*256. Когда бы речь шла о Прохорове и его коллегах, то не больно-то и жалко, но Россию жалко, и весьма

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/593573

20 октября 2015, 14:04

О пользе и вреде науки урбанистики для Москвы

В годы максимального расцвета марксистско-ленинского образования экзаменуемым предписывалось отвечать четкими оригинальными формулами, не допуская перифраз. Например, на вопрос, какую позицию занял Г.В. Плеханов во время первой русской революции 1905 года, следовало отвечать: «Он ушел в кусты». Эквивалентный по смыслу ответ «Он занял малодушную, оппортунистическую позицию» оценивался гораздо ниже.

Наверное, у марксистов-ленинцев было какое-то особо сильное чувство слова. Сейчас, задумываясь над тем, как лучше передать ситуацию, сложившуюся в Москве с платными парковками и ведущим специалистом по автотрафику М.Я. Блинкину, невозможно найти ничего лучше чеканной формулы «Он ушел в кусты».

Сегодня, когда территории платных парковок растут на глазах с чрезвычайной быстротой, а территории бесплатных парковок сокращаются, как шагреневая кожа, и это начинает вызывать беспокойство даже у тех, кто изначально приветствовал введение платной парковки — но ограниченной центром, нарекания выплескиваются на поверхность, но персональным адресатом этих нареканий выступает лишь заместитель мэра Москвы по вопросам транспорта и развития дорожно-транспортной инфраструктуры М.С. Ликсутов.

Разумеется, когда речь идет о мерах, которыми не все довольны, то светлый образ М.С. Ликсутова как будто специально придуман. Тут и принадлежность к высшему московскому чиновничеству, тут и все характеристические черты так любимого в народе эффективного менеджера, тут и страшное богачество, «у них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает» — всё, что нужно для того, чтобы прослыть утеснителем народа. Хотя бы мероприятия М.С. Ликсутова были самыми что ни на есть благодетельными и к тому же неизбежными. «Народ, таинственно спасаемый тобою, // Ругался над твоей священной сединою etc.».

Справедливость, однако, требует отметить, что в деле таинственного спасения жителей столицы от автомобильного коллапса приоритет принадлежит проф. М.Я. Блинкину, весь многолетний послужной список которого говорит о постоянстве ученых интересов: «С 1992 года работает в независимой транспортной лаборатории, преобразованной в 2003 году в Научно-исследовательский институт транспорта и дорожного хозяйства. В 2011 году приглашен в НИУ ВШЭ на должность директора вновь организованного Института экономики транспорта и транспортной политики. Занимался научными разработками в области транспортной политики, экономических и институциональных проблем дорожного хозяйства, городского транспортного планирования, безопасности дорожного движения. Автор многочисленных статей и интервью по проблемам транспорта, транспортной ситуации в мегаполисах, развитию дорожно-транспортной инфраструктуры. Один из самых публикуемых и цитируемых российских экспертов-транспортников. Участник множества телепередач, приглашенный эксперт в информационных и аналитических программах телевидения».

Действительно, заслуги М.Я. Блинкина в деле пропаганды урбанистики россиянам и в особенности москвичам трудно переоценить. При советской власти проблемы урбанистики так уж остро не стояли, в послесоветский период они начали переть, как на дрожжах, однако в Москве при Лужкове все вопросы городского хозяйства решались посредством страстно любимой тогдашним мэром передовой науки волюнтаристики, то есть «не моги нраву моему препятствовать». М.Я. Блинкин же и при Ю.М. Лужкове, и в особенности после разжалования Ю.М. Лужкова не уставал внушать публике ту истину, что у городского (в частности — транспортного) хозяйства есть свои законы, их же не перейдешь, но надо их познать и разумно использовать.

В частности, он призывал понять: «Наши мегаполисы, особенно Москва, обречены на ограничение автомобильной мобильности. Мы должны осознать, что машины в городе в нынешнем количестве просто не помещаются. Чтобы этого добиться, нужно в первую очередь повысить цену владения… автомобилем в городе. Цена владения — плата за ночное хранение, за дневную парковку, экологические сборы и т.д. — управляет нашим транспортным поведением… Московские цифры смехотворны. Совокупные платежи столичных автовладельцев по трем позициям: акциз в цене бензина, транспортный налог и парковочные сборы — покрывают 25% расходов московского правительства на строительство и содержание улично-дорожной сети. Автомобилисты — одна из двух наиболее дотируемых категорий московских жителей наряду с пенсионерами. Такого нет ни в одной стране».

Если отлить это в граните, будет доходчивый лозунг Анти-Бендера — «Автомобиль не средство передвижения, а роскошь». А за роскошь положено платить, и платить много.

Парадоксальность нынешнего положения дел в том, что покуда профессор годами призывал сделать автомобиль в мегаполисе роскошью, публика ничего не имела против — скорее восхищалась смелым экспертом, стоящим на гребне самых передовых западных учений. Например, учение о том, что скоро внутренний фискальный счетчик будет подсчитывать каждый метр, проделанный автомобилем, и выставлять владельцу счет.

Когда же М.С. Ликсутов в достаточно слабой и умеренной степени реализовал некоторые из принципов М.Я. Блинкина, публика словно взбесилась и стала наперебой объявлять Ликсутова кровососом и мироедом. Вроде как добрый дедушка Ленин и верный продолжатель его дела, кровавый изверг Сталин — и всё это в одной голове.

Так что синяки и шишки получает верный продолжатель Ликсутов, а добрый дедушка Блинкин ушел в кусты и теперь анализирует более безопасные предметы — например, ошибки, допущенные при формировании авиапарка прогоревшей «Трансаэро». Должно быть, в этом и есть рецепт реформирования по-российски. Всемирноученый профессор давно ушел в кусты и вроде как ни при чем, эффективный менеджер — что с него взять, он вроде как тоже ни при чем, а в итоге все довольны, все овладевают самой передовой в мире практикой.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/593778

25 октября 2015, 10:59 | Экономика

О том, почему в экономике идеология ценится выше опыта и знаний

Просверкать единожды на высоких должностях, а затем невозвратно погрузиться в медленную Лету — на это всякий способен, ибо у Фортуны разные капризы бывают. Куда более редки случаи, когда некогда сверкавший, а затем полупогружавшийся в Лету сумел выскользнуть из ее вод и вновь пошел подвизаться на подмостках у всего мира. Такой редкий трюк удался министру внешнеэкономических сношений России в 1992–1993 годах С.Ю. Глазьеву.
Уже некоторое время как проекты и предложения Глазьева по обустройству российского хозяйства не оставляют равнодушными ни сторонников, при противников ex-министра. Одни видят в нем последнюю надежду в делах наших скорбных, другие пугают им детей. Что подтверждает наш тезис о незаурядности Глазьева — его предшественником на посту главы МВЭС П.О. Авеном никто подрастающее поколение не пугает, а равно и не воодушевляет.
Пожалуй, С.Ю. Глазьев совсем бы стал львом настоящей минуты, сделавшись в сознании масс реальной альтернативой непопулярному кабинету министров, когда бы все дело не портилось серьезным опасением. С тем, что от действующего кабинета прока нет и не будет, согласны весьма многие. Но нет уверенности и в том, что будет прок от кабинета, возглавляемого С.Ю. Глазьевым или каким-нибудь его единомышленником.
Кстати, где они, эти единомышленники? Имеются в виду не герои диванных войск — этих всегда будет в достатке, причем любых направлений, а люди, как-то проявившие себя в офлайне, на административном, промышленном, научном поприще, т.е. готовые занять министерские кресла и сей же час безотлагательно действовать.
С этим довольно неважно. С тех пор как рухнул коммунистический строй и самый СССР, — а ведь скоро уже четверть века будет, погуляем, — неуклонно отстраивалась система подготовки административных кадров. Система эта жесткая и выпускающая деятелей строго одного направления. Возьмите ВШЭ, возьмите менее богатые и славные кузницы и здравницы — плюрализм нигде не почитаем. Строгая либеральная ортодоксия и диссертация Арамиса.
Порядок вещей вполне естественный, ибо ЦК державный строго наблюдал за подготовкой идеологических кад*ров, включая экономистов. Нынешний Совмин державный не менее строго наблюдает за тем же. Тем более что некоторые равно преуспели и в марксистской, и в либеральной научности. Все бы хорошо, либеральную и караульную службу питомцы нынешних кузниц несут бодро, крепость черных мясов удивительна, но есть одна опасность, уже проявившаяся при гибели СССР.
Кабинет реформ, сформированный в ноябре 1991 года, действительно не блистал ни опытными бюрократами, ни знатоками соответствующей предметной области — а они ведь тоже нужны. Ценилась прежде всего правильная либеральная идеология, а конкретные познания — как варить сталь? как самолеты летают? как свиньи плодятся? — это «поживем-наживем». Если надо будет, а может, и обойдемся.
Вице-президент РСФСР А.В. Руцкой поименовал таких специалистов по макроэкономике «мальчиками в розовых штанишках». Но если учесть, что в советские времена западной экономической классике отнюдь не обу*чали — это могли быть только плоды самообразования да нелегальных семинаров на Змеиной Горке, то иначе формировать руководящий кадр было и невозможно. Глубокий специалист по скотоводству, знающий при том на «ять» Самуэльсона и самого Милтона Фридмана, — это слишком несбыточное мечтание, знал бы хоть чего-нибудь про экономикс, т.е. про розовые штанишки, а скотоводство — так и черт с ним.
Так было четверть века назад, но, возможно, так получится и в будущем, когда нынешнее credo правительства «Развиваем институты, душим инфляцию, ни кроватей не дам, ни умывальников» приведет народное хозяйство России к полному ничтожеству по образцу 1991 года — уже не к кризису, а к коллапсу. После этого пойдет самая решительная смена декораций, нынешний кабинет исчезнет как в сказке, когда черт приходит за человеком, а на смену ему придет — тоже как в 1991 году — кабинет единомышленников, не имеющих никакого серьезного руководящего опыта (а где его было взять при либеральной монополии?) и твердых в одном. В лютом кейнсианстве, как в 1991 году в лютом либерализме. Вот тут-то можно будет и Глазьева призвать.
А еще через двадцать пять лет выгоним дирижистов каленой метлой и поганым железом и снова позовем либералов. Так и будем в розовых штанишках жить-поживать и добра наживать.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/594250

28 октября 2015, 15:23 | Политика |

О том, что борьба с пороком как всенародное дело себя изжила

Уже в первый год своей инвеституры Государственная дума VI (X) созыва получила прозвание взбесившегося принтера. Судя по тому, что и в 2015 году председатель собрания С.Е. Нарышкин посвятил речь апологии родного учреждения и указанию на то, что так именовать Думу неправильно, можно рассчитывать, что под таким именем VI (X) Дума и войдет в историю.

Это при том, что метафора не особо удачная. Во-первых, принтер, будучи устройством периферийным, сам по себе не бесится — бесится центральный процессор. Во-вторых, неисправность процессора может постичь разные политические субъекты. Если бешенство принтера есть такое состояние, когда субъект производит массу законов, инструкций и распоряжений, польза и осмысленность которых вызывает серьезные сомнения, тогда мы должны признать, что недуг принтера — болезнь весьма распространенная.

В конце нулевых — начале десятых годов были приняты законы о запрете стоваттных ламп накаливания, о сокращении часовых поясов и новом порядке исчисления декретного времени, о переименовании милиции в полицию, о борьбе с никотином, о порядке авиасообщения etc. По своему качеству это была типичная продукция того самого принтера, между тем роль Думы в проталкивании этих новелл была минимальна, некоторые из них были приняты вообще Думой предыдущего V (IX) созыва, а главным инициатором был совсем другой субъект.

В сущности, законодательное собрание с устойчивым охранительно-запретительным большинством в истории — совсем не диво. Такова была «несравненная палата» (chambre introuvable) 1815 года во Франции, состоявшая из ультрароялистов и намеренная возродить порядки, имевшие место до 1789 года. Таковым был Верховный Совет СССР I созыва, принявший в 1940 году целый пакет антирабочих законов большой свирепости. На этом фоне Дума VI (X) созыва смотрится собранием хотя и малоосмысленным, но при этом довольно вегетарианским. Негодующая на нынешних депутатов публика еще озверелых депутатов не пробовала.

Прозвание взбесившегося принтера оказалось столь прилипчивым, вероятно, по следующим причинам. Во-первых, острие запретительства оказалось направлено на сословие пишущее и говорящее, то есть искусное в полемике и могущее дать сдачи. НКО, волонтеры, гранты, гомосексуализм, атеизм, против которых ополчалась Дума, — это достояние преимущественно письменных сословий.

Во-вторых, Дума последнего созыва явила действительно массовость законодательного творчества. В особенности — нравственного характера. Не только уполномоченные кем надо народные избранники предлагали меры, долженствующие совершенно истребить отвратительные пороки. С таковыми же мерами выступали и депутаты никем не уполномоченные, действующие всецело по велению сердца.

Когда бесятся не только отдельные протагонисты, но и могучий сводный хор, это, конечно, производит более сильное впечатление на носителей пороков — соединенный голос земли указывает им: «Смирись перед великим народом!».

Но, как мудро замечал мушкетер Арамис, «следует потреблять, но не злоупотреблять». Борьба с пороком как дело всенародное довольно быстро начала изживать себя. То, что в 2012 году казалось свежим и одних бодрило, а других страшило — «Это нас арестовывать идут», то на исходе 2015 года кажется уже сильно устаревшим. Когда депутаты-коммунисты Н.В. Арефьев, зампред комитета по экономической политике, предпринимательству и инновационной деятельности и И.И. Никитчук, первый зампред комитета по природным ресурсам, природопользованию и экологии, предложили административно карать так называемый Coming Out, то есть открытое исповедание в сверхъестественных наклонностях — штраф от 4 до 5 тыс. рублей за «публичную демонстрацию своих искаженных сексуальных предпочтений», а за те же действия, «совершенные на территориях и в помещениях, предназначенных для оказания образовательных услуг, услуг учреждениями культуры и учреждениями органов по делам молодежи», административный арест на срок до 15 суток, — коммунистический почин был воспринят коллегами (в том числе и коллегами — борцами с гомосексуализмом) без всякого энтузиазма.

Даже известный борец В.В. Милонов подверг критике начинание, указав, что публичное исповедание может быть не только горделивым, но и покаянным или, по крайней мере, сокрушенным — и что тогда? Неужто арестовывать? Конечно, бывают случаи несомненные типа описанного в рассказе В.М. Дорошевича декадента Задерихина — «С письмоводителем, говорит, губернского правления жил. Вы только подумайте! Письмоводителя везде как жену представлял. Так везде и был принят. «У меня, говорит, Иван Иванович об одном только жалеет: что детей у нас нет!». Ужасались все: «Верхов разврата человек достиг!» — однако не все же столь отчаянные декаденты.

Можно было бы и не обращать внимания на такой холостой выстрел по содомии (тем более что И.И. Никитчук, как большой оригинал, в прошлом году предлагал запретить продажу табака женщинам младше 40 лет) и констатировать, что принтер побесился, побесился, долго по лесу он бегал, редькой с хреном пообедал, а нынче уже почти смирился.

Но судьба коммунистов наводит на другой вопрос. Сегодня, когда правительство не ругает только ленивый, причем сильно ленивый, кой черт влечет коммунистов (справороссов, либеральных демократов) к дальнейшему уязвлению содомитов, когда у кабинета министров хоть левый, хоть правый фланг ненадежны, а полемизировать министры экономического блока сроду не умели. Казалось бы, вот куда направить порыв законодательной активности.

Но нет: всё та же содомия да духовные скрепы. Коммунисты Арефьев и Никитчук удивительны тут вдвойне, поскольку и к отставке правительства призывают, и в собраниях ученых социалистической направленности заседают, и даже в случае с И.И. Никитчуком «за гуманизм, за дело мира бесстрашно борется сатира». «В молодости, будучи резким в суждениях, неопытным и наивным, я считал, что юристов нельзя на пушечный выстрел подпускать к управлению экономикой, наукой, медициной, образованием и культурой. Однако, прожив долгую жизнь, многое переосмыслив и повидав, я твердо убедился, что на пушечный выстрел — это слишком близко», — учитывая образование первых лиц (ведь вряд ли коммунист Никитчук имел в виду В.И. Ленина), сатира взаправду бесстрашная.

Тем не менее когда речь идет о производстве макроэкономических законопроектов, принтер немедленно клинит и на нем загорается красная лампочка.

Очевидно, экономическая гениальность премьера и его команды такова, что самые задорные коммунисты, лишь только завидев в поле брани А.Г. Силуанова, сразу делают «хенде хох», понимая свою полную обреченность.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/594443

30 октября 2015, 13:12 | Политика |

О том, почему не всем стоит оценивать свои экономические достижения по меркам 1990-х годов

В российских СМИ довольно много материалов об украинских делах. Так много, что сейчас даже и трудно представить себе времена Кучмы или Януковича, когда про жизнь братского народа в России писали редко, по большой оказии. Многие украинцы даже обижаются на нынешнее недоброжелательное любопытство.

Но у этого любопытства есть существенный недостаток. Хотя сами украинские власти уже устали объявлять, что взбаламученность украинского быта есть следствие порыва к новой жизни, то есть порыва реформаторского, стремления двигаться европейским шляхом на запад, при всем при этом — что в Москве, что в Киеве — наблюдается явный дефицит реформ, построенных именно по этой модели. То есть Украина движется по шляху, что в этом движении ей удалось, а что нет.

Гавкотни хоть по поводу бандер, хоть по поводу москалей наблюдается более чем, но написать, не ведая ни жалости, ни гнева, об этапах реформирования украинского господарства, начиная с революции достоинства (февраль 2014), — это не получается.

Оценки если и выходят, то опосредованные. Прогнозы о том, что премьер-министр А.П. Яценюк то ли на днях, то ли весной получит политическую кулю в лоб как проваливший всё, что можно провалить, — это тоже оценка деятельности реформаторов, хотя и крайне негативная. С другой стороны, А П. Яценюк, бесстрашно подставляя лоб под кулю, отмечает при этом, что без меня-де тут вообще все ходили бы сиры и наги, а я один поддерживаю хозяйство хоть на каком-то уровне.

Бог весть, может все и вправду ходили бы в таком неимпозантном виде, когда бы не Яценюк, но беда в том, что вообще довольно трудно выстроить действенную линию зашиты украинских реформаторов хозяйства. Гораздо труднее, чем реформаторов российских, действовавших в 1990-е годы. Это может показаться чрезмерно сильным утверждением — многие слишком уж привыкли судить о событиях 20–25-летней давности с полной безоглядностью, — однако же у гайдарочубайсов была та защитительная позиция, которой лишено нынешнее украинское правительство.

Третий сезон проведения Moscow Classic Grand Prix доказывает, что набирающие оборот соревнования на классических автомобилях в России не просто дань моде, а образ жизни, который по душе многим

В трагедии «Царь Федор Иоаннович» на упрек правителю «Таких досад, как от тебя, боярин, // И при Иване не было царе!» Годунов отвечает: «Когда земля, по долгом неустройстве, // В порядок быть должна приведена, // Болезненно свершается целенье //Старинных ран. Чтоб здание исправить, // Насильственно коснуться мы должны // Его частей».

Против этого нелегко возразить.

К 1990 году недовольство status quo сделалось всеобщим. СССР, никогда и не бывший счастливой Аркадией, — он представляется таковой разве что из нынешнего 2015 года, — стремительно разъезжался по швам. В казне были блоха на аркане, да вошь на цепи. К старинным ранам добавлялись новые беды. Многих институтов вообще не существовало — их предстояло создавать почитай что с нуля.

Вручи российские бразды в ноябре 1991 года хоть справедливому Периклу — сладко бы не показалось. А уж невольные ошибки и вольные грехи министров-новаторов эту несладкую картину только усугубляли.

Это был порубежный момент, «час нуль», когда коммунизм — а это была система весьма всеобъемлющая и укорененная — кончился и новая власть, хошь не хошь, была принуждена импровизировать. За счет подданных, естественно — за чей же еще.

Но приложить эти доводы к украинскому февралю 2014 года не получается никак.

Принудительно направляемое социалистическое хозяйство кончилось на Украине, как и во всем бывшем СССР, в 1991 году. После чего началось более медленное и осторожное, чем в России, приспособление к новым условиям. На пятилетнем отрезке 1991–1995 разница в темпах и результатах могла впечатлить и даже побудить к далеко идущим выводам.

Но 25 лет — не пять. К 2014 году Украина, наверное, развиваясь недостаточно быстро и, будучи отягощена различными пороками, тем не менее достигла середняцкого уровня. Промышленность, банки, валюта — всё это худо-бедно работало. Как водится, не без изъянов, но и говорить о «часе нуль», наступившем в феврале 2014 года, никак невозможно.

Принципиального разрыва с существовавшей при Кучме – Ющенко – Януковиче экономической системой не было, и если украинское хозяйство в 2014 ухнуло в пропасть, то на предшественников это особо не спишешь. Только на Яценюков.

Либо нужно обогатить теорию и практику экономического транзита, установив, что «час нуль», после которого на колу мочало, начинай сначала, приходит каждые 20 лет — только ворота отворяй.

Запрос на такую глубокую концепцию может исходить не только от А.П. Яценюка, изнемогающего под бременем своей успешной хозяйственной политики. Наверное, и в России найдется довольно либеральных экономистов, желающих, чтобы их в случае чего судили по меркам 1991 года, то есть крайне снисходительно.

В каком-нибудь боевом листке крупной буржуазии давно назревает необходимость в установочной статье на эту важную тему.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/594601

1 ноября 2015, 14:56 | Политика |

О празднике неуместного веселья

Всякая катастрофа — тем более такая ужасная, как падение курортного аэробуса на Синайском полуострове, унесшая жизни 224 человек и ставшая самой большой авиационной катастрофой в истории нашей страны, — дается еще и в назидание, ибо свидетельствует о каких-то невыученных уроках.

Не то чтобы идеальным прилежанием и соблюдением всех норм можно достичь 100-процентной гарантии безопасности. И море — древний душегубец, и воздушный океан — душегубец современный слишком изобретательны, чтобы дать самонадеянному человеку такую гарантию. Путешествия всегда будут сопряжены с риском. Но минимизировать риск вполне в силах человеческих.

Поэтому каждая катастрофа влечет за собой тщательное изучение профессиональных уставов и наставлений. Как на предмет того, где было отступление от них, отступление, за которое пришлось заплатить самой дорогой ценой. Так и на предмет возможного обнаружения новой, еще не предусмотренной в уставах опасности.

Хочется сразу и немедля узнать, что погубило воздушную машину со множеством людей на борту, и потому первые дни и даже часы после катастрофы отличаются неистовым разнообразием гипотез. Так, предложение чутко откликается на повышенный — и даже прямо-таки экстремальный — спрос.

Рядовые граждане просто желают удовлетворить свой интерес. Ведь жизнь в информационном обществе такова, что самое объективное, полное и исчерпывающее изложение причин катастрофы, выданное через три месяца, уже мало кого интересует. В информационной повестке тогда уже значатся совершенно другие события.

Что же до начальствующих лиц, то они тоже стремятся немедля произвести разборки, дать ЦУ, отрубить виновные головы etc., ибо дорога ложка к обеду и кому же это будет нужно в следующем квартале.

А поскольку поиски «черных ящиков» (в данном случае их нашли практически сразу, но это не всегда бывает), их расшифровка и итоговое восстановление общей картины случившегося требуют времени, то тут уж надо выбирать: или всезнающий «я филолог, а не ракетчик» с «Эха Москвы», а равно и грозный начальник с его «Не потерплю!» и «Разорю!» — зато сразу и ждать не надо, либо скучная истина, но с изрядной задержкой.

Не будучи большим любителем ни холерических начальников, ни википедически образованных киберактивистов, я предпочитаю ждать.

То, что доступно, — мероприятия властей предержащих, произошедшие после катастрофы, — представляется уместным и разумным. В скорбных обстоятельствах делают что могут.

То, что пока недоступно, — не вижу смысла суесловить.

Но катастрофы имеют не только практическое — усилить, повысить, удвоить бдительность, — но и духовное измерение. Государственный траур, объявляемый по случаю бед народных, — это светский аналог молитвы и поста, предполагающий временное воздержание от публичных увеселений.

Случилось так, что синайская катастрофа произошла 31 октября — в самый канун католического Дня всех святых. В таком виде совпадение не представляет никакой сложности. Ежели кто католик, так помолится синклиту святых об упокоении безвинных жертв, если не католик — так что ему вообще за дело до римских праздников.

Но в ходе культурных трансформаций 1 ноября стало на североамериканском континенте Хэллоуином, праздником, когда изначально, чтобы отпугнуть злых духов, рядились нечистой силой, а затем о злых, а равно и добрых духах, более не думают, но просто рядятся в костюмы нечисти.

Из США глобальный праздник пришел на глобальные просторы, в том числе и в Россию (по крайней мере к публике, глобально настроенной).

Можно было бы отнестись к импортной американской забаве со снисхождением — «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось», но Хэллоуин 2015 года в России получился какой-то злокачественный.

Московские ночные клубы Gipsy, Soho Rooms, Look in Rooms, Space Moscow и ICON не будут отменять празднование Хэллоуина из-за траура по поводу синайской катастрофы. «Мы не будем отменять Хэллоуин на сегодня, поскольку столики забронированы на 1000 человек», — сообщили в Look in Rooms. В другом заведении выразились еще лучше: «Клуб Soho не имеет отношения к этим событиям и будет работать по графику».

И православная, и католическая традиция знает немало преданий о том, чем кончается демонстративно неуместное веселье. Кончается очень плохо и при этом навечно. Даже мандат от Сияющего Города тут не спасает.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/595043

6 ноября 2015, 11:30 | Политика |

О последних замерах политического влияния ближайшего окружения главы государства

Английская идиома to beat about the bush означает «уклоняться от сути», «говорить вокруг да около». Человек, утомленный такой манерой рассуждения, просит собеседника не бить вокруг куста.

Такое пожелание является и при чтении докладов, раскрывающих настоящее и будущее России через персоналии и сообщающих, кого верховный правитель держит близ сердца.

Последний пример такого текста — доклад консультационного бюро тов. Минченко про «Политбюро-2015». Члены политбюро, кандидаты в члены политбюро, совсем ближний круг etc. Тихо плавают в тумане хоры стройные светил, а в центре — наше красное солнышко. Такая астрономия всем интересна.

Беда только в том, что доклад нимало не проясняет перспективы того, кто, согласно тексту, ближе всех к сердцу государя — кронпринца и эрцгерцога Д.А. Медведева. Не проясняет, поскольку не в состоянии задать проясняющие вопросы, а в состоянии только бить вокруг куста.

Ибо главный вопрос, занимающий всех, не исключая и верховного правителя, сводится к тому, какова природа нынешнего лояльного смирения премьер-министра. Ибо лояльность может быть продиктована двумя прямо противоположными причинами. Может — великодушием. И может — малодушием.

В первом случае верность является внутренним душевным императивом Д.А. Медведева, единожды и навсегда присягнувшего В.В. Путину — «Блюдите вашу клятву. // Вам ясен долг, Господь карает ложь». Соответственно, и служит премьер, как то и подобает великодушному мужу, не за страх, а за совесть.

Во втором, внешне не особо отличимом случае, верность вызывается, напротив, малодушием. Присяга в общем-то вещь условная и определяющего значения иметь не может, но кара со стороны правителя изменившему сподвижнику — вещь куда как безусловная и может быть весьма болезненной. Тогда срок действия верности, вызываемой единственно внешними причинами, четко ограничен. Соработник предан до тех и только до тех пор, пока правитель в состоянии карать. Если он по какой-либо причине лишен такой возможности, от доселе преданного слуги можно ждать всякого.

До сих пор вопрос «великодушие или малодушие» делался предметом публичного наблюдения — скрытые трения, а равно и показные объятия, могущие на деле означать всё что угодно, не в счет — только единожды. В марте 2011 года, когда решалась судьба полковника Каддафи.

Руководивший тогда внешней политикой президент Д.А. Медведев занял позицию невмешательства в ливийский вопрос, что de facto означало позицию «Делайте с ним, что угодно, нам всё равно».

Премьер В.В. Путин такую полную сдачу полковника подверг критике, указав, что резолюция СБ ООН № 1973 напоминает ему «средневековый призыв к крестовому походу, когда кто-то призывал кого-то идти в определенное место и чего-то освобождать» (resp. чего-то демократизировать).

Реакция президента Медведева была весьма острой: «Ни в коем случае недопустимо использовать выражения, которые по сути ведут к столкновению цивилизаций. Типа «крестовых походов» и так далее. Это неприемлемо». Неправильно предвидевший дальнейшее развитие событий политолог Г.О. Павловский поспешил заметить, что В.В. Путин производит возбуждение среди «антимедведевской черни».

Многие сходятся в том, что отречение от второго президентского срока, произнесенное Д.А. Медведевым через полгода, 24 сентября 2011 года, было предопределено именно мартовской коллизией.

В нынешней ситуации, когда столкновение цивилизаций таки произошло, а сдача Асада-мл. вослед за Каддафи, напротив, не произошла, и когда политическое обострение достигло весьма высокого уровня, вопрос о верности Д.А. Медведева, а равно о великодушии vs. малодушии, только приобрел в актуальности. Ибо ставки с 2011 года существенно возвысились.

Возможно, мы не знаем и не скоро или даже никогда не узнаем каких-то очень важных деталей взаимоотношений нынешних президента и премьера. Но подменять отсутствующее — и совершенно необходимое — знание рисованием диаграмм, из которых следует, что близость Д.А. Медведева к В.В. Путину возросла по сравнению с 2014 годом в два раза, неформальное влияние на политику и финансовый ресурс — тоже в два раза, а партийно-политический и символически-имиджевый ресурс — в полтора раза (знать бы еще, как эти многообразные ресурсы достоверно подсчитывать), — такая подмена как раз и называется «бить вокруг куста».

Вопрос о ближнем и даже ближайшем круге в конечном счете сводится к тому, что «кто же будет за Россию перед Всевышним отвечать?», но перед этим вопросом пасуют все, и тут даже таинства политологии бессильны.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/595443

10 ноября 2015, 19:25 | Культура |

О бесноватом искусстве нашего времени

Когда деятели современной культуры порождают сильное общественное разномыслие, часто апологеты таких деятелей говорят, что они, то есть апологеты, быть может, и не хвалили так этих мастеров культуры, но несправедливая активность гонителей не оставляет им другого выхода.

Типа того, что, возможно, мы бы и промолчали по поводу очередной карикатуры в журнале «Шарли Эбдо» или по поводу очередного выступления неуравновешенного П.А. Павленского, но охранители проявляют такой болезненный интерес к их деятельности, что мы принуждены вступиться. Ну а уж вступившись, в своих похвалах мы не будем гомеопатами, а будем хвалить смелых мастеров со всею страстью и со всем преклонением перед их величием.

Хвалить можно как и кого угодно — это уже вопрос разума и совести хвалителя, но для точности надо указать, что ни творческий коллектив «Шарли Эбдо», ни П.А. Павленский совершенно не уникальны.

Неверно предполагать, что глумлением над людскими бедами заняты только в Париже на рю Никола Аппер, 10, где расположена редакция свободного издания. Будь это так, мироздание было бы почти совершенным. Глумление над страданиями ближнего, к сожалению, гораздо более распространено как в пространстве, так и во времени.

Например, обычай квалифицированной и публичной смертной казни, ушедший в прошлое в Европе достаточно недавно, а в иных местах так и вовсе не ушедший, представлял публике самые богатые возможности для остроумных шуток над казнимым — так что традиция «Шарли» насчитывает тысячелетия.

Поведение толпы во время Страстей Христовых — это сплошной юмор полностью в стиле французского журнала, причем надо учитывать, что для веселящихся Христос был не Мессия, Сын Бога Живого, а рядовой приговоренный. Это же про них было сказано «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят!». Казнили же в те времена достаточно много и по поводу мучений каждого из приговоренных шутили и веселились. Образчики такого юмора можно встретить как непосредственно в Четвероевангелии, так и в «Забавном евангелии» Лео Таксиля, являющегося одним из недавних и непосредственных предшественников «Шарли».

Точно так же далеко не оригинален П.А. Павленский. О его художественных акциях можно прочесть в том же Новом Завете — «И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни» (Мр. 5,2-5). Евангелист Марк не детализировал художественные замыслы бесноватого, но это сделали нынешние хроникеры современного искусства.

Впрочем, можно и не искать прототипы духовных светочей нашего времени в новозаветных текстах (хотя они там имеются и сходство чрезвычайно велико), а обратиться к ленте происшествий телеграфных агентств. По роду службы уже много лет я имею обыкновение ежедневно просматривать ленту новостей и могу ответственно заявить, что как аналоги главного редактора «Шарли» Ж. Бриара, указавшего, что «Понятие кощунства не имеет для нас никакого значения», так и различные бесноватые, в своем злохудожестве ничуть не уступающие Павленскому, являются регулярными героями хроники происшествий. Единственное отличие их от нынешних кумиров утонченной и прогрессивной общественности заключается в их недостаточной известности, вследствие чего их деяния не подвергаются столь обширному апологетическому истолкованию, как это случается с «Шарли» и Павленским.

Хотя для человека, склонного скорее скептически относиться к многоглаголанию неблагопотребному, что безвестные герои уголовной хроники, что знаменитые герои хроники культурной оставляют скорее мрачное ощущение. Бесноватые — потому что не дай мне Бог сойти с ума. Бриареи, для которых понятие кощунства не имеет никакого значения, вызывают в памяти описание встречи с блатарями — «В один миг трещат и ломаются все привычки людского общения, с которыми ты прожил жизнь. Во всей твоей прошлой жизни — особенно до ареста, но даже и после ареста, но даже отчасти и на следствии — ты говорил другим людям слова, и они отвечали тебе словами, и эти слова производили действие, можно было или убедить, или отклонить, или согласиться. Ты помнишь разные людские отношения — просьбу, приказ, благодарность, — но то, что застигло тебя здесь, — вне этих слов и вне этих отношений». Ибо здесь — смеховая культура, не знающая границ.

То, что человек может жестоко повредиться умственно или нравственно, — что же делать, мир во зле лежит, и, на погосте живучи, всех не оплачешь. Но когда люди, претендующие на утонченность и изысканность, — да и на респектабельную рукопожатность тож, — выставляют бесноватых и нравственных безумцев в качестве высокопохвального образца, — такие гладкие фарисеи хуже бесноватых.

«Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» — всё, что можно сказать таким духовным светочам.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/595761

13 ноября 2015, 16:11 | Наука |

О том, почему не традиции, а реформы умножают риск казнокрадства в разы

Задаваясь вопросом, какова цель реформ в той или иной сфере, естественно исходить из того, что реформаторы руководствуются девизом славного артиста С.В. Шнурова «Мы за всё хорошее, против всей х****».

Известно, сколь опасна язва коррупции, разъедающая нашу страну. Тогда логично предположить, что всякий смелый реформатор, который взял на вооружение принцип Шнурова, стремится извести постыдный шанкр.

Жизнь, однако, сложнее наших правдоподобных о ней представлений.

Министр народного просвещения Российской Империи (1910–1914) Л.А. Кассо как убежденный консерватор был пугалом и жупелом для прогрессивной общественности. Унификация гимназического преподавания, борьба с творческим началом, особая регламентация преподавания общественных дисциплин (обучать, «не уклоняясь в сторону исторических гипотез и теорий или шатких и научно не оправданных обобщений, например, в области социально-экономической»), внедрение строгих порядков в университеты, даже сама область ученых занятий Кассо, бывшего специалистом по римскому праву, — всё это возбуждало к нему страстную ненависть. Кассо винили во всех смертных грехах за одним исключением. Никто не обвинял министра в казнокрадстве. То же относилось к его товарищу и к аппарату министерства.

Прошло полвека, и настало длительно-застойное управление образованием. М.А. Прокофьев был в кресле министра с 1966 по 1984 год. Если не считать племя младое, незнакомое, почти все мы вышли из прокофьевской шинели. Или хотя бы захватили ее край. При Прокофьеве — застой же — сохранялись более или менее в неизменности программа и учебники. Педагогические новаторство особо не поощрялось. Новаторы, как жеребцы стоялые, явились уже после Прокофьева, в перестройку. О прокофьевском двадцатилетии нельзя в полной мере сказать, что коррупции в системе образования не было. По крайней мере, в высшей школе был и блат при поступлении, были «позвоночники» (те, которые по звонку влиятельного лица), были «кавказские аспиранты», кормившие научного руководителя вкусной и здоровой пищей. А также поившие его питьем. Была и негласная система цензов, не слишком красившая университет.

В средней школе всё было гораздо приличнее, и довольно прилично было в самом министерстве. О разнообразных попилах, откатах, подрядах, сверхдорогих экспертизах, поручаемых родному человечку было не слышно. Прокофьев ушел из жизни в глубокой старости, в 1999 году, никем не проклинаемый.

Что касается нынешнего Минобра, подробно характеризовать его излишне — всё перед глазами. Кипучее и неуемное реформаторство, сочетающееся с кипучими и неуемными скандалами, когда то один, то другой столоначальник падает жертвой конфликта интересов, давно является бытом. Характеристики, даваемые министру Д.В. Ливанову, различаются лишь крепостью употребляемых выражений, но не общей тональностью, которая безусловно негативна. Такова судьба реформатора.

Строго говоря, различие в общем направлении деятельности разных министров не обязательно должно сказываться на уровне взимания даров. Как известно, методики воровства разнообразны. Воруют с прибылей, воруют и с убытков, отчего же не допустить, что есть свои способы воровать как у новаторов, так и у архаистов. Наверное, это так, и про это даже есть давний стих А.М. Жемчужникова — «Свершив поход на нигилизм, // И осмотревшись со злорадством, // Вдались они в патриотизм // И принялись за казнокрадство». А могли бы вдаться в консерватизм с тем же исходом.

Всё так, но вообще говоря, с реформаторства воровать много легче. Постоянная смена правил, постоянное изменение программ и учебных пособий, постоянное изменение структур — в такой буче боевой, кипучей извлекать побочные прибыли сам черт велел. Тогда как чтобы наворовать с архаических порядков, когда во вверенном учреждении из года в года или даже из десятилетия в десятилетие ничего не меняется — «Родная речь», умножение в столбик, Пифагоровы штаны, свойства галогенов, образ народного полководца Кутузова, теорема Лопиталя, старославянский аорист, — гораздо сложнее.

Всё уже давным-давно притерто, и трудно найти дырочку для расклинивания. Наверное, истинный казнокрад и тут не потеряется, вместе с тем стоит ли ломать голову над проблемами воровства при архаизме, когда можно объявить программу благодетельных и совершенно необходимых реформ. Как в нынешнем Минобре, прямо-таки фонтанирующем идеями и мероприятиями.

Конечно, бывает так, что всё уж очень подгнило и без реформ не обойтись. Правда, бывает это гораздо реже, чем представляется смелым реформаторам. В особенности — смелым реформаторам, охочим до даров. К тому же за 30 лет мы так и не дождались внятного объяснения, чем так невыносима была прежняя прокофьевская система образования. Не говоря уже о первообразце — старой немецкой гимназии.

Реформы, кроме всего прочего, умножают в разы риск казнокрадства. Проверено опытом. И поэтому, провозглашая реформы, следует всегда не забывать и об этой цене и обосновывать инновации, в том числе и памятуя, сколько на них наворуют и сколько появится так привлекающих С.А. Облонского и профессоров ВШЭ комиссий соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно-железных дорог и банковых учреждений.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/596199

17 ноября 2015, 15:49 | Общество |

Об одном случае злоупотребления глупостью

Увеселяя генерала Бетрищева, П.И. Чичиков рассказал ему анекдот из жизни приказных, завершающийся bon mot «Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». Жизнь современных светских людей оказалась много парадоксальнее. Гламурный журнал «Квартальный жантийом» (GQ) опубликовал отзыв своего обозревателя А.Г. Беленького на теракты в Париже, после которого чичиковское bon mot нуждается в инверсии — «Полюби нас Беленькими, а черненькими нас всякий полюбит».

Изъяснив свою любовь к Парижу, Беленький попутно сообщил — хотя вроде бы жанр, да и простые соображения такта отнюдь от него это не требовали, — почему двухнедельной давности гибель 224 русских, летевших рейсом с египетского курорта в Петербург не вызвала у него столь сильных и скорбных чувств. Заметим, что хотя о теракте, то есть о гибели самолета, вызванной сознательной злой волей, причем, скорее всего, одной и той же волей что в Париже, что над Синаем, авторитетные инстанции объявили только сейчас, однако версия эта с самого начала рассматривалась как одна из главных.

Гибель соотечественников (по формальному признаку, то есть по паспорту, погибшие с рейсом 9268, что ни говори, но все ж таки являются соотечественниками автора GQ) не произвела такого действия на Беленького: «Мы быстро забыли о катастрофе самолета в Египте, в котором погибло больше двухсот наших соотечественников. Но не потому, что мы черствые и злые. Просто Россия — это такая привычная территория беды, где всегда что-то происходит. Кроме того, мы как-то не представляем себе ни тот самолет, ни тех людей, фантазии не хватает, а Париж мы представляем себе все».

Вообще-то есть французское выражение, следственно, и в Париже бытующее, — Parlez pour vous, monsieur. Мы — сто с лишним миллионов русских — не забыли о катастрофе над Синаем и вполне представляем себе и самолет А321, вполне стандартный, и летевших в нем людей.

Я вполне совпадаю с Беленьким по той особенности биографии, что ни разу не летал чартером на египетские, а равно турецкие, тунисские, тайские и прочие любимые в нашем народе курорты, тогда как в Париже бывал неоднократно, но я не вижу в том никакой своей особой добродетели. Тем более такой, которую надо выставлять публично. Кому нравится поп, кому попадья, кому попова дочка — и к отпускным досугам это также относится. Если же имеется в виду, что «дешевый отдых — это не для меня, я себя и представить не могу среди отпускников низкого достатка», то смерть — она всех равняет. Хоть пассажиров «Когалымавиа», хоть посетителей парижских бистро La Belle Equipe, Le Carillon и Le Petit Cambodge. Тоже, кстати, ничуть не роскошных. И на борту 9268, и в Париже — если посмотреть на далеко не фешенебельную географию террористических атак — жертвами были представители нижнесреднего класса. И что с этого?

Ссылаться на стихи Ахматовой — «И клонятся головы ниже. // Как маятник, ходит луна. // Так вот — над погибшим Парижем // Такая теперь тишина» — уместно, но лишь в том случае, если помнить, что Ахматова писала также и о погибших согражданах. «Принеси же мне горсточку чистой, // Нашей невской студеной воды, // И с головки твоей золотистой // Я кровавые смою следы» — это о детях-ватниках с привычной территории беды. Если бы Ахматова сообщила, что детей Ленинграда она как-то не представляет, она только в Париже представляет себе всё — нет, до такого бы даже тов. Жданов не додумался.

Да и точно ли квартальный жантийом представляет себе в Париже всё? Ведь Париж — это не только двадцать веков истории и не только (на что особенно надсадно сейчас напирается) «Праздник, который всегда с тобой», то есть buvons, chantons, dansons et aimons. Париж есть мног. В немецком романе восьмидесятилетней давности один из героев вдруг открывает себе: «Париж, знакомый ему только как туристу, этот изумительно красивый город, самый красивый в мире, его светло-серебристый воздух и легкую жизнь. В его памяти пробуждались приятные ассоциации: площадь Согласия, Триумфальная арка, набережные Сены, площадь Вогезов, Монмартр, прелестные и доступные женщины — город, где легко дышится и легко живется». Но Париж — это еще и «город запаршивевших, сбившихся с ног полицейских чиновников и затхлых канцелярий, город усталых и пришибленных людей, которые, не зная языка страны, бьются за кусок хлеба и глоток воздуха». К чему ближе север и северо-восток Парижа, где и разыгралась драма, — еще большой вопрос.

Не говоря о том, что и Париж Бальзака и Мопассана — это далеко не только chantons, dansons et buvons. Всё глубже, сложнее и грустнее. Впрочем, требовать от GQ столь многостороннего видения — это, конечно, чрезмерно. Целевая аудитория «Квартального жантийома» — это люди, подобные иностранному принцу, к которому в качестве гида-увеселителя был приставлен граф Вронский: «Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего». Отчего Вронский испытывал неприятные чувства: «Глупая говядина! Неужели я такой?».

Когда глупая говядина предается празднику, который всегда с ней, в компании других глупых говяд, — что же, таков волшебный мир гламура, всегда и везде. Но когда говядина пренебрежительно говорит о боли и страданиях народа, разжигая непроизвольное чувство классовой ненависти и в самых благодушных людях — это уже явное злоупотребление глупостью.

[Максим Соколов]

http://izvestia.ru/news/596474

19 ноября 2015, 13:50 | Политика |

О том, как общественное разделение в России помогло формированию политической нации

Осень 2015 года, возможно, ознаменовало новое качество — еще более явное и жесткое — общественного разделения в России. Давно шедший процесс стал ускоряться с начала 2012 года и вскоре приобрел динамику монумента покорителям космоса на ВДНХ. Западническое меньшинство и российское большинство граждан вступили в окончательную фазу взаимоотталкивания. Рвались как идейные, так и чисто человеческие контакты, а если какое-то взаимодействие и происходило, то во всё более оскорбительной и враждебной форме.

Наиболее ярко это выразилось в реакции на два террористических акта — синайский 31 октября и парижский 13 ноября. Западники оказались чужды принципу «какой палец ни укуси, всё больно». Открытым текстом заявленное равнодушие (если не злорадство) по поводу падения борта «Когалымавиа» сильнейшим образом контрастировало с болью и скорбью по поводу парижского массакра. Девизы Je suis Paris были зафиксированы, но о симметричных девизах Je suis St.-Petersbourg (или Je suis 9268 — по номеру рокового рейса) ничего не было слышно. Ибо «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Соответственно, где нет сокровища, откуда же там возьмется сердце.

Всё это не очень пристойно — хотя, впрочем, с минимальным уважением к воззрениям большинства и прежде наблюдался острый дефицит, — но знаменовало наступивший период новой искренности. Этой осенью прогрессивная общественность как будто окончательно осознала, что в общем мненьи (определяемом, например, путем всенародного голосования) ей ничего не светит, так, значит, и нет надобности в лицемерном домогательстве благосклонности сограждан. Можно смело и прямо высказывать свое мнение, никак не обинуясь общественными предрассудками. Мнение малого народа — всё, мнение большого народа — ничто. Заголимся и будем полностью свободными.

Такой безоглядной свободе мешало лишь остаточное представление о буржуазной демократии. «Хорошо в царя всадить обойму» (по крайней мере фигурально), но всё же как быть с мнением большинства, которому такой героизм ничуть не нравится?

Диалектика и здесь подсказала убедительный выход. Вычисленные социологами 86% (или даже 90%) симпатий к ныне существующему порядку против 14% (или еще менее) симпатий оппозиционных нимало не являются поводом для чесания затылка и сокрушенного «Где-то мы нахомутали». Не нахомутали нимало.

Ибо, во-первых, социологический зондаж в «авторитарной стране» бессмысленен, сама методология не соответствует объекту исследования (во всяком случае, когда результаты для нас неприятные). Во-вторых же, 86% — это столь запредельный показатель, что далее у режима путь только один — от 86 к 0. Для нас же, соответственно, наоборот. Причем этот переход должен случиться очень быстро — еще немного, еще чуть-чуть, и далее костлявая рука дефицита в считаные недели превратит 86 в 8,6%. Тут-то мы и явимся, и на дворе — снова 1990-е, и мы уже не повторим прежних мягкотелых ошибок.

То есть предполагается, что нынешняя демаркация — вещь условная, сегодня есть, а завтра нет. Сегодня «Эхо Дождя» инкапсулировалось, а завтра снова, затаив дыхание, стомильонный народ будет внимать каждому слову и скандировать на площадях: «Программу ВШЭ — в жизнь!».

Да нет, не будет.

Потому что демаркация — вещь необратимая, и снятие пыльцы невинности — вещь одноразовая. В действительности 86% — это довольно разношерстный конгломерат, каждой твари по паре, и у каждой пары свое видение настоящего и будущего России. Кроме одного. 86% (или 90%) граждан едины в том, что, пожалуйста, без этих. Без тех, которые многократно заявили и доказали свою чуждость России и наконец всех бесповоротно в том убедили. Эти люди, замкнутые на самих себя, могут умолять, возглашать, проклинать, заклинать — всё свое они уже сказали, и сказанное ими найдено совершенно негодным.

Остальным же 86% придется полемизировать, спорить, лаяться (да, и не без этого тоже) по вопросу о том, как нам обустроить нашу Россию, которая одна и другой не будет. Смысл демаркации в том, что есть большинство (ох, непростое), которое будет дальше решать, как нам жить, — иначе это называется политической нацией, и есть прогрессивная общественность, которая свое уже нарешала и в нации ватников состоять не желает.

Надежда прогрессивной общественности в том, что политическая нация разделится на и опять начнется катай-валяй. Наше упование в том, что многие нации живут по методике 86% без увлекательного «катай-валяй» и нам давно пора бы.

А каково в тоске самоубийства ждать иностранных гостей — мы уже пробовали. Получается неважно.