*896. Закон бесконечности: почему все «приличные люди» никогда не отвернутся от Путина

[Олег Кашин]

Анатолий Быков поддержал Навального, и эта новость, конечно, выглядит как такой классический, в духе тех же девяностых, из которых к нам пришел Быков, черный пиар. Одно дело, когда известного политика поддерживает бесспорный моральный авторитет, какой-нибудь народный артист или академик, и совсем другое – когда со словами поддержки выступает одиозный герой из девяностых. Его, Анатолия Быкова, персональная заслуга в придании тому десятилетию репутации, которая позволяет даже сейчас, спустя двадцать лет, пугать им российское общество, огромна. И если Навального поддерживает Быков, то даже этих трех слов – "Навального поддерживает Быков" – достаточно для создания подробного и убедительного сюжета в программе Дмитрия Киселева: Навальный – это девяностые, мрак, нищета, бандитизм и тотальный реванш таких, как Анатолий Быков.

Здесь нужно, наверное, какое-то пояснение, которое не позволит конкретному Анатолию Быкову отнестись к этому тексту так, будто в нем именно его, Быкова, адресно называют бандитом. Насколько мне известно, не существует никаких судебных решений или иных бесспорных бумаг, в которых Быкова называли бы бандитом, и, очевидно, он ни в коем случае не бандит. Предлагаю считать, что в этом тексте не хватает какого-то абзаца, обеспечивающего логическую связку между вступлением, в котором упомянут Быков, и основным текстом, в котором будут упоминаться бандиты вообще.

Девяностые – это, конечно, бандиты. Политика, экономика, культура – везде их было несопоставимо больше, чем сейчас, но при этом меньше, чем принято считать. Были какие-то депутаты Государственной думы с долгими сроками в анамнезе и криминальными группировками в ближайшем окружении, были зловещие бизнесмены разнообразного масштаба, о которых знали, что они могут убить, потому что не раз убивали. При этом судимых губернаторов или мэров практически не было. Более того, в тех редких случаях, когда им удавалось дойти до выборов и претендовать на победу, чаще всего (как, например, в Новокузнецке или в Нижнем Новгороде) вмешивался Кремль – тогдашний Кремль, несопоставимо более слабый, чем теперь. Этот Кремль каким-то образом добивался, чтобы человек с откровенно криминальной репутацией во власть не попадал.

Это не значит, что бандитов во власти или около власти не было, они тогда были везде, и, наверное, каждый сколько-нибудь значительный чиновник через одно или два рукопожатия был связан с криминальными группировками и их лидерами. Истории о Петербурге девяностых с намеками на то, что вице-мэр Путин мог иметь какие-то дела с Тамбовской и прочими тогдашними группировками, вообще-то свидетельствует не столько о том, что нынешний президент России был как-то аномально криминален, а о том, что особенности того времени вряд ли могли оставить в стороне даже такого убежденного приверженца чекистских ценностей.

То есть криминальность девяностых – это такой вполне бесспорный факт российской истории, который невозможно никак замолчать, опровергнуть или проигнорировать. Этот факт канонизирован фильмом "Бригада", песней "Владимирский централ" и много чем еще. Но вообще-то это факт того же рода, что и кровавость Николая II, репрессивная политика Столыпина и царская тирания как таковая. Понятно, что было и Кровавое воскресенье, и Ленский расстрел, понятно, что вагоны и галстуки именем царского премьера назвала не советская пропаганда, и понятно, что любой из ныне живущих россиян, окажись он со своими привычками и ценностями в России начала ХХ века, чувствовал бы себя крайне неуютно. Но когда об ужасах царизма рассказывали советским школьникам тридцатых или пятидесятых годов, это была какая-то особая, дополнительная гнусность советской Кампучии – страну Беломорканала и Соловков, страну Колымы и особлагов, опутанную колючей проволокой, пугали рассказами о "Николае кровавом".

Понятно, что масштабы несопоставимы, но пугать бандитами современную Россию тоже довольно спорное занятие. Страна, лишенная федерализма, поделенная между группировками, которые, пусть и обходятся без татуировок и тюремных песен, устроены примерно так же, как любая гангстерская группа времен расцвета бандитизма; страна, в которой вышло из употребления слово "рэкет", но само явление, которое этим словом обозначалось, институциализировано и превращено в полноценный элемент государственного управленческого механизма; страна, в которой заказные убийства и нападения практикуются столь же часто, что и двадцать лет назад, но при этом нет героя сериала "Менты", который скажет "по коням, у нас труп, возможно, криминал". То есть этот герой, конечно, есть, просто он теперь сам чаще всего соучастник убийства, будь оно устроено на мосту возле Кремля, на тихой улице или в тюремном туалете.

То, что вместо "тамбовских" и "ореховских" теперь "сечинские" и "ростеховские", принципиального значения не имеет, тут окончание сильнее корня. Люди, существующие вне закона, в отличие от девяностых, подчинили закон себе, и если тот бандитизм существовал на теле страны очагами и участками, этот закрасил ее одной сплошной краской. Эпизоды типа Кущевской или ставшего знаменитым благодаря блогеру Варламову ставропольского девелопера – это системные черты России десятых, невозможные в России девяностых именно потому, что у тех бандитов не было вертикали, которая гарантировала бы им безнаказанность и всевластие.

Здесь не хватает еще одного абзаца, который бы обеспечивал логическую связку между основной частью текста, в которой речь идет о бандитах, и концовкой, в которой снова возникает имя Анатолия Быкова.

Поэтому поддержка со стороны Быкова не так дискредитирует Навального, как хотелось бы оппонентам этих двух политиков. Да, разумеется, Быков лучше Чайки, Быков лучше Ткачева, Быков лучше Турчака, Быков лучше Сечина, Быков лучше Кадырова. Строго говоря, в сегодняшней российской элите не так много людей, по поводу которых можно было бы предполагать, что они хотя бы теоретически могут быть лучше, чем любой из одиозных героев девяностых годов. Быков лучше их всех просто потому, что он не принадлежит и никогда не принадлежал к той вертикали, из которой сегодня можно любого выдернуть и посадить в тюрьму (собственно, так и делают в последние полтора года с губернаторами), потому что нарушение закона, то есть преступность – системное свойство этой вертикали. Быков лучше Путина, девяностые лучше десятых.

Автор– журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода

[Олег Кашин]

https://www.znak.com/2017-06-21/oleg...ny_aleksievich

Становиться на сторону агентства «Регнум» и аплодирующего ему широкого круга патриотической общественности — то еще удовольствие, но позиция «с кем угодно, только не с ними» сама по себе близка к свинству. Да, у агентства «Регнум» на этой неделе случилась несомненная удача, настолько серьезная, что можно даже сказать, что одна она придает многолетнему существованию этого агентства хоть какой-то смысл. Интервью Светланы Алексиевич, опубликованное «Регнумом», — действительно очень удачная журналистская работа, а с учетом личности интервьюируемого (всемирно знаменитый писатель, нобелевский лауреат) — еще и большое общественно значимое событие.

Строго говоря, не было никаких оснований ждать от Светланы Алексиевич высказываний в духе «проклятые нацисты убили Бузину» или «если у человека родной язык русский, он должен иметь право пользоваться родным языком наравне с государственным, где бы он ни жил», но журналист Гуркин добился от нее прямых ответов — да, она понимает мотивы убийц Бузины, и да, она считает нужным на какое-то время отменить русский язык, чтобы сцементировать нацию. Эти два самых скандальных высказывания Светланы Алексиевич, прямо противоречащие любым представлениям о писательском гуманизме или о гуманизме вообще, теперь навсегда с ней. «Сцементировать нацию» — откуда это вообще, из каких глубин, из какого кино про Германию тридцатых?
Вместо писателя-гуманиста мы увидели неумного и недоброго человека, но это даже простительно — в конце концов, на показных неумности и недоброте строится вся мировая панк-культура, это не грех.

Что хуже — мы увидели старомодного и примитивного человека, за людоедскими высказываниями которого никак не получается разглядеть тонкую провокацию или жестокую иронию. Перед нами — самый обычный советский обыватель, ведущий себя точно так же, как многие и многие другие советские люди, в разное время заносившие свой пионерско-комсомольский багаж в большой мир и обнаруживавшие, что с этим багажом путь может быть только один — в реднеки, чтобы разговаривать с телевизором, мечтать убить всех арабов, если ты уехал в Израиль, или сбросить на Москву атомную бомбу, если уехал в США.

Противопоставление «русских» и «советских» — давний заезженный прием, в основе которого простой принцип, что тех, кто мне не нравится, я буду считать советским, а тех, кто нравится, и себя самого — русским. Сейчас тот случай, когда разумнее использовать неприятное слово «россияне», чтобы в противопоставлении с «советскими» оба слова звучали одинаково неприятно. Российское постсоветское общество за 26 лет своей истории пережило много всякого, в основном нехорошего и безрадостного, — были разочарования, было много обмана, были войны, были теракты, были Ельцин и Путин, и наверняка впереди еще много всяких неприятностей и гадостей. Но в любом случае от той стартовой точки, которая осталась в 1991 году, Россия уехала очень далеко, выросло несколько поколений, не имеющих советского опыта. И даже советская ностальгия, вошедшая в моду на каком-то этапе, на самом деле совсем не советская — когда какие-то безумные сталинисты с помощью краудфандинга собирают деньги, чтобы купить рекламную поверхность на автобусе и нарисовать там Сталина, они ведут себя, как повели бы себя на их месте люди в любой западной стране и как вести себя не пришло бы в голову никому в СССР, просто потому, что никто в СССР не знал, что так вообще можно. Постсоветские практики, постсоветские привычки россиян давно вытеснили все хорошее и плохое, что может ассоциироваться с советским периодом — постсоветскому россиянину не придет в голову прятать ключ от дома под коврик у двери, а советский пришел бы в ужас, если бы ему предложили нырнуть в гостиничный бассейн с криком «Тагил!» — ведь в этом случае старший группы напишет бумагу в КГБ и никакой заграницы больше просто не будет.

Светлана Алексиевич, чьи главные книги написаны в СССР и сразу после, в постсоветской России не жила никогда. Нашего коллективного опыта она лишена, и ей уже непонятен тот язык, на котором говорит постсоветская Россия. Это могло бы быть огромным плюсом — в конце концов, похожей формулой описываются судьбы всех крупных художников нашей эмиграции от Бунина и Набокова до Солженицына и Бродского; примеров, когда человек никуда не уезжал, а просто границы сдвинулись так, что человек стал иностранцем, у нас тоже хватает — Репин, никуда не уезжая, уехал в Финляндию, Игорь Северянин — в Эстонию и так далее. Но у каждого из этих людей было важное преимущество по сравнению со Светланой Алексиевич — никто из них не был советским человеком.

Наверное, Светлану Алексиевич можно было бы назвать белорусским писателем, но это трудно, и дело даже не в языке (в конце концов, на Украине есть множество русскоязычных украинских писателей, которых никому не придет в голову называть писателями русскими), а в особенностях белорусского нацбилдинга, когда по поводу того, кем нужно быть, чтобы быть белорусом, существует как минимум две взаимоисключающие версии — лукашенковская и антилукашенковская, и обе требуют той вовлеченности, которой нет у Алексиевич. Она, разумеется, не марширует под лукашенковским красным знаменем-рушничком, но и песню «Не быць скотам» на стихи Якуба Коласа она не поет, она вне этого контекста.

Светлана Алексиевич осталась в СССР, в той советской культуре, которая, будучи построенной прежде всего на умолчаниях, принципиально отличалась от западной (или от нашей нынешней, неважно) тем, что в ней достаточно было сделать шаг в сторону от казенной системы координат, чтобы твое слово прозвучало откровением, и в этом смысле равны между собой Тарковский и Гайдай, Высоцкий и Евтушенко, Солоухин и Трифонов — когда в удушливой тишине вдруг звучит живое слово, за этим словом может скрываться что угодно и кто угодно, реальный гений или конъюнктурщик, борец или стукач — этого никто не мог знать точно, звуки раздавались из плотно закрытого черного ящика, и нельзя было проверить; книга, в которой не было положительного коммуниста, — что имел в виду ее автор: он не любил коммунистов или просто забыл про них написать?

Советская литература в ее каноническом горьковско-фадеевском изводе давно умерла, и так получилось, что единственной легитимной наследницей этого извода оказалась скромная ученица Алеся Адамовича. Советский писатель, сохранившийся и вошедший в моду спустя много лет после 1991 года, — это что-то вроде таежного тупика, люди жили в лесу и все пропустили. Это мило, это интересно, но идти к Агафье Лыковой за комментариями по поводу перспектив мобильной связи не стоит — она скажет вам, что это все бесовщина, и тех, кто ею занимается, нужно посадить на кол. Это никак не отменяет таежных или старообрядческих доблестей Агафьи, просто надо иметь в виду, что она из тайги, и она одна такая, надо ее беречь.

Публикации рубрики «Мнение» выражают личную точку зрения их авторов.

[Олег Кашин]

http://kashin.guru/2015/10/03/pismovojdyam/
3 октября 2015

Господа Путин, Медведев.

Мои коллеги уже писали вам открытые письма по моему поводу. Вы (и тем более ваш Следственный комитет) никак не ответили, но это как раз понятнее всего; вас просили «разобраться», но нужды в этом нет, я прекрасно понимаю, что вы давно «разобрались» и давно знаете, что ваш губернатор Турчак — инициатор уголовного преступления в отношении меня, того самого преступления, о котором один из вас говорил мне, что обещает оторвать головы его участникам и организаторам. Это преступление давно раскрыто, вы это знаете, и я не вижу смысла делать вид, что вся проблема в том, что вы должны «разобраться». Повторю, вы уже разобрались, ваше решение понятно.
Вы решили встать на сторону своего губернатора Турчака, вы покрываете банду громил и убийц, в которую входит Турчак. Наверное, мне, человеку, пострадавшему от этой банды, было бы логично возмущаться по этому поводу и говорить, что это нечестно и несправедливо, но я понимаю, что такие слова вызовут у вас только смех. Российские законы принимаются и исполняются под полным и безусловным вашим контролем, но вы не в состоянии следовать даже своим собственным законам. Каждый раз обнаруживаются обстоятельства, которые выше закона. Как изящно сформулировал спасающий сейчас Турчака и его партнера Горбунова следователь Соцков, которому отдали мое дело и который его старательно разваливает — есть законодательство, но есть руководство, и воля руководства всегда сильнее любого закона. Строго говоря, он прав в своей оценке реальности — ваша воля в России сильнее закона, и простой факт следования законности оказывается недостижимой фантастикой.
Следователя Соцкова я знаю уже не один год. Человек моего поколения, когда-то был журналистом на «Народном радио». Мне нетрудно представить его первокурсником юрфака, изучающим римское право — восторженным, честным, мечтающим изменить мир. Во что он превратился теперь? В перепуганного чиновника, мечтающего досидеть на своем месте до пенсии и потому готового на любые гнусности, в том числе и уголовно преследуемые. Кто сделал его таким? Вы и сделали.
Пятнадцать лет вашего царствования почему-то принято оценивать только в каких-то материалистических категориях. Нефть стоит столько-то, доллар столько-то, ВВП вырос на столько-то процентов и так далее. Но дело не в нефти и не в ВВП. История оценит ваши пятнадцать лет именно с точки зрения судьбы таких, как Соцков — это вы проложили ему путь от восторженного первокурсника, читающего после лекций новости на оппозиционной радиостанции, к цинику в погонах, вслух признающемуся в том, что воля ваших подчиненных — его начальников, — для него, следователя и офицера, выше любого закона. Я не имею права его осуждать. Перед глазами у него — пример его коллеги и товарища Алексея Сердюкова, заслуженного следователя, совсем недавно посадившего махачкалинского Амирова, а теперь фактически лишенного работы за то, что он посмел раскрыть мое дело, в котором фигурирует имя Турчака.
Ваш выбор между Сердюковыми и Соцковыми — он принципиален, конечно. Первые вам не нужны, а вторые — ваша самая надежная опора, и чем гибче будут их хребты, тем спокойнее будет вам. Ваши пятнадцать лет — не льстите себе, это не время возрождения России или вставания с колен, это время самой масштабной моральной катастрофы, пережитой нашим поколением. Персональную ответственность за эту катастрофу несете вы.
В современном российском обществе любой, даже самый очевидный вопрос о добре и зле оказывается неразрешимым. Можно ли воровать? Можно ли обманывать? Убивать — это этично или нет? На каждый такой вопрос в России теперь принято отвечать, что все не так однозначно. Вашими стараниями нация деморализована и дезориентирована. Ложь и лицемерие — удобный для вас инструмент управления массами, вам это выгодно и удобно, но каждый случай использования этого инструмента становится болезненным ударом по всему обществу, и каждый очередной удар может оказаться смертельным. Вы решаете свои текущие проблемы, не обращая внимания на то, что роете яму самим же себе. «Все не так однозначно», — это вам хором ответит толпа, от которой вам когда-нибудь придется убегать. Я догадываюсь, что вы боитесь этой толпы, но просто имейте в виду, это же вы ее создали, и винить кроме вас самих — некого. Высшая доблесть для вас — говорить «это не мы», даже если вас ловят за руку. Вы всерьез хотите остаться в истории положительными героями, будучи носителями такой повадки?
Изолировав себя и свой номенклатурный класс от общества, вы изолировали себя и от реальности. Мы, по нашу сторону разделяющей нас с вами стены, каждый раз вздрагиваем, когда очередной ваш соратник, желая показать себя мыслителем, выходит на трибуну и рассказывает о «чипизации населения», «евроатлантическом заговоре» или «клеточной войне». Мы еще сохранили способность удивляться таким словам, вы же, в своей изоляции, только их и слышите и только им и верите. Ваши суеверия и мистицизм, картина мира читателя восьмидесятнического самиздата «про масонов» и ваше псевдоправославие, от которого пришел бы в ужас и Христос — все это давно превратило вас в тоталитарную секту, и, что важно, ваше сектантство помножено на знакомую вам, вероятнее всего, по Петербургу девяностых уголовную этику. Именно это сочетание сектантства и гангстерских представлений о благородстве по отношению к «своим» заставляет вас между законом и Турчаком выбирать Турчака.
И если бы только Турчака. В этом году нам пришлось выучить имя Руслана Геремеева — мы выучили его благодаря вам, потому что это благодаря вам максимальным преследованием, на какое могут рассчитывать эти люди, оказываются публикации «источников Росбалта», а не протоколы уголовных дел. Нынешняя Чечня, которую принято называть кадыровской, на самом деле ваша — это вы ее создали, и это она для вас стала идеальным образцом той России, которой вы хотели бы править, остальным регионам остается только подтягиваться до ее уровня, как сейчас подтягивается турчаковский (и тоже на самом деле — ваш) Псков. Вы посадили всю правящую верхушку Коми и делаете вид, что банда во главе субъекта федерации — это аномалия, хотя сами прекрасно знаете, что Гайзер — типичный для вашей системы губернатор, и Коми — типичный регион, и Кущевская — типичная, а не аномальная станица. Россия досталась вам со словом «федерация» в названии государства, но хороша федерация, если вы раздариваете регионы своим знакомым, детям друзей или даже случайным бандитам, основываясь только на принципе личной преданности. В «том самом» интернет-диалоге с Турчаком я назвал его назначение оскорблением, нанесенным федерализму, но это была неудачная фигура речи — сегодня в России все, что формально называется федерализмом, оскорбляет и граждан, и закон, и здравый смысл. И это тоже ваша, а не чья-то еще, персональная ответственность. Любой, кто придет после вас, будет вынужден с нуля создавать Россию заново, и это единственная ваша историческая заслуга, на которую вы потратили свои пятнадцать лет. Ваше любимое и единственное, других нет, оправдание — это девяностые, но важно понимать, что вы сохранили и упрочили все, за что принято ненавидеть тот период. Вы ничего не исправили, вы все усугубили.
Вам нравится считать себя наследниками империй, царской и советской. Но цари вешали уголовных преступников, а не раздавали им губернии. Вы гордитесь своим неосоветским милитаризмом, но если бы создателю советского ВПК Устинову кто-нибудь рассказал, что избиение человека арматурой можно провести через бухгалтерию как реальный оборонный проект и оплатить из средств гособоронзаказа, он бы решил, что ему рассказывают злой антисоветский анекдот. Ветераны турчаковского завода рассказывали мне, что двадцать лет назад юный будущий губернатор ездил по территории предприятия на черной «волге», расстреливая из пистолета бродивших по заводу кошек — вот из таких деталей будет состоять портрет вашего времени и вашей номенклатуры, и у вас нет оснований рассчитывать на большее. Ваша основная проблема состоит в том, что вы просто не любите Россию, относясь к ней как к попавшему в ваше распоряжение ресурсу, но, что бы ни говорили вам ваши духовники, вот этого вам Бог как раз не простит.
В последние дни я много раз слышал, что весь шум вокруг моего дела поднят в рамках какой-то борьбы окружающих вас группировок. Это тоже примета навязанной вами нам системы координат — ничего не бывает просто так, за всеми кто-то стоит, везде существует заговор. Будучи участником этого так называемого заговора, я могу сказать, что борьба группировок, конечно, идет, но общая цель всех группировок — спасти вашего губернатора Турчака и его партнеров от уголовного преследования. Полагаю, эту борьбу можно считать выигранной. Я прекрасно вижу, что максимум, что может грозить Турчаку — тихая отставка, максимально разнесенная по времени с любыми движениями по моему делу. Это единственная справедливость, на которую может рассчитывать гражданин, и это значит, что ни на какую справедливость вообще ваша система не способна. Дело ваше, но комфортно ли вам самим жить, понимая, что и вам рано или поздно на справедливость и закон рассчитывать не придется?