http://www.stoletie.ru/kultura/vozvr...nikova_686.htm
2 мая, тридцать лет назад, ушёл из жизни народный артист СССР
02.05.2018
Он снялся в семи десятках советских фильмов. В том числе – в таких культовых как «Подвиг разведчика», «Повесть о настоящем человеке» и «Далеко от Москвы», получив за каждую по Сталинской (нынче Государственной) премии. Сам поставил четыре ленты и к трем написал сценарии. Удостоился званий народного артиста СССР, Героя Социалистического Труда. И при этом почти на полтора десятилетия был напрочь отлучён от кинематографа. А потом вернулся как бы из небытия и вновь заблистал на экране. Случай в советской культуре уникальный.
Ничем, кроме домашнего телефона Кадочникова, взятого из справочника, я не располагал, когда впервые в жизни приехав в Ленинград, решил встретиться с артистом, которого обожал с детства.
Выслушав мою сбивчивую от понятного волнения речь, Павел Петрович наповал сразил предложением:
– Поскольку вы впервые в Ленинграде, то я заеду за вами в гостиницу, а потом покажу такие места в моем родном городе, до которых вам самому отродясь не добраться.
И он приехал, и мы катались вдвоем на его "Волге" весь день и ещё пол белой ночи, и он рассказывал в таких цветах и красках "о любимом Питере", что я был просто ошеломлен. Время от времени даже возникало желание ущипнуть себя: не сон ли это? Встретились мы и на следующий день в его квартире на Кировском проспекте. Павел Петрович представил меня своим "чудным женщинам" – жене Розалии Ивановне и её сестре Наталии Ивановне. Правда, пробыл я у Кадочниковых немного. Хозяин спешил на поезд, отправлявшийся в Прибалтику, где снимался в фильме «Блистающий мир». Однако и за то короткое время я успел восхитится увиденным. Особенно впечатлили обилие книг и большой скульптурный портрет Кадочникова-Маресьева, во весь рост стоявший в коридоре.
С той незабываемой встречи у меня с прославленным артистом завязались очень теплые (чуть не вырвалось – дружеские) отношения. Конечно, разница в возрасте и положении не могла не сказываться, хотя сам Павел Петрович вряд ли именно это обстоятельство держал в уме. Прежде всего, потому что был лишен комплекса звездной хвори. Если даже он и всматривался в зеркало истории (а, наверняка, всматривался) через собственное литературное творчество (написал книгу, несколько повестей), через призму киноролей, среди которых есть, как уже говорилось, несколько поистине эпохальных, то, ежу ведь понятно, что к великой славе артиста я, молодой военный журналист, не способен был тогда прибавить хоть каких-то красок. Стало быть, он общался со мной (мы ещё несколько раз виделись и много раз разговаривали по телефону), с другими людьми исключительно по доброте душевной, а не движимый какими-то соображениями.
Этот момент принципиальный и я его сознательно педалирую, поскольку при жизни Кадочникова недоброжелатели обвиняли его во многих смертных грехах, в том числе, в непомерном корыстолюбии, в самовосхвалении, в излишнем самомнении, строптивости, самоуверенности и прочая, и прочая. Не скажу, что в личности артиста сии качества отсутствовали напрочь. Но, несомненно, не они определяли его характер, творческую и человеческую сущность.
Что же касается недоброжелательных мнений, то они сопутствовали Кадочникову в продолжении всей его творческой жизни.
Артиста попроще, человека, не обладающего столь ярким и сильным талантом, такие постоянные нападки, злые инсинуации могли бы запросто вышибить из седла.
Судите сами. Еще за несколько лет до войны о Кадочникове муссировались упорные слухи: молодой артист-де близок с Эйзенштейном, а потому, дескать, благодаря его покровительству Кадочников отправился в тыл, чтобы не попасть во фронтовую бригаду. Последнее обстоятельство всю жизнь угнетало Павла Петровича. Однажды на мой вопрос: "Что бы вы изменили в своей судьбе?" – он, не задумываясь, ответил:
– Об одном сожалею: не проявил настойчивости, чтобы попасть на фронт. Хотя, видит Бог, всегда испытывал неудовлетворенность от непричастности к войне, всегда казнил себя тем, что приходилось играть в театре, на съемочной площадке, в то время, когда мои сверстники воевали. И к руководству много раз обращался с просьбой отправить на фронт. Мне, естественно, отказывали, но сейчас, с высоты прожитых лет, вижу – это не оправдание. Надо было настоять.
Сейчас, листая свои блокноты, многочисленные интервью и статьи о Кадочникове, вижу, сколь глубоко сидела в нем эта вечно саднящая заноза. Вот лишь одна, красноречивая на сей счет его исповедальная выдержка: "Вопрос, как оправдать свое существование, меня лично буквально преследовал. Мне казалось, что даже окружающие смотрят на меня с осуждением. Но однажды у меня произошла встреча с офицерами-артиллеристами, которые находились в Кемерово на излечении. Я высказал им свою неудовлетворенность и собой, и своей работой. И услышал в ответ: "Да вы хоть соображаете, что говорите? Мы вашу картину "Иван Антонович сердится" смотрели в блиндаже. И когда ребята увидели Ленинградскую филармонию, услышали звуки органа, увидели на экране мир и радость, которых нас хотят лишить фашисты, то знаете, как они потом воевали! Потому что они понимали, что надо защищать! Занимайтесь своим делом. Вы даже не представляете, как оно сейчас важно!"
На склоне лет этот аргумент уже не мог его удовлетворять, и он казнился просчетом собственной молодости.
К претензиям и злокозням своих недругов Павел Петрович относился с веселой и мудрой снисходительностью, справедливо полагая, что сколько бы собаке ни лаять – караван должен следовать своим путем.
Возможно, и потому, что артист на самом деле корил себя просчетом собственной молодости, в зрелости он компенсировал это тем, что долгое время возглавлял военно-патриотическую комиссию Ленинграда, а знаком "За культурное шефство над Вооруженными Силами СССР" дорожил не меньше, чем своими многочисленными орденами и медалями.
По линии общественной работы Павел Петрович вообще тянул громадный воз: был членом парткома "Ленфильма", секретарем правления Ленинградского отделения Союза кинематографистов, членом правления Союза кинематографистов СССР, председателем актерской секции. Словом, ни от какой работы не увиливал, за что и шишки получал.
– О, вы даже не представляете, с каким множеством актрис завистники укладывали меня в постель! – удивлялся он. – Наверное, ни у одного восточного шейха не было столько жен, сколько мне приписывают любовниц!
– Но, так ли безосновательны их домыслы?
– А вот это не тема для разговора мужчин, если мы с вами таковыми себя полагаем.
Покраснев, я извинился. Хотя был наслышан о том, что Павел Петрович в молодости слыл все же жутко охочим до женского полу! И об этом говорили такие люди, которым я не мог не верить. Но ту щепетильность, с которой актёр отнёсся к «скользкой теме» я оценил.
Почти полтора десятилетия Кадочников не снимался: так отомстили неутомимые завистники за его славу, успех, за ту великую любовь, которую питали к артисту миллионы зрителей.
И тут ведь что примечательно: конкретных обвинений Павлу Петровичу никто и никогда не предъявлял. За ним не числилось ни политического, ни идеологического, ни бытового криминала. Кадочников не исповедовал либеральных взглядов, не дружил с инакомыслящими, никогда не подписывал досаждавших режиму воззваний. Да, он любил кутнуть по молодости, приударить за женщинами, однако ни в какой скандальной любовной интрижке, ставшей бы всеобщим достоянием, он ни разу замечен не был. Полагаю, что в примере с Кадочниковым советские бюрократы от идеологии и культуры просто сработали по любимому ими принципу: то ли ты украл шапку, то ли у тебя ее украли – не суть важно. Главное – в чем-то был замешан. Потому что при всей творческой и жизненной неуемности ("Это правда, Михаил, водится за мной такой грешок: каждой бочке стремлюсь быть затычкой, из-под хомутов шею убираю редко"), он был даже аполитичным человеком.
Членом КПСС Кадочников стал на 52-м году жизни, хотя в партийные сети его упорно и жестко стали подталкивать еще с довоенных времен. Да и в коммунисты подался, скорее всего, чтобы задобрить чиновников от партии из Министерства культуры. Дескать, смотрите, ребята, я как бы ваш, ничего против вас не замышляю, так и вы мне не мешайте заниматься любимым делом. К слову, этот верноподданнический шаг возымел весьма скудный эффект. И с партийным билетом Кадочникова по-прежнему словно бы не замечали кино- и театральные деятели. Он был предоставлен самому себе. Однако и в этой ситуации не сломился.
Рисовал, занимался скульптурой, записывал пластинки, писал повести, рассказы. Много ездил по стране с концертами, на которых пел, играл на гуслях, на гитаре, на гармонике, на жалейке.
Готовил специальные сольные программы с демонстрацией любимых зрителями фильмов с собственным участием. Может, несколько выспренно прозвучит, но именно такие поездки по стране придавали Павлу Петровичу силу и оптимизм: народ его помнит и ценит.
Снял табу с Кадочникова дерзкий Никита Михалков, пригласивший почти, что опального артиста в свой фильм "Неоконченная пьеса для механического пианино" на роль Трилецкого. Она получилась великолепной. Как будто актёр и не простаивал полтора десятилетия. После этого Павлу Петровичу посыпались предложения одно заманчивее другого. Критика взахлеб заговорила о "второй молодости Кадочникова". Артист никому практически не отказывал, снимался без разбору в любых фильмах, после творческой голодухи. И ещё, полагаю, по доброте душевной. Кроме того, сам активно занялся кинорежиссурой, подключив к работе сына (вдвоем они и до того снялись в трех фильмах). Картину "Ночь на четвертом круге" – совместно поставили. Словом, жизнь налаживалась и набирала обороты. Однако судьбе было угодно нанести Кадочникову самый жестокий удар: не дожив до сорока, его сын Петр трагически погиб, упав с дерева.
Сам Кадочников от матушки-природы был щедро наделен крепким здоровьем. Практически всю жизнь занимался различными видами спорта, что позволяло ему во всех (без исключения!) фильмах никогда не прибегать к помощи дублеров. Да что там говорить, если он несколько десятилетий кряду считался старшиной ленинградских моржей!
Смерть сына подкосила артиста. Он в одночасье стал глубоким стариком. Хотя, конечно, старался держаться. Как и прежде мог с головой уйти в работу. На самом деле он сильно сдал и лишь несколько лет прожил после кончины сына.
...Никогда не забуду, как позвонил Павлу Петровичу и сообщил, что ему присвоено звание Героя Социалистического Труда. Тогда я работал корреспондентом ТАСС и получил это известие прямо из канцелярии президента Горбачева. Думалось: вот счастье-то какое: первым старика обрадую! А он и не встрепенулся вовсе:
– Присвоили, говорите... Ну, что ж, спасибо им, – и перевел разговор на другую тему! Так сильна была горечь безвременной утраты...
Напоследок приведу несколько интересных фактов из артистической биографии моего героя.
На "Ленфильм" для съемок комедии "Укротительница тигров" из жизни цирка сразу пригласили дрессировщицу Маргариту Назарову. Ей предстояло не просто заменить Людмилу Касаткину в отдельных эпизодах, но и по ходу картины провести с тиграми целый аттракцион. Во время съемок эпизода, когда тигр старался лапами открыть дверь, а Кадочников с другой стороны из всех сил ее подпирал, укротительница не на шутку встревожилась: «Павел Петрович, уберите лицо подальше, Пурш может задеть вас!» Оператор, однако, кричал совсем другое (этот киношный народ всегда думает только об удачном кадре, а не об опасности): «Кадочников, дайте лицо ближе к тигру, вы выходите из кадра!» Актёру предлагали дублера хотя бы в этой опасной сцене, но он, как всегда, отказался, только молвил задумчиво: «Не забудьте, у меня жена и дети».
*
Актер Георгий Вицин всегда держал себя в отменной спортивной форме, занимался йогой. Перед съемками фильма «Запасной игрок» он целый месяц ежедневно тренировался на стадионе, чтобы "согнать жиры". На репетиции боксерского поединка Вицин так раздухарился, что всерьез атаковал Кадочникова. Занимавшийся боксом профессионально, Павел Петрович среагировал автоматически. В результате, Вицин очнулся с трещиной в ребре.
*
В фильме "Иван Грозный", снимавшемся в Ташкенте в разгар Отечественной войны, была запланирована сцена, в которой герои Николая Черкасова и Павла Кадочникова сидят за столом, а на столе – каравай хлеба. Голодные актеры еще во время репетиций ловко выщипали мякиш через маленькое отверстие, повернутое от камеры. Наконец начали снимать, и тут оператор Эдуард Тиссе с ужасом заметил, что их каравай сдувается, как воздушный шарик, и превращается в лепешку. Второго каравая в военном Ташкенте так и не нашли. От сцены пришлось отказаться.
*
Павел Кадочников стал по-настоящему знаменитым после выхода на экраны фильма "Повесть о настоящем человеке". В фильме есть эпизод, где его герой, летчик Маресьев, танцует с Целиковской на протезах. Для того, чтобы почувствовать подлинные мучения своего персонажа, актер потребовал прикрепить ему на ноги настоящие протезы. И снимался в них. Высшей похвалой считал укоризненную фразу настоящего Маресьева: "Тяжеловато танцует". А мне рассказывал: «Чего там скромничать, меня за кино, в основном хвалят.
Но такого замечательного комплимента, как Лёша Маресьев мне никто не отпускал. А он сказал, посмотрев фильм: «Петрович, ты не меня сыграл. Ну что во мне может быть такого примечательного. А сыграл ты думы и чаяния всех боевых лётчиков той великой войны. Поэтому от всех них тебе великое спасибо».
Не было у меня, поверь, лучшей рецензии на мою работу».
*
Павел Кадочников обладал даром перевоплощения. Во многих спектаклях он исполнял по несколько ролей, а в одном из них – аж восемь! Однажды режиссер Юткевич пригласил его на роль Леньки Сухова в картину "Яков Свердлов", но, не найдя подходящего актера на роль Максима Горького, решил, что Кадочников и с этим справится.
– Да вы что! Неужели мы настолько обеднели талантами?! – возмутился худсовет. Но Юткевич снял Кадочникова в роли Горького тайно. Показал пробу начальству.
– Совсем другое дело, Сергей Иосифович, – закивало начальство. – Есть же артисты, кроме вашего любимца!
*
И последнее. Правнук Кадочникова – Пётр снялся уже в нескольких картинах. Врать не буду – не видел, но говорят: удивительно похож на прадеда!
Специально для «Столетия»
7020. Возвращение Павла Кадочникова
Линейный вид
