Сам Бердяев определял свою философию как “философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую...”. Противоположность между духом и природой, по Бердяеву, является главной. Дух — это субъект, творчество, природа — неподвижность и пассивная длительность, объект. Главным элементом в этом противопоставлении выступает субъект, вплоть до того, что, по мнению Бердяева, объективный мир не существует сам по себе, но зависит от воли субъекта, является результатом экстериоризации его личного состояния: “Я не верю в прочность так называемого “объективного” мира, мира природы и истории... существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа”. Это не означает того, что Бердяев был солипсистом, утверждал, что окружающий мир — это лишь комплекс элементов, созданных воображением субъекта. Природа, в которой царствует необходимость и подавляется свобода, где личное, особенное поглощено всеобщим, была порождена злом, грехом. Некоторые исследователи считают, что Бердяев — “один из родоначальников философии экзистенциализма. По его мнению, бытие не является первичным, оно — лишь характеристика “существования” — процесса творческой индивидуальной жизни духа.
Одна из важнейших в философии Бердяева — категория свободы. Свобода, по его мнению, не была сотворена Богом. Вслед за немецким философом-мистиком XVII в. Якобом Бёме, Бердяев считает, что ее источник — первичный хаос, ничто. Поэтому Бог не имеет власти над свободой, властвуя лишь над сотворенным миром, бытием. Бердяев принимает принцип теодицеи, утверждает, что вследствие этого Бог не ответственен за зло в мире, он не может предвидеть действия людей, обладающих свободной волей и лишь способствует тому, чтобы воля становилась добром.
Бердяев выделяет два вида свободы: первичная иррациональная свобода, свобода потенциальная, которая обусловливает гордыню духа и вследствие этого его отпадение от Бога, что в результате приводит к рабству личности в мире природы, объективной реальности, в обществе, где человек для того, чтобы успешно сосуществовать с другими его членами, должен следовать моральным нормам, сконструированным обществом, тем самым реальной свободы нет; и “вторая свобода, свобода разумная, свобода в истине и добре... свобода в боге и от Бога полученная”. Дух побеждает природу, вновь обретая единство с Богом, восстанавливается духовная целостность личности.
Понятие личности также является важным для Бердяева, он разделяет понятия “личность” и “человек”, “индивид”. Человек — божье творение, образ и подобие Бога, точка пересечения двух миров — духовного и природного. Личность — это категория “религиозно-духовная”, спиритуалистическая, это творческая способность человека, реализация которой означает движение к Богу. Личность сохраняет общение “с духовным миром” и может проникнуть в “мир свободы” в непосредственном духовном опыте, по природе своей являющемся интуицией.
Человек, согласно Бердяеву, по своей природе существо общественное, история — это способ его жизни, поэтому Бердяев уделяет большое внимание философии истории. В своем развитии человечество прошло несколько этапов понимания истории. Раннее понимание истории было характерно для греческой философии, осознававшей себя в неразрывной связи с обществом и природой и рассматривавшей движение истории как круговорот. Затем, с возникновением принципа историзма в западноевропейской философии Возрождения и особенно Просвещения появляется новое толкование истории как поступательного развития. Ее наивысшее выражение — “экономический материализм” Маркса. На самом же деле, по мнению Бердяева, существует особое духовное бытие истории, и чтобы его понять, необходимо “постигнуть это историческое, как... до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу. Я должен поставить себя в историческую судьбу и историческую судьбу в свою собственную человеческую глубину”.
Историю определяют три силы: Бог, судьба и человеческая свобода. Смысл исторического процесса состоит в борьбе добра против иррациональной свободы: в период господства последней реальность начинает возвращаться к первоначальному хаосу, наступает процесс распада, падение веры, утрата людьми объединяющего духовного центра жизни и наступает эпоха революций. Творческие периоды истории приходят на смену после революций, несущих разрушение.
Широко известную книгу “Смысл истории” Бердяев написал в 1936 г. В ней он подчеркивает, что хотя творческий период истории вновь начинается после эпохи потрясений, его лозунгом становится освобождение творческих сил человека, т. е. акцент ставится не на божественное, а на чисто человеческое творчество. Однако человек, отвергая высокий принцип божественного, подвергается опасности нового рабства, на этот раз в лице “экономического социализма”, утверждающего принудительное служение личности обществу во имя удовлетворения материальных потребностей. Единственная разновидность социализма, которую может принять Бердяев, — это “персоналистический социализм”, признающий высшие ценности человеческой личности и ее право на достижение полноты жизни.
Свои размышления о судьбе России и ее месте в историческом процессе Бердяев изложил в книге “Истоки и смысл русского коммунизма”, опубликованной в 1937 г. Россия по своему географическому и духовному положению находится между Востоком и Западом, и русскому менталитету свойственно совмещение противоположных начал: деспотии и анархии, национализма и универсального духа, склонной к “всечеловечности”, сострадательность и склонность причинять страдания. Но самой характерной его чертой является идея мессианства, поиска истинного божьего царства, обусловленные принадлежностью к православию. Бердяев выделяет пять периодов в истории России, или “пять Россий”: “Россию киевскую, Россию татарского периода, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую и, наконец, новую советскую Россию, где победил специфический, русский коммунизм, обусловленный особенностями русского национального характера.
Среди философов русского зарубежья творчество Бердяева было самым значимым, он внес самый весомый вклад в развитие онтологии и гносеологии, философской антропологии и этики.
Последний раз редактировалось Ульпиан; 24.03.2022 в 13:44.
Мысль Бердяева принадлежит к вершинам христианского экзистенциализма. В ней также отражается влияние Якоба Бёме.
Первоосновой мира Бердяев считает не бытие, а свободу. Из этой свободы Бог и создает человека – свободное существо. Свобода, будучи иррациональной по своей природе, может поэтому вести как к добру, так и к злу. Согласно Бердяеву, зло – это свобода, которая оборачивается против самой себя, это порабощение человека идолами искусства, науки и религии. Они порождают отношения рабства и подчинения, из которых возникла человеческая история.
Николай Александрович Бердяев (1874-1948)
Бердяев восставал против концепций рационализма, детерминизма и телеологии, которые разрушают царство свободы. Проблема человеческого существования состоит в его освобождении. Эта идея Бердяева легла в основу «философии личности», которая повлияла на течение персонализма и, в частности, на Эммануэля Мунье, а также на уругвайского иезуита Хуана Луиса Сегундо, теолога освобождения.
Человек определяется прежде всего своей личностью. Бердяев противопоставляет понятие личности – категорию этическую и духовную – индивидууму, категории социологической и природной. Личность относится не к сфере природы, а к миру свободы. В отличие от индивидуума (части космоса и общества), личность не принадлежит вообще ни к какой целостности. Она выступает против ложных целостностей: природного мира, общества, государства, нации, церкви и т. д. Эти ложные целостности являются основными источниками объективации, которые отчуждают свободу человека в своих созданиях – и он кончает их обоготворением, подчинением их тирании.
Средством для освобождения от всех форм отчуждающей объективации, Бердяев считает творческий акт. Его суть – борьба против внешних ограничений, познание, любовь – освободительные силы, восстающие против окостенения, холода и всего антигуманного.
Обращаясь к христианскому мессианизму (напоминавшему учение Иоахима Флорского), живший в эпоху утверждения тоталитарных режимов Бердяев одним из первых осудил мессианизмы «избранной расы» и «избранного класса».
Ратуя против всех форм социального, политического и религиозного угнетения, против обезличивания и дегуманизация, труды Бердяева действовали как вакцина против всех форм кровавых утопий прошлого и будущего. В отличие от создателей этих утопий, Бердяев подчеркивал реальные потребности и реальное назначение человека. Человек есть создание сверхприродной свободы, которое вышло из божественной тайны и окончит историю провозглашением Царства Божьего. Личность должна подготовить это Царство в свободе и любви.
В общих чертах мысль Бердяева лежит в традиции русского мессианизма – очищенного и прояснённого радикальной критикой противостоящих ему сил.
Николай Бердяев в 1912
Бердяев – цитаты
Свобода в глубоком своем смысле не есть право, а есть долг, не то, что требует человек, а то, что требуется от человека, чтобы он стал вполне человеком. Свобода совсем не означает легкую жизнь, свобода есть трудная жизнь, требующая героических усилий. (Бердяев. «О двусмысленности свободы»)
Наиболее неприемлемо для меня чувство Бога как силы, как всемогущества и власти. Бог никакой власти не имеет. Он имеет меньше власти, чем полицейский. (Бердяев. «Самопознание»)
Аристократическая идея требует реального господства лучших, демократия – формального господства всех. Аристократия, как управление и господство лучших, как требование качественного подбора, остается на веки веков высшим принципом общественной жизни, единственной достойной человека утопией. И все ваши демократические крики, которыми вы оглашаете площади и базары, не вытравят из благородного человеческого сердца мечты о господстве и управлении лучших, избранных, не заглушат этого из глубины идущего призыва, чтобы лучшие и избранные явились, чтобы аристократия вступила в свои вечные права. (Бердяев. «Философия неравенства»)
Всякий жизненный строй — иерархичен и имеет свою аристократию, не иерархична лишь куча мусора и лишь в ней не выделяются никакие аристократические качества. Если нарушена истинная иерархия и истреблена истинная аристократия, то являются ложные иерархии и образуется ложная аристократия. Кучка мошенников и убийц из отбросов общества может образовать новую лжеаристократию и представить иерархическое начало в строе общества. (Бердяев. «Философия неравенства»)
Аристократия сотворена Богом и от Бога получила свои качества. Свержение исторической аристократии ведет к установлению другой аристократии. Аристократией претендует быть буржуазия, представители капитала, и пролетариат, представители труда. Аристократические претензии пролетариата даже превосходят претензии всех других классов. (Бердяев. «Философия неравенства»)
Вы берете всё, что есть самого худшего у рабочих, у крестьян, у интеллигентной богемы, и из этого худшего хотите создать грядущую жизнь. Вы взываете к мстительным инстинктам человеческой природы. Из злого рождается ваше добро, из темного загорается ваш свет. Ваш Маркс учил, что в зле и от зла должно родиться новое общество, и восстание самых темных и уродливых человеческих чувств считал путем к нему. Душевный тип пролетария противопоставил он душевному типу аристократа. Пролетарий и есть тот, который не хочет знать своего происхождения и не почитает своих предков, для которого не существует рода и родины. Пролетарское сознание возводит обиду, зависть и месть в добродетели нового грядущего человека. (Бердяев. «Философия неравенства»)
Демократия безразлична к направлению и содержанию народной воли и не имеет в себе никаких критериев для определения истинности или ложности направления, в котором изъявляется народная воля… Народовластие — беспредметно… Демократия остается равнодушной к добру и злу. (Бердяев. «Новое средневековье»)
Достоинство человека предполагает существование Бога. В этом сущность всей жизненной диалектики гуманизма. Человек есть личность только в том случае, если он есть свободный дух, отображающий Высшее Бытие философски. Эта точка зрения должна быть названа персонализмом. Этот персонализм ни в коем случае не должно смешивать с индивидуализмом, который губит европейского человека. (Бердяев. «Пути гуманизма»)
Чтобы человек был подлинной реальностью, а не случайной комбинацией элементов низшей природы, нужно, чтобы были реальности высшие, чем человек (Бердяев. «Ложь гуманизма»).
Природный мир, «мир сей» и его массивная среда, совсем не тождествен с тем, что называют космосом и космической жизнью, наполненной существами. «Мир» есть порабощенность, закованность существ, не только людей, но и животных, растений, даже минералов, звезд. Вот этот «мир» должен быть разрушен личностью, освобожден от своего порабощенного и порабощающего состояния. (Бердяев. «О рабстве и свободе человека»)
Я бы хотел в вечной жизни быть с животными, особенно с любимыми. (Бердяев. «Самопознание»)
Бердяев «Новое средневековье» – краткое содержание
http://rushist.com/index.php/philoso...oe-soderzhanie
Работа Н. Бердяева «Новое средневековье» была написана в 1924 году. Всё человечество находилось тогда под впечатлением событий Первой Мировой войны и русской революции. Многим казалось: эти катаклизмы настолько изменили мир, что после них произойдёт кардинальный и резкий поворот истории, сопровождаемый возникновением нового типа общества. Черты этого типа виделись философам по-разному. Бердяев уподоблял наблюдаемое им вокруг себя, крушению античного мира в первые века нашей эры и пророчил о скором наступлении эпохи, похожей на Средние века, но существенно отличающейся от них степенью творческого развития человеческого духа.
«В истории, – пишет Бердяев, – как и в природе, существуют ритм, ритмическая смена эпох и периодов, смена типов культуры, приливы и отливы, подъемы и спуски… Нам суждено жить в историческое время смены эпох… Духовные начала новой истории изжиты, духовные силы ее истощены. Рациональный день новой истории кончается».
«Эпоха разума» позади, мы вступаем в иной исторический период. Бердяев называет его «ночным», таинственным. «Мы живем в этот час смешения, в час тоски, когда бездна обнажилась и все покровы сброшены», ибо человек, проживший несколько веков на рационалистической поверхности, стосковался по первоистокам бытия.
«Мы живем в эпоху, аналогичную эпохе гибели античного мира». Как в древности великий переворот отдалённо предчувствовал мистик Платон, так и сейчас его ясное чувство есть у наиболее глубоких гениев – Тютчева, Достоевского, Блока, Шпенглера.
«Я исхожу, – продолжает Бердяев, – из глубокого убеждения в том, что нет возврата ни к тому образу мыслей, ни к тому строю жизни, которые господствовали до мировой войны, до революции и потрясений, захвативших не только Россию, но и Европу, и весь мир». «Новым средневековьем я называло ритмическую смену эпох, переход от рационализма новой истории к иррационализму или сверхнационализму средневекового типа».
* * *
Революцию духа, произошедшую в конце античного мира, многие считают упадком, который привёл к «мраку средневековья». Однако тогда этот возврат к истинным основам бытия был творческим движением вперёд. Таким же движением вперёд позднее стали противоположные по тенденции Ренессанс и просветительство, а потом – враждебный им романтизм начала XIX века. Человечество постоянно переходит от одной духовной противоположности к другой, и в наше время рушится «мир новой истории с его рационалистическим просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и демократизмом, с его блестящими национальными монархиями и империалистической политикой, с его чудовищной индустриально-капиталистической системой хозяйства, с его могущественной техникой и внешними завоеваниями и успехами, с безудержной и безграничной похотью жизни, с его безбожием и бездушием, с разъяренной борьбой классов и социализмом как увенчанием всего пути новой истории». И это – тоже движение вперёд.
Новая история была прожита не случайно. «Ересь гуманизма» дала человечеству великий опыт свободы, но теперь он должен войти в новое средневековье, которое отнюдь не станет полным возвращением к старому. «Нейтральное гуманистическое царство, которое хотело устроиться в серединной сфере между небом и адом, разлагается». Общество должно опять сделаться сакральным. Безрелигиозное новое время окончено. «Это не значит, что в новом средневековье обязательно… победит религия истинного Бога» – оно станет временем «обостренной борьбы религии Бога и религии диавола».
* * *
«XIX век, – констатирует Бердяев, – гордился своим правосознанием, своими конституциями, единством своего научного метода и научной культуры». Но в его первоосновах заложена разрушительная сила чрезмерного индивидуализма. Свобода должна быть во имя чего-то, а в новое время этой конечной цели не было – насаждалась свобода во имя самой себя. «Индивидуалистическая цивилизация XIX века с ее демократией, с ее материализмом, с ее техникой, с общественным мнением, прессой, биржей и парламентом способствовала понижению и падению личности, отцветению индивидуальности, нивелировке и всеобщему смешению. Личность была сильнее и ярче в средние века… Либерализм, демократия, парламентаризм, конституционализм, юридический формализм, гуманистическая мораль, рационалистическая и эмпирическая философия – все это порождение индивидуалистического духа, гуманистического самоутверждения, и все они отживают, теряют прежнее значение».
Новое время «образовало формы… жизни, обоснованные не на Истине, а на формальном праве избирать какую угодно истину или ложь, т. е. создало беспредметную культуру, беспредметное общество, не знающее во имя чего оно существует». Но если у человека нет истинного Бога, то он создает себе ложных богов». Это и открылось в коммунизме. Сейчас вообще «никто более не верит ни в какие юридические и политические формы, никто ни в грош не ставит никаких конституций. Все решается реальной силой… Итальянский фашизм не менее, чем коммунизм, свидетельствует о кризисе и крахе старых государств. В фашизме спонтанные общественные соединения идут на смену старому государству и берут на себя организацию власти… Падение законного принципа власти, правового принципа монархий и демократий и замена его принципом силы, жизненной энергии спонтанных общественных групп и соединений, – пишет Бердяев, – я условно называю новым средневековьем».
* * *
В эпоху капитализма над всем возобладала погоня за богатством. Капитализм сложился на почве безверия, где нарушилось истинное иерархическое соподчинение материального духовному. Социализм есть лишь дальнейшее развитие индустриально-капиталистической системы, лишь окончательное торжество заложенных в ней начал. Социалисты берут у буржуазного общества его материализм, его безбожие, его нелюбовь к духовной жизни, его жадность к успеху и удовлетворениям, его борьбу за эгоистические интересы.
Но этой эпохе, считает Бердяев, наступает конец. Она породила страшные катастрофы – например, Мировую войну. Современный империализм вырос в недрах этой капиталистической системы, и Европа начала себя милитаристически истреблять. Мировая война отрезвила трудящиеся классы. Народам придётся вступить на иной путь, на путь ограничения похоти жизни, бесконечного роста потребностей и народонаселения, путь нового аскетизма, т.е. отрицания основ индустриально-капиталистической системы. Принцип частной собственности в вечной своей основе сохранится, но будет ограничен и одухотворен. Чудовищных частных богатств новой истории не будет. Равенства тоже не будет, но не будет и голодных и погибающих от нужды. Конец капитализма и станет началом нового средневековья.
* * *
Новая история выдвинула на первый план идеи индивидуализма и личного эгоизма, а они повлекли за собой и усиление эгоизма отдельных наций. Именно Реформация и гуманизм дали духовную почву для национальной замкнутости, разрушили идею вселенности. Потом и национальности стали подвергаются распадению на классы и партии.
Национализм – по своей сути, явление языческое. Угасла вера в живого Бога и начали верить в ложного бога – в нацию как идола, а потом другие начали верить в злейшего из идолов – в интернационализм, который, в отличие от нации не имеет реальных онтологических основ. Христианство некогда победило в атмосфере универсализма, когда образовалось единое человечество через эллинистическую культуру и римскую империю. Но в конце новой истории языческий партикуляризм вновь взял верх.
Однако сейчас развивается и противоположный процесс. Кровавый раздор мировой войны способствовал сближению и братанию народов, объединению рас и культур. Теперь все от всех зависят. Мир Запада и мир Востока соприкасаются с небывалой прежде теснотой. Европе придётся отказаться от положения монополиста культуры. Россия, стоящая в центре Востока и Запада, хотя страшным и катастрофическим путем, получает все более ощутительное мировое значение, становится в центре мирового внимания. И именно капитализм породил всё это, создав мировую систему хозяйства, тяготевшую к интернационализму.
После Мировой войны мир разными путями стремится к универсальному единству, к преодолению национального обособления. Русский народ из всех народов мира наиболее всечеловеческий, вселенский по духу. Его призванием и должно быть дело мирового объединения, образование единого христианского духовного космоса. Но для этого народ русский должен быть крепкой национальной индивидуальностью.
* * *
«Прогрессисты» совершенно неосновательно считают средневековье эпохой темноты и дикости. Да, оно имело много отрицательных сторон, но это была и эпоха необычайной одухотворённости, великого напряжения мысли в схоластике и мистике для решения последних вопросов бытия, равного которому не знает история нового времени.
В настоящий момент идёт формирование двух главных начал, в чьей борьбе создастся новый исторический период: гуманистическое царство распадается на антигуманистический и атеистический коммунизм – и на долженствующую собрать в себе всякое подлинное бытие Церковь Христову. Происходит обращение от формализма нового времени, чья «терпимость» была равносильна отказу от выбора между добром и злом – к избранию Бога или дьявола.
В чём же отличие нового средневековья от старого? В старых теократиях Царство Божье не достигалось реально. Оно лишь символизировалось во внешних формах и знаках. Ныне же обнаруживается воля к реальному достижению либо Царства Божьего либо царства дьявола, во всех сферах жизни: познании, морали, искусстве, государстве, хозяйстве. Религиозный порыв соединится теперь с наследством реалистической, буржуазной цивилизации, жаждавшей овладения жизнью и преображения её.
Атеистический мир исчерпал себя, сам превратившись в призрак. Академическая наука и искусство, утратив вдохновение, заполнились пустотой. Официальная парламентская политика стала идти мимо жизни. Однако осознание этой пустоты возрождает в душах тягу к Богу и воссоздаёт новую Церковь.
* * *
Индивидуалистический принцип отмирающего нового времени лишил общество органической целостности, а вместе с ней уничтожил и естественную иерархию индивидов. Однако такая иерархия неотъемлема от космического лада вселенной – и она будет восстановлена в новое средневековье. Даже коммунизм, теснее связанный с минувшей, а не наступающей эпохой, вырабатывает свою сатанократическую иерархию, стремится быть лжецерковью.
Жизнь в новом средневековье станет более естественной, и это будет способствовать росту личной активности и выдвижению способных людей. «Люди, вероятно, будут группироваться и соединяться не по политическим признакам… в большинстве случаев фиктивным, а по хозяйственным, непосредственно жизненным, профессиональным, по сферам творчества и труда». На место теперешних сословий и классов придут профессиональные группы духовного и материального труда, напоминающие средневековые цехи. Выродившиеся политические парламенты нынешней уравнительной демократии, будут заменены деловыми парламентами – представительствами реальных корпораций, «которые будут не бороться за политическую власть, а решать жизненные вопросы».
«Новое средневековье… будет в высшей степени народно, но совсем не демократично», ибо народ чаще всего стремится не к демократии, а к корпоративному представительству, к органам, напоминающим «советы», но истинно свободные, а не фиктивные, которые в Красной России лишь прикрывают диктатуру компартии.
«Вполне возможно, что единство обществ и государств в новое средневековье выльется в формы монархические. Народные массы сами могут пожелать монарха, узнают своего вождя и героя».
«Жизнь станет более суровой и бедной, блеска новой истории более не будет. Наступают времена, которые потребуют огромного напряжения человеческого духа, огромного труда… Труд должен быть понят как творчество», а не как механизированный труд современности. «Центр тяжести жизни должен быть перенесен со средств жизни, которыми так долго были исключительно поглощены люди новой истории, на цели жизни». Идея «прогресса», которую восславлял XIX век, будет отброшена как закрывающая истинные цели жизни.
В новом средневековье гораздо большую роль станет играть женщина, которая сильнее, чем мужчина, связана с душой мира, с первичными стихиями.
Ощущение и добра, и зла станет острее. Силы как добра, так и зла обретут большую, чем теперь, мощь. Для борьбы со злом необходимо будет выработать новое рыцарство.
Родился в Киевской губернии. Поступил на юридический факультет Киевского университета, но в 1898 г. был арестован как участник социалистического движения. В молодости - марксист, но вскоре разочаровался в Марксе и заинтересовался философией Вл. Соловьева, а затем пришел к самобытному миросозерцанию. В 1922 г. по идеологическим причинам был выслан из Советской России за границу вместе с другими представителями русской интеллигенции. После этого жил в Берлине, затем переехал в Париж. В 1926 г. основал журнал «Путь» и был его главным редактором до 1939 г.
Бердяев написал огромное количество книг и статей. Библиография его произведений составляет целый том объемом в 10 печатных листов. Наиболее значительные философские произведения Бердяева следующие: «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К.Михайловском» (1901), «Философия свободы» (1911), «Смысл творчества» (1916), «Философия неравенства» (1923), «Смысл истории» (1923), «Новое средневековье» (1924), «Философия свободного духа» (1927), «О назначении человека» (1931), «Русская идея: основные проблемы русской мысли в 19 и начале 20 в.» (1946), «Опыт эсхатологической метафизики» (1947). Его произведения переведены на многие языки мира.
Основная тема трудов Бердяева - духовное бытие человека. По его мнению, духовность человека тесно связана с божественной духовностью. Его учению противоположны концепции теизма и пантеизма, являющиеся выражением натуралистической религиозной философии.
В основе определенного мировоззрения, по мысли Бердяева, лежит соотношение духа и природы. Дух - это название для таких понятий, как жизнь, свобода, творческая деятельность, природа - это вещь, определенность, пассивная деятельность, неподвижность. Дух не представляет собой ни объективную, ни субъективную реальность, его познание осуществляется с помощью опыта. Природа же - нечто объективное, множественное и делимое в пространстве. Поэтому к природе относится не только материя, но и психика.
Бог выступает как духовное начало. Божественное иррационально и сверхрационально, оно не нуждается в рациональном доказательстве своего существования. Бог находится за пределами естественного мира и выражается символически.
Бог сотворил мир из ничто. Ничто - это не пустота, а некий первичный принцип, который предшествует Богу и миру и не содержит никакой дифференциации, первичный хаос (Ungrund). Это понятие Бердяев заимствовал у Якоба Беме, отождествляя его с божественным ничто. Порождение мира у Бердяева тесно связано с его решением проблемы свободы.
Для Бердяева существует три вида свободы: первичная иррациональная свобода (произвольность), рациональная свобода (исполнение морального долга), свобода, пронизанная любовью к Богу. Иррациональная свобода содержится в «ничто», из которого Бог создал мир. Сначала Бог-творец сам возникает из божественного ничто, а уже потом создает мир. Поэтому свобода не создается Богом, так как она коренится уже в божественном ничто; Бог-творец не ответствен за ту свободу, которая порождает зло. «Бог-создатель, - пишет Бердяев, - является всемогущим над бытием, над сотворенным миром, но у него нет власти над небытием, над несотворенной свободой». Во власти свободы создавать и добро, и зло. Поэтому, по мнению Бердяева, действия человека абсолютно свободны, так как неподвластны Богу, который не может даже их предвидеть. Бог не оказывает никакого влияния на волю человеческих существ, поэтому не обладает всемогуществом и всеведением, а лишь помогает человеку в том, чтобы его воля становилась добром. Если бы дело обстояло не таким образом, то Бог был бы ответственным за зло, совершаемое на земле, и тогда теодицея не была бы возможна.
Религиозная философия Бердяева тесно связана с его социальными концепциями, а связующим звеном выступает личность и ее проблемы. Поэтому в своих произведениях Бердяев много внимания уделяет рассмотрению места личности в обществе и теоретическому анализу всего того, что связано с личностью. Для Бердяева личность не является частью общества, наоборот, общество часть личности. Личность - это такой творческий акт, в котором целое предшествует частям. Основа человеческой личности бессознательное, восходящее через сознательное к сверхсознательному.
В человеке постоянно существует божеское, а в Божестве - человеческое. Творческая деятельность человека - это дополнение к божественной жизни. Человек представляет собой двойственное существо, живущее как в мире феноменов, так и в мире ноуменов. Поэтому и возможен прорыв ноуменов в феномены, «мира невидимого - в мир видимый, мира свободы в мир необходимости, и с этим связано все самое значительное в истории» [Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. С. 198]. Это означает победу духа над природой; освобождение человека от природы - это победа его над рабством и смертью. Человек - прежде всего духовная субстанция, которая не является объектом. Человек имеет большую ценность, чем общество, государство, нация. И если общество и государство ущемляют свободу личности, то его право оградить свою свободу от этих посягательств.
Бердяев рассматривает существующую в обществе этику как узаконенные нравственные правила, которым подчиняется повседневная жизнь человека. Но эта узаконенная этика, «этика закона», этика узаконенного христианства наполнена условностями и лицемерием. В этике он видит садистские наклонности и нечистые подсознательные мотивы ее требований. Поэтому не отменяя и не отбрасывая эту повседневную этику, Бердяев предлагает более высокую стадию нравственной жизни, которая основывается на искуплении и любви к Богу. Эта этика связана с появлением Богочеловека в мире и проявлением любви к грешникам. В мире существует иррациональная свобода. Бог вступает в мир, в его трагедию и хочет помочь людям своей любовью, стремится добиться единства любви и свободы, что должно преобразовать и обожествить мир.
По Бердяеву, исторический процесс развития общества - это борьба добра и иррациональной свободы, это - драма любви и свободы, развертывающаяся между Богом и Его другим Я, которое он любит и для которого Он жаждет взаимной любви. «В истории действуют три силы - Бог, рок и свобода человека. И потому так сложна история... Рок превращает личность человека в игралище иррациональных сил истории... Роковыми оказываются и силы иррациональные, и силы рационализирующие» [Там же. С. 265].
Победа иррациональной свободы приводит к распаду действительности и возвращению к первоначальному хаосу. Выражение победы иррациональной свободы - революции, которые представляют собой крайнюю степень проявления хаоса. Революции не создают ничего нового, они лишь разрушают уже созданное. Только после совершения революции, в период реакции происходит процесс творческого преобразования жизни, но любые проекты, основанные на принуждении, терпят провал.
В современную эпоху, стремящуюся к освобождению творческих сил человека, природа рассматривается как мертвый механизм, который следует подчинить себе. Для этого используются все достижения науки и техники. Машинное производство поставлено на службу человеку с целью борьбы с природой, но эта машинная техника разрушает также и самого человека, потому что он утрачивает свой индивидуальный образ. Человек, руководствуясь нерелигиозным гуманизмом, начинает терять свою человечность. Если человек отвергает более высокий нравственный идеал и не стремится к осуществлению в себе образа Бога, то становится рабом всего низменного, превращается в раба новых форм жизни, основанных на принудительном служении личности обществу для удовлетворения своих материальных нужд, что достигается при социализме.
В принципе Бердяев не против социализма, но он за такой социализм, при котором будут признаны высшие ценности человеческой личности и ее право на достижение полноты жизни. Но это всего лишь социалистический идеал, отличающийся от реальных проектов построения социализма, которые при их осуществлении порождают новые противоречия в общественной жизни.
Тот реальный социализм, который стремятся претворить в жизнь, по мнению Бердяева, никогда не приведет к установлению провозглашаемого им равенства, наоборот, породит новую вражду между людьми и новые формы угнетения. При социализме, даже если он устранит голод и нищету, никогда не будет решена духовная проблема. Человек все равно будет лицом к лицу, как и раньше, с тайной смерти, вечности, любви, познания и творчества. Действительно, можно сказать, что при более рационально устроенной общественной жизни трагический элемент жизни трагический конфликт между личностью и смертью, временем и вечностью - будет возрастать по своей напряженности.
Много внимания в своих произведениях Бердяев уделял России. Он писал, что самим Богом предназначено, чтобы Россия стала великим целостным единством Востока и Запада, но по своему действительному эмпирическому положению она представляет собой неудачную смесь Востока и Запада. Для Бердяева беды России коренятся в неправильном соотношении в ней мужского и женского начал. Если у западных народов мужское начало возобладало в основных силах народа, чему способствовал католицизм, который воспитал дисциплину духа, то «русская душа оставалась неосвобожденной, она не осознавала каких-либо пределов и простиралась беспредельно. Она требует всего или ничего, ее настроение бывает либо апокалипсическим, либо нигилистическим, и она поэтому неспособна воздвигать половинчатое царство культуры». В книге «Русская идея» Бердяев описывает эти черты национальной русской мысли, которые направлены на эсхатологическую проблему конца, на апокалипсическое чувство надвигающейся катастрофы.
Философия Бердяева представляет собой наиболее яркое выражение русской мысли, в которой сделана очередная попытка выразить христианское мировоззрение в его оригинальной форме.
18 марта исполняется 137 лет со дня рождения выдающегося русского философа Николая Бердяева
Наследие Бердяева обширно, но с какой бы стороны его ни рассматривали, очевидно, что едва ли не главное место в нём занимает тема творчества. «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» — быть может, самая сокровенная книга философа. Речь в ней идёт о переходе к новой религиозной эпохе, эпохе Третьего завета, когда человек раскроется как творец.
Поразительно, но Бердяев основывал свою теорию на том, что в первых двух заветах — Ветхом и Новом — о творчестве нет ни слова. Это, мол, великое умолчание, смысл которого нужно раскрыть. Возьмём и мы на себя смелость раскрыть смысл одного великого умолчания самого философа: в «Смысле творчества…» нет ни слова о скуке — чувстве, с которым до интимности близко знаком всякий творец (не исключая, видимо, и того, что на небе).
Несколько слов о философии скуки
Народ разучился скучать — в этом вся проблема.
Нет, конечно, все умеют клеймить что-либо скучным и делать кислую мину. Но слышать скуку, не говоря уже о том, чтобы слушать её и пытаться как-то разобрать это «парки бабье лепетанье, жизни мышью беготню» — тут не только умельцев мало, но и желающих почти никого нет. Почему?
Николай Бердяев философ религиозный, т.е. весьма специфический. Религиозную философия надо, например, отличать от философии религии, т.е. от попытки философскими (рациональными) средствами разрабатывать религиозные проблемы. Религиозный философ — это, скорее, самобытный богослов, который с использованием некоторых философских средств аргументации рассуждает преимущественно на нерелигиозные темы. К сожалению, я до сих пор не видел внятной оценки современных богословов, которые бы объяснили мне, насколько догматически корректны взгляды Бердяева как религиозного философа.
Философия и вокруг неё
Обращаться с подобным вопросом не имеет смысла ни к обывателям (у них есть как минимум телевизор, лучшее лекарство от скуки), ни к философам — что гораздо печальнее. Кажется, только норвежец Ларс Свендсен рискнул выступить в 1999 году (по-русски она появилась в 2003-м) с тоненькой книжицей «Философия скуки», где скука трактуется, прежде всего, как неотчуждаемое свойство самого бытия, как форма времени, а не только настроение или состояние души. Отмечая нехватку исследований в данной области (вполне ожидаемую), автор не извиняется и не оправдывается, напротив, он говорит прямо, что «если скука не может сегодня рассматриваться как вполне серьёзная тема, это повод призадуматься над судьбой самой философии». Похоже, он прав. Во всяком случае, после его «эссе», несопоставимого по объёму с трудами иных мыслителей, эти труды очень трудно воспринимать иначе, как только под знаком скуки — есть там о ней хоть словечко или нет.
Поэтому наш сугубо любительский (хотя бы потому, что юбилейный) разговор о философии Николая Бердяева и начался со скуки. Её тотальное отсутствие как проблемы поражает у мыслителя такого масштаба. Оно поражает тем более сильно, что Бердяев никогда не считал себя академическим философом, скептически относился к «научности» и называл философию не наукой, а особым искусством — искусством познания. Искусству же проблема скуки очень хорошо известна, в особенности романтическому, которое, по большому счёту, и открыло скуку. До этого были разве что апатия, усталость от жизни или тоска, но только не этот специфический шум чистого времени, ставящий под вопрос самое дорогое для нас теперешних — возможность персонального смысла. Бердяев — несомненный романтик, но о скуке он умолчал. Всегда гордившийся своим аристократизмом, он умолчал об этом более чем аристократическом чувстве (плебей — не скучает, он убивает время). Ярый противник «мира его» с давящей материальностью, он не заметил, что скука в первую очередь и доказывает примат духа над материей (ибо никакая материя во всей своей силе и славе не в силах её заглушить). Искатель смысла во всём — и прежде всего в творчестве — философ ничего не сказал о связи скуки с творчеством и тем более с поиском смысла.
Так в чём же дело? И вообще, не лучше ли все наши вопросы отмести как анахронические, дескать, нечего судить философа начала ХХ века с позиций начала века XXI (хотя, строго говоря, у нас нет никаких других оснований для суждения, ибо прошлое — увы, прошло). Допустим, проблематика скуки не была актуальна для того времени. Но если судить по количеству работ на эту тему, она не слишком актуальна и сегодня. Это во-первых. А во-вторых, чьё-то молчание — ещё не повод, чтобы и нам молчать. Например, отсутствие всякого разговора о творчестве в Библии не помешало Бердяеву в одной из центральных своих работ (она так и называется: «Смысл творчества…») рассматривать такое отсутствие как великое умолчание, больше того — дедуцировать из него, этого умолчания, неотвратимость новой религиозной эпохи — эпохи Третьего завета, в ходе которой человек раскроет себя как творческая личность, как соавтор Творца, и от создания жалких «культурных ценностей», пылящихся в музеях и библиотеках, наконец перейдёт к преобразованию самого бытия.
Бердяев — великий человек. Но уж если некий философ берёт на себя смелость написать Третий завет, развивая всё то, о чём в первых двух заветах умалчивается, то было бы только справедливо, чтобы любому грамотному человеку тоже разрешалось нечто похожее как минимум в отношении самого такого философа, а именно — право осмысливать и комментировать наиболее значимые (пусть лишь с точки зрения пишущего) зияния в материале.
Стулом по голове
И всё-таки, почему именно Бердяев? Ведь если про скуку философы вообще не пишут, то отчего бы не прикопаться и к любому другому из них?
На первый взгляд, Бердяев и впрямь не самый подходящий адресат. В том же «Смысле творчества» он прямо говорит, что философия для него — как влюблённость, а влюблённым в скуку наш герой точно не был. Он совершенно открыто строил свою философию на интуициях и аффектах, и ни меланхолия, ни русская хандра, ни английский сплин явно не принадлежат к их числу.
Бердяев с человеческой точки зрения — это такой патриархальный барчонок (он родился в Киеве, в аристократической семье), гневливый и вспыльчивый, а местами даже склонный к откровенному самодурству. Без особого раскаяния (если вообще не с оттенком кокетства) он вспоминает в своих философских мемуарах, что в жизни ему случалось бить человека стулом по голове. В вологодской ссылке (расплата за увлечение марксизмом) он палкой отлупил чиновника губернского правления, который осмелился преследовать на улице знакомую Бердяеву барышню, а потом ещё и пригрозил своей жертве увольнением. Хорош ссыльный! Кстати, в Вологде Николай Александрович жил в гостинице, причём самой роскошной в городе (тогда называлась «Золотой якорь»), буквально превратив свою ссылку в курорт. Да что там говорить: когда жандармы брали Бердяева под арест, они ходили по дому на цыпочках, чтобы не разбудить изволившего почивать папеньку, ибо знали, что Александр Михайлович — друг генерал-губернатора и имеет большие связи в Петербурге.
Интересно и вот какое противоречие: один из самых пылких проповедников полноты жизни сам этой жизни не любил и часто впадал в настоящие пароксизмы брезгливости. Его бесили неприятные запахи, и потому он всё время пользовался духами. Его раздражало людское уродство и безалаберность. «Я всегда был педантически аккуратен, любил порядок в распределении дня, не выносил ни малейшего нарушения порядка на моём письменном столе». Так говорит о себе Бердяев, опять же не без кокетства называя педантизм обратной стороной своего врождённого анархизма и даже отвращения к государству и власти, хотя в действительности это, как обычно, — всего лишь прямое следствие врождённой же брезгливости.
У человека, который, по собственному признанию, всегда любил экстаз жизни больше самой жизни, скука должна была вызывать такую же брезгливость. И уж точно отдельного разговора не заслуживала, всегда (по умолчанию) идя в одном пакете с последствиями первородного греха и прискорбного человеческого послушания этим последствиями, на что философ нападал с особенном жаром.
Так надо ли к такому философу приставать со сукой, понимаемой онтологически, как исконный атрибут бытия?
Ответ — да! Потому что, с одной стороны, Бердяев и сегодня остаётся едва ли не самым глубоким исследователем творческой природы человека. А с другой — потому что последняя глубина в этом вопросе без разговора о скуке непредставима.
Утечка жизни
Напомним для начала, о чём говорит Бердяев в своём «Смысле творчества». Кончилась эпоха закона с её строгим Богом-Отцом, кончилась эпоха искупления с её милосердным Богом-Сыном, настаёт время Духа — творческая эпоха. Её наступление предопределено от начала времён, потому человек, созданный по образу и подобию своего Творца, не может не быть творческой единицей. Он обязан творить, и на этом пути не только максимально уподобится, но и раскроет свою непосредственно человеческую природу. Важно понимать лишь, что это творчество будет уже не искусство, не наука, не политика, тем более не какое-то там узко специальное ремесло, это будет восхождение самого бытия, творчество жизни.
Терминологически подобное восхождение — «теургия», но, увы, до сих пор все попытки превратить жизнь в искусство, а искусство — в живую жизнь, заканчивались неудачей. Возможно, самая яркая (и самая провальная) из таких попыток — жизнетворчество русских символистов, современников Бердяева. А лучшая статья об этом — «Конец Ренаты» Владислава Ходасевича, расставившего все точки над i.
«Символизм не хотел быть только художественной школой, литературным течением. Всё время он порывался стать жизненно-творческим методом, и в том была его глубочайшая, быть может, невоплотимая правда… Эта правда за ним и останется, хотя она не ему одному принадлежит. Это — вечная правда, символизмом только наиболее глубоко и ярко пережитая. Но из неё же возникло и великое заблуждение символизма, его смертный грех. Провозгласив культ личности, символизм не поставил перед нею никаких задач, кроме «саморазвития». Он требовал, чтобы это развитие совершалось; но как, во имя чего и в каком направлении — он не предуказывал, предуказывать не хотел, да и не умел. От каждого, вступавшего в орден (а символизм в известном смысле был орденом), требовалось лишь непрестанное горение, движение — безразлично во имя чего. Все пути были открыты с одной лишь обязанностью — идти как можно быстрей и как можно дальше. Это был единственный, основной догмат. Можно было прославлять и Бога, и Дьявола. Разрешалось быть одержимым чем угодно: требовалась лишь полнота одержимости».
Что же из этого вышло? «Дело свелось к тому, что история символистов превратилась в историю разбитых жизней, а их творчество как бы недовоплотилось: часть творческой энергии и часть внутреннего опыта воплощалась в писаниях, а часть недовоплощалась, утекала в жизнь, как утекает электричество при недостаточной изоляции».
С точки зрения Ходасевича, существует два разных дара: дар жить и дар писать, и хотя оба они котировались очень высоко, воплотить их не то что разом, но даже в равной степени полно ни у кого из символистов не получилось.
Признавая всю прежнюю культуру неудачей, Бердяев тем не менее хранит молчание о неудаче в том числе и теургии. Активного «творчества жизни» у русских символистов он вообще не касается, словно не замечая его. Он лишь критикует у некоторых из них, например у А. Белого и А. Блока, их пассивное, мутное и двоящееся приятие революции как внезапного наступления эпохи Третьего завета. По мысли философа, эта эпоха может наступить лишь для тех, кто принял первые два завета — закона и искупления, кто принял Христа. Конечно, при такой позиции можно было бы и не говорить ничего о провалившемся жизнетворческом эксперименте, но, пожалуй, дело в другом — в том, что и сам Бердяев во многом разделял символистский критерий интенсивности, даже экстатичности как основный для понимания творчества новой жизни. Конечно, никакой дьявольщины быть не должно, но экстаз — без этого, извините, никуда. Другое дело, что, скорее всего — оно не в этой падшей жизни, а когда уже у нас будут новое небо и новая земля (без комментариев), но всё равно, без «оргийного экстаза», без выхода из себя, в котором человек, по мысли Бердяева, единственно себя и находит, обойтись совершенно невозможно. И когда такие выходы из себя потерпели крах, причём как житейский, так и творческий, философ предпочёл об этом промолчать.
И вот тут мы подходим к самому главному: творчество, вроде бы уносящее человека в заоблачные выси, прочь от грешной земли, самыми тесными, можно сказать, родственными узами связано со скукой.
Зачем нужно докапываться до мышей
Это лучше всего знают поэты. О Пушкине Бердяев чего только не написал в своём «Смысле творчества», но опять-таки умолчал, что «наше всё» искало смысл в том числе (если не в первую очередь) в скуке. Мы уже цитировали самые известные строчки из «Стихов, написанных ночью во время бессонницы» — про парок и мышей. Но там ведь есть и продолжение:
Жизни мышья беготня…
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шёпот?
Укоризна или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовёшь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу.
Отсюда тянется прямая дорога и к ахматовскому циклу «Творчество» (говорящее название, не так ли?) с его прославлением поэзии именно как наследницы житейского сора, как экстракта бессонницы, и к Бродскому, читающему свою «Похвалу скуки» не кому-нибудь, а собственным выпускникам, которые, наверное, больше ожидали разговора про экстазы и дерзновения.
К философскому творчеству интеллигенция относилась аскетически, требовала воздержания во имя своего бога — народа, во имя сохранения сил для борьбы с дьяволом — абсолютизмом. Это народнически-утилитарно-аскетическое отношение к философии осталось и у тех интеллигентских направлений, которые по видимости преодолели народничество и отказались от элементарного утилитаризма, так как отношение это коренилось в сфере подсознательной. Психологические первоосновы такого отношения к философии, да и вообще к созиданию духовных ценностей можно выразить так: интересы распределения и уравнения в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества.
Философская истина и интеллигентская правда
Пускай Бердяев опять же ничего этого не мог знать, но ведь и Пушкина было уже достаточно. Александр Сергеевич не отличался особой склонностью к философскому вопрошанию, а тут вдруг забеспокоился, и вы только посмотрите, как далеко зашёл — в буквальном смысле слова до мышей до…бался: подайте ему смысл, да и всё тут!
Пушкин гениально почувствовал то, что скука и есть наиболее оголённое и настоятельное требование смысла. Другое дело, что она также сигнализирует о его утрате или отсутствии. Но это не противоречие, это — диалектика, в которой противоположности сходятся. Например, скука есть момент наиболее убедительного переживания бытия (от неё, как от бессонницы, не отвертеться), и в то же время это его, бытия, нулевой уровень, потому что в скуке ровным счётом ничего не происходит. Но именно через это ничто она и наследует миру до момента его творения, она — предвкушение творения, и отсюда её интимно-родственная с ним связь. Положим, Бердяев мог быть не слишком чувствителен к поэзии, мог позабыть о стихах Пушкина, но ведь о творчестве из ничего он в своей книге говорит постоянно — так почему бы не сказать и о скуке? Вот в чём причина наших к нему приставаний.
Философ, когда ему это надо, от христианской мистики легко переходит к Каббале. Но и тут он почему-то не счёл нужным упомянуть, быть может, самую смелую у каббалистов версию творения — так называемый цимцум. Великий Ицхак Лурия некогда задался вопросом — если Бог вездесущ, если нет ничего, кроме Бога, то как появился мир, который не есть Бог? А главное, как Господь сотворил этот мир из ничего, если никакого Ничто просто не существовало?
Лурия пришёл к выводу, что Бог должен был как бы освободить в Себе самом место, куда бы можно было потом вернуться в акте Творения. Иными словами, цимцум — это ссылка, изгнание в самого себя. Это сжатие и умаление, движение внутрь, которое с неизбежностью предшествуют раскрытию себя вовне. Это всё равно, как если бы Господь заскучал.
И всего интереснее, что для человека скука — это его личный (и вместе с тем богоподобный) цимцум. В скуке человек выпадает из мирской жизни, вернее, в нём высвобождается место, этой жизни неподвластное, некая очень плотная пустота, которая, обессмысливая мир вокруг, тем самым настаивает на поисках настоящего смысла, больше того, уже по одному только праву наследования настаивает на творчестве.
И вся острота, вся насущность бердяевской книги сегодня как раз и состоит в её молчаливом (причём не так уж и важно, вольном или невольном) приглашении к скуке, больше того — в необходимости своеобразного откровения скуки. Понятно, что ни о каком творчестве новой жизни тут ещё речь не идёт. Но она тем более не идёт и в сегодняшнем мире, где по-прежнему полнота интенсивности (одержимости) остаётся единственным критерием полноты жизни, а скука — досадным ослаблением напряжения. Но чем интенсивнее ритм, чем плотнее график, тем обычно меньше в нём смысла. Неудивительно, что самый интенсивный и экстатический на сегодня дискурс — реклама — есть в то же время и самый бессмысленный. «Она, — пишет Мишель Ульбек, — продолжает совершенствовать средства передвижения для людей, которым некуда ехать, потому что они нигде не чувствуют себя дома; создавать новые средства связи для людей, которым уже нечего сказать друг другу; облегчать контакты между существами, которым уже не хочется общаться с кем бы то ни было». И это именно она, сама того не сознавая, всеми силами убеждает нас, что обладание теми или иными вещами уже есть некое творчество бытия, ещё раз подчеркнём — бытия экстатического. Отсюда все эти взрывы вкусов, свежее дыхание, способное заковать реку льдом, неземной восторг по поводу чашки чая или кофе и т.п. Конечно, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы во всём этом половодье чувств увидеть банальный мираж в пустыне. Но и в жизни реального содержания не больше, а смысла — нет и подавно.
Скука на сегодня — едва ли не единственная убедительная реальность, реальность, принципиально взывающая к смыслу, причём с такой силой, которой даже самые последние циники отрицать не в силах, хотя бы потому, что им тоже случается скучать.
К этой реальности сегодня и следует обратиться. В первую очередь тем, кто имеет смелость называть себя творцами. 208
18 Марта 1874 - родился Николай Бердяев, русский религиозный философ
http://www.istpravda.ru/chronograph/2603/ Николай Александрович Бердяев родился (6) 18 марта 1874 года в Киеве. Его отец происходил из военной аристократии, а мать – из дворян. Учился Николай в кадетском корпусе, но затем ушел из него и поступил в Киевский университет на естественный факультет. В 1894 году Бердяев увлекается идеями социал-демократии, участвует в работе студенческих кружков. За это в 1898 году он был арестован и сослан в Вологду.
В 1901 году увидела свет его первая философская книга «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском». У Бердяева постепенно начинает складываться идея религиозно-христианской философии, он приходит в журнал «Новый путь». Эти идеи еще больше укрепляются в нем после поездки в 1907-1908 годах в Париж и общения с Мережковским.
Вернувшись в Россию, он в Москве принимает активное участие в создании религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева. В 1911 году Бердяев публикует книгу «Философия свободы», а в 1914 году рождается книга «Смысл творчества», в которой ясно прослеживаются его религиозно-философские взгляды.
В июне 1917 года Николай Бердяев являлся одним из учредителей «Лиги русской культуры» (совместно с М.В. Родзянко, П.Б. Струве и другими). Октябрьскую революцию первоначально рассматривал как несущественный эпизод. В 1918 году он был избран вице-президентом Всероссийского союза писателей. Зимой 1918-1919 годов организовал «Вольную академию духовной культуры», где читал лекции по философии и богословию (был ее председателем до 1922 года).
В 1920 году Николай Александрович Бердяев был арестован по делу «Тактического центра»; допрашивался лично Дзержинским; был освобожден, но ненадолго, летом 1922 года он снова был арестован ГПУ, и в сентябре 1922 года выслан из страны в Германию вместе с другими представителями русской интеллигенции (на так называемом«философском пароходе»).
До 1924 года жил в Берлине, затем в Кламаре под Парижем. Вел активную общественную деятельность, руководил религиозно-философским журналом «Путь», ведущим изданием русской эмиграции. Устраивал межконфессиональные встречи католиков, протестантов и православных. В 1947 году Бердяев был избран почетным доктором теологии Кембриджского университета. На Западе получил известность как главный выразитель традиции русской религиозно-идеалистической философии и идеолог антикоммунизма.
Умер Николай Александрович Бердяев 24 марта 1948 года недалеко от Парижа.
http://www.calend.ru/person/2175/ Николай Бердяев русский религиозный философ, публицист
18 марта 1874
143 года назад
— 24 марта 1948
69 лет назад
Николай Бердяев
Николай Александрович Бердяев родился (6) 18 марта 1874 года в Киеве. Его отец происходил из военной аристократии, а мать – из дворян. Учился Николай в кадетском корпусе, но затем ушел из него и поступил в Киевский университет на естественный факультет. В 1894 году Бердяев увлекается идеями социал-демократии, участвует в работе студенческих кружков. За это в 1898 году он был арестован и сослан в Вологду. В 1901 году увидела свет его первая философская книга «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском». У Бердяева постепенно начинает складываться идея религиозно-христианской философии, он приходит в журнал «Новый путь». Эти идеи еще больше укрепляются в нем после поездки в 1907-1908 годах в Париж и общения с Мережковским. Вернувшись в Россию, он в Москве принимает активное участие в создании религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева. В 1911 году Бердяев публикует книгу «Философия свободы», а в 1914 году рождается книга «Смысл творчества», в которой ясно прослеживаются его религиозно-философские взгляды. В июне 1917 года Николай Бердяев являлся одним из учредителей «Лиги русской культуры» (совместно с М.В. Родзянко, П.Б. Струве и другими). Октябрьскую революцию первоначально рассматривал как несущественный эпизод.
В 1918 году он был избран вице-президентом Всероссийского союза писателей. Зимой 1918-1919 годов организовал «Вольную академию духовной культуры», где читал лекции по философии и богословию (был ее председателем до 1922 года). В 1920 году Николай Александрович Бердяев был арестован по делу «Тактического центра»; допрашивался лично Дзержинским; был освобожден, но ненадолго, летом 1922 года он снова был арестован ГПУ, и в сентябре 1922 года выслан из страны в Германию вместе с другими представителями русской интеллигенции (на так называемом «философском пароходе»). До 1924 года жил в Берлине, затем в Кламаре под Парижем. Вел активную общественную деятельность, руководил религиозно-философским журналом «Путь», ведущим изданием русской эмиграции. Устраивал межконфессиональные встречи католиков, протестантов и православных. В 1947 году Бердяев был избран почетным доктором теологии Кембриджского университета. На Западе получил известность как главный выразитель традиции русской религиозно-идеалистической философии и идеолог антикоммунизма. Умер Николай Александрович Бердяев 24 марта 1948 года недалеко от Парижа.
"Самопознание" — это в каком-то смысле автобиография, но автобиография не совсем обычная. Ее автор, хорошо известный и в России, и в мире религиозный философ Николай Александрович Бердяев, сразу предупреждает читателя: "Я никогда не писал дневника. Я не собираюсь публично каяться. Я не хочу писать воспоминаний о событиях жизни моей эпохи, не такова моя главная цель. Это не будет и автобиографией в обычном смысле слова, рассказывающей о моей жизни в хронологическом порядке. Если это и будет автобиографией, то автобиографией философской, историей духа и самосознания".
Целью Бердяева было понять для себя и изобразить для читателя путь своей мысли, философского осмысления окружающего — своей эпохи, истории человечества, наконец, судеб мира в целом.
Эпоха, в которую жил автор "Самопознания", весьма располагала к подобным размышлениям, как и сама биография философа. Бердяев был революционером и выступал против революции, он побывал в ссылке, сидел в тюрьме в царской и в советской России, был изгнан за границу, являлся свидетелем двух мировых войн ХХ столетия, не говоря уж о прочих общественных катаклизмах. Его мысль активно отзывалась на все, что он видел вокруг себя — на прочитанные книги, на события в кругу мыслителей и представителей творчества, писателей и поэтов, на политические события и социальные потрясения, на религиозные учения и светские идеологические концепции.
Саму книгу Бердяев начинал писать в 1940 году в оккупированном немцами Париже, а заканчивал в 1947-м в послевоенной Европе — в мире, которому уже угрожали новые противостояния сверхдержав, вчерашних союзников. В некотором смысле Бердяев подвел итог своей жизни и философской деятельности этой книгой. Он скончался в 1948 году, и "Самопознание" увидело свет уже после его смерти.
На философское творчество Бердяева, а в особенности на его значение, существует много взглядов, в том числе и прямо противоположных. Это неудивительно, потому что, с какими бы течениями мысли Бердяев не сближался в тот или иной период своего творчества, он, в конечном итоге, не вписывался ни в одно из них. С точки зрения материалистической и, особенно, марксистской, Бердяев, один из первых русских марксистов, ушел в идеализм, причем в самый что ни на есть "реакционный" — в религиозную философию. С точки зрения сугубо религиозной (не говоря уж про конкретно конфессиональную) слишком "неклассическими" (чтобы не сказать — еретическими) представляются идеи Бердяева о связи божественного и человеческого, о несотворенной свободе и многих других вопросах христианской веры.
Если добавить к этому манеру Бердяева высказывать свое мнение по многим вопросам с той степенью убежденности и резкости, которая кажется ему приличествующей значимости вопроса, то немудрено, что его тезисы нередко вызывали не менее резкие оценки со стороны.
Философская мысль Бердяева, по его собственному признанию, питалась противоречиями. Этими противоречиями пронизана и его биография: молодой аристократ, отправленный в ссылку за членство в одном из первых марксистских кружков России, он очень скоро вступил в идейный и личный конфликт со средой революционеров. В конфликте, прежде всего идейном, он был и с советскими руководителями в послереволюционной России, и с эмигрантской средой, когда оказался за рубежом.
Бердяев не создал философской школы, которая могла бы развивать его идеи, потому что в принципе не был склонен к действию в рамках какой бы то ни было организации: "Всякая идейная социальная группировка, всякий подбор по "вере" посягает на свободу, на независимость личности, на творчество… Всякая группировавшаяся масса враждебна свободе. Скажу более радикально: всякое до сих пор бывшее организованное и организующееся общество враждебно свободе и склонно отрицать человеческую личность". В этом высказывании Бердяева видна не только его позиция по отношению к обществу, но здесь же затрагивается и главная из тем его творчества.
В своих книгах, в том числе и в "Самопознании" Бердяев затрагивает множество философских вопросов и тем: творчество, историю России и мира, политику и общественные отношения, вероучение христианства и историю церкви, литературу и многое другое. Но в центре его мысли всегда стоит ключевая тема человеческой свободы.
Тема, настолько главная, что "отталкивает" в сторону такие основные темы классической философии, как проблемы бытия и познания. Точнее, делает их в восприятии Бердяева второстепенными: "Свобода для меня первичнее бытия. Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу. В такой радикальной форме этого, кажется, не делал ни один философ… В сущности, я всю жизнь пишу философию свободы, стараясь ее усовершенствовать и дополнить".
Именно этим обстоятельством Бердяев был склонен объяснять свое философское одиночество. С его точки зрения, эпоха, в которую ему пришлось жить, несмотря на расцвет разного рода освободительных движений и революционные взрывы, была враждебна свободе. Враждебна и в своей общественной практике, и в своей идеологии. Неудивительно, что столь непримиримый защитник личной свободы и личного творчества как Бердяев почти всю свою жизнь находился в конфликте практически со всеми интеллектуальными и общественными движениями.
Книга интересна не только тем, что дает возможность погрузиться в мир оригинальной мысли ее автора. Она показывает связь мысли и жизни конкретного человека, противоречивость и сложность этой мысли как следствие противоречивости самой жизни. Главная же тема Бердяева — тема свободы — будет оставаться важной до тех пор, пока существует человек.
Последний раз редактировалось Михаил Ерошкин; 26.03.2017 в 08:24.
Николай Александрович Бердяев родился (6) 18 марта 1874 года в Киеве. Его отец происходил из военной аристократии, а мать – из дворян. Учился Николай в кадетском корпусе, но затем ушел из него и поступил в Киевский университет на естественный факультет. В 1894 году Бердяев увлекается идеями социал-демократии, участвует в работе студенческих кружков. За это в 1898 году он был арестован и сослан в Вологду.
В 1901 году увидела свет его первая философская книга «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском». У Бердяева постепенно начинает складываться идея религиозно-христианской философии, он приходит в журнал «Новый путь». Эти идеи еще больше укрепляются в нем после поездки в 1907-1908 годах в Париж и общения с Мережковским.
Вернувшись в Россию, он в Москве принимает активное участие в создании религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева. В 1911 году Бердяев публикует книгу «Философия свободы», а в 1914 году рождается книга «Смысл творчества», в которой ясно прослеживаются его религиозно-философские взгляды.
В июне 1917 года Николай Бердяев являлся одним из учредителей «Лиги русской культуры» (совместно с М.В. Родзянко, П.Б. Струве и другими). Октябрьскую революцию первоначально рассматривал как несущественный эпизод. В 1918 году он был избран вице-президентом Всероссийского союза писателей. Зимой 1918-1919 годов организовал «Вольную академию духовной культуры», где читал лекции по философии и богословию (был ее председателем до 1922 года).
В 1920 году Николай Александрович Бердяев был арестован по делу «Тактического центра»; допрашивался лично Дзержинским; был освобожден, но ненадолго, летом 1922 года он снова был арестован ГПУ, и в сентябре 1922 года выслан из страны в Германию вместе с другими представителями русской интеллигенции (на так называемом«философском пароходе»).
До 1924 года жил в Берлине, затем в Кламаре под Парижем. Вел активную общественную деятельность, руководил религиозно-философским журналом «Путь», ведущим изданием русской эмиграции. Устраивал межконфессиональные встречи католиков, протестантов и православных. В 1947 году Бердяев был избран почетным доктором теологии Кембриджского университета. На Западе получил известность как главный выразитель традиции русской религиозно-идеалистической философии и идеолог антикоммунизма.
Умер Николай Александрович Бердяев 24 марта 1948 года недалеко от Парижа.
http://www.mudriyfilosof.ru/2012/09/blog-post_9237.html
Философия Николая Александровича Бердяева (1874—1948) характеризуется религиозно-антропологической и историософской проблематикой, связанной с поисками глубинных основ человеческого существования и смысла истории.
Идеи «неохристианства»
Наряду с деятелями «русского религиозно-философского ренессанса» начала XX в. Бердяев активно включился в поиск «нового религиозного сознания». Основной идеей русской религиозной мысли он считал идею Богочеловечества, однако исходной для него была идея личности как «воплощенного божественного духа», а не проблема соотношения «духа» и «плоти», религиозного освящения плоти мира как у других «неохристиан».
Главную причину потери смысла жизни современным человечеством Бердяев видит в разрыве между религией и земными проблемами, в дуализме отношения христианства к человеку: с одной стороны оно считает человека греховным и падшим существом, унижая его, а с другой возвышает человека, представляя его как образ и подобие Божье. Бердяев считал, что только вторая сторона христианства может служить основой для построения «неохристианского» учения о личности и Боге. Бог хочет видеть человека как личность, которая откликается на его призыв к свободе и творчеству и с которой возможно общение в любви.
Божественное обнаруживается не в универсальном «миропорядке», а в индивидуальном, в восстании страдающей личности против этого порядка. Свойственные человеческой личности свобода и способность к творчеству говорят о проявлении богочеловечности. Божественное трансцендентно (потусторонне) человеку, но в то же время соединено с ним, выступая в богочеловеческом образе.
Экзистенциональный метод познания и философствования
Предмет и задачи философии: философия призвана познавать бытие из человека и через человека, черпая содержание в духовном опыте и духовной жизни. Поэтому основной философской дисциплиной должна быть философская антропология.
Экзистенциальная философия призвана быть познанием смысла бытия через субъект, а не объект. Смысл вещей раскрывается не в объекте, входящем в мысль, и не в субъекте, конструирующем свой мир, а в третьей сфере – в духовном мире. Дух – это свобода и свободная энергия, прорывающаяся в природный и исторический мир.
Окружающий человека объективный мир представляется Бердяеву не настоящим. За конечным скрыто бесконечное, дающее знаки о себе. Целью экзистенциального познания должно быть не отражение объективированной действительности, а нахождение ее смысла. Вследствие изначальной пораженности человека первородным грехом происходит его подчинение условиям пространства, времени, причинности, выбрасывание человека вовне – объективизация. Это понятие – одно из важнейших в философии Бердяева. Это антипод другим основополагающим понятиям – свободному духу и творчеству. Бердяев выделяет признаки объективизации:
1) отчуждение объекта (мира явлений) от субъекта бытия (личности);
4) приспособление к миру явлений, среднему человеку, социализации человека и др.
Процессу объективации Бердяев противопоставляет возможность духовного восстания, общения в любви, творчества, преодоления эгоцентризма, признавая каждую личность высшей ценностью.
Философская антропология и «парадоксальная этика»
В центре мировоззрения Бердяева – проблема человека. Он определяет человека как противоречивое существо, ибо оно принадлежит к двум мирам: природному и сверхприродному. Духовная основа человека не зависит от природы и общества. Понятие личности он отличает от понятия индивида. Индивид – часть рода, общества, космоса, связанная с материальным миром. Личность – независимость от природы и общества, которые предоставляют лишь материю для образования активной формы личности. Это этическая и духовная категория. Общество – это часть личности, ее социальная сторона. Личность – это микрокосм, универсум в индивидуально-неповторимой форме, соединение универсального и индивидуального. Личность призвана совершать самобытийные, оригинальные творческие акты.
Центральное место в познании духа Бердяев отводит этике. В истории человечества сложилось два типа этики: этика закона, которая организует жизнь человеческих масс, демонстрирует господство общества над личностью, и этика искупления (христианская мораль).
Историософия
В анализе исторических и социокультурных процессов Бердяев отрицает все формы линейных теорий прогресса. История – не прогресс по восходящей линии и не регресс, а трагическая борьба противоположностей, добра и зла.
Каждая культура переживает периоды рождения, расцвета и исчезновения. Но исчезают лишь временные, преходящие ценности, а непреходящие продолжают жить до тех пор, пока существует человеческая история.
Проблема свободы личности и творчества в философии Н.А. Бердяева
Главная проблема философии Бердяева – смысл существования человека и в связи с ним смысл бытия в целом. Смысл бытия обнаруживается в смысле собственного существования. Осмысленное существование – это существование в истине, достижимое человеком на путях спасения (бегства от мира) или творчества (активного переустройства мира культурой, социальной политикой).
«Персоналистическая революция», к которой стремился философ, «означает свержение власти объективации, разрушение природной необходимости, освобождение субъектов-личностей, прорыв к иному… духовному миру».
Бердяев убежден, что свобода трагична: если она составляет сущность человека, то, следовательно, она выступает как обязанность; человек порабощен своей свободой. Само состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности. «Освобождение наступает, когда выбор сделан и когда я иду творческим путем». «Свобода пораждает страдание, отказ же от свободы уменьшает страдание… И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя».
Философия свободы есть философия богочеловечества. Христианство есть не только вера в Бога, но и вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке. Для Бердяева эта идея неразрывно связана с творчеством, в котором человек усыновляет себя Богу. Присущая человеку способность к творчеству божественна. Творчество неотрывно от свободы. Лишь свободный творит. Творчество – это цель жизни человека на земле – то, для чего Бог создал его.
Ниже предлагаем посмотреть видеозаписи о Н. А. Бердяеве...
*1548. Николай Александрович Бердяев
Линейный вид
