*315. О начальственном законотворчестве

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2014/25/o-vo...usskij-yazyik/
Москва, 17 июн, вторник

«Эксперт» №25 (904) 16 июн 2014, 00:00

Новость об учреждении Совета по русскому языку при президенте РФ производит двойственное впечатление. С одной стороны, не очень-то она новость: при президенте такой совет уже существовал (правда, давно и недолго), а сейчас такой же функционирует при правительстве. Кроме того, есть ведь ещё и учреждённый президентом фонд «Русский мир», в главнейшие задачи которого входит и распространение русского языка. Так что от ещё одного места, где будут «координировать работу госорганов, научных, культурных и общественных организаций», кажется странным ждать взрывного роста достижений в деле «защиты и поддержки русского языка». С другой же стороны, сейчас у нас под боком идёт кровавая война, начавшаяся буквально из-за русского языка. Желающих порассуждать о «мягкой силе» всегда хватало, но многие ли из них понимали, что разногласия по «мягким» вопросам ведут к артобстрелам и бомбёжкам? Если обсуждаемая новость означает намерение впредь не пренебрегать — как мы пренебрегали все двадцать два года на той же Украине — инструментами soft power, её стоит приветствовать.
Реклама

В сферу ответственности нового совета входит поддержка русского языка как на территории России, так и вне её. Что касается внутренней ситуации, то её доходчиво очертил Рособрнадзор, резко снизив минимальный балл на ЕГЭ по русскому языку. До проведения экзамена думали ставить троечку за 36 баллов1 из ста, а сразу после решили, что хватит и 24: число двоек по прежним правилам оказалось таким жутким, что организаторы не посмели оставлять столь многих школьников без аттестатов. Так что теперь люди, написавшие тест в два с половиной раза хуже среднего (тоже весьма невысокого) уровня, то есть люди фактически безграмотные, признаны вполне годными выпускниками средней школы. Дело тут, понятно, не в ЕГЭ, а в том, что школы учат русскому языку из рук вон плохо. А будут учить ещё хуже, ибо разгром педагогического образования почти завершён. Педвузы переходят на режим педучилищ («бакалавриат») с сокращённым набором дисциплин. Самый сильный удар (наряду с отечественной историей) претерпит русский язык. Вот, например, что делается в МПГУ: «Исключены или сокращены такие курсы, как старославянский язык, историческая грамматика русского языка и стилистика… Курс современного русского языка сокращён на несколько семестров». Ученики так обучаемых учителей будут безграмотны уже не функционально, а чисто конкретно: ни аза. Но с этим, пока реформаторы образования в фаворе, ничего поделать нельзя — в этом смысле и на новый совет надежд не много. Беда русского языка в России в том же, в чём и счастье: у него тут нет (пока) конкурентов. Поэтому начальство очень не сразу начнёт понимать, что с русским языком плохо, но поэтому же есть шанс, что когда наконец начнёт, ещё будут шансы поправить дело.

Вне России у русского языка и русской культуры конкуренты есть, в том числе и крайне агрессивные, а потому необратимые последствия — или обратимые, но срочно требующие экстраординарных усилий — могут наступать быстрее. Сейчас дела в этой сфере заметно лучше, чем были ещё несколько лет назад: её необходимость осознана, в неё пошли хоть какие-то деньги. Но пока делается явно недостаточно, что неоспоримо доказала Украина. Сотням западных фондов, ассоциаций, общественных организаций, работающим на искоренение всяких следов русского влияния на Украине — на чуть не сплошь русскоговорящей Украине! — противостояло — что? Да, почитай, ничего — горстка курируемых чиновниками безынициативных групп, не имеющих никакого веса. Не знаю, сделаны ли тактические выводы из случившегося, — возможно, нет; во всяком случае, послом в Киеве так и остался г-н Зурабов, за всю бурную зиму Евромайдана попавший в поле зрения публики ровно один раз — в день, когда его отозвали в Москву для консультаций. (А чего могут стоить непубличные договорённости с киевскими собеседниками г-на Зурабова, мы примерно знаем.) Тем больше оснований сделать из случившегося стратегические выводы — и в этом новый совет очень мог бы сыграть ведущую роль.

Не претендуя на описание всех необходимых шагов в этой сфере, попробуем назвать несколько совершенно бесспорных направлений, по которым и можно, и нужно достаточно быстро продвинуться в постсоветском пространстве. Во многих здешних странах высока или очень высока доля так или иначе владеющих русским языком — и по инерции, и по главному направлению выезда на заработки. Поэтому речь следует вести не только, а возможно, и не столько об обучении, сколько о создании среды для повседневного бытования русского языка. Необходимы массмедиа, прежде всего телеканалы, — специально для этой аудитории. Трансляции на страны СНГ первого или второго каналов или, скажем, RT не решают проблему: их информационные передачи мало замечают ближнее зарубежье, что, как показала практика, обижает аудиторию. Далее, нужно активнее привлекать тамошнюю молодёжь в российские вузы. Понятно, что тут уже очень велика конкуренция: во многих странах англо- или турецкоговорящая элита разрастается быстрее русскоговорящей, — но бороться ещё вполне можно. Нужно увеличивать квоты бюджетных мест в лучших университетах страны; нужно дотировать обучение тех, кто готов учиться за деньги (выбор места обучения детей элиты и upper-middle чрезвычайно важен); нужно заботиться о выпускниках — собирать их, например, раз в несколько лет на краткие курсы или стажировки, сопровождать их карьеры профессиональными онлайн-консультациями и т. п. Так же активно нужно конкурировать и за роль в образовании на местах. Мы должны заваливать страны региона книгами на русском языке по всем отраслям знаний, словарями, справочниками, энциклопедиями, свирепо дотируя эти поставки из бюджета. Мы должны дать нашим вузам возможность активно проводить взаимные со странами региона стажировки аспирантов и преподавателей — и так далее.

Да, на всё это нужны деньги — но бесплатна, по ненашей поговорке, только смерть. Самые роскошные мероприятия из разряда «мягкой силы» на Украине за все двадцать лет обошлись бы, надо полагать, на порядок дешевле, чем теперь придётся потратить на невесёлые форс-мажорные надобности.

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2015/42/o-tr...m-partnerstve/
12 окт 2015

Возникновение Транстихоокеанского партнерства (ТТП) — событие чрезвычайно важное и серьезное, но один его аспект, на здешний взгляд, крайне забавен: очень уж многое идёт сейчас в Штатах точь-в-точь как шло у нас при вступлении в ВТО

Обсуждение — в частности, острую критику — заключенного в Атланте соглашения ведут люди, текста соглашения не видевшие. Текст пока что засекречен. Опубликовано только коммюнике завершившихся переговоров; детали, даже принципиально важные, в нём не прописаны. Соглашение должно быть ратифицировано Конгрессом, то есть показать его народным избранникам придётся — и его покажут; но на анализ сложнейшего текста им отведут жёстко ограниченный срок, а текст запретят изменять: только принять — или отвергнуть. Тут, правда, сходство сбоит: второй из этих двух опций у Думы при нашем вступлении в ВТО не было.

Ну так и американцы ею почти наверняка не воспользуются.

Конечно, провести ТТП через Конгресс, да еще и в предвыборном году, администрации Обамы будет трудно. Но каковы бы ни были претензии к деталям реализации этого проекта, сам он так масштабен и так явно рассчитан на усиление американских позиций, что трудно представить себе его отклонение. «Это больше чем торговое соглашение, — пишет южнокорейская The Korea Herald, — это база для создания нового мирового торгового порядка». Если так, то легко понять, чем стал нехорош прежний порядок, то есть ВТО: там было недостаточно много США — и слишком много Китая. Президент Обама сказал вполне откровенно: «Мы не можем позволить странам вроде Китая писать правила глобальной экономики». И далее: «Правила глобальной экономики должны писать Соединенные Штаты». В ТТП практически так оно и происходит. Китая в новом партнёрстве совсем нет, хотя он тоже, как ни крути, страна этого самого Азиатско-Тихоокеанского региона, да к тому же более чем заметная. Если даже Китай когда-нибудь в будущем присоединится к ТТП, он окажется там новичком, вынужденным в основном принять правила, разработанные без его участия. Собственно, именно в этом и была основная цель — во всяком случае, у главного участника соглашения, у американцев. Правила сложились, конечно, в ходе упорных переговоров, но голос Америки был там наиболее весомым — и основную часть выгод от нового альянса получит как раз Америка.
Реклама

Небезынтересно, впрочем, какая именно Америка будет получать выгоду: ведь новая зона свободной торговли будет не очень похожей на прежние. Нобелевский лауреат по экономике Стиглиц заявил: «Раньше от подобных договорённостей потребители выигрывали, так как снимались торговые тарифы. Теперь же речь идёт об отмене регулирования внутри стран, отчего потребители проиграют, но зато обогатятся крупные компании». Это не совсем точно: торговые тарифы в ТТП тоже снимаются — соглашение отменяет пошлины на 18 тысяч товаров. Но оснований для утверждения Стиглица тоже достаточно. Года полтора назад через Викиликс «утекли» черновики нескольких глав ныне заключаемого соглашения — именно тех, ценность которых только что превозносил президент Обама, комментируя соглашение в Атланте: об охране окружающей среды и об интеллектуальной собственности. Тогда и оказалось, что новые правила по защите среды сформулированы в интересах крупных энергетических корпораций, которые теперь смогут бурить там, где раньше по экологическим причинам делать этого не могли. А раздел об интеллектуальной собственности создан в интересах американских фармацевтических компаний: с помощью целого ряда неявных изменений в правилах им удлинят — в некоторых случаях почти без ограничений — монопольное право на патентованные медикаменты, существенно отсрочивая появление на рынке значительно более дешевых дженериков, жизненно важных для мирового здравоохранения. Разумеется, всё это Штаты получат не совсем бесплатно. Так, соглашение снимает пошлины на японские автомобили на североамериканском рынке, что принципиально изменит чуть не весь мировой автопром — и, уж конечно, автомобилестроение в самих США. Но сальдо взаимных уступок всё-таки в пользу американцев. Скажем, даже частичная реализация намерений по «синхронизации стандартов на рынках труда» в рамках партнёрства резко сократит конкурентоспособность таких стран ТТП, как Вьетнам или Малайзия, и улучшит позиции американских компаний. В целом же, по мнению Стиглица, ТТП есть «соглашение об установлении контроля над торговыми и инвестиционными связями стран-участниц», сделанное «от имени самых влиятельных деловых лобби каждой из стран».

Неудивительно, что сопротивление ТТП ожидается более чем серьёзное. В самих США против ратификации этого договора уже высказались не только экологические организации, но и профсоюзы, и весьма многие однопартийцы Обамы по Демократической партии, в том числе чуть ли не все виднейшие претенденты на право представлять партию на предстоящих президентских выборах. Когда текст соглашения будет наконец обнародован, дискуссия пойдёт ещё жарче. Не слишком гладкой обещает быть ратификация и в других странах — участницах соглашения. Скажем, в Канаде главный соперник действующего премьера на предстоящих через две недели выборах уже пообещал, что в случае победы сразу же выйдет из ТТП. В Малайзии сами власти остро критикуют некоторые пункты соглашения.

Впрочем, трудно сомневаться, что в течение двух ближайших лет круг ратификаций будет пройден и как минимум двенадцать тихоокеанских стран станут жить по правилам ТТП. Правила игры, определяемые большими корпорациями, могут не нравиться (откровенно говоря, в них не слишком много того, что может понравиться), но правила задают именно они. И нам стоило бы не только критиковать эти правила, но и активнее участвовать в их выработке. Пока это крайне трудно: сырьевые корпорации, даже и самые крупные, в современном мире могут далеко не всё, а других у нас нету. Отчего бы нам не поставить себе такую, например, задачу: чтобы три, а лучше пять российских несырьевых компаний вошли в Fortune 500. По мне, очень была бы неплохая цель1 для национальной экономической политики.

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2015/44/o-st...nii-zaschityi/
26 окт 2015

Полтора уже года, с тех самых пор, как Гаагский арбитраж присудил 50 млрд долларов компенсации от России экс-акционерам ЮКОСа, дивлюсь я тому, как мало этот астрономический проигрыш занимает отечественную публику: словно и не было его

Понятно, что острых тем, перетягивающих на себя общественное внимание, в наши дни преизбыток и что многие из них, по-видимому, важнее злополучной компенсации, но и пятьдесят «зелёных ярдов» — тоже никак не мелочь. Это примерно пятая часть годовых доходов бюджета РФ — или полтора намечаемых Минфином на будущий год бюджетных дефицита — очень даже ощутимые для страны деньги. Позиция «а, чёрт с ними! всё равно платить не будем» хороша для успокоения нервов, но сыплется при первом же сомнении: а как не заплатить, если у оппонента на руках решение признанного тобой суда? Простых рецептов на этот счёт не сочинить. Вот на этой неделе стало известно, как именно Россия собирается избежать урона в одной, но зато самой важной в этом контексте юрисдикции, в США. Опубликованы основные тезисы позиции РФ по делу о признании и исполнении гаагского решения в Штатах. Кое-что в этих тезисах странно до сенсационности, но всё равно не заинтересовался почти никто.

Между тем именно там, в американском суде, и будет решаться, какого масштаба ущерб нанесло нашей стране безумное решение не названного пока лица, согласившегося участвовать в том самом третейском суде в Гааге. Это когда в Бельгии или во Франции арестовываются, а потом освобождаются от ареста какие-то российские активы (как было нынешним летом), можно величаво махнуть рукой: мол, пустяки, — даже если в следующий раз что-то арестованное и не удастся отбить, большой беды не будет. Дело в том, что из всех так или иначе связанных с Россией активов, будь то счета или иное имущество, экс-акционеры ЮКОСа могут надеяться прибрать к рукам лишь тот их разряд, что и не частные — и не покрываются общепризнанным иммунитетом. То есть ни имуществу «Газпрома» или «Роснефти», ни тем более имуществу диппредставительств ничто не угрожает; предметом опасного для нас спора могут стать лишь активы, прямо принадлежащие государству, но используемые в коммерческих целях. А много ли таких активов в Бельгии или, там, в Австрии? Иное дело Америка. По данным тамошнего министерства финансов, в апреле-августе нынешнего года Россия увеличила свои вложения в US Treasuries более чем на треть, с 66,5 до 89,9 млрд долларов. Доказать, что на эти бумаги распространяется юрисдикционный иммунитет, — задача, вежливо говоря, очень непростая, и втягивание этого актива в гаагское дело стало бы весьма болезненным ударом для российской стороны. И 50 млрд — больше половины от 89,9 млрд, которые, в свою очередь, составляют очень заметную часть золотовалютных резервов страны.

Как же Россия собирается доказывать американскому суду, что гаагское решение в США не следует признавать и исполнять? Кое-что в тезисах нашей стороны можно считать развитием и ужесточением тезисов нашей январской апелляции в суде Гааги; да и сами документы, которыми стороны обмениваются в апелляционном процессе (напомню: он входит в финальную стадию), представлены суду округа Колумбия. В нынешнем заявлении РФ указано и на налоговые преступления, сделанные ЮКОСом, и на игнорирование Гаагским арбитражем решения ЕСПЧ по ЮКОСу, и на политическую ангажированность арбитража, и на сокрытие истцами от арбитража части значимой для дела информации, и т. д. Есть и принципиальные новшества. Одно их них внушает мне некоторую надежду: российская сторона теперь утверждает, что не была должным образом уведомлена о разбирательстве, — и оспаривает действительность арбитражного соглашения. Ведь этот злосчастный суд не был для России обязателен, и согласие на него было такой феерической ошибкой по сути, что хочется верить: формальных ошибок, позволяющих оспорить результат процесса, там тоже налеплено достаточно. Но другое новшество гораздо поразительнее: среди информации, сокрытой истцами от суда, названа их связь с «олигархами» (Ходорковским, Невзлиным, Лебедевым и другими), которые получили акции ЮКОСа «мошенническим путём» на залоговых аукционах, проводившихся с нарушением закона.

Если это не сенсация, то я уж и не знаю, что тогда сенсация. То есть, конечно, она ещё может погаснуть, не разгоревшись. Американский судья спросит: значит ли ваше утверждение, что незаконность залоговых аукционов была должным образом установлена каким-либо российским судом? ах, нет? тогда переходим к следующему пункту. При таком повороте событий есть некоторый шанс на то, что тема незаконности аукционов не встанет в полный рост внутри России — а тут есть масса людей, давно жаждущих её поднять, — где властям будет чрезвычайно трудно не допустить, чтобы она поставила крест на знаменитой консолидации элит. Вот только вероятность такого равнодушия американского суда чрезвычайно мала. Куда вероятнее, что судья скажет: ну-ка, с этого места поподробнее… И сторона, представляющая Российскую Федерацию, будет всячески доказывать, что залоговые аукционы были жульническими, а её оппоненты будут твердить, что аукционы были беспримесно законными — то есть в точности то, что уже двадцать лет твердят все власти Российской Федерации. Цирк с конями.

Независимо от того, насколько фальшивы были те давние аукционы, обсуждаемый шаг не кажется мне удачным. Насколько он поможет отбиться, бабка надвое сказала, а скандал может случиться гомерический — прежде всего здесь, но и там тоже. Если так уж необходимо указать американскому суду на неопрятность приобретения оппонентами ЮКОСа, лучше было вспомнить их когда-то прогремевшую консолидацию акций: смысл тот же, а рисков на два порядка меньше. Но ещё бы лучше пойти по самому прямому пути: назвать того человека (тех людей), кто санкционировал участие России в гаагском арбитраже; заявить, что идёт расследование уголовного дела по обвинению этого лица (этих лиц) в превышении полномочий, а то и в коррупции, связанной с делом ЮКОСа, — и, конечно, не только заявить. А вот в свете вновь открывшихся таким образом обстоятельств приговор третейского суда и вправду будет легче оспаривать — и в Гааге, и в округе Колумбия.

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2015/45/o-28...lya-stukachej/
02 ноя 2015

В московской Библиотеке украинской литературы при обыске нашли запрещённую в России символику, экземпляры книги, признанной по суду экстремистской и занесённой в список Минюста, а также русофобские книги и газеты

Находка, что и говорить, примечательная. Хотелось бы понять, что пришедшие с обыском ожидали там найти. Если в Москве сочтено разумным держать библиотеку украинской литературы (что, я полагаю, совершенно правильно), то она должна комплектоваться, в частности, и современными украинскими изданиями. За тамошними печатными СМИ и тем более книжными новинками я не слежу, но временами ex officio посматриваю их телеканалы, а потому вижу: нельзя без всяких натяжек назвать русофобией, а также «возбуждением ненависти либо вражды» лишь исчезающе малую часть того, что там говорится о России и русских, а говорится там о нас много. И так — уже минимум три года, да и раньше процент вот этого всего был не намного ниже. Так что если украинские книги совсем без русофобии, надо полагать, всё-таки издаются, то газету или журнал, не содержащий, на здешний взгляд, готовой 282-й статьи, там едва ли и сыщешь. Собирать же некую часть продукции тамошних друкарен, повторяю, долг обсуждаемой библиотеки. Поэтому намерение правоохранителей по результатам обыска директора посадить — посадить, в сущности, за исполнение своих основных обязанностей! — не лезет уже ни в какие ворота.
Реклама

Так-то, вообще, я думаю, почти все знают, что библиотека есть место, где книги хранят, а не изучают текущую полезность или вредность каждого отдельного волюма — для того есть иные учреждения. Но знают именно что вообще, а как сочетать это знание с минюстовым списком запрещённых книг, не знает почти никто. Проблема на первый взгляд нехитра: попала книжка в индекс — ну и спрячь её под замок. Но Минюст не извещает библиотеки о пополнении своего списка; обычно библиотекарь узнаёт, что на его полках стоит нечто запретное, от приходящего с проверкой прокурора. И потом, запрет всегда касается конкретного издания; как библиотека должна обойтись с другими изданиями запрещённого труда? Это и прокурору неведомо. Есть в этой сфере и другие сугубо библиотечные проблемы, но это проблемы наведённые. Разбираться надо в первую очередь не с ними — и даже не со списком Минюста; это всё — следствия. Разбираться надо с причиной: нарастающей модой на крайне специфическую форму борьбы с экстремизмом — модой на 282-ю статью УК РФ и родственные ей акты.

Разумеется, распространение подмётных листков, брошюр и даже книг с призывами к насилию или конкретными рецептами насильственных действий надо пресекать. Ну так их можно пресекать — и вроде худо-бедно пресекали — и до 282-й (напоминаю: «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства») в её нынешнем виде. Но сейчас получает клеймо экстремизма и (или) разжигания розни буквально что угодно — в списке Минюста тысячи запрещённых книг. Известны случаи, когда книги попадали под запрет за одно то, что в их заглавиях были слова фашизм или национализм. Книги были вполне благонамеренные (на иной взгляд, и чрезмерно благонамеренные) — про борьбу с этими явлениями, но ни прокуроров, приносивших в суд требования признать книги экстремистскими, ни судей, такие требования без осечки удовлетворявших, это ничуть не остановило. Рассказывают про случаи, когда никто и понять не может, каким дуриком книжка попала в индекс. А что тут понимать? Кто-то прислал заявление; прокурор побоялся, что в случае отказа заявитель не поленится и на него написать донос как на пособника экстремизма и разжигания, да и пошёл с этим заявлением в суд; судья побоялась того же самого, да и наложила клеймо — вот и вся история. Вспомните недавний случай на Сахалине, когда экстремистской была признана книга о мусульманской молитве и, в частности, прямые цитаты из Корана. Судья Перченко не побоялась ни сделать явную глупость (этого «при исполнении» мало кто боится), ни вызвать гнев правоверных, которые не всегда являют незлобивость, но побоялась сказать «нет» там, где стало принято говорить «да».

Мода зародилась, как только для неё появилась база: с нынешней 282-й в руках я вам берусь сделать экстремистом и разжигателем розни автора едва ли не любой непустой страницы и уж точно любой непустой книги. Начальство хвалит: святое же дело — борьба с экстремизмом, а успех даётся так легко и безопасно… Это же не настоящих террористов ловить! И пошёл самораскручивающийся процесс: чем больше телег в прокуратуру увенчалось запретами, а то и посадками, тем сильнее соблазн написать ещё одну. Надо что-то делать, если не с самой статьёй, то хоть с практикой её применения. Взять хоть обсуждаемую историю. Когда NN (разные источники называют две разные фамилии) пришёл в прокуратуру с заявлением, что-де в библиотеке русофобские газеты и книжки про Бандеру, прокурор должен был ему сказать: «А чего вы хотели, мой дорогой? Чтобы там книжки про Ленина были (как ни смешно, один из двоих заявителей, говорят, хотел именно этого)? Так книжек про Ленина в других местах выше крыши, а на Украине сейчас всё больше про Бандеру. И изгонять эти книжки неправильно, как неправильно разбивать градусник, показавший жар. Наша с вами страна почти четверть века предпочитала не видеть, что делается на Украине, — вот и имеем то, что имеем». Если прокурор всё-таки не сказал бы таких слов, решив взамен посадить директора библиотеки за разжигание межнациональной розни, то такие слова должен был бы сказать судья. Не надо поощрять доносчиков — добром это не кончается.

К моменту, когда я сдаю эту колонку, слухи о том, что директора библиотеки не будут арестовывать, да и уголовного дела не станут открывать, остаются слухами. Очень хотелось бы, чтобы они оказались правдой и перед г-жой Шариной сильно извинились. А то больно уж похожа эта история на новости с Украины. Что там за цвета российского флага или по подозрению в симпатии к России гонят, бьют и сажают, уже примелькалось, а нам не стоило бы уподобляться. Стыдно. Хотя выписывать из Киева особо националистических газеток библиотека и впрямь может поменьше: кому уж очень надо, в Сети посмотрит.

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2015/49/o-faktah-i-ideologii/
30 ноя 2015

Прежде говаривали, что факты — упрямая вещь

Сейчас так не скажешь. Факты не только утратили былое упрямство, они и существуют-то теперь словно бочком, по краешку. Первое, буквально первое, что приходит в голову при всяком новом известии, это подозрение: не фейк ли? не выворочено ли действительное событие наизнанку? И даже если все заинтересованные стороны новость подтвердят, тень подозрения остаётся: а всё ли об этой новости мы узнали? Наверняка к ней есть секретное приложение, совершенно меняющее весь её смысл! И ведь частенько такое приложение невдолге и находится… Уж если что и вправду упрямая вещь, так это идеология; убеждения и предубеждения, которым нет ни малейшего дела до фактов, идущих с ними вразрез. Так, в сущности, было всегда, но в наши дни это стало слишком очевидным.

Скажем, случилась недавно встреча главы Банка России с «узким кругом крупных банкиров». Банкиры, среди прочего, просили несколько отсрочить внедрение стандартов регулирования «Базель III», но г-жа Набиуллина с ними не согласилась: «Это позитивно скажется на рейтингах и позволит банкам привлекать займы на внешних рынках», — заверила она собеседников (цитирую по «Коммерсанту»). Что отечественные банки не могут брать займы на внешних рынках из-за введённых против России санкций, общеизвестный факт. Что эти санкции в обозримом будущем (уж во всяком-то случае в течение того срока, на который банкиры просили отсрочку) не будут отменены, и «Базель III» поможет как мёртвому припарки — тоже факт. Но приход иностранных денег как главная, если не единственная надежда на развитие страны, но святой долг ради этой надежды шаг в шаг следовать западным стандартам — искренние и глубокие убеждения председателя ЦБ. Там же, где решения диктует идеология, никакие факты ничего изменить не могут.

Да ведь и время дискуссий прошло — это тоже фактам не на пользу. Пока вы с оппонентом надеялись переубедить друг друга, вам приходилось относиться к указываемым в споре фактам с известным уважением: вы предлагали им свою трактовку, вы их дополняли или критиковали. Но надежд переубедить оппонента уже нет ни у кого: лагеря вполне очерчены, прозелитизм со всех сторон угас, все готовы разговаривать лишь со своими единомышленниками — или, во всяком случае, с людьми, разделяющими их базовые принципы. Оно и естественно: уже началось. А потому стремиться учитывать ту самую «неприятную правду» дураков больше нет, и если факт противоречит убеждениям субъекта, он его просто не замечает. Часто бывает видно, что не замечает искренне. Это скверно, но выносимо в сфере взаимных оценок (взаимного поношения) — и совершенно никуда не годно, когда требуется затронуть сферу действия. Можно с разных позиций и с любым градусом эмоций одобрять и порицать действия российской стороны в крымском, новороссийском, сирийском, а теперь уже и в турецком вопросе. Аргументы сыщутся подо всё (тем более что несогласные их всё равно слушать не станут), а свобода мысли и слова гарантируется Конституцией. Трудности начинаются дальше, на вопросе: делать-то теперь что? Власть если и не всегда говорит, что надо делать, то всегда волей-неволей что-либо делает — это понятно. Оппоненты её бранят — это тоже понятно. А вот что надо делать, по мнению оппонентов, — непонятно совсем.

Часто приходится читать, что все вообще внешние действия России суть попытка отвлечь граждан от внутренних проблем и (или) личные авантюры президента Путина. Мысль, что никаких внеположных России событий, требующих её реакции, за последние годы не случилось, свидетельствует, конечно, о невероятной интеллектуальной мощи, но на вопрос что делать ничуть не отвечает. Вопрос-то внеоценочный. Россия ли права, Запад виноват — Запад ли прав, Россия виновата — шаги обеих сторон, приведшие к невиданной более полувека конфронтации, уже случились. Это вам не шахматы на бульварной скамейке: вернуть пешки и фигуры к позиции 2013 года уже не выйдет, сама доска с тех пор поменялась. Это факт — и как дальше с таким фактом быть? Ни намёка на ответ от либеральной, по самоназванию, оппозиции — нет.

Кудрин на прошлых выходных собирал Общероссийский гражданский форум. О политике там говорилось довольно много, потому что о ней можно говорить что угодно. Об экономике говорилось мало, потому что сказать оказалось нечего. Ведь Кудрин, самый статусный экономист либералов, — человек, в сущности, простой. Как некогда говорилось, что «Сталин — это Ленин сегодня», так Кудрин — это Силуанов вчера. Что он говорил на ОГФ? Что говорил всегда — и что говорит нынешний Минфин. Что надо экономить на пенсиях за счёт увеличения пенсионного возраста; что увеличение денежной массы — табу; что надо использовать ВТО и прочие международные институты как источник лучших практик; что «требуется открытие границ, усиление взаимодействия со всем миром. Все остальное отдаляет нас от верного пути». Всё чудесно, но как же быть с санкциями? Как прикажете через них открывать границы и усиливать взаимодействие? А они, эти санкции, на жизни нынешнего поколения политиков никуда не денутся. Вспомним поправку Джексона—Вэника: американцы ввели эту дискриминационную меру против нас в 1974 году в наказание за то, что СССР не выпускал евреев в Израиль. Её отменили только в 2012-м — через двадцать лет после того, как не стало СССР и все, хоть евреи, хоть неевреи, смогли свободно ездить по свету. Так же будет и теперь.

Факты требуют признать катастрофичность последствий разгрома тирана Саддама и тирана Каддафи, проведённого под самыми либеральными лозунгами, и сделать из неё азбучно простые выводы. Факты требуют менять нашу экономическую и, в частности, денежную политику, построенную в расчёте на пребывание скромным уголком дружелюбного к нам мира — прежде всего западного. Но как же можно признать хотя бы неполную адекватность вашингтонского консенсуса? Признать, что под лозунгами демократии и свободы может произойти что-то дурное? Ну, значит, и чёрт с ними, с фактами. А альтернативы текущей экономполитике, предлагаемые кем-либо, кроме системных либералов, у нас, как известно, всерьёз и не рассматриваются.

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2015/50/o-dalnobojschikah/
07 дек 2015

Они собирались перекрывать своими фурами важнейшие магистрали Москвы в тот день, когда мы сдаём журнал, — 4 декабря

Утром сообщили, что перенесли акцию на два дня, на 6 декабря. Не знаю, случится ли что-нибудь в воскресенье (надеюсь, что нет), но скандал и без этой ударной акции вышел уже слишком громкий для своего повода — и, увы, огорчительно типичный. Хотя введение платности проезда большегрузных автомобилей по федеральным дорогам правильно по сути, оно проведено правительством с такой фирменной грацией и так изумительно вовремя, что скандал был гарантирован. Его можно было быстро купировать широким освещением разногласий с недовольными дальнобойщиками и признанием очевидных ошибок. Но, категорически не желая — тоже фирменная черта — свои ошибки признавать, власть не допустила развернувшиеся в половине страны протесты в федеральные медиа, что дало несистемной оппозиции прекрасные основания выдавать эти протесты за политические. А это слово — никак не воробей. Тут же выискался провластный оратор, углядевший в действиях дальнобойщиков происки госдепа и пятой колонны — и всё заверте… А зря.

Сначала всё-таки по сути. Большегрузы действительно серьёзно разрушают дорожное полотно, и в иных неглупых странах плату за каждый километр с них берут. Более того, автоперевозки у нас в некотором смысле гипертрофированы: у нас возят по шоссе и то, что во всём мире возят только по рельсам или по воде (например, щебень и песок на большие расстояния); а это — повод для аккуратного дестимулирования. В этом смысле принятая мера лежит в правильном русле: новые платежи мало скажутся на стоимости перевозки сравнительно дорогих товаров, но заметно удорожат дальние рейсы с лесом или бетонными плитами. Вопрос, насколько эта мера аккуратна. Я даже не о том, что по уму нельзя было её вводить до отмены транспортного налога, я всего лишь о параметрах. Может быть, у правительства есть расчёты и ущерба полотну дороги, и влияния вводимой оплаты на состояние отрасли автоперевозок, на состояние обслуживаемых отраслей, на динамику цен — да хоть на что-нибудь! — но их ни разу публике не показывали. А больше похоже, что никаких расчётов просто нет. Судите сами: тариф поначалу был установлен на уровне 3,5 руб./км. Потом в течение шести месяцев он трижды изменялся: сначала чуть вверх, до 3,73, потом чуть вниз, до 3,06 — и через пару недель сразу пополам, до 1,53 руб./км. И это ещё что… Размер штрафа за проезд без оплаты уменьшен против первоначально объявленного в сто раз для юридических лиц и в десять — для физических. Делают так люди, которые хоть что-то серьёзно сосчитали?

Хотя нет, что-то они, возможно, и считали — например, затраты на разработку и внедрение этой самой системы «Платон»; ведь платежи должны, помимо прочего, их покрывать. Но по этой части вопросов не меньше. Почему государство не нашло денег на создание системы, а поручило его концессионеру, тут же получившему деньги в квазигосударственном банке? Почему концессионное соглашение было заключено без конкурса? Глава «Ростеха» Чемезов предложил «из соображений нацбезопасности» делать эту систему без импортных комплектующих и софта. Допустим (хотя зачем тут секретность, поймёт не каждый); но и так — почему без конкурса? Сколько казна переплатит за секретность, десять процентов или девяносто? Почему внеконкурсный победитель не изготовил достаточного количества бортовых устройств для большегрузов и не обеспечил устойчивой работы интернет-портала для оплаты проезда машинам без этих устройств? Почему система не была обкатана в тестовом режиме? Самое грустное, что все эти вопросы до оскомины типичны: их можно было, например, почти буква в букву повторить по поводу системы ЕГАИС в 2006 году, когда она в первый раз на ровном месте поставила на уши алкогольный рынок, их можно повторить про неё сейчас, когда она готовится свой подвиг повторить.

Дело знакомое.

Конечно, урона дальнобойщикам внедрение «Платона» нанести не должно — с формальной точки зрения. Новые платежи автоматически относятся на себестоимость; их оплатит заказчик перевозки, а заказчику — потребитель товара. В конечном итоге — мы с вами. Но это формально. А на деле проблем не будет только у крупных перевозчиков, работающих полностью в белую. Хозяин одной фуры, он же водитель, крепко попал. Как минимум, из-за предоплаты: у него нет свободных денег и он не всегда знает наперёд свои маршруты. Почему нельзя, как у телефонных компаний, наряду с предоплатой «Платону» допустить и постоплату, неясно. Но не это главное. Главное, что новая система затрудняет или вообще перекрывает разнообразные серые схемы, широко применяемые в этой сфере (схемы вполне легальные, но плохо отрегулированные законом). Полностью выплачивать все налоги, с точки зрения мытарей, да при этом ещё и выживать — роскошь, в малом и среднем бизнесе доступная отнюдь не всем. Наложившись на кризис, сокративший общий объём перевозок, «Платон» лишает средств к существованию мелких перевозчиков, а уж скольких — тысячи или десятки тысяч, никто вам точно не скажет. Почему с этим делом надо так страшно торопиться — великая тайна. Нашему правительству всё время говорят, что в кризис налоги (и квазиналоги) повышать нельзя, а оно всё не верит. Сами же утверждают, что кризис скоро кончится, уже вот-вот; так подождали бы чуточку! Нет.

По суетливости, с которой правительство меняло все параметры «Платона», легко понять, как мало там думают даже о ближайших последствиях своих шагов. Что кому-то может стать больно, смекают лишь когда внизу заорут, причём заорут громко. А не заорут, так и ладно. Скажем, только что подписано постановление правительства о снижении на три процента величины прожиточного минимума — в связи со «снижением стоимости продуктов питания в составе величины прожиточного минимума». Угу. При официальной продовольственной инфляции в десять процентов. Кабы это касалось дальнобойщиков, они бы сговорились по своим рациям и возбухли. Но дальнобойщики были заняты — вот никто и не заметил.

[Александр Привалов]

http://expert.ru/expert/2016/01/o-telenovostyah/
21 дек 2015

Опубликованы результаты очередного опроса «Левада-центра» о выборе новостных источников и степени доверия к ним. Естественно, наибольшая доля респондентов по-прежнему узнаёт новости страны и мира из телепередач: 85% — при 90% годом раньше и 88% в позапрошлом году

При этом люди меньше прежнего доверяют освещению новостей в «ящике». Если в 2009 году ТВ-новостям верили больше других источников 79% опрошенных, в 2013–2014 годах около половины, то теперь — 41%. Тут стоило бы задать два равно интересных вопроса: что отвращает публику в теленовостях — и куда перетекает её доверие.

Я-то сам теленовостей не люблю, смотрю их нечасто и вполглаза: очень уж они медленные. Сведения, занимающие там битых четверть часа, в текстовом виде подробно проглядишь за минуту, а если в неважных для тебя сюжетах ограничиться заголовком, так и того быстрее; понадобится «картинка», что на самом-то деле бывает редко, — найдёшь. Но это, видимо, профессиональная деформация; большинству людей незачем по ноздри лезть в информационные потоки, и аккуратно упакованные наборы теленовостей должны вполне удовлетворять их интерес к текущим событиям. Так, собственно, и происходит, причём не только у нас. Скажем, и у американцев среди взрослых пользователей интернета основным источником новостей телевидение называют 57%, а интернет — лишь 22%. Тем важнее понять, почему наши сограждане перестают доверять теленовостям.

Уже многократно прозвучавший ответ: из-за назойливой пропаганды — не кажется достаточно убедительным. Отвернуться от теленовостей, обнаружив в них пропаганду, — это как обидеться на автомобиль за наличие в нём мотора. Любой профессиональный канал строит новостные выпуски на твёрдом идеологическом фундаменте, а уж называть это пропагандой или верностью таким-то и таким-то ценностям — второй вопрос. Тот, кто для меня разведчик, для тебя — шпион, и наоборот. Посмотрите новости хоть CNN, хоть Fox — много вы там найдёте «альтернативных точек зрения»? Гораздо меньше, чем на наших федеральных каналах. Другое дело, что подчёркнуто агрессивный стиль подачи материала, в последнее время вошедший в моду на отечественном ТВ и проникший в новостные передачи, выглядит в этом смысле много подозрительнее беспристрастных по тону передач, например, BBC (где, впрочем, тоже не часто сыщешь «другую точку зрения»). Но наугад, без дополнительных исследований, едва ли можно с уверенностью судить, добавляет такая напористость «ящика» доверия зрителей или убавляет.

Прежде чем предложить свою гипотезу о причинах утраты доверия, позволю себе поделиться наблюдением. В тот день, когда были обнародованы результаты опроса, в новостных выпусках наших каналов на виднейшем месте был видеоролик ссоры между Аваковым и Саакашвили в присутствии Порошенко. Где-то этот сюжет даже прошёл первым, где-то вторым — важная же новость! А чего не было в этих выпусках? Да много чего не было; в частности — развития истории с главой Банка России. Днём, кажется, раньше г-жа Набиуллина публично заявила, что народу не следует волноваться по поводу колебаний валютного курса, поскольку он получает зарплату в рублях и тратит в рублях же. Спору нет, эти слова можно аккуратно прокомментировать так, чтобы они перестали казаться прямой ложью, но без комментариев обыватель скорее воспримет их именно как прямую и обидную ложь — что у всех на глазах и происходило; как в жизни, так и в соцсетях. В любой стране с развитыми медиа подобное заявление вызвало бы бурю; сторонники и противники главы нацбанка долго и разными голосами рассказывали бы из каждого утюга о доле импортных товаров на полках, об официальных размерах инфляции, о её размерах в глазах рядовых граждан и так далее. Наши телеканалы выступления г-жи Набиуллиной не комментировали никак. И в тот день, о котором идёт речь, про главу ЦБ теленовости не вспомнили. А могли бы. Например, потому, что в этот день «КП» прямо потребовала её (а равно министров Силуанова и Улюкаева) немедленной отставки. Что, это не новость для больших телеканалов? правда? Значит, как два никому здесь давно не интересных малоприятных господина препираются по-русски, кто из них больший украинец, это новость, да наиважнейшая. А как чуть ли не самая тиражная газета в стране, причём газета подчёркнуто провластная, требует отставки всей экономической верхушки, это вообще никакая не новость, и говорить о ней незачем.

Вот тут, по-моему, и кроется ответ. Журналистика добивается доверия аудитории своим особым способом. Коротко, то есть предельно упрощённо говоря, учёный убеждает нас, обращаясь к нашему разуму, художник — апеллируя к нашим эмоциям, а медиа — в первую очередь отсылкой к общей системе ценностей, единому с читателем или зрителем взгляду на мир. Конечно, в фактах врать нельзя; но прежде, а часто и вместо оценки фактов публика верит представителю нашей загибающейся профессии потому, что слышит в его заметке или в его сюжете старинное: «Мы с вами одной крови, вы и я». Так вот, взгляд на мир, при котором третьесортный киевский скандал оказывается неизмеримо важнее яркого спора по вопросу, касающегося всех до единого жителей страны, по вопросу, чреватому новым расколом в обществе, — слишком уж радикально не совпадает со взглядами обывателя. А раз не совпадает, доверие и уходит. Не может не уйти.

Что же касается вопроса, куда утрачиваемое теленовостями доверие перетекает, то ответ, кажется, совсем прост: никуда. Напомню: за последний год доля респондентов, более всего доверяющих теленовостям, снизилась на девять процентных пунктов, с 50 до 41%. А родным и друзьям как доверяли 19%, так и доверяют; соцсетям как доверяли 9%, так и доверяют — и так далее. Единственной строчкой итоговой таблицы, где цифра заметно повысилась, стала строчка «не доверяю никому»: было четыре процента, стало восемь. Что во время кризиса общая сумма доверия в обществе сокращается, это, может, и естественно, но всё равно нерадостно.

[Александр Привалов]

ИЗВЕСТИЯ 19 НОЯБРЯ 1999 года ПЯТНИЦА №18 (25563)
ПОЛИТИКА

Чем отличается плавание на плоту от плавания на пароходе? Прежде всего-гораздо меньшей свободой навигации. Капитан парохода волен направить его, в общем-то куда захочет-капитан плота вместе с плотом направляется туда, куда его немут водные и воздушные течения. Вспомним
«Путешествие на Кон-Тики». Только как следует освоившись со старинной конструкцией, Тур Хейердал обрел способность вести плот, хоть на несколько градусов отклоняясь в желаемую сторону от курса, которым на его место плыло бы бесчувственное бревно. Но непременным условием даже и такой ограниченной свободы в выборе курса является четкое осознание того неотменимого факта, что ни ветром, ни течением команда плота управлять не может.
Я изложил эту-может быть не слишком уклюжую-метафору для того, чтобы как-то смягчить неприятную истину: ключевые факторы, в огромной степени определяющие состояние российской экономики, сегодня находятся вне управляющих возможностей какого бы то ни было внутрироссийского субьекта, будь то российские компании или само правительство РФ.
Таких неподвластных России факторов по меньшей мере два. Во-первых, это наши отношения с внешними кредиторами. Наш внешний долг, по последним данным, превышает 165 миллиардов долларов-это примерно восемь федеральных бюджетов текущего года. В течении ближайшего десятилетия нам придется ежегодно платить кредиторам не менее (а то и много более) чем по десять миллиардов. Правительство ведет весьма активные переговоры о рассрочке этого долга и списании значительной его части, но никакая активность очевидно, не обеспечивает контроля над результатом. Стало быть, не исключено, что нам предстоит строить свой бюджет и свой платежный баланс с учетом совершенно неподьемных выплат по долгам-или становиться изгоями мирового сообщества, вьехав в полномасштабный дефолт.
Второй фактор еще не подконтрольнее. По поводу своих долгов мы можем хотя бы вести переговоры, но по поводу цен на нефть даже и разговаривать не с кем. Старая пословица гласит, что «цены строит Бог», но при нынешнем положении дел надо признать такой взгляд чересчур оптимистичным. Ведь Бога можно, например, молить, а ОПЕК, упоенно строящая цены на нефть в нынешней реальности, молить заведомо бесполезно. Сегодня нам повезло: ОПЕК по каким-то своим соображениям решила сохранить квотирование нефтедобычи и после 1 апреля 2000 года-теперь цены продолжат расти. Но сама неожиданность этого счастья наводит на печальную мысль, что оно не вечно: в один прекрасный день ОПЕК столь же внезапно отменит квоты-и что тогда? О том, что будет с бюджетом и платежным балансом России, если цены на нефть вновь покатятся по гору, лучше не задумываться.
Естественно спросить: а кто виноват в том, что Россия критически зависит от неконтролируемых ею факторов, что мы сами себе не вполне хозяева? Хотя вопрос это явно академический, на него, пожалуй, стоит вкратце ответить. Виновата советская экономическая стратегия, которая много десятилетий подряд вела-и привела народное хозяйство к безумному производству отрицательной добавленной стоимости (по-русски говоря, это означает, что в мировых ценах продукция советской эконоики стоила меньше, чем сырье, из которого она производилась). Виновата и новая Россия, уже почти декаду без умолку разговаривающая о структурных реформах, а на деле почти к ним не приступавшая.
Гораздо важнее, как это почти всегда и бывает, вопрос что делать-и ответ на него, по счастью, вполне ясен. Стратегическое решение может быть только одно: как можно быстрее строить на нашем плоту мотор. Иными словами-создавать условия для развития экономики, обладающей разумной степенью независимости от внешней коньюктуры и способной зарабатывать ощутимые деньги на чем-либо, помимо сырья. А это означает-прошу прощения у тех, кому особенно неприятно это слово,-как можно быстрее проводить кардинальные реформы.
Отсюда понятны и тактические решения. Россия и ее политическая элита должны осознать факт своей зависимости от внешнего мира и сделать из него разумные выводы. Например, такие. Изоляция для нас смертельно опасна. Это не значит, что для умиротворения внешних сил надо отказываться от национальных интересов (скажем, уходить из Чечни), но это безусловно значит, что частные или групповые интересы надо резко умерить. Тут годится почти любой пример: от необходимости ускоренного охдоровления банковской системы до необходимости срочно вводить землю в коммерческий оборот. Мотор на нашем плоту потому до сих пор и не выстроен, что каждое потребное для его строительства действие кому-то лично очень невыгодно. Что делать-придется потерпеть.
Судя по прдвыборной риторике, все наши политики-государственники до мозга костей. Ну, так чего же лучше: взяли бы и договорились не о консенсусе групповых интересов, а о спасении государственного плота! Пока однако не выходит.