*3030. Публикации Егора Гайдара

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/677200
"Владимир Ильич Ленин был глубоко прав"
29.05.2006, 00:00

Бывший и. о. премьера РФ Егор Гайдар считает, что сценарий мира по-американски если и осуществится, то лишь отчасти. О том, какой будет эта часть, он рассказал обозревателю "Власти" Наргиз Асадовой.
"Это глупая идея, и она никогда не будет работать"
— Америка сможет сохранить лидерство в мире к 2020 году?
— Она к 2020 году будет крупнейшей в мире экономикой по ВВП, текущему валютному курсу и даже паритету покупательной способности. Это не только возможно, это весьма вероятно. То, что мир при этом останется монополярным, крайне маловероятно. Принципиальный вопрос — как Америка и в целом Запад смогут адаптироваться к тому, что их доля в мировом ВВП будет постепенно сокращаться. Она по-прежнему будет очень большой к 2020 году. Но она будет существенно меньше, чем сегодня. Владимир Ильич Ленин не является моим, как вы понимаете, идеологическим героем, но, когда он написал о неравномерности развития как важнейшем факторе, провоцирующем конфликты, он, если смотреть на происходившее с точки зрения сегодняшних знаний, был глубоко прав. Это действительно серьезный вызов, и в первую очередь по отношению к элитам тех стран, которые лидируют.
— А как будут складываться отношения между США и Китаем?
— Рост доли Китая в мировом ВВП, как и рост Индии,— это данность. В целом Китай был примерно 20-25 процентами мировой экономики на протяжении предшествовавших трех тысяч лет исходя из всего, что мы знаем. Он перестал быть таковым из-за современного экономического роста в Западной Европе, а потом и в западноевропейских колониях. Китай сейчас просто постепенно восстанавливает свою долю в мировом ВВП. То, что восстановит, более чем вероятно. То, что Индия, которая тоже была примерно 20 процентами мировой экономики несколько тысячелетий, восстановит свою долю, опять же более чем вероятно. Сохранить в этой ситуации мир с точки зрения экономики в том виде, в котором он сформировался после второй мировой войны, будет невозможно. То, что нужны будут новые прорывные решения, чистая правда. Очевидно, что это будет непросто сделать в силу инерционности принятия решений в стабильной демократии.
— А доллар США останется резервной валютой?
— Резервная валюта — это действительно доллар США в значительной степени. Это отражение того, что военные возможности Америки несопоставимы с военными возможностями других стран. Если вы посмотрите, как реагируют курсы валют на увеличение каких-то мировых напряженностей, то традиционной реакцией является в большинстве случаев повышение курса американской валюты. Именно потому, что участники финансового рынка считают, что доллар подкреплен в том числе и военной мощью США. В отличие, скажем, от Европы. Если в мире что-то плохо, если только это не связано с самими же американскими проблемами в том же Ираке, доллар повышается. В связи с этим, конечно, то, что Америка не будет в такой степени доминирующей в военном отношении страной через 20-30 лет, достаточно бесспорно. То, что в связи с этим мы будем жить в ином финансовом мире, тоже очевидно.
— Но даже поговорка есть такая: "Доллар, он и в Африке доллар", про юань "он и в Африке юань" не говорят.
— Доживем до того, что будут говорить: "Рубль, он и в Африке рубль, так же как юань, он и в Африке юань".
— То есть будет много резервных валют?
— Да. Через 20 лет будет больше резервных валют. Будут валюты первого класса, естественно, доллар и евро, юань и иена. Будут и валюты второго плана — канадский доллар, австралийский доллар, рубль, фунт стерлингов, реал, тоже абсолютно конвертируемые, в которых держится часть резервов, так же как мы сейчас увеличиваем свои вложения, не связанные с долларом и евро. Что здесь важно: это будет другой мир, которого на самом деле никто точно не понимает. Мир на протяжении последних 15 лет прошел набор крупномасштабных финансовых кризисов. Пожалуй, самыми крупными были мексиканский кризис, кризис задолженности в латиноамериканских странах начала 1980-х, мексиканский кризис 1994-го, кризис Юго-Восточной Азии, распространившийся на Россию и Бразилию 1997-1998-го. Важно понимать, что очень квалифицированные экономисты, в том числе и те, которые работали в органах, отвечающих за мировую финансовую стабильность, ни одного не предвидели. Управление всеми тремя кризисами, на мой взгляд, было очень высококачественное, во всех случаях были приняты правильные решения, минимизирующие долгосрочные негативные последствия. Но самые умные люди в мире, которых я знаю, ни тот, ни другой, ни третий кризис не предвидели. Это просто свидетельствует о том, что мы живем в очень своеобразно устроенном мире. Ты должен быть всегда гибок, ты должен быть всегда готов к неприятностям, готов к кризисам и готов к тому, что ты должен давать нестандартные ответы на нестандартные вопросы.
— Какие Россия должна дать нестандартные ответы в условиях, когда с одной стороны находятся мощные США, а с другой — усиливается Китай?
— Мы заинтересованы в хороших отношениях с Америкой, мы заинтересованы в хороших отношениях с Китаем, мы не заинтересованы в том, чтобы кто-то разыгрывал российскую карту. Если ты позволяешь себе поставить себя в такое положение, то после этого твои интересы под угрозой в любом споре основных игроков мира XXI века. А это будут действительно, по всей видимости, Америка, Европа и Китай. Да, мы будем довольно крупным и важным игроком в мире, но мы устроены так, что нам не нужны союзы, направленные против кого бы то ни было. Нам не нужны союзы с Европой против Штатов. Это глупая идея, и она никогда не будет работать. Нам не нужны союзы с Китаем против Штатов. Нам не нужны союзы со Штатами против Китая. Нам нужна гибкая внешняя политика, которая позволяет в этом меняющемся мире адаптироваться и действовать в соответствии со своими национальными интересами, а не с чем-нибудь еще.

"В период позднего Брежнева нефтяные цены были намного выше"
— В сценарии говорится, что спрос на энергоресурсы к 2020 году значительно вырастет и в Китае, и в США, и в Европе. Российская элита уже сейчас начинает шантажировать Европу, мол, не хотите продать нам свои трубы — мы газ в Китай продадим. К чему может привести такая политика?
— На мой взгляд, такая политика глуповата. Самое умное, что я слышал по поводу цен на нефть, было сказано моей хорошей знакомой Анной Крюгер, замечательным экономистом и первым заместителем директора-распорядителя Международного валютного фонда. Аня сказала, что до тех пор, пока подавляющее большинство аналитиков и участников рынка будут считать, что аномально высокие цены на нефть — это на короткий период, они останутся высокими. Когда большинство участников рынка сочтет, что они будут аномально высокими надолго, они рухнут. Что чистая правда. Это связано с тем, как устроен рынок, как устроены вообще сырьевые рынки и как, в частности, устроен рынок нефти. Если говорить профессиональным языком, эластичность спроса и предложения на этих рынках в краткосрочной и долгосрочной перспективе радикально различается. То есть если завтра цена на бензин вырастет в три раза, ты будешь ругать правительство страшными ругательствами, но ты не перестанешь ездить на машине на работу. Но если ты поймешь, что это надолго, ты всерьез подумаешь о том, чтобы пересесть на машину, которая заправляется газом, водородом, чем угодно. Мы не видели аномальных цен на нефть? Да они в период позднего Брежнева были намного выше, чем сейчас, в реальном исчислении. И тогда все полагали: сейчас мы их и дожмем. Это было накануне того, как они упали в восемь раз. Опять делать то же самое? По-моему, для этого надо быть поразительным идиотом.
— В соответствии со сценарием к 2020 году Европа станет безоговорочным союзником США. Это возможно?
— В Европе очень сильны антиамериканские настроения, потому что велико число людей, которые искренне и глубоко не любят Америку. Поэтому представить себе Европу, которая немедленно станет на сторону США в любых мировых конфликтах, довольно трудно. Это первое. Второе: Европа сама сейчас в состоянии довольно глубокого политического кризиса после референдумов во Франции и в Голландии.
— Некоторые говорят о социально-экономическом кризисе Европы.
— В Европе сейчас нет глубокого социально-экономического кризиса. Там есть другая проблема — Европа, как и США, как и Япония, сталкивается с глобальными вызовами первой половины XXI века. Старение населения, сокращение рабочей силы в трудоспособном возрасте, увеличение числа пенсионеров, увеличение затрат на здравоохранение на фоне ограничения финансовых возможностей. Потребность в мигрантах, которых хотят видеть в качестве водителей автобусов и не хотят видеть в качестве соседей.
— А кто будет отвечать за безопасность в будущем многополярном мире?
— Нет базы для точного прогноза. Если обсуждать эту тему на уровне сценария, надо понять, что все-таки и США, и Европа, и Китай, и Индия, и Россия — это, при всех их проблемах, достаточно стабильные страны с развивающейся экономикой. Они не заинтересованы в эскалации конфликтов между собой, которые могут привести к военному противостоянию. Но есть другие страны, которые не являются стабильными, у которых серьезные социальные и культурные проблемы, где возможны всплески того радикализма, который характерен был для первой половины ХХ века. Ни Штатам, ни Европе, ни России, ни Китаю не нужен всплеск исламского фундаментализма, выливающийся в войны, ядерный шантаж, угрозу терактов. В связи с этим мы можем не любить друг друга, но у нас есть объективные интересы. Черчилль любил Сталина или сталинский режим? Но 22 июня он сказал, что сделает все, чтобы помочь Советскому Союзу. Просто он прекрасно понимал, что мы в одной лодке. Если рассматривать вопрос с точки зрения стратегии, у нас, американцев, европейцев, индийцев, китайцев, есть общая заинтересованность в том, чтобы процесс трансформации исламских обществ в общество обеспеченное и стабильное прошел гладко. А не вылился бы в череду опасных противостояний и конфликтов.

Содержание темы :
01 страница
#01. "Коммерсантъ Власть"."Владимир Ильич Ленин был глубоко прав"
#02. Forbes. Егор Гайдар: интервью журналу Forbes
#03. Егор Гайдар. «Проблема не решена». Речь Гайдара, которую не услышали
#04. Егор Гайдар. Экономический рост и человеческий фактор
#05. «Московские новости». Почему в Москве жить хорошо
#06. «Демократический выбор». ПРЯМОЙ КОНТАКТ
#07. Егор Гайдар. -Если бы я был стыдливым чиновником, я бы никогда не взялся за то, что делал.
#08. «Демократический выбор».
#09. Егор Гайдар.
#10. «Демократический выбор».
02 страница
#11. Егор Гайдар.
#12. «Демократический выбор».
#13. Егор Гайдар.
#14. «Демократический выбор».
#15. Егор Гайдар.
#16. «Демократический выбор».
#17. Егор Гайдар.
#18. «Демократический выбор».
#19. Егор Гайдар.
#20. «Демократический выбор».
03 страница
#21. Егор Гайдар.
#22. «Демократический выбор».
#23. Егор Гайдар.
#24. «Демократический выбор».
#25. Егор Гайдар.
#26. «Демократический выбор».
#27. Егор Гайдар.
#28. «Демократический выбор».
#29. Егор Гайдар.
#30. «Демократический выбор».
04 страница
#31. Егор Гайдар.
#32. «Демократический выбор».
#33. Михаил Гуревич.
#34. Егор Гайдар.
#35. Михаил Гуревич.
#36. Егор Гайдар.
#37. Михаил Гуревич.
#38. Егор Гайдар.
#39. Михаил Гуревич.
#40. Егор Гайдар.
05 страница
#41. Михаил Гуревич.

#42. Егор Гайдар.

#43. Михаил Гуревич.

#44. Егор Гайдар.

#45. Михаил Гуревич.

#46. Егор Гайдар.

#47. Михаил Гуревич.

#48. Егор Гайдар.

#49. Михаил Гуревич.

#50. Егор Гайдар.

06 страница
#51.
#52.
#53.
#54.
#55.
#56.
#57.
#58.
#59.
#60.


07 страница
#61.
#62.
#63.
#64.
#65.
#66.
#67.
#68.
#69.
#70.

08 страница

#71.
#72
#73.
#74.
#75.
#76.
#77.
#78.
#79.
#80.
09 страница

#81.
#82
#83.
#84.
#85.
#86.
#87.
#88.
#89.
#90.

10 страница
#91.

#92.

#93.

#94.

#95.

#96.

#97.

#98.

#99.

#100.


#91.
#92.
#93.
#94.
#95.
#96.
#97.
#98.
#99.
#100.

11 страница
#101. 07.04.2014, 20:32
#102.
#103.
#104.
#105.
#106.
#107.
#108.
#109.
#110.
12 страница
#111. 16.08.2014, 19:51
#112.
#113.
#114.
#115.
#116.
#117.
#118.
#119.
#120.

[Forbes]

26.03.2009, 01:10
Мы оказались в гораздо более жестоком кризисе, чем тот, о котором вы предупреждали год назад. Придерживаетесь ли вы по-прежнему мнения, что он приведет к трансформации системы, сложившейся в Росси за последние 20 лет.

- Системы менялись. Одна, далеко не идеальная, сложилась в 1991-1999-е годы. Ее можно назвать «олигархический капитализм». Другую систему, которая начала формироваться с 2000 года, можно назвать бюрократическим капитализмом. Думаю, что нынешний кризис приведет к изменению существующей системы. Надеюсь, это произойдет мягко, без катастроф и революций.

- Как бы Вы описали оптимальную модель политической трансформации?

- Оптимальный сценарий – власть осознает, что надо поворачивать на общий путь мирового политического развития, восстанавливать систему разделения властей, восстанавливать влиятельную и свободную прессу, делать работу государственного аппарата более прозрачной, сокращать сферу секретности, восстанавливать реальные демократические механизмы.

Начать нужно с изменения отношений власти с обществом, 10-процентного роста реальных доходов, который был реальностью последних лет, не будет. Возможно, они сократятся.

Плохая модель – это когда власть реагирует на кризис репрессиями против оппонентов. Подобная политика в урбанизированных, грамотных обществах для власти кончается плохо, вопрос только, когда.

- Насколько быстрой должна быть трансформация?

- Подобные процессы лучше проходят, когда они растянуты во времени. Когда они занимает не три дня, которых хватило, чтобы в России рухнул царский режим между 25 и 28 февраля 1917 года, и не три дня, которые были нужны, чтобы рухнул советский режим в августе 1991 года. Реформы, которые идут организованно, растягиваются на многие месяцы и годы, зато они прокладывают путь к более устойчивому состоянию общественной жизни.

- Кто может стать субъектом либерализации?

- Покажет жизнь. Политическая элита реагирует на меняющуюся ситуацию. Жизнь руководителей России в июле прошлого года, когда нефть стоила $145 за баррель, и их жизнь сегодня различаются. К этому трудно сразу приспособиться. Приятно верить, что в стране хорошо, потому что ею правят столь компетентные, замечательные люди, отличающиеся этим от своих предшественников. Когда жизнь меняется в худшую сторону – а она существенно изменилась в худшую сторону и не по вине, собственно, российских властей, а просто потому что мировая экономика циклична, - требуется, по меньшей мере, несколько месяцев, чтобы осознать, что реалии изменились, нужен другой механизм принятия решений.

Позитивно то, что как бы руководители нашей страны не отзывались о девяностых годах, все они вышли из девяностых. Они руководили экономикой крупных городов либо страной в целом в условиях острейшего кризиса, связанного с крахом советской экономики, и способны, на мой взгляд, понять, что надо вспоминать старое. По-моему, они дают сигналы, что поняли. Это, например, пересмотр бюджетной трехлетки, повышение процентных ставок.

- Повышение ставки – это попытка реактивного управления с целью сбить девальвационные ожидания. В чем тут отход от прежнего курса?

- Это реактивная мера, но это разумная и правильная реакция. В условиях кризиса многое приходится делать именно в таком режиме.

- Существует масса вариантов мирной трансформации авторитарных режимов – чилийский, польский, тайваньский, испанский. Во всех этих случаях благополучный исход был обеспечен путем диалога власти и оппозиции. У нас власть все последние годы зачищала политическое пространство. Кто же теперь будет ее собеседником?

- В изменившихся экономических условиях оппозиция неизбежно сформируется. Где была оппозиция в Чили, когда Пиночет решил провести референдум по конституции? Диктатор полностью контролировал силовые структуры, экономический рост был динамичным. Тем не менее он вступил в диалог с оппозицией. Результатом стал референдум, который он проиграл, после чего ушел от власти. Конечно, формирование дееспособных партнеров по диалогу, с которыми имеет смысл разговаривать, - серьезная задача. Но как раз в условиях кризиса задача, казавшаяся неразрешимой, становится разрешимой. Все понимают, что речь идет о серьезной трансформации, а не о том, сколько у кого будет депутатских мандатов. Речь о судьбе страны.

- Конечная цель политической реформы?

- Воссоздание открытой демократии. Она была крайне несовершенна в 1990-е годы, но она существовала. Разве у нас в девяностые не было свободной прессы? Это же смешно. Да, часть ее контролировали олигархи, но она была. И с ней приходилось считаться.

- Кто станет инициатором политического диалога – Кремль или Белый дом?

- Не хочу гадать. Жизнь покажет.

- Но вы ведь наверняка задумывались об этом.

- Я задумывался об этом, и потому что я не знаю точного ответа, предпочитаю держать свои мысли при себе.

- В современной России все ветви власти – придаток власти исполнительной. Парламент штампует решения, вносимые правительством. Суды контролируются Кремлем. С чего начинать построение сильных институтов? C досрочных выборов по новым правилам в Думу? С реформы судебной системы?

- С восстановления свободы слова. В первую очередь с отказа от цензуры на телевидении, отказа от цензуры в многотиражных газетах.

- Вы имеете в виду, что прежде чем выходить на новые выборы, общество должно открыто обсудить накопившиеся проблемы?

- Да. Я надеюсь, что журналистское сообщество, наученное горьким опытом, будет на этот раз более ответственным, чем в 1990-е годы, когда свобода слова свалилась с неба и было очень велико желание сделать карьеру на том, что теперь можно говорить то, за что вчера можно было лишиться права на профессию.

- У политической элиты, у высшей бюрократии, у деловой элиты рыльце в пушку. При независимом судопроизводстве и независимой от конъюнктуры правоохранительной системе многие из них рискуют потерять кто состояние, кто свободу. Это значит, что они будут сражаться за этот режим до конца. Не кажется ли вам, что для бескровной трансформации нужно проводить амнистию, возможно, с последующей люстрацией, чтобы политический и деловой класс могли дальше жить, не оглядываясь на накопленные вагоны компромата?

- В известном смысле это идея испанского компромисса. Без этого вряд ли можно было бы добиться относительно мирной трансформации режима. Там люди договорились подвести черту под прошлым. Кто что делал во время Гражданской войны и после договорились забыть.

Эта идея кажется разумной, но есть много вопросов: необходимо найти формулу компромисса, партнеров по компромиссу, гаранта компромисса. Не всегда это работает. Пример Чили показывает, что компромисс может быть нарушен. Если мы ставим задачу мирной и нереволюционной трансформации России в демократию, подобная формула компромисса, конечно, должна быть выработана. Нечто похожее на испанский пакт Монклоа – не худший выход для России.

- Должна ли этому предшествовать политическая реформа – чтобы у власти появились те самые партнеры по компромиссу?

- Никогда нельзя загадывать. Это выяснится в конкретном политическом процессе. Формулы из политологических учебников здесь не работают. Нужно понять, кто договаривается, с кем, на каких основаниях, что происходит после этого. Важно принять стратегическую линию на демократическую трансформацию, а дальше решать конкретные политические и технические вопросы.

- Какие самые серьезные ошибки были совершены либералами в двухтысячные годы?

- Я их, честно говоря, не вижу. У либералов были какие-то инструменты влияния на власть, и они их разумно использовали. Если вы говорите об ошибках, совершенных властью в целом, то конечно это была остановка структурных реформ в 2003-2004 году, линия на ренационализацию собственности. Ничего хорошего это российской экономике не принесло.

- Я имел в виду сюжет со Стабилизационным фондом, созданным благодаря усилиям и экспертизе либералов. Кажется не случайным, что авторитаризм в стране стал усиливаться одновременно с появлением стабфонда, создавшего у власти иллюзию, что можно больше никого не слушать – жизнь и так удалась.

- Авторитаризм стал усиливаться не из-за создания Стабилизационного фонда, а из-за скачка цен на нефть. Стабилизационный Фонд был создан прямо перед скачком цен. Сейчас стабфонд – важнейший инструмент управления кризисом.

Я категорический противник подростковой идеи отморозить уши назло маме. Нам не нужна была финансовая катастрофа в России. Наша страна сильно зависит от двух параметров – конъюнктуры рынков нефти, газа, металлов и от притока/оттока капитала. Было ясно, что рано или поздно конъюнктура изменится в негативную сторону. Можно было занять позицию: вот и прекрасно, получите крах российской экономики и вместе с этим крах антинародного режима. Я переживал крах одного антинародного режима, он назывался Советский Союз. И совершенно не хотел бы переживать это второй раз.

Всегда надо думать о стране, а не только о режиме. Стране, столь зависящей от нестабильных, непредсказуемых сырьевых рынков, в условиях благоприятной конъюнктуры нужно создавать стабилизационный фонд – неважно, какой в стране режим. Я могу во многом расходиться с режимом, но не собираюсь наносить ему ущерб, давая непрофессиональные советы. Это безнравственно по отношению не к режиму, а к людям. Сбережения в случае краха потеряют не представители режима, они уж как-нибудь справятся с задачей их сохранения. Сбережения потеряют люди. Я в своей жизни довольно долго отвечал за утраченные сбережения Советского Союза. Знаю, что они были утрачены советским руководством, читал по этому поводу много документов, цитировал их в своей книге «Гибель империи». Переживать подобное еще раз, просто для того чтобы насолить не совсем любимому режиму, не собираюсь.

- Кризис только разворачивается, непонятно, когда и где будет очередной всплеск и виток. Мы не знаем, когда мир начнет выходить из кризиса, и любому руководству в этих условиях нужно определиться с тем, как оно распределяет свои силы по решению краткосрочных и долгосрочных задач. Как совместить краткосрочную и долгосрочную перспективу в экономической политике?

- Надеюсь, что из кризиса мы выйдем с пониманием того, что нужны серьезные структурные реформы и программа таких реформ будет подготовлена. Сделать это не составляет труда – достаточно создать рабочую группу, которая начинает работать над программой институциональных реформ, основы которой известны. Там ничего принципиально нового выдумывать не надо. Многое было включено в нереализованную часть «программы Грефа» 2000-го года. Не нужно суетиться. В условиях тяжелого кризиса это все равно повестка завтрашнего дня. Если говорить о практической политике, сегодня главное – управление кризисом, чтобы он не дошел до катастрофы. Думать, что мы сможем урегулировать кризис с помощью глубоких институциональных реформ, наивно.

Власть и так может дать бизнесу значимые сигналы. Освобождение Бахминой для улучшения инвестиционного климата будет значить больше, чем любые декларации. Это сигнал о том, что власть хочет восстанавливать правопорядок, справедливость суда.

- В путинскую восьмилетку люди из списка Forbes чрезвычайно преуспели.

- Если не лезли в политику. Правда, сейчас масштабы их преуспеяния начинают быстро сжиматься. Они преуспели, но перестали быть олигархми. У тех, кто хотел остаться олигархами, никакого процветания не было: один в Лондоне, другой, условно говоря, в Израиле.

- Все эти богатые люди зачастую действительно лучшие. Они не боялись рисковать в 1990-е, когда цена ошибки была запредельно высока…

-Все, кто сделал ошибку, давно уже на кладбище.

- И вот сейчас эти сильные, умные, ловкие, хитрые люди - одна из главных опор путинского режима.

- Да, конечно.

- Но это значит, что политическая трансформация в России будет сопровождаться реакцией против капитализма и капиталистов.

- Такой риск существует.

- Какая из двух угроз – «левый поворот» или националистическая революция – кажется вам более опасной.

- Я не очень люблю цитировать Иосифа Виссарионовича Сталина, он не мой любимый герой, но на сходный вопрос он ответил «Оба хуже».

- Оба хуже, а какой опаснее?

- Правый мне нравится меньше. Левый поворот очень опасен для страны, для перспектив ее развития, а правый – опасен для мира.

- Иными словами, вы не верите в то, что в России возможен цивилизованный гражданский национализм – как в той же Восточной Европе, где он стал одной из движущих сил капиталистической трансформации?

- Боюсь, что у нас не националисты, а нацисты. Надо иногда вспоминать историю. В стране, которая была центром территориально интегрированной империи, где больше 20 млн людей оказались в других странах, чтобы не было риска радикального национализма по образцу Германии 30-х годов… Да с какой стати?

- Последние четыре года вы посвятили подготовке к событиям, разворачивающимся на наших глазах. Вы выпустили книжку про гибель империи, вы предсказали глобальную рецессию. Над чем вы работает сейчас?

- 31 марта мы будем представлять книгу, посвященную экономической политике путинского президентства. Это наша традиционная красная книга, две таких мы уже выпускали по разным периодам.

Мы долго думали, делать ли книгу о нынешнем кризисе, пока он не завершен. Это занятие опасное при продолжающейся рецессии, именно потому, что он не завершен. С другой стороны, тема горячая, и элите и обществу требуются разъяснения. Поэтому мы завершаем работу над книгой, посвященной первому этапу финансового кризиса. Понимаем, что года через два ее надо будет переписывать, но мы все-таки решили, что представим ее обществу, а дальше будем работать над продолжением.

Меня также попросили о возможности переиздать мою книгу «Государство и эволюция» и дописать туда несколько глав, посвященных деинституционализированны м обществам, - революциям и краху институтов. Я это сделал и собираюсь книгу представить.

- Какие элементы экономического наследия Путина обязательно нужно сохранить?

- Общие контуры налоговой системы. Она достаточно приличная, является образцом для подражания во многих странах мира – плоский подоходный налог, простая система налога на прибыль. Не нужно искажать налог на добычу полезных ископаемых, корежить НДС.

Нужно сохранить общие контуры системы фискального федерализма. Они неидеальны, нуждаются в совершенствовании по частностям, но все-таки эта система намного проще и понятней, чем та, которая существовала десять лет тому назад. Общие контуры земельного законодательства. Земельный кодекс не совершенен, он слишком сложен, но сам факт укоренения правил частного земельного оборота надо сохранить. Стабилизационный фонд, общие контуры финансовой стабильности, ответственной бюджетной политики. Бюджетный кодекс. Все это я бы сохранил.

- В «Гибели империи» вы изображаете перестройку вынужденным актом, на который Горбачев пошел под давлением нарастающего финансово-экономического кризиса. Это правильная интерпретация вашей позиции?

- Она чуть упрощена. Конечно, кризис платежного баланса Советского Союза, который последовал за падением нефтяных цен, оказал фундаментальное воздействие на все, что происходило в СССР между 1985 и 1991 годами.

Но был и другой фактор - оптимизм нового руководства, наложившийся на крупномасштабную финансовую катастрофу. У Горбачева была иллюзия, что он сейчас все наладит: ведь к руководству пришли молодые люди, умные, лучше образованные, чем их предшественники. Эта взрывчатая смесь и определила течение событий. Новое руководители в полной уверенности, что они знают, что делать, а у них все начинает разваливаться под руками.

- Почему в Восточной Европе удалось построить более-менее чистые, некоррумпированные режимы, провести более-менее честную приватизацию, а в России это сделать не удалось?

- Я поклонник венгерской приватизации. Считаю, она была проведена прилично, так, как я хотел бы ее провести в России. Но вы спросите мнение венгерского общества о том, как была проведена приватизация в Венгрии. Большая часть общества скажет, что она была проведена ужасно, отвратительно, абсолютно несправедливо. Тоже относится фактически к любой восточноевропейской стране. В некоторых из них приватизация действительно была проведена лучше, чем в России. Но после социализма получить систему отношений собственности, к которой общество будет относиться как к справедливой, нерешаемая задача. Справедливой частную собственность делает традиция.

- Но почему в отличие от России Восточная Европа, не принявшая итогов приватизации, не испытала отката к авторитаризму, когда на волне критики реформаторов к власти приходят спецслужбы или просто «сильные личности»?

- У них был важнейший якорь – перспектива членства в Евросоюзе. Никакого членства в Евросоюзе, если приходят автократы, быть не могло. И общество, и элиты это понимали. У нас такого якоря не было. У них был и второй якорь. Они были сателлитами империи. Ее крах для них был обретением национальной независимости. Мы были центром империи. Это несимметричная ситуация.

- Может, нам тоже стоит заявить о стремлении вступить в Евросоюз?

- Эта задача нереализуема. Хорошо знаю позицию европейской элиты по этому поводу, обсуждал ее неоднократно. Европа не хочет видеть Россию в Евросоюзе. Она для Евросоюза слишком большая, изменит его слишком сильно. Обсуждать эту идею на научных конференциях можно. Всерьез ее никто обсуждать не готов.

Сейчас появилась новая разумная инициатива – посмотреть на переработанную энергетическую хартию. Это очень сильный шаг в сторону Европы, но это именно договоренности о правилах дружеского добрососедства, а не вопрос об интеграции России в Европу.

- России негде взять внешний якорь?

- Это наша судьба. Надо с ней жить.

[Егор Гайдар]

https://slon.ru/posts/62444
14 января, 11:28

Slon Magazine

В Москве сейчас проходит Гайдаровский форум, на который собрались видные экономисты, чиновники и бизнесмены – российские и зарубежные. Одна из больших тем форума – социальные обязательства Российского государства: как в условиях сокращающихся доходов поддерживать разросшийся за последние годы госсектор и выплачивать пенсии.

Егор Гайдар (1956–2009), чьим именем назван форум, предупреждал о том, что золотые времена, когда деньги от продажи природных ресурсов текут рекой, когда-нибудь закончатся. Выступая на Петербургском экономическом форуме летом 2007 года, он предложил решение проблемы. Но к его словам тогда не прислушались, а потом время было упущено.

Мы приводим речь Гайдара целиком. На момент выступления цена на нефть колебалась в районе $75 за баррель, а концу 2007 года достигла $100. ВВП России в 2007 году вырос на рекордные 8,5%. Сейчас баррель Brent стоит $30, ВВП в 2015 году сократился, по оценкам, на 3,7–4%.

* * *

Уважаемые дамы и господа.

Хотел обсудить риски, с которыми сталкивается российская экономика. Провести такое исследование нас вместе с Центром стратегических разработок попросили наши коллеги, которые работают в правительстве. Когда страна растет темпами 6–7% в год последние девять лет и у нее третьи по величине валютные резервы, сама постановка такого вопроса свидетельствует о том, что руководители экономического блока извлекли уроки из нашего прошлого. Это снижает риски. Тем не менее попытаюсь рассказать о некоторых результатах нашего анализа.

Главная проблема нашей страны с точки зрения устойчивости роста – это то, что она остается зависимой от конъюнктуры рынка нефти и газа. На рынках бывают колебания. Колебания цен на 15% в реальном исчислении – это серьезная проблема. Но рынок нефти устроен так, что цены колеблются не в районе 15%, а в диапазоне десяти раз. Эти колебания никто в мире, несмотря на то что существуют сотни книг и десятки тысяч статей по этому поводу, прогнозировать не научился.

Мы имеем параметр, от которого зависит платежный баланс и бюджет нашей страны. 8,4% ВВП бюджетных доходов зависят от конъюнктуры цен на нефть. От этого напрямую зависит возможность содержать армию, госпитали, школы. Этот параметр мы не можем прогнозировать и контролировать.

Наложение роста капиталоемкости и падения цен на нефть обусловило то, что произошло с Советским Союзом в конце восьмидесятых годов. Из этого кризиса мы тяжело выходили. Российское руководство извлекло из этой истории уроки. То, что сделано сегодня для обеспечения устойчивости экономики при неблагоприятной конъюнктуре нефтяных цен, Советский Союз никогда не делал. Это и Стабилизационный фонд, это и крупные валютные резервы, которых никогда у Советского Союза не было, это и трехлетняя бюджетная программа, которая рассчитана без учета нефтегазовых доходов. Это свидетельствует о том, что уроки извлечены, но и не значит, что проблема решена. Лишь более диверсифицированная и менее зависимая от цен на нефть и газ экономика сделает Россию устойчивой страной.

Когда мы проанализировали реалистичные, но пессимистичные сценарии, катастрофы в среднесрочной перспективе представить себе не смогли. Замедление темпов экономического роста возможно, но подушка безопасности позволяет нам до 2010 года быть уверенными в устойчивости экономики. Это не значит, что у страны нет проблем. Если бы мне кто-нибудь в 91-м году рассказал, какие у нас будут ключевые проблемы и риски, я бы не поверил. Сегодня они связаны с успехом, стабильностью и динамичным экономическим ростом. Это создает специфические, но серьезные проблемы.

Наша страна обычно отстает по основным показателям развития от ключевых стран Западной континентальной Европы примерно на два поколения. Так было с 1870 года. Это не значит, что мы обязаны отставать, но так было при царе, при коммунистах, при нынешней власти. С некоторыми колебаниями, но дистанция 50 лет между нами и, скажем, Германией и Францией сохраняется. Надеюсь, что она может сократиться. В этой связи, когда мы анализируем риски, важно посмотреть что происходило в странах континентальной Европы два поколения назад.

Наша страна обычно отстает по основным показателям развития от ключевых стран Западной континентальной Европы примерно на два поколения

Тогда там был динамичный экономический рост, более быстрый, чем на протяжении века. Вводились новые налоги с широкой базой, такие как НДС. В результате доходы бюджета в реальном исчислении быстро росли. Во Франции и Германии в эти годы они увеличивались примерно на 8% в год. Когда и если на 8% в год растут доходы, возникает ощущение, что денег немерено. И так будет всегда. В такой ситуации есть соблазн принимать на себя неограниченные расходные обязательства. Но дело в том, что гарантировать, что доходы всегда будут расти на 8% в год, невозможно. Расходные обязательства, которые приняло правительство, будет тяжело политически отменить. Отсюда корни финансовых кризисов европейских стран, которые начались с конца семидесятых годов.

Канцлер Шредер, который присутствует здесь [на форуме], прекрасно знает, с какими последствиями он был вынужден разбираться именно исходя из расходных обязательств, которые были приняты, когда казалось, что денег в германской казне немерено.

В России доходы бюджета в реальном исчислении росли последние годы не на 8%, а на 13%. Это было обусловлено комбинацией восстановительного роста, который сменил потом инвестиционный рост, эффективной налоговой реформой 2000–2002 годов и повышения цен на нефть начиная с 2004 года. Мы получили такой темп роста доходных возможностей правительства, который в мировой экономической истории бывает редко. Российские власти, несмотря на беспрецедентный рост доходов, удержали рост расходов расширенного правительства в пределах темпов роста ВВП и заложили эту же политику в следующую бюджетную трехлетку.

Мы сегодня имеем дело со своеобразными проблемами, порожденными успехами экономической стабилизации и роста. Мы провели в 2000–2002 годах успешную налоговую реформу. Налоговая система всегда несовершенна. Любая налоговая система, которая не предполагает нулевые ставки налогов, налогоплательщиков не устраивает. Тем не менее налоговая реформа, в рамках которой были резко снижены предельные ставки налогообложения, при этом был рост поступлений доходов бюджета – это удача. Но это и факт, на фоне которого легко начать совершать ошибки.

Мы, когда разрабатывали и согласовывали с коллегами в правительстве налоговую реформу, никогда не включали в наши расчеты гипотезу о том, что получим рост собираемости налогов. Мы считали, что если это и случится, то это будет приятным сюрпризом. Строить налоговую реформу исходя из гипотезы, что ты знаешь кривую Лэффера по конкретному налогу и стране, может лишь авантюрист. Но когда и если налоговая реформа оказывается успешной, ставки налогов снижаются, и за этим идет рост доходов бюджета, неизбежно возникает соблазн начать делать реформы, исходя из гипотезы, что, просто снижая ставки налоговых поступлений, получаешь рост их собираемости.

Исходя из этой гипотезы, российские власти снизили НДС, единый социальный налог. Роста собираемости не было. Стали понимать, что если хотим снижать налоги, то надо думать о расходных обязательствах, которые придется сократить.

Самая серьезная долгосрочная проблема, которая создает риски устойчивости финансовой системы России, – проблема пенсионной системы. Проблемы, связанные с соотношением численности населения в работоспособном возрасте и пенсионеров, возникли не вчера. Они связаны с долгосрочной демографической динамикой. Люди, которые войдут в работоспособный возраст к 2020 году, уже родились. Когда вы вырываете женщину из домашнего сельского хозяйства, надо понимать, что она не будет рожать 7,1 ребенка, как это было в двадцатые годы прошлого века. Снижение числа рождений на одну женщину происходит во всех странах, проходящих процесс индустриализации, но такого резкого снижения, как это было у нас между 1930 и 1950 годом, в мировой демографической истории не было. В результате мы получаем заданную демографическую структуру. Эта структура в свою очередь задает долгосрочную динамику соотношения средней заработной платы и пенсии.

Привычное отношение средней пенсии к средней заработной плате в нашей стране – 30%. Так мы привыкли жить. Если мы ничего не делаем с пенсионной системой, то [это отношение] на протяжении следующих 15 лет падает в два раза. Такого ни в одной крупной стране не было. Боюсь, что без крупных социально-политических проблем в этом случае не обойтись. Если попытаемся заменить недостающие доходы растущим налогообложением, то придется наращивать ЕСН. Вырабатывая эту стратегию, надо учитывать риски роста уклонения от уплаты этого налога. Резкое удорожание найма труда тоже приведет к росту безработицы. В бюджетном послании этого года была заложена идея создания фонда будущих поколений. Речь идет о решении проблемы устойчивости пенсионной системы.

Нефтезависимая, как и мы, страна Норвегия эту проблему решала на основе создания глобального пенсионного фонда, который позволяет мобилизовывать доходы, размещенные в надежные ликвидные активы, дающие 4% ВВП, который нам и нужен для обеспечения устойчивости пенсионной системы. Российские политики нередко говорят о том, что у нас огромный по размерам Стабфонд. На деле он составляет 10% российского ВВП. Норвежский глобальный пенсионный составляет 100% ВВП. Нам с нашей демографией и проблемами в пенсионной системе нужен фонд будущих поколений, сопоставимый с норвежским в процентах от ВВП. Это примерно 70% ВВП. Это значит, что нужно делать то, что было написано в бюджетном послании президента, дополнить Стабилизационный фонд фондом будущих поколений, направить в него средства, которые мы получаем от аномально высоких нефтяных доходов.

Когда мы в девяностых годах проводили приватизацию, экономика была в состоянии свободного падения, добыча нефти падала на 54 млн тонн, в правительстве обсуждался вопрос, что делать, когда мы станем нетто-импортерами нефти, если добыча упадет ниже 150 млн тонн. Тогда нам была нужна институциональная трансформация, которая даст эффективных собственников, которые повысят эффективность отрасли и обеспечат рост добычи.

Я не очень доволен тем, как мы проводили приватизацию. Но факт остается фактом: добыча нефти начала расти после того, как нефтяная промышленность была приватизирована. Сейчас ситуация другая. Потому что экономика растет, финансово устойчива, сегодня остающиеся в государственных руках активы стоят неизмеримо больше, чем вся российская собственность в середине 90-х годов. У нас до сих пор в государственных руках остается много активов. Мы пытались оценить стоимость российских государственных активов, без жилья, земли, лесов, воды, без недвижимости в городах, только собственно предприятия, котирующиеся или еще не котирующиеся на бирже. Это примерно 55% ВВП. Свидетельств того, что государство распоряжается ими лучше, чем частный бизнес, привести трудно. Речь не идет о том, что эти активы нужно вводить в оборот завтра. Это можно делать на протяжении многих лет до 2025 года. По выгодным ценам, выбирая лучшие моменты для продажи, определяя то, что надо оставить в государственной собственности, а что государству не нужно.

Это важнейший резерв, позволяющий решить для нас до 2020–2025 годов проблему устойчивости пенсионной системы.

[Егор Гайдар]

http://www.ng.ru/ideas/2004-04-20/10_vvp.html
20.04.2004

Автор: - директор Института экономики переходного периода.

Об экономическом росте как важнейшей цели государственной политики говорят и пишут у нас много и охотно. Порой даже складывается впечатление, что общество уверовало: достаточно нам удвоить ВВП – и главное будет позади. Статья Егора Гайдара, которую мы с любезного согласия автора перепечатываем в сокращенном варианте из № 9 журнала «Вестник Европы», выделяется трезвым, безыллюзорным подходом и к проблеме экономического роста как таковой, и к перспективам развития России в мировом контексте. И потому точка зрения автора, как нам представляется, заслуживает широкого читательского внимания.
https://www.ng.ru/upload/uf/742/81-10-1a.jpg
Отношение душевого ВВП России к мировому душевому ВВП в 1820 –2001 годах.

О том, чего мы не знаем

Проблемы экономического роста после социализма, устойчивости этого роста, факторов, которые на него влияют, – все это выходит сегодня на первый план. Двадцать лет назад благодаря так называемой комплексной программе научно-технического прогресса в Советском Союзе действовал мощный блок научных учреждений, которые занимались исследованием долгосрочных проблем экономического развития. Подавляющее большинство экономических институтов давали свои прогнозы относительно того, какой будет наша страна через двадцать лет. К реальной жизни такого рода исследования имели мало отношения, тем не менее они позволяли организовывать обсуждения существовавшей экономической проблематики. В то же время практически никто не составлял прогнозы о том, какой будет отечественная экономика через три, через шесть месяцев или в течение ближайшего года.

Сейчас ситуация во многом обратная. Мы располагаем большим числом квалифицированных публикаций, в основе содержания которых – краткосрочный анализ и краткосрочное прогнозирование событий в российской экономике. И очень слабо представлены исследования, связанные с долгосрочной перспективой. В условиях бурного переходного периода такой перекос был неизбежным, но сейчас ситуация объективно меняется. Произошла глубокая трансформация собственности. В крупных российских компаниях составляются программы долгосрочного развития, идет работа над крупномасштабными инвестиционными проектами. Для того чтобы их осмысленно осуществлять, необходимо понимать, какой станет окружающая среда к тому времени, когда инвестиционный проект будет реализован. Понимание того, что происходящее в экономике сегодня имеет свои корни в событиях начала 90-х годов (а от осуществляемого нами сейчас в огромной степени зависят перспективы роста в 2005–2010 годах), свойственно любому серьезному исследователю. Значительно труднее добиться, чтобы это понимание стало свойственным обществу и тем, кто принимает принципиальные политические решения.

Мы гораздо лучше знаем, чего не следует делать, если мы не хотим остановить экономический рост, нежели то, что можно и нужно предпринять для его форсирования. Не нужно манипулировать валютным курсом и допускать образование черного рынка. Не нужно допускать высокую инфляцию. Не нужно допускать крупный бюджетный дефицит. Желательно иметь менее коррумпированную бюрократию. Желательно опираться на хорошо работающую правовую и судебную систему┘ Этот набор условий достаточно изучен и понятен. Но все попытки ускорить рост на основе набора нестандартных рецептов – ускорения инвестиций, вложений в ту или в другую отрасль, – все это, к сожалению, оказывается малорезультативным. При доставшейся нам в наследство крайне неэффективной бюрократии риски ошибок в выборе отраслевых приоритетов особенно велики.

К тому же надо помнить, что решаем мы не задачу догоняющего индустриального развития, где в качестве ориентира можно взять образ структуры экономики более развитых стран и пытаться этот образ сымитировать. Мы решаем другую, гораздо более сложную задачу – задачу догоняющего постсоциалистического постиндустриального развития, где сами закономерности развития изучены существенно хуже, а перемены происходят очень быстро. И есть огромный риск того, что, выбрав и реализовав некий отраслевой приоритет, мы окажемся перед досадным фактом: результаты этой реализации никому не нужны, не востребованы рынком. Именно по такой причине инвестиции усилий в создание гибкой системы национальных институтов, обеспечивающих рост, являют собой гораздо более осмысленный выбор, нежели попытка выстроить ту или другую конкретную модель структурной отраслевой политики.

О «клубе конвергенции»

В последние годы укоренилось понятие «клуба конвергенции», то есть набора стран, в котором менее развитые страны с меньшим уровнем ВВП растут в долгосрочной перспективе темпами более высокими, чем страны более развитые. Этим клубом охвачен отнюдь не весь мир, а Советский Союз выбыл из него еще в конце 70-х годов. По всей видимости, содержательная база конвергенции – это способность стран, соответствующих национальных институтов обеспечить эффективный обмен рыночно ориентированной информацией о технологиях, которые могут быть применены в менее развитых странах, обеспечивая им более высокие темпы экономического роста, чем имеют те страны, которые находятся на грани собственных технологических возможностей. Сложнейшая задача России сегодня – надежно закрепиться в «клубе конвергенции». Мне кажется, это неизмеримо более важно, чем спор о процентах темпов роста (скажем, 3 или 4%), которых нам следует добиваться.

О восстановительном росте

Нынешний экономический рост в России носит восстановительный характер. Он тесно связан с предшествующей рецессией, падением производства после краха Советского Союза. Падение было обусловлено, в свою очередь, структурной перестройкой экономики и кризисом старой системы хозяйственных связей, тогда как их новая система еще не сформировалась. Этот кризис был в основном преодолен к 1997 году. В дальнейшем развитию восстановительных процессов помешал финансовый кризис 1997–1998 годов. Эти процессы были продолжены с 1999 года.

Восстановительный рост – известный, но достаточно необычный, не очень хорошо изученный феномен; в каждой из стран, которые через него проходят, его отличает своя специфика. Это отчетливо проявилось в 20-х годах, когда восстановительный рост был зафиксирован в России впервые и были предприняты первые попытки его анализа экономистами В.Громаном и В.Базаровым.

И сейчас мы тоже не очень ясно представляем себе, как будут дальше развиваться в нашей стране процессы восстановительного роста. Есть основания полагать, что пределы его будут исчерпаны при объемах выпуска более низких, чем те, которые были характерны для российского ВВП в период максимального его уровня при социалистическом производстве. Но это гипотеза. А вот что известно точно – то, что восстановительный рост носит затухающий характер. Восстановительный рост поначалу всегда становится приятным сюрпризом для экономико-политической элиты. А потом он превращается в проблему: ведь темпы не удерживаются на изначальном уровне, они начинают падать.

Структурные реформы – условие долговременного роста

Снижение темпов экономического роста между 2000–2003 годами – существенный фактор, влияющий на формирование экономической политики. Важной задачей, которую решало правительство на протяжении последних лет, было проведение набора структурных реформ, необходимых, чтобы придать росту характер устойчивый и долгосрочный. Последовательно претворять в жизнь эти реформы начали в 2000–2001 годах. По ряду важных направлений за эти годы было сделано много полезного. Политические проблемы, связанные со структурными реформами, состоят в том, что последние не дают отдачу в краткосрочной перспективе, они «всего лишь» закладывают базу долгосрочного экономического роста.

Сегодня никуда не деться от реалий политического процесса. А выглядят эти реалии в глазах значительной части элиты и населения примерно следующим образом: правительство втянулось в проведение структурных реформ. Между тем жизнь радикально не улучшается, проблем в российской экономике остается множество. Непросто объяснить: чтобы заложить основы устойчивого роста, нужны преобразования не одиночные, а взаимодополняющие. Если в России будет хорошая налоговая система, но не будет надежно защищенных прав собственности, мы не получим масштабных капитальных вложений, необходимых для устойчивого роста.

Нефть и рост

Еще одна важная составляющая текущей экономической политики – высокие цены на нефть. Российское правительство четыре года в условиях высоких цен проводило достаточно консервативную и ответственную макроэкономическую политику. Это не может не вызвать уважения. Предшествующий нынешнему период аномально высоких цен на нефть (это 1979–1982 годы, тогда цены на нефть в реальном исчислении были примерно втрое выше, чем в 1999–2002 годах) был отмечен «разжижением мозгов» политического руководства – настолько серьезным, что мы умудрились ввязаться в войну в Афганистане.

К сожалению, способность правительства проводить ответственную макроэкономическую политику при высоких ценах на нефть ограничена. В такой ситуации растет спрос на популярные решения, чувствуется острая потребность в том, что дает быструю отдачу, «обещает прорыв».

Нам нужны не авантюры, а продолжение ответственной макроэкономической политики и структурных реформ. Нужно суметь удержаться избежать паники из-за краткосрочных колебаний темпов роста, в максимальной степени подготовиться к использованию того окна политических возможностей, которое откроется в России весной–летом 2004 года после президентских выборов.

Россия на дистанции двух веков

Если всерьез обсуждать проблемы долгосрочных перспектив России, имеет смысл проанализировать то, как страна развивалась не в течение последних трех или даже десяти лет, а на длительной исторической дистанции, например на протяжении последних двух веков. Если мы рассмотрим эволюцию российской экономики на фоне мирового развития последних двух столетий, увидим, что российский душевой ВВП в 1820 году был близок к средним мировым показателям и примерно на том же среднемировом уровне (с учетом точности расчетов) оставался и в 1913 году, и в 2001 году (см. график 1).

Да, между этими тремя точками российский душевой ВВП отклонялся от среднемирового, но колебания носили достаточно ограниченный характер. Величина дистанции, отделяющей Россию от стран – лидеров мирового экономического развития (в ХIХ веке – Англия, в ХХ веке – Соединенные Штаты Америки), в течение этих двух веков тоже колебалась, но колебания происходили опять-таки в достаточно узком интервале (см. табл. 1).

Таблица 1

Отношение душевого ВВП в России к душевому ВВП стран – лидеров современного экономического роста*

Годы 1820 1870 1913 1950 2001
Отношение 0,44 0,32 0,28 0,30 0,25

*1820–1870 годы – Англия, 1913–2001 годы – США

Сегодня чрезвычайное внимание приковано к успехам экономического развития Китая, достигнутым за последнюю четверть ХХ века. При этом нередко забывают, что именно резкое падение доли Китая в мировом валовом внутреннем продукте было одним из самых серьезных структурных сдвигов в мировой экономике между 1820 годом и 70-ми годами ХХ века. После четверти века динамичного роста доля Китая в мировом валовом внутреннем продукте почти втрое ниже, чем она была в 1820 году.

На этом фоне близость российских показателей к их среднемировым значениям выглядит впечатляюще. Это тем более важно, что на протяжении последних двух веков в мировом экономическом развитии происходили беспрецедентные изменения.

Масштабные и взаимосвязанные структурные изменения происходили в странах с разными культурными традициями, различным уровнем ресурсной обеспеченности, неодинаковым географическим положением. Казалось бы, понимание этих общих, выстроенных по сходным сценариям, связанных с экономическим развитием процессов дает в руки исследователю, занимающемуся долгосрочной динамикой роста, мощный инструмент для анализа и прогнозирования.

Представление о железных законах исторического развития, позволяющих точно предвидеть логику происходящего в мире, стало стержнем марксизма – учения, доминировавшего в анализе долгосрочных перспектив эволюции социально-экономических отношений в конце ХIХ – начале ХХ века. Вместе с тем ХХ век выявил важное свойство современного экономического роста, которое не было осознано ни К.Марксом, ни марксистами. Ему сопутствуют быстрые и трудно прогнозируемые изменения доминирующих тенденций в развитии социально-экономических систем и национальных экономик.

До конца ХIХ века при обсуждении ключевых финансовых проблем доминировало представление о наличии верхних пределов налогообложения. Эта парадигма впервые была поставлена под сомнение в 70-х годах ХIХ века А.Вагнером, сформулировавшим гипотезу о нарастании по мере экономического развития доли перераспределяемых государством доходов в объеме экономической деятельности. Резкое расширение возможностей современного государства на фоне роста благосостояния позволило радикально увеличить долю государственных изъятий в валовом внутреннем продукте в ХХ веке. Между 1910 и 1970 годами представление о безграничности возможностей наращивания государственной нагрузки на экономику стало почти общепринятым в финансовой литературе.

Начиная с 70-х годов ситуация радикально меняется. Выясняется, что в наиболее развитых государствах при выходе норм налогообложения на уровень, близкий к 50% ВВП, возникают серьезные проблемы, связанные с политической мобилизацией налогоплательщиков, распространением теневой экономики, замедлением экономического роста, утратой международной конкурентоспособности.

С точки зрения сегодняшнего дня очевидно, что сам процесс выхода норм налоговых изъятий с уровней, характерных для аграрных обществ (примерно 10% ВВП), на уровень, доступный высокоразвитым постиндустриальным экономикам (30–50% ВВП), носил переходный характер. Прогнозировать развитие этого процесса до его завершения было практически невозможно.

То, что современный экономический рост является незавершенным, продолжающимся процессом, причем процессом, для которого характерны быстрые и радикальные смены доминирующих тенденций, существенно осложняет использование выявленных закономерностей для прогнозирования развития событий в странах-лидерах, идущих в авангарде экономического развития человечества. Однако страны-лидеры, те, кто начал экономический рост в первые десятилетия ХIХ века, занимают здесь совсем не то положение, что государства, в которых современный экономический рост и связанные с ним социально-экономические изменения начались позже.

Опыт первых – лидеров – позволяет делать важные выводы о проблемах и тенденциях, с которыми вторые – страны догоняющего развития – столкнутся в будущем. Есть авторы, которые полагают, что тенденция дальнейшего развития процесса глобализации неизбежна. Есть те, кто убежден в том, что мир стоит на пороге деглобализации. То и другое доказать невозможно. А вот то, что России на протяжении следующих 50 лет предстоит решать проблемы, которые страны – лидеры современного экономического роста решали на протяжении последней половины ХХ века, на стадии, носящей сегодня название постиндустриальной, – можно утверждать с высокой степенью вероятности.

У К.Маркса представление о том, что более развитые страны показывают менее развитым лишь картину собственного будущего, было доведено до жесткого детерминизма. Однако К.Маркс недооценил три существенных фактора, отличающих развитие стран догоняющего роста от траектории движения стран-лидеров; отчетливо проявились названные факторы уже в ХХ веке.

Первый из них – сама дистанция от лидеров. Второй фактор – сами условия глобального мирового развития, которые задаются лидерами. В ближайшие десятилетия, как это ни прискорбно для нас, мировой контекст развития будет задаваться не тем, что происходит в России, Индии или Бразилии, а тем, как развиваются события в Северной Америке, Западной Европе, Японии. Экономические и политические процессы, которые начнут проявляться в странах-лидерах, окажут сильное влияние на эффективность национальных стратегий развития в странах, следующих за лидерами.

Национальные традиции как фактор развития

Третий фактор, определяющий специфику траектории догоняющего развития, – это национальные традиции, доставшиеся в наследство от соответствующих аграрных цивилизаций. Например, семейные отношения, возникшие в прошлом тысячелетии в Западной Европе, отличаются от тех, которые характерны для исламских стран, а также стран, где господствовали буддизм или конфуцианство. Распространенность малой или разветвленной семьи, обычаев семейной солидарности оказывает существенное влияние на развитие систем социальной защиты, национальные нормы сбережения, на экономическое развитие в целом.

Значение опыта лидеров для стран догоняющего развития состоит не в том, чтобы его слепо копировать, а в том, чтобы понимать стратегические проблемы, с которыми придется сталкиваться; чтобы в ходе выработки национальных стратегий развития минимизировать риски, не повторять чужих ошибок.

Если сравнить сегодняшний душевой ВВП России с душевым ВВП стран – лидеров экономического роста, то можно увидеть размеры отделяющей нас дистанции (см. табл. 2).

Таблица 2

Годы, в которые душевой ВВП в странах – лидерах современногоэкономического роста равнялся российским показателям 2001 г.

Страны Годы
США 1935
Австралия 1936
Канада 1941
Новая Зеландия 1948
Англия 1934
Швеция 1944
Германия 1953
Франция 1951
Италия 1959

Точность расчетов душевого ВВП в паритетах покупательной способности достаточно ограниченна, и обсуждать результаты таких сопоставлений необходимо с большой осторожностью. Но в целом данные, содержащиеся в таблице 2, показывают, что дистанция, отделяющая Россию от стран-лидеров, составляет сегодня примерно от 40 до 60 лет.

Сравним эволюцию российского ВВП, происходившую в течение длительного времени, с эволюцией ВВП крупных стран континентальной Европы (Франции, Германии). Эти страны имеет смысл взять за точку отсчета, оценивая дистанцию, отделяющую Россию от лидеров: так же, как и Россия, они оказались втянутыми в ХХ веке в две мировые войны на их территории; искажающее влияние этих войн на их развитие имеет сходство с влиянием тех же войн на Россию.

Содержащиеся в таблице 3 данные показывают, что отставание России от Германии, Франции по душевому ВВП было достаточно стабильным на протяжении примерно полутора веков. Таблица 3 может дать базу для излишне оптимистических выводов о постепенной тенденции к сокращению дистанции между Россией и странами-лидерами. Однако надо учесть, что в начале 50-х годов серьезное влияние на показатели Германии и Франции еще оказывали последствия Второй мировой войны.

Таблица 3

Страны
Годы

1870 1913 1950 2001
Франция ~60 63 46 50
Германия ~60 63 55 48

Речь идет не о случайных, вырванных из контекста данных о душевом валовом внутреннем продукте России, Франции и Германии. С этими изменениями были связаны и другие важные структурные изменения национальных экономик.

Так, динамика доли городского населения в России, Германии и Франции на протяжении последних двух веков с лагом в 50 лет показывает сходную картину – Россия отстает примерно на два поколения (50 лет).

Отставание на два поколения

Мы рассматриваем траектории развития стран на протяжении двух веков в эпоху быстрых масштабных социально-экономических изменений. Для России этот период включал две революции, крах двух империй, две мировые и одну гражданскую войны, крупнейший в мировой истории социально-экономический эксперимент, который назывался «социализм», и его крушение. Тем не менее на протяжении этих веков дистанция по уровню развития между Россией и крупнейшими странами континентальной Европы оставалась достаточно стабильной и составляла примерно два поколения (50 лет). Начав современный экономический рост примерно на два поколения позже, чем он начался в Западной Европе, в 80-х годах ХIХ века, Россия сохраняла сложившуюся дистанцию. Разумеется, из этого нельзя сделать вывод о том, что соответствующий лаг задан и навсегда останется таким же.

Если принять невеселую гипотезу, что дистанция, существовавшая на протяжении полутора веков, сохранится и дальше, то через 50 лет уровень жизни, структура занятости, инфраструктура в России будут примерно такими же, какими они являются сегодня во Франции или Германии. Это предполагает рост душевого ВВП темпами, близкими к 2% в год, то есть то, как развивалась мировая экономика на протяжении последнего полувека.

Если российская экономика на протяжении ближайших десятилетий будет развиваться так же, как она растет сегодня, то есть темпами, близкими к 4% в год, эту дистанцию можно пройти за 25 лет, что было бы, конечно, замечательным результатом. Но лидеры уйдут за это время дальше.

Понимание масштабов расстояния, которое на протяжении длительного времени продолжает отделять Россию от стран-лидеров, нужно не для манипуляций цифрами роста и создания прогнозов на этой основе. Необходимо оно, во-первых, чтобы мы представляли себе, в чем российское развитие отличалось в прошлом и, видимо, будет отличаться в дальнейшем от развития стран-лидеров. И, во-вторых, с какими структурными проблемами нашей стране придется столкнуться на следующих этапах экономического роста.

Особенности российской демографии

Первое, в чем российское развитие по набору важнейших социально-экономических характеристик отличалось от траектории развития лидеров, – это демографическая динамика (см. табл. 4).

Таблица 4

Доли стран в мировом населении (%)

Страны

Годы

1900 1950 2000 2050
Россия 4,31 4,03 2,34 1,04
США 4,63 6,26 4,55 3,96
Япония 2,67 3,32 2,04 1,09
Англия 2,33 2,01 0,95 0,59
Франция 2,46 1,66 0,95 0,62
Китай 24,24 22,01 20,47 14,59

Само по себе снижение доли России в численности населения земного шара – явление не уникальное. Неуклонно снижались на протяжении последнего века также доли стран-лидеров, не являющихся иммигрантским странами.

Так в чем же наше отличие?

В том, что Россия, начавшая современный экономический рост на два поколения позже лидеров и быстро наращивавшая свою долю в мировом населении в начале ХХ века, должна была при инерционном развитии событий иметь к концу ХХ века удельный вес существенно больший, нежели тот, который она имеет сейчас. То, что произошло в России, было связано как с крупномасштабными социальными катастрофами (две мировые войны, гражданская война, коллективизация, репрессии), так и со спецификой социалистической модели индустриализации.

Женщины и экономика

Специфика социалистической модели индустриализации предполагала необычно раннее вовлечение женщин в занятость вне домашнего хозяйства.

Уже в 1950 году доля женщин в общем числе занятых в России была выше, чем она будет во Франции и Германии к 2000 году, то есть на стадии развитого постиндустриального общества. Процесс вовлечения женщин в занятость влечет за собой параллельный процесс сокращения числа рождений, приходящихся на одну женщину. Данные таблицы 5 показывают, как этот процесс развивается в России, Германии, Франции и Испании. С точки зрения последовательности развития демографических процессов, связанных с современным экономическим ростом, падение среднего числа рождений на одну женщину начинается в России примерно на два поколения раньше, чем в странах-лидерах.

Статистика рождаемости искажается в результате влияния демографических волн, порожденных мировыми войнами.

Таблица 5

Среднее число рождений на одну женщину

Страны

Годы

1950–1955 1975–1980 1995–2000
Германия 2,16 1,52 1,34
Испания 2,57 2,57 1,19
Россия 2,85 1,94 1,25
Франция 2,73 1,86 1,76

Продолжительность жизни

Еще один фактор, который обусловил снижение доли России в общей численности населения земного шара, также связан с социалистической моделью индустриализации. До середины 60-х годов отмечалось постепенное сближение показателей продолжительности жизни в России и в странах-лидерах современного экономического роста. С середины 60-х годов этот процесс прекращается. Устойчивость показателей продолжительности жизни в России на фоне нарастания дистанции по отношению к лидерам на протяжении почти 40 лет – очень необычный в мировой демографической истории процесс.

Если бы доля России в мировом населении сегодня была бы такой же, как в 1913 году, население России составляло бы сегодня примерно 300 миллионов человек.

Социальная сфера и экономика

В ХХ веке в мире шло быстрое увеличение доли расходов расширенного правительства в валовом внутреннем продукте.

Именно на этом фоне формировались современные системы социальной защиты и организации социальных отраслей – пенсионирования, здравоохранения, образования. Этот процесс начался в 80-х годах ХIХ века в Германии и в основном завершился в странах – лидерах современного экономического роста к середине 30-х годов. Достройка этой системы происходила после Второй мировой войны в 50-е годы. Социальная среда в период ее формирования радикально отличалась от той, которая характерна для постиндустриального общества. Общество еще было молодым. Доля старших возрастных групп, на которые распространялись пенсионные права, была ограниченной. Большая часть лиц, имеющих право на пенсию, продолжала работать. Пенсионная система, по сути, была страховкой на риск дожития до нетрудоспособности. В 30-х годах XX века, когда возникает государственная пенсионная система в США, доля лиц в возрасте старше 65 лет составляла лишь 9,7%. В послевоенный период начинается процесс быстрого старения населения, и доля эта возрастает в 2–3 раза. Процесс носит долгосрочный характер, он будет продолжаться и дальше.

Системы социальной защиты формировались в условиях, когда возможности наращивания налоговых доходов казались неограниченными, а обязательства были скромными. В результате возникали структуры, которые на десятилетия закладывают растущие обязательства. Пока удавалось наращивать налоговые поступления, это противоречие можно было игнорировать. Но к 70-м годам XX века обозначаются пределы налоговых изъятий, существующие в условиях постиндустриального общества.

Еще один фактор, наложивший отпечаток на формирование социальных обязательств в 50-е годы: это был период аномально высоких темпов экономического роста, компенсировавший их падение в 1913–1950 годах. С середины же 70-х годов XX века, по исчерпании резервов компенсаторного роста, мировая экономика начинает расти медленнее.

Формирование систем социальной защиты происходит под влиянием таких факторов, как молодое население, быстрый рост налоговых возможностей и аномально высокий экономический рост. Потом выясняется, что такого благоприятного сочетания нет. Отсюда ключевой конфликт постиндустриального общества – противоречие между пределами возможностей государства мобилизовывать доходы и системой быстро растущих социальных обязательств. Именно этот конфликт определяет наиболее острые социальные и экономические проблемы стран-лидеров на протяжении последних тридцати лет.

Здравоохранение

Растущая продолжительность жизни в сочетании с повышающейся приоритетностью услуг здравоохранения в потребностях постиндустриального общества задают траекторию быстрого роста доли здравоохранения в ВВП при нарастающих структурных проблемах в этой области.

Рост доли здравоохранения в ВВП США идет особенно динамично, в Англии этот процесс идет медленнее, но везде она увеличивается в 2–3 раза на протяжении сорокалетнего периода. Выявляется объективное противоречие: общество хочет больше тратить на здравоохранение, а возможности обеспечить удовлетворение этой потребности при существующих формах его организации и финансирования отсутствуют. Бесконечно наращивать бюджетные расходы на здравоохранение не удается.

Состояние нынешней системы здравоохранения в России не нуждается в подробном описании. Раздутый коечный фонд, большое количество врачей, невысокое качество медицинского обслуживания, очереди, формальные и неформальные соплатежи населения – все это известные реалии. На протяжении последнего десятилетия российскую систему здравоохранения пытались реформировать, вводить страховые элементы, сокращать коечный фонд, долю расходов на стационарное лечение. Результаты оказались скромными. Важно понять – это не специфические проблемы России, порожденные постсоциалистическим кризисом и легко преодолимые при улучшении экономического положения. Они носят серьезный структурный характер, заданы на долгие десятилетия логикой развития постиндустриального общества.

Преимущество России состоит в том, что мы столкнулись с этими проблемами достаточно рано, у нас еще есть свобода маневра и возможности многое изменить. Ведь нередко очевидно полезные изменения и реформы в здравоохранении, например США, наталкиваются на одно фундаментальное препятствие – то, которое называется «интересы медицинского лобби». Его усилия были весьма действенными, в частности, в отношении ограничения эффективности контроля за издержками в здравоохранении.

Есть два важных направления реформ в области организации российского здравоохранения, заслуживающие серьезного внимания. Первое – переход от финансирования сети к финансированию предоставляемых услуг. Второе – создание механизмов легального частного страхового софинансирования здравоохранения, позволяющего расширить свободу маневра для пациента и создать адекватную систему стимулов для отрасли.

Целесообразно предоставить работодателю и работнику право выхода из государственной системы обязательного медицинского и социального страхования с передачей соответствующих средств в лицензированные частные компании, занимающиеся медико-социальным страхованием, сохранив возможность финансирования страховых выплат малообеспеченным за счет общих доходов бюджета. Полезно было бы сочетать это со стимулированием создания фирм, реализующих и страховые, и собственно медицинские функции. Как показывает опыт, это благоприятно сказывается на эффективности расходов.

Сочетание права выхода из системы государственного медико-социального страхования и реформирования социальных вычетов позволяет снизить реальное налоговое бремя, увеличить объем финансирования, поступающего в систему здравоохранения, создать адекватную систему стимулов для организаций, действующих в системе здравоохранения, уйти от распределения финансовых ресурсов по числу больничных коек.

Реформа системы образования

Рост потребности в услугах системы образования был в постиндустриальном обществе не столь динамичным, как рост потребности в услугах здравоохранения. Частично это связано с тем, что население стареет и контингент обучаемых сокращается, хотя продолжительность обучения быстро растет и все настойчивей проявляет себя необходимость непрерывного образования. В этой области постиндустриальный мир столкнулся с проблемами, сходными с теми, что и в системе здравоохранения. Большие усилия были направлены на обеспечение равных возможностей обучения, на то, чтобы минимизировать зависимость качества образования от способностей родителей его финансировать. Но при нарастающих бюджетных ограничениях система начинает работать неудовлетворительно. Недостаточное финансирование снижает качество обучения. Децентрализация финансирования образования, характерная для многих постиндустриальных стран, ведет к резким различиям в качестве образования, связанным с местом проживания семей, порождает тенденцию к поселенческой социальной сегрегации.

Сегодняшний механизм приема в российские вузы устроен парадоксально. Все знают о существовании частных соплатежей при поступлении в вузы, знают, как работает отлаженная машина репетиторства, знают, что возможности получить бесплатное образование у детей из наиболее высокостатусных и наиболее обеспеченных групп населения существенно выше, чем у прочих. Следующая группа – менее высокостатусных и менее высокодоходных – вынуждена отправлять своих детей на обучение за частный счет. Дети из бедных семей идут в армию. Беречь и лелеять подобный механизм смысла нет.

Многочисленные предложения по реформе образования, которые сегодня активно обсуждаются и отрабатываются в ходе проводимого в стране эксперимента, являются попыткой разрешить это противоречие. Стремление обеспечить доступ к образованию детей из не высокостатусных и высокооплачиваемых семей обычно выводит на систему тестирования. По-другому отбирать тех, кто будет иметь право получить образование за государственный счет прозрачным образом, сложно. С точки зрения решения вопроса о том, кто должен получать государственные деньги на обучение, система тестов при всех своих известных недостатках, по-видимому, не имеет альтернативы. Но предлагается таким образом отбирать не только тех, кто получит государственные деньги, но и тех, кто будет учиться в конкретном вузе. К сожалению, система тестов не позволит отобрать тех, кто способен учиться в консерватории, на мехмате МГУ или на факультете восточных языков.

Есть объективное противоречие: обеспечение качественного образования предполагает возможность вуза отбирать студентов по своим критериям, а обеспечение равного доступа и ограничение коррупции предполагает стандартные процедуры. Это противоречие не является неразрешимым. Нужно лишь внести серьезные изменения как в существующие установления, так и в то, что предполагается сделать в этой области в рамках распространения идущего эксперимента.

В случае внесения корректив можно предоставить вузу право самому отбирать студентов, установив минимальную долю приема студентов с государственным образовательным ваучером. Это позволит сочетать простые правила: государство отбирает тех, кому оно платит за образование, а вузы сохранят право отбирать тех, кого они считают годными к обучению по соответствующим специальностям. Эта система станет особенно привлекательной в сочетании с военной реформой и переходом к контрактной армии, когда учеба в вузе перестанет быть средством уклонения от военной службы.

Проблемы пенсионной системы

В 1940 году в Советском Союзе было 4 миллиона пенсионеров, из них 200 тысяч пенсионеров по старости. Впоследствии ситуация начинает меняться, идет процесс старения населения, увеличения пенсионной нагрузки на одного занятого (см. табл. 6).

Таблица 6

Соотношение лиц пенсионного возраста1 и занятых (%)

Страны Соотношение лиц пенсионного возраста и занятых

2000 год

США 25,48
Великобритания 36,95
Франция 49,88
Германия 38,40
Япония 34,14

2050 год, Россия 2

Инерционный прогноз 74,13
Целевой прогноз 61,97

1Для США, Германии и Японии – лица старше 65 лет; для Франции – лица старше 60 лет; для Великобритании – мужчины старше 65 лет и женщины старше 60 лет.

2Соотношение лиц пенсионного возраста и населения в возрасте от 16 до 54 (59) лет.

Как видно из приведенной таблицы, если мы возьмем инерционный прогноз, то нагрузка на одного занятого при нынешней структуре пенсионной системы к 2050 году будет примерно в 2–2,5 раза выше, чем в наиболее развитых странах – лидерах экономического роста сегодня.

Пенсионная реформа в России началась сравнительно рано, на благоприятном демографическом фоне. В ее рамках заметно укрепилась зависимость условий пенсионирования от размера взносов на пенсионное страхование работников. Начался процесс создания накопительной пенсионной системы. Но если проанализировать прогнозы, то выяснится, что все сделанное недостаточно для обеспечения долгосрочной устойчивости российской пенсионной системы, если под этим понимать сохранение средних размеров пенсии по отношению к зарплате на уровне, близком к тому, который существует сегодня.

Возможное и важное направление решения этой проблемы – ускорение темпов наращивания накопительной части пенсии. Лишь при таком развитии событий можно уйти от крайне болезненного в демократической стране вопроса о пенсионном возрасте.

Кризис призывных армий

Характерная черта постиндустриального перехода – кризис призывной армии. Это процесс закономерный, он связан с трансформацией демографической и социальной структуры. Впервые в Европе призывная армия возникает в Швеции, из крупных стран – во Франции. Переход к ней происходит в условиях аграрного общества, где в семье 5–6 детей. Из них многие не доживают до призывного возраста. В этих условиях потеря ребенка – это беда, но привычная. Для мальчика, который вырос в деревне, путь в армию – это вместе с тем путь в город, возможность социализации, получения элементарного образования, путь к продвижению. В Китае и сегодня для юноши из деревни попасть в армию – социальный успех.

Иная ситуация возникает в странах – лидерах постиндустриального развития. Это страны, где в семьях один-два ребенка, как правило, не более чем один сын, где население урбанизировано, не нуждается в армии как в инструменте социальной адаптации. Рассчитывать на то, что в демократических обществах с такими демографическими характеристиками можно «забрить» этого единственного сына в призывную армию просто потому, что так решит государство, – нереально. Призывная система входит в противоречие с социальными установлениями, нормами поведения. Общество найдет способ защитить своих детей от принудительного призыва. Попытки сопротивления этому стремлению порождают масштабную коррупцию. Когда государство пытается принять законы, ограничивающие отсрочки от воинской службы, оно лишь увеличивает плату за уклонение от призыва, не более того.

В нашей стране реформа комплектования вооруженных сил, переход к контрактной армии – это не идея, порожденная краткосрочными проблемами, которые легко преодолимы, а отражение реалий того этапа развития, на котором сегодня находится страна. При попытке сохранения системы призыва в этих условиях проблемы в армии будут лишь усугубляться. Разница между нами и странами-лидерами состоит в том, что на фоне специфики демографического развития в России, необычно раннего перехода к малодетной семье, в нашей стране эти проблемы обострились раньше.

Вопрос не в том, необходимо ли в России переходить к контрактной армии. Такой переход неизбежен. Вопрос в том, придется ли это делать в авральном порядке, когда выяснится, что в 2007 году некого будет призвать, или это удастся сделать планомерно и с адекватной подготовкой.

Иммиграционная политика

Политика по отношению к иммиграции в странах, находящихся на стадии постиндустриального развития, как правило, была крайне непоследовательна. Здесь сталкиваются две реальности – экономическая и политическая.

Экономическая реальность: в странах с богатеющим населением существует острый дефицит рабочей силы, готовой на неквалифицированный труд. Есть неквалифицированные рабочие места, которые можно экспортировать за рубеж, в менее развитые страны. Но в отношении профессии уборщика, нянечки, грузчика и многих других это нереально. Между тем на высоких уровнях развития резко повышаются требования национальной рабочей силы к качеству труда и рабочего места. Органы трудоустройства не решатся предложить многие рабочие места даже безработному, потому что власти знают: он имеет моральное право отказаться. В то же время есть и потенциальное предложение труда для такого рода рабочих мест. Даже те невысокие зарплаты, которые платят в странах-лидерах за непрестижную работу, для многих выходцев из более бедных стран – возможность социального продвижения, роста благосостояния. В такой ситуации остановить процесс трудовой иммиграции невозможно, как ни пытайся прочнее закрыть границы. Однако общество, особенно в странах не иммигрантских, с высокой долей коренного населения, воспринимает иммигрантов как угрозу. Они нужны как уборщики, строители и грузчики, но не нужны как соседи. Складывается положение, когда иммиграция неизбежно происходит, но часто принимает наихудшую из возможных форм – форму нелегальной иммиграции.

Есть примеры разумной политики в области иммиграции. Канада – пример осмысленной политики, хотя проводимой не без колебаний. За последние 20 лет канадское правительство довело долю иммиграции, определяемую по балльной системе (речь идет об иммигрантах, приезд которых власти страны поощряют, отбирая их с использованием определенных критериев по всему миру), до уровня выше 50 процентов. К сожалению, это исключение.

Россия неизбежно столкнется и уже сталкивается сейчас с теми же проблемами. Посмотрев на рынок рабочей силы в Москве, узнав, кто и на каких рабочих местах работает, нетрудно убедиться, что идея о возможности обойтись без крупномасштабной трудовой иммиграции – нереалистична. Это долгосрочная проблема, с которой России придется иметь дело в течение многих десятилетий. Даже если абстрагироваться от вопроса о перспективных проблемах численности российского населения (это всегда вопрос точности прогнозов), то по условиям рынка труда страна обречена получать крупномасштабный приток иммигрантов. В этой ситуации разумнее получать тех, кого национальные власти хотят видеть в стране, а не тех, кого бы они видеть не желали.

У России есть уникальная возможность, мало кому доступная. Нас окружают страны, большинство из которых беднее. В этих государствах живут миллионы русских и десятки миллионов русскоязычных, людей, знающих русский язык, русскую культуру, традиции, людей, которые легко интегрируются в структуру российского общества. И вместо того чтобы вести систематическую работу по привлечению талантливой молодежи из стран СНГ в российские вузы с предоставлением российского гражданства, привлечению иностранцев из стран СНГ на службу в Российскую армию по контракту, создавать разумно устроенную балльную систему организации трудовой иммиграции, легализовать иммигрантов, практически живущих в России, интегрировать их в российское общество, – вместо того, чтобы использовать весь этот потенциал, мы заимствуем худшие черты иммиграционной политики стран-лидеров. При этом еще гордимся, что наше последнее законодательство в этой области похоже на европейское. Между тем трудно представить себе нечто менее разумное, чем европейское иммиграционное законодательство.

Трудный путь перемен

Сегодня российское общество сталкивается с тяжелыми проблемами, связанными с тем, что у нас молодая демократия. Демократия, не опирающаяся на традиции, – нестабильна, в ней заложена серьезная угроза эволюции в сторону авторитарного режима или «закрытой демократии». Но одновременно молодая демократия – это период значительной свободы маневра, состояние, когда можно сделать многое из того, что будет исключено через 20 лет. То, как политическая элита распорядится этим окном возможностей в ближайшие 10 лет, будет определять траекторию развития России на предстоящие полвека.

Наша задача на ближайшие перспективы – не искать лучший мировой опыт и пытаться сконструировать из него идеальные устройства для развития России в постиндустриальную эпоху. Задача – четко знать наши реалии, понимать, что у нас будет, а что не будет работать, отслеживать проблемы, стоящие перед страной, и решать их не в последний момент, а заблаговременно.

То, что нам нужно, – это не бегать ни с кем наперегонки, а научиться устойчиво развиваться в условиях меняющегося постиндустриального мира, не ввязываясь в войны, избегая внутренних смут. Научиться извлекать уроки из своих и чужих ошибок. Избавиться от стиля, характерного для нашей страны с начала XVIII века, когда за рывком следуют застой и кризис. Научиться развиваться, используя не столько инструменты государственного принуждения, сколько частные стимулы и инициативу. Сделать это гораздо труднее, чем на короткий срок подстегнуть темпы экономического роста. Для этого нужна тяжелая, последовательная и не приносящая немедленных политических дивидендов работа. Но именно такая политика является ответственной.

[«Московские новости»]

Егор Гайдар: «В условиях молодого российского федерализма Москва оказалась в феноменальном положении…. Москва оказалась рядом с фонтаном, из которого бьет золотой поток»

Передо мной свежие данные, о структуре налогов, собранных в 1997 году в Москве. Оказывается из всех налогов, собранных на территории Российской Федерации, около четверти собирается в столице: 127,6 млрд. новых рублей. При этом москвичи составляют лишь около 6 процентов населения нашей страны. Московское правительство считает, что жти данные свидетельствуют об эффективности их работы. Но официальный тезис нуждается в проверке.
Как известно, Москва-крупнейший центр машиностроения. И московское правительство активно занимается проблемами машиностроительных предприятий, в том числе предоставляет кредиты, выделяет бюджетный ссуды и т.д. Машиностроение и металлообработка в 1997 году дали примерно 0,6 проц. Общих поступлений в московский бюджет-700 млн. новых рублей. С другой стороны, в Москве нет крупных нефтяных месторождений, она не является крупным центром нефте-и газодобычи. Тем не менее такая отрасль, трубопроводный транспорт, дала Москве налоговых поступлений в 50 раз больше, чем машиностроительные предприятия.
Можно продолжать этот интереснейший анализ, но и без этого ситуация предельно понятна. В условиях молодого российского финансового фелерализма Москва с ее традиционной концентрацией сетевых предприятий, работающих по всей стране, оказалась в феноменальном положении. «Ростелеком» обеспечивает телефонную связь по всей стране, но платит налоги в Москве. РАО «ЕЭС» России производит электроэнергию и освещает всю страну, но платит налоги в Москве. «Транснефть транспортирует нефть из Западной Сибири, но платит налоги в Москве. Таким образом, Москва оказалась расположена рядом с фонтаном, из которого бьет золотой поток. Отвлечемся от того, что в Москве есть внебюджетные фонды, которые во многом связаны и использованием имущества (такого дорого именно потому, что она является федеральным центром), а посчитаем только то, что является надводной частью айсберга, то есть только открытые доходы московского бюджета. Даже тогда эти доходы в 3 с лишним раза превышают нормативные расходы мемтных бюджетов с учетом всех федеральных стандартов. Иначе говоря, если в Москве все налоги снизить в 3 раза, то и тогда Москва была бы обеспечена на том уровне, который федеральное правительство считает идеальным для других регионов.
Особенно интересно, что при этой уникальной налоговой ситуации фелеральное правительство еще и приплачивает московскому правительству из нищих тульских, рязанских, брянских и т.д. бюджетов за то, что оно стоит рядом с золотым фонтаном, за выполнение столичных функций. Результатом столь странного поведения российских органов власти стала огромная диспропорция между нищим федеральным бюджетом, который пытается растянуть свои ресурсы между наждающимися территориями, вынужден субсидировать Туву, где нет вообще никакой доходной базы, латает дырки в обеспечении социальных обязательств,-московским бюджетом, в котором есть деньги на все. При этом если в открытом бюджете столицы в 3 раза больше средств, чем надо, ясно, сколько можно, мягко говоря, неэффективно использовать…
мягко говоря, правительство, при всей возможной несимпатии к либерализму, по жизни вынуждено быть либеральным. Потому что либеральные реформы-это реформы, на ограничение государственных обязательств. И когда у тебя нет реальных ресурсов профинансировать большие обязательства, ты вынужден-нравится тебе это или не нравится-делать следующие два-три шажка в направлении либеральных реформ. Их ведь, в общем редко делают из удовольствия, как правило,-потому, что нет другого выхода. В Москве, где есть огромные дополнительные финансовые источники, сама жизнь провоцирует к тому, что бы никаких реформ не проводить. Ну зачем проводить реформы, направленные, скажем, на упорядочение использование финансовых средств, если……хватает на…..
Но опасность ситуации в том, что она внутренне не стабильна. Мы, москвичи, должны понимать, что Москва потеряет 10 трлн. доходов. Извините, Москва ничего не потеряет. Москва-это мы с вами, московские налогоплательщики. Переводя на русский язык, это значит, что мы как налогоплательщики сохраним свои 10 трлн. Доходов, но московское правительство не получит эти 10 трлн. доходов и не использует их по своему усмотрению.
Если занимать такую позицию, тогда никакого снижения налогового бремени в Москве никогда добиться будет невозможно. Сегодня налоговое бремя-важнейшая проблема в России, проблема, порождающая теневую экономику, колоссальные препятствия на пути формирования легального малого и среднего предпринимательства и т.д. Мы должны помнить, что колоссальная часть налогов-это налоги в местный, региональный бюджет. Это московские налоги. На самом деле, налоги, которые мы платим, делятся на две части. Первая-те, которые мы платим в нищий федеральный бюджет. И если уж говорить всерьез о снижении налогового бремени, то есть абсолютно реальные возможности серьезного снижения в городе Москве.
В условиях такой очень стльной, очень финансово обеспеченной власти, при отсутствии прозрачных процедур, совершенно неизбежно идет мощнейший процесс бюрократизации экономической жизни. В Москве…….. том этого является массовое распространение коррупции. Все, кто имел и имеет дело с московским муници………..щий федеральный бюджет. И вторая-налоги, которые мы платим в московский бюджет. И если уж говорить всерьез о снижении налогового бремени, то есть абсолютно реальные возможности серьезного его снижения в городе Москве.
В условиях такой очень сильной, очень финансово обеспеченной власти, при отсутствии прозрачных процедур, совершенно неизбежно идет мошнейший процесс бюрократизации экономической жизни. В Москве…..том этого является массовое распространение коррупции. Все, кто имел и имеет дело с московским муниципальными структурами, это прекрасно знают. К сожалению, процесс здесь идет, как мне кажется, в сторону роста, а не в сторону сокращения.
Сегодня российский предприниматель, по опросам, тратит на общение с городскими чиновниками (а общение, к сожалению, часто не укладывается в законные рамки) в 2,5 раза больше времени, чем польский предприниматель в Варшаве. Это очень опасно и очень плохо для формирующейся в Москве экономической среды.
В целом достаточно понятно, что надо делать. Нужен прозрачный московский бюджет, нужна казначейская система его исполнения. Нужны программы, направленные на обеспечение экономии бюджетных средств (именно эти инвестиции надо было бы поддерживать). Необходимо введение открытых и тендерных механизмов закупок для нужд московского бюджета. Необходимы меры, позволяющие разорвать очень странные взаимосвязи между государственными органами власти и квазигосударственными коммерческим предприятиями, которые во всем мире считаются источником распространения коррупции, и мне кажется, что московский опыт не свидетельствует о том, что весь мир ошибается. Короче говоря, действительно в мОскве возможно и необходимо осуществление принципальных либеральных реформ.

ЕГОР ГАЙДАР

[«Демократический выбор»]

Демократический
ВЫБОР
№13 (37)
27 марта 1997 года
ГАЗЕТА ОБЬЕДИНЕННЫХ ДЕМОКРАТОВ
-Не боитесь ли вы народного суда за свои реформы после возможного возрождения Советской власти?

[Егор Гайдар]

-Если бы я был стыдливым чиновником, я бы никогда не взялся за то, что делал.

[«Демократический выбор»]

-Как вы относитесь к главной идее Явлинского относительно ликвидации кризиса неплатежей путем ограничения, а может, ликвидации части затрат на содержание бюрократического аппарата, прежде всего Администрации Президента? По мнению лидера «Яблока», это поможет собрать практически всю сумму задолженностей.

[Егор Гайдар]

Я всегда различаю экономический здравый смысл и политические декларации. Я знаю смету расходов Администрации Президента, она составляет в бюджете на 97-й год около 660 миллиардов рублей. Это довольно большие деньги. Но задолженность по зарплате на сегодня 13 миллионов рублей, общая задолженность по зарплате около 50 триллионов рублей. Короче говоря, это несопоставимые вещи. Можно в административном аппарате кое-что сэкономить, там есть излишества, но я не стал бы изымать деньги, а направил бы их на повышение
оплаты труда управленческого аппарата. Создалась глупейшая ситуация, когда у нас очень много чиновников, много лишней бюрократической роскоши-и при этом унизительно маленькие зарплаты
управленцев, в том числе и у тех, на кого возложена большая ответственность. И в результате-мы как бы сами подталкиваем их к коррупции.

[«Демократический выбор»]

-Какова вина сегодняшних коммунистов Госдумы в невыплате зарплат и пенсий? На сколько вредным для нынешней российской экономики является законодательная деятельность Госдумы?