*133. Август 1991 года

[Газета.Ru]

http://www.gazeta.ru/social/video/20...18/gkchp.shtml
18.08.2016 | 20:18

«Газета.Ru» представляет документальный фильм об августовских событиях 1991 года. Журналисты встретились с участниками и очевидцами путча, чтобы выяснить все подробности. Неизвестные ранее детали от первых лиц в документальном фильме «ГКЧП» в «Газете.Ru».

[Илья Константинов]

http://www.besttoday.ru/read/8457.html
18.08 12:21

И вновь о том, что произошло 25 лет назад. Небольшой мемуарчик..

Только что прилетел из США и тут же уснул. Проснулся я поздно. Посмотрел на часы – 19 августа 1991 года 9 часов утра. Надо в Верховный Совет на работу.

В чем ехать? Погода теплая. Настроение превосходное. Еще не зная, что ждет впереди, выбрал единственный светлый полотняный костюм, белую рубашку и галстук - ярких праздничных тонов.

Водитель – молодой русоволосый парень в светлой рубашке и тщательно отутюженных брюках привычно распахнул дверцу:

-- На Краснопресненскую?

-- Конечно.

-- Попробуем.

-- А в чем проблема?

-- Войска в городе.

-- Не понял, - я тупо уставился на водителя, - Какие войска?

-- Вы что, не в курсе?

-- Нет.

Водитель включил радио. Диктор железобетонным голосом читал: «Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР полностью отдает себе отчет о глубине поразившего страну кризиса, он принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса».

-- Оппаньки, переворот! – только и нашлось, что сказать.

-- Он самый, - спокойно подтвердил водитель.

А по проспекту Мира в направлении центра города уверенно двигалась армейская колонна, состоящая из бронетранспортеров и крытых армейских грузовиков, из которых выглядывали любопытные солдатские физиономии.

Как ни гнал водитель свою верную «Волгу», а когда мы подъехали к Верховному Совету, сердце у меня екнуло: возле знакомого здания на Краснопресненской набережной уже стояли танки.

Но боевые машины мирно дремали, прогуливавшиеся около них офицеры спокойно покуривали, оцепления не было, я привычно прошел мимо белодомовской охраны и поднялся к себе в кабинет.

Виктор Аксючиц вышагивал по комнате, как зверь по клетке, нервно вороша свои роскошные кудри:

-- Говорят, вот-вот будет штурм! Войска уже подошли.

-- Что-то не похоже. Я только что проходил мимо. Стволы зачехлены.

-- Все равно будет, – он продолжал ворошить волосы, - Говорят, по городу уже идут аресты.

-- А где Ельцин?

-- Здесь, в здании.

-- А Руцкой, Хасбулатов?

-- Тоже здесь.

-- А Горбачев?

-- Он арестован на своей даче в Форосе. Что делать будем?

-- Надо разобраться в ситуации. Хотя бы телевизор посмотреть. У кого телевизор есть?

-- У Лукина в кабинете.

-- Пошли.

Владимир Петрович Лукин, возглавлявший в Верховном Совете Комитет по международным делам, встретил нас сияющей улыбкой на симпатичном румяном лице:

-- Здорово, ребята, заходите.

Он вовсе не производил впечатления испуганного или подавленного человека, в отличие от его гостей: Ильи Заславского, походившего на только что выпавшего из гнезда вороненка, и мрачного Николая Травкина, нервно постукивавшего пальцами по подлокотнику кресла. Все смотрели телевизор, на экране которого разыгрывалась вечная драма «Лебединого озера»: черный злодей кружил над поникшей фигурой прекрасной царевны-лебедя.

-- Жалко птичку? – лукаво улыбнулся Лукин.

-- Людей жалко, - скривился как от зубной боли Травкин, - покосят пулеметами.

-- Не торопись, Николай, раньше времени паниковать, - посоветовал Лукин, доставая из шкафа бутылку коньяку и несколько рюмок, - Давайте-ка по чуть-чуть, для успокоения нервов.

-- А что, все-таки, с Михаилом Сергеевичем? – я честно старался уловить суть происходивших событий.

-- Болеет Михаил Сергеевич, - все так же улыбчиво объяснил Лукин, - Радикулит у него.

-- Так он арестован, или нет?

-- Точной информацией на этот счет не располагаю. Ясно одно: он находится в Форосе и обязанности президента СССР в настоящий момент не исполняет.

В кабинет без стука залетел Борис Немцов – депутат от Горьковской области и доверенное лицо Ельцина:

-- На Тверской идет митинг против ГКЧП. И у нас люди собираются. Пошли к народу.

-- Беги, беги! – покровительственно похлопал его по плечу Лукин, - мы еще успеем, намитингуемся.

Стоило Немцову исчезнуть, как на его месте, словно бы из воздуха, материализовался Олег Румянцев – тоже не последний человек в Верховном Совете – недавно назначенный ответственным секретарем Конституционной комиссии Съезда:

-- Обращение к гражданам России почти готово – Ельцин последние правки вносит. Скоро выйдет к народу, - и испарился так же быстро, как и Немцов.

-- Надо сходить послушать, - согласился Лукин и неожиданно подмигнул мне.

Владимир Петрович Лукин всегда вызывал у меня двойственное чувство: искренней симпатии и глубокого недоверия. Симпатии – потому что невозможно не симпатизировать умному и обаятельному человеку; а недоверия – ну, сами посудите, мог ли в советской системе координат человек, открыто демонстрирующий свою оппозиционность, работать на ответственных должностях в Министерстве иностранных дел? А Лукин работал, и при этом – демонстрировал. Что-то тут было не так. Но именно поэтому Владимир Петрович считался человеком весьма информированным, и его бодрое настроение в тот день – 19 августа – дорогого стоило.

На набережной возле Белого дома уже шумела разношерстная толпа демонстрантов, облепившая неподвижные танки, как муравьи облепляют неповоротливого жука. У некоторых в руках были самодельные плакаты: «Долой ГКЧП», иные выражали свою позицию еще лаконичней: «Ельцин!!!».

Но вот появился и Борис Николаевич в сопровождении своего вечного охранника Коржакова. Со свойственной ему некоторой неуклюжестью он, тем не менее, легко взобрался на один из танков. Никто из военнослужащих не пытался ему помешать. За спиной Ельцина маячила невыразительная физиономия Бурбулиса. Достав из кармана бумажку, Ельцин начал читать, довольно энергично при этом жестикулируя:

« В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный президент страны. Какими бы причинами не оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым реакционным антиконституционным переворотом», - народ затих, внимательно слушали и стоявшие поодаль офицеры, - «Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет… Призываем граждан дать достойный ответ путчистам»!

--Илья, - пошли баррикады строить, - залетевший в кабинет Румянцев был лихорадочно возбужден.

-- Какие баррикады?

-- Вокруг Верховного Совета. Народ вовсю активничает.

-- Ну, пошли, - согласился я, с грустью посмотрев на свой белый костюм.

Вокруг Белого Дома кипела работа: на Конюшковской улице, неподалеку от Горбатого моста уже сооружали нечто, отдаленно напоминающее баррикаду. Активисты ломами разбивали булыжную мостовую, кто-то катил позаимствованную в соседнем доме металлическую пожарную бочку, несколько молодых парней волокли целую секцию выломанной неподалеку парковой ограды. Я бросился им помогать, нагнулся, ухватившись за ржавый край решети, поднатужился и… услышал треск лопнувших брюк. Белые штаны в обтяжку, предназначенные для покорения сердец молоденьких москвичек, как выяснилось, совершенно не годились для выполнения погрузочно-разгрузочных работ. Стыдливо прикрыв задницу снятым пиджаком, я поспешил назад – в здание Верховного Совета, на поиски иголки с ниткой. К счастью, необходимые швейные принадлежности вскоре нашлись и, запершись в кабинете, я, как умел, восстановил целостность штанов и душевное равновесие.

И тут опять появился веселый Аксючиц, чей здоровый румянец свидетельствовал о том, что физическая разминка на баррикаде пошла ему только на пользу.

-- Сейчас будут транслировать пресс-конференцию ГКЧП. Айда смотреть.

-- Опять к Лукину?

-- Да нет, тут рядом кабинет Полосина, у него тоже телевизор. Я с ним договорился.

По внешности председателя Комитета по свободе совести, вероисповеданиям и благотворительности Вячеслава Полосина с первого взгляда можно было понять, что человек этот относится к духовному сословию. Даже когда Вячеслав Сергеевич был облачен не в рясу, а в светский костюм, все выдавало в нем служителя культа: мягкие, почти женские руки, не привыкшие иметь дело с объектами материального мира, покатые плечи, приятный округлый живот, и лицо, на котором была написана нездешняя снисходительность к человеческим слабостям.

Он был у себя в кабинете, и встретил нас со всем возможным радушием:

-- Прошу, проходите, сейчас чайку организуем. Людочка!

Появившаяся секретарша, по кошачьим движениям которой можно было предположить, что руки Вячеслава Сергеевича, все же соприкасаются не только со Святыми Дарами, принесла чай и печенье. Но только мы приступили к чайной церемонии, как экран телевизора, на котором уже не первый час продолжалось противостояние добра и зла, в интерпретации балета Большого театра, внезапно сморщился и заморгал. Через несколько секунд, вместо царевны - лебедя мы увидели лицо исполняющего обязанности Президента СССР Геннадия Ивановича Янаева.

Геннадий Иванович выглядел, мягко говоря, не свежо. Из каждой черточки его лица торчали: бессонная ночь (а, может и не одна), неуверенность в своих силах и лютый страх.

-- Дамы и господа! – начал Янаев, и уже по этому обращению, явно адресованному не прильнувшим к телевизорам советским людям, а зарубежным журналистам, чувствовалось, что ничего путного он не скажет.

И действительно дальше пошла какая-то невнятица про состояние здоровья Горбачева, про кризис, способный «поставить под вопрос курс реформ», про спад производства, безвластие и хаос.

-- В этих условиях, - продолжал он, - у нас нет другого выбора, кроме как принять решительные меры, чтобы предотвратить сползание страны к катастрофе.

Произнося эти грозные слова, Геннадий Иванович дергался, кривился, постоянно сморкался, производя впечатление человека, который не способен взять под контроль не только ситуацию в стране, но даже свои собственные трясущиеся руки.

-- Всякие попытки говорить с нашей страной языком диктата, от кого бы они ни исходили, будут решительно пресекаться, - под конец с трудом выдавил из себя Янаев.

-- Ничего у них не получится, - пренебрежительно махнул рукой Полосин.

-- Почему?

-- Потому, что на них без слез смотреть невозможно. Так и хочется погладить по голове и отвести спать.

-- Не знаю, - засомневался я, - Мне кажется, они все же пойдут на штурм. У них просто нет другого выхода.

-- Не думаю, однако, - пожевал губами Полосин, - а Вы, Илья, в комитете у Красавченко?

-- Я, молча, кивнул головой.

-- Он там не ко двору пришелся, - особой церемонностью Аксючиц не отличался.

-- Так переходите к нам, - оживился Полосин, - Мы ведь не только религиозными, но и общественными организациями занимаемся. Кстати говоря, Вы к какой партии принадлежите?

-- Беспартийный пока.

-- Чудесно. А у нас собственная партия есть: Российское христианское демократическое движение. Не хотите вступить?

-- Я человек не воцерковленный.

-- Это не беда. Крещеный, надеюсь?

-- Крещеный. Но в церковь хожу редко. Да и, вообще, грешен.

-- Ничего, Вячеслав Сергеевич отпустит тебе грехи. Он ведь протоиерей, - не слишком удачно пошутил Аксючиц.

-- Я за штатом, - скромно потупился Полосин, и тут же, засуетившись, начал собираться, - Рабочий день окончен, пора по домам.

К вечеру на площади у Белого дома собралось уже тысяч пятьдесят москвичей: трехцветные российские флаги, плакаты «Долой ГКЧП», «Диктатуре – Нет!» и, конечно, «Ельцин» - в разных цветах и с множеством восклицательных знаков. С балкона по очереди выступали депутаты, артисты, писатели, призывавшие «защитить молодую российскую демократию». Народ дружно хлопал, но слушал плохо – все ждали Ельцина.

Но сначала выступил Иван Силаев – председатель правительства России:

-- Мы не дрогнем, мы сделаем все, чтобы защитить нашу свободу. Мы безоружны, у нас нет танков, орудий, пушек. Но мы рассчитываем на поддержку россиян и верим – реакция не пройдет!

-- Не-прой-дет! Не-прой-дет! – скандирует площадь.

И вот на балконе появляется Ельцин. Толпа взрывается таким восторженным ревом, что невозможно разобрать его слов

Слышны только обрывки:

-- Дорогие россияне… антиконституционный переворот… повернуть вспять… объявлен вне закона… не допустить бойни… призываем военнослужащих… все на защиту… мировое сообщество… вместе победим!

-- Ель-цин! Ель-цин! Рос-си-я! – бушует площадь.

Народ не расходится: жгут костры, разговаривают, кое-где даже шутят и смеются.

Но тут по толпе разнеслось:

-- Танки, танки!

Огромная масса людей заворчала, зашевелилась и потекла в сторону ближайшего прохода, проделанного в баррикадах, окружавших к тому времени все здание. А оттуда, глухо лязгая стальными гусеницами, уже медленно выползало несколько бронированных машин.

Над башней головного танка красовался российский триколор.

-- На сторону народа перешла танковая рота Таманской гвардейской дивизии под командованием майора Евдокимова, - разнесся над площадью чей-то торжествующий голос, усиленный динамиками, - Приветствуем гвардейцев!

-- Ура! – откликнулась площадь.

К танкам бросился народ: девушки норовили обнять танкистов, бабушки совали им принесенные из дома бутерброды, парни протягивали солдатам термосы с кофе, а может и с более крепкими напитками, кто там проверять будет. Всеобщему ликованию не было конца.

Ночевать в кабинете хорошо большим начальникам, тем, у кого есть «комната отдыха» с мягкими креслами и удобным диваном. А спать за рабочим столом, положив голову на телефонный справочник – удовольствие ниже среднего. Особенно, если в кабинете посреди ночи включается внутренняя трансляция и диктор начинает вещать о том, что победа над путчистами будет достигнута мирными средствами, а для этого нужно просто всем взяться за руки.

С трудом, то засыпая на полчаса–час, то просыпаясь для прослушивания новостей, я прокемарил до рассвета, а как только солнце заглянуло в кабинет, отправился «обходить баррикады». Не то, чтобы в этом была какая-то острая необходимость, а просто ради того, чтобы размять ноги.

Народу у Белого дома осталось немного, может быть, пара тысяч: кто-то спал в предусмотрительно принесенных спальных мешках или на разостланном брезенте, кто-то бодрствовал, покуривая у потухающих костров.

Неподалеку от баррикады, смотревшей на Конюшковскую улицу, расположились десантники генерала Лебедя. Об их переходе на сторону Ельцина, я услышал еще вечером: по Белодомовскому радио об этом торжественно объявил, кажется, тот же самый Руцкой. И мне захотелось познакомиться с бравым генералом.

-- Где командир? – спросил я у сонного часового, подпиравшего бок боевой машины десанта.

-- Да вон, разговаривает, - кивнул головой хмурый сержант, указывая на группу офицеров, беседовавших у штабной машины.

Пока я пробирался к ним, обходя бронетранспортеры и армейские грузовики, офицеры исчезли из поля зрения и, подойдя к штабной машине, я растерянно завертел головой, в поисках генерала. И тут я услышал голоса: двое мужчин разговаривали неподалеку, у другого борта машины:

-- Александр Иванович, что за разговоры, что вы перешли на сторону Ельцина? Вы же офицер, давали присягу?

-- Присяге не изменял и не изменю, - донесся густой характерный бас Лебедя, - Я получил приказ от министра обороны занять позиции вокруг Белого дома и не допускать беспорядков. Позиции заняты, беспорядков нет.

-- А если поступит приказ штурмовать здание Верховного Совета России, вы выполните его?

-- Приказы не обсуждаются. Будет приказ, выполним.

-- Мы можем быть в этом уверенны?

-- Слово офицера!

Честно говоря, мне стало неловко от того, что я стал невольным слушателем этого, вовсе не предназначенного для моих ушей, разговора. Но холодок тревоги пробежал по спине: дело-то серьезное! А если, действительно, будет штурм? Эти молодцы ведь нас, как кур, перестреляют.

Бочком, бочком, в тени бронетранспортеров, мимо часовых и, перейдя с быстрого шага на бег, в Верховный Совет. Кому рассказать? К Ельцину так сразу не попадешь, да и к Руцкому – тоже. Но есть генерал Кобец, он же назначен ответственным за оборону Белого дома!

Константина Ивановича я встретил на пороге его кабинета; он шел куда-то в сопровождении двух молчаливых мужчин в штатском, но с автоматами на плечах.

-- Константин Иванович!

Он чуть замедлил шаг.

-- Информация чрезвычайной важности.

Кобец остановился:

-- Слушаю Вас.

-- С глазу на глаз.

Генерал сделал выразительный жест рукой, и охрана отошла в сторону.

-- Случайно услышал разговор генерала Лебедя с каким-то полковником, - и я пересказал Кобецу все услышанное.

Константин Иванович слушал, нетерпеливо поглядывая на часы.

-- Успокойтесь, - он осторожно взял меня под локоть, - нам все известно. Ситуация под контролем. Но об услышанном разговоре лучше не распространяться. Договорились?

-- Договорились, - растерянно пробормотал я.

-- Ну и чудесно, - и генерал Кобец тут же исчез, вместе с молчаливыми людьми в штатском.

Вернувшись к себе в кабинет, я заварил стакан крепкого чая, и впервые засомневался в подлинности всего происходившего вокруг:

Ну, хорошо, допустим, Горбачев действительно изолирован в Фаросе. Допустим. Но почему не тронули Ельцина, Руцкого и Хасбулатова? Это же было элементарно. Почему на свободе Попов и Собчак? Арестовали никому не нужных депутатов: Гдляна и Уражцева, а всей российской верхушке предоставили полную свободу действий! Рассчитывали договориться? Зная крутой нрав Ельцина? Сомнительно. Да и документ о введении ГКЧП, это Постановление № 1, до крайности странный: «Незамедлительно расформировать структуры власти и управления, военизированные формирования, действующие вопреки Конституции СССР и Законам СССР». В стране вводится чрезвычайное положение. По логике вещей, деятельность обычных органов власти, по крайней мере, в столице, должна быть приостановлена, а их функции переданы структурам ГКЧП. А они заявляют, что будут расформированы только те органы власти, которые нарушают законы. А Ельцин нарушает законы, или нет? Кто будет это определять? И эти странные маневры с войсками: то их подтягивают к Белому Дому, то отводят. Нет, так перевороты не совершаются. Это чемоданчик, похоже, с двойным дном, а может - и с тройным.

Ближе к полуночи в кабинет заглянул Олег Румянцев:

-- Кажется, начинается: в тоннеле на Садовом кольце народ заблокировал колонну бронетехники. Идут столкновения.

-- Где конкретно?

-- Под Калининским проспектом, в Чайковском тоннеле. Я туда, - выпалил и убежал.

Когда я добрался до Чайковского тоннеля, там творилось что-то невообразимое: огромная толпа мечущихся людей, выстрелы, крики, пламя пожара. Выход из тоннеля был заблокирован баррикадой из нескольких троллейбусов, через которую пытались пробиться боевые машины пехоты. Двум или трем машинам это удалось, а одна застряла, и вокруг нее крутились десятки белодомовских добровольцев. Кто-то пытался поджечь машину «коктейлем Молотова», несколько человек энергично натягивали на БМП большой кусок брезента с тем, чтобы закрыть обзор экипажу. Машина, ревя, сдавала то назад, то вперед, крутилась на месте, иногда звучали выстрелы.

-- Людей, там людей поубивали! – прокричала пробежавшая мимо женщина.

-- Бензин, давайте сюда бензин! – молодой доброволец, взобравшийся на БМП, поливал машину из канистры.

-- Поджигай! – кричали ему из толпы.

Пламя вспыхнуло и медленно поползло по броне. БМП крутанул башней и дал длинную пулеметную очередь поверх голов. Народ отхлынул в стороны, я с трудом удержался на ногах, отброшенный людским потоком на несколько метров.

Снова крики: «Разойдись!», выстрелы, на этот раз, кажется из автоматов, звук сирены автомобиля скорой помощи. Спрашиваю врачей.

-- Сколько погибших?

-- Кажется, трое.

-- Военные где?

-- Ретировались.

В Белом доме полная боевая готовность: бегает охрана с автоматами, периодически гаснет свет, по радио выступает Руцкой – на этот раз, это точно – он:

-- Я приказал охране открыть огонь по нападающим. Во избежание ненужного кровопролития, призываю граждан отойти от Дома Советов на пятьдесят метров и не вступать в столкновения с военными.

По зданию расползаются слухи, что Ельцин с ближним кругом укрылся в бункере под зданием. Ну все, сейчас начнется.

В коридоре третьего этажа случайно натыкаюсь на депутата Виталия Уражцева. Смотрю на него, как на выходца с того света:

-- Ты же арестован?

-- Уже отпустили, – беспечно машет он рукой.

-- Как так?

-- А, вот так: взяли и отпустили. Да еще извинились и машину предоставили.

-- Ну и дела! А, что слышно, штурм-то будет?

-- Не думаю, - ухмыляется Уражцев, - они уже войска из города выводят.

Вернувшись в кабинет, я снова, как прошлой ночью, подложил себе под голову толстый телефонный справочник и, на этот раз крепко заснул.

-- Победа, победа! – кричит внутренняя трансляция Белого дома.

-- Какая победа, что, как? – с трудом разлепив веки, я оглядываюсь вокруг. Обстановка все та же: кабинет в Доме Советов, в окно уже вовсю заглядывает по-летнему яркое солнце, на календаре – 21 августа 1991 года.

-- Войска из Москвы выведены, - лица депутатов сияют как новенькие медные пятаки, - Говорят, ГКЧПисты в панике. А у нас через час – сессия Верховного Совета. Ждут председателя КГБ Крючкова: приедет для полной и безоговорочной капитуляции.

Радостно улыбающийся Руслан Хасбулатов уже занимает председательское место и начинает произносить ритуальные заклинания о «антиконституционном перевороте», «трагических днях» и «угрозе гражданской войны».

Но вот появляется торжественный Борис Николаевич: зал встает и рукоплещет победителю. Ельцин в ударе: в голосе – гром, во взгляде – молния:

-- Путч произошел именно в тот период, когда демократия начала нарастать и набирать темпы, - грохочет он, - Но общество не желает возврата в темные времена тоталитаризма.

Вслед за ним на трибуну поднимается российский премьер Иван Силаев:

-- Мы должны убедиться, что Горбачев жив и здоров, - в такт каждому слову он внушительно кивает седой головой, - прошу Верховный Совет поручить мне и Александру Владимировичу Руцкому, вместе с председателем КГБ СССР Владимиром Крючковом и медицинскими экспертами выехать туда, где находится Михаил Сергеевич.

«Выходит, с Крючковым они в контакте, - делаю я еще одну зарубку у себя в голове,- и, скорее всего, эти контакты и не прерывались все эти дни. Сам черт во всем этом ногу сломит».

Верховный Совет, разумеется, поддерживает предложение Силаева, но из зала тут же раздаются призывы немедленно арестовать всех членов ГКЧП. Всех, значит и Крючкова. Что за дела?

Тут слово берет Хасбулатов и объявляет недоумевающим депутатам, что Крючков к нам с повинной не явится. Нарываться на лишние неприятности Владимир Александрович не стал.

Вскоре оглашается новая сенсационная весть:

-- Члены так называемого ГКЧП направляются в сторону аэропорта Внуково, - заявляет Ельцин.

« Куда летят»?- гудит зал.

Через полчаса выясняется: в Форос, к Горбачеву.

-- Не беспокойтесь за Горбачева, - спокойно улыбается Полосин, - все в руцах Божьих.

Хасбулатов объявляет, что Силаев с Руцким вылетели в Форос вслед за ГКЧПистами.

Вскоре приходят первые известия из Крыма: Горбачев отказался принять членов ГКЧП, но принял Руцкого с Силаевым. Вскоре Михаил Сергеевич вылетит в Москву, вместе с представителями российского руководства.

Все, игра закончена, можно спокойно разъезжаться по домам.

Поутру вновь отправился в Белый дом, возле которого должен был состояться мероприятие, заранее анонсированное СМИ, как «митинг победителей». Машина с трудом пробивалась сквозь неисчислимые толпы ликующих москвичей, направляющихся к Дому Советов. При виде белодомовского пропуска на лобовом стекле, народ охотно расступался, многие махали руками, некоторые – кричали «Ура».

-- Чему радуются? – раздраженно бубнил себе под нос немолодой водитель, - Когда паны дерутся, у холопов всегда чубы трещат.

Поднявшись на балкон, на котором собрались самые активные «победители», окинул взглядом море людских голов на площади. Сколько их собралось: двести, триста, тысяч?

-- Илья Владиславович! – раздался за спиной скрипучий голос Хасбулатова, - У меня к Вам большая просьба: возле здания КГБ на Лубянке собирается толпа, - Руслан Имранович вынул изо рта внушительных размеров трубку и указал ей в направлении центра Москвы, - Мне позвонил Шебаршин, только что назначенный исполняющим обязанности председателя КГБ вместо Крючкова, говорит, люди ведут себя агрессивно, звучат призывы штурмовать здание. Просит прислать группу авторитетных депутатов, чтобы не допустить беспорядков. Я отправил туда депутата Гуревича, поезжайте и Вы. Да, - Хасбулатов задумчиво пососал потухшую трубку, - вы там посидите подольше, присмотрите за ними. Кто знает, что может им придти в голову?

На Лубянке, вокруг памятника Дзержинскому, уже шел стихийный митинг. Несколько сотен человек слушали длинноволосого оратора, призывавшего «раздавить чекистскую гадину в ее логове».

-- Свободу политзаключенным! – призывал длинноволосый.

-- Долой КГБ! - откликалась толпа.

Серое мрачноватое здание Комитета Государственной Безопасности СССР в тот день походило на осажденную средневековую крепость, приготовившуюся к отражению штурма: окна нижних этажей были закрыты железными ставнями, входы заблокированы стальными сейфовыми дверями. У этих дверей мы и столкнулись с Гуревичем, тщетно пытавшимся достучатся до охраны.

-- Не открывают, - недоуменно развел он руками.

-- Нужно сказать: «Сезам, отворись»! – пошутил я, но, как ни странно, заклинание подействовало: раздался надрывный металлический скрежет, и сейфовая дверь сдвинулась в сторону, не полностью, а только на ширину прохода одного человека. В образовавшейся щели показалось бледное лицо молодого офицера:

-- Депутаты? Ваши удостоверения? Проходите.

Как только мы оказались внутри, вновь послышался характерный скрип закрываемого сейфа:

-- Замуровали, демоны! – шепнул Гуревич с невеселой улыбкой.

И я тотчас же вспомнил: Ленинград, Большой дом на Литейном, следователь Сергей Сергеевич: «Вы не подозреваемый и не свидетель. Пока. Вы приглашены на профилактическую беседу. Но, если мы не найдем с Вами общего языка, Ваш процессуальный статус может быстро измениться».

Молчаливый офицер ведет нас гулким, пустынным коридором без окон, в котором эхо шагов отдается глухим, как в подземелье, отзвуком; поднимает на лифте; еще несколько шагов и мы оказываемся в приемной начальника Первого главного управления КГБ СССР – тайной и легендарной советской разведки.

-- Проходите, вас ждут.

Из-за большого, но не броского письменного стола, навстречу нам поднимается высокий, подтянутый мужчина, с крупными чертами лица и умными, с легкой грустинкой глазами. Протягивает крепкую ладонь:

-- Шебаршин, Леонид Владимирович. Назначен сегодня исполняющим обязанности председателя КГБ. Проходите, располагайтесь. Хотите чаю?

-- А что же Вы, Леонид Владимирович не перебрались в кабинет председателя? – бесцеремонно интересуется Гуревич.

Шебаршин чуть заметно улыбается:

-- Знаете, как-то привычнее в своем. Да и кто знает, сколько времени мне предстоит служить в новой должности? Стоит ли тратить время на переезд?

Бесшумный офицер приносит чай в граненых стаканах, покоящихся в массивных подстаканниках, и тонко нарезанный лимон. Докладывает:

-- Митинг на площади продолжается, призывы к штурму звучат, но никаких действий митингующие не предпринимают.

-- Ну и хорошо, что не предпринимают, - бесстрастно реагирует Шебаршин, - Они не предпринимают, и мы не будем. Будем пить чай.

Телефонный звонок: сразу становится понятным, что звонят из Генеральной прокуратуры. Речь идет об обыске в кабинете Крючкова.

-- Пожалуйста, приезжайте, - пожимает плечами Шбаршин, - создадим все условия для работы.

-- Все члены ГКЧП, в том числе Крючков, арестованы - поясняет он нам, - кроме Пуго. Борис Карлович покончил с собой. Жаль, очень жаль. Порядочный был человек. Супруга его тяжело ранена. Настоящая трагедия. Не могу понять, зачем они полезли в эту мышеловку? Ведь все было ясно с самого начала!

-- Что ясно? – в один голос откликаемся мы с Гуревичем.

-- Что затея обречена.

-- Именно поэтому группа «Альфа» и отказалась штурмовать Дом Советов? – в лоб спрашиваю я Шебаршина.

-- Отказалась? С чего это Вы взяли? – удивляется Леонид Владимирович.

-- Вся Москва об этом говорит.

-- Вся Москва не в курсе – досужая болтовня. На самом деле никакого приказа о штурме Дома Советов спецподразделения КГБ не получали. Был звонок Крючкова с устным распоряжением о приведении группы «Альфа» в боевую готовность и о выдвижении ее на исходные позиции. Командир «Альфы» напомнил Владимиру Александровичу о существующем порядке, по которому приказ о боевой операции отдается в письменном виде, через фельдъегеря, в запечатанном конверте. Крючков сказал: «Да - да» и повесил трубку.

-- Приказ не поступил?

-- Поступила команда «Отбой».

-- А если бы приказ поступил, он был бы выполнен? – продолжал я тормошить старого разведчика.

-- Разумеется. Мы – люди военные, у нас приказы не обсуждаются, а выполняются.

-- А как же войска? – обескуражено спросил Гуревич, - некоторые армейские части сразу же перешли на нашу сторону!

-- Не буду влезать в чужой огород. Пусть министерство обороны разбирается, кто там на чью сторону перешел. Скажу одно: у КГБ было достаточно сил, для того, чтобы взять под контроль Дом Советов. Причем, сделать это можно было с минимальными жертвами. Есть, например, специальные газовые смеси, обладающие мощным снотворным действием. Распылил – а потом только собирай спящих, да не забывай антидот вводить. Так что, справились бы, за час – полтора. Но, повторяю, приказа не было. И, слава богу, что не было.

-- Вы сочувствуете демократам? – оживился Гуревич.

-- Я России сочувствую: большой России, которая раньше называлась Российской империей, а потом – Советским Союзом! – Шебаршин не на шутку разошелся, - Я этой стране честно служу; заметьте – стране, а не идеологии и не партии. Идеологии меняются, а Россия остается. Но есть люди, в том числе, в самых верхних эшелонах власти, которые делают все, чтобы разрушить государство, развалить страну. При этом они почему-то называют себя «демократами», хотя к настоящей демократии, то есть народовластию, их деятельность не имеет никакого отношения. И вся эта мутная затея с ГКЧП, как мне кажется, придумана для того, чтобы развал пошел еще быстрее.

Он помолчал, словно жалея о своей горячности и, грустно уставившись на пустой стакан с чаем, добавил:

-- Жаль, что такие люди, как Крючков и Пуго попались на эту удочку. Теперь СССР будет рассыпаться, как карточный домик. А Российская Федерация станет его могильщиком. А потом и сама начнет разваливаться.

-- Что-то уж больно мрачно Вы, Леонид Владимирович смотрите в будущее, - не удержался Гуревич.

-- «По делам их узнаете их». Я вижу, как ваша «демократура» на пару с номенклатурой растаскивает страну.

-- «Демократура», как Вы выражаетесь, бывает разная, - с обидой заметил я, - есть и такая, что болеет за государство российское.

Не скрою, только когда стальные комитетские двери захлопнулись у меня за спиной, и я вновь оказался на улице – на свободе и с чистой совестью – мне удалось вздохнуть полной грудью. Как бы ни был умен и обаятелен генерал Шебаршин, а все же, сама атмосфера этого здания на Лубянке действовала на неподготовленного человека угнетающе.

-- Ух, - тряхнул головой и огляделся вокруг.

Прямо передо мной снимали с постамента Железного Феликса - какой-то бойкий молодец сидел у Дзержинского на плечах и обматывал его голову толстым металлическим тросом автокрана:

-- Вира, вира помалу! – крикнул молодец, соскользнув с памятника.

Феликс Эдмундович задрожал, задергался и, покачиваясь, тихо поплыл по ночному московскому небу. Толпа кричала «Ура!», а освещенное неверным светом прожектора, лицо первого председателя ВЧК, выражало лишь невозмутимое спокойствие, да еще, пожалуй, готовность по первому зову вернутся на свое рабочее место.

Только через четверть века в руки мне попалась книга генерала Шебаршина, где он в числе прочего вспоминает и об этой нашей единственной встрече. Вспоминает на удивление тепло, хотя мы явились к нему, как представители победившей «демократуры», как контролеры и комиссары новой российской власти. Но, видно, что-то он в нас тогда разглядел, что дало ему основание надеяться на лучшее.

[Газета.Ru]

http://www.gazeta.ru/science/2016/08...10140299.shtml
25 лет назад в Советском Союзе произошел августовский путч
Отдел науки 19.08.2016, 08:13


19 августа 1991 года, 25 лет назад, в нашей стране произошло событие, определившее судьбу Советского Союза. Отдел науки в ходе онлайн-трансляции воссоздает хронологию того рокового дня.

09:15

Трагичные кадры тех дней можно посмотреть в фоторепортаже «Газеты.Ru».

http://www.gazeta.ru/science/photo/a...tch_1991.shtml

09:05

В это время у памятника Юрию Долгорукому в Москве люди собираются на митинг в поддержку Бориса Ельцина.

09:00

По радио зачитывают обращение ГКЧП. 08:55

Борис Ельцин выезжает из дачи в Архангельском. Политик экстренно мобилизует своих сторонников.

08:25

«19.08.1991 с утра позвонил приятель и сказал, что в стране переворот, — делится один из читателей отдела науки. — По ТВ по всем каналам показывали одно «Лебединое озеро». После этого этот балет, кажется, уже никто не мог воспринимать просто как музыку. Это был символ путча. На улице примерно с 9.30 появились танки. Танки на Тверской!! Это был шок!
Мы окружали их, карабкались на броню и пытались говорить с танкистами, объяснять им, что они не должны выполнять преступные приказы. Молодые ребята-танкисты кричали, срывая голоса: «Сойди с брони! Я буду стрелять!» Но никто не стрелял, их все успокаивали.

После обеда, часам к 17, на Краснопресненской набережной около Белого дома стали строить баррикады. В ход шли мусорные баки, ограда, какой-то троллейбус...

Были закрыты все частные газеты, и журналисты закрытых газет объединились для выпуска «Общей газеты». Редактором стал Егор Яковлев.

А в ту ночь, когда погибли трое молодых ребят, это было в ночь на 21.08.1991, стало ясно, что путчу конец».

08:00

Десантные войска берут под охрану телецентр в Останкино. Все телепередатчики отключаются.

07:45

К этому времени на даче президента РСФСР Бориса Ельцина собрались его коллеги, среди которых были Анатолий Собчак, Виктор Ярошенко, Сергей Шахрай. Они пишут обращение «К гражданам России» и передают его радиостанции «Эхо Москвы».

07:30

«…Женщина-диктор (я с тех дней больше не видела ее на телеэкране) читает по бумажке, не поднимая глаз от текста, что-то маловразумительное. Ясно, что Горбачев отстранен от власти, что происходит нечто ужасное и непоправимое, но, как обычно, все облечено в круглые, ничего не значащие фразы», — вспоминает москвичка Ирина Боганцева.

07:15

Всего в город было введено около 4 тыс. военнослужащих, 362 танка, 427 бронетранспортеров и БМП. Дополнительные части ВДВ были переброшены в окрестности Ленинграда, Таллина, Тбилиси и Риги.

07:10

Член ГКЧП министр обороны Дмитрий Язов приказал 2-й мотострелковой Таманской дивизии, 4-й танковой Кантемировской дивизии и 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии начать движение к Москве.

07:05

В ночь на 19 августа 1991 года представители высшего руководства СССР, несогласные с политикой реформ Михаила Горбачева, создали Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР). Ранним утром СМИ объявили о том, что Михаил Горбачев не способен выполнять свои функции по состоянию здоровья, и о том, что власть согласно союзной Конституции переходит к вице-президенту страны Геннадию Янаеву. Горбачев в это время находился в изоляции в резиденции в Крыму.

07:00

Доброе утро, дорогие читатели! 19 августа 1991 года, 25 лет назад, в нашей стране произошло событие, предопределившее крах Советского Союза. Отдел науки в ходе онлайн-трансляции воссоздает хронологию того рокового дня.

[Николай Стариков]

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/3063229
15.08.2016

19 августа 1991 года в Москве была совершена попытка государственного переворота. "Власть" решила узнать, как читатели оценивают это событие сейчас.

В кресле председателя Верховного совета. Вообще события тех дней кажутся немного сюрреалистичными: группа лиц предприняла странный шаг захвата власти, причем не проявляя особой агрессии. А народ, тогда еще не столь расслоенный, в каком-то светлом душевном порыве вышел на улицы защищать еще призрачные принципы свободы и демократии. Сейчас такое вряд ли бы было возможно: люди сильно разобщены и отдалены друг от друга финансово, вряд ли они бы вышли на улицы так массово, а если бы это и случилось, то пролилось бы много крови. Очень много злобы накопилось в обществе.

Руслан Хасбулатов, зав. кафедрой мировой экономики РЭУ имени Плеханова, в 1991-1993 годах председатель Верховного совета РФ

Ровно там же, где и был, не на стороне же ГКЧП! Был бы среди защитников Белого дома, рядом с друзьями и с Борисом Ельциным. То, что Советский Союз развалился мирно, в этом большая заслуга Ельцина. Спасти его от развала он не мог, поэтому все было сделано правильно.

Николай Сванидзе, член Совета при президенте РФ по вопросам развития гражданского общества и правам человека

Я всегда был на стороне наведения порядка и строгого выполнения воли граждан. Граждане в марте 1991 года проголосовали за сохранение единого союзного государства, поэтому те, кто пытался его разрушить (горбачевы, ельцины, кравчуки, шушкевичи), государственные преступники. Я был бы на стороне тех, кто бы их арестовал и посадил. В феврале 1991 года было закрытое совещание у Горбачева. Все говорили о тяжелом положении, разрушении управления и о необходимости введения ЧП. Горбачев дал поручения по этому поводу. Так что гэкачеписты выполняли поручения Горбачева. Но он всех обманул, смылся в Форос, а потом на остальных свалил всю вину.

Геннадий Зюганов, лидер КПРФ

На стороне Ельцина. Задавая вопросы: "Почему победил Ельцин?" и "Почему проиграл ГКЧП?", я понимаю, что залогом успеха или поражения являются детали и личность лидера. При всех симпатиях к путчистам, великолепному Пуго, достойнейшему Ахромееву, я убеждена, что судьба переворота была решена режиссером трансляции пресс-конференции ГКЧП — показанные крупным планом трясущие руки Янаева похоронили великую идею путчистов о сохранении СССР. Как знать, чем обернулся бы путч, будь формально во главе него не Янаев, а Пуго. Вообще, тот путч уникален — нечасто победителем становится третья сторона, формально в путче участия не принимавшая. Целью ГКЧП было отстранение Горбачева, а Ельцина всерьез не воспринимал никто.

Татьяна Минеева, вице-президент "Деловой России"

Я бы остался на тех позициях, что и тогда. Несмотря на все пороки, которые имеются в демократическом правлении после этого путча, несмотря на то, что я не восторгаюсь работой многих политических деятелей, которые захватили власть после ГКЧП. Я считал необходимыми преобразования, которые происходили. Я был ужасно огорошен развалом СССР, но, как показало время, выделение самостоятельности в ряде случаев себя оправдало. Хотя вместе мы были сильнее. И мне очень жаль, что Белоруссия, Украина, Грузия — это уже не братья и сестры, а заграница.

Генрих Падва, адвокат

Там же, где и был. Обстановка складывалась так, что никаких других действий и решений быть не могло. В том числе и принятое мною решение срочно лететь за Горбачевым в Форос. Если бы я тогда не привез Горбачева в Москву, неизвестно, чем бы все это закончилось. Это потом многое стало известно: например, то, что ГКЧП был создан Горбачевым весной того года.

Александр Руцкой, в 1991-1993 годах вице-президент РФ, Герой Советского Союза

Я был бы на улице. Сейчас, лучше чем 25 лет назад, я понимаю, что объективные процессы истории нельзя остановить решениями конкретных людей. Опытный политик предпочтет возглавить то, что предрешено, чем противостоять волне, которая его сметает. Был бы ГКЧП или его бы не было, победил он или нет — Советский Союз был обречен. Более того, если бы на месте Горбачева оказался изувер типа Сталина, который залил бы страну кровью, то все равно развал СССР состоялся бы — может, лет на десять позже. И то, что гэкачеписты проиграли, позволило Советскому Союзу распасться без большой гражданской войны. Сегодняшние события на Украине — иллюстрация того, что могло быть тогда во всей стране. Поэтому при том, что я понимаю обеспокоенность ГКЧП, я также понимаю, что ни на что повлиять они не могли.

Михаил Барщевский, полпред правительства РФ в Конституционном и Верховном судах

Подобные гипотетические варианты не имеют права на существование, такие даты не повторяются. Те события просто невозможно забыть. Тогда мы с семьей были на отдыхе в Эстонии. Когда услышали о том, что происходит в Москве, сразу вернулись в столицу.

Сергей Ястржембский, режиссер, продюсер, в 2000-2008 годах помощник президента РФ

Я тогда был дома, а теперь, переосмыслив происшедшее, тем более не стал бы участвовать в тех событиях. Это была какая-то оперетка, которой активно воспользовался Ельцин, чтобы быстрее прийти к власти. Он всегда к ней рвался, а тут такой подарок от путчистов. Ельцин был сильным разрушителем и данную ситуацию использовал идеально. Но, получив власть, в первые секунды даже растерялся и не знал, что с нею делать.

[Svobodanews]

https://youtu.be/55DjuqwDRz4
Фильм о том, как в СССР произошел путч и как Радио Свобода помогло в борьбе с ним

19 августа 1991 года в СССР была совершена попытка военного переворота. Вместо информационных программ телевидение СССР начало показывать "Лебединое озеро".

Ночью в эфире Радио Свобода слушатели услышали экстренный выпуск новостей: "Как вы знаете, мы только что получили сообщение о том, что советское руководство выступило с заявлением, в котором говорится, что полномочия президента СССР от Михаила Горбачева переходят к вице-президенту Янаеву в связи с невозможностью исполнения обязанностей президента страны Михаилом Горбачевым по состоянию здоровья".

Спустя три дня ГКЧП пал, а еще через несколько дней президент России Борис Ельцин подписал указ об аккредитации в Москве бюро Радио Свобода – за его роль в освещении августовских событий.

Всего за несколько лет до этого было невозможно представить себе появления в России официального представительства радиостанции – Советский Союз десятилетиями глушил передачи "западных голосов". Дмитрий Волчек, ставший первым в СССР внештатным корреспондентом Радио Свобода в ноябре 1988 года, буквально через пару дней после того, как советские власти выключили глушилки: "Люди иногда слушали сквозь глушилки, может, каждое десятое слово было понятно. Но только оттого, что там произносят какие-то запрещенные слова, имена Солженицына и других, уже настроение становилось лучше... Ну, а когда прекратилось глушение, слушали все, слушали миллионы людей, и отклик на каждую передачу был колоссальный".

В дни путча, когда ГКЧП объявил о "перерегистрации" средств массовой информации, заблокировав их работу, корреспонденты Радио Свобода выходили в прямой эфир из Белого дома, с улиц Москвы и из других городов СССР. Страшной ночью на 21 августа они сообщали о приближении к окружавшим Белый дом баррикадам колонн БТРов, танков и бронетранспортеров: "По пока не проверенным сведениям, прозвучала цифра, что два человека уже погибли. И видимо, мы должны с вами... вам сказать "до свидания". Мы не прощаемся, мы будем ждать, и я думаю, что все-таки все будет как-то к лучшему, в этой стране и в этом мире. Михаил Соколов, программа "В стране и в мире", Москва, Краснопресненская набережная".

Уже после падения ГКЧП Борис Ельцин сказал в интервью Радио Свобода: "Я уже давно не испытываю аллергии, чувства недоверия к вашей радиостанции, всегда откликаюсь на вашу просьбу давать интервью. А во время переворота это был один из немногих каналов, через который можно было сообщить по всему миру и, самое главное, по России. Потому что сейчас радиостанцию Свобода ловят почти в каждой семье. Я думаю, что и своими делами, своей объективностью заслужила радиостанция, мы должны вас аккредитовать".

После 2000 года Радио Свобода лишилось всех ретрансляторов в России и радиочастоты в Москве​.

Валентин Барышников

[Наталия Ростова]

17 августа 2016

Борис Ельцин на митинге в Москве после поражения ГКЧП. 22 августа 1991 года

Радио Свобода публикует исследование Наталии Ростовой, посвященное тому, с чем столкнулись и как вели себя журналисты в три решающих августовских дня. Это часть проекта "Рождение российских СМИ. Эпоха Горбачева (1985–1991)". Публикуется с небольшими сокращениями. Первая часть публикации –​ здесь.

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ

Одним из ключевых событий тех дней стала пресс-конференция членов ГКЧП, которая началась в пять часов вечера в пресс-центре МИД на Зубовском бульваре. В ней не участвуют три заговорщика: Язов, Павлов и Крючков.

Геннадий Янаев вынужден объясниться по поводу приостановки выпуска газет: "Если мы вводим режим чрезвычайного положения, то мы должны будем перерегистрировать массовые издания. Речь идет не о закрытии, речь идет о перерегистрации, потому что в том хаосе, в котором оказалась страна, повинны и некоторые СМИ".

Понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот?

Эта пресс-конференция делает знаменитой Татьяну Малкину, молодую журналистку "Независимой газеты", которая в лицо тем, кто только что захватил власть в стране, задает самый острый вопрос. "Понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот? – спрашивает она. – И какое из сравнений вам кажется более корректным – с 17-м или с 64-м годом? Это первый вопрос. А второй вопрос – о газетах. Во-первых, сколько времени будет занимать перерегистрация газет? Во-вторых, каков будет критерий, перерегистрировать или нет издание, кто будет этим заниматься и будет ли в перерегистрированных изданиях введена политическая цензура? Спасибо".

"Что касается перерегистрации газет, – отвечает Янаев, – то мы постараемся этот процесс не затягивать. Я не хотел бы сейчас это комментировать. Что касается вашего утверждения, что сегодня ночью совершен государственный переворот, я позволил бы не согласиться с вами, поскольку мы опираемся на конституционные нормы, и полагаю, что подтверждение вот того решения, которое мы приняли, Верховным Советом СССР, даст возможность нам констатировать, что абсолютно все юридические и конституционные, так сказать, нормы были соблюдены. Мне не кажется корректным сравнение с 17-м годом или с 64-м годом. Мне кажется, что любые аналогии здесь, они просто опасны".

Пресс-конференция членов ГКЧП

Журналисты подхватывают обвинения Малкиной – она развязывает руки. "Запрашивали ли вы совета у генерала Пиночета?" – спрашивает журналист Corriere della Sera заговорщиков, и в зале раздаются одобрительные аплодисменты коллег. Ведущий просит воздержаться от эмоций. "Что касается вашего утверждения, что мы отняли власть у президента Горбачева, – отвечает Янаев, – я хотел бы с этим тоже не согласиться, поскольку речь идет о временной неспособности президента в силу состояния здоровья исполнять свои обязанности. И в соответствии с Конституцией обязанности президента временно переходят вице-президенту или председателю Верховного Совета".

Вопрос международника Александра Бовина окончательно превращает ГКЧП в неудачников, над которыми смеется уже весь зал. Обращаясь к Стародубцеву, Бовин просит объяснить, кто его избрал или пригласил в комитет. "Как вы-то оказались в этой компании?" – так звучит вопрос, запомнившийся всей журналистской Москве. И Стародубцев не может сдержать улыбки, начав отвечать на него.

Смелость этих журналистов, как и дрожащие руки Геннадия Янаева (на них сделала акцент в трансляции редактор Гостелерадио Елена Поздняк), дадут понять всему миру – путчисты провалились.

А еще я тебе, Сережа, скажу…

"Августовский путч 91-го года разметал ряды ведущих, сделав одних волею судьбы или обстоятельств олицетворением демократии, а других – напротив, – пишет в воспоминаниях телеведущая Ирина Мишина. – То есть примитивно поделил на "наших" и "не наших". "Вписавшиеся" в ситуацию оказались на взлете. Эта волна вознесла, например, Татьяну Миткову, Сергея Медведева, Светлану Сорокину. Александра Невзорова же, наоборот, отодвинула на роли "второго плана". А Сергея Ломакина и вовсе вычеркнула на несколько лет из рядов "эфирных тружеников". На пресловутой августовской пресс-конференции Янаев обратился к нему "Сережа", и все подумали, что они знакомы. При этом никому и в голову не пришло, что телеведущих в народе очень часто воспринимают как членов семьи. Валентину Михайловну Леонтьеву, например, теленачальники разных возрастов неизменно величали не иначе как "Валечкой".

Скорее, впрочем, это обращение было другого рода. В интервью Эллен Мицкевич сам Ломакин видел логику обращения так: Янаев, используя уменьшительное имя, обращался к человеку по статусу ниже, но – известному. По словам Ломакина, он прежде лишь однажды виделся с Янаевым.

Однако эти подробности не важны для неприятия коллег. В материале о пресс-конференции "Московские новости" отмечают: "Взаимная нежность спрашивавших и отвечавших достигла такой кульминации, когда руководитель комитета по ЧП говорил комментатору ТВ, верному Ломакину: "А еще я тебе, Сережа, скажу…".

ИНТЕРФАКС

В эти дни становится особо заметной работа молодого информационного агентства "Интерфакс". Вячеслав Терехов, сооснователь агентства, окажется единственным журналистом, который вместе с Александром Руцким находился в самолете, летевшем вызволять Горбачева из заточения в Форосе.

Михаил Бергер

Будущий главный редактор газеты "Сегодня", а в те дни – журналист "Известий" Михаил Бергер напишет: "В том, что мир с первых же часов знал о том, что действительно происходит у нас, немалая заслуга ИФ. Практически все западные информационные агентства и другие средства массовой информации – подписчики "Интерфакса". В сорока странах мира получают информационную продукцию ИФ. А когда в понедельник, 19 августа, все каналы связи оказались перегруженными и редакции не могли поддерживать устойчивую связь с Москвой, журналисты американской Эн-би-си приехали к представителю "Интерфакса" в США и прямо с листа передавали в эфир сообщения из Москвы". В первые часы появления ГКЧП, пишет Бергер, "сотрудник "Интерфакса" буквально держал палец на кнопке, чтобы в любую секунду отправить последнюю информацию, если бы агентство стали арестовывать". Там говорилось: "В помещение "Интерфакса" проникли вооруженные люди. По не зависящим от нас причинам мы прекращаем работу на неопределенное время". Был даже создан секретный код, о котором агентство договорилось с западными коллегами, – показать, что "ИФ работает под контролем, на случай, если их не закроют, но будут заставлять передавать навязанную информацию".

Был даже создан секретный код, о котором агентство договорилось с западными коллегами

"В дни путча большинство иностранных журналистов, работавших в Москве, – соглашается исследователь СМИ Рафаил Овсепян, – были единодушны в своей оценке деятельности "Интерфакса": он работал оперативнее и объективнее всех советских средств массовой информации".

"ГОЛОСА"

Получение независимой информации, не контролируемой ГКЧП, оказалось очень важным не только для жителей страны. Работа иностранных СМИ была критичной для самих элит. Известно, что Нурсултан Назарбаев смотрел Си-эн-эн, а Михаил Горбачев, вернувшись из заточения в Форосе, сказал, что понимать происходящее ему помогала информация Би-би-си.

Один из самых преданных Горбачеву помощников, Анатолий Черняев, вспоминает, как чета Горбачевых пыталась узнать о происходящем в мире. "Они встречали меня с какой-то обостренной надеждой, не принес ли я какую-нибудь "хорошую весть", – писал он о днях совместного с Горбачевыми заточения в Форосе. – Расспрашивают, что я слышал по "Маяку". Так вот, "вестей" я им никаких не приносил. Настроение у Горбачевых менялось в зависимости от сообщений радио. Когда, например, ребята из охраны с помощью "проводочков" оживили телевизор и мы увидели пресс-конференцию Янаева и К°, услышали заявление, что Горбачев тяжело болен, это произвело тяжелое впечатление. Все очень насторожились. Мнение было общее: если "эти" открыто позволяют себе на весь мир так лгать, значит, они отрезают себе все пути назад, значит, пойдут до конца. Сожгли за собой мосты. Я сказал М.С., что Янаев ищет алиби, если с вами "что-то случится". Горбачев добавил: "Теперь они будут подгонять действительность под то, о чем публично сказали, под ложь". А когда Би-би-си сообщило о событиях вокруг российского парламента, о том, что народ выступает в защиту Горбачева, что Ельцин взял на себя организацию сопротивления, настроение, конечно, резко поднялось".

Крымский курорт Форос, где в дни путча был изолирован Михаил Горбачев

"Самый тяжелый момент – отсутствие информации, – говорит сам Горбачев в мемуарах. – Выключено было все, кроме телевизора, где сообщения ГКЧП чередовались с фильмами и выступлениями оркестров. Но офицеры охраны – люди соображающие – нашли какие-то старые приемники в служебных помещениях, приспособили антенны и начали ловить иностранные передачи. Лучше всех слышно было Би-Би-Си, "Свободу". Потом появился "Голос Америки". Анатолий [Черняев] приспособился слушать западную волну карманным "Сони". Начали собирать, обобщать информацию, оценивать развитие ситуации. В тот момент, когда Би-Би-Си сообщила, что в Крым едет группа заговорщиков вроде бы с целью предъявить российской делегации, советскому народу и общественному мнению, в каком состоянии находится Горбачев, мы все восприняли это так, что задумано что-то коварное. Вот в этот момент и случился у Раисы Максимовны тяжелый приступ, который имел последствия. Я об этом говорил. Хорошо, что мы оказались рядом".

"Радио Свобода" было определенно в своих оценках. Журналист Ирина Каневская, например, давала в эфир "голоса народных депутатов, парламентариев, которым вы привыкли верить: Руслана Хасбулатова, Геннадия Бурбулиса, Олега Румянцева, Виктора Шейниса и других". "Все они говорят: Янаев – государственный преступник, поставивший себя вне закона, – отмечала она в репортаже. – Они предупреждают: режим пытается осуществить свои цели, опираясь на штыки. Они опасаются: исключить кровопролития нельзя. Они допускают: будет большая кровь. Они предсказывают: лечить нищету оружием – это еще никогда никому не удавалось. Этот переворот экономически заведомо бесплоден. Они верят: попытка потерявших разум нелюдей обречена. Они верят в мудрость, выдержку и добрую волю народа". Станция полностью передала речь Бориса Ельцина на танке у Дома Советов РСФСР, в которой он сказал: "Мы имеем дело с антиконституционным государственным переворотом" (смотреть Ельцина на танке).

Попытка потерявших разум нелюдей обречена

Журналист "Свободы" Дмитрий Волчек, освещавший пресс-конференцию в МИДе, в репортаже рассказывал о смехе, царившем среди журналистов, которым не удалось пробиться в зал и собравшихся у телеэкрана в вестибюле МИДа: "Уж слишком очевидно нелепыми казались многие ответы сопредседателей самозваного ГКЧП на нелицеприятные вопросы журналистов", – объяснял Волчек. На волнах станции звучало и обращение к военнослужащим вооруженных сил СССР вице-президента России Александра Руцкого, который называл происходящее "попыткой военного переворота для установления диктатуры сталинского типа". Он призвал военных препятствовать "осуществлению преступных замыслов" и "переходить на сторону законно избранных народом органов власти – президента РСФСР и Совета Министров РСФСР".

В результате такого освещения событий, оценив роль станции "в объективном информировании граждан РСФСР и мировой общественности о ходе демократических процессов в России, событиях в стране и мире, деятельности законного руководства РСФСР в период государственного переворота в СССР", Борис Ельцин специальным указом позволил открыть ее бюро в Москве и создать сеть корпунктов.

ЛЕНИНГРАД

ГКЧП не подчинился – в нем выходили все газеты, печатались листовки с новостями из Москвы и указами президента России Бориса Ельцина. Эти указы вечером 19 и 20 августа зачитывал по ленинградскому телевидению мэр города Анатолий Собчак. Попытки блокировать вещание Ленинградского ТВ предпринимались, но они не удались – благодаря председателю местного комитета по телевидению и радиовещанию Борису Петрову. Однако на Москву сигнал Ленинградского ТВ, уже ставшего доступным для всей страны, не доходил.

Митинг протеста в Ленинграде, 19 августа 1991 года

О давлении на телевидение показания по делу о ГКЧП дал заместитель Кравченко – Валентин Лазуткин, которому звонил лично один из заговорщиков, Борис Пуго. "Сказал, что в 20 часов 15 минут планируется трансляция выступления Собчака по Ленинградскому телевидению, – рассказывал Лазуткин следователям. – Пуго дал мне указание не транслировать это выступление. Я ответил, что это не в моих силах. Но Пуго настаивал на том, чтобы предприняли все, чтобы это выступление не транслировалось. После этого звонка я позвонил в Министерство связи заместителю министра Иванову и полностью передал разговор с Пуго, на что тот ответил, что в таком случае пусть сам Пуго берет кусачки и откусывает кабель. До окончания информационной программы "Время" вновь позвонил Пуго и потребовал ответа, почему он не выполнил его указание в отношении Собчака. Выступление Собчака прошло по всей стране". (Ленинградское телевидение с 1988 года вещало на всю страну.)

Выступление Собчака прошло по всей стране

20 августа вице-мэр Вячеслав Щербаков призвал военнослужащих Ленинградского военного округа сделать выбор в пользу народа. В Ленинграде, как и в Москве, на улицы вышли противники ГКЧП, их было около 120 тысяч.

"НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА"

Особую роль во время путча играла и "Независимая газета" (именно ее представляла журналист Малкина на пресс-конференции ГКЧП). Вот как эту роль описывает исследователь СМИ Рафаил Овсепян: "19 августа журналисты "Независимой газеты" решили выпустить очередной номер. Но это им не удалось. Материалы не вышедшего в Москве номера "НГ" были переданы за рубеж. Их опубликовали многие газеты мира. В полном своем варианте номер "Независимой газеты", запрещенный в Москве, вышел в Париже на французском языке 100-тысячным тиражом. Его выпустил на свои средства французский еженедельник "Курье Интернасьональ". Вечером того же дня редакция "НГ" передала ведущим информационным агентствам и газетам зарубежных стран "Обращение к свободным журналистам мира", в котором содержался призыв организовать мощную международную акцию в поддержку свободных советских журналистов и всей свободной советской прессы. "Обращение" было напечатано на следующий день в газетах США, Англии, Франции, Испании, Италии, Бельгии, Греции, Австрии и других стран".

КРАХ ГКЧП И ПРЕССА

Егор Гайдар годы спустя напишет о неожиданном и полном крушении ГКЧП, коммунистического режима, империи. "В здании КГБ жгут архивы, – говорит он в одной из своих книг. – Самоубийство министра внутренних дел Б. Пуго, куда более загадочное самоубийство управляющего делами ЦК КПСС Кручины, отвечавшего за финансы партии. Заискивающие публикации "Правды". Суть их – мы будем хорошими, станем верно служить новой демократической власти. Полная деморализация КПСС. Те, кто поддерживал переворот, до смерти напуганы, явно опасаются, что демократы поступят с ними так, как они бы поступили с демократами в случае победы ГКЧП…"

23 августа на сессии Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин в присутствии Михаила Горбачева подписал указ о приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР. На следующий день Горбачев распустил Кабинет Министров СССР, а 25 августа отказался от поста генерального секретаря ЦК КПСС. Этот орган, в свою очередь, самораспустился. В этот же день президент РСФСР своим указом объявил государственной собственностью все принадлежащее КПСС и компартии РСФСР имущество, расположенное на территории России и за границей. 29 августа был наложен арест на имущество ЦК КПСС. А 6 ноября своим указом Борис Ельцин окончательно запретил деятельность партии.

Душанбе, август 1991 года. Участники митинга требуют сноса памятника Ленину и запрета Коммунистической партии

В этих условиях СМИ теряют партийное покровительство. Валентин Лазуткин в августе издает приказ о департизации Всесоюзной телерадиокомпании, в результате на радио и телевидении исчезают партийные комитеты. Активно публикуются материалы о финансовой деятельности КПСС. Серией таких материалов, например, отличился в "Комсомольской правде" Павел Вощанов, пресс-секретарь Бориса Ельцина.

"Все эти годы демократической прессе было необычайно трудно, – пишет сразу после путча Владислав Старков, главный редактор "Аргументов и фактов". – Мы вынуждены печататься на партийной базе КПСС, монополизировавшей всю полиграфическую технику. Настала пора национализировать типографии, вступив в экономические, а не политические взаимоотношения с полиграфистами".

Перерегистрацию, получив самостоятельность, проходит множество изданий, например, от своих собственников освобождается "Московский комсомолец". Перестает быть органом ЦК КПСС газета "Правда". В августе 1991-го полностью меняется медийный ландшафт страны.

21 августа выходит указ президента Ельцина "О средствах массовой информации в РСФСР", который отменяет решения ГКЧП, касающиеся деятельности СМИ. Управление союзным телевидением и радиовещанием передано в ведение правительства России, а Леонид Кравченко смещен с поста председателя Гостелерадио. Второй общесоюзный телеканал передан в управление ВГТРК "для создания общереспубликанской сети".

Все эти годы демократической прессе было необычайно трудно

Председателем ВГТРК также указом президента СССР назначен Егор Яковлев. "Наблюдатели отмечают, что назначение Яковлева продиктовано не профессиональными, а политическими соображениями, – пишет в те дни "Коммерсант". – Опыт работы на ТВ у нового председателя Гостелерадио невелик, зато сам он является "живым символом" гласности и пользуется симпатиями либеральной интеллигенции. Очевидно, в силу этого его фигура равно удовлетворяет обоих президентов: Ельцина и Горбачева".

27 августа проходит собрание трудового коллектива Всесоюзной телерадиовещательной компании, на котором разоблачают тех, кто работал с Кравченко. Одним из первых шагов Яковлева станет изменение программы "Время", в результате чего уволен руководитель программы Ольвар Какучая.

Программа "Пятое колесо", выходившая прежде на ленинградском телевидении, переходит на Центральное, а ее руководитель Белла Куркова становится главой Ленинградской дирекции ВГТРК – вместо Бориса Петрова, который, как и ведущий Александр Невзоров, лишается работы.

Постановление Верховного Совета РСФСР от 22 августа также отменяет "все незаконные ограничения на деятельность средств массовой информации". Правоохранительным органам России поручается "привлечь к ответственности лиц, допустивших нарушения Закона о печати". Указ Бориса Ельцина в этот же день приостанавливает выпуск газет "Правда", "Советская Россия", "Гласность", "Рабочая трибуна", "Московская правда" и "Ленинское Знамя". Для "Правды" – это первая приостановка издания со времен основания. Тем же указом отстранены от должностей гендиректор ТАСС Лев Спиридонов и председатель Информационного агентства "Новости" Альберт Власов.

Тележурналист Александр Невзоров во времена крушения СССР был одним из просоветских "ястребов"

Против закрытия коммунистических газет немедленно выступает Алексей Симонов из Фонда защиты гласности и ряд московских журналистов. Президент позже под влиянием советников вносит корректировку в свое решение. "Несколькими днями позже, правда, удалось убедить Полторанина, а через него – Ельцина, что для успокоения мирового общественного мнения (поток обращений, инспирированных деятелями КПСС, нарастал день ото дня) целесообразно разрешить выход этих газет, но уже в качестве независимых изданий, принадлежащих журналистским коллективам, – пишет в книге воспоминаний "Эпоха Ельцина", подготовленной помощниками российского президента, Юрий Батурин. – В таком решении была своя хитрость: газеты теряли свои "биографии", а вместе с ними – гипотетические права на долю имущества партийных издательств". В результате выходит новый указ, "в целях дальнейшего укрепления свободы печати и других средств массовой информации" запрещенные газеты разрешены к изданию.

Реформа происходит в агентстве "Новости". Указом Михаила Горбачева оно передано в ведение РСФСР.

После путча по решению коллективов были отстранены от своих обязанностей несколько главных редакторов центральных СМИ. Проходят выборы главного редактора "Известий". В "Литературной газете" коллектив не может простить, что главный редактор Федор Бурлацкий отсутствовал в дни путча в Москве. Бурлацкий пытается оправдаться в "Независимой газете" – пишет текст о невозможности прилететь из Крыма, о своей приверженности демократическим властям и осуждении путчистов. "Я, конечно, уйду из газеты, – заявляет он в разгар конфликта с коллективом, – но только после соблюдения законной процедуры, с уверенностью, что газета попадет в руки достойного преемника и продолжит либерально-демократические традиции, присущие нашей литературе и культуре со времен великого Пушкина, чей единственный профиль был по моему предложению оставлен на первой странице газеты". Это не помогает – главным редактором газеты в сентябре становится Аркадий Удальцов.

Я, конечно, уйду из газеты, но только после соблюдения законной процедуры

Лишается своей должности и главный редактор "Огонька" Виталий Коротич – он находится во время путча в Америке, коллектив не может ему этого простить и избирает Льва Гущина.

Оргвыводы следуют и в профессиональных организациях. "Мы не имеем права простить тех, кто вместо борьбы за демократию и свободу выбрал путь попустительства и поддержки заговорщиков, подготавливая и передавая материалы, поддерживающие и одобряющие их деятельность, – говорилось в заявлении секретариата Союза журналистов Москвы. – Ответственность за это в первую очередь несут: первый зам. главного редактора газеты "Правда" Г. И. Селезнев, главные редакторы газет "Советская Россия" В. В. Чикин, "Рабочая трибуна" А. П. Юрков, "Сельская жизнь" А. П. Харламов, "Московская правда" В. П. Лысенко, а также первый заместитель генерального директора ТАСС Г. А. Шишкин. Руководствуясь нашим профессиональным долгом, секретариат считает, что эти руководители, продемонстрировавшие свою позицию в решающие для Родины дни, не могут больше находиться в нашем творческом союзе. За пособничество и поддержку организаторов переворота, а также за нарушение устава Союза журналистов Москвы и Закона СССР о печати они исключены решением секретариата из Союза журналистов. Что касается председателя Гостелерадиокомпании Л. П. Кравченко, то, как известно, он решением секретариата СЖМ был ранее исключен из нашего союза".

Вход в Центральный дом журналиста в Москве

Союз учреждает специальные премии для журналистов, исполнивших профессиональный долг. "Дипломами и денежными премиями по тысяче рублей секретариат Союза журналистов Москвы наградил журналистские коллективы редакций газет "Аргументы и факты", "Вечерняя Москва", "Комсомольская правда", "Коммерсантъ", "Куранты", "Мегаполис-Экспресс", "Московский комсомолец", "Московские новости", "Независимая газета", "Пролог", "Россия", "Российские вести", "Российская газета", "Собеседник"; редакций журналов "Искусство кино", "Столица"; Российского информационного агентства, Агентства новостей и информации, радио "Эхо Москвы", "Российского радио", – отмечает исследователь СМИ Георгий Вачнадзе.

Ревизии подвергается и членство в писательской организации. Из членов Союза писателей 21 августа выведены Юрий Бондарев и Валентин Распутин. 23 августа состоялось заседание секретариата Союза писателей СССР, который собирался осудить Александра Проханова "за то, что путчисты, по неофициальным сведениям, назначили его главным цензором нового режима", – писал "Коммерсант". Однако тот не пришел.

26 августа создается альтернативный Союз писателей Москвы во главе с демократически ориентированными Юрием Нагибиным и Юрием Черниченко, в противовес организациям, "запятнавшим себя идеологической поддержкой путча ГКЧП". Вокруг старого Союза писателей начинаются имущественные споры.

Использованная литература:

Алимов Гаяз. "Мы мечтали о свободе". "Известия", 17 августа 2001.

Альбац Евгения. "Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ СССР". Москва, "РУСЛИТ", 1992.

Без подписи. "ТАСС был уполномочен в последний раз". "Коммерсантъ-Власть", 26 августа 1991.

Без подписи. "Что вы делали до 22 августа?". "Коммерсантъ", 22 августа 2000.

Бергер Михаил. "Факт, который нашел Интерфакс…". "Известия", 31 августа 1991.

Бурлацкий Федор. "Хроника одного мини-путча. Главный редактор "ЛГ" уйдет из газеты.

Вачнадзе Георгий. "Секреты прессы при Горбачеве и Ельцине". Москва, АО "Книга и Бизнес", 1992.

Винокуров Андрей. "Александр Любимов: "На Западе не живут в странах со свободной прессой", Polit.ru, 17 июня 2013. http://polit.ru/article/2013/06/17/lubimov/

Гайдар Егор. "Государство и эволюция. Дни поражений и побед". Издательство "Евразия", 1997.

Горбачев М.С. "Августовский путч (причины и следствия). Москва, Издательство "Новости", 1991.

Еловский Дмитрий. "Виктор Осколков: "Я решил поставить в эфир "Лебединое озеро" / ПУТЧ. Реконструкция Телеканал "Дождь". 19 августа 2011.

Елистратов Иван, Шипитько Геннадий, Абакумов Игорь. "Позиция руководства России". "Известия", 20 августа 1991.

Засурский Иван. "Реконструкция России. Масс-медиа и политика в 90-е". Москва, издательство МГУ, 2001.

Колесников Андрей. "Документы ГКЧП готовились в КГБ - 2". "Новая газета", 15 августа 2011.

Костиков В.В., Лифшиц А.Я., Пихоя Л.Г. и др. "Эпоха Ельцина. Очерки политической истории". Москва, "Вагриус", 2001.

Кузнецов Георгий. "Семь профессиональных граней журналиста ТВ". Москва, 2001.

Лошак Виктор. "Смех в зале. Так прошла первая пресс-конференция Комитета по чрезвычайному положению в СССР". "Московские новости", 21 августа 1991.

Масленцин Кирилл. "Егор Яковлев: Смотрите, я цитирую". "Коммерсантъ", 2 сентября 1991.

Митрофанов Сергей. "Они не забыли выключить телевизор. И радио". "Коммерсантъ-Власть", 26 августа 1991.

Мишина Ирина. "По ту сторону эфира". Москва, "Права человека", 1996.

Надеин Владимир. "Реванш за август 1991 года". "Известия", 14 июля 1992.

Овсепян Р. "История новейшей отечественной журналистики. Переходный период (середина 80-х – 90-е годы)". Москва, 1996.

Остапчук Анна. "СП СССР: Мы наш, мы новый путч устроим". "Коммерсантъ", 2 сентября 1991.

"Решение редколлегии и коллектива "Известий". "Известия", 23 августа 1991.

Старков Владислав. "Русская революция" 1991 года. Наш вариант". "Аргументы и факты", 22 августа 1991.

Черняев Анатолий. "Дневник помощника Президента СССР. 1991 год". Москва, Республика, Терра, 1997.

Чупринин Сергей. ”Русская литература сегодня: Большой путеводитель”. Москва, “Время”, 2007.

Mickiewicz, Ellen. Changing Channels. Television and the Struggle for Power in Russia. Duke – University Press. Durham and London, 1999.

[Андрей Михайлов]

http://www.pravda.ru/society/fashion...395-dervish-0/
21 авг 2012 в 07:00

Общество » Наследие » Россия

Казалось бы, о ГКЧП написано все или почти все. Но есть один момент, который журналисты обходили стороной. Оказывается, именно в дни ГКЧП завершалась подготовка к уникальному, первому в истории мероприятию "Дервиш-91", и организаторы, в первую очередь зарубежные, потратившие много сил и средств, из-за ситуации в стране не знали, состоится ли оно…

В дни ГКЧП автор этих строк служил на атомной подлодке в заполярной базе подводников Оленья Губа, недалеко от города Полярный Мурманской области. В один прекрасный день и без того "закрытое" КПП стало настолько закрытым, что и на службу не попасть. Оказалось, что по Оленьей Губе ходили… престарелые англичане, американцы и канадцы в морских мундирах. Что их сюда занесло именно в дни ГКЧП? Вот об этом и пойдет речь.

Без улыбки те события почему-то никак не вспоминаются. Подводников загнали в береговые казармы, и нам пришлось сидеть почти полдня, наблюдая за диковинной делегацией из окон пятого этажа. Как раз шли первые часы показа по "ящику" балета "Лебединое озеро", но наш мичман-радист "прилепил" к картинке совсем другие мелодии — мастера и мастерицы балетных искусств дрыгали ножками под Вилли Токарева и "Машину времени". Веселенько так получилось…

Вот так путч и запомнился — вместо Чайковского "Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой!", а вместо патрулей древние англичане в морской форме. В конце концов выяснилось, что по заполярным закоулкам бродил оргкомитет будущей торжественной акции "Дервиш-91". Ветеранов из оргкомитета союзнических конвоев возили и по Заполярью, и по Беломорью с целью найти наиболее подходящие места для торжеств. Оказалось, Оленья Губа для торжеств не подошла. Зато в соседнем Полярном решено было часть мероприятий таки провести. Помню, как мне пришлось переплеваться, когда назначили меня старшим группы по встрече группы ветеранов союзных конвоев. Но что было делать — офицер, всего лишь год назад получивший звание капитана третьего ранга, просто-напросто не имел права не выполнить приказа. К счастью, никто из союзников тогда в Полярный так и не приехал. Может быть, ситуация с ГКЧП повлияла…

Так что мне, присохшему к трюмному и реакторному железу корабельному инженер-механику, не довелось побыть строевой лошадью, командуя сотней матросиков с союзническими флажками. А вот моим коллегам из Мурманска этим заниматься пришлось, но уже после ГКЧП. Хотя и без союзнических конвоев в дни ГКЧП на Северном флоте было весело.

Как видно, флотское начальство с самого начала августовских событий 1991-го года, было не в курсе того, что делалось в Москве. Естественно, никто из больших адмиралов не мог сообразить, что же делать, кому подчиняться. Тем более, что никто из еще более высокого начальства просто-напросто ничего так и не скомандовал! Небоскребы, понимаешь…

Наконец, после показа памятной пресс-конференции по "телеящику", где у Янаева жутко тряслись руки, а маршал Язов источал огнедышащий перегар (даже от экрана несло!), где-то во флотских верхах кого-то из начальников все-таки осенило: надо что-то делать. Все без исключения междугородние телефоны были оседланы должностными лицами всех рангов и званий — звонили в столицу родным и знакомым, узнавали, кто кого там одолевает. За кого, короче, "подписываться"?

Но ситуация была мутной, понять, кто круче, не было никакой возможности. Наконец, некоторые "дрогнувшие" адмиралы на "отдельно взятых" флотах решили подтвердить верность ГКЧП. Ушли в Москву осторожные, но однозначные шифровки: мол, присягаем-с. А вот мудрое руководство Северного флота, шифровку на всякий случай подготовив и внеся ее в реестр исходящих документов, все-таки решило негромко доложить "о верности" растерянному "вышестоящему" по телефону. На всякий случай было активизировано движение по поводу грядущей операции "Дервиш-91". Перепуганное руководство Главного штаба ВМФ перепугалось еще больше. Вот тогда-то и стало военно-морскому люду ясно, что же это, собственно, такое.

Руководство ВМФ нашло лучезарный повод, так сказать, "проявиться": оно приняло решение активизировать подготовку к мероприятиям, посвященным вышеупомянутому пятидесятилетию начала поставок по ленд-лизу. Назывались торжества "Дервиш-91". И в Мурманск, и в Архангельск должны были приехать высокие гости из многих стран, в планах было и посещение кораблей Северного флота. И вот в Москву, охваченную всеобщим бардаком путча и безвластия, улетели из Североморска, из штаба флота, две телеграммы — одна на имя Горбачева, другая на имя Ельцина: мол, не соизволите ли быть почетным кем-нибудь на этом могучем мероприятии? Неизвестно, какими путями в ошалевшей от революций столице ходили эти телеграммы, но ответы пришли в Североморск в тот же день.

Быть почетным командором "Дервиша-91" дал согласие Горбачев. Почетным председателем координационного комитета акции стал Ельцин. Естественно, через несколько дней "в списке" остался один Борис Николаевич. Ровно через год Борис Ельцин сделал находчивого командующего Северным флотом Феликса Громова главкомом ВМФ… Уж не знаю, что тут правда, а что нет. Во всяком случае, так эти события передает флотская молва.

Правительство Великобритании в связи с неясной политической ситуацией в СССР решило не посылать в его территориальные воды фрегат "Лондон", который должен был участвовать в акции "Дервиш-91". Наша сторона отправила английской десятки успокаивающих телеграмм — ведь не отменять же, в конце концов, такое глобальное мероприятие. Каким-то образом удалось убедить англичан, что ГКЧП — ерунда…

Так или иначе, 22 августа было окончательно объявлено по всему Северному флоту: ГКЧП — бяка. Ну и ладно, хоть к какому-то консенсусу, как говаривал премногоглубокоуважаемейший Михаил Сергеевич, пришли-таки. Ветераны, которые готовились к "Дервишу-91", вздохнули с облегчением: мероприятие теперь точно состоится.

Уже 27 августа 1991 года на рубеже Нордкап — остров Медвежий — наше госпитальное судно "Свирь" и сопровождавшие его корабли Северного флота встретились с британским фрегатом "Лондон", следом за которым шло судно-заправщик. В этом месте начиналась в годы войны зона ответственности Северного флота в обеспечении безопасности конвоев. Торжества в честь пришедшего в Архангельск 31 августа 1941 года каравана "Дервиш" прошли блистательно, с тех пор ветераны союзнических конвоев встречаются с нашими ветеранами северного флота каждый год…

Стоит вспомнить, что всего с 1941 по 1945 год в составе 78 Северных конвоев 1,4 тысячи торговых судов доставили по программе ленд-лиза в Архангельск и Мурманск четыре миллиона тонн грузов, в том числе свыше пяти тысяч танков и семи тысяч самолетов на общую сумму 308 миллионов фунтов стерлингов. Под ударами германского военного флота и авиации было потеряно 85 торговых судов и 16 боевых кораблей Королевских ВМФ Великобритании (два крейсера, шесть эсминцев и восемь других эскортных судов). Погибли около трех тысяч британских моряков военного и торгового флотов. В замечательной книге Валентина Пикуля живо описана судьба одного из Северных конвоев — PQ-17. Из 35 судов того конвоя было потоплено 24…

[Алексей Сочнев]

https://lenta.ru/articles/2016/08/19/hasbulatov/
12:10, 19 августа 2016

Руслан Хасбулатов о путче 1991 года

Руслан Хасбулатов
Фото: Кузьмин Валентин, Пушкарев Альберт / ТАСС

В конце августа 1991 года группа государственных и должностных лиц советского правительства объявила о создании ГКЧП (Государственного комитета по чрезвычайному положению) и попыталась захватить власть в СССР. В Москву были введены танки, но ни единого выстрела не прозвучало. «Лента.ру» публикует отрывки из интервью с бывшим председателем Верховного Совета России Русланом Хасбулатовым о событиях того времени.

О подготовке мятежа было много слухов, и в прессе писали об этом, а «советник» Горбачева, некий Мигранян, даже обосновывал необходимость «просвещенной диктатуры». Накаркал. Я на эту тему давал интервью телевизионщикам, где отрицал возможность такого сценария, полагал, что обстановка в СССР не дает предпосылок для заговоров и переворотов. Исходил из того, что демократический процесс в стране далеко зашел, и общество не потерпит путчистов.

Перед путчем

Введение ГКЧП было для меня большой неожиданностью. За несколько дней до этого я был в Сочи, помогал местным властям справиться с последствиями стихийного события — шторма, и даже звонил министру обороны Язову, просил тяжелую технику для восстановления какого-то трубопровода у кавказского хребта. Он сказал «Конечно, немедленно поможем» и помощь оказал. Вернувшись в Москву, за день до ГКЧП, я встретил, уже ночью, Ельцина — он прилетел в Москву из Казахстана, где вел какие-то переговоры с Назарбаевым. Я его, как обычно, встретил в аэропорту, проводил домой — мы жили по соседству.

На 20 августа было запланировано подписание нового союзного договора, и мы с Ельциным обговорили некоторые вопросы. В частности, что в договоре Горбачева некоторые статьи мы, российская делегация, подписывать не будем, так как юристы Горбачева в этом договоре приравняли республики Российской Федерации к союзным республикам. С этим я категорически не был согласен и разъяснил это Ельцину. Кстати, когда этот вопрос стали обсуждать в Новоогарево, я перестал даже посещать эти заседания — в знак протеста.

Следом за союзными республиками были бы объявлены Татарская, Башкирская, Осетинская, Чеченская, Дагестанская и так далее. Все они становились бы равными с Казахстаном, Белоруссией, Украиной. Обговорили это с Ельциным и разошлись.

«Лебединое озеро»

В 7 утра я встал, как всегда, бодрый. Звонит жена из московской квартиры и сообщает, что в стране переворот, просит включить ТВ. Включил телевизор, а там и правда «Лебединое озеро», потом показали Янаева и других.

Позже я узнал, что фактическим организатором путча был Крючков — глава КГБ. Я немедленно побежал к Ельциным. Там у порога стоит хмурый Коржаков. Увидел Наину Иосифовну, вбежал на второй этаж. Ельцин сидел на кровати, неопрятный и подавленный. Увидел меня, говорит: «Обыграл нас Крючков. Все, через час нас с вами возьмут».

Я ему отвечаю: «Как так возьмут? Соберитесь, приведите себя в порядок, мы что, с вами в бирюльки играем? Давайте, звоните в Алма-Ату Назарбаеву, в Киев Кравчуку, заручимся поддержкой». Спрашиваю его: «Кого из военных вы знаете? Через 15 минут будьте в порядке, я созову всех наших руководителей. Надо драться, а не сдаваться!»

Руслан Хасбулатов на митинге
Фото: Юрий Абрамочкин / РИА Новости

Ни свет, ни связь не отключили. Я полагаю, что они хорошо в КГБ знали психологию Ельцина и полагали, что он сдастся. И он уже фактически сдался, когда я его увидел. Так что они его «просчитали». У них был план вывезти нас на одну из подмосковных дач, чтобы он (Ельцин) там сложил с себя все полномочия и вернулся в Свердловск. Это был предельно мирный сценарий. Крючков мне потом несколько раз говорил: «Я твой фактор не учел, мы из-за тебя проиграли, а все лавры достались Ельцину».

Я написал воззвание к народу, после которого начали собираться защитники Белого дома. У Ельцина собрались Силаев, Руцкой, Шахрай, Полторанин, Бурбулис. Я дал ручку Полторанину, он у нас главный был журналист, а у него руки дрожат. Я рассердился, со злостью забрал у него ручку и сам стал писать. С этого началось противостояние путчистам. Москвичи нас поддержали.

Несостоявшийся побег

Ельцин боялся ареста (ну а кто не боится?) Помню: ночь, моросит дождь, в Дом Советов пришли мокрые Гавриил Попов, Юрий Лужков с молодой женой — они тоже боялись, что их арестуют. Я их отправил греться, и тут вбегает в кабинет Коржаков и дурным голосом кричит: «Руслан Имранович, срочно к президенту!» Спускаемся на лифте, внизу, в гараже, стоит Ельцин, его помощники, охрана и большая машина «Зил 114». Ельцин сразу ко мне: «Через полчаса будет штурм, нам надо спасти себя, едем в посольство США, через два дня после большого шума в мире мы вернемся».

Я даже не стал размышлять, говорю: «Вы правы, правильное решение, вы президент, вы у нас один, вас надо спасать, а у меня здесь 500 депутатов». С этими словами развернулся и пошел к лифту. Иду к себе и думаю: «Что же теперь будет... Президент сбежал...» И когда я шел по коридору, мне подвернулись военные. Подбежал генерал Кобец и говорит: «Вот тут генерал Лебедь, он хочет нам что-то подсказать, помочь...»

Я был в ярости, не знал, на ком ее сорвать, а здесь — подходящий случай. Говорю: «Если вы хотите помочь, то зачем вы подогнали сюда танки?» Лебедь мне говорит: «Если будет надо, за пять минут ваш Белый дом возьму». На что я ему отвечаю: «Через пять минут никак не возьмешь! Генерал Кобец, арестуйте этого путчиста и бросьте в подвал! Через два дня разобьем мятежников, а он пойдет под трибунал».

Кобец открыл рот, а Лебедь замолчал и встал по стойке смирно. Вот тут я наконец успокоился и прошел в свой кабинет. Зло выплеснул, велел никого не пускать, не знал, что делать, была какая-то опустошенность, даже мысли какие-то ленивые. Думал, что как только Ельцин сбежит, американцы тут же всем сообщат о нашем поражении. Сидел, размышлял, прошло минут 20-30, как мне кажется. И тут раздается телефонный звонок от Ельцина: «Руслан Имранович, вы так решительно отказались эвакуироваться, что я решил воевать вместе с вами. Будем вместе до конца». Он ушел в подвал, а я остался командовать, разумеется.

Владислав Ачалов в Доме Советов РФ
Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости

Как я потом узнал от первого замминистра обороны СССР Владислава Ачалова, план побега Ельцина в посольство США был игрой Крючкова. Через свою агентуру в посольстве он запустил информацию, что назначено время штурма, при котором должны убить Ельцина. Это была дезинформация, но ее «проглотили» американцы и рекомендовали Ельцину «эвакуироваться» в посольство США.

Крючков все время сидел на телефоне, рассказывал Ачалов, ждал бегства Ельцина, а потом, когда ему сообщили, что Хасбулатов отказался бежать, а Ельцин следом за ним передумал, Крючков швырнул трубку, схватился за голову и воскликнул: «Хасбулатов выиграл у меня».

Горбачева в Форосе полуарестовали — в мягкой форме. Указа или разрешения на переворот он им не дал. Делегацию, которая к нему прибыла с приказом о введении ГКЧП, Горбачев обматерил, подписывать отказался. В запале сказал — мол, делайте, что хотите, но подписывать не буду. Они этой фразой и воспользовались. Сговора у него с ними не было. Конечно, ему надо было сесть в их самолет и вернуться в Москву, в Кремль, и потребовать объяснений: что вы тут устраиваете? Он же их всех хорошо знал. Так что говорить однозначно, что Горбачев все знал, все одобрил, неверно. Другое дело — он не попытался жестко пресечь любые «инициативы» в этом направлении.

Почему путч не удался

ГКЧП посыпался не из-за трусости. Генерал Ачалов и маршал Язов знали цену жизни, оба были в Афганистане, Закавказье. Язов еще был ветераном Великой Отечественной войны. И Язов, и Ачалов не особенно полагались на генерала Грачева, поэтому Ачалов сам обходил позиции у Дома Советов. Грачев и Лебедь, кстати, готовы были расстрелять демонстрантов, если бы дали приказ, это потом они рядились в спасителей.

Ачалов же после обхода сообщил Язову, что собралось много народу и может быть кровопролитие: «Стоит ли штурмовать Дом Советов?» Язов тут же сказал: «Нет, не стоит. Из-за этой шайки мы с тобой честью советских офицеров рисковать не будем». Должен сказать, высочайшую порядочность, честь, служение народу в эти дни проявил генерал Владислав Ачалов. Это был очень авторитетный генерал ВДВ, с ним считались в армии, ему доверяли.

Колонна военной техники перед зданием Верховного Совета РСФСР
Фото: Огонек / «Коммерсантъ»

Я думаю, КГБ мог меня арестовать, но они не верили, что я буду так решительно действовать. Они знали хорошо Ельцина и тех, кто его окружает, его похождения, падения в реку, свердловские эпизоды, когда он потом извинялся, каялся, плакался. Они не рассчитывали, что так много выйдет людей на защиту Дома Советов. И просчитались со мной — как и в 1993 году. Для меня понятие чести очень важно, я же не мог уйти с линии борьбы, чтобы смеялись надо мною потом. Как с таким жить дальше?

И депутаты, как «левые» так и «правые», все они отбросили свои противоречия и проявили героизм, надо отдать им должное. А КГБ побаивалось военных: как мне рассказывал Ачалов, когда Крючков начал повышать голос, Язов отвел Ачалова в сторону и приказал ему быть готовым, чтобы арестовать Крючкова и его генералов. Крючковцы все подслушали и поняли, что если будут действовать против народа, то армия их не поддержит и сомнет.

Пресса пишет, что в ГКЧП были малодушные, трусливые деятели, а Ельцин показал себя «решительным». Но это не так. В ГКЧП были достойные люди, они совершили ошибку, но не стали проливать кровь. Это надо признать. А трусом всегда был Ельцин — и в августе 1991-го, и позже, а в 1993-м показал себя бандитом. Путчисты в августе 1991 года рисковали карьерой и жизнями, но не допустили кровопролития.

После путча

Настоящий переворот произошел в Беловежье. Только в истории удачные перевороты переворотами не называют. Я иногда размышляю над прошлым и считаю своей большой ошибкой, что не пошел тогда (после Беловежья) к Горбачеву и не предложил подписать указ, назначающий меня премьером СССР, — возможно, тогда удалось бы сохранить Союз. Но что поделаешь, история нас опережает!

Я не пошел на этот шаг, наверное, потому, что воспитание у меня такое. Не предложил я эту спасительную идею. Эта идея витала в наших парламентских кругах.

После ГКЧП произошла страшная вещь. Союз предельно ослабел, он балансировал на границе существования. Горбачев фактически стал заложником Ельцина. Он приказал распустить Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР; арестовали Лукьянова. А в наших российско-советских условиях, если главы нет, то считай и власти нет, ни союзного правительства, ни чего-то другого. В Российской Федерации тогда тоже не было правительства! Ельцин еще перед путчем разогнал правительство Силаева. Огромная страна никем не управлялась!

Борис Ельцин. Митинг победителей у здания Дома Советов РФ
Фото: Андрей Бабушкин / ТАСС

Тогда я явочным порядком созвал Президиум Верховного Совета, и мы работали круглые сутки, фактически управляли страной и даже делами СССР, областями и республиками. Все тогда знали, что «Хасбулатов на месте» — он решает вопросы. Это не позволило России распасться, хотя данные процессы распада стали бурно развиваться. В этот период я неоднократно ставил перед Ельциным вопрос: давайте скорее создадим правительство!

Кстати, у него самого были неплохие идеи пригласить в правительство известного офтальмолога, академика Святослава Федорова, затем — академика Юрия Рыжова, потом — Юрия Скокова. Но все это оказалось жалкой игрой. Он предложил в правительство никому не известных людей, какого-то Гайдара, Бурбулиса и еще кого-то, имена которых не хочу называть в силу их ничтожности.

[Алексей Сочнев]

https://lenta.ru/articles/2015/04/28/hasbulatov/
22:16, 27 апреля 2015

Бывший председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов о том, как можно было повернуть перестройку и спасти СССР

Руслан Хасбулатов и Борис Ельцин, 1992 год
Фото: Николай Малышев / ТАСС

Тридцать лет назад, в марте 1985 года, к власти в СССР пришел Михаил Горбачев. Спустя месяц после назначения на пост генерального секретаря он, подражая Владимиру Ленину, озвучил знаменитые «апрельские тезисы», от которых принято вести начало перестройки. Заведующий кафедрой мировой экономики Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова, бывший председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов рассказал «Ленте.ру», как сегодня видит перестройку, почему развалился СССР и как следом чуть не развалилась Россия.

Когда в стране объявили перестройку, вы преподавали в Московском институте народного хозяйства имени Плеханова. Расскажите, как вы ее встретили?

Хасбулатов: Как и большинство наших интеллектуалов, я встретил ее с восторгом. Много приходилось ездить за границу по линии молодежного «Спутника» и общества «Дружбы». А АПН (Агентство печати «Новости»), публиковало мои брошюры о горбачевской перестройке. Они были изданы на всех европейских языках и пользовались популярностью. Весь мир тогда объездил, везде встречали хорошо, Горбачев вселял за границей надежду на прекращение противоречий с Западом, установление гармоничных отношений. Люди радовались нашей перестройке, были большие ожидания, что будет лучше с экономикой, свободой, будет открытое общество, восторжествуют общечеловеческие ценности, о которых много и хорошо говорил Горбачев.

Конечно, наши люди порядком устали от напряженности между США и СССР. Помните: сбитый корейский «Боинг», когда погибли почти 300 человек. Тогда президент США Рональд Рейган объявляет СССР «империей зла», а в ответ начинается массированная антиамериканская кампания с нашей стороны. Кстати, в советском обществе тогда такого антиамериканизма, как сейчас, не было, был скорее интерес к тому, что «там происходит» и как люди живут в этом «капитализме». Враждебность на высоком пропагандистском уровне не переносилась в структуры общества, люди не чувствовали вражды ни к Западу, ни к США. Наше тогдашнее общество было в высокой степени интеллектуальным, «толстые» журналы и газеты выходили миллионными тиражами.

С 1987 я уже был консультантом в Совете министров СССР у Николая Рыжкова по социально-экономическому блоку, куда меня привлек академик Леонид Абалкин. Когда мы собирались, многие экономисты говорили руководству, что того уровня демократии, который дали в начале перестройки, вполне хватит, и пора заняться экономикой. Но вместо этого Горбачева, похоже, «понесло», как Остапа Бендера. Так, в частности, он достал из небытия и начал обсуждать «Союзный договор», давно инкорпорированный в Конституцию СССР. Это была огромная ошибка. Но не только это.

Руслан Хасбулатов
Фото: Владимир Песня / РИА Новости

Но до этого была борьба за повышение дисциплины и антиалкогольная кампания.

По поводу повышения дисциплины в государственном и административном аппарате. Меры, предпринятые Андроповым, я считаю, были полезными, они дали серьезный эффект. Неплохо, если бы подобные действия осуществил бы и Путин.

Другой вопрос — антиалкогольные мероприятия. Их следствием стало нарушение финансово-экономического равновесия страны, деформация бюджета. Я тогда сомневался насчет итогов, сколько именно недобрал бюджет. Полагал, что где-то 30-40 миллиардов долларов в 1986-1987 годах. Но бывший премьер СССР, Николай Иванович Рыжков сообщил, что антиалкогольная кампания нанесла СССР ущерб в 100 миллиардов долларов! В современной оценке, это более 500 миллиардов. Здесь надо иметь в виду и другие обстоятельства. Тогда, в 1985-1986 годах цены на нефть и газ значительно упали: с 30-40 долларов они опустились до 15-20 долларов за баррель в течение двух лет. Это сократило существенно бюджетные поступления. Еще один источник затрат — неразумный ввод войск в Афганистан. Он требовал затрат около 30 миллиардов долларов в год. В результате наметилось серьезное уменьшение расходов на социальные цели, начал снижаться уровень жизни населения, усилились и расширились дефициты.

В экономике стали развиваться хаотические процессы под влиянием волюнтаристских решений.

Какие помимо указанных выше?

Например, совершенно абсурдные решения высшей власти относительно выбора руководителей всех организаций в стране. Такой клич бросил Горбачев — человек вроде бы опытный, работал в сельском хозяйстве и на производстве...

Что такое выборы начальников цеха, завода? Где вы такое видели? На капиталистических предприятиях такого никогда не было и не может быть, там жесткая дисциплина — иначе нельзя, это нормально. Но в СССР стали внедрять «демократию в производство», прямо по схемам князя Кропоткина, классика анархизма. Даже Прудон до этого не додумался. В результате по всей огромной стране развернулась «выборная лихорадка», в которой участвовали дворники, вахтеры, сторожа — они тоже выбирали художественного руководителя Большого театра или директора известного малолитражного завода в Риге.

Выборы директора. Елгавский завод микроавтобусов РАФ имени XXV съезда КПСС. Латвийская ССР.
Фото: Всеволод Тарасевич / РИА Новости

Вы пишете в своих книгах, что у Горбачева не было никакой тактики и стратегии и он действовал по интуиции. Разве такое возможно?

Горбачев, как мне кажется, старался как мог. Но никакого серьезного, продуманного плана у него не было. И это не только его вина, но и всей огромной бюрократии. Это я лично понял, когда уже был избран заместителем председателя Верховного Совета Бориса Ельцина. Я с Горбачевым, по просьбе Ельцина, по два-три раза в день встречался. Ему (Ельцину) было некомфортно с ним говорить — такие у них были взаимоотношения. У меня же с Горбачевым сложились хорошие личные отношения. Он был мягкий, добродушный человек, в отличие от Ельцина. Я ему говорил: «Зачем эта затея с Союзным договором? Зачем вы достали из нафталина Союзный договор 1922 года? Нам ведь нужна, прежде всего, экономическая стабильность!» И еще другой важный вопрос, который я с ним неоднократно обсуждал, — это необходимость признания частной собственности, возрождение политики НЭПа.

И какая была реакция?

Как всегда, ироническая, а затем: «Я подумаю, посоветуюсь с товарищами». Думаю, Александр Яковлев, всесильный секретарь ЦК, ему подсказал эту порочную идею Союзного договора. По моему мнению, Яковлев вовсе не был агентом, но он точно был догматиком, сторонником западного пути развития.

Они торопились?

Смотря кто. Те, кто желал развала социализма и перехода на капитализм, торопились. Все время «подгоняли» Горбачева. А он постоянно подыгрывал им, пытался доказать, что является «большим демократом», чем все они, вместе взятые. В частности, группа из так называемых межрегиональных демократов из Союзного парламента. Они называли себя «демократами», как будто другие не «демократы». Это был вызов, крайнее неуважение к другим депутатам.

Николай Рыжков говорит, что он, Горбачев и Долгих при Андропове разрабатывали план реформ, план будущей перестройки, работали несколько лет. Куда же делась разработанная ими тактика и стратегия?

Не знаю, у меня и с Николаем Ивановичем всегда были хорошие отношения, я вообще считал, что устранение Горбачевым Рыжкова в начале 91-го года было большой ошибкой. Он был порядочным человеком и профессионалом высокого класса. Возможно, несколько мягкий. А что касается замыслов Андропова, я так понял: узкий круг ближних людей несколько раз собирался по инициативе Андропова — он был человек очень информированный, как тогда было принято писать — «кристальный коммунист», человек социалистических принципов. И, видимо, инстинктивно понимал (мне близкие к нему люди об этом говорили), что надо менять основательно саму модель социализма. Но ничего конкретного не успел сделать. И наследия в этой части он не оставил. Поэтому нет смысла говорить о том, что произошло бы при Андропове в части изменения модели социализма. Но одно ясно — он бы сохранил СССР.

Первое совместное заседание палат Совета Союза и Совета Национальностей. На снимке: Николай Рыжков (на первом плане), Рафик Нишанов, Анатолий Лукьянов и Михаил Горбачев (слева направо на втором плане).
Фото: Владимир Мусаэльян / ТАСС

В каком году вы начали понимать, что перестройка, вся эта затея — больше слова, чем дело.

В 88-м. Я хорошо знал некоторых влиятельных советников-академиков Горбачева. Дружил с Абалкиным, знал Петракова, больше общался с опытнейшим Арбатовым — это был кладезь мудрости, — и он также считал, что политические преобразования надо оставить немного в стороне. О том же говорили академики Богомолов и Федоренко. Все они публично на пленумах ЦК и заседаниях в Совете министров настаивали на том, чтобы в первую очередь, взяться за преобразования в экономике. Уровня демократии, который был создан к 88 году, вполне хватало. Это та мудрость, которую Дэн Сяопин применил, но не оценили в Кремле. Дэн не отстранил партийный аппарат от власти. Ведь в партийном аппарате всегда были самые сильные кадры, хорошо подготовленные администраторы. Дэн Сяопин их выдвинул на передний рубеж, чтобы они служили авангардом в создании новой модели экономики. А Горбачев взял другую тактику — отстранение партии от управления. А кем ее заменять? Ведь не было других кадров, кроме этих партийных администраторов. Вот этим и воспользовался Ельцин, а также Кравчук и Шушкевич. Повсюду появляются безродные и безответственные болтуны — «демократы», кстати, плохо образованные, циничные, ни в грош не ставящие народ и его интересы.

Пишут, что у Яковлева была тогда идея, которую он предлагал тому же Горбачеву в Волынском — отстранить КПСС от власти путем создания второй партии и прийти к двухпартийной системе, как в США.

Эта идея витала в воздухе давно, с начала перестройки, ее можно было осуществить, но как мне казалось, несколько позже — после того, как будет принята программа преобразований и достигнуты серьезные успехи в развитии. Я тоже был членом партии, мы относились к этому делу достаточно формально, и членство в КПСС нисколько не стесняло нашу деятельность. Хотя я по своим убеждениям был социалистом, но я тоже считал, что надо создавать социал-демократическую партию. Но, как и академики Арбатов, Богомолов, Федоренко и многие другие весьма опытные и умелые люди, я считал, что это должно происходить постепенно. Сперва надо использовать все ресурсы для безболезненного перехода к новой экономической модели. В ней предусматривались приватизация легкой промышленности, торговли, включая розничную и т.д.

В то же время вся тяжелая промышленность, включая ВПК, оставалась бы под контролем государства. Рядом с ней, то есть государственной, создается конкурентная капиталистическая экономика, развивается мелкое предпринимательство, включая сельское хозяйство, торговлю и т.д. Государство осуществляет помощь этому частному сектору. Госплан создает соответствующие условия, чтобы «заиграл» рынок — заработал мелкий сектор без особенно крупных затрат. Я помню, тогда собирал предпринимателей, они мне говорили: «Руслан Имранович, дайте нам условия, налагайте на нас хоть 80-90 процентов налогов, но дайте нам возможность самостоятельно распоряжаться хотя бы 10-20 процентами прибыли». Одновременно с этим предполагалось снять монополию внешней торговли. Чтобы западные компании могли поставлять нам товары, тем более когда у нас есть сложности, дефицит. За счет этого маневра у нас бы наполнился рынок. И таким образом осталось бы время, чтобы грамотным путем осуществлять стратегические реформы без ухудшения ситуации со снабжением.

Горбачев, видимо, понял, что ничего у него с экономикой не выйдет, решил заигрывать с республиками, и стал бесконечно обсуждать этот Союзный договор и будущий референдум. Он уже не слушал никого. Горбачев сам дал сепаратизму дорогу. Плюс карабахские события, которые начали накатываться с 1988-1989 года. Их следовало жестко пресечь. Я был свидетелем того, как канадское правительство решило проблему с восстанием в 1968 году, когда квебекские сепаратисты похитили даже представителя королевы, а министра труда застрелили. Премьер министр Канады Пьер Эллиот Трюдо ввел в Квебек войска и очень жестко принял все военно-полицейские меры и заявил, что «демократия существует для народа и во имя его интересов, а вооруженное восстание сепаратистов — это идея преступников, и они должны за это ответить».

Карабахский конфликт. Митинг.
Фото: «Огонек»

Конечно, государство должно себя защищать. Первый опыт нерешительности Горбачевым был показан в Карабахе, когда, по моему мнению, трех преступных руководителей Армении, Азербайджана и Нагорного Карабаха надо было арестовать, привезти в Лефортово, где я сам потом оказался (смеется). Ведь после этого, между прочим, поставили вопрос о выходе из СССР «прибалты», когда они увидели, что никаких серьезных действий центральная власть не принимает и не способна принимать.

В вашей книге вы объясняете мягкость и нерешительность Горбачева тем, что у него были комплексы перед Западом.

Да-да, этот комплекс был у всех, не только у Горбачева. А после него — он стал повсеместным. Ельцин никогда не пошел бы на расстрел парламента в 1993 году, если бы Клинтон не дал разрешения. В основном проводником ельцинской политики был немецкий канцлер Коль — он уговорил Клинтона дать разрешение Ельцину на жестокое подавление Верховного Совета России. Ельцин стал откровенно марионеткой США. Он был от них зависим в прямом смысле слова. Вообще, я вижу, что вся российская элита — и политическая и деловая — обладает комплексом неполноценности перед Западом. И даже сегодня.

Возвращаясь к Горбачеву: на первом этапе им была допущена еще одна догматическая ошибка. В 1989 году прибалтийские республики ставили перед Съездом народных депутатов СССР вопрос об экономической самостоятельности. Кстати, и Абалкин, и Рыжков, и Петраков, и Арбатов — все они были за то, чтобы дать им эти полномочия, а Горбачев уперся. Надо было им дать самим проводить реформы, у них светлых голов тогда было немало. Может быть, сделали бы что-нибудь полезное. Нет, отвергли их инициативу. Результаты мы видим сегодня.

А программа «500 дней»? Что было в ее основе?

В основе этой программы лежали идеи академика Николая Шмелева, а затем академика Станислава Шаталина. Григорий Явлинский их использовал, но в достаточно примитивном изложении. Кстати, эту программу российский парламент одобрил уже после того, как против проекта Абалкина выступили союзные республики, да и сам Горбачев. Чтобы взять какой-то ориентир, мы ее одобрили, понимая всю слабость и непроработанность, а Явлинского сделали вице-премьером для претворения в жизнь этой программы. Но он, естественно, все это провалил, ничего не сделал. Организатор из него получился никудышный.

Когда Горбачев начал терять контроль над ситуацией?

В 1989 году, когда в союзном парламенте была образована Межрегиональная депутатская группа (МДГ) во главе с Афанасьевым. Вот тогда он начал терять контроль над ситуацией в стране. До этого Горбачев исходил из положения, что он истинный демократ и все, что он делает, соответствует нормам западной демократии.

Заседание Межрегиональной депутатской группы. На первом плане слева — П.Г. Бунич, за столом справа — А.Д. Сахаров и Ю.Н. Афанасьев, 1988 год.
Фото: «Огонек»

А тут, вдруг, объявились еще «большие демократы», чем он сам! Вот он и растерялся: бороться с ними, в глазах Запада, означало, что Горбачев — не демократ. Не бороться — это вело к нарастанию на него атак со стороны ЦК КПСС. В результате Горбачев оказался в «ловушке». Следует отметить, в МДГ входил и академик Сахаров, но о нем разговор отдельный, он был всего лишь символом этой группы. Сахаров был за социализм, за единство СССР, он разработал проект Конституции Союза Советских Социалистических Республик Азии и Европы. Он был гуманист и убежденный демократ, теоретик конвергенции. Он искренне полагал, что социализм — это более высокая ступень по сравнению с капитализмом. А МГД прикрывались его именем. Горбачев не смог управлять ни этой группой, ни Всесоюзным Съездом и Парламентом. Я, например, в Верховном совете России всех этих лживых демократов прижал, заставил работать и следовать общей линии российского парламента в интересах нашего народа. Поэтому они и возненавидели меня.

Почему он не смог с ними работать?

Человек 200 радикалов было, но они навязали волю всему Съезду депутатов СССР. Ни одного конструктивного предложения с их стороны не было, только критика Горбачева и КПСС. Помню, замечательно против них выступил поэт Олжас Сулейменов: «Я разделяю ваши взгляды, я демократ, но что же вы все время критикуете и критикуете Горбачева и ничего не предлагаете?»

Я считаю, что деятельность именно этой «группы демократов» привела к мятежу в августе 1991 года — их интересы сомкнулись в неприятии Горбачёва с интересом сил, представленных Крючковым и другими ортодоксами из ЦК. Они не сумели организованно выступить против ГКЧП, основное и единственное противодействие ГКЧП оказал Российский Верховный Совет. А эти хваленые «демократы» даже не созвали Съезд народных депутатов СССР, они оказались способны только демагогией заниматься, хотя там, среди них, были талантливые люди. Но и они оказались заложниками демагогов.

И еще предстоит понять, чего лишилась цивилизация с потерей СССР!

До ГКЧП вам было известно, что что-то такое готовится?

Много было слухов, и в прессе писали об этом, а «советник» Горбачева, некий Мигранян, даже обосновывал необходимость «просвещенной диктатуры». Накаркал. Я на эту тему давал интервью телевизионщикам, где отрицал возможность такого сценария, полагал, что обстановка в СССР не дает предпосылок для заговоров и переворотов. Исходил из того, что демократический процесс в стране далеко зашел и общество не потерпит путчистов. Введение ГКЧП было для меня большой неожиданностью. За несколько дней до этого я был в Сочи, помогал местным властям справиться с последствиями стихийного события — шторма. И даже звонил министру обороны Язову, просил тяжелую технику для восстановления какого-то трубопровода у кавказского хребта. Он сказал: «Конечно, немедленно поможем», и помощь оказал. Вернувшись в Москву, за день до ГКЧП, я встретил, уже ночью, Ельцина — он прилетел в Москву из Казахстана, где он вел какие-то переговоры с Назарбаевым. Я его, как обычно, встретил в аэропорту, проводил его домой, мы жили по соседству. 20 августа должно было быть подписание нового Союзного Договора, и мы с Ельциным обговорили некоторые вопросы. В частности, что в Договоре Горбачева некоторые статьи мы, российская делегация, подписывать не будем, так как юристы Горбачева в этом Договоре приравняли республики Российской Федерации к союзным республикам. С этим я категорически не был согласен. И разъяснил это Ельцину. Кстати, когда этот вопрос стали обсуждать в Новоогарево ранее, я перестал даже посещать эти заседания, в знак протеста.

Защитники Белого дома пытаются остановить танк, 19 августа 1991 года
Фото: Федосеев / РИА Новости

Это же был бы развал России...

Да, следом за союзными республиками были бы объявлены Татарская, Башкирская, Осетинская, Чеченская, Дагестанская и т.д. Все они становились бы равными с Казахстаном, Белоруссией, Украиной. Обговорили это с Ельциным и разошлись. В 7 утра я встал, как всегда, бодрый. Звонит жена из московской квартиры и сообщает, что в стране переворот, просит включить ТВ. Включил телевизор, а там и правда «Лебединое озеро», потом показали Янаева и других. Позже я узнал, что фактическим организатором был Крючков, глава КГБ. Я немедленно побежал к Ельциным. Там, у порога, стоит хмурый Коржаков. Увидел Наину Иосифовну, вбежал на второй этаж. Ельцин сидел на кровати, неопрятный и подавленный. Увидел меня, говорит: «Обыграл нас Крючков. Все, через час нас с вами возьмут».

Владимир Крючков
Фото: Сергей Субботин / РИА Новости

Я ему отвечаю: «Как так возьмут? Соберитесь, приведите себя в порядок, мы что, с вами в бирюльки играем? Давайте, звоните в Алма-Ату Назарбаеву, в Киев Кравчуку, заручимся поддержкой. Спрашиваю также его: «Кого из военных вы знаете? Через 15 минут будьте в порядке, я созову всех наших руководителей. Надо драться, а не сдаваться!»

Связь не отключили?

Ни свет, ни связь не отключили. Я полагаю, что они хорошо в КГБ знали психологию Ельцина и полагали, что он сдастся. И он уже фактически сдался, когда я его увидел. Так что они его «просчитали». У них был план вывезти нас на одну из своих подмосковных дач, чтобы он (Ельцин) там сложил с себя все полномочия и вернулся в Свердловск. Это был предельно мирный сценарий. Крючков мне потом несколько раз говорил: «Я твой фактор не учел, мы из-за тебя проиграли, а все лавры достались Ельцину».

Вы автор воззвания народу, после которого начали собираться защитники Белого дома?

Да, его я писал. У Ельцина собрались Силаев, Руцкой, Шахрай, Полторанин, Бурбулис. Я дал ручку Полторанину, он у нас главный был журналист, а у него руки дрожат. Я рассердился, со злостью забрал у него ручку и сам стал писать. С этого началось противостояние путчистам. Москвичи нас поддержали.

Вы упомянули, что Ельцин пытался сбежать в американское посольство. Это правда?

Ну это известный факт, и об этом было написано уже в 1992 году. Конечно, Ельцин боялся ареста (ну кто не боится?). Помню: ночь, моросит дождь, в Дом советов пришли мокрые Гавриил Попов, Юрий Лужков с молодой женой — они тоже боялись, что их арестуют. Я их отправил согреваться, и тут вбегает в кабинет Коржаков и дурным голосом кричит: «Руслан Имранович, срочно к президенту!» Спускаемся на лифте, внизу, в гараже, стоит Ельцин, его помощники, охрана и большая машина «Зил 114». Ельцин сразу ко мне: «Через полчаса будет штурм, нам надо спасти себя, едем в посольство США, через два дня после большого шума в мире мы вернемся».

Президент России Борис Ельцин в ночь с 20 на 21 августа 1991 года в Белом доме
Фото: Дмитрий Соколов / ТАСС

Я даже не стал размышлять, говорю: «Вы правы, правильное решение, вы президент, вы у нас один, вас надо спасать, а у меня здесь 500 депутатов». С этими словами развернулся и пошел к лифту. Иду к себе и думаю: «Что же теперь будет... Президент сбежал...» И когда я шел по коридору, под руку мне подвернулись военные. Подбежал генерал Кобец и говорит: «Вот тут генерал Лебедь, он хочет нам что-то подсказать, помочь...» Я был в ярости, не знал, на ком ее сорвать, а здесь — подходящий случай. Говорю: «Если вы хотите помочь, то зачем вы подогнали сюда танки?» Лебедь мне говорит: «Если будет надо, за пять минут ваш Белый дом возьму». На что я ему отвечаю: «Через пять минут никак не возьмешь! Генерал Кобец, арестуйте этого путчиста и бросьте в подвал! Через два дня разобьем мятежников, а он пойдет под трибунал».

Кобец открыл рот, а Лебедь замолчал и встал по стойке смирно. Вот тут я, наконец, успокоился и прошел в свой кабинет. Зло выплеснул, велел никого не пускать, не знал, что делать, была какая-то опустошенность, даже мысли какие-то ленивые. Думал, что, как только Ельцин сбежит, американцы тут же всем сообщат о нашем поражении. Сидел, размышлял, прошло минут 20-30, как мне кажется. И тут раздается телефонный звонок от Ельцина: «Руслан Имранович, вы так решительно отказались эвакуироваться, что я тоже решил воевать вместе с вами. Будем вместе до конца». Он ушел в подвал, а я остался командовать, разумеется.

А почему именно в посольство США?

Как я потом узнал от первого замминистра обороны СССР Владислава Ачалова, это была игра Крючкова. Через свою агентуру в посольстве США он запустил информацию, что назначено время штурма, при котором должны убить Ельцина. Это была дезинформация, но ее «проглотили» американцы и рекомендовали Ельцину «эвакуироваться» в посольство США. Крючков все время сидел на телефоне, рассказывал Ачалов, ждал бегства Ельцина, а потом, когда ему сообщили, что Хасбулатов отказался бежать, а Ельцин следом за ним передумал, Крючков швырнул трубку, схватился за голову и воскликнул: «Хасбулатов выиграл у меня».

Горбачева в Форосе блокировали или нет, существуют на этот счет разные мнения, есть и такое, что он ждал, как будут развиваться события.

Это был полуарест, в мягкой форме. Указа или разрешения на переворот Горбачев им не дал. Делегацию, которая к нему прибыла с приказом о введении ГКЧП, он обматерил, подписывать отказался. В запале сказал, мол, делайте, что хотите, но подписывать не буду. Они этой фразой и воспользовались. Сговора у него с ними не было. Конечно, ему надо было сесть в их самолет и вернуться в Москву, в Кремль. И потребовать объяснений: что вы тут устраиваете? Он же их всех хорошо знал. Так что говорить однозначно, что Горбачев все знал, все одобрил, — неверно. Другое дело — он не попытался жестко пресечь любые «инициативы» в этом направлении.

Президент СССР Михаил Горбачев (слева) и президент РФ Борис Ельцин (справа) во время вечернего заседания внеочередной сессии ВС РСФСР, август 1991 года
Фото: Борис Бабанов / РИА Новости

Почему ГКЧП посыпался?

Это не трусость. Генерал Ачалов и маршал Язов знали цену жизни, оба были в Афганистане, Закавказье. Язов еще был ветераном Великой Отечественной войны. И Язов, и Ачалов не особенно полагались на генерала Грачева, поэтому Ачалов сам обходил позиции у Дома Советов. Грачев и Лебедь, кстати, готовы были расстрелять демонстрантов, если бы дали приказ, это потом они рядились в спасителей. Ачалов же после обхода сообщил Язову, что собралось много народу и может быть кровопролитие: «Стоит ли штурмовать Дом Советов?». Язов тут же сказал: «Нет, не стоит. Из-за этой шайки мы с тобой честью советских офицеров рисковать не будем». Должен сказать, высочайшую порядочность, честь, служение народу в эти дни проявил Генерал Владислав Ачалов. Это был очень авторитетный генерал ВДВ, с ним считались в армии, ему доверяли.

Неужели КГБ не мог вас арестовать?

Я думаю, могли. Но они не верили, что я буду так решительно действовать. Они знали хорошо Ельцина и тех, кто его окружает, его похождения, падения в реку, свердловские эпизоды, когда он потом извинялся, каялся, плакался. Они не рассчитывали, что так много выйдет людей для защиты Дома Советов. И просчитались со мной. Как и в 1993 году. Для меня понятие чести очень важно, я же не мог уйти с линии борьбы, чтобы смеялись надо мною позже. Как с таким жить дальше?

И депутаты, как «левые» так и «правые», все они отбросили свои противоречия и проявили героизм, надо отдать им должное. А КГБ побаивалось военных: как мне рассказывал Ачалов, когда Крючков начал повышать голос, Язов отвел Ачалова в сторону и приказал ему быть готовым, чтобы арестовать Крючкова и его генералов. Крючковцы все подслушивали и поняли, что если будут действовать против народа, то армия их не поддержит и сомнет. Пресса пишет, что в ГКЧП были малодушные, трусливые деятели, а Ельцин показал себя «решительным». Но это не так. В ГКЧП были достойные люди, они совершили ошибку, но они не стали проливать кровь. Это надо признать. А трусом всегда был Ельцин — и в августе 1991 и позже, а в 1993-м показал себя бандитом. Путчисты в августе 1991 года рисковали карьерой и жизнями, но не допустили кровопролития. Настоящий переворот произошел в Беловежье. Только в истории удачные перевороты переворотами не называют. Я иногда размышляю над прошлым и считаю своей большой ошибкой, что не пошел тогда (после Беловежья) к Горбачеву и не предложил подписать указ, назначающий меня премьером СССР, возможно, тогда удалось бы сохранить Союз. Но что поделаешь! История нас опережает!

Конституционный кризис 1993 года. Молодежь наблюдает за штурмом Дома советов РФ.
Фото: Владимир Вяткин / РИА Новости

А что же вы? Почему не пошли на этот шаг?

Не знаю. Наверное, воспитание у меня такое. Не предложил я эту спасительную идею. Эта идея витала в наших парламентских кругах.

После ГКЧП произошла страшная вещь. Союз предельно ослабел, он балансировал на границе существования. Горбачев фактически стал заложником Ельцина. Он приказал распустить Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР; арестовали Лукьянова. А в наших российско-советских условиях, если главы нет, то считай, власти нет, ни союзного правительства, ни чего-то другого. В Российской федерации тогда тоже не было правительства! Ельцин еще перед путчем разогнал правительство Силаева. Огромная страна никем не управлялась!

Тогда я явочным порядком созвал Президиум Верховного Совета и мы работали круглые сутки, фактически управляли страной и даже делами СССР, областями и республиками. Все тогда знали, что «Хасбулатов на месте», он решает вопросы. Это не позволило России распасться, хотя данные процессы распада, однако, стали бурно развиваться. В этот период я неоднократно ставил перед Ельциным вопрос: давайте скорее создадим правительство! Кстати, у него самого были неплохие идеи пригласить в правительство известного офтальмолога, академика Святослава Федорова, затем — академика Юрия Рыжова, потом — Юрия Скокова. Но все это оказалось жалкой игрой. Он предложил в правительство никому неизвестных людей, какого-то Гайдара, Бурбулиса и еще кого-то, имена которых не хочу говорить в силу их ничтожности.

Они вышли из неформальных клубов, были известны в кругах интеллигенции...

Да-да, кто-то их знал, но не общество. Это были типажи что-то типа тех, что недавно выходили на Болотную площадь. Но самое смешное в том, что они не знали экономику ни капитализма, ни социализма. Это, видимо, и не было важным — одновременно с ними пришли американские специалисты. Как потом я выяснил, с ними работали и представители иностранных разведок. Как после всего этого, не анализируя события, можно воспринимать современные украинские события? Они лишь повторяют то, что происходило в Москве в 1991-1993 годах!

Почему Ельцин вдруг так яростно начал торпедировать Горбачева?

После ГКЧП, когда Горбачев вернулся в Москву, Ельцин сделал его своим заложником. Об этом, по-моему, только я писал в своих книгах. Он не дал Горбачеву сформировать союзное правительство. Были и другие важные события. Тогда же произошли события в Чечено-Ингушетии, где отставной генерал Дудаев на волне демократизации разогнал местные власти в этой республике. И вот удивительное дело, я в тот момент был в Японии, «отвозил» письмо Ельцина по поводу Курил премьер-министру этой страны. Без моего ведома вице-президент Руцкой подготовил проект по введению ЧП в Чечено-Ингушетии. ЧП провалился, потому что в аэропорт Грозного прибыли два батальона солдат, но без оружия, которое им должны были подвезти из Моздока.

В общем, произошел провал и все организаторы опять просят от меня помощи. Я звоню Горбачеву (он же все еще президент СССР, и войска подчиняются ему), говорю: «Ельцин ввел ЧП без моего ведома, но надо помочь, дайте приказ — введите войска». Он отвечает: «Нет, нет!» Наотрез отказался. Ведь можно было без особого труда усмирить Дудаева. Тогда, может быть, и двух полков хватило бы. Дудаев — профессиональный военный, он знал, что против армии он ничего не сможет делать, его возьмут и арестуют. Я звонил министрам обороны, в МВД, но все они ссылались на Горбачева и тоже не захотели рисковать своим положением.

В истории этот момент остался незамеченным, но сыграл особую роль в отношениях Ельцина и Горбачева. После отказа помочь армией Ельцин так взъярился на Горбачева! Я был у него в кабинете, он ходил туда-сюда весь красный и рычал: «Я его в порошок сотру! Я уничтожу его!» И после этого он дал указание своим юристам убрать из документов по СНГ упоминания о всяких руководящих органах. Это было ключевое событие, после которого Ельцин начал уничтожать Горбачева, хотя до этого он договаривался с союзными республиками, что оставляет за Горбачевым пост главы СНГ.

Что было в Беловежье? Одни пишут, что пьянка, другие говорят — всю ночь работали.

Как все или почти все участники говорили, там все было. Но не хотел бы распространяться на данную тему. В целом же это был один из самых позорных форумов, не красящих ни одного из его участников. Попросту говоря — сборище заговорщиков.

И почему, в конце концов, в Беловежье, у границы с Польшей?

Я думаю, так, на всякий случай, чтобы в случае чего сбежать: они же не дураки! Риск-то был! Горбачеву, как мне рассказывал позже президент СССР, Ельцин эту встречу объяснил перед отъездом так: «Скоро весна, посевная кампания, нам надо договориться о взаимодействии по топливу, по семенному фонду». На самом деле это был заговор. Они, эти участники, — Ельцин, Кравчук и Шушкевич, — конечно, побаивались меня, поэтому Ельцин меня и отправил в Сеул. Кто-то из окружения Ельцина в мемуарах писал потом, что на этой встрече было сказано: «Или подписывайте, или расходимся, ночью возвращается Хасбулатов из Сеула, он не Горбачев. Вы это знаете, он придет с батальоном десантников во главе с генералом Ачаловым, и нас арестуют».

А почему Верховный Совет это ратифицировал?

Меня часто этим упрекали. Я созванивался со всеми главами государств, с Верховными Советами, все они говорили: «Отрезанное не склеишь, и так все на волоске держалось». Даже коммунисты выступили за ратификацию. Говорили: «Ну, наконец-то, снимем Горбачева». Когда я вынес на обсуждение Верховного Совета этот документ, я не ожидал, что будет такая поддержка этому антиисторическому решению. Этого даже Ельцин не ожидал, он не пришел на Верховный Совет, побоялся. Против было только семь человек. Это была группа Бабурина.

Если подводить итоги, то в деле по развалу СССР первое место надо отдать Горбачеву, а второе место — Ельцину, он добил СССР. Но если бы не Ельцин, то Горбачеву удалось бы сохранить Союз в составе 9-10 республик. Я в этом уверен.