*379. Судебные тяжбы прошлого

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc/1815270

Журнал "Коммерсантъ Деньги", №45 (852), 14.11.2011

ТЕКСТ
Дело о благородных рейдерах

С помощью верной дружины знатные русские люди расширяли свою недвижимость за счет недругов
Фото: РГАКФД/Росинформ / Коммерсантъ
Вся галерея 8
57 лет тянулись разбирательства в судах по делу о праве на владение имением, которое в 1794 году было пожаловано Екатериной II Михаилу Илларионовичу Кутузову. Чтобы отобрать поместье у знаменитого полководца, его благородные соседи прибегали к нечистоплотным, но весьма распространенным в те годы рейдерским трюкам. Самым популярным и надежным из них был подкуп судей. А способом, приносившим наилучшие результаты, по праву считались разнообразные манипуляции с завещаниями.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Уложение без наказания

Как известно, идейный борец за денежные знаки Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей знал 400 сравнительно честных способов отъема денег. В отличие от него представители отечественного благородного сословия испокон веков пользовались главным образом тремя — мздоимством, почти ничем не прикрываемыми хищениями казенных средств и откровенно бессовестным завладением чужим имуществом, как движимым, так и недвижимым.

Устойчивой популярностью на протяжении веков пользовалось благородное рейдерство, заключавшееся в захвате чужой земли и крестьян,— этот вид мошенничества, которым не брезговали представители высшего сословия, не только гарантировал в случае удачи надежный доход на многие годы вперед, но и позволял в случае провала избежать суровых наказаний, полагавшихся, к примеру, за разбой.

Русское законодательство, начиная с Уложения царя Алексея Михайловича 1649 года, гласило, что захватчик чужой собственности должен вернуть незаконно отнятое имущество и возместить законному владельцу все убытки. С одной оговоркой — если тот сумеет доказать свое право собственности. Если же доказательств не оказывалось, то с истца могли взыскать в качестве штрафа государевы пошлины в двойном размере. Так что те, у кого право собственности на землю не имело надежного подтверждения, в случае подобной рейдерской атаки трижды думали, прежде чем отправиться в суд на поиски защиты и справедливости. Кроме того, в делах об истребовании незаконно захваченной собственности были и другие нюансы. Например, если пострадавший обращался в суд по прошествии года после утраты имения, он автоматически лишался права на все, что за этот год было выращено и собрано на его земле.

Впоследствии законодательство было дополнено таким образом, что благородное рейдерство стало еще более безопасным и выгодным. В 1681 году царь Федор Алексеевич подписал указ, преследовавший, казалось бы, благие цели. Конфликты из-за земли и иной недвижимой собственности стали столь частыми и кровопролитными, что самодержец всея Руси строго приказал решать все имущественные споры только в судебном порядке с помощью отправленных им во все города, станы и волости писцов, стольников, стряпчих и дворян из Поместного и других приказов. При этом самим этим арбитрам в спорах царь приказал решать дела не мешкая.

Тем же, кто, несмотря на государев указ, решится продолжать конфликт силовыми методами или начнет брать хлеб, сено или что-либо еще с земель, которые хочет видеть своими, царь грозил великой опалой, жестоким наказанием и ссылкой в дальние города. А спорные земли и имущество обещал безвозвратно отдавать противной стороне конфликта.

Царь Федор Алексеевич хотел сократить число благородных рейдеров, но лишь расширил их возможности
Фото: РИА НОВОСТИ
Новая мера на первый взгляд выглядела безупречно, однако на деле открывала широчайшие возможности для новых переделов собственности. Ведь теперь можно было предъявить свои претензии на чужое имущество, недостаточно прочно защищенное документами, а затем обвинить его законного владельца в нападении и кровопролитии. При должной поддержке местных воевод и судей из Поместного приказа переход собственности мог произвестись без особых проблем.

Проблема заключалась лишь в том, что вотчин — имений, находящихся в полной собственности княжеских, боярских и дворянских семей,— насчитывалось не так уж много. А на поместья, данные за службу, накладывалось множество разнообразных ограничений во владении. Так что многие благородные рейдеры предпочитали заниматься захватом казенной земли. Благо ее было так много, а учет настолько запутан, что о факте захвата в царевых приказах иногда узнавали совершенно случайно и не один десяток лет спустя.

Чтобы исправить это положение, царевна Софья Алексеевна, правившая от имени своих братьев царей Ивана и Петра Алексеевичей, в 1686 году обнародовала новое положение. Оно гласило, что все построившиеся и обзаведшиеся хозяйствами на государевых землях и не попросившие их себе, как это тогда называлось, "в дачу", теперь должны жить в страхе. Ибо если кто-либо донесет, что владеют они собственностью без позволения и подтверждающих бумаг — "крепостей", то вся собственность их передается доносчику.

Насколько эффективной оказалась эта мера, можно только гадать. Однако, судя по тому, что указы о борьбе с захватами регулярно издавались в последующие эпохи, а местным властям постоянно напоминали о необходимости препятствовать захвату казенных земель, благородное рейдерство превратилось в неотъемлемую часть русской жизни. А власть смотрела на него как на неизбежное зло, время от времени то ужесточая наказания, когда захватчики начинали вести себя особенно дерзко, то устраивая что-то похожее на амнистию, чтобы хоть как-то упорядочить земельный учет.

Так, в 1782 году Екатерина II приказала всех захватчиков чужой недвижимости брать под стражу и отдавать под суд. А в 1802 году, когда оказалось, что разобраться с тем, как и почему у казенных земель в первой половине предшествующего века появились частные владельцы, весьма и весьма затруднительно, Александр I приказал узаконить незаконные приобретения подобного рода, сделанные до 1765 года. Правда, оценив земли и истребовав с незаконных собственников плату в утроенном размере. Двадцать лет спустя произошла новая перемена в отношении власти к благородным рейдерам. Тем из них, кто соглашался вернуть захваченное, не доводя дело до суда, покушение на чужую собственность перестали ставить в вину.

А в эпоху правления царя-солдата Николая I, известного своей приверженностью к порядку везде и во всем, открытые и явные захваты чужих владений стали настолько редки, что к концу XIX столетия золотой век благородного рейдерства, пришедшийся на царствие Екатерины II, вспоминали в России примерно так же, как в Европе — романтизированные времена флибустьеров.

Нехватка даже небольшой части документов о собственности делала любую деревню легкой добычей захватчиков
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Трюки польские

Расцвет благородного рейдерства случился в эпоху Екатерины II не случайно. Занявшая престол в результате военного переворота и не имевшая на него никаких прав императрица не желала ссориться с первым сословием страны. А потому все строгие указы начала ее правления, как правило, являлись, по сути, скорее благим пожеланием, нежели реальным средством наказания. Поэтому в судах, несмотря на ее многочисленные увещевания, продолжали брать взятки и потворствовать захватчикам, отбиравшим имущество у слабых и беззащитных.

А кроме того, чтобы награждать генералитет и офицерство за верную службу новыми землями, не отнимая их у прежних владельцев, как происходило прежде, Екатерина II была вынуждена расширять пределы империи на юг и запад. С южными землями — в Новороссии и Тавриде — особых проблем не возникало. Там новые владельцы делили между собой огромные степные угодья. Но вот на доставшихся России территориях разделенной и утратившей государственность Польши у каждого поместья был хозяин. Так что для перераспределения земель императрице самой приходилось прибегать к рейдерским методам высокого уровня. Так, было объявлено, что владеть землями в Царстве Польском смогут лишь те, кто принял присягу на верность русской короне. Так что истинные патриоты Польши, оставшиеся верными своим принципам, вскоре потеряли недвижимое имущество. А вслед за тем стали лишаться поместий польские дворяне, в той или иной форме выступавшие против новой власти или каким-либо образом нарушавшие порядок.

Однако главное заключалось в другом. Старые польские органы управления еще существовали, но уже не работали. А новые русские установления, как их тогда называли, еще предстояло создать. Образовавшимся отсутствием власти не преминули воспользоваться польские благородные рейдеры, а сами западные земли России превратились в своего рода полигон, на котором отрабатывались новые методы захватов, не столь прямые и лобовые, как традиционные русские. Причем эти новинки затем использовались на всем огромном пространстве Российской империи.

Русский чиновник П.С. Батурин, назначенный надзирать за судами во вновь образовывавшейся Волынской губернии, вспоминал: "Польские суды по разрушении Польши, не имев над собой надзирания, позволяли себе делать крайние несправедливости".

Если говорить точнее, то за взятки судьи выносили абсолютно любые, прямо противоречащие законам и здравому смыслу решения. Одним из таких дел, которые пришлось пересматривать Батурину, оказалось дело помещика Ивашкевича. В 1790 году он приобрел у шляхтича Ржеутского три деревни за 50 тыс. руб. Двумя годами позже оказалось, что пан Ржеутский спустил все полученные деньги, а кроме того, одолжил у всех, у кого только смог, еще более крупную сумму — 83 тыс. руб. золотом. Поскольку Ржеутский вскоре оказался безнадежным должником, его долговые расписки превратились практически в ничто, и их, очевидно за копейки, скупил некий Тимошевский — доверенный человек одного из богатейших польских магнатов — графа Потоцкого.


Шляхта, оставшаяся после раздела Польши без присмотра, немедленно приступила к переделу собственности
Казалось бы, Тимошевский пустил деньги на ветер, совершив крайне невыгодную сделку. Однако он тут же от имени графа обратился в суд и потребовал взыскать с Ивашкевича деревни, принадлежавшие прежде должнику Ржеутскому. Ивашкевич в суде настаивал, что купил деревни прежде, чем их бывший владелец влез в долги, что он об этих долгах ничего не знал и нигде ни устно, ни письменно не выступал поручителем Ржеутского. Вот только все его аргументы показались купленному Потоцким суду неубедительными, и было вынесено решение о передаче деревень графу.

Как вспоминал Батурин, о столь вопиющем попрании законов он немедленно доложил начальству, поэтому выполнение решения суда удалось остановить. А благодарный Ивашкевич по традиции попытался вручить русскому чиновнику мешочек с червонцами.

Другое дело о рейдерстве, описанное Батуриным, было связано с захватом имущества и людей вдовы Яцухи, державшей в некоем селе водочную торговлю. Когда вдова в очередной раз отправилась на рынок, чтобы пополнить свои запасы спиртного, в ее дом ворвался помещик Говач со своими людьми, захватил все ее имущество и дочь и увез их в свое поместье. А затем перехватил на дороге саму Яцуху с грузом и также забрал ее к себе в господский дом.

Каким именно образом Яцуха освободилась сама и сумела освободить дочь, Батурин не знал. Однако он подробно описал дальнейшие злоключения вдовы и ее попытки вырвать из лап благородного рейдера свое имущество. К кому бы она ни обращалась, все одинаково дружно отказывались выручать ее пожитки и бочки со спиртным из поместья пана Говача. С огромным трудом вдове удалось начать дело в суде, однако результат его рассмотрения оказался не в ее пользу. Яцуха настаивала на том, чтобы рейдер вернул ей если не водку, то хотя бы деньги за нее — 600 руб. Суд решил, что именно столько она и получит. Вот только одновременно судья рассмотрел иск помещика Говача к вдове, который утверждал, что она должна ему 300 руб. А вместо представления документов о долге объявил, что дает в верности сказанного свое честное и благородное слово. Суд решил вычесть из 600 руб. 300. А затем судья объявил Яцухе, что она уже вызывалась в суд, но не явилась, а потому суд решил оштрафовать ее еще на 300 руб. в пользу помещика, которые возьмут из тех денег, что ей должен пан Говач, а половину от последней суммы она еще должна внести в качестве штрафа за неявку в суд.

Шляхта, оставшаяся после раздела Польши без присмотра, немедленно приступила к переделу собственности
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
В итоге лишь вмешательство губернских властей помогло остановить исполнение и этого приговора. Батурин нашел в литовских законах, продолжавших действовать в отошедших к России польских землях, положение, согласно которому грабитель должен оплатить ограбленному стоимость похищенного в двукратном размере. А за похищение и незаконное удержание женщин по тем же законам Говачу полагалось три месяца ареста, что и было осуществлено.

После этого случая Батурин стал еще внимательнее присматриваться к ухищрениям польских судов. Он заметил, что трюк с фиктивным вызовом в суд отработан там до совершенства. За неявку в суд полагался штраф в пользу противоположной стороны и суда. А это служило источником обогащения для судей и близких к ним благородных профессиональных истцов. Они подавали иск против кого-либо, а затем по решению суда извозчик отправлялся для того, чтобы вручить повестку ответчику. Чаще всего извозчик никуда и не ездил, а суду объявлял, что застать ответчика не удалось. На этом процедурная часть считалась исполненной, и суд в назначенный для заседания день принимал решение оштрафовать неявившегося ответчика. Затем процедура повторялась, и даже не один раз — в итоге ответчик оказывался должен истцу и суду огромные деньги.

Еще одним вопиющим прецедентом, свидетелем которого оказался Батурин, стал захват поместья с помощью немыслимого с точки зрения закона трюка, проделанного судьей Хвецким. История выглядела просто и незамысловато. Майор Чернутский ссудил помещика Раковского некоей суммой под залог его родового имения. Когда пришел день расчета, Раковский пригласил майора в суд, чтобы вернуть деньги и получить его расписку, заверенную судьей. Вот только поместье стоило гораздо дороже фигурировавшей в деле суммы, а главное, очень понравилось Чернутскому. А потому он договорился с судьей и на заседании отказался принять деньги. Судья Хвецкий такое решение утвердил и немедленно передал поместье в вечную наследуемую собственность майора Чернутского. Ошарашенный Раковский спросил судью: "А на каком основании?" На что тот ответил, а затем внес эту мысль в приговор: "На основании законов, которые могут быть впредь приняты".

Загробный развод

Польские трюки, конечно, отличались оригинальностью, однако в великорусских губерниях срабатывали далеко не всегда. Судьи там тоже не блистали принципиальностью и порядочностью, однако существовали прокуроры и гражданские власти, куда обиженные могли обратиться за защитой. К тому же подвергнувшийся нападению благородных рейдеров мог подать прошение на высочайшее имя, а следовавших иногда вслед за тем проверок опасались и местные власти, и судьи. Так что захватчики в центральной части Российской империи предпочитали действовать скрытно.

К примеру, в 1775 году в Сенате рассматривалось дело отставного капитана Андрея Нармоцкого, который решил увеличить свое состояние не вполне законным способом. Он отличался умением имитировать почерки разных людей. А потому начал с малого. Подделал в свою пользу завещание умершей помещицы Спичинской. Затем сфальсифицировал завещание своего сошедшего с ума шурина, отставного драгуна Доможирова. После этого он решил расширить свое имение за счет прилегающих государственных земель, а чтобы завладеть ими, приказал своим крепостным договориться с канцеляристами и принести ему учетные книги этих земель, в которых он подчистил прежние данные, после чего вписал новые.

Пытаясь утвердить в своих здравствующих подданных твердые моральные устои, Екатерина II категорически запретила плодить мертвецов
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Но и этого ему было недостаточно. Нармоцкому понравилась некая москвичка, и он решил получить ее, так сказать, в личное пользование. От ее имени он написал документ, что она якобы горит желанием поступить к нему в вечное услужение, и подал его в Московскую губернскую канцелярию. Там не поверили, что кто-то хочет сменить свободу на вечную кабалу, и потребовали просительницу для допроса. Однако отставной капитан был готов к подобному повороту событий и отправил в канцелярию свою крепостную, которая играла роль его жертвы и должна была рассказывать, насколько сильно она хочет попасть в дом Нармоцкого.

Приключения этого благородного захватчика могли бы продолжаться и далее, но его авантюры всерьез напугали его крестного — гвардии капитана Старосельского, который узнал о похождениях крестника и написал челобитную в Казанскую губернскую канцелярию. Тогда Нармоцкий не придумал ничего лучше, как пробраться в канцелярию и выкрасть документ.

На этом фоне такие проступки, как помощь в побеге своему попавшему под арест крепостному и укрывательство его от властей, выглядели сущей мелочью. Как и переписывание на себя чужих крестьян или фабрикация фальшивых челобитных.

Список преступлений отставного капитана в реальности был гораздо длиннее. Однако Юстиц-коллегия сочла, а Сенат подтвердил, что для вынесения приговора о смертной казни и всего собранного вполне достаточно, а остальные "душевредства" отставного капитана могут привести людей в смущение и сбить их с истинного пути. Однако повстречаться с палачом Нармоцкому так и не пришлось. Екатерина II лишила его чинов и дворянства и повелела сослать в Сибирь.

Другие благородные рейдеры из великорусских губерний действовали гораздо более осторожно и рассудительно. Зачем что-то подделывать и подменять, если можно вполне или почти законно оспорить завещание умершего родственника. Благо русское законодательство, в котором указ одного самодержца нередко противоречил указу другого, предоставляло более или менее подкованному юристу широчайшие возможности для маневра.

Так, например, произошло в деле о наследстве генерала Суворова, скончавшегося в 1786 году. Этот однофамилец генералиссимуса не оставил по себе славы в качестве военачальника, но приобрел известность уже после смерти благодаря громкому делу о собственном завещании, которое тянулось больше десяти лет. Племянники генерала пытались отсудить наследство покойного у его вдовы, однако законного способа за годы борьбы так и не нашлось. Тогда эти два дарования вцепились в версию о том, что их дядя незадолго до смерти хотел разойтись со своей женой, и даже предъявили некие доказательства (надо полагать, дядины письма) на этот счет.

С помощью взяток и связей они смогли возбудить дело о расторжении брака, и им оставалось лишь дождаться решения о разводе. Но их пример оказался настолько заразительным, что другие благородные захватчики решили пойти тем же самым путем. Появились прошения о разводе тех, кто уже давно умер, чтобы лишить наследников одного из супругов доступа к собственности другого. Однако, несмотря на денежные посулы в достаточно крупных размерах, никто из светских чинов и церковных иерархов не решался дать согласие на подобный загробный развод, и дело дошло до императрицы.

Екатерина II, которую никто не мог бы обвинить в избытке нравственности, сочла, что подобные разводы оскорбляют религиозные чувства любого искренне верующего человека. А потому строжайше приказала никаких дел о разводах мертвецов больше на ее рассмотрение не представлять и забыть о подобных инициативах раз и навсегда.

Это решение поставило крест на оригинальных трюках благородных рейдеров из великорусских губерний и заставило их вновь обратиться к польскому опыту, благо он продолжал копиться: в сети рейдеров из новоприсоединенных западных губерний Российской империи попадали даже самые важные персоны.

Вмешательство самых высоких чинов во главе с графом Паниным положило конец самой долгой попытке рейдерского захвата
Фото: wikipedia.org
Ордер Кутузова

В 1767 году, еще до раздела Польши, неподалеку от Люблина возникла тяжба между соседями-помещиками. На земли Чаплицев и Бернадских постоянно наезжал их сосед Дубровский, вместе с кавалькадой своих людей приводивший их имения в разорение и запустение своими бесчинствами. Ввиду упадка польской власти и наступившего затем безвластия найти управу на распоясавшегося разбойника никак не удавалось. Только в 1783 году дело дошло до суда, однако ничего хорошего для пострадавших из этого не вышло. Дубровский обвинял их в отсутствии прав на занимаемую ими землю. Они, в свою очередь, обвиняли Дубровского в том же, да еще и в незаконном захвате части своих земель.

Дело тянулось четыре года, и судьи, по всей видимости подкупленные обеими сторонами, никак не могли вынести какого-либо определенного решения. В результате Чаплицам и Бернадским пришлось пойти на мировое соглашение с Дубровским. Они договорились передать дело в третейский суд, который сможет выяснить все вопросы о правах собственности и границах между имениями. В 1788 и 1790 годах третейский суд эти вопросы решил и приступил к рассмотрению дела об ущербе, причиненном Дубровским соседям, и к началу февраля 1794 года судьям удалось прийти к согласию и по этому вопросу. Однако Дубровский попросил отложить выплату до апреля того же года. Но так ничего и не заплатил. В том же году его имение Екатерина II пожаловала Михаилу Илларионовичу Кутузову как награду за успешное выполнение дипломатической миссии в Турции. А претензии соседей так и остались неудовлетворенными.

В докладе Государственного совета Российской империи Николаю I, составленном в 1851 году, говорилось:

"9 июля 1797 г. поверенный наследниц Чаплица подал в Овручский Поветовый Земский Суд просьбу, в которой, изложив состоявшиеся в Третейском Суде решения, объяснил, что в 1794 г. Дубровский по воле Правительства удален из того края; Супер-арбитр умер; имение Дубровского конфисковано и отдано по Высочайшему повелению Князю Кутузову, а решения Третейского Суда остаются неисполненными относительно определения доходов, неправильно Дубровским полученных, и убытков, причиненных его насилиями. Посему поверенный наследниц Чаплица просил о количестве убытков допросить свидетелей и постановить по сему предмету определение. Поветовый Земский Суд, имея в виду указ Губернского Правления от 12 июля 1797 г. о безотлагательном разрешении претензий, простираемых к имению Дубровского, определением, в 1797 г. состоявшимся, заключил для окончательного решения жалобы Чаплиц назначить Съездовый Суд, о чем уведомить Князя Кутузова или управляющего его имением".

Хитрость заключалась в том, что претензии наследниц превышали стоимость имения Кутузова, а в случае его неявки в суд по польским законам его могли не только оштрафовать, но и принять решение в пользу истцов ввиду его отсутствия. Для этого следовало только не доставить повестку ни самому владельцу имения, ни его управляющему. Что, очевидно, и было сделано.

"10 Августа 1797 г.,— говорилось в докладе,— Съездовый Уездный Суд, по отобрании от свидетелей присяжных показаний, присудил ко взысканию с Дубровского в пользу Чаплиц 171 685 злотых 20 грошей, заключив при том, что сие взыскание обеспечивается имением, пожалованным Князю Кутузову, который, как объяснено в том решении, на суд не прибыл, хотя и был предварен о нем".

Получив в подарок от императрицы конфискованное имение, Кутузов едва избежал его захвата рейдерами
Фото: wikipedia.org
Однако наследницы остались недовольны:

"Наследницы Чаплица решение сие обжаловали, потому что определенное в пользу их взыскание не покрывает всех понесенных ими убытков".

Возможно, они рассчитывали на то, что воцарившийся после смерти Екатерины II Павел I отменит решение матери о пожаловании имения Кутузову, как он отменял множество ее указов. Однако император благоволил полководцу, потом были наполеоновские войны, возвышение и смерть Кутузова. Так что наследникам Чаплица еще долгие годы пришлось выжидать наступления благоприятного момента для завершения дела в свою пользу. Такое время, как они считали, наступило в 1820 году, и действительно, местные суды вновь подтвердили правомочность их претензий. Потом еще 19 лет решался вопрос о том, кто же должен платить — казна или наследники Кутузова, все эти годы пользовавшиеся имением.

Размер ущерба переоценивали множество раз, но наследницы не унимались и требовали всего сразу и с наследников Кутузова. А те, в свою очередь, настаивали на том, что при пожаловании императрицей имения, как бы сказали позднее, по ордеру ни о каких отягощениях в виде долгов Дубровского им нигде не сообщалось, и потому они собирались в случае удовлетворения иска наследников Чаплица подать иск к казне. Спор мог продолжаться еще несколько десятков лет, но к началу 1850-х годов дело дошло до Сената, и там не достигли единого мнения, а потому дело передали в Государственный совет. И тут выяснилось, насколько опрометчиво поступили истцы, пытаясь, если называть вещи своими именами, отнять поместье Кутузова.

Как оказалось, дело в Госсовете должен был представлять министр юстиции граф В. Н. Панин. Однако он состоял в родстве с Кутузовыми, а потому передал дело своим сотрудникам, которые ради министра вылезли из кожи вон, но нашли решение дела, устраивающее их начальника. В 1840 году в западных губерниях Российской империи отменили действие польских законов и ввели общеимперское законодательство. В результате в представлении Министерства юстиции доказывалось, что с точки зрения старых законов решение о взыскании недействительно, поскольку решение без ответчика принять можно, но оно не вступит в силу, пока ответчик его не подпишет. А истцы об этом не позаботились. А действие российских законов на территории Царства Польского не имеет обратной силы. Так что считать решение суда вступившим в силу по факту его принятия невозможно. Таким образом, наследникам Чаплица во всех претензиях предлагалось отказать полностью и окончательно.

Госсовет с этим мнением согласился, а 14 ноября 1851 года его утвердил Николай I.

Итог оказался весьма символичным. Ведь какие ходы ни выбирали бы благородные рейдеры, в России всегда оказывается прав тот, у кого больше прав.
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/1815270

[Оpenspace]

http://www.openspace.ru/article/879
Посмертное правосудие — от трагедии до фарса и обратно.

В феврале в Тверском суде начнется рассмотрение дела Сергея Магнитского. Юрист, скончавшийся в СИЗО в 2009 году, обвиняется в уклонении от уплаты налогов. Openspace вспоминает еще ряд дел, которыми земное правосудие занималось уже после того, как подсудимые покинули этот мир.

Приговор с особой жестокостью

В 987 году, через девять месяцев после смерти, папа римский Формоз был осужден за церковные преступления на так называемом Трупном синоде. По приказу преемника папы Стефана VI тело Формоза было эксгумировано, облачено в папские одежды и подвергнуто допросу (голосом покойного говорил специально назначенный дьякон). После этого подсудимому отрубили пальцы, которыми он совершал крестное знамение, а тело сбросили в Тибр. Позже оно было выловлено и перезахоронено. Следующий папа Иоанн IX раскритиковал посмертный процесс, приказал сжечь все документы и запретил впредь судить покойников.

Повесить и забыть

Жизнь Пушкина оборвалась на дуэли в 1837 году. Поскольку поединки находились под запретом, Николай I постановил судить обоих дуэлянтов и всех причастных военным судом. Суд, ссылаясь на показания выжившего участника — Дантеса, признал «как его, так и камергера Пушкина виновными в произведении строжайше запрещенного законами поединка». Дантес и секундант поэта Данзас были приговорены к повешению (секундант Дантеса перед судом покинул Россию). В отношении поэта было указано, что его постигло бы такое же наказание, но поскольку «уже умер, то суждение его за смертию прекратить…». Позже император решил смягчить наказание Дантеса и Данзаса, а преступный поступок Пушкина «предать забвению».

Неявка в связи со смертью

Член верхушки Третьего рейха, ближайший соратник фюрера Мартин Борман в 1946 году был заочно осужден Нюрнбергским трибуналом и приговорен к смертной казни через повешение. Попытки его защитника на процессе доказать, что подсудимый не скрывается, а уже мертв, успехом не увенчались. Останки Бормана были обнаружены в Берлине в 1972 году. В 1973-м франкфуртская прокуратура огласила результаты расследования, согласно которым нацистский преступник умер в Берлине ранним утром 2 мая 1945 года — примерно между 1.30 и 2.30. Проведенный в 1998 году анализ ДНК еще раз подтвердил, что найденные останки принадлежали секретарю Гитлера.

Казнить нельзя оправдывать

Капитан III ранга Валерий Михайлович Саблин в 1975 году поднял мятеж на крупном противолодочном корабле «Сторожевой». Годом позже он был расстрелян по решению Военной коллегии Верховного суда РСФСР/СССР. В 1994 году Военная коллегия Верховного суда РФ после обращения родственников пересмотрела приговор «с учетом новых обстоятельств». В результате обвинение в измене было заменено статьей о воинских преступлениях, а расстрел — десятью годами тюрьмы.

Подтвердили и закрыли

В мае 2009 года Служба безопасности Украины возбудила уголовное дело в отношении Сталина, Молотова, Кагановича и еще четырех «руководителей большевистского тоталитарного режима», обвинив их в голодоморе 1932–1933 годов. В январе 2010 года апелляционный суд Киева признал, что подсудимые «совершили преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 442 УК Украины (геноцид)», в результате которого погибли 3 млн 941 тыс. человек. После чего суд закрыл дело в связи со смертью подсудимых.

[Евгений Жирнов]

http://www.kommersant.ru/Doc/2888647
Кто сфабриковал самое известное дело о преступном сообществе?

Дело "Червонных валетов" было и остается одним из самых известных в отечественной истории. Ведь на скамье подсудимых в 1877 году оказалась особо опасная шайка — 45 человек, среди которых было 27 дворян, включая одного Рюриковича. Сообщения о ходе суда публиковали все российские газеты и множество иностранных изданий. Причем блистательная, по общему признанию, речь обвинителя Н. В. Муравьева впервые в русской газетной практике была напечатана полностью, без изъятий. Однако Муравьев никогда не включал ее текст в сборники своих речей. А от участия в деле, служившем прекрасной рекламой любому защитнику, уклонились почти все корифеи адвокатуры.

"Щеголял дорогими бриллиантами"

К началу судебного заседания по делу "Червонных валетов" в Московском окружном суде готовились с особой тщательностью. Ведь прежде подобного уголовного дела — с сорока восьмью обвиняемыми в создании преступной шайки — не рассматривалось никогда. Кроме того, немалая часть из тех, кому предстояло предстать перед судом, происходила из известных дворянских и купеческих семей Москвы, а потому условия для них, как вспоминала сотрудница суда Е. И. Козлинина, создавались совершенно необычные: "Ввиду того, что в деле участвовало более 40 арестантов, инспектор здания Н. А. Манассеин позаботился не только об удобствах и комфорте публики и представителей прессы, но и о комфорте обвиняемых.

Для них на все время процесса, во время которого они оставались в Суде, в верхнем этаже здания были отведены три большие светлые комнаты, в одной из которых были помещены женщины, а в двух других — все мужчины. Так как ночевать их в острог не возили, то для каждого из обвиняемых была поставлена кровать с матрацем, подушкой, чистым бельем и байковым одеялом.

Кроме того, было отдано распоряжение, чтобы из буфета им ежедневно подавался не только обильный обед и ужин, но и завтрак, и не удивительно поэтому, что все обвиняемые по этому делу, в остроге считавшиеся самым беспокойным элементом, в Суде вели себя вполне прилично и в своем последнем слове все единогласно заявили, что более гуманного к ним отношения, чем то, которым они были окружены в Суде, они не встречали со дня своего привлечения к делу, и сочли долгом выразить Суду свою глубокую признательность".

В Московском окружном суде предполагали, что дело вызовет огромный интерес публики, и потому выделили для проведения процесса самый большой — Екатерининский — зал. Но 8 февраля 1877 года, в день начала суда, выяснилось, что даже он не может вместить всех желающих присутствовать на заседании.

"Счастливцы, получившие на это дело билеты,— писала Козлинина,— составляли лишь незначительную горсть среди желавших хоть на минутку заглянуть в зал заседания, и те, кто в конце концов убедился, что проникнуть в здание без билета нет ни малейшей возможности, продолжали толпою стоять на дворе, чтобы хоть взглянуть на обвиняемых, когда их доставят в Суд".

Ничего удивительного в этом взрыве любопытства не было. Ведь все или почти все состоятельные жители Москвы знали обвиняемых и были наслышаны об их похождениях, а иногда становились свидетелями их деяний. Правда, в начале 1870-х годов проделки этих светских молодых людей и их окружения считались не преступлениями, а проказами на грани дозволенного. По свидетельству той же Козлининой, заводилой компании юных безобразников слыл коллежский регистратор П. К. Шпейер, который разнообразными способами добывал себе средства для кутежей: "Еще не достигнув 16 лет, он уже щеголял дорогими бриллиантами, которыми его одаривали его состоятельные поклонницы, и швырял деньгами в кругу кутящей молодежи. Но денег на эти кутежи требовалось много, и того, что он получал за свои ласки, нередко не хватало, а отставать от других не хотелось. Кредита, как мелкий служащий Кредитного общества, он иметь не мог, и пришлось добывать деньги способами нелегальными.

А так как в деньгах нуждался не он один, но и большинство тех юнцов, в кругу которых он вращался, то способы добывания денег придумывались ими сообща, а затем, сообразно с придуманным, между ними распределялись и роли.

Эти способы не были особенно замысловаты; чаще всего деньги выманивались в виде залогов со служащих, будто бы принимаемых на службу, или через рекомендательные конторы, учреждаемые ими же самими, или через конторы по управлению имениями будто бы богатых землевладельцев, тогда как у последних ничего уже, кроме их титулов, не оставалось и были они беднее церковной крысы.

Другой способ состоял в следующем: кто-либо из кружка выдавался за очень состоятельного человека, в доказательство чего подделывались соответствующие документы, а остальные товарищи являлись или в качестве управляющих этого "богача", или же в качестве его комиссионеров и выманивали для него товар на крупные суммы, а затем этот товар спускали за что попало, находя хищников, с удовольствием скупавших у них все за гроши".

Еще одним источником денег для Шпейера и его приятелей были молодые купцы, которых они приглашали в свою компанию, спаивали, а затем обирали.

Все это было противозаконно, но продолжалось у всех на глазах несколько лет. Причем московское общество осуждало не мошенников, а их жертв, попавшихся в столь незатейливо расставленные сети.

Московский окружной суд не смог вместить всех желающих присутствовать на заседании.

"Сошлись на одной скамье подсудимых"

Можно представить себе, каким было удивление московских обывателей, когда всем известные шалопаи вдруг оказались самой опасной преступной шайкой Российской Империи. В деле фигурировали десятки эпизодов и кроме мошенничества в нем появились фальшивомонетничество, убийство и кощунство. Последнее вызывало наибольшее удивление у наблюдателей.

"Трое,— вспоминала Козлинина,— обвинялись только в кощунстве, так как в конце концов допились до того, что купили гроб, в который улегся Брюхатов, и, пригласив певчих, заставили их петь погребальные псалмы и молитвы, а остальные товарищи стояли со свечами и кадили кадильницами. Когда же Брюхатову лежать в гробу и слушать "вечную память" надоело, гроб был отправлен обратно в гробовую лавку, а певчих усадили на дроги и повезли их справлять поминки к "Яру", причем певчие распевали скабрезные песни, за что вся компания и была задержана полицией".

Однако во время заседаний суда, продолжавшихся без малого месяц, обвинитель — восходящая звезда прокуратуры, помощник прокурора Московского окружного суда Н. В. Муравьев, допрашивая сотни свидетелей, доказывал присяжным, что даже такие малозначительные эпизоды характеризуют размах и цинизм деяний особо опасных преступников, объединившихся в шайку. О том же он говорил и в своей обвинительной речи: "Гг. присяжные заседатели! Многотрудная и многосложная задача выпала на вашу долю. Вам суждено было быть тем составом суда присяжных, последнее слово которого должно завершить дело гигантское по своим размерам, чрезвычайное по крайней сложности и бесконечному разнообразию своих обстоятельств... И трудились вы не напрасно; не бесплодны, смею думать, были те усилия рассудка и чувства, которые приходилось вам делать в эти долгие дни, проведенные здесь для того, чтобы усвоить себе и оценить по достоинству бесчисленные подробности происходившего перед вами судебного следствия. Загадочное стало понятно, сомнения рассеялись, неясное и сбивчивое разъяснилось, лучи света проникли во тьму и осветили самые мрачные закоулки человеческой совести, самые печальные факты человеческого падения. На ваш правый суд отдано 45 ваших сограждан (двое из 48 обвиняемых до суда бежали за границу, один был признан душевнобольным.— "История"), людей всех возрастов и всех состояний. Они сошлись перед вами на одной скамье подсудимых, потому что их всех, хотя не в равной мере, опутывает одна и та же неразрывная и крепкая, в течение девяти лет сплетенная сеть многочисленных преступлений. Эти особенности, характеризующие внешнюю, так сказать, количественную сторону процесса, особенности, по поводу которых небесполезно будет упомянуть и о 300 с лишком свидетелях, вами выслушанных, и о колоссальной груде прочитанных на суде документов и писем, о бесчисленных представленных вам вещественных доказательствах,— все это сразу определяет размер материала, данного судебным следствием, и вашу задачу на этом материале основать свои решения".

У присутствовавших на суде вполне могло появиться ощущение, что с помощью чудовищного объема разнородных доказательств обвинитель просто пытается запутать присяжных. А затем воздействовать на их чувства, чтобы добиться нужного приговора. Муравьев упорно, разными способами доказывал, что обвиняемые — сообщество уголовников, клуб элитных преступников: "С общественной точки зрения, в представлении публики, для толпы подвижной и впечатлительной, быть может, уже давно под именем "червонного валета" сложился своеобразный и характерный тип нравственной порчи, зла и преступления".

А в конце своей долгой речи обвинитель сделал упор на значительном размере нанесенного подсудимыми ущерба: "Если к колоссальному делу, нами исследованному, мы применим бесхитростное арифметическое счисление и при этом счислении условимся, как это требует и уголовный закон, каждый подложно составленный документ, каждый обман, совершенный над одним лицом, считать за отдельный подлог, отдельное мошенничество и условимся кроме того к потерпевшим причислять всех тех, доброе имя которых было затронуто подлогами от их имени, a обобранными будем считать только тех, которые действительно тяжко пострадали в материальном отношении, мы увидим, что на последней, конечной странице общественного поприща соединенных вместе подсудимых написано: подложных векселей — 23, переделанных банковых билетов — 4, разных подложных казенных нотариальных бумаг — 4, итого всего подлогов — 31. Обманов, мошенничеств на сумму более 300 руб.--15, мошенничеств на сумму менее 300 руб.— 14, вовлечений посредством обмана в невыгодные сделки — 13, итого всех мошенничеств — 42, из них обманов с особыми приготовлениями, т. е. со сложной мошеннической обстановкой — 22. Краж — 4, из них с подобранными ключами — 1, на сумму 50 т. p. с., 1 — с наведением похитителей на дом своего хозяина, растрата — 1, грабеж — 1, кощунство — 1, шаек, составленных для краж, подлогов и обманов,— 4 и в заключение одно убийство... Всех потерпевших, не считая в этом числе нескольких подсудимых,— 59. Из них обобранных, частью в своем избытке и частью в своем последнем достоянии — 49 человек. Таков короткий и простой расчет, который обвинение составило и представляет вам на основании 9-летней деятельности подсудимых. По этому исследованному расчету именем закона и правосудия я приглашаю их к расплате пред вашим справедливым судом".

Ф. Н. Плевако.

"Защита счастлива"

Однако на присутствовавших в зале суда произвел куда более сильное впечатление другой ход Муравьева. Громкий процесс, широко освещаемый в прессе, должен был привлечь к защите обвиняемых падких на бесплатную рекламу звезд адвокатуры. Но в качестве защитников "червонных валетов" согласились выступить только два корифея — А. В. Лохвицкий и Ф. Н. Плевако. Первый, как говорили, потому, что брался за любые дела, лишь бы платили деньги. А Плевако с трудом и лишь за очень высокую плату согласился защищать члена известной состоятельной семьи — А. С. Мазурина.

Никто не сомневался, что именно знаменитый присяжный поверенный Плевако может без труда разбить всю аргументацию обвинителя. Но во время выступления Муравьева произошло то, чего никто не ожидал. Он вдруг упомянул Мазурина в числе раскаявшихся: "Господин Мазурин, как мне кажется, неудержимо говорит искреннее сокрушение о том, что несчастно сложившиеся обстоятельства и собственная его неосторожность вовлекли его в не свойственную ему среду".

А затем Муравьев попросил суд снять с Мазурина все обвинения: "Все, что можно сказать против Мазурина, это то, что он не был достаточно осторожен, осмотрителен, но за излишнее доверие никого не судят. Не находя возможным по совести поддерживать обвинение против Мазурина, я на основании ст. 740 Уст. Угол. Суд. отказываюсь от сего обвинения, о чем имею честь заявить суду".

В итоге Плевако в своей речи оставалось только благодарить обвинителя: "Защита счастлива, что ей не приходится вести борьбы с обвинением, не приходится ставить подсудимого в томительное ожидание того, кто из борцов одержит верх... Обвинитель уже сказал то самое по убеждению, что я должен был говорить прежде всего по долгу.

Благодарно, со страстью выслушали мы это слово, изумляясь тому, что ни масса данных, ни гигантские размеры задачи не увлекли обвинения и оно ни разу не сбросило в одну общую массу виновных и оправдавшихся и не закрыло глаз от того, что разбивало первоначальные взгляды, ясно и внятно говоря непредубежденному уму о необходимости уступок в интересе правды".

Но этот трюк распалил других защитников. Присяжный поверенный В. М. Пржевальский, когда пришла его очередь выступать, по сути, обвинил Муравьева в фабрикации дела: "Когда пред нами лежит такая груда материала, то с нею нелегко бывает справиться. Эта масса поражает человека, который теряется в ней до известной степени, перестает быть всегда осторожным, строго разборчивым, перестает критически относиться к материалу, не может хладнокровно смотреть на это поражающее количество, особенно если еще человек работает притом с известной предвзятой мыслью. Все помогает фантазии обвинителя, как внешняя обстановка, так и внутреннее содержание. И действительно, весь этот материал, обставленный пышными декорациями убийства, разных злонамеренных шаек и т. п. при блестящем освещении его эффектною, талантливою речью, производит изумительное впечатление. В особенности первое впечатление настолько сразу ошеломляет, что нужно немало времени и усилий, чтобы прийти в себя, отбросить увлечение и пыл фантазии и призвать на помощь холодную силу рассудка... Вся наша иллюзия исчезнет; но насколько пропадет сила иллюзии, настолько от этого выиграет сила правды. Дело столь раздутое, изукрашенное обвинительною властью снимется с пьедестала и снизойдет на подобающий ему уровень. Тогда окажется, что обвинение очень часто сшито белыми нитками, что связь между делами по большей части искусственная, что большинство привлеченных к делу лиц ничем не отличаются от тех заурядных личностей, которые так часто встречаются на скамье подсудимых, и что многие из них вовсе не по плечу тому громкому имени, которое упрочил за ними в обществе обвинительный акт".

Кому поверили присяжные, можно судить по приговору. Девятнадцать подсудимых были оправданы. И ни один из осужденных "червонных валетов" не был отправлен на каторгу. Одних сослали на поселение в места столь и не столь отдаленные, что на фоне вменявшихся им обвинением деяний мало чем отличалось от оправдания. Других же приговорили к небольшим срокам заключения.

При этом, однако, присяжные признали, что шайка все-таки существовала. Но соответствовало ли это действительности?

Н. В. Муравьев.

"Был цветом и надеждой прокуратуры"

Ответ на этот вопрос хорошо знали в Московском окружном суде. Е. И. Козлинина вспоминала: "В то время Н. В. Муравьев был еще очень молод, шумные овации, хотя и вполне заслуженные, кружили ему голову, и естественно, что ему хотелось как можно чаще выступать перед публикой, жаль было уделять остальным товарищам другие интересные дела, по которым можно было говорить так много и так хорошо. Вот исключительно благодаря этому нежеланию уступать товарищам интересные дела он и создал громоздкое дело, которое и обозвал "клубом червонных валетов".

Это, собственно, было не одно дело, а 30 самых разнородных дел, за волосы притянутых одно к другому и связанных между собою только тем, что у деятеля того либо другого дела находился кто-нибудь знакомый среди деятелей остальных дел. И этого уже было достаточно, чтобы эти дела связать между собою. Таким образом, все эти дела и попали в одни руки. Конечно, никому другому сделать это не разрешили бы, но Николай Валерьянович был цветом и надеждой прокуратуры, и поэтому прокурор ему и помироволил. Да оно было и понятно: все-таки лучше него никто с этими делами не справился бы, а как это отзовется на обвиняемых, об этом тогда не подумали".

Громкое дело, широко разрекламированное прессой, прекрасная речь, которую в отличие от выступлений защитников опубликовали без изъятий, открыли перед Муравьевым блестящие карьерные перспективы. В том же 1877 году его назначили прокурором Ярославского окружного суда. В 1879 году — товарищем прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты. А после очередного восхитившего всех выступления на суде над "первомартовцами" — участниками убийства Александра II — быстрота его продвижения по службе поражала воображение друзей и врагов. В 1894 году состоялось его назначение министром юстиции, и эту должность он занимал одиннадцать лет.

На посту министра он сделал немало для уменьшения независимости судов, что весьма озадачивало людей, знавших его в молодые годы, когда он был яростным поборником судебных реформ Александра II. Они просто не понимали, что принципиальна для него только карьера. А все остальное лишь приходящие обстоятельства.

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/gallery/299...oto#id=1277684
25 мая 1925 года в США в штате Теннесси начался судебный процесс над школьным учителем Джоном Скоупсом, обвиняемым в нарушении антидарвинистского «акта Батлера». Согласно ему, во всех школах и университетах 15 южных штатов действовал запрет на преподавание любых теорий, опровергающих учение Библии о божественном происхождении человека. Как проходил одиозный процесс, прозванный «обезьяним»,— в фотогалерее «Ъ».

В январе 1925 года член нижней палаты Генеральной ассамблеи штата Теннесси Джон Батлер представил на рассмотрение законопроект, запрещавший преподавать в школах и университетах любые теории, отрицающие учение Библии о божественном происхождении человека, в том числе и популярную теорию эволюции Чарльза Дарвина. 21 марта 1925 года губернатор штата Остин Пэй подписал законопроект, получивший название «акт Батлера». За нарушение полагался штраф от $100 до $500. К концу 1925 года аналогичные запреты действовали в 15 южных штатах

Предприниматели из маленького города Дейтон штата Теннесси, недовольные бедностью и упадком городка, решили привлечь к нему внимание инвесторов и общественности, выступив против абсурдности принятого закона. Помочь им согласился 24-летний тренер школьной команды Джон Скоупс (на фото). В апреле 1925 Скоупс заменял на занятиях учителя биологии, после чего заявил, что рассказывал ученикам о теории происхождения человека Чарльза Дарвина, содержавшейся в разделе школьного учебника Джорджа Хантера «Гражданская биология». Антидарвинисты незамедлительно подали на него в суд, чем положили начало самому одиозному процессу того времени

В день начала слушаний ажиотаж достиг апогея: в городе находилось более 3 тыс. приезжих, при том, что количество жителей самого Дейтона не превышало 1800 человек. Журналисты установили повсюду аппаратуру, а процесс стал первым в США делом, с заседаний которого велся радиорепортаж <br> На фото: защитник обвинения Уильям Дженнингс Брайан

В зале суда находилось более тысячи человек, многие из них были вынуждены стоять. Из-за огромного количества присутствующих в помещении царила ужасная духота. Через несколько дней судья предложил перенести заседание на улицу, где с легкостью можно было разместить всех желающих

С каждым днем обстановка в Дейтоне все больше напоминала карнавал. На улицах были установлены палатки с лимонадом, местные девушки предлагали купить туристам сувернирных обезьянок. Более того, на слушание дела активисты привезли живых обезьян, которые должны были, по их замыслу, давать показания в качестве свидетелей со стороны обвинения

Площадь перед зданием суда была заполнена активистами с повязками на руках с надписью «Мы не обезьяны и не дадим превратить себя в обезьян». На улицах повсюду были развешаны плакаты, а члены Антиэволюционной лиги устроили торговлю книгами Томаса Теодора Мартина «Ад и Средняя школа» (на фото)

Адвокатом Джона Скоупса на процессе выступал Кларенс Дэрроу (на фото справа), по оценкам историков, являвшийся лучшим американским юристом XX столетия. После того, как суд раз за разом отклонял требование защиты о вызове ученых в качестве свидетелей по делу, Дэрроу попросил вызвать для допроса представителя обвинения Уильяма Дженнингса Брайана, знаменитого политика, убежденного антидарвиниста и, по его словам, эксперта по Библии

Кларенс Дэрроу стал задавать Уильяму Дженнингсу Брайану (на фото) вопросы, касающиеся положений Библии о сотворении Богом человека и мира, прося уточнить смысл отдельных эпизодов, чем вызвал у запутавшегося в ответах адвоката затруднения. В итоге униженный Брайан начал ожесточенно спорить с Дэрроу, из-за чего его удалили из зала суда и признали показания недействительными. Кроме того, защитник Скоупса отказался от заключительного слова, что автоматически лишало представителя обвинения такого же права. На следующий день в прессе широко обсуждался провал Уильяма Брайана

Присяжные заседатели, выбранные по жребию, в большинстве своем были малообразованными фермерами, не имевшими никакого представления о теории эволюции. Однако убедительные речи Клеменса Дэрроу произвели на них огромное впечатление. Тем не менее сам адвокат попросил их вынести обвинительный приговор, рассчитывая дойти до вышестоящего суда. В итоге школьный учитель Скоупс был признан судом виновным и приговорен к уплате минимального штрафа в $100. Клеманс Дэрроу впоследствии подал апелляцию в Верховный суд штата Теннесси, отменивший прежний приговор из-за многочисленных процессуальных нарушений. Закон, запрещавший преподавание теорий о происхождении человека от низших животных, действовал вплоть до 1967 года

[CALEND.RU]

http://www.calend.ru/event/2339/
10 июля 1925 г. 91 год назад

Антидарвиновский митинг во время «Обезьяньего процесса» в Дейтоне 10 июля 1925 года в американском городке Дейтоне (штат Теннесси) начался так называемый «Обезьяний процесс» – суд над учителем Джоном Скоупсом. Его обвиняли в нарушении закона, запрещавшего преподавать теорию эволюции Дарвина, который к 1925 году был введен в 15 штатах. Судебный процесс был начат по инициативе аптекаря Фреда Робинсона. В то время экономика Дейтона находилась в упадке, численность населения постоянно сокращалась. У Робинсона и нескольких его товарищей появилась мысль, что какое-нибудь шумное судебное дело привлечет внимание общественности, туристов и инвесторов. 24-летний Джон Скоупс – тренер школьной футбольной команды, иногда замещающий учителя биологии, согласился участвовать в процессе. Был подан иск по поводу правомерности закона, запрещавшего «преподавать любую теорию, которая отрицает историю божественного создания человека, которая описана в Библии, и учить вместо этого тому, что человек произошел от более низкого класса животных». К процессу были привлечены известные адвокаты и журналисты того времени. Накануне суда в Дейтоне царила атмосфера карнавала. Улицы украсили плакаты, шимпанзе, которые по слухам должны были свидетельствовать в ходе судебного процесса, участвовали в представлениях на главной улице. В день суда в зале собралась почти тысяча человек, журналисты установили аппаратуру, чтобы передавать радиослушателям новости в прямом эфире из зала суда. В результате Скоупс был признан виновным и приговорен к уплате минимального штрафа в 100 долларов. Закон, запрещавший преподавать теорию Дарвина, оставался в силе вплоть до 1967 года. История умалчивает о том, на сколько в результате этого шумного процесса пополнилась городская казна, и сколько выручки собрал аптекарь Робинсон...

© Calend.ru

[Наталья Синица]

http://www.pravda.ru/society/fashion...074815-sudy-0/
02 май 2011 в 14:00

Общество » Наследие

Пятьдесят лет назад свершился суд над немецким офицером Адольфом Эйхманом, "архитектором Холокоста", как его теперь называют западные СМИ. Разбирательство, стартовавшее спустя 15 лет после Нюрнбергского процесса, заставило мир в очередной раз задуматься о злодеяниях Третьего рейха. Вспомним еще несколько громких судебных процессов прошлых лет.

Суд над Эйхманом

В 1960 году агенты Моссада во главе с директором ведомства Исселем Харелем выследили бывшего эсэсовца Адольфа Эйхмана, одного из ведущих вдохновителей Холокоста, в его аргентинском убежище. Спустя год на судебный процесс по обвинению Эйхмана в преступлениях против человечества собрались сотни журналистов. Защищаясь, Эйхман заявлял, что был всего лишь винтиком в огромном механизме и только подчинялся приказам сверху.

На суде Эйхман больше походил на банковского клерка, нежели чем на палача. "Когда он стоял, он напоминал аиста, а не солдата", — такую характеристику дали экс-офицеру журналисты Time, освещавшие процесс. 15 декабря 1961 года Эйхману вынесли смертный приговор, и в ночь с 31 мая на 1 июня 1962 года его повесили в тюрьме израильского города Рамле.

Нюрнбергский процесс

После долгих лет войны, разорившей Европу и унесшей жизни более шести миллионов евреев, зверства нацистов получили широчайшую огласку. Практически сразу по окончании Второй мировой и победы союзников в Нюрнберге был создан военный трибунал, объявивший бывших нацистских лидеров военными преступниками.

Самым жирным куском был Герман Геринг — второй человек в Нацистской партии Германии. Кого-то из обвиняемых приговорили к смерти, кого-то оправдали, одних приговорили к тюремному сроку, другие покончили с собой. Как бы то ни было, процесс создал прецедент в международном праве, доказав, что в военных преступлениях могут быть виноваты не только целые страны, но и отдельные люди.

Испанская инквизиция

Века засилья арабов на Пиренейском полуострове привели к смешению всевозможных религий и культур, но всему этому суждено было закончиться с укреплением во власти испанской монархии и началом Реконкисты. В 1483 году был создан Верховный совет инквизиции, или Suprema, целью которого стало восстановление католической ортодоксии в Испании. В числе подсудимых были главным образом евреи, мусульмане и христиане, отказавшиеся от своей веры. Ни о каких адвокатах и речи не шло: обвиняемых в ереси пытали, а смертные приговоры выносились тысячами. Инквизиция заразила и Америку, и лишь в XIX веке с Suprema было покончено.

Дело Дрейфуса

Дело Дрейфуса стало не просто судебным процессом, а скандалом, отразившимся на всей Европе и США. В 1894 году против 35-летнего Альфреда Дрейфуса, капитана французской армии, сфабриковали обвинение в продаже военных секретов Германии. Дрейфус заявил о своей невиновности, да и улики против него были слабоваты, однако военно-полевой суд признал его военным изменником и приговорил к пожизненному заключению на Чертовом острове. Дрейфус пробыл там пять лет, несмотря на появившиеся доказательства вины другого человека — до следующего суда.

Пока шел процесс, Франция разделилась на два лагеря: тех, кто был за Дрейфуса (Дрейфусары), и тех, кто настаивал на его виновности (анти-Дрейфусары). В числе первых был писатель Эмиль Золя. В 1898 году он открыто выступил в защиту Дрейфуса, написав президенту письмо под заголовком "Я обвиняю", в котором обвинил суд, политиков, военных и чиновников в том, что они сознательно "топили" неугодного им капитана. В результате Золя сам попал на скамью подсудимых и был осужден за клевету.

В ходе процесса 1899 года Дрейфуса повторно признали виновным, сократив, впрочем, срок его заточения до десяти лет. Спустя десять дней президент Франции помиловал Дрейфуса, а военный министр заявил, что инцидент исчерпан. В 1896 году капитан был полностью реабилитирован, восстановлен в правах и представлен к ордену Почетного легиона. Однако лишь в 1995 году представители французской армии публично заявили, что Дрейфус невиновен.

Суд над Иисусом

Этот суд был, пожалуй, самым важным за всю историю судопроизводства, однако мы, к сожалению, знаем о нем не более того, что написано в Библии. Иерусалим сдался римлянам в 63 году до нашей эры и в течение последующих десятилетий страдал от установленного римлянами порядка. Восстание евреев в 6 году нашей эры закончилось порабощением еврейского народа. Так продолжалось до тех пор, пока у евреев не появился новый лидер, Иоанн Креститель, среди пророчеств которого было предсказание о пришествии Бога.

Правитель израильского региона Галилеи Ирод приказал казнить Иоанна, но народ уже узнал об Иисусе и потянулся за ним. Напряженность в отношениях между евреями и римлянами все возрастала: Иисус изгнал торговцев из христианского храма, а в храме Ирода в Иерусалиме перевернул стол, за что его и арестовали. Судить Иисуса поручили Понтию Пилату.

Официальный Рим не хотел спровоцировать очередное восстание казнью видного еврейского лидера, поэтому предложил толпе помиловать Иисуса. Сделка не удалась: горожане решили освободить разбойника Варавву. А то, что случилось дальше, известно каждому.

Комиссия по расследованию военных преступлений в ЮАР

После десятилетий апартеида Комиссия по установлению истины и примирению — так она называлась официально — провела знаменитые слушания, пролившие свет на то, что творилось в Южной Африке долгие годы. Однако слушания имели мало общего с Нюрнбергским трибуналом: основной целью было не наказать виноватых, а найти пути к примирению. Председательствовал на процессе первый темнокожий епископ в ЮАР Десмонд Туту, в 1984 году получивший Нобелевскую премию мира. Критики Комиссии сетовали, что, мол, лучше бы она занялась восстановлением справедливости, а не объявлением амнистии, вне зависимости от того, к каким политическим последствиям это могло привести. Однако эта модель снискала популярность в мировом сообществе, и в более чем десяти странах были учреждены аналогичные комиссии.

Суд над Сократом

В 399 году до нашей эры отца греческой философии отдали под суд и приговорили к смертной казни за развращение афинской молодежи — Сократ был довольно противоречивой личностью и многим был неугоден. Любому убеждению он бросал вызов, будучи готовым спорить со своим оппонентом до бесконечности. Даже существование богов, которым поклонялись афиняне, он поставил под сомнение, что не понравилось "благочестивым" горожанам. Сократ мог бы сбежать из Афин, однако он предпочел остаться в городе. Тем не менее, мыслитель чтил закон и даже не пытался убедить присяжных в своей невиновности: он решил свершить приговор самостоятельно и выпил яд — сок болиголова.

Обезьяний процесс

В июле 1925 года начался суд над 24-летним учителем средней школы Джоном Скоупсом. Педагог обвинялся в нарушении антидарвинистского акта Батлера. В штате Теннесси действовал запрет на преподавание теории эволюции, который молодой учитель нарушил. Интересы Скоупса представляла группа юристов, возглавляемая известным адвокатом Кларенсом Дарроу. Обвинителем выступил юрист и политик, трижды баллотировавшийся в президенты США, Уильям Дженнингс Брайан, — кстати, идейный вдохновитель того самого акта Батлера и других антиэволюционных законов.

Процесс был недолгим: Скоупса быстро признали виновным. Однако это, пожалуй, самая оптимистичная из всех историй в этом списке. Учителя приговорили всего лишь к штрафу в сто долларов. Защита обжаловала приговор, после чего его отменили, а вот акт Батлера ждал отмены гораздо дольше — вплоть до 1967 года

Суд над Мартином Лютером

Этот процесс называют моментом рождения современного мира. 15 июня 1520 года Папа Римский Лев Х предупредил Лютера, немецкого монаха, что тот будет отлучен от церкви, если не вычеркнет из своих трудов ряд спорных моментов, а именно — 41. Лютер не испугался: вместо того чтобы смириться, он продолжил свои нападки на католическую церковь и, в частности, на Папу. Доводы у Лютера были железными — человек, мол, не имеет права определять, что правильно, а что неправильно, когда дело доходит до вопросов веры.

В итоге 3 января 1521 года Лютер был предан анафеме. В апреле того же года монаху решили дать последний шанс предстать перед Вормсским рейхстагом и отречься от своих убеждений. И снова Лютер отказался повиноваться, после чего было решено передать его императору для наказания. Этот указ так и не был исполнен: Лютер успел укрыться в замке Вартбург Фридриха Саксонского.

Галилео Галилей против Ватикана

Когда один из основоположников современной науки предстал перед судом инквизиции, это ознаменовало начало войны между двумя конкурирующими мирами — наукой и религией. 12 апреля 1633 года Галилея взяли под арест: ученому было объявлено, что его будут судить за еретические убеждения. Церковь заявила, что ее геоориентированный взгляд на Вселенную является единственно правильным и не подлежит оспариванию.

Галилей согласился покаяться, однако продолжил научные изыскания и представил ряд доказательств в поддержку своих убеждений. 22 июня инквизиция объявила ученому приговор: он был признан виновным в распространении книги с "ложным, еретическим, противным Святому Писанию учением" о движении Земли. Остаток своей жизни Галилей провел под домашним арестом. Только три столетия спустя церковь признала правоту Галилея и сняла с него обвинение в ереси.

[Право. Ru]

http://pravo.ru/process/view/9237/

Пытка на Руси. 18 век

В июне 1762 года императрица Екатерина Вторая получила жалобу от двух крепостных крестьян, в которой сообщалось, что помещица Дарья Николаевна Салтыкова "замучила до смерти" более ста душ крепостных. Расследование по делу помещицы Салтыковой длилось около трех лет. Приговор Салтычихе и ее подельникам выносила сама Екатерина, поскольку никто из судей не осмелился взять на себя ответственность за решение судьбы именитой дворянки.

Досье на подсудимую

Дарья Николаевна Салтыкова родилась в марте 1730 года в семье столбовых московских дворян. Родственниками ее родителей были Давыдовы, Мусины-Пушкины, Строгановы, Толстые и другие именитые дворяне.

В девичестве Дарья Николаевна носила фамилию Иванова. Позже она вышла замуж за ротмистра лейб-гвардии конного полка Глеба Алексеевича Салтыкова, у них родилось двое сыновей. В молодости будущая изощренная садистка была на редкость красивой и при этом набожной женщиной. В 1756 году она овдовела.

В двадцать шесть лет она получила баснословное состояние, ранее принадлежавшее ее матери, бабке и мужу. Дарья Салтыкова была владелицей поместий, расположенных в Московской, Вологодской и Костромской губерниях.

Щедро жертвовала деньги на церковные нужды и раздавала милостыню, помимо этого, каждый год выезжала на богомолье к какой-нибудь святыне. В распоряжении Салтычихи находилось около 600 крепостных крестьян, 138 из них были замучены на смерть. В списке жертв Салтыковой фигурировали преимущественно женщины.

Крепостные Салтыковой в период с 1756 по 1762 гг. подали двадцать одну жалобу на свою госпожу. Все поданные жалобы проходили проверки, но Дарья Николаевна была женщиной с огромными связями в нужных кругах, поэтому участь жалующихся крепостных была предопределена с самого начала. Как только до Салтыковой доходили слухи, что кто-то из ее крестьян занимается доносами, она тут же предпринимала "меры воспитания" в отношении непослушных.

Наказание Салтыковой носили жуткий характер: одних она забивала до смерти, других отправляла на каторжные работы. Именно благодаря своим связям жестокая помещица всякий раз могла избежать наказания. Ни одна из двадцати одной жалобы на помещицу Салтыкову не достигла императрицы.

Счастливый случай

1 октября 1762 года уголовное дело помещицы Салтыковой было принято к рассмотрению в московской Юстиц-коллегии. Этому поспособствовала жалоба, переданная лично в руки императрице от двух беглых крепостных крестьян, Савелия Мартынова и Ермолая Ильина.

В конце апреля 1762 года крестьяне Савелий Мартынов и Ермолай Ильин решились на отчаянный шаг — крепостные вознамерились собственноручно передать жалобу императрице, они оба потеряли своих жен по вине Салтычихи. Екатерина получила заявление крестьян в первой половине июня того же года, в нем крепостные Ильин и Мартынов просили императрицу-матушку заступиться за крестьян, находящихся под властью Салтыковой.

В конце "писменного рукоприкладства" крестьяне умоляли матушку-императрицу не выдавать их помещице. Екатерина сжалилась над крепостными, 1 октября 1762 года дело было принято к рассмотрению в московской Юстиц-коллегии. Руководство над расследованием доверили чиновнику незнатного происхождения, не имеющему никаких родственных и деловых связей — Степану Волкову. Для чиновников более высокого ранга расследование дела было опасным предприятием. Особенно если учесть, что с одной стороны Салтычиха в Москве имела очень серьезные родственные связи, с другой, сама императрица была ознакомлена с жалобой, а это значило, что нужно представить хоть какой-нибудь результат в Санкт-Петербург. В подчинении у Волкова состоял молодой князь Дмитрий Цицианов, имевший чин надворного советника.

Следствие

Только в ноябре 1763 года удалось установить, что большинство крепостных помещицы умерли не своей смертью. Эта тайна открылась следствию благодаря записям в арестованных счетных книгах Салтыковой. Именно по ним можно было определить количество умерших крестьян и установить круг влиятельных лиц, замешанных в деле помещицы.

Из этих записей сразу стало ясно, что большинство крестьян умерли насильственной смертью и при странных обстоятельствах.

Так, неоднократно на службу горничными к помещице поступали девушки двадцати лет, которые через две недели умирали. В 1759 году тело крепостного Салтыковой Хрисанфа Андреева предъявлялось в Сыскной приказ г. Москвы с многочисленными телесными повреждениями. Расследование обстоятельств смерти крестьянина проходило с грубыми нарушениями при оформлении документов.

Исходя из документов помещицы, самыми подозрительными были смерти трех жен Ермолая Ильина, того самого крепостного, который донес на свою хозяйку. Согласно записям в домовых книгах Салтыковой, многие из крестьян были отпущены в вотчинные деревни, но все они умирали по прибытии на место или пропадали без вести. По мнению следователей, жертвами Салтыковой стали 138 крестьян.

Проверка архивов нескольких канцелярий, включая канцелярии полицмейстера, губернатора и других важных лиц Московский губернии, показала, что в период 1756—62 гг. на Дарью Салтыкову ее крепостными была подана 21 жалоба. Во всех жалобах приводились примеры побоев, результатом которых стали несколько смертей. Всех доносивших либо отправляли в ссылку, либо они погибали.

За время расследования чиновники Волков и Цицианов не раз приходили к выводу, что Салтыкова, находясь на свободе, препятствует ходу следствия: крестьяне, находившиеся в зависимости от помещицы, боялись ее и редко говорили на допросах по существу.

6 ноября 1763 г. в Правительствующий Сенат в Санкт-Петербург была направлена выписка из дела, в которой было предложено применить в отношении Салтыковой пытку. Кроме этого сообщалось о необходимости назначения управляющего имуществом подозреваемой, а также предлагалось отстранить помещицу от управления поместьями и денежными средствами с целью лишить ее возможности оказывать давление на свидетелей и давать новые взятки чиновникам. Этими просьбами следователи не ограничились и решили прибегнуть к крайней мере — произвести "повальный" обыск, в ходе которого допросить всех проживающих на данной территории крестьян.

Разрешение на пытку Салтыковой получено не было, но прочие запросы следователей были удовлетворены. Помещицу Салтыкову отстранили от управления собственным имуществом, назначив управляющего в лице сенатора Сабурова.

В начале февраля 1764 года помещице Дарье Николаевне Салтыковой было официально объявлено об аресте и предстоящей пытке. К ней был приставлен священник, который должен был подготовить арестованную к тяжелому и болезненному испытанию и возможной смерти. В обязанности священника также входило уговорить Салтыкову помочь следствию, чтобы снять грех с души. Служитель московской церкви Николая Чудотворца Дмитрий Васильев проводил беседы с Салтыковой целый месяц, но ему не удалось уговорить ее сделать чистосердечное признание.

3 марта 1764 г. Дмитрий Васильев подал рапорт в Юстиц-коллегию, в котором сообщил следователям, что Салтыкова "приготовлена им к неизбежной пытке".

Так как у следователей не было санкции на пытку, они нашли иной способ усилить давление на подозреваемую. 4 марта 1764 г. Дарья Салтыкова была доставлена в особняк московского полицмейстера в сопровождении стражи. В этот же особняк привезли палача, Салтыкову поставили в известность о том, что она привезена на пытку. Но пытали не помещицу, а совершенно другого человека, у Салтыковой на глазах. Следователи ожидали, что этот спектакль произведет на нее впечатление, но ошиблись, Салтыкова никак не отреагировала на мучения пытаемого. После очередного допроса Дарья Николаевна, широко улыбаясь, ответила следователям, что "вины за собой не знает и оговаривать себя не будет".

Степан Волков, пытаясь доказать вину Салтыковой, решил в очередной раз попросить разрешения на ее пытку, но 17 мая 1764 года получил окончательный запрет: "Ея Императорского величества Указом повелено не чинить ни ее (дворовым) людям, ни ей пыток".

В первой декаде июня 1764 г. были проведены в нескольких местах одновременно "повальные обыски". Обыски проводились в Москве на Сретенке, где находился дом Салтыковой, и в подмосковном селе Троицком. Общее число допрошенных при обыске на Сретенке составило 130 человек. К удивлению следователей, большинство допрошенных смогли назвать точные даты убийств и фамилии погибших.

При допросе дворовых крестьян Салтыковой выяснилось, что в марте 1762 года среди домашних слуг Салтыковой образовался заговор из пяти человек: братьев Шавкуновых, Тарнохина, Некрасова и Угрюмова. Они пошли доносить московским властям о преступлениях помещицы. Крепостные—заговорщики знали о том, что у помещицы прекрасные отношения с высшими чинами московской полиции, и решили обратиться с жалобой в Сенатскую контору. Ночью они выбежали из дома, но Салтыкова их хватилась и послала за ними погоню. Все пятеро беглецов были задержаны, позже в канцелярии они рассказывали обо всех убийствах людей, совершенных Салтыковой, спустя две недели их отвезли в Сенатскую контору, там они были допрошены и возвращены обратно к помещице. Бежавших выпороли и отправили в Сибирь. Кроме этого инцидента следователям удалось выяснить фамилии людей, которые были свидетелями убийств трех жен Ермолая Ильина. Большое количество людей смогли подтвердить наличие на телах умерших женщин явных повреждений.

Повальный обыск в Троицком тоже принес неожиданные результаты. Число опрошенных превышало триста человек. Следствию, стало известно о некоторых преступлениях и подельниках помещицы.

Летом 1762 года была убита дворовая девушка Фекла Герасимова. Староста села Троицкого Иван Михайлов, перевозивший труп замученной девушки, дал показания и назвал свидетелей, которые могли подтвердить его слова, в том числе полицейского врача Федора Смирнова, обследовавшего тело убитой в помещении московской губернской канцелярии.

Следствию предстояло пролить свет на гибель 138 человек, из которых 50 официально считались "умершими от болезней", пропали без вести 72 человека, 16 считались "выехавшими к мужу" или "ушедшими в бега". Сами крепостные обвинили свою помещицу в убийстве 75 человек. Но не по всем инкриминируемым Салтыковой преступлениям имелись свидетели и исчерпывающие доказательства.

Следователи пришли к выводу, что помещица виновна в смерти 38 человек и подозревается в убийстве еще 26. В гибели 11 человек Салтыкова была оправдана, следствие посчитало, что крепостные хотят оговорить свою хозяйку. В общем списке, сформированном и представленном для Юстиц-коллегии пострадавшими от Салтыковой значились 75 человек, лишь 38 из них признавались погибшими в результате телесных повреждений — побоев. Важнейший вопрос, который в то время занимал следователей — подготовка убийства дворянина Николая Андреевича Тютчева.

Тютчев долгое время состоял в любовных отношениях с Салтыковой, но жениться предпочел на другой. Оскорбленная женщина три раза покушалась на его жизнь и жизнь его жены. Приготовив кустарную бомбу с помощью крепостных, Салтыкова велела заложить ее под дом, в котором жили Тютчев с женой, но попытка провалилась дважды, так как крестьяне боялись совершать убийство дворянина.

Салтыкова знала, что неверный возлюбленный должен вскоре уезжать в Тамбов по служебным делам, и решила не упустить такую возможность. Она отправила более десятка крепостных в засаду, чтобы убить Тютчева. Но кто-то из крестьян послал дворянину анонимное письмо, в котором предостерег Тютчева. Землемер решил ехать под охраной. Когда же помещица убедилась, что вместе с Тютчевым едет стража, она решила отложить свои планы и уже более не вспоминала об этом. Информацию о покушении на Тютчева следователи сочли достоверной, помещица признавалась виновной в "злоумышлении на жизнь капитана Тютчева".

Весной 1765 года следствие в московской Юстиц-коллегии было окончено и направлено для дальнейшего рассмотрения в 6 департамент Правительствующего Сената.

Судьи признали помещицу виновной, но приговор выносить не стали, посчитав, что принять решение в данном вопросе должна императрица. Всю вторую половину сентября 1768 года императрица неоднократно возвращалась к вопросу об окончательном приговоре Салтыковой.

Технология убийства

Салтыкова Дарья Николаевна была на редкость кровожадной и безжалостной убийцей. Пытки, предпринимаемые ею в отношении крепостных, носили длительный и извращенный характер. Своих жертв Салтычиха могла мучить на протяжении суток. Если барыня уставала наносить увечья, она приказывала своим крестьянам продолжать за нее мучить жертву, отходила в сторону и наблюдала кровавое зрелище. Под страхом наказания крепостные выполняли любую волю своей барыни.

Убийства Салтычихой жен Ермолая Ильина называют самыми вопиющими. Первой супругой конюха помещицы была Катерина Семенова, в обязанность "дворовой девки" входило мытье полов. Приступ агрессии у хозяйки Катерина вызвала плохим исполнением обязанностей. Салтыкова секла ее батогами и плетьми, в результате чего Семенова скончалась. Это произошло в 1759 году.

Вторая супруга Ильина исполняла домашнюю работу, это была Федосья Артомонова. Ее судьба не сильно отличалась от предшественницы, Салтыковой вновь не понравилась работа девушки, после чего последовало стандартное наказание. Весной 1761 года девушка скончалась.

В конце февраля 1762 года была убита третья жена Ермолая. Аксинья Яковлева отличалась тихим нравом и миловидностью. На этот раз причина гнева осталась неизвестной. По словам свидетелей, помещица набросилась на девушку и начала собственноручно избивать ее сначала руками, потом скалкой, потом поленом. Девушка умерла, не приходя в сознание.

Последней жертвой помещицы в 1762 году стала Фекла Герасимова. После стандартной процедуры избиений девушку похоронили заживо. На теле пострадавшей были многочисленные гематомы, ссадины, на голове местами с корнем выдраны волосы.

Дарья Николаевна была великой выдумщицей. После избиения поленом она любила приложить горячие щипцы для завивки волос к ушам провинившихся и таскать их за собой таким способом. По рассказам свидетелей, почти у всех забитых до смерти людей отсутствовали на голове волосы. Убийства в доме Салтыковой вошли в систему примерно в 1757 году. В декабре этого года была забита до смерти беременная крепостная.

Среди жертв Салтыковой дважды фигурировали мужчины: в ноябре 1759 года в ходе суточной пытки скончался Хрисанф Андреев, а в сентябре 1761 года Салтычиха забила до смерти мальчика Лукьяна Михеева.

Приговор и исполнение

Решение по делу Салтычихи выносила сама императрица. Известны восемь черновиков приговора, составленных Екатериной Второй. Салтычиху приговорили к смертной казни, а после заменили это наказание на пожизненное заключение в подземной камере Ивановского монастыря. Помещицу лишили дворянского титула, запретив даже на суде пользоваться именем отца или мужа, все ее средства и имения были переданы ее детям. Салтыковой запретили общаться с людьми и передавать корреспонденцию, свет в камере разрешался только на время приема пищи.

В 1768 году 2 октября Екатерина Вторая отправила в Правительствующий Сенат указ, в котором было описано наложенное на Салтыкову наказание и порядок его осуществления. В указе Императрицы Дарья Салтыкова именовалась самыми уничижительными словами: "безчеловечная вдова", "урод рода человеческаго", "душа совершенно богоотступная", "мучительница и душегубица".

Салтыкова была осуждена к лишению дворянского звания и пожизненному запрету именоваться по фамилии отца или мужа. Также она была приговорена к одному часу особого "поносительного зрелища" — помещица стояла прикованной к столбу на эшафоте, а над ее головой висела надпись "мучительница и душегубица". После ее — Салтычиху приговорили к пожизненному заключению в подземной тюрьме без света и человеческого общения.

Наличие света было разрешено только во время приема пищи, а разговор — исключительно с начальником караула и женщиной-монахиней. Также своим указом от 2 октября 1768 г. Екатерина постановила вернуть двум сыновьям осужденной все имущество матери и предать наказанию сообщников Дарьи Салтыковой. Помимо Салтыковой виновными признавались: служитель церкви, священник села Троицкого Степан Петров, а также один из "гайдуков" и конюхов помещицы, к сожалению, имена этих людей в указе не фигурировали. Приговор был приведен в исполнение 17 октября 1768 г. на Красной площади в Москве.

В монастыре для Салтычихи приготовили особую камеру, которая носила название "покаянной", ее высота не превышала 2,1 м, помещение находилось под землей, в нем не было окон, свет никак не мог туда проникнуть. Заключенной не разрешались прогулки, из темницы ее выводили лишь по крупным церковным праздникам, к маленькому окошку храма, чтобы она могла слышать колокольный звон и издалека наблюдать службу. До наших времен не дошло ни одного документа, в котором бы указывалось на покаяние Салтычихи.

В подземелье монастыря Салтыкова находилась 11 лет, после ее перевели в каменную пристройку храма, в которой имелось небольшое окошко и решетка. Посетителям монастыря было дозволено не только смотреть на осужденную, но и разговаривать с ней. Есть слухи, что после 1779 года Салтыкова родила ребенка от солдата-охранника. Бывшая помещица содержалась в каменной пристройке храма до самой своей смерти. Скончалась она 27 ноября 1801 года.
Версии о психическом расстройстве Салтыковой и ее латентной гомосексуальности

Версия первая

Ученые—криминалисты и историки сходятся в одном: в случае Салтыковой налицо серьезное психическое расстройство. Есть мнение, что она была эпилептоидным психопатом. Именно у людей с таким диагнозом часто происходят вспышки немотивированной агрессии, которые приводят к самым жестоким и изощренным убийствам. Нападения на людей эпилептоидные психопаты совершают в состоянии крайнего раздражения. Этой категории лиц присущи следующие черты: беспричинное мрачное настроение, усиливающееся на протяжении длительного времени, садизм, который может проявляться как в отношении животных, так и в отношении людей, неспособность контролировать гнев даже в тех случаях, когда он представляет опасность для жизни самого психопата, невысокая сексуальная активность, склонность к накопительству, ревность, доходящая до крайних форм.

Салтыкова как нельзя лучше подходит под это описание. По отзывам современников, это была мрачная женщина с вечно плохим настроением, пребывавшая в крайней тоске. Ее садистские наклонности были ярко освещены в ходе следствия.

Покушение на капитана Тютчева служит еще одним доказательством в пользу этой версии: Салтыкова не смогла контролировать свою ревность, дошедшую до крайних форм.

Версия вторая

Из огромного числа замученных Салтыковой людей большинство составляли женщины, в основном молодые и миловидные. Есть версия, что посягательства на жизнь женщин свидетельствуют о латентной гомосексуальности Салтыковой. Многие эпилептоидные психопаты демонстрируют свою гомосексуальность через унижения и избиения сексуально интересных объектов.

Помещица Салтыкова, прежде чем напасть на свою жертву и подвергнуть ее самым изощренным пыткам, долго наблюдала за тем, как девушки моют пол. Нападала Салтычиха на своих жертв со спины и неожиданно.

[Ольга Кузьменко]

http://rusplt.ru/sub/ratings/darvinizm-11168.html
10 июля 2014, 13:53


Джон Скоупс (второй слева) в суде, 1925 год. Фото: Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru
10 июля 1925 года в Дейтоне, штат Теннесси, начался суд над школьным учителем Джоном Скоупсом, который преподавал теорию эволюции в нарушение закона штата Теннесси

Русская планета

В начале 1925 года член нижней палаты Генеральной ассамблеи штата Теннесси Джон Батлер предложил на рассмотрение законопроект, запрещающий преподавать в школах и университетах любую теорию, отрицающую учение Библии о божественном сотворении человека. Действие закона распространялось на все учебные заведения, полностью или частично финансируемые из бюджета штата. Палата представителей одобрила законопроект 28 января.

В верхней палате к инициативе Батлера отнеслись скептически, к тому же против билля выступали не только многие газеты, но и некоторые группы священнослужителей, которые не считали, что христианство нуждается в юридической защите. В начале февраля юридический комитет Сената отклонил законопроект, однако его рассмотрение было перенесено на месяц после выступления спикера сената Лью Хилла. Председатель парламента настаивал на том, что налогоплательщики не обязаны оплачивать ознакомление своих детей с теориями, способными подорвать их религиозную веру.

Дадли Малоун, Джон Нил и Клэренс Дэрроу, адвокаты Джона Скоупса, на пресс-конференции в Чикаго, 1925 год. Фото: AP

Через месяц юридический комитет пересмотрел свое решение и одобрил передачу законопроекта в верхнюю палату на рассмотрение. 21 марта губернатор штата Остин Пэй подписал акт Батлера, делавший преподавание теории эволюции незаконным. Неспособным отречься от учения Дарвина преподавателям грозил штраф от $100 до $500.

Первая жертва нового закона появилась в конце мая в Дейтоне, где проживало меньше двух тысяч человек. Местные прокуроры Герберт и Сью Хикс обвинили в преподавании дарвинизма молодого учителя Джона Скоупса, работавшего в средней школе Рея Каунти с осени 1924 года. Скоупс устроился в школу после внезапного увольнения ее директора, который по совместительству был учителем алгебры, физики и физкультуры. В апреле 1925 года Скоупс один раз заменял учителя биологии. Этот предмет в школе Рея Каунти преподавали по учебнику Джорджа Хантера «Гражданская биология». Книга содержала главу об эволюции, которая как раз и досталась Скоупсу.

Пособие Хантера явно нарушало акт Батлера, но оно было издано в 1914 году и на момент принятия закона давно одобрено властями штата. Учебник есть в интернете, и его XVII глава «Наследственность, изменчивость, размножение растений и животных» среди прочих задач урока содержит приглашение узнать «несколько методов улучшения человеческой расы с помощью евгеники и эвтеники». Помимо практических советов по выбору супруга и уходу за собой, Хантер невзначай роняет фразы о том, как избавиться от тех, кто не соответствует образу «нормального человека».

«Если бы такие люди были низшими животными, — писал он относительно воров, социально неадаптированных людей и неизлечимо больных, — мы бы, скорее всего, убили бы их, чтобы помешать им размножаться». Однако до прихода нацистов евгеника почти ни у кого не вызывала негативных ассоциаций, в отличие от подробного описания процесса развития жизни на земле и классификации человека в одном ряду с обезьянами и приматами.

Судебный процесс над Скоупсом начался 10 июля 1925 года. Присяжные фактически должны были решить дальнейшую судьбу одной из главных научных теорий, поэтому событие стало мировой сенсацией.

Главным со стороны обвинения был бывший госсекретарь и трижды кандидат в президенты США Уильям Брайан, который почти за 30 лет до этого предпочел политическую карьеру юридической. Помимо запрета теории Дарвина, которую, с его точки зрения, приверженцы евгеники использовали как обоснование необходимости стерилизации низших классов, Брайан был сторонником сухого закона. После того как Брайан покинул администрацию президента Вудро Вильсона в 1915 году, публика начала забывать политика, и процесс ему был нужен как способ напомнить о себе.

В определенной мере Брайан лично подготовил почву для принятия акта Батлера. Еще в 1921 году политик написал памфлет «Угроза дарвинизма», после чего развернул борьбу за ограничение преподавания в школах теории эволюции. К 1925 году Брайану и его сторонникам, среди которых был и Батлер, удалось добиться подготовки законопроектов о запрете на преподавание эволюции в 15 штатах.

Группу защитников Скоупса возглавлял знаменитый юрист и один из руководителей Американского союза гражданских свобод (ACLU) Клэренс Дэрроу. Он был ярым противником смертной казни, от которой спас больше ста убийц. Самыми знаменитыми его клиентами были несовершеннолетние преступники Натан Леопольд и Ричард Леб, похитившие и убившие подростка. Личный интерес убежденного антиклерикала Дэрроу состоял в полной отмене акта Батлера.

Продажа книг Антиэволюционной Лиги в Дейтоне во время процесса над Джоном Скоупсом, 1925 год. Фото: Tropical Press Agency / Hulton Archive / Getty Images / Fotobank.ru

В день начала судебных разбирательств в Дейтоне царила атмосфера карнавала. Улицы были украшены плакатами, вдоль дорог поставлены палатки с лимонадом. Местные девушки предлагали приехавшим на процесс людям купить сувенирных обезьянок, а члены Антиэволюционной лиги продавали экземпляры книги Томаса Теодора Мартина «Ад и Средняя школа». В город привезли живых обезьян, которые якобы должны были выступить на суде свидетелями обвинения, но вместо этого показывали представления на улице.

В зал суда набилось около тысячи человек, 300 из которых пришлось стоять. По бокам от судьи Джона Раулстона стояли два полицейских, размахивающих большими опахалами. Через несколько дней судья не выдержал и предложил переместить заседания на улицу под навес, где можно было разместить 20 тысяч человек.

Журналисты приготовились вести первую прямую радиотрансляцию из суда. На скамье присяжных, которых выбирали с помощью жребия, оказались только белые мужчины, большинство которых были малообразованными фермерами, и только один не ходил в церковь.

Во вступительном слове и Брайан, и Дэрроу произнесли пафосные речи; политик объявил, что «если эволюция победит, христианство уйдет», а адвокат утверждал, что «не Скоуп на скамье подсудимых, а вся цивилизация».

Обвинение вызвало семерых учеников Скоупса, которые показали, что учитель рассказывал им теорию происхождения человека и других млекопитающих от одноклеточных организмов. Свидетелями защиты выступали ученые и эксперты по религии, чьи показания широко цитировались в прессе и превращали суд в национальный урок биологии.

Допрос Уильяма Брайана (слева) во время суда над Джоном Скоупсом, 1925 год. Фото: Smithsonian Institution / AP

На седьмой день, когда судья Роулстон спросил, остались ли у защиты другие свидетели, адвокаты Скоупса вызвали в качестве эксперта по Библии самого Брайана, который, по его собственным словам, изучал Священное Писание на протяжении 50 лет. Дэрроу начал задавать ему вопросы о смысле некоторых описанных в нем эпизодов, и в результате окончательно запутал свидетеля. Если в начале допроса Брайан утверждал, что «все в Библии стоит понимать так, как оно написано», то в конце сдался и стал допускать, что Библию не всегда надо понимать буквально.

Проигрывающего политика заставили признать, что шесть дней, за которые бог сотворил землю, могли быть не 24-часовыми сутками, а периодами. В конце концов, Брайан вышел из себя и вступил с Дэрроу в перепалку, после чего его перестали пускать в зал суда, а его показания вычеркнули из протокола. Пресса широко осветила падение бывшего госсекретаря, «уничтоженного собственными показаниями».

Когда дача показаний подходила к концу, Дэрроу попросил присяжных вынести обвинительный приговор, чтобы его можно было обжаловать в Верховном суде штата Теннесси. 21 июля присяжные признали Сноупа виновным, и судья назначил ему штраф в $100.

Чудеса пиара

В большинстве российских источников «Обезьяний процесс» преподносится как вопиющая история о крайностях, до которых доходят слепо верующие люди, однако это совсем не так.

Дело в том, что ACLU, в котором состоял Дэрроу, еще в 1924 году обещал поддержку всем работникам муниципальным школ, попавшим в опалу за преподавание теории эволюции. В начале мая они сделали такое же обещание в отношении учителей штата Теннесси, чья педагогическая свобода теперь регулировалась актом Батлера. 4 мая об этом напечатали газеты, а в дейтонской аптеке, принадлежащей Фреду Робинсону, его друзья собрались для обсуждения открывающихся перспектив.

Среди участников посиделок был инженер угольной компании Джордж Рэппли, которому пришла в голову идея устроить показательный процесс, который бы дискредитировал новый закон. Преданный сторонник дарвинизма, Рэппли думал не только об общественно-политической стороне данного вопроса. Громкий процесс для такого маленького и никому не интересного города, как Дейтон, означал возможность привлечь в город множество туристов и инвесторов, что сулило предпринимателям вроде Рэппли и Робинсона неплохой барыш.

Зрители наблюдают за процессом над Джоном Скоупсом, 1925 год. Фото: New York Daily News Archive / Getty Images / Fotobank.ru

Заговорщики пригласили в аптеку Скоупса и спросили, возможно ли преподавать биологию, не затрагивая тему эволюции, на что учитель ответил отрицательно. Помимо лекарств, аптека продавала школьные учебники, и Рэппли имел возможность ознакомиться с содержанием пособия Хантера, что привело его к выводу, что все учителя биологии в штате после принятия акта Баркли превратились в преступников. Для показательного процесса нужна была жертва, и Скоупс согласился ей стать. У молодого учителя не было семьи, а в городе его любили, поэтому можно было рассчитывать на доброе расположение присяжных. Скоупс подписал признание в преподавании дарвинизма, а роль формальных обвинителей взяли на себя его друзья.

Неизвестно, сколько денег принесла Дейтону эта затея, но она точно сделала маленький город заметным на карте. Через год после вынесения приговора Верховный суд Теннесси рассмотрел поданную Дэрроу апелляцию и признал решение дейтонского суда конституционным, однако из-за нарушения технической стороны процесса дело было аннулировано. По законам штата, штрафы выше $50 должны были назначаться присяжными, а не судьей, как случилось в тот раз.

«Обезьяний процесс» не положил конец спорам о сосуществовании дарвинизма и креационизма, зато имел значительное влияние на принятие решений в законодательных собраниях за пределами Теннесси. Из 15 штатов, в которых на рассмотрении находились законопроекты о запрете преподавания дарвинизма, только два — Арканзас и Миссисипи — решились их принять. Верховный суд США аннулировал их в 1968 году как противоречащие конституции. Годом ранее в Теннесси был отменен акт Батлера, единственной жертвой которого так и остался Джон Скоупс.

Через пять дней после вынесения приговора 65-летний Брайан плотно пообедал, прилег вздремнуть и умер во сне. Для 68-летнего Дэрроу дело Скоупса было в числе последних в его практике — в скором времени он ушел на пенсию и дожил до 80 лет. Скоупс получил стипендию на изучение геологии в Чикагском университете, после чего почти всю жизнь работал на нефтедобывающую компанию.

[Eвразия Daily]

https://eadaily.com/ru/news/2017/07/...zyaniy-process
10 июля 2017
09:11

10 июля 1925 года в американском городке Дейтоне (штат Теннесси) начался судебный процесс Штат Теннесси против Джона Томаса Скоупса, более известный как «Обезьяний процесс» — суд над учителем Джоном Скоупсом. Его обвиняли в нарушении закона, запрещавшего преподавать теорию эволюции Дарвина, который к 1925 году был введен в 15 штатах.

Незадолго до этого в штате Теннесси с подачи фермера и христианского фундаменталиста Джона Батлера был принят так называемый «акт Батлера». Этот закон, запрещал преподавать в любом финансируемом штатом Теннесси образовательном учреждении «любую теорию, которая отвергает историю Божественного Сотворения человека, которой нас учит Библия, и учит вместо этого о том, что человек произошёл от животных низшего порядка». Виновного ждал штраф от 100 до 500 долларов.

Сторона защиты пыталась поставить под сомнения законность акта Батлера и добиться его отмены в судебном порядке. Американский союз защиты гражданских свобод объявил, что предоставит юридическую защиту всем, кого будут преследовать по этому закону. Учителя Скоупса представляла группа юристов во главе со знаменитым адвокатом Клэренсом Дэрроу, за год до этого защищавшим убийц Леопольда и Лёба. В команду защиты пытались привлечь даже Герберта Уэллса, но тот отклонил приглашение, поскольку был плохо знаком с судопроизводством даже в Британии, не говоря уже о США.

На стороне обвинения выступал юрист и политик, трёхкратный кандидат в президенты США Уильям Дженнингс Брайан, который был известен как вдохновитель акта Батлера и других антиэволюционных законов. На протяжении суда Брайан демонстрировал скудность своих познаний в биологии, истории и богословии, а речь одного из адвокатов защиты Дадли Филда Мэлоуна была признана кульминационным моментом процесса. Несмотря на это, Скоупс всё же был признан виновным 21 июля и приговорён уплатить 100 долларов.

Адвокаты Скоупса подали апелляцию. Верховный суд штата Теннесси не признал правоты Скоупса, однако отменил приговор по техническим основаниям: присяжные не определили размер штрафа, а сам судья не мог выносить штраф свыше 50 долларов, в то время как акт Батлера требовал штрафа не менее 100 долларов.

Процесс также вскрыл раскол в среде американских христиан между фундаменталистами, настаивающими на буквальном прочтении каждого предложения Библии, и модернистами, считающими, что наука совместима с религией в теистическом эволюционизме.

События этого знаменитого процесса послужили основой для пьесы «Пожнёшь бурю» (1955), двух одноимённых голливудских фильмов (1960, 1999), фильма «Предположение» (Alleged) (2010), эпизода «The Monkey Suit» (17.21) мультсериала «Симпсоны», а также большого количества шуток в различных изданиях.
Подробнее: https://eadaily.com/ru/news/2017/07/...zyaniy-process