7813. Публикации Юрия Феофанова

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/author/iurii-feofanov
БУДЕТ ЛИ ДОСТУПНЕЕ ПОМОЩЬ АДВОКАТА
Если священнослужитель заботится о вашей душе, врач о теле, то от адвоката вы ждете помощи в сохранности или приумножении, широко говоря, вашего кошелька. Самолечение в последнем случае столь же опасно, как и во втором. Правильно прочитать закон применительно к частному случаю в государстве с развитым правом так же трудно, как поставить верный диагноз. Поэтому в упомянутых государствах ни одно дело в суде не начнут без помощи специалиста в праве. А в делах уголовных обвиняемые иногда вообще молчат, как наш Пал Палыч Бородин в швейцарском суде, - для говорения у него есть адвокаты. Но есть и деньги на адвокатов. Чего нельзя сказать о большинстве наших сограждан
Между тем каждому, - записано в нашей Конституции,- гарантируется право на получение квалифицированной юридической помощи. В том числе и бесплатной - в случаях, предусмотренных законом. Поэтому проект закона об адвокатуре, внесенный президентом в Госдуму в составе "пакета" по судебной реформе, предусматривает категории граждан, которым оказывается помощь бесплатно, а также характер исков. Иногда очень непростых - например, о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья на производстве. Кроме того, любому задержанному, заподозренному в преступлении, органы следствия и дознания обязаны предоставить адвоката. В законопроекте (ст. 6) предусмотрено "финансирование расходов адвокатов, оказывающих бесплатную юридическую помощь". Вопрос в том, как практически предполагается это реализовать. К сожалению, тут начинаются сплошные неопределенности. В ст. 25 говорится: адвокаты и адвокатские структуры могут освободить клиента от оплаты. А если не могут? Или не хотят? Статья ответа не дает. В ст. 30 проекта, где речь идет об адвокатской палате как форме организации адвокатского сообщества, есть положение: палата "обеспечивает доступность юридической помощи на всей территории субъекта Федерации", в том числе бесплатной. В этих целях "палата вправе оказывать финансовую помощь" адвокатам или их структурам. А если палата таким правом не воспользуется? Опять ответа нет. Гражданам всех городов и весей России хорошо известно учреждение под вывеской "Юридическая консультация". Со времен советской власти сюда обращались за бесплатной помощью, а также за защитниками "по назначению". И коллегии делали на эти цели специальные отчисления. Хотя по букве закона и не обязательные. Президентский законопроект предлагает новую форму организации адвокатуры. Вроде бы она и не очень нова, только названия другие. Вместо коллегий в субъектах федерации - адвокатские палаты, которые содержатся на отчисления самих адвокатов. Создается также Федеральная палата как орган корпоративного самоуправления. Место же юридической консультации займут адвокатские кабинеты, если юрист намеревается практиковать индивидуально, или же адвокатские бюро, учреждаемые двумя или более адвокатами. Вроде бы особых изменений нет, по-новому даже стройнее, к тому же близко к западной модели. Вопрос, однако, все тот же: окажут ли малоимущим гражданам кабинеты и бюро ту же помощь, что оказывали юридические консультации? "Могут" и "вправе" - эти юридические нормы заметно отличаются от четкого предписания - "обязаны". Вот его-то и нет в проекте закона. Адвокатское сообщество разделилось в мнениях относительно законопроекта. Одни считают, что развелось столько структур, что полезно все упорядочить, - это и делает проект. Другие полагают опасным трогать то, что есть, без четкой регламентации оказания юридической помощи каждому. Все же в юрконсультации всегда есть дежурный адвокат, который хотя бы "померит температуру и давление" - даст первоначальный совет, что делать и куда обратиться. Несут юрконсультации и бремя назначения адвокатов для неимущих задержанных. Как это сложится с кабинетами и бюро - ответов проект тоже не дает. Было бы, наверное, идеально создавать муниципальные адвокатуры, которые и обеспечивали бы бесплатно или по умеренным тарифам доступность юридической помощи. Как районные поликлиники в здравоохранении - как их ни ругают, а все же они принимают больных. Такие адвокатуры есть во многих странах. Да, для этого нужны деньги. Но на что в нынешнем рыночном мире они не нужны?

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/248474
28 июня 2001, 15:20

Только сам преступник, если он преступник, точно знает, как все было и по каким мотивам это произошло. Все остальное - лишь версии, догадки, логические умозаключения, далеко не всегда достоверные свидетельства людей и вещей. Поэтому вполне естественно, что розыск, следствие и судопроизводство всегда стремились получить главное - признание обвиняемого

Признание испокон веков считалось "царицей доказательств". Его вымогали посулами, обманом, страшными клятвами, и, главным образом, бесчеловечными истязаниями. На пытках построено все инквизиционное судопроизводство от темных веков до наших дней. Все годилось - от "испанского сапога" и дыбы до электрического тока, лишь бы запротоколировать и получить подпись: после этого оставалось "вершить правосудие". Но столь же давно люди понимали: самое простое и очевидное -отнюдь не самое надежное. Подозреваемый делает признание не только под пытками, им иногда движут клановые или корпоративные мотивы, желание, признавшись в малом, скрыть большее - самооговоры могут быть по самым неожиданным причинам. Поэтому при установлении правового, цивилизованного судопроизводства признание обвиняемого низвели с трона и стали считать лишь одним из доказательств, которое должно быть подкреплено объективными уликами: материальными следами, показаниями свидетелей под присягой, следственными экспериментами и т.д. И все-таки... все-таки. При самом, казалось бы, демократическом судопроизводстве - с присяжными заседателями - царица доказательств возвращается на свой трон. Это утвердилось в англо-американском правосудии - так называемые "сделки о признании", это же предлагают нынешние творцы российской судебной реформы. Механика проста. Не в пыточных застенках, а в открытом гласном суде обвинение и защита (понятно, с согласия обвиняемого) сговариваются, в чем последний добровольно признается. Тогда судья отменяет громоздкую и дорогую процедуру слушания дела перед присяжными и назначает наказание. Такую сделку официально называют "заявлением о признании вины". Сами сторонники этой процедуры признают ее несоответствие основам права. Еще в 1985 году "Юриздат" выпустил книгу американского профессора права Л. Уайнреба, которая так и называлась "Отказ в правосудии. Уголовный процесс в США". Автор, оценив все недостатки "сделки о признании" как механизма принятия судебных решений, приходит к выводу: а куда деваться, без этого суды присяжных просто захлебнутся в потоке дел. Весь вопрос только в том, действительно ли добровольно обвиняемый берет на себя хотя бы часть вины? Вот к этому в английских и американских судах подходят весьма ответственно. Позволю себе процитировать решение судьи лорда Хейлшема, прекратившего дело, возбужденное против некоего Тинг Лина, который признал свою вину: "В каждом деле, - написал судья, - должен быть получен ответ на вопрос: доказано ли обвинением, что рассматриваемое заявление получено добровольно, т.е. не было сделано в результате опасения вредных последствий или в надежде на выгоду, предлагаемую представителем власти. Такая причинная связь должна быть исключена обвинением". Таковы требования к добровольным признаниям. И это у них, где нет предварительного следствия в нашем понимании, где нет практически бессрочного содержания под стражей до суда, к тому же в пыточных условиях, когда не только в малом признаются, но и убийства берут на себя. Нельзя исключить и того, что правоохранительные органы начнут сбрасывать преступления на официально узаконенные признания - для улучшения отчетности. Да и уголовные авторитеты вполне могут использовать официальные сделки о признании, чтобы скрыть серьезные преступления. Словом, подводных камней предостаточно. Нельзя, например, не учитывать того, что по российской традиции и по действующему закону присяжные рассматривали дела и при признании вины. Душещипательный романс "Ах, судьи, я его убила" возник ведь из реального оправдательного приговора. Очевидно, что при повсеместном распространении суда присяжных введение единоличного вынесения судьей приговора на основании заявления о признании вины неизбежно. Только законодателям надо сразу же отрабатывать нормы и процедуры, все же обеспечивающие правовые начала возвращения на трон "царицы доказательств". Чтобы не получилось "как всегда".

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/248805
Сегодня Конституционный суд признал неконституционными два постановления Госдумы об амнистии в связи с 55-летием Победы в части, касающейся граждан, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления
5 июля 2001, 19:01

Больше двух месяцев совещались судьи, чтобы вынести вердикт. Затяжка не случайная. Государственная дума своими двумя постановлениями об амнистии в ознаменование 55-летия Победы загнала в тупик всю правоохранительную систему. Напомним суть дела. В постановлении 26 мая 2000 года об амнистии были перечислены категории граждан, а также статьи УК, которые подпадали под государственную милость. В том числе амнистии подлежали осужденные или подследственные, награжденные орденами и медалями. Всегда в таких актах из перечня делается изъятие - для совершивших тяжкие преступления с указаниями соответствующих статей. Вот этого последнего и не оказалось в документе. И по данным Генпрокуратуры, в числе 200 тысяч подлежащих амнистии надо было выпустить из тюрем 10 тысяч опаснейших преступников: по семи самым страшным статьям УК. Правоохранительные органы и судьи забили тревогу. Один судья на слушании дела в КС рассказывал: у него на скамье подсудимых сидела банда из 7 человек; главарь оказался награжденным - его одного и полагалось выпустить. Поняв, что сотворили, депутаты Госдумы через месяц приняли другое постановление и сделали изъятие относительно опасных преступников. И загнали правоохранительную систему в новый тупик. По уголовному праву и, кстати говоря, по Конституции закон не может иметь обратной силы, если усиливает наказание и вообще ухудшает положение человека. Отставного полковника, многажды награжденного, судили за контрабанду - прокурор в зале суда заявил, что дело будет прекращено по амнистии; но тут вышло второе постановление Госдумы, и тот же прокурор вынужден был не отпускать, а обвинять. Пусть касался "обратный закон" не лучших граждан, но он противоречил одному из основных прав человека - равенству перед законом. Ведь тот, кого выпустили на свободу после первого постановления, на свободе и остался, а кто не успел переступить черту зоны, остался в зоне. Вердикт Конституционного суда был для многих неожиданным, но, пожалуй, единственно верным. Не соответствующими Конституции признаны оба постановления. Те, кого освободить не успели, признаны фактически потерпевшими. Они претерпели "моральные страдания", умален их гражданский статус, а поэтому - имеют право на возмещение ущерба. В какой форме может это последовать? По общему праву - путем обращения в суд. Но при этом КС обращается к законодателю: он должен принять специальный акт о возмещении вреда. После оглашения вердикта юристы рассуждали об этом. По их мнению, это может быть не обязательно денежная компенсация, а, например, уменьшение сроков, условно-досрочное освобождение и т.д. - это уже должны решить суды общей юрисдикции в индивидуальном порядке. Вообще-то все это касается не такого большого круга лиц по сравнению с гигантским числом "сидящих". Хотя никакое количественное измерение не подходит, когда речь идет о судьбах людей. Вердикт Конституционного суда - это обвинительный акт в адрес Государственной думы. В постановлении, конечно, нет слов "безответственность", "правовое невежество". Но суд указал на прямые и грубейшие нарушения порядка принятия закона, пренебрежения процедурами, которые хоть как-то гарантируют от ошибок.

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/249017
Не так уж продолжительна история российского конституционного правосудия, но она успела наполниться значительными и драматическими событиями. У КС был предшественник в СССР - Комитет конституционного надзора с весьма ограниченными полномочиями. После августа 1991-го впервые в России был учрежден суд, уполномоченный судить законы и имеющие силу закона другие правовые акты
11 июля 2001, 17:20

Конституционный суд (фото: http://ks.rfnet.ru)

В нынешнем Законе о КС сказано, что этот суд "решает исключительно вопросы права". В первом Законе о КС 1991 года было сказано более прямолинейно: "не рассматривает политические вопросы". Но первым же было дело о конституционности указа президента Ельцина о слиянии министерств безопасности и внутренних дел. Решение было не в пользу указа. Президент подчинился и указ отменил. Вроде бы административный вопрос. Но тогдашний председатель КС Валерий Зорькин сделал опасный шаг: публично прокомментировал это решение как раз в политическом смысле. Несомненно политическим был и вопрос о законности референдума о независимости в Татарстане. И опять с публичными комментариями. Как известно, республика отказалась выполнить это решение. И ни президент, ни Верховный совет не смогли ничего сделать. Что, конечно, ударило по престижу суда. Звездным часом КС было, разумеется, рассмотрение "дела КПСС". Общественность разочаровало вынесенное решение, хотя им признавались законными указы президента сначала о приостановлении, а затем о запрещении деятельности партии Ленина-Сталина. Демократы ждали нового Нюрнберга, не отдавая себе отчета, что КС - это суд права, но не факта. Он не был уполномочен рассматривать преступления компартии и ее лидеров. Подтвердив президентский указ о запрете, КС все же оставил лазейку, исключив из запрета территориальные первичные организации компартии. Это во многом способствовало возрождению партии под другими названиями. То, что суду приходилось рассматривать политические вопросы, было и остается неизбежной реальностью, от этого никуда не денешься. Весь вопрос в том, чтобы при этом решать политические конфликты правовыми средствами, не выйти за границы правового поля. КС первого состава, состоящий из 13 судей, не сумел удержаться в этих рамках, когда надвинулись события октября 1993 года. Взрыв последовал после знаменитого указа № 1400, фактически лишающего власти тогдашний законодательный орган. Это произошло 21 сентября. В тот же день, вернее, в ту же ночь председатель собрал заседание и без всяких процедур, обязательных для любого суда, не выслушав другую сторону, поставил на рассмотрение указ Ельцина, который большинством голосов, но не единогласно был признан неконституционным. Это была та ночь, когда КС из правового института превратился в чисто политический инструмент одной из сторон конфликта. Одержав верх над парламентом откровенной силой, Ельцин, надо отдать ему должное, не сорвал мантию ни с одного из судей, лишь заморозив деятельность суда примерно на год. В 1994 году был принят новый закон о КС, председателем стал Владимир Туманов, оставивший эту должность по возрасту. Его сменил Марат Баглай. В отличие от Зорькина, и того, и этого мы нечасто видели на телеэкранах, а уж тем более на публичных мероприятиях, если не считать официальных. Никаких комментариев своих решений. Редкие интервью. Но это отнюдь не свидетельствует о том, что КС заключился в юридическую башню из слоновой кости. Напротив, его строго правовые решения имеют значительные, в том числе политические, последствия. Разве не таковым является, например, решение о незаконности института прописки, принятое по жалобе граждан? Или несколько решений, толкующих нормы УПК в пользу граждан, содержащихся под стражей до суда? В пределах своих полномочий КС "подправлял" нормы УПК советского образца. Пока, наконец, в первом чтении не был принят новый Кодекс. Равным по политической значимости "делу КПСС" можно назвать рассмотрение уже "новым" КС указа президента от 30 ноября 1994 г. "О мероприятиях по восстановлению конституционной законности" на территории Чечни и ряда других документов. Опять от КС ждали однозначного ответа на вопрос: законно или незаконно действовал глава государства, направляя войска в мятежный край? Тем более что дело возникло по заявлению Совета федерации и группы депутатов Госдумы. Но однозначного и категорического ответа быть не могло, поскольку слишком сложный клубок противоречий, завязавшийся со времен сталинской акции, привел к тому, что мы сейчас расхлебываем. Нынешний КС состоит из 19 юристов высшей квалификации в разных областях права. Дела рассматриваются в двух равноправных палатах, а наиболее значительные - на пленарных заседаниях. Как, например, "дело об амнистии", решение по которому вынесено совсем недавно. По-разному относится общественность к отдельным вердиктам КС. Но с полным основанием можно говорить: за 10 лет в России утвердилось конституционное правосудие. Тамара Морщакова, зампредседателя КС: "10 лет - не такой уж большой срок для оценки деятельности Конституционного суда, но не такой уж и маленький. Политики по-разному относятся к нашему суду и его решениям, граждане - однозначно: они нам доверяют. Свидетельством тому не столько опросы общественного мнения, сколько стойкий, из года в год рост обращений, как говорят, простых людей к конституционному правосудию, когда они не находят решения своих вопросов в других инстанциях". Судьи и председатели Валерий Зорькин, первый председатель Конституционного суда. После возобновления деятельности КС в 1994 году после более чем годичного перерыва судьи освободили его от должности председателя. Ныне - судья КС. Владимир Туманов, избран председателем в 1994 году. В 1997-м был освобожден от должности судьи по возрасту (ему исполнилось 70 лет). Ныне работает там же консультантом. Марат Баглай, избран председателем КС в феврале 1997 года.

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/249318
18 июля 2001, 19:53
Не утихают страсти вокруг Комиссии по помилованию при президенте РФ. Она работает почти 10 лет. Возглавляет ее писатель Анатолий Приставкин, человек безупречной репутации, в состав входят уважаемые деятели культуры, адвокаты и - никого из чиновников. За время существования комиссии туда обратились 57 тысяч осужденных, которых рекомендовалось помиловать. Это примерно 0,6% всех заключенных. Утверждают, что в "цивилизованных" государствах милуют до 10-15%. В прошлом году по представлению комиссии глава государства помиловал 13 тысяч, а за прошедшие месяцы этого года всего 8 человек. Контраст столь разительный, что у сторонников гуманного отношения к падшим есть основания для тревоги

Но у сторонников ужесточения режима помилования, судя по прошлогодним цифрам, тоже есть свои резоны. Председатель и члены комиссии опасаются, что силовики добиваются вообще ее ликвидации или такого разбавления чиновниками от юстиции, при котором от ее автономии и следа не останется. Представители администрации президента, Минюста и силовиков считают, что деятельность комиссии приобрела характер корректировки судебной практики. Они исходят лишь из того, что население зоны настолько велико, что надо его сокращать путем широкого помилования, и поэтому действуют неразборчиво иногда (или часто) вопреки мнениям начальников колоний. Приводят случаи рекомендаций относительно опасных преступников, вплоть до убийц. Минюст в этой связи спустил даже директиву в места заключения: сократить поток прошений о помиловании. А деятельность самой комиссии - регламентировать. Приставкин и члены комиссии соглашаются: да, бывают случаи, когда ходатайствовали и за убийц: например, за мать и сына, которые, не выдержав пятилетних мучений и издевательств, порешили мужа и отца. Но это исключения. Обычно же ходатайствуют за милость, например, к женщине, укравшей козу, чтобы кормить детей. А перед тем с той же целью укравшей курицу. Вот и рецидивистка. "Дали четыре года вместо того, чтобы дать козу", - несколько раз повторял Приставкин публично. Но если уж настало время определять судьбу комиссии, то надо исходить не из сенсационных случаев, а из принципов. У нас (по крайней мере по названию) меры наказания считаются не карательными, а исправительными. Это - принцип. Судьям известно, что один из членов банды ужасается содеянному и зарекается еще на скамье подсудимых, а другой пестует в душе злобу на весь мир, его не исправят и годы. Люди разные, но закон един. Лишь в ходе исполнения наказания может быть выявлено, кто есть кто. И, конечно, каждому должен быть дан шанс, коль цель - исправление. Существуют три вида смягчения приговоров: амнистия, условно-досрочное освобождение (УДО) и помилование. Первый - анонимный: законодатель лишь определяет перечень статей УК и категории осужденных, подлежащих государственной милости. УДО уже индивидуально, но законом регламентировано: оно может наступить лишь по отбытии половины срока, двух третей; нужны характеристики администрации, решение суда. Природа помилования иная. Этот акт производится "мимо закона". В прямые отношения вступают гражданин и глава государства. Юридическая регламентация - тот подлежит помилованию, а тот нет - здесь неуместна. Каждый осужденный имеет право на прошение о помиловании хоть сразу после приговора; помиловал же президент американского шпиона на другой день после суда. Нельзя запретить человеку о чем-либо просить, равно как главе государства удовлетворить или отклонить прошение. И если Минюст действительно спустил директиву начальникам колонии сократить количество прошений, то она идет против "естественного права" гражданина о чем-либо просить власть. Разумеется, президент должен знать хоть приблизительно, кого он милует. У него есть достаточно средств получить об этом представление. Однако поскольку помилование все же акт, не поддающийся юридической регламентации, важно здесь слово общественности - в данном случае Комиссии Приставкина. Ее рекомендации ни для кого не обязательны, но они не должны быть связаны ограничениями - иначе теряется смысл. Предложение же разбавить чисто общественную комиссию чиновниками от Минюста - это все равно что в состав суда присяжных ввести прокуроров. Уж лучше по-честному ликвидировать.

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/author/iurii-feofanov
Однокашники и сослуживцы полковника по Харьковскому военному училищу были единодушны и, возможно, искренни. Юра этого совершить не мог, потому что не мог никогда; если даже признался сам: его подставили, на него спихнули чью-то вину. К сожалению, ни однокашники Буданова, ни все мы не ведаем, что может человек. Или что могут сделать с человеком другие люди или обстоятельства
23 июля 2001, 21:02

Специально составили программу на НТВ или "так получилось", но сразу вслед откровениям офицеров был показан сюжет о девочке-собаке. Без кавычек. Потерявшие от пьянства человеческий облик родители держали крохотное человеческое существо в собачьей будке, вместе с сучкой Нинкой, которая и "растила" ребенка. Теперь девочке 18, она в интернате, научилась говорить, держится почти как все, если одета в платье; но стоит одеть шорты и майку, в чем она "ходила" в будке, как становится на четвереньки и лает: искажение психики пока необратимы. Хочешь не хочешь, а подбор телесюжетов, (преднамеренный или случайный - не важно) толкает на вопрос: может камуфляжная форма, какую носят в Чечне, развязывает неведомые самому человеку искажения психики? Не только чеченская, любая война делает это с человеком, если нет сдерживающих начал в виде Бога, Совести и Закона. Первые два тормоза слишком интимны. Их преодолевают синдромы: вьетнамский, афганский, теперь чеченский. Остается Закон. Хоть мирного, хоть военного времени. Власти села, где девочку превратили в собаку, и сейчас твердят, будто нет закона, который позволил бы спасти ребенка. В сущности, адвокаты Буданова говорят то же самое, требуя провести "военно-правовую экспертизу: на соответствие приказов, которые получал подзащитный, Конституции и армейским уставам". Цель адвокатов очевидна: растворить личную ответственность за содеянное одного конкретного человека в "коллективной ответственности" государственного института, каковым является армия. А это ведет к оправданию любого бесчинства. Кто-то же кому-то отдавал и сейчас отдает приказы, которыми покрываются, как говорят юристы, "эксцессы исполнителя". Зададимся вопросом: а если бы в Чечне официально была объявлена война? Если бы Буданова судили по законам не мирного, а военного времени? Было бы оправдано его деяние? Война вещь жестокая, но она имеет свои законы. Известно, что в 1945 году войскам в Германии разрешили трофейные посылки во вконец разоренную Отчизну: 5, 10, 15 кг в зависимости от чина да еще 50 кг с собой при демобилизации. Солдаты набивали вещмешки, а генералы -- ж/д вагоны отнюдь не только брошенным. Но был же и приказ Верховного главнокомандующего, коим устанавливались самые жестокие кары за грабеж и насилие над мирными немцами. И расстреливали перед строем победителей, пойманных на мародерстве. И с приказом, который закон для подчиненного, не все просто. Действительно во время Великой Отечественной боевой устав требовал от подчиненного безусловного выполнения приказа, а от начальника его исполнения подчиненным вплоть до применения силы и оружия. Вся ответственность ложилась на отдавшего приказ. Но вот ст. 8 Устава Нюрнбергского международного трибунала, созданного для суда над военными преступниками: "Лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконных приказов и распоряжений, несет уголовную ответственность на общих основаниях". Эта норма дословно воспроизведена в российском законодательстве в ст. 42 (п.2) УК РФ. Статья же 356 УК прямо устанавливает ответственность за жестокое обращение с военнопленными и мирным населением. Так что само по себе требование адвокатов Буданова судить по законам военного времени никак не ограждает его от ответственности. Если не усиливает: захваченные бандиты становятся военнопленными. Что же касается "военно-правовой" экспертизы, то она, наверное, была бы полезна. Но кто ее проведет и коснется ли она одного Буданова? Еще в 1995 году Конституционный суд по запросу Совета Федерации и группы депутатов Госдумы рассматривал правомерность указов тогдашнего президента и постановления правительства о наведении конституционного порядка в Чечне. Что-то судьи признали законным, что-то - нет, но в целом постановили: глава государства не вышел из предела своих полномочий. Ходатайства о повторении уже бывших и назначении новых экспертиз затягивает дело Буданова на неопределенный срок, адвокаты на это и рассчитывают. Им, возможно, удастся вернуть подзащитному свободу. Честь армии вряд ли. Ее пятнают генерал, пожимая руку подсудимому сквозь клетку, губернатор, заявляя о фронтовых нервах, депутат Думы, готовый оправдать любую гнусность государственными интересами.

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/249827
31 июля 2001, 19:09
Представляя столичной милиции ее нового начальника, министр внутренних дел затронул, наверное, самую болезненную для всей правоохранительной системы проблему: сокрытие реальных преступлений ради хороших показателей. Зеркальным отражением этого является представление замечательной отчетности путем раскрытия "преступлений", которые на самом деле всего лишь административные проступки. Словом, заклеймил министр "липу" в борьбе с преступностью... Но если оглянуться назад, в недалекое и уже далекое прошлое, мы увидим, увы, то же самое. Теперь мало кто помнит скандально знаменитого министра Щелокова; а он ведь, взяв в свои руки бразды правления ведомством, метал в эту "липу" громы и молнии еще похлеще. А она по-прежнему жива-здорова, способствует получению чинов и орденов и прикрывает истинное положение дел. Разве что размах стал не в пример грандиознее и откровеннее

По данным милицейской статистики, за год зарегистрировано 3 миллиона правонарушений, подпадающих под статьи Уголовного кодекса. Из этих зарегистрированных по 1,7 млн возбуждены уголовные дела; осуждены 1,2 миллиона человек, из них к лишению свободы приговорены 400 тысяч. Статистика, кажется, в общем-то благополучная. Только дело в том, что на 3 млн зарегистрированных преступлений приходится 11 млн латентных, т.е. скрытых. Сейчас работа милиции оценивается по двум основным показателям: снижение уровня преступности и повышение раскрываемости преступлений. Совершенно очевидно, что эти требования как раз и толкают на "липу": сокрыть то, что не имеет перспектив быстро и легко быть раскрытым, и возвести в ранг преступлений проступки, за которые достаточно 15 суток. Если же учесть, что статистика преступности ведется тем же МВД, то сколь бы ни гремел министр с трибун совещаний, дело с места не сдвинется. А как же они там, за бугром, справляются с показателями? Заместитель начальника Следственного комитета МВД РФ Борис Гаврилов на одном из "круглых столов" сослался на их статистику, в частности, число зарегистрированных краж. В США ежегодно регистрируется таковых 11 млн, в Англии - 4 млн, а у нас - только 1,5 млн. Комментировать вряд ли стоит. За исключением разве того, что работу полиции там оценивают, но по иным показателям или вообще без формальных показателей. Если же и ведут подсчеты, то какие-то независимые институты. Подравняться под мировой уровень нам не так-то просто. Придется преодолевать давление традиции, менталитета, не говоря о прочно удерживающем позиции "порядке вещей". Десятилетиями наша экономика выпускала не товары и продукты, нужные населению, а показатели выполнения планов, никому не нужная продукция лишь сопровождала отчетные данные - они были главными. Именно поэтому у нас вместо провозглашенной президентом диктатуры закона господствует диктатура показателей. Если в области уголовных преследований она заставляет скрывать преступления, чтобы лучше выглядеть, то в области административных нарушений диктатура показателей толкает на преувеличения: больше оштрафуешь - лучше работаешь. В 1996 г. в административном порядке было наказано 70 млн граждан, а в прошлом уже на 5 млн больше - каждый взрослый. В 1998 г. президент РФ издал указ о разработке федерального закона о государственной системе выявления, регистрации и учета преступлений. Что это даст, пока неясно. Не исключено, что одни показатели заменят другими, к которым так же пластично приспособятся. К тому же усиление централизации милицейской службы - назначение начальников без обязательного согласования с местной властью - тоже сеет сомнения. Ибо все-таки качество милицейско-полицейской службы объективнее всего способно оценить только население городка, села, дачного поселка, городского квартала. Наверное, ушло то время, когда символом порядка был дядя Степа или Анискин - Жаров. Тогда спокойствие внушала сама фигура постового милиционера в людном месте. Еще раньше городового. Квартального, а потом участкового тоже знали. Сейчас на улицах только инспектора ГИБДД. Все остальное - вне доступности для людей. Может быть, это технический или иной прогресс? Но вот воспоминание о походе по злачным местам Нью-Йорка. В районе полуночи страшновато. Но чуть не на каждом перекрестке - стеклянная будка, а в ней - два парня в черном с кольтами и дубинками по бокам...

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/250141

Уже подзабытый анекдот времен первых лет перестройки. Посетитель спрашивает чиновника: имею ли я на это право? Ответ: конечно. Значит, я могу... Не можете. Точь-в-точь это и происходит с судом присяжных. Конституция РФ провозглашает: обвиняемый имеет право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей (ст. 47). Виктор Тихонов, обвиняемый в организации покушения на губернатора Кемеровской области Амана Тулеева, этого своего конституционного права и потребовал. "Имею право?" "Имеете". "Значит, могу?" "Не можете, нет в Новосибирской области суда присяжных". "Но он же есть в другом регионе, перенесите". "Не можем". Такой вот диалог гражданина с судебной властью

8 августа 2001, 15:40

В ожидании демократического правосудия

Требование Виктора Тихонова еще раз заострило проблему, которая остается в центре внимания дискуссий о судебно-правовой реформе. Пока еще новый Уголовно-процессуальный кодекс не прошел всех положенных процедур, некоторые его кардинальные нормы предполагается ввести лишь в 2004 году. Так что приходится ссылаться на действующий, еще советского образца УПК, правда, со внесенными изменениями. Глава этого кодекса "Производство в суде присяжных" гласит: по ходатайству обвиняемого суд присяжных в краевом, областном, городском суде рассматривает дела о преступлениях, перечисленных в ст. 36 настоящего кодекса. В этой статье - полный перечень преступлений, которые подсудны судам этого уровня; в их числе и посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 действующего УК). Конституционный суд, как известно, вынес решение, имеющее силу закона, согласно которому обвиняемый, которому предъявлена статья, предусматривающая смертную казнь, может быть судим именно судом присяжных. Упомянутая же 277 статья такую меру предусматривает. И не так уж важно, что на смертную казнь наложен мораторий. Норма есть норма. И, наверное, именно поэтому прокурор области Владимир Токарев публично признал отказ в ходатайстве Тихонову "слишком поспешным", а зам. председателя Новосибирского суда Тамара Инденок заявила, что отказ "имеет разъяснительный характер". Что последнее значит, честно говоря, не очень понятно: если отказано - то отказано, а если нет - то как же судить без присяжных. Понятно другое: обвинительная власть просто боится суда присяжных. Об этом откровенно заявлял ни много ни мало - один из заместителей генерального прокурора. Однако открытое сопротивление суду присяжных не так страшно - оно преодолимо. Опаснее уже отмеченные случаи манипулирования и в этой форме судопроизводства. Причина в том, что вердикт присяжных никем отменен быть не может по существу - только в случае нарушения процессуальных норм. Вот здесь и таятся подводные камни. В Ростовском областном суде слушалось дело об убийстве сына большого чиновника. На седьмой день слушанья, когда обстановка в суде стала складываться не в пользу обвинения, прокурор выступил с ходатайством распустить коллегию присяжных по тому мотиву, что "адвокаты систематически затрагивают юридические процессуальные вопросы, не подлежащие рассмотрению с присяжными". Председательствующий ходатайство удовлетворил - распустил присяжных. Другой случай произошел в Московском областном суде. Там судили двух милиционеров, которые применяли такие методы допроса, добиваясь признания в убийстве, что подозреваемый сам скончался. Судебное следствие закончилось, присяжные удалились, вынесли обвинительный вердикт, вручили его судье - тут коллегию и распустили: вроде бы кто-то из присяжных вышел в коридор покурить, а там были участники процесса. Так и получается, что демократическое правосудие как бы учреждено, и как бы его нет. Эх, нам бы Манифест, наподобие того, что издал Александр II в ноябре 1864 года: "водворить в России скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших суд, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние". И был ведь учрежден в только что выходящей из крепостного, считай, тоталитарного состояния России демократический суд. И хотя противников было не меньше, чем сейчас, начал действовать. И посягавшая на жизнь государственного деятеля Вера Засулич предстала именно перед таким судом. Как теперь бы сказали, на то была политическая воля.

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/250650

В хаосе августовских событий 1991 года исчез с политической сцены и из правового поля первый в нашем Отечестве Конституционный суд. Исчез так, словно его никогда и не было... До революции 1917 года Конституции в России не было. Но после реформ середины XIX века утвердилось хоть какое-то правосудие. После победы Октября немедленно приняли Конституцию, но ликвидировали правосудие. Потом союзные и республиканские власти писали и переписывали Конституции, ничуть не заботясь их исполнением. Понятно, не существовало в СССР и органа, который мог хотя бы указать на несоответствие действий и актов власти Основному закону

21 августа 2001, 15:29

Поэтому когда в начале горбачевской перестройки юристы вытащили на свет основные понятия демократического государства - "разделение властей", "правовое государство", "третья власть", - их встретили в штыки. XIX конференция КПСС одобрила создание конституционного контрольного органа, но подчеркнула: "для обеспечения полновластия Советов". Отсюда и половинчатость в учреждении "третьей власти". Горбачев и Лукьянов, правившие тогда бал, ни в какую не согласились назвать новый правовой институт судом - только комитетом. Комитет конституционного надзора стал квазисудебным институтом, который не выносил обязательные для всех и не подлежащие обжалованию вердикты, а всего лишь давал рекомендательные заключения по проектам законов, самим законам, указам, постановлениям и иным нормативным актам. Так что одним из центральных игроков в правовом поле комитет так и не стал. Однако именно он впервые в российской истории начал "судить власть" - хотя бы тем, что официально и публично объявлял противоречащими Конституции ее акты. Закон о конституционном надзоре в СССР был принят Съездом народных депутатов в декабре 1989 г., и вскоре начал действовать Комитет конституционного надзора в составе 21 члена. Председателем избрали видного юриста, активного деятеля первых Съездов народных депутатов Сергея Алексеева. Первые же акты комитета вызвали положительные отклики мировой юридической общественности. В отечественных оценках преобладал скепсис. В эйфории ниспровержений кумиров хотелось решительных действий: "объявляется незаконным", "подлежит отмене". А между тем комитет принял несколько актов, имевших, как тогда говорили, судьбоносное значение. Первый же вердикт комитета вызвал шок у власти: объявлялся противоречащий Конституции указ президента СССР о "режиме Садового кольца". Этим указом запрещались митинги, демонстрации, шествия в центре столицы. Впервые на решение "первого лица" было наложено вето - еще год-два назад просто немыслимое. И президенту некуда было деться - юридически вето было безупречно. Пришлось указ отменять. То было первое одоление силы правом. Другим актом комитета, поколебавшим устои, было его решение о незаконности секретного законодательства. Было выявлено 3 тысячи правовых актов под грифом "Секретно", "Для служебного пользования", "Не для печати", в которых так или иначе ограничивались права людей. Граждане нарушали закон (или не получали положенное по закону), не имея возможности знать, что таковой существует. А ведь людей по этим актам ограничивали в правах, штрафовали, высылали, сажали. Комитет указал, что только опубликованный в открытой печати закон или иной акт, касающийся прав и свобод человека, может быть применен. Судьба Комитета конституционного надзора была предрешена судьбой самого СССР. Однако сразу же после подавления августовского путча на комитет возвели совершенно необоснованное обвинение в том, что он якобы не осудил ГКЧП, а о незаконности мятежа заявил лишь после его подавления. Это не так. Вот свидетельство Ивана Лаптева, тогдашнего спикера одной из палат Верховного Совета, бывшего главного редактора "Известий": "19 августа ко мне в кабинет ворвался С.С. Алексеев, председатель Комитета к.н. Он вручил мне заявление членов этого комитета, содержавшее жесткую оценку происходящего и напоминание, что Закон о чрезвычайном положении не предусматривает таких структур, как ГКЧП. Это было очень важно и очень серьезно". Заявление комитета было объявлено в тот же день по телевидению, а на другой день опубликовано. Так что наш первый Конституционный суд занял твердую позицию. Конституционная юстиция в лице Конституционного суда России сумела занять положенное ей место в правовом государстве. Она судит издаваемые законы. Вступает в конфликт с высшей властью. Предстоит 10-летний юбилей деятельности КС. Вспоминая о старте конституционного правосудия в нашей стране, хочется пожелать, чтобы по проторенному им пути поскорее двинулась и вся остальная судебная система.

[Юрий Феофанов]

https://iz.ru/news/250801

Закон, как известно, един для всех. Только мы все разные - и в этом самая главная проблема правосудия. Именно для того, чтобы сочетать эти два противоречивых начала, человечество придумывало различные формы судопроизводства от суда Божьего до суда присяжных. Собственно, ради этого, если говорить "по большому счету", затеяна в демократической России судебно-правовая реформа
24 августа 2001, 16:46

Конечно, очень важно, кто - прокурор или суд - будет давать санкции на арест, обыск и т.д., как будет обеспечиваться независимость судьи и где при этом гарантии от его своеволия. Но некоторые факты из нынешней судебной практики наводят на мысль: а в том ли все дело, кто будет арестовывать - прокурор или судья, и каковы будут наказания, если присяжные скажут "виновен"? Как сказал классик, справедливость исходит из фактов, а право - из принципов. Не укради - это принцип, кто ж спорит. Но вот гражданин Менчишкин украл газовый баллон - суд приговорил его к 4 годам лишения свободы. Некто Минкус похитил два электросчетчика - тоже 4 года. Женщина (муж и сын погибли в автокатастрофе, а младший остался инвалидом) украла сумочку - тюрьма. И, наконец, знаменитое, не раз приводимое Анатолием Приставкиным, дело о хищении козы - матери двоих детей дали пять лет, как рецидивистке, поскольку перед тем она похитила две курицы. Почему так жестоко, при всем при том, что красть нельзя? Что, перечисленные наказания вынесены в точном соответствии со статьями УК? Всего этого нельзя объяснить лишь жестокосердием судей или свирепостью российских законов. Ведь судья оценивает доказательства, выносит приговор не только в соответствии с уголовными статьями, но и по внутреннему убеждению. К тому же судья теперь несменяем, его трудно наказать. Все это так. И тем не менее оправдательных приговоров меньше одного процента. Формально отмена приговора вышестоящим судом "за мягкостью наказания" никаких последствий для судьи не имеет. Однако "показатели" давят. Хотим мы того или нет, но внутри судейской системы они играют заметную роль. Долгие десятилетия суд рассматривался не как арбитр в состязательном процессе, а как орудие борьбы с преступностью; его ставили в один ряд с розыском, следствием и обвинением. Теперь это если и не сломано, то надломлено. Во время летних обсуждений судебных реформ их главный вдохновитель, замглавы администрации президента Дмитрий Козак, заявил об этом прессе. Больше того, он сказал то, что давно принято в мировой практике: суд не должен заниматься установлением истины - это удел философов; его пределы - исследовать материалы дела. Из них, из непосредственного общения с человеком на скамье подсудимых рождается внутреннее убеждение судьи. Но страх перед отменой "мягкого", тем более оправдательного приговора, перед тем, что дело могут отправить на новое рассмотрение тому же судье, пересиливает любые внутренние убеждения. Если к тому же учесть, что до сих пор в половине уголовных процессов не участвует прокурор, судье поневоле приходится брать на себя роль обвинителя. Президент настойчиво и последовательно строит вертикаль исполнительной власти. Наверное, это благо для упорядочения расхлябанного государства. Но суд, как говорилось, в эту схему не вписывается. Пирамида "третьей власти" должна быть отчетливо разрезана по горизонтали: судьи низшего звена делают свое дело, высшего - свое, а статистикой отмененных или измененных приговоров пусть занимаются профессора права. К сожалению, в принятом в первом чтении законе о статусе судей этого деления на горизонтальные сектора не заметно. Но здесь главное не сам по себе закон, главное - практика, направляемая разъяснениями пленума Верховного суда. В его постановлении от 1996 г. сказано: суды не должны назначать наказания, которые являются несправедливыми, как вследствие мягкости, так и вследствие суровости. Однако "вследствие суровости" приговоры практически не отменяются. Вследствие мягкости - сплошь и рядом. И это давит на судью, на его внутренние убеждения. Ведь что значит отменить приговор за мягкостью наказания и послать ему же на повторное расследование? Только одно: исказить его внутреннее убеждение; заставить забыть лица на скамье подсудимых и руководствоваться только "принципами", т.е. безличными статьями УК. Кстати Судебная система в правовом государстве занимает уникальное место. Нижестоящий суд не подчинен вышестоящему. Отмена приговора апелляционной или кассационной инстанции никак не затрагивает честь и должностное положение судьи. Судье в Европе или в Америке нет никакого дела, что будет с его решением в верхах: оставят в силе, отменят, вынесут другое. На доследование там не посылают, надзорного производства вообще нет. Сейчас у нас вводится апелляционное производство как самостоятельное, с заслушиванием подсудимых, свидетелей, адвокатов. И все равно отмена первого приговора нависает над судьей, как дамоклов меч.