*4122. Дэвид Юм

[Елена Павлова]

Философия Дэвида Юма

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...aya-biografiya

Дэвид Юм – сын шотландского землевладельца, родился в Эдинбурге в 1711 г., умер в 1776 г. Получив образование в Эдинбургском университете, он, по желанию семьи и вследствие слабого здоровья, хотел посвятить себя торговому делу. Но такая деятельность скоро ему надоела, он поехал кончать образование во Францию и после четырехлетнего пребывания за границей вернулся в Англию с рукописью своего впоследствии знаменитого «Трактата о человеческой природе», который был напечатан в двух томах в 1738 – 1740 гг., но потерпел в Англии полную неудачу, вследствие чего Юму и не удалось получить кафедру в Эдинбургском университете. Зато «Опыты нравственные, политические и литературные» (1741) доставили Юму славу изящного и остроумного писателя. Приняв частное место, Дэвид Юм много путешествовал по Европе и приготовил к печати новую редакцию своего первого труда под заглавием: «Исследования, касающиеся человеческого познания» (1748), после чего ему удалось получить место библиотекаря в Эдинбургском университете. Имея в распоряжении своем богатый книжный материал, Дэвид Юм написал свою знаменитую «Историю Англии до революции 1688 года», изданную в 6 томах в 1763 г., а также издал в 1755 г. «Естественную историю религии» (The natural history of religion). В 1763 г., назначенный секретарем посольства во Францию, он удостоился блестящих оваций со стороны образованных французов, и когда возвратился в 1767 г. в Англию, в качестве секретаря министра иностранных дел, то слава его, как выдающегося писателя и мыслителя, была окончательно упрочена на родине. Последние два года жизни Юм провел на покое в Эдинбурге.

Портрет Дэвида Юма. Художник А. Рэмзи, 1766

Учение Дэвида Юма представляет собой прямое продолжение развития критической философии в духе Локка и Беркли. Историк философии Виндельбанд называет Юма «самым ясным, последовательным, широким и глубоким мыслителем, какого когда-либо произвела Англия». Дэвид Юм продолжает разработку эмпирической теории познания и суммирует в одном общем результате все главные идеи теории знания Бэкона, Локка и Беркли. Результат этот отчасти скептический, отрицательный, и в этом смысле прав Виндельбанд, когда он говорит, что «в лице Юма эмпиризм сам себя отверг и осудил». Но велика заслуга Юма уже потому, что он подвел метафизические итоги доктрине эмпиризма и попытался окончательно свести концы с концами в теории опыта, как единственного орудия знания. По отношению к английской философии XVIII в. Юм занимает то же место, какое принадлежало Локку в английской философии XVII столетия, а Джону Стюарту Миллю в английской философии XIX века.

Этическое учение Юма, теорию симпатии и общественного происхождения морали, развил Адам Смит в своей «Теории нравственных чувств» (1759) и в своей книге «О природе и причинах богатства народов» (1766).

После Юма, составляющего самый высокий пункт в развитии английской философии XVIII в., начинается заметное умаление критического духа в произведениях великобританских мыслителей, и дальнейшая разработка великих и сложных проблем знания, которые исследовал Д. Юм, переходит в Германию, где Кант делает гениальную и глубокомысленную попытку победить скептицизм Юма, найти в самом внутреннем механизме знания критерий для оправдания объективной закономерности идей субстанции, причинности и целого ряда других субъективных категорий восприятия и мышления.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...poznaniya-yuma
Основой философского учения Дэвида Юма является его теория познания, основанная на оригинальных идеях о психологическом механизме представлений.

Все психические состояния, по мнению Юма, могут быть сведены к впечатлениям (impressions) и идеям. Идеи – только более или менее слабые копии впечатлений. Нет идеи, которая бы не имела какого-нибудь первоначального образца и источника в каком-нибудь чувственном впечатлении. Отсюда ясно, что чёткое различение предшественником Юма, Локком, двух источников знания (ощущения и рефлексии) в теории познания Юма теряет смысл, так же как и противоположение простых и сложных представлений. Для него достаточно разграничения первоначальных и производных представлений, соответствующего различию впечатлений и идей.

Портрет Дэвида Юма. Художник А. Рэмзи, 1766

Так как каждая идея имеет источником какое-нибудь впечатление, то процесс мышления и познания, согласно философии Юма, сводится к отнесению идей к соответствующим им впечатлениям, из которых они образовались, и наоборот. При правильности или психологической точности такого отнесения идей и впечатлений друг к другу получается мышление истинное. Если же мы относим идеи не к надлежащим впечатлениям, то возникают ошибки и заблуждения.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...tsii-idej-yuma
Дэвид Юм считает, что почвой для работы мысли в процессе истолкования связей между впечатлениями и идеями являются память и фантазия. Фантазия управляется законами ассоциации идей. Этих законов четыре. Впечатления и идеи связываются вследствие: 1) сходства, 2) контраста, 3) смежности в пространстве и времени, 4) по причинной связи. Юму принадлежит заслуга первого ясного и законченного анализа законов ассоциации. Впоследствии, его теория законов ассоциации не раз перерабатывалась, но в существе дела современная психологическая теория ассоциации идей у психологов-эмпириков стоит на той же почве, на которую ее поставил в своей философии Юм.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...eptitsizm-yuma
Философия Юма считается одним из самых ярких выражений крайнего скептицизма. Подобно Локку и Беркли, Юм придает чисто субъективный характер психологической связи представлений и не считает возможным истолковывать эту связь объективно, как адекватную объективным, реальным соотношениям вещей. Иными словами, строгого подтверждения истинности наших представлений, по Юму, быть не может. И для него, как для Беркли, существование чего-либо равносильно восприятию его. Вне наших восприятий говорить о существовании чего-либо мы не вправе.

Эту теорию субъективности познания, как процесса переработки чисто психических продуктов, впечатлений и идей, Дэвид Юм доводит до её последних следствий. Еще в XVII столетии скептик Джозеф Гленвиль, в противоположность натуралистическому догматизму философии Гоббса, выставил сомнение в возможности познания объективной причинной связи явлений и предметов в мире, независимо от привычной последовательности наших представлений. Проявляя известный скептицизм, и Локк усомнился в познаваемости субстанции («материи»), как неизвестного носителя свойств, чувственно познаваемых нами в опыте. Но Гленвиль не отрицал причинной связи вещей, которую считал только непознаваемой, а Локк не отвергал бытия субстанций. Беркли сомневался в существовании субстанций материальных, но допускал необходимость духовных субстанций, как вместилищ представлений; он отвергал видимые причинные отношения материальных тел, но верил в некоторое взаимодействие субстанций духовных. Философия Дэвида Юма в скептицизме пошла дальше и подвергла сомнению существование каких-либо реальных субстанций и причинных отношений, причем старался найти психологические источники этих ошибочных и произвольных, по его мнению, идей человеческого ума.

Скептическое убеждение в том, что эти идеи произвольны и фиктивны, Юм вынес из того наблюдения, что во внешнем опыте нет никаких данных для их обобщения. Мы познаем во впечатлениях своих о вещах только их свойства и состояния, но не самое их бытие или сущность, точно так же мы познаем последовательность и смежность этих свойств во времени и пространстве, но не внутреннюю связь действий вещей, не их взаимодействия. Откуда же мы знаем о субстанциальности и причинной зависимости вещей? Иными словами, задаёт вопрос Юм, отражением каких впечатлений являются идеи «субстанции» и «причинности», если они не соответствуют впечатлениям, данным во внешнем опыте?

Соотношение впечатлений по сходству, контрасту, смежности в пространстве и времени, мы усматриваем непосредственно. Таково свойство нашей мысли, отсюда и образуются ассоциации впечатлений сообразно с указанными только что соотношениями. Но эмпирическое сходство впечатлений мы произвольно истолковываем, как «метафизическое тождество» объективной природы вещей. Юм, как чистый скептик, считает, что на это мы не имеем никакого права. Идеи субстанции есть только отражение чисто субъективного впечатления постоянства, сходства наших представлений. Значит, идея субстанции есть лишь продукт «психологического опыта», повторения наших представлений. Этот опыт известного постоянства наших представлений, по мнению Юма, не только не уполномочивает нас к заключению о единстве и неизбежности «субстанции» или сущности материальных вещей, но не дает нам права и на утверждение единства и неизменности нашей собственной, внутренней, духовной субстанции, «нашего я», души, ибо где гарантия, что сходство и постоянство наших представлений вполне и навсегда обеспечено? Они могут изменяться и изменяются. Следовательно, само метафизическое тождество субъекта, наше убеждение в цельности и стройности нашей собственной личности – предмет веры, а не знания. В этом пункте Дэвид Юм расходится с Беркли, и восстает против научной состоятельности учения Беркли о духовных субстанциях. И этот крайне скептический пункт в его первом сочинении был главною причиною непопулярности последнего в английском обществе, так что в «Исследовании о человеческом познании» Юм счел нужным его удалить.

Идея причинности также всецело основана на более или менее «постоянном преемстве» наших представлений во времени, и, стало быть, опять наше убеждение в действительной, существующей вне представлений, объективной связи вещей, незаконно. Вновь строго следуя началам скептицизма, Юм настаивает на том, что идея причинности базируется лишь на «субъективном впечатлении постоянства самих представлений». Но где гарантия необходимости и неизменности их преемства? Её, по Юму, нет. Можно только ожидать с известной «вероятностью», что прежние преемства и последовательности представлений будут повторяться, но не более. Доказать необходимость таких преемств невозможно. Таким образом, знаменитая критика идей Юмом субстанции и причинности приводит его к признанию этих идей за отражения субъективных впечатлений нашей обычной психологической деятельности,неизменность которой, впрочем, ничем не гарантирована.

Философия Дэвида Юма представляет собой, таким образом, явный скептицизм, последовательно выведенный из основных посылок эмпирической доктрины знания. Если все наше познание сводится к впечатлениям или ощущениям и их комбинациям по законам ассоциации, то в объективных условиях этих комбинаций и лежат, очевидно, единственные корни наших идей о реальном бытии и реальном взаимодействии вещей. Ясно, что скептик Юм должен быть отъявленным противником догматической метафизики, и действительно он признает только две области знания: математику и эмпирическое описание фактов опыта, т. е. естествознание в обширном смысле слова. Математика есть «аналитическая наука», основанная на непосредственном усмотрении отношений сходств и различий между впечатлениями. Естествознание, согласно Юму, – наука, так сказать, синтетическая, но не идущая далее синтеза впечатлений, по их смежности в пространстве и во времени. Законы природы не что иное, как обобщения обычных и более или менее вероятных для будущего преемств наших психических впечатлений и идей, при соприкосновении нашем с действительностью.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...-yum-o-religii
При своих скептических теоретико-познавательных убеждениях Дэвид Юм должен был придти к оригинальным и любопытным взглядам и на вопросы религии и этики. И действительно, интересуясь религиозной философией, он отвергал возможность сделать предметом научного обоснования и доказательства идеи Бога, бессмертия души, свободы воли и т. д. Все доказательства бытия Божия связаны или с идеей его субстанциальности, или с идеей его отношения к миру, как причины к действию. Ввиду чисто психологического и субъективного значения этих идей не может быть и речи об их объективном применении, в смысле обоснования идеи Божественного бытия.

Религия, полагает Юм, исключительно дело веры и откровения. Но если так, то собственно для науки интересен только один вопрос, а именно: каким образом психологически возникает необходимость для человека религиозных идей, религиозного сознания? Философия Юма одной из первых ясно ставит проблему психологического исследования религиозного сознания и условий смены положительных религий в жизни человечества. Религия, по его убеждению, имеет корень в самой природе человека, в его чувствах и аффектах, в его естественных нравственных влечениях. Смена же положительных религиозных вероучений зависит от развития человеческого духа, нравственных чувств и стремлений человека. При таких убеждениях Дэвид Юм является, конечно, приверженцем и горячим защитником самой широкой, религиозной терпимости, доходящей даже до полного индифферентизма, так как Юм думал, что для человека, достигшего высшего нравственного развития, религиозные пружины нравственной деятельности становятся излишними. По справедливому замечанию историка философии Виндельбанда, Юм совершенно игнорировал теоретические потребности, лежащие в основании всякого религиозного миросозерцания.

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st069.shtml
Спор эмпиризма и рационализма заострил и привел к четкой противоположности различие между чувственным и разумным познанием. Чувственный опыт как таковой, с одной стороны, и разум — с другой, — вот противопоставление, которое пользуется, по свидетельству Юма, всеобщим признанием. Рассмотрение структуры чувственного опыта склоняет Юма к мысли об ошибочности и поверхностном характере резкого противопоставления опыта и разума. Свойственная рационализму идея о том, что разум как бы извне и post factum корригирует данные чувственного опыта, кажется Юму ложной. В самом опыте необходимо и возможно обнаружить такой механизм, который делает его достоверным и превращает в структурную целостность. Равным образом не удовлетворяет Юма и отстаиваемая крайним эмпиризмом идея о самостоятельности односторонне-чувственного опыта, о возможности положить в основу теории познания размышления о субъекте, лишенном всякой духовности, всяких эмоциональных предрасположений.

Спор, разгоревшийся вокруг понятия врожденных идей, Юм считает данью, которая была выплачена схоластике. "Если под врожденным понимать одновременное нашему рождению, то весь спор окажется пустым, ведь вопрос о том, когда начинается мышление — до, во время или после нашего рождения, совершенно лишен значения". Проблема, над которой бился Локк, — начинается ли наше познание с нуля (tabula rasa) или оно изначально определено врожденными идеями, — мало интересует Юма. Особенность философии Юма заключается в том, что он, по сути дела, отказывается начинать теорию познания с изображения того способа, каким вещи воздействуют на наши органы чувств, т.е. способа, с помощью которого возникают ощущения. "Исследование наших ощущений касается скорее анатомов и естественников..." — говорит Юм. По сходному пути потом пойдет Кант.

Теория познания Юма, его учение о чувственном опыте, начинается с утверждения о наличии впечатлений. Понятие "впечатление" требует разъяснения, поскольку Юм признает, что предложенное им истолкование впечатлений отличается от общепринятого. "Прошу заметить, — пишет он, — что под термином впечатление я разумею не способ порождения в душе живых восприятии, но исключительно сами эти восприятия, для которых не существует отдельного имени ни в английском, ни в каком-либо другом известном мне языке". Готовое, имеющееся в душе впечатление — вот, следовательно, исходный пункт Юмовой теории познания. "...Под термином впечатления я подразумеваю все наши более живые восприятия, когда мы слышим, видим, осязаем, любим, ненавидим, желаем, хотим". При этом Юм разделяет впечатления ощущения и впечатления рефлексии. Первые, как мы видели, исключаются из пределов теории познания; о них просто говорится, что они возникают в душе "от неизвестных причин". Исходным для теории познания оказывается человеческий опыт, уже располагающий впечатлениями, неизвестно как полученными. "Ум никогда не имеет перед собой никаких вещей, кроме восприятии, и они никоим образом не в состоянии произвести какой бы то ни было опыт относительно соотношения между восприятиями и объектами".

Механизм дальнейшего развертывания чувственного опыта на основе впечатлений описывается Юмом так. Сначала возникает какое-либо впечатление, заставляя переживать тепло, холод, жажду, голод, удовольствие, страдание. Потом ум снимает с этого первоначального впечатления копию и образует идею. Идея, стало быть, определяется Юмом как "менее живое восприятие". У Локка, говорит Юм, идея была отождествлена со всеми восприятиями. Между тем, идея может оставаться и тогда, когда впечатление, копией которого она является, исчезает. Идеи удовольствия и страдания возвращаются в душу, возбуждая новые впечатления, впечатления рефлексии: желание и отвращение, надежду и страх. С этих вторичных впечатлений снова снимается копия — возникают новые идеи. Затем своеобразная "цепная реакция" идей и впечатлений продолжается. Юмово понимание структуры начальных этапов чувственного опыта ведет его к важным выводам: в этом опыте теснейшим образом сплавляются впечатления и идеи. Поэтому анализ чувственного опыта следует начинать отнюдь не с ощущений, как думал Локк. Первый общий вывод Юма относительно характера и специфики чувственного опыта состоит в том, что опыту приписывается сложная, не просто чувственная, а чувственно-рациональная структура.

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st070.shtml
Главную трудность при объяснении идей, утверждает Юм, представляет не выяснение их происхождения (впечатления — простые идеи — сложные идеи: Юм, по сути дела, воспроизводит здесь локковскую схему), но объяснение их многоразличного и на первый взгляд произвольного соединения. Юм утверждает, что в основе соединения идей лежит "некое связующее начало, некое ассоциирующее качество", "мягко действующая (gentle) сила", которую и следует объяснить. Юм многократно упоминает об удивительном свойстве, чудодейственном механизме всякого, в том числе и самого элементарного, обыденного опыта: "Когда мы узнаем из опыта, что каждый единичный объект, принадлежащий к какому-нибудь виду, постоянно бывает связан с некоторым единичным объектом, принадлежащим к другому виду, то появление всякого нового единичного объекта того или другого вида, естественно, переносит мысль к его обычному спутнику". Такой механизм хорошо известен каждому человеку: при произнесении слова к нему автоматически, независимо от нашего желания подключается идея; размышление становится излишним, поскольку воображение заставляет человека моментально, без особых усилий переходить от одной идеи к другой. Здесь имеют место связь, "естественное отношение", неведомо как возникающий механизм познания, которые Юм называет причинностью.

Благодаря выявлению этой связи, благодаря своеобразной ассоциации идей возникает — помимо желания индивида, независимо от него — четкое различие между смутными, обманчивыми образами фантазии и действительно существующей связью объектов. Осознание, притом довольно определенное, непререкаемого характера причинных связей Юм называет верой. И здесь-то он ставит вопрос: как и почему возникает это чувство уверенности, чем объясняется необходимый и автоматический переход от причины к следствию? Юм подчеркивает прежде всего, что не разум сам по себе, не рассуждение как таковое, но иное основание определяет эту "магическую способность" нашей души. "Разум никогда не может убедить нас в том, что существование одного объекта всегда заключает в себе существование другого; поэтому когда мы переходим от впечатления одного объекта к идее другого или к вере в этот другой, то побуждает нас к этому не разум, а привычка, или принцип ассоциации".

Термины "привычка", "принцип ассоциации" несмотря на их неопределенность, на привносимый ими психологический оттенок, вместе с тем отдаленно указывают на область поисков, на специфику Юмова теоретико-познавательного интереса. Юм понимает под "привычкой" (термин в данном случае вряд ли удачен) специфический механизм синтеза знания и познания, сложившийся в индивидуальном опыте в ходе социальной практики. "Все мнения и понятия о вещах, к которым мы привыкли с детства, пускают корни так глубоко, что весь наш разум и опыт не в силах искоренить их, причем влияние этой привычки не только приближается к влиянию постоянной и нераздельной связи причин и действий, но и во многих случаях превосходит его". "...Более половины мнений, преобладающих среди людей, обязаны своим происхождением воспитанию, и принципы, принимаемые нами безотчетно, одерживают верх над теми, которые обязаны своим происхождением или абстрактному рассуждению, или опыту". И все-таки философия Юма поставила перед последующей мыслью важный вопрос о внутренне заключенной в индивидуальном опыте сложной объективной структуре; она позволила Канту признать чувственный опыт сложным чувственно-рациональным образованием с включением априорных, т.е. общечеловеческих, форм.

[Filosof.historic.ru]

http://filosof.historic.ru/books/ite...05/st071.shtml

Юм считает человека существом, общественным по самой своей природе. При этом философ не оставляет без осмысления и обсуждения вопрос о том, как быть с "себялюбивой" природой человека, столь бурно обсуждавшейся его предшественниками и современниками. Он согласен с тем, что среди первых значительных свойств человека, естественно ему присущих, можно назвать эгоизм. И, вместе с тем, Юм убежден, что в "изображении указанного качества заходили слишком далеко...". Его же — как философа, писателя, историка — гораздо более, чем впечатляющие описания злодейств эгоистичного человека, занимает скромное, неэкзальтированное, но достоверное описание и осмысление другого процесса. Речь идет о медленном, неравномерном, но неуклонном в конечном счете прогрессе, которого человеческий род достигает, воспитывая в себе наиважнейшее из всех качеств, вернее, целую сумму свойств, привычек, норм и обязательств — их он именует то чувствами благожелательности, то "социальными добродетелями".

Вопрос о том, как и почему человек оказывается способным к такого рода свойствам и добродетелям, Юм считает куда более важным для учения об обществе и морали, нежели все распространенные в его время внутриэтические споры (скажем, о том, каковы общие принципы морали, или о том, что более важно для этики — чувства или разум). Казалось бы, социальные добродетели, выраженные эпитетами "общительный, добродушный, человеколюбивый, сострадательный, благодарный, дружелюбный, великодушный, благодетельный", известны людям с давних времен и глубоко почитаемы ими. И разве не являются они излюбленными понятиями этики? Юм готов согласиться с этим. Однако он не без оснований полагает, что моралистам, с благодушием описывающим такого рода добродетели и склонности, не слишком-то верят "реалисты", справедливо указывающие на прямо противоположные поступки и свойства. К тому же, механизмы добродетельных поступков изучены в этике столь же поверхностно, сколь мало принципы "общественной полезности", нормы взаимодействия и взаимопомощи исследованы в разделах философии, посвященных обществу, государству, собственности. Между тем это принципиально необходимо. Например, весьма труден, говорит Юм, вопрос о мотивах добродетельных, человеколюбивых поступков. Быть может, в человеке изначально, "естественно" заложен "аффект любви к человечеству как таковому"? На этот вопрос Юм дает однозначно отрицательный ответ. "...Мы должны признать, что чувство справедливости и несправедливости не проистекает из природы, но возникает искусственно, хотя и с необходимостью, из воспитания и человеческих соглашений". Пусть правила справедливости, социальные добродетели искусственны, продолжает Юм, но они ни в коей мере не произвольны, а подчинены строгим законам необходимости.

Одно из первых оснований необходимости — та польза, которую люди неизменно и с сознанием своей заинтересованности извлекают из объединения в общество, что никак не отменяет и сопряженных с этим противоречий, недостатков и неудобств. "Благодаря объединению сил увеличивается наша трудоспособность, благодаря разделению труда развивается умение работать, а благодаря взаимопомощи мы меньше зависим от превратностей судьбы и случайностей. Выгода общественного устройства состоит в этом приумножении силы, умения и безопасности". Люди, однако, должны ясно осознать эту выгоду, что возможно лишь в цивилизованном общественном объединении. Здесь, уже на уровне социального рассуждения, Юм снова придает огромное значение привычке, прививаемой людям посредством семейного и общественного воспитания. Не меньшая роль приписывается соглашению людей между собой.

И хотя "естественное состояние" и "общественный договор", о которых так много спорили его предшественники и современники, Юм называет "философской фикцией", разговор о них, считает философ, небесполезен и небеспредметен — он помогает понять, что общественное рождалось в трудах и муках из личного, эгоистического интереса как первичного мотива, но на основе его постепенного преобразования, перевоспитания. Нравственное одобрение, соответствующие нормы и принципы также играли свою преобразующую роль. Но, пожалуй, наибольшее значение в воспитании общественных интереса и пользы Юм, как это ни покажется парадоксальным, приписывает частной собственности, ее признанию, поддержанию стабильности, выработке гражданских законов, регулирующих отношения собственности. Перевоспитание и обуздание эгоизма, проистекающего из притязаний на чужую собственность, Юм считает одним из решающих актов цивилизованного гражданского, правового взаимодействия людей. "Справедливость" в истолковании Юма является, таким образом, широким понятием, охватывающим так или иначе полезное всем индивидам их взаимодействие. Справедливость философ четко и однозначно увязывает с состоянием гражданского мира, хотя бы относительного согласия, и резко противопоставляет гражданской войне. Юм, однако, понимает, что гражданские войны чаще всего ведутся под флагом борьбы за справедливость и перераспределение собственности. Философ принципиально не согласен с отождествлением справедливости и равенства. "...Историки и здравый смысл могут просветить нас относительно того, что, какими бы благовидными ни казались эти идеи полного равенства, реально в сущности они неосуществимы- И если бы это было не так, то это было бы чрезвычайно пагубно для человеческого общества. Сделайте когда-либо имущество равным, и люди, будучи различными по мастерству, прилежанию и трудолюбию, немедленно разрушат это равенство. А если вы воспрепятствуете этим добродетелям, вы доведете общество до величайшей бедности и, вместо того, чтобы предупредить нужду и нищету, сделаете ее неизбежной для всего общества в целом". История неоднократно подтверждала это предсказание Юма.

Как и в учениях других английских мыслителей XVII-XVIII вв., у Юма немалую роль играют размышления о религии. В «Диалогах о естественной религии» Юм разбирает различные доказательства Бога — телеологические, космологические и имеющие отношение к бытию (позднее названные онтологическими) — и ко всем им относится критически на том основании, что вера в Бога и религиозные убеждения гораздо более покоятся на чувствах и склонностях, нежели на рационально-логических доказательствах какого бы то ни было рода. И потому споры о доказательствах — скорее внутреннее дело богословов и философов.

Что же касается теоретических качеств упомянутых доказательств, то здесь вступает в силу уже знакомая нам гносеологическая линия Юмовой критики рационализма: универсум, в качестве первопричины которого примысливается Бог, есть нечто единое и единственное, относительно чего невозможен опыт; а если это так, то никакие обоснованные высказывания относительно связи мира и мировой первопричины невозможны. Примыкая к английской традиции веротерпимости, Юм высказывается против религиозных фанатизма и исступления, вызывающих "жестокие беспорядки в человеческом обществе". Учение о религиозной свободе тесно связано у Юма с отстаиванием гражданских свобод. Он более всего приветствует политических писателей, которые свободны от "неистовства партий и партийных предрассудков", однако полагает, что "наш мир еще слишком молод, чтобы можно было устанавливать многочисленные общие истины в политике, которые останутся справедливыми и для позднейших поколений". Итак, признание неизбежности себялюбия как качества человеческой природы, но признание также и значительных возможностей человеческого рода в воспитании и совершенствовании социальных добродетелей, поддержание собственности и трудолюбия благодаря законам права и морали, достижение согласия и умеренности в политике, религиозная веротерпимость, гражданские права и свободы — вот основные принципы социально-философских разделов учения выдающегося британского философа Дэвида Юма.

[Реале Дж., Антисери Д.]

http://reale_antiseri.academic.ru/24...B2%D0%B8%D0%B4
\
Иррационалистический эпилог эмпиризма
\
Жизнь и сочинения Юма
\
Дэвид Юм поднял эмпиризм до уровня, как говорится, геркулесовых столбов, исчерпав все возможности его развития. Он отказался от онтологических предпосылок, занимавших важное место у Гоббса, от заметного влияния картезианства и рационализма - у Локка, от поглощавших мысли Беркли религиозно-апологетических интересов и почти всех остаточных принципов метафизической традиции. Философия теряет специфическое содержание. От скептического способа рассуждения теперь может спасти только неодолимая первобытная сила природы. Юм откровенно говорил, что природа сильнее разума; человек-философ должен уступить человеку-природе: "Ты - философ, но по ту сторону философии ты всегда - человек". Доведенный до логического предела, эмпиризм, в конце концов, придет к отрицанию философии.
Дэвид Юм родился в Эдинбурге в семье небогатого шотландского дворянина-землевладельца в 1711 г. Еще в юности он пристрастился к изучению философии, причем это увлечение было настолько глубоким, что он решительно воспротивился желанию родителей сделать его адвокатом (как отец). Учился будущий ученый в Эдинбургском университете.
Уже в 1729 г. в восемнадцатилетнем возрасте Юм обладая мощной интуицией, которая, по его собственному признанию, открыла ему "новое поприще мысли" (a new scene of thought), замыслил новую "науку о человеческой природе". Молодой человек с таким рвением предался наукам, его занятия были настолько интенсивными, что вызвали серьезное расстройство здоровья. От депрессии удалось избавиться только после длительного лечения.
Вместе с "новым поприщем мысли" зародилась идея "Трактата о человеческой природе" - первого сочинения Юма; после многочисленных доработок, исправлений и дополнений трактат стал шедевром его творческого наследия. Над этой книгой ученый до 1734 г. работал в Англии, затем, с 1734 по 1736 г. - во Франции, в коллегии Ла Флеш, признанном центре изучения картезианства.
В 1739 г. в Лондоне, наконец, были опубликованы два первых тома "Трактата о человеческой природе", а в 1740 г. - третий том, но особого интереса эти книги не вызвали.
Однако литературный успех пришел довольно скоро, благодаря очеркам под заглавием "Опыты моральные и политические (эссе)" (2 тома, 1741-1742 гг.), а также изданию в сокращенном и отлично отредактированном виде первого тома "Трактата", прежде не оцененного по достоинству.
Юму не удалось войти в академическую среду из-за демонстративно атеистических и скептических воззрений. В 1744-1745 гг. он безуспешно пытался занять кафедру в Эдинбургском университете, а в 1751 г. его кандидатура на должность профессора кафедры логики университета Глазго была отвергнута.
Зато в других областях деятельности Юму сопутствовал успех. В 1745 г. он был наставником-компаньоном маркиза Анэндаля. В 1746 г., став секретарем генерала Сен-Клера, Юм участвовал в дипломатической миссии в Вене и Турине. С 1763 по 1766 г. будучи секретарем английского посла в Париже он близко познакомился с Д'Аламбером, Гельвецийем, Дидро и др. деятелями французского Просвещения.
В 1766 г. Юм, вернувшись в Англию, пригласил к себе Руссо и предложил ему помощь и покровительство, но вскоре больной Руссо обвинил Юма в организации заговора с целью погубить его. Этот казус вызвал множество пересудов и вынудил Юма обнародовать собственные доводы и соображения по этому поводу. С 1767 г. Юм занимал должность помощника государственного секретаря. Выйдя в отставку с солидной пенсией в 1769 г., он поселился у себя на родине, в Эдинбурге, где и провел в умиротворении последние годы жизни, посвятив себя исключительно занятиям любимыми предметами. Умер Юм в 1776 году.
Следует вспомнить, что подвергшийся переработке и сокращению первый том "Трактата" был назван вначале "Опыт о человеческом разуме" (опубликован в 1748 г.), а затем, в 1758 г., после очередной переработки, придавшей произведению изящный литературный стиль, был переименован в "Исследования о человеческом разуме"; это название стало окончательным. В 1751 г. издается сокращенный третий том трактата под названием "Исследования о принципах нравственности"; сам автор считал эту книгу своим лучшим произведением. В 1752 г. были опубликованы "Политические речи"; в 1757 - "Четыре исследования" (одно из этих исследований - знаменитая "Естественная история религии"). Уже после смерти ученого вышли его "Диалоги о естественной религии" (написанные в 1751 г., а изданные - в 1779).
Служа в Эдинбургской библиотеке, Юм изучал английскую историю и с 1752 по 1762 г. писал "Историю Великобритании". В 1754 г. была издана часть по истории Стюартов; остальные части этого произведения (от вторжения Юлия Цезаря и до революции 1688 г., вышли во второй половине 1750-х гг.) составив восемь увесистых томов. Этот капитальный труд вызвал множество бурных споров и одновременно прославил имя писателя. Видный историк английской литературы А. К. Бох оценивает произведение следующим образом: "Книга Юма - первая по-настоящему удовлетворительная "История Англии". Ее недостатки сейчас ясно видны: она не базируется на глубоком и внимательном изучении; средние века представлены в неверном свете; необъективность при изложении последующих периодов. Объяснить, как опасны для государства мятежные секты и воинствующие группировки, тогда было не менее важно, чем теперь. Однако работа восполнила вакуум и хорошо читалась. Еще в течение целого столетия она оставалась самой читаемой из "Историй Англии". Крупный государственный деятель Уинстон Черчилль говорил, что "История" Юма была настольной книгой его юности".
Хотя для современников Юма "Трактат" оставался практически неизвестным, как уже отмечалось, оригинальность "нового поприща мысли" очевидна.
\
"Новое поприще философии", или "наука о человеческой природе"
\
Заглавие "Трактат о человеческой природе" и определение в подзаголовке - "Попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным предметам" - подчеркивают существенные черты "нового поприща философии". Юм констатирует тот факт, что на основе наблюдений и экспериментального метода, предсказанного еще Бэконом, Ньютон создал образ физической природы; теперь остается применить готовый метод также и к человеческой природе, иными словами, не только к объекту, но и к субъекту.
Английские философы-моралисты - среди которых Юм приводит (помимо Локка) Шефтсбери, Мандевиля, Батлера, Хатчесона (о которых мы расскажем позднее) - за промежуток времени, примерно равный тому, который разделял Фалеса и Сократа, стали "переносить науку о человеке на новую экспериментальную почву". Юм теперь уже видит себя Галилеем или, лучше, Ньютоном науки о "человеческой природе".
Итак, наш философ вполне убежден, что "наука о человеческой природе" будет еще более важной, чем физика и остальные науки, потому что все эти науки "в различной мере зависят от природы человека". Действительно, если бы мы смогли полностью объяснить "величие и силу человеческого разума", а не только "природу представлений, которыми мы пользуемся, и действий, которые мы выполняем в ходе наших рассуждении", то мы бы сумели добиться огромного прогресса и во всех других областях знания.
Вот что пишет по этому вопросу Юм в одном из программных предложений: "Единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь успеха в наших философских исследованиях, состоит в следующем: оставим тот тягостный, утомительный метод, которому мы до сих пор следовали, и, вместо того чтобы время от времени занимать пограничные замки или деревни, будем прямо брать приступом столицу, или центр этих наук, - саму человеческую природу; став, наконец, господами последней, мы сможем надеяться на легкую победу и над всем остальным. С этой позиции мы сможем распространить свои завоевания на все те науки, которые наиболее близко касаются человеческой жизни, а затем приступить на досуге к более полному ознакомлению и с теми науками, которые являются предметом простой любознательности. Нет сколько-нибудь значительного вопроса, решение которого не входило бы в состав науки о человеке, и ни один такой вопрос не может быть решен с какой-либо достоверностью, пока мы не познакомимся с этой наукой. Итак, задаваясь целью объяснить принципы человеческой природы, мы в действительности предлагаем полную систему наук, построенную на почти совершенно новом основании, причем это основание единственное, опираясь на которое науки могут стоять достаточно устойчиво".
Честолюбивый проект. "Новое поприще философии" приготовило, как мы в этом убедимся, и настоящий сценический эффект. "Человеческая природа", стиснутая рамками экспериментального метода, постепенно утратит большую часть своей рациональной и духовной специфичности, по мере того как преимущественные права приобретут инстинкты, эмоции и чувства. В конце концов, "человеческая природа" будет низведена почти до уровня "животной". Так что "завоевание столицы" (т.е. "человеческой природы", как ее понимает Юм) роковым образом приведет не к приобретениям, а к проигрышу - утрате обширных территорий. Это как докажет скеп-тико-иррационалистический исход проекта.
Однако посмотрим, как Юм, пользуясь новым экспериментальным методом, осуществляет реконструкцию "человеческой природы".
\
Впечатления и идеи. Принцип ассоциации
\
Содержимое человеческого разума представляет собой перцепции, "восприятия", которые разделяются на два больших класса, называемых Юмом "впечатлениями" (impressions) и "идеями". Между первыми и вторыми он устанавливает два различия: а) первое различие относится к силе и яркости, с которыми "впечатления" и "идеи" появляются в нашем разуме; б) второе различие, в противоположность первому, касается порядка и временной последовательности, с которыми они появляются.
"Различие между впечатлениями и идеями состоит в степени силы и живости, с которой они поражают наш ум и прокладывают путь в сознание. Те восприятия (перцепции), которые входят в сознание с наибольшей силой, мы назовем впечатлениями, причем я буду подразумевать под этим именем все наши ощущения, аффекты и эмоции при первом их появлении в душе. Под идеями же я буду подразумевать слабые образы этих впечатлений в мышлении и рассуждении". Последствием стало резкое сокращение разницы между чувствованием и мышлением, просто сведенной к степени интенсивности: чувствовать значит иметь более яркие (живые) восприятия (ощущения), тогда как думать означает иметь слабые восприятия (идеи). Получается, что всякое восприятие носит двойственный характер: оно ощущается (живым, ярким образом) как впечатление и обдумывается (в более слабой форме) как идея.
Относительно второго пункта Юм подчеркивает, что он представляет собой вопрос максимального значения, поскольку связан с проблемой приоритета одного из двух типов восприятия: зависит ли идея от впечатления или наоборот? Ответ Юма однозначен: первоначальным является впечатление, а зависимой от него - идея. Вот цитата, разъясняющая эту концепцию: "Чтобы узнать, что от чего зависит, я рассматриваю порядок их первого появления", нахожу при помощи постоянного опыта, что простые впечатления всегда предшествуют соответствующим идеям, но никогда не появляются в обратном порядке. Чтобы наделить ребенка идеей красного или оранжевого цвета, сладкого или горького вкуса, я предлагаю ему объекты или, другими словами, доставляю ему эти впечатления, а не прибегаю к абсурдной попытке вызвать в нем впечатления, возбуждая идеи. Наши идеи при своем появлении не производят соответствующих им впечатлений, мы не можем ни воспринять какой-нибудь цвет, ни испытать какое-либо ощущение, просто думая о них. С другой стороны, мы находим, что всякое духовное или телесное впечатление постоянно сопровождается сходной идеей, отличающейся от него только по степени силы и живости. Постоянное соединение наших сходных восприятий - убедительный довод в пользу того, что одни из них являются причинами других, а первичность впечатлений - столь же убедительный довод в пользу того, что причинами наших идей являются наши впечатления, а не наоборот".
Значит, отсюда берет начало первый принцип науки о "человеческой природе", который в синтезированном виде звучит следующим образом: "Все простые идеи происходят, прямо или косвенно, от соответствующих им впечатлений". Этот принцип, по мнению Юма, снимает в корне вопрос о врожденных идеях, который вызвал столько споров в прошлом; идеи могут появиться у нас только после получения впечатлений, поэтому именно последние - и только они - являются первоисточником.
Однако необходимо вспомнить еще об одном важном различии: существуют простые впечатления (например, красный цвет, тепло и т.п.) и сложные впечатления (например, впечатления от яблока). Простые впечатления поступают к нам непосредственно как таковые; сложные идеи, напротив, могут быть копиями простых впечатлений, но также могут быть и результатом многочисленных комбинаций, различными способами складывающихся в нашем интеллекте. В самом деле, помимо способности памяти, воспроизводящей идеи, мы также обладаем еще и способностью воображения, обладающей свойством разными способами представлять и компоновать представления. По утверждению Юма, "это очевидное последствие разделения идей на простые и сложные: как только воображение воспримет различие между идеями, оно легко сможет произвести их разделение", а потом создать целый ряд последующих комбинаций.
Но простые представления имеют тенденцию к объединению друг с другом и накапливанию в нашем разуме не только и не столько сообразно свободной игре фантазии, а, скорее, в соответствии с более сложной игрой, основанной на некоторых принципах, во все времена и повсеместно оказывающихся сходными по своему смыслу. В отношениях между идеями существует некая "сила" (несколько напоминающая ньютоновскую силу тяготения, которая притягивает друг к другу физические тела, даже если они разного характера), выражаемая принципом ассоциации, описанным Юмом в цитируемом отрывке, ставшем поистине классическим: "Если бы идеи были совершенно разрозненными, только случай соединял бы их, одни и те же простые идеи не могли бы регулярно соединяться в общие (как это обычно бывает), если бы между ними не существовало некоего связующего начала, некоего ассоциирующего качества, с помощью которого одна идея естественно вызывает другую. Этот соединяющий идеи принцип не следует рассматривать как нерасторжимую связь, ибо таковой, как уже было сказано, для воображения не существует. Мы не должны также заключать, что без помощи данного принципа ум не может соединить двух идей, ибо нет ничего свободнее указанной способности. Нам следует рассматривать этот принцип только как мягко действующую силу, которая обычно преобладает и является, между прочим, причиной того, что различные языки так сильно соответствуют друг другу: природа как бы указывает каждому языку те простые идеи, которым больше подобает объединяться в сложные. Таких качеств, из которых возникает эта ассоциация и с помощью которых ум переходит указанным образом от одной идеи к другой, три, а именно: сходство, смежность во времени или пространстве, причина и действие".
Мы с легкостью переходим от одной идеи к другой, похожей на нее (например, портрет заставляет меня вспомнить об изображенном на нем человеке), или же от одного представления к другому, обычно представляющемуся нам связанным с первым во времени или пространстве (например, представление о школьном классе немедленно вызывает у меня представления о соседних классных комнатах, школьном коридоре или же всего здания школы; представление о подъеме якоря порождает представление об отплытии корабля; число примеров может быть бесконечным); представление о причине немедленно вызывает мысль о следствии, и наоборот (как, например, думая об огне, я неизбежно подумаю о выделяющемся дыме или тепле, и наоборот). Поэтому Юм заключает: "Таковы, следовательно, принципы соединения и сцепления наших простых идей, принципы, заменяющие в воображении ту нерасторжимую связь, которая соединяет эти идеи в памяти. Мы имеем здесь дело с родом притяжения, действия которого окажутся в умственном мире столь же необычными, как в мире природы, и проявятся в первом в столь же многочисленных и разнообразных формах, как и во втором. Действия этого притяжения всегда явны, что же касается его причин, то они по большей части неизвестны и должны быть сведены к первоначальным качествам человеческой природы".
Поэтому понятно, насколько ценен второй принцип Юма, являющийся непосредственным следствием первого: чтобы проверить и доказать убедительность всякой обсуждаемой идеи, необходимо указать соответствующее ей впечатление. С простыми идеями это не вызывает трудностей, поскольку ни одна простая идея не может у нас появиться, если мы прежде не получили соответствующего впечатления. В противоположность простым сложные идеи порождают трудности в силу многообразия и разнородности их возникновения. Именно на происхождение этих идей нацелено внимание философа.
Юм использует общее различение идей, данное Локком, согласно которому они разделяются на идеи субстанций, отношений и общие идеи (обобщения). Однако в анализе и критике этих групп представлений Юм идет гораздо дальше Локка.
\
Отрицание общих понятий и номинализм Юма
\
Чтобы полностью понять точку зрения Юма, следует вспомнить его учение об абстрактных или общих понятиях. Он принимает тезис Беркли: "Все общие идеи суть не что иное, как идеи особенные, присоединенные к некоторому термину, который придает им более широкое значение и вызывает при случае в памяти другие индивидуальные [идеи], сходные с ними".
Среди нескольких доводов, приводимых Юмом в поддержку тезиса Беркли, следует выделить два, имеющих особое значение.
1. Человеческий интеллект, как считают сторонники существования общих понятий, способен мысленно различить даже то, что в реальности не является раздельным. Юм с горячностью это опровергает: для него различимым является только то, что разделимо для чувств.
2. Кроме того, поскольку всякое представление есть копия впечатления, а впечатление может быть только частным, следовательно, определяемым как количественным, так и качественным способом, представления тоже (так как могут быть лишь копиями впечатлений) должны определяться тем же способом.
Юмовский принцип, согласно которому идея отличается от впечатления только по степени интенсивности и яркости, по необходимости влечет за собой утверждение, что всякая идея является всего лишь "образом", "отражением" и в качестве такового - индивидуальным и частным, Как же тогда можно использовать "частную" идею в качестве "общей" и каким образом простое объединение с помощью одного слова делает это возможным?
Смысл ответа Юма таков: среди постепенно появляющихся идей о вещах мы начинаем замечать определенное сходство (например, между людьми разных рас и различных типов), которое позволяет дать этим понятиям одно и то же название, оставляя в стороне возможные качественные и количественные различия, а также разницу в степени понятий. Таким образом мы приобретаем "привычку", благодаря которой, услышав данное название, имя или слово, мы оживляем в памяти одно из частных понятий, обозначенных нами этим названием или данным словом (например, услышав слово "мужчина", я представляю себе одного отдельного мужчину), "но так как то же самое слово, по нашему предположению, часто применяется и к другим единичным объектам, во многих отношениях отличным от той идеи, которая непосредственно дана нашему уму, и так как слово это не может оживить идеи всех этих единичных объектов, то оно лишь затрагивает душу... и оживляет ту привычку, которую мы приобрели путем рассмотрения этих идей. Последние не реально, не фактически, а лишь в возможности даны разуму. Мы не рисуем их отчетливо в воображении, а держим наготове, чтобы обозреть любые из них".
Что нового содержит эта номиналистическая концепция по сравнению с традиционными взглядами, и в особенности, по сравнению с концепцией Беркли? Как подчеркивали многие ученые, это осуждение принципа привычки, уже упоминавшегося Юмом в связи с принципом ассоциации представлений, который в дальнейшем превратится в один из пилястров нового эмпиризма. В этом факте Юм признает "одну из самых удивительных особенностей", так же как Гоббс признавал "самым удивительным" тот факт, что какое-нибудь тело может нести в себе идею о других телах. В действительности затруднение хорошо заметно: как "необычное" характеризуется то, что жесткие рамки эмпиризма не позволяют объяснить полностью.
Номинализм той эпохи достигает высшей точки, но, одновременно с этим, и пределов своих возможностей: совершенство абстракции сводится к законченности, достигаемой "привычкой". Сам Юм излагает эту проблему следующим образом: "Слово пробуждает единичную идею наряду с определенной привычкой, а эта привычка вызывает любую другую единичную идею, которая может нам понадобиться. Но так как воспроизведение всех идей, к которым может быть приложено имя, в большинстве случаев невозможно, мы сокращаем эту работу с помощью частичного обзора, причем сокращение это вносит лишь незначительные неудобства в наши рассуждения.
Одной из наиболее удивительных особенностей рассматриваемого факта является то обстоятельство, что, как только ум производит единичную идею, служащую предметом нашего суждения, сопутствующая ей привычка, пробужденная общим, или абстрактным, именем, легко подсказывает нам другую единичную идею, в случае если наше суждение не согласуется с последней. Так, если мы, упомянув слово треугольник, образуем при этом отвечающую ему идею отдельного равностороннего треугольника и станем затем утверждать, что три угла треугольника равны друг другу, то другие единичные идеи равнобедренного и разностороннего треугольника, которые мы сперва оставили без внимания, немедленно предстанут пред нами и заставят нас заметить ложность этого положения, хотя оно и верно по отношению к идее, которую мы создали. Если ум не всегда, когда нужно, подсказывает подобные идеи, то это происходит от некоторого несовершенства его способностей, несовершенства, которое часто бывает источником ложных суждений и софистики. Но это случается главным образом с такими идеями, которые неясны и сложны. В других же случаях привычка более совершенна и нам редко приходится впадать в подобные ошибки".