*3748. Судебная реформа 1864 года и адвокатура

[Александр Верещагин]

http://www.vedomosti.ru/opinion/arti...864-advokatura
Статья опубликована в № 3923 от 23.09.2015 под заголовком: Судебная реформа: Конкуренция адвокатов

Юрист о том, как Российская империя избежала адвокатской монополии

22.09.2015

Знаменитый российский адвокат Федор Плевако с представителями так называемой московской «молодой адвокатуры»
РОСИНФОРМ

Третьим важнейшим достижением реформы 1864 г. наряду с принципом несменяемости судей и судом присяжных стал институт адвокатуры. Прежде он в России отсутствовал, хотя его необходимость и была просвещенным людям вполне очевидна (так, еще Пушкин указывал на нее в своей «Истории пугачевского бунта»). Создав сословие адвокатов (присяжных поверенных), судебная реформа наделила их функцией самоуправления и предъявила повышенные требования к соблюдению ими этических норм. Советы присяжных поверенных, учрежденные при новых судах, решали, кто достоин быть членом корпорации, и могли отказать лицам, которые не имели необходимых нравственных качеств, даже если они удовлетворяли всем прочим требованиям. Опротестовать такой отказ было невозможно.

Самоуправление и корпоративность адвокатуры укладывались в общий тренд того времени: в том же 1864 году были учреждены органы земского самоуправления, а шесть лет спустя – городского. Считалось, что самоуправление позволит институтам гражданского общества стать автономными от государства и его бюрократии. С точки зрения либералов-реформаторов, в этом и состоял смысл создания адвокатуры как отдельной корпорации. В значительной степени эта цель была достигнута. Однако никакой адвокатской монополии на судебное представительство в Российской империи, по существу, не возникло. Общественное мнение было настроено решительно против монополии. После первоначальных колебаний законодательство двинулось по пути «сертификации» юридической деятельности, а не по пути ее лицензирования: иными словами, адвокатский статус давал престиж и служил удостоверением высокого профессионализма его обладателя, но не был непременным условием для занятия юридической практикой, в том числе для судебного представительства. Отказ от монополии объяснялся растущим «спросом на право» при нехватке подготовленных кандидатов в адвокатуру; снижать же планку требований в целях расширения адвокатских рядов считалось недопустимым. Не обладая монополией на профессию, присяжные поверенные были в то же время призваны служить образцом для остальных профессионалов.

Поэтому наряду с присяжной адвокатурой, члены которой могли выступать в любых судах, был вскоре создан институт частных поверенных, которые тоже могли выступать в судах, но лишь в тех, при которых получали аккредитацию. Даже в высшем суде – кассационном Сенате – они также могли представлять тяжущихся, причем без ограничений (сопровождая и такие дела, которые в первой инстанции велись другими поверенными). От частных поверенных формальное юридическое образование не требовалось, нужен был только определенный практический опыт. Кроме того, пришлось по факту признать существование помощников присяжных поверенных (стажеров) как особого сословия, хотя в законах о них почти ничего не говорилось. При нехватке времени у адвокатов помощники вели дела и в гражданских, и в уголовных делах, причем не имея адвокатского статуса. Да и сами тяжущиеся могли вести дела лично или назначить своими представителями близких родственников. А в мировых судах, где рассматривалось большинство дел, к представительству допускались вообще все правоспособные граждане. Именно таким образом в империи удовлетворялся все более растущий «спрос на право». Адвокатов не хватало: даже перед Первой мировой войной на одного адвоката в России приходилось в 10 раз больше жителей, чем в Англии. При этом наблюдалась крайняя неравномерность: много адвокатов было в столицах, Киеве, Варшаве и Одессе, а вот в Омске или Казани их плотность была уже в 5–6 раз меньше.

Урок той реформы для нашего времени состоит в том, что адвокатская монополия скорее вредна, чем полезна. Русскому правительству технически ничего не стоило создать монополию и при этом широко открыть ворота в адвокатуру всем, кто удовлетворяет минимальным требованиям. Однако оно не двинулось по пути примитивной девальвации адвокатского статуса, а предпочло выстроить открытую многоуровневую систему, в которой разные категории профессионалов могли достаточно свободно конкурировать друг с другом. Подобная система вовсе не является чем-то уникальным: так, в Швеции и Финляндии, судебные системы которых принадлежат к числу наиболее исправных, адвокаты и поныне не имеют никакой монополии на судебное представительство и любые другие виды юридических услуг. За тяжущимся остается неограниченное право выбирать себе представителей и консультантов. Что же касается расхожего довода о необходимости защиты социально уязвимых групп от ошибочного выбора, то он явно неприложим к предпринимательским структурам, составляющим самый лакомый кусок юридического рынка. Подобный патернализм необходим разве что бабушкам и нелеп в применении к коммерсантам.

Монополия означает необходимость получать лицензию на определенное занятие. Однако в данном случае ясные экономические резоны для такой меры отсутствуют. Вопрос о влиянии лицензирования на цену и качество услуг является сложным, он с трудом поддается эмпирическому анализу, однако исследования профессора Морриса Кляйнера из Университета Миннесоты показывают, что в целом лицензирование профессий к положительным эффектам не ведет, и этот вывод верен даже в отношении учителей и дантистов. Нет оснований думать, что с юристами будет иначе, тем более имея в виду, что лицензирование будет наверняка сопровождаться «захватом регулятора», поскольку регулировать допуск в профессию будут именно те, кто уже в нее допущен. Это особенно опасно в Российской Федерации – стране, где непотизм и коррупция являются обычным делом, принципы меритократии решительно попраны, репутационные механизмы потерпели крах, а этика служения, имевшаяся в Российской империи, осталась лишь в преданиях. Отделить зерна от плевел в таких условиях не получится. Результатом будет лишь извлечение дополнительной ренты за счет потребителей, а вовсе не повышение качества услуг. Вывод: эту страну спасут только свобода и конкуренция, а не воздвижение новых барьеров для деятельности. Только на такой основе возможен бурный рост экономики и культуры, сравнимый с тем, что последовал за великими реформами 1860-х гг.

Это последняя статья из цикла, посвященного судебной реформе 1864 г. Предыдущие читайте в «Ведомостях» от 5.12.2014, 23.01.2015 и 28.04.2015.

Автор – гендиректор ООО «Институт прецедента»

[Алексей Кузнецов]

http://www.newtimes.ru/articles/detail/111474
№18 (408) от.05.16

150 лет назад в России появилась новая профессиональная корпорация — адвокатура

Суд над шестью заговорщиками, причастными к убийству царя Александра II, Санкт-Петербург, 1881 год

В Манифесте императора Александра II при восшествии на престол в 1856 году была знаменательная фраза, из которой впоследствии выросла важнейшая из его реформ: «Правда и милость да царствуют в судах». Для будущего Царя Освободителя эти два понятия в правосудии были равноценны.

«Люди сомнительной нравственности»

Дореформенный российский суд был в общественном мнении притчей во языцех. Чрезвычайно сложная система судебных учреждений, отсутствие гласности и состязательности, невежественные в большинстве своем судьи, феноменальный даже по российским меркам уровень коррупции… Человеку, не имевшему денег и связей, добиться правды в суде было практически невозможно. Как писал выдающийся юрист Анатолий Федорович Кони, «все сословия, без различия, чувствовали на себе его недостатки… Обидчик и обиженный одинаково не верили, чтобы по отношению к ним творилась не только расправа, но и суд, истец и ответчик одинаково страдали от старой «московской волокиты», облеченной в лишенные внутреннего содержания канцелярские формы». Всем нам с детства памятны сцена суда из пушкинского «Дубровского» и образ гоголевского судьи Ляпкина-Тяпкина, пятнадцать лет не заглядывающего в бумаги и берущего взятки борзыми щенками.

Представлять интересы тяжущихся в этом суде могли поверенные (или ходатаи), основными достоинствами которых, как правило, были не знание законов, а пронырливость и связи. «В России нет еще особого класса стряпчих, как это учреждено в других государствах, которые могли бы удовлетворять сим нуждам граждан, обеспечивая их совершенно как своими познаниями, так и ответственностью по принимаемым ими на себя обязанностям… Число людей, занимающихся у нас ныне хождением по делам, нигде не служащих, и весьма ограничено, и, можно сказать, весьма неблагонадежно; ибо люди сии нередко действуют во вред своих верителей», — констатировал в 1822 году Государственный совет. Через 40 лет, уже в 1861-м, он же вынужден был подчеркнуть: «Одна из причин бедственного положения нашего судопроизводства заключается в том, что лица, имеющие хождение по делам, большей частью люди очень сомнительной нравственности, не имеющие сведений юридических, ни теоретических, ни практических».

Не забудется историей

Судебная реформа 1864 года была, пожалуй, наиболее либеральной из всех реформ эпохи Александра II: впервые в российской истории она создавала четкую и внятную систему судебных учреждений, деятельность которых базировалась на передовых принципах независимости и профессионализма судей, гласности и состязательности судопроизводства, а также участии присяжных в рассмотрении уголовных дел. О значении последних уже упоминавшийся Кони сказал: «В этом доверии к своему народу, в уважении к его уму и восприимчивости — великая заслуга составителей Судебных уставов. Она не забудется историею и — несмотря ни на какие временные, преходящие и частичные недостатки суда присяжных — дает этим составителям право стоять наряду с деятелями великого дела освобождения крестьян».

Повышенное внимание общества к проблемам юстиции во многом благодаря адвокатам позволило начать широкое обсуждение ряда общественных пороков

Представители нового адвокатского сословия (присяжные поверенные) должны были обладать высокими профессиональными и нравственными качествами. Обязательное высшее юридическое образование должно было дополняться не менее чем пятью годами практической деятельности. Не допускались в присяжные поверенные люди с подмоченной репутацией («объявленные несостоятельными должниками, подвергшиеся по судебным приговорам лишению или ограничению прав состояния, состоящие под следствием, исключенные из службы по суду или же из среды обществ и дворянских собраний по приговорам тех сословий, к которым они принадлежат»). Более того, за адвокатами было закреплено право коллективным решением отказывать в приеме в корпорацию лицам, удовлетворяющим всем формальным требованиям, но сомнительным с нравственной точки зрения.

Адвокаты первого призыва

Первые российские присяжные поверенные — 27 человек — были утверждены министром юстиции Российской империи Дмитрием Замятниным. Сейчас мы можем с уверенностью говорить, что первый состав адвокатов получился поистине блестящим. Среди них были представители лучшей части интеллигенции, будущие звезды первой величины российской адвокатуры: Дмитрий Стасов, сын знаменитого архитектора и брат известного музыкального критика; Владимир Танеев, брат замечательного композитора; Константин Арсеньев, известный правовед и писатель; Виктор Гаевский, критик и историк литературы, тонкий знаток пушкинской эпохи; Константин Хартулари, писатель и видный общественный деятель.

Надо отметить, что очень многих представителей дореволюционной адвокатуры отличали не только высокий профессионализм, но и широчайший кругозор, а также общественная позиция. Последняя выражалась не только и не столько в защите «политических» (в конце концов, многие адвокаты брались за такие дела из профессионального интереса и ради рекламы, а не потому, что симпатизировали взглядам подзащитных), сколько во внутренней установке на служение обществу, побуждавшей их заниматься политической и общественной деятельностью. Уместно вспомнить, что к сословию присяжных поверенных принадлежали председатель первой Государственной думы Сергей Муромцев, один из лидеров кадетской партии Василий Маклаков, глава Временного правительства Александр Керенский.

Революционерка Вера Засулич, покушавшаяся на петербургского градоначальника Федора Трепова и тяжело ранившая его, была оправдана судом благодаря блестящей защите, рисунок Le Monde Illustré, 1878 год

Новое учреждение стремительно завоевало общественное признание. Судебные речи защитников вызывали колоссальный интерес и живую реакцию публики, а аншлагам судебных процессов могли позавидовать лучшие театры. Анатолий Кони, председательствовавший в 1878 году на процессе Веры Засулич, так описывал реакцию зала на вердикт присяжных: «Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыва звуков, покрывших голос старшины, ни того движения, которое, как электрический толчок, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: «Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!» — все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом отделении для пуб-лики, обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали… Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера А.А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но, едва я отвернулся, снова принялся хлопать…»

Впрочем, случалось общественности и негодовать по поводу действий защитников. Так, петербургские студенты отозвали приглашение на юбилейные торжества некогда любимого профессора, автора замечательного учебника уголовного права, а затем виднейшего адвоката Владимира Спасовича, после того как тот сумел добиться оправдания отца, жестоко наказывавшего свою семилетнюю дочь. Возмущение общественности вызвали и действия замечательного адвоката Сергея Андреевского (кстати, в бытность прокурором отказавшегося поддерживать обвинение против Засулич), защищавшего помещика, издевавшегося над своими работниками. Подобная позиция защитников вызвала к жизни горькие строки Достоевского: «Мне все представляется какая-то юная школа изворотливости ума и засушения сердца, школа извращения всякого здорового чувства по мере надобности, школа всевозможных посягновений, бесстрашных и безнаказанных, постоянная и неустанная, по мере спроса и требования, и возведенная в какой-то принцип, а с нашей непривычки и в какую-то доб-лесть, которой все аплодируют».

Даже в советское время гражданское мужество и профессионализм отдельных защитников помогали иногда добиваться торжества справедливости

Однако, несмотря на отдельные несовершенства, дореволюционная адвокатура как часть новой судебной системы свою задачу выполнила. Значительно возросло количество приговоров оправдательных и таких, где суд выносил незначительные наказания. Стало меняться к лучшему отношение к суду как механизму установления справедливости. Под благотворным влиянием адвокатуры возросло качество следствия, как досудебного, так и судебного. Повышенное внимание общества к проблемам юстиции, во многом благодаря деятельности присяжных поверенных, позволило начать широкое обсуждение ряда общественных пороков: жестокости по отношению к детям, угнетенного положения женщин, бедняков, нетитульных национальностей. Следы этого мы находим не только в газетах и журналах того времени, но и в произведениях виднейших писателей России: Федора Достоевского, Льва Толстого, Владимира Короленко, Александра Куприна и других.

Досадная формальность

Советская эпоха превратила суд в орудие решения государственных задач. Это в полной мере сказалось на адвокатуре, превратившейся почти в бесполезный придаток репрессивного механизма. Но даже в этих условиях гражданское мужество и профессионализм отдельных защитников помогали иногда добиваться торжества справедливости. Так, например, в 1949 году знаменитый Илья Брауде смог добиться условного срока заключения для несовершеннолетнего, убившего в состоянии аффекта отца, домашнего тирана, издевавшегося над семьей; в середине 1950-х благодаря усилиям адвоката Любови Соколовой Верховный суд РСФСР оправдал женщину, обвинявшуюся в покушении на убийство мужа; в конце 1960-х Льву Юдовичу и Дине Каминской после двухлетней изматывающей работы удалось доказать невиновность двух подростков в убийстве одноклассницы.

Выдающийся русский юрист Анатолий Кони (1844–1927), фото 1925 года

Список побед советских адвокатов достаточно внушителен, и все же судебная статистика, воспоминания самих защитников и их подсудимых свидетельствуют о правоте известного адвоката Руты Марьяш: «<В большинстве уголовных дел> защитник <…> воспринимался судом как пустая, порой досадная формальность, и это не могло не отразиться на качестве судебных выступлений. Судьба подсудимого чаще всего уже была предопределена…»

Сегодня российская адвокатура после кратковременного расцвета 1990-х вновь переживает трудные времена. Обвинительный уклон в судах, пренебрежение правами подследственных и обвиняемых, общее состояние правозащиты в России не оставляют места для оптимизма.

Фото: East news, ИТАР-ТАСС, granger/TASS