*4194. 1812. ПЕРВАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ.

[Инна Новикова]

http://www.pravda.ru/society/fashion...67-alyavdin-0/
24 дек 2012 в 13:30

Общество » Наследие » Россия

В гостях у главного редактора "Правды.Ру" Инны Новиковой Виссарион Алявдин, председатель Общества потомков участников Отечественной войны 1812 года. Главный редактор и хранитель истории поговорили о 200-летнем юбилее победы над французами, развеяли немыслимые слухи о Наполеоне и Кутузове и обсудили спекуляции на тему Отечественной войны 1812 года.

— Виссарион Игоревич, я тут узнала, что Общество потомков участников Отечественной войны 1812 года было одним из первых культурно-исторических обществ в Советском Союзе. Оно появилось по случаю 150-летней годовщины Отечественной войны. И якобы наши военачальники благосклонно отнеслись к идее создания такого общества. И вот здесь я удивилась. А что, кто-то был против создания вашего общества? Почему нужно было какое-то политическое решение?

— Политическое решение — это, конечно, громко сказано. Но надо заметить, что предшествующая советская эпоха, к сожалению, не очень способствовала тому, чтобы такое общество официально существовало. Я уже не говорю о том, что до Великой Отечественной войны выйти с такой инициативой было просто невозможно.

— А почему так происходило? Кто был против?

— Дело в том, что в советское время оспаривалось почти все, что было связано с дореволюционной историей, то есть до 1917 года. Хотя все эти исторические периоды и изучались, считалось, что наша страна начала жить в 1917 году.

— Даже к Илье Муромцу были вопросы…

— Да, ко всему были вопросы и, в частности, к Отечественной войне 1812 года. Это происходило в 20-х — 30-х годах прошлого века. Был такой историк Покровский. Так вот он стоял на стороне Наполеона (правда, с большевистских позиций). Он говорил, что Наполеон должен был победить, так было бы лучше для нас всех. А тут, понимаете, русская мракобесная монархия выиграла войну.

Так ведь Наполеон тоже был императором.

Он был буржуазным императором, а буржуазный строй прогрессивнее феодального. Вот с такой меркой они подошли к Отечественной войне 1812 года. Они рассуждали так: у нас был феодализм, а во Франции — прогрессивный капиталистический строй. Поэтому нам лучше было сдаться Наполеону. И тогда бы у нас, возможно, быстрее произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.

— Это какой-то нонсенс. То есть в то время стихотворение Лермонтова что ли не читали?

— Его не считали необходимым читать, особенно в школах. Оно, конечно, не было запрещенным, но вот подобный пафос, пафос любви к отечеству, мог начинаться только с 1917 года. Поэтому каждый подобный герой до 1917-го воспринимался с некой опаской, надо было разобраться, кто он по социальному происхождению. Например, если он дворянин, значит, очень его воспевать не надо. И все это было вопреки здравому смыслу.

Например, Александр I был обвинен во всех грехах: он якобы был бездарным и только мешал. В советское время делался упор на то, что мы победили в Отечественной войне 1812 года только благодаря народным партизанам. И вот тут и произошла дикая подмена, потому что на самом деле слово "партизан" в понимании 19 века и, скажем, начала 20 века — это отдельные части партии ("партия" — от французского слова "часть"), которые отряжались от регулярных войск и должны были нападать на гарнизоны, отбивать обозы. Это была нормальная, более или менее принятая форма борьбы с противником. Возможно, не все ее применяли, но тем не менее это было.

Кстати, Наполеону это очень не нравилось: он возмущался и требовал, чтобы мы правильно воевали. Он хотел нас поставить в другие правила игры.

— То есть народных отрядов как таковых в действительности не было?

— Народная война тоже имела место и народные отряды были, но они выполняли роль неких отрядов самообороны. В то время крестьяне таким образом защищались от мародеров. Это была самооборона. Хотя было несколько очень крупных отрядов, которые могли бороться даже с большими французскими частями.

— Но вот эти перегибы в оценке Отечественной войны 1812 были, наверное, только до Великой Отечественной войны. Потом-то все несколько изменилось?

— Да, такой абсурдный взгляд на войну, о котором я рассказал, был у довоенных историков. После Великой Отечественной, если вы помните, появились орден Кутузова, орден Суворова. В самый разгар войны, в самое критическое время Сталин все-таки понял, что нужно обратиться к самому главному — к патриотизму русского человека.

— Но сейчас тоже все далеко не так гладко в этом вопросе. Сейчас много фальсификаций истории Отечественной войны 1812 года. Да и вообще много исторических спекуляций. Уже говорят, зачем фашистов побеждали. Заявляют, что в концлагерях было хорошо.

— Про Великую Отечественную войну еще как-то побаиваются говорить, а вот про войну 1812 года не боятся. Я думал, что все это вранье осталось где-то в прошлом, на уровне наполеоновской пропаганды 1812-1813 годов. Но когда читаешь подобные перепевы в нашей прессе, книгах, то это, мягко говоря, шокирует. Особенно сказки про то, что Наполеон собирался освободить наших крестьян. Как будто ему делать было нечего. Он шел с одной целью — ему нужно было стать единоличным хозяином Европы. Да, он действительно не собирался колонизировать Россию, однако он собирался расчленить ее слегка, отбросить подальше к Уралу.

Есть и другие перегибы. Например, если при советской власти мы писали, что победили при Бородине, то теперь мы сладострастно рассказываем, что были разгромлены при Бородине. Хотя известна и зафиксирована элементарная вещь: Бородино — одна из тех битв, в которой не решилась судьба ни одной армии, ни другой (в истории есть и другие подобные битвы).

— И Наполеон, и Кутузов отправили депеши о победе…

— И оба были правы. Еще здесь хочется вспомнить знаменитого историка, военного теоретика того времени Клаузевице, который писал, что дело не в том, чтобы захватить укрепление в бою (это он не про Бородино писал, а вообще анализировал), задача — сохранить армию или нанести непоправимый урон армии, что Кутузов и сделал. Он нанес при Бородине непоправимый урон французской армии.

— Про Кутузова, кстати, тоже много занятных статей появляется.

- Да, пишут, что он и медлительный был, и Наполеона побаивался. При этом забывают, что Кутузов был одним из первых военачальников, который взял штурмом Измаил. Это было под командованием Суворова. Кутузов в то время был простым офицером, а не генералом. И вот Суворов тогда назвал его своей правой рукой. "Хотя он был на левом фланге, он был моей правой рукой" — известная фраза Александра Васильевича. И, кроме того, Кутузов был человеком очень разумным. Вся эта его так называемая медлительность привела к тому, что он при минимальных людских потерях разгромил армию, превосходящую по силе в несколько раз. Кутузов берег солдат, а Наполеон — нет.

Вместе с Кутузовым вспоминают недобрым словом и Александра I. И угрюмым он якобы был, и трусливым.

— Это все неправда. Как верховный главнокомандующий он был очень мудрый. Причем забыто несколько принципиальных вещей. Например, именно Александр I разработал (вместе с Барклаем, конечно) тайный план ведения войны, который Барклай потом и реализовывал. Говорят, что вот Барклай отступал, самовольно привел врага к Москве. Но это опять-таки вранье. Барклай так спокойно это делал (конечно, относительно спокойно), потому что это был план, одобренный государем императором. Не каждый монарх того времени взял бы на себя такую ответственность, то есть принять решения о том, что мы будем отступать и никакого генерального сражения у границы не будет. И все это при такой группировке, которую собрал Наполеон.

И, кстати, решение о том, чтобы все-таки "добить" Наполеона и дойти до Парижа, принадлежало именно Александру I. Хотя Кутузов и многие другие говорили, что, может быть, не стоит ("вот сейчас Пруссию освободим, австрийцам поможем, и хватит). Но Александр прекрасно понимал, что ничего не хватит. И время доказало его правоту. Если Наполеон эти свои 100 дней умудрился отыграть, то представляете, если бы его оставили в Германии, в Италии нетронутым. Он бы завтра опять всю эту заварушку устроил.

— А какие есть еще подмены исторической правды, касающейся войны 1812 года?

— Меня до глубины души возмущает, когда начинают говорить о так называемом "цивилизованном" пребывании французской армии в России и "варварском" пребывании русской армии в Париже. Это гнусная ложь. В Париже вообще никого не грабили. Я сейчас не говорю про пожар. Пожар — вещь сложная, там до сих пор не понятно, что произошло.

— Что, зашли в Париж, сказали "здравствуй, Франция" и ушли? А как же законы войны, когда на три дня отдают солдатам город на разграбление.

— Вот Александр Павлович, будучи истинным европейским монархом (чего не скажешь о некоторых других персонажах), запретил даже близко трогать Париж. И офицеры, и солдаты за все расплачивались деньгами. Часть наших солдат, особенно молодых, конечно, не удержалась, наделала долгов, которые были лично возвращены Александром I. Он всем лавочникам заплатил уходя.

А вот то, что французы творили в Москве, вполне сравнимо с поведением немцев во Второй мировой войне. Например, французы в Москве пытали священников. И не просто пытали, а замучивали до смерти. Они выпытывали информацию о тайниках со спрятанными святынями. Естественно духовенство не готово было отдавать на поругание кресты, оклады икон. Ведь Успенском соборе Кремля стояла плавильная печь, куда французы отправляли святыни, переплавляя их в золотые и серебряные слитки.

— Самое удивительное, что подобными историческими подменами занимаются не только там какие-то любители сенсаций или откровенные фальсификаторы, но и порой серьезные историки. В чем причина здесь?

— У многих наших историков (не у большинства, слава богу) есть определенный психологический комплекс. Дело в том, что в советское время (особенно в семидесятые — начале восьмидесятых) любили безоговорочно говорить: мы победители, мы хорошие; Наполеон плохой, а Кутузов замечательный. И многим такая советская пропаганда надоедала. У людей, особенно молодого возраста, возникал определенный внутренний протест. Особенно когда начитаешься, сколько там хорошего Наполеон во Франции сделал.

Я сам увлекался Наполеоном, считаю его очень яркой фигурой. Однако нужно все-таки анализировать, не нужно заигрываться.

— Ну, это же хорошо, что мы одержали победу над сильным полководцем, а не слабым. Это же плюс для нас.

— Да, это точно. Я вот никогда не говорил, что Наполеон был бездарным или не великим. Просто надо понимать, что он наделал. Тем не менее отмечу, что он допустил целый ряд ключевых ошибок, которые ставят под сомнение его действительно универсальный гений. Хотя он, конечно, был талантливым полководцем.

— Виссарион Игоревич, хотелось бы с вашей помощью развеять еще один миф о войне 1812 года. Этот миф, насколько я знаю, придумали англичане. Я имею в виду утверждение о том, что войну 1812 года выиграло не русское оружие, а русский мороз. Хотя ведь осень 1812 года была очень теплой…

— Да, осень была действительно очень теплой. А эта история про Генерала Мороза — отчасти английская, а отчасти французская выдумка. Ну, с англичанами в данном случае все понятно. Они у нас всегда те еще союзники…Когда мы оказываемся в союзе с англичанами, ничего хорошего не жди.

Что касается французов, то они тоже активно популяризировали эту теорию, потому что бедным маршалам и генералам надо было как-то сохранить лицо. При этом все забывают и о теплой осени (хотя те же французы в своих мемуарах пишут о теплой осени), и о том, что все кульминационные бои состоялись, когда снега еще не было.

— Виссарион Игоревич, такой еще вопрос. Вот мы все знаем про битву Бородино, знаем про Малоярославец, Смоленск. Но я слышала мнение, что это не самые, может быть, удачные образцы военного искусства. Якобы куда большего внимания заслуживают Ельня, Клястицы…Почему эти битвы не так известны?

— Вы знаете, этому есть объяснение и с военной точки зрения. Оно заключается в том, что эти сражения (пожалуй, за исключением Клястиц) уже кардинально не влияли на ход военных действий. А вот за Клястицы действительно обидно. Во-первых, Клястицы — это 100-процентная победа русского оружия (в отличие от бородинской битвы, где можно действительно дискутировать о том, что был какой-то ничейный результат.

Мы выиграли битву под Клястицами, и последствия этой битвы были довольно серьезными — было подорвано движение на Петербург.

— Но почему об этом никто не говорит?

— Эта битва была не такой крупной. А Бородинская битва была одной из кровопролитных в истории. Такие сражения не забываются. Также интересно, что Бородинская битва осталась в народной памяти как победа. И не потому, что была какая-то там пропаганда, а потому, что была продемонстрирована сила духа русского народа. Это было настолько непривычно для Наполеона. Не зря говорят о неком моральном поражении Наполеона. И в конечном итоге Наполеон не смог решить свою главную задачу. У него было две цели — разбить нашу армию и добиться заключения мира. Он не разбил армию и не получил мира.

— В этом году мы громко отпраздновали 200-летие победы над Наполеоном. И это говорит о том, что победа 1812 года до сих пор важна для нас. По-вашему, какие главные уроки мы извлекли из этой войны?

— Самый главный урок, который преподнесла нам Отечественная война 1812 года, касается идеи национального единства. 1812 год показал, что когда власть, вся элита государства, церковь, народ едины, то даже перед лицом страшной угрозы страна непобедима. Во всяком случае, русский народ. Ведь вспомним, что тогда в стране было множество социальных, экономических и политических проблем (изживавшее себя крепостное право, коррупция, интриги во власти и т. п.). Тем не менее народ, элиты отложили все это в сторону и стали спасать страну.

Я считаю, что это главный опыт, который мы можем использовать, которым мы можем руководствоваться. Когда же это единство нарушается, то Россия летит в тартарары. И примеры тому — "смутное время", а также революция 1917 года. Поэтому единство — это главный наш оплот и главный наш национальный ресурс.

[CALEND.RU]

http://www.calend.ru/event/3963/
24 июня 1812 г.

Армия Наполеона вторглась в Россию - началась Отечественная война 1812 года Император Наполеон (12) 24 июня 1812 года армия французского императора Наполеона I без объявления войны вторглась в Россию. Неприятелю противостояла русская армия под командованием генералов М.Барклая-де-Толли, П.Багратиона и А.Тормасова, насчитывавшая около 240 тысяч русских солдат. Быстрое продвижение французов вынудило русское командование отступить вглубь страны. Отступая, русские войска вели арьергардные бои, нанося противнику значительные потери. В ходе Смоленского сражения в начале августа был сорван план Наполеона о разгроме основных сил российских войск. 20 августа император Александр I подписал указ о назначении главнокомандующим русскими войсками М.И. Кутузова, который и возглавил русскую армию во время генерального сражения под Бородино. А затем он, не смотря на решение оставить Москву французам, сумел создать для наполеоновской армии такие условия, что французы не получив ни продовольствия, ни отдыха, вынуждены были отступать в сторону Калуги.

© Calend.ru

[Игорь Буккер]

http://www.pravda.ru/society/fashion...35-tormasow-0/
3 ноя 2012 в 19:27

Общество » Наследие » Россия

До сих пор остается в тени фигура одного из трех командующих Западными русскими армиями — генерала Александра Петровича Тормасова, хотя он единственный за Отечественную войну 1812 года получил высшую награду Российской империи — орден Св. апостола Андрея Первозванного. Почему же судьба была так несправедлива к этому храброму и умелому командиру?

Именем командующего Третьей обсервационной армией не названы улицы российских городов, хотя этой чести удостоились даже те, кто командовал куда более меньшими соединениями. Даже на пьедестале памятника Кутузову у Бородинской панорамы в Москве среди фигур военачальников не видно Тормасова. Немногие мемуаристы оставили о генерале свои воспоминания. Правда, в Военной галерее Зимнего Дворца его портрет кисти Джорджа Доу есть. Причина сего кроется в сложном характере генерала, его непопулярностью в войсках и отсутствии блистательного военного гения, который он заменил усердием по службе и добросовестным исполнением своих обязанностей.

Тем не менее, военная косточка, служака Тормасов, оказался "крепким орешком" для наполеоновских маршалов. Именно под руководством Тормасова была одержана первая бесспорная победа русской армии над Grande Armee Наполеона Бонапарта. Это случилось на западной окраине Российской империи, в битве под Кобриным. Там, как писал военный теоретик фон Клаузевиц, произошел "блестящий захват в плен бригады Кленгеля в Кобрине Тормасовым", военный маневр которого "произвел сильное впечатление". Нужно думать, как на своих, так и на противника.

Александр Петрович Тормасов начал свою военную службу поручиком в Вятском пехотном полку. Спустя несколько недель в чине капитана он стал адъютантом при графе Я.А. Брюсе. В 1774 году Тормасов получает звание премьер-майора и через три года подполковника с назначением командиром сформированного им Финляндского егерского батальона. Вскоре толкового подполковника приметил Потемкин, и, назначенный светлейшим князем командиром Александрийского легкоконного полка в чине полковника, он принялся гонять по Крыму местных татар, показав последним, где раки зимуют. Командир бригады генерал-майор Тормасов находился в Измаиле, комендантом которого был генерал-поручик М.И. Кутузов. Во время русско-турецкой войны Тормасов получил свою первую награду — орден святого Георгия 3-й степени.

У польского местечка Мотарь полки Тормасова вдарили по противнику. Возглавляемая им колонна штурмовала Прагу — пригород Варшавы. Осенью 1794 года Тормасов взял в плен Костюшко. Польский король Станислав II Август Понятовский прислал ему ордена Белого Орла и св. Станислава, а российская императрица наградила орденом св. Владимира 2-й степени и Золотою шпагой с алмазами и надписью "За храбрость". Таким образом, будущий командующий третьей обсервационной армией в 1812 году принадлежал к плеяде славных екатерининских орлов.

Военная карьера генерала, после 35 лет беспорочной службы, могла окончиться 11 декабря 1807 года, когда император Александр I уволил Тормасова с правом ношения мундира и полной пенсией. Однако последовала неожиданная смерть жены, и Александр Петрович вновь обратился с прошением принять его на военную службу. 9 июня 1808 года его назначили главнокомандующим в Грузии. В 1809-1811 годах граф Тормасов был военным губернатором Астраханским и Кавказским. Следовательно, предшественником другого героя 1812 года, генерала от инфантерии Алексея Петровича Ермолова.

Александр Петрович не только воевал, но способствовал развитию меновой торговли на Северном Кавказе. В 1810 году на средства, выделенные из казны, командующий Отдельным кавказским корпусом и главноуправляющим в Грузии генералом от кавалерии Тормасовым было создано четыре соляных магазина и шесть меновых дворов для купцов (русских, армянских, а позднее также нахичеванских и тифлисских), казаков и горцев — Прохладненский, Наурский, Лащуринский, Прочноокопский, Усть-Лабинский и Константиногорский.

Опуская дальнейшие подробности службы на Кавказской линии, где Тормасов усмирял восстания в Имеретии и Абхазии, отметим, что к началу восточного похода французского императора в Россию Александр Петрович был командующим Третьей резервной обсервационной армии.

Генералу от кавалерии Тормасову в 1812 году противостояли австрийский и саксонский корпуса, соответственно Шварценберга (Karl Philipp Fürst zu Schwarzenberg) и Ренье (Jean-Louis-Ébénézer Reynier). Кстати, австрийскому фельдмаршалу князю Шварценбергу соотечественники поставили в Вене конный памятник. Правда, нужно отдать им должное, совсем не за русскую кампанию.

Напомним, в июле-августе в южной Литве располагались Шварценберг и Ренье с 51 тысячью человек против Тормасова, у которого было 35 тысяч. И только в сентябре, когда прибыл с Дунайской армией силою в 35 тысяч человек адмирал Чичагов, соотношение сил коренным образом изменилось. При этом главнокомандующим объединенной армией был назначен П.В. Чичагов. По времени это примерно совпало с занятием французами Москвы (о поражении саксонской бригады генерала Г.Х. Кленгеля под Кобрином, которое произошло 15 (27) июля 1812 года читайте в статье "1812 год: странная война на юге России").

Той же осенью император Александр Павлович повелел Тормасову отправиться в главную квартиру М.И. Кутузова и вместо смертельно раненого князя Багратиона принять под свое начало Вторую западную армию. Находясь в главной ставке, Тормасов вместе с русской армией выступил в заграничный поход. То ли в качестве компенсации за то, что его армию передали Чичагову, то ли помня о его не только военных заслугах на Кавказе, а может, и за все вместе взятое император Александр 30 августа 1814 года назначил Тормасова главнокомандующим Москвы вместо графа Ростопчина.

Боевой генерал сумел проявить себя и на мирном поприще, восстановив сожженную древнюю русскую столицу. Многие современники высоко оценивали деятельность Тормасова по возрождению Первопрестольной. Так что, как видите, все-таки зря не поставили в Москве памятника Александру Петровичу.

[Сергей Осипов]

http://www.aif.ru/society/37953
00:05 14/11/2012

Статья из газеты: Еженедельник "Аргументы и Факты" № 46 14/11/2012

Березина... Название этой реки, правого притока Днепра, стало во французском языке таким же синонимом катастрофического военного ...
«Переправа Наполеона через реку Березина». Картина Петера фон Гесса

О траги*ческих и героических собы*тиях, связанных с последними днями пребывания Наполеона в России, рас*сказывает Алексей Шишов, сотрудник НИИ военной истории Военной академии Генштаба ВС РФ.

Обуза для обоза

- Французские историки немало придумали в оправдание своих соотечественников. Все слышали версию о том, что армию Наполеона в России победил «генерал мороз» - ужасные погодные условия. На самом деле первый снег осенью 1812 г. выпал лишь в первой декаде ноября, а холода наступили ещё позднее. Именно мороз, как это ни парадоксально, мог спасти французов при бегстве из России. Но не спас. Впрочем, речь об этом впереди...

На территорию Белоруссии Великая армия вступила в довольно плачевном состоянии. Причин было несколько. Одна имела начало ещё в Бородин*ском сражении, в ходе которого французская кавалерия потеряла непозволительно много лошадей. Драгуны и кирасиры были спешены, но пехотной тактики они не знали, с полной выкладкой ходить не привыкли. Из-за этого при отступлении они часто бросали выданные ружья и превращались в обузу для отступающей армии. Другая причина заключалась в моральном разложении Великой армии. Мародёры, рыскавшие по русским деревням, поставили заготовку продовольствия для армии на «коммерческую основу». Всё добытое они зачастую не сдавали в собственные части, а продавали или меняли на военные трофеи в чужих. Плюс к этому враждебное отношение местного населения, которое то и дело бралось за топоры и вилы. Плюс действия армейских партизанских отрядов, которые устраивали с французами настоящие сражения. Плюс наступавшая на пятки русская армия, разбившая французов под Чашниками в октябре и под Красным в ноябре... В результате от корпуса маршала Нея к концу русской кампании осталось 300 человек. В таком состоянии французская армия в десятых числах октября подо*шла к западной границе России в районе города Борисова на реке Березине.

Иллюстрация предоставлена сайтом russianlook.com

На Березине французов уже ждали. Западный берег реки, куда только собирался переправиться Наполеон, контролировала Дунайская армия под командованием адмирала Павла Чичагова - 32 тыс. свежих штыков и сабель. С севера над Наполеоном нависал корпус Петра Витгенштейна (40 тыс.), ранее прикрывавший дорогу на Петербург. С востока, отставая на сутки-двое, шла армия Кутузова (50 тыс.). Казалось, мышеловка вот-вот захлопнется. Но не тут-то было!

Щука и кот

...По горячим следам того, что произошло потом, Иван Крылов написал басню «Щука и Кот». Слова, с которых она начинается, на слуху до сих пор: «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пирожник». В Щуке, неосмотрительно выбравшейся на берег, чтобы вместе с Котом поохотиться на мышей, современники без труда узнали адмирала Чичагова. Пока он ждал переправы французов южнее Борисова, Наполеон его обманул. Стоя по горло в ледяной воде, сапёры генерала Эбле навели то ли два, то ли даже три моста севернее города у деревни Студёнка. По ним с 14 по 17 ноября Россию покинули самые организованные и боеспособные части французов, включая Старую и Молодую гвардии. Был там и сам император.

Справедливости ради следует отметить, что Витгенштейн был виновен в относительной неудаче сражения на Березине не меньше (если не больше), чем злосчастный адмирал. Чичагов хоть как-то пытался противостоять величайшему тактику XIX в. Наполеону, а вот генерал от к*авалерии Витгенштейн вопреки приказу Кутузова вообще остался в стороне от боевых действий. Он, однако, был в фаворе у императора Александра I и вскоре возглавил всю русскую армию.

Судьба же тех французов, кто слишком задержался на восточном берегу Березины, была поистине ужасна. В последнюю ночь, что переправа ещё дей*ствовала, реку не перешли 40‑45 тыс. солдат. Наполеон посылал к ним генералов, торопил, но несчастные слишком устали или попросту пригрелись у костров. Утром на господствующие высоты вышла русская артиллерия и открыла огонь. Французы в панике бросились к мостам, началась всеобщая свалка. Ещё не замёрзшая река стала могилой для десятка тысяч французов, после того как переправившиеся первыми подожгли мосты. Прикрывавшие бегство Великой армии швейцарские добровольцы погибли все до единого.

Всего Россию покинуло от 20 до 28 тыс. человек - из почти 600 тыс., которые пересекли русскую границу летом 1812 г. Наполеону, однако, удалось сохранить всех своих маршалов и значительную часть офицерского корпуса, что позволило ему быстро набрать и обучить новую армию. С ней он воевал в 1813, 1814 и даже 100 дней в 1815 г. Любопытно, что Чичагов, обвинённый во всех неудачах при Березине, скрывался от позора во Франции, где и умер, забытый всеми и ослепший, в 1849 г.

[Антон Евсеев]

http://www.pravda.ru/society/fashion...836-liahovo-0/
25 дек 2012 в 17:00

Общество » Наследие » Россия

Среди многочисленных сражений, которые пришлось выдержать русской армии в 1812 году, было немало интересных, вот только найти среди них такое, которое можно было бы назвать самым удачным, достаточно сложно. Однако все-таки можно. Завершая наш цикл статей о неизвестных событиях грозного года, мы хотим рассказать вам о малоизвестной битве под Ляхово.

Когда внимательно рассматриваешь каждую битву, выясняется, что-либо она все-таки закончилась для наших войск неудачей (как сражения при Бородино или Березине), либо русские выиграли, но понесли большие потери (бой под Клястицами). Так что найти такую битву, которую можно было бы считать идеально проведенной и поставить в пример будущим полководцам в этой кампании весьма непросто.

Но по крайней мере одно такое сражение все-таки было. И произошло оно недалеко от города Ельня у села Ляхово в конце октября. Тогда силам четырех объединенных партизанских (или, если правильнее сказать, рейдерских) отрядов удалось разгромить бригаду регулярной французской армии, причем не потеряв при этом не то что ни одного человека, но даже ни одной лошади. А произошло это вот как.

Отряд ополченцев из Калужской губернии, которым командовал князь Яшвиль (тот самый, что в свое время принимал участие в убийстве Павла I и после был сослан именно в эту губернию) занял город Ельню и остался там, ожидая подхода регулярной армии. Однако об этом узнал Наполеон и поручил дивизии генерала Бараге де Иллье из корпуса Виктора занять город. Следует заметить, что солдаты этой дивизии долгое время числились в резерве и на театр военных действий прибыли совсем недавно. То есть они были хорошо снаряженными, сытыми и вполне боеспособными (чем после битв под Малоярославцем и Вязьмой могли похвастаться далеко не все французские соединения).

Генерал Луи Бараге де Иллье, узнав, что ему противостоит лишь отряд ополченцев, многие из которых и ружье-то впервые в руках держали, решил что для этой операции будет достаточно бригады генерала Ожеро (имеется в виду не маршал Пьер-Франсуа-Шарль Ожеро, который в это время находился с резервными войсками в Пруссии, а его брат, дивизионный генерал Жан-Пьер Ожеро). Тот, имея под рукой 1600 человек при четырех орудиях, спокойно направился к Ельне, не ожидая со стороны русских никакого подвоха.

Яшвиль, получив весть о приближении французов, понял, что надо уходить — малочисленные и плохо обученные ополченцы противостоять регулярной пехоте, конечно же, не могли. Ожеро начал преследование и даже настиг Яшвиля, однако об этом узнал командир действовавшей неподалеку рейдерской группы генерал Василий Орлов-Денисов, который атаковал французов и заставил их отступить к деревне Ляхово. Он и не подозревал, что тем самым загнал их в капкан.

В. В. Орлов-Денисов

Дело в том, что как раз в этом районе в тот момент находились отряды трех самых прославленных партизанских командиров — Дениса Давыдова, Александра Сеславина и Александра Фигнера. Отряды этих выдающихся военачальников соединились 24 октября в селе Дубасицы (ныне носит название Дубосище). Когда разведка, высланная Давыдовым, доложила, что рядом находится бригада Ожеро, Фигнер предложил атаковать ее.

Однако, обсудив положение, партизанские командиры поняли, что им это не под силу: соединенная группа насчитывала 1300 человек, да к тому же у рейдеров было всего два орудия. Поэтому им пришлось обратиться за помощью к Орлову-Денисову, под началом которого тогда было шесть казачьих полков и Нежинский драгунский полк — всего около двух тысяч человек при четырех орудиях. Таким образом рейдеры получали численный перевес.

После того как 27 октября от Орлова-Денисова был получен положительный ответ, рейдеры подготовились к сражению и на следующий день скрытно выдвинулись к Ляхову. Перехватив несколько десятков вражеских фуражиров, они полностью разведали обстановку — оказалось, что Ожеро был настолько беспечен, что даже не выставил боевого охранения. Это было на руку нападавшим.

Вскоре прибыли полки Орлова-Денисова, который с общего согласия был избран главным командующим операцией (как старший по званию), и битва началась. Сначала, для того, чтобы отрезать противника от других французских войск наступающие заняли ельненскую дорогу. Далее войска Давыдова начали атаку на Ляхово, а отряд Сеславина занял дорогу на Язвино, где также располагались французы, однако атаковать их не стал — он просто выдвинул орудия и открыл огонь по селению. Орлов-Денисов решил, что ему нужно устроить заслон на дороге в Долгомостье, где стояли основные силы дивизии Бараге де Иллье в составе двух пехотных бригад и кавалерии. Таким образом он мог в случае необходимости отразить атаку французов, если бы они решили оказать помощь окруженным (что на самом деле чуть позже и произошло). Отряд Фигнера остался в резерве недалеко от ельнинской дороги.

Жан-Пьер Ожеро

Ожеро, который не потрудился выслать разведку и потому не знал численности неприятеля, решил, что дело совсем плохо и нужно пробиваться к своим. Поэтому он оставил в Ляхово заслон, а сам предпринял атаку на войска Орлова-Денисова. Однако из этого ничего не вышло — драгуны и казаки легко отбросили французов назад. Тем временем отряд Давыдова подобрался к деревне и поджег ее, в результате чего около сотни французских егерей, находившиеся в заслоне, просто сгорели заживо в пылающих домах и сараях, где они держали оборону. А рейдеры, воспользовавшись сумятицей, захватили артиллерию противника.

Сеславин тоже не терял времени зря — он в это время опрокинул французскую конницу, очистил лес от неприятельских егерей и подвинул орудия ближе к деревне. В результате вернувшиеся после неудачного прорыва солдаты Ожеро попали под еще более мощный обстрел. Это окончательно деморализовало противника — все силы противника сконцентрировались в Ляхово, даже не пытаясь контратаковать партизан. Однако присланное Давыдовым предложение о сдаче Ожеро, тем не менее, отверг.

Бараге де Иллье, услышав звуки боя, понял, что его бригада попала в западню и решил помочь ей. Он выделил из своей кавалерии две тысячи кирасир и приказал им атаковать отряд Орлова-Денисова. Тот не растерялся, и, узнав о выступление противника из Долгомостья, выставил заслон под началом полковника Быхалова с двумя казачьими полками. Но казаки не смогли выдержать атаку численно превосходящих сил регулярной конницы и начали отступать. Тогда Орлов-Денисов повел против кирасир весь свой отряд. Кроме того, атаку поддержали шесть орудий.

В итоге французы, потеряв семь сотен убитыми и раненными, обратились в бегство. Любопытно, что среди бойцов Орлова-Денисова было всего лишь несколько раненых, да и то легко. Поручив Быхалову преследование противника, генерал вернулся под Ляхово, где с помощью подошедшего резервного отряда Фигнера рейдеры уже взяли бригаду в окружение.

Ожеро, увидев, что ситуация становится безвыходной, принял второе предложение о капитуляции. В плен к партизанам попали один генерал, 60 офицеров и около полуторы тысяч солдат. Если добавить сюда еще несколько десятков кирасир, которых захватил Быхалов во время преследования, то количество пленных приблизилось к цифре в 1600 человек. А у рейдеров не был убит ни один солдат и лишь пара десятков бойцов получили легкие раны.

Многие историки отмечают, что если бы Ожеро попытался в тот момент, когда полки Орлова-Денисова сражались против кирасир, пойти второй раз на прорыв, то ему сопутствовала бы удача. По сути дела ему нужно было только опрокинуть отряд Давыдова — Фигнер и Сеславин вряд ли успели бы подойти на помощь. Но он почему-то не сделал этого — возможно, из-за того, что посчитал силы неприятеля превосходящими. А они на самом деле весьма уступали по численности французам.

На первый взгляд может показаться, что значение небольшой битвы под Ляхово было весьма невысоко. Однако французы оценивали это событие иначе. Вот что писал в своих мемуарах адъютант Наполеона генерал Арман де Коленкур:

"Император рассчитывал на корпус Бараге д'Иллье, недавно прибывший из Франции; он дал ему приказ занять позиции на дороге в Ельню; но авангард Бараге д'Иллье занял невыгодную позицию в Ляхове; им командовал генерал Ожеро, который плохо произвел разведку и еще хуже расположил свои войска… Неприятель, следивший за Ожеро и, кроме того, осведомленный крестьянами, увидел, что он не принимает мер охраны и воспользовался этим.

Генерал Ожеро со своими войсками численностью свыше двух тысяч человек, сдался русскому авангарду, более половины которого он сам взял бы в плен, если бы только вспомнил, какое имя он носит. Эта неудача была для нас несчастьем во многих отношениях. Она не только лишила нас необходимого подкрепления свежими войсками и устроенных в этом месте складов, но и ободрила неприятеля, который, несмотря на бедствия и лишения, испытываемые нашими ослабевшими солдатами, еще не привык к таким успехам".

Как видите, поражение под Ляхово было весьма чувствительным для французов. После него их боевой дух упал еще ниже, а страх перед рейдерами и партизанами, наоборот увеличился. И это обстоятельство дает нам еще один повод объявить битву под Ляхово самым лучшим сражением русских войск в Отечественной войне 1812 года…

[Антон Евсеев]

http://www.pravda.ru/society/fashion...5-klyastici-0/
25 сен 2012 в 17:25

Общество » Наследие » Россия

Произошедшее в самом начале августа года сражение под Клястицами между корпусами Удино и Витгенштейна является замечательным событием Отечественной войны 1812 года. Это была первая битва, когда русские войска атаковали превосходивший по численности контингент французов и нанесли ему поражение. Именно там развеялся миф о непобедимости Наполеона.

Во время боя солдаты и офицеры проявили чудеса героизма, а командующий продемонстрировал весьма умелое руководство и тонкое понимание обстановки. Тем не менее, эта славная страница нашей истории почему-то оказалась забытой. Когда говорят о войне 1812 года, то в основном вспоминают Бородинскую битву, которая, несмотря на героизм русских солдат, не была успешной для нашей армии — в основном из-за бездарного руководства командования. Однако именно это неудачное сражение давно стало, что называется, культовым, в то время как замечательная битва под Клястицами известна только специалистам.

Именно поэтому мы считаем, что следует исправить несправедливость и рассказать о подвиге, который совершили русские солдаты и офицеры в течении нескольких дней июля и августа того грозного года. А началось все с того, что французский маршал Никола Шарль Удино, без боя заняв Полоцк, не представлял, что ему делать дальше. И когда от Наполеона пришло предписание двигаться на соединение с Макдональдом, который уже был под Ригой, для того, чтобы потом разгромить корпус Витгенштейна и направляться на Санкт-Петербург, то командующий корпусом весьма обрадовался. Не откладывая дела в долгий ящик, Удино собрал войска и 27 июля выступил в направлении на Себеж.

Витгенштейн, зорко следивший за передвижениями врага, поначалу не понял его целей — Петру Христиановичу показалось, что Удино производит демонстрацию, целью которой было отвлечь силы 1-й Западной армии и приостановить их движение к Смоленску. Однако позже ему донесли, что Макдональнд изменил направление движения и подходит к Динабургу (современный Даугавпилс). Стало ясно, что оба маршала хотят объединиться и нанести удар по первому корпусу русской армии, которым Витгенштей, собственно говоря, и командовал.

Опытный генерал понял, что больше выжидать нельзя — силы объединенного контингента могут превысить его собственные в три раза, и если они атакуют, то просто раздавят. Поэтому Витгенштейн решил перехватить Удино по дороге (его войска были ближе) и разгромить. Итак, 29 июля войска первого корпуса в составе 17 тысяч человек при 84 орудиях выступил к Клястицам. Кроме того, Петр Христианович приказал командующему Динабургского отряда А.Ю. Гамену отвлекать внимание Макдональда ложными движениями, не допуская движения противника по дороге на Люцин. Интересно, что один из самых одаренных полководцев Франции попался на эту уловку — захватив оставленный русскими Динабург, Макдональд остановился и стал ждать подхода Удино.

Обезопасив себя с фланга, Витгенштейн выслал вперед авангард под командованием генерал-майора Я.П. Кульнева на разведку. Он также дал ему задание захватить деревню Клястицы. С этой задачей командир, который считался лучшим мастером авангардных и арьергардных боев в русской армии, справился просто блестяще — 28 июля три конных полка французов (12 эскадронов) были неожиданно атакованы четырьмя эскадронами Гродненского гусарского полка и присоединившимися к атаке 500 казаками. Несмотря на численное превосходство, французы были опрокинуты.

После этого Кульнев захватил деревню, однако вынужден был оставить ее, узнав, что ему навстречу идет сам Удино с корпусом в составе 28 тысяч человек при 144 орудиях. Он вернулся и доложил обстановку Витгенштейну, который, тем не менее, решился атаковать противника. Прежде всего Кульневу было поручено атаковать французов на позициях около деревни Якубово. Храбрый генерал 30 июля обрушил войска на пехотную дивизию Клода Жюста Леграна, оттеснил их к самому селу, но захватить его не смог — силы были неравными. Тогда мудрый Витгенштейн изменил тактику — он обошел позиции противника севернее и на рассвете 31 июля русские атаковали Леграна со стороны села Ольхово.

Первую атаку французы отразили, но последующие удары русских войск вынудили противника организованно отойти за реку Нищу. Витгенштейн, поразмыслив, не захотел атаковать противника в лоб — это было чревато большими потерями (все-таки действия Витгенштейна разительно отличались от решений русских генералов на Бородинском поле, которые уложили в лобовых атаках чуть ли не треть армии!). Поэтому он приказал коннице отойти выше по реке, переправиться через нее и ударить по правому флангу французского корпуса.

Рассчеты Витгенштейна полностью оправдались — французы, узнав, что им грозит фланговая атака, сами оставили позиции и стали отходить через Клястицы. Причем они были настолько напуганы, что, отступая, подожгли мосты через Нищу. И вот тут-то русские солдаты продемонстрировали чудеса героизма — под прикрытием огня артиллерии 2-й батальон Павловского гренадерского полка атаковал врага прямо через горящий мост, нанес ему поражение и захватил Клястицы. Одновременно реку форсировал вброд авангард Кульнева и начал преследовать уже бежавшего со всех ног противника.

Впрочем, Удино был хоть и потрепан, но не разбит — ему удалось отвести войска к реке Дриссе, где он начал спешно приводить их в порядок. Однако Витгенштейн не мог ему этого позволить и приказал славному авангарду генерала Кульнева снова атаковать французов. К несчастью, 1 августа после переправы через реку Дриссу отряд Кульнева попал в засаду возле села Боярщино — его заманили в низину и обстреляли из пушек, находившихся на господствующих высотах. Русские стали отходить к Клястицам. Прикрывая отход своего отряда, смертью храбрых погиб сам командир, генерал Яков Петрович Кульнев — пушечным ядром ему оторвало ноги выше колен.

После этого ободренные победой французы перешли Дриссу и двинулись вслед за отступающим авангардом. Но Витгенштейн, узнав о поражении Кульнева, занял выгодную позицию между рекой Нища и селением Головчица. А после он применил тот же самый тактический прием — генерал Лев Михайлович Яшвиль, принявший команду над авангардом, спокойно пропустил наступающих французов прямо к реке, и когда дивизия Жан Антуана Вердье приблизилась к позиции, то по ней был открыт жесточайший перекрестный артиллерийский огонь. После чего пехота атаковала растерявшихся французов в лоб, а кавалерия — с флангов. В итоге дивизия была наголову разгромлена, и ее остатки бежали к селу Сивошину. В общем, Витгенштену удалось с лихвой отплатить французам за гибель своего самого любимого командира.

После потери еще одной дивизии Удино понял, что дальше ему продвинуться не удастся. И он, решив не искушать судьбу, отвел войска под защиту укреплений Полоцка. После смотра выяснилось, что французы в ходе трехдневного сражения потеряли 10 тысяч убитыми и ранеными и 3 тысячи пленными, то есть почти половину своего корпуса. Наступать они больше не могли. А Витгенштейн, потерявший всего 4 тысячи человек, по-прежнему был способен к активным действиям.

Сражение при Клястицах, ставшее первой победой над войсками Наполеона (Тормасов на юге, правда, разгромил войска Ренье раньше, 27 июля, однако это была победа не над французами, а над союзническим саксонским корпусом), полностью сорвало планы Наполеона относительно захвата Петербурга. Теперь столице России ничто не угрожало. Кроме того, именно оно развеяло миф о непобедимости армии Наполеона. Военный историк Карл фон Клаузевиц, который узнал об этой победе, будучи с 1-ой армией под Смоленском, вспоминал, что после этих известий солдаты и офицеры воспрянули духом и поверили, что враг обязательно будет разбит.

[Антон Евсеев]

http://www.pravda.ru/society/fashion...18-vitgen_1-0/
18 сен 2012 в 17:00

Общество » Наследие » Россия

Когда вспоминают Отечественную войну 1812 года, то касаются лишь боевых действий, что велись на центральном направлении. Но в это время севере и юге России тоже шли бои, о которых нельзя забывать. Сегодня мы расскажем вам о том, как русские сорвали наступление французов на столицу и за что генерал Витгенштейн был прозван "спасителем Петербурга".

Свое пренебрежение к северной и южной кампаниям некоторые историки обычно объясняют тем, что они, по сути дела являлись фланговыми операциями от которых исход войны совершенно не зависел. Однако это вовсе не так. Именно на флангах были первые победы российского оружия, которые совершались в то время, когда основная масса русских войск пассивно пятилась по направлению к Москве.

И именно эти победы, во-первых, сорвали изначальные планы Наполеона, во-вторых, оставили его армию без резервов, и в-третьих — убедили Государя Императора Александра I и его окружение в том, что дело обстоит не так уж и плохо, после чего идея о заключении мира стала абсолютно неприемлема для русского правительства.

Обо всех этих героических страницах истории в современной России почему-то забыли. Однако нам это кажется не совсем справедливым — ведь героизму солдат фланговых армий и полководческому таланту их командиров мы обязаны победой над Наполеоном не меньше, чем войскам центрального направления. Исправить эту несправедливость можно только одним способом — рассказать о этом в цикле статей, посвященных малоизвестным событиям и именам грозного 1812 года. И начнем мы, пожалуй, с боев, которые шли на северном направлении.

Начнем с того, что когда летом 1812 года война с Наполеоном все-таки началась, сразу выяснилось множество недочетов с российской стороны. В частности, оказалось, что самый главный город России, Санкт-Петербург, вообще беззащитен. Вблизи него не оказалось ни одной сильной армейской группировки, а его гарнизон состоял из немногочисленных запасных батальонов гвардейских полков, офицеры которых успешнее покоряли сердца дам, нежели вражеские крепости и редуты.

Однако не следует винить Его Императорское Величество и штабных генералов в недальновидности — ведь, согласно плану генерала Пфуля, который был принят нашим командованием, разгром армии Наполеона должен был произойти почти у самой границы в районе города Дрисса. То есть, по господствующим тогда представлениям, противник вообще не был способен подойти к граду Петра. Но когда стало ясно, что план Пфуля, мягко говоря, идеализирует обстановку, от него отказались. Всем стало ясно, что этот самый противник до Петербурга дойти еще как сможет. И, что самое главное, дойдет, если его не остановить.

Начиная кампанию против России, император Наполеон выделил на северный фланг два корпуса. Одним командовал талантливый полководец, маршал Этьен Жак Жозеф Александр Макдональд. Этот командир в свое время прославился тем, что, будучи разгромленным при реке Треббия в 1799 году самим Суворовым, тем не менее, смог благополучно увести остатки армии (что весьма показательно — многим противникам Александра Васильевича не удавалось и этого). Под его командованием находилось 32 тысячи солдат, из которых 20 тысяч были уроженцами Пруссии (ими командовал генерал Граверт). Такое соотношение французов и пруссаков было одним из слабых мест корпуса Макдональда. Другим слабым местом было преобладание пехоты и недостаток кавалерии (были только легкие части прусских гусар) и артиллерии.

Корпусу Макдональда была поставлена задача захвата крепостей побережья Балтийского моря и, в зависимости от обстоятельств, — движение на Петербург. В помощь ему Наполеон выделил другой корпус, которым командовал прославленный ветеран европейских войн маршал Никола Шарль Удино, которого считали одним из лучших стратегов Франции. Под его началом было 28 тысяч солдат (три пехотные дивизии и две кавалерийские бригады), в задачи корпуса входило прикрытие правого фланга Макдональда от возможных атак со стороны армии Барклая де Толли. Кроме того, корпус Удино рассматривался как один из возможных резервов.

Осознав, что столице России угрожает смертельная опасность, Барклай де Толли, который тогда уже исполнял обязанности главнокомандующего, выделил из своей армии 1-пехотный корпус под командованием генерала Петра Христиановича Витгенштейна, в котором было 36 батальонов пехоты, 27 эскадронов конницы, один казачий полк, 9 артиллерийских рот и одна пионерная рота (всего 25 тысяч штыков и сабель при 108 орудиях) и велел его командиру прикрыть все возможные дороги на Петербург. Честно говоря, если бы Михаил Богданович поставил бы перед ним задачу "пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что", Витгенштейн счел бы ее куда более легкой. Как мог корпус, который был слабее, чем каждая из двух армейских группировок, ему противостоящих, контролировать столь огромную территорию?

Впрочем, Витгенштейн был как раз из тех командиров, которым удается выполнить задачу, считавшуюся невыполнимой. Храбрый офицер (он, как и князь Багаратион всегда лично водил солдат в атаки), участник многих европейских кампаний, превосходный стратег и заботливый начальник (его солдаты всегда были сыты, обуты и одеты) — он был человеком действия, а не рассуждения. Поэтому, получив приказ, Витгенштейн остался у Дриссы, когда остальная армия ее уже покинула. Он был спокоен и пока что просто наблюдал за противником.

А у того уже начались первые проблемы. Макдональд двинулся на Ригу, однако шел весьма медленно. Удино же решил подойти к столице кратчайшим путем — взяв крепость Динабург (современный Даугавпилс) на Западной Двине. 1 июля его корпус подошел к этому укреплению, которое охранял гарнизон в 2,5 тысячи человек при 80 пушках. Трое суток французы штурмовал Динабург и ничего не могли с ним поделать — убийственный огонь русских артиллеристов и егерей не давал им даже подойти к стенам. В конце концов 4 июля Удино начал отступление, а защитники крепости, увидев это, умудрись даже послать ему "прощальный привет" — вслед был выслан отряд добровольцев, который завязал бой с арьергардом французской колонны и захватил в плен около 80 человек. Так маленький гарнизон небольшой крепости, сам того не осознавая, в первый раз спас Северную столицу.

С горя Удино захватил никем не охраняемый Полоцк, однако Наполеон, решив, что положение его лучшего стратега становится опасным, повелел ему срочно выступить на Себеж, чтобы соединиться с Макдональдом. К несчастью, Великий Император забыл спросить о том, что думает по этому поводу Витгенштейн — иначе бы он узнал, что в его планы подобное совсем не входит. Петр Христианович понял, что против объединенных сил он никак не выстоит, поэтому, не задумываясь, атаковал корпус Удино на марше в районе деревни Клястицы.

В ходе сражения, которое длилось с 17 по 20 июля, солдаты Витгенштейна полностью разгромили противника, который потерял убитыми и ранеными 10 тысяч человек, а пленными — 3 тысячи (потери русских составили примерно 4 тысячи человек). Остатки корпуса Удино спешно откатились к Полоцку. Витгенштейн в этой битве получил ранение, однако остался в строю. К большому сожалению, в последний день сражения погиб генерал Яков Петрович Кульнев — лучший мастер авангардных и арьергардных боев в русской армии. Он стал первым российским генералом, сложившим голову в этой войне.

Вот тут уже Наполеон испугался не на шутку — теперь Витгенштейн мог полностью разгромить французские фланговые корпуса и выйти в тыл главным силам! Поэтому он срочно отправил на помощь Удино 6-й Баварский корпус, которым командовал генерал Жувийон Сен-Сир. Это соединение, насчитывающее 25 тысяч человек, должно было служить резервом на основном направлении. Но сейчас нужно было спасать Удино, и Великий Император решил им пожертвовать.

Правда, из-за того, что перед отправлением у корпуса отняли всю артиллерию и кавалерию, а также из-за недостатка провианта и участия в нескольких арьергардных боях, численность корпуса, прибывшего в Полоцк, не превышала 13 тысяч человек. В итоге у Удино оказалось 30 тысяч бойцов, однако он не успел воспользоваться преимуществом — Витгенштейн, начавший наступление на Полдоцк, 16 августа подошел к городу. При нем было всего лишь 17 тысяч солдат (пришлось оставить заслоны против Макдональда), однако храбрый генерал, не боясь превосходства противника, 17 августа атаковал французов.

В первый день сражения русским удалось отбросить французов с занимаемой позиции, однако Удино организовал контратаку и остановил наступление. Но при этом он был тяжело ранен, в результате чего командование принял Сен-Сир. На следующий день неприятель чуть было не добился победы — французы сначала атаковали левый фланг русских и отбросили его, а потом навалились на центр. Им удалось потеснить его и захватить семь орудий, но Витгенштейн, не растерявшись, приказал полковнику Ершову атаковать правый фланг противника.

В итоге русская кавалерия обратила противника в бегство, захватила два его орудия и едва не пленила самого Сен-Сира! Наступление французов захлебнулось, и они возвратились на исходные позиции. На следующий день Витгенштейн, потерявший в сражении 5 с половиной тысяч человек, отступил. Но и Сен-Сир, чьи потери составили 6 тысяч человек, совершенно не мог его преследовать. Впрочем, Витгенштейн считал, что потери французов были куда больше — в донесении в Петербург он писал о том, что: "Неприятель убитыми и ранеными потерял против нас конечно втрое; ибо кидаясь пешими колоннами на наши батареи, оставлял всегда большую половину своих людей убитыми на месте".

Многие специалисты считают, что первое сражении при Полоцке было очень похоже на Бородинскую битву — по крайней мере, французы действовали так же. Однако Витгенштен вышел из опасного положения куда лучше, нежели позже фельдмаршал Кутузов — ведь Сен-Сир так и не смог начать преследование русских. Более того, он вообще отказался от активных действий и так и сидел в Полоцке, опасаясь повторения атаки Витгенштейна (через два месяца его опасения сбылись — но это уже другая история).

Витгенштейн же отошел на прежние позиции и стал в ожидании подкрепления наблюдать за действиями противников. Ему не о чем было беспокоиться — Макдональд, который сначала пошел на соединение с Удино, успел лишь захватить оставленный гарнизоном Динабург, а потом, узнав о сражении под Клястицами, повернул назад к Риге. Там он начал штурм города, который был безуспешен — 18 тысяч русских солдан под командованием генерала Эссена стойко отбивали все атаки неприятеля, у которого к тому же совсем не было осадной артиллерии.

Как видите, теперь за судьбу Петербурга можно было не опасаться — Макдональду было не до него, а Сен-Сир не мог наступать из-за недостатка солдат. Так столица Российской Империи была спасена героическими русскими солдатами, которыми командовал талантливый и храбрый генерал Петр Христианович Витгенштейн.

Кстати, его самоотверженность была вознаграждена — за сражение под Клястицами Император Александр I пожаловал герою орден Святого Георгия 2-й степени, а также приказал величать его "Спасителем Петербурга". Петр Христианович стал первым генералом, который получил награду в Отечественной войне 1812 года — причем вполне заслуженно.

[Игорь Буккер]

http://www.pravda.ru/society/fashion...-rostopchin-0/
11 сен 2012 в 17:00

Общество » Наследие » Россия

События, последовавшие за вступлением армии Наполеона в Москву осенью 1812 года, настолько потрясли россиян, что как только столица была оставлена неприятелем, сразу же начались поиски "виноватых". И хотя, откровенно говоря, имя таковым было — легион, но в итоге все взвалили на одного человека, графа Федора Ростопчина. Однако справедливо ли это?

На столичном Пятницком кладбище покоится прах графа Ростопчина, чье имя по-прежнему связывают с поджогом Москвы в 1812 году. Христиане без малого 2 тысячи лет вспоминают пожар Рима при императоре Нероне, а тут едва-едва 200 лет набежало. Вот и Федор Васильевич сумел возбудить вокруг своего имени страсти нешуточные. Не только после своей отставки, но и после того, как его положили в гроб, бывший московский градоначальник продолжал возбуждать вокруг своего имени кипение и бурление.

Граф Семен Воронцов, бывший с Ростопчиным на дружеской ноге, сравнивал его с князем (уже титульное повышение!) Пожарским и при этом отдавал предпочтение первому, поскольку его дело было "трудно исполнимо", чем за 200 лет до этого. Русский историк и писатель Сергей Николаевич Глинка восторженно писал в 1845 году: "Справедливо можно сказать, что глас Божий слышан был и в голосе народном, когда в 1812 году граф Ростопчин был назначен главнокомандующим в Москву, а на Москву смотрела Россия".

Мнения отдельных прозорливцев не в счет — общественное мнение настолько сильно наэлектризовано против Ростопчина, что после своей отставки тот не смог более оставаться в Первопрестольной. "Немалую роль в этой злобе играли мотивы личной корысти", — заключает русский историк Александр Александрович Кизеветтер. Ученик В. О. Ключевского верно подмечал: "Вернувшись после ухода французов на старые пепелища, москвичи принялись подсчитывать только что понесенные материальные потери.

Итоги этого подсчета, естественно, вызывали в них горькие сетования на судьбу, а человек так уж устроен, что ему всегда служит некоторым утешением возможность выражать свои сетования на судьбу в форме личных обвинений против определенного виновника своих несчастий. Этой особенности человеческой психологии Ростопчин, несомненно, был обязан многими нападками на него со стороны перенесших французский погром москвичей в таких случаях, в которых всего справедливее было бы винить общий ход событий". И, добавим, власть у нас всегда любили и ругать, и поругивать.

Безусловно, неординарные личности вызывают разноречивые отклики о себе. Кизеветтер, в частности, упоминает Кутузова также в свое время вызывавшего у публики и неумеренные восторги, и проклятья. Но прошло время, и о нем стали судить намного спокойнее — а вот главнокомандующий Москвы продолжал вызывать споры, переходящие в ругань среди дискутирующих. И если одни восхваляли Ростопчина неумеренно (граф де Сегюр (de Ségur) изображал своего тестя как рыцаря без страха и упрека), то другие им в пику делали из него чудовище, сплошь состоящее из одних пороков и преступлений (например, французский актер Домерг (Domergue), лично пострадавший от действий Ростопчина в 1812 году). Между двумя противоположными точками зрения лежит не истина, а, как верно подметил Гете, проблема.

Невозможно не согласиться с умницей Кизеветтером: "На наш взгляд, уже a priori (на основании ранее известного — Ред.) нельзя предположить, чтобы заурядный и посредственный человек мог привлечь к своей личности такое обостренное внимание и такие оживленные споры даже своими ошибками, как это случилось с Ростопчиным". Не избежал отрицательного обаяния этой личности и великий Лев Толстой, нарисовавший в "Войне и мире" Ростопчина самыми мрачными красками. Теперь даже интересующиеся историей школьники знают, что роковую роль в негативной репутации Ростопчина сыграла военная хитрость главнокомандующего Кутузова, которого писатель противопоставлял московскому градоначальнику. Хитрый лис Михаил Илларионович, как настоящий военачальник, скрывал свои думушки даже от собственной подушки и к чему ему было раскрываться перед Федором Васильевичем. Пусть себе готовит Белокаменную к еще одному сражению у стен Кремля, а мы в Филях с Барклаем уже решили ее так оставить. Бородина хватило и французам, и нашим. А что знают двое, говорил Мюллер-Броневой, то знает и свинья.

С августа 1812 года в мелочных лавках Москвы продавались лубочные портретики Наполеона по копейке за штуку. В народе поговаривали, что их выпустили по распоряжению Ростопчина, чтобы русские мужики знали как выглядит французский император и могли бы его, опознав, поймать. Современник писал: "Чего не выдумывают на бедного Ростопчина, — сказал Ростопчин с видом самодовольства и тотчас, с живостью, взяв карандаш, подписал под портретиком: "Ну право, дешево и мило. Покупайте и харью этой ж…у подтирайте". Вообще-то Ростопчину не была свойственна грубость, но соленое словцо всякий раз срывалось с его уст, когда речь заходила про Бонапарта. Или как он сам про себя говорил: "Как скоро начинаю прославлять этого мошенника, так нехотя навоняю". Лев Толстой вполне мог бы это оценить.

Подобные дурацкие шутки в тогдашней среде московского барства воспринимались на ура — других и не понимали, и не ценили. Но Ростопчин был не просто гаер, охочий до низкопробных штучек. Главнокомандующий столицы был мизантропом. "Человечество было для него скопищем дураков и подлецов, — заключает Кизеветтер. — Изъяны его духовной личности проистекали не из бедности натуры, а из черствости души. Личность Ростопчина — один из ярких образцов того, в какой сильной степени умственные дарования могут иногда обесцениваться дефектами сердца".

Возможно, этими изъянами и объясняются некоторые мелодраматические театральные эффекты, к которым прибегал граф Ростопчин. Особенно когда он публично сжег свою усадьбу в Вороново с тем, чтобы она не досталась врагам. Позже он неоднократно по случаю и без восклицал: "Я сжег Вороново!".

Что касается сожжения Москвы, то давным-давно историки пришли к заключению, что поджигатели действовали на свой страх и риск. Ростопчин мог косвенно способствовать появлению в Москве пожаров, но не призывал к этому напрямую. Если такие приказы кто-то и отдавал, то в архивах не сохранилось документальных свидетельств, что этим человеком был тогдашний столичный градоначальник.

Наоборот, до нас дошло письмо графа к жене в Ярославль от 11 сентября 1812 года, в котором он пишет: "Моя мысль поджечь город была бы полезной до вступления злодея, но Кутузов меня обманул, и когда он занял позицию в шести верстах накануне отступления от Москвы, было уже поздно". И далее Ростопчин сожалеет, что не он сжег Москву. Такое признание, сделанное не на публику, а "другу сердечному", дорогого стоит. Во всяком случае, большая часть историков объективно оценила излишне демонизированого господина Ростопчина.

Однако, увы, это случилось уже спустя годы. А вскоре после окончательной победы над Наполеоном граф Федор Васильевич Ростопчин, немало сделавший для того, что бы эта победа состоялась, был вынужден покинуть Россию, которая видела в нем лишь виновника московского пожара. Неблагодарные московские обыватели забыли все: и эффективную деятельность руководимой непосредственно Ростопчиным столичной полиции по поимке французских шпионов, и формирование ополчения, чем Ростопчин тоже занимался лично, и титанические усилия графа по спасению культурных ценностей столицы, и, наконец, оперативную расчистку завалов, уборку трупов (что предотвратило эпидемию среди выживших), и возведение временных строений в оставленной французами Москве…

Все это было сделано при непосредственном участии Ростопчина, благодаря его самоотверженному труду, Москва была восстановлена в рекордные по тем временам сроки. Однако сколько бы ни трудился на благо Отечества Федор Васильевич, все равно от злых языков неблагодарных обывателей не смогли защитить его ни благорасположение Государя, ни государственные награды. В итоге измученный и больной Ростопчин в 1814 году уехал в Париж, где и жил до 1823 года. Только тогда он вернулся на Родину, но, как оказалось, лишь для того, что бы прожить три года в отстроенном после пожара Воронове в полном забвении и одиночестве.

Что же, как видно, действительно нет пророка в своем отечестве - однако все-таки самый беспристрастный судья, имя которому время, расставил все на свои места. И настоящий русский патриот, талантливый государственный деятель граф Федор Васильевич Ростопчин по праву занял свое место среди настоящих героев 1812 года…

[Игорь Буккер]

http://www.pravda.ru/science/useful/...kutuzov_eye-0/
07 сен 2012 в 15:00

Наука и техника » Полезно знать

Ни одно крупное историческое событие или выдающаяся личность не может обойтись без мифов. Впрочем, если за событием тянется шлейф легенд, то значит, мы имеем дело с чем-то незаурядным. Герои Отечественной войны 1812 года и она сама окружены мифами: кто более плотным кольцом, как у планеты Сатурн, а кто совсем тонким, как озоновый слой Земли.

Начнем с самого незамысловатого мифа об одноглазом Кутузове. Эта расхожая легенда даже попала в культовую советскую кинокомедию: "Детям мороженое, бабе — цветы. И смотри не перепутай, Кутузов!". Так Лелик напутствовал своего напарника Козодоева, у которого была повязка на глазу. На самом деле Кутузов, получивший ранение во время осады турецкой крепости Очаков в августе 1788 года, долгое время видел обоими глазами, и только спустя 17 лет (во время кампании 1805 года) "приметил, что правый глаз начал закрываться".

Кстати, разновидностью этого мифа является утверждение, будто бы Михаил Илларионович ослеп на один глаз еще раньше — после своего первого ранения, полученного при отражении турецкого десанта под Алуштой в 1744 году. Действительно, тогда премьер-майор Кутузов, командовавший гренадерским батальоном Московского легиона, был тяжело ранен пулей, пробившей левый висок и вышедшей у правого глаза, который "искосило". Тем не менее, зрение будущий герой Отечественной войны сохранил.

Однако крымские экскурсоводы до сих пор пересказывают доверчивым туристом легенды о выбитом глазе Кутузова в Шумском сражении, и более того, всегда показывают место, где это случилось. Все бы ладно, только оно каждый раз почему-то разное — так, один мой знакомый, постоянно отдыхающий в Крыму, насчитал девять подобных мест, разброс между крайними из которых составляет полкилометра. Это сколько же глаз было у Михаила Илларионовича и в скольких местах одновременно он находился во время сражения? Прямо не человек, а гамма-квант какой-то!

Однако вернемся из мифов в реальность. Отсутствие прижизненных портретов полководца без пресловутой повязки может быть объяснено как тем, что Михаил Илларионович продолжал видеть искалеченным глазом и не позировал в ней, поскольку в быту ею не пользовался — то есть художественным реализмом, так и желанием соответствовать устоявшимся канонам живописи — на парадных портретах сия деталь казалась неприемлемой.

Об обстоятельствах ранения скажем ниже, а сейчас приведем свидетельства самого Кутузова о том, что он видел обоими глазами. 4 апреля 1799 года в письме своей супруге Екатерине Ильиничне он пишет: "Я, слава Богу, здоров, только от многого письма болят глаза". 5 марта 1800 года: "Я, слава Богу, здоров, только глазам так много работы, что не знаю, что будет с ними". И в письме дочери от 10 ноября 1812 года: "Глаза мои очень утомлены; не думай, что они у меня болят, нет, они только очень устали от чтения и письма".

Кстати, о ранении: оно было настолько серьезным, что медики всерьез опасались за жизнь своего пациента. Некоторые отечественные историки утверждали, что пуля прошла "из виска в висок позади обоих глаз". Однако в записке хирурга Массо, приложенной к письму Потемкина Екатерине Второй, написано: "Его превосходительство господин генерал-майор Кутузов был ранен мушкетной пулей — от левой щеки до задней части шеи. Часть внутреннего угла челюсти снесена. Соседство существенно важных для жизни с пораженными частями делало состояние сего генерала весьма сомнительным. Оно стало считаться вне опасности лишь на 7-й день и продолжает улучшаться".

В современной биографии полководца Лидия Ивченко пишет: "Спустя много лет специалисты Военно-медицинской академии и Военно-медицинского музея, сравнив сведения о ранениях прославленного полководца, поставили окончательный диагноз: "двукратное касательное открытое непроникающее черепно-мозговое ранение без нарушения целостности твердой мозговой оболочки, коммоционно-контузионный синдром; повышенное внутричерепное давление". В те времена не только Кутузов, но и лечившие его по мере своих сил медики подобных слов не знали. Сведений о том, что они оперировали Кутузова, не сохранилось.

Судя по всему, его лечили способом, описанным хирургом Е.О. Мухиным: "Ко всей окружности раны прикладывается "смольный пластырь". Ежедневное обмывание раны дочиста обыкновенной прохладной водой. Присыпание раневой поверхности тертой канифолью, и поверх повязки беспрерывное лежание снега или льда. Специалисты утверждают: если бы пуля отклонилась хотя бы на миллиметр, то Кутузов был бы либо мертв, либо слабоумен, либо слеп. Но ничего подобного не произошло".

Еще один более серьезный миф касается значения Бородинского сражения. Только заведомый подлец или круглый дурак отрицает огромное значение этой битвы, которая во французской историографии более известна как La bataille de la Moskova (битва при Москве-реке), нежели как bataille de Borodino. Для русских Бородинская битва — это прежде всего великая нравственная победа, о чем писал в своей эпопее "Война и мир" Лев Толстой. В этом смысле Бородино имеет символическое значение, к которому сведены все баталии 1812 года: и тогда, когда русская армия, огрызаясь, отступала, и когда она била врага. Именно в этом, а не в военном смысле Бородино занимает такое значение в великой русской литературе (Лермонтов, Толстой и др.).

Когда враги хотят сломить наш дух, они начинают "развенчивать" Бородинское сражение. Доводы этой братии также сводятся не столько к анализу военного противостояния Наполеона и Кутузова, сколько к уничижению морального значения победы русского оружия. Наполеон признал, что из 50-ти данных им сражений под Бородино его войска проявили наибольшую доблесть и добились наименьшего успеха. Русские, как сказал Бонапарт, стяжали право быть непобедимыми.

Спор настоящих историков, а не идеологических прохвостов и их прихвостней сосредоточился в основном на том, кто одержал победу в Бородинском сражении. Сложность тут заключается скорее не в том, за кем осталось поле сражения, а в том, что генеральное сражение Отечественной войны 1812 года, или Русского похода Наполеона, не решило окончательно их судьбы. И французский император и Голенищев-Кутузов доложили, что одержали победу. Однако Бонапарт не сумел разгромить русскую армию, к чему он стремился с самого начала войны (по оценке Клаузевица: "Русские потеряли около 30 тысяч человек, а французы около 20 тысяч") и заставить царя Александра I подписать мир, а Михаил Илларионович не смог защитить Москву, которая была целью его противника.

Однако в стратегическом смысле расчет Кутузова на то, что Первопрестольная станет могилой для французов, полностью оправдался. Великая армия именно после Бородино потеряла свое преимущество, которым она обладала над обеими русскими армиями с самого начала похода. Как свидетельствует Карл фон Клаузевиц: "Когда главная французская армия вошла в Москву, она насчитывала всего лишь 90 тысяч человек; Наполеон оказался не в состоянии развивать дальше свои операции".

[Маргарита Троицына]

http://www.pravda.ru/society/fashion...moscow_fire-0/
05 сен 2012 в 07:00

Общество » Наследие » Россия

В преддверии 200-летия Бородинской битвы мы все чаще возвращаемся памятью к тем дням. Считается, что Московский пожар 1812 года стал переломом в войне против армии Наполеона и именно он предрешил дальнейшую победу русских войск. Однако так ли это? Не ошибся ли Кутузов, сдав французам пустую Москву? Ведь в итоге пострадали сотни простых горожан…

В Бородинском сражении российская армия понесла тяжелые потери, и 8 сентября (27 августа по старому стилю) 1812 года фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов дал приказ отступать по направлению на Можайск. 13 сентября в подмосковной деревне Фили состоялся военный совет. Кутузов велел продолжать отступление, оставив Первопрестольную врагу. Этим, как он полагал, удастся сохранить армию, ослабленную при Бородино, в которой уже начались упаднические настроения. Таким образом, 14 сентября русская армия, пройдя через Москву, повернула на Рязанскую дорогу.

В тот же день приблизительно в четыре часа пополудни в Москву через Дорогомиловскую заставу вошли наполеоновские войска. Французский император ожидал, что навстречу ему будет выслана делегация с ключами от города, но этого не случилось.

В момент входа французской армии в город в разных концах его начались пожары. Поднявшийся сильный ветер раздувал пламя, и на следующий день, 15 сентября (4-го по старому стилю) практически вся Белокаменная (а большинство домов в ней в ту эпоху были деревянными) уже полыхала. В ночь с 16 на 17-е пламя охватило Замоскворечье, Солянку и стало подбираться к Кремлю.

Военно-полевой суд оккупантов постановил расстрелять около 400 горожан из низших сословий по подозрению в поджогах. Однако было уже поздно. Пожар настолько усилился, что рано утром 16 сентября Бонапарт вынужден был перебраться из Кремля в Петровский дворец. Он предполагал остаться в Москве на "зимних квартирах". Но и этим планам не суждено было сбыться. Российские власти на контакт не шли, а в армии французских оккупантов начались перебои с продовольствием… В конце концов, 18 октября Бонапарт принял решение оставить Москву. Этому способствовали и ранние заморозки. Климат в средней полосе России оказался слишком суров для теплолюбивых французов, в чем заключался еще один расчет хитроумного Кутузова.

Перед уходом император отдал приказ маршалу Мортье, назначенному "московским генерал-губернатором", поджечь все публичные здания в городе, за исключением Воспитательного Дома, магазины и военные казармы, а также заложить порох под кремлевские стены.

19 октября французская армия выступила из Москвы по Старо-Калужской дороге. В Белокаменной временно остался лишь корпус Мортье, которому предписывалось взорвать Кремль. Однако предписание это было выполнено маршалом частично, от взрывов пострадали лишь некоторые кремлевские башни. По-видимому, у французских солдат попросту не хватило времени, чтобы заложить больше пороховых зарядов. Итак, оккупанты покинули Москву — но ее больше не существовало…

В этой серии исторических событий, если разобраться, немало белых пятен. К примеру, имел ли смысл вообще сдавать Москву? Наверное, имел. Ослабленная русская армия в то время была не в силах сопротивляться вторжению. Но ведь существуют определенные законы военного времени. Если бы Наполеону доставили ключи от города, он считался бы сданным на милость победителя. Были бы наложены определенные контрибуции, защищаюшие Москву от разграбления и гарантирующие неприкосновенность гражданскому населению. Однако, так как ни на какие переговоры русские не пошли, французская армия принялась мародерствовать, грабить, убивать, насиловать и поджигать. Были уничтожены не только материальные, но и культурные ценности, в том числе старинные рукописи, хранившиеся в библиотеке Мусина-Пушкина — например, Троицкая летопись и подлинник Слова о полку Игореве. Сами же москвичи — те, кто по каким-то причинам не уехал из города — не могли быть спокойными ни за свое имущество, ни за свою жизнь, ни за жизнь своих близких… Так что считать, что Москва отделалась малой кровью — это заблуждение…

Но кто на самом деле оказался инициатором поджогов? Одна из версий — поджог Москвы русскими лазутчиками. Несколько поджигателей было арестовано французами по этому обвинению. Существует и версия, что пожар начался случайно из-за неосторожного обращения с огнем пьяных французских солдат. Мирные жители также могли поджигать свои (и чужие) дома, поддавшись всеобщей панике и патриотической пропаганде, предписывающей не оставлять город "на милость победителю", а насолить французам.

Бесспорно одно: сожжение Москвы стало величайшей трагедией для ее жителей. Но историю не повернуть вспять.