http://www.chaskor.ru/article/h_protiv_rossii___21939
Кристина Москаленко
Понедельник, 24 января 2011 года, 09.00
Какие дела рассматривает Европейский суд по правам человека
Билл Бауринг
Имя Билла Боуринга в России хорошо известно тем, кто интересуется правами человека: профессор Лондонского университета, создатель Европейского центра защиты прав человека (EHRAC), постоянный эксперт Совета Европы по правовым вопросам, автор многочисленных публикаций.
В 2005 году его не впустили в страну с формулировкой отказа «нежелателен на территории РФ». Известный правозащитник, он очень общительный и вежливый человек, и сначала даже не верится, что такие защищают людей, обратившихся в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Каждый со своей несправедливостью, но с общим делом: «Х против России».
— Билл, расскажите, как начинался Европейский центр защиты прав человека EHRAC в Москве?
— В 1996 году Россия вступила в Совет Европы, а в 1998-м ратифицировала Конвенцию о защите прав человека. С этого момента стало возможно подавать жалобы на Россию в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. К 2000 году я активно общался с людьми из кругов правозащитников: с Сергеем Адамовичем Ковалёвым, в его общественной приёмной я повстречал свою будущую жену — Ольгу, с Татьяной Ивановной Касаткиной, Олегом Петровичем Орловым, которые тесно сотрудничали со Львом Панамарёвым, Людмилой Алексеевой, Светланой Ганюшкиной, которую я называю российской матерью Терезой за её помощь эмигрантам через неправительственную организацию «Миграция и право».
В это время историко-архивное общество «Мемориал» основало Центр прав человека. Но оказалось, что в «Мемориале» совсем не было опыта ведения таких дел. Зато он был у меня и моих коллег в Лондоне. Оформлением исков в Центре прав человека занималась журналистка Анна Корнилина. Я взялся ей помогать. В какой-то момент я понял, что всего этого недостаточно, что нужна настоящая неправительственная организация, с нормальным финансированием. Я подал заявку на грант от Европейской комиссии, так как только они могли профинансировать такое дело, и, пройдя через двухлетнюю бумажную волокиту, к тому же они два раза теряли мой пакет документов, наконец получил миллион евро и смог совместно с «Мемориалом» открыть отделения EHRAC в Москве, Лондоне и регионах России.
C 2000 года мы начали принимать заявки от жителей России и сразу же выиграли шесть чеченских дел. Сейчас нам помогают фонд Сороса, фонд Макартуров и ещё несколько благотворительных организаций. Мы сотрудничаем с «Новой газетой» и радио «Эхо Москвы».
Европейский центр защиты прав человека — очень маленькая неправительственная правозащитная организация, которая берётся за несколько сотен дел в год. Но у нас есть опыт, и совместно с другими правозащитниками и партнёрами мы что-то меняем, кому-то помогаем, создаём прецеденты. К примеру, сейчас мы ведём несколько дел о дедовщине и принимаем заявки, касающиеся российско-грузинской войны в 2008 году. А это огромный объём работы.
В своей недавней речи президент Медведев заявил, что «Россия при заключении соответствующих договоров никогда не передавала такую часть своего суверенитета, которая позволяла бы иностранному суду выносить решения, изменяющие национальное законодательство».
Известны также факты недовольства России тем, что она как член Совета Европы платит взносы (пропорциональные взносам остальных участников), а взносы «используют против нас». Видимо, в российском сознании не укладывается — как же так, «мы же заплатили»? Каким образом решения, принятые в Страсбурге, влияют на права человека в России?
Россия всегда платит. Когда Россия проигрывает иск, поданный против неё частным лицом, а это случается очень часто, российские власти должны выплатить назначенную Страсбургским судом компенсацию. С другой стороны, постоянно идёт процесс частного давления на российские органы власти, с тем чтобы они изменили законодательство, ему надлежит отвечать требованиям тех международных организаций, в которых Россия состоит.
Я веду очень много дел по исчезновению людей в Чечне. В Страсбургском суде я представляю чаще всего родителей, чьи дети пропали, попав в руки российских военных сил. Все эти дела имеют одно сходство: никто не проводит расследования. Поэтому в Страсбургском суде Россия такие дела всегда проигрывает и обязана выплачивать родителям компенсацию. Но дело ведь не в этом: у родителей, которые хотят узнать, что случилось с их детьми, и имеют на это право, не такой большой выбор, куда обращаться.
— Какими делами вы чаще всего занимаетесь как адвокат?
— Большинство дел, за которые я берусь, — это Чечня. Также я веду дела, касающиеся окружающей среды. Недавно я представлял г-жу Фадееву в деле «Фадеева против России». Она жила в Череповце рядом с металлургическим заводом «Северстали» и по российскому законодательству имела право на переселение из опасной зоны и даже выиграла дело в местном суде, но её поставили в такую длинную очередь, что, может быть, её праправнуки и смогли бы наконец переселиться. Она обратилась с заявлением в Европейский суд по правам человека и выиграла дело!
Я также занимаюсь делами людей из ЗАТО Озёрск. Там, кстати, живёт замечательная женщина Надежда Кутепова, которая руководит негосударственной организацией «Планета Надежд». На ядерном комбинате «Маяк» в Озёрске в 1957 году произошла крупная авария, сравнимая с Чернобылем, и людей, в том числе беременных женщин, заставляли заниматься уборкой радиоактивных материалов.
Появившихся от таких матерей детей я и представляю в Страсбурге, так как всю жизнь они страдают различными заболеваниями, но, несмотря на то что авария уже не секрет, они даже не могут посмотреть свои медицинские записи, чтобы узнать, чем и как лечили их матерей и их в младенчестве. Это всё ещё секретные документы. Всё, что они знают, — это то, что они очень больны, однако никто не объясняет, чем и почему. В России есть закон о том, что дети участников ликвидации аварии в Чернобыле имеют право на разнообразные субсидии и выплаты, а эти люди, попавшие в такую же ситуацию, законом вычеркнуты. По аварии на «Маяке» такого закона нет. По правилам Европейской конвенции о правах человека, ратифицированной Россией, это ярко выраженная дискриминация.
Я веду дело пенсионера Котова против России. Он вложил деньги в банк, банк обанкротился, назначили ликвидатора, который нелегально распределил оставшиеся средства между другими вкладчиками, проигнорировав Котова. Котов выиграл дело в России, но так и не получил денег, поэтому в Страсбургском суде он заявляет, что в этой ситуации государство должно нести ответственность, ведь оно создало условия для подобной деятельности ликвидатора. Интересно то, что он сам представлял себя в Страсбургском суде до второй ступени. То есть он сам защищал себя перед семью судьями. Теперь дело перешло на вторую ступень, когда защищается Россия, уже перед семнадцатью судьями. Это дело очень важно для огромного числа людей в России, которые потеряли свои деньги.
— Вы также преподаёте и пишете книги.
— Сейчас я работаю над проектом поддержки и сохранения языков национальных меньшинств в России, поэтому бываю в таких местах, как Абакан, в Республике Хакасии. Проект касается ратификации Россией договора о языках, обязательного к исполнению всеми странами — членами Совета Европы, в который Россия вступила в 1996 году.
Помимо того что я читаю лекции в Лондонском университете, я провожу множество конференций и тренингов для российских и белорусских адвокатов. С белорусскими адвокатами по понятным причинам нам приходится встречаться в Литве или на Украине.
Каждый год я становлюсь судьёй Конкурса по международному праву имени Филипа Джессопа. В нём участвуют команды из 90 стран. Я провожу отбор российских команд, которых в этом году было 55, на первом этапе конкурса, где участники должны не только продемонстрировать знание международного законодательства по правам человека, но и написать две работы по 8 тыс. слов на прекрасном английском языке. На следующем этапе отбор проводят судьи из Страсбурга и Гааги. Команды-победители проходят 90-дневную адвокатскую практику в Вашингтоне. Я должен отметить, что Россия вышла на второе место по количеству побеждающих команд после США. В этом году семь команд из России поехали в Вашингтон. Команды из университета имени Канта в Калининграде, Высшей школы экономики и РГГУ показались мне очень сильными.
— Вы слышали о движении «Стратегия 31»?
— Да, я знаю, что во многих городах России и в Лондоне (и Нью-Йорке. — К.М.) 31-го числа каждого месяца собираются протестующие против несоблюдения 31-й статьи российской конституции, которая гарантирует право граждан Российской Федерации «собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование».
Я не думаю, что в посольстве России в Лондоне сильно озабочены протестующими под окнами, но сама идея кажется мне блестящей! Организация «Международная амнистия», за открытие первого отделения которой в СССР был арестован Сергей Адамович Ковалёв, уже объявила арестованных узниками совести, так как они были задержаны за мирное выражение своих верований. И даже когда в суде есть 2—3 милиционера, которые говорят, что их ударили или что-то в этом роде, то есть ещё и 15—20 свидетелей с фотографиями и показаниями о том, что всё было совсем не так.
Мне вообще кажется, что иметь в стране оппозицию с бывшим премьер-министром Касьяновым, шахматистом Каспаровым и писателем Лимоновым не очень убедительно. Вот Людмила Алексеева, один из лидеров «Стратегии 31», — другое дело. Она настоящая. Она из таких людей, как Сергей Адамович Ковалёв, которого я считаю Толстым своего времени. Эти люди обладают огромным моральным авторитетом.
— То есть Россия всё-таки движется в направлении правового государства и надежда есть?
— Конечно, есть! В России множество блестящих адвокатов и сильные традиции. Теперешнее поколение правозащитников во многом состоит из детей диссидентов.
Три месяца назад я был на очень интересной конференции в Санкт-Петербурге. В США, чтобы стать юристом, надо сначала окончить колледж свободных искусств и только потом в качестве магистра можно специализироваться в юриспруденции. Так вот Санкт-Петербургский государственный университет основал в Санкт-Петербурге отделение американского колледжа либеральных искусств (Bard College). Там работают блестящие преподаватели и учатся очень умные студенты. К тому же если заглянуть в учебные пособия юридических вузов России, то сразу бросается в глаза: они полны примеров дел, рассмотренных в Страсбурге.
В 2009 году «Мемориал» получил в Европейском парламенте Сахаровскую премию, которую вручают не только тем, кто внёс наиболее значительный вклад в борьбу за права человека, но и тем, кому что-то угрожает, кому нужна помощь, внимание как минимум европейской общественности. Мой коллега из Екатеринбурга Антон Бурков пишет о том, как практика Европейского суда по правам человека используется в российском законодательстве.
Поэтому я думаю, что европейские институты влияют на положение прав человека в России. В следующем году в «Новом литературном обозрении» выходит перевод моей книги «Деградация международного правопорядка?», где, помимо США и Великобритании, я много пишу о СССР и России.
Но с другой стороны, когда есть люди, как Путин, Медведев, председатель Конституционного суда РФ Валерий Зоркин, и все эти идеи о суверенитете: Путин любит говорить о суверенной демократии, о том, что Россия — великая сила, — то, как говорят в Великобритании, несмотря на все международные обязательства, принятые Россией, в конце дня их видение интересов России стоит на первом месте.
В сентябре я проводил тренинг для адвокатов с Северного Кавказа, из Дагестана, Кабардино-Балкарии, в Москве. Я думаю, что Кремль боится потерять контроль, и поэтому они создали там новый федеральный округ. В Дагестане каждый день убивают людей!
Беседовала Кристина Москаленко
214
*2067. Х против России
Линейный вид
