http://rusrep.ru/article/2011/10/18/militia/
Участковый с 18-летним стажем — о том, как и почему МВД сгнило изнутри
Коррумпированные, жестокие, продажные, неэффективные милиционеры — в идеале именно они должны были покинуть систему МВД в ходе тотальной переаттестации. Именно ее эффективность виделась главным условием успеха всей реформы МВД. Потому что бессмысленно менять структуру, функции, полномочия, принимать новые законы, если их будут исполнять старые люди. Но чуда не произошло. Много где процесс чистки пошел не по принципу «хороший — плохой» полицейский, а по принципу «преданный — самостоятельный», «угодный — неугодный». Это подтверждает пример воронежского участкового Романа Хабарова. Уволившись из полиции, он откровенно рассказал «РР» о том, как сегодня функционирует правоохранительная система и почему нынешняя реформа недостаточно радикальна.
Филипп Чапковский, Екатерина Нагибина поделиться: 18 октября 2011, №41 (219) размер текста: aaa
Арсений Несходимов для «РР»Мы познакомились с Романом на конференции в Москве. Тогда я поймал себя на мысли, что это не может быть взаправду — настоящий мент сидит напротив меня и рассказывает о проблемах демократии в России. «Наверное, — подумал я, — это какая-то белая ворона, случайно залетевшая в монолитные ряды наших правоохранительных органов». Однако это не так.
Роман попал в милицию в 1993 году — не сумел с первого раза поступить на юрфак и решил получать юридическое образование в школе милиции. С тех пор он 18 лет рыл носом грязь воронежских дворов: сначала следователем, затем более 14 лет участковым — разнимал семейные драки, закрывал наркопритоны, охотился за грабителями, разбойниками и убийцами. То есть делал обычную каждодневную милицейскую работу. В 2007 году, ведомый исключительно любопытством, он стал участвовать в мероприятиях воронежской Школы публичной политики — одного из последних осколков фонда «Открытая Россия» Ходорковского. Съездил на несколько конференций в Москву.
Как рассказывал сам Роман, тот факт, что милиционер интересуется демократией, настолько изумлял всех, что ему выделяли гранты на зарубежные поездки почти автоматически. Так Совет Европы пригласил его в Страсбург, а затем он съездил в Вашингтон и Сент-Луис, где ему устроили визит в местное управление полиции. «Я много раз приглашал поучаствовать моих коллег, но они только отмахивались, — рассказывает Роман. — Уж не знаю, природная лень это или страх, как бы чего не вышло».
И, как оказалось, они были правы.
Что значит быть милиционером
— В начале 90-х МВД совершило две крупные кадровые ошибки. Первая — стали брать в милицию людей, не служивших в армии. И сразу школы милиции из мест, куда люди шли учиться, превратились в отмазку от армии. Я поступил в школу милиции в 93-м — первый год, когда туда стали принимать не отслуживших в армии. И нас, служивших, было всего треть курса. Со мной учился весь милицейский блатняк города: сын начальника областного ГАИ, сын начальника отдела кадров ГУВД, племянник директора рыбокомбината.
Понятно, что сразу вырос конкурс. И сразу поступать стали за взятки. Раньше в голову не могло прийти брать с милиционера деньги за поступление в школу милиции. Потому что туда, наоборот, мало кто стремился — большинство тех же пэпээсников совершенно не рвались на офицерские должности, потому что это был совсем другой уровень ответственности. Но как только школы милиции заполнили блатными, поступление стало платным.
Вторая кадровая ошибка — в милицию стали брать сокращенных из армии офицеров. В чем разница между милиционером и военным? Милиционеров всегда учили общаться с людьми, а офицеров учили командовать солдатами. А ведь солдат срочной службы имеет меньше прав, чем заключенный. И когда военные пришли в милицию, с этого и началась большая часть милицейского беспредела.
Как раз в это же время много опытных милиционеров ушло в околокриминальные структуры, службы безопасности, ЧОПы, адвокатуру. Ядро фактически пропало. Его сменили те самые мальчики, которые поступили в школу милиции за деньги, и бывшие военные.
Никогда милиционеры не отличались кристальной честностью, но никто не приходил в милицию лишь зарабатывать. Кстати, интересно смотреть, как на протяжении времени менялась милицейская терминология. Раньше, в 90-х, если была проблема — уголовное дело, административный материал, — то люди приходили к милиционеру «решать вопрос». С 2002-го это начало называться «отжать» — милиционеры начинали отжимать деньги.
Это совершенно разные вещи. Вопрос можно было не решать, и тогда дело шло своим чередом. Но никто специально уголовное дело не создавал: не находили наркотики по заказу, не приходили с проверкой, чтобы взять пакет с водкой. А недавно к нам пришел мальчик после школы милиции, и первый вопрос, который он задал, — «Скажите, где здесь у вас чего можно нахлобучить?»
Я говорю: «Ты понимаешь, что ты спрашиваешь и у кого? А вдруг весь отдел знает, что я — лучший друг начальника ОСБ (отдел собственной безопасности. — “РР”)? И, во-вторых, с чего ты взял, что тебе кто-то про свои теплые хлебные места вдруг расскажет? То есть я тебе должен бы сказать: “Ты знаешь, вот здесь вот водкой торгуют, платят тысячу рублей в месяц, здесь наркотиками торгуют, платят двадцать тысяч рублей в месяц”? Иди сам работай. Позволяют тебе твои моральные принципы брать — будешь брать, позволяют тебе профессиональные навыки добиться, чтобы тебе платили, — будут тебе платить».
Моральный дух МВД с каждым месяцем все ниже, хотя иногда кажется, что ниже некуда. В либеральных кругах есть такое распространенное мнение, что милиция — это такая оккупационная армия преступного режима. Но вот полицаи при немцах — они точно знали, что служат фюреру и великой Германии. А спросите у этих «оккупантов» — они себя сами считают армией режима? Нет. Они думают, что они — самая кинутая властью часть общества. С одной стороны, милиционеры всегда во всем виноваты, с другой — у них никаких прав нет, а с третьей — с них все равно требуют исполнения каких-то обязанностей, неважно, каким путем.
А часто получается так, что выполнять свои реальные обязанности по защите прав граждан милиционер может только незаконным способом.
Допустим, если мы приезжаем на семейный конфликт, где муж бьет жену, никаких полномочий у милиционера его задерживать нет, потому что это дело частного обвинения. Жена должна подать заявление мировому судье, суд возбудит уголовное дело, и его осудят. А в квартире нам его задерживать не за что: общественный порядок не нарушался. Но бывает так, что не задержать нельзя: уедешь, а он ее убьет. Тогда можно его задержать — написать, что ругался на улице матом.
У нас раньше на убийство приезжал следователь из прокуратуры и говорил: «Вы по мелочи (мелкое хулиганство, ст.20.1 КоАП РФ. — «РР») пока оформите убийцу, а я с утра его арестую». То есть напишите, что он на улице ругался матом. А ведь если про убийцу можно написать, что он ругался матом на улице, — значит, можно и про кого угодно. И весьма значительная часть милицейского беспредела основана на том, что милиционер по закону не имеет возможности сделать то, что должен. Милиционер поставлен в положение, когда он работу должен сделать, но при этом нарушая закон.
Поэтому милиционеры находятся в состоянии перманентного когнитивного диссонанса. В этом смысле я, кстати, за гражданского министра. Потому что разрабатывать критерии и пути реформы должны именно представители общества и государства при консультационном участии сотрудников МВД, но без права их решающего голоса. Потому что если ты дослужился до майора — ты как человек, способный объективно оценить ситуацию, закончился. Профессиональная деформация с тобой уже произошла, ты можешь искренне желать хорошего, но ты за хорошее принимаешь уже то, что тебе хорошо.
«Вихрь-антитеррор»
— Милицию погубил «Вихрь-антитеррор». До того как начались взрывы домов в Москве, у нас была нормальная милицейская работа. То есть уголовный розыск бегал, ловил жуликов, я мог себе позволить целый день просто обходить участок и вечером доложить об этом начальнику, а он не требовал, чтобы я обязательно раскрыл какое-то преступление. Сейчас я даже боюсь себе представить выражение лица начальника, прежде чем он начнет громко ругаться матом: «То есть это как это просто ходил и с людьми разговаривал?! И что же ты находил?!»
Когда после взрывов домов в Москве первый раз ввели «Вихрь-антитеррор», мы двенадцать часов в сутки работали. Преступность реально упала процентов на тридцать-сорок, потому что мы всех судимых отрабатывали, всех охотников проверяли — нет ли у них незарегистрированного оружия. Тогда было очень много оружия изъято из незаконного оборота, и это были реальные факты.
Руководству это понравилось — гляньте, какие показатели! И «Вихрь» стали растягивать на месяцы. И, кстати, вал отчетов, ежедневных справок появился именно тогда. А поскольку никакой форсаж не может длиться постоянно, все поняли, что, вместо того чтобы бегать и реально проверять охотников, можно написать справку, что ты их проверил.
И когда теперь министр докладывает, что столько-то единиц боеприпасов изъято из незаконного оборота, я догадываюсь, что 80–95% этих боеприпасов сами милиционеры принесли на то место, где они их «нашли», и что большая их часть — это патроны от автомата Калашникова или от пистолета Макарова.
Как это устроено? Допустим, прихожу я к тебе и говорю: «Давай ты как будто нашел патрон и мне его выдал». Ты освобождаешься от ответственности, потому что ты добровольно выдал имеющийся боеприпас, у тебя нет преступления. А мы изъяли боеприпас из незаконного оборота — все счастливы. А министр потом доложит где-нибудь, что мы изъяли тысячу боеприпасов. Может, кто-то и правда думает, что нашли фугасы, но большая часть изъятого — это патроны. Мы одно время все патроны «находили» сознательно на участке одного коллеги, потому что по другим делам толку от него не было. И какие-нибудь органы должны были бы поинтересоваться: почему в этом месте столько патронов от Калашникова находят? Не поинтересовались.
Реформа МВД
— Когда объявили о реформе, я относился к этому с романтическим энтузиазмом, даже замечания к закону «О полиции» писал на специальном сайте. Но когда его приняли, стало понятно, что все, реформа проваливается. Закон не сказать, что плохой, — он кодифицировал все, что милиция и так делала. Если цель была такая, то это хороший закон. Если цель была реформировать эту службу, то он вообще никакой.
Когда я поставил крест на законе, то стал ждать штатного расписания. Но и этот рубеж обороны благополучно сдали: ничего не изменилось, все, кто сидел и ничего не делал, — все остались. По указу президента центральный штат МВД — более девяти тысяч человек. Я, честно, не знаю, что все эти люди могут делать, какую реальную работу. А девять тысяч — это десять полноценных ГУВД.
Нынешнее руководство гордится тем, что повышает зарплаты. И действительно, для Воронежа оклад в 33 тысячи рублей для только что пришедшего лейтенанта — это много. Я со своим 18-летним стажем в милиции и 14 лет участковым получал 19 тысяч. Есть такая идея, что, получая такие деньги, сотрудник МВД будет ими дорожить и не будет нарушать закон. Думаю, это — миф. Я могу точно утверждать, что если сохранится нынешняя система отчетности, то с повышением зарплаты полицейского беспредела станет только больше. Потому что останется человек на работе или нет, зависит не от того, как он выполняет закон и свои обязанности, а от отношения к нему начальства. В новом законе «О полиции», кстати сказать, возможностей уволить подчиненного у начальника гораздо больше, чем было раньше. Так что исполнение приказов будет на первом месте.
Вот простой пример. Когда 1 марта вступил в действие закон «О полиции», наше начальство просто с ума посходило и заявило: кто в этом месяце не раскроет наркотики, тот в полицию работать не пойдет! То есть еще аттестация даже не проводилась, а они это твердо заявили. И, естественно, для многих встал вопрос: где взять эти наркотики? Настоящих наркоманов на всех не хватит — значит, надо их кому-то подкинуть.
Сейчас человек, думая, подкидывать или не подкидывать наркотики, рискует десятью тысячами в месяц. То есть не подкинет — будет плохая отчетность и его уволят. Но, в принципе, десять тысяч он может заработать и в другом месте. А когда ему повысят зарплату, он уже будет рисковать 30 тысячами в месяц. Ну, а если зарплата у него будет 100 тысяч в месяц, он у директора школы наркотики найдет.
Вообще, очевидно, что на каком-то уровне начальство перестает понимать реальные процессы, которые происходят в системе. И я пока не могу понять на каком. Ведь эти люди тоже работали когда-то «на земле».
Наркотики
Арсений Несходимов для «РР»
— На самом деле наркотики подкидывают редко. Хотя бывает и такое: подберут пьяного, он приходит в себя, а у него уже при понятых наркотики изымают. Был случай, сотрудники вообще хитро сделали: оформляют человеку хранение наркотиков, он отказывается, они предлагают ему закурить — а там конопля. Повезли его на освидетельствование, а у него канабиноиды в крови. Но переборщили — как раз той дозы, которую он скурил, у них не хватило для уголовного дела.
Но чаще, когда необходимо выполнить план по раскрытию, договариваются. Особенно линейные отделы — транспортная милиция — этим грешат, потому что где у них там, на вокзале, наркоманов найти? Они ездят «по земле», договариваются с бомжами: «Даем тебе 500 рублей, находим у тебя наркотики. Ты получаешь свои полгода условно, тебя все равно не сажают, а мы получаем премию — и всем хорошо». Ко мне ребята из ЛОВД иногда приезжали и говорят: «Ром, где у вас тут бомжи в подвалах живут — нам опять показатели нужны».
Если подбрасывают наркотики, то так, чтобы чуть превысило дозу, по которой можно дело возбуждать. Просто смешно. До 2004 года дело возбуждали при наличии более 0,1 грамма марихуаны. И тогда у задержанных изымали 0,2–0,3 грамма. Потом норма выросла в 200 раз, стало 20 грамм. Сразу стали находить по 22–23 грамма. Что любопытно, с 6 мая 2004 года решение вступает в силу — и уже с 8 мая изымают бóльшие дозы. И пусть мне кто-нибудь объяснит, почему это вдруг жулики-наркоманы стали так внезапно носить больше? Специально, чтобы уголовное дело на себя повесить? Причем если 6 грамм — это примерно сигарета, то есть можно представить, что у человека такая доза есть с собой, то 20 грамм конопли — это правда много. Потом норма стала 6 грамм. Теперь изымают по 6,5–7 грамм, а по двадцать уже почти не находят.
Почему так делают? Потому что у нас вся работа в показатели превратилась. Есть план: в месяц «сделать» пять дел по наркотикам — к концу месяца у пяти человек найдут коноплю. Как ее будут находить, неважно.
Я говорю про коноплю, но по наркотикам у каждого региона своя специфика. У нас в Воронеже мало тяжелых наркотиков, потому что город нищий. У нас героин изымают два-три раза в год, и это для города событие. А показатели-то все равно нужны. А в общей статистике неважно, что было изъято — героин или конопля. Мне рассказывали, что иногда милиционеры сами ездят собирают коноплю у нас в пригороде. И якобы были случаи, когда их там ловил наркоконтроль с видеокамерой. Во смеху было!
Потом конопля удобна тем, что сама растет. В последнее время прокуратура на каждый факт задержания с наркотиками старается возбудить дело по статье «сбыт». Даже если наркоман говорит: «Я нашел», — они считают: ведь кто-то сбыл. У них — галочка, у нас — нераскрытое преступление. А про коноплю всегда можно сказать: «собрал в поле». И все — съездили, осмотрели это поле, составили протокол.
Я однажды делал такой осмотр зимой. Холод, снег. Где эта конопля росла? Но в протоколе пишем: «Местом происшествия является поле в районе села Масловка на расстоянии таком-то от дороги, в поле грунт покрыт снегом. Присутствующий при осмотре такой-то показал, что именно тут летом он собрал коноплю». Все довольны.
Места, где торгуют наркотиками, как правило, хорошо известны. Но как все происходит на практике? Появляется, допустим, точка. Во-первых, того, кто торгует, уголовный розыск берет на связь. Абсолютно все барыги стучат, и даже многие оформлены как агенты. Потом «из-под него» начинают задерживать тех, кто у него покупает, с наркотиками. Набирается некоторое количество фактов хранения наркотиков. А потом барыгу арестовывают и на нем самом делают «сбыт». В тот период, когда покупателей задерживают, а самого торговца не трогают, с него уголовный розыск может брать не только информацией, но и деньгами. Это не изменилось. Просто раньше это могло длиться полгода, могло — год.
А то, что они не сразу закрывали точку сбыта, всегда объяснялось так: «Ну, а чего жалеть наркоманов». Никто же не думает, что твоему брату или сыну продадут. Следователь или опер исходит из того, что покупают деградировавшие, опущенные наркоманы — и хрен с ними, чем быстрее они исколются, тем лучше. Закрыли — появляется другая точка. И все заново.
Я иногда с уголовным розыском конфликтовал, говорил: «Ребята, для того чтобы этот барыга не торговал, я день простою у его квартиры, второй. Понятно, что он за железной дверью, я к нему не пробьюсь, но я буду просто каждого наркомана заворачивать — и больше никто к нему не пойдет». После таких разговоров начальник уголовного розыска выходил на начальника участковых и объяснял: мол, точку мы не закрываем исходя из «оперативных целей». И я уже ничего сделать не мог.
Участковый вообще не может закрыть точку сбыта наркотиков. Его компетенция — притоны, там, где употребляют наркотики. Когда появился Госнаркоконтроль, закрывать их стало проще. Если участковому для возбуждения дела надо три раза в одной квартире задержать наркоманов и доказать, что хозяин имел с этого выгоду, то наркоконтролю так можно сделать всего один раз.
Но наркоконтролю тоже отчетность нужна. Поэтому у меня были случаи, когда выявляли притон там, где, конечно, жили нехорошие алкоголики, но вообще в жизни ни одного наркомана не было. Мне как участковому это было в минус. Поэтому я тогда звонил дознавателю из ФСКН и говорил: «Значит, давайте договоримся — мы вам формальный ответ пошлем, мол, провели профилактическую работу, строго указали и тэ пэ, а вы возражать не будете. Потому что, если вы будете возражать, я всех соседей опрошу и докажу, что там в жизни никогда наркоманов не было. И тогда объясняйте, как они туда попали».
Пытки
Арсений Несходимов для «РР»— Бьют жуликов в полициях всего мира. Речь не идет о том, что взяли человека и начали его бить ногами от скуки или чтобы он взял на себя чужое преступление. Случаи, когда «давай этого возьмем, его изобьем и на него повесим», мне лично не известны. Если такое и есть, то, наверное, в отношении совсем уж деклассированных элементов, тех же бомжей. Тут весь вопрос в том, что такой «преступник» ненадежен, он может на следствии отказаться от всех показаний, сказать, что его били, а уж на суде — точно.
Поэтому если взяли человека, которого подозревают в убийстве, то его бьют не для того, чтобы он сказал: «Я убил», — а чтобы сказал, куда ножик дел, которым зарезал.
Вот пример. Человек задержан за разбой. Опера с ним «работали», и три раза он давал ложные сведения о том, где спрятал похищенное. Мы туда приезжали, он выходил из машины и кричал родственникам: «Меня убивают, спасите!» С боями отбивали его, увозили обратно. Снова они его там пытали-пытали. И только на четвертый раз он рассказал, в каком погребе спрятано. Если бы не били, никогда бы это преступление не раскрыли.
Или еще. Выезжаем ночью, в переулке шум и крики. Я, опер и водитель бежим туда. Навстречу мужик с баулом. Берем его. Из переулка выбегает женщина, кричит: «Милиция!» А милиция уже тут! Выясняется: шел наш жулик, трижды судимый, смотрит, сумка на машине, он ее — дерг. У машины сигнализация сработала. Он бежит, сигнализация орет, за ним люди бегут. Рассказывает: «Я, товарищ начальник, ничего не делал. Иду я, значит, догоняю мужика с сумкой, он говорит: “Друг, хочешь червонец заработать?” Я говорю: “Да”. — “Помоги мне сумку донести”. И мы идем. Вдруг шухер, крики. Он — в переулок, а на меня менты выбежали».
Сидим на первом этаже в кабинете участковых, а розыск у нас на втором. Кстати, в милицейских отделах розыск, как правило, занимает самый высокий этаж — чтобы крики были меньше слышны. Я говорю: «Слушай, ну ты ведь три раза сидел уже, ты же понимаешь, что сейчас бить будут?» — «Понимаю». — «Ну, и какой смысл? Время — час ночи. Давай, ты показания даешь, и все ложатся спать». — «Нет», — говорит. Опера забрали его, через час приводят, он пишет явку с повинной. Я говорю: «Ну, вот стоило оно того?». — «Я думал, выдержу!» Вот позиция жуликов, которых приходится бить: некоторые из них думают, что выдержат.
Часто изобретаются специфические ноу-хау, не только классический противогаз применяют. Например, в одном подразделении милицейском был снаряд, который назывался «славка». Это была сваренная из металлических уголков реально скамейка, в смысле без спинки, где привязывали человека за руки к одной стороне. Одну ногу прицепляли к одной ножке, а потом перекидывали веревочку и другую ногу тянули за эту веревочку, растягивая ему пах. Это жутко больно. При этом никаких следов не оставляет. В чем главное достоинство (я сейчас говорю о технологии, а не о законности или нравственной стороне, потому что понятно, что это абсолютно незаконно)? В том, что причиняется непрерывная боль. А непрерывная боль отличается от той, что бывает, когда вас бьют. Вас ударили, а потом не бьют — у вас есть время собраться. Снова вдарили, снова не бьют. А когда непрерывная боль, то у тебя нет возможности даже думать: весь мозг поражен только одним — вот этой болью, и тем, как сделать все, чтобы ее не стало.
Да, бывают в милиции и патологические садисты, которые делают это, потому что им нравится людей бить. Особенно этим грешат всякие военные и омоновцы, которые переходят в розыск. У нас был один такой — бил, пока кто-нибудь не придет и не заберет у него задержанного: «Хорош ерундой заниматься».
Но, повторюсь, в большинстве случаев милиционеры, которые бьют, исходят из внутреннего убеждения, что перед ними преступник.
Бывают, конечно, ошибки. У меня на территории как-то убили одиннадцатилетнюю девочку. Двенадцать ножевых ранений нанесли, раздели полностью и украли 50 тысяч рублей. Возникло подозрение, что это совершила группа наших несовершеннолетних. И вот их очень жестко отрабатывали: выбивали двери ночью дома, забирали, били жестоко. Дело вела областная прокуратура. Пришли их мамы ко мне, говорят: «Вы же наш участковый, защитите нас». Я говорю: «Мне вас что, от областной прокуратуры защитить? Я что — должен прийти к следователю прокуратуры и сказать: я гарантирую, что это не они»?
И я им сказал: «Вы в Воронеже не найдете по этому поводу правды. Потому что, как только вы станете рассказывать, что ваших детей били, вам скажут: вы хотите, чтобы извергов, которые такое сотворили, мы пожалели за то, что их отшлепали оперативники? Поэтому езжайте выше, где это не имеет такого общественного резонанса». А потом нашли настоящего преступника.
Статистика и приписывание
Арсений Несходимов для «РР»— Показатели — вот что убивает все МВД, вот главная причина деградации. Потому что неважно, что ты реально делал, важно, какие у тебя показатели. А как делаются показатели?
Ну, например, часто жулики берут на себя чужое. С ними чаще всего договариваются — кому-то наркотики приносят, кому-то еще что-нибудь. Есть задержанный за 20 доказанных квартирных краж. И вот его возят из СИЗО по всем отделениям милиции, в результате краж оказывается семьдесят. Потому что украл он на пять миллионов или на пятьдесят — ему же все равно: он никогда не выплатит эти деньги никому. А на срок это не влияет: ему и так по максимуму лет восемь дадут — хоть двадцать, хоть сто будет краж.
И все все понимают, даже судья, как правило. Но формальности же все соблюдены. Преступления как бы раскрыты.
Еще часто пишут явки с повинной, сидя в зонах. Потому что, во-первых, это для заключенного развлечение — это же тебя из зоны вывезли, вокруг тебя опера танцуют: «Сережа, скажи, а вот это не ты сделал? А может, это тоже?» Сережа, естественно, спрашивает: «А что мне за это будет?» — «А чего тебе надо?» — «Мне выпить и с девушкой встретиться». И вот тебе, пожалуйста, выпить, вот закусить, вот девушка в РОВД приходит. Свидание в СИЗО или в тюрьме — это какая-то невероятная вещь, а тут — пожалуйста. Ведь если какая-то женщина пришла в РОВД, она же не к нему пришла, кто знает, что она там у опера в кабинете делает. И опять всем хорошо: и Сережа отдохнул, и раскрытие есть.
Прямо на моих глазах МВД как функционирующая структура деградировало, уничтожалось изнутри. Я помню, у меня участковые поймали бомжа, который где-то украл мобильный телефон. Вечер. Начальник службы участковых говорит: «А я же велел кражу из магазина раскрыть». Знаете, кстати, как они «раскрываются»? Берут человека, того же наркомана, говорят: идешь туда, берешь вот это, а на выходе мы тебя задерживаем.
А еще можно «сделать» грабеж. Для этого нужно, чтобы человек, держа в руках бутылку, в открытую бежал через кассу. А на выходе его уже участковый ждет — опа, грабеж раскрыт! Восемь лет назад такого вообще не было, нам и в голову не могло такое прийти.
У меня есть знакомый опер — специализируется на раскрытии квартирных краж. Он рассказывал, что, когда приезжал на происшествие, всегда в ходе осмотра какую-нибудь незначительную, но приметную вещь — ножичек, старые часы типа «Победы» — тайком уносил с собой. Такую, что и ценности особой не представляет, и в то же время потерпевший опознает и скажет: точно мое. А потом, когда жулика находили, у него это «изымали» — и все, доказательства существуют. И потерпевший доволен — ну как, его вещь у преступника нашли.
И так будет всегда, пока будут считаться цифры. Сотрудник может быть хорошим, может быть плохим, но все, что может быть укрыто, он будет укрывать, потому что это — логика его работы.
Как оценивать работу милиции
— С тем, что нынешняя форма отчетности — главная причина деградации МВД, соглашаются все, но правда и то, что большинство милиционеров искренне не понимают, как их самих оценивать по-другому.
Арсений Несходимов для «РР»
Я про это много думал и точно знаю, как можно оценить работу двух служб — ППС и участковых. Пэпээсников — по числу уличных преступлений в районе патрулирования. Понятно, что вы можете быть в одном месте, а на человека напали в другом. Но это один случай, а статистика за месяц все равно даст информацию к размышлению, поможет установить, что, ребята, вот почему-то, когда вы дежурите, тут все время грабят. Два варианта: либо вы не дежурите, либо содействуете. Эта система оценки не вызовет практику отказов в возбуждении уголовного дела. Ведь если меня здесь избили и ограбили, то писать заявление я приду не к ним, а в РОВД, и патрулирующие никак не могут повлиять на то, заявит человек о преступлении или нет. А в РОВД его примут, потому что оценивать по этому заявлению будут не тех, кто принял, а постовых.
Знаю, как выстроить систему оценки работы участковых: только путем опроса населения. У нас есть два единых дня голосования в стране — зимой и весной. Какие бы выборы ни были — ну, добавьте еще один листик к бюллетеням, пусть народ оценит работу участкового. Это пока еще не выборы участкового, но тоже полезно было бы.
Но я знаю, почему этого не будет сделано: а как потом уволить участкового, которого 90% населения оценило хорошо? В нашей, милицейской среде очень часто говорят: да все алкоголики, дебоширы будут против. Я говорю: «На каждого алкоголика, который против тебя проголосовал, будет целая его семья, которая за тебя, если ты к нему меры принимал. И наоборот, если ты приходил к Васе и говорил: “Васек, да чего ты, да ну, бабы — дуры”, — конечно, этот Васек будет за тебя. Но все эти “бабы-дуры” — они против тебя проголосуют».
Вот как уголовный розыск оценить, я пока не придумал. Но это технический вопрос. Есть способ, когда начальник должен сам оценить работу своих подчиненных. Но нынешним нашим начальникам я боюсь такое доверять, потому что, если только от них будет зависеть, каким полицейский будет считаться — плохим или хорошим, там такое начнется…
Переаттестация
— Кто непосредственно отвечал за переаттестацию — это одна из самых больших загадок. Когда мы задавали вопрос, а кто, собственно, писал этот аттестационный лист, нам говорили: это ваши руководители. При этом начальник отдела, который на меня вроде составлял аттестацию, сам не был аттестован на свою должность.
На милицейских форумах много пишут о каких-то чуть ли не взятках в процессе аттестации. Но, допустим, назначение на должность участкового или оперуполномоченного в Воронеже никогда не было денежным делом. То есть никогда в отделах кадров за назначение на такую должность денег не просили, потому что, в отличие от ГАИ, на эти должности никогда особенного конкурса не было.
С другой стороны, у меня товарищ в ОБЭП работает, он говорит: вот наши уэсбэшники (сотрудники управления собственной безопасности. — «РР»), условно говоря, 200 тысяч рублей просят за аттестацию. Это, как правило, касается гаишников и оперуполномоченных по линии экономических преступлений — против них ну обязательно что-нибудь будет. Там, по слухам, скандал был на аттестации какого-то омоновца или собровца. Уэсбэшник встал и говорит: у нас против него есть оперативная информация, что он там чего-то нехорошее делает. А он в ответ говорит: а у меня против любого из вас есть информация. И, значит, вроде поскандалил, а потом его молча заочно аттестовали.
У большинства аттестация проводилась именно в заочной форме. Твой руководитель представляет на тебя характеристику, ее обсуждают, и все — утверждают или не утверждают. Но некоторых вызывали на комиссию. Меня, например.
После первой части разговора попросили выйти. И там заместитель начальника городского управления по кадрам — я это уже потом узнал — озвучил, что вот нам из ФСБ пришла информация, что он ездил за границу и продал родину. Я уже после переаттестации добрался до какого-то там начальника отдела ФСБ, который курирует милицию, и он сказал: «Нам ваша аттестация до лампочки, мы ей не занимаемся. Никаких бумаг мы не направляли. И вообще, если бы мы имели информацию, что ты продал родину, мы бы не стали твоему начальнику об этом сообщать, а сами бы тебя арестовали».
Но тогда я вернулся на аттестацию, и у меня спросили: «Какие у вас политические взгляды?» Я говорю: «Демократические». — «А что такое демократия?» Хорошо, рассказал там что-то, что это власть народа. Они дальше: «Как вы относитесь к политическим партиям?» — «Ни в одной не состою». — «А вы за границей были?» — «Да».— «И где?»
И я рассказал: во Франции в прошлом году, в этом году в США. «А как вы туда попали?» Я рассказал, что есть программа «Открытый мир», совместная российско-американская, начинал ее академик Дмитрий Лихачев. «А академик Лихачев ее как частное лицо начинал или как кто?» — спрашивают. Я говорю: «Ну, надо было спросить, наверное. Только он умер. Но я знаю, что программа легальная, меня Московская школа политических исследований номинировала на поездку». — «А что это за организация такая?» Рассказываю. «А кто ее учредители?» — «Не знаю». Это потом я посмотрел попечительский совет: Косачев, Маргелов, Лукин (соответственно председатель комитета по международным делам Госдумы; председатель комитета Совета Федерации по международным делам; уполномоченный по правам человека. — «РР»). Хотя я подозреваю, что большинство из этих людей даже не знают, кто такой Косачев.
А одна дама, что сидела в зале, и говорит: «Это, наверное, что-то типа семинаров “Орифлейм”». Ну, а главный вопрос, который комиссию возбудил, — почему вот вам прислали приглашение, а нам не прислали?
В итоге не аттестовали меня. Говорят: «Вас даже с должности когда-то снимали». Я говорю: «Ну, это было в 95-м году, когда я учился в школе милиции. У нас группа курсантов сбежала, и ясно, что все наряды наказали и меня тоже. А школу я потом окончил с красным дипломом». «Да, это мы видим, — отвечают, — но ведь был же такой факт». И потом, говорят, у вас взысканий больше, чем поощрений.
«Вор должен сидеть в тюрьме»
Арсений Несходимов для «РР»
— У нас живут по морали, а не по закону. И в этом смысле фильм «Место встречи изменить нельзя» нанес огромный, непоправимый вред всей милиции. В книге ведь, если «Эру милосердия» почитать, Жеглов — почти отрицательный персонаж, отживающий тип опера, а Шарапов — образец милиционера нового времени. Но Высоцкий за счет своей харизмы все перевернул. И во многом деградация нашей милиции происходила из-за убежденности в верности формулы «Вор должен сидеть в тюрьме»: неважно, какой там закон, какие формальности, — должен сидеть.
В УПК прописано, что все люди, принимающие процессуальные решения, — судьи, следователи, прокуроры — оценивают доказательства «по внутреннему убеждению». Это правовой термин. Так и у нас. Есть внутреннее убеждение. И есть преступления, которые милицейская мораль не признает преступлениями. Бить жулика — не преступление. А разве Жеглов совершил преступление с точки зрения морали, когда подкидывал кошелек Кирпичу? На милицейском форуме опрос проводился: 75% действующих сотрудников милиции ответили, что прав Жеглов, а Шарапов неправ. То есть нарушить закон напрямую с хорошими целями можно, с плохими целями — нельзя. Но мы же понимаем, что хорошая цель или плохая, таким образом, определяю я сам.
И есть несколько психологических стадий, по которым идет трансформация сотрудника милиции.
Первый шаг: ловим карманника, который успел выкинуть украденный бумажник. Просто берем и кладем ему его назад — ведь если не положить, то дела не будет, суд тебе не поверит.
Второй шаг: вообще-то он карманник, но мы его никак поймать не можем, поэтому берем и подкладываем ему кошелек. Логика: а что, позволять, чтобы он и дальше людей обирал?
Третий шаг: он не карманник, вообще-то, а педофил или преступный авторитет — его же надо как-то в тюрьму сажать. И мы ему подкладываем кошелек. Или гранату. Преступных авторитетов всегда брали с гранатами или пистолетами. У нас был реальный процесс: человека взяли из дома в майке и шортах. Мне опера рассказывали, что трижды эта граната выпадала. Он уже с загнутыми руками, ему опер за пазуху кидает гранату, говорит: «Понятые, посмотрите!» — и не успевает ее снизу прихватить, и она выпадает. И только на третий раз сначала ему майку прижали, а потом кинули гранату. Дело было летом, а суд был зимой. На суд ему адвокат принес ту одежду, в которой он был, и говорит: «Если сейчас этот сотрудник покажет, где хранилась граната у человека, то мы признаемся». В итоге человека оправдали. Но при этом огромное количество преступных авторитетов реально пересажали именно таким способом.
Четвертый шаг: он не преступник, но, вообще-то, сволочь, грязный негодяй — подкидываем ему наркотики.
И самый последний этап: он не преступник, но он мне должен денег, он обидел мою девушку, он залил мою квартиру, он не отдал долг моей маме — он должен сидеть в тюрьме.
Если от первого шага посмотреть — до последнего, кажется, пропасть. А пошагово дорога проходится легко. Порог переступания через закон очень низкий, не только в милицейской среде, а вообще в народе.
Последний раз редактировалось Chugunka; 27.11.2017 в 07:48.
Чем полиция похожа на покойника? Видимо, тем, что о ней можно говорить или хорошо, или ничего.
Виктор Дятликович поделиться:
27 октября 2011
размер текста: aaa
Глава ГУ МВД по Воронежской области Александр Сысоев заявил, что бывший воронежский милиционер Роман Хабаров, который в интервью "РР" откровенно рассказал о методах работы наших правоохранительных органов ("Милиция деградировала на моих глазах", № 41 за 2011 год), должен понести наказание. По данным "РР", в отношении Хабарова хотят возбудить уголовное дело.
– Я уже дал показания в следственный комитет, – заявил на своей пресс-конференции Александр Сысоев. – Теперь на допрос вызовут Романа Хабарова, где он должен будет ответить за всё, о чём говорил в интервью. Мне непонятно одно: если он знал о пытках, которые были в отделе, то почему никому из руководства не докладывал об этом.
По информации «РР», руководство ГУ МВД области и УВД Воронежа обсуждают возможность возбуждения против Романа Хабарова уголовного дела по обвинению в экстремизме – «возбуждение ненависти против социальной группы». Сам Роман Хабаров сообщил «РР», что пока никаких вызовов на допрос не получал. В следующую среду, 2 ноября, в Москве он примет участие в дискуссии о состоянии российской милиции в рамках проекта «Среда "Русского репортера"».
В пресс-службе ГУ МВД по Воронежской области "Русскому репортеру" сообщили, что по фактам, изложенным в материале, назначена служебная проверка.
Между тем на сайте сотрудников МВД идет активное обсуждение интервью в «РР». Показательным является голосование, из результатов которого видно, что большинство участников дискуссии считают поступок Романа Хабарова правильным.
Полицейские убийства после Евсюкова. Мартиролог 2009–2012
http://slon.ru/russia/politseyskie_u...2-772122.xhtml
Дмитрий Колбасин
Полицейские убийства после Евсюкова. Мартиролог 2009–2012
Как поступить, если менеджер компании уволился и унес с собой единственный файл с базой клиентов в Excel?
Объявить награду за его голову, запостить во все социальные сети.
Махнуть рукой: придут новые клиенты, никуда не денутся.
Потратить на регистрацию 1 минуту и начать пользоваться, простой «облачной» CRM-системой.
Между расстрелом майором милиции Евсюковым людей в московском супермаркете и гибелью после полицейского изнасилования бутылкой Сергея Назарова прошло почти три года. Год из них страна живет при полиции, а жалоб на пытки, если смотреть статистику обращений в российские правозащитные организации, меньше от переименования не стало. Гражданские активисты решили составить своеобразный «мартиролог» убитых мили-полицейскими после Евсюкова и до Назарова, посмотреть, какие наказания понесли убийцы, их начальники, и вынесла ли российская правоохранительная машина урок из самой громкой МВД-трагедии.
Конец генералов
Когда в июле 2008 года в камере ИВС на Московском вокзале был зверски убит после пыток Сергей Монин, никто не только не думал снимать главу ГУВД Петербурга – обвиняемый в гибели задержанного конвоир, прапорщик милиции Лев Дмитрюк в 2009 году был успешно оправдан. Не беспокоился об отставке в том же 2008-м и министр МВД Татарстана, когда сотруднице администрации президента республики Ильсияр Фалахеевой выдали тело сына-студента Академии госслужбы, найденного в отделе милиции в луже крови с рваной раной на руке до костей. Вместе с трупом женщине отдали разодранные в клочья пиджак, брюки и трусы сына. Уголовное дело возобновили только сейчас, когда прогремело дело Назарова.
Но это все было до Евсюкова и то, что было допустимо в 2008–2009 годах, в 2012 уже не пройдет. Глава ГУ МВД по Петербургу и Ленобласти, генерал-полковник полиции Михаил Суходольский после гибели 15-летнего Никиты Леонтьева не удержался в своем кресле. А участковый 75-го отдела полиции Невского района Петербурга Денис Иванов, обвиняемый в истязании до смерти черенком от швабры Леонтьева, вряд ли рассчитывает на снисхождение, подобное Дмитрюку.
В октябре 2009 был отстранен от должности из-за двух милицейских инцидентов со смертельным исходом министр внутренних дел Тывы, генерал-майор милиции Виктор Лесняк. 24 октября находившийся в состоянии алкогольного опьянения оперуполномоченный республиканского УБЭП, старший лейтенант Аян Павлов в республиканском наркологическом диспансере из служебного пистолета Макарова выстрелил в лицо задержавшему его сотруднику ГИБДД Мурату Кунзеку и четыре раза – в его коллегу Сурена Серенбиля, после чего застрелился. Кунзек от полученного ранения также скончался. На следующий день инспектор ДПС Борбак-оол Баир из пистолета Макарова выстрелил в шею 17-летнего одиннадцатиклассника, который позже умер в больнице. Прошедшая навылет пуля попала в сидевшую в автомобиле рядом со школьником девушку, которая в тяжелом состоянии с ранением к живот была доставлена в реанимацию. В результате, после двух судебных процессов, в июне 2011 года Верховный суд Тывы изменил приговор осужденному к трем годам и трем месяцам лишения свободы Борбак-оол Баиру и разрешил ему отбывать наказание в колонии-поселении.
В январе 2010 года лишился должности и начальник УВД Томской области, генерал-майор милиции Виктор Гречман, после того как в вытрезвителе Томска милиционер Алексей Митаев изнасиловал до смерти ручкой от швабры журналиста Константина Попова. В феврале 2011 года Митаев был приговорен к 12 годам лишения свободы.
После смерти в Казани в результате общения с полицейскими Сергея Назарова на посту пока держится глава МВД Татарстана Асгат Сафаров. Но из кабинета министров его поспешно указом президента Татарстана вывели, а обвиняемые в гибели задержанного понимают, что им светит по максимуму.
Хроника мартиролога
21 мая 2009 года подвыпивший снайпер отряда милиции особого назначения УВД Приморского края Владимир Прокопенко возле ночного клуба забил до смерти 35-летнего автомеханика Александра Васильченко. У погибшего остались жена и двое малолетних детей. 25 августа 2009 года Приморский краевой суд оставил в силе решение Ленинского райсуда Владивостока, приговорившего милиционера к 7 годам колонии строгого режима и выплате полумиллиона рублей вдове и 200 000 рублей сестре погибшего в качестве компенсации морального вреда.
12 октября 2009 года оперуполномоченный отдела уголовного розыска криминальной милиции ОВД Омской области, лейтенант милиции, 21-летний Александр Мец, отпросившись пораньше с работы и захватив табельный пистолет Макарова с 16 патронами, застрелил свою девушку Анастасию Белкину. Застрелив также подвозившего его таксиста, Мец покончил жизнь самоубийством.
10 марта 2010 года сотрудница конного патруля в Самаре Лидия Котова приковала наручниками к лошади бывшего депутата Куйбышевского горсовета Георгия Кутузова. Коня понесло, Кутузов получил многочисленные травмы головы, от которых позже скончался. Суд приговорил Котову к 4 годам условно. Вопрос о денежной компенсации семье погибшего (первоначально присудили 230 000 рублей) решается до сих пор.
2 мая 2010 года пьяный сержант милиции роты отдела вневедомственной охраны при ОВД по городу Октябрьский (Башкортостан) Владислав Симухин из табельного пистолета Макарова убил выстрелом в голову подрабатывавшего частными извозом школьного учителя Альберта Мухаметзакирова. 20 декабря 2010 года Кировский районный суд Уфы признал милиционера виновным в убийстве и приговорил к 10 годам лишения свободы в колонии строгого режима.
9 мая 2010 года в межрайонном медвытрезвителе Читы после побоев скончался 28-летний Андрей Чередов. Друг, доставленный с ним в заведение перед праздничным салютом, передал слова одного из милиционеров: «Его надо было выбросить на улицу, якобы помер от сердечной недостаточности». 6 марта 2011 года Ингодинский районный суд Читы приговорил инспектора-дежурного медвытрезвителя, младшего лейтенанта милиции Андрея Журавлева к 9 годам колонии строгого режима и возмещению 800 000 рублей матери погибшего.
6 августа 2010 года участковый уполномоченный полиции Сергей Белокобыльский из Сарова избил прошедшего «горячие точки», имевшего боевые награды и ранения десантника Сергея Титорова, заставляя его подписать протокол об административном правонарушении. Получивший множественные кровоподтеки, перелом трех ребер и разрыв селезенки Титоров скончался на следующий день в реанимации городской клинической больницы. 18 апреля 2011 года Саровский горсуд вынес оправдательный приговор милиционерам Белокобыльскому и Щукину. Нижегородские правозащитники добились отмены этого приговора, в итоге на новом рассмотрении дела вина Белокобыльского была доказана, и 27 февраля 2012 года он приговорен к 4 годам лишения свободы.
1 октября 2010 года начальник отдела по борьбе с имущественными преступлениями Московского РУВД Санкт-Петербурга Илья Гальчук со своими подчиненными, по версии следствия, жестоко избил задержанного Дениса Выржиковского. Фотографии синюшного от побоев молодого человека, сделанные незадолго до его гибели, шокировали интернет. Уголовное дело в отношении шести сотрудников милиции в настоящее время рассматривает Московский районный суд Петербурга.
10 ноября 2011 года во время празднования дня полиции около местного кафе был избит 19-летний инвалид Мамука Кахишвили. Друзья утверждают, что молодой человек хотел поинтересоваться, если ли в кафе свободные места, а подвыпившие полицейские решили наказать его за наглость. По дороге в больницу парень скончался. В ГУ МВД по Самарской области же заявили, что погибший числился в федеральном розыске, а сотрудники полиции проводили его задержание. На сегодняшний день возбуждено уголовное дело в связи с превышением должностных полномочий. Между тем, отец погибшего Леван Кахишвили и свидетель избиения Дмитрий Тришкин стали подозреваемыми в некоем разбойном нападении.
18 ноября 2011 года в помещении оперативно-розыскной части №2 УМВД по Оренбургу скончался Армен Саргсян. В тот день он направлялся в больницу к другу, чтобы навестить его перед операцией. Родственникам сообщили, что Армен был задержан по подозрению в краже. В морге им показали тело с синяками на ягодицах и ранами на голове, возле которых запеклась кровь. Полицейские уверяют, что Саргсян скончался от острой сердечной недостаточности. Возбуждено уголовное дело по превышению должностных полномочий с применением насилия. Идет следствие, никто из сотрудников полиции пока не был привлечен к уголовной ответственности.
В ночь с 3 на 4 декабря 2011 года старший оперуполномоченный группы уголовного розыска 22-го отдела полиции УВД по Красногвардейскому району Петербурга, майор полиции Эренцен Манджиев, по версии следствия, забил до смерти случайного пешехода, который чем-то помешал его «десятке» на дороге. Только в конце января суд удовлетворил просьбу следователей об отстранении Манджиева от должности.
1 февраля 2012 года 45-летний заместитель директора Казанского железнодорожного техникума Павел Дроздов скончался в отделе полиции поселка «Юдино» (Татарстан) после того, как полицейские надели на него наручники и связали ноги. Родные погибшего утверждают, что Дроздова пытали с помощью так называемой позы «Ласточка». Без отца остались четверо детей. Уголовное дело до сих пор не возбуждено.
18 февраля 2012 года 34-летний командир взвода ОМОН, старший лейтенант полиции Дмитрий Пецкалев, по версии следствия, избил «за пьянство» свою соседку и двух ее знакомых. В результате один из мужчин скончался. Сотрудник ОМОН арестован.
17 марта 2012 года 29-летний сотрудник 2-го батальона межрайонного отдела вневедомственной охраны УВД Южного округа, старший сержант полиции через лобовое стекло автомобиля выстрелил в грудь 34-летнего водителя, который случайно задел его на дороге. От полученного огнестрельного ранения мужчина скончался.
В эту хронику 2009–2012 не включены десятки случаев гибели в отделах милиции и полиции, проходящие по учету как суициды и сердечные приступы, за которыми, конечно, могут скрываться издевательства и унижения.
Сегодня каждый случай гибели людей от рук и пуль полицейских при наличии минимальной доказательной базы и, как бы цинично это ни звучало, трупа становится максимально публичным. Современное полицейское начальство извлекло урок из ситуации с Денисом Евсюковым и, в отличие от его шефа, экс-главы ГУВД Москвы, генерал-полковника Владимира Пронина не станет опрометчиво заступаться за своих нерадивых подчиненных, подозреваемых в гибели людей. Как минимум, публично назовут предателем интересов службы. При этом, демонстрируя свою открытость, посыпание головы пеплом и декларируемую неотвратимость наказания, генералы постепенно учатся сохранять свои должности. Жалоб же на незаконные действия сотрудников полиции, включая изощренные пытки бутылками, карандашами, швабрами, ножками от стульев, резиновыми дубинками ПР-73 меньше не становится. Наоборот, с каждым свежим вопиющим случаем гибели в полиции всплывают все новые факты пыток. После гибели Сергея Назарова лишь за неделю работы «горячей линии» о полицейском произволе правозащитникам позвонили свыше 60 человек. Только в одном отделе полиции «Дальний» Казани, где пытали Назарова, стали известны еще 10 фактов, а за 2,5 месяца с начала этого года «скорая помощь» выезжала в этот отдел 42 раза: 12 человек были госпитализированы. Изменение названия с милиции на полицию не помогло. Возможно, пора провальную реформу МВД вывести за рамки одной лишь смены вывески.
В материале описаны дела, которые ведут, в частности, юристы Межрегионального комитета против пыток, Казанского правозащитного центра и Межрегиональной правозащитной Ассоциации «АГОРА».
В Северной Осетии от полицейских пыток умер человек. Но виновных в этом стали искать только после стихийной акции протеста во Владикавказе. Почему полиция до сих пор не научилась признавать свои ошибки?
31 октября в Северной Осетии был задержан житель Владикавказа Владимир Цкаев, который во время бытовой ссоры с сотрудником ОМОНа нанес тому огнестрельное ранение. Пока раненый лежал в больнице, полицейские из Иристонского РОВД допрашивали задержанного. Спустя сутки стало известно, что Владимир Цкаев мертв. На его теле родственники увидели множественные гематомы, которые навели на мысль о пытках. По словам родных, Владимир Цкаев был "весь избит, живого места на нем не было". Фотографии погибшего с характерными следами физического воздействия стали распространять пользователи соцсетей. Однако пресс-служба МВД Северной Осетии сообщила, что задержанный нанес себе увечья сам: "Он внезапно встал со стула и, упав на колени, лобной частью головы нанес несколько ударов об пол". По данным ведомства, "сотрудники полиции пресекли его действия и далее продолжили беседу, но ввиду ухудшения состояния здоровья задержанного полицейскими была вызвана карета скорой медицинской помощи". Разъяснения регионального МВД вызвали возмущение в соцсетях — все, кто видел фотографии погибшего, понимали, что нанести такие увечья себе он не мог. Уже через час пресс-релиз с официального сайта был удален и заменен более нейтральным, но и в нем не сообщалось ни о каких неправомерных действиях сотрудников полиции, а причиной смерти называлась "сердечная недостаточность".
реклама
2 ноября родственники и знакомые погибшего вышли на центральную площадь Владикавказа с требованием справедливого расследования трагедии, о ЧП в Иристонском РОВД заговорили СМИ. Обстановка накалилась до того, что потребовалось вмешательство главы республики Тамерлана Агузарова, который пообещал, что "ни один из виновных не уйдет от наказания". Только после этого прокуратура Иристонского района провела проверку по факту смерти Владимира Цкаева в реанимационном отделении РКБ и внесла представления о привлечении к дисциплинарной ответственности сразу нескольких полицейских.
4 ноября стало известно: в Северной Осетии по делу о смерти подозреваемого были задержаны двое сотрудников полиции. В отношении задержанных возбуждено дело по статье "Превышение должностных полномочий с применением насилия". Следствие ведет управление СК по региону...
Пытки задержанных в отделениях полиции — одна из характерных черт новой России. Войны, которые страна вела на своей территории в 1990-е и в начале 2000-х, воспитали целое поколение людей в погонах, которые убеждены, что цель оправдывает средства, а доказать чью-то вину можно только насилием. Во время чеченской войны это было самое распространенное объяснение: "Мы точно знаем, что он стреляет в нас по ночам, но он никогда не признается, поэтому с ним поступаем по законам военного времени". Но коварство "военного времени" заключается в том, что, начавшись однажды, оно само по себе не заканчивается никогда. Тысячи мужчин, живших по законам военного времени, вернулись в свои города, в свои РОВД и по-прежнему не считают пытки чем-то недопустимым. Впрочем, может быть, корни этой страшной тенденции гораздо глубже — в нашем советском прошлом, в котором презумпция невиновности была пустым звуком, а каждый схваченный властями гражданин априори был виновен. Может быть, именно тогда человеческая жизнь обесценилась.
— Тенденция такова: если полицейские нарушили закон, но дело непубличное, их руководство до последнего будет пытаться не допустить уголовного дела, даже если в результате погиб человек,— говорит руководитель исследовательских программ фонда "Общественный вердикт" Асмик Новикова.— Но если дело уже получило широкий резонанс, то дело будет возбуждено, а эти сотрудники будут уволены. Сейчас полиция перестала открещиваться от пыток, и на публичном уровне есть признание, что такая проблема существует. Кроме того, есть установка из федерального центра — искоренять пытки. Но установка сверху не может быстро изменить сложившуюся практику.
Мне показывают видеозапись пытки задержанного Александра Самойлова в пермском медвытрезвителе — его задержали в апреле 2009 года, после того как Самойлов поссорился с приятелем в кафе. В вытрезвителе его повалили на пол, завели ему руки за спину, скрутили руки и ноги так, что ему стало трудно дышать. Эта пытка на полицейском жаргоне называется "ласточкой". Спустя несколько минут Самойлов умер — задохнулся. Я смотрю на молодые лица полицейских, которые издевались над беспомощным человеком. Они спокойны, деловиты, я не вижу никаких следов угрызений совести. Они на работе. Они считают, что все делают правильно.
Виновные в пытках Самойлова полицейские долгое время доказывали, что никаких нарушений не допустили, и даже обжаловали решение районного суда. Если бы не общественный резонанс — дело, возможно, до суда и не дошло бы. Фонд "Общественный вердикт", защищающий права жертв пыток, незаконно осужденных и их родственников, представлял интересы семьи Александра Самойлова во время следствия и в суде, а также обеспечил огласку этой трагической истории. В июне этого года Ленинский районный суд Перми приговорил двух бывших полицейских к лишению свободы на срок от 3 до 4 лет, еще четверо участников расправы получили условные сроки.
Условное наказание частое явление в отношении полицейских, применявших пытки: так было, например, в Бурятии, где трое полицейских, пытавших электротоком молодого мужчину, получили от 3,5 до 4 лет условного наказания. Аналогичная история случилась не так давно в той же Северной Осетии: три милиционера, пытавшие электрическим током задержанного, пытаясь выбить у того признание в разбойном нападении, тоже отделались условным наказанием. Суд, правда, запретил осужденным впредь работать в органах правопорядка. При всей половинчатости подобных судебных решений правозащитники уже и это считают достижением: несмотря на слишком мягкие приговоры, дела все-таки доведены до суда, вина полицейских была доказана, а это должно стать сигналом и для остальных правоохранителей.
Вопрос только один: станет ли? Нынешняя трагическая история во Владикавказе показательна: власть отреагировала на случившееся только после того, как люди вышли на улицу, градус напряжения в социальных сетях критически вырос и о трагедии рассказали в СМИ. Неужели иначе не добиться от властей адекватной реакции на противоправные действия, совершенные представителями самой же власти? Увы, похоже, что именно так: общественная реакция на любое незаконное действие представителей органов власти — залог того, что дело хотя бы не закроют.
Но не стоит забывать, что плохие полицейские — это представители того самого общества. А общество совсем не единодушно. Вот кто-то пишет, что смертью Владимира Цкаева воспользовались враждебные силы, чтобы "раскачать" Осетию. Значит, надо молчать, и не "раскачивать" и пусть пытки продолжаются? В прошлом номере "Огонька" я рассказывала об обстоятельствах другой трагедии, случившейся в Петербурге, о смерти таджикского младенца Умарали Назарова, которого отобрали у родителей при проверке документов. Получаю отклик: этот сюжет пытаются использовать перед выборами в Санкт-Петербурге. Человеку, который это пишет, кажется, что он против зла, но просто не хочет эскалации социальной напряженности. А на самом деле молчать о смерти, наступившей в результате неправомерных действий представителей власти, значит соглашаться с этими действиями. Особенно когда МВД России утверждает, что полиция ничего не нарушила, а члены Совета по правам человека при президенте России утверждают, что вообще-то нарушила, ведь оформила ребенка, у которого имелись документы и родственники, как подкидыша.
Оправдывая беззаконие однажды, мы открываем ему двери повсюду, оно растет и множится. Если мы не научимся требовать соблюдения прав любого человека, независимо от того, какое у него гражданство и совершил ли он правонарушение, мы в итоге не сможем защитить даже себя. Социальная напряженность возрастает во много раз там, где общество не верит в справедливость и закон. Если же полицейские, совершившие неправомерные действия, будут наказаны, а их руководители не станут делать вид, что ничего не произошло, и, может быть, даже научатся извиняться, то такое поведение будет способствовать оздоровлению и полиции, и общества. И тогда уж точно никто ничего не "раскачает".
Опрос: лишь 25% граждан РФ положительно оценивают работу полиции
Nov. 26th, 2015 at 12:16 AM
Работу полиции в РФ оценивают как «хорошо» или «очень хорошо» лишь 25% граждан, это следует из результатов опроса ВЦИОМ.
Кроме того, 29% опрошенных считают, что в работе правоохранителей широко распространена практика использования незаконных методов. 41% считают, что это единичные случаи, но широкой практики нет. Лишь 7% уверены, что это все слухи, и таких случаев в работе полиции нет вообще.
Отмечается, что в 1990 году 27% россиян считали обычной практикой применение незаконных методов.
Опрос проходил в период с 31 октября по 1 ноября, в нем приняли участие 1,6 тыс. человек в 130 населенных пунктах.
Известный кемеровский блогер Станислав Калиниченко 19 июня был тяжело избит в отделении полиции. Нападение было организовано с беспрецедентной наглость: двое полицейских встретили Калиниченко непосредственно у его дома и потребовали подписать уже готовый протокол. В протоколе говорилось, что Калиниченко якобы находился на улице в нетрезвом виде.
Полицейские не назвались, позднее Калиниченко удалось узнать, что одним из них был ст.лейтенант Анатолий Опарин. После того, как Калиниченко отказался подписать протокол, Опарин вместе с напарником затолкали его в полицейскую машину, угродая электрошокером.
Калиниченко был доставлен к отделу полиции «Центральный» города Кемерово, где полицейские уже ввосьмером принялись затаскивать его внутрь отделения.
Как написал Калиниченко, «когда я понял, что мне просто могут сломать руки и ноги, я начал громко кричать: «Помогите, спасите, кто-нибудь!». Меня затащили в преддверие. Я кричал изо всех сил, чтобы услышали все, кто может услышать. Тогда Опарин А.В. обхватил меня за шею сзади рукой, перекрыв мне дыхание, чтобы подавить мой крик. Таким образом, он держал меня некоторое время. Левую руку со стороны спины в это время мне выворачивал сообщник Опарина А. В.
Когда мои руки были заблокированы, я почувствовал, что воздух перестал поступать совсем, и я начал терять сознание. Когда от потери дыхания я перестал двигаться, я потерял сознание. От удушения я терял сознание не менее двух раз.
Когда я первый раз потерял сознание и потом очнулся, я понял, что был на пороге смерти, но останавливаться полицейские не собирались.
Как только я смог набрать воздуха в лёгкие, я снова начал кричать что есть мочи: «Спасите! Помогите! Убивают!». Меня снова начали душить, перекрыли дыхание, я начал хрипеть и снова потерял сознание.
Придя в сознание, я почувствовал на запястьях наручники — их пристегнули за спиной. На мой крик из железной двери в коридор первого этажа отделения выходили полицейские, из-за чего Опарин А. В. переставал душить меня. Полагаю, что попытка Опарина А. В. и его сообщников убить меня не была доведена до конца из-за появления посторонних лиц.
В преддверии входа в здание по ул. Шестакова, 34 Опарин А. В. и находившиеся с ним около восьми полицейских наносили мне удары по всему телу руками и ногами, в течение нескольких минут. При этом я кричал, когда был в сознании.
После избиения и попыток убить меня в преддверии отдела, Опарин А. В. и его сообщник вытащили меня в наручниках из входа на улицу и подвели к деревянной скамье, стоящей в углу возле преддверия. Там Опарин, пользуясь тем, что я не могу опереться руками, которые были туго сцеплены за спиной наручниками, толкнул меня к стене, поставил подножку, и я упал головой на угол скамьи, повредив лоб.
Меня затащили в машину, припаркованную неподалёку, чтобы родственники (которые пришли за мной, когда узнали, что на меня напали) не смогли увидеть меня с побоями: к тому моменту моё лицо сильно опухло, и было залито кровью».
К этому времени в отделение полиции приехали брат имать Стаса Калиниченко. Они пытались выяснить у полицейских основания их действий. Полицейские не смогли им объяснить, почему на Стаса надели наручники, за что его задержали, и какие правонарушения ему инкриминируются.
Сам Калиниченко в это время сидел в «клетке» в наручниках, затянутых так туго, что его запястья начали кровоточить.
В итоге полицейские сказали матери Калиниченко, что он пьян. Тогда он сам предложил сделать анализ крови, от чего полицейские отказались и сразу сменили версию, начав утверждать, что он курил «спайс».
После настойчивых просьб матери Калиниченко полицейские согласились вызвать скорую помощь. Прибывший врач, увидев состояние Калиниченко, потребовал, чтобы его срочно отправили в больницу для обследования. туда вместе с Калиниченко поехал Опарин и следователь СК Руслан Шалиов.
В больнице врачи стали настаивать на дополнительном обследовании врачом-отоларингологом в специализированной клинике, но полицейские и следователь категорически запретили это делать. Они вернули Калиниченко в отделение полиции, где продержали без всяких оснований до полудня следующего дня.
На другой день судья Центрального районного суда Александр Вялов в закрытом заседании без присутствия защитника признал Калиниченко в административном нарушении.
Калиниченко подал заявление в прокуратуру с просьбой привлечь сотрудников полиции к уголовной ответственности по восьми статьям Уголовного Кодекса, включая покушение на убийство, умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, незаконное лишение свободы, злоупотребление должностными полномочиями, превышение должностных полномочий и незаконное задержание, заключение под стражу и содержание под стражей.
К заявлению он приложил акт медицинского обследования, в котором обнаружены ушиб гортани, ушибы мягких тканей грудной клетки, ушибы и ссадины конечностей, кровоизлияние в ткани век, прерванная асфиксия (удушение).
Господа полицейские без всяких на то оснований выдернули из толпы приехавшего на станцию ВДНХ пассажира и попросили предъявить содержимое карманов. Но мужик попался подкованный, и стал спрашивать о причине данной проверки, на что у полицейских не было ответа, они сказали, что тот просто обязан подчиняться требованиям полиции.
Мужчина не растерялся, и сказал, что без веских оснований он не обязан выворачивать карманы, и дальше стал требовать от полицейских назвать причину, по которой его считают подозрительным элементом. Тогда господа полицейские в быковатой форме объяснили, что раз ты не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому, и если ты сейчас не разденешься догола, и не вывернешь все карманы, мы увезем тебя в отделение, а там уже и причину узнаешь и «административный урок» получишь за неподчинение сотрудникам полиции.
В Москве полицейские догола раздели мужчину в вестибюле метро
Так как мужик торопился, и уж точно не хотел попасть в отдел полиции, ему пришлось скинуть с себя всю одежду, причем полицейские прямо настаивали, чтобы он снял всё, вплоть до трусов. При этом господа полицейские еще ехидно шутили и смеялись над голым пассажиром метро.
Ребята, это совсем ад какой-то и произвол, метроменты себя хозяевами жизни чувствуют. Вот что бывает, когда ПТУшникам дают какую-то власть, пусть и самую низовую.
В Орловской области возбуждено уголовное дело в отношении сотрудницы полиции, которая в ответ на просьбу о помощи со стороны заявительницы сказала, что приедет, когда ту убьют, чтобы описать её труп. В результате женщину действительно убили через 40 минут после этого разговора. Уголовное дело и проверки стали следствием того, что запись беседы попала в сеть. Женщина-полицейский уже уволена из органов. О том, появятся ли в деле новые фигуранты и как на ситуацию отреагировали в президентском Совете по правам человека, — в материале RT.
Яна Савчук vk.com
В четверг, 17 ноября 2016 года, в Советском районе города Орла прямо посреди дня 37-летний мужчина в ходе конфликта начал избивать ногами 36-летнюю женщину, как позже выяснилось, свою бывшую сожительницу. В результате полученных увечий женщина на следующий день скончалась в больнице. Полицейские в короткие сроки задержали подозреваемого — им оказался Андрей Бочков, человек, ранее судимый за причинение тяжких телесных повреждений и отбывавший за это наказание. Сейчас он находится в СИЗО, против него возбуждено дело по той же статье, но в Следственном комитете не исключили, что после проведения экспертиз оно будет переквалифицировано на статью 105 УК РФ «Убийство».
Как выяснилось, некоторое время назад отношения между мужчиной и женщиной (её звали Яна Савчук) разладились. Как рассказывают знакомые погибшей, они часто ссорились, и в конце концов Бочков на глазах Яны задушил её кота. После этого женщина решила уйти, но сожитель стал ей угрожать. Однажды он якобы даже сказал: «Не вернёшься — задушу, как кота».
Андрей Бочков с друзьями vk.com
Местные СМИ со ссылкой на родственников погибшей пишут, что девушка неоднократно обращалась в полицию, но та никаких мер не принимала. «Полиция проверила ревнивого орловца по заявлению страдавшей от его угроз девушки и позже отпустила. Как пояснили в УМВД по Орловской области, оснований для его задержания действительно не было — такое просто не предусмотрено законом. Стражи порядка пообщались с ним и отпустили, а мужчина, в свою очередь, заявил, что отстанет от своей возлюбленной. Однако обещания он не сдержал», — писало местное издание «Орёлград».
Впрочем, настоящий скандал разгорелся после задержания мужчины. Родственники обнаружили на телефоне Яны аудиозаписи, сделанные за 40 минут до её убийства. Как выяснилось, в тот день в квартире дома в Огородном переулке побывали сотрудники полиции, в том числе старший участковый УМВД России по городу Орлу майор полиции Наталья Башкатова. Они приехали по вызову женщины, которой Бочков в очередной раз угрожал, когда та пришла, чтобы забрать свои вещи. Женщина написала заявление и попросила принять меры, так как угрозы не прекращались. На что старший участковый ответила, чтобы заявительница больше их не беспокоила.
РИА Новости
«Если что-то случится, вы выедете?» — не успокаивалась Яна. Она неоднократно повторяла, что ей угрожают. «Если вас убьют, мы обязательно выедем, труп опишем. Не переживайте», — ответила участковый Башкатова. Её коллега добавила: «Вы полтора года вместе жили, а теперь ментов вызываете, чтобы свои вопросы порешать». Из той же записи ясно, что мужчина вёл себя агрессивно. Однако полиция уехала. А через 40 минут пыталась уехать и Яна, но не успела. Мужчина забил её ногами прямо возле автомобиля.
Только когда аудиозаписи разговора женщины с полицейскими попали в СМИ, орловские ведомства вынуждены были отреагировать. 24 ноября о возбуждении в отношении майора Башкатовой уголовного дела по статье 293 УК РФ «Халатность» сообщили в региональном управлении Следственного комитета. «В рамках расследования уголовного дела следователи проверят действия (бездействие) и других сотрудников правоохранительных органов, прибывших по вызову, дадут им соответствующую правовую оценку», — заявила официальный представитель ведомства Юлия Дорофеева.
В УМВД в тот же день уточнили, что руководством управления принято решение об увольнении сотрудницы, опрашивавшей заявительницу.
«Её непосредственным руководителям объявлено неполное служебное соответствие. Также строго предупреждены начальник УМВД России по городу Орлу и руководитель отдела организации деятельности УУП и ПДН УМВД России по Орловской области. По итогам проверки к ряду руководителей также будут применены жёсткие дисциплинарные меры», — сказала официальный представитель ведомства Карина Тхаржевская. В прокуратуре области заявили, что расследование дела взято ведомством на контроль.
Историю гибели женщины взяли на заметку в Совете по правам человека при президенте России. В частности, член совета Павел Чиков заявил о готовности предоставить родственникам погибшей Яны Савчук всю необходимую юридическую помощь, в том числе — адвоката.
Вас не коробит, что полицию называют "волками позорными"?
Опубликовано 14.06.2017
Открытое письмо
Министру внутренних дел
В.А.Колокольцеву
Уважаемый Владимир Александрович!
Обратиться к Вам меня попросили друзья-журналисты, поскольку в теме митингов я «варюсь» 25 лет.
Помню, как выглядели первые советские омоновцы в 1989 году, и вижу, как экипированы спецназовцы сегодня, после тех же 25 лет «живительных реформ». Это небо и земля. Тачанка и танк Т-90. Тройка борзых лошадей и Майбах.
Я согласился написать Вам это письмо, потому что, на мой взгляд, в работе Ваших подчиненных появились очень опасные тенденции, которых не было еще 5-7 лет назад.
И первая из них – требование Вашего заместителя И.Зубова узаконить т.н. «презумпцию доверия» к полицейскому. Это «когда его действия априори считаются правомерными, - растолковал он сенаторам Совета Федерации. - И только потом должны в судебном или ином порядке доказываться, что он поступил неправильно и превысил свои полномочия».
Ваш статс-секретарь убежден, что выполнять любое требование полицейского «должно быть у человека в крови». Чего это ради-то? Мы еще не забыли, как добываются «доказательства» с помощью пустых бутылок из-под шампанского.
Это у полицейского в крови должно быть стремление защищать конституционные права и свободы граждан. С другим пониманием задач ему лучше идти в домоуправы.
Не буду пересказывать возмущенные комментарии, которыми эксперты и правозащитники встретили великий волюнтаристский почин Вашего заместителя. Ведь он самым беспардонным образом потребовал отменить презумпцию невиновности и целый ряд конституционных гарантий неприкосновенности личности, жилища, прав и свобод граждан.
Журналисты, блогеры и завсегдатаи Сети и так на каждом шагу сталкиваются с произволом полиции и других спецслужб, которые во время обысков «в интересах дела», но без судебных решений забирают у них компьютеры, планшетники, смартфоны и даже флешки. Обратно их уже не допросишься. А ведь вся эта оргтехника стоит немалых денег.
Понятно, что у таких пинкертонов чешутся руки найти в памяти компьютера какую-нибудь крамолу, чтобы потом его владельца за нее же и привлечь. Но такой ретивый сыщик забывает, что в той памяти могут находиться и находятся служебные, редакционные и коммерческие тайны, охраняемые законом и Конституцией и не подлежащие огласке. В том числе личная переписка, история болезни, коды и пароли банковских карт и т.п.
Вот вы, к примеру, Владимир Александрович, могли бы своим приказом запретить противоправную конфискацию оргтехники без судебного решения и возбужденного уголовного дела?
И, во-вторых, сами-то вы, как министр, как относитесь к оглашенной г-ном Зубовым «презумпции доверия»? Чувствуется же, что «слава» пожизненно осужденного майора Евсюкова не дает ему покоя.
Доверие общества и граждан надо заслужить, а не пытаться вводить его указным порядком.
Ведь до самого президента дошла возмутительная история, как 27 мая сотрудники ОВД Арбат захватили на Воздвиженке декламировавшего «Гамлета» 10-летнего мальчишку и, несмотря на его плач, крики: «Помогите» и сопротивление матери (пусть и неродной), отвезли в участок. Зачем? А затем, что составили против нее протоколы, выписав ей приличный штраф «за сопротивление полиции».
Если бы это был единственный на всю страну случай, то и он должен был, на наш взгляд, вызвать вашу резкую реакцию. Но мы о ней не знаем. Однако уверены: ни при каких обстоятельствах нельзя хватать ребенка на улице, силой тащить его в участок и там допрашивать. Это мерзко, бесчеловечно и не по закону.
И это не единственный случай «ментовской» беспредельщины. 1 июня в Екатеринбурге разгорелся скандал после того, как четверо «костоломов» силой затолкали в автозак 22-летню маму с грудным ребенком и увезли на допрос. Ей тоже навыписывали штрафов «за сопротивление полиции» на 10 тысяч рублей. В чем тут дело?
И так, и эдак мы гадали с коллегами, пока не пришли к однозначному выводу. Значит, есть спущенный из МВД бизнес-план по доходам, который подчиненные на местах обязаны выполнять любой ценой.
И тогда все встает на свои места. Тогда ясно, почему 26 марта на Тверской площади «ястребы» в черной форме арестовали и побросали в автозаки около 1000 участников антикоррупционной акции.
Ясно и почему 12 июня только в Москве и Санкт-Петербурге они «свинтили» не менее 1600 человек. А они, согласно ст.31 Основного закона страны, имели полное право собраться «мирно и без оружия». Конституция – закон прямого действия и не нуждается в толкованиях господ собяниных и их согласованиях.
Допустим, организаторы чего-то напортачили, но школьники и студенты, рядовые москвичи чем перед вами провинились? Почему Ваша полиция априори видит в молодых ребятах своих врагов? Почему никто из ваших замечательных генералов не вышел к собравшимся на площади и не объяснил по мегафону то, что мог и обязан был объяснить?
Потому что, видать, такой задачи и не стояло. Стояла задача иная: повязать и оштрафовать как можно больше школьников, студентов, домохозяек и ветеранов, чтобы выполнить спущенный из МВД план по доходам. Разубедите нас, если это не так.
Как пожаловалась в Твиттере одна девушка, она и на Тверской-то оказалась случайно. Но и ее полицаи «свинтили», отвезли в райотдел и там навыписывали штрафов на 10 тыс. рублей.
Если умножить эту цифру примерно на 2000 участников протестных акций, захваченных вашими «чернорубашечниками» в День России по всей стране, то выручка получается вполне приличная – 20 млн. руб.
И это только за один день. В месяц, стало быть, Ваши подчиненные «заколачивают» на захватах школьников, молодых мамаш, пенсионеров и бабушек сотни миллионов рублей.
Нет, мы, конечно, не хотим сказать, что эти суммы вы с заместителями делите между собой. Боже сохрани. Какая-то часть, очевидно, идет на госпитализацию и лечение бойцов, укушенных или поцарапанных острыми женскими коготками, на покупку им элитных квартир за перенесенные страдания.
Определенную часть, доходов, видимо, получает Администрации президента, иначе бы она не благословляла вас на этот сомнительный промысел. Иначе бы господин Д.Песков не имел миллиарды на скупку двухэтажных теремков, квартир, иномарок, земельных наделов. И его безработная, пребывающая в декрете супруга Т.Навка не получила бы в прошлом году «из воздуха» 120 млн. руб., а в позапрошлом 90 млн.
Если бы у нас было влияние на тот же Фонд борьбы с коррупцией, мы бы обратились к нему с призывом: «Хватит кормить полицию».
Потому что только она выигрывает от его антикоррупционных шествий, стояний и сидений. Сами же высокопоставленные взяточники и потрошители казны только посмеиваются.
К вам же хотим обратиться с предложением: давайте перестанем кормиться за счет самых незащищенных слоев населения, которым и так живется не сладко. Давайте не будем бросать в «черные воронки» и штрафовать стариков, подростков и женщин.
Душераздирающие сцены «винтилова» моментально фотографируют корреспонденты западных СМИ и в своих репортажах представляют нашу страну сборищем средневековых мракобесов.
Как же надо не любить Россию, чтобы выставлять ее на всеобщее посмешище. Вам за державу не обидно?
Пока же, глядя на жестокость Ваших «костоломов» по отношению к участникам мирных акций протеста, люди говорят: «Вот ведь волки позорные».
https://youtu.be/YsvxKL2jg5k
Мы продолжаем публикацию «историй» — фрагментов нашей программы, где объясняем почему она нужна на примере конкретных людей.
Сегодня у нас полицейский. Роман Хабаров из Воронежа. Он 20 лет отработал в МВД, из них 14 — участковым.
Открыто критиковал деятельность сотрудников МВД в Воронежской области, после этого уволился из полиции. Критику ему припомнили и сфабриковали против него уголовное дело. Хабаров был арестован, 5 месяцев провел в СИЗО, затем еще 5 — под домашним арестом.
Его защищает правозащитная группа «Агора», а ей мы доверяем.
Послушайте, что рассказывает Роман о своей работе в МВД и положении рядовых сотрудников.
Наша программа о том, чтобы
а) Сократить немыслимо раздутую часть бюджета «Национальная безопасность и правоохранительная деятельность», куда уходит больше 2 триллионов рублей в год.
б) Перенаправить оставшиеся и по прежнему огромные средства в первую очередь на тех полицейских, кто «работает на земле». А то ведь у нас штат генералов растёт, а участковых — постоянно сокращается.
Низовые подразделения полиции — «земля» — они берут на себя всю нагрузку непосредственного взаимодействия с гражданами, в их зоне ответственности 90% совершаемых преступлений.
Вот туда надо вложить деньги, оборудование, жильё и тд
Только в этом случае мы наконец-то почувствуем связь между вкладываемыми деньгами налогоплательщиков и снижением уровня преступности.
PS
Напоминаю, что завтра по всей стране у нас процедура выдвижения кандидата. Здесь информация как в нём можно поучаствовать. https://navalny.com/p/5680/
*317. «Милиция деградировала на моих глазах»
Линейный вид
