*2725. Народный фронт и кризис политической лояльности

[Борис Межуев]

http://izvestia.ru/news/572348
12 июня 2014, 21:35 | Политика |

O внутренней политике, о которой мы позабыли
Народный фронт и кризис политической лояльности

День России – хороший повод поговорить о России. О России в последнее время мы несколько позабыли. Все взоры были прикованы к Украине, иногда к Крыму, который стал нашим, но чаще – к Киеву и особенно Юго-Востоку. На то, что происходит собственно в России, наши колумнисты отвлекались редко, иногда с заметным вызовом – мол, вы все пишите про один украинский юго-восток, а вот я расскажу как раз про российский северо-запад. Однако читательское внимание все-таки обращено в сторону Донецка и Луганска, и, увы, авторы хотят писать преимущественно о том, что интересно их читателям.

Но даже в редких статьях о России меньше всего говорится о нашей внутренней политике. Об экономике, культуре, социальной сфере публицисты всех мастей еще готовы вести серьезный разговор, но вот политика удивительным образом всех волнует мало. В отличие от того, что происходило год назад, когда все лето политически активный слой населения следил за сенсационными выборами мэров Москвы и Екатеринбурга, и когда главной интригой момента было – сможет ли Навальный и его партия потеснить «Гражданскую платформу» Прохорова, и какова вообще будет судьба либерально-оппозиционного движения в России.

Сейчас я думаю, мало, кто вспомнит без подсказки, как вообще называется движение Навального. А «Гражданская платформа» и ее судьба интересует лишь специалистов в области политических технологий. Реальная причина этого состоит, конечно, в том, что события на Украине резко подняли популярность власти и повысили рейтинг главы государства до астрономических 83 %. В этой ситуации о каких-то более менее всамделишных политических альтернативах думать становится просто неинтересно.

Увы, не только на федеральном, но даже на региональном уровне.

Конечно, кампания по выборам в Мосгордуму, возможно, обещает нас еще чем-то порадовать, но пока интерес к этой кампании довольно незначителен. Несмотря на то, что вроде бы на этих выборах тестируется судьба «Гражданской платформы» как полноценной либеральной альтернативы действующей власти.

У этих выборов на самом деле одна интрига – за кого проголосует лояльный Путину избиратель. Далеко не факт, что он вообще пойдет голосовать. Только что мне по телефону позвонили сотрудники какой-то социологической службы и подробно расспросили по анкете, что я думаю о проблемах города и собственного района. Я ответил, как мог. Наконец, дело дошло до темы выборов. «Пойдете ли вы голосовать 14 сентября?». «Пойду, я всегда хожу», - ответил я. «А за кого Вы проголосуете?». Далее следовал перечень партий: некоторые названия я никогда не слышал, но большая часть мне была известна.

Я на секунду растерялся. Я представил себе законопослушного, патриотичного и лояльного Путину избирателя и вдруг понял, что ему голосовать будет решительно не за кого.

Выбор такой – либо системная, но все-таки оппозиция типа КПРФ или ЛДПР, либо опальная «партия власти» «Единая Россия», возглавляемая премьер-министром и ровно ничем не запомнившаяся в эти судьбоносные дни, если не считать выступления депутата Евгения Федорова о том, что Виктор Цой – это агент ЦРУ. Но если я не хочу голосовать за Федорова, а хочу именно за Путина, что мне прикажете делать.

Ровно год назад прошел учредительный съезд Общероссийского народного фронта, тогда было решено сделать из этой организации неформальное общественное движение единомышленников президента по типу объединения избирателей в поддержку Барака Обамы. Тогда же в качестве первых лиц движения были выдвинуты три довольно симпатичных человека – кинорежиссер Станислав Говорухин, журналистка Ольга Тимофеева и бизнесмен Александр Галушка. Последний, впрочем, довольно быстро занял должность министра по развитию Дальнего Востока. А Тимофеева и Говорухин остались во фронте. Само движение превратилось в своего рода комитет народного контроля при президенте РФ – его активисты следили за выполнением государственных программ, целевым расходованием средств, жестким соблюдением закона при осуществлении закупок. Выводы ОНФ учитывались при оценке работы губернаторов и других чиновников.

Тем не менее, очень трудно понять, почему все-таки Народный фронт не был превращен в новую «партию власти»? Почему была сохранена «Единая Россия», которая за это время потеряла почти все кроме своего места в политическом процессе?

Откровенно говоря, у меня убедительного для самого себя ответа на этот вопрос. Когда Путин впервые заговорил об ОНФ в мае 2011 года, обозревателей несколько смутило название, не пригодное для мирной жизни. Но мирная жизнь в прежнем понимании кончилась – мы каждый день смотрим по новостям в основном сводки с мест боев. Тема борьбы с фашизмом, ради которой и создавались Народные фронты в европейских странах, стала тоже довольно актуальной.

И тем не менее бренд Народного фронта используется исключительно для решения проблем, связанных с эффективностью государственного аппарата.

Возможно, это и правильно, не стоит повышать градус общественного возбуждения еще и политической актуализацией метафоры «фронта». Пусть «фронт» занимается проблемами «тыла», на которые легко махнуть рукой, пока все взоры обращены к событиям по ту сторону украинской границы.

Но наш вопрос тем не менее остается открытым, за кого идти голосовать последовательным сторонникам Путина 14 сентября.

И отсюда вытекает встречный вопрос, а не сочтут ли сторонники президента своим поражением, скажем, третье место ЕР на выборах Мосгордуму. С одной стороны, где сейчас Путин, а где – ЕР. А, с другой, все-таки будет неудобно. Особенно в нынешней не самой простой ситуации.

В этих наших выборах есть что-то немного магическое – лидеру на них следует побеждать даже в том случае, если он в них не особенно и участвует. Просто ради спортивного интереса.

Содержание темы:
01 страница
#01. Борис Межуев.Народный фронт и кризис политической лояльности
#02. Борис Межуев. Союзники по Армагеддону?
#03. Борис Межуев. Выстрела в спину не ожидает никто
#04. Борис Межуев. Победа и «победки»
#05. Борис Межуев. Идеология третьего срока
#06. Борис Межуев. Зачем приезжал Киссинджер
#07. Борис Межуев. Политика в плохом смысле слова
#08. Борис Межуев. “Мы покрасим мавзолей!” – новый номер несогласных
#09. Борис Межуев. Как мы съели СССР
#10. Борис Межуев. Информационные войны. Рецепт победы
02 страница
#11. Борис Межуев. Хорошая номенклатура – плохая интеллигенция
#12 Борис Межуев. Выборы №0: в Россию пришли праймериз
#13. Борис Межуев. Миф о “всечеловеке”: Россия не даёт построить новый планетарный тоталитаризм
#14. Борис Межуев. 9 мая – праздник, который родился заново
#15. Борис Межуев. Славна Россия Трампами
#16. Борис Межуев. Эффект Володина: праймериз против “игры в бисер”
#17. Борис Межуев. Почему левые всегда проигрывают?
#18. Борис Межуев. Брекзит как момент истины
#19. Борис Межуев. Как важно быть культурным
#20. Борис Межуев. Скучные выборы?
03 страница
#21. Борис Межуев. Конкуренция против криминализации
#22. Борис Межуев. В поисках 50 честных губернаторов
#23. Борис Межуев. Строители горизонтали
#24. Борис Межуев. По пути к Пятой республике
#25. Борис Межуев. Тихое большинство
#26. Борис Межуев. Разделение Кремля
#27. Борис Межуев. Привет, Берлин!
#28. Борис Межуев. Навстречу американскому Беловежью
#29. Борис Межуев. Новый язык для эпохи глобального потепления
#30. Борис Межуев. Рыцарь-монах
04 страница
#31. Борис Межуев. И Ельцин такой молодой?
#32. Борис Межуев. Владислав Иноземцев убеждает Запад пережить Путина
#33. Борис Межуев. Тайное пусть станет явным
#34. Борис Межуев. Апология Малого Народа
#35. Борис Межуев. Никогда мы не будем белыми братьями
#36. Борис Межуев. Между двумя Божьими людьми
#37. Борис Межуев. Призыв к отступлению с града на холме?
#38. Борис Межуев. Банальность тьмы
#39. Борис Межуев. Присяга закрепит победу прокрымского большинства
#40. Борис Межуев. Тень «Волшебной горы»
05 страница
#41. Борис Межуев. После Трампа
#42. Борис Межуев. Долгий сон Кайла Маклахлена, или проклятие техасской закусочной
#43. Борис Межуев. Как демоны глухонемые…
#44. Борис Межуев. Вызывающая предсказуемость
#45. Борис Межуев. Мой педагогический выбор
#46. Борис Межуев. От патриотического позитивизма к патриотической метафизике
#47. Борис Межуев. Первомартовское послание: упреждение упреждающего
#48.
#49.
#50.

[Борис Межуев]

http://izvestia.ru/news/593816
22 октября 2015, 23:09 | Политика

О главном нерве той дискуссии, что состоялась на вершине Кавказских гор

Александр Андреевич Проханов, выступая на одном из заседаний Валдайского форума, сказал, что когда он был в Донбассе, то с удивлением обнаружил, что это 17-я война, на которой он ему довелось побывать. И тут его осенило, что все эти войны — от той, что велась в далекой Никарагуа, до той, что происходила в Грузии, — составляют вместе как бы одну большую великую войну, войну, которая вот сейчас обретает свое предельное концентрированное выражение. Это, по его словам, такой бесконечно продолжающийся Армагеддон, и в нем зло и добро в конце концов обретут свой окончательный облик и сойдутся в одной последней схватке.

И действительно, эта окончательная последняя схватка и должна происходить именно на Ближнем Востоке, — там, где и расположена долина Мегиддо, на которой в свое время египетский фараон разгромил иудейского царя и где в будущем силы света должны одолеть воинства Гога и Магога.

Весь вопрос сейчас, однако, состоит в том, кем окажемся в этом столкновении мы и страны Запада — союзниками или же противниками по Армагеддону настоящего. Будем мы сражаться против общего врага — мирового терроризма, или же по случайности или недомыслию, столкнемся друг с другом в новой войне, которая неизбежно положит конец существующей цивилизации?

Фактически именно об этом шла дискуссия все три дня Валдайского форума и, по существу, именно об этом говорил в своей речи на заключительном пленарном заседании президент России Владимир Путин.

Казалось бы, слишком много оснований для того, чтобы не испытывать никакого оптимизма в отношении какого-либо всамделишного партнерства с крупнейшей державой Запада — Соединенными Штатами. Сразу же после фактического разрешения проблемы с иранской ядерной программой они осуществляют испытание системы ПРО — а ведь 10 лет мы слышали от их официальных лиц том, что эта программа нацелена против Ирана и его ракет. США не скрывают, что хотят сбросить президента Асада, да и сменить власть в России они не отказались бы. Наконец, как заметил Путин, отвечая на один из вопросов из зала, Россию и США разделяют в том числе и ценностные противоречия — русские ориентированы на высшие вопросы о добре и зле, люди Запада прежде всего чтут свой интерес.

Увы, интерес диктует им сейчас одну простую мысль — без существования России им было бы легче жить. Во всяком случае, им так наивно кажется.

Путин удивительным образом сочетал в своей речи жесткость, т. е. акцент на признание ценности силы, и мягкость - указание на необходимость вести диалог со всеми заинтересованными сторонами, для того чтобы эту силу по возможности не применять. Это сложное сочетание - то, чего так сильно не хватает Америке. Там всё очень поляризовано. Либо ты сильный, с мускулами, либо слабак. Либо «голубь», либо «ястреб». Путин — не «голубь» и не «ястреб», точнее, он вообще вне этих ложных американских категорий. Когда надо, и если надо, можно и нужно врезать первым, но лучше, гораздо лучше избежать выяснения отношений и решать все трудные проблемы с помощью договоренностей.

Само это разделение на «ястребов» и «голубей» не про российского лидера. Мне в самом конце форума удалось задать Президенту вопрос, насколько подходит лично ему разделение на «голубей» и «ястребов», Путин ответил, разумеется, не подходит: «мы, конечно, голуби, но крылья у нас твердые». Думаю, этот афоризм – тоже в определенной степени итог Валдайского форума.

И вот тут стоит упоянуть еще один важный подспудный сюжет произошедшего мероприятия. Со среды, когда уже стало известно о переговорах Путина и Асада в Москве, в зале Валдайского форума и в его кулуарах дебатировался один вопрос, каким может стать формула политического разрешения сирийского конфликта. Многие зарубежные эксперты, вслед за патриархом американской дипломатии Генри Киссинджером, имя которого со всем возможным почтением много раз поминали во время заседаний, высказывались в том смысле, что лучшим вариантом был бы раздел Сирии, условно, по боснийскому сценарию. Асад остался бы лидером некоей гипотетической алавитской части, сунниты получили бы другую, центральную, часть территории страны, пограничные с Турцией районы отошли бы курдам. Возникла бы своего рода конфедерация с четко очерченными границами.

И Путин, и глава парламента Ирана Лариджани, который также был спикером на финальной сессии, однозначно отвергли этот сценарий, хотя как будто он был скорее выгоден России. Мы сохранили бы базу ВМФ в Тартусе, кусок суши на Ближнем Востоке, находящийся под нашим контролем и нашей защитой. Но, как сказал Президент, Россия не руководствуется только и исключительно интересом, как прагматичные США. Разделенная, расколотая Сирия была бы ввергнута на долгое время в серию бесконечных непрекращающихся войн между религиозными группами, и это было бы на руку мировому терроризму, который свил бы свое гнездо на территории двух рухнувших в бездну хаоса государств.

Поэтому мыслим и допустим иной вариант — политический союз Асада со всеми группировками, в том числе военными, кто готов направить оружие против ИГИЛ. Чтобы в будущем создать новую и справедливую Сирию без тех, кто готов резать голову иноверцам и иноплеменникам. Асад, как подчеркнул Путин, уже дал согласие на такой диалог. Вопрос — к оппозиционерам и особенно к их зарубежным покровителям.

Готовы ли они?

К тому, чтобы из врагов наконец стать союзниками. Союзниками по Армагеддону. Тем, кем мы были на Эльбе и можем вновь стать на Евфрате. Как писал великий русский поэт Осип Мандельштам в 1916 году, во время Первой мировой:

И умудренный человек

Почтит невольно чужестранца,

Как полубога, буйством танца

На берегах великих рек.

"Умудренные" люди на сочинском Валдае спорили о войне и мире, надеясь, что другие люди в Вашингтоне, Лондоне, Эр-Риаде и Анкаре их услышат. Будем надеяться, что они слышат и, вопреки евангельскому восклицанию, «внемлют». От того, какую сторону в Армагеддоне настоящего они займут, зависит слишком много.

Дай Бог, мы снова будем союзниками.

[Борис Межуев]

http://izvestia.ru/news/597063
24 ноября 2015, 19:51 | Политика |
О том, к чему стоит готовиться, если преступление окажется безнаказанным

Совершено международное преступление — совершено при отягощающих обстоятельствах. Ответственный признал содеянное, но не то что не принес извинения, а, кажется, даже гордится своим поступком.

Россия в последнее время делала всё возможное, чтобы избежать конфликта с Турцией: провластные СМИ в основном хвалили Эрдогана, старались не говорить о незаконной торговле нефтью с запрещенным на территории России ИГИЛ, молчали о поддержке правящей партией в Анкаре «Братьев-мусульман» в Египте и крымско-татарского «Меджлиса» на Украине. Сдерживались, когда шла речь о тех, кто более других мог быть заинтересован в провале сирийской операции российских ВВС и кто, судя по всему, предпринимал самые разнообразные усилия, чтобы нанести России максимальный ущерб.

Российская дипломатия проводила многовекторную политику, стараясь без необходимости не ссориться ни с Израилем, ни с Саудовской Аравией, ни с Египтом. Турция вообще рассматривалась чуть ли не как приоритетный торговый партнер, хотя наши внешнеполитические интересы расходились решительно по всем направлениям — по Сирии, по Египту, наконец, по Крыму. Тем не менее мы пытались не дать Эрдогану повода считать нас противниками.

Однако турецкий президент, выигравший наконец парламентские выборы и расчистив себе дорогу к суперпрезидентству, решил, что настало время действовать решительно. Запад в случае чего прикроет спину. Да, Обама явно не любит Эрдогана, но, надо признать, Эрдоган тут не исключение — он не любит и саудовских шейхов, и Асада, и Нетаньяху, и Путина. Обаме куда приятнее иметь дело с послушными европейцами. Однако, что бы ни думал Обама, Турция защищена коллективным договором о безопасности со странами Североатлантического блока. Ударить по Турции означает ударить по НАТО.

Это значит, что Анкаре можно делать, что угодно: спонсировать исламистов в Египте, торговать нефтью с ИГИЛ, сбивать российский истребитель, да еще хвастливо в этом признаваться. Мол, нет, это не ошибка, это наших рук дело. Попробуй ударь, за меня заступится почти целый мир.
Читайте еще:
[Норвежский политолог считает, что Турцию нужно исключить из НАТО]
Норвежский политолог считает, что Турцию нужно исключить из НАТО
В то время как остальные члена альянса воюют против «Исламского государства», Турция стоит в стороне и даже запрещает пересекать свою территорию

Это на блатном языке, кажется, называется словом «отморозок» — преступник, творящий что-угодно, зная, что за него в случае чего вступятся авторитетные кореши. Кореши пока раздумывают, как им поступить с отморозком. НАТО собралось на совещание, там обсуждают ситуацию, вырабатывают оптимальное решение.

Если укажут отморозку на его место, призовут к ответу, нет проблем — Россия сможет продолжить борьбу с ИГИЛ, а коалиция с Западом в этой борьбе даже укрепится. Как будто какие-то соответствующие сигналы в пользу такого разрешения ситуации есть, вот «Меджлис» неожиданно распорядился (так в информационном сообщении) прекратить энергетическую блокаду Крыма. Может быть, западные союзники дали понять своим друзьям, что они зашли слишком далеко. Но, с другой стороны, Пентагон уже фактически умыл руки, мол, разбирайтесь сами, хотя правонарушения, мол, как бы и не было.

Итак, если Запад осудит Эрдогана за сбитый истребитель, тогда восстанавливается статус-кво. План А работает. А если нет и, скорее всего, нет? А если и это не конец? Если у России план Б на этот случай?

Готовы ли мы в этом неблагоприятном случае выбрать жесткий изоляционистский курс? Без крайностей, без ненужного пафоса, но твердый и недвусмысленный? Без нынешнего бархата, когда почти в каждой телепрограмме благоухают своими ядовитыми испарениями пресловутые сто цветов? Когда представитель МИДа говорит об отсутствии у нас ценностных противоречий с Западом, а руководитель главного пропагандистского ресурса, вещающего на заграницу, признается, что наши расхождения с США сродни расхождениям между двумя штатами в самих США?

Нет, мне лично нравится этот бархатный мир, я отнюдь не горю желанием его потерять. Мне лично здесь комфортно. Но если Россия уйдет из Средиземноморья, признаемся, она едва ли уместится в Минский формат, а это значит, что эта слабая надежда на «оттепель» в российско-европейских отношениях сменится такими «заморозками», по сравнению с которыми нынешний климат покажется просто курортным. Каким он и является на самом деле.

Не хочется расписывать будущие ужасы, и так невесело. Но очевидно, что Запад должен быть так же заинтересован в нашей нынешней «разрядке», как и Россия.

Увы, лидер Запада — США — это пока умело скрывает. А зря. Мы видим, что европейские страны, например Франция, относятся к этой ситуации не столь беспечно: французы понимают, что если Россия уйдет со средиземноморского фронта борьбы, американцы придут далеко не сразу. Они будут продолжать кружиться в трех соснах, разыскивая среди боевиков-джихадистов оппозиционеров, искренне преданных идее демократии. Пока американцы будут заняты любимым делом — поиском демократов в стане исламистов, дамасский режим действительно рухнет и вместе с серией новых геноцидов на Ближнем Востоке развернется борьба титанов: группировок, ориентированных на Турцию, на Саудовскую Аравию и на Катар. Это я не говорю уже об Иране, который, конечно, будет героически защищаться от региональных хищников.

Между тем на нефтедолларах будет вызревать и новоявленный террористический «халифат», который рано или поздно поставит Север Средиземноморья на колени. Если, конечно, западные страны не вспомнят заветы Уинстона Черчилля и не станут травить народы Юга Средизнемноморья отравляющими газами, а то и чем похуже.

А Россия?

А Россия будет смотреть на этот кровавый ужас с ледяным равнодушием. А любители и знатоки европейской музы, возможно, будут с долей меланхолии вспоминать стихи проклятого немецкого поэта:

Что нам Тирренское взморье,

Что нам долина олив —

Средиземноморье,

Исчерпанный мотив.

Влага из горла кратера

Вылита навсегда,

Пусты под небом Гомера

Белые города.

[Борис Межуев]

http://izvestia.ru/news/599696
17 декабря 2015, 22:15 | Политика |
О том, почему президент РФ и оппозиционные журналисты играли на пресс-конференции в разные игры

Ежегодная декабрьская пресс-конференция российского президента — это в определенной степени сеанс одновременной игры лидера страны с представителями медиасообщества. Наиболее отвязные журналисты загодя готовятся к этом мероприятию, придумывают свои каверзные вопросы, надеясь, что президент на чем-нибудь споткнется, не найдет, что ответить, допустит случайный промах.

Признаюсь, я в силу природного консерватизма только в этом году освоил Twitter. Постоянно следя за Twitter-лентой в течение пресс-конференции, я впервые увидел в реальном времени процесс Twitter-управления. Вот Екатерина Винокурова пытается обратить на себя внимание ведущего, наконец ей дают слово, она произносит свой вопрос. И — о ужас! — лидеры оппозиции оказываются недовольны этим вопросом, и один из них посылает ей в Twitter свое фи: мол, нельзя было давать Путину возможность уходить от ответа, нельзя было разбрасываться по кейсам, надо было сосредоточиться на чем-то одном.

Выполняя волю вождей оппозиционеров, ошибку быстро исправляет Алексей Соломин из «Эха Москвы». Тот задает вопрос в согласии с полученными рекомендациями и мгновенно заслуживает восторженное «браво» от главного оппозиционера. Ага, удалось, попали в цель.

Если со стороны Путина это именно игра гроссмейстера в шахматы с перворазрядниками на нескольких досках, то журналисты навального пула как будто играют в морской бой. Ранен! Убит! Попал в молоко! Катя сказала про «элитку»! Молодец, Катя! Катя дала Путину уйти от ответа про Чайку! Мимо, Катя!

Конечно, Катя молодец в том смысле, что надо задавать острые вопросы, — это вообще-то долг журналиста. И больных тем для обсуждения более чем много, что уж говорить. Только, кажется, президент был в этот раз не в настроении играть в морской бой. Произошло слишком много важного за этот год, в самые последние дни, и произойдет еще слишком много важного, и не следует тратить время на то, чтобы соперничать с журналистским сообществом.

Что же произошло и что еще произойдет? Россия в тяжелейших условиях выиграла, если не выиграла вполне, то свела к очень выгодной ничьей геополитическое противостояние с Западом, которое по идее просто не могло не кончиться для нашей страны трагически.

Однако не кончилось.

Россия с большим трудом добилась согласования своих действий с США на Ближнем Востоке: судя по всему, американцами будет внесена на СБ ООН резолюция по Сирии, которая будет учитывать в том числе российские интересы. Там будет определен план действий по урегулированию сирийского конфликта: очевидно, урегулирование стало возможным в силу того, что США отказались от требования досрочного ухода президента Асада. Будет новая Конституция, будут новые выборы, на них, по всей видимости, могут победить в том числе и союзные России силы.

Далее, Украина явно признана Западом в качестве нестабильного и предельно неустойчивого государства с коррумпированным руководством. После того как МВФ назвал долг Киева перед Россией суверенным, Украина имеет все шансы стать государством-банкротом. По-хорошему, для решения украинских проблем тоже нужны соответствующая резолюция ООН, новая Конституция, новые президентские выборы. Но, скорее всего, там в верхах начнется какая-то новая заварушка с неопределенным исходом. Очевидно, что и на этом дипломатическом фронте у России значительные успехи.

Положение в экономике, безусловно, невеселое, и весь новый год нам наряду с выборами придется разгребать все экономические завалы. Президент фактически положил конец разговорам о каких-то зазорах и трещинах в исполнительной власти и однозначно взял ответственность за кабинет. Это означает по сути чрезвычайную ситуацию. Политические противоречия временно выносятся за скобки. Похоже, выборы будут лишены особой интриги: власть попытается выступить на них максимально сплоченной и интегрированной.

Кажется, впервые за 2 года внешняя опасность перестала быть критической. Можно наконец заняться внутренними делами, можно заняться экономикой.

И тут еще два момента. Путин очень внимательно изучил природу основных социальных волнений последнего времени — так, он фактически отменил налог на фуры, столь озаботивший дальнобойщиков, признав вместе с тем, что значительная их часть продолжает пребывать в теневом бизнесе. Вместо дополнительного налога — обязательная легализация.

И, что немаловажно, он недвусмысленно поддержал концепцию развития Севастополя, предложенную законодательным собранием этого субъекта Федерации, сказав, что нет ничего плохого в желании создавать в этом городе и сопредельных к нему территориях «Силиконовую долину».

Сторонники Алексея Чалого, впрочем, скромно называют эту идею «приборостроительным кластером». Неважно даже, насколько реалистичен этот проект, важно, что люди с какой-то позитивной, хотя и зачастую кажущейся фантастической инициативой, похоже, пробили брешь бюрократического равнодушия и добились понимания верховной власти. Заметим, что Путин сказал, что Центральный банк будет внимательно относиться ко всем перспективным бизнес-инициативам. Льготный кредит будет, возможно, гарантирован тем, кто докажет, что они этого заслуживают.

Уверен, если Россия и российская власть будет весь ближайший год действовать как единая команда, экономические проблемы нам удастся разрешить. Как в 2015-м удалось отчасти справиться с проблемами внешнеполитическими. И это будет наша очередная большая победа, и тогда на маленькие «победки» столичной медиакратии можно будет махнуть рукой и не обращать внимания.

И тогда основной темой избирательной кампании 2016 года станет даже не экономическая, но именно кадровая политика — поиск людей, которым не страшно и, главное, не стыдно давать деньги. Те, кто сможет потратить их со смыслом. И если таких людей выявится много, если такие обнаружатся в каждом регионе страны, тогда, как подчеркнул президент страны, ставка рефинансирования постепенно снизится. Не знаю, может быть, именно в этом и состоит экономическая идеология Путина — и если так, то он сегодня впервые ее более или менее явственно обозначил и сформулировал.

Я не уверен, что полностью разделяю эту слишком либеральную для меня идеологию. Но, кажется, я впервые стал понимать ее резоны. Будущее покажет, кто был прав в этом споре, Путин или его оппоненты слева. А медиакратия — она будет, как всегда, увлечена своими мелкими «победками» и, как всегда, останется в стороне.

[Борис Межуев]

http://um.plus/?p=391
Март 4, 2016

В конце прошлого года на лотки московских магазинов была выброшена в больших количествах книга журналиста Михаила Зыгаря «Вся кремлевская рать». Зыгарь попытался изложить историю всего 15-летнего президентства Владимира Путина с позиции умеренного системного либерала. Для либерала первый срок ВВП представляет собой почти что «золотой век» русской истории, срок второй – «век серебряный», когда неприятные черты режима компенсировались многим хорошим, что оставалось от срока первого. Медведевская четырехлетка кажется Зыгарю досадным промежутком, полным ложных и необоснованных ожиданий, а вот последний, так наз. третий срок – срывом почти в полный негатив, тут хорошего стало досадно меньше, а плохого гораздо больше. Тут тебе и окончательная ссора с Западом, и режим санкций, и «духовные скрепы», и ставка на консервативное большинство – все, о чем не переставая пишут колумнисты на немалочисленных либеральных ресурсах.

Моя личная история отношений с режимом прямо противоположна той, что представлена в книге Зыгаря. Я впервые голосовал за Путина на президентских выборах четыре года назад, 4 марта 2012 года. В 2000 году я голосовал против всех, в 2004 – за Глазьева, в 2008 не голосовал вовсе по причине утраты паспорта. В 2000 я ни при каких условиях не мог поддержать преемника Ельцина, в 2004 – надеялся на относительный успех гораздо более близкого мне по экономическим воззрениям Сергея Глазьева. В 2011 я полагал, что лучший исход тандемократии – это переход к парламентской республике при пролонгированном премьерстве Путина и президентстве Медведева.

Но в марте 2012 года уже не было никаких сомнений – речь могла идти только о Путине.

Было понятно, что в мае 2012 после инаугурации возникнет новый режим, и у него будут новые задачи. Из всех сил, которые тогда вышли на Болотную площадь и составили антипутинскую коалицию, ни одна – ни леваки удальцовского толка, ни национал-демократы, ни тем более либералы – не ставили государственный суверенитет в качестве приоритетного политического принципа.

Все они были готовы пожертвовать суверенитетом ради чего-то другого более важного – социальной справедливости, русского этно-культурного доминирования, наконец, разнообразных прав и свобод, подлинных или мнимых. Удивительно при этом, что эти люди были названы «лучшими людьми России» теми политиками, кто еще недавно писал работы о «суверенной демократии». Не вызывало сомнений, что принцип государственной независимости России подвергнется ревизии в том случае, если путинизм будет исключен из спектра российских политических идеологий.

Но в том то и проблема, что у нового режима по существу еще не было идеологии. Был только сам Путин, который в течение предшествующих четырех лет в основном занимался – и успешно – текущими хозяйственными делами, спасая в ручном режиме экономику России от последствий глобального финансового обвала. Идеологией – тоже небезуспешно — занимались другие люди, но в силу известных ведомственно-аппаратных перемен они не могли ассоциироваться с главой правительства. Путин должен был пойти на третий срок в первую очередь для того, чтобы заложить основу консервативного политического курса, устойчивого к любым переменам.

В основе этого курса лежала попытка честного разговора с Западом — о том, чем теперь может быть Россия, что она может позволить делать по отношению к себе, а что позволить не может. Без начала такого разговора все остальные достижения, и в том числе либеральные экономические и политические реформы, оказывались лишенными прочного цивилизационного основания.

О каком серьезном хозяйственном партнерстве с Западной Европой можно было говорить, если любой газовый или нефтяной контракт был политически уязвим, когда любое торговое соглашение могло быть брошено под нож карательных мер Запада против тех или иных якобы неправомерных действий России?

Если любая НКО, спонсируемая из-за рубежа, могла быть превращена в орудие цветного мятежа против отечественной власти, слишком поверившей в идею национальной самостоятельности?

Однако нельзя осуществить экономические преобразования, пока ты не понимаешь, на какой сегмент глобального рынка тебя пустят или не пустят более мощные игроки. Откуда тебя смогут вытеснить с помощью внеэкономического принуждения, невзирая ни на какое ВТО, какие отрасли народного хозяйства тебе просто не позволят развивать могущественные мировые элиты, в том случае, если ты будешь искать с ними взаимопонимания с позиции слабости. Точно также нельзя прийти ни к какой устойчивой политической модели, пока отсутствует определенность, какие вопросы государственной жизни остаются в компетенции национального законодательства, а какие передаются в международные инстанции? Все это пришлось в пожарном режиме пересматривать и переформулировать после драматического разрыва с Западом в 2014 году.

Нельзя сказать, что в «третий срок» мы получили стопроцентно ясные ответ на вопрос, что нам делать позволено условиями глобальной игры, а что ни в коем случае не разрешено. В чем то мы уже Юпитеры, но в чем-то пока еще быки. Переход от положения к быка к статусу Юпитера пока не завершен. Отсюда и множество панических криков о сливах, сдачах и неприемлемых тактических отступлениях. Российской власти придется выслушать еще много упреков со стороны нетерпеливых радикалов с разных сторон политического спектра.

Но очень важно понять другое. Враждебные политике «третьего срока» российские либералы сегодня в один голос кричат, что Путин после 2012 года поссорился с Западом, в первую очередь с США, что он противопоставил себя западному общественному мнению, разного рода нетленным ценностям. С внешней стороны так оно и есть, однако, как раз в нынешнем году было бы уместно взглянуть на ссору с Западом немного иначе. Россия поссорилась в «третий срок» Путина с той самой Америкой, против которой в период вот этих нынешних выборов восстало ее собственное население, которую отверг ее собственный избиратель. С Америкой, которая по ложному поводу вторглась в другую страну, превратила Ближний Восток в кровавую баню, которая опутала мир щупальцами транснациональных корпораций, Америкой, которая почти свела на нет свободу европейских стран и дикими миграционными императивами создала опасность благополучию ее граждан. Эту Америку сегодня отвергает не только Путин, ее отвергает сама Америка, хотя далеко не факт, что вот эта «внутренняя Америка» одолеет на время парализовавшего ее волю «хищного монстра». Но шанс на победу становится все более и более реальным.

Поэтому «идеология третьего срока» – это не просто идеология цивилизационного самоопределения России, это путь к настоящему партнерству с Западом, которое обязательно состоится, если он сам обретет цивилизационную определенность, понимание своих собственных границ.

Вопрос на сегодня состоит в том, как ориентировать эту мощную идеологию, пользующуюся поддержкой большинства населения, в том числе и для внутреннего развития страны. Перефразируя известное мотто Дональда Трампа, как сделать Россию снова великой, если под величием понимать не только и не столько силу, сколько способность к развитию. Но у консервативного курса пока еще имеются в запасе по крайней мере два года, чтобы дать ответ и на этот вопрос. А если судить по вчерашнему опросу ВЦИОМа, согласно которому, за Путина выборах 2018 года готовы отдать свой голос 74 % избирателей, едва ли у «идеологии», которую принес третий срок, будут серьезные конкуренты и после его окончания.

[Борис Межуев]

https://um.plus/2016/02/08/zachem-pr...l-kissindzher/
08.02.2016

На прошлой неделе одним из главных политических событий стал визит в Москву бывшего государственного секретаря США, знаменитого политолога и геостратега Генри Киссинджера. Киссинджер – фигура легендарная, его усилиями завершена вьетнамская война, за что он получил Нобелевскую премию мира, он добился открытия Китая и начала разрядки с Советским Союзом, в значительной степени его руками была остановлена большая война на Ближнем Востоке в 1973 году.

Киссинджер в последние годы неоднократно приезжал в Россию, встречался с Путиным, у него явно приязненные отношения в российским лидером: в отличие от других американских экспертов, Киссинджер не сказал о Путине ни одного плохого слова. Он далеко не всегда, впрочем, соглашается с действиями российского президента, но никогда не прибегает к жестким эпитетам в его адрес.

Наблюдатели начали спорить, с чем мог приехать в Россию американский политик, о чем он говорил с Путиным. Киссинджер провел встречу политических мудрецов, выступил с речью в открывшемся только что центре Примакова, поговорил с коллегами-международниками в Высшей школе экономики, дал интервью Сергею Брилеву. И речь Киссинджера, и его выступление были пронизаны несколько алармистскими тонами: отношения между Россией и США достигли критической точки, холодный конфликт может перерасти во что-то худшее.

Рубио хотя и консерватор, но далеко не столь ортодоксальный, как техасский сенатор Тед Круз, и он точно более предсказуем: чем миллионер Дональд Трамп, фаворит этих выборов. После кокуса в Айове, когда рейтинг Рубио неожиданно вырос в три раза, у него появились некоторые шансы, и они весьма значительны, поскольку именно к нему благоволят самые богатые спонсоры республиканцев

Главная мысль стратега состояла в том, что такую страну, как Россия, нельзя изолировать, отделить от мира, что она в любом случае останется глобальным игроком, хотя бы в силу величины своей территории. Изолированная Россия отнюдь не станет менее опасной для мира: стоит взглянуть хотя бы на действительно изолированную Северную Корею. Проблемы, которые есть между нашими странами, нужно пытаться разрешать, принимая во внимание всю разницу в подходах и в оценках тех или иных событий.

Отметим два пункта речи Киссинджера, которые представляются ключевыми. Первый – это то, что при действующей администрации ожидать каких-то внятных шагов в плане разрешения имеющихся проблем невозможно. Речь, следовательно, идет о том, что сможет предложить России победитель избирательной кампании 2016 года. Киссинджер – республиканец и поэтому, он, скорее всего, наводит мосты между российской властью и возможным будущим победителем от своей партии. Трудно сказать, от кого именно – но легче предположить, что Киссинджер как самый именитый представитель внешнеполитического истеблишмента США склонен делать ставку на тех, на кого в этой гонке рассчитывает истеблишмент.

То есть на бывшего губернатора Флориды Джеба Буша, губернатора Огайо Джона Кейсича или же губернатора штата Нью-Джерси Криса Кристи. Увы, на этих праймериз губернаторам не очень везет и, скорее всего, все умеренные голоса достанутся 44-летнему сенатору от Флориды Марко Рубио.

Рубио хотя и консерватор, но далеко не столь ортодоксальный, как техасский сенатор Тед Круз, и он точно более предсказуем: чем миллионер Дональд Трамп, фаворит этих выборов. После кокуса в Айове, когда рейтинг Рубио неожиданно вырос в три раза, у него появились некоторые шансы, и они весьма значительны, поскольку именно к нему благоволят самые богатые спонсоры республиканцев.

Думаю, однако, что и другие кандидаты не откажутся от советов и услуг Киссинджера по поводу того, что делать с Россией, когда волею судеб въедут в Белый дом. Потому что именно этот вопрос немедленно возникнет после счастливого момента инаугурации будущего победителя, зимой 2017 года. Это сейчас вольно Рубио кричать о бесполетной зоне над небом Сирии и своей готовности сбивать российские бомбардировщики – очевидно, что в 2017 о рациональности этого призыва ему придется крепко задуматься.

О чем вообще можно договориться? В отношении Ближнего Востока, полагаю, разногласий будет не так много. Иранская сделка состоялась, и было бы безумием реально требовать ее пересмотра – это немедленно вызовет протест европейских союзников. В Сирии, кажется, все будет зависеть от военного успеха Асада: если он добьется значительных успехов, Киссинджер и близкие ему реалисты начнут говорить о том, что единственный путь решения сирийской проблемы – это разделение этого государства по секторальному принципу. Видимо, вслед за этим аналогичным образом придется поступить и с Ираком, предоставив какие-то серьезные отступные Турции за фактическую легализацию курдской государственности.

По поводу Украины Киссинджер сказал в своей речи то, о чем обычно и говорят реалисты – включая вечного друга-оппонента Киссинджера, бывшего советника по национальной безопасности президента США Збигнева Бжезинского. Бжезинский сразу после госпереворота 22 февраля 2014 года стал писать о «финляндизации» Украины.

Киссинджер выражается более уклончиво, но смысл по существу тот же: Украина должна стать таким нейтральным «мостом» между Западом и Россией. В дипломатии есть такой термин «государство-буфер» – то есть нейтральное пространство между двумя стратегическими полюсами, предохраняющими их от опасности прямого столкновения. Хватило бы ума Ангеле Меркель сказать о таком варианте до рокового февраля 2014 года, и глядишь, сегодня нам всем спалось бы гораздо безмятежнее.

Однако Меркель тогда промолчала и не без причины. Скажи она это, ее тут же обвинили бы в каком-нибудь пакте Молотова-Риббентропа, в том, что она сдает земли, населяемые свободными европо-ориентированными народами, в орбиту российского геополитического влияния. И что это за «двойной подход», прокричали бы ей, – почему Прибалтике можно стать частью ЕС и НАТО, а Украине с Молдовой нельзя?

Почему интересы России следует ставить выше волеизъявления жителей соседних с ней стран? Сегодня на все эти вопросы хотя бы имеется один весомый ответ – да именно по той причине, что страны эти расколоты и далеко не едины в своем стремлении покинуть зону влияния России и влиться в западный мир. До Русской Весны 2014 года любое указание на этих «иных» украинцев сопровождалось отмашкой – там за Россию одни купленные ею олигархи, которых мы легко перекупим.

В некоторой степени именно это и произошло, олигархи были перекуплены «печеньками» Виктории Нуланд, но простые люди все равно восстали и заявили о желании быть с Россией. Теперь у холодных реалистов типа Киссинджера гораздо больше оснований для спора с их оппонентами, демократическими фундаменталистами.

Но, увы, проблема в том, что одного языка реализма для обеспечения диалога мало. Ведь оппоненты – неоконы или же либеральные «ястребы» – тут же скажут реалистам, а на каком основании Россия претендует на особое к себе отношение? Запад – это понятно что такое, это передовая наука, право, демократия, социальный пакет для беженцев.

А что такое Россия? Голая сила и ничего более. Почему Запад должен перед ней прогибаться? Ссылка на благоразумие может сработать, а может и не сработать. Благоразумие ведь предполагает «умиротворение» горячего оппонента, а «умиротворение» – это у нас, как известно, Чемберлен. Едва ли Крузу и уж тем более молодому и горячему латиноамериканцу Рубио захочется прослыть Чемберленом.

Значит, нужно что-то еще помимо благоразумия, требуется какой-то еще идеологический мотив, который позволит оправдать создание нейтральной буферной зоны, предположительно Трансчерноморской, от Тбилиси до Кишинева. Тут нужно еще что-то помимо уступок в духе реал-политик – нужен новый язык международной политики, в котором эти уступки могут быть представлены как необходимые действия, осуществленные в соответствии с самой природой вещей. Проще говоря, нужен язык цивилизационной геополитики. Его уже пытался предложить американскому истеблишменту покойный политолог, автор «Столкновения цивилизаций» Сэмюэль Хантингтон. Однако подход Хантингтона не допускал и не предполагал никаких буферных зон – все должно было быть четко поделено между различными цивилизациями по конфессиональному принципу.

По логике Хантингтона, Россия как ядровое государство православной цивилизации должна была контролировать не только Украину и Грузию, но даже Румынию с Болгарией. Расширение НАТО на Восток погубило хантингтоновский проект, но, кажется, теперь его можно возродить в какой-то модифицированной версии, в которой допускалось бы создание таких нейтральных, лимитрофных, межцивилизационных зон. Увы, боюсь, что другого варианта просто нет.

Или новая американская администрация увидит в России иную цивилизацию со своим особым ценностным кодом и своими особыми историческими правами, или же она будет считать ее просто объектом для атаки. И сегодня нам и американцам нужно оставить идиотские теоретические споры о том, какими такими социально-культурными преимуществами обладает наша страна, чтобы считаться особой цивилизацией, и понять, что язык «цивилизационной геополитики» – это политес выживания Европы, это лексикон дипломатической корректности, который позволит нам не свалиться в Третью мировую войну, тем более, как правильно намекнул нам Киссинджер, ее опасность сегодня велика как никогда.