущей игре тройка «Крыльев», ничем себя не проявили. Викулов забросил неплохую шайбу, причем с подачи Харламова, но по большому счету эта тройка не справлялась с обороной канадцев.

Первый период был за сборной СССР – канадцы выглядели растерянными и заранее расстроенными. Второй период команды провели на равных, хотя забрасывали в основном наши, доведя счет до 4:1. Единственную канадскую шайбу забросил звезда Buffalo Перро, который продемонстрировал великолепное катание и обводку, пройдя всю ледовую площадку от ворот Кена Драйдена до ворот Владислава Третьяка. И было осекся, оказавшись рядом с советским голкипером, но упавший Валерий Васильев по инерции затащил вместе со своим телом шайбу в ворота. По сути это был автогол. Перро прославится тем, что 17 лет отыграет в одной команде, причем в тройке, не менее знаменитой, чем звено Жильбер – Рателль – Хэдфилд. Рика Мартина – Жильбера Перро – Рене Робера называли «The French Connection» - «Французская связь» (в честь детективного фильма 1971 года, известного у нас как «Французский связной»). Так они и войдут в историю хоккея, а Перро – в Зал хоккейной славы.

Второй период показал, что канадцы почти ничего не могут сделать с нашей командой. Огромный Фрэнк Маховлич от отчаяния даже однажды просто лег на вышедшего из ворот Третьяка и выключил его из игры секунд на пять, причем во время атаки канадцев. Судья на этот эпизод не обратил внимания, дав канадцам шанс. Доминирующим настроением у звезд НХЛ было бессильное разочарование. Они даже не грубили. Когда Петров в начале третьего периода надолго задержал руками Фила Эспозито, аккуратно уложив эту тушу на лед, лидер канадцев только с укоризной посмотрел на него, а наш центрфорвард в ответ лукаво улыбнулся и развел руками. В иной ситуации Эспо полез бы драться, но только не в этой игре, не при этой публике, повторяющей свое «Bo-o-o!» по каждому поводу, не при счете 1:4.

Канадцы есть канадцы. В третьем периоде они задавили советскую команду, о чем свидетельствует удивительное соотношение бросков в створ ворот. 23 канадских броска против 6 наших!

На последней минуте третью шайбу забросил Деннис Халл, вышедший из тени своего брата, не попавшего в сборную. А так бы в команде Канады было бы три братских дуэта – наряду с Эспозито и Маховличами (теоретически можно было бы увидеть и братьев Драйденов, и семейство Хоу). Над Деннисом во время игр Black Hawks и Canadiens все время подшучивал младший брат Мориса Ришара – Анри Ришар. Подъезжал сзади и говорил: «А мой брат лучше, чем твой!». Так развивался канадский хоккей – братьями и династиями. Вот уж и в самом деле дворовая игра…

После финальной сирены и определения лучших игроков матча (Борис Михайлов, Фил Эспозито) произошло еще одно вошедшее в историю мирового хоккея событие – интервью лидера и лучшего игрока канадцев обозревателю телеканала CTV Джонни Исоу. Фил Эспозито, мокрый, как едва вылезший из воды бобер, был разъярен приемом ванкуверской публики. Он был так зол, что даже не помнил потом, что, собственно, говорил, до тех пор, пока спустя десять лет не посмотрел пленку с записью своего пылкого выступления в защиту канадской команды и ее патриотизма. Самое интересное, что во всех печатных источниках, включая мемуары Эспозито, его спич передается по-разному. В нюансах, конечно, но действительно по-разному. И расшифровка не вполне совпадает с тем, что есть теле- и радиозаписях. Во всяком случае, никто толком не воспроизводил тот фрагмент выступления, где он говорит о том, что хоккеисты Канады играют, чтобы заработать деньги в пенсионный фонд НХЛ, играют в том числе и в США, но не это главное. А дальше следует знаменитая фраза - хоккеисты играют за Канаду, за свою страну, за любовь к Канаде.

У нас любят цитировать эту речь Эспозито, делая акцент на его замечании о том, что канадцам приходится играть против «великих хоккеистов». Ни в одном из канадских источников я это словосочетание не нашел – все-таки советская хоккейная история была сильно мифологизирована по ходу «развенчания мифа о канадских профессионалах». Попробуем воспроизвести текст Эспо по добросовестнейшей книге Майкла МакКинли «Хоккей. История людей», ставшей едва ли не канонической в ряду иной историко-хоккейной литературы: «Всем людям по всей Канаде: мы старались, мы сделали все, что могли. Тем, кто освистал нас (booed us) – господи, я и все наши парни действительно растеряны и разочарованы в некоторых людях. Мы не можем поверить в то, что могли получить такую плохую прессу, такое освистывание на наших же аренах. Каждый из наших парней, из тридцати пяти парней вышедших играть за команду Канады, сделали это потому, что мы любим нашу страну… Если болельщики в России так же освистают своих игроков, как нас канадские болельщики – я не говорю, что все это делают – в этом случае, когда я вернусь сюда, то лично извинюсь перед каждым из канадских болельщиков».

Эспозито утверждал, что, закончив свою пылкую и сбивчивую речь о патриотизме, он показал язык камере, а значит, всем тем, кто издевался над лучшими канадскими хоккеистами в их же стране. Телевизионная запись этого обстоятельства не подтверждает. Выразительно сплюнул один раз – это да, а вот язык… Возможно, Эспо хотел это сделать, но в последний момент счел неприличным.

Так закончилась канадская часть Суперсерии. Кен Драйден: «В раздевалке царило уныние. Русские вышли вперед, имея две победы, одну ничью и одно поражение, а следующие четыре игры состоятся в Москве. Фрэнк Маховлич был потрясен происшедшим. «Я готов поверить теперь во что угодно,– сказал Фрэнк.– После того, что русские сделали с нами в нашей игре здесь, в Канаде, боюсь, в спорте не осталось ничего святого. Если их кто-нибудь познакомит с американским футболом, они через два года разгромят «Далласских ковбоев» и выиграют первый приз».

Паузу между канадской и московской частями Суперсерии – перерыв составлял почти две недели – сборная Канады после короткого отдыха заполнила двумя выставочными играми в Стокгольме со сборной Швеции в честь 50-летия шведского хоккея. (Пока канадцы корячились, Мальцев с Харламовым, например, мотнулись на несколько дней в Сочи.) Во-первых, канадцам надо было в принципе адаптироваться к Европе. Во-вторых, иметь игровую практику с европейской сборной, обкатать некоторых неиспользованных игроков – в частности, место в воротах занял Эд Джонстон, который, правда, так и не выйдет на лед в Москве. В-третьих, привыкнуть к большим по размеру европейским площадкам.

«Озеро Эри под крышей», - констатировал Пэт Стэплтон, увидев стокгольмскую арену. Почему из всей географической «кляксы» Великих озер защитник Black Hawks выбрал именно Эри не очень понятно – сам он родился на берегу озера Гурон. Но фраза звучала естественно, как дыхание или как проза Фенимора Купера.

Шведы представляли себе канадцев как нарочито грубых увальней, лезущих в драку. Канадцы чувствовали не меньший дискомфорт: стараясь не злоупотреблять силовой борьбой, в том числе честной силовой борьбой, не слишком принятой в европейском хоккее, где непосредственный контакт хоккеистов не стал частью игровой культуры, они были возмущены мелкими пакостями – задержками, ударами клюшкой, тычками. Такую игру Фил Эспозито парадоксальным образом называл «грязной».

Первый матч сборная Канады выиграла 4:1. Второй едва свела вничью – 4:4. При этом, отбиваясь от Уэйна Кэшмена, знаменитый шведский форвард Ульф Стернер, отыгравший в начале 1965 года четыре не слишком удачных для него матча за Rangers (это был первый опыт появления европейца в НХЛ), заехал крюком клюшки, тонким и острым, как нож, в рот «Кэшу». Язык Кэшмена, вспоминал Эспозито, стал раздвоенным, как у змеи, кровь текла ручьем, постоянный партнер и друг Эспо не мог говорить. Отправляясь на скамейку запасных, Кэшмен характерным жестом имитировал пистолетный выстрел в сторону Стернера. И тот понял, что в раздевалку ему придется двигаться не менее стремительно, чем к воротам соперника. «Побить их было важнее, чем победить», - признавался Эспозито. Канадцы действительно едва не поколотили лидера шведского нападения, но все свелось к банальной драке, оставившей у обеих сторон крайне неприятный осадок. Шведская пресса назвала сборную НХЛ «канадской мафией».

Травма Кэшмена оказалась настолько серьезной, что играть в Суперсерии он уже не смог… Потом у левого края тройки Bruins Ходж – Эспозито – Кэшмен состоялась неплохая игровая, а затем и тренерская карьера – его тянул за собой друг Фил. В 1983 году в солидном возрасте он перестал играть, оказавшись последним хоккеистом из эпохи «первоначальной шестерки», из того времени, когда в НХЛ состояло всего шесть команд, две из которых – Toronto и Montreal были основаны в 1917 году.

Уйдя на покой, Ульф Стернер занялся разведением лошадей. И одну из них – с несколько травмированной мордой – любовно назвал «Александр Рагулин». Странно, что не «Уэйн Кэшмен»…


Фотография с чемпионата мира – 1969. Крайний слева – Александр Рагулин, в честь которого Ульф Стернер, второй справа, назовет свою лошадь с разбитой мордой. Хотя Стернер расквасил лицо не Рагулину, а Уэйну Кэшмену во время выставочных матчей в сентябре 1972 года, из-за чего тот не смог принять участие в московских матчах Суперсерии.

Характерно, что шведскую сборную в 1971-м и на Олимпиаде-1972 тренировал канадский специалист Билл Харрис, прославившийся фотографиями, которые он делал изнутри раздевалки Maple Leafs, команды, где он сам играл. Потом Харрис станет тренером команды ВХА в Суперсерии-1974. А в 1973 году за океан отправился, пожалуй, лучший шведский защитник Берье Салминг, чтобы провести 16 сезонов в Торонто. Словом, шведы тоже потихоньку рубили свое окно в Канаду. И наоборот.

Но главное не это. Шведский опыт, каким бы тяжелым он не был для канадцев, по свидетельству Фила Эспозито, превратил сборную солянку звезд НХЛ в подлинную команду, заряженную здоровой и нездоровой злостью, команду, полностью готовую ко второй части Суперсерии – 1972.

Продолжение следует…

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn..._ldu_-_9_24470
вторник, 16 августа 2011 года, 17.41

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года

Матч хоккейной суперсерии СССР-Канада 1972 года
увеличить размер шрифта уменьшить размер шрифта распечатать отправить ссылку добавить в избранное код для вставки в блог

Необыкновенные приключения канадцев в России; «Страна, которая управляется солдатами»; канадцы попадают на 3520 американских долларов за порчу люстры в гостинице «Интурист»; Эспозито падает на льду Лужников, но элегантно выходит из положения, раскланявшись перед публикой, в том числе Брежневым; канадцы, ведя 4:1, проигрывают матч; Синден разбивает о стену раздевалки чашку кофе, но и не думает сдаваться.

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16, 28 апреля, 17 мая, 15 июня, 5 июля и 6 августа .

Мечта каждого мальчишки 1972 года – картонка с изображением канадских хоккеистов.
Дорого - 85 копеек

Фил Эспозито, попав в СССР, точно определил его как «страну, которая управляется солдатами». Он даже чуть не подрался с «солдатом», который отловил мальчишку, клянчившего у неформального лидера канадской сборной жвачку («Chew gum! Chew gum!») – вожделенный фетишизированный предмет, который воплощал в себе для детей 1970-х все западное. А Пит Маховлич пытался выбросить из автобуса сборной двух «солдат» в штатском, которые везде неотвязно сопровождали канадцев. Правда, Филу не пришло в голову, что он и на арене Лужников, куда, с точки зрения канадцев, лили слишком много воды, отчего лед был мягковат, бился в основном с офицерами Советской армии в лице 13 игроков ЦСКА и СКА. И, находясь в Канаде, офицеры вслед за «Песнярами» с чистым сердцем могли бы спеть песню Баснера – Матусовского: «Мы трудную службу сегодня несем, вдали от России, вдали от России…»

На самом деле войну с канадской сборной вел КГБ. Ни руководство страны, ни спортивные чиновники не были заинтересованы в том, чтобы какие-то персонажи звонили в четыре часа утра в номера канадских хоккеистов и многозначительно молчали в трубку. Однажды тот же Эспозито не просто вырвал шнур из розетки, а оторвал его от трубки. Так что вы думаете? Доблестные бойцы невидимого фронта устроили ремонт телефона прямо в холодное утро 20-х чисел сентября 1972 года.

Эспо утверждал, что богатые запасы пива, кока-колы и еды, которыми канадцы затарились в Швеции, были загадочным образом кем-то уполовинены. У многих хоккеистом страх перед КГБ трансформировался в манию преследования. Им везде мерещились жучки. Кто-то из игроков (одни называют Фрэнка Маховлича, Эспозито с Кэшменом взяли эту историю на себя, хотя это были точно не они), обнаружив на полу гостиничного номера загадочные болты, отвинтил их, что привело к падению люстры в ресторане. Хорошо, что время было позднее и осколки никого не убили. Зато канадцы попали на 3850 тогдашних американских долларов.

Хоккеисты постоянно голодали, им не нравилась еда в «Интуристе» на улице Горького, где разместили сборную Канады. Однажды они потратили несколько часов на поиски китайского ресторана, которого, естественно, в Москве не было – это так подшутил над своими товарищами Стэплтон. В другой раз неутомимый Эспозито подкупил портье и, получив ключ от номера Алана Иглсона, украл у него из холодильника индейку.

Ненависть канадцев к советскому режиму уже заранее подогрело то обстоятельство, что еще во время пребывания энхаэловцев в Швеции они получили требование Москвы отказаться от пребывания в «Интуристе» жен и подруг. Тогда было принято коллективное решение не ехать в СССР доигрывать оставшиеся четыре матча. Игроки были поддержаны тренерами и Иглсоном: канадцам, которые не привыкли к монашеско-казарменному стилю жизни советских спортсменов, которых тренеры месяцами держали на базах (после чего удивлялись тому, что хоккеисты при первой возможности начинают пить, как извозчики), этот неожиданный организационный фортель Советов показался оскорбительным. Испугавшись скандала, советская сторона разрешила пребывание в Москве подруг хоккеистов. Жаль, что сейчас невозможно проникнуть в кухню принятия этих решений, но установить столь нелепые правила, ограничив канадцев в женских ласках, могли только последователи железного Феликса. Возможно, они думали, что секрет успеха канадского хоккея – в сексуальной невоздержанности. При этом, надо сказать, что те хоккеисты, которые не были обременены женами и невестами, превосходным образом воспользовались в «Интуристе» услугами «интердевочек». Вероятно, искали на них «жучков»…

У меня была книга с фотографией Мальцева и Эспозито на обложке, тонированной в оранжевый цвет. Кен Драйден, «Хоккей на высшем уровне». С размашистым и странным, как руническое письмо, автографом Третьяка. Книга исчезла, и кто теперь вспомнит, куда она подевалась. Канула куда-то и другая книга — «Когда льду жарко» Третьяка. Я не столько любил её читать, сколько разглядывал фотографии. Третьяк был вообще главным человеком в жизни, потому что я хотел стать вратарём, носить на спине № 20, странный для голкипера, который всегда № 1, расчищать коньками вратарскую зону, как он, постукивать клюшкой по штангам и по щиткам, быть во всём на него похожим, включая причёску.
Холодная война на льду — 7

Менее подверженные страхам перед спецслужбами хоккеисты вроде Кена Драйдена и его жены Линды мирно знакомились с достопримечательностями столицы. Гарри Синден был вполне доволен приемом и отлично обустроенными тремя раздевалками с минералкой, яблоками и грейпфрутами – символами советского номенклатурного великолепия. Но миролюбивый настрой был ему свойствен только до первой игры. Если не считать, конечно, того, что после поражения в матче 22 сентября, когда канадцы были поставлены перед задачей выиграть все оставшиеся три игры, чтобы спасти репутацию канадского хоккея, страны Канады и в ее лице всего западного мира, он не явился на послематчевую пресс-конференцию и швырнул в стену раздевалки заготовленную для него чашку кофе.

То, что происходило потом, иначе как войной назвать было нельзя. «Это уже были не две команды. Это были два образа жизни, которые боролись за то, чтобы доказать свое превосходство». Фил Эспозито, не обладая утонченностью и дипломатичностью Кена Драйдена, снова попал в точку.

Хотя… Хотя перед первым московским матчем в пятницу 22 сентября 1972 года в 19:30 минут именно он разрядил атмосферу холодной войны. Поскользнувшись на стебле врученного ему при представлении игроков цветка, он свалился, как сам выразился, «на задницу», высоко и театрально задрав ноги. Смех публики, среди которой было 3000 канадских болельщиков, на этот раз по-настоящему поддерживавших свою команду, перешел в овацию, когда канадский итальянец с комическим выражением лица встал на коньки и изысканно поклонился публике. Позже он утверждал, что встретился глазами с Брежневым и послал этому неулыбчивому бровастому изваянию воздушный поцелуй. Возможно, Эспо приврал, как когда-то утверждал, что показал обидевшей его канадской аудитории в Ванкувере язык. А может, сказал правду…

В это время на застуженных просторах Лужников горько рыдала канадка, сдуру продавшая за 80 рублей билеты на первую игру в Москве. За билеты на топовые хоккейные матчи в Советском Союзе болельщики готовы были отдать последние штаны. Я и сам помню, как некий мужчина интеллигентного вида с бородкой предлагал мне за билет на матч приза «Известий» СССР – ЧССР «любые деньги». Мне же и в голову не приходило торговаться. Причем здесь деньги?! Эти матчи просто не имели цены.

Атмосфера была до такой степени накаленной, что в команде Канады появились первые дезертиры. Гарри Синден был в ярости – он воспринимал это уже как предательство интересов даже не команды, а страны. Вик Хэдфилд, Рик Мартин и Джош Гувремон собирали вещи, чтобы отправиться на родину. «Эти игроки решили уйти прежде, чем закатится звезда канадского хоккея», - язвительно заметил Синден. После поражения в первой игре отпросится в Канаду и Жильбер Перро, который, вообще говоря, неплохо отыграет этот матч. Другим и в голову не приходило бросить команду, даже если они осознавали, что их вряд ли выпустят на лед. Кен Драйден был уверен, что после его провалов в канадской части Серии, его не то что не поставят в ворота, а даже не будут заявлять на матчи, тем более что Эд Джонстон неплохо себя показал в Швеции. И тем не менее был оскорблен, когда кто-то спросил у него, не собирается ли он присоединиться к беглецам. Совсем молодой тогда Марсель Дионн не сыграл ни в одном матче, но оставался с командой. Потом его ждала блестящая карьера и много игр с Советами. Особенно он будет восхищаться мастерством советского форварда Хельмута Балдериса…

Но 21-го числа все еще было относительно мирно. На тренировке Тарасов и Третьяк куртуазно общались с Аланом Иглсоном и Жаном Беливо, многолетним лидером Canadiens, который, увы, закончил карьеру годом раньше, приведя команду к еще одному Кубку Стэнли. «Я слышал о вас», - вежливо сказал Третьяк легенде канадского хоккея. Тот усмехнулся: «Я о вас тоже». Иглсон приглашал советского вратаря провести время в летнем тренировочном лагере Бобби Орра, наш голкипер, не будь дураком, как бы в шутку спросил, оплатит ли канадская сторона пребывание в Канаде его жене. Иглсон заметил, что у Третьяка повадки настоящего профессионала: «В следующий раз вы спросите меня о пенсионном обеспечении».

Вечером того же дня канадцы побывали в цирке на проспекте Вернадского. Потом они устроят советской сборной такой цирк, что мало не покажется…

Официальный советский пресс-центр «международных товарищеских хоккейных матчей сборных Канады и СССР» в своей листовке весьма здраво констатировал: «…советские хоккеисты могут немало позаимствовать из спортивного арсенала канадцев, тем более, что в конце сентября сборная Канады, по-видимому, предстанет в ином качестве: хоккеисты достигнут лучшей спортивной формы… надо прямо сказать: наших хоккеистов ждут нелегкие матчи».

Автор этого произведения как в воду глядел.

Самая обыкновенная картонка с наклеенными на нее совершенно жуткими рожами канадских профессионалов, напоминавшими физиономии со стендов «Их разыскивает милиция», и перевранными фамилиями – смутный объект желания советского болельщика. У меня была такая картонка, и я хранил ее как настоящую драгоценность. И сохранил до сегодняшнего дня наряду с многочисленными хоккейными календарями-справочниками, самый (драго)ценный из которых – за сезон 1972 – 1973 годов. Почему-то помню до сих пор наизусть начало одного из очерков: «Абонент ответил сразу: «Дежурный по Центральному спортивному клубу армии младший лейтенант Лутченко слушает…» О, как бы я хотел быть таким дежурным и впитывать ноздрями запах арены ЦСКА, скользкий лед которой я однажды все-таки апробировал… Впрочем, это другая история…

…Откуда наши умельцы нарыли эти фотографии, где далеко не все хоккеисты похожи на себя – загадка. Но это было не важно. Гораздо более важной казалась звукопись канадских фамилий.

Во время представления хоккеистов вечером 22 сентября советский диктор перевирал фамилии канадских игроков столь же комично, как канадцы – фамилии наших хоккеистов. Организационная «мощь» советской стороны явила себя наиболее эксцентрическим образом – никому и не пришло в голову пригласить знатоков английского и французского языков, ну хотя бы из профильных академических институтов или МИДа или из ЦК, в конце концов. Ну что за Пауль Хендерсон? Или Жан-Пауль Паризе? Или МахАвлич? Наслушавшись этих объявлений, Бобби Кларк, казалось, с трепетом ожидал, как назовут его и почти незаметно неодобрительно покачивал головой – но имя и фамилию потомственного пролетария из шахтерского городка Флин Флон, Манитоба, диктор произнес правильно.

Странным образом это было проникновение за пределы железного занавеса. Просто сам процесс произнесения фамилий и наблюдения за лучшими канадскими игроками. Что уж говорить о некогда девственных бортах ледового дворца – сейчас на них красовалась реклама загадочных брендов: Gillette, Electrolux, Hitachi… Ну и присутствовали здесь дорогие сердцу каждого практикующего дворовый хоккей мальчишки три веселых буквы - CCM: лучшие хоккеисты мира щеголяли в шлемах этой канадской фирмы, с 1905 года производившей хоккейную экипировку.

В железном занавесе была проделана большая дыра – одним фактом появления канадцев в России.

Хоккеисты вежливо обменялись вымпелами и началась игра. В составе канадцев отсутствовал по причине травмы монреалец Серж Савар (естественно, обозначенный на картонке как Савард), партнер Ги Лапуана (его присобачить к картонке забыли, зато поместили Бобби Орра, который из-за операции на мениске все-таки не смог участвовать и во второй части Серии). Советские тренеры дозаявили спартаковца Александра Мартынюка, который, правда, сыграл не слишком выразительно в спартаковской тройке, и всего одну игру. Точно так же выпустили один раз Старшинова в игре номер 2 – и больше ветеран на площадке не появлялся. Это свидетельствовало то ли о готовности Боброва и Кулагина к экспериментам, то ли о мучительных и не всегда удачных попытках нащупать оптимальную конфигурацию состава. В первой московской игре участвовал Анисин, но без своих партнеров по «Крыльям» - его присоединяли время от времени вместо Мартынюка к Якушеву и Шадрину. А отсутствие тройки-лидера – периодическая смена партнеров у Михайлова и Петрова (притом, что пятая игра был одной из лучших для их более или менее постоянного «левофлангового» Блинова), Якушева и Шадрина, не слишком оправдавшее себя сочетание Викулов – Мальцев – Харламов, прекрасно срабатывавшее на чемпионате мира и Олимпиаде -72, - сказалось уже в первой московской игре. Хотя опять-таки именно Викулов, как и Блинов, блеснул великолепным голом 22 сентября. Голом, который, как ошибочно считалось, гарантировал победу команде СССР в Серии.

Вообще говоря, многие звезды тогдашней сборной не нашли себя в играх с канадцами – то есть при столкновении с хоккеем иного типа. И какие звезды! Ладно Вячеслав Старшинов, сыгравший бесцветно одну игру: он уже имел право постепенно сходить со сцены «по возрасту» - 32 года. После Суперсерии этот центрфорвард, забивавший больше всех в советском хоккее, игравший в сборной с 1961 года, ее капитан с 1969 по 1971 год, стал старшим тренером «Спартака», а затем тренировал японцев. Характерно, что в сезоне 1978 года он неожиданно вернулся в большой хоккей, в тот же родной для него «Спартак» и забросил свою 400-ю шайбу в чемпионатах страны (всего их было 404, к 1980-му году Старшинова обошел только Борис Михайлов с 423 шайбами). Но вот, например, Владимир Викулов, на шесть лет младше Старшинова. Он сыграл в Суперсерии 6 матчей с Мальцевым и Харламовым, причем не очень ярко, хотя и забросил, как мы уже заметили, два хороших гола. Но ведь в том же 1972 году он был лучшим снайпером сборной и вообще всего чемпионата мира в Праге по числу заброшенных шайб (по набранным очкам первым был Александр Мальцев, что тоже характерно – в Суперсерии он не забросил ни одного гола, хотя пять раз ассистировал). На том же чемпионате мира–1972 тройка Викулов – Мальцев – Харламов была признана лучшей, как тройка Викулов – Мальцев – Фирсов в 1969-м, когда еще не разлученные Тарасовым Михайлов – Петров – Харламов только дебютировали в составе сборной СССР. При этом в чемпионате страны 1971-1972 Викулов забросил больше всех шайб – 34, а вместе с партнерами по тройке Фирсовым и Харламовым, самой результативной в том сезоне, получалось 78 шайб. Еще более яркий пример «потерявшегося» игрока – Александр Мальцев, всеми признанная звезда мирового уровня, лучший бомбардир и лучший нападающий чемпионата мира 1970 года, лучший нападающий чемпионата мира 1972 года, набравший наибольшее число очков по системе гол+пас.

Просто с канадцами у этих великолепных игроков были «стилистические разногласия», впечатлить и по-настоящему обмануть стену их четкой и грубой обороны мог из этой звездной тройки только Харламов. А вот Петров и Михайлов были адекватны канадскому стилю. Но как раз по иронии тренерских стереотипов им-то и недоставало Харламова, который наверняка сыграл бы ярче и результативнее вместе со своими любимыми партнерами, не вписавшимися в тарасовские тактические схемы, подхваченные Всеволодом Бобровым и Николаем Пучковым на чемпионате мира – 1972 и Бобровым и Кулагиным в Суперсерии. Старший тренер сборной СССР поправил ситуацию, восстановив в декабре 1972 года на розыгрыше приза «Известий» тройку Михайлов – Петров – Харламов (тогда же снова расцвел Мальцев, забросивший больше всех шайб). Спустя несколько месяцев на чемпионате мира 1973 года в Москве Михайлов – Петров – Харламов забросили 43 шайбы, а вместе с коллегами по пятерке защитниками Валерием Васильевым и Александром Гусевым – 57 шайб. При этом в ЦСКА члены первой тройки сборной в то время по-прежнему были разлучены и воссоединились только тогда, когда в 1974 году старшим тренером армейцев вместо Анатолия Тарасова стал Константин Локтев.

Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не мог простить Тарасову «отставки» из ЦДКА. Месть — это блюдо, которое подают холодным. И вот спустя более чем два десятилетия уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной. Как раз советский спортивный функционер и не был-то большим сторонником серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон (достаточно сказать, что подзаголовок книги Расса Конвея о нём звучит так: «Алан Иглсон и коррупция в хоккее»).
Холодная война на льду — 6

Пути хоккейные неисповедимы, как и мимолетные ошибки и феерические находки великого Тарасова. Что было бы, если бы в один прекрасный день Борис Кулагин не вернул в Москву 19-летнего Валерия Харламова, сосланного Анатолием Тарасовым, не любившим невысоких хоккеистов и снисходительно называвшим его «Коньком-Горбунком», в «фарм-клуб» третьего дивизиона «Звезда» (Чебаркуль)? (Оттуда же, из этой команды Уральского военного округа, вернули и тут же поставили в основной состав и нарушителя спортивного режима Александра Гусева, ставшего одним из лучших советских защитников.) Или если бы Тарасов не возился с Третьяком, настояв на том, чтобы в декабре 1969 года 17-летний вратарь оказался в сборной страны? Мировой хоккей оказался бы более скучным и пресным. Как миниум…

Начало первого периода было за хозяевами площадки, что естественно: это все-таки советская территория. Да и явным образом ставилась задача с самого начала смять, обескуражить гостей. То есть канадцы и русские поменялись ролями. Третьяк по-настоящему вступил в игру лишь спустя почти десять минут после начала матча. Харламов на родном льду «возил» оборону канадцев, как хотел. Но ближе к середине первого периода стало очевидным, что хоккеисты сборной Канады – уже другие. Они изменили тактику, уверенно играли в защите, а наши, напротив, словно бы переняли у своих соперников жесткий стиль игры, готовность к силовой борьбе, чаще бросали по воротам без подготовки.

«В середине периода Перро сделал невероятный прорыв, обойдя их лучшего защитника Лутченко, которого было совершенно невозможно обмануть в Канаде», - вспоминал Гарри Синден. После прорыва Жильбера Перро и его голевой передачи Жану-Полю Паризе ход встречи изменился и канадцы, подогреваемые на этот раз доброжелательной группой поддержки, перекрикивавшей вяловатых советских болельщиков: «Go, Canada, go!», заиграли так, словно бы всю жизнь гоняли по арене Лужников. Создавалось впечатление, что на советских хоккеистов давил груз ответственности – как они могли уступить первую игру, вообще играть хуже на своей территории, да еще на глазах у генерального секретаря!

В результате второй период обернулся для сборной СССР кошмаром. Связка Хендерсон – Кларк проявила свою фантастическую силу, которая еще не раз создаст проблемы советской сборной во второй части Суперсерии. Вторую шайбу забросил Кларк. Правда, его очевидным образом проглядели и Цыганков, и Рагулин – заслуженный ветеран выглядел, как неповоротливая баржа. Третья шайба была на счету Хендерсона. 3:0 – что скажет Леонид Ильич? Несмотря на частые удаления и едва сдерживаемые симпатии судей к советской сборной, канадцы полностью доминировали на арене, были заряжены на победу. И очень хорош был Тони Эспозито, игравший так хладнокровно, как если бы его фамилия была Третьяк. В конце периода Пол Хендерсон неудачно упал в советской зоне (или его зацепил Мальцев, когда канадец почти вышел один на один с нашим вратарем) и со всего маху ударился спиной о борт. Казалось, будущий автор последнего победного гола Канады в восьмой игре вышел из строя, но нет – обошлось.

В третьем периоде ситуация волшебным образом изменилась. «Ни разу в жизни я не чувствовал себя так беспомощно, как в тот вечер во время третьего периода», - признавался Синден. Казалось, канадцы очень устали: сработал «синдром озера Эри», большой площадки и высокого темпа игры. Наши во всяком случае выглядели гораздо свежее.

На четвертой минуте после отменного паса Петрова шайбу забросил Блинов. Тот самый хоккеист, который выполнял ролевую функцию Харламова в разлученной тройке. Его спортивная биография, в целом вполне благополучная, после Суперсерии как-то начнет постепенно сходить на нет. Хотя это был очень талантливый игрок, «уведенный» Тарасовым из футбола – Блинов играл за сборную Москвы и, по утверждению Боброва, мог попасть в «основу» футбольного ЦСКА. (Точно так же когда-то Тарасов перевел из футбола в хоккей талантливого форварда Виктора Полупанова.) В 1972 году он получит медаль «За трудовую доблесть», продолжит играть за ЦСКА, войдет в декабре в состав сборной в турнире на приз «Известий» и завоюет вместе с товарищами по команде каменный цветок из уральских самоцветов. Но уже в 1973 году его не будет в сборной, которая триумфально победит на чемпионате мира в Москве. В тройке с Петровым и Михайловым ему все-таки было неуютно, и он чуть ли не сам попросил Локтева вернуть Харламова в знаменитое звено. Хотя, разумеется, Локтев и так собирался это сделать. Карьера его закончится в «Кристалле» (Саратов) и в липецком СКА…

После очередного гола Хендерсона с подачи Кларка счет стал 4:1 и, казалось, уже ничто не может изменить ход встречи. Однако ее тональность резко изменилась. Разыгрался Мальцев, задвигалось спартаковское звено, усиленное Анисиным – он сам забросил шайбу и ассистировал Шадрину. Прекрасные голы записали на свой счет Гусев и Викулов (с подачи Харламова). И хотя соотношение бросков в третьем периоде было 11 (СССР) против 12 (Канада), создавалось полное впечатление, что канадцев задавили.

Викуловская шайба подчеркнула превосходную обводку и голевое чутье этого форварда, которые были несколько приглушены жесткостью канадской обороны. Этому молчаливому и сдержанному хоккеисту была уготовлена очень долгая карьера: в ЦСКА он начал еще в 1964-м 18-летним юношей, а в 1965-м уже играл в сборной. Тройка Викулов – Полупанов - Фирсов была ключевой и в сборной, и в ЦСКА. Правда, в 1969-м в сборной СССР на месте центрфорварда в этом звене сборной уже играл Мальцев: Виктор Полупанов был отчислен из ЦСКА за нарушения спортивного режима, причем не как-нибудь, а «судом офицерской чести», и на этом его карьера практически была закончена. Викулов не отличался подобного рода нарушениями, и его карьера была ровной. Кто еще мог похвастаться такими партнерами, как Фирсов, Мальцев, Харламов, а ближе к концу карьеры - ветеранской опекой над блистательным и взрывным Борисом Александровым и чем-то напоминавшим Якушева Виктором Жлуктовым. В сборной Викулов играл до 1977-го, в чемпионате страны – до 1979-го (заканчивал в СКА (Ленинград). К 1972-му он уже был шестикратным чемпионом мира, получил и орден «Знак почета», весьма значимый в иерархии государственных наград. Но получилось так, что после окончания карьеры Викулов запил, как это бывало со многими хоккеистами, психологически тяжело переживавшими уход из большого спорта: от славы – к неустроенности и поискам работы. Хоккеистам ЦСКА по крайней мере была гарантирована военная пенсия, но, тем не менее, сколько-нибудь беспроблемной могла быть жизнь только звезд первой величины.

Подобного рода классическая история рассказана в культовом фильме «Москва слезам не верит», снятом в 1979 году. Кто не помнит образ хоккеиста Сергея Гурина, мужа Людмилы, которого сыграл Александр Фатюшин: герой картины не выдержал бремени славы и в результате обрел благодарную публику в пивных. Это судьба «типического героя в типических обстоятельствах», хотя многие все-таки в результате находили себя в околохоккейной среде или на тренерской работе, пусть и с мальчишками…

А тогда, 22 сентября 1972 года, гол Викулова почти гарантировал победу сборной СССР в Серии. Не зря форвард под номером 18 участвовал в символическом вбрасывании с Филом Эспозито перед самой первой игрой в Монреале…

Под конец пятой встречи то ли случайно, то ли по замыслу тренеров Харламов оказался на площадке вместе с Михайловым и Петровым. И тут же возник опасный момент. Самый яркий российский форвард безумно раздражал канадцев. Возможно, тогда-то и возник замысел вывести его из строя.

«В нашей раздевалке стояла гробовая тишина. Состояние у всех было подавленное. Как это могло произойти? Фил Эспозито оглянулся на меня и сказал, что ему это напоминает решающую игру Кубка Стэнли 1971 года между Бостоном и Монреалем, когда, забросив пять шайб в третьем периоде, канадцы победили со счетом 7: 5. Все были расстроены. Еще бы, всего полчаса назад мы были полны энтузиазма, а сейчас проигрываем серию со счетом 1: 3, имея впереди весьма сомнительную перспективу выиграть три оставшиеся встречи, а с ними и всю серию».

Синден начал подготовку к шестой игре. На карту было поставлено все. Он и не думал сдаваться.

Продолжение следует…

[Андрей Колесников]

http://www.chaskor.ru/article/holodn..._ldu_-_9_24470
вторник, 16 августа 2011 года, 17.41

Очерк-сериал об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года

Матч хоккейной суперсерии СССР-Канада 1972 года

Необыкновенные приключения канадцев в России; «Страна, которая управляется солдатами»; канадцы попадают на 3520 американских долларов за порчу люстры в гостинице «Интурист»; Эспозито падает на льду Лужников, но элегантно выходит из положения, раскланявшись перед публикой, в том числе Брежневым; канадцы, ведя 4:1, проигрывают матч; Синден разбивает о стену раздевалки чашку кофе, но и не думает сдаваться.

Мы продолжаем публикацию очерка-сериала об исторических обстоятельствах, предшествовавших и сопутствовавших хоккейной суперсерии СССР — Канада 1972 года. Предыдущие фрагменты были опубликованы 19 марта, 2, 16, 28 апреля, 17 мая, 15 июня, 5 июля и 6 августа .

Мечта каждого мальчишки 1972 года – картонка с изображением канадских хоккеистов.
Дорого - 85 копеек

Фил Эспозито, попав в СССР, точно определил его как «страну, которая управляется солдатами». Он даже чуть не подрался с «солдатом», который отловил мальчишку, клянчившего у неформального лидера канадской сборной жвачку («Chew gum! Chew gum!») – вожделенный фетишизированный предмет, который воплощал в себе для детей 1970-х все западное. А Пит Маховлич пытался выбросить из автобуса сборной двух «солдат» в штатском, которые везде неотвязно сопровождали канадцев. Правда, Филу не пришло в голову, что он и на арене Лужников, куда, с точки зрения канадцев, лили слишком много воды, отчего лед был мягковат, бился в основном с офицерами Советской армии в лице 13 игроков ЦСКА и СКА. И, находясь в Канаде, офицеры вслед за «Песнярами» с чистым сердцем могли бы спеть песню Баснера – Матусовского: «Мы трудную службу сегодня несем, вдали от России, вдали от России…»

На самом деле войну с канадской сборной вел КГБ. Ни руководство страны, ни спортивные чиновники не были заинтересованы в том, чтобы какие-то персонажи звонили в четыре часа утра в номера канадских хоккеистов и многозначительно молчали в трубку. Однажды тот же Эспозито не просто вырвал шнур из розетки, а оторвал его от трубки. Так что вы думаете? Доблестные бойцы невидимого фронта устроили ремонт телефона прямо в холодное утро 20-х чисел сентября 1972 года.

Эспо утверждал, что богатые запасы пива, кока-колы и еды, которыми канадцы затарились в Швеции, были загадочным образом кем-то уполовинены. У многих хоккеистом страх перед КГБ трансформировался в манию преследования. Им везде мерещились жучки. Кто-то из игроков (одни называют Фрэнка Маховлича, Эспозито с Кэшменом взяли эту историю на себя, хотя это были точно не они), обнаружив на полу гостиничного номера загадочные болты, отвинтил их, что привело к падению люстры в ресторане. Хорошо, что время было позднее и осколки никого не убили. Зато канадцы попали на 3850 тогдашних американских долларов.

Хоккеисты постоянно голодали, им не нравилась еда в «Интуристе» на улице Горького, где разместили сборную Канады. Однажды они потратили несколько часов на поиски китайского ресторана, которого, естественно, в Москве не было – это так подшутил над своими товарищами Стэплтон. В другой раз неутомимый Эспозито подкупил портье и, получив ключ от номера Алана Иглсона, украл у него из холодильника индейку.

Ненависть канадцев к советскому режиму уже заранее подогрело то обстоятельство, что еще во время пребывания энхаэловцев в Швеции они получили требование Москвы отказаться от пребывания в «Интуристе» жен и подруг. Тогда было принято коллективное решение не ехать в СССР доигрывать оставшиеся четыре матча. Игроки были поддержаны тренерами и Иглсоном: канадцам, которые не привыкли к монашеско-казарменному стилю жизни советских спортсменов, которых тренеры месяцами держали на базах (после чего удивлялись тому, что хоккеисты при первой возможности начинают пить, как извозчики), этот неожиданный организационный фортель Советов показался оскорбительным. Испугавшись скандала, советская сторона разрешила пребывание в Москве подруг хоккеистов. Жаль, что сейчас невозможно проникнуть в кухню принятия этих решений, но установить столь нелепые правила, ограничив канадцев в женских ласках, могли только последователи железного Феликса. Возможно, они думали, что секрет успеха канадского хоккея – в сексуальной невоздержанности. При этом, надо сказать, что те хоккеисты, которые не были обременены женами и невестами, превосходным образом воспользовались в «Интуристе» услугами «интердевочек». Вероятно, искали на них «жучков»…

У меня была книга с фотографией Мальцева и Эспозито на обложке, тонированной в оранжевый цвет. Кен Драйден, «Хоккей на высшем уровне». С размашистым и странным, как руническое письмо, автографом Третьяка. Книга исчезла, и кто теперь вспомнит, куда она подевалась. Канула куда-то и другая книга — «Когда льду жарко» Третьяка. Я не столько любил её читать, сколько разглядывал фотографии. Третьяк был вообще главным человеком в жизни, потому что я хотел стать вратарём, носить на спине № 20, странный для голкипера, который всегда № 1, расчищать коньками вратарскую зону, как он, постукивать клюшкой по штангам и по щиткам, быть во всём на него похожим, включая причёску.
Холодная война на льду — 7

Менее подверженные страхам перед спецслужбами хоккеисты вроде Кена Драйдена и его жены Линды мирно знакомились с достопримечательностями столицы. Гарри Синден был вполне доволен приемом и отлично обустроенными тремя раздевалками с минералкой, яблоками и грейпфрутами – символами советского номенклатурного великолепия. Но миролюбивый настрой был ему свойствен только до первой игры. Если не считать, конечно, того, что после поражения в матче 22 сентября, когда канадцы были поставлены перед задачей выиграть все оставшиеся три игры, чтобы спасти репутацию канадского хоккея, страны Канады и в ее лице всего западного мира, он не явился на послематчевую пресс-конференцию и швырнул в стену раздевалки заготовленную для него чашку кофе.

То, что происходило потом, иначе как войной назвать было нельзя. «Это уже были не две команды. Это были два образа жизни, которые боролись за то, чтобы доказать свое превосходство». Фил Эспозито, не обладая утонченностью и дипломатичностью Кена Драйдена, снова попал в точку.

Хотя… Хотя перед первым московским матчем в пятницу 22 сентября 1972 года в 19:30 минут именно он разрядил атмосферу холодной войны. Поскользнувшись на стебле врученного ему при представлении игроков цветка, он свалился, как сам выразился, «на задницу», высоко и театрально задрав ноги. Смех публики, среди которой было 3000 канадских болельщиков, на этот раз по-настоящему поддерживавших свою команду, перешел в овацию, когда канадский итальянец с комическим выражением лица встал на коньки и изысканно поклонился публике. Позже он утверждал, что встретился глазами с Брежневым и послал этому неулыбчивому бровастому изваянию воздушный поцелуй. Возможно, Эспо приврал, как когда-то утверждал, что показал обидевшей его канадской аудитории в Ванкувере язык. А может, сказал правду…

В это время на застуженных просторах Лужников горько рыдала канадка, сдуру продавшая за 80 рублей билеты на первую игру в Москве. За билеты на топовые хоккейные матчи в Советском Союзе болельщики готовы были отдать последние штаны. Я и сам помню, как некий мужчина интеллигентного вида с бородкой предлагал мне за билет на матч приза «Известий» СССР – ЧССР «любые деньги». Мне же и в голову не приходило торговаться. Причем здесь деньги?! Эти матчи просто не имели цены.

Атмосфера была до такой степени накаленной, что в команде Канады появились первые дезертиры. Гарри Синден был в ярости – он воспринимал это уже как предательство интересов даже не команды, а страны. Вик Хэдфилд, Рик Мартин и Джош Гувремон собирали вещи, чтобы отправиться на родину. «Эти игроки решили уйти прежде, чем закатится звезда канадского хоккея», - язвительно заметил Синден. После поражения в первой игре отпросится в Канаду и Жильбер Перро, который, вообще говоря, неплохо отыграет этот матч. Другим и в голову не приходило бросить команду, даже если они осознавали, что их вряд ли выпустят на лед. Кен Драйден был уверен, что после его провалов в канадской части Серии, его не то что не поставят в ворота, а даже не будут заявлять на матчи, тем более что Эд Джонстон неплохо себя показал в Швеции. И тем не менее был оскорблен, когда кто-то спросил у него, не собирается ли он присоединиться к беглецам. Совсем молодой тогда Марсель Дионн не сыграл ни в одном матче, но оставался с командой. Потом его ждала блестящая карьера и много игр с Советами. Особенно он будет восхищаться мастерством советского форварда Хельмута Балдериса…

Но 21-го числа все еще было относительно мирно. На тренировке Тарасов и Третьяк куртуазно общались с Аланом Иглсоном и Жаном Беливо, многолетним лидером Canadiens, который, увы, закончил карьеру годом раньше, приведя команду к еще одному Кубку Стэнли. «Я слышал о вас», - вежливо сказал Третьяк легенде канадского хоккея. Тот усмехнулся: «Я о вас тоже». Иглсон приглашал советского вратаря провести время в летнем тренировочном лагере Бобби Орра, наш голкипер, не будь дураком, как бы в шутку спросил, оплатит ли канадская сторона пребывание в Канаде его жене. Иглсон заметил, что у Третьяка повадки настоящего профессионала: «В следующий раз вы спросите меня о пенсионном обеспечении».

Вечером того же дня канадцы побывали в цирке на проспекте Вернадского. Потом они устроят советской сборной такой цирк, что мало не покажется…

Официальный советский пресс-центр «международных товарищеских хоккейных матчей сборных Канады и СССР» в своей листовке весьма здраво констатировал: «…советские хоккеисты могут немало позаимствовать из спортивного арсенала канадцев, тем более, что в конце сентября сборная Канады, по-видимому, предстанет в ином качестве: хоккеисты достигнут лучшей спортивной формы… надо прямо сказать: наших хоккеистов ждут нелегкие матчи».

Автор этого произведения как в воду глядел.

Самая обыкновенная картонка с наклеенными на нее совершенно жуткими рожами канадских профессионалов, напоминавшими физиономии со стендов «Их разыскивает милиция», и перевранными фамилиями – смутный объект желания советского болельщика. У меня была такая картонка, и я хранил ее как настоящую драгоценность. И сохранил до сегодняшнего дня наряду с многочисленными хоккейными календарями-справочниками, самый (драго)ценный из которых – за сезон 1972 – 1973 годов. Почему-то помню до сих пор наизусть начало одного из очерков: «Абонент ответил сразу: «Дежурный по Центральному спортивному клубу армии младший лейтенант Лутченко слушает…» О, как бы я хотел быть таким дежурным и впитывать ноздрями запах арены ЦСКА, скользкий лед которой я однажды все-таки апробировал… Впрочем, это другая история…

…Откуда наши умельцы нарыли эти фотографии, где далеко не все хоккеисты похожи на себя – загадка. Но это было не важно. Гораздо более важной казалась звукопись канадских фамилий.

Во время представления хоккеистов вечером 22 сентября советский диктор перевирал фамилии канадских игроков столь же комично, как канадцы – фамилии наших хоккеистов. Организационная «мощь» советской стороны явила себя наиболее эксцентрическим образом – никому и не пришло в голову пригласить знатоков английского и французского языков, ну хотя бы из профильных академических институтов или МИДа или из ЦК, в конце концов. Ну что за Пауль Хендерсон? Или Жан-Пауль Паризе? Или МахАвлич? Наслушавшись этих объявлений, Бобби Кларк, казалось, с трепетом ожидал, как назовут его и почти незаметно неодобрительно покачивал головой – но имя и фамилию потомственного пролетария из шахтерского городка Флин Флон, Манитоба, диктор произнес правильно.

Странным образом это было проникновение за пределы железного занавеса. Просто сам процесс произнесения фамилий и наблюдения за лучшими канадскими игроками. Что уж говорить о некогда девственных бортах ледового дворца – сейчас на них красовалась реклама загадочных брендов: Gillette, Electrolux, Hitachi… Ну и присутствовали здесь дорогие сердцу каждого практикующего дворовый хоккей мальчишки три веселых буквы - CCM: лучшие хоккеисты мира щеголяли в шлемах этой канадской фирмы, с 1905 года производившей хоккейную экипировку.

В железном занавесе была проделана большая дыра – одним фактом появления канадцев в России.

Хоккеисты вежливо обменялись вымпелами и началась игра. В составе канадцев отсутствовал по причине травмы монреалец Серж Савар (естественно, обозначенный на картонке как Савард), партнер Ги Лапуана (его присобачить к картонке забыли, зато поместили Бобби Орра, который из-за операции на мениске все-таки не смог участвовать и во второй части Серии). Советские тренеры дозаявили спартаковца Александра Мартынюка, который, правда, сыграл не слишком выразительно в спартаковской тройке, и всего одну игру. Точно так же выпустили один раз Старшинова в игре номер 2 – и больше ветеран на площадке не появлялся. Это свидетельствовало то ли о готовности Боброва и Кулагина к экспериментам, то ли о мучительных и не всегда удачных попытках нащупать оптимальную конфигурацию состава. В первой московской игре участвовал Анисин, но без своих партнеров по «Крыльям» - его присоединяли время от времени вместо Мартынюка к Якушеву и Шадрину. А отсутствие тройки-лидера – периодическая смена партнеров у Михайлова и Петрова (притом, что пятая игра был одной из лучших для их более или менее постоянного «левофлангового» Блинова), Якушева и Шадрина, не слишком оправдавшее себя сочетание Викулов – Мальцев – Харламов, прекрасно срабатывавшее на чемпионате мира и Олимпиаде -72, - сказалось уже в первой московской игре. Хотя опять-таки именно Викулов, как и Блинов, блеснул великолепным голом 22 сентября. Голом, который, как ошибочно считалось, гарантировал победу команде СССР в Серии.

Вообще говоря, многие звезды тогдашней сборной не нашли себя в играх с канадцами – то есть при столкновении с хоккеем иного типа. И какие звезды! Ладно Вячеслав Старшинов, сыгравший бесцветно одну игру: он уже имел право постепенно сходить со сцены «по возрасту» - 32 года. После Суперсерии этот центрфорвард, забивавший больше всех в советском хоккее, игравший в сборной с 1961 года, ее капитан с 1969 по 1971 год, стал старшим тренером «Спартака», а затем тренировал японцев. Характерно, что в сезоне 1978 года он неожиданно вернулся в большой хоккей, в тот же родной для него «Спартак» и забросил свою 400-ю шайбу в чемпионатах страны (всего их было 404, к 1980-му году Старшинова обошел только Борис Михайлов с 423 шайбами). Но вот, например, Владимир Викулов, на шесть лет младше Старшинова. Он сыграл в Суперсерии 6 матчей с Мальцевым и Харламовым, причем не очень ярко, хотя и забросил, как мы уже заметили, два хороших гола. Но ведь в том же 1972 году он был лучшим снайпером сборной и вообще всего чемпионата мира в Праге по числу заброшенных шайб (по набранным очкам первым был Александр Мальцев, что тоже характерно – в Суперсерии он не забросил ни одного гола, хотя пять раз ассистировал). На том же чемпионате мира–1972 тройка Викулов – Мальцев – Харламов была признана лучшей, как тройка Викулов – Мальцев – Фирсов в 1969-м, когда еще не разлученные Тарасовым Михайлов – Петров – Харламов только дебютировали в составе сборной СССР. При этом в чемпионате страны 1971-1972 Викулов забросил больше всех шайб – 34, а вместе с партнерами по тройке Фирсовым и Харламовым, самой результативной в том сезоне, получалось 78 шайб. Еще более яркий пример «потерявшегося» игрока – Александр Мальцев, всеми признанная звезда мирового уровня, лучший бомбардир и лучший нападающий чемпионата мира 1970 года, лучший нападающий чемпионата мира 1972 года, набравший наибольшее число очков по системе гол+пас.

Просто с канадцами у этих великолепных игроков были «стилистические разногласия», впечатлить и по-настоящему обмануть стену их четкой и грубой обороны мог из этой звездной тройки только Харламов. А вот Петров и Михайлов были адекватны канадскому стилю. Но как раз по иронии тренерских стереотипов им-то и недоставало Харламова, который наверняка сыграл бы ярче и результативнее вместе со своими любимыми партнерами, не вписавшимися в тарасовские тактические схемы, подхваченные Всеволодом Бобровым и Николаем Пучковым на чемпионате мира – 1972 и Бобровым и Кулагиным в Суперсерии. Старший тренер сборной СССР поправил ситуацию, восстановив в декабре 1972 года на розыгрыше приза «Известий» тройку Михайлов – Петров – Харламов (тогда же снова расцвел Мальцев, забросивший больше всех шайб). Спустя несколько месяцев на чемпионате мира 1973 года в Москве Михайлов – Петров – Харламов забросили 43 шайбы, а вместе с коллегами по пятерке защитниками Валерием Васильевым и Александром Гусевым – 57 шайб. При этом в ЦСКА члены первой тройки сборной в то время по-прежнему были разлучены и воссоединились только тогда, когда в 1974 году старшим тренером армейцев вместо Анатолия Тарасова стал Константин Локтев.

Существует устойчивая легенда, которая может оказаться и правдой, что Старовойтов не мог простить Тарасову «отставки» из ЦДКА. Месть — это блюдо, которое подают холодным. И вот спустя более чем два десятилетия уже Старовойтов «отставил» Тарасова, только не из ЦСКА, а из сборной. Как раз советский спортивный функционер и не был-то большим сторонником серии. Надеялся на то, что клубы не отпустят в сборную Канады лучших игроков. Вынужден был вести сложную бюрократическую интригу с Джоном Ахерном, чтобы тот по крайней мере не возражал против самого факта проведения серии. А вот с противоположной стороны мотором «сделки» был куда более эксцентричный и энергичный персонаж — исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ, легендарная и весьма противоречивая фигура Алан Иглсон (достаточно сказать, что подзаголовок книги Расса Конвея о нём звучит так: «Алан Иглсон и коррупция в хоккее»).
Холодная война на льду — 6

Пути хоккейные неисповедимы, как и мимолетные ошибки и феерические находки великого Тарасова. Что было бы, если бы в один прекрасный день Борис Кулагин не вернул в Москву 19-летнего Валерия Харламова, сосланного Анатолием Тарасовым, не любившим невысоких хоккеистов и снисходительно называвшим его «Коньком-Горбунком», в «фарм-клуб» третьего дивизиона «Звезда» (Чебаркуль)? (Оттуда же, из этой команды Уральского военного округа, вернули и тут же поставили в основной состав и нарушителя спортивного режима Александра Гусева, ставшего одним из лучших советских защитников.) Или если бы Тарасов не возился с Третьяком, настояв на том, чтобы в декабре 1969 года 17-летний вратарь оказался в сборной страны? Мировой хоккей оказался бы более скучным и пресным. Как миниум…

Начало первого периода было за хозяевами площадки, что естественно: это все-таки советская территория. Да и явным образом ставилась задача с самого начала смять, обескуражить гостей. То есть канадцы и русские поменялись ролями. Третьяк по-настоящему вступил в игру лишь спустя почти десять минут после начала матча. Харламов на родном льду «возил» оборону канадцев, как хотел. Но ближе к середине первого периода стало очевидным, что хоккеисты сборной Канады – уже другие. Они изменили тактику, уверенно играли в защите, а наши, напротив, словно бы переняли у своих соперников жесткий стиль игры, готовность к силовой борьбе, чаще бросали по воротам без подготовки.

«В середине периода Перро сделал невероятный прорыв, обойдя их лучшего защитника Лутченко, которого было совершенно невозможно обмануть в Канаде», - вспоминал Гарри Синден. После прорыва Жильбера Перро и его голевой передачи Жану-Полю Паризе ход встречи изменился и канадцы, подогреваемые на этот раз доброжелательной группой поддержки, перекрикивавшей вяловатых советских болельщиков: «Go, Canada, go!», заиграли так, словно бы всю жизнь гоняли по арене Лужников. Создавалось впечатление, что на советских хоккеистов давил груз ответственности – как они могли уступить первую игру, вообще играть хуже на своей территории, да еще на глазах у генерального секретаря!

В результате второй период обернулся для сборной СССР кошмаром. Связка Хендерсон – Кларк проявила свою фантастическую силу, которая еще не раз создаст проблемы советской сборной во второй части Суперсерии. Вторую шайбу забросил Кларк. Правда, его очевидным образом проглядели и Цыганков, и Рагулин – заслуженный ветеран выглядел, как неповоротливая баржа. Третья шайба была на счету Хендерсона. 3:0 – что скажет Леонид Ильич? Несмотря на частые удаления и едва сдерживаемые симпатии судей к советской сборной, канадцы полностью доминировали на арене, были заряжены на победу. И очень хорош был Тони Эспозито, игравший так хладнокровно, как если бы его фамилия была Третьяк. В конце периода Пол Хендерсон неудачно упал в советской зоне (или его зацепил Мальцев, когда канадец почти вышел один на один с нашим вратарем) и со всего маху ударился спиной о борт. Казалось, будущий автор последнего победного гола Канады в восьмой игре вышел из строя, но нет – обошлось.

В третьем периоде ситуация волшебным образом изменилась. «Ни разу в жизни я не чувствовал себя так беспомощно, как в тот вечер во время третьего периода», - признавался Синден. Казалось, канадцы очень устали: сработал «синдром озера Эри», большой площадки и высокого темпа игры. Наши во всяком случае выглядели гораздо свежее.

На четвертой минуте после отменного паса Петрова шайбу забросил Блинов. Тот самый хоккеист, который выполнял ролевую функцию Харламова в разлученной тройке. Его спортивная биография, в целом вполне благополучная, после Суперсерии как-то начнет постепенно сходить на нет. Хотя это был очень талантливый игрок, «уведенный» Тарасовым из футбола – Блинов играл за сборную Москвы и, по утверждению Боброва, мог попасть в «основу» футбольного ЦСКА. (Точно так же когда-то Тарасов перевел из футбола в хоккей талантливого форварда Виктора Полупанова.) В 1972 году он получит медаль «За трудовую доблесть», продолжит играть за ЦСКА, войдет в декабре в состав сборной в турнире на приз «Известий» и завоюет вместе с товарищами по команде каменный цветок из уральских самоцветов. Но уже в 1973 году его не будет в сборной, которая триумфально победит на чемпионате мира в Москве. В тройке с Петровым и Михайловым ему все-таки было неуютно, и он чуть ли не сам попросил Локтева вернуть Харламова в знаменитое звено. Хотя, разумеется, Локтев и так собирался это сделать. Карьера его закончится в «Кристалле» (Саратов) и в липецком СКА…

После очередного гола Хендерсона с подачи Кларка счет стал 4:1 и, казалось, уже ничто не может изменить ход встречи. Однако ее тональность резко изменилась. Разыгрался Мальцев, задвигалось спартаковское звено, усиленное Анисиным – он сам забросил шайбу и ассистировал Шадрину. Прекрасные голы записали на свой счет Гусев и Викулов (с подачи Харламова). И хотя соотношение бросков в третьем периоде было 11 (СССР) против 12 (Канада), создавалось полное впечатление, что канадцев задавили.

Викуловская шайба подчеркнула превосходную обводку и голевое чутье этого форварда, которые были несколько приглушены жесткостью канадской обороны. Этому молчаливому и сдержанному хоккеисту была уготовлена очень долгая карьера: в ЦСКА он начал еще в 1964-м 18-летним юношей, а в 1965-м уже играл в сборной. Тройка Викулов – Полупанов - Фирсов была ключевой и в сборной, и в ЦСКА. Правда, в 1969-м в сборной СССР на месте центрфорварда в этом звене сборной уже играл Мальцев: Виктор Полупанов был отчислен из ЦСКА за нарушения спортивного режима, причем не как-нибудь, а «судом офицерской чести», и на этом его карьера практически была закончена. Викулов не отличался подобного рода нарушениями, и его карьера была ровной. Кто еще мог похвастаться такими партнерами, как Фирсов, Мальцев, Харламов, а ближе к концу карьеры - ветеранской опекой над блистательным и взрывным Борисом Александровым и чем-то напоминавшим Якушева Виктором Жлуктовым. В сборной Викулов играл до 1977-го, в чемпионате страны – до 1979-го (заканчивал в СКА (Ленинград). К 1972-му он уже был шестикратным чемпионом мира, получил и орден «Знак почета», весьма значимый в иерархии государственных наград. Но получилось так, что после окончания карьеры Викулов запил, как это бывало со многими хоккеистами, психологически тяжело переживавшими уход из большого спорта: от славы – к неустроенности и поискам работы. Хоккеистам ЦСКА по крайней мере была гарантирована военная пенсия, но, тем не менее, сколько-нибудь беспроблемной могла быть жизнь только звезд первой величины.

Подобного рода классическая история рассказана в культовом фильме «Москва слезам не верит», снятом в 1979 году. Кто не помнит образ хоккеиста Сергея Гурина, мужа Людмилы, которого сыграл Александр Фатюшин: герой картины не выдержал бремени славы и в результате обрел благодарную публику в пивных. Это судьба «типического героя в типических обстоятельствах», хотя многие все-таки в результате находили себя в околохоккейной среде или на тренерской работе, пусть и с мальчишками…

А тогда, 22 сентября 1972 года, гол Викулова почти гарантировал победу сборной СССР в Серии. Не зря форвард под номером 18 участвовал в символическом вбрасывании с Филом Эспозито перед самой первой игрой в Монреале…

Под конец пятой встречи то ли случайно, то ли по замыслу тренеров Харламов оказался на площадке вместе с Михайловым и Петровым. И тут же возник опасный момент. Самый яркий российский форвард безумно раздражал канадцев. Возможно, тогда-то и возник замысел вывести его из строя.

«В нашей раздевалке стояла гробовая тишина. Состояние у всех было подавленное. Как это могло произойти? Фил Эспозито оглянулся на меня и сказал, что ему это напоминает решающую игру Кубка Стэнли 1971 года между Бостоном и Монреалем, когда, забросив пять шайб в третьем периоде, канадцы победили со счетом 7: 5. Все были расстроены. Еще бы, всего полчаса назад мы были полны энтузиазма, а сейчас проигрываем серию со счетом 1: 3, имея впереди весьма сомнительную перспективу выиграть три оставшиеся встречи, а с ними и всю серию».

Синден начал подготовку к шестой игре. На карту было поставлено все. Он и не думал сдаваться.

Продолжение следует…