*1389. Московский городской суд

[Борис Синюков]

http://www.borsin.narod.ru/download/9konec2.htm

Противозаконная «помощь»

судьям, судейскому сообществу, судебным структурам и Министерству юстиции РФ

со стороны мэра Москвы

Мэр Москвы не проиграл ни одного судебного процесса, как возбуждаемого им, так и возбуждаемого против него. Мэр обращал внимание сограждан на этот феномен в средствах массовой информации.

Секрет этого феномена, в том, что мэр Москвы покрывает суды и судей всех уровней, включая Верховный Суд РФ и Министерство юстиции РФ, деньгами налогоплательщиков, находящимися в его распоряжении.

Примеры:

1994 год.

Из Распоряжения Премьера Правительства Москвы от 18 июля 1994 г. N 1281-РП: «Освободить судей от платы за содержание их детей в детских дошкольных учреждениях».

1998 год.

1. Из распоряжения Мэра Москвы от 25 марта 1998 г. N 282-РМ: «…в 1997 году город… оказал судам материально-техническую помощь на сумму 21,3 млрд. руб. За счет средств города в 1997 году ремонтировались здания 22 судов. …за период с 1994 по 1997 год отремонтировано 18 зданий судов. На эти цели за четыре года израсходовано более 55 млрд. руб., из них более 47 млрд. руб. - средства Правительства Москвы. Министерством юстиции в 1997 году средства на капитальный ремонт судов не выделялись. В отчетном году Правительством Москвы оказана поддержка Московскому городскому суду в объеме 2,4 млрд. руб. В 1997 году Правительством Москвы производились доплаты в размере 35% к заработной плате судьям, а также оплачивались проезд в городском транспорте, установка домашних телефонов судьям. На указанные цели выделены денежные средства в сумме 11 млрд. руб. Всего в 1997 году на поддержку районных судов и Московского городского суда выделено 34,7 млрд.руб. …в 1997 году Министерство юстиции не погасило задолженность Правительству Москвы в сумме 7,6 млрд.руб. за предоставленное городом в 1996 году жилье судьям. В 1997 году всем судам была оказана финансовая и материальная помощь более 2,2 млрд. руб. Фактическая задолженность судов городским службам за оказанные услуги в 1996-1997 гг. составляет 134,3 млрд. руб., задолженность Мосгорсуда за обслуживание здания Дворца правосудия составляет 1,7 млрд. руб.».

2. Между тем, Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 7-ФЗ гласит (статья 1): «Судебный департамент при Верховном Суде Российской Федерации является федеральным государственным органом, осуществляющим организационное обеспечение деятельности …судов городов федерального значения, …районных судов, …органов судейского сообщества. Под организационным обеспечением деятельности судов в настоящем Федеральном законе понимаются мероприятия кадрового, финансового, материально-технического и иного характера, направленные на создание условий для полного и независимого осуществления правосудия». Статья 4: «Судебный департамент, органы и учреждения Судебного департамента призваны способствовать укреплению самостоятельности судов, независимости судей и не вправе вмешиваться в осуществление правосудия». Статья 5: «Финансирование судов и Судебного департамента осуществляется Судебным департаментом за счет средств федерального бюджета». Статья 6: «Судебный департамент: …14) принимает меры по материально-техническому и иному обеспечению деятельности органов и учреждений Судебного департамента; 15) организует строительство зданий, а также ремонт и техническое оснащение зданий и помещений судов, органов и учреждений Судебного департамента; 18) организует материальное и социальное обеспечение судей, в том числе пребывающих в отставке, работников аппаратов судов, а также принимает меры по обеспечению их благоустроенным жильем; организует медицинское обслуживание и санаторно-курортное лечение судей, в том числе пребывающих в отставке, членов их семей и работников аппаратов судов…».

3. Тем не менее, мэр Москвы в своем упомянутом в моем пункте 1 распоряжении пишет: «Управлению юстиции и Московскому городскому суду принять участие…в 1998 году…, определить набор ремонтных работ; принять к сведению согласие префектов оказать материально-техническую поддержку судам в 1998 году за счет средств городского бюджета». «Приняв к сведению согласие префектов», мэр Москвы выделяет префектам на эти цели деньги: «6. Выделить в 1998 году префектурам административных округов денежные средства на общую сумму 2,8 млн. руб. на ремонт зданий и помещений судов». И лично, из бюджета города дополняет: «7. Выделить в 1998 году денежные средства: - Московскому городскому суду в сумме 3,3 млн. руб., в том числе 2,2 млн. руб. на доплаты судьям, на оплату проезда в городском транспорте, 1,1 млн.руб. на капитальный ремонт и эксплуатацию здания Дома правосудия; - Управлению юстиции в сумме 12,95 млн. руб., в т.ч. 9,5 млн. руб. на доплаты судьям, оплату проезда на городском транспорте, 3,45 млн. руб. на завершение ремонта помещений и погашение кредиторской задолженности судов». И заканчивает: «14. Снять с контроля распоряжение Мэра Москвы от 14.04.97 N 300-РМ как выполненное». Далее следует приложение на 6 страницах с конкретными деньгами. Это есть прямая взятка мэра за счет налогоплательщиков Москвы.

4. Спустя 5 месяцев мэр пишет Распоряжение мэра Москвы от 5 августа 1998 г. N 804-РМ, в котором увеличивает суммы денег, но главное не в этом. Главное в том, что написано: «4. Принять к сведению, что средства Министерства юстиции РФ в сумме 200 тыс. руб. будут направлены…».

По сравнению с указанными многими миллионами рублей мэра Лужкова эти «жалкие» 200 тысяч Министерства юстиции РФ выглядят «скупыми мужскими слезами».

1999 год.

1. Из распоряжения мэра Москвы от 9 августа 1999 г. N 858-РМ: «Принимаю во внимание дефицит средств выделяемых Верховному Суду РФ из федерального бюджета и направление построенной площади на улучшение жилищных условий судей и работников Верховного Суда РФ. Освободить Верховный Суд РФ от передачи Правительству Москвы средств на развитие социальной и инженерной инфраструктуры города при строительстве жилых домов…».

Это, естественно, «подарок», но только он – противозаконный, (см. пункт 2 за 1998 г.).

2. Из Распоряжения мэра Москвы от 23 августа 1999 г. N 912-РМ: «В соответствии с ежегодно принимаемыми распоряжениями Мэра и Премьера Правительства Москвы (в одном и том же лице – Мое) проводится работа по материально-технической поддержке судов города. В 1998 г. городом выделено 42,4 млн. руб. (прошу вновь сравнить с 0,2 млн. от Минюста РФ! – Мое), в том числе на капитальный ремонт, строительство и реконструкцию - 27 млн. руб., на социальную поддержку судей и сотрудников судов - 11,7 млн. руб. В условиях недостаточного финансирования из федерального бюджета, из средств административных округов и районов на обеспечение деятельности судов было выделено 4 млн. В целях дальнейшего укрепления материально-технической базы и решения социальных вопросов районных судов, Московского городского суда, Управления судебного департамента при Верховном Суде РФ и органов юстиции г. Москвы: …2. Принять к сведению согласие префектов о проведении в 1999 году капитального ремонта судов и разрешить им профинансировать указанные работы за счет средств внебюджетных фондов округов. 3. При формировании инвестиционной программы на 2000 год совместно с Управлением Судебного департамента при Верховном Суде РФ будут рассмотрены вопросы дальнейшего оказания материально-технической помощи судам. 4. Рекомендовать префектам совместно с Управлением Судебного департамента при Верховном Суде РФ рассмотреть вопросы укрепления материально-технической базы межмуниципальных (районных) судов при подготовке инвестиционных программ округов на 2000 год. 5. Принять к сведению, что Судебным департаментом при Верховном Суде РФ в 1999 году на обустройство межмуниципальных (районных) судов г. Москвы выделены бюджетные средства в сумме 2650,0 тыс. руб. 6. Выделить Управлению судебного департамента при Верховном суде РФ во II полугодии денежные средства в сумме 8450,9 тыс. руб., в том числе: 6250,9 тыс. руб. на доплаты судьям, работникам аппарата судов и Управления; 2200,0 тыс. руб. на капитальный ремонт зданий судов и ремонт помещений Управления Судебного департамента при Верховном Суде РФ. 8. Выделить Московскому городскому суду во II полугодии денежные средства в сумме 2288,1 тыс. руб., в том числе: 1788,1 тыс. руб. на доплаты судьям; 500 тыс. руб.- на ремонт и эксплуатацию здания Дома Правосудия. 9. Выделить Главному управлению юстиции денежные средства в сумме 1387,2 тыс. руб. на доплаты работникам аппарата Главного управления, а также оплату проезда в городском транспорте работникам аппарата Главного управления. 10. Департаменту финансов профинансировать расходы, указанные в пунктах 6, 7, 8 и 9 настоящего распоряжения, за счет средств резерва, предусмотренного в бюджете на оказание финансовой поддержки правоохранительным органам и воинским структурам».

Добавлю, что суды по сути своей не относятся к правоохранительным органам, таким как полиция и милиция. Кроме того, прошу обратить внимание на деньги мэра (8450,9) и деньги Минюста (2650,0).

3. Из Распоряжения Мэра Москвы от 28 сентября 1999 г. N 1068-РМ: «1. Департаменту муниципального жилья и жилищной политики предоставить Судебному департаменту при Верховном Суде РФ возможность приобретения в 1999 г. 350 кв. м общей жилой площади с оплатой по себестоимости».

2000 год.

1. Из постановления Правительства Москвы от 16 мая 2000 г. N 360, подписанного Лужковым: «Приложение 13: По договорам аренды с правом выкупа: Совет ректоров вузов г. Москвы 1,47 тыс. кв. м квартир. Приложение 16: Объемы выделения муниципальной жилой площади в 1999 г. для бесплатного предоставления по отдельным распорядительным документам Правительства Москвы, в том числе: Московский городской суд – 5 квартир в счет денежных средств Российской Федерации (задолженность Минюста за ранее выделенную площадь составила 17,7 млн. руб.); Приложение 10: Судебный департамент при Верховном Суде РФ – 0,06 тыс. кв. м (всего по распоряжению мэра от 28.09.99 № 1068-РМ – 0,35 тыс. кв. м)».

2. Из Распоряжения Мэра Москвы от 5 июня 2000 г. N 594-РМ: «в 1999 г. была продолжена работа по материально-технической и социальной поддержке районных судов города и Управления Судебного департамента при Верховном Суде РФ. На эти цели было выделено всего 33,8 млн. руб. Принимая во внимание недостаточное финансирование судов из федерального бюджета и в целях дальнейшего укрепления материально-технической базы судов Москвы: 1. Принять к сведению согласие префектов административных округов об оказании в 2000 году финансовой и материально-технической поддержки районным судам (приложение: 17435,5 тыс. руб.) и разрешить им профинансировать указанные работы за счет средств целевых бюджетных фондов округов. <…> 3. Выделить Управлению Судебного департамента при Верховном Суде РФ на возвратной основе денежные средства в сумме 3146 тыс. руб. для завершения капитального ремонта помещений …для размещения Управления. 4. Департаменту финансов г. Москвы профинансировать расходы, указанные в п.3 настоящего распоряжения, за счет резерва, предусмотренного в бюджете города Москвы на 2000 год на оказание финансовой поддержки правоохранительным и воинским структурам».

О «возвратной основе» см. выше о не возвращаемых долгах Министерства юстиции.

3. Из распоряжения мэра от 18.09.2000 № 993-РМ: «2.1. Государственным служащим города Москвы жилые помещения из жилищного фонда, находящегося в собственности города Москвы, предоставляются в порядке и на условиях, установленных нормативными правовыми актами Российской Федерации и города Москвы. 3. Департаменту жилищной политики и жилищного фонда города Москвы: 3.1. Предусматривать в ежегодных программах реализации жилой площади объемы жилой площади для законодательных, исполнительных органов государственной власти города Москвы… 3.2. Выделять органам государственной власти жилые помещения с целью обеспечения ими государственных служащих города Москвы». К этому распоряжению прилагается «Положение о порядке…», а к нему – «Таблица размера скидки, применяемой при приобретении жилого помещения» государственным служащим:

Общий стаж государственной службы, лет

1-3

4-6

7-9

10-12

12-14

15-19

20 и более

Размер скидки в %% к цене жилого

помещения

5

10

20

30

40

50

70

Учитывая, что государственные служащие покупают квартиры не по рыночной цене, а по себестоимости, которая составляет не более трети цены, а также аренду с правом выкупа (см. выше), то, например, судья может купить себе квартиру в среднем за 10 процентов от ее реальной цены.

2001 год.

1. По приложению 5 к постановлению правительства Москвы от 27.02.01 № 184-ПП выделяется: «Прокуратуре Москвы – 1000 кв. м квартир, Мосгорсуду – 300 кв. м. квартир, Московскому арбитражному суду – 500 кв. м квартир, Федеральному арбитражному суду Московского округа – 100 кв. м квартир, все – с «правом выкупа». Кроме того, – «Совету ректоров ВУЗов – 900 кв. м квартир» и «По различным распорядительным документам правительства Москвы – 1700 кв. м квартир».

Разумеется, в число льготников входит и профессорско-преподавательский состав юридических факультетов ВУЗов. Причем последние два пункта в постановлениях правительства Москвы выходят регулярно.

2. Из Распоряжения Правительства Москвы от 21 сентября 2001 г. N 96-РП: «В целях укрепления материально-технической базы Московского городского суда и в соответствии с Соглашением о совместной деятельности между Правительством Москвы, Московским городским судом и Управлением Судебного департамента при Верховном Суде РФ в г. Москве от 5 июля 2001 г. N 4-22-10020/1: 1. Выделить в IV квартале 2001 года Московскому городскому суду денежные средства в размере 1600000 рублей на выполнение работ по оснащению суда оборудованием системы видеоконференцсвязи. 2. Департаменту финансов г. Москвы профинансировать расходы, указанные в п.1 настоящего распоряжения, за счет средств целевого бюджетного фонда борьбы с преступностью».

Во-первых, «видеоконференцсвязь» между судьями и правительством Москвы не только излишество, так как этой «связи» с точки зрения правосудия должно быть как можно меньше, но и – прямой вред правосудию. Во-вторых, «борьба с преступностью» не является прямой задачей суда.

3. Из Распоряжения первого заместителя Мэра Москвы от 31 октября 2001 г. N 164-РЗМ: «Утвердить 1. Проект строительства 5-этажной с подвалом в монолитных конструкциях пристройки к зданию Мосгорсуда по индивидуальному проекту с технико-экономическими показателями: строительный объем 65342 куб. м, общая площадь 15428,8кв. м; 2. сводный сметный расчет к проекту в сумме 23653,02 тыс. руб.».

4. Для контраста. Из Распоряжения Мэра Москвы от 29 ноября 2001 г. N 1096-РМ: «Пунктом 6 распоряжения Мэра Москвы от 22.03.99 N 234-РМ предусмотрено финансирование из городского бюджета работ по капитальному ремонту Театра-студии Мимики и Жеста Всероссийского общества глухих (ВОГ). Театр не является собственностью города, в связи с чем выделение средств из городского бюджета на указанные цели приведет к нарушению норм бюджетного законодательства. Принимая во внимание, что от ВОГ не получено согласия на передачу театра в собственность города, реализацию пункта 6 вышеуказанного распоряжения осуществить не представляется возможным. На основании изложенного пункт 6 распоряжения Мэра Москвы от 22.03.99 N 234-РМ исключить».

Другими словами, для инвалидов мэр Москвы нарушать закон не хочет, а для судов – закон систематически нарушает, (см. мой пункт 2 за 1998 год).

Для контраста: Приложением к распоряжению Мэра Москвы от 17 марта 1997 г. N 214-РМ «ставка арендной платы ниже минимальной может быть установлена для следующих организаций: – органов юстиции, суда, прокуратуры…», и даже доходить до 1 рубля за кв. м в год (Верховный Суд РФ). Тогда как согласно Приложению к Постановлению Правительства Москвы от 5 марта 1996 г. N 204 для «торговли, производства, научно-исследовательской деятельности, управления предприятиями – 300 долл. США за кв. м в год».

2002 год.

1. По приложению 12 к постановлению правительства Москвы от 09.04.02 №277-ПП: «Квартирный состав по договорам купли-продажи с рассрочкой платежа в 2002 году: Совет ректоров ВУЗов – 1,208 тыс. кв. м; МГУ им. М.В. Ломоносова – 1,002 тыс. кв. м». По приложению 14 этого же постановления: «Квартирный состав для обеспечения судей в 2002 году: московский городской суд – 0,701 тыс. кв. м; арбитражный суд – 0,347 тыс. кв. м».

Разумеется, всю эту жилплощадь судьи могут выкупить за 10 процентов реальной цены.

2. Из Постановление Правительства Москвы от 5 ноября 2002 г. N 922-ПП: «1. Установить Управлению Судебного департамента при Верховном Суде РФ на 2002 год ставку арендной платы 17,66 руб. за 1 кв. м в год на помещения, занимаемые управлением и межмуниципальными судами, согласно приложению. 2.2. Учесть потери по арендной плате в размере 39763848 руб. при подведении итогов выполнения плана департамента в 2002 году в связи с предоставляемой льготой (п.1)».

Разница между ($300 х 30) 9000 рублями и 17,66 рублями за 1 кв. метр в год – колоссальна (500 раз).

2003 год.

Из закона г. Москвы от 17 декабря 2003 г. N 75: «Статья 9. Объем расходов бюджета по направлениям. Утвердить расходы бюджета города Москвы на 2004 год по разделам функциональной классификации в следующих суммах: Судебная власть – 784800, в том числе федеральная судебная система – 784800».

2004 год.

Из закона г. Москвы от 16 июня 2004 г. N 41, подписанного Лужковым: «Утвердить расходы бюджета города Москвы на 2004 год по разделам функциональной классификации в следующих суммах: Управление исполнения наказаний Министерства юстиции Российской Федерации по г. Москве – 130299; доплаты к денежному содержанию и заработной плате сотрудникам Управления исполнения наказаний Министерства юстиции Российской Федерации по городу Москве – 51327». (Выделения текста везде – мои).

Главное во всем этом:

- продолжительность с 1994 года по настоящее время и систематичность «помощи» судьям и судам всех уровней, включая Министерство юстиции РФ;

- преднамеренное перехватывание инициативы у Министерства юстиции РФ в сфере исполнения им своих прямых задач, связанных с независимостью судебной системы;

- возбуждение в руководстве Министерства юстиции РФ иждивенческих настроений. Создание реальной и непреодолимой зависимости всей системы юстиции от мэра Москвы;

- консолидация судейского корпуса и вообще всех представителей юстиции посредством «системы видеоконференцсвязи» (см. мой пункт 2 за 2001 год) в противоестественном и противозаконном «чрезмерном уважении» к мэру Москвы.
154

[Ульпиан]

ЧАСТЬ I
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ПРЕСТОЛ
Легендарная Зоя Ивановна Корнева занимала кресло председателя Московского городского суда тринадцать лет, и это именно при ней Мосгорсуд стали называть Мосгорштампом.
Она была крута и многим людям испортила жизнь.
Но даже самые ярые противники Корневой никогда не отрицали, что смыслом ее жизни является благоденствие вверенного ей храма правосудия. Понимала она это благоденствие по-своему, но Московский городской суд никогда не был ее угодьями и никогда не становился ареной битвы за ее личные интересы. Хотя они у нее, как у всякого человека, были.
Когда стало очевидно, что Корнева уходит, возник вопрос: кто займет ее место? Мосгорсуд по количеству судей не только превосходит Верховный суд России, но является и самым большим в Европе. Так что имя преемника Корневой волновало всех, поскольку в руках этого человека, по определению, сосредоточена огромная власть.
За день до ухода в отставку Зоя Ивановна огласила имя наследника: Ольга Александровна Егорова.
В городском суде — шок.
Почему Егорова?
Да, она была одним из заместителей председателя. Но ни для кого не являлись секретом безмерное властолюбие и безграничная амбициозность этого человека.
В чем дело?
Ответа мы с вами не узнаем никогда.
31 сентября 1999 года Егорова была назначена исполняющей обязанности председателя Московского городского суда. А 3 января 2001 года председатель Верховного суда России В.Лебедев представил Егорову судьям Мосгорсуда как председателя. И сказал, что в стране началась судебно-правовая реформа и руководство страны надеется на то, что через год в столице России заработает институт мировых судей. Руководить процессом будет Ольга Александровна Егорова.
Да, в соответствии с Конституцией РФ в нашем судопроизводстве предусмотрен институт мировых судей.
Звучит загадочно, а по существу в компетенцию мировых судей просто-напросто входит определенная категория дел: расторжение брака, взыскание заработной платы, взыскание долга, а также уголовные дела, наказание по которым не превышает трех лет лишения свободы. По замыслу законодателей, мировые судьи должны разгрузить федеральных судей, которые сейчас вынуждены рассматривать в десять раз больше дел, чем они в состоянии. Говорить о качестве судопроизводства в такой ситуации, понятно, не приходится.
Новый председатель Московского городского суда должен был создать этот институт в столице. На Москву положено 384 мировых судьи. А по отчетам на конец декабря назначены всего 24 человека.
Задание родины и лично председателя Верховного суда не выполнено.
Почему же?

Кивалы
Теперь позвольте задать вам вопрос: что вы знаете о народных заседателях?
Обычно отвечают: это люди, которые поддакивают судье, хотя нас сейчас интересует другое: откуда берутся заседатели?
Из списка.
А откуда список?
В давние времена, когда мы избирали судей на пять лет, избирались и народные заседатели. По предприятиям и ЖЭКам составлялись списки, которые потом утверждались исполкомами и передавались в суды. Как сейчас, так и тогда один заседатель имел право работать в суде две недели в году.
За очередностью по списку суда строго следили, поэтому старый советский суд просто не знал, что такое срыв судебного заседания из-за неявки заседателей. Для обвиняемых, которые находятся под стражей, это принципиально важно: каждый день неявки заседателей — лишний месяц пребывания в тюрьме.
В 1991 году Советский Союз распался. Распалась и система выборов заседателей. Они не проводились. Просто каждые три года издавался указ президента о продлении срока полномочий старых народных заседателей.
И наступил момент, когда заседателей стало просто не хватать.
Принимают новый закон о народных заседателях.
Но, видно, люди, которые его готовили, ни разу не были в суде.
Раньше судьи просто выбирали заседателей по утвержденному списку, вызывали их, и они приходили. По новому закону необходимо вызвать в суд шесть человек, провести жеребьевку и выбрать двоих. И делается это для того, чтобы никто не мог упрекнуть, что заседателей Петрова и Водкина специально отобрали, чтобы кого-то засудить.
Но в нашей стране заседатель никакой ответственности за то, что он не явится в суд, не несет.
Но это бы еще полбеды.
Беда в том, что в новые списки почему-то попали грудные младенцы, покойники, лица, которые давно сменили адрес, судимые, состоящие на учете в ПНД, и пр.
И получилось, что судья вызывает на жеребьевку шесть человек, а никто не приходит. И вышло, что судья должен отложить заседание либо посадить на место заседателей того, кто пришел. Даже если этих людей нет в списке заседателей.
Проблема стала очевидна к началу 2001 года. И оказалось, что, если приходят два заседателя, живых и не кормящих грудью, мечты о жеребьевке нужно спешно прятать в карман мантии и выходить в судебное заседание.
Такая ситуация сложилась у федерального судьи Пресненского суда Касимовой. Ее списки народных заседателей, как и списки многих судей Москвы, оказались нерабочими.
И однажды случилось то, что неминуемо должно было случиться. Старый народный заседатель Большаков отсидел свои две недели, а у Касимовой сорвалась жеребьевка. Раз сорвалась, другой. А у нее обвиняемые под стражей.
И Большаков вышел в процесс под фамилией другого заседателя.

Дело судьи Касимовой
К началу сентября у Касимовой отменили 16 приговоров. Причем сгоряча отменили даже приговоры по тем делам, где присутствовали подлинные народные заседатели.
Двадцать третьего января решением квалификационной коллегии судей Москвы полномочия федерального судьи Аллы Касимовой были прекращены. Разумеется, по порочащим основаниям. И с жалобой судья, попавший в такую ситуацию, теперь может обратиться только в Московский городской суд, а представление о прекращении полномочий подписано председателем городского суда. Стало быть, замкнутый круг. Но это тема для другого разговора, а здесь самое время сообщить, что восьмого января, то есть за две недели до гражданской казни Касимовой, ведущие специалисты отдела организационно-правового обеспечения деятельности судов управления судебного департамента при Верховном суде России подписали заключение по материалам проверки обращения федеральных судей Пресненского суда в защиту судьи Касимовой.
И вот что выяснилось.
«Судебным департаментом проведена сплошная сверка платежных документов, представленных судьями на выплату вознаграждения гражданам за исполнение обязанностей народного заседателя с общими списками народных заседателей районных судов, утвержденных Мосгордумой.
Установлено, что федеральными судьями с апреля по ноябрь 2001 года допускались многочисленные нарушения федерального закона «О народных заседателях».
Представляется, что выявленные нарушения допущены по объективным причинам: трудности по отбору, жеребьевке и непосредственному вызову заседателей в суд, нежелание граждан участвовать в правосудии, наличие в судах большого количества заволокиченных дел, в том числе и арестантских, по которым срок содержания подсудимых под стражей с 9 марта 2001 года ограничен.
Складывающаяся в г. Москве ситуация по привлечению народных заседателей в целом отрицательно сказывается на осуществлении правосудия, требует безотлагательных мер по внесению изменений в действующее законодательство».
Казалось бы, на все вопросы есть исчерпывающие ответы.
А может, и не на все.
Во-первых, непонятно, почему именно на судью Касимову обрушился карающий меч правосудия?
И во-вторых: хочется знать, сколько раз председатель Московского городского суда Ольга Егорова обращалась в правительство по поводу катастрофической ситуации с народными заседателями?

Сказка про бесплатный сыр в лубяной избушке
К тому, что именно судья Касимова стала главным действующим лицом истории с народными заседателями, мы еще вернемся. А сейчас пора, наконец, сказать, что у Ольги Александровны Егоровой свое представление о судебно-правовой реформе. И ни введение института мировых судей, ни катастрофа с народными заседателями не являются предметом ее волнений.
Дело в том, что Егорова любит называть себя царицей.
Что ж, кресло председателя Московского городского суда в самом деле похоже на трон, по крайней мере, в пределах великого княжества Московского. Но надо помнить, что цари превыше всего ценят личную преданность своих подданных. Именно это больше всего и волнует Егорову. Она и не скрывает, что во всех районных судах, не говоря уж о городском, у нее есть свои люди. И всякое слово, сказанное против царицы, тотчас становится ей известно. А нрав у владычицы такой, что мстить за неверность она готова до последней капли крови. Не своей, конечно, а неблагонадежного судьи.
И подлинным вкладом Егоровой в судебную реформу следует признать именно массовый исход судей как из районных, так и из Московского городского суда.
К примеру, за истекший 2001 год только из городского суда ушли в отставку 14 федеральных судей! В истории Мосгорсуда за последние полвека ничего подобного не было. Причем ушли не первогодки, а судьи с большим опытом работы.
На место опытных специалистов в Мосгорсуде высадился десант иногородних.
Смысл очевиден.
Люди бросают обжитые гнезда и приезжают в столицу, где попадают в полную зависимость от Ольги Александровны Егоровой.
Один пример из множества. Однажды в Москву приехала навестить свою дочь судья из Вятки Зоя Афанасьевна Задорожная. В один прекрасный день она зашла в Мосгорсуд — наудачу, узнать, нельзя ли получить работу хоть в отдаленном районном суде Москвы. Неожиданно Задорожную приняла Егорова. И предложила работу в горсуде. А взамен прекрасной трехкомнатной квартиры в Вятке такую же квартиру в Москве.
Задорожная за бесценок продала квартиру в центре города и приехала в Москву. Вышла на работу. Сняла квартиру. Платить за нее стало просто невмоготу. И вся большая семья считала уже часы до получения заветной жилплощади. И вдруг Зоя Афанасьевна обронила замечание. Очень житейское. Ей передали большое дело взамен уволившегося судьи. А Задорожная и без того была перегружена сверх меры. Вот она в сердцах и выпалила, зайдя выпить чаю к другому судье: повыгоняли людей, а теперь работать некому... Крамольные речи тотчас стали известны Ольге Александровне Егоровой. И трехкомнатная квартира приказала долго жить.
Задорожная пошла на отчаянный шаг: обратилась с иском к департаменту муниципального жилья и префектуре ВАО о предоставлении жилья согласно статье 19 закона РФ «О статусе судей». Судья Пресненского суда И.В.Тюленев принял решение в пользу Задорожной — ответчики признали иск, случай беспрецедентный! Но президиум Московского городского суда под председательством Егоровой принес протест на это решение. У судьи Тюленева начались проблемы в квалификационной коллегии судей Москвы, а у Задорожной — сердечные приступы.
Зато теперь будут знать, как критиковать начальство.
130

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1499443

Председатель Мосгорсуда оценила работу судей

Газета «Коммерсантъ» № 164 (4464) от 07.09.2010

Вы думаете, мне Лужков звонит? Ни разу не звонил в связи с какими-то делами

Фото: Пресс-служба Московского городского суда

Почему дела оппозиции рассматриваются по ночам, милиция отказывается от административных дел по оскорблениям, кто и как давит на судей и почему Европейский суд по правам человека может не удовлетворить требования снесенных "речниковцев", председатель Мосгорсуда ОЛЬГА ЕГОРОВА рассказала в интервью "Ъ".

Мы приехали к Ольге Егоровой накануне рабочего совещания с председателями районных судов Москвы. За месяц накапливается много жалоб и обращений от граждан, которые пишут председателю Мосгорсуда о работе столичных судей. Волокита, хамство и грубость, вопросы, предложения, благодарности... В Москве 33 районных суда, и Ольге Егоровой нужно было готовиться к встрече. Но она отложила в сторону кипу документов и, не дожидаясь наших вопросов, достала журнал "Права человека" — вестник Европейского суда.

— Вот послушайте, какое они рассмотрели дело. "Депаль против Франции". Он купил себе в 1960 году дом, построенный еще в 1856 году около моря, насыпь сделал, причал, еще что-то и стал мешать навигации и судоходству. Местные власти по решению суда этот дом снесли, поскольку выяснилось, что он еще два века назад был построен незаконно. А Большая палата Европейского суда по правам человека, высшая инстанция этого суда, в марте этого года решила, что жалобы, связанные с предположительным нарушением его права на уважение семейной жизни и жилища, необоснованны. Очень похоже на ситуацию с нашим "Речником", только дома в нем, как выяснилось в ходе судебных разбирательств, незаконно начали строить в конце сороковых — начале пятидесятых годов. И судоходству "речники" не мешали, просто без разрешения застроили пойму Москвы-реки и загрязняли водоем, потому что там находится гидроузел, а у "Речника" канализации не было.

— А наш "Речник", как думаете, дойдет до Большой палаты?

— Европейский суд, как известно, находится на территории Франции, и он уже вынес решение по такой же, как в "Речнике", незаконной французской застройке. В Европейском суде прецедентное право, поэтому вероятность удовлетворения в Страсбурге требований "речниковцев", на мой взгляд, минимальная. У нас прецедентного права нет, но и мы, изучив решение по делу "Депаль против Франции", можем использовать его, ссылаясь в своих постановлениях.

— Мы вот о чем хотели спросить: недавно мировой суд всю ночь рассматривал административное дело Бориса Немцова, обвиняемого в неповиновении сотрудникам милиции. Были и другие случаи ночных разбирательств в судах. Получается, что суды перешли на круглосуточную работу?

— С Немцовым как получилось. Материалы из милиции поступили в суд поздно вечером, и первое, что сделал привлекаемый к ответственности — заявил в суде ходатайство об ознакомлении с материалами административного дела. Судья, молодой и ответственный, посчитал, что фактически в ночное время можно вести процесс, разбираться и устанавливать истину. Он удовлетворил это ходатайство, и, по сути, слушание материалов началось уже в ночное время с согласия Немцова.

— А как, по-вашему, должен поступать судья, если материалы к ночи приносят?

— Вернуть их милиции, и пусть она с ними разбирается, перенести заседание на следующий день, наконец, удалиться в совещательную комнату до 22 часов, что законом не возбраняется.

— На подведении итогов прошлого года в Мосгорсуде вы довольно жестко критиковали милицию за административные дела по оскорблениям сотрудников правоохранительных органов. Говорили о палочной системе. Что-то изменилось после этого?

— После резких выступлений на совещании в суде и в Мосгордуме, публикаций в СМИ, которые были неоднозначно восприняты в ГУВД, мы встретились с Колокольцевым (начальник ГУВД Москвы Владимир Колокольцев.— "Ъ") и решили провести совместное совещание судей и милиции. Мы обсудили типичные ошибки при составлении административных протоколов и даже показали их на экране. Они как под копирку, грамматические ошибки...

— Дел стало меньше?

— Если за весь прошлый год к нам поступило более тысячи дел по оскорблениям милиционеров, то сейчас чуть больше сотни.

— Они что, терпеливее стали?

— Не знаю, но количество этих дел точно уменьшилось, а их материалы стали гораздо качественнее. Надо сказать, милиционеры указали нам и на судейские ошибки при рассмотрении дел этой категории. Конечно, мы признаем свои ошибки. Их по сравнению с милицейскими мизер, но судебная ошибка намного страшнее, поэтому даже если она одна, то способна перечеркнуть все милицейские.

— В уголовных делах следственного комитета при прокуратуре РФ что-то меняется? Год назад вы говорили, что следствие у нас молодое, поэтому и совершает ошибки.

— За год ребенку можно повзрослеть? Но я могу сказать по-другому, что они все наши замечания учитывают. Они стали приходить на занятия, семинары, на которых мы обсуждаем сложные вопросы правоприменительной практики. Следователи стали прислушиваться. Еще не все подросли, поэтому допускают ошибки, но есть положительная тенденция — они умеют учиться, просто для этого им нужно время.

— Следственные органы оказывают давление на суды?

— Давят на тех, кто позволяет это делать. Если отказать один раз, второго звонка уже не будет. А если ты будешь на любые вопросы соглашаться, всех выслушивать, пусть даже из вежливости, тебе и будут звонить в день по десять раз. У нас сегодня рассматривается, например, 800 гражданских дел. И если бы я это позволила, то из 800 позвонили бы уже 200. В такой ситуации работать можно? Я лично умею сказать "нет", а если надо, и послать могу. И судей настраиваю только на процессуальное общение по делам. Подобные телефонные разговоры по рассматриваемым делам, уверена, большинство столичных служителей Фемиды даже поддерживать не станет. Поэтому прямого давления на судей в Москве нет, но косвенное, конечно, существует.

— Все-таки звонят?

— Не звонят, оказывают давление. Сейчас расскажу, каким образом. Например, направляют в суд "сырое" дело, превосходно понимая, что доказательства плохие, за уши притянуты. Но надо, чтобы суд рассмотрел это дело. Тогда отправляют сопроводительное письмо. Пишут: поступили сведения, что судья заинтересован в исходе дела. Поскольку информация официальная — начинается проверка: смотрим, какому судье распределено дело, интересуемся этим делом. В общем, начинается шевеление вокруг дела, и судья, который его рассматривает, начинает нервничать, а соответственно, может ошибиться.

Это одна из форм давления. Вторая — это адвокаты, которые видят, что следователи хорошо подготовили дело, все доказательства застолбили, все привезли. Когда адвокаты понимают, что дело проиграно, они начинают через общественные организации, через СМИ кричать, что судят невиновных и что здесь сидит такая Егорова, которая всех "сажает", и что здесь правосудия никогда не добьешься.

— А из мэрии Москвы звонят?

— Вы думаете, мне Лужков звонит? Ни разу не звонил в связи с какими-то делами. Даже когда развивалась ситуация по "Речнику" и он, а я это точно знаю, очень сильно переживал — звонков не было. Большинство решений по "Речнику" вступили в законную силу, некоторые были отменены по процессуальным основаниям, в частности, из-за того, что ответчик не был извещен должным образом о заседании.

— С "Островом фантазий" иная ситуация?

— Да. Если поступят такие дела в суд, здесь уже нельзя сказать, что самовольно возведенные постройки. Там мэр дал разрешение на строительство. Но дал фирме на строительство комплекса. И передал эту землю, между прочим, не просто так, а в собственность. А хозяин фирмы посидел там два года, а потом изменил профиль, построил на своей земле коттеджи и продал их. Потом люди купили и зарегистрировали свое право собственника... И вот в этой ситуации, когда они все пришли и говорят: у нас свидетельство о праве собственности и у нас зарегистрирован участок, какое можно вынести решение? А в "Речнике" даже не принесли бумажку, что эти документы кто-то когда-либо регистрировал. Ни одной бумажки, что они заплатили налог на землю, ни одной бумажки о том, что они платили за свет. Ничего нет!

— Почему Юрий Лужков всегда выигрывает споры о защите чести и достоинства в столичных судах?

— У нас нет обобщения судебной практики отдельно по делам о защите чести и достоинства мэра. Однако совсем недавно мы готовили ответ на запрос Европейского суда по правам человека по подобным искам Лужкова и, в частности, суммам возмещения морального вреда. Мы написали, что по искам Лужкова о защите чести, достоинства и деловой репутации взыскание денежных средств в размере более 100 тыс. рублей носило исключительный характер. При этом в судебной практике Москвы известны случаи удовлетворения исковых требований по делам этой категории с участием других публично известных граждан и организаций на гораздо большие суммы. Многие решения районных судов столицы указывают на то, что в пользу истцов в счет возмещения морального вреда взыскиваются суммы до 4 млн рублей. После таких решений ответчики чувствуют серьезную ответственность за недобросовестное выражение своего мнения, а решения с незначительными суммами компенсации, как правило, такой цели не достигают, и аналогичные высказывания в СМИ с их стороны вновь продолжаются.

— По делу председателя комитета по рекламе города Москвы Владимира Макарова пытались оказать давление на суд?

— Я сейчас проясню эту историю, но вначале скажите, его суд отпускал?

— Нет.

— Суд ему избрал меру пресечения, а следственный комитет потом его сам отпустил... Вот пусть сам и разбирается.

По делу Макарова не звонили, а приезжали. Я очень просто сказала: вы все люди публичные, вас все знают. Вы радеете за то, чтобы отстаивать интересы москвичей, так дайте же возможность суду разобраться. Если он преступник, посадим. Если он невиновен — оправдаем.

— А кто приезжал?

— Не буду их называть — там много ходатаев было. Вы поймите, кто бы ни звонил и ни приходил, я служу закону и гражданам.

— Больше всего обвинений в ваш адрес высказано в связи с делами ЮКОСа. Особенно много их после последних продлений сроков содержания под стражей Ходорковскому и Лебедеву Хамовническим судом.

— А кто, по-вашему, здесь прав?

— Мы просто хотим разобраться. Хамовнический продлил, город оставил в силе, дальше обжаловать не стали...

—...потому что они считают, что это политическое решение, что я построила вертикаль судебной власти и все упирается вот сюда, и все... Вот честное слово, обидели. Я когда прочитала все это, думаю, никак не успокоятся, считают, что я все контролирую... Да если бы я контролировала это дело, оно уже давно было бы рассмотрено!

— Хамовнический суд, продлевая аресты Ходорковскому и Лебедеву, ни разу не упомянул о президентских поправках к Уголовно-процессуальному кодексу, а Мосгорсуд, отклоняя кассацию адвокатов, о них сказал. Новое продление Хамовническим, и опять без поправок...

— Судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда вынесла определение, согласно которому кассационная жалоба на второе продление была оставлена без удовлетворения, а полный текст сейчас опубликован на нашем сайте. Можете его сами изучить (в определениях говорится и о поправках.— "Ъ").

— Почему дело Ходорковского и Лебедева рассматривает председатель Хамовнического суда Данилкин?

— Когда дело поступило в суд, там всего три судьи-криминалиста было. Два работали по году, один — вообще полгода. Председатель Данилкин оказался самым опытным в суде, поэтому и принял это дело, но даже ему чрезвычайно сложно его рассматривать. На мой взгляд, это дело вообще для суда городского, а не районного. У нас уже давно все было бы рассмотрено. Возможно, с участием присяжных, и вопросов было бы меньше.

— При рассмотрении первого дела Ходорковского и Лебедева тоже были проблемы?

— Когда я узнала, что одна их судей, рассматривавших это дело, беременна, честно говоря, стала страшно волноваться. Ведь процесс прервать нельзя! Когда оглашали приговор, была страшная жара. Судье становилось плохо, и приходилось часто объявлять перерывы. Многие тогда не понимали, почему суд так часто прерывается во время оглашения, и придумывали разные версии. Еще моя ошибка была в том, что я не запустила на тот процесс журналистов с самого начала. Считала, что они не хотят объективно разобраться. Сейчас на практике вижу, что разобрались бы.

Сегодня СМИ наши союзники. Вот, например мы создали совместный телевизионный цикл "Московское дело", который в ближайшее время выйдет в эфире "Первого канала". Здесь впервые о резонансных делах, рассмотренных Мосгорсудом, рассказывают не привычные зрителю адвокаты, прокуроры и родственники подсудимых, а сами судьи. Они центральные персонажи как в зале судебного заседания, так и в 52-минутном фильме. Автором идеи выступил Алексей Пиманов, а ведущим "Московского дела" стал актер Валерий Николаев.

— Что изменилось в работе московских судов после внесения в УПК поправок, которые несколько декриминализировали законодательство?

— Уголовные дела, связанные с предпринимательской деятельностью, это дела единичные. С апреля по Москве таких дел с десяток наберется. Поверьте, никто на себя не возьмет такую ответственность, чтобы держать в тюрьме человека, который в соответствии с новыми требованиями закона должен находиться на свободе. Что же касается альтернативных мер пресечения, то если за весь 2009 год столичные судьи 37 раз применяли залог, то только за четыре месяца 2010-го таких постановлений уже 26. Сами видите, эта норма применяется намного активнее.

— После вступления в силу 262-го закона "Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в РФ" Мосгорсуд, так же как и все остальные суды России, начал размещать свои решения в интернете. Самих судей эта публичность чему-то научила?

— На нашем сайте уже более 5 тыс. документов. Думаю, что судей размещение их решений в сети только дисциплинирует. Ведь там в начале документа идет фамилия судьи, а потом, возможно, то безобразие, которое она могла бы раньше для узкого круга написать... а потом снова ее фамилия. Интернет нам поможет поднять профессиональный уровень — мы должны отвечать за то, что мы делаем.

— Говорят, что с социальными сетями в интернете связан скандал — ваши подчиненные разместили свои довольно откровенные фотографии в "Одноклассниках"?

— Знала, что такие сети существуют, но никогда туда не заходила. Проверили, выяснилось, что наша молодежь там сидела, тусовалась. Когда мы начали смотреть их фотографии, то просто пришли в ужас.

— Там были работники суда или судьи?

— Там были четыре судьи и работники аппарата.

— Наказали?

— Провела "внушительную" с беседу с каждым из сотрудников, а потом вынесла персональные обсуждения на заседании комиссии по этике. Подействовало.

— Как вы реагируете на письма, которые поступают по электронной почте, и рассматриваются ли вообще электронные жалобы граждан?

— Конечно, рассматриваются. Вот недавно в "Окно председателя" мне поступило обращение, в котором заявитель говорил о вымогательстве судьей денег за рассмотрение конкретного дела. Мы провели проверку и установили, что, действительно, дела рассматривались судьей формально, материалы дела не изучались, что их рассмотрение было фактически поставлено "на поток". Все это дает основания подумать только о плохом. Мною было внесено представление в квалификационную коллегию судей Москвы о привлечении судьи к дисциплинарной ответственности. Слушание по этому вопросу назначено на сентябрь.

— Мосгорсуд является крупнейшим в Европе, а сейчас, как мы видели, на территории начинается новая стройка.

— Будет новый корпус на 22 тыс. метров. С 2012 года суду предстоит рассматривать апелляционные жалобы, то есть фактически вводится новая судебная инстанция, в компетенции которой пересмотр дела по существу. Залов для рассмотрения апелляционных жалоб по уголовным делам хватит в нынешнем основном корпусе, а для гражданских нужно еще 50. В новом корпусе все эти помещения будут предусмотрены, кроме того, мы там сделаем огромный, на 300 метров, зал для резонансных дел со специальным балконом для прессы. Такой я видела только в королевском суде Великобритании. Вы сможете, наблюдая за рассмотрением дела, тут же передавать новости из зала.

— В этом году было совершено первое в истории Мосгорсуда убийство судьи — Эдуарда Чувашова застрелили по дороге на работу. Вам известно о результатах расследования?

— Следственные органы заверяют, что они раскроют это преступление. Будем надеяться, но сейчас действительно профессия судьи оказалась опасной, потому что не знаешь, от кого ждать пули. Это могут сделать даже свои.

— Свои? То есть судьи?

— Бывшие, которых мы выгнали, вычистили из судов. Даже мне поступают угрозы в ответ на увольнение. Они остались ни с чем, кто их теперь возьмет: если они пойдут в адвокаты, то не смогут зарабатывать деньги, потому что мозги нужно включать. И работать нужно. В прокуратуру они не пойдут, потому что не справятся.

— А со стороны подсудимых возможны проблемы?

— Вы сходите в конвойное помещение или тюрьму, сделайте опрос. Кто-нибудь вам скажет про Егорову плохо? Никто. Потому что у председателя Мосгорсуда нет права ухудшить положение осужденного. Законом это запрещено. Могу улучшить, освободить, снизить. В их глазах свобода — это и есть справедливость.

Интервью взяли Михаил Михайлин и Максим Варывдин
227

[Ольга Романова]

http://www.specletter.com/pravosudie...ud-moskvy.html
Что связывает Юрия Лужкова с обвиненным в педофилии Владимиром Макаровым

1 ноября 2011
Давайте уже остановим Ольгу Егорову, коррумпированную еще при Юрии Лужкове. Кассация на приговор обвиненному в педофилии Владимиру Макарову назначена на 14 ноября, а она уже предрешила ее исход, предложив детскому омбудсмену Павлу Астахову озаботиться судьбой малолетней дочери осужденного. Давайте защитим мать и дочь — в конце концов, Таню Макарову никто ни в чем не обвинял. Кроме Ольги Егоровой, которая в глаза не видела ни Таню, ни Элю.

Здравствуйте, я Ольга Романова.

Юрий Лужков подает в суд на руководителя Администрации президента Сергея Нарышкина, требуя опровергнуть его слова о «запредельном уровне коррупции» в Москве при мэре Лужкове. Поспорим, что Юрий Лужков проиграет в суде, в своем любимом московском суде?

Вопрос: а почему он проиграет?

Ответ: потому что он уже не власть.

Вопрос №2: много ли Юрий Лужков проигрывал судов, когда был властью?

Ответ №2: ни одного.

Вопрос №3: если Юрий Лужков проиграет суд, в чем никто не сомневается, можно ли верить словам Нарышкина о том, что уровень коррупции в Москве при Лужкове был запредельным?

Ответ №3: разумеется, мы все знаем, что уровень коррупции в Москве при Лужкове был запредельным.

Вопрос №4: можно ли в России быть коррумпированным чиновником, мэром, губернатором, если ты не коррумпируешь суды на подведомственной тебе территории?

Ответ №4: нет, нельзя — суды коррумпируются в первую очередь.

Вопрос №5: почему пост главы Мосгорсуда по-прежнему, как и при Лужкове, занимает Ольга Егорова, абсолютно коррумпированная Лужковым?

Ответ №5: потому что ее готовность немедленно сдать своего бывшего патрона трактуется некоторыми недоумками как новая преданность новым хозяевам.

Вопрос №6: мы все еще говорим о независимости судов в России?

Отвечать не будем — признаем вопрос откровенно риторическим.

А теперь читаем сообщение государственного информационного агентства РИА «Новости»:

«Специалисты государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского не признают экспертизу по громкому делу обвиненного в педофилии и осужденного на 13 лет экс-чиновника Минтранса Владимира Макарова. Они считают, что детский психолог Лейла Соколова, давшая экспертное заключение по этому делу, вышла за рамки своих полномочий при проведении экспертизы, а само ее исследование отличается однобокостью.

Тем временем председатель Мосгорсуда Ольга Егорова предложила детскому омбудсмену Павлу Астахову озаботиться судьбой малолетней дочери осужденного экс-чиновника. «Поскольку ребенок остался без защиты — отец осужден и находится в местах лишения свободы, а мать отстранилась от нее, приняв полностью сторону мужа, — я сделала предложение Павлу Астахову ознакомиться с материалами этого дела и дать свое заключение», — заявила она на заседании Общественной комиссии по взаимодействию с судейским сообществом Москвы. По словам Егоровой, Астахов изучит это дело.

По мнению старшего научного сотрудника лаборатории психологии детского и подросткового возраста центра имени Сербского, кандидата психологических наук Дмитрия Ошевского, заключение психолога центра «Озон» не соответствует тем требованиям, которые предъявляются к такого рода документам. По его словам, исследование Соколовой отличается однобокостью, поскольку сведения были получены исключительно со слов ребенка и того запроса, который поступил от следователя на доследственном этапе.

«Для полноты исследования необходимо проанализировать документацию, которая имеется, ознакомиться с характеризующим ребенка материалом, сведениями, полученными от близких, знакомых, — все то, что мы делаем при экспертизе. Методики психолога «Озона» явно недостаточны для проведения психологического исследования вообще», — заявил Ошевский РИА «Новости».

Эксперты сомневаются, а Ольга Егорова нет. Все, кто знает Таню Макарову, видят ее заботу о маленькой дочери Эле. Таня с Элей неразлучны. Когда Таня узнала о словах Егоровой, она сказала: «Если у меня отнимут Элю, я удавлюсь».

Ну послушайте, давайте уже остановим эту гадину. Продажную, некомпетентную тетку нужно просто остановить. Вот все эти слова Ольга Егорова сказала о деле Макарова тогда, когда приговор еще не вступил в законную силу, — кассация назначена на 14 ноября. А она уже предрешила ее исход.

Пожалуйста, я очень всех прошу, пойдемте в Мосгорсуд 14 ноября. Давайте защитим мать и дочь — в конце концов, Таню Макарову никто ни в чем не обвинял. Кроме Ольги Егоровой, которая в глаза не видела ни Таню, ни Элю. В конце концов, давайте потребуем проведения психиатрической экспертизы Ольги Егоровой...

Из интервью Лужкова газете «Известия»: «За время моего руководства городом ни один чиновник правительства Москвы не был осужден за коррупционные действия».

Еще раз, по слогам: О-СУЖ-ДЕН. Про суд он говорит, про свой родной егоровский суд.

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1499443

Председатель Мосгорсуда оценила работу судей

Газета «Коммерсантъ» № 164 (4464) от 07.09.2010

Вы думаете, мне Лужков звонит? Ни разу не звонил в связи с какими-то делами

Фото: Пресс-служба Московского городского суда


Почему дела оппозиции рассматриваются по ночам, милиция отказывается от административных дел по оскорблениям, кто и как давит на судей и почему Европейский суд по правам человека может не удовлетворить требования снесенных "речниковцев", председатель Мосгорсуда ОЛЬГА ЕГОРОВА рассказала в интервью "Ъ".

Мы приехали к Ольге Егоровой накануне рабочего совещания с председателями районных судов Москвы. За месяц накапливается много жалоб и обращений от граждан, которые пишут председателю Мосгорсуда о работе столичных судей. Волокита, хамство и грубость, вопросы, предложения, благодарности... В Москве 33 районных суда, и Ольге Егоровой нужно было готовиться к встрече. Но она отложила в сторону кипу документов и, не дожидаясь наших вопросов, достала журнал "Права человека" — вестник Европейского суда.

— Вот послушайте, какое они рассмотрели дело. "Депаль против Франции". Он купил себе в 1960 году дом, построенный еще в 1856 году около моря, насыпь сделал, причал, еще что-то и стал мешать навигации и судоходству. Местные власти по решению суда этот дом снесли, поскольку выяснилось, что он еще два века назад был построен незаконно. А Большая палата Европейского суда по правам человека, высшая инстанция этого суда, в марте этого года решила, что жалобы, связанные с предположительным нарушением его права на уважение семейной жизни и жилища, необоснованны. Очень похоже на ситуацию с нашим "Речником", только дома в нем, как выяснилось в ходе судебных разбирательств, незаконно начали строить в конце сороковых — начале пятидесятых годов. И судоходству "речники" не мешали, просто без разрешения застроили пойму Москвы-реки и загрязняли водоем, потому что там находится гидроузел, а у "Речника" канализации не было.

— А наш "Речник", как думаете, дойдет до Большой палаты?

— Европейский суд, как известно, находится на территории Франции, и он уже вынес решение по такой же, как в "Речнике", незаконной французской застройке. В Европейском суде прецедентное право, поэтому вероятность удовлетворения в Страсбурге требований "речниковцев", на мой взгляд, минимальная. У нас прецедентного права нет, но и мы, изучив решение по делу "Депаль против Франции", можем использовать его, ссылаясь в своих постановлениях.

— Мы вот о чем хотели спросить: недавно мировой суд всю ночь рассматривал административное дело Бориса Немцова, обвиняемого в неповиновении сотрудникам милиции. Были и другие случаи ночных разбирательств в судах. Получается, что суды перешли на круглосуточную работу?

— С Немцовым как получилось. Материалы из милиции поступили в суд поздно вечером, и первое, что сделал привлекаемый к ответственности — заявил в суде ходатайство об ознакомлении с материалами административного дела. Судья, молодой и ответственный, посчитал, что фактически в ночное время можно вести процесс, разбираться и устанавливать истину. Он удовлетворил это ходатайство, и, по сути, слушание материалов началось уже в ночное время с согласия Немцова.

— А как, по-вашему, должен поступать судья, если материалы к ночи приносят?

— Вернуть их милиции, и пусть она с ними разбирается, перенести заседание на следующий день, наконец, удалиться в совещательную комнату до 22 часов, что законом не возбраняется.

— На подведении итогов прошлого года в Мосгорсуде вы довольно жестко критиковали милицию за административные дела по оскорблениям сотрудников правоохранительных органов. Говорили о палочной системе. Что-то изменилось после этого?

— После резких выступлений на совещании в суде и в Мосгордуме, публикаций в СМИ, которые были неоднозначно восприняты в ГУВД, мы встретились с Колокольцевым (начальник ГУВД Москвы Владимир Колокольцев.— "Ъ") и решили провести совместное совещание судей и милиции. Мы обсудили типичные ошибки при составлении административных протоколов и даже показали их на экране. Они как под копирку, грамматические ошибки...

— Дел стало меньше?

— Если за весь прошлый год к нам поступило более тысячи дел по оскорблениям милиционеров, то сейчас чуть больше сотни.

— Они что, терпеливее стали?

— Не знаю, но количество этих дел точно уменьшилось, а их материалы стали гораздо качественнее. Надо сказать, милиционеры указали нам и на судейские ошибки при рассмотрении дел этой категории. Конечно, мы признаем свои ошибки. Их по сравнению с милицейскими мизер, но судебная ошибка намного страшнее, поэтому даже если она одна, то способна перечеркнуть все милицейские.

— В уголовных делах следственного комитета при прокуратуре РФ что-то меняется? Год назад вы говорили, что следствие у нас молодое, поэтому и совершает ошибки.

— За год ребенку можно повзрослеть? Но я могу сказать по-другому, что они все наши замечания учитывают. Они стали приходить на занятия, семинары, на которых мы обсуждаем сложные вопросы правоприменительной практики. Следователи стали прислушиваться. Еще не все подросли, поэтому допускают ошибки, но есть положительная тенденция — они умеют учиться, просто для этого им нужно время.

— Следственные органы оказывают давление на суды?

— Давят на тех, кто позволяет это делать. Если отказать один раз, второго звонка уже не будет. А если ты будешь на любые вопросы соглашаться, всех выслушивать, пусть даже из вежливости, тебе и будут звонить в день по десять раз. У нас сегодня рассматривается, например, 800 гражданских дел. И если бы я это позволила, то из 800 позвонили бы уже 200. В такой ситуации работать можно? Я лично умею сказать "нет", а если надо, и послать могу. И судей настраиваю только на процессуальное общение по делам. Подобные телефонные разговоры по рассматриваемым делам, уверена, большинство столичных служителей Фемиды даже поддерживать не станет. Поэтому прямого давления на судей в Москве нет, но косвенное, конечно, существует.

— Все-таки звонят?

— Не звонят, оказывают давление. Сейчас расскажу, каким образом. Например, направляют в суд "сырое" дело, превосходно понимая, что доказательства плохие, за уши притянуты. Но надо, чтобы суд рассмотрел это дело. Тогда отправляют сопроводительное письмо. Пишут: поступили сведения, что судья заинтересован в исходе дела. Поскольку информация официальная — начинается проверка: смотрим, какому судье распределено дело, интересуемся этим делом. В общем, начинается шевеление вокруг дела, и судья, который его рассматривает, начинает нервничать, а соответственно, может ошибиться.

Это одна из форм давления. Вторая — это адвокаты, которые видят, что следователи хорошо подготовили дело, все доказательства застолбили, все привезли. Когда адвокаты понимают, что дело проиграно, они начинают через общественные организации, через СМИ кричать, что судят невиновных и что здесь сидит такая Егорова, которая всех "сажает", и что здесь правосудия никогда не добьешься.

— А из мэрии Москвы звонят?

— Вы думаете, мне Лужков звонит? Ни разу не звонил в связи с какими-то делами. Даже когда развивалась ситуация по "Речнику" и он, а я это точно знаю, очень сильно переживал — звонков не было. Большинство решений по "Речнику" вступили в законную силу, некоторые были отменены по процессуальным основаниям, в частности, из-за того, что ответчик не был извещен должным образом о заседании.

— С "Островом фантазий" иная ситуация?

— Да. Если поступят такие дела в суд, здесь уже нельзя сказать, что самовольно возведенные постройки. Там мэр дал разрешение на строительство. Но дал фирме на строительство комплекса. И передал эту землю, между прочим, не просто так, а в собственность. А хозяин фирмы посидел там два года, а потом изменил профиль, построил на своей земле коттеджи и продал их. Потом люди купили и зарегистрировали свое право собственника... И вот в этой ситуации, когда они все пришли и говорят: у нас свидетельство о праве собственности и у нас зарегистрирован участок, какое можно вынести решение? А в "Речнике" даже не принесли бумажку, что эти документы кто-то когда-либо регистрировал. Ни одной бумажки, что они заплатили налог на землю, ни одной бумажки о том, что они платили за свет. Ничего нет!

— Почему Юрий Лужков всегда выигрывает споры о защите чести и достоинства в столичных судах?

— У нас нет обобщения судебной практики отдельно по делам о защите чести и достоинства мэра. Однако совсем недавно мы готовили ответ на запрос Европейского суда по правам человека по подобным искам Лужкова и, в частности, суммам возмещения морального вреда. Мы написали, что по искам Лужкова о защите чести, достоинства и деловой репутации взыскание денежных средств в размере более 100 тыс. рублей носило исключительный характер. При этом в судебной практике Москвы известны случаи удовлетворения исковых требований по делам этой категории с участием других публично известных граждан и организаций на гораздо большие суммы. Многие решения районных судов столицы указывают на то, что в пользу истцов в счет возмещения морального вреда взыскиваются суммы до 4 млн рублей. После таких решений ответчики чувствуют серьезную ответственность за недобросовестное выражение своего мнения, а решения с незначительными суммами компенсации, как правило, такой цели не достигают, и аналогичные высказывания в СМИ с их стороны вновь продолжаются.

— По делу председателя комитета по рекламе города Москвы Владимира Макарова пытались оказать давление на суд?

— Я сейчас проясню эту историю, но вначале скажите, его суд отпускал?

— Нет.

— Суд ему избрал меру пресечения, а следственный комитет потом его сам отпустил... Вот пусть сам и разбирается.

По делу Макарова не звонили, а приезжали. Я очень просто сказала: вы все люди публичные, вас все знают. Вы радеете за то, чтобы отстаивать интересы москвичей, так дайте же возможность суду разобраться. Если он преступник, посадим. Если он невиновен — оправдаем.

— А кто приезжал?

— Не буду их называть — там много ходатаев было. Вы поймите, кто бы ни звонил и ни приходил, я служу закону и гражданам.

— Больше всего обвинений в ваш адрес высказано в связи с делами ЮКОСа. Особенно много их после последних продлений сроков содержания под стражей Ходорковскому и Лебедеву Хамовническим судом.

— А кто, по-вашему, здесь прав?

— Мы просто хотим разобраться. Хамовнический продлил, город оставил в силе, дальше обжаловать не стали...

—...потому что они считают, что это политическое решение, что я построила вертикаль судебной власти и все упирается вот сюда, и все... Вот честное слово, обидели. Я когда прочитала все это, думаю, никак не успокоятся, считают, что я все контролирую... Да если бы я контролировала это дело, оно уже давно было бы рассмотрено!

— Хамовнический суд, продлевая аресты Ходорковскому и Лебедеву, ни разу не упомянул о президентских поправках к Уголовно-процессуальному кодексу, а Мосгорсуд, отклоняя кассацию адвокатов, о них сказал. Новое продление Хамовническим, и опять без поправок...

— Судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда вынесла определение, согласно которому кассационная жалоба на второе продление была оставлена без удовлетворения, а полный текст сейчас опубликован на нашем сайте. Можете его сами изучить (в определениях говорится и о поправках.— "Ъ").

— Почему дело Ходорковского и Лебедева рассматривает председатель Хамовнического суда Данилкин?

— Когда дело поступило в суд, там всего три судьи-криминалиста было. Два работали по году, один — вообще полгода. Председатель Данилкин оказался самым опытным в суде, поэтому и принял это дело, но даже ему чрезвычайно сложно его рассматривать. На мой взгляд, это дело вообще для суда городского, а не районного. У нас уже давно все было бы рассмотрено. Возможно, с участием присяжных, и вопросов было бы меньше.

— При рассмотрении первого дела Ходорковского и Лебедева тоже были проблемы?

— Когда я узнала, что одна их судей, рассматривавших это дело, беременна, честно говоря, стала страшно волноваться. Ведь процесс прервать нельзя! Когда оглашали приговор, была страшная жара. Судье становилось плохо, и приходилось часто объявлять перерывы. Многие тогда не понимали, почему суд так часто прерывается во время оглашения, и придумывали разные версии. Еще моя ошибка была в том, что я не запустила на тот процесс журналистов с самого начала. Считала, что они не хотят объективно разобраться. Сейчас на практике вижу, что разобрались бы.

Сегодня СМИ наши союзники. Вот, например мы создали совместный телевизионный цикл "Московское дело", который в ближайшее время выйдет в эфире "Первого канала". Здесь впервые о резонансных делах, рассмотренных Мосгорсудом, рассказывают не привычные зрителю адвокаты, прокуроры и родственники подсудимых, а сами судьи. Они центральные персонажи как в зале судебного заседания, так и в 52-минутном фильме. Автором идеи выступил Алексей Пиманов, а ведущим "Московского дела" стал актер Валерий Николаев.

— Что изменилось в работе московских судов после внесения в УПК поправок, которые несколько декриминализировали законодательство?

— Уголовные дела, связанные с предпринимательской деятельностью, это дела единичные. С апреля по Москве таких дел с десяток наберется. Поверьте, никто на себя не возьмет такую ответственность, чтобы держать в тюрьме человека, который в соответствии с новыми требованиями закона должен находиться на свободе. Что же касается альтернативных мер пресечения, то если за весь 2009 год столичные судьи 37 раз применяли залог, то только за четыре месяца 2010-го таких постановлений уже 26. Сами видите, эта норма применяется намного активнее.

— После вступления в силу 262-го закона "Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в РФ" Мосгорсуд, так же как и все остальные суды России, начал размещать свои решения в интернете. Самих судей эта публичность чему-то научила?

— На нашем сайте уже более 5 тыс. документов. Думаю, что судей размещение их решений в сети только дисциплинирует. Ведь там в начале документа идет фамилия судьи, а потом, возможно, то безобразие, которое она могла бы раньше для узкого круга написать... а потом снова ее фамилия. Интернет нам поможет поднять профессиональный уровень — мы должны отвечать за то, что мы делаем.

— Говорят, что с социальными сетями в интернете связан скандал — ваши подчиненные разместили свои довольно откровенные фотографии в "Одноклассниках"?

— Знала, что такие сети существуют, но никогда туда не заходила. Проверили, выяснилось, что наша молодежь там сидела, тусовалась. Когда мы начали смотреть их фотографии, то просто пришли в ужас.

— Там были работники суда или судьи?

— Там были четыре судьи и работники аппарата.

— Наказали?

— Провела "внушительную" с беседу с каждым из сотрудников, а потом вынесла персональные обсуждения на заседании комиссии по этике. Подействовало.

— Как вы реагируете на письма, которые поступают по электронной почте, и рассматриваются ли вообще электронные жалобы граждан?

— Конечно, рассматриваются. Вот недавно в "Окно председателя" мне поступило обращение, в котором заявитель говорил о вымогательстве судьей денег за рассмотрение конкретного дела. Мы провели проверку и установили, что, действительно, дела рассматривались судьей формально, материалы дела не изучались, что их рассмотрение было фактически поставлено "на поток". Все это дает основания подумать только о плохом. Мною было внесено представление в квалификационную коллегию судей Москвы о привлечении судьи к дисциплинарной ответственности. Слушание по этому вопросу назначено на сентябрь.

— Мосгорсуд является крупнейшим в Европе, а сейчас, как мы видели, на территории начинается новая стройка.

— Будет новый корпус на 22 тыс. метров. С 2012 года суду предстоит рассматривать апелляционные жалобы, то есть фактически вводится новая судебная инстанция, в компетенции которой пересмотр дела по существу. Залов для рассмотрения апелляционных жалоб по уголовным делам хватит в нынешнем основном корпусе, а для гражданских нужно еще 50. В новом корпусе все эти помещения будут предусмотрены, кроме того, мы там сделаем огромный, на 300 метров, зал для резонансных дел со специальным балконом для прессы. Такой я видела только в королевском суде Великобритании. Вы сможете, наблюдая за рассмотрением дела, тут же передавать новости из зала.

— В этом году было совершено первое в истории Мосгорсуда убийство судьи — Эдуарда Чувашова застрелили по дороге на работу. Вам известно о результатах расследования?

— Следственные органы заверяют, что они раскроют это преступление. Будем надеяться, но сейчас действительно профессия судьи оказалась опасной, потому что не знаешь, от кого ждать пули. Это могут сделать даже свои.

— Свои? То есть судьи?

— Бывшие, которых мы выгнали, вычистили из судов. Даже мне поступают угрозы в ответ на увольнение. Они остались ни с чем, кто их теперь возьмет: если они пойдут в адвокаты, то не смогут зарабатывать деньги, потому что мозги нужно включать. И работать нужно. В прокуратуру они не пойдут, потому что не справятся.

— А со стороны подсудимых возможны проблемы?

— Вы сходите в конвойное помещение или тюрьму, сделайте опрос. Кто-нибудь вам скажет про Егорову плохо? Никто. Потому что у председателя Мосгорсуда нет права ухудшить положение осужденного. Законом это запрещено. Могу улучшить, освободить, снизить. В их глазах свобода — это и есть справедливость.

Интервью взяли Михаил Михайлин и Максим Варывдин

[Роман Попков]

Даже на фоне очень плохого положения дел с судами в масштабе РФ Москва — случай особый
http://www.specletter.com/pravosudie...osgorputy.html

Правосудие

Роман ПОПКОВ,
обозреватель «Особой буквы»
Столичную Фемиду сковали Мосгорпуты

Выстроенная главой Мосгорсуда Ольгой Егоровой судебная вертикаль обрекает на несправедливые постановления и приговоры тысячи людей.
Столичную Фемиду сковали Мосгорпуты 12 мая 2011
То, что российская судебная система превратилась в конвейер, штампующий обвинительные приговоры и постановления об аресте, — не бог весть какой секрет. Повязки на глазах как символа беспристрастности статуя Фемиды на здании Верховного суда уже лишилась. Остается отобрать у нее весы — инструмент математически точного взвешивания аргументов состязающихся в судебном заседании сторон. Заменить каким-нибудь отбойным молотком или тем же заводским конвейером. Но даже на фоне очень неприятного положения дел с отечественной «третьей властью» в общероссийском масштабе Москва — случай выходящий из ряда вон.

Неспокойными выдались последние несколько месяцев у председателя Московского городского суда Ольги Егоровой. В Конгресс США недавно был внесен законопроект, расширяющий список «невъездных» российских чиновников в связи с делом Магнитского, в число которых может войти и госпожа Егорова. А в марте адвокат, член Общественной палаты РФ Анатолий Кучерена призвал Ольгу Егорову добровольно уйти в отставку. И его поддержал целый ряд членов ОП. По мнению Кучерены, критики заслуживает не только то, как Мосгорсуд и районные суды рассматривают уголовные дела, но и кадровая политика, проводимая руководством Мосгорсуда. Мосгорсуд в лице пресс-секретаря Анны Усачевой от этого предложения пренебрежительно отмахнулся, списав вспышку активности адвоката на некие «личные мотивы». Забавно, что отставки Егоровой потребовал именно Кучерена, один из подписантов «письма 55», человек, который, по распространенному мнению, становится «правдорубом» лишь по тем темам, которые спущены федеральными властями, как-либо санкционированы ими. В этой связи уже заработала мощная конспирологическая мысль экспертов: мол, Егорову готовятся «слить», и заявление Кучерены — лишь легкая артподготовка. Хотя, может быть, все-таки Анатолия Кучерену как председателя комиссии ОП по общественному контролю за деятельностью и реформированием правоохранительных органов и судебно-правовой системы просто «достали» бесконечные жалобы граждан на неправосудность решений московского судейского корпуса?.. Не утихает и волна возмущения в обществе, вызванная информацией о давлении со стороны Мосгорсуда на судью Виктора Данилкина в связи с делом Ходорковского и Лебедева — вслед за Натальей Васильевой о фактах давления рассказал журналистам бывший администратор Хамовнического суда Игорь Кравченко.

Председатель Московского городского суда Ольга Егорова — удивительная женщина. Удивительность ее заключается в том, что она пытается совмещать несовместимое.

С одной стороны, постоянные популистские заявления о необходимости гражданского контроля над судебной системой, о том, что у судов должна существовать какая-то форма «общественного отчета», что «общественные организации должны «принять участие в работе судов в форме комиссий». «Если снять существующий сейчас барьер недоговоренности, закрытости, обвинений в адрес судебной системы станет гораздо меньше», — рассуждала Егорова в недавнем интервью «Российской газете».

А с другой стороны, упорно выстраиваемая на протяжении всего последнего десятилетия судебная вертикаль в Москве — увольнение судьи Ольги Кудешкиной за критику в адрес начальства и судьи Александра Меликова «за излишнюю мягкость». Травля Натальи Васильевой. Предсказуемость приговора по любому социально значимому делу, оглашаемому в московских судах, от дела Ходорковского до дела Мохнаткина, от процессов над политическими активистами до процессов над "Запрещенным искусством".

И на деле — полное игнорирование общественных претензий к «третьей власти». Искренняя уверенность в своей непогрешимости, человеческой добродетельности и профессиональной адекватности.

Как-то раз, беседуя с журналистами «Коммерсанта», Ольга Егорова заявила: «Вы сходите в конвойное помещение или тюрьму, сделайте опрос. Кто-нибудь вам скажет про Егорову плохо? Никто. Потому что у председателя Мосгорсуда нет права ухудшить положение осужденного. Законом это запрещено. Могу улучшить, освободить, снизить. В их глазах свобода — это и есть справедливость».

Госпожа Егорова тут сильно заблуждается. Тысячи людей стонут и проклинают ее и выстроенную под ее чутким руководством московскую судебную систему.

Немного из личного опыта. Был в моей биографии один эпизод, точнее, даже период. В рамках резонансного политического «Таганского дела» в 2006—2008 годах я провел вместе со своими товарищами-нацболами два года в Бутырской тюрьме. Следствие велось долго, почти полтора года. И на протяжении этих полутора лет суд нам по закону обязан был каждые два месяца продлять арест в качестве меры пресечения.

Каждые два месяца нас вывозили в Тверской либо Таганский районный суд. Там очередной дежурный судья, с выражением безмерной тоски и скуки на лице, выслушивал бубнеж прокурора: «может скрыться», «оказать давление», «уничтожить улики», а также пламенную речь адвоката: «положительно характеризуется!», «не судим, не привлекался!», «дело имеет политический характер!». Затем судья удалялся на две минуты — столько времени нужно, чтобы давно готовый текст постановления вылез из принтера, — и, вернувшись, зачитывал свой вердикт. Вечером мы в автозаке возвращались «домой», в теплые объятия Бутырского централа.

У меня до сих пор хранится стопка постановлений о продлении меры пресечения. Отличаются эти документы друг от друга фактически только датой и фамилией судьи. Остальное — доводы в пользу необходимости ареста, казенные формулировки резолютивной части — все слово в слово. Хотя разделяют эти постановления месяцы и даже годы.

Но мы-то ладно, мы были «идейными», нам в психологическом плане сиделось все-таки значительно легче. Но помимо нас было и есть неисчислимое множество других.

Есть незадачливые мелкие воришки, фигуранты дел по части 1 статьи 158 Уголовного кодекса РФ, пытавшиеся стянуть в магазине бутылку водки и пойманные на проходной охранником. Большинство из этой публики — молодые пареньки, приехавшие в Москву из глухой провинциальной безнадеги. Приехавшие вкалывать в адских XIX века условиях, не выдерживающие постоянного стресса, срывающиеся в пьянку, в загул, приводящий к попытке мелкой кражи.

И вот такой «преступник» попадает в руки охраннику, далее — к ментам, далее — к следователю. На каждом этапе он отгребает побои и унижения, подписывает признательные бумаги, каждая карающая инстанция делает на нем свои «палки». Конечная точка маршрута — суд по мере пресечения.

У себя в родной Костроме-Вологде парень отправился бы «на подписку». Но это Москва. Дама в черной мантии, просмотрев материалы дела, избирает обвиняемому арест в качестве меры пресечения, так как московская регистрация отсутствует. И не важно, что он ни разу не судим и помещение в следственный изолятор, контакт с «блатной» публикой будут для его личности губительны.

Пока следствие дошивает дело, а какой-нибудь Басманный или Замоскворецкий суд продляет месяц за месяцем сроки ареста, человек сидит в камере, переполненный ненавистью. С жадностью впитывает учение «братвы» о том, что «менты — козлы», слушает легенды воровского мира. Неудивительно, что, отбыв свой срок и выйдя на свободу, он рано или поздно вновь вернется в камеру — преступный мир умеет вербовать и зомбировать. Удивительно другое — что судья, выписывая стоящему перед ней человеку первую тюремную путевку, об этом не думает.

Зато об этом приходится думать Федеральной службе исполнения наказаний — из-за гигантского наплыва ранее не судимых «легкостатейников» ФСИН вынуждена выделять отдельные камеры для «первоходов» в московских тюрьмах, чтобы не плодить уголовников.

Еще одна категория граждан, перед которыми московские суды гостеприимно распахивали тюремные двери, — предприниматели, «коммерсы», как их называют в тюрьме. Мимо меня их прошло много — средний класс, опора России. Изможденные дядьки, задыхающиеся в затхлых камерах, зачастую абсолютно неприспособленные к жизни в СИЗО из-за своей интеллигентности и порядочности, легкая и лакомая добыча для коррумпированных тюремных оперов и «братвы».

Постоянное вымогательство взяток со стороны «гражданина начальника», сопровождаемое угрозами «отправить в кругосветку» — это когда зэка кидают ежедневно из камеры в камеру. Постоянные наезды со стороны «братвы» с требованием денег «на воровское» и «на общее». Единственная отрада — тайно пронесенный в камеру мобильный телефон, тонкая нитка, соединяющая с волей. Да и то отрада сомнительная — слышать, как жена и мать сквозь слезы рассказывают, что на воле, пока ты сидишь, ушлые ребята расчленяют твой бизнес по кускам.

Отдельная песня — процедура рассмотрения кассационных жалоб Мосгорсудом, олицетворение московского правосудия. В СИЗО это называется «сходить на телевизор». Дело в том, что не каждый заключенный смекнет, что при составлении кассационной жалобы необходимо указать, что ты сам, лично, хочешь принять участие в заседании «путем выезда в Мосгорсуд». Если данный момент не отразить в жалобе, тебя отведут на «видеоконференцию». В специальной зарешеченной комнате в СИЗО стоит монитор, на котором имеется мутное изображение происходящего в зале заседаний Мосгорсуда. Слышимость — почти нулевая. Что-то где-то происходит, имеющее прямое отношение к твоей судьбе, но ты на эту ситуацию повлиять практически не можешь. Какие-то нечеткие фигуры в мантиях что-то бубнят, видят и слышат ли они тебя — толком непонятно. Картина из фильма-антиутопии.

Можно сколько угодно тасовать замусоленную колоду наших «силовых органов», переименовывать милицию в полицию и наоборот, пачками увольнять эмвэдэшных генералов, отделять следствие от прокуратуры и соединять их опять — все это никоим образом не скажется на потоке заказных дел, на количестве людей, гниющих в тюрьмах за ничтожную провинность или вовсе невиновных.

В Российской Федерации отправить человека в тюрьму имеет право только суд. Только судья росчерком пера в постановлении или приговоре определяет человеческую судьбу на месяцы и годы вперед.

До тех пор, пока судья воспринимает стоящего перед ним в клетке человека как мелкую, «понаехавшую» в Москву букашку (если речь идет, например, о 158-й статье УК РФ) или как «заказанный объект» (если речь идет о 159-й статье), суды останутся домами произвола и беззакония. До тех пор, пока судья, ведя процесс, сверяется в своих действиях не с Уголовным и Уголовно-процессуальным кодексами, а с инструкциями, полученными на планерках в Мосгорсуде или в иной вышестоящей инстанции, черная полоса русской истории не закончится.

Судьи должны стать «орденом справедливости». Для этого необходима фундаментальная реформа судебного сообщества. И начать ее необходимо с увольнения наиболее одиозных, системообразующих персонажей, ставших символами мрачной эпохи. Снятие с должности Ольги Егоровой стало бы знаком того, что государство реально хочет обновить судебную систему.

Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов

["Особая буква"]

В Мосгорсуде создана спецкомиссия, которая будет оценивать поведение работников судов
http://www.specletter.com/pravosudie...shei-ledi.html

Комментирует Владимир Жеребенков,
адвокат
Московскую Фемиду подучат хорошим манерам настоящей леди
Специальная комиссия Московского городского суда будет разбирать случаи волокиты, хамства и других нарушений, допущенных работниками аппарата судов столицы.
Московскую Фемиду подучат хорошим манерам настоящей леди
23 мая 2011
Об этом в конце минувшей недели сообщила председатель Мосгорсуда Ольга Егорова. Комиссия по соблюдению требований к служебному поведению государственных служащих будет не только отслеживать случаи волокиты или невежливого обращения с гражданами, но и контролировать образ жизни судейских работников во внерабочее время. Возглавит комиссию судья Мосгорсуда Алексей Князев.


Уже почти год в России работает новый орган — Дисциплинарное судебное присутствие, которое разбирает дела проштрафившихся судей. Наказания представителям Фемиды выносят или отменяют шесть судей — три от Верховного суда и три от Высшего арбитражного. За 2010 год было рассмотрено 32 жалобы. В интервью «Московскому комсомольцу» член Дисциплинарного судебного присутствия, судья Верховного суда Николай Толчеев сказал, что больше всего жалоб приходится на волокиту. Иногда у судьи в сейфе месяцами лежит экспертное заключение. Часто служители Фемиды затягивают с составлением мотивированного решения. «Был случай, когда судья по восемь месяцев мотивированное решение не могла подготовить. При этом она говорила: ну и что, ничьи права не нарушены, я же выдала резолютивную часть, исполнительные листы», — таким примером Толчеев проиллюстрировал проблемы судейского сообщества.

Любопытно, что для разбирательства с различными нарушениями со стороны самих судей недавно в рамках Совета судей Москвы была создана специальная комиссия по этике. Видимо, этого оказалась недостаточно, чтобы хоть как-то улучшить работу столичных судов в целом. Новый орган будет разбираться не с судьями, а с работниками аппаратов.

Тот, кто хоть раз оказывался в судах Москвы, не понаслышке знает, что неразбериха и хамство начинаются отнюдь не в зале заседаний, а в канцелярии. Большинство помощников судей и секретарей вежливостью также не отличаются. Справедливости ради нужно заметить, что на этих должностях обычно трудятся молодые люди, недавно окончившие школу. Приходят они туда, как правило, на год-два в надежде получить рекомендации для поступления в юридические вузы по целевому набору или набраться опыта перед поступлением. Оклады у них минимальные, а бумажной работы — огромное количество.

Как пишет «Коммерсант», одной из причин, побудивших руководство Мосгорсуда создать соответствующую комиссию, стали откровенные фотоснимки «молодых работников судов», выложенные ими же в социальных сетях. Однако эта проблема в последнее время затрагивает не только судебных чиновников, но практически все частные и государственные структуры. Было бы странно, если бы мода на фотосессии в купальниках и плавках не затронула служителей Фемиды — молодые работники московских судов живут не в вакууме. Откуда возьмутся нравственные и безупречные специалисты на отдельные должности в отдельно взятых профессиях — непонятно.

Поэтому заявление Мосгорсуда о том, что «нарушители требований к служебному поведению работников аппарата столичных судов будут наказываться в соответствии с законом «О государственной гражданской службе Российской Федерации» в части их поведения в нерабочее время, с трудом можно представить воплощенным на практике. Наверное, придется уволить почти всех служащих в возрасте до 30 лет. А на их места набрать пенсионеров.

В ведомстве Ольги Егоровой считают, что одной из основных проблем в работе столичных судов остается волокита при выдаче копий судебных решений и других документов, а также неуважительное отношение к посетителям. «Жалуются граждане на сотрудников канцелярий и по уголовным, и по гражданским делам, а также на помощников судей», — отмечают в Мосгорсуде.

Ни в коем случае не оправдывая грубость судебных клерков, нужно все-таки помнить и об обстановке, в которой им приходится проводить трудовые будни. Многие наши граждане подчас не утруждают себя поисками адвокатов, надеясь на собственные силы. Такие неопытные истцы приходят на прием к судьям, требуя от них, по сути, составления заявления, консультаций и всего того, что должен делать профессиональный юрист. Нельзя забывать и о том, сколько психически неуравновешенных людей приходят в столичные суды каждодневно.

В любом случае вопросы организации функционирования судов необходимо решать комплексно. Одними наказаниями работников аппарата ситуацию изменить невозможно. Видимо, нужно менять и саму практику найма на работу в канцелярии судов слишком молодых и неопытных специалистов без специального образования.

Комментирует Владимир Жеребенков, адвокат Межрегиональной коллегии адвокатов «Закон и человек»

Мера эта давно назрела. Создать специальные комиссии нужно было еще несколько лет назад. Сотрудники канцелярий судов чувствуют себя князьками, и для простых граждан большая проблема допроситься у них чего-то, получить справку или просто ответ на интересующий вопрос. В московских судах присутствуют и хамство, и пренебрежение. Создается впечатление, что мы — граждане, адвокаты — сотрудникам судов просто мешаем, будто технический персонал работает сам для себя.

Решения по случаям недостойного поведения сотрудников судов должны приниматься либо начальниками канцелярии, либо председателями судов. Но проблема в том, что судьи у нас тоже закрыты, недоступны для простых смертных. Многие из них даже запрещают адвокатам и гражданам заходить в свой кабинет.

Устно пожаловаться на хамство обслуживающего персонала суда или помощника самого судьи проблематично. Говорят — пишите жалобу. Но ответ на такую жалобу будет формальным, а напишет его наверняка тот же сотрудник, действиями которого вы недовольны.

Теперь же, видимо, количество жалоб достигло критической точки и может превратиться в качество, поэтому спецкомиссия Мосгорсуда разберется в том, что творится в районных судах.

Создавать подобные комиссии нужно из уважаемых судей, так как маловероятно, что сами канцелярские работники станут активно бороться с существующим положением вещей. Хотя часто бывает, что действующие председатели районных судов начинали свою карьеру в тех же канцеляриях, затем продолжали на должностях помощников судьей, стали судьями и в конце концов председателями, а на протяжении всего этого времени канцелярию суда возглавлял один и тот же человек. Понятно, что такой начальник канцелярии, из подчиненных которого председатель суда и вышел, будет иметь огромный авторитет и влияние. И даже председатель при желании мало что сможет сделать для исправления положения.

Пренебрежение к людям выражается не только в отношении к ним со стороны обслуживающего персонала судов, но и вообще в организации отправления правосудия. Это и вопросы того, насколько быстро приняли жалобу человека, с которой он изначально пришел в суд, и как скоро назначили ее рассмотрение, как подготовили, и сама организация рассмотрения не только заседания, но и деятельности суда.

Так, в большинстве районных судов Москвы для обычных граждан и адвокатов даже туалеты закрыты. Люди порой вынуждены находиться здесь часами, поэтому вопрос актуален. Нет комнаты, в которой можно отксерокопировать какие-то документы. Да даже стульев и скамеек, на которые люди могли бы присесть в ожидании рассмотрения своего дела, в коридорах ряда судов нет. Созданы невыносимые условия.

Так что организационных недостатков в деятельности судов много. И касается это не только поведения административного аппарата, но и чисто бытовых моментов, в которых выражается отношение к россиянам.

[Слон]

http://slon.ru/russia/sudi_begut_-693983.xhtml

Екатерина Смирнова

Светлана Романова

За неполный 2011 год в Москве уволилось 77 судей, на четверть больше, чем в прошлом году. Цифры были озвучены на заседании совета судей Москвы. Председатель квалификационной коллегии судей Москвы Алексей Мариненко говорит, что 59 судей в этом году подали письменное прошение об отставке. В их числе 10 судей Московского городского суда, 39 судей районных судов Москвы и 11 мировых судей. Подобного массого оттока из судейского корпуса не было с девяностых годов. Эксперты называют несколько возможных причин кризиса: от очень высокой нагрузки на судей, до давления вышестоящих судебных инстанций и спецслужб. Slon спросил у юристов насколько критична ситуация, сложившаяся с судейским корпусом.

Вадим Прохоров,
адвокат
Этим летом в Пресненском суде одновременно уволилось больше половины гражданских судей, а до этого еще несколько – всего около 8 человек из 12. Думаю, что причина – какой-то конфликт. В Дорогомиловском суде вообще постоянная текучка: там нет ни одного судьи по гражданским делам, со стажем работы в этом суде больше года.

Мне кажется, что причины для массового увольнения судей могут быть разными. Отчасти, это соответствующая работа председателей судов со своим составом – где тонко, там и рвется. Да и вообще, не все спокойно в судейском королевстве в Москве, давно назрел вопрос необходимости кадровых изменений.

Что характерно, когда тех или иных судей упрекают в каком-то нарушении судейской этики, – например, знаменитую судью Боровкову – судейское сообщество включается и встает на защиту. Но сами же при этом допускают беспредел и давление на себя. Случаи в Дорогомиловском и Пресненском судах доказывают, что в их сообществе бывают разборки.

Сейчас в судах работают судьи разного возраста, из Пресненского суда уходили и молодые, и не очень. Не думаю, что они пошли на пенсию. Давно стоит вопрос о том, что судья вроде бы самостоятельная фигура, но на самом деле, это скорее напоминает большой судейский колхоз, с председателем районного суда, да и Мосгорсуда тоже. Когда судья чувствует себя не самостоятельной фигурой, а мальчиком на побегушках – он увольняется. Люди с чувством собственного достоинства в таких условиях просто не выживают. Умные люди просто не соглашаются на такой колхоз, а дураки там, в общем-то, не нужны.


Сергей Пашин,
юрист, судья в отставке
Такое количество судейских увольнений действительно может быть связано с тем, что многие судьи уходят на пенсию, а многие в этой профессии делают это рано. Это самое простое объяснение. Я не исключаю, что могла сильно возрасти нагрузка и поэтому целый ряд судей, выработав необходимое количество лет, которые позволяют получать пенсию, просто уходят. С другой стороны, это может быть кадровая чистка, что тоже не исключено.

В столичных регионах, и вообще в городах, нагрузка на судей гораздо выше, чем в сельских округах. Я не думаю, что сейчас мы наблюдаем какую то опасную тенденцию. Кадры судей надо обновлять. Кроме того, обычно у судей, как у всех, кто работает с людьми, наступает так называемое выгорание, и после 5–6 лет работы человек уже ведет себя совсем по-другому. Поэтому обновление – очень полезная вещь. Поэтому, я не вижу в этом абсолютно ничего страшного. Свято место пусто не бывает. К тому же, частично существующая чрезмерная нагрузка еще связана с тем, что есть вакантные места. А вакантные места нужны для того, чтобы судьи каждый год делили деньги, которые начисляются, и которые можно разделить за счет того, что ты работаешь еще и за тех, кого не взяли на свободную должность. Так что, частично, они сами себя загоняют в ловушку. Это сознательная политика: экономят фонд заработной платы, чтобы иметь возможность потом эти деньги использовать как премии.

Кирилл Кабанов,
глава Национального антикоррупционного коммитета
Я не верю в версию о том, что судья просто уходят на пенсию. История с московскими судьями – достаточно давняя. Первый большой скандал был связан с делом «Трех китов». Тогда судья Ольга Кудешкина заявила, что ее попросили вынести обвинительный приговор по отношению, по ее мнению, к невиновному Павлу Зайцеву. Судья утверждала, что на нее оказывалось давление со стороны председателя Мосгорсуда Ольги Егоровой и Генпрокуратуры. Дальше были похожие истории, правда, они не были такими яркими.

В московских судах сейчас очень маленький процент оправдательных приговоров. Нам говорят, мол, «хорошо работают следователи», но я не верю. Дело в том, что, по определенному экспертному мнению, Московский городской суд – он один из самых авторитарных. И, видимо, сейчас это кому-то просто надоело. Но нам говорят, что, на самом деле, есть очень большое количество дел... Я не думаю, что это главная причина. Возможно, есть какие-то другие причины того, что судьи увольняются.

Вообще, ситуация, связанная с нашими судами, вызывает опасение не только у меня, но и у президента, и граждан. Поскольку мы достаточно часто видим претензии к Мосгорсуду. И, вот, на сегодняшний момент, когда, например, к нам приходят заявители, мы говорим, что «вам надо обращаться в суд», они говорят: «Вы нам скажите еще, что нам еще нужно обращаться в церковь». То есть граждане не верят в результат. А это уже достаточно серьезный показатель, поскольку на сегодняшний момент мы не можем получить от государства основную функцию государства – справедливое право. И даже политический беженец Юрий Лужков в своих интервью заявляет о том, что у нас не работает судебная система. Хотя, если разобраться, он активно приложил к этому руку.

Павел Чиков,
председатель правозащитной ассоциации «Агора»
Очевидно, что текучка кадров в московских судах значительно выше, чем в любом другом регионе страны. На это есть несколько причин – объективных и субъективных. Например, у председателя Верховного суда Республики Тува зарплата 600 тыс. рублей – вместе с различными надбавками и с учетом стажа. Но при этом их нагрузка совсем не такая, как в Москве. В столице она просто колоссальная. В мае мы подали иск в Тверской районный суд. А в августе истец, не дождавшись ответа, начал разбираться, почему процесс рассмотрения до сих пор не начался. Выяснилось, что параллельно в этом суде только на два летних месяца назначено рассмотрение 800 дел, они распределены на четырех или пяти судей.

При этом уровень зарплат московских судей не слишком высок: вряд ли мировой судья в Москве зарабатывает больше 40 тыс. рублей в месяц. Никаких надбавок у них нет, зарплаты выплачиваются в соответствии с федеральным законодательством.

Но есть и субъективные причины текучки кадров. Ведь ни в одном другом регионе нет такой диктатуры, которая есть в московской судебной системе. Здесь все зависит от вышестоящих: мировые судьи зависят от курирующих их федеральных судов районных, они в свою очередь зависят от председателя районного суда; председатель районного суда зависит от курирующего этот суд судьи Московского городского суда. В итоге вся судейская вертикаль замыкается на председателе Московского городского суда.

У ассоциации «Агора» в Москве ровно год работает офис с несколькими юристами. Они сравнили московские суды с судами в других городах и видят чудовищные проблемы: постоянно нарушаются процессуальные сроки все равно как и по гражданским, и по административным, и по уголовным делам; выиграть дело в московских судах почти невозможно. Поэтому у нас есть принцип: если можно вывести судебный процесс из Москвы в любой другой регион – мы это делаем, потому что в другом регионе судьи слушают аргументы, смотрят документы, в столице, к сожалению, нет.

В такой ситуации у судей просто не выдерживают нервы, они стараются побыстрее все сделать, чтобы еще подняться по карьерной лестнице. И я сам наблюдал за тем, как мировой судья, который рассматривал дело, назначался судьей федерального суда, то есть уходил в районный суд, поднимался на более высокую ступень. То есть получается так, что за счет мировых судей затыкаются дыры, а на их места никто не приходит. Возникает очень большой недобор вакансий среди мировых судей, например, есть мировые участки, в которых вообще нет мировых судей. Поэтому дела, которые они должны рассматривать перераспределяются между остальными судьями. Соответственно, нагрузка становится выше. А ответственность за это лежит, безусловно, на председателе Московского городского суда Ольге Егоровой.

[Bg.ru]

http://www.bg.ru/stories/9981/?chapter=1

Московский мировой судья, проработавшая около десяти лет в судебной системе, после выборов в Госдуму 4 декабря решила уйти в отставку и вместо Мосгорсуда стала ходить на митинги протеста. На условиях анонимности она рассказала, почему российские суды почти никогда никого не оправдывают, как выносился приговор Ходорковскому, какой вред приносит главный судья Москвы Ольга Егорова и почему, чтобы починить российский суд, надо уволить всех, кто в нем работает. По просьбе БГ несколько судей и адвокатов прокомментировали ее признания

Текст: Илья Бер Иллюстраторы: Дарья Яржамбек

судья

— Как начинался ваш путь профессионального судьи?

— Еще во время учебы я пошла на практику в суд. Мне все очень понравилось, там было здорово, меня пустили вести протоколы судебного заседания. Я чувствовала, что помогаю бороться со злом.

— Сколько вам тогда было лет?

— Я тогда совсем молодая была. И у меня было ощущение сопричастности. Я верила, что те, кого судят, это упыри, зло, которое должно быть наказано. Потом устроилась в Московский городской суд. И, знаете, мне повезло. Я пришла в Мосгорсуд, когда там был еще старый состав.

— То есть до назначения Ольги Егоровой ?

Да, ее назначили значительно позже, и вот с ее приходом начались перемены. До нее там были люди с внутренним стержнем, с пониманием справедливости, — мне и тогда так казалось, и сейчас так кажется. К чему я это говорю — к тому, что с приходом Егоровой из Мосгорсуда стали выживать старых судей и набирать новых — преимущественно из регионов. Это была большая кампа*ния. Представьте, вы работаете в какой-нибудь Сибири и у вас, кроме этой Сибири, больше ничего нет. Конечно, вам хочется в Москву, и, конечно, если вас туда возьмут, вы будете благодарны. Вы будете выслуживаться. И те, кто пришел, были не лучшими представителями регионов . Зато они хорошо себя зарекомендовали. У Ольги Александровны (Егоровой. — БГ) есть одна небольшая проблема — она очень любит подхалимов.

Говорят, ее протащили на это назначение через аппарат президента. Ведь ее долго не хотели назначать. Она не просто пришла. Она с борьбой пришла. И за ней силы достаточно мощные стоят.

До этого большинство составляли люди старой закалки. Они были достаточно закостенелые, как я уже сейчас понимаю, но у них было четкое понимание: вот зло, вот добро. Ты попал под следствие — значит, ты сволочь. Оправдательных приговоров в тот момент ведь вообще не было. В этом смысле тогда было еще хуже, чем сейчас. И как-то так незаметно — я в Мосгорсуде проработала достаточно долго — это вжилось и в меня. Некий корпоративный дух, общее понимание вещей, ощущение, что ты — часть системы, в которой у тебя есть красная корка, которая всегда поможет при встрече с милицией, чувство, что надо обязательно оборонять это сообщество… В общем-то, это довольно сильная система. Причем на тот момент люди были настолько уверены в том, что они делают… Они не врали, они были честны. И это меня заразило.

— Чем непосредственно вы занимались, придя в суд?

— Я работала в судебных заседаниях и вела их протоколы. Это были дела вполне однозначные. Подсудимый, скажем, убил 15 человек или похитил кого-то. Мне казалось, что мы делаем хорошее дело, что на скамье подсудимых злые люди, что они все плохие. Постепенно в тебе развивается цинизм. Я видела человека в клетке, мне было его совершенно не жалко, я к нему относилась как к работе. Я считала подвигом, когда зэка из Мордовии этапировала за три дня. То есть со всеми договорилась, чтобы его быстро пересаживали на все поезда. Ты черствеешь, и ты… не видишь людей, наверное. Думаешь, что они все плохие.

— Неужели не было исключений? За все время работы вы не видели на скамье подсудимых ни одного человека, которого в глубине души хотелось бы оправдать?

— Нет. Не было ни одного. Удивительно, но нет. Даже сейчас никого конкретного вспомнить не могу.

— У вас были только уголовные дела в тот момент?

— Да. У судьи, с которым я работала, были только уголовные дела. Там были похищения, были убийства и были банды. Существует судейская специализация, разделение у судей по разным видам преступлений. Так, даже есть судьи, которым адресно расписывают резонансные дела.

— Почему резонансные отдельно?

— Такие дела дают тем, кто себя правильно поведет, кто сможет, кто сдюжит. Судьи же люди. Все равно по резонансному делу на тебя реально оказывается общественное давление, как минимум моральное.

— Если смотреть с позиции идеальной системы, на такие дела должны посылать лучших судей со всех точек зрения, так?

— В общем, да. То есть мне так казалось на тот момент. Ну и плюс есть на самом деле специализация. У кого-то лучше, скажем, банды идут. Он умеет с ними управиться. Там ведь всякие истории бывали, когда судье-мужчине письма приходят из тюрьмы: «Мы с тобой так друг друга любили, а ты меня забыл», — и всякие дебоши, и вены себе вскрывали. Разные люди. То есть разделение шло в основном в зависимости от сложности дел.
— Сколько вообще людей работает в аппарате Мосгорсуда? Пятьсот, тысяча, меньше?

— Нет. Судей по уголовным делам человек 25–30. У каждого судьи по секретарю. Ну там еще канцелярия, экспедиция человек по пять. Получается человек 60 на весь аппарат. Не много.

— Стандартный вопрос: почему в наших судах так мало оправдательных приговоров ?

— В принципе, оправдательный приговор в суде — это скандал. Если ты кого-то отпускаешь из-под стражи — это из ряда вон выходящее событие. Был, например, такой судья Коваленко (видимо, имеется в виду судья Черепанов — БГ) , он реально был очень умный парень, на тот момент ему было года 32, молодой совсем. И он был как бы вне системы. Думал по-другому. И он как-то отпустил из-под стражи пять человек, потому что видел, что нет никаких оснований оставлять их под стражей. Знаете, какой был скандал?! Это было что-то всех поразившее. Как это ты из-под стражи отпустил, не согласился с тем, что следак пропил последние три недели и не успел что-то там сделать, как это так, не прикрыл следствие? И после этого его убрали. А далее с ним случилась вообще какая-то катастрофическая история, которая до сих пор непонятна никому. Че*рез год после увольнения он погиб. Якобы он стоял в метро и качнулся навстречу поезду. Ну чего ему качаться-то, если он трезвый был, как экспертиза показала? Не знаю, то ли он покончил с собой, то ли кто-то его там подтолкнул…

То есть мышление такое, что да, прокурор плохой, пишет плохое заключение, но даже мысли не возникает вынести оправдательный приговор, потому что вы все в одной спайке, делаете те же палки (имеется в виду отчетность. — БГ).

— В какой момент мозг перестает анализировать дела со всех сторон и начинает думать по одному стандартному шаблону?

— Это и есть профессиональная деградация . Ведь милиционеры, которые бьют и насилуют в КПЗ, тоже когда-то были нормальными людьми. За годы нахождения в этой системе сознание перестраивается таким образом, что ты даже не можешь подумать, чтобы повернуть у себя в голове ситуацию, посмотреть на нее с другой стороны. Там подмажем, тут подтянем, там менты недоработали, тут криво составлен протокол, адвокаты жалуются, но ты должен это обойти и проштамповать обвинительное заключение. Вышестоящая инстанция тебя всегда поддержит. Я не зря говорю про штампы. Это просто как штамповочная машина, и она делает свою работу. И ты, попадая внутрь нее, видишь, что все остальные точно та*кие же. Ты видишь, что это годами складывалось. Ты уже делишь людей на касту избранных, судей, ментов, прокуроров — и всех остальных. Ты понимаешь, что с тобой ничего не случится, потому что у тебя есть ксива и ты можешь кому-нибудь позвонить. Тебе не страшно. Но ты за это подспудно отдаешься этой системе и даже перестаешь думать о каких-то возможных ошибках, даже предполагать их. Я до определенного момента реально была уверена в том, что я делала.

— По поводу истории с Боровковой писали, что даже секретарь суда не мог до недавнего времени быть без оконченного высшего образования. Речь шла о том, как она набирала пять лет стажа, чтобы стать мировым судьей. Это правда? У вас ведь получается очень похожая в этом смысле биография?

— Вообще, эта должность требует высшего юридического образования, но учитывая тот факт, что секретарь суда на сегодняшний день получает 8 000 р., естественно, в секретари берут девочек и мальчиков, которые учатся. Понятно, что человек, получивший высшее обра*зование и которому на этот момент 22–23 года, не может физически жить на 8 000 р. У помощника судьи, кстати, зарплата, кажется, 12 000 р. При этом бешеный объем работы. В общем, понятно, кто идет туда. Туда идут люди, которым действительно это надо, заболевшие этой профессией. И я тоже много лет получала три рубля, потому что это путь к судейству, а я хотела стать судьей. Без протекции редко когда берут в судьи. Если ты просто адвокат, прокурор или еще где-то работал юристом и просто так пришел с улицы, тебя квалификационная коллегия не пропустит. Протекции у меня не было, поэтому у меня был один вариант — работать в суде и зарабатывать себе авторитет и репутацию. С этим *прицелом все секретари и работают.

— Ваше восприятие системы изменилось с назначением вас мировым судьей?

— Когда я получила должность мирового судьи, я еще верила в эту систему. В борьбу со злом. Я хотела разобраться, хотела помочь людям, а дальше, примерно че*рез полгода, началась какая-то странная история. У меня одна бутылка коньяка начала ходить почему-то по всем уголовным делам. То есть все бомжи, ходившие мимо супермаркета на моем участке, крали почему-то именно эту одну бутылку коньяка. Раскрутить эту историю было не*возможно, потому что человек, настолько себя не ценящий, превращенный в быдло, он пьет, у него нет паспорта, и ему в общем-то все равно, что с ним будет, он признает себя виновным просто потому, что его настолько унизили и у него нет никаких внутренних сил. Они признавали себя виновными. Я говорила: «Постой, но ты же не крал. Что ты делал на самом деле?» Дальше начинались допросы ментов, которые краснели, бледнели, обливались потом, они не помнили этих протоколов, потому что они липовые… Это все был полный фальшак.

— Они ради палок своих это делали?

— Да. Им нужна была отчетность. Им нужно показать, что уровень преступности снизился, а уровень раскрываемости преступлений вырос. Поэтому реальные уголовные дела мы не показываем в отчете. Если потерпевший приходит, мы его гоним. Мы берем этих опустившихся людей, полубомжей. Он приехал из своего Ростова, потерял здесь паспорт, буха*ет на вокзале. Чего бы его не посадить. И понимаете, этим людям, даже если они совершают преступления небольшой тяжести, обязательно избирают меру пресечения в виде содержания под стражей. Он уже 3–4 месяца отсидел в этой тюряге, и все, что ты можешь для него сделать, — это отпустить за отбытым в зале суда, то есть дать ему такой срок, который он провел в заключении под следствием. Потому что раскрутить ну никак невозможно. Можно дать ему денег, сказать: «Убирайся из этого города, езжай к своей маме-старушке и живи нормальной жизнью». Чтобы потом, через полгода, его к тебе обратно привезли. Это общая деградация ментов и их жертв, клубок бреда, в котором я очутилась, абсолютно понимая, что ничего невозможно исправить. То есть по гражданским делам еще можно было что-то полезное сделать, рассмотреть по совести и по существу. Но опять же, поскольку этих дел в год несколько со*тен и на тебя все время жалуются, что ты долго их рассматриваешь, тебя долбят сверху, потому что ты плохая, потому что у тебя очереди под дверью и у тебя список дел от пола до потолка двухметровый, ты кругом оказываешься виноват.

— А расширить штат суда нельзя?

— Какой штат суда? Никакого штата суда у мировых судей нет. На тот момент Москва была поделена на 384 судебных участка по количеству населения. То есть на сколько-то тысяч жителей один мировой судья. Теперь таких участков 419. Только тем, кто оказался в центре, не повезло. Там зарегистрированы куча фирм, организаций и просто юри*дических лиц. Поэтому нагрузка распределялась неравномерно. Естественно, не выдерживал аппарат. Уходили секретари, помощники. Не успеешь наладить работу, научить их, как они уходят. Был полный дурдом. В Мосгорсуде все было по-другому. А тут я очутилась «на земле», в грязище. За то время, которое я выдержала, я вынесла два оправдательных приговора — и оба раза получала скандалы выше крыши. В каких-то ситуациях приходилось вызывать прокурора, говорить ему: «Вы что за бред тут несете, заберите это к чертовой матери», где-то угрожать оправдательным приговором, чтобы они как-то лавировали. Но по большому счету этот люфт, где ты можешь что-то сделать, он очень небольшой. Большинство дел совершенно четко «сшиты». Вот есть дело, есть протокол один, другой, вот мент, который краснеет и бледнеет. Он взрослый человек, ему стыдно, он врет тебе в лицо, и ты это видишь, и он понимает, что ты видишь. Но он говорит, что я ничего не помню. Все, поддерживаю ранее данные показания. И глупо даже ловить его на противоречиях, потому что он просто несет какую-то пургу. А шаблон, по которому сшито это дело, — он достаточно хорошо отработан.

Однажды моя знакомая судья должна была судить видного оппозиционера, которого арестовали на несогласованном митинге или шествии. Это был кошмар, потому что все, что там происходило, воспринималось как агрессия. Куча народу орущего, что судья — сволочь, куча ментов и оппозиционер, который заявляет, что он просто шел с приятелем по улице, а тысяча людей, которые шли за ним, — это неизвестно кто. Он их не знает. Это же тоже гадость какая-то. Всем же понятно, что он пытался провести несанкционированный митинг или шествие. Почему его не санкционировали, другой вопрос. Но не санкционировали — значит, ты нарушаешь закон. Но вот тебя уже поймали, тебя уже судят. Ну какого же черта ты, взрослый мужик, оппозиционер хренов, белиберду несешь о том, что ты шел в «Макдоналдс». Вот здесь мое чувство справедливости взыграло. Ведь ты сей*час предал тех людей, которых ты вывел за собой. Реально предал. Ты сказал, что ты их вообще не знаешь, и почему они поперлись за тобой, вообще непонятно. «Лицо у меня узнаваемое», — такая была позиция. Об этом вообще тогда никто не говорил. А мне кажется, так нельзя, надо быть последовательным. А то тут я помитинговал, а тут я сбежал, и вот где моя гражданская позиция, вообще непонятно. Давай, будь как Вера Засулич, мол, я застрелила градоначальника, потому что я считаю, что полицейская монархия — это отвратительно.

У меня была такая позиция, что закон нельзя нарушать. Он априори закон. Есть порядок организации шествий — выполни это, а потом иди митингуй. На что мне умные люди из моего окружения отвечали, что оппозиция в наше время не может физически этого сделать, ее лишают права. Этот закон — он по-дурацки написан. Я говорила: «О’кей. Вам не нравится закон, тогда идите в Думу и измените его». Но вот после этих выборов я все пересмотрела. Получается, в Думу не попасть, закон не изменить, поэтому какой-то замкнутый круг.

Представьте эмоциональное состояние моей подруги. Она достаточно молодая, эмоционально не очень устойчивая. Врывается в зал человек двадцать. Они тычут ей в морду микрофоном, орут, что они западная пресса, что они не допустят *беззакония. А когда тебе тычут микро*фоном и орут, что сейчас расскажут обо всех беззакониях, которые ты тут *творишь, — априори, ты еще даже «Здрасьте» не успел сказать, — то ты уже не любишь этих людей. Они тебя *обижают. Надо спасаться как-то.

Дальше входит оппозиционер со своими адвокатами, которые начинают ее *просто мордовать. То есть они начинают подавать ходатайства, отводы, тянут время. Она, может быть, и готова была бы какое-то законное решение вынести, но когда на тебя начинают так давить, как это делали они… Ты реально видишь, что они над тобой издеваются, ты реально видишь, что они злоупотребляют правами, ты реально видишь, что они затягивают рассмотрение дела. Что они пришли вот тут, такие красавцы, они тебя нена*видят, точнее, им плевать на тебя лично, но они делают лично тебе плохо.

А сверху ставится задача успеть рассмотреть как можно быстрее дела всех, кто находится под арестом. Каких-то *конкретных указаний у нее не было, но было «революционное правосознание». Он активный, у него статья 19.3 (сопротивление при задержании. — БГ), он такая известная личность… В этой ситуации и при том накале просто в го*лове не укладывалось, как можно было не поддержать милицию. Не было сомнений, что надо арестовывать. Почему, кстати, не было — непонятно.

Власть всегда очень волнуется за эти административные дела, и кто-то всегда звонит. Кстати, помните, про Сталина рассказывали, что когда он кому-то звонил, человек на другом конце трубки инстинктивно вставал и говорил стоя? Мне рассказывали, что во время дела Ходорковского, когда звонили Егоровой, она тоже вставала. Кто звонил, я не знаю.

— А самих судей сильно ругает начальство за какие-то нарушения?

— Когда ты работаешь мировым судьей, ты плохая везде: ты плохая для граждан, потому что не можешь вовремя рассмотреть их дело и быстро отписать решение, даже если оно в их пользу; ты плохая для руководства, по той же самой причине и потому, что на тебя приходят анонимные жалобы, которые по закону принимаются к рассмотрению. Ты постоянно видишь херню с уголовными делами, которую не можешь изменить. Ну и кроме того, моменты, когда тебе ставится по телефону какая-то задача конкретная. У меня до сих пор присяга висит на сте*не. Там хорошие слова написаны — про совесть, про закон, про то, что я клянусь руководствоваться только этим в своей деятельности. Вот это ни фига все не так.

И в итоге уже сейчас я понимаю, что вся эта система — она в корне порочна, она сама по себе не предполагает никакого правосудия. Она предполагает штампование дел прокурорских, там, где кто-то палки свои делает. Внутри нее находиться и оставаться человеком невозможно физически. Она тебя тогда сжирает, как сожрала судью Коваленко, который попал под поезд. Я думаю, вся эта история может измениться только с приходом людей, не взращенных этой системой.

— Из того, что вы рассказываете, проис*текает только один возможный вариант решения проблемы — взять и убрать сразу всех…

— Так и есть. Потому что это моральное разложение. Девчонки-секретари этим заражены, потому что они в этом варятся. Это как чума. Ты не можешь по-другому мыслить, находясь внутри правоохранительного органа. Вечные договоренности с милицией, с администрацией, еще с кем-то. Наверное, потом люди перестают это чувствовать и черствеют, я просто не успела.

— Какая зарплата была у вас как у мирового судьи?

— Сейчас у моей знакомой — она федеральный судья, работающий в районном суде, — зарплата 60 000 р. Для Москвы это смешно. Это адский труд с колоссальной нагрузкой и с физической (по объему дел), и с моральной точки зрения. Надо еще понимать, что наше законодательство превращает судебный процесс в издевательство над всеми участниками. С одной стороны, мы вроде за права подследственных и говорим, что срок содержания под стражей не может превышать 6 месяцев по такой-то категории дел. С другой стороны, это вызывает некачественное производство. Его за эти 6 ме*сяцев отхреначат кое-как, потом пихнут в суд, который также подтвердит, что все законно и обоснованно. Все на этом заканчивается. Это вся история.

А у мирового судьи на рассмотрение гражданского дела месяц. Как ты в нем разберешься, если у тебя каждый день раз в полчаса процесс? В какой момент ты должен разобраться с конкретным делом, чтобы вынести обоснованное законное решение? С учетом того, что есть месяц, а ты еще должен всех известить, это одно заседание, где ты *дол*жен за полчаса успеть услышать и одну сторону, и другую. Это бред. Не может быть у нас в условиях, когда так бьют за сроки, никакого правосудия в прин*ципе.

— А почему судьи все молчат, если действительно такая беда происходит?

— А что они должны сказать? Совет судей рапортует: «У нас все отлично. Мы не возражаем. Мы — единый слаженный механизм». И вообще, предать свою корпорацию? Не-е-ет. Это невозможно. Тем более она вряд ли станет лучше. Все все знают, но никому ничего не надо.

За последние два года бешеный отток судей. Никто не выдерживает в этом бреду работать. Раньше никто так за сроки не бил, за волокиту не могли вышибить. Никто не рассматривал анонимки. У нас ведь теперь лозунг — «Транспарентность судебной системы», так что любой упырь может написать, что ты на метле летала, а ты потом должна рассказывать, что нет, не летала. А сейчас еще на заседания квалифколлегии мы приглашаем журна*листов. Почему бы не выпороть тебя за такую анонимку прилюдно? Может, идея открытости и хороша, но в нашей системе это извращено и выглядит как издевка. Мою приятельницу выгнали за то, что какая-то тетка написала на нее три строчки. Это нормально? Это вызы*вает у граждан уважение к судьям? В анонимке было сказано, что она затянула процесс. Да, затянула. Но никто не учел, сколько дел она параллельно должна была рассмотреть, какая вообще нагруз*ка у этого суда и какая нагрузка у нее.

Ты пришел на работу — ты уже нарушил закон. У тебя на 10 назначен процесс. Ты не можешь вовремя в 10 выйти, потому что у тебя огромный ворох почты. Полметра исковых заявлений тебе расписа*ли. Тебе надо еще их за пять дней принять. А ты не успеваешь их принять, не успеваешь посмотреть, соответству*ют эти заявления требованиям закона по форме и содержанию или нет. Конечно, ты потом задним числом это все выписываешь, чтобы сроки соблюсти. Но по*ка ты сидел эту почту разбирал, ты в 10 не вышел в процесс. Ты вышел в 11. Это если ты хороший судья, а если не очень — в 12. А у тебя уже пошли все накладки. У тебя уже граждане сидят охреневшие совершенно, оттого что они третий час в душном суде сидят. А дело, которое ты рассматриваешь, одно из тысячи, тебе нужно рассмотреть в определенный срок, по нему вынести решение, а решение еще нужно мотивированное отписать. Сейчас к тому же ужесточаются требования: ре*шения должны быть понятными, мотивированными и так далее. И эти три листа решения нужно в какой-то момент написать, а у тебя процессы до 6 вечера.

Я когда работала судьей, я, не пре*увеличиваю, уходила каждый день в 9, а часто и в 10, и в 11, и в 12. И чувствовала себя виноватой, если я позволяла себе в субботу не выйти на работу, а поспать. И в такой гонке чего-то хотеть? Этот загнанный человек уже не понимает, что ему вообще делать, а с этими скандалами, что судья сделал то, судья сделал это…

— Можете прокомментировать рассказ пресс-секретаря Хамовнического суда Натальи Васильевой о том, что во время второго дела Ходорковского на судью Данилкина оказывалось давление, что весь процесс контролировался Мосгор*судом и что даже решение по делу Виктор Данилкин писал не сам?

— Если честно, я думаю, что ей адвокаты заплатили. То есть я думаю, что она говорила правду. Наверное, так все и было. Вопрос только в том, почему она пошла это рассказывать.

А Данилкин, кстати, очень хороший человек. Когда распределяли второе дело Ходорковского, в какой суд оно пойдет, все председатели молились: «Только не ко мне, пожалуйста, только не ко мне». Потому что понятно было, чем это грозит. Это Хамовническому суду тогда «повезло» просто. Уголовные дела у нас рассматриваются по месту совершения преступлений. Преступления же в деле Ходорковского были совершены в разных местах, и подсудность в таком случае достаточно притянута всегда.

Я думаю, у Данилкина в отношении дела Ходорковского не было никаких иллюзий, он знал, что в приговоре будет.

— Откуда у вас такие сведения? Вы его лично знаете?

— Да, конечно, знаю. Многие люди в этой системе друг друга знают. И Ольгу Боровкову я знаю. Данилкин всегда достойно держался. И плюс у него есть какая-то внутренняя порядочность. Но его поставили в такие условия. У него не было другого варианта. Он проработал в этой системе столько, сколько он себя помнит, и ему была поставлена четкая задача.

— Что же он, интересно, внутри себя думает? Он же понимает, что посадил человека на восемь лет вообще ни за что.

— Я думаю, что ему хреново. Реально *хреново.

— Хорошо, а если бы он ушел в отставку посреди процесса? Мог он такое сделать?

— У него через несколько лет пенсия. Тысяч пятьдесят.

— И что, за эти пятьдесят тысяч надо было так биться? Это такие гигантские деньги?

— А что ему еще делать ? Вот скажите мне. Естественно, я с ним это не обсуждала, но он много лет проработал в суде. Ему сейчас светит эта пенсия, не 10–15 тысяч, как всем пенсионерам, а 50. Если он уходит в отставку, он не доработал стажа. Стаж дает пожизненное содержание. И еще поймите: ты выполняешь определенную последовательность действий много лет. Ты привык подозревать, что перед тобой может быть не совсем виновный человек. В какой-то момент притупляется ощущение справедливости. Каждый человек в жизни где-то врет, где-то обманывает сам себя… Не знаю. Журналисты вот пишут заказные статьи. Как им спится после этого? Для судьи отправление правосудия — это работа.

А кроме работы этой у него ничего в жизни и нет. Какая может быть семья, если ты с 9 утра до 10 вечера на работе? Ты с подсудимым будешь семью создавать? Друзей нет, семьи нет, детей нет. А если есть, то они уроды, потому что ты их не воспитывал, и они живут там где-то своей жизнью, как цветы.

— Много есть судей, у которых нет семьи и детей?

— Да. Ну или есть дети, которых они успели родить в институте. Но только эти дети бедные, пока мама сидит в суде, они сами себе предоставлены. А браков очень мало. Очень. Потому что эта авторитарность в доме, особенно если женщина-судья, она на хрен никому не нужна. И плюс еще у тебя нет возможности общаться с людьми. Ты же не пойдешь в програм*му «Давай поженимся». Надо же с кем-то познакомиться сначала. Ты ничего не видишь, ты не ходишь в театр, ты толь*ко пишешь эти чертовы приговоры.

— То, что вы описываете, — это какая-то полная катастрофа. Понятно, что никакая психика такого не выдержит.

— Когда меня назначили, я была просто пьяна от счастья. «Я судья! Я добилась! Это моя карьера! Я сделала!» Тут еще в машине заиграла, помню, песня «I’ve Got the Power». Суперощущения. Но не меньший восторг у меня был, когда приняли мою отставку. Это был билет из этого ада. Я была счастлива, что могу стать нормальным человеком. Теперь у меня есть личное пространство, у меня есть личное время. Я общаюсь с людьми.

[Bg.ru]

http://www.bg.ru/stories/10985/

Филипп Дзядко Лена Краевская
18.05 16:47 |
(«Большой Город»)
Интервью с бывшим мировым судьей вышло в журнале "Большой город" в феврале 2012 года. Тогда она рассказала, как устроена работа суда, но не назвала своего имени. Спустя четыре месяца Юлия Сазонова решила назвать себя и рассказать, как выносила приговор Каспарову, роняла ручку на суде Ходорковского, считала омоновцев своими соратниками и почему теперь ей за все это стыдно

Истории
Юлия Сазонова. Бывший мировой судья

Интервью с бывшим мировым судьей вышло в журнале «Большой город» в феврале 2012 года. Тогда она рассказала, как устроена работа суда, но не назвала своего имени. Спустя четыре месяца Юлия Сазонова решила назвать себя и рассказать, как выносила приговор Каспарову, роняла ручку на суде Ходорковского, считала омоновцев своими соратниками и почему теперь ей за все это стыдно

Текст: Филипп Дзядко Лена Краевская Фотографии: Марк Боярский

18 Мая

— Как развивалась ваша карьера в судебной системе?

— Когда училась в юридическом колледже, на производственную практику я попала в районный суд. Там я впервые все увидела, вела протокол судебного заседания. Я помню, у меня было чувство, что я делаю что-то правильное, помогаю бороться со злом. Я была уверена, что все обвиняемые — преступники. Мне казалось, что здорово во всем этом участвовать.

В 2000 году, в 18 лет, я пошла работать в Московский городской суд. Там работала довольно долго в канцелярии, потом секретарем судебного заседания, потом помощником судьи, а через 7 лет у меня получилось стать мировым судьей. То есть всю сознательную жизнь я была в системе.

— Какие у вас были отношения с Егоровой, когда вы работали в аппарате Мосгорсуда?

— Она сложный человек. В аппарате довольно много людей работало, но к себе я видела какое-то особое отношение, которое заключалось либо в том, что меня называли «звездочкой» — она так много кого называет, — либо в том, что «вон отсюда, чтобы я тебя вообще здесь не видела». Движимая амбициями, я очень хотела после окончания института в 25 лет назначиться судьей и начала предварительно собирать документы, предварительно договариваться, в какой суд пойду, раньше, чем Ольга Александровна предложила, за что была изгнана из кабинета и переведена в кабинет в углу.

— А «звездочкой» после того она вас называла или нет уже?

— Да, называла. У нее постоянно меняется отношение. Она человек эмоций, вспыльчивая и при этом очень жесткая. В порыве гнева, думаю, на многое способна.

— Самодур?

— Ну, можно сказать и так. У нее очень сильная аура — это ощущение многих сотрудников аппарата. Тяжело ее взгляд выносить, терпеть, ты от него робеешь. То есть если она едет в лифте, то лучше не входить, чтобы не получить какой-нибудь вопрос, на который ты не сориентируешься, как ответить, и будешь виноват.

— Какой вопрос?

— Любой. О погоде.
— Когда шел первый судебный процесс над Ходорковским, вы кем работали в Мосгорсуде?

— Я была помощником заместителя председателя суда по уголовным делам. Я знала, что дело Ходорковского — резонансное, что оно имеет какую-то политическую окраску, но тогда я действительно считала, что так и должно быть. Нюансами дела сложно было интересоваться — там больше 300 томов, но примерное представление я имела.

Включилась я в это дело на этапе кассационного производства, когда в мою задачу входило обеспечение соблюдения процессуальных норм — то есть чтобы все стороны вовремя получили копии жалоб друг другу. Там же была такая история, что адвокаты хотели протянуть время, чтобы приговор не успел вступить в законную силу и Ходорковский мог избраться — сейчас не помню уже куда, — и тогда бы у него был иммунитет и пришлось бы отменять приговор. Поэтому все адвокаты методично подавали кассационные жалобы листов по сто, и надо было это все срочно размножить — по количеству участников процесса, всем все вручить, проследить, чтобы дело было оформлено надлежащим образом, — и все в срок. Ну вот я этим и занималась.

— Как проходила подготовка к рассмотрению жалобы?

— Все делалось в обстановке полной секретности. Было очень страшно, когда мы забирали дело из Мещанского суда. Мы приехали на трех машинах, там было больше 300 томов дела, как-то распихали их по багажникам. Ехать было очень страшно, хотя от Каланчевской до Богородского Вала, в принципе, по прямой, но мы боялись провокаций — что машину взорвут, начнут останавливать, дело воровать, еще что-то. Поэтому мы неслись как сумасшедшие.

Пока шло кассационное рассмотрение, Мосгорсуд оцепляли ОМОНом с 8 утра. Надо было приехать до ОМОНа, чтобы успеть зайти в суд. Приезжала, заходила и уезжала ночью. И это была, конечно, битва с маститыми адвокатами, они затягивали процесс, а мы пытались все сделать к назначенной дате. И мы уложились.

— А на самом процессе вы присутствовали?

— Я обеспечивала техническую часть сопровождения этого дела, поэтому на процессе по Ходорковскому в кассационной инстанции я была секретарем. Во время слушаний были предприняты серьезные меры безопасности, была заглушена полностью мобильная связь, там постоянно работали сотрудники всяких спецслужб. И «руководство» следило за ходом процесса через какую-то внутреннюю камеру. У меня на столе стоял телефон, который звонил не звуком, а лампочкой. И у меня была задача: если «руководство» понимает, что процесс идет как-то не так, то связь была через меня вот по этому телефону. Но поскольку шло судебное заседание и я не могла встать и сказать: «Знаете, тут позвонили и просили передать...», то был некий условный сигнал — я должна была уронить ручку, что означало — нужен перерыв для консультаций.

И сколько раз так звонили?

— По-моему, один раз. А второй раз мне позвонили, когда здание якобы заминировали. Мы заседали на шестом этаже, закрытые, без мобильной связи, работал только «Скайлинк» у кого-то из корреспондентов, которые судорожно начали озираться, потому что им позвонили коллеги и сообщили, что идет эвакуация из Мосгорсуда. Ну и я знала, поэтому передавала судье записку.

— Заседание прервали?

— Нет, конечно. Это очень часто происходит в Мосгорсуде, и все к этому уже привыкли. Было понятно, что это провокация, хотя, конечно, была проведена эвакуация, кинолог приехал. Я когда в 2000 году туда пришла работать и первый раз услышала записанный на пленку голос: «Внимание! Внимание! Сохраняйте спокойствие...», конечно, перепугалась, стала туфли собирать сменные, думаю, сейчас все взорвется. А потом привыкла к этому голосу — он уже 12 лет все тот же.

— В Мосгорсуде вы работали, чтобы заслужить звание судьи?

— Конечно. Мне казалось, что это вершина карьеры юриста. Я в это верила. Я хотела судить. Хотела помогать людям, как бы наивно это ни звучало. И когда меня назначили судьей, я была просто счастлива, гордилась собой — мне было 25 лет. Голова кружилась. Я помню, что, когда я возвращалась из Мосгордумы после назначения, в машине по радио заиграла песня «I've Got the Power», я включила на полную громкость, потому что она очень точно подходила к моему состоянию тогда.

— Как скоро прошло головокружение?

— Около месяца спустя. Мне очень «повезло». На тот момент в Москве было 384 судебных участка, три из которых — «проклятые». Там в разы больше дел — и на один из них я попала, в участок №382 Красносельского района. Если у кого-то было по 100 гражданских дел, у меня было 400, а с судебными приказами у меня было десять тысяч. Уголовных дел у кого-то было по 50, у меня было 200. Все это в совокупности, конечно, изматывало. Плюс еще постоянно без согласования административные дела поступали.

— Что значит — без согласования?

— Когда поступают уголовные и гражданские дела, слушания по ним назначает судья — планирует себе расписание. Таким образом можно регулировать, что хотя бы они будут раз в полчаса. А дела об административных правонарушениях привозит, например, ДПС с уже назначенной датой, и судья должен вклинить их куда-то в свое расписание. Конечно, такой дурдом не способствует качественной работе. Я сидела честно до 10–11 вечера, все субботы и воскресенья, и все равно ничего не успевала.

— И тогда вы стали думать о смене работы?

— Конечно, нет. Я семь лет планомерно к этому шла, мне даже в голову не приходило поменять работу. Но постепенно факторы стали накапливаться: усталость, несправедливость, понимание, что становится все хуже и хуже, что ты постоянно для всех плохой. Поскольку такая нагрузка, ты не укладываешься в сроки физически — на тебя жалуются граждане, недовольно руководство. Плюс у меня стало появляться ощущение, наверное, бреда от происходящего.

— Что вы имеете в виду?

— Например, когда я уже работала в надзорной инстанции, пришла жалоба осужденного, дело которого было рассмотрено в особом порядке — то есть он полностью признал свою вину. В жалобе осужденный писал, что он не совершал преступления. Он был осужден за хранение патронов — больше 20 патронов от ружья и еще патронов 40 от пистолета якобы нашли у него в сигаретной пачке. Было очевидно, что они просто физически не влезут в сигаретную пачку, но сделать я ничего не могла. С процессуальной точки зрения он не имел права обжаловать этот приговор, потому что согласился на особый порядок. И таких случаев потом довольно много было.

— За время вашего судейства вы выносили оправдательные приговоры?

— У меня было два оправдательных за полтора года — это примерно 300 дел.

— Сходится со всероссийской статистикой — меньше 1%. «Последствий» не было?

— Последствий никаких не было.

— Вы обсуждали нестыковки в делах с коллегами?

— Это довольно часто случается. Но, поскольку существует некое коллективное сознание, круг, где находятся и сотрудники полиции, и прокуратуры, и суда, — это какое-то чувство плеча. Да, ну недоработали, бывает. Это накапливалось, и в какой-то момент я поняла, что не могу больше там находиться. В моем случае дело Каспарова стало точкой невозврата.

— Когда его к вам привезли, вы знали, кто это?

— Да, я знала, потому что мне позвонили и сказали: «Юля, везут Каспарова и кучу оппозиционеров».

— Кто позвонил?

— Кто-то из руководства. Мы готовились, дежурили в тот день с самого утра на участке. На всех массовых мероприятиях мировых судей заставляли с утра в субботу дежурить на участке, на случай — если что. Это распоряжение председателя. На выборах тоже всегда дежурили.

— А на футбольных матчах?

— Вот странно, кстати, — никогда не дежурили на футбольных матчах.

— Вы заранее понимали, какой будет общественный ажиотаж вокруг Каспарова?

— Я примерно представляла, как это будет выглядеть — что будет куча народу вокруг суда, будут как-то скандировать, что суд неправосудный. До этого Каспарова судили за несанкционированное шествие в Тверском суде, и я лично знала судью, которая занималась этим делом. Так что я была готова.

Мне привезли, по-моему, часов в 5 вечера сразу огромную кучу материалов в отношении совершенно разных людей. Там было человек десять по 19.3 (невыполнение распоряжения органов правопорядка) и еще человек тридцать по 20.2 (участники несанкционированного шествия). Естественно, я понимала, что Каспаров известная медийная личность, лидер оппозиции, — я не понимала, что такое оппозиция, чего она хочет — лидер какой-то оппозиции, и его дело нужно, естественно, в первую очередь рассмотреть. Конечно, было много безобразно оформленных протоколов, которые надо было в срочном порядке вернуть, потому что я понимала, что и пресса едет, и митингующие подходят к зданию. В зале, когда я вышла слушать, были уже и адвокаты, достаточно резко настроенные. Был Костанов, который довольно тихо и уверенно говорил, и была адвокат, которая просто кричала все время, что я тут виноватее всех. Были какие-то иностранные журналисты, которые тыкали мне камерой в лицо. В общем, все пытались меня убедить в том, что я здесь творю беззаконие, хотя я еще даже и не приступила к рассмотрению.

— Как проходило само рассмотрение?

— Хочу сразу сказать, что никаких указаний по поводу того, какое решение принимать, мне не поступало. Но по общей атмосфере было понятно, что, да, надо посадить — хотя бы потому, что он уже второй раз устраивает какие-то беспорядки в городе.

Сотрудники ОМОНа не очень стройно рассказывали обстоятельства задержания, но тогда меня это не удивляло, потому что я не ждала от сотрудников ОМОНа поэтического рассказа. По опыту я знала, что полицейские плохо излагают свои мысли и часто пропускают детали. Но моя внутренняя установка была такова, что сотрудники полиции не то чтобы не ошибаются, но они не врут. Это сейчас, постояв на Якиманке, Китай-городе, Чистых прудах с Навальным и увидев, как сотрудники полиции заламывали обычных участников безо всякого на то основания, я понимаю, что с Каспаровым тогда они могли вести себя точно так же.

— Если бы вы сейчас судили Каспарова, как бы вы себя вели?

— Я бы, конечно, видеозаписи приобщила и посмотрела, допросила бы свидетелей защиты, возможно, по-другому оценила доказательства.

— А тогда почему вы не стали смотреть?

— Потому что наступало уже ночное время, а мне надо было рассмотреть много дел. И мне казалось, что эти ходатайства адвокатов направлены на затягивание сроков. Такими штампами работает голова: ты изначально понимаешь, что обвиняемый будет в любом случае любыми способами уходить от ответственности. Скептически относишься ко всему.

Несмотря на это, процесс длился четыре часа — все-таки я пыталась соблюсти процессуальные нормы, — и к ночи я успела вынести постановление только в отношении Каспарова — 5 суток ареста.

— Вы действительно считали, что он виноват?

— На тот момент да. Когда ты внутри этой системы, у тебя такой образ мыслей. Ты действительно веришь, что вокруг «враги», а ты за справедливость. Это мое субъективное мнение, может быть, есть лицемеры, которые четко понимают, что они выносят неправосудные решения, но вот лично мой опыт: я действительно считала, что эти люди пытаются уйти от ответственности, и я действительно думала, что полиция, прокуратура — они со мной и им можно верить.

— И что началось дальше?

— Было уже около 12 ночи, я была уже в таком полубреду, и пришел председатель суда и сказал: «Ты не справилась, ты не рассмотрела еще 9 человек».

— То есть как это?

— Там было около десяти человек по 19.3. За четыре часа я успела рассмотреть только Каспарова, потому что старалась соблюдать процесс. Существует определенная процедура: надо установить личность, огласить протокол, выслушать ходатайства, рассмотреть их, если тебе заявили отвод, надо удалиться в совещательную комнату, напечатать определение, вернуться, огласить его полностью. Это все заняло эти четыре часа.

— Как вы уехали тогда из суда?

— Я позвонила в ОВД и попросила меня отвезти, потому что мне было страшно, что меня разорвет рассерженная толпа возле суда. На следующий день с утра у суда стоял человек с табличкой «Судья Сазонова — пекинес правосудия». В интернете на меня вылился поток ненависти, когда я прочитала все это про себя, я закрыла все страницы в социальных сетях.

— У вас появилась ответная ненависть к оппозиции, которая вас заклеймила?

—Мне было по-человечески обидно и неприятно, что проклинают меня, моих будущих детей, внуков. Но опять же, если вернуться к тому, что творится в последние две недели, то я, наверное, понимаю тех, кто кричит «позор» судьям, которые выносят такие постановления, как Навальному, например.

— Но на вас, когда вы были судьей, такое поведение публики оказывало обратное действие — вам не становилось стыдно за свои решения, а наоборот, вас раздражало такое поведение.

— Но со мной это происходило всего один раз. Может быть, если бы происходило чаще, я бы задумалась.

— Участники группы «Русь сидящая» Ольги Романовой всегда ходят на судебные заседания толпой — они считают, что чем больше народу в зале суда, тем приличнее начинает себя вести судья, слушать адвокатов, более-менее соблюдать процедуры. На ваш взгляд, это имеет смысл?

— Если при этом не кричать судье, что она сволочь, не тыкать ей микрофоном в лицо и не орать, что «мы заснимем все твои беззакония», то, в общем-то, есть шанс, что услышит.

— То есть не хамить?

— Да, вести себя по-человечески.

— Как развивалась ваша карьера после дела Каспарова?

— Моя карьера была закончена. Мне тогда было 25 лет, я была очень амбициозна и уверена в себе и очень хотела назначиться федеральным судьей по уголовным делам. Мне казалось, что это интереснее. А после этого дела я поняла, что не получится.

— Расставаться с судейской мантией больно было?

— А я с ней не рассталась — у меня ее не взяли. Когда я пришла в судебный департамент, мне сказали: «Зачем она нам? Мы новому судье новую сошьем». Я говорю: «А мне зачем? Дома наряжаться?» Так она у меня в шкафу и висит.

— И чем вы сейчас занимаетесь?

— Я юрист в РЖД.

— А как вы перешли на сторону ваших прежних «врагов»-оппозиционеров?

— Прошло несколько лет после того, как я прекратила отставку, я изменилась, кстати, открыла страницу в социальных сетях. А в декабре я посмотрела в YouTube ролики о фальсификациях во время думских выборов и откликнулась на призыв юристов «Яблока» о помощи. Им нужны были судебные юристы-волонтеры. И сидела потом среди этих шести несчастных юристов в офисе, которые там, кстати, несколько суток работали, куда толпами каждые пять минут приходили наблюдатели и рассказывали, как кого-то выволокли из участка, кого-то побили, кого-то там на 25-метровую зону от урны отодвинули. Вот стало для меня таким катарсисом. Я стала всем интересоваться, активно во всем участвовать. Нашла дорогу в члены УИК с правом решающего голоса на президентских выборах, защищала урну, смогла построить отношения на участке так, чтобы только я бюллетени трогала. И сейчас я просто для себя не вижу другого выхода, кроме как участвовать в этом протестном движении. Мне кажется очень важным, чтобы как можно больше людей смогло хотя бы понять, что происходит вокруг.

— И как относятся ваши друзья, с которыми вы ходите на митинги, к тому, что вы несколько лет назад судили оппозиционеров?

— А они не знают о том, что я была судьей.

— А что вы отвечаете, когда спрашивают, чем вы занимаетесь?

— Что я — юрист, и все. Какое-то ограниченное количество людей знает, что я была судьей, но не знает подробностей. Кстати, наверное, какое-то чувство вины сейчас меня не покидает, поэтому мне важно участвовать в протестном движении, чтобы хоть как-то реабилитироваться — не перед этими всеми людьми, а перед собой.

— А почему вы решили сейчас рассказать, кем вы работали?

— Меня возмутили судебные решения по задержанным на улицах Москвы за последние две недели. Я искренне не понимаю, как так может быть. После этих митингов я участвовала в организации адвокатской помощи пострадавшим, наслушалась и насмотрелась за эти дни. И я решила рассказать свою историю, чтобы, возможно, кто-то услышал и начал думать. Я просто вспоминаю себя в тот момент. Мне кажется, если бы мне в тот момент кто-то что-то такое рассказал, дал обратную связь, это бы на меня повлияло. Я не хочу просто лить грязь, а хочу объяснить, как устроено мышление по ту сторону стены, и рассказать, что оно может измениться.

Когда ты работаешь внутри системы, у тебя есть чувство корпоративной солидарности, ты понимаешь, что тебя выручат, что можно позвонить начальнику ОВД, и он тебя спасет от оппозиционеров и довезет до дома, например, и поэтому ты воспринимаешь эту систему взаимопомощи как норму. А вне этой системы мне стало страшно — не потому, что я лишилась этой поддержки, а потому, что я вижу, как любой человек может быть привлечен к любой ответственности безо всякого повода.

С 6 мая я все время «гуляю» по Москве, меня не задерживали, но один раз мне буквально повезло: не хватило места в автозаке, хотя всех рядом со мной свинтили. Здоровые мужики в форме, которые раньше занимали специально зал, где я слушала Каспарова, — у них спины широкие, они занимали лавки, чтобы большое количество журналистов и зрителей не могло попасть в зал, — теперь подходят и начинают не то что грубо, а зверски хватать мирно стоящих людей, тащить их в автозак, мне стало страшно.

— Но исходя из того, что вы рассказывали, в том числе в прошлом интервью, в этой системе воля рядового судьи мало имеет значения.

— Систему рядовой судья изменить не может, но способность думать и, возможно, действовать есть у человека всегда. Это так же, как с протестом. Ведь в 2007 году на улицы выходили 500 человек, сейчас — 100 тысяч. Начали думать.

— Вы видите для себя возможность возвращения в судебную систему?

— Нет. Чисто гипотетически это безумно интересная работа, когда ты берешь позицию одной стороны, берешь позицию другой стороны, исследуешь доказательства, и из этого складывается решение. Это действительно здорово, но не в этой стране и не в это время.