*896. Закон бесконечности: почему все «приличные люди» никогда не отвернутся от Путина

[Олег Кашин]

http://slon.ru/russia/zakon_beskonec...paign=20131220

Российская идеология
56 768 37 16.12.2013, 12:29
Крушение РИА «Новости» – драма заведомо многосерийная. Первую серию все видели, там плакала Светлана Миронюк, студенты Высшей школы экономики (тоже, между нами говоря, то еще РИА) устраивали акцию солидарности с заклеенными ртами, демонический Дмитрий Киселев жестикулировал, как в телевизоре, но просил не путать его самого с его телевизионным образом. Но вторая серия обещает быть более захватывающей – весной, или даже раньше, после новогодних каникул, когда возглавляемая Киселевым «ликвидационная комиссия» окончательно вступит в свои права, часть журналистов РИА, включая наверняка даже тех, кто в первой серии страдал в социальных сетях из-за назначения Киселева, задумается о том, как жить дальше и где дальше работать, и придет к выводу, что работать, кроме РИА, негде и по крайней мере стоит подождать – может быть, «Россия сегодня» окажется не столь ужасной, как могло показаться вначале, ну и вообще, поспешишь – людей насмешишь. Будут нервно шутить, называть Киселева «наш упырь» или еще как-нибудь, но из каждой сотни сотрудников нынешнего РИА пусть даже половина напишет на имя «нашего упыря» заявление о приеме на работу во вновь организуемое агентство, и на таком фоне даже если вторая половина станет хлопать дверью и скандалить, все равно заявления о приеме на работу перевесят. Уже сейчас понятно, что, несмотря на все разговоры о сотнях журналистов, отданных на растерзание Дмитрию Киселеву, есть только один реальный пострадавший, вернее, пострадавшая от ликвидации РИА – это Светлана Миронюк, дальнейшая судьба которой несопоставимо более туманна, чем судьба любого из корреспондентов «Прайма», которые, даже задавая Киселеву самые острые вопросы, уже вступили с ним в отношения как со своим законным новым начальником (черт возьми, это же Киселев, тот самый – хоть бы посвистели ему, что ли. Нет, стоят такие вежливые, вопросы задают, разговаривают с ним – то есть приняли уже, всё).

Это уже чистая математика. Если где-то около государства находится бесконечное число «приличных людей» (кавычки, потому что «приличные люди» – это давно уже специальный термин, которым у нас принято обозначать социальную группу, часть интеллигенции, не замеченную в каких-то бесспорных подлостях), то при делении этой бесконечности пополам (или на три, или на четыре – на сколько угодно) в строгом соответствии с математическими законами все равно получится бесконечность. А количество «приличных людей», сотрудничающих с государством, бесконечности будет равно всегда, потому что границы социальной группы «приличные люди» нигде не зафиксированы, и чем больше «приличных людей» отворачивается от государства, тем больше других «приличных людей» остается с властью – просто обычные и часто даже неприличные люди по мере этого процесса превращаются в «приличных» (контрольное задание: представьте, что три-четыре года назад президент России ликвидировал РИА «Новости»; стало бы такое решение ударом по свободе слова или нет?). Вероятно, именно этот парадокс и обеспечивает такую впечатляющую устойчивость путинского Кремля: если бы с ним сотрудничали одни только упыри, все было бы совсем иначе. Но, как не раз уже показывала практика, каждый раз рядом с Путиным оказывается очередная Чулпан Хаматова, и жизнь продолжается именно в прежнем, опостылевшем виде, да и что поделаешь – бесконечность непобедима.

На этой неделе мы увидим еще одну иллюстрацию этому простому математическому закону – большая пресс-конференция Путина, на которой, как всегда, будут звучать вперемешку и в подобающей пропорции острые вопросы, трогательные прибаутки и простые человеческие истории. Спросят про амнистию, про возможную отмену выборов мэров, про Украину, про изменения в Конституции – эти домашние заготовки, написанные крупными буквами на маленьких листах бумаги, очевидно, уже лежат на столе у Путина, и Дмитрий Песков уже знает, какие из этих заготовок в конце недели станут яркими и цитируемыми новостями на лентах информационных агентств. С чем бы ни пришел журналист на пресс-конференцию Путина – он уже соавтор этого карнавала афоризмов, вне зависимости от того, спросит он о «болотных узниках» (хотя чего о них спрашивать – Путин сто раз уже сказал, как он к ним относится) или расскажет о том, как губернатор отказался заасфальтировать улицу в его родном селе. Единственное, что может сделать пресс-конференцию Путина важным политическим событием – это если Путин с Песковым выйдут на кремлевскую сцену и увидят в зале вместо 1319 аккредитованных корреспондентов только вечных Андрея Колесникова и Андрея «шесть соток» Туманова. Вот тогда это действительно будет сенсационная пресс-конференция, и только в этом случае у каждого из 1319 появится шанс всерьез войти в историю. Но своим шансом они, конечно, не воспользуются, и в историю войдет именно Путин – как, вероятно, первый российский правитель, научившийся правильно обращаться с «приличными людьми».

Содержание темы:
01 страница
#01. Олег Кашин. Закон бесконечности: почему все «приличные люди» никогда не отвернутся от Путина. 20.12.2013, 14:15
#02.
#03.
#04.
#05.
#06.
#07.
#08.
#09.
#10.
02 страница
#11. Svobodanews. Чем плох Путин. 29.01.2016, 17:28
#12.
#13.
#14.
#15.
#16.
#17.
#18.
#19.
#20. Олег Кашин. Праздник того, чего нет

[Олег Кашин]

http://slon.ru/russia/kashin_o_khodore-1037504.xhtml

Фото ИТАР-ТАСС / Митя Алешковский

Как это все могло выглядеть, чтобы никто не удивился? Пункт первый и, может быть, даже единственный: Россия без Путина.

Какая угодно любая новая власть – верная идеалам зрелого путинизма, или тихо подвергающая их ревизии, или, наоборот, с грохотом их ниспровергающая, это не имеет вообще никакого значения, – любая новая власть в любой послепутинской России торжественно или тихо открыла бы перед Ходорковским ворота тюрьмы – все, мол, мы тут ни при чем, это у Путина было личное и важное, а нам-то что. Чтобы освобождение Ходорковского никого не удивило, оно должно было произойти только в России без Путина, а как произошло на самом деле – видели все. Это, вероятно, единственный бесспорный эпизод во всем сюжете с освобождением – бесспорность заключается в том, что никто не ожидал и не мог даже нафантазировать именно такого. Чтобы Германия, «тайные дипломатические каналы», Ганс Дитрих Геншер с присущим ему Александром Раром, вертолеты и самолеты и, главное, Путин, который – и это все-таки главная настоящая сенсация последних дней – оказался способен сосуществовать в одном мире с Ходорковским, находящимся не в тюрьме. Все остальное, даже Александр Рар, не более чем производные именно от этой сенсации. «Третье дело» Ходорковского, о котором как раз в последние недели говорили как о неотвратимой перспективе ближайшего года, без видимых причин отправилось куда-то в непонятную даль за Людмилой Путиной. «Так надо». В реальности, данной нам в ощущениях, образовался вдруг внушительный провал. Это, знаете, как выходишь утром из дома, а на улице на каком-нибудь привычном месте – на месте, например, трамвайной остановки обнаруживаешь большую яму, то есть, видимо, ночью остановка в эту яму провалилась, и больше ее нет.

Растерянность, неизбежная в подобных случаях, располагает к тому, чтобы поверить во что угодно. В Олимпиаду, во внезапно проснувшуюся гуманность Путина или, наоборот, в оказанное на Путина кем-то (может, и немцами) сверхсильное давление. Или, с другой стороны, в то, что теперь Ходорковский станет вдруг крупнейшим политическим и гуманитарным лидером, который, конечно, переждет какое-то время, а потом обязательно бросит Кремлю вызов. Любой из такого рода комментариев или прогнозов легко опровергается все тем же аргументом: друзья, вы только что увидели, как в политике действует стихийная сила, преодолеть которую люди были не в состоянии; отойдите от края ямы, провалитесь.

Мы имеем дело с тем случаем, когда вообще никому не нужно верить. Единственное, что можно установить достоверно, – это происхождение куртки с надписью «Пулково», в которой Ходорковский прилетел в Берлин, все остальное основано на слишком рискованных допущениях, чтобы воспринимать их всерьез. Нет ничего, что указывало бы на то, что Ходорковский станет лидером антипутинского противостояния. Нет ничего, что свидетельствовало бы и о том, что Путин решил перестроить свой режим до какой-то ощутимой неузнаваемости. Есть только одно: мы увидели, до какой степени наше представление о реальности, в которой мы живем, не совпадает с тем, какова эта реальность на самом деле. Это не намек на таинственные заговоры и «существующие с шестидесятых годов дипломатические каналы», бог бы с ними, – нет вообще никаких заговоров. Единственное, что есть, – вот этот разрыв между тем, что кажется, и тем, что есть в действительности. Этот разрыв гораздо важнее политических перспектив Ходорковского – в конце концов он точно так же, как и вся Россия, оказался поставлен перед фактом своего освобождения, и в этом смысле он не отличается вообще ни от кого в России. Освобождение Ходорковского можно считать доказательством того, что путинская государственная система обречена, но обречена она совсем не потому, что вышедший на свободу Ходорковский ее когда-нибудь сокрушит (скорее всего, он говорит правду и даже таких намерений у него нет). Она обречена прежде всего потому, что правила, по которым она живет, известны слишком узкому кругу людей – может быть, вообще одному только Путину. Когда правила игры известны слишком немногим игрокам, игра может закончиться в любой момент. И однажды это станет сюрпризом даже для посвященных.

[Олег Кашин]

http://slon.ru/russia/2013_itogi_god...-1040238.xhtml

Фото ИТАР-ТАСС / Дмитрий Рогулин

По поводу дверей главного входа в волгоградский вокзал краеведы спорят: были ли эти двери чугунными или все-таки просто дубовыми; сторонники обеих версий, впрочем, сходятся в том, что это были очень тяжелые двери. Но их легко выбило взрывом, и окна, разумеется, тоже – на фотографии вокзального фасада после взрыва видно, что целых стекол в окнах над входом нет и дверей тоже нет, зато (как-то особенно добросовестно его там закрепили) вообще не пострадал висящий над дверями новогодний транспарант, на котором нарисована, видимо, образцовая российская семья: мама, папа и двое детей, с ними Дед Мороз, за их спинами – новый сочинский вокзал с логотипом РЖД на крыше, а справа на транспаранте надпись «С Новым 2014 годом!» и опять логотипы, уже не только РЖД, но и Сочи-2014, потому что железнодорожная компания является генеральным партнером Олимпиады.

Если бы на фотографии были только взорванный вокзал и транспарант с логотипами, фотография все равно, конечно, приобрела бы популярность в социальных сетях, из нее бы делали демотиваторы и фотожабы (среди мрачных шуток этого воскресенья самая удачная – «До Олимпиады в Сочи осталось сорок дней»), но и все, ничего больше. По крайней мере отдельного текста о ней эта фотография не заслуживала бы, если бы не одна второстепенная деталь, а именно – белые фигурки хоровода детей вокруг крокодила, разинувшего пасть. Скульптурная группа фонтана «Бармалей» или «Детский хоровод» – версий по поводу названия фонтана тоже несколько, но в любом случае именно этот фонтан превращает волгоградскую фотографию Дмитрия Рогулина из дежурного репортажного снимка и потенциального материала для демотиваторов в главную русскую фотографию как минимум года.

Хоровод детей вокруг крокодила – вероятно, единственный узнаваемый визуальный образ сталинградского ада 1942–1943 годов. Глупо обвинять город в отсутствии достопримечательностей, но в уездном Царицыне и довоенном Сталинграде не было ни Кремля, ни Эйфелевой башни, ни Исаакиевского собора, ни статуи Свободы – в общем, ни одного стопроцентно узнаваемого открыточного вида. Сейчас общеизвестный символ Волгограда – Валькирия на Мамаевом кургане, но ее поставили уже при Брежневе. Сохраненные после войны Дом Павлова и поврежденные корпуса тракторного завода – их без подписи не узнаешь. Остался только хоровод с крокодилом в августе 1942 года, эта композиция скульптора Ромуальда Иодко, очевидно, случайно попала в кадр к Эммануилу Евзерихину, снимавшему фоторепортаж о первом массированном налете немецкой авиации на Сталинград. Бильд-редакторы во все времена любили простые контрастные сюжеты, и легкомысленный фонтан с детьми и крокодилом на фоне мрачных руин Сталинграда попал в газеты по обе стороны океана, снимок и фонтан быстро стали знаменитыми, а после войны несколько поколений, по крайней мере советских и российских, кинорежиссеров, от Михаила Чиаурели до Федора Бондарчука, использовали именно этот фонтан в своих фильмах о Сталинграде. Вообще, одного взгляда на этот фонтан достаточно, чтобы пробудились все возможные ассоциации русского человека со Сталинградом, выдуманные и реальные тракторный завод, снайпер Зайцев, Родимцев и Чуйков, книга «Жизнь и судьба» и фильм «Враг у ворот», одна винтовка на двоих, уличные бои, фельдмаршал Паулюс в подвале универмага – все, абсолютно все собрано в одном случайном образе.

Послевоенная судьба фонтана – очень советская. Дети с крокодилом героически пережили войну, но оказались лишними при послевоенной реконструкции Сталинграда. Великий город с великим именем отстраивали в первоочередном порядке, одновременно со столицами и по столичным же проектам – послевоенная парадная застройка Волгограда чем-то напоминает Киев, чем-то даже Москву, все очень торжественно, и, в общем, понятно, что людям, перестраивавшим город, было не до крокодила. Фонтан снесли в 1951 году, ни крокодил, ни фигурки детей не сохранились.

Тот фонтан, который стоит теперь перед взорванным волгоградским вокзалом, он совсем новый, всего четыре месяца назад, в день годовщины того самого, первого налета немецкой авиации на Сталинград (почему-то в этом году торжественно отмечали и эту годовщину, хоть она и не круглая, 71 год, и точно не праздничная) восстановленный фонтан открывали Владимир Путин и байкер Хирург (Александр Залдостанов).

Хирург – важная и влиятельная фигура новой путинской духовности, один из ключевых трэш-персонажей, пришедших в последние два года в политику под лозунгами радикальной лояльности. Идея восстановить знаменитый фонтан принадлежала именно ему, более того, как писали в газетах, байкеры Хирурга даже сами собрали деньги на восстановление фонтана, при этом сам Хирург этого не подтверждает, а говорит туманно, что в фонтане нет «ни рубля бюджетных денег».

Поскольку оригинальная работа скульптора Иодко была утрачена более шестидесяти лет назад, фонтан, открытый Путиным и Хирургом, – это не точная копия того фонтана, а реплика. Реплику создавал на основе фотографий военного времени Александр Бурганов – один из выдающихся художников «лужковского» поколения; с лужковских времен у Бурганова остался персональный мемориальный именной государственный музей в Большом Афанасьевском переулке, а работы Бурганова (чаще всего почему-то огромные руки и ноги, торчащие из-под земли) во внушающем уважение количестве с тех же времен расставлены по всему центру Москвы от Ордынки до Марьиной Рощи. Концентрация рук и ног Бурганова в переулках между Арбатом и Гоголевским бульваром такова, что может показаться, будто Бурганов не скульптор, а хозяин этого района.

Воссоздавая сталинградский фонтан, скульптор-классик видоизменил скульптуры, увеличил рост детей с оригинальных 160 см до 180. Также он хотел покрасить все фигуры золотой краской, но этого не допустил уже Хирург, который настоял на том, что хотя бы цвет нужно оставить, как в оригинале, белым. Теперь за эту настойчивость Бурганов в «Российской газете» благодарит Хирурга: если бы ржавчина выступила на золотом фоне, никто бы ничего не заметил, и скульптуры бы не дожили даже до последнего теракта, а благодаря белому цвету ржавые пятна стали заметны сразу, и фонтан закрыли на ремонт через четыре недели после торжественного открытия.

Сам Бурганов говорит о «нестыковке двух команд – выполнявших скульптуры и строивших чашу фонтана». Если еще точнее, то проблема связана с тем, что скульптуры танцующих детей создавались в расчете на хранение в сухом месте: полых изнутри детей Бурганов наполнил, по его словам, строительной пеной, по другой версии – смолой, армированной стекловолокном. Сами дети, сделанные из композитного пластика, были привинчены металлическими болтами ко дну чаши с водой. В первые же дни пена, которая была внутри у детей, намокла, и к началу сентября на белых фигурах детей выступили ржавые пятна. Мастерская Бурганова демонтировала в конце сентября все фигуры и увезла их на реставрацию. Судя по тому, что в воскресенье дети с крокодилом уже стояли на месте, реконструкция прошла успешно, и дети, которых изваял Бурганов, снялись в трагическом фоторепортаже в той же роли, в которой за 71 год до них снялись дети, изваянные скульптором Иодко.

В одном сюжете – и мистика (а вот не надо восстанавливать скульптуры из ада, пускай бы в аду и оставались), и политика (Путин, байкеры, духовность), и культура (Бурганов, конечно, не совсем Церетели, но того же ряда фигура; говорят еще, между прочим, что Бурганов делал этих детей не для площади, а для фильма «Сталинград» Федора Бондарчука, а после съемок решили оставить скульптуру в городе), и экономика («композитный пластик», строительная вата, «нестыковка двух команд»; строили фонтан без учета того, что в нем будет вода; вообще-то по этим причинам в России происходит все, от падений самолетов до политических кризисов). Невозможно представить более исчерпывающего описания России 2013 года, а уж в сочетании с логотипами РЖД и сочинской Олимпиады, и с выбитыми окнами, и с ментом у входа – по всем законам фотография из Волгограда должна стать классической уже в день публикации.

Но не станет. Именно потому, что это фотография про теракт. Странно прозвучит, но терроризма в российском массовом сознании сегодня не существует, и регулярность взрывов (в одном только Волгограде три взрыва за несколько месяцев!) ни на что не влияет. Это в начале нулевых пропаганда эксплуатировала террористическую тему для решения текущих политических задач, будь то выборы 1999–2000 годов, ограничения работы СМИ после «Норд-Оста» или конституционная реформа после Беслана.

Сейчас антитеррористическая риторика государству невыгодна по множеству причин: любая, даже самая управляемая дискуссия о терроризме может привести к ревизии нынешнего статуса и спецслужб, и кавказских республик, и много к чему еще, поэтому каждый теракт (кто вообще помнит сейчас, например, о взрывах на станциях метро «Лубянка» и «Парк культуры»?) просто проваливается в информационную пустоту – не нужно быть пророком, чтобы сейчас, за два дня до новогодней ночи, дать прогноз о том, как она пройдет на федеральных каналах – Басков и Галкин там точно будут, а Волгоград – вряд ли. Теракты с участием смертников в России сегодня так же регулярны, как и десять лет назад, но на настроение в обществе они не влияют вообще никак, и именно поэтому фотография с волгоградским фонтаном никогда не станет классической, хотя должна была бы.

[Олег Кашин]

http://slon.ru/russia/pochemu_andrey...-1051569.xhtml

Андрей Норкин на митинге журналистов НТВ у телецентра «Останкино» 3 апреля 2001 года. Фото: Андрей Гореловский / ИТАР-ТАСС

Вряд ли это заметно со стороны, но важное обстоятельство: в хоре призывающих к расправе над телеканалом «Дождь» прозвучал только один голос, на который стоило бы обратить внимание. Когда о «Дожде» говорит понятно что Дмитрий Киселев, его словам грош цена – у Киселева работа такая, и всегда можно заранее угадать, что и с какой интонацией он скажет. Примерно так же устроены колумнисты подчиненных кремлевской администрации газет, общественники из понятно каких организаций, новые правозащитники и прочие люди того же рода. Завтра начальство скажет им, что «Дождь» надо любить, и они его полюбят, и ничего интересного здесь нет.

Нет, в хоре обличителей «Дождя» только один голос заставляет вздрогнуть. Это голос Андрея Норкина с «Коммерсантъ FM». Его текст о том, что журналистам «Дождя» «стоит написать заявление об уходе и взять паузу», остался бы незамеченным, напиши его Ульяна Скойбеда, но Андрей Норкин – совсем не Скойбеда; словосочетание «приличный человек» из-за частого использования у нас давно звучит диковато, но все же Андрей Норкин оказался единственным приличным человеком, выступившим против «Дождя» примерно с тех же позиций, с которых на эту тему высказывались люди неприличные. Это важно.

Мы когда-то работали на одной радиостанции, знакомы не были, но, наблюдая за ним в эфире, я никогда не сомневался, что Андрей Норкин – человек очень неглупый. Именно поэтому я не готов рассуждать всерьез о том, что, выступая против выключаемого и ругаемого телеканала, он просто высказывал свое мнение, не думая о контексте, в котором это мнение звучит. Контекст между тем таков, что в сложившейся за эти дни вокруг «Дождя» погромной атмосфере призыв увольняться самим, не дожидаясь, пока в двери постучат, сам по себе становится частью этой погромной атмосферы. Считая Андрея Норкина умным человеком, я уверен, что он нарочно, а не по ошибке присоединился к развернувшейся кампании. Это именно жест, который стоит воспринимать именно как жест.

А теперь версия, почему Андрей Норкин пошел именно на этот жест, почему он не стал говорить о «Дожде» того, что положено говорить в этой ситуации приличным людям. Эта версия представляется мне интересной и выходящей далеко за пределы персональной истории Андрея Норкина. Возможно, именно эта версия и объясняет, «почему у нас все вот так».

Реальность путинской России такова, что каждого более-менее активного и заметного человека она ставит перед важным нравственным выбором чаще и жестче, чем любая другая реальность, – пожалуй, даже чем советская. В нормальной жизни человек может прожить сто лет, вообще никогда не делая такого выбора. Если использовать популярные метафоры этой недели, то, не случись блокады, многие ленинградцы так и дожили бы до спокойной старости, не подозревая, что внутри некоторых из них все эти годы дремал каннибал. И подвигу, и подлости в жизни всегда есть место, но только экстремальная ситуация может заставить выбирать – подлость, подвиг или переход хода.

Важнейшая биографическая особенность Андрея Норкина состоит в том, что такой выбор ему уже приходилось делать раньше, и выбор его как раз был совсем не таков, как можно подумать, читая Норкина о «Дожде» теперь. Тринадцать лет назад, выбирая между подлостью и совестью, он выбрал совесть.

Да, разумеется, я имею в виду конфликт вокруг НТВ в 2001 году. Ситуация с поправкой на масштаб (и поправка эта, разумеется, совсем не в пользу «Дождя») была устроена примерно так же, как сейчас: путинская администрация набросилась на частный независимый телеканал и начала громить его чужими руками, только вместо нынешних кабельных операторов в том случае были кредиторы НТВ. Андрей Норкин, будучи одной из ключевых звезд того телеканала, свой выбор сделал сразу и придерживался этого выбора, может быть, последовательнее всех вообще, – с RTVI, последнего телеканала, ставшего прибежищем для части бывшего «уникального журналистского коллектива», он ушел едва ли не самым последним из всех бывших энтэвэшников, в самом конце 2007 года.

Весной 2001 года Андрей Норкин сделал выбор, единственно возможный для (тут уже ни кавычек, ни иронии) приличного человека. Свобода слова, солидарность с коллегами, возмущение расправой над НТВ – Норкин вел себя как герой. Тринадцати лет достаточно, чтобы оценить тот его подвиг, как в знаменитом опросе, «стоило ли».

Федеральные телевизионщики с других каналов с самого начала как работали, так и продолжили работать: ни забастовок, ни акций солидарности, ни громких уходов. Митинги поддержки закончились быстро. В газетах посмеивались над «уникальным журналистским коллективом» (выражение быстро стало мемом), да и сам коллектив с первых минут конфликта описывался знаменитой считалочкой про десять негритят: на Красной площади после встречи с Путиным фотографировались вместе все звезды канала, а через несколько дней на другой фотографии, когда энтэвэшники переходили через улицу Академика Королева, меняя место работы (еще даже не на ТВ-6, еще на ТНТ, совсем ненадолго), звезд было уже меньше – некоторые решили остаться на канале с новым руководством. Дальше уже снежный ком: уходили на «Первый», уходили на «Россию», уходили на Рен-ТВ, возвращались на новое НТВ. У каждого судьба, у каждого что-то свое – в «уникальном коллективе» очень скоро остался один Норкин. Даже Евгений Алексеевич Киселев очень быстро нашел себя где-то в поле компромисса, и уже Норкину пришлось капитаном последним уходить с мостика.

Великого независимого телевидения не получилось – оно не было нужно ни гражданскому обществу, ни журналистскому сообществу, и даже хантер-томпсоны нового поколения, приходившие на RTVI реализовывать свои идеалы, уходили, стараясь не оглядываться. Как у Гарри Поттера, кубок оказался порталом, и вместо свободы слова герои обнаружили скучный бедный телеканал, отличающийся от официальных пропагандистских структур только персоналиями, воспеваемыми в эфире. А символами свободы слова за эти годы стали совсем другие люди, почему-то совсем не такие нонконформисты, как Норкин. Свободу слова Путин никогда не задушил бы в одиночку, но, к его счастью, на каждом этапе его соавторами оказывались, тут кавычки уже уместны, «приличные люди», готовые на какой угодно компромисс, потому что они профессионалы, а не демшиза, и потому что у них всегда, в каждую минуту находилось оправдание сначала просто негероическому поведению, а потом и откровенным подлостям.

За эти годы Норкин наверняка не раз спрашивал себя: стоило ли бегать с канала на канал по нисходящей во имя никому не нужной свободы слова, ведь достаточно было на самом кремлевском канале сказать «государственная дура», и все будут в воздух чепчики бросать. За те семь лет, которые Андрей Норкин потерял, спасая ценности «уникального коллектива», его коллеги-штрейкбрехеры сумели стать лицами всех федеральных каналов, звездами, моральными авторитетами – да кем угодно. Стоило ли в 2001-м защищать свободу слова, которая оказалась не нужна никому?

На этот вопрос Андрей Норкин отвечает сегодня своим текстом про «Дождь»: нет, не стоило. Он уже делал такой выбор, и он видел, что бывает потом, и сегодня он призывает журналистов «Дождя» (а они же в основном молодые, и в их жизни еще не было этого выбора) не вести себя как он тринадцать лет назад. Если завтра «Дождь» все-таки дожмут, если завтра его не станет, обязательно будет кто-нибудь, кто найдет себя в «России сегодня», в «Вестях недели» или даже на «Коммерсантъ FM» у Норкина, – будет сидеть с ним в эфире и спрашивать политолога Маркова об украинских делах.

Норкин считает, что иначе быть не может. Я думаю, Норкин не прав, но я знаю, откуда у него эта точка зрения, и он имеет на нее право.

[Олег Кашин]

http://slon.ru/russia/krovavyy_navet...-1126862.xhtml

Иллюстрация: Сальвадор Дали. Фрагмент наброска к «Corpus Hypercubus»
Эта гиперссылка пустая, битая, она пока никуда не ведет, но я попросил редакторов «Слона» оставить ее в таком виде и исправить чуть позже, когда на сайте «Первого канала» появятся извинения в связи с инцидентом, случившимся в выходные. В субботу в программе «Время» показали женщину, которая назвалась беженкой из Славянска и в красках рассказала, как украинские военные, войдя в город, собрали на главной площади всех местных жителей и устроили публичную казнь жены и маленького сына кого-то из ополченцев, причем мальчик, по словам героини сюжета, был распят на доске объявлений, а женщину привязали к танку и волочили по улице, пока она не умерла, – и все это на глазах местных жителей. Публичная казнь, к тому же настолько жестокая, – такие новости обычно становятся мировыми сенсациями, а журналисты, благодаря которым эта сенсация стала известна, получают Пулитцеровскую премию. Имена погибших (а в идеале и палачей) в заголовке, шокирующие фотографии или видео, весь мир плачет, и потом в сборниках типа «Сто фотографий, изменивших мир» рядом с фотографиями южновьетнамского генерала Нгуен Нгок Лоана, убивающего партизана, и самолета, врезающегося в башни-близнецы, появится этот снимок: Славянск, доска объявлений и прибитый к ней трехлетний мальчик в трусиках и футболке. Что может быть страшнее?

Вопрос риторический, но ответ на него существует. Страшнее убитого мальчика может быть позор, особенно если мальчик выдуманный, а позор настоящий. В субботней программе «Время» это откровенно бросалось в глаза – извиняющийся тон ведущего Виталия Елисеева («Разговор с Галиной оставил сложное чувство… Сердце не верит, что такое вообще возможно….»), демонстративно нелюбопытная корреспондент Юлия Чумакова (пять из пяти ее реплик в сюжете – вариация на тему «не боитесь ли вы такое рассказывать», больше ничего Юлию Чумакову не интересует). Как же так? У людей в руках большая сенсация, а они ведут себя так, будто рассказывают о митинге «Геи за Явлинского»: «Нам и самим неловко, но вы нас поймите».

В Славянске нет площади Ленина, беженка Галина Пышняк приехала не из Славянска, а из Донецка, а кроме самой Галины, нет никаких свидетелей якобы публичной казни – выяснить все это не составило вообще никакого труда. Никакого труда не составило и обнаружить первоисточник: 9 июля философ Александр Дугин в фейсбуке, ссылаясь на анонимного очевидца, написал о шестилетнем мальчике, распятом в Славянске на доске объявлений. Реконструировать дальнейшее несложно; у Дугина много поклонников в том числе и в Кремле, и, наверное, на очередном совещании по «информационному планированию» какой-то большой начальник, прочитавший накануне тот пост, сказал, что, мол, представляете, до чего дошли каратели, – ребенка! На доске объявлений! И почему наше телевидение молчит? Телевидение вздохнуло и отправилось искать хоть кого-то, кто согласится повторить перед камерой городскую легенду. Нашлась Галина Пышняк, остальное мы видели.

Когда начальница российских государственных медиа Маргарита Симоньян пишет: «И все равно, Господи, сделай так, чтобы не было войны», она вряд ли имеет в виду: «Господи, сделай так, чтобы не было меня», но было бы глупо отрицать роль российского телевидения в разжигании военных настроений и ожиданий. Военные стандарты фактчекинга на государственном телевидении заметно отличаются от мирных. Когда в Донбассе погиб репортер ВГТРК Игорь Корнелюк, его телекомпания (очевидно, стараясь избежать скандала) даже изменила задним числом заголовок его последнего репортажа. Было: «В поселке Счастье каратели вырезали почти все местное население»; стало: «Сражение в поселке Счастье: Снаряды бьют куда попало». Как и в случае с распятым мальчиком, автор репортажа ссылался на очевидца, которому о зачистке рассказал другой очевидец – то есть доказательств, в общем, никаких, но ведь война.

К военным текстам Ильи Эренбурга тоже можно подойти с мерками журналистской объективности, и тогда от четырех томов останется, может быть, полстранички про довоенную Францию, остальное придется забраковать, потому что автор не озаботился доказательствами. Я привожу этот аргумент, потому что он наверняка еще всплывет в обсуждениях первоканального сюжета и кто-нибудь наверняка спросит, что, мол, и Эренбург должен был заботиться о фактчекинге? Наверное, не должен, но проблема в том, что все военные традиции российского телевидения сложились задолго до начала украинского кризиса, то есть война ни при чем. На государственных каналах работают живые и, в общем, нормальные люди. Они знают, что врать нехорошо, но знают также (сужу по своим знакомым, которые, между прочим, уверены, что их коллеги во всем мире, от CNN до «Аль-Джазиры», ведут себя так же), что врать можно в тех случаях, когда речь идет о врагах, о защите государственных интересов и о прочих материях того же порядка.

Напрасно критики российского телевидения ищут истоки нынешних особенностей российской пропаганды в советском и тем более гитлеровском (даже несмотря на известное высказывание Путина о Геббельсе) времени – наша пропаганда гораздо моложе, и ее прямые предки не Геббельс и не Эренбург, а постсоветские медийщики девяностых, которые и джинсой всегда подрабатывали, и по зову Кремля всегда вставали в строй солдат информационных войн. Маршрут, который привел их к нынешнему положению дел, он был такой: от октября девяносто третьего через операцию «Мордой в снег» и первую чеченскую войну; через выборы «Ельцин – Зюганов» девяносто шестого года и войну за «Связьинвест» в девяносто седьмом; через программы Доренко и «Геев за Явлинского» к «Анатомиям протеста», «Вестям недели» и, пока это высшая точка развития, к нынешним пропагандистским шедеврам на украинскую тему.

Мы привыкли к тому, что телевизор занимается пропагандой, мы примерно представляем, чего от него можно ждать, но, когда появился этот сюжет с распятым мальчиком, как-то сразу стало ясно, что это за гранью. Такие вещи нельзя прописать ни в каком законе об оскорблении чувств, но при этом чувства-то у людей действительно есть, и кровавый навет в эфире главного общенационального канала – он действительно оскорбителен даже для тех, кто уже привык к сложившемуся облику российского телевидения.

Кроме того, сюжет про распятого мальчика нарушает и привычное распределение ролей между российскими телеканалами – традиционно сложилась такая ситуация, что за самую адскую пропаганду у нас отвечают ВГТРК и особенно НТВ, а репутация «Первого канала» складывается из менее спорных вещей: открытие Олимпиады, сериал «Оттепель», шоу «Голос», фильмы Парфенова раз в год и т.п. Даже такой простой пример: сейчас, чтобы упомянуть его в этом тексте, я долго искал имя ведущего программы «Время» и с огромным трудом выяснил его у знакомых телевизионных людей; ну вот спросите себя, говорит ли вам что-нибудь имя Виталий Елисеев? «Первый канал» существует не для того, чтобы мы знали поименно всех дикторов его новостных программ, и то, что кровавый навет звучит именно в эфире «Первого», может быть и сознательной попыткой показать Константину Эрнсту, что и ему не удастся отсидеться в своей останкинской шарашке, пока Добродеев и Кулистиков ведут войну. Косвенное доказательство: пытаясь узнать, как отреагировал на этот сюжет сам Эрнст, я смог выяснить только, что он сейчас в отпуске далеко от Москвы, то есть решение показать сюжет про распятого мальчика принималось без его участия. И в том числе поэтому я оставляю пока пустой ссылку на извинения «Первого канала» – сейчас Эрнст вернется из отпуска, объявит Виталию Елисееву выговор, а сам извинится перед обманутыми зрителями.

Если в эфир вышла недостоверная информация, извиняться – это нормально и совсем не стыдно.

[Олег Кашин]

http://echo.msk.ru/blog/kashin/1634038-echo/
22:17 , 03 октября 2015

журналист

Господа Путин, Медведев.

Мои коллеги уже писали вам открытые письма по моему поводу. Вы (и тем более ваш Следственный комитет) никак не ответили, но это как раз понятнее всего; вас просили «разобраться», но нужды в этом нет, я прекрасно понимаю, что вы давно «разобрались» и давно знаете, что ваш губернатор Турчак — инициатор уголовного преступления в отношении меня, того самого преступления, о котором один из вас говорил мне, что обещает оторвать головы его участникам и организаторам. Это преступление давно раскрыто, вы это знаете, и я не вижу смысла делать вид, что вся проблема в том, что вы должны «разобраться». Повторю, вы уже разобрались, ваше решение понятно.

Вы решили встать на сторону своего губернатора Турчака, вы покрываете банду громил и убийц, в которую входит Турчак. Наверное, мне, человеку, пострадавшему от этой банды, было бы логично возмущаться по этому поводу и говорить, что это нечестно и несправедливо, но я понимаю, что такие слова вызовут у вас только смех. Российские законы принимаются и исполняются под полным и безусловным вашим контролем, но вы не в состоянии следовать даже своим собственным законам. Каждый раз обнаруживаются обстоятельства, которые выше закона. Как изящно сформулировал спасающий сейчас Турчака и его партнера Горбунова следователь Соцков, которому отдали мое дело и который его старательно разваливает — есть законодательство, но есть руководство, и воля руководства всегда сильнее любого закона. Строго говоря, он прав в своей оценке реальности — ваша воля в России сильнее закона, и простой факт следования законности оказывается недостижимой фантастикой.

Следователя Соцкова я знаю уже не один год. Человек моего поколения, когда-то был журналистом на «Народном радио». Мне нетрудно представить его первокурсником юрфака, изучающим римское право — восторженным, честным, мечтающим изменить мир. Во что он превратился теперь? В перепуганного чиновника, мечтающего досидеть на своем месте до пенсии и потому готового на любые гнусности, в том числе и уголовно преследуемые. Кто сделал его таким? Вы и сделали.

Пятнадцать лет вашего царствования почему-то принято оценивать только в каких-то материалистических категориях. Нефть стоит столько-то, доллар столько-то, ВВП вырос на столько-то процентов и так далее. Но дело не в нефти и не в ВВП. История оценит ваши пятнадцать лет именно с точки зрения судьбы таких, как Соцков — это вы проложили ему путь от восторженного первокурсника, читающего после лекций новости на оппозиционной радиостанции, к цинику в погонах, вслух признающемуся в том, что воля ваших подчиненных — его начальников, — для него, следователя и офицера, выше любого закона. Я не имею права его осуждать. Перед глазами у него — пример его коллеги и товарища Алексея Сердюкова, заслуженного следователя, совсем недавно посадившего махачкалинского Амирова, а теперь фактически лишенного работы за то, что он посмел раскрыть мое дело, в котором фигурирует имя Турчака.

Ваш выбор между Сердюковыми и Соцковыми — он принципиален, конечно. Первые вам не нужны, а вторые — ваша самая надежная опора, и чем гибче будут их хребты, тем спокойнее будет вам. Ваши пятнадцать лет — не льстите себе, это не время возрождения России или вставания с колен, это время самой масштабной моральной катастрофы, пережитой нашим поколением. Персональную ответственность за эту катастрофу несете вы.

В современном российском обществе любой, даже самый очевидный вопрос о добре и зле оказывается неразрешимым. Можно ли воровать? Можно ли обманывать? Убивать — это этично или нет? На каждый такой вопрос в России теперь принято отвечать, что все не так однозначно. Вашими стараниями нация деморализована и дезориентирована. Ложь и лицемерие — удобный для вас инструмент управления массами, вам это выгодно и удобно, но каждый случай использования этого инструмента становится болезненным ударом по всему обществу, и каждый очередной удар может оказаться смертельным. Вы решаете свои текущие проблемы, не обращая внимания на то, что роете яму самим же себе. «Все не так однозначно», — это вам хором ответит толпа, от которой вам когда-нибудь придется убегать. Я догадываюсь, что вы боитесь этой толпы, но просто имейте в виду, это же вы ее создали, и винить кроме вас самих — некого. Высшая доблесть для вас — говорить «это не мы», даже если вас ловят за руку. Вы всерьез хотите остаться в истории положительными героями, будучи носителями такой повадки?

Изолировав себя и свой номенклатурный класс от общества, вы изолировали себя и от реальности. Мы, по нашу сторону разделяющей нас с вами стены, каждый раз вздрагиваем, когда очередной ваш соратник, желая показать себя мыслителем, выходит на трибуну и рассказывает о «чипизации населения», «евроатлантическом заговоре» или «клеточной войне». Мы еще сохранили способность удивляться таким словам, вы же, в своей изоляции, только их и слышите и только им и верите. Ваши суеверия и мистицизм, картина мира читателя восьмидесятнического самиздата «про масонов» и ваше псевдоправославие, от которого пришел бы в ужас сам Христос — все это давно превратило вас в тоталитарную секту, и, что важно, ваше сектантство помножено на знакомую вам, вероятнее всего, по Петербургу девяностых уголовную этику. Именно это сочетание сектантства и гангстерских представлений о благородстве по отношению к «своим» заставляет вас между законом и Турчаком выбирать Турчака.

И если бы только Турчака. В этом году нам пришлось выучить имя Руслана Геремеева — мы выучили его благодаря вам, потому что это благодаря вам максимальным преследованием, на какое могут рассчитывать эти люди, оказываются публикации «источников Росбалта», а не протоколы уголовных дел. Нынешняя Чечня, которую принято называть кадыровской, на самом деле ваша — это вы ее создали, и это она для вас стала идеальным образцом той России, которой вы хотели бы править, остальным регионам остается только подтягиваться до ее уровня, как сейчас подтягивается турчаковский (и тоже на самом деле — ваш) Псков. Вы посадили всю правящую верхушку Коми и делаете вид, что банда во главе субъекта федерации — это аномалия, хотя сами прекрасно знаете, что Гайзер — типичный для вашей системы губернатор, и Коми — типичный регион, и Кущевская — типичная, а не аномальная станица. Россия досталась вам со словом «федерация» в названии государства, но хороша федерация, если вы раздариваете регионы своим знакомым, детям друзей или даже случайным бандитам, основываясь только на принципе личной преданности. В «том самом» интернет-диалоге с Турчаком я назвал его назначение оскорблением, нанесенным федерализму, но это была неудачная фигура речи — сегодня в России все, что формально называется федерализмом, оскорбляет и граждан, и закон, и здравый смысл. И это тоже ваша, а не чья-то еще, персональная ответственность. Любой, кто придет после вас, будет вынужден с нуля создавать Россию заново, и это единственная ваша историческая заслуга, на которую вы потратили свои пятнадцать лет. Ваше любимое и единственное, других нет, оправдание — это девяностые, но важно понимать, что вы сохранили и упрочили все, за что принято ненавидеть тот период. Вы ничего не исправили, вы все усугубили.

Вам нравится считать себя наследниками империй, царской и советской. Но цари вешали уголовных преступников, а не раздавали им губернии. Вы гордитесь своим неосоветским милитаризмом, но если бы создателю советского ВПК Устинову кто-нибудь рассказал, что избиение человека арматурой можно провести через бухгалтерию как реальный оборонный проект и оплатить из средств гособоронзаказа, он бы решил, что ему рассказывают злой антисоветский анекдот. Ветераны турчаковского завода рассказывали мне, что двадцать лет назад юный будущий губернатор ездил по территории предприятия на черной «волге», расстреливая из пистолета бродивших по заводу кошек — вот из таких деталей будет состоять портрет вашего времени и вашей номенклатуры, и у вас нет оснований рассчитывать на большее. Ваша основная проблема состоит в том, что вы просто не любите Россию, относясь к ней как к попавшему в ваше распоряжение ресурсу, но, что бы ни говорили вам ваши духовники, вот этого вам Бог как раз не простит.

В последние дни я много раз слышал, что весь шум вокруг моего дела поднят в рамках какой-то борьбы окружающих вас группировок. Это тоже примета навязанной вами нам системы координат — ничего не бывает просто так, за всеми кто-то стоит, везде существует заговор. Будучи участником этого так называемого заговора, я могу сказать, что борьба группировок, конечно, идет, но общая цель всех группировок — спасти вашего губернатора Турчака и его партнеров от уголовного преследования. Полагаю, эту борьбу можно считать выигранной. Я прекрасно вижу, что максимум, что может грозить Турчаку, — тихая отставка, максимально разнесенная по времени с любыми движениями по моему делу. Это единственная справедливость, на которую может рассчитывать гражданин, и это значит, что ни на какую справедливость вообще ваша система не способна. Дело ваше, но комфортно ли вам самим жить, понимая, что и вам рано или поздно на справедливость и закон рассчитывать не придется?

[Олег Кашин]

http://slon.ru/russia/ne_nash_k_kont...-1201066.xhtml

Фото: Денис Вышинский / ТАСС

Российская пропаганда, ты же так любишь вот это: сорок первый год, сорок пятый год, деды воевали, георгиевская лента, против нас фашисты, против нас бандеровцы, – ты это любишь, ты, как иногда кажется, вообще не знаешь другого языка, так почему же теперь ты испуганно замолчала и не решаешься описать происходящее именно на том языке, который ты знаешь и любишь? Почему не звучит из твоих, пропаганда, уст одно напрашивающееся сейчас и самое очевидное сейчас слово? Оно ведь как раз из того словаря, который ты заучила наизусть и который с тобой заучили наизусть мы. Почему же теперь ты молчишь, пропаганда? Чего ты боишься?

Слово, которого сейчас нет в лексиконе российской пропаганды, – «блокада». То, что сейчас происходит в Крыму, проще простого описать на привычном языке программы «Время», что-нибудь вроде «российский Крым превратился в новый Ленинград, стойкость и мужество российских граждан оказывается сильнее цинизма и жестокости киевской хунты, которая решила обречь полуостров на смерть от голода и холода» – так об одесском пожаре говорили в мае, используя слово «Хатынь», и у телезрителя сжимались кулаки, и кто пассионарнее, те бросались искать (и находили, конечно) адреса вербовочных пунктов для добровольцев Новороссии, шли воевать, погибали.

Теперь все иначе. Единственная официальная фраза из Москвы по поводу блокады Крыма – Песков, которому «ничего не известно». Если Песков ничего не знает – расходимся. Российская аудитория послушна, и Пескову она верит. Что происходит в России? Новый год, и все.

Нет, не все. В эти предновогодние дни два миллиона россиян блокированы на холодном полуострове. Туда не ходят поезда, не пускают автомобили, регулярные перебои с электричеством вплоть до полного блэкаута, проблемы со связью и с поставками продовольствия, неработающие банки, есть риск проблем с водоснабжением. Говорили, что будет построен мост, но теперь ясно, что не будет и моста, да если бы и строили – когда бы он был готов, через пять лет, через десять? «Крым наш» – победительный лозунг этой весны звучал так часто, что успел превратиться в анекдот. «Крым наш» – теперь это звучит зловеще. Наш – и, значит, гуманитарная катастрофа, на грани которой он теперь балансирует, тоже наша, и ответственность за нее ляжет на Российскую Федерацию, которой, как теперь кажется, нет до этой катастрофы никакого дела. Россия умеет и любит бросать своих. Если Крым российский, то помощи ему ждать неоткуда.

Если Крым украинский, то все еще более паршиво. Для Украины полуостров – временно оккупированная Россией территория, источник территориального спора, большая потеря. Люди Крыма в этой конструкции – несчастные украинские граждане, которые вопреки своей воле удерживаются под властью Российского государства, но если так, то зачем Украина выключает им свет и не пускает к ним поезда? Делая их жизнь невыносимой, что хочет доказать им Украина? Она наказывает их за нелояльность? Напоминает, что они – ее граждане и она, Украина, может делать с ними что угодно? Анонсирует жесткие меры возмездия, которые будут приняты к населению полуострова после того, как Украина восстановит свой над ним суверенитет?

Последнее предположение звучит уже вполне реалистично. Не происходит ничего, что указывало бы на готовность и способность Российского государства позаботиться о своих гражданах на территории Крымского полуострова. Ответом России на блокаду Крыма стало начало поставок из России на Украину угля и электричества без пошлин и без предоплаты. В пятницу Украина восстановила контроль над примыкающим к Крыму полуостровом Чонгар – в феврале он был занят российскими войсками. Все выглядит так, что следующим шагом украинской стороны станет взятие Перекопа – и какая-нибудь радиостанция опять позвонит Дмитрию Пескову, и он опять скажет, что не в курсе. Аннексия Крыма в течение всего года была поводом для самой жесткой критики в адрес Владимира Путина со стороны самых разных его оппонентов в России и за рубежом, Путина обвиняли в империализме, в экспансионизме, в опасных геополитических играх и много в чем еще. Последние дни года демонстрируют несостоятельность всех этих обвинений. Империалисты так себя не ведут. Путин как был, так и остался лидером монетократического авторитарного режима, для которого судьбы двух миллионов человек на полуострове не более чем повод для виртуальных политтехнологических игр, а когда эти игры соприкасаются с какой угодно реальностью, выясняется, что Путину нет никакого дела ни до людей, ни до полуострова. «Это является последовательной демонстрацией политической воли президента Путина к оказанию реальной поддержки украинцам, особенно в преддверии Нового года», – это снова Песков, о поставках угля на Украину.

В течение этого года, как посчитали журналисты РБК, публичная позиция Путина по поводу причин присоединения Крыма менялась четырежды – от «они нас попросили о защите» до «священная Корсунь, аналог Храмовой горы». Каждый из этих пропагандистских тезисов был призван объяснить, почему Россия присоединила к себе Крым. Но объяснения не нужны, объяснять нечего. Россия Крым к себе не присоединяла, Россия сделала вид, что Крым стал ее частью. Зачем – чтобы похвастаться этим по телевизору, чтобы разрисовать Москву нарядными граффити, чтобы поэкспериментировать с общественным мнением, добиться каких-то локальных внутриполитических целей. Цели достигнуты, граффити нарисованы, и до блокады полуострова и до людей на нем Москве теперь нет никакого дела. Так выглядит российский империализм и экспансионизм в двадцать первом веке.

Этот новый год Россия встречает без Спасской башни Кремля, то есть башня-то на месте, просто ее ремонтируют, и она накрыта многоэтажным кубическим колпаком, что-то вроде то ли зиккурата, то ли ленинского Мавзолея, вытянутого ввысь. Московские власти обещают справиться с недоразумением при помощи специального мобильного приложения, в котором, если навести камеру на зиккурат, можно будет увидеть башню в ее привычном облике. Вероятно, разработчики приложения позаимствовали свою идею у политики федеральных властей в Крыму – там ведь тоже, если навести на Крым камеру российского телевидения, можно увидеть полуостров в образе настоящего российского региона, хотя блокада Крыма Украиной и реакция российских властей на происходящее свидетельствуют, что Россией Крым так и не стал.

[Олег Кашин]

https://slon.ru./posts/59291

Какое решение принять проще – об отправке российских военных в Сирию или о признании терактом взрыва российского самолета над Синаем? Сейчас кажется, что второе, и логика реконструируется довольно легко: если признают теракт, то это вызовет неприятные вопросы, главный из которых – думал ли кто-нибудь о десятках тысяч российских туристов, остающихся в египетском тылу новой войны? Очевидно, что никто не думал, иначе бы не было наблюдаемой ныне чехарды с отменой рейсов, экзотическими схемами отправки багажа и обещаниями превратить Крым в новый Египет. Можно не продолжать, ясно же уже – не подумали, не учли.

И что должно следовать из этого «не подумали»? Комментаторы, которые обращают на это внимание, явно имеют в виду, что должно что-то следовать. Но что именно? Путин выходит к гражданам и говорит, что да, раз уж так нехорошо получилось, мы во избежание повторения синайской трагедии приняли решение свернуть сирийские операции? Или: из Сирии мы не уйдем, но в отставку как не справившиеся с обязанностями отправляются руководители спецслужб, начальник Генштаба и заодно на всякий случай премьер Медведев? Или: я сам, президент России, несу персональную ответственность за случившееся, операция в Сирии – это мое решение и это я не подумал о туристах в Египте, поэтому я ухожу в отставку. Так, что ли?

Конечно, все звучит как натужная шутка. Мы говорим о невозможном – нет, никакой теракт не приведет к тому, что Путин уйдет из Сирии или тем более из Кремля. Никакой теракт не приведет к отставкам в силовом или несиловом блоке российского руководства. У нас так не принято, у нас так не делается.

Ошиблись, не учли, не подумали – в наших условиях это совсем не упрек, это просто констатация. Ну да, никто не подумал о российских туристах, но вообще-то сенсацией было бы, если бы о них, наоборот, кто-нибудь подумал. Российская власть принимает решения, которые могут привести к гибели многих россиян, российская власть не советуется с самими россиянами по этому поводу и вообще никак не рефлексирует, когда россияне погибают. Что из этого следует?

Вообще-то только одно: российская власть может позволить себе так себя вести.

Еще раз повторю, что здесь нет упрека. Любая власть всегда будет делать только то, что она может себе позволить. Просто где-то власть ограничена выборами, где-то прессой, где-то оппозицией, а в России власть не ограничена ничем, и эта вполне банальная формула не просто объясняет, но в каком-то смысле и оправдывает все, что делает сейчас и делал до сих пор Владимир Путин.

Если бы ему грозил импичмент, проигрыш на выборах или хотя бы шум в газетах, он вел бы себя иначе. Но если ему ничего не грозит, должен ли он ограничивать себя сам? Нет, конечно. В небе над Синаем не произошло ничего уникального с точки зрения отношений Российского государства с гражданами – да, граждане пострадали, но на государстве это не скажется и не может сказаться никак, это частный случай давно сложившихся отношений между Россией и теми, кто управляет ею и выступает от ее имени. Они могут делать что угодно, им за это ничего не грозит. Переход от украинской авантюры к сирийской дался Российскому государству так же легко, как если бы речь шла о строительстве очередного памятника князю Владимиру, – захотели и решили, и все. Отношения с общественным мнением – такой проблемы у российской власти просто нет, она давно выстроила эти отношения так, что общественным мнением в каждый конкретный момент будет именно то, чего хотят в Кремле.

Собственно, и нежелание официальной России признавать взрыв авиалайнера терактом только в последнюю очередь может быть вызвано нежеланием отвечать на какие-то неприятные вопросы. Эти вопросы просто некому задавать, и, затягивая с выбором своей официальной версии, Россия, наверное, просто решает какие-то свои утилитарные проблемы от отношений с Египтом до дальнейшего расширения участия в сирийских делах. Чтобы объяснить необходимость наземной операции в Сирии именно как ответ на теракт, достаточно одной программы Дмитрия Киселева.

Но есть один нюанс. Путинская Россия начиналась именно как антитеррористическое государство, почти Израиль. В первые годы путинской власти теракты были главным фактором жизни России – под аккомпанемент взрывов домов «Единство» и Владимир Путин побеждали 16 лет назад на выборах, вторую чеченскую войну сразу, как только она началась, переименовали в контртеррористическую операцию, и в отличие от первой чеченской вся риторика строилась на том, что Россия воюет уже не за свою территориальную целостность, а за то, чтобы в Москве ничего не взрывалось. В Москве при этом все равно постоянно что-то взрывалось, был «Норд-Ост», был Беслан, и власть каждый раз настаивала, что только она и способна остановить террористов – даже узурпаторская политическая реформа 2004 года формально была антитеррористической, ответом на Беслан.

Когда власть получила вообще все, когда обществу было уже нечего отдать ей, отпала необходимость и в антитеррористической идеологии

Первые путинские годы – время, когда противостояние терроризму в общественном сознании, пропаганде и государственной риторике занимало то же место, которое сейчас занимает Великая Отечественная война. Телевидение штамповало антитеррористические сериалы, группа «Любэ» пела с офицерами группы «Альфа», в школах шли антитеррористические уроки – нация чувствовала себя нацией именно потому, что ей, всей, противостоят смертницы-шахидки и полевые командиры, скрывающиеся в «зеленке». Именно таким был фон, на котором российское общество, не возражая против этого, отдавало государству все свои и без того немногочисленные (авторитаризм начался еще при Ельцине) политические функции.

А когда власть получила вообще все, когда отдавать стало нечего, отпала необходимость и в антитеррористической идеологии. Началась история кадыровской Чечни, началась и та путинская Россия, которая есть сейчас. Взрывы в Москве и других российских городах стали более редкими, но совсем не прекратились, и вот что интересно – ни после взрывов 2010 года в метро, ни после терактов в Волгограде, ни когда-то еще государство в лице Путина или его телеканалов не разворачивало антитеррористическое знамя, а, напротив, делало все, чтобы очередной теракт погряз в череде разных других новостей.

Возвращаться к антитеррористической риторике сейчас для Путина значило бы вернуться если не в 1999-й, то в 2004 год, то есть признаться (не гражданам – себе), что все последнее десятилетие страна ходила по кругу и вообще не ушла из той точки, выход из которой был единственным козырем раннего Путина. Возможно, именно поэтому, а совсем не из рациональных внешнеполитических соображений российские официальные лица сегодня так нерешительны в выборе версии гибели самолета с 224 россиянами на борту.

[Олег Кашин]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w...%B0/a-18886354
Неожиданно смелое интервью министра финансов РФ Антона Силуанова и слухи о назначении Алексея Кудрина в Кремль – Олег Кашин о перспективах либерализации "сверху" в России.

Алексей Кудрин вернется в администрацию президента?

Рассуждать о сокращении социальных расходов и о налогах - да, это прямая профессиональная обязанность министра финансов России Антона Силуанова, но нигде не сказано, что свои соображения на эту тему он может оформлять в форме политических заявлений. А именно это и произошло. В интервью Reuters Силуанов назвал перспективу повышения налогов или сокращения социальных трат "непростым общественным выбором" и добавил, что этот вопрос "должен быть в программе следующего российского президента".

Особая роль бывшего министра

Вообще-то это сенсация. У современных российских чиновников такого уровня вообще не принято говорить вслух о том, что у России может быть какой-то следующий президент. Это как бы ставит под сомнение несменяемость Владимира Путина, особенно если логика выстраивается таким образом, что будущему президенту предстоит принять какое-то тяжелое решение - это что же, выходит, Путин сам не может с этим справиться?

Возможная разгадка неожиданной смелости Силунова появилась спустя несколько часов после его интервью - согласно утечкам из Кремля, покровитель и предшественник Силуанова на министерском посту Алексей Кудрин может получить высокую должность в администрации президента.

Кудрин в Кремле - очевидно, так и никак иначе может выглядеть сегодня максимальное подобие политической оттепели, на которую может решиться Владимир Путин. Уйдя из правительства четыре года назад, Алексей Кудрин занял уникальную и очень странную нишу в российском околовластном пространстве. С одной стороны, он сохранил хорошие отношения с Владимиром Путиным, причем эти отношения ежегодно демонстрируются россиянам во время путинских "прямых линий", на которые регулярно приглашают Кудрина, чтобы он задал президенту какой-нибудь острый вопрос.

Президент, в свою очередь, традиционно намекает в ответ, что на должность премьера Кудрину рассчитывать не стоит; смысл этих спектаклей остается неизвестен, но так или иначе - вся страна видит, что Путин с Кудриным общаются, и президент, если что, готов прислушаться к бывшему министру. Это с одной стороны.

С другой - Алексей Кудрин вполне комфортно чувствует себя и среди критиков Путина. Еще в декабре 2011 года он пришел на оппозиционный митинг на проспект Сахарова, чтобы произнести там невнятную речь и быть освистанным толпой, но за четыре года отношения Кудрина с оппозиционерами значительно улучшились.

Он - руководитель "Комитета гражданских инициатив", едва ли не самой влиятельной легальной структуры, в которой есть место и для критиков Кремля. Совсем недавно комитет Кудрина проводил в Москве свой "гражданский форум", участие в котором принимали даже представители партии Алексея Навального, хотя сам Алексей Кудрин публично подтверждал, что проводит форум с санкции администрации президента.

Других вариантов либерализации не осталось

Когда Кудрин разговаривает с Путиным, за ним стоит оппозиция. Когда Кудрин разговаривает с оппозицией, за ним стоит Путин. Возвращение такого удивительного человека во власть могло бы символизировать переход Кремля в новое состояние, когда критиков режима уже не объявляют врагами России, а ведут с ними уважительный, хоть и ни к чему не обязывающий, диалог наподобие того, о котором говорит Антон Силуанов.

Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и принятую в России византийскую аппаратную традицию - специально для непопулярных решений (повышение пенсионного возраста, сокращение социальных расходов и т.п.) на работу берется Кудрин, чтобы именно он, а не Путин, стал в массовом сознании виновником ухудшения жизни россиян.

В любом случае, показательно, что к концу 2015 года в распоряжении Владимира Путина остался единственный способ даже не совершить либерализацию, а намекнуть на нее - позвать на работу в Кремль, даже не в правительство, последнего своего знакомого, не скатившегося в привычное для высших российских чиновников мракобесие.

Второго такого знакомого у Путина нет, да и этот за четыре года терпеливого ожидания, что его позовут, наверняка растерял какую-то часть своего либерализма. Но других идей, даже совсем гипотетических, у Путина, кажется, не осталось - слишком долго он выстраивал свою команду по принципу личной преданности, слишком долго боролся с самой возможностью услышать от кого-нибудь возражения или критику. Путин сам стал заложником путиноцентричной системы, в которой возвращение Кудрина - максимальная "революция сверху", на какую только способна эта система.

[Олег Кашин]

http://echo.msk.ru/blog/kashin/1691150-echo/
14:59 , 09 января 2016

автор
журналист

Такой симпатичный парадокс России десятых: чем шире распростерты над Россией совиные крыла путинской реакции, чем беспросветнее кажется политическое бытие страны, тем яснее становится неизбежность какого-то во всех смыслах нового послепутинского будущего. Понятно, что так, как сейчас, совсем уж долго продолжаться не может, и ставшая почти абсолютной зависимость российской внутренней и внешней политики от личных качеств и капризов одного конкретного Владимира Владимировича закончится в любом случае вместе с его властью, какой бы ни была сама процедура смены первого лица – революционной или даже внутрисистемной, от Путина к назначенному им преемнику.

Ныне живущие поколения россиян помнят, чем отличался 1989 год от 1984-го или даже 1957-й от 1952-го. Пройдет лет пять, и россияне, погруженные в заботы нового времени (заботы совершенно любые, в диапазоне от гражданской войны до легализации гей-браков), только посмеются, вспоминая казавшееся важным в 2015-м. О послепутинской России можно спорить только в частностях: когда она наступит и какой будет, но ее наступление уже сейчас кажется бесспорным. Неудивительно, что попытки сформулировать хотя бы базовые принципы этой будущей России входят теперь в моду, и это очень здорово: чем больше идей появится сейчас, тем проще будет потом.

Люди, недовольные Путиным, начинают рисовать образ будущего, но пока это дается им слишком трудно: рисуют Россию без Путина, а получается Путин. Видимо, он слишком долго царствовал, и даже самые прогрессивные россияне уже просто не знают, как может выглядеть непутинская Россия.

Этого не знают Владимир Ашурков и его коллеги по проекту «Санация права»: возникла красивая идея составить реестр законов, которые должны быть отменены немедленно после смены власти. Но красота идеи быстро споткнулась о три простые цифры – 282. Оказалось, что среди инициаторов «санации» не набрала большинства голосов идея отказа от путинского антиэкстремистского законодательства, символом которого уже много лет остается одиознейшая статья 282 российского Уголовного кодекса, предусматривающая тюремные сроки за мыслепреступление.

Владимир Ашурков объясняет, что нормы этой статьи «подлежат уточнению, а главное – поправить их применение», то есть сажать за слова и перепосты все равно надо, следует только уточнить, за какие именно слова и перепосты. Владимиру Ашуркову, конечно, спасибо, но таких «уточнителей» и в путинской Госдуме 450 человек сидят, и они с санацией права справляются и сами; зачем менять Яровую на Ашуркова, если в принципиальнейшем вопросе наказания за слова между ними нет разницы?

Впрочем, случай с «Санацией права» пока не выходит за пределы частного эксцесса. Может быть, создатели проекта прочитают этот текст, устыдятся и добавят все-таки антиэкстремистское законодательство в свой санационный список. Гораздо серьезнее выглядит программное новогоднее выступление Гарри Каспарова, который обещает послепутинской России большую «антиимперскую прививку» и период «очищения», в ходе которого всем россиянам придется понять, что за действия Путина расплачиваться должны все. На этот период Каспаров предлагает отказаться от выборов, чтобы к власти не прорвались «утешители», которые свалят все на Путина и помогут россиянам уйти от коллективной ответственности. Свои предложения Каспаров формулирует предельно ясно и четко, возможности ошибиться у читателя нет: да, нам после Путина предлагается режим очистительной диктатуры, которая, по замыслу автора концепции, научит нас каяться и платить.

Отличная идея – отличная в том смысле, что именно так и надо писать пропутинские агитки, делая акцент не на том, что есть сейчас, а на том, что завтра начнется «период очищения» и мало не покажется никому. Среди убежденных сторонников нынешнего режима, между прочим, это действительно очень популярный тезис: да, Путин много чем плох, но есть риск, что без Путина будет хуже. Тут на сцену выходит Каспаров и говорит: да, да, обязательно будет хуже, я сделаю все, чтобы было хуже, не сомневайтесь.

Никто, в общем, и не сомневается, но зачем делать хуже? Возлагать на россиян ответственность за Путина – это такая сталинская логика, по которой отправляли в лагеря тех, кто был у немцев в плену, несвобода в обмен на несвободу, несвобода в квадрате, несвобода ради несвободы – бессмысленная и абсурдная жестокость. Каспарову кажется, что россияне ее заслуживают, и это его право – так считать. А право россиян в послепутинской России – пренебречь мнением Гарри Каспарова, тем более что оно заслуживает того, чтобы им пренебречь.

Дело даже не в том, что по степени своей чудовищности российское государство все-таки не достигло уровня Германии и Японии сороковых годов, на которые ссылается Каспаров, мы пока барахтаемся на каком-то латиноамериканском уровне, и риторика типа «Парагвай ответит за все» звучит даже не диковато, а комично. Гораздо важнее, что путинское правление за шестнадцать своих лет никогда не было результатом свободного выбора россиян: преемником Путина в 1999 году назначил один конкретный человек, а система административного, пропагандистского и полицейского подавления общества была отлажена в России еще в девяностые и до сих пор не давала сбоев. Ссылаться на путинские выборы как на доказательство всеобщей поддержки Путина россиянами – такой же цинизм, как и путинские «социологические опросы» об энергоснабжении Крыма. Если бы путинская система давала россиянам какие-нибудь преференции (вот буквально: мы разграбили ЮКОС, и вот вам всем, дорогие россияне, по сто долларов, теперь вы все в доле, или вот вам по земельному участку в Крыму, теперь Крым ваш), рассуждать о коллективной ответственности еще имело бы смысл, а так эта система ограничивает россиянам свободу, лишает их выбора, подавляет их. И за это еще россиянам надо расплачиваться?

Путинские и сверхпутинские черты в критиках Путина, вероятно, указывают на то, что ими владеет тот же страх, какой, безусловно, есть и у Путина. Страх потерять власть, страх оказаться лицом к лицу с неуправляемым политическим процессом. Соблазн заменить «плохую» диктатуру «хорошей» – это и идеализм, и подлость одновременно. Хороших диктатур не бывает, и даже если во главе «очищения» станет сам Гарри Каспаров, мы, как уже бывало, очень быстро обнаружим себя под властью его охранников, родственников и тренеров, никем не выбранных и никому не подотчетных, а если в парламенте засядут любители «уточнять и поправлять» путинские законы, то и такой парламент окажется не менее бешеным принтером, чем тот, который мы знаем теперь. Если образ будущего у российских оппозиционеров сводится к образу «либерального Путина», который только в деталях должен отличаться от того Путина, какой есть теперь, то тогда уж действительно пусть лучше нынешний Путин и остается, зачем нам новый?

Будущее на то и будущее, чтобы не тащить в него самые одиозные и зловещие признаки настоящего. Оппозиция, которая боится демократии, боится народа, – это плохая, негодная оппозиция. Придумывая образ будущего для России, не стоит начинать с лазеек, которые позволят удерживать власть так же, как удерживает ее сейчас Путин.