6904. Лидер движения, которого больше нет

[Михаил Тульский]

- Как проходила ваша журналистская карьера после возвращения с Кубы?

[Виктор Анпилов]

- Я три месяца поработал в Высшей комсомольской школе переводчиком, мне страшно не понравилось. Это была буквально какая-то низость. Я был в Тюмени, там все строилось… Я предложил секретарю Тюменского обкома комсомола Черкизову свои услуги в качестве журналиста: возьмите меня, я все могу делать. Он пообещал, я рассчитался в ВКШ, приехал в Тюмень, но Черкизов не сдержал слова. Пришлось, по совету друзей с журфака, пойти работать в "районку" - "Ленинский путь" (Московская область, Ленинский район, город Видное), заведующим промышленным отделом. Я вступил в жилищный кооператив - тогда Солнцево было в Ленинском районе Московской области - и в 1976 году купил квартиру (я хорошие деньги заработал на Кубе). Получил вид на жительство в своей собственной стране и сразу пошел в Гостелерадио СССР, где меня хорошо знали. На пробу принес репортаж с улиц Москвы на испанском языке, это был высший класс, и меня сразу взяли работать. Я вел прямые репортажи на испанском языке через спутник связи вместе с кубинскими журналистами. Получил право работать без визы - я мог запечатать пленку и написать: "Анпилов". И ее давали в эфир столько, сколько она длилась. Я так работал с 1977 по 1984 год. В 1984 году меня послали в Никарагуа. Большинство журналистов не хотели туда ехать, потому что там шла гражданская война. Правда, жену (в 1976 году я женился) не пустили: она не имела доступа к секретной информации, но работала на закрытом предприятии. В 1985 году я вернулся на Гостелерадио. Руководителем страны стал Горбачев, он говорил то, о чем я все время толкую: надо, чтобы человека ценили не по его связям, не по мохнатой лапе, а по труду. Но уже в 1986 году Горбачев заговорил о рыночной экономике, о нэпе, и я понял, что он предатель. Я специалист по странам Латинской Америки и знал, что такое неолиберализм. Потом, в 1987 году, зампред Гостелерадио Плевако, бывший парторг, ходил по коридорам и говорил, что надо сломать девственность марксистов: пусть они делают репортажи о Кашпировском. И такое было на иновещании: Кашпировский мог чмокать губами и долго молчать... А затем, когда я вел пресс-клуб в 1987-1989 годах (15 минут ежедневно), меня буквально заставляли рассказывать о "Московских новостях", "Огоньке"… А это что значит: Елисеевский магазин, "узбекское дело"... Получалось, что наш народ - какая-то скотина, он только ворует, взятки берет… Это был политический мазохизм, направленный на разрушение собственной страны. Я отказался пропагандировать "Огоньки", и меня отстранили от ведения передачи. Но к тому времени я уже был депутатом Моссовета, и меня не могли просто так уволить. С 1990 года я начал выпускать газету "Молния". Я тогда приходил к Зюганову, я боролся за создание КП РСФСР как антигорбачевского центра внутри ЦК. Я принимал самое активное участие в этом. Зюганов ничем не помог.

[Михаил Тульский]

- У кого из руководителей страны вы находили поддержку и понимание?

[Виктор Анпилов]

- Поиск-то шел без подпитки сверху. ЦК был оккупирован предателями, на наш взгляд: Яковлев, Медведев, Шеварднадзе. В декабре 1990 года Шеварднадзе взял второй номер "Молнии", где я написал: "Долой команду Горбачева!", и с трибуны съезда кричал: "Вот, смотрите, идет фашизм. Смотрите, что они пишут: "Долой клику Горбачева". И я радовался, что он назвал ее кликой. В 1991 году я принял решение уволиться с Гостелерадио. Было противно, что большинство журналистов перевернулись. Хотя главный редактор был за меня - Бабкян Амбарцумович Серапионянц. Он был фронтовик, хороший редактор, ценил талантливых журналистов. Телевидение, особенно с августа 1991 года, превратилось не в средство информации и аналитики, а в разрушительный пропагандистский орган. Уже тогда я создавал "Трудовую Россию". Мы вывели ее на манифестацию 7 ноября 1991 года, запрещенную за день до этого Ельциным, но за нами пошли 150 тысяч человек. И вдруг во главе движения встал Анпилов, мы издали 100-тысячным тиражом листовки. Гаврила Попов требовал запретить эту манифестацию, он говорил, что они буквально ворвутся в Кремль. Я просто, может быть, не сообразил, что надо было смелее… Он думал, что Ельцин запретил компартию, запретил демонстрацию - и мы смиримся. Но когда они увидели, что идет огромная колонна, милиция разгородила Красную площадь, мы зашли туда, и товарищи из КГБ, подбежав ко мне, спросили: Виктор Иванович, вы хотите с мавзолея говорить или вам микрофоны принести сюда? На мавзолей мне было неудобно, и я сказал: тащи сюда. И, может, это была моя ошибка, надо было пойти дальше, пока власть Ельцина не окрепла. Перед следующей демонстрацией 23 февраля 1992 года Попов нас встретил уже машинами со щебенкой и песком, и произошло побоище, драка.