*3281. Публикации Андрея Мовчана

[Андрей Мовчан]

http://thequestion.ru/questions/4351...ssii-ot-nefti#
Увеличивается или уменьшается зависимость России от нефти?
5 октября

руководитель экономической программы фонда Карнеги

Вопрос, увеличилась ли зависимость России от нефтяных цен за последние 25 лет, не является даже философским, а масштаб усугубления зависимости впечатляет: доля нефти и газа в экспорте за 25 лет поднялась с 40% до более чем 70%; с 1999 года, когда производство нефти в России составляло 293 млн тонн, к 2014 году производство выросло до 514 млн тонн; цена барреля нефти за то же время выросла в 8 раз, то есть валовая добыча нефти в долларах увеличилась с 1999 по 2014 год в 14 раз (а в рублях – в 70 раз). В 1999 году доля доходов бюджета от экспорта нефти составляла всего 18%, в 2014 она уже превышала 50%, и это без учета «косвенных» доходов – например НДС, пошлин и акцизов на импорт, закупаемый на нефтедоллары.

Зависимость от нефти на сегодня такова, что падение цены на нефть на 45% с лета 2014 года вызвало падение импорта на 50%, сокращение потребления в основных областях в России на 30 – 55%, рост цен в среднем на 30 – 40%, падение курса рубля в 2 раза, падение ВВП в номинальном выражении в долларах примерно на 40% – основные показатели оказались на 100% скоррелированными с ценой на нефть.

На этом фоне вопрос о том, как и почему так произошло, кажется важным не только с академической точки зрения: мы сегодня входим в длительный цикл низких цен на сырье, ждать повышения цен на нефть не приходится ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. России предстоит каким-то образом искать выход из рецессии, сопровождающейся высокой инфляцией. Ситуация усугубляется тем, что российский кризис сегодня уникален — наша экономика страдает не вместе с мировой, как мы привыкли по кризисам 1998 и 2008 годов, а на фоне роста мировой экономики в самом начале цикла, на фоне ожидаемого роста ставок и существенных сдвигов в области повышения эффективности мирового производства, инновационных прорывов и технологических усовершенствований. Россия впервые за свою историю может безнадежно отстать от развитых стран, потеряв возможность не только конкурировать своими товарами на мировых рынках (фактически эта возможность уже потеряна — весь наш экспорт кроме сырья составляет около 40 млрд долларов ), но и импортировать технологии и товары, замкнувшись в заколдованном круге «отсутствие инвестиций – отсутствие развития – отсутствие конкурентного товара – отсутствие инвестиций» и превратившись в failed state.

У российского нефтяного тупика было (как часто бывает в контексте катастроф) много причин. К сожалению для страны, в самом начале совпали три фактора, каждый из которых «толкал» страну в эту сторону.

Еще СССР в послевоенные годы оказался в экономической ловушке, связанной с низкой эффективностью «социалистического труда». Лидеры страны достаточно четко осознавали, что в политизированной среде конкуренция идей вырождается в конкуренцию уровнем подлости и приспособленчества (в результате чего СССР фактически добровольно выбыл из соревнования в таких областях как кибернетика, агробиология, коммуникации) и необходимо искать другие точки роста, не связанные с научно-технической революцией. С другой стороны, понимание проблем, связанных с демографической волатильностью (следствие войны), не оставляло шансов на превращение страны в платформу для производства товаров массового спроса (не хватило бы рабочих рук) – да и закрытость страны мешала бы развитию в эту сторону.

В результате СССР сделал ставку на экспорт энергии и минеральных ресурсов (тогда металлические руды и уголь были важнее электричества, нефти и газа, но это продлилось недолго). Создание инфраструктуры экспорта, добывающего комплекса, энергокомплекса стали главными экономическими задачами. Рост цен на нефть в 70-е годы привел к тому, что советское руководство, некомпетентность которого прогрессировала теми же темпами, какими росло число анекдотов про Брежнева, полностью отказалось от попыток развития альтернативных экономических направлений — на фоне колбасы за 2.20 и «неуклонного повышения благосостояния трудящихся» новости о строительстве газопроводов стали ведущими, а все экономические комплексы (прежде всего – транспортный и машиностроительный) подчинялись задаче добывать больше и продавать дальше.

Затем пришел 1981 год, и двадцатилетний период падения цен на нефть. Но к этому времени промышленность уже была выстроена «под ресурсы», и, когда спустя 10 лет СССР развалился, новая Россия унаследовала однобокую экономику.

С другой стороны, как раз к 90-м годам прошлого века закончился «цикл металлов» — не смотря на развитие новых рынков, в силу одновременно роста эффективности их использования, появления новых материалов и совершенствования системы вторичной переработки, цены на основные металлы стали снижаться, и конкуренция за рынок стала расти. Это оставляло России только рынки энергетического сырья.

Наконец, СССР и его внешний экономический контур – СЭВ – были построены как система экономической кооперации, в которой периферия снабжала центр (а центр периферию) товарами в рамках плановой, неконкурентной системы. Эта система привела к вырождению производства, превращению товаров в дорогие и некачественные, но, за счет своего существования, поддерживала объемы производства на достаточном уровне. Развал СССР и системы СЭВ привел к тому, что страны–сателлиты стали переключаться с товаров, производимых Россией, на более дешевые и качественные товары мировых и региональных лидеров. В результате экспорт небиржевых товаров (до 1990 года СССР все же имел в экспорте чуть менее 60% неэнергетических несырьевых товаров) сильно пострадал.

Эти предпосылки (собственно, и убившие СССР), не оставляли шансов на легкую, без специальных общегосударственных программ и масштабных инвестиций диверсификацию экономики новой России. Однако для такой диверсификации внутренних ресурсов не было, и необходимо было привлекать иностранный капитал, параллельно ограничивая влияние на рынок доминирующего нефтегазового сектора. Эта программа никак не стыковалась с доминирующей идеей группы, состоявшей в основном из бывших партийных и комсомольских лидеров и функционеров советской экономической науки — они видели себя новыми хозяевами и готовы были строить капитализм только при одном условии: главными капиталистами должны были стать они и/или те, кого они назначат. Такой подход предполагал прежде всего приватизацию и концентрацию в их руках промышленного наследия СССР с установлением контроля над денежными потоками. Институты власти, четкие и исполняемые законы, открытость страны для внешних инвестиций могли стать помехой, создать им реальную конкуренцию. И строительство институтов не было произведено, законы служили интересам новых капиталистов, судебная система деградировала, внешние инвесторы, испугавшись первых опытов и насмотревшись на залоговые аукционы и войны за предприятия, если и давали небольшие деньги, то в основном в спекулятивные проекты. Параллельно тотальная приватизация в том числе нефтедобывающей отрасли передала в руки крупного бизнеса инструмент зарабатывания, который они не создавали, превращая их в рантье, не заинтересованных в диверсификации экономики.

Тем временем, открытость рынка импорту начала давать о себе знать уже в 90-е. Существенно изменилась доля импорта в потреблении и промышленности — импортные товары от самолетов до хлеба стали заменять отечественные. Товары длительного пользования требовали запчастей и расходников, части технологических и потребительских цепочек требовали, чтобы другие элементы цепочек так же были импортными (соответствовали друг другу), товары, требующие особых условий перевозки, хранения, реализации и использования требовали импорта вспомогательного оборудования и материалов. Так достаточно быстро стала закрепляться импортозависимость, теоретический выход из которой требовал бы все больше инвестиций и готовности на временное ухудшение экономики и падение ее эффективности.

Общая концепция развития, конечно, предполагала, что в результате «стихийный» этап пройдет, и крупные предприниматели (а вернее – бенефициары приватизации) перед лицом конкуренции предпочтут установить жесткие законы, создать институты управления и вынуждены будут диверсифицировать экономику. Возможно это было бы и так, но проверить нам не удалось: в 2000 году к власти в России пришла группа людей, настроенная не на ожидание воздействия «невидимой руки рынка», а на передел только что разделенной собственности и установление административного контроля с целью безусловного сохранения своей власти.

В этом смысле им очень повезло — их приход к власти совпадает с началом быстрого роста нефтяных цен. К тому же нефть и газ — единственные области экономики, в которых государство продолжало иметь существенные рычаги контроля: «Газпром» был де-факто государственным, а в области нефти государство контролировало систему транспортировки.

Авторитарный контроль в капиталистическом обществе невозможен, если в нем существует значительный независимый капитал, который может спонсировать альтернативных политиков и обеспечивать альтернативное информационное поле. Поэтому уже в начале 2000-х в России начинается процесс консолидации крупного капитала вокруг квази-монополий и доверенных «назначенных» управляющих, представляющихся внешнему миру новыми независимыми бизнесменами. Начинается эта консолидация, естественно, с нефти – завершено закольцовывание владения «Сургутнефтегазом», в результате которого компания становится подконтрольна государству де-факто, уничтожается «Юкос» и создается государственная «Роснефть». Простепенно монополизируются и другие области и отрасли — в том числе на месте, где могла бы вырасти обрабатывающая промышленность, возникают «Ростехнологии»; железнодорожная отрасль, во всех странах расцветшая после приватизации, в России защищается барьером РЖД. Монополии, как им и положено, неэффективны, в них расцветает воровство, они требуют ресурсов и роста тарифов. Тарифы растут, создавая инфляцию. В инфляционной среде товары, продаваемые на внутреннем рынке, становятся менее выгодными, чем экспортные, которые приносят девальвационный доход. Но кроме минеральных ресурсов экспортировать почти нечего — мы давно проиграли технологическую конкуренцию, еще при СССР, а на развитие нет ни инвестиций, ни благословения государства. И весь бизнес стремится туда, где выгоднее — в экспорт нефти и газа, металлов, леса, зерна (но нефть и газ доминируют). Вокруг экспорта выстраиваются вспомогательные экономические цепочки, благо нефть растет в цене и покрывает издержки; все больший процент бизнесменов уходит от идей производства для внутренних нужд: проще продать ресурс и купить импорт.

Ресурсы для бюджета поставляют нефть и газ. С другой стороны, отказ от доверия «невидимой руке» требует административной вертикали — развития государственной бюрократии. Бюрократия требует больше средств на содержание и больше возможностей для обогащения в обмен на лояльность. Как следствие, продолжающееся ухудшение системы правоприменения (а как еще дать зарабатывать бюрократам?) и ухудшение инвестиционного климата. Бизнес, испытывающий на себе высокие административные риски и страдающий от высокой ставки процента просто не может играть в долгую и строить производства, заниматься разработкой технологий: относительно безопасным остается только короткий торговый цикл (продал сырье за рубеж — купил импорт — продал в России) и доля торговли в ВВП растет до уникальных 29%.

Цена на нефть продолжает расти, неэффективные попытки государства создавать «новую экономику» проваливаются, поскольку никому новая экономика не нужна: достаточно нефтяных доходов. Многочисленные инициативы либо просто тихо умирают, съев большие средства из бюджетов, либо умирают со скандалами и уголовными делами. Чиновнический бизнес порождает загадочное «Роснано», банкротный «Уралвагонзавод» или убыточный SSJ, но не создает конкурентного продукта.

А раз нет конкурентного продукта, а нефть и газ производят всего один миллион человек из 77 млн трудовых ресурсов, множество граждан, которые, будь в России диверсифицирована экономика, получали бы доход от продажи своего труда на свободном внутреннем рынке, в реальности этого не могут — нет платежеспособного спроса. Учителя, врачи остаются «на шее» государства, поскольку население не зарабатывает, чтобы оплатить их труд. Множество граждан страны вместо производительного труда, в силу отсутствия бизнесов, инфраструктуры рынка, стимулов со стороны государства, продолжают пополнять ряды бессмысленных государственных управленцев низшего звена, охранников, сотрудников госкорпораций, производимый ВВП на каждого из которых в 2-3 раза меньше, чем в частных зарубежных аналогах. Консолидация экономики достигает и банковской сферы — государственные неэффективные и непрозрачные банки вытесняют более мелкие частные, на общей бедной поляне российского рынка масштабы малы, найти клиента сложно, и вот уже в России на один доллар кредитного портфеля в пять раз больше сотрудников банков, чем в США.

Но всех этих квази-чиновников надо кормить, иначе они будут нелояльны к власти. И появляются майские указы: регионам, которые лишены 99% налогов с природных ресурсов, указано бросить все средства на обеспечение роста доходов населения, занятого в государственном секторе. В течение нескольких лет зарплата растет темпами в несколько раз превышающими темпы роста ВВП. Это покупает лояльность населения, но разрушает бюджеты регионов; ни о каких стимулах для диверсификации производства не может быть и речи. Более того, перед лицом полной невозможности «пристроить» всех граждан к легальному получению зарплат за счет бюджета, государство вынуждено буквально на пустом месте создавать никому не нужные и даже опасные для экономики типы активности.

И вот уже чтобы занять миллионы ничего не умеющих и не готовых вести бизнес в стране, где это едва ли не считается позорным, граждан, начинается активная милитаризация: взлетают расходы на ВПК, растет обслуживающая его периферия. Расходы на ВПК отнимают ресурсы, фактически переводя их в обеспечение двух миллионов сотрудников, трех миллионов членов их семей и еще пятимиллионов связанных с ними работников: за вычетом расходов на тысячи тонн железа, электроники и взрывчатых веществ, которые (в добавление к созданным в предыдущие годы) обречены либо бесцельно ржаветь, гореть или взрываться на складах, либо приносить смерть и разрушение экономики в местах применения. Для той же цели создаются мегапроекты с итоговым нулевым выхлопом. Жилые дома в Сочи теперь стоят пустыми, как и олимпийские объекты. Но миллиарды долларов пошли на выплаты рабочим и инженерам (и большая часть — в карманы чиновников).

Да, во всех этих проектах есть еще и существенная составляющая личной заинтересованности ограниченного круга лиц, коррупционная нагрузка. Но свои доходы эти люди так же не вкладывают в новые производства: насытившись домами под Москвой и майбахами, они выводят остальной капитал туда, где лучше законодательство, выше конкуренция и ниже ставка кредита. Отток капитала из России идет каждый год и редко составляет меньше 10% внешнеторгового баланса.

А мир за эти годы уходит вперед, и потребности двигаются вместе с ним.

Общее изменение структуры потребления и средств производства приводит к удорожанию всего, даже рабочего места чиновника. Теперь вместо ручки и блокнота у чиновника компьютер, айпад и смартфон; он активно эксплуатирует оптоволокно и передает терабайты отчетов вместо того, чтобы печатать годовой отчет на старой машинке. Граждане уже не готовы жить как 25 лет назад — пищевые предпочтения, способ ведения домашнего хозяйства, потребление медиа и зрелищ — все изменилось. Возникла привычка к значительно большему потреблению, которая требует больше импорта; собственного производства нет.

И «нет» — это еще мало сказано. За 25 лет произошла естественная амортизация производств. Всего за 10 лет с 2006 года объем станочного парка в России сократился с полутора миллионов до менее чем 700 тыс. штук. Более 70% оставшихся — металлорежущие станки, на них современной продукции не произведешь. Россия закупает за рубежом 92% станкоинструментальной продукции и 95% продукции станкостроения.

Так сформировался замкнутый круг ресурсного проклятья: советское наследие не располагало к диверсификации; конкуренция с нефтью убила остальной бизнес; государству было выгодно дискриминировать независимый капитал и это привело к дискриминации всех остальных индустрий и внутреннего рынка в пользу нефти и экспортно-импортных операций; население за счет нефтяных сверхдоходов с одной стороны нарастило потребление, с другой — развило иждивенческий паттерн в экономических отношениях с государством, которое ради компенсации населению поборов неэффективных монополий убило региональные бюджеты и лишило их возможности местной диверсификации.

Сегодняшнее падение цен на нефть вносит колоссальные коррективы в экономическую ситуацию, но Россия успела забраться в тупик, в котором нет возможности развернуться: в результате падения цен страна просто спускается на существенно более низкий уровень развития, не меняя ничего в структуре экономики — в этом закон и самая страшная суть ресурсного проклятья. Нужны масштабные изменения, у которых в стране сегодня нет заказчиков — все основные группы влияния не видят способа переключения на другие источники своей власти или обогащения. То же было и с СССР, который за 10 лет с момента изменения рынка сумел прийти только к деградации, распаду и разрушению идеологемы. В этом смысле Россия более похожа на СССР, чем кажется: территории, многонациональность, неоднородность экономики те же. В последнее время даже прибавляется характерная для СССР риторика «осажденной крепости» и идеологизация общества. Возможно это дополнительные признаки того, что Россия обречена повторить 90-е годы, может быть, уже в 20-х.

Содержание темы :
01 страница

#01. Андрей Мовчан. Публикации Андрея Мовчана
#02. Андрей Мовчан.
#03. .
#04. .
#05. .
#06. .
#07. .
#08. .
#09. .
#10. .

02 страница


#11. .
#12.
#13.
#14.
#15.
#16.
#17.
#18.
#19.
#20.

03 страница
#21.
#22.
#23.
#24.
#25.
#26.
#27.
#28.
#29.
#30.

[Андрей Мовчан]

http://www.mk.ru/specprojects/free-t...oy-rossii.html
Чем руководствуется власть страны, определяя ее развитие?

фото: Алексей Меринов

Многие критикуют российское руководство за отсутствие долгосрочной стратегии развития страны. Тем не менее власть упорно молчит, не предлагая ни программы, ни видения, создавая впечатление движения по инерции. Может быть, план есть, но хорошо засекречен? Где-то за дверями хорошо охраняемых ведомств секретным шифром описано и их понимание реальности, и план развития России?

Вряд ли: «в России все — секрет и ничего не тайна». Если бы такой план был, информация о нем уже утекла бы, и Интернет пестрел выдержками. Скорее — обратное. Лучше всего спрятано то, что у всех на виду, — план широко известен, и именно поэтому никто не воспринимает его как план развития России. Возможно, я его случайно нашел.

Я занимался статистикой вывоза капитала (совокупный вывоз капитала у нас за 15 лет превышает сальдо торгового баланса). На глаза мне попалась книга, а в ней — фраза: «Полнейшая оторванность [ИХ] от [конкурентного] производства еще более усиливается вывозом капитала. Вывоз капитала налагает отпечаток паразитизма на всю страну». Особенно было интересно про паразитизм: в России паразитизм на добыче природных ресурсов позволил сформировать систему власти-рантье и близких к ней «рантье-капиталистов».

Ок, подумал я, но в России ситуация во многом обусловлена монополизацией — власти, производственных сфер, управления. Книга моментально подтвердила: «[Этот строй] есть подчинение… монополиям в целях обеспечения максимальных прибылей и укрепления господства… Монополии занимают командные высоты в экономике. Они охватили тяжелую индустрию, а также транспорт, банки. Монополии оказываются в привилегированном положении по отношению к другим отраслям. Монополии принимают все меры для удушения «посторонних» [не принадлежащих «кому надо»] предприятий».

Ладно бы монополии! А уровень вмешательства государства в экономику? Ну да, ответила мне книга: «[Этот строй] заключается в использовании [государственного аппарата] для вмешательства в экономику страны (особенно в связи с ее милитаризацией). При этом происходит передача в руки государства предприятий, отраслей и хозяйственных функций при сохранении в стране господства частной собственности».

Обязательно милитаризация! В книге есть про наш растущий военный бюджет и активную подготовку к войне: «Они стремятся сохранить высокий уровень своих прибылей [в том числе] путем гонки вооружений. Войны и милитаризация приносят ИМ богатые заказы, оплачиваемые казной по вздутым ценам, обильный поток субсидий из средств государственного бюджета. Все возрастающая доля национального дохода, и главным образом доходов трудящихся, забирается в государственный бюджет и расходуется на содержание армии, на подготовку и ведение войн».

Дальше я читал не отрываясь. «Государство под предлогом «поощрения хозяйственной инициативы» выплачивает крупнейшим [привилегированным] предпринимателям громадные суммы в виде субсидий. В случае угрозы банкротства они получают от государства средства для покрытия убытков. ИХ предприятия ставятся в исключительно выгодные условия». Мы знаем даже фамилии этих предпринимателей, а также, как правило, разбираемся в их родственных связях. Близость к государству становится ресурсом, вся экономика стремится внутрь «вертикали власти». Да, подтверждает книга: «Растет… численность населения, занятого обслуживанием эксплуататорских классов, в государственном аппарате».

В России эта система дает сбои — рецессия и рост инфляции наблюдались еще до падения цен на нефть, а сегодня не видно ни одного фактора, который мог бы развернуть тренд падения экономики. Государство пытается все контролировать, но, кажется, безуспешно. Конечно, подтверждает книга, это закономерно: «Защитники [этого строя] утверждают, будто бы государство стало решающей силой в хозяйстве. На самом же деле государство не может руководить хозяйством, так как хозяйство находится не в его распоряжении. Всякие попытки государственного «регулирования» бессильны перед стихийными законами экономической жизни. Монополиям свойственна тенденция к застою и загниванию, и… эта тенденция берет верх. Загнивание и паразитизм [этого строя] выражаются в задержке технического прогресса и роста производительных сил, в превращении в государство-рантье, в росте паразитического потребления, в реакционной внутренней и внешней политике. Загнивание [этого строя] резко усиливает обнищание населения».

Да, за последние годы внутренняя политика уж точно стала менее демократичной. И про это в книге тоже написано: «[Этот строй] характеризуется поворотом от демократии к политической реакции во внутренней и внешней политике. …Ставленники занимают важнейшие посты... Правительства ставятся не народом. Реакционные монополистические клики для закрепления своей власти стремятся свести на нет демократические права. [Власть] вступает в союз со всеми без исключения реакционными силами и всемерно использует пережитки крепостничества».

В волшебной книге даже есть про антисанкции: «Важным орудием служит таможенная политика государств [этого строя]. В [этом строе] высокие пошлины помогают поддерживать монопольные цены внутри страны». И косвенно — про Украину, Грузию и далее по списку: «В результате резко обостряются противоречия между… метрополиями и колониями».

Пора раскрыть тайну книги. Это «Политическая экономия».Учебник. Государственное издательство политической литературы. Москва, 1954. Строй, о котором идет речь, — империализм, который, по мнению В.И.Ленина, сформировался, в частности, в России в начале XX века. Часто упоминаемые мной (в скобках) «они» — это «сращенные с финансово-промышленным капиталом представители власти».

Учебник написан на материалах Ленина, с цитатами Сталина и полным игнорированием реальности XX века, когда капитализм (в котором в конце XIX века, безусловно, были признаки описанного империализма) проделал огромную работу над собой: произошла демонополизация и построение системы защиты конкуренции на рынках и за власть; собственность на средства производства с помощью финансовых рынков стала существенно более публичной и обеспечила создание накоплений (в том числе в форме пенсионных программ) подавляющему большинству населения; бурное развитие технологий и рост эффективности за счет конкуренции кардинально увеличили общее богатство и снизили неравенство, обеспечив всех доступом к благам цивилизации.

Россия начала XX века упорно сопротивлялась развитию, хотя Ленин и предупреждал: «…[этот строй] не может отмереть сам по себе, в порядке «автоматического краха», без самой решительной борьбы. Но… [этот строй] есть та стадия развития капитализма, на которой революция стала практической неизбежностью. Весь ход [событий] ведет к революционной замене капитализма социализмом». Сопротивлялась и Германия. В результате и в России, и в Германии произошли социалистические революции (в России — в 1917 году, в Германии, после неудачного переходного периода, — в 1933 году). Германия вернулась к нормальному (и уже постимпериалистическому) пути развития после страшной катастрофы. Россия застряла в социализме до начала 90-х годов.

Нетрудно поверить, что нынешнее руководство страны действительно искренне стремится построить в России капитализм. При этом за неимением практики и лучших учебников представление о капитализме оно сформировало по учебнику политэкономии 1954 года выпуска. Если так, то можно констатировать достижение полного успеха. Загнивающий монополистический империализм у нас построен.

Вот только что делать с «неизбежностью социалистической революции» — пожалуй, самым страшным, что может произойти со страной (настолько страшным, что для Германии даже оккупация оказалась благом по сравнению с властью социалистов)? Хочется верить, что построение империализма в России — это не часть хитрого плана, конечной целью которого является реставрация социализма. Еще не поздно, и можно двинуться по пути, по которому так успешно прошли западные страны, — от империализма к постиндустриальной демократии. Но для этого нужен хотя бы какой-то новый план, уж точно не 1954 года издания.

[Сarnegie.ru]

http://carnegie.ru/2015/10/21/ru-61726/ijkl

Евгений Беляков, Андрей Мовчан

Cтатья / интервью 21 октября 2015 Комсомольская правда

Экономика РФ зависит от нефти, но причина нынешнего кризиса — не столько падение цены на нефть, сколько неэффективность и архаичность экономики в целом, ее перекос в сторону чиновничьего произвола, административно-командной системы и репрессивных методов управления вместо мотивационных. Всё это не устранить без масштабных реформ.

Наша экономика точно на «дне». Это подтверждают и чиновники, и эксперты. Вот только никто из них не знает, что будет дальше. Долго ли продлится кризис? В чем его причины? Как менять зашедшую в тупик экономическую политику? И что делать со сбережениями россиянам? На эти и другие вопросы в интервью «КП» ответил директор экономической программы Московского Центра Карнеги Андрей Мовчан.

Архаичная экономика

- Андрей, нынешний кризис надолго? Его можно сравнить с тем, что был в 2008 году?

- Кризис 2008 года сильно отличается от нынешнего - предыдущий был в большей степени «импортированным». Были проблемы на мировом рынке, они отразились на нас, крупные экономики их решили. Стало лучше и у нас. То же, что происходит сейчас, - родной российский кризис. Причина – не столько падение цены на нефть, сколько неэффективность нашей экономики, неустранимая без масштабных реформ.

- Но ведь сейчас тоже все связано с ценой на нефть?

Андрей Мовчан — директор программы «Экономическая политика» Московского Центра Карнеги. Он является одним из самых известных финансовых менеджеров России.

Директор программы
Московского Центра
Программа «Экономическая политика»

- Да, но это следствие. Давайте представим, что мы с вами живем на ферме. У нас есть поля. Мы их обрабатываем. На них растет пшеница. Пшеница продается задорого. Денег у нас много. Живем неплохо. Время от времени поговариваем, что неплохо бы завести магазинчик, начать делать глиняную посуду, упряжь, сапоги тачать. Но все от этих идей отмахиваются: посуду купим, компьютер тоже, магазин пусть будет чужим, зачем нам возиться?! Где-то в городе, может, и богаче живут, но нас это не волнует.

- Теперь цена на пшеницу (то бишь нефть) упала...

- Да. А мы уже забыли, как что-то кроме пшеницы делать. И живность давно уже порезали. Зачем этих кур держать, если мы лучше в ресторане покушаем? И оглоблю для телеги мы сами сделать не можем. Но мы уже в ситуации, когда денег не хватает все купить. Может мы и хотим теперь начать сами все делать, но только разучились, и условий нет, и потом – делать только для себя все равно не выгодно, а на продажу – кто ж у нас купит, если у нас руки не оттуда растут, а все вокруг много лет мастерство оттачивали в конкуренции, делают дешево, качественно и продавать умеют?

- В чем же была ошибка?

- Наша власть оказалась стратегически недальновидной. Она позволила экономике стать архаичной, зависимой от нефти, неспособной развиваться самостоятельно. У нас слишком много госмонополий, у которых высокие тарифы и низкая эффективность. Слишком большие госрасходы и при этом выстроено слишком мало эффективных внешних связей.

- Мы же вроде дружили с Западом очень долго...

- Да, но инвестиции и технологии оттуда к нам не пошли, несмотря на все наши как бы преимущества. Авторитарный Китай привлек огромный объем внешних вложений. Они умудрялись одновременно запрещать фейсбук и получать триллионы долларов от тех же западных инвесторов. А мы вроде как значительно либеральнее и демократичнее, с открытым валютным пространством, а при этом экономика настолько непривлекательна, что инвестиций фактически ноль.

- Почему так произошло?

- Причин две – тотальное недоверие к стране и будущему, вызванное хаотичной сменой законов, отсутствием нормального судопроизводства, пренебрежением правами инвесторов, и – потребительское, а не партнерское отношение государства к бизнесу. Если ты приезжаешь в Китай со своими деньгами, то тебя встречают вопросом: что вам сделать, чтобы вы вложили деньги. Хотите - дадим помещение, освободим от налогов, компьютеры бесплатно поставим? И попробуйте приехать на уровень региональной администрации где-нибудь в России. Будет сидеть чудовищно важное лицо, к которому вы будете пробиваться днями, если не месяцами. И оно спросит: а что вы сделаете для лично меня, чтобы я разрешил вам вести здесь бизнес? Это совершенно разные ситуации.

Нет защиты - нет инвестиций

- То есть все дело в коррупции?

- Коррупция - это лишь форма правил игры. Да, она тормозит экономику, но не останавливает ее. Если мы душим коррупцию, но не меняем правила игры, то чиновник либо перестает брать взятки, но и перестает что-либо делать в принципе, либо – берет еще больше, потому что риски у него выросли. Поэтому лучше коррупция и простор предпринимательства, чем отсутствие коррупции и полностью зажатая экономика, где кругом силовики, все контролирующие.

- Но без контроля ведь тоже нельзя...

- У нас ловят на преступлениях губернаторов и глав государственных агентств, падают самолеты, банкротятся один за другим банки, горят ночные клубы и тонут суда. Несмотря на то что контроль вроде бы тотальный. В Америке, где преступность очень высокая, количество полицейских на душу населения сильно меньше, чем у нас, а в Европе их еще меньше. И там не стоят охранники в каждом магазине – потому что не воруют и не хулиганят, или не воруют и не хулиганят потому, что есть другие, не полицейские механизмы. Смотрите: у нас BP создало заправки, где сначала заправляешься, а потом оплачиваешь. И что, они разорились из-за отсутствия контроля? Нет, наоборот, процветают, потому что обороты выше, быстрее заправка, людям удобнее. Экономика работает так: если ты считаешь, что все люди преступники, ты бизнес построить не можешь. А чем больше доверяешь, тем больше люди оправдывают это доверие. Свободная экономика и конкуренция, саморегулируемые организации намного лучше контролируют качество и законы, чем люди в погонах и с глубокими карманами. Не верите – посмотрите на качество экономики и уровень преступности в Европе.

- В чем же основная проблема?

- Для экономики – в чудовищном перекосе в пользу чиновничьего произвола, административно-командной системы и репрессивных методов управления вместо мотивационных. Сегодня наше государство – это большой барин о миллионе голов, который делает что хочет, и ничто ему не указ, и никто ему не судья. Отсюда и пренебрежение к интересам общества, к экономике, и коррупция, и бескорыстный волюнтаризм, что тоже страшно. Например, чиновник просыпается и понимает, что надо снести ларьки по всему городу. И их сразу же сносят. А что делать тем, кто их построил, кто рассчитывал на доход от этого бизнеса?! Или – чиновник сам решает, какой бизнес нужен, и приказывает его организовать, и денег выделяет. Все забыли, что бизнес сам находит спрос, приспосабливается к потребностям. Его нельзя назначить, ему надо создать условия, и заставить конкурировать – тогда он будет выгодным и эффективным.

Чиновник должен быть зашуганным

- Как исправить этот перекос?

- Государство должно соблюдать три важнейших заповеди. Первое – его роль состоит в установлении правил игры, а не в участии в игре, и даже не в судействе этой игры (для этого есть независимый институт суда). Второе – государство обязано неукоснительно соблюдать установленные собой же правила и не иметь никаких особых преимуществ в рамках этих правил. Третье – если государство нарушает правила – оно должно нести за это материальную ответственность перед народом и перед пострадавшими. Практически, надо начать с построения системы защиты предпринимателя и гражданина от власти – сбалансировать систему. Ввести запрет на открытие уголовного производства, остановку бизнеса, арест владельца и менеджеров, пока ты не доказал факт экономического нарушения в хозяйственном, а не уголовном суде, даже в случае подозрения на мошенничество. Судей надо выбирать, а не назначать, как у нас. Нужно широко внедрять практику присяжных в экономических судах, причем присяжными делать людей из среды предпринимателей, менеджеров – тех, кто разбирается в тонкостях хотя бы немного. Такие жюри будет сложно ангажировать. Плюс необходимо коренным образом сместить баланс наказания. У нас за убийство человек может сесть на 5 лет, а за хищение - на 20. Надо принять, что преступления против личности несравнимо опаснее, чем преступления налоговые, имущественные, хозяйственные. Даже хулиганы, избившие человека, должны наказываться серьезнее, чем предприниматель, недоплативший налоги, особенно если вопрос недоплаты неоднозначный. Давайте штрафовать, отбирать имущество, запрещать вести бизнес и занимать должности, но не сажать предпринимателей в тюрьму, если только нет очевидного факта кражи, мошенничества, сознательных нарушений, опасных для жизни, доказанных в хозяйственном суде и потом – в уголовном. Ведь если у меня есть малейшая вероятность быть обвиненным несправедливо или того, что я где-то ошибусь и меня посадят на 20 лет, я лучше поеду в другую страну делать бизнес. В большинстве стран мира бизнес теперь делать легче, чем в России. И еще, очень важно не путать бизнес и его владельцев и менеджеров – даже если преследование хозяина или директора справедливо и необходимо, надо делать все, чтобы сохранить бизнес – он нужен обществу, он платит налоги, дает рабочие места, производит продукт. Категорически нельзя арестовывать счета, останавливать работу, портить репутацию – если, конечно, сам бизнес не преступный по сути.

- С судами понятно, а какие экономические преференции нужны инвесторам?

- Главная преференция – предсказуемость, ответственность государства за свои действия, гарантия возможности защищать свои права. Это привлечет инвестиции – и снизит процентные ставки. Снижение ставок будет лучшим экономическим стимулом. Затем надо спонсировать экспорт – эффективно поддерживать предпринимателей гарантиями, дешевыми деньгами на торговое финансирование экспорта. Россия маловата для развития технологий и товаров только для внутреннего рынка – надо уметь продавать вовне; а экспорту помогают все государства, если мы этого не делаем, то ставим собственных бизнесменов в худшие условия. Инвесторов надо мотивировать снижением налогов на первое время, льготами при приобретении оборудования, гарантиями по кредитам в отраслях, которые мы признали приоритетными. Не госмонополиям деньги давать, а новому бизнесу – госмонополии надо приватизировать, частные предприятия работают намного эффективнее. Конечно, приватизация не должна пройти по образцу 90-х, когда заводы и месторождения отдавали «своим», а «свои» воспринимали их как подаренные кормушки, а не как бизнес. Нужна продажа на широком рынке, нужна конкуренция за активы, нужны независимые собственники, которые не у государства или населения будут тянуть деньги, а зарабатывать. Наконец - самым зашуганным и несчастным человеком в стране должен быть чиновник. Это вообще его нормальное состояние. Он должен бояться бизнесмена, который, если что не так, придет и скажет: «Почему ты мешаешь работать госденьгам, инвестициям избирателей, наконец мне, гражданину моей страны, который приносит ей налоги и товары? Может, ты вообще здесь не нужен? Только сидишь и бумажки перебираешь, пока другие работают...» Пусть он чувствует себя официантом в ресторане, в котором ест наше общество, а не городовым в парке, гоняющим студентов.

Мультики вместо оружия

- Сейчас мы активно занялись импортозамещением. Это поможет?

- Мы уже видим, что отечественные товары стали дороже, и их не стало больше. Вот вам и все импортозамещение. Нет инвестиций в новые мощности, старые – загружены и очень неэффективны, нет трудовых ресурсов (безработица всего 5%). Плюс ко всему, ставка рефинансирования у нас 11%, а в Европе и США - 0%. Наш товар сразу на 11% годовых дороже. Какие импортозамещение и конкуренция, если у нас по таким ценам продаются деньги?! Это нереально.

- Но ведь нашим производителям теперь помогает девальвация?

- Мы продаем на экспорт только нефть, металлы, немного леса и оружие. При этом весь наш оборонно-промышленный комплекс (зарубежные продажи) приносит примерно столько же, сколько одна корпорация Walt Disney. Чтобы мы научились чему-то новому, нужны инвестиции, время и уверенность. Есть такое понятие, как «кривая обучения». Известный пример, себестоимость 100-го «боинга 747» была в разы ниже, чем первого. Ты должен вкладывать деньги много лет и под низкий процент, чтобы сделать качественный товар, и за этот срок не обанкротиться. И только потом получаешь конкурентоспособную продукцию. А что заставляет предпринимателей это делать? Только конкурентная экономика, низкий процент и понимание, что ты строишь бизнес себе и детям надолго и никто его у тебя не отберет.

Экономика РФ зависит от нефти, но причина нынешнего кризиса — не столько падение цены на нефть, сколько неэффективность и архаичность экономики в целом, ее перекос в сторону чиновничьего произвола, административно-командной системы и репрессивных методов управления вместо мотивационных. Всё это не устранить без масштабных реформ.

- А может, цена на нефть все же поднимется? За два года, оставшихся до исчерпания кубышки, мы такие реформы точно не провернем...

– Если не будет серьезных катаклизмов и потрясений, нефть в ближайшие годы будет стремиться к $55 – 60 за баррель. Что может заставить ее уйти вверх? Например, тотальная война в нефтеносных регионах. Какие факторы будут давить ее вниз? В первую очередь, рост эффективности использования нефти. Сейчас Европа наращивает эффективность очень быстро: еще 10 лет назад из нефти и газа она получала около 78% энергии, сейчас - уже меньше 50%. До поры до времени этот тренд компенсировался активным ростом потребления нефти странами типа Китая. Но теперь в Китае снижается скорость роста, к тому же там готовятся добывать сланцевую нефть, развивают ветроэнергетику, в мире идут разработки супераккумуляторов, продвигаются работы по суперэффективным солнечным батареям. Уже сегодня производство нефти превышает спрос; в разведке новые крупные месторождения с низкой себестоимостью; наконец – потребление будет падать из-за роста эффективности и альтернативных источников энергии. Через 10 – 15 лет мы возможно увидим новую равновесную цену - $30 – 35 за баррель.

- Так мало?

- Американцы ведь вышли на рынок со своей нефтью, которую придерживали столько лет, не только из желания облегчить себе жизнь сегодня. Они поняли: если не продать свою нефть в ближайшие 10 – 20 лет, потом она будет никому не нужна. То же самое движет и Саудовской Аравией, и Ираком, и другими игроками. И для нас это очень тревожный сигнал – помимо цены, есть ведь еще и конкуренция поставщиков. Европа уже снижает покупки у России в пользу Саудовской Аравии.

Три вопроса на засыпку

1. Почему нельзя зафиксировать курс рубля? Например, в той же Саудовской Аравии местная валюта приравнена к доллару...

- Это означает, что саудовский ЦБ готов по этому курсу выкупать любое количество валюты у бизнеса и населения. Саудовская Аравия сделала привязку к доллару не от недостатка, а от избытка доходов, чтобы местная валюта не стала слишком дорогой и не увеличивала сверх меры себестоимость. Но когда ему это станет невыгодно, когда доходов будет не хватать, они курс, конечно, отпустят. Мы тоже могли привязать курс доллара, например, к 40 рублям, в лучшие годы, и получили бы снижение себестоимости. А сейчас мы в совершенно другой ситуации. Допустим, мы, боясь девальвации, установим фиксированный курс. У ЦБ РФ нет ресурсов его поддерживать, то есть обмен по нему реально происходить не будет. Что тогда произойдет? Появится черный валютный рынок. ЦБ будет давать немного долларов импортерам, чтобы те могли сделать закупки, по заниженному курсу. Импортные товары будут покупать по этому курсу перекупщики и везти за границу для перепродажи, получая доллары уже по нормальной цене. Начнется тотальный дефицит. В Венесуэле так и произошло, когда там установили фиксированный курс боливара. Наша экономика сейчас стабильна только благодаря рыночным регуляторам. Если мы уберем их, то экономика умрет. СССР это уже проходил.

2. Почему мы никак не можем победить инфляцию? От нее же и ставки по кредитам высокие...

- У нас есть целый набор огромных компаний - естественных монополий. Они пользуются поддержкой государства, повышают тарифы вместо повышения качества работы. Плюс неэффективное использование средств, причем не только в госструктурах. В банках у нас в пять раз больше сотрудников на один доллар выданных кредитов, чем в США. То есть надо 4 из 5 человек выгнать, чтобы стать такими же эффективными. У казны огромные проекты, которые никогда не окупаются и редко даже приносят пользу. Бюджет постоянно все субсидирует. Так называемые «майские указы» потребовали увеличивать выплаты госслужащим намного быстрее, чем объективно растет экономика, фактически раздавать незаработанные деньги. В итоге количество денег увеличивается. И от этого все дорожает.

3. Что делать со сбережениями в рублях? Как выжить в кризис?

– Я бы покупал доллары. Место самой эффективной экономики мира США в ближайшее время никому не отдадут, а доллар будет пользоваться наибольшим доверием. При этом не надо кусать локти, если купили доллар по 68, а он вдруг упал до 62. Через полгода все вернется, рубль в долгосрочной перспективе пока дорожать не может, особенно с такой инфляцией. А в целом надо понимать, что мы в России вступили в долгий рецессионный период. Поэтому надо учиться экономить и находить дополнительные источники дохода.

[Андрей Мовчан]

http://slon.ru/economics/2015_god_ch...-1198908.xhtml

Прогноз развития ситуации в экономике на год – это в большой степени антинаучное действие. С одной стороны, экономика зависит от множества внешних факторов; с другой – прогноз на небольшой период (1 год) для общества несет не много смысла – события могут убыстряться или задерживаться в самых широких пределах.

Единственный способ сделать такой прогноз – обозначить крайние сценарии и оговориться, что ситуация может развиваться быстрее или медленнее, то есть, возможно, мы делаем прогноз на три года, а может, и на шесть месяцев. В ситуации с Россией нам помогает прогнозировать простота экономики страны – все же российское благополучие на условные 90% зависит от мировых цен на нефть, на условные 9,9% от действий власти (которые существенно зависят от цен на нефть), и все остальные факторы можно оставить за рамками рассмотрения. Прогноз для России – это прогноз для рынка нефти и попытка понять, что может и что будет делать российская власть.

Что будет с ценами на нефть

Рынок нефти в 2014 году наконец оправдал ожидания трезвых специалистов. Уже сегодня цена на нефть марки WTI находится на уровне $60 за баррель, что всего лишь на 3–5% выше долгосрочной средней цены в рамках прошлого цикла (в реальных долларах). При этом себестоимость основных производителей, включая сланцевых, находится на комфортных уровнях, спрос на нефть начинает падать, а впереди, в масштабе 10–15 лет, – коренная перестройка энергетического рынка, которая, по общим подозрениям, снизит спрос в два раза. Эти прогнозы, ситуация «контркартеля», при которой снижение поставок одним участником вызовет рост добычи другими и закончится переделом рынка без падения цены, и текущая низкая зависимость цены от объема на рынке заставляют производителей не снижать добычу и толкают цену вниз.

Нужно помнить, что мы имеем дело со сложным, многофакторным рынком. Значит, возможны разные сценарии. Крайне негативный сценарий (для России, Венесуэлы и Нигерии) – это продолжение падения цены на нефть до уровня $30–40 за баррель. Этот уровень выводит из игры существенную часть производителей в США, ближневосточные государства получают возможность существенного увеличения доли рынка и, главное, ее сохранения в перспективе ближайшего десятилетия. Такой сценарий, однако, маловероятен: в условиях низких цен цель США – переход на самообеспечение нефтью к 2020 году – теряет смысл, а развитие энергосберегающих и альтернативных энергетических технологий серьезно затормозится из-за их относительной дороговизны. Рынок это понимает и будет ожидать (в случае падения) обратного роста. В условиях, когда цены на нефть во многом определяются деривативными рынками, такие ожидания очевидно приведут к росту цен, который всех устраивает. Таким образом, худший вариант – это краткосрочное снижение цены до $30–40 за баррель с последующим возвратом на уровень $50–70.

Лучший сценарий – это рост цены до $80–90 за баррель. Он может реализоваться, если появятся негативные данные по изменению себестоимости сланцевой нефти (пока она быстро падает, что и толкает цену вниз) или по ее запасам, в сочетании с усилением нестабильности в нефтедобывающих регионах (большая война на Ближнем Востоке, революция в Венесуэле, эмбарго на покупку нефти у России и пр.), или существенным ростом экономики Китая, которому аналитики пока предрекают замедление. Кроме данных по фактическим запасам сланцевой нефти, все эти факторы будут носить временный характер, так что и подъем цены будет не долгосрочным, и, скорее всего, возврат произойдет на те же уровни – $50–70 за баррель.
Сценарии для России

Для России негативный сценарий, если он реализуется в 2015 году, означает падение выручки от продажи нефти и нефтепродуктов примерно на $200 млрд и в целом – возврат в 2003 год с точки зрения располагаемых доходов бюджета и в 2005 год с точки зрения реального ВВП в долларах. В некотором смысле ситуация будет еще хуже – в сегодняшней России в отличие от России образца 2003 года

значительно выше уровень амортизации основного энергетического оборудования,
банковская система требует масштабной докапитализации,
бюджетозависимое население (это около 45% населения страны) привыкло к существенно более высокому уровню потребления,
военно-промышленное лобби сегодня требует существенных вливаний и этим обусловливает лояльность власти,
«индустриальные чемпионы» с эффективными менеджерами во главе бьют свои же рекорды роста себестоимости и соревнуются в требованиях бюджетных инвестиций.

В довершение всего, Россия из-за авантюры на Украине лишила себя даже тех небольших иностранных инвестиций, которые она получала ранее, закрыла себе доступ на рынки капитала и спровоцировала беспрецедентный отток капитала из страны.

У российской власти крайне ограничено пространство для маневра. Сменить риторику, договориться с Западом и получить заемные средства ($300–400 млрд за два года могли бы стабилизировать ситуацию и даже не вывели бы Россию в разряд стран с высоким долгом к ВВП) сегодня невозможно, так как это обрушит с такими усилиями созданный благодаря «патриотической» пропаганде рейтинг власти и будет угрожать ей самой быстрой сменой. Можно было бы пойти на быстрые и масштабные реформы: устранение коррупции высшего уровня, демонополизацию, «импорт» или создание независимого института правосудия, внедрение режима наибольшего благоприятствования для бизнеса, создание эффективной системы привлечения трудовой миграции и пр. Такие меры могли бы дать стране шанс за 2–3 года пройти шок и выйти на существенно более низкий уровень зависимости от импорта и бюджета, но эти шаги не кажутся возможными – быстрое создание внутреннего класса независимых предпринимателей и демонополизация капитала приведут к высокой реальной конкуренции за власть и вероятной смене нынешней правящей группы.

У власти остаются чисто монетарные рычаги, первый из которых – снижение стоимости рубля – власть уже использует (бюджет 2015 года сводится как при стоимости нефти $100 за баррель, так и при стоимости $50 – просто рубль в последнем варианте стоит в 2 раза меньше); остальные связаны с запретами и ограничениями на использование валюты в виде накоплений, в расчетах и расходах. Многое зависит от разумности поведения власти – как показывает опыт, ее стремление «запретить и приказать» больше не находит понимания ни на рынках, ни в бизнесе – в ответ на любую резкую меру начинается паника; власть уже показала 15–16 декабря, что урок усвоен – после чуть было не угробившего всю экономику за один день решения о подъеме ставки рефинансирования на 60% действия власти стали мягкими, а риторика полна обещаний поддержки субъектам рынка, которых стали активно приглашать к диалогу. Остается надеяться, что власть не захочет повторения опыта середины декабря – страна может его и не пережить.

Однако нет сомнений, что власть все же будет, пользуясь квазимонополией государства в основных отраслях, давить на субъектов экономики с целью добиться от них «социально ответственных» стратегий поведения, даже если они противоречат рыночным мотивациям. Крупный бизнес будет продавать столько валюты, сколько надо, регулировать экспорт, невзирая на выгоду, и удерживать расходы, а государство взамен будет щедро выдавать ему рубли и снизит коррупционно-административное давление.

Резервы роста у страны в нынешней парадигме отсутствуют – производственные мощности загружены, капитала для создания новых нет, безработица очень низкая. Так что единственный сценарий – долгосрочная стагнация, возможно, медленная рецессия – и относительное отставание от мира на 3,5–5% в год.

Формула российской власти

Действия власти и состояние экономики России (в отсутствие возможностей для роста и маневра) на ближайший период будут определяться примерной формулой валютного баланса. В этой формуле, с одной стороны, будут

$350 млрд золотовалютных резервов,
зависящая от цены на нефть валютная выручка: $550 млрд в 2013 году, в 2015-м около $380 млрд при нефти $60 за баррель и $275 млрд – при нефти по $30;

а с другой стороны –

расходы на импорт: около $450 млрд в 2013 году, в 2015-м, скорее всего, упадут до $275–350 млрд с учетом сокращения покупательной способности и дефицита долларов,
отток капитала: $130 млрд в 2014 году, усилиями правительства может быть снижен до $50–70 млрд в 2015-м,
выплаты валютного долга: номинально $150 млрд в 2015 году, но примерно 30% – это долги корпораций офшорным холдингам, которые будут пролонгированы, еще примерно $20–30 млрд удастся рефинансировать, так что стоит говорить о $70–80 млрд.

Как видно из формулы, даже в худшем сценарии (нефть по $30, экспорт $275 млрд, отток капитала $130 млрд, чистое погашение долга $80 млрд) Россия сохранит $65 млрд в резервах на конец года. В реальности же в сценарии «нефть $30» власть пойдет на жесткие ограничения накопления и расходования валюты, импорт будет максимально снижен (примерно до $275 млрд), отток капитала не превысит $50 млрд и страна закончит год с $220 млрд в резервах, если только не удастся больше занять на международных рынках. Однако, вполне возможно, что межгосударственными кредитами удастся взять у Китая и ряда других стран до $100 млрд, так что даже и в негативном сценарии почти все резервы удастся сохранить.

В «лучшем» сценарии (нефть $80) существенно большая экспортная выручка, скорее всего, будет сбалансирована большим импортом и большим оттоком капитала в связи с отсутствием валютных ограничений, и в итоге размер резервов на конец года составит где-то $250 млрд плюс все, что удастся занять.

Объявлять дефолт России в любом случае невыгодно – это отрежет остатки рынков капитала, да и имущества за рубежом у России и российских компаний слишком много. Наиболее вероятный долгосрочный сценарий – средний, при цене на нефть $50–70. Если даже в 2015 году мы увидим девиацию вверх или вниз, нам все равно возвращаться к этому среднему. Чистые потери резервов при таком сценарии сводятся примерно к $100 млрд в год (без ограничений на движение капитала и новых заимствований), и если по итогам 2015 года у нас останется даже $220 млрд, то и 2016 и 2017 годы Россия будет способна прожить в том же режиме. Но за два-три года импорт еще снизится, найдутся источники заимствований, что обеспечит России стабильность еще на несколько лет, за которые будут постепенно проедаться накопления населения и амортизироваться инфраструктура, лишенная доступа к капиталу.

Кому будет плохо и хорошо в 2015 году

В 2015 году страна в любом случае будет привыкать к упавшему на 30–40% уровню реальных доходов населения, падению потребления и импорта, курсу доллара, зависящему от цены на нефть (от 45 и выше при нефти по $75, от 55 при нефти по $60, от 65 при нефти по $50; «от» означает широкие рамки, так как многое будет зависеть от размеров рублевой эмиссии, внешнеполитических рисков, разумности действий власти в России и пр.), с ограничениями на движение капитала и валютные операции или нет – в зависимости от нефтяного сценария. Мы увидим снижение суверенных и корпоративных рейтингов, но долговой рынок будет спокойным. Мы не увидим больших банкротств (в 2015 году почти все выкупит государство), но рынок акций останется депрессивным.

Основные сложности будут в банковском секторе, где даже масштабная докапитализация и регуляторные каникулы не спасут большинство банков от последствий кризиса потребительского кредитования, падения объемов и роста невозвратов в корпоративном секторе. Также сильно пострадают туриндустрия (в 2015 году мы потеряем большинство операторов и агентств, произойдет масштабная консолидация, возможно – национализация); авиаперевозки (здесь, скорее всего, будет идти национализация вокруг «Аэрофлота»); ритейл и HoReCa (отели, рестораны, кафе). Как ни странно, эти процессы будут положительно восприниматься властью: национализация, монополизация и администрирование – это ее единственные способы управления экономикой, тут она будет в своей тарелке. Металлурги будут, пожалуй, чувствовать себя лучше всех, как едва ли не единственные экспортеры с выручкой в долларах, не изменившимися ценами и резко упавшей себестоимостью.

Украинский фактор

Остается еще одна неизвестная – это ситуация вокруг Украины. В 2015 году страна, скорее всего, вынуждена будет объявлять дефолт, а ситуация во внутренней экономике будет напоминать 1991–1992 годы в России. С учетом того, что нынешняя власть явно не спешит проводить радикальные реформы, вряд ли стоит ждать от Запада существенных инвестиций в украинскую экономику и шагов по спасению бюджета. В стране будет нарастать разочарование (в том числе – новой властью и Западом как источником помощи и поддержки), и на этом фоне будет расти популярность и национал-радикалов, не попавших на этот раз во власть, и сторонников «восточного партнерства». В какой-то момент, возможно, Западу опасность тотальной дестабилизации на Украине покажется чрезмерной, внутри самой Украины уже не будет такого единства по поводу оккупированных территорий, и у власти в России появится уникальный шанс без потери внутреннего лица разрешить (или существенно упростить и отложить) проблему – в частности, предложив Украине массированную финансовую помощь в обмен, например, на признание «широкой автономии и российского управления» Крымом и «широкой автономии и украинского управления» ДНР – ЛНР. Любые изменения во власти в Киеве будут объявлены Москвой позитивными и приемлемыми, конфронтация – законченной, а Украина – дружественной, но свободной в выборе статуса и союзников. Очевидно, финансовая помощь будет взята с Запада, за счет (и в рамках) отмены финансовых санкций – Россия возьмет на себя украинский риск, и Запад радостно ее под это прокредитует.

Описанный украинский сценарий – далеко не единственный, но вероятный. Сценарий резкого обострения на востоке, вовлечения России и полномасштабного кризиса так же, как сценарий коллапса экономики и «югославизации» Украины, вполне возможны; вполне возможен, наконец, сценарий резкого начала реформ, достаточной помощи США и ЕС и экономического чуда по польскому образцу – но, к сожалению, вероятность этого сценария с каждым днем все меньше. В любом случае главной задачей России в отношении Украины на 2015 год является суметь оставаться в стороне от всех негативных процессов, по возможности (без существенного риска) вовлекаясь в позитивные: для сегодняшней России восстановление финансовых отношений с миром намного важнее статуса Украины – статусы меняются, а технологическое и институциональное отставание, которое Россия получит за годы финансового голода и стагнации, может оказаться невосполнимым.

Выводы

Во всех описанных вариантах будущего есть некоторое количество общих черт. Так или иначе, но российская экономика входит в полосу рецессии, выход из которой, в рамках существующих возможностей власти и государства, не просматривается. Так или иначе, инфляция в 2015 году будет не ниже, чем в 2014-м, на фоне существенного падения потребления, но курс доллара будет опережать инфляцию, так что себестоимость в России в целом снизится, а импорт будет относительно дороже. Так или иначе, в стране будет идти консолидация бизнеса и его национализация, однако (так или иначе) риторика и поведение власти будут существенно либеральнее, чем в 2012–2014 годах, силовики будут существенно меньше влиять на внутреннюю политику, что, конечно, не уменьшит ни уровень коррупции, ни неэффективность и ангажированность правосудия и не увеличит инвестиционную привлекательность страны – но хотя бы убережет ее (пока) от тоталитарного коллапса и северокорейского сценария. Ни катастрофы, ни катаклизмов, ни революций, ни массовых банкротств, ни существенного изменения законодательства, ни погружения в тоталитаризм ни один сценарий в 2015 году не предполагает и не предвещает еще лет 5–7. При нашем небогатом выборе это выглядит как позитивная новость.

[Андрей Мовчан]

http://secretmag.ru/longread/2015/10/29/movchan/
Известный финансист о будущем страны

Руководитель экономической программы Московского центра Карнеги

В начале 2000-х, когда к нам пришли большие нефтяные деньги, казалось, что к 2015 году Россия станет цивилизованной страной: исчезнет коррупция, в политике появится конкуренция, а предприниматели будут активно влиять на законодательство. Этого не произошло — наоборот, мы откатываемся в развитии на уровень конца 1990-х и рискуем остаться в этом состоянии на десятилетия. Казалось бы, у российской экономики есть скрытый ресурс. Это малый и средний бизнес, который сейчас обеспечивает менее 20% ВВП, хотя мог бы все 50%. Но этот ресурс остаётся невостребованным — напротив, роль государства в экономике только возрастает.

Давить можно не только арестами или налогами — достаточно регулирования и преференций государственным организациям. Это ярко видно на примере банковской сферы. Государство попустительствует схемам по сокрытию убытков, убивая конкуренцию между частными банками, при этом же вынуждает частные банки тратиться на инвестиции в инфраструктуру, необходимую для соответствия нормативам, и одновременно раздаёт деньги крупным госбанкам, которые позволяют им демпинговать и таким образом захватывать долю рынка.

«Крупный бизнес будет и дальше сращиваться с государством»

Будет однозначно хуже, чем сейчас, но вряд ли дойдёт до катастрофы. Крупный бизнес будет и дальше сращиваться с государством, а малые и средние предприятия, которые ориентированы на ритейл как клиента и как поставщика, образуют очень живучую самоорганизующуюся систему, убить которую можно только запретом предпринимательства. От такого мы, кажется, ещё очень далеки — даже самые левые люди вроде Геннадия Зюганова подобного не хотят. Пока сохранятся свободные экономические отношения, этот сектор останется жив — какой бы ни была стоимость капитала, каким бы высокими ни были издержки, связанные с защитой прав. Этот сектор всегда платит ровно столько налогов, сколько ему комфортно — остальное он перекладывает на потребителя или уводит в тень. От плохой административной системы он защищается любыми средствами, которые ему доступны. Например, как способ регулирования и защиты в какой-то момент появляются бандиты. И в Аргентине, и в Венесуэле есть малый и средний бизнес. В Венесуэле — похуже, потому что там у людей ничтожная покупательная способность, а в Аргентине же этот сектор чувствует себя прекрасно.

Но если мы поднимемся хотя бы немного выше уровня несетевой розницы, кафе или салонов красоты — уже всё. Например, частные школы или клиники в современной России выжить практически не могут. При этом важно понимать, что их наличие способно оказать на ВВП фантастическое влияние. Это важные драйверы благосостояния: одни готовят специалистов, другие лечат, повышая производительность. Частные школы уже практически убили регулированием, а частные клиники, если делать их хорошо, требуют слишком больших капитальных инвестиций. Да, маржа будет устойчивой и контрцикличной, но риски слишком велики. Я рассказываю сейчас о собственном опыте. Крупный инвестор, которому я представлял свой «клинический» проект, услышав, что срок его окупаемости — восемь лет, сказал, что «через восемь лет уже и России не будет»

Там, где требуются большие капиталовложения или клиент — общество, а не ритейл, государство уже сегодня властвует безраздельно. Остались лишь островки вроде инжиниринга, где частные компании пока ещё работают по мандату «Роснефти» или «Газпрома», но и это исчезает по мере того, как к предпринимателям приходят известные всем нам господа со словами: «75% мне — или у вас не будет подряда».


«То же самое, что делить на ноль»

Если вы посмотрите на США — там даже армию снабжает малый и средний бизнес. Весь американский сервис — это малые и средние предприятия. В HoReCa, если не брать в расчёт сетевые отели, которые не занимают и половины рынка, — то же самое. В строительстве (за исключением высотного), архитектуре или инжиниринге — тоже. Малые или средние предприятия, конечно, не в состоянии произвести, например, самолёт, однако именно они выпускают массу комплектующих. Ограничения в развитии бизнеса в форме малого и среднего предпринимательства действительно крайне малы — даже спутники в космос, как мы видим, могут запускать не только большие компании.

Могут ли отдельные меры что-то изменить? Думаю, нет. Можно добиться временного улучшения отдельных элементов системы и благодаря этому подняться на несколько позиций в рейтинге Doing Business. Но другие параметры, к сожалению, нивелируют эффект. Это то же самое, что делить на ноль.

Дешёвые кредиты? Давайте раздадим. Мы уже делаем это в сельском хозяйстве. Но что получается? Когда компании A дают дорогой кредит, а компании B — дешёвый, между ними возникает прослойка в виде взятки. Большая часть дешевизны уходит на взятку, потому что только за взятки раздают эти дешёвые кредиты. И вам выгоднее с этим дешёвым кредитом сбежать. Налоговые льготы? Предположим, они позволят предпринимателям сэкономить 5–10%. Но что такое наезд бандитов или силовиков? Это риск потерять все 100%. Да и поможет ли эта пяти- или десятипроцентная экономия, если у нас ровно на столько за год дороже кредиты, чем у конкурентов через границу? Впрочем, о каких налоговых льготах можно говорить, если у нас 80% регионов — в предбанкротном состоянии.

Пример Аргентины показывает, что в нынешнем виде система может существовать бесконечно долго. Скоро уже сто лет, как там продолжается примерно то же самое. Оппозицию то расстреливают, то приглашают в парламент, но принципиальных изменений нет. Это гибридная экономика с очень высокой долей государства и огромными как бы социальными расходами бюджета. Они именно как бы социальные, потому что, хоть людям и помогают, живут они всё равно достаточно плохо.

«Всё возможно, но я пессимист»

Есть комплекс мер, которые позволят нам существовать на уровне, скажем, 2000 года, когда все жили, постепенно отставая от мира. Сейчас мы восьмая экономика мира, будем 30-й. Пускай нам не хватит на сто лет нефти и газа — государство найдёт другие источники дохода. Например, транспортный коридор Китай — Европа, от которого мы сможем получать не меньше, а то и больше, чем сейчас нам даёт газ. У нас есть Сибирь, где можно производить захоронение отходов. Наконец, мы всё же не совсем бессмысленные и бездарные. У нас есть, например, атомные технологии, которые позволяют неплохо зарабатывать на строительстве и обслуживании станций. Это хороший бизнес, мы в нём специалисты и можем и дальше его развивать. Наконец, мы в состоянии достаточно эффективно вредить конкурентам. Можем дестабилизировать ситуацию на Ближнем Востоке, пытаясь сделать так, чтобы нефть стоила подороже. Можем, пользуясь местом в Совбезе ООН и тем, что у нас есть ядерное оружие, откровенно шантажировать крупные страны, выбивая себе какие-нибудь преференции.

Чтобы выбраться из ловушки, нужна или катастрофа, или смена элит, появление политиков, которые возьмут на себя смелость провести коренные реформы. Если мы окажемся в полной экономической блокаде, стоимость нефти опустится до нуля и мы провалимся на уровень Украины — перемены неизбежны. Что касается второго сценария... Чудеса, конечно, иногда случаются. В Китае накануне реформ Дэн Сяопина не было ничего похожего, например, на СССР 1986 года — наоборот, всё было очень стабильно, все ходили в ногу и пели хором. То же самое было и в Южной Корее, где незадолго до реформ, начатых Ро Дэ У, ВВП был ниже, чем в КНДР. Всё возможно, но я пессимист и считаю, что самый вероятный сценарий будущего России — стагнация на много лет вперёд.

Фотография на обложке: Alexis Duclos / Gamma-Rapho via Getty Images

[Андрей Мовчан]

http://snob.ru/profile/28353/blog/101302
16:39 / 26.11.15

Премьер-министр России Дмитрий Медведев поручил профильным ведомствам подготовить свои предложения поограничительным мерам в отношении Турции. "Просьба, чтобы коллеги, которые отвечают за соответствующиенаправления работы по этим ограничительным мерам, подготовили и внесли вкратчайший срок свои предложения. Я имею в виду министерство транспорта, министерство сельского хозяйства, министерство культуры, Таможеннуюслужбу, но и ряд других ведомств, которые естественно вовлечены в этотпроцесс, которые я не назвал, но должны будут принять участие в подготовкеуказа президента и постановления правительства на эту тему", - заявил Д. Медведев на заседании правительства в Москве в четверг. Он заявил, что предложения должны быть сделаны в двухдневный срок. "При этом срок в этих документах не будет установлен. Срок будетзависеть и от международной ситуации, вопросов обеспечения безопасности"

У нас торговый оборот с Турцией один из крупнейших - ⅔ от китайского. Но (!!!) 15 млрд долларов положительное торговое сальдо (в отличие от китайского). 10% торгового баланса, который и так сокращается. На секунду - это больше, чем наша выручка от экспорта вооружений, которым мы очень гордимся. Но Турция - это еще и наш дополнительный ВВП - туриндустрия, авиаперевозки, морские перевозки, строительная индустрия (турки в России очень много строят). Закроем небо для турок - как будем сами летать на юг и юго-запад (небо то над Украиной уже закрыто!)? Чтобы попасть в Израиль, будем лететь через Белоруссию или Афганистан и Сирию (ха-ха)? А на Кипр, в Египет (ой, Египет уже все...). Кто возместит потери от транзита через Москву в Турцию? Кто возместит потери дистрибуторов и торговых компаний (российских), которые сегодня возят товары из Турции? А компаний (российских), которые продают в Турцию? А куда будем девать газ, нефть, зерно и прочее, что мы туда поставляем - 25 млрд долларов в год, причем там только металлоизделий на 4 млрд долларов - как вам такие потери производителей от падения продаж? Как будут обстоять дела у русских компаний, которым принадлежат отели в Турции?

Можно я продолжу? Давайте - уберем поток туристов из Турции. Вдогонку к Египту (оттуда наверное - правильно, там систмы безопасности ни к черту). Думаете больше валюты останется в стране? Ну, нет. Эти туристы к нам в Крым и Сочи, Ярославль и Пензу просто не поместятся. Да и не захотят. Они поедут на Кипр, в Тунис, в Марокко, в Тайланд, в Прибалтику. Они чуть больше заплатят и чуть меньше отдохнут. В итоге валюты в стране станет еще чуть меньше, люди - чуть беднее. Турция поставляет нам еды на миллиард долларов в год. Закроем - цены вырастут еще , качество еще упадет. Дорады больше совсем не получим - не откуда. Санкционных продуктов нам поставлялось на 4 млрд долларов в год - значит еще 25% добавим.

А еще мы хотели с Турцией договариваться по газу. Расхотели. Значит (Украину забыли) Южная Европа нашего газа в перспективе не получит. А значит вероятность получения газа туркменского и иранского возрастает - до того турки воротили от Ирана нос, но недополучая от нас на 17 млрд газа и нефти, будут вынуждены идти туда. Как мы это предотвратим? Откроем фронт в Афганистане?

Мне кажется умный политик в случае нанесения его стране ущерба требует компенсации и предлагает сотрудничество. С Турции, мне кажется, можно было бы море чего взять, так чтобы никто не потерял лицо. В том числе - продавить газопровод. В том числе преференции в торговле, в транспорте. В том числе даже какие-то военные договоренности - нам, в конце концов, не так уж важно бомбить туркменов, я надеюсь. Но мы умеем только вычитать и делить - видимо огрехи младшей школы. Нам кажется, что мы вычли Турцию. Но Турки хорошо встроены в рынки, они на пороге ЕС, у них диверсифицированный экспорт и туристов в год больше, чем жителей. На самом деле, как обычно, мы вычли из Турции себя. Воронеж будет разрушен.

ПС: не по делу и уже не профессионально, а так, мнение наблюдателя: Я понимаю, что договориться с Турцией не просто, особенно по сирийскому вопросу. У турок принципиальная позиция, это их бывшая территория, ближайший сосед, там много этнических турок, экономические интересы (знакомая нам мелодия, не так ли, угадываем с одной ноты?). Чего я не понимаю - так это почему С НАМИ не просто договориться по сирийскому вопросу. То есть я понимаю, что просить мы должны много, как же иначе. Но у нас же нет принципиальных интересов там, по крайней мере - достижимых! Да мы еще и сами себе все портим - вроде декларировали цель подружиться с коалицией. Ну вот же, ключевой момент - инцидент с членом НАТО! Самое время показать, что мы готовы принять извинения, что мы все понимаем, что главное - сотрудничество ради мира. Нет, еще один враг на всю жизнь. Какая-то ей богу логика подростка в прыщах - гори все огнем, лишь бы меня считали крутым. Разве крутость в нахождении глистов в продуктах?

ПС2: При наших маневрах слона в посудной лавке следующим врагом станет Израиль, как только разбомбит колонну военной техники, случайно передаваемой Хизбалле. Это фиговый враг, я бы такого не имел, не говорю уже о том, сколько продуктов он нам поставляет, и сколько авионики и приборов для вооружений.

[Андрей Мовчан]

http://carnegie.ru/commentary/2015/12/22/ru-62340/io4e
Экономический кризис

Винсент Ван Гог. Бедняки и деньги (Государственная лотерея). 1882. Источник: en.wahooart.com

На 2016 год у России, безусловно, хватит и резервов, и экономической инерции, так что не стоит ожидать, что серьезные изменения придут немедленно. Скорее весь следующий год в России будет идти скрытая борьба между группами влияния – теми, кто может заработать на закрытии рынков и бесконтрольной эмиссии, и теми, для кого важна глобализация и внешние инвестиции

Россия вступает в 2016 год после двух лет рецессий (в 2014 году факт рецессии формально не был признан, но это легкая манипуляция с цифрами). ВВП, достигший к 2013 году почти на нулевом росте $2,15 трлн, в 2015-м составляет не более $1,2 трлн, и, по общему мнению Минфина и ЦБ РФ, в 2016 году сократится еще. Незначительность сокращения ВВП в «реальных рублях» (по прогнозу Росстата, ВВП 2015 года будет ниже ВВП 2014-го всего на 3–4%) не должна обманывать – в долгосрочной перспективе долларовые и рублевые показатели все равно сойдутся, а разница в оценках в двух валютах связана не столько с 2015 годом, сколько с предыдущим периодом, когда поток нефтедолларов гнал курс рубля наверх и задирал оценку ВВП России в долларовом выражении.

По объему ВВП Россия уступила Мексике и скатилась на 15-е место в мире (76-е место в мире по ВВП на душу населения) – и опять же с учетом голландской болезни 2005–2014 годов правильнее было бы сказать, что предыдущая переоценка ВВП России просто сократилась почти до нуля.

Новости стагнации

Чтобы понять процессы, происходящие в России, и предсказать развитие событий на 2016 год, надо вернуться в прошлое на 15 лет. Уже к 2000 году в России начала складываться рентная модель экономики, основанная на консолидации денежных потоков от экспорта ресурсов в руках ограниченной группы лиц, контролируемых властью. За 12 лет эта модель стала единственной и доминирующей – корреляция доходов государственного бюджета, темпов роста золотовалютных резервов, темпов роста ВВП и даже курса рубля с изменением цены на нефть стала почти стопроцентной.

Отчасти виной тому голландская болезнь. Избежать ее не удалось, несмотря на жесточайшие меры по стерилизации денежной массы и формирование золотовалютных резервов в размере более 33% ВВП. Деньги просачивались в экономику иностранными инвестициями и кредитами, но в отличие от «своих», замороженных по большей части в американских облигациях, они были дорогими и уносили доходы из экономики. На пике голландской болезни, в 2013 году, расхождение рыночного курса рубля и расчетного курса к доллару составляло 50%. Но голландская болезнь – это только одна из причин.

С другой стороны, развитие экономики было крайне затруднено разрушением институтов, коррупцией, полным отсутствием механизмов защиты прав предпринимателей и инвесторов. В довершение всего конверсия потока нефтедолларов в инвестиции и оборотный капитал нересурсных бизнесов, сравнительно высокая до 2008 года, начиная с 2009 года стала резко падать, а в 2012 году, на фоне потери бизнес-сообществом последних надежд на демократизацию, стала отрицательной – вывоз капитала и деинвестирование начали существенно превышать сальдо торгового баланса.

Даже при притоке нефтедолларов и полной открытости к иностранным инвестициям после восстановительного роста 2010–2012 годов наступило устойчивое снижение темпа роста ВВП на 1,5% в год на фоне физического сокращения инвестиций и капитальных затрат от года к году.

Растущая монополизация российской экономики и ее зависимость от подконтрольных власти монстров типа «Газпрома», «Роснефти» и РЖД приводили к стабильно высокой инфляции, создаваемой почти исключительно влиянием растущих тарифов, едва успевающих за аппетитами «эффективных менеджеров» во главе монополий.

Власть, уверенная в долгосрочности высоких цен на нефть и незаменимости российской нефти для Европы, решала задачу сохранения рейтинга в условиях стагнации просто – опережающим и рост ВВП, и рост производительности увеличением зарплат гипертрофированного (более 38% трудовых ресурсов) бюджетного и государственного сектора, ускоренным ростом социальных пособий и неэффективными и непродуманными бюджетными расходами. В 2013 году, на фоне почти нулевого роста ВВП и существенного падения его качества, при падении инвестиций, капитального строительства и экспорта, несмотря на рост цен на нефть, рост заработной платы в России был двузначным, а тарифы выросли более чем на 8%. Такой дисбаланс приводил к росту импорта и доли торговли в ВВП, к 2014 году составлявшей около 30% (в два раза больше, чем в США).

Шок и преодоление

В 2014 году падение цен на нефть стало шоком, наложившимся на долгосрочную стагнацию. На шок отреагировало гипертрофированное потребление, и падение ВВП в значительной степени было связано даже не с сокращением стоимостного объема производства в ресурсном секторе, а с коррекцией импорта, расходов домохозяйств и компаний. Именно это позволило России мягко войти в период стагфляции, а разумная политика ЦБ сохранила достаточный объем золотовалютных резервов, позволив национальной валюте обесцениться в два раза к доллару США и тем самым менее чем за год нивелировать голландскую болезнь, продолжавшуюся с 2005 года.

2015 год, первый год сбалансированных цен на нефть, принес России падение всех основных экономических показателей в масштабах, которых не пережило бы ни одно развитое государство. Спрос на долгосрочные товары упал почти в два раза, импорт – на 35%, обороты торговли в рублях – почти на 12% (то есть в долларах более чем в два раза, но в данном случае не вполне корректно оценивать обороты в валюте), иностранные инвестиции еще в 2014 году упали почти до нуля и в 2015-м не выросли.

Ожидаемое в 2015 году падение ВВП в реальном выражении на 3–4% (а скорее на все 5%) сочетается с инфляцией минимум 14–16%, а по потребительским товарам без недвижимости и товаров долгосрочного спроса (тех, падение спроса на которые позволило ценам удержаться на старых уровнях) инфляция составила более 30%. Тем не менее Россия не только не находится в состоянии экономического коллапса, но даже имеет достаточные резервы для сохранения стабильности при продолжении глубокой рецессии.

К 2016 году Россия подходит фактически исчерпав последствия нефтяного шока – с золотовалютными резервами в размере двухгодичного импорта, относительно стабильным (настолько, насколько стабильна цена на нефть) курсом рубля и медленно снижающейся инфляцией. Тем не менее результаты безответственной экономической политики последних 15 лет никуда не делись – Россия осталась недиверсифицированной рентной экономикой, в которой нет ни институциональных, ни технологических, ни демографических драйверов диверсифицированного роста.

Преодолев «нефтяной удар», Россия просто вышла обратно на долгосрочный тренд стагнации, только на значительно более низком уровне. В дополнение к ситуации 2013 года Россия своей внешней политикой сумела перекрыть потенциальные каналы привлечения инвестиций и отпугнуть тех немногих инвесторов и предпринимателей, которые все еще готовы были пробовать диверсифицировать ее экономику. И в 2015-м, тощем, году сальдо счета торговых операций России осталось позитивным, но вывоз капитала и инвестиций превысят его примерно на $18–20 млрд.

2016 год обещает быть еще хуже: только за последний месяц Россия умудрилась поставить на грань разорения свою туристическую индустрию и чартерных перевозчиков, заморозить огромный контракт «Росатома» – последнего промышленного производителя конкурентных технологий в России, и поставить его международную репутацию под сомнение. А также нанести удар по своему капитальному строительству, дискриминировав инвесторов с портфелем $10 млрд и лучшими строительными технологиями, и подорвать основы для своего экспорта нефти и газа в Южную Европу в будущем.

Год борьбы

На этом фоне фирменные признаки российской экономики никак не меняются. В банковском секторе Центробанк в течение многих лет сочетает протекцию государственным институтам, бюрократизацию контроля за банками, увеличивавшую их себестоимость, и удивительную терпимость к самым различным операциям windows dressing. В итоге отрасль пришла к объему кредитов на одного сотрудника в 5–15 раз ниже, чем в развитых странах, хронической недокапитализации и практической непрозрачности балансов, так что даже отзыв 1% лицензий в неделю не улучшает ситуации – над Россией нависла угроза второго банковского 1998 года. В лучшем случае в 2016 году сбудется предсказание Германа Грефа и еще 10% банков уйдут с рынка. В худшем – пожар примет неконтролируемый характер и крушение одного-двух крупных банков по цепочке вызовет массовые остановки и панику во всей системе.

Во всех крупных отраслях промышленности показатели себестоимости в России хуже, чем у иностранных конкурентов, и ситуация не исправляется, несмотря на падение курса рубля. По официальному признанию самой же власти, две основные программы, подававшиеся как панацея для российской экономики – «импортозамещение» и «разворот в сторону Китая», – не дают желаемых результатов. Вряд ли стоило ожидать другого – при безработице ниже 5%, почти 90%-ной загрузке производственных мощностей и полном нежелании экономических агентов инвестировать в новые мощности (не говоря уже об отсутствии возможностей для развития технологий) никакое импортозамещение не может состояться. Китай же, для которого Россия никогда не была серьезным партнером (доля России в торговле в АТР – 1%), вынужден решать куда более насущные проблемы, чем благотворительность по отношению к северному соседу.

В этой ситуации правительство России выбирает выжидательную тактику. Бюджет 2016 года не оставляет надежд ни на реформы, ни на развитие каких-либо альтернативных минеральным ресурсам драйверов экономики. В свою очередь рынок нефти и газа, на котором крупнейшие производители открыто вступили в демпинговую войну за счет роста объемов производства, не оставляет надежд на скорый рост цен или возможность предложить внешнему рынку большие объемы.

Нет сомнений, что в 2016 году экономика России продолжит сокращаться и параллельно преподнесет несколько неприятных сюрпризов, одним из которых может стать цепочка банкротств крупных банков. Понимая это, правительство уже открыто говорит о встающей дилемме: либо существенно повышать налоги на остатки бизнеса и на частных лиц (что точно приведет к усилению рецессии и, возможно, к опережающему сокращению налоговой базы), или кардинально сокращать социальную сферу, что может вылиться в массовое недовольство.

В этих условиях правительству будет все труднее бороться с соблазном отступить от своих монетаристских принципов свободного движения капитала, рыночного курса валюты и ограничения эмиссии, тем более что голоса, призывающие пойти по венесуэльскому сценарию, звучат все громче. Первой ласточкой пока бархатных ограничений стали попытки ограничить внешний туризм – как-никак он уносил из страны до 2014 года около $40 млрд в год, а сегодня это большие суммы.

Но на 2016 год у России, безусловно, хватит и резервов, и экономической инерции, так что не стоит ожидать, что серьезные изменения придут немедленно. Скорее весь год в России будет идти скрытая борьба между группами влияния – теми, кто может заработать на закрытии рынков и бесконтрольной эмиссии, и теми, для кого важна глобализация и внешние инвестиции. Теми, кто получает доход от бюджетного финансирования и жаждет тотальной национализации, и теми, кто хочет по дешевке скупить бизнес в стране, по возможности его приватизировав. Мы рано или поздно точно узнаем, кто победит, но, скорее всего, еще не в следующем году.

[Андрей Мовчан]

http://carnegie.ru/commentary/2016/03/04/ru-62952/iuue
04.03.2016

Cанкции США и ЕС, а также контрсанкции не оказывают существенного влияния на российскую экономику. Самое же большое негативное влияние оказывает непредсказуемое и непоследовательное враждебное поведение России в отношении иностранных экономических институтов

К важным внешнеполитическим факторам, влияющим на экономику России, можно отнести, пожалуй, только санкции (и контрсанкции). Во всем, что не касается санкционных режимов, внешнеполитическая ситуация для российских экономических агентов вполне благоприятна. Россия входит в ВТО и другие международные экономические организации; свои резервы Россия размещает в наиболее ликвидных инструментах и валютах; валютные и внешнеторговые операции Россия проводит без ограничений; доходности по суверенным долгам России находятся на низких уровнях; количество враждебных экономических действий по отношению к России и российским компаниям (защита рынка, антидемпинговые пошлины, ограничение свободы торговли и прочее) сегодня не выше, чем обычно и чем по отношению к другим странам, включая развитые.

Да и санкции, наложенные США и ЕС, также сегодня не оказывают существенного влияния на российскую экономику. Важно точно понимать суть наложенных санкций: они запрещают заимствование на международных рынках ограниченному числу российских коммерческих организаций, запрещают владение активами в ряде стран и закрывают въезд в ряд стран небольшому кругу российских граждан и, наконец, запрещают передачу России узкого перечня технологий, в основном связанных с эффективной разработкой недр и созданием военной техники.

Ограничения на заимствования (даже если не учитывать узость круга запрещенных заемщиков) вряд ли могут оказать влияние на страну, которая уже несколько лет последовательно сокращает свой внешний долг, превосходящий сегодня уже менее чем в два раза золотовалютные резервы (и существенно меньший суммы ЗВР и частных активов в валюте, в ЗВР не учтенных). Россия сегодня не нуждается в масштабных заимствованиях – большинство агентов экономики сокращают балансы, не инвестируют в развитие, уменьшают обороты.

Безусловно, финансовые санкции, если они распространятся на значительный круг эмитентов и заемщиков и включат в себя суверенные долги, через 3–5 лет, когда Россия исчерпает запасы капитала и будет вынуждена привлекать средства в больших объемах, могут оказать убийственное влияние на экономику. Но пока нет такого масштаба санкций, да и ситуация за 3–5 лет может кардинально измениться.

Конечно, ограничения на передачу технологий в долгосрочной перспективе будут негативно влиять на состояние экономики России. Ограничение в технологиях разведки и добычи (с учетом того, что в России таких технологий нет и базы для их создания тоже нет) через 5–7 лет негативно скажется на уровнях добычи нефти и газа и ее себестоимости. Но на сегодняшний день эффект от такого ограничения равен нулю. То же самое можно сказать о военных технологиях – сегодня Россия активно наращивает производство вооружений и удерживает их экспорт на существенном уровне (более $10 млрд в год), и данные ограничения ни на что не влияют.

Однако в перспективе нескольких лет невозможность использовать мировые достижения в развитии технологий двойного назначения приведет к усилению отставания уровня российских вооружений от ближайших конкурентов – США, ЕС, Израиля и, скорее всего, Китая. Уже сегодня позиции России на международном рынке вооружений становятся слабее: похоже, Россия потеряет рынок Индии (прежде всего военные самолеты); Китай, все еще покупающий российские системы ПВО, уже ориентируется в области авиации на свои разработки и, скорее всего, через 10–15 лет, когда фокус в области вооружений переместится на системы 6-го поколения у развитых стран (и соответственно 5-го – у развивающихся), России нечего будет предложить на рынке.

Контрсанкции, то есть самоограничительные меры, касающиеся импорта в Россию продовольствия, введенные сперва против ряда стран (прежде всего ЕС) и впоследствии против Турции, также не слишком сильно влияют на экономику. Импортозамещения запрещенных позиций (то есть пропорционального роста отечественного производства точных аналогов) не произошло как минимум потому, что потребление в результате девальвации рубля сократилось много больше, чем составил объем запрещенного импорта. Стоимость товаров, аналоги которых были запрещены к импорту, выросла существенно выше, чем составил в среднем рост цен на товары каждодневного спроса (рост цен на продовольствие из санкционного списка составил от 30% до 100% за последние 18 месяцев). Однако упавший спрос, переключение на квазианалоги и существенное снижение качества отечественных аналогов (переход на суррогатные ингредиенты, отказ от выдерживания технологии и прочее с целью снизить себестоимость и ускорить производственный процесс) не позволили сложиться дисбалансу – ни излишков производства, ни дефицита не появилось ни по одной статье.

Пожалуй, самое большое негативное влияние на российскую экономику оказывает непредсказуемое и непоследовательное враждебное поведение России в отношении иностранных экономических институтов. Попытка автономизации страны в жизненно важных областях (телекоммуникации, платежные системы, транспортные системы, IT, навигация, спонсирование деятельности некоммерческих и благотворительных организаций и другие), которая в большом количестве случаев (но, конечно, не всегда) является результатом лоббистских усилий местных игроков низкого качества и масштаба оперирования в совокупности с коррумпированными или недальновидными чиновниками, часто приводит к существенным затратам средств, получению продукта, который нельзя полноценно использовать в качестве замены современным технологиям, и иногда – к болезненному отказу от испытанной международной технологии. Это действительно ставит под угрозу безопасность России, но только не в связи с вымышленной внешней угрозой, а в связи с реальной угрозой нефункциональности продукта-заменителя.

[Андрей Мовчан]

http://worldcrisis.ru/crisis/2301344?COMEFROM=SUBSCR
06 Апр 15:43

В современной России, где власть неинституционализирована, в ней отсутствует критическая оценка решений и конкуренция мнений, а общественное мнение искажено пропагандой, есть высокий риск очень дорогого и неисправимого нерационального решения, которое вызовет резкое изменение ситуации и приведет к крайне негативным экономическим последствиям.

Хотя такая ситуация и не является очень вероятной, нельзя сбрасывать со счетов возможность потери стабильности российской экономикой.

В рамках нашего базового сценария российская экономика сокращается пропорционально в течение 3–4 лет, после чего в ней начинают превалировать процессы социализации: возникает ценовое и валютное регулирование, монополизируется внешняя торговля, начинается масштабная национализация, вводятся регулируемые уровни зарплат и гарантированное потребление и прочее. В итоге экономика получает возможность сокращаться дальше, но не разваливаться еще несколько лет – вероятно, более десяти.

Однако этот процесс могут прервать серьезные события, следствием которых будет неконтролируемо быстрый разрыв внутренних хозяйственных связей, натурализация хозяйства, резкая долларизации экономики и потеря рычагов валютного управления, обвальное сокращение поступлений в бюджет, тотальные дефициты и формирование больших групп населения, неспособных себя обеспечить.

Все это приведет к всплеску преступности, автономизации практически всех регионов (и доноров, которые не захотят делиться, и иждивенцев, которые будут искать варианты выживания в условиях прекращения дотаций), вплоть до активных, и, возможно, удачных попыток отделения, к локальным вооруженным конфликтам, в первую очередь к возврату вооруженной напряженности на Северном Кавказе, и, скорее всего, к череде попыток смены власти по типу дворцового переворота. Дальше с большой вероятностью просматривается длительный период политической нестабильности и, возможно, даже распад страны по модели СССР или через куда более кровавые процессы.

Вряд ли какое бы то ни было изолированное событие может в ближайшие годы привести к таким последствиям. Однако комбинация из двух-трех нижеописанных событий вполне может послужить достаточным условием для катастрофы.

Банковский кризис, не компенсированный государственными вливаниями и докапитализацией. Если масштабный банковский кризис не будет потушен предоставлением ликвидности до того, как плательщики начнут испытывать трудности с проведением платежей, а среди вкладчиков начнется паника, то возможно одномоментное обезвоживание банковской системы, попытка массового вывода сбережений в наличную валюту (даже при прямом запрете) и в материальные активы, моментальный скачок инфляции и курса валюты и потеря рублем функции меры стоимости. Ситуация будет схожа с ситуацией в Германии в середине 20-х годов, когда инфляция и запредельные расчетные риски подорвали экономические стимулы ведения бизнеса и экономика ответила быстрым падением.

Выход из строя или существенное снижение работоспособности значительного числа объектов инфраструктуры в связи с естественной амортизацией, снижением качества обслуживания и запасных частей, перебоями в энергоснабжении. Такая ситуация возможна в рамках общего сокращения бюджетных ассигнований и остановки инвестиций в модернизацию оборудования. При определенных условиях аварии на ключевых объектах инфраструктуры, даже обходящиеся без жертв и ущерба другим объектам, могут существенно негативно повлиять на экономику страны. Особенно опасными являются в этом смысле системы коммунального сервиса (водо- и газоснабжение, бытовое снабжение электроэнергией), проблемы с которыми могут возникнуть на фоне возможного из-за недофинансирования и локального коллапса систем обслуживания ЖКХ.

Резкое падение добычи углеводородов на фоне сохранения низких цен на них на внешнем рынке. Мы точно знаем, что используемые сегодня методы добычи нефти в России являются крайне неэффективными с точки зрения коэффициента добываемости. Известно, что предельно возможная добыча в России будет падать в будущем и, по оценкам, к 2035 году сократится в два раза. Однако мы до конца не знаем уровня негативного эффекта от ускоренной добычи со снижением коэффициента добываемости. Вполне возможно, что добыча будет существенно падать уже в ближайшие 3–4 года, а отсутствие у России современных технологий разведки и экономной добычи не позволит ее увеличить. Как это происходит, мы можем видеть по Венесуэле, которая потеряла почти две трети возможной добычи за 10 лет и уже закупает нефть за рубежом. Аналогичный эффект может иметь введение против России эмбарго на закупку нефти и газа странами Европейского союза. Теоретически ЕС в течение 3–4 лет будет готов отказаться от российской нефти при необходимости; однако пока ни причин для этого, ни таких намерений ЕС не оглашал публично.

Коллапс крупных индустрий. В связи с падением покупательной способности в России в ближайшие годы будет происходить существенное изменение спроса на различные услуги и товары, в первую очередь – длительного пользования. Под угрозой целый ряд индустрий – от такой массовой, как малые предприятия индивидуального сервиса (большинство парикмахерских, салонов красоты, спортивных клубов, кафе используют импортное сырье и ингредиенты, что сегодня резко увеличивает себестоимость на фоне падающего платежеспособного спроса – в индустрии индивидуального сервиса занято более 3 млн человек), до такой значительной, как строительная индустрия.

Себестоимость строительства квадратного метра в России рухнула за последние годы на 20%, до уровня 2002 года, но и цены на рынке упали до уровня 2001 года (все в реальных рублях). В таких ценовых параметрах спроса и предложения в 2002 году объем строительства составлял 49 млн квадратных метров в год, а не 138 млн, как в 2014 году, а количество задействованных в индустрии людей было не 5,7 млн человек, как сегодня, а не более 1,5 млн. Можно предположить, что объемы строительства (в отсутствие глобального субсидирования, а размер рынка превышает $200 млрд с маржой 8%, для существенного увеличения спроса субсидировать придется десятки миллиардов долларов в год) будут стремиться к тем самым 50 млн квадратных метров в год или даже ниже, а безработными только в этой индустрии станут от 3 до 4 млн человек.

К списку можно добавить банковскую отрасль, бизнес перевозок, туриндустрию, гостиничный и ресторанный бизнес, импортную торговлю. Есть вероятность, что произойдет одномоментный и взаимоиндуцирующий обвал нескольких индустрий с ростом безработицы на 5–10 млн человек (8–12%), до 13–18% от трудовых ресурсов. Ни государству, ни бизнесу нечего предложить высвобождающимся работникам – инвестиционная активность практически нулевая, индустрии, которые 12–15 лет назад (когда строительство было значительно меньше, как и индивидуальные сервисы) давали этим людям работу, сильно сократились или вымерли.

Внутренний конфликт среди групп влияния является маловероятной, но возможной ситуацией. Маловероятна она потому, что интересы групп влияния достаточно хорошо поделены, арбитрирование между ними налажено, и похоже, что сохранение мира между группами выглядит для всех предпочтительным. С другой стороны, опыт многих стран показывает, что такой конфликт, несмотря на высокий уровень организации сдержек и противовесов, возникает очень часто, когда доля ренты в ВВП падает ниже 10–12% и распределяемых потоков начинает не хватать, а подушевой ВВП низок – ниже $6000. В России доля ренты в ВВП лишь немногим выше (около 16–17%) и медленно снижается, подушевой ВВП составляет, по прогнозу на 2016 год, около $8000.

По опыту других стран мы знаем, что такой конфликт, если он напрямую не перерастает в войну между кланами, все равно влечет за собой существенную дестабилизацию экономики из-за значительных кадровых перестановок (вплоть до отставки первых лиц), принятия конъюнктурных и крайне вредных для экономики решений, резкого роста рисков в связи с переносом борьбы кланов в правовую плоскость (использованием масштабных уголовных дел) и прочее. Такая же ситуация зачастую складывается даже в стабильных и хорошо организованных элитах в случае выбывания из строя ключевого лица (или лиц), ответственных за баланс интересов. В России сегодня такое лицо одно, и хотя его возраст и здоровье делают вероятность внезапного прекращения эффективного исполнения своей функции арбитра и контролера интересов различных групп низкой, она все же не равна нулю.

Наконец, в ситуации современной России, где власть неинституционализирована, в ней отсутствуют системы критической оценки решений и конкуренция мнений, а общественное мнение существенно искажено пропагандой и отвлечено ложными повестками, есть высокий риск очень дорогого и неисправимого нерационального решения, которое вызовет резкое изменение ситуации и приведет к крайне негативным экономическим последствиям.

Сложно предсказать, что может оказаться таким решением: это может быть повышение налоговой нагрузки, которое вызовет обвальное снижение бизнес-активности; это может быть эскалация или начало новых военных или гибридных действий, стоимость которых в итоге подорвет экономику или приведет к санкциям совершенно другого уровня (например, эмбарго на покупку нефти или на продажу России комплектующих к импортным самолетам, машинам, оборудованию; запрет на продажу кормов и прочее); это может быть решение по введению жесткого регулирования цен, капитальных операций или курса валюты.

[Андрей Мовчан]

http://worldcrisis.ru/crisis/2301356?COMEFROM=SUBSCR
06 Апр 16:01

Расследование ни в какой степени не может претендовать на компромат против президента и его друзей. Зато открывает глаза на важнейшую проблему российской экономики - мы имеем дело с системой, использовать которую легально боятся даже самые привилегированные участники.
Сложные цепочки используются для унылого получения совершенно законных кредитов, хранения полученных средств, в значительной части – обратного кредитования бизнеса в России.

В психологии есть понятие вытеснения – устойчивого отказа индивидуума признать очевидную истину. Чаще всего такой блок возникает или из-за непереносимого стыда (так, алкоголик отказывается признавать, что виной семейных проблем является его алкоголизм, и винит во всем жену), или из-за противоречия между реальностью и устойчивыми стереотипами, важными для самооценки и даже самоидентификации индивидуума (например, красный директор никогда не признает, что его соперник, внедривший у себя новые системы мотивации и пригласивший талантливых менеджеров, выигрывает конкуренцию просто за счет эффективного управления, – скорее он будет жаловаться на «случай», «нечестную конкуренцию» и «переманивание лучших»).

Использование офшоров российскими предпринимателями, инвесторами и менеджерами сопровождалось все последние десятилетия именно таким вытеснением со стороны российской власти, неготовой признать, что именно из-за ее политики бизнес в стране утекал в офшор, как если бы Россия была отсталой страной Центральной Африки. Много лет официальная позиция в отношении офшорных операций была «разрешать, но осуждать». Возможность вывода титула владения и активов на офшорную компанию справедливо воспринималась как неизбежный побочный эффект открытости рынка для иностранных инвестиций и свободы движения капитала – отсюда было «разрешать».

Однако вывод в офшор всегда официально воспринимался как попытка уйти от налогов или скрыть нелегальные доходы, то есть как признак противозаконного деяния. Отсюда росли требования сложной (и противоречивой) отчетности по офшорным активам, не подкрепленные ни возможностью проверки, ни системой учета. Отсюда бесконечно возвращающаяся идея налоговой амнистии, которая, по мнению апологетов, должна вернуть активы в Россию.

Спор о том, что именно побуждало и побуждает всех за малым исключением российских экономических агентов работать через офшоры, можно вести вечно: и потому, что опроса среди них толком не проведешь, и потому, что, несомненно, в офшорах есть какой-то процент черных денег – полученных взятками, выведенных из-под налогов, отмытых с наркотрафика. Availability bias будет всегда подсказывать: раз вот этот конкретный знакомый чиновник складирует взятки на офшоре в Белизе, значит, все офшоры – помойки с черными деньгами.

В то же время мой опыт работы с офшорами (в силу своих менеджерских позиций в инвестиционном бизнесе я за 25 лет столкнулся с тысячами офшорных компаний и десятками тысяч сделок с их участием) показывает, что в российском варианте в подавляющем большинстве случаев офшоры используются для совершенно чистых денег и активов и не в целях ухода от налогов. Хотя часто среди целей оказывается в том числе оптимизация налогообложения, что во всех развитых странах считается совершенно законным правом предпринимателя, если только сделки не носят фиктивный характер.

Компромат на десятки тысяч

Однако мое мнение менее интересно, чем свидетельства, собранные большой группой журналистов и касающиеся использования офшоров крупными российскими бизнесменами, в том числе теми, кого пресса относит к условной категории «друзей президента России». Само по себе опубликованное на днях расследование (судя по косвенным признакам, видным опытному глазу вашего покорного слуги) проведено вполне добросовестно, да и не требовало героизма или гениальности – в сущности (и это важно понимать), данные по движениям денег по офшорам и по их бенефициарам уже давно не тайна. Надо просто захотеть, и узнать можно все. Тем более что бенефициары, описанные в расследовании, и не собирались прятаться – нет никаких многослойных структур типа трастов, никаких сложно учрежденных фондов, никаких компаний из действительно черных юрисдикций типа Белиза или Конго. Мне как получавшему инвестиционную лицензию на Британских Виргинских островах и создававшему фонды на Кайманах, можно не рассказывать, что Карибские острова – черная территория. Это на сто процентов неправда: регулирование там очень жесткое.

Что же выявило расследование? Виден ли за офшорами след взяток, воровства, торговли оружием, наркотиками, ухода от налогов? Удивительно, но – нет. Сложные цепочки используются для унылого получения совершенно законных кредитов, хранения полученных средств, в значительной части – обратного кредитования бизнеса в России.

Слова «необеспеченные кредиты», «крайне высокие проценты», «секретное владение» в документах расследования призваны нарастить интригу, но с финансово-юридической точки зрения не несут никакой нагрузки. Да, ВТБ выдавал необеспеченные кредиты офшору. ВТБ вообще выдавал множество необеспеченных кредитов. Это отражалось у него в балансе резервом 100% против капитала. Это его право принимать такие решения. Кредиты выдавались компании, тесно связанной с господином Ковальчуком, миллиардером и человеком, вхожим в круг президента России. Что может быть лучшим обеспечением?

Да, кредиты в Россию от офшорных компаний выдавались под высокие проценты (кстати, не всегда – в расследовании есть ссылки и на кредиты под низкие проценты). Интересно, а какой предприниматель стал бы искусственно завышать налогооблагаемую базу в России, выдавая себе со своего офшора кредит под заниженные проценты?

«Секретное владение» – это вообще миф: в России, как и в большинстве стран мира, владение акциями публичных компаний требует раскрытия конечного бенефициара хотя бы один раз – банку, который покупает для тебя акции.

В каком-то смысле в результате расследования мы увидели «окружение президента России» с хорошей стороны: сотни журналистов из многих стран, изучив миллионы документов, не смогли найти против него ничего, кроме банального «да они такие же, как все!». Они тоже выводят активы в офшоры, тоже прогоняют кредиты через офшор, тоже пользуются знакомствами и связями. Расследование ни в какой степени не может претендовать на «компромат против президента и его друзей»: такой компромат можно без труда найти на десятки тысяч предпринимателей в России, и не только.

Недоверие своих

Я совершенно не хочу обесценить отлично известный и без расследования факт, что Россия – страна феодальная, здесь все делается по протекции, связи важнее таланта, а власть сращена с бизнесом так, что редко можно понять, где начинается одно и заканчивается другое. Мы все знаем, что в России можно получить льготный кредит и не погасить; выбить огромный подряд у государства по заоблачным расценкам, даже если ты не обладаешь ни опытом работы, ни капиталом, ни сотрудниками, да еще и не выполнить его, и не вернуть деньги; протащить знаковое внешнеполитическое решение, существенно ухудшающее положение страны, но дающее тебе монопольные возможности по поставке импорта. Для этого всего лишь надо принадлежать к ограниченному кругу избранных. Но, строго говоря, при чем тут Панама?

Да, запах от панамских сделок, мягко говоря, не очень. Там весь букет проблем нашей бюрократии: неграмотные юристы, некрасивые операции, ошибки, исправляемые задним числом, переусложнения, нарушения правил и даже законов (правда, мелкие) там, где они вовсе не требовались. Надо перебросить средства? Зачем делать вложения в капитал или займы – сделаем уступку за 1 доллар, а потом решим все переиграть и сделаем уступку еще дальше. Надоело делать цессию? Переведем средства фиктивными сделками с акциями – организуем прибыль за счет транзакции туда-сюда по разным ценам или отказа со штрафом. К сожалению, есть у нас в России традиция – толком не уметь. В этом смысле «панамские друзья» ничем не отличаются от прочих. Так что и это не разоблачение, а всего лишь грустная констатация.

И тем не менее расследование открывает глаза на крайне важную, возможно, важнейшую проблему современной российской экономики. При прочтении материала возникает навязчивый вопрос: зачем? Ну правда, зачем таким людям – близким друзьям президента, миллиардерам, владельцам крупнейших банков и компаний – проводить операции через офшоры, причем даже не прятать там деньги, не уходить от налогов, не финансировать незаконные операции (ничего этого, повторю в который раз, в «разоблачении» нет), а просто вести рутинные, пусть и основанные на протекционизме и фаворитизме бизнесы?

Ответ на этот вопрос тот же, что и ответ на вопрос, почему в России так плохо развивается экономика, такое слабое предпринимательское сообщество, так неэффективно производство, так высок отток капитала и интеллекта. Он прост: России как экономическому пространству, как зоне российского права, как политической системе никто не доверяет. Никто – вплоть до личных друзей президента. Возможно, они, знающие про эту систему и это пространство лучше других, не доверяют в самой большой степени.

Самовытеснение в офшор

На тему, что надо было сделать власти для достижения такого ошеломительного результата, как это последовательно делалось и продолжает делаться, можно писать книги и говорить часами. Нам важен конечный факт. Мы имеем дело с системой, использовать которую легально боятся даже самые привилегированные участники. Боятся настолько, что совершенно законный бизнес предпочитают делать вне отечественной системы, даже ценой сложных ухищрений, расходов на гонорары юристов и мелких нарушений духа и буквы законодательства, типа наигрывания прибыли за счет сделок с ценными бумагами.

С 1991 года мы строили новую, рыночную экономику, которая должна была стать существенно более эффективной средой для предпринимательства, основой для развития страны и роста благосостояния граждан. Мы понимали и принимали возможные издержки рынка, через которые проходили все молодые капиталистические государства, в том числе приватизацию своим, появление олигархов и приближенных бизнесменов, сращивание бизнеса и власти (Томас Гарди и Теодор Драйзер хорошо описали эти явления). Эффективное законодательство, растущая конкуренция, формирующееся гражданское общество должны были постепенно ограничить и свести к минимуму эти негативные явления.

Но на практике мы за 25 лет создали токсичную среду, в которой господствуют беспрецедентное засилье бюрократии и катастрофическое несовершенство законодательства, правоприменение по звонку и диктат силовых органов в решении гражданских вопросов, произвол монополий и активно развиваемая в том числе центральной властью культура пренебрежения к закону, презрения к предпринимателю и инвестору и примата классовой справедливости (то есть сиюминутной личной выгоды) над честностью.

В этой среде не только обычные предприниматели (не говоря уже об иностранных) не могут нормально работать – в нее те самые свои, приближенные выходят как в открытый космос, только чтобы взять кредит и увести в офшор, чтобы купить бизнес и положить акции на панамскую компанию, чтобы доставить товар и рассчитаться тоже в офшоре – по британскому праву, под неусыпным оком compliance, под боком у налагающих на них санкции американцев, под страхом быть найденными группой журналистов и раскрытыми The Guardian, – где угодно, но только не в России.

Расследование, конечно, ничем не грозит его российским фигурантам; тут воинам компроматного фронта, вызывателям гнева народного и международного можно расслабиться. Но есть слабая надежда, что оно откроет глаза десятку реальных правителей России, равно как и тысячам средних и мелких бенефициаров существующей системы, на то, в какую ситуацию они сами себя загнали – фактически полновластно распоряжаясь страной, они боятся в ней существовать и работать.

Вдруг вытеснение рухнет, и вместо бесконечного построения неработающих паллиативов типа заливания проблем необеспеченными деньгами или жарких дебатов о процентной ставке они решат направить свои усилия на кардинальное изменение ситуации с системой права и правоприменением, уровнем бюрократического давления, произволом силовых структур. В конечном счете, как мы видим, это будет выгодно в первую очередь им самим. И даже если заявленной ценой такого изменения политики будет безусловная амнистия нынешних фигурантов подобных расследований вместе со всеми их панамскими капиталами – страна от этого только выиграет.