*840. Публикации Леонида Пайдиева

[Леонид Пайдиев]

http://knu.znate.ru/docs/index-452949.html?page=8
Четверть века по пути в никуда

(«Профиль» № 22/07)

То, за что сегодня критикуют Алексея Кудрина, — всего лишь следствие государственной экономической политики, начатой еще до Ельцина.

Обсуждение проекта трехлетнего бюджета в Государственной думе, положений Послания президента России породило мощную волну критики финансовой политики государства и прежде всего Министерства финансов и его руководства. Однако политику эту придумал не Алексей Кудрин. Тупиковый экономический курс начал реализовываться в нашей стране в 80-е годы. А у министра финансов выбор прост: или он усердно реализует господствующую идеологию, или он не будет министром. Другое дело, что быть министром Кудрину хочется сильнее, чем разбираться в реальных интересах своей страны.

Как коммунисты планировали капитализм

Еще в начале 80-х годов советская номенклатура (внешняя торговля, совзагранбанки, спецслужбы) приняла решение провести реформы, под которыми понимала приватизацию (для себя) наиболее прибыльных (валютных) объектов государственной собственности, освобождение этой собственности от социальных и общегосударственных обязательств. Сами они должны были войти в состав мировой элиты как богатые собственники.

Идея была идиотской, вызревшей в мозгу малограмотных и обнаглевших от безнаказанности советских номенклатурщиков. Однако все ее последствия порождены не зловредными происками Чубайса, Гайдара или Березовского и не глупостью иных исполнителей, а внутренней логикой последовательно реализуемого политико-экономического курса.

Для этих целей были подготовлены и надежные исполнители из «хороших семей» с хорошим по советским меркам образованием.

...И какой капитализм у них получился

Мне пришлось по долгу службы принять самое активное участие в процессе передачи собственности от государства советской номенклатуре — так называемой приватизации. Государство в 1992 году обладало абсолютной властью над Россией, и собственность могли бы поделить, вернее, организовать самыми разными образами — как самыми дикими и причудливыми, так и высокоэффективными. Но элитой при активной поддержке США был выбран наисквернейший вариант: компрадорская буржуазия, компрадорское государство.

Наиболее прибыльные отрасли экономики, прежде всего сырьевые компании, были подарены Хозяевам. Валютную выручку они по максимуму оставляли за рубежом. Была создана система, при которой государство в принципе не имело представления, сколько товара и по какой цене вывезено за рубеж. Была создана налоговая система, которая максимально освободила сырьевиков от налогов.

Автоматически такое положение дел привело к острой нехватке валюты, а значит, к девальвации рубля, что очень выгодно экспортерам. Зато приводит к банкротству государства, обесцениванию рубля и огромным налоговым и косвенным расходам предприятий несырьевого экспорта. Что, соответственно, и случилось.

Сопротивление обездоленных такой «реформой» несырьевиков — в первую очередь АПК и промышленников — было ожидаемым. И чтобы его сломить, были заранее приняты экономические и политические меры.

Крупные компании, отраслевые комплексы были раздроблены на тысячи мельчайших кусков. Характерный пример: авиастроение или энергетическое машиностроение. Везде и всюду в мире это удел гигантских компаний — вспомним «Боинг». В условиях слабости кредитной системы рухнули кооперационные связи российских предприятий, разбросанных территориально, административно да еще и разделенных новыми государственными границами.

Политически это было подкреплено разгромом представительной власти в центре и на местах, поощрением криминала и т.п. Политическая победа компрадоров в 1993-м обеспечила глубокий и окончательный крах экономики в 1994—1998 годах. Это и кризис неплатежей, и обрушение рынка межбанковских кредитов в августе 1995-го, и падение объемов кредитования промышленных предприятий в 1996—1998-м, и, наконец, парочка дефолтов — суверенный и банковский — в августе—сентябре 1998 года. Это была экономическая катастрофа, не имеющая себе равных в истории, когда развитое промышленно-аграрное государство оказалось сознательно отброшено в прошлое.

Мы до сих пор до конца не осознаем масштабов этого краха, ибо советское наследство еще не проедено. Только теперь до нас начало доходить, как много было накоплено и сколько будет стоить восстановление выбывающих фондов.

Повторим еще раз: этот курс проводится давно, он начат задолго до официального краха власти коммунистов. И как следствие — он уже сформировал устойчивую реальность. Его невозможно просто отменить, повернуть вспять, его можно лишь постепенно корректировать. Но корректировать надо срочно, твердо, не теряя ни минуты.

«Экономический Сталинград» на безденежье

Отметим, важнейший механизм избранного курса состоял в том, что российское государство отказалось от формирования и защиты собственной системы денежного обращения. Заработал этот механизм в 80-е, с принятием закона «О кооперации», который позволил разрушить стройную систему, созданную в СССР, и начать приватизацию фондов развития на предприятиях без контроля государства.

Больше всего поражает то, что пороки этого механизма проявляются и в периоды уникально благоприятной конъюнктуры, высочайших доходов бюджета. Это было бы извинительно в период бюджетного кризиса, когда цены на нефть и металлы упадут. Но трудности при избытке денег…

Крах пирамиды государственных краткосрочных обязательств в 1998 году и совпавший с ним банковский дефолт приостановили отток средств на спекулятивные рынки. Обесценивание рубля закрыло внутренний рынок от импорта. В условиях абсолютной прозрачности российской таможенной границы это было единственной формой защиты от иностранной конкуренции.

Стоит учесть, что российские карлики конкурировали с крупнейшими транснациональными корпорациями, а миллионер миллиардеру не соперник. В этих условиях российский бизнес совершил экономическое чудо: несмотря на полный развал кредитной системы, он смог обеспечить экономический рост. Без кредита невозможно использовать самую благоприятную конъюнктуру, однако русский деловой человек смог взломать этот «экономический Сталинград».

Рост этот был вызван как раз тем, что открылись внутренние рынки, до того — в период «сильного» рубля — занятые дешевым импортом. И это перевесило слабость банковской системы.

Свободная торговля и протекционизм

Выдающемуся экономисту XIX века Давиду Рикардо принадлежит блестящее и безупречное доказательство преимуществ свободной торговли. В разных странах существуют и разные пропорции между затратами на производство тех или иных товаров. Допустим, затраты на производство компьютера в США эквивалентны затратам на производство 1 тонны нефти, а в России — затратам на производство 3 тонн нефти. Тогда, бросив все силы на нефтедобычу, Россия заработает втрое больше, чем производя компьютеры.

Таким образом, для экономики из двух товаров и двух стран каждой стране оказывается выгодней специализироваться на том товаре, относительные затраты на производство которого меньше относительных затрат на производство аналога в другой. При этом обе получают прибыль от внешнеторгового обмена. США при тех же затратах получат больше нефти, а Россия — больше компьютеров.

Для большего числа товаров и стран эта схема обобщается и усложняется, но неизменным остается главное открытие Рикардо: специализация позволяет каждой стране в условиях свободной торговли получать максимум того, что она может заработать при сложившейся экономической ситуации.

И все же следует обратить внимание на одно обстоятельство: именно на оговорку про «сложившуюся экономическую ситуацию». А она ведь чаще всего складывается вот так: в Англии XIX века технологический уровень промышленного производства выше, чем, допустим, в Германии или Франции. Следовательно, двум последним выгодно специализироваться на производстве зерна и уничтожить свою промышленность. И получается, что прямая выгода сегодня оборачивается консервацией отсталости и проигрышем завтра.

Итак, свобода торговли консервирует сложившееся положение вещей — индустриальное лидерство одних и отсталость других.

Фридрих Лист первым вносит в экономическую науку идею, что любое экономическое решение должно рассматриваться не только с точки зрения сегодняшней эффективности, но и с точки зрения его длительных и косвенных последствий. Цель Листа заключается в том, чтобы вывести Германию из отсталости. А значит, он — противник свободы торговли.

Идеи Листа универсальны для всех стран догоняющего развития. Для них неприменимы кажущиеся очевидными теоретические схемы лидеров мировой экономики. Для догоняющего развития нужна система специальных мер, одной из которых неизбежно оказывается протекционизм.

Зачем нужно вопреки текущей выгоде поддерживать и развивать собственную промышленность? Проще всего описать проблему с помощью межотраслевого баланса Василия Леонтьева: на каждом этапе переработки к сырью добавляется вновь созданная стоимость. И чем больше этих этапов, тем больше вновь созданный национальный доход или конечный продукт.

Пусть каждое звено цепочки менее эффективно, чем такое же производство за рубежом. Тонна сибирской нефти, переработанная в Роттердаме и использованная в Германии, даст большую величину добавленной стоимости, чем та же тонна, переработанная и использованная в России. Но ВВП — богатство, которое создано и использовано в России, — будет меньше.

Для справки. ВТО, куда так логично стремится современная Россия в рамках своей экономической политики, — это как раз по рикардовским заветам свободной торговли. Протекционизм и теории Листа для ВТО — слова ругательные.

Кейнсианство и монетаризм

Со времен финикийцев известно, что деньги создаются из воздуха. Тот, кто сможет создать финансовую систему, обогащается невероятно, так как на него начинает работать бесплатно все общество: и неграмотные землекопы, и лучшие умы государства.

Века назад мудрые люди в Испании и Италии поняли суть денежной политики, механизма кредитной экспансии. Деньги вбрасываются одновременно с началом процесса производства. Именно наличие потенциального спроса в экономике, а не поступление денег извне, является толчком для начала производства.

Родоначальником понимания денежно-кредитной политики как инструмента экономического роста явился Дж. Ло в XVIII веке. В каноническом виде эти идеи были изложены Джоном М.¤Кейнсом в 1936 году в его прославленной работе «Общая теория занятости, процента и денег». Он обосновал необходимость постоянного и широкого вмешательства государства в экономическую жизнь при помощи преимущественно финансовых инструментов регулирования — во избежание экономических кризисов и для обеспечения занятости.

Известно, как создавались системы такого вмешательства — задолго до Кейнса. Известно их нехитрое устройство. В Германии в XIX веке бисмарковское государство активно проводило политику догоняющего развития, политику форсированной индустриализации. В 1876 году был создан Рейхсбанк как орган правительства. Он был полностью подчинен правительству, поскольку решал очень важную задачу — объединение экономического пространства Германии, раздробленной страны, которая только-только добилась территориальной целостности.

В то время была поставлена и решена задача: деньги должны вбрасываться в экономику до начала производства, но не вызывать при этом инфляционного эффекта. Основой финансирования экономики была система переучета переводных векселей, так называемая немецкая схема. На сегодняшний день в чистом виде эта схема сохранилась лишь в Швейцарии. Но именно она лежит в основе практически всех схем кредитования малого и среднего бизнеса.

Не следует думать, что только государство может эмитировать деньги. Развитая система коммерческих банков, тесно связанных между собой корреспондентскими отношениями и переплетенных отношениями собственности, также способна эмитировать безналичные деньги. Это явление получило название «денежно-кредитный мультипликатор». Наиболее подробно действие этого механизма в финансовой системе описано на примере США.

Упрощенно можно описать систему мультипликатора следующим образом. Предприятие кладет деньги в банк. Потом банк выдает за счет этих средств кредит. Получатель кредита также кладет деньги в свой банк. Этот банк также выдает кредит. В итоге общее количество денег в экономике увеличивается, и коэффициент увеличения, отношение всей денежной массы к наличным деньгам, называется кредитным или банковским мультипликатором.

Для того чтобы ограничить этот коэффициент, центральные банки вводят обязательное резервирование, при котором часть положенных у него денег банк должен временно разместить в соответствующем фонде в ЦБ. При этом, чем крупнее банк, чем больше у него филиалов, особенно международных, тем меньшее воздействие на его деятельность оказывает этот норматив. Так, Федеральная резервная система США не контролирует обращение долларов за пределами США. Сфера ее ответственности — территория США.

Благодаря денежно-кредитному мультипликатору количество денег в обращении существенно больше, чем количество денег, эмитированных Центральным банком. Достаточно отметить, что от 75% до 90% денежной массы в большинстве стран составляют банковские депозиты и лишь 25—10% — банкноты центрального банка. Денежно-кредитный мультипликатор позволяет возложить все тяготы эмиссии на государство и общество, а выгоды передать наиболее крупным банкам с развитой филиальной сетью.

В 70—80-е годы такую идеологию — идеологию «валютного управления», currency board — обосновали так называемые монетаристы во главе с Милтоном Фридманом. Согласно этой теории, государство могло быть эмитентом, но все выгоды должны были присваивать крупнейшие банки. Данная теория была существенным регрессом в экономической мысли.

Монетаризм отвергает идею вливания денежной массы под экономический рост, под рост товарооборота. В этой теории на качественно новом этапе повторяется идея золотого обеспечения денежной массы и твердых денег: вместо государства функцию эмиссии большей части безналичных денег начинает выполнять другой экономический агент. Государство лишь должно обеспечить для этого агента, приобретающего огромную власть из факта эмиссии денег, надежной денежной базой. Как и в XIX веке, этим агентом является укрепившийся финансовый капитал, более не нуждающийся в опеке и защите государства.

Порочность этих идей в том, что, как и в средние века, страна для увеличения оборотов торговли (порожденных то ли ростом экономики, то ли углублением разделения труда) должна сначала закупить за рубежом золото или доллары за реальные товары, а лишь потом экономика начнет расти. Несчастная Аргентина, купившись на идеи монетаристов, согласившись на «валютное управление», продолжает падать в бездну. Но зато какие выгоды для крупнейших банков!

Все дело в том, кто присваивает выгоды от эмиссии — общество, бюрократия центрального банка или крупнейшие международные банки. Кейнсианцы отстаивают интересы первых, монетаристы — вторых. Эту простую вещь — суть конфликта! — они и скрывают за шумом и визгом диких споров между собой.

И давайте отдадим себе отчет: спор о том, что «лучше» — монетаризм или кейнсианство, будет продолжаться вечно. Но те страны, которые, как Россия последних 20 лет, выбрали монетаризм, все свои ресурсы будут отдавать «в общую копилку», а сами страдать от непрерывных кризисов, все более и более отставая в своем развитии.

Как Минфин объявил войну деньгам

Рост цен на нефть после 2000 года вызвал приток в страну значительного объема валютных средств. Если бы не экономическое чудо 1999—2003 годов, эти средства просто пришлось бы раздавать как пособие голодным и безработным гражданам, экономика не смогла бы их переварить. Но в России производство частично сохранилось, люди не стали люмпенами, у них осталась работа.

И тот приток денег был бы очень кстати тогдашней российской экономике: после «Сталинграда» и хоть какого-то восстановления производства она, по сути, была готова вступить в этап технологического перевооружения промышленности.

Проблема только в том, что кредиты в России в силу слабости банковской системы в два-три раза дороже по сравнению с кредитами в развитых странах, а их сроки обычно не превышают одного года. Да и получить их, мягко говоря, не просто. Дорога и страховка: тарифы здесь тоже в два-три раза выше, чем в Европе. Возможности внутреннего самофинансирования российских компаний также невелики, ведь по размерам они серьезно проигрывают в сравнении со своими конкурентами.

Но ведь есть же нефтяные деньги! А заодно — мудрая экономическая политика и так называемые денежные власти.

И казалось бы, после вытеснения импортеров в начале нового века необходимо было перейти к плавному повышению рубля с одновременным предоставлением нашим предприятиям дешевых длинных кредитов на техническое перевооружение… Ан нет… Этот путь в России был отвергнут как проинфляционный.

Как и многие другие пути, возможные в той ситуации. И все под тем же лозунгом — «лишь бы не было инфляции».

Заниженный курс национальной валюты затрудняет импорт в страну. В том числе ввоз машин, оборудования, которые страна не производит, а также лицензий, сырья. Вся страна работает на экспортеров, проедается накопленное национальное богатство. Это можно объяснить, когда страна пытается захватить новые рынки. Например, именно по такому пути пошла Япония, чтобы обеспечить себе лидерство на рынке высокотехнологичной продукции. Но недоплаты работникам ЖКХ и врачам для снижения стоимости рабочей силы в стране ради увеличения экспорта нефти за рубеж необъяснимы.

Можно было попытаться обеспечить рост монетизации (отношения денежной массы к ВВП) экономики. Отметим, доля расширенной денежной массы М2 («кредитных денег») к ВВП составляет в России около 40%, в то время как в странах с нормальной экономикой — около 100%. Так что объем денег в российской экономике можно увеличить раза в два с половиной, не опасаясь инфляции. Именно этим объясняется эффект резкого увеличения денежной массы в России в 1999—2003 годах при одновременном снижении инфляции (см. диаграмму на с. 22). Монетизация тогда выросла в разы — где-то с 5—8% как раз до нынешних 40%!

Кроме того, денежное обращение страны обслуживается самыми разными валютами и денежными суррогатами, а не только национальной валютой — рублем. Вытеснение суррогатов и иностранных валют из обращения позволяет эмитировать (выпускать в обращение) рубли без риска инфляции.

Кроме того, проблемы «борьбы с инфляцией» существенно обострили процедуру либерализации ввоза-вывоза валюты, поскольку денежное обращение стало вообще выводиться из России. Если раньше дорогие покупки (квартиры, например) осуществлялись все-таки внутри страны, то сейчас они все чаще оплачиваются переводом с одного офшорного счета на другой. Соответственно, инфляционные процессы в рублях усилились, поскольку объемы операций, обслуживаемых рублем, сократились!

Бюджет, в котором исчезают налоги

Наконец, часть денег, которые государство изымает из экономики в виде налогов, оно может сжигать, обнулять (в прессе используют неверный по сути термин — «замораживать»). Политика сжатия денежной массы называется рестрикционной. Такая политика означает, что из экономики изымаются ресурсы (нефть, металлы, лес, рыба и т.п.), которые безвозмездно передаются другим экономикам. Если государство проводит такую политику, то в стране автоматически растет безработица, падают темпы роста ВВП и т.д.

Напомним, налоговая система существует для того, чтобы перераспределять деньги в экономике. То есть не изымать их из экономической системы. Если же с ее помощью деньги исчезают, то, грубо говоря, такую политику можно сравнить с тем, что в качестве налогов у предприятий будут отбирать на металлолом каждый год, например, 10% стоящих в цехах станков…

В России в последние годы была избрана именно рестрикционная стратегия. Формально поводом для нее было то, что Банк России активно эмитировал рубли для скупки долларов у экспортеров. Денежная масса увеличилась в разы: с 714 млрд. рублей на 01.01.2000 года до 3213 млрд. рублей на 01.01.2004 года и 5293 млрд. рублей на 01.01.2005 года. Более жестко контролировался рост денежной базы в широком определении: она увеличилась с 928,3 млрд. рублей на 01.01.2002 года до 1670 млрд. рублей на 01.01.2005 года.

И вместо того, чтобы ограничить приток долларов (например, за счет ограничения экспорта энергоносителей) или уменьшить их приток в экономику (например, за счет разрешения экспортерам платить налоги на экспортные операции в долларах) либо же начать расширенное воспроизводство за счет стимулирования кредитов и внутренних инвестиций, правительство начало бороться с деньгами.

Для купирования инфляции рубли изымались из обращения в виде налогов и замораживались на счетах казначейства. Возникла потребность в инструментах стерилизации эмиссии — попросту уничтожения, «сжигания» безналичных рублей.

Важнейшим инструментом стерилизации эмиссии стал рост остатков на счетах казначейства, накопление денег на счетах органов государственного управления в Банке России. Зачастую это сводилось к тому, что предусмотренные бюджетом средства под различными формальными предлогами выдавались бюджетополучателям в самом конце бюджетного периода. В конце бюджетного года большая часть средств так или иначе доходила до получателей, что обеспечивало инфляционный всплеск. Было принято решение институализировать механизм санации рублевых ресурсов.

3 апреля 2001 года в Послании Федеральному Собранию президент России В.В.¤Путин предложил разделить доходную часть бюджета на две части. Одна из них, формируемая за счет источников доходов, связанных с благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой, и должна была «образовать резерв для обеспечения стабильного развития в менее благоприятные годы, а также для решения масштабных стратегических задач». С 1 января 2004 года вступили в силу дополнения в Бюджетный кодекс РФ, узаконившие Стабилизационный фонд.

Легенда о Стабфонде

Отметим, Стабфонда в классическом смысле этого слова вообще не существует. Это в нормальном банке деньги могут лежать на вашем счету, пока они вам не нужны, а одновременно использоваться в экономике за счет того, что именно этими деньгами банк кредитует другие предприятия. Но Центробанк-то — банк эмиссионный. Иными словами, рубли, попадая в него, исчезают. А потом заново эмитируются. То есть сегодня Стабфонд — это просто записи на счетах Минфина в ЦБ, и только. И теоретически ЦБ может выдать денег и в два, и в три раза больше, нежели там написано, единственное ограничение — это введенный по требованию МВФ запрет на кредитование Центробанком правительства.

А потери от введения Стабфонда велики.

Во-первых, потеря доходов бюджета из-за разницы в процентных ставках по привлекаемым внутренним и внешним заимствованиям.

Экономические воззрения Алексея Кудрина

Обобщение практических действий, официальных и полуофициальных заявлений министра финансов РФ.

1. Вся экономика определяется бухгалтерией. Аккуратное ведение бухгалтерии есть единственно верная экономическая политика.

2. Следствие — экономическая политика должна формироваться в Министерстве финансов.

3. Низкая инфляция обеспечивает инвестиции и экономический рост независимо от любых других экономических параметров.

4. Свободные деньги внутри страны идут исключительно на инфляционное потребление, инвестиции могут быть только из-за границы.

5. Структура денежной массы, кредитный мультипликатор, монетизация экономики и другие параметры денежного обращения не влияют на инфляцию и экономический рост. Последний также не зависит от объемов и стоимости кредита.

6. Обязательства перед западными партнерами — первоочередная ценность, они должны быть выполнены любой ценой, даже ухудшением экономической ситуации в стране.

7. Расходы бюджета есть абсолютное зло, они должны быть уменьшены во что бы то ни стало. Для этого все расходы, в том числе и социальные, должны быть максимально переложены на самих их потребителей.

Российские корпорации и банки, компенсируя деньги, изъятые в Стабфонд, занимают за рубежом по рыночным ценам. Официально они заняли более $300 млрд., однако сколько и под какой процент на самом деле — неизвестно. Отметим, идиотизм здесь потрясающий: дешево рефинансировать отечественную банковскую систему ЦБ и Минфин отказываются, потому что это «проинфляционно». А вот брать значительно более дорогие кредиты (то есть дороже тех, которые могли бы быть в нашей кредитной системе, если бы ЦБ этим занимался) на Западе они не запрещают. Не говоря уже о том, что прибыль от банковских сделок в нынешней ситуации остается не в российской экономике, а в экономиках других стран.

Во-вторых, рестрикционная денежная политика снижает ликвидность банковской системы, что провоцирует неизбежные банковские кризисы.

Государство накопило огромные средства, с помощью которых можно купировать развивающийся кризис. Но мало иметь деньги, надо иметь механизмы, с помощью которых эти деньги можно использовать во благо, а не «разбрызгивать» по дороге на радость жуликам. А таких механизмов, увы, нет. Служившая этим целям государственная корпорация АРКО в России ликвидирована.

В-третьих, наличие большого и не поделенного «кошелька» вызывает непреодолимое желание чиновников его «попилить». Причем, как водится, исключительно в самых благородных целях, то есть истратить его на социальные нужды. Все бы было замечательно, но есть одна проблема. Дело в том, что если предприятия активно развиваются, если сокращается налогообложение, в том числе и на фонд заработной платы, то доходы граждан растут, и можно социальные расходы государства сделать целевыми и неинфляционными. А вот если экономика пребывает в стагнации, а социальные расходы быстро увеличиваются, то инфляции не избежать — потому что эти деньги по определению пойдут не на сбережения, а на чистые расходы. Иными словами, борьба с инфляцией за счет сокращения экономического роста неминуемо приводит к инфляционному всплеску.

Собственно говоря, большой профицит бюджета свидетельствует только об одном — что налогообложение в стране избыточно. Но Минфин стеной стоит против любых предложений уменьшить налогообложение, в том числе и в рамках сокращения НДС. Хотя негативный эффект этого налога в промышленно развитых странах давно доказан, а проблемы с фиктивным экспортом и, соответственно, незаконным возвратом этого налога из бюджета стали притчей во языцех. Но НДС был введен в российскую налоговую систему в начале 90-х годов именно по идеологическим причинам, а примат либеральной идеологии для сегодняшнего Минфина — вещь принципиальная!

У государства денег много, а Россия — нищая. Многие регионы страны превратились в зоны экономического бедствия (доходы отличаются на порядок).

Картина, прямо скажем, позорная. И позор этот связан прежде всего с финансово-экономической политикой, даже, скорее, с идеологией. Потому что как раз в те 4 года, что мы эту идеологию в полной мере не реализовывали, в 1999—2003 годах, у нас было сочетание высокого экономического роста, падения инфляции и оздоровления денежно-кредитной системы. И задача наша состоит именно в том, чтобы эту идеологию изменить. И нынешнее руководство Минфина и ЦБ должно будет либо с этим согласиться, либо найти себе новое место работы.

ИТОГО

Cамая краткая и емкая характеристика политики Кудрина принадлежит научному редактору «Эксперта» Александру Привалову: «БЮДЖЕТОБЕСИЕ». Бюджетобесие — это когда смыслом бюджетной политики является сам бюджет. Кудрин любуется профицитным бюджетом, как пышногрудой блондинкой, отказываясь понимать, что она не может родить. Главная и единственная задача экономической политики, по Кудрину, — борьба с инфляцией путем зажима денежной массы. Никаких других задач в экономической политике Кудрин не признает и никаких других средств борьбы с инфляцией не знает.

Доходы, заработанные на высоких ценах на нефть, объявляются лишними, нечестными и чуть ли не порочными. И порождающими инфляцию. Отсюда, естественно, единственным средством «стерилизации избыточной денежной массы» становится практически ее уничтожение с помощью иностранных финансовых инструментов. Феноменально: доходы от российской нефти, попадая в российскую экономику, инфляцию вызывают, а в американскую — не вызывают никак? На самом деле генератором инфляции (одним из) как раз является кудринский метод борьбы с инфляцией: из экономики всячески выдавливаются длинные инвестиционные деньги и генерируются короткие оборотные. Самым популярным кредитным инструментом стал потребительский кредит на покупку импортного ширпотреба.

Пресловутый рост внешней задолженности крупнейших российских предприятий, по поводу которого сам Кудрин выступает с грозными предостережениями, потому и стал возможен, что эти предприятия, вполне кредитоспособные, лишены доступа к отечественным инвестиционным ресурсам. Эти ресурсы стерилизованы и помещены в американскую экономику, где они успешно покрывают бюджетные дефициты, в том числе и оборонного происхождения.

На самом деле у Кудрина и его доктрины действительно возникли проблемы. Странным образом параллельно и рядом с традиционными экономическими ведомствами (с «нетрадиционной» идеологической ориентацией) возникли институты новой экономической политики, институты роста. То, что некоторые склонны были считать предвыборным пиаром — нацпроекты, программы реиндустриализации, — обрело не только организационную, институциональную, но и ресурсную самостоятельность.

Новая промышленная и социальная политика осуществляется не путем «распила» Стабфонда, чем нас долго пугали псевдолибералы, а через капитализацию институтов роста. То есть формирование на месте дистрофичных отечественных кредитных учреждений адекватной финансовой базы для «русского экономического чуда». А это уже полпути к созданию суверенной финансовой системы.

Есть основания полагать, что прогремевшая лекция профессора Кудрина в Высшей школе экономики, где действующий министр финансов грешил откровенной «илларионовщиной» и пугал кризисом «по образцу азиатского 1997 года» (что несколько выходит за рамки профессиональной лояльности), — это истерическая реакция на реальную утрату своей монополии над экономической политикой. В рамках стратегии, озвученной в последнем президентском Послании, министр финансов уже не возвышается над главой правительства. И у экономической политики появляются стратегические цели и задачи помимо бюджетного профицита.

Осталось сделать еще полшага, оторвать отечественную финансовую систему от американской «матки», которую мы питаем своими ресурсами уже 25 лет. В конце концов, политика, при которой все накопленные Россией резервы обращаются в валюту или финансовые инструменты наших потенциальных «партнеров», не вполне соответствует нынешним внешнеполитическим реалиям (см. репортаж о встрече «Восьмерки»). Перефразируя мысль нашего автора, тот, кто не создаст свою финансовую систему, обречен вечно кормить чужую.