*285. УТОПИЯ-2012

[Дмитрий Быков]

02:53, 20 Октября 2015 Версия для печати

Быков о юбилее Никиты Михалкова: Бог не фраер, ох не фраер
http://sobesednik.ru/dmitriy-bykov/2...er-oh-ne-fraer

21 октября Никита Михалков отмечает 70-летие
Фото: Андрей Струнин / «Собеседник»

21 октября Никита Михалков отмечает 70-летие. Креативный редактор Sobesednik.ru посвятил стихи режиссёру.

Не для того же юбилей,
Чтоб, умиляясь или млея,
Излить на гения елей:
И так достаточно елея.
Он для того, чтоб мир извлек
Из биографии героя
Наглядный, истинный урок
Для человеческого роя.

Вот есть талант, харизма, вкус,
Уют семейный, облик ладный,
Упорство, воля и союз
С умелой, преданной командой,
Но есть соблазн попасть в фавор –
Он громче всех иных велений,
И это, в общем, приговор –
Откажет вкус, покинет гений.

Влеченье к власти – тоже дар,
Она у нас аналог солнца:
Возможен солнечный удар,
Кто перегрелся – не спасется.
Едва ли кто уйдет живой:
Навек в развитьи застревает,
Кто с непокрытой головой
Пред этим солнцем застывает.

А там и юмор отказал,
И дар великих крупных планов...
Все так, как предсказал «Вокзал»,
Который древле снял Рязанов.
В расцвете сил вбежал во тьму
Столь резво взявший крепкий стайер.

Я это все пишу к тому,
Что Бог не фраер, ох не фраер.

[Дмитрий Быков]

http://echo.msk.ru/blog/bykov_d/1644252-echo/
14:17 , 21 октября 2015

автор
писатель, поэт, журналист

лава президентской администрации Сергей Иванов дал интервью ТАСС. Цель этого интервью неочевидна: ничего принципиально нового там не сказано, но интонация его другая, принципиально непутинская. Видимо, в Кремле начали понимать, что пацанская этика и соответствующая лексика больше подходят для внутреннего употребления. Иванов – вариант экспортный, и на Западе его в самом деле любят. Для меня это было неожиданностью, но многие на Западе – и среди эмигрантов, и, что особенно важно, среди туземцев – называют его образованным ястребом, одним из тех, с кем консерваторы на словах враждуют, но на практике договариваются. Потому что они якобы одной крови.
Иванов корректен, ироничен, подчеркивает ограниченность российских амбиций («сравните слона и моську», «мы не стремимся к внешнеполитическому лидерству»), однако регулярно напоминает о том, что наказывать нас бессмысленно, а не считаться с нами нельзя. Россия в его версии не угрожает миру, но как бы закукливается: о полном импортозамещении мы не говорим, но к нему стремимся; в Сирии доминировать не хотим, но без нас не разберутся; от международной интеграции не отказываемся, но интегрироваться стремимся прежде всего в Азию и Латинскую Америку. Словом, вполне выигрышный и грамотно просчитанный имидж.

Проблема в ином: косметическими мерами можно было отделаться еще три, даже два года назад – когда замена Путина на любого представителя его клана, даже и на Медведева, многими воспринималась как благо. Сегодня, когда Россия втянулась в несколько серьезных кризисов сразу и продемонстрировала глубочайшее презрение ко всем правилам и установкам мировой политики, беспрерывно ссылаясь при этом на чужие ошибки и провалы как на универсальное оправдание, – никакому Сергею Иванову не выправить этого положения.

У России, безусловно, и сегодня есть союзники, но таких союзников постыдился бы и СССР, не слишком разборчивый в дружбах; прежде нас побаивались, но чтили за культуру и космос – сегодня мы никаких особых достижений не демонстрируем, а тон берем такой, словно все нам должны еще за спасение Европы от монгольского нашествия. И боюсь, что попытка выдвинуть Сергея Иванова как главного российского спикера по международным делам никого не обольстит – точно так же, как и попытка выдвинуть, например, Рогозина никого не испугала бы.

Иванов вполне годится на роль преемника – проблема только в том, что само понятие «преемник» будет через год-другой под большим вопросом, даже если все сельское население России в ударном порядке обеспечат дровами до 2024 года включительно. И во внешнем, и – с некоторой задержкой – во внутреннем мире всё отчетливей понимают: вы, друзья, как ни садитесь… Тут надо менять всю систему, и не только верховный кооператив, но и то соотношение народа и власти, при котором тот или иной кооператив в Кремле оказывается неизбежен.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...t-i-zlodejstvo
08.11.2015

Нужно действительно глубоко верить в Бога, чтобы не разочароваться в этой вере при российских духовных вождях

Когда Солженицын писал «Архипелаг ГУЛАГ», он полагал, что точную цифру погибших там уточнят в будущем. Однако будущее предпочло вовсе забыть о середине ХХ века, словно ее, кроме Победы, и не было Фото: Rue des Archives/Vostock Photo

«Успехи того или иного государственного руководителя, который стоял у истоков возрождения и модернизации страны, нельзя подвергать сомнению, даже если этот руководитель отличился злодействами. Там, где проявлялись воля, сила, интеллект, политическая решимость, мы говорим: «да, несомненные успехи», как и в случае с победой в Великой Отечественной войне».

Кто сказал это? Публицист газеты «Завтра»? Нет, духовное лицо. Хорошо, может быть, это сказал духовник газеты «Завтра» о. Дмитрий Дудко? Нет. Это сказал патриарх. И как прикажете к этому относиться? Ведь это директива главного духовного лица в государстве: «НЕЛЬЗЯ подвергать сомнению». В церкви, как в армии, существует строжайшая субординация. «Что-то есть военное в церковном», – писал Лев Лосев. Сказано вам: не подвергайте. Воля, сила, интеллект, политическая решимость – это перевешивает злодейства, коими правитель «отличался». И новомученики, которых расстреляли при волевом интеллектуальном правителе, не возопиют из гробов – напротив, они горячо одобрят свое мученичество. «Так надо было». Без этого бы, наверное, и страну не модернизировали, и церковь бы не возродили, и войну не выиграли – верно? С нами же нельзя иначе, да?

Но тогда, позвольте, что мешает воздать должное интеллекту, воле, силе и политической решимости другого правителя? Я не буду его называть, потому что все-таки страшно. Уж очень был волевой, решительный. Он даже взялся за окончательное решение одного национального вопроса и почти уж было решил. Правда, условия для модернизации он создавал не в России, а в другой стране, но ведь модернизировал, правда? Следует ли ему за эти модернизационные усилия все простить? Следует ли вообще прощать «отличившихся в злодействах» и сбрасывать со счетов самые злодейства? Однозначного ответа теперь нет. Это новое слово в российской истории и в российском богословии, ставшем, как мы помним, научной дисциплиной.

«Архипелаг ГУЛАГ» внесен в школьную программу. «Да, несомненные успехи», – должны мы теперь говорить, глядя на приводимую там статистику: не то 55, не то 66 миллионов жертв (уточнения, говорит Солженицын, – дело будущего, однако будущее предпочло вовсе забыть о середине ХХ века, словно ее и не было; великую Победу давайте оставим, а все остальное объявим издержками, «отдельными ошибками»). Я только думаю: какова же дальнейшая судьба российского православия? Неужели оно и это все объявит яко небывшим? Понятна участь советского духовенства: у него выбора не было. Но сегодня-то кто неволит? Или нынешнее время в самом деле страшнее советского, ибо имеет место добровольное падение без всяких дополнительных подталкиваний?

Мне тут позвонила одна крупная газета, сохранившая с советских времен бодрое молодежное название. У нее «вопрос дня». Что вы думаете, спрашивает она, о кощунственных карикатурах в журнале «Шарли Эбдо»? Страшно хочется ответить: дорогие коллеги! Авторы и публикаторы карикатур «Шарли Эбдо», по-моему, будут гореть в аду, тут и разговоров нет. Но на соседней сковородке будет поджариваться в полном составе ваше издание – отдаете ли вы себе в этом отчет? Ведь это вы лично видели пилота, который лично видел другого пилота, который из самолета стрелял по малайзийскому «боингу». Ведь это вы печатаете доносы, разжигаете рознь, вбиваете клинья, ведь это вы лжете, давно не опуская глаз! Ведь это ваша публицистка что-то такое говорила про абажуры – это не было кощунством, нет? Она и покаялась в своей манере: не выдержала, говорит, взыграла казацкая кровь. Вот и у них взыграла галльская кровь, правда? Что вы скажете на это?

И какое из этих кощунств кощунственней – карикатуры «Шарли Эбдо», чьей профессией кощунство является изначально, или заявление высшего духовного лица в российской церковной и, чего там, политической иерархии?

Самое же интересное вот что. Персоны, «отмеченные злодействами», у нас прощаются: они ведь способствовали модернизации. А вот те, кто просто ошибался и при том способствовал свободе, – им мы никогда ничего не простим. Потому что они нас распустили, а куда это годится?! Мы не признаем интеллекта, силы и воли ни за Александром Вторым – он освободил крестьян, при нем расцвел террор, от которого он сам и погиб, ни за Никитой Хрущевым, реабилитировавшим миллионы невинных, ни за Борисом Ельциным, при котором развалилась наша промышленность. Ельцина мы, конечно, отчасти простим и даже похвалим – за то, что он привел Путина, автора официального предисловия к его биографии. Через него явился спаситель России, приведший ее к окончательному, идеальному варианту. Но вот прочих свободолюбцев не простим никогда – ибо волю, силу и интеллект видим только в том, чтобы по полной программе истреблять благодарное население. Сила потому и сила, что ни в чем не дает отчета. Поэтому Сталин у нас – модернизатор и победитель с отдельными ошибками, а те, кому досталось разгребать наломанные им дрова, на созидателей никак не тянут. У нас один критерий модернизации – «цена вопроса». Чем она выше, тем масштабней модернизация. Тем более что любое освобождение кончается раскаянием и новым ужесточением, во время которого все палачи с облегчением вздыхают и радостно возвращаются к заплечному ремеслу.

Все-таки Россия – очень религиозная страна. Надо исключительно глубоко верить в Бога, чтобы не разочароваться в этой вере при таких-то духовных вождях. Французам легче. Кощунства у них полно, кто спорит. Но оно, по крайней мере, исходит не от Папы.

[Дмитрий Быков]

http://echo.msk.ru/blog/bykov_d/1656304-echo/
09:31 , 11 ноября 2015

автор
писатель, поэт, журналист

Осенние теракты 1999 года сплотили страну и доказали, что мы имеем дело с невидимым, но страшным врагом. Я не верил тогда и не верю сейчас в то, что Россию взрывала ФСБ.

Не верил именно потому, что, если бы у пропагандистов «Отечества» нашлось достаточно отваги, можно было бы обвинить во всем именно Путина. «Видите, к чему привела вторая чеченская? Это нам мстят за него, за необходимость устроить войну и благодаря этой войне легитимизировать преемника». Но эту тему тогда побоялись раскручивать, и теракты расценивались большинством как вызов. Отступать нельзя, надо воевать, мочить в сортире и т.д. Тогда тер*акты были решающим аргументом в пользу власти: надо сплотиться вокруг нее, потому что враги пошли ва-банк.

Сегодня ситуация поменялась радикально, и это, безусловно, перемена к худшему. Сегодня версия о взрыве на борту лайнера А321, к которой склоняются и западные спецслужбы, и многие отечественные эксперты, категорически отвергается наверху. То есть пока окончательной ясности нет, но ее ведь и в сентябре 1999 года не было, особенно после истории с рязанским гексогеном. Однако тогда у большинства была уверенность, что страна ответит на буйнакские и московские взрывы сплочением. А сегодня есть подозрение, что большинство испугается и спросит: с чего это мы полезли в Сирию, что мы там забыли?

Тогдашнее население было воспитано в духе девяностых – а в девяностых был культ активных действий, выживания, независимости: понятно было, что никто не придет и не спасет, все надо самим. И объединение было возможно – поскольку его еще не скомпрометировали бесконечным поиском врага. А сегодня объединить Россию, как объединилась она в 1999 году, не может никто. Путин тоже.

Возможно, перелом случился в Беслане, когда власть действовала из рук вон плохо и использовала трагедию для укрепления так называемой вертикали. А может быть, потом, когда из населения всеми доступными способами выбивали гражданские чувства. Ведь последний всплеск этих самых чувств – протесты 2011–2012 годов, и, чтобы их скомпрометировать, эти протесты объявляли прихотью прозападной элиты, которая с жиру бесится. А она не была прозападной – да и элитой, по совести, никакой не была: просто людям не хотелось, чтобы им вовсе уж безнаказанно плевали в лицо.

Патриотизм сегодня – это не желание защищать Родину, а стремление получить 300 рублей и стопку коньяку за участие в митинге; это готовность поорать в адрес «пятой колонны», не приближаясь к ней, однако, на расстоянии вытянутой руки; сегодня это не отвага, а трусость, не сопротивление, а крайняя степень лизательства и конформизма. Россия образца 1999 года, которая досталась Владимиру Путину, могла воевать и победить. Что смогла Россия сделать из Новороссии, видят уже, кажется, все. Если это победа, значит, сегодня мы не можем договориться даже в рамках толкового словаря.

[Дмитрий Быков]

писатель, публицист

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...rav-chelovekov
16.11.2015

О том, на что право имеет и что категорически запрещено рядовому российскому гражданину

Попытки граждан протестовать неоднократно пресекались властями самым жестким образом Фото: Артем Коротаев/ТАСС

Последние события – атака на «Мемориал», скандал вокруг расследования Reuters и особняка Шойгу, думские инициативы насчет запрета полетов в Турцию и Тунис – наводят на мысль о некоем итоговом (или хотя бы промежуточно – итоговом) документе, который дал бы населению России четкое представление о его правах и обязанностях. Сдается мне, что относительная пассивность и сдержанная аполитичность российского населения диктуется именно несформулированностью, расплывчатостью этих норм. Когда мы всё сведем в единую декларацию, полнота наших прав засияет ослепительно.

Итак. Население России не имеет права:

– на правовую защиту. «Мемориал» – подлый иностранный агент, который, вместо того чтобы скромно ограничиваться безмолвной скорбью по жертвам отдельных ошибок семидесятилетней давности, выставляет жертвами политических репрессий банальных преступников и нарушителей общественного спокойствия. В военное, полувоенное и предвоенное время любая критика власти, включая указание на ее юридические ошибки, приравнивается к свержению конституционного строя. Посягательство на безупречность, сияющую справедливость и глубинную мудрость государственных решений является экстремизмом, подрывом, кощунством, дерзким вызовом, оскорблением чувств и вандализмом;

– на отпуск за границей. В предвоенное и даже послевоенное время отпуск за границей возможен только в форме боевых действий на территории все более вероятного противника. Мы можем посещать заграничные курорты только в целях ополаскивания сапог в Индийском океане. Все остальные посещения заграницы приравниваются к шпионажу и измене Родине путем предварительного сговора в особо крупном размере. Исключения делаются для правительственных чиновников в особо крупном размере и их детей, осуществляющих в заграничных университетах тайную вербовочную работу. Посещать заграницу не имеют права чиновники среднего и мелкого калибра, сотрудники силовых ведомств и контрольных органов, таможенники, полицейские и военные, потенциально способные разгласить военную тайну. Военной тайной в военное время является всё;

– на информацию о семьях и родственниках представителей власти, а также о размере их собственности. В военное, предвоенное, а также временно мирное время родственницей первых лиц является вся страна, она же наложница, она же заложница. Собственностью первых лиц также является страна со всем ее населением и всей его наличностью, подлежащей изъятию в любой момент без предварительных объяснений. Любые попытки проинформировать население о родственниках первых лиц приравниваются к вандализму и экстремизму, поскольку льют воду на мельницу и играют на руку. Любой, кто в этих обстоятельствах пытается установить родственные связи между сотрудниками оборонных ведомств и элитной недвижимостью, записанной на их соседей, является агентом, пособником и экстремистом в особо кощунственном размере;

– на акции социального протеста. Любая попытка публично выражать недовольство ценами, инфляцией, качеством продуктов и т. п. является подрывом и надрывом, а также недружественными действиями нежелательных организаций, ибо осуществляется в одежде импортного производства при отсутствии отечественного. Аналогичные действия в одежде отечественного производства являются вандализмом.

Гражданин России имеет право:

– на национальную гордость, особенно возрастающую в присутствии иностранных граждан. Для повышения этой национальной гордости осуществляются спецоперации по изъятию малолетних детей у родителей с последующей высылкой родителей. Священной обязанностью гражданина России является регулярное повторение мантр «Обама – чмо», «Меркель – вообще», «Кэмерон – совсем» и т. д;

– на употребление любого допинга, потому что уже все равно;

– на любые действия вплоть до сексуального насилия в адрес пятой колонны, к каковой приравниваются в военное время все жители России, кроме чиновничества в особо крупном размере и сотрудников силовых ведомств;

– на смерть, каковая в условиях военного и предвоенного времени приравнивается к смерти за Отечество. Разумеется, сама по себе смерть в военное время является дезертирством, а самоубийство – самострелом, но поскольку данная акция одновременно минимизирует расходы государства на отдельную человекоединицу, прокорм и лечение последней, смерть человекоединицы следует считать благом и поощрять единовременной выплатой в размере МРОТ без учета инфляции.

Любая информация об этой декларации, вступающей в силу с момента ее опубликования, приравнивается к распространению сведений об особо секретной бомбе и карается принудительным просмотром всех информационно-развлекательных программ Российского телевидения в целях патриотического воспитания и последующей смертью с полной конфискацией несправедливо нажитого имущества, поскольку все справедливо нажитое имущество уже сосредоточено в руках чиновников в особо крупном размере, с полным неразглашением, аминь.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...ala-zakrytosti
28.11.2015

О том, почему стоит приветствовать то, что Россия все больше отгораживается от внешнего мира
Сегодня только меньшинство граждан России готовы отстаивать свои права, протестуя против действий властей
Сегодня только меньшинство граждан России готовы отстаивать свои права, протестуя против действий властей Фото: Артем Коротаев/ТАСС

С российским самолетом, сбитым в Турции, все понятно: это была атака подлая, ничем не мотивированная и, по всей вероятности, тщательно спланированная (в конспирологические теории насчет того, что НАТО ее заранее одобрило, углубляться не хочу – это другой жанр). Но интереснее всего то, как этот «нож в спину» скажется на судьбах российского населения. Потому что всякая война, которую ведет Россия, есть прежде всего война с собственным населением, и я пока не готов объяснить природу этого явления. Может быть, происходит примерно то же, что вытворяет затравленный в классе ребенок, возвращаясь домой и срывая злобу на родителях (или на младшем брате, если тому не повезет родиться в такой семье). В классе он сдачи дать не может или боится, поэтому вымещает злобу на тех, кто перед ним беззащитен. А может быть, власть цинично пользуется старой, как мир, технологией – бей, мол, своих, а то что-то чужие не боятся. А может, все еще проще: российское население способно считать себя великим, только когда над ним как следует измываются, ибо у него срабатывает генетическая память: при Сталине-то нас вон как терзали – и какие мы были!

Вопросы к турецкому руководству

Москва объявила об усилении своей военной группировки в Сирии

Отомстить Турции необходимо, но следствием этой мести являются заявления руководителя МВД Владимира Колокольцева о том, что надо закрутить гайки и поумерить требования разнузданных меньшинств, и руководителя Ростуризма Олега Сафонова о том, что лучше бы россиянам переориентироваться на внутренний туризм. То есть, как встарь, сплавляться в виде бревен по порожистым, увлекательным северным рекам или осваивать скалолазание на курортах Чечни. Ветеран Конституционного суда Валерий Зорькин уже предрек новую жизнь по суровым законам военного времени. Иными словами, хоть мы еще и не в состоянии войны с НАТО – и, Бог даст, в это состояние не впадем, – население уже лишилось турецких помидоров, турецких отелей и дубленок, а равно и ряда отечественных гражданских свобод; в ближайшее время мы увидим, какие именно издания и СМИ первыми ощутят на себе все эти ужесточения.

Понятно, что российский народ со всеми его правами и требованиями, почти отсутствующими, – единственный партнер российского правительства, который не может дать ему сдачи и обречен покорно сносить любые эксперименты: задевать НАТО, пожалуй, рискованно, и даже Обама, какое он ни есть чмо, способен обидеться и дать сдачи, а вот тот самый великий российский народ, который бил Мамая, Наполеона, Гитлера, далее везде, категорически неспособен к сопротивлению и считает кощунственной самую мысль о нем. Сегодня, разумеется, это не совсем так, поскольку уже зашевелились дальнобойщики, и все же населению России пока еще есть что терять, и отстаивать свои права оно категорически не готово. На нем все еще можно отыгрываться за любые внешние и внутренние неудачи, за потерю имиджа, экономический спад и собственное старение. Эти, как отец с матерью или младший брат, сдачи не дадут – отчасти потому, что запуганы, отчасти же потому, что не видят альтернативы. Это уж всегда так – родне альтернативы нет, мы ее не выбираем.

Небоевые потери

Санкции против Турции ударят по российскому бизнесу

Есть, однако, у всего происходящего и положительный аспект. То, что Россия все больше закрывается от внешнего мира, закукливается (а некоторые даже склонны думать, что сосредотачивается), – на самом деле чрезвычайно отрадный сигнал, потому что только эта внешняя полуоткрытость пока еще позволяла избегнуть нагнетания серьезных давлений в нашей экспериментальной колбе. Пусть в нее все реже проникали серьезные иностранные инвесторы, все неохотнее ездили звезды первой величины, все мельче и одиознее становились друзья и гастролеры, но, по крайней мере, на выезд все клапаны открывались успешно: настоящая духота не наступала, и неизбежные в замкнутом пространстве физические процессы откладывались на потом. Многие режимы – латиноамериканские, в частности, – именно благодаря этой полуоткрытости умудрялись спокойно существовать десятилетиями. Но есть у России одна особенность, о которой опасно забывать: она ничего не делает вполовину, и каждый режим рано или поздно достраивает до совершенства. Нам важна «чистота порядка» («Хармс», а не комфорт); мы любим, чтобы все было по-настоящему, и, сказав А, непременно в скором времени становимся Б. У нас не может быть открытого общества, а военное время немедленно сопровождается переходом на карточки, есть в том экономическая потребность или нет; Россия живет паттернами и способна купить величие только в одном пакете с агрессией, закрыванием границ и упразднением последних прав. Следовательно, от самоубийственной стратегии никуда не деться – закручивание гаек неизбежно закончится взрывом, вне зависимости от того, есть ли для него объективные или субъективные предпосылки. Страна, у которой отняли СМИ, может прожить в таком состоянии сколь угодно долго; страна, в которой не стало помидоров или даже электричества, может утешаться собственной масштабностью. Но страна, которую наглухо замкнули от внешнего мира, рано или поздно срывает с себя крышку – по простейшим физическим законам, которые действуют даже в отсутствие нравственных.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...d-smertyu-ikal
05.12.2015

О том, почему разоблачения Навальным прокурора Чайки вызвали у общества лишь зрительский интерес

Гепрокурор Юрий Чайка назвал расследование Навального выполненным за большие деньги заказом и сказал, что ему «ясно, кто и что за этим стоит» Фото: РИА Новости

Главный вопрос недели – особенно после столь трогательного, почти вегетарианского послания Владимира Путина, которому так нравится наша молодежь, – даже не «Что будет с Юрием Чайкой?», а «Почему после столь профессионального и сенсационного расследования мир не перевернулся?»

Расследование-то, кстати, действительно классное. Очень точное стилистически, явно пересмеивающее любимые приемы НТВ – с той разницей, что на этот раз вместо демагогии, нарезки, скрытой камеры и прочих спекуляций представлены наглядные документы, находящиеся в открытом доступе, и забавные по своей наглости интервью главных героев. И работа проделана колоссальная, и факты – не подкопаешься, и любимый прием Холмса налицо – демонстрация начального и конечного звеньев с последующим раскрытием всей цепочки. А начальное и конечное звенья впечатляют: родственники и друзья генпрокурора вели бизнес с семьями знаменитых бандитов. «Лента. Ру» может сколько угодно утверждать, что в этом нет ничего особенного. Особенное есть. И то, что часть некогда качественной, а ныне лоялистской прессы не видит во всем этом решительно никакой сенсации – добавляет замечательный штрих к расследованию Навального, которое становится на этом фоне особенно показательно.

Главный вопрос, однако, пока безответен. Предлагаются разные варианты: Путин не прощает только предательства, а воровство даже приветствует, потому что воры более управляемы. Путин все знает, но ему негде взять других. Народ так напуган внешними противостояниями, что свои воры ему теперь даже по-человечески милы (опыт Великой Отечественной показывает, однако, что во время таких противостояний народ особенно жесток к собственному жулью и расценивает воровство как предательство). Наконец, по-прежнему гуляет версия, что все это слишком профессионально сделано и потому заказано (у нас настолько не любят профессионалов, что априори считают их проплаченными; эту версию особенно активно пиарит Зюганов, и это понятно – коммунисты лучше других знают, что на одном энтузиазме работать нельзя).

Не сказать, чтобы общество осталось равнодушно к расследованию ФБК – как-никак больше миллиона просмотров только за первые два дня. Но как-то это отдельно от жизни, что ли: чисто зрительский интерес, лишний раз доказывающий, что мы построили общество спектакля. Нас ничего не задевает, да и какая разница, что сделают с очередным представителем власти? Что это изменит – и не в нашей даже конкретной судьбе, а в судьбе России?

Здесь и кроется суть загадки.

Есть старый медицинский анекдот, приписываемый, кажется, Чехову: «Больной перед смертью икал?» – «Икал». – «Очень хорошо». И это действительно неплохо – в том смысле, что подтверждает «базовую теорию»; но и только. Самому больному и окружающим это уже безразлично. Сегодня Россия, какой мы привыкли ее видеть, – империя с вертикальной властью, с отрицательной селекцией, с практически тотальным неучастием народа в решении собственной судьбы, с огромной, плохо развитой территорией, с сырьевой экономикой и тотальным воровством, – вошла в терминальную стадию; следующая Россия будет совсем другой, говорить о ее контурах и устройстве рискованно, и мы от этих прогнозов воздержимся. Ясно лишь, что все ресурсы системы в ее нынешнем виде исчерпаны, никто ни во что не верит, всем смешно, и вопрос лишь в том, загонит нынешняя власть свой паровоз в безвыходный тупик или дождется, пока он тихо развалится, бегая по кругу.

В этом смысле вполне объяснима и всенародная (86%, по данным Левады, 60% – по данным интернет-опросов) поддержка Путина: Путин действительно самый комфортный президент – но только для распада. Для формирования новой страны нужно нечто совершенно иное, и все это понимают, но время для этой новой повестки еще не настало. А для сравнительно удобного старения, развала, разворовывания и возрастающего при этом самоуважения он действительно самое оно, я бы и сам не предложил лучшего. Вопрос в том, надолго ли этот распад, – но для истории это непринципиально. Вектор очевиден. Воровал ли перед этой крайней чертой генпрокурор или был ангельски чист – имеет значение лишь для его будущих биографов, буде таковые найдутся, и его совести, если таковая есть.

Чем громче отдельные – количественно и качественно ничтожные – публицисты доносительского толка вопят: «Россия вернулась к себе!» и «Больше никогда!», тем очевидней, что и сами они, наслаждаясь востребованностью, днюя и ночуя на истерических ток-шоу и уже явно срываясь на визг, прекрасно все понимают. Недавнее происшествие с Евгением Сатановским и Никитой Исаевым с пугающей наглядностью обнажило внутренний ад этих людей; кажется, это о них, а не об Уайльде, сказал Честертон: «Силен ужас перед их личностью, сильнее только ужас перед их участью».

На этом фоне, когда любые разговоры об этике смешны и кощунственны, разоблачения в самом деле имеют чисто зрелищный интерес. Толку уже не будет ни от чего – ни от реформ, ни от ужесточений, ни от смягчений; генпрокурор может оказаться хоть чудотворцем, хоть антропофагом – это ничего не изменит, ибо процесс необратим. Нам остается лишь засвидетельствовать, что больной перед смертью икал, и притом громко. Но ведь жизнь в целом не кончается даже со смертью самого икучего больного.

Что же, разоблачения Навального бесполезны? Вовсе нет. Он доставил нам несколько приятных минут, подтвердил очередные закономерности, обозначил важные тенденции. Спасибо ему. И вообще от того, кто и как ведет себя на тонущем «Титанике», зависит многое. Выжившие расскажут потомкам, что один расталкивал женщин и детей, торопясь на спасательную шлюпку, другой грозился оторвать третьему тестикулы, четвертый воровал, пятый его разоблачал, а шестой оглушительно икал. Даже когда наша собственная жизнь лишена всякого смысла, из нее еще можно сделать ток-шоу, увлекательный фильм или журнальную колонку.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...idealnyj-geroj
13.12.2015

Власть своими руками вручает протесту кумиров и придумывает символы
Дадин – почти такой же идеальный герой для мирного московского жителя, каким для более радикальной и решительной части протестующих стал Навальный
Дадин – почти такой же идеальный герой для мирного московского жителя, каким для более радикальной и решительной части протестующих стал Навальный Фото: Александр Барошин

Все они делают правильно – не в нравственном, конечно, смысле, а в эстетическом. Все показательно, и при этом явно движутся к той цели, о которой уже сказал тут же обвиненный в экстремизме Ходорковский. Повторять не будем, а то вдруг экстремизм. Просто всем понятно, о чем речь.

Ильдар Дадин, которому дали три года за реализацию его конституционного права выходить на одиночные пикеты (притом прокуратура просила два, судья Наталья Дударь откликнулась с некоторым даже превышением), – идеальный народный герой. Он должен стать – и уже стал – символом мирного протеста: без символов освободительное движение не существует. Это не значит, что лично я одобряю его арест (сперва тюремный, потом домашний, теперь вот лагерный), а также аплодирую судье Дударь. То есть я аплодирую ей, безусловно, но только потому, что она приблизила финал системы, винтиком которой является. Если начальники страны, удерживающие ее в заложницах и втравливающие в кровавые пертурбации, не хотят мирного протеста, они получат протест какой? Правильно. Я же говорю, с догадливым читателем никакого экстремизма не надо.

Дадин – почти такой же идеальный герой для мирного московского жителя, каким для более радикальной и решительной части протестующих стал Навальный. Вот Навальный – волевой и злопамятный, как и положено настоящему борцу. А Дадин – улыбчивый, доброжелательный, у него девушка хорошая, и при этом он храбрый, несгибаемый человек, ни в чем виновным себя не признает, никаких гадостей про оппозицию не говорит, не идет на сговоры с теми, кто называет себя следствием (и они действительно следствие, потому что причина у нас где? – правильно, догадливый читатель!). Я допускаю, что по кассации ему приговор смягчат – до тех двух, которые просила прокуратура. Но штука в том, что ему и два не за что давать, потому что сама статья 212, ч. 1 антиконституционна, и как тут не повторить, что в стране совершен антиконституционный переворот! Ведь правы юристы, комментирующие этот исторический приговор: несколько административных нарушений в сумме не составляют одного уголовного, как десять кошек вместе не составляют льва.

Можно еще понять людей, которые не любят отдельных фигурантов «болотного дела»: как же, они сопротивлялись полиции! А Дадин никому не сопротивлялся, ничего противозаконного не выкрикивал, он просто стоял или ходил. Но теперь уже и этого нельзя, потому что нефть пробила психологически важный минимум, а значит, скоро и все Отечество пробьет психологически важное дно. Которого оно за 2015 год несколько раз уже достигало. Трудно представить, чем будут отвлекать внимание электората на этот раз, – может, Северным Казахстаном, как уже предсказывают отдельные тамошние политологи, а может, сразу Белоруссией.

Но уже ясно, что одними отвлечениями не отделаешься – нужны новые запреты. Посерьезней, чем табу на выезды в Турцию. Нужны, например, новые инициативы Госдумы – не сметь работать по другой специальности, сметь только по диплому! (Хотел бы я знать, кто у нас по нему работает? Половины тех профессий, которые сегодня востребованы больше остальных, при советской власти не было). Не сметь пикетировать! Не сметь публично даже обсуждать саму возможность смены власти – пусть сугубо мирной и ненасильственной! И чтобы боялись – хватать не Навального, которого трогать уже бессмысленно – все работает только в плюс, – а «одного из нас». Типичного представителя. Не какого-то гнилого интеллигента, а бывшего охранника. Вот и Владимир Ионов точно такой же и точно так же ничего не делал: стоял в одиночных пикетах. Ему 76 лет. Самый что ни на есть московский обыватель с самой заурядной биографией. Его бы тоже судили 10 декабря, но после суда над Дадиным у Ионова случился приступ стенокардии. Он сначала отказался от госпитализации, гордый человек, – чтобы не подумали, что он боится. Но потом «скорая» его все-таки увезла, потому что он сознание потерял. Этого нельзя допускать, чтобы Ионов терял сознание: он один из немногих, у кого оно еще осталось.

И вот я думаю: произошло нечто очень важное, только они этого еще не поняли. Случился некий скачок, преодолен барьер, который в деградирующих режимах обязательно наблюдается где-то в терминальной стадии. Стадия и становится терминальной только потому, что до какого-то момента суровые приговоры безвинным людям еще пугают окружающих, и на следующий пикет выходят не 10, а 5 человек, и те безбашенные. А потом щелкает что-то в мозгах, и после приговора рядовому гражданину на следующий пикет выходят не 10, а 20. И если сажают этих 20 – на следующий день получают 500. Это и называется – сделать все своими руками, вручить протесту героя, придумать символы и подписать себе приговор. Что, собственно, и должны делать судьи. Так что все, не будем огорчать Госдуму, работают строго по профессии.

Что касается Дадина, то его мне ни чуточки не жалко. Все у него будет хорошо, и у его родственников и друзей, которым я передаю большой привет. Куда там жалеть! Тут завидовать впору, потому что он может гордиться своей судьбой и характером. Как писал Арт Бухвальд после процесса Синявского и Даниэля, – прошу о помиловании. Только не для Синявского и Даниэля, а для тех, кто их судил. Им очень, очень понадобится милосердие, и гораздо скорее, чем они думают.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...a-vsya-v-sazhe
27.12.2015

Власть увлеченно воюет то с бандерофашистами, то с джихадистами. И не представляет, как живет ее собственный народ, который таится во глубине России и который, в отличие от Сирии, никогда не показывают по телевизору
Власть увлеченно воюет то с бандерофашистами, то с джихадистами. И не представляет, как живет ее собственный народ, который таится во глубине России и который, в отличие от Сирии, никогда не показывают по телевизору Фото: Алексей Мальгавко/РИА Новости

Подведение итогов года – занятие почти всегда бессмысленное, особенно если речь идет о процессах, которые только начались. Да и вообще хочется чего-то веселого, позитивного. Так что я лучше попробую передать настроение этого года, а оно, как ни странно, не такое плохое. Особенно если учесть, что он кончается. Чтобы как-то этим настроением поделиться, я расскажу вам одну байку, как раз из девяностых, сегодня частично вернувшихся.

Был год, что ли, девяносто четвертый. Я работал тогда в прекрасной молодой редакции. И вот однажды после редколлегии главный редактор вдруг говорит: а теперь, ребята, печальный разговор. Я долго терпел ваш алкоголизм, но всему есть предел. Сегодня я впервые уволю человека за появление на работе в нетрезвом состоянии.

Все втянули головы в плечи. Потому что, сами понимаете, это середина девяностых, газета, в которой многие ездят в горячие точки и вообще переживают серьезные нервные перегрузки. Есть еще профессия, есть реальный дружный коллектив с общими идеалами, и естественно, что вечерами все довольно часто бухают. Кто в то время не бухал, пусть первым бросит в меня бутылку. Это сейчас я практически не знаю сильно пьющих редакций, да и дружных тоже. И сам мало того что не пью, но и в дружеских компаниях почти не бываю – возраст не тот, все больше вопросов к себе, а не к окружающим. А тогда непьющий человек в журналистском коллективе был редок и подозрителен, и на качестве прессы это странным образом не сказывалось. Короче, все сидят и смотрят в стол. И тут он называет имя увольняемого, и редколлегия переглядывается с видом обалдевшим и недоверчивым: он шутит, что ли? Потому что названо имя секретаря редакции, почтенной матери раздолбая-семиклассника, которую не то что пьющей представить трудно, а и в застолье никто никогда не видел.

И что же выясняется? Оказывается, накануне сидит главный в кабинете, читает верстку. И тут к нему внезапно входит его секретарь, вся красная, и начинает очень бурно, страстно говорить, что мы не уделяем достаточного внимания международному положению. Что у нас вообще нет международного отдела, а между тем это очень важно. Международная политика – она даже, может быть, важнее внутренней. Нас мало уважают. Плетут козни. У нас нет иностранных корреспондентов, мы не освещаем процессы. У нас нет даже рубрики «В мире интересного», а между тем в газете «За рубежом» она была и пользовалась читательским вниманием…

И тут он в крайнем недоумении поднимает глаза от полосы и видит, что добрая женщина вдребезги пьяна! Она вся красная, она благоухает свежим алкоголем, ее глаза влажны. Она душу вкладывает в слова, она действительно верит в то, что говорит. То есть у нее, по всей вероятности, белка. Потому что он никогда от нее не слышал ни слова о международном положении! Он мысли не допускал, что ее это так волнует! И он говорит ей: Наташа, вы пойдите, наверное, домой. Отдохните. А международный отдел мы завтра обязательно обсудим.

И она неохотно выходит, потому что пьяному человеку всегда кажется, что он не сказал самого главного. Я однажды на спор в пьяном состоянии писал заметку, так там одна нехитрая мысль повторялась раз шесть, и все мне казалось, что я неясно выразился. Что вы хотите, кровавые девяностые.

Оказалось, что они квасили втроем – она и два фотографа. И разговор шел о том, что был у нас действительно, еще в перестройку, международный отдел, но его сократили, потому что денег не было оплачивать командировки. Возглавлял его бывший тассовец, мужчина большого личного обаяния, тоже не дурак заложить за воротник. Вот они его вспомнили добрым словом, а дальше в ее мозгу когда-то завязавшей и вдруг развязавшей выпивохи что-то щелкнуло, и она решила, что в нынешней сложной обстановке нам до дрожи необходимо уделять больше внимания иностранным делам. И она решила немедленно сказать об этом начальству, потому что русский человек в известной стадии опьянения начинает либо звонить бывшим партнерам, либо обращаться на самый верх, см. рассказ Чехова «Сущая правда».

Сразу скажу, что через два дня он ее, конечно, восстановил, потому что она искренне раскаивалась, а человек он добрый. В редакции немедленно вывесили приказ о том, что за распитие на рабочем месте полагается немедленное увольнение, и все, конечно, в этот вечер накирялись так, как никогда прежде, и он понял, что без этой смазки в России ничего не делается и лучше уж пей, да дело разумей. Антиалкогольная кампания, как всегда на местной почве, оказалась краткой и безуспешной, но веселой. И вот на протяжении всего последнего года Отечество – как отдельные его граждане, так и образ страны в целом – все чаще напоминает мне эту немолодую мать-одиночку, развязавшую алкоголичку, которая вышла на мировую арену и пылко, страстно, с глазами на мокром месте разглагольствует о международном положении. Вся красная. Примерно с таким же чувством смешанного стыда, любви и неловкости наш народ произносит любимую поговорку «Мать моя вся в саже».

И жалко, и стыдно, и трогательно, особенно как подумаешь, что дома у нее отбившийся от рук подведомственный народ, давно уже живущий отдельно и от руководства, и от Родины, и как он там живет, чем интересуется, под какую музыку танцует – вопрос уже не столько социальный, сколько этнографический. Потому что это уже отдельная страна – та, которая таится во глубине России и которую, в отличие от Сирии, никогда не показывают по телевизору.

Вот такие итоги года, скорее эмоциональные, чем политические. А весь мир сидит вокруг, смотрит в стол и думает: слава, богу, на этот раз обошлось.

[Дмитрий Быков]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...ojnaya-rossiya
16.01.2016

О том, почему население не боится кризиса, несмотря на плохую ситуацию в экономике

Во многих российских городах жизнь мало изменилась со времен СССР Фото: Наталья Львова/«Профиль»

Кризис есть, а паники нет. Объяснений тому предлагается множество, и самое распространенное связано с нашей национальной историей: никогда хорошо не жили, так незачем и начинать.

Возвращение в кризис – как бы обретение давней идентичности, потому что пушкинский старик, увидав старуху перед разбитым корытом, скорей обрадовался, чем огорчился. В сказке об этом ничего не сказано, но вряд ли он накинулся на старуху с проклятиями. Скорей, ему не нравилось, когда она возжелала стать – и стала – столбовою дворянкой. Неловко как-то, беспокойно, вон и море тоже волнуется. Я много раз замечал, что наши люди с тайным облегчением начинают закупать гречку, соль и спички: богатство в нашу парадигму не вписывается. Ведь мы самые духовные и, следовательно, самые бедные.

В сытые годы все ощущали тайный изъян, неадекватность, разрыв шаблона. Хипстеры должны помнить двойственное к ним отношение. Сергей Капков как раз пал жертвой этой двойственности: с одной стороны, хорошо, что у нас завелась сытая молодежь, строятся парки и печатается умный глянец. Все это как бы признак растущей экономики, isn't it? С другой – какие-то они не наши. Они еще, чего доброго, свободы захотят. Нынешняя ситуация тем и прекрасна, что не предполагает свободолюбия. Российская история подсказывает, что народ начинает беспокоиться, когда у него все есть. А когда он разорен, у него одна забота – детей прокормить да ночь продержаться.

Другое объяснение сводится к тому, что и кризиса-то никакого нет, по крайней мере пока. Можно подумать, что кто-то действительно очень хорошо жил. В том и штука, что все улучшения последних – так называемых тучных – лет касались ничтожно малой прослойки населения, которая потому и не паникует, что успела благополучно свалить. Все же было понятно, и не только тем, кто наверху: просто верхние – более мобильные. Надеяться на вечную нефтяную конъюнктуру никто не мог, и даже такие романтики, как я, полагающие главным двигателем истории не корысть, а Мировой Дух, – отлично понимали, что в своих границах никакой авторитаризм не удержится. Ему непременно надо расширяться, для внутренних зажимов нужны внешние оправдания, и вообще российским властям некомфортно в мирной обстановке, ибо отсутствует универсальное объяснение: все нам вредят, англичанка гадит, немцы не могут простить Победу, американцы вообще жаждут однополярной гегемонии, с японцами не все ладно и китайцы никогда не любили нас по-настоящему. Россия лучше всех, а таких хороших никак нельзя любить – им все завидуют. Мало того, что у нас масса природных богатств, – у нас еще и правильная вера, и особенная доброта; ясно было, что такой набор успехов и добродетелей неминуемо ведет к войне, и мы влезем в нее при первой возможности. А дальше оппозиция автоматически переформатируется во врагов, выборы можно отменять под предлогом военного положения, а все экономические трудности объясняются враждебным окружением и вредительством несогласных. Все это было очевидно еще в 2008 году, и никакой 2012-й ничего нового не принес – кроме, разумеется, новых ухудшений, запрещений и абсурдов; все, кому могло стать хуже, либо уехали, либо затаились. А остальным условным 86 процентам о чем беспокоиться? Им никогда не было хорошо, потому что нефтяное благополучие сулило им максимум ежегодную Турцию (а поскольку примерно две трети российского населения и загранпаспорта сроду не получали, им и отпадение Турции не мешает). Посмотрите на жизнь российской провинции, на фоторепортажи оттуда, проанализируйте ситуацию с тамошней безработицей, и вы поймете, что особенной требовательности попросту негде взять. Я лет тридцать разъезжаю по стране – сначала с командировками, потом с выступлениями, – и не вижу никаких особенных различий, разве что автомобили стали чуть менее подержанными да Дальний Восток окончательно китаизировался.

Все, кого кризис мог коснуться, связаны круговой порукой лояльности, поскольку зависят от властной «кормушки»; всем остальным настолько нечего терять, что доллар по сотне вряд ли заставит их разувериться в телевизоре. Конечно, они телевизору не верят, но бесконечное фрик-шоу российской пропаганды их по крайней мере развлекает; а холодильник – что холодильник? Люди, выживающие в лучшем случае на 10 тысяч ежемесячно, вряд ли чему-нибудь удивятся. Да, если честно, они с семидесятых не очень изменились. Только теперь вместо «огоньковских» классиков на полках стоит Донцова.

Есть и третье объяснение, особенно актуальное после недавних московских снегопадов. Я увидел в это время Москву, которой, кажется, не наблюдал еще никогда: ночами она была абсолютно пуста, и чистили ее очень выборочно. Да и днем машины буксовали в снегу, и пресловутые тысячи единиц снегоочистительной техники как-то растворились в городе, почти не попадаясь на глаза. В чем дело? А дело в том, что особенно стараться незачем. Современная Россия дает любопытный материал для психологических наблюдений (больше, в сущности, ни для чего, но и на том спасибо): оказывается, где нет перспектив – там нет и страха, и вообще эмоций. Что можно сделать? Что может измениться? Официальные патриоты, на которых тоже любо-дорого смотреть, настолько они наглядны, уже освоили новую риторику: русский мир больше не упоминается. Вопрос один: да, все очень плохо, но что вы можете предложить? Коней на переправе не меняют, как мы помним еще с 1996 года. Да их вообще не меняют: предадим ли мы наших коней?! Нет, мы вокруг них еще тесней сплотимся, даже если они уже загнаны, да и никогда, если честно, особенно не скакали. Только копытами стучали очень громко, это да. Хорош или плох Путин, – они теперь позволяют себе даже такие обертона, – но без него будет хуже. И это совершенно верно: Россия давно в тренде на понижение, победы стоят ей все дороже, а поражения почти не осознаются. После Путина безусловно будет хуже. И при Путине тоже. Хуже будет в любом случае. Как писал автор этих строк ровно тридцать лет назад (интересно все-таки иногда быть правым), «и мы стремимся бесполезно по логике дурного сна вперед – а там маячит бездна; назад – а там опять она. Мы подошли к чумному аду, где, попирая естество, сопротивление распаду катализирует его».

Вот почему Россия так спокойна: где нельзя ничего изменить – там нечего и бояться. Какая разница – с Путиным или без Путина? Допустим, что восстановление свободы слова и люстрация, о которой столько спорят, доставили бы несколько приятных минут незначительной части населения. Но эта часть так невелика... а шевелиться так холодно... Замерзающему в снегу тоже не хочется шевелиться, да на известной стадии это уже и бессмысленно. Так что в словосочетании «спокойная Россия» одна буква становится все более лишней.