*635. Диктаторы двадцатого века

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/4568/

29 июля 1883 года на свет появился Бенито Муссолини - человек, который придумал фашизм. Секрет его успеха в политике был прост: он первым понял, что с толпой нужно обращаться как с проституткой - говорить то, что ей хочется, обещать золотые горы, затем использовать ее и выбросить на улицу.

«Я появился на свет в два часа дня в воскресенье 29 июля 1883 года, — написал Муссолини в своей автобиографии, — в Варнано дей Коста, старой деревушке, лежащей на вершине холма, в селении Довиа, рядом с селением Предаппио.»

Фамилия Муссолини была известна в Центральной Италии еще со времен Средневековья. Дед будущего дуче - Луиджи Муссолини – приехал в Довиа в чине лейтенанта национальной гвардии, купив себе после выхода в отставку полуразвалившийся особняк, который крестьяне называли «дворец Варано». По местным меркам, дом действительно считался настоящим дворцом – это было единственное на всю округу каменное двухэтажное здание с балконами и просторными галереями. Луиджи сразу же прославился среди односельчан как первый кутила, выпивоха и бабник, любивший подраться во время праздников. Отец Бенито – Алессандро Муссолини - тоже служил в гвардии, был социалистом и поклонником Гарибальди. В 28 лет он вышел в отставку и вернулся домой, решив вместо политики заняться бизнесом – он купил молотилку и кузнечную мастерскую (так что, и насчет отца-кузнеца дуче тоже слегка приврал). В 1882 году Алессандро женился на 24-летней местной красавице Розе Мальтони, которая работала учительницей в местной школе и была, как писала местная газета, была «очень религиозной женщиной, уважаемой всеми за ее добродетели, а также за любовь и ум, которые она проявляла, выполняя свое благородное призвание». А уже через год вся деревня Довиа праздновала рождение их первенца, которому Алессандро дал диковинное имя - Бенито Амилькаре Андреа Муссолини. Первое имя – в честь мексиканского реформатора президента Бенито Хуареса, второе и третье – в память видных гарибальдистов. Еще через три года в семье Муссолини родился второй сын Арнальдо, а в 1888 на свет появилась и младшая сестренка Эдвидже.

Отец постарался дать детям самое лучшее образование. Когда Бенито исполнилось девять лет, его направили учиться в частную школу монашеского ордена Св. Франциска Сальского в городке Фаэнца. «Я не помню, чтобы я был особенно удручен расставанием с братом и сестрой, — писал позднее Бенито. — Но я был очень опечален тем, что мне приходилось расстаться с маленькой птичкой, которую я держал в клетке у окна. В день отъезда я поссорился с приятелем и попытался ударить его, но промахнулся и попал кулаком в стену, настолько сильно повредив пальцы, что пришлось отправляться в путь с забинтованной рукой. В момент отъезда я расплакался... Еще я помню, как едва мы отъехали от дома, наш осел споткнулся и упал, и отец разразился громкими проклятиями, увидев в этом плохое предзнаменование…»

Предчувствие не обмануло Алессандро – с первого же дня юный Бенито возненавидел школу. Он ненавидел учителей и «святых отцов», которые пугали его муками Страшного суда, ненавидел своих одноклассников, а особенно ненавидел детей дворян, сидевших за отдельным столом и получавших хорошую еду, тогда как отпрыски «неблагородных» фамилий питались лишь кашей, хлебными лепешками да холодной водой. Он даже и не пытался учиться, обратив всю свою энергию против педагогов. Однажды он так расшалился на уроке, что один их монахов в сердцах отвесил ему крепкий подзатыльник. В бешенстве Бенито швырнул в учителя чернильницей, за что на несколько дней был посажен в карцер. В другой раз Бенио затеял драку на школьном дворе, во время которой он ударил перочинным ножом в живот одного из старших ребят. И хотя рана была пустяковая, после этого случая монахи настояли на том, что бы юного Муссолини с позором выгнали из школы.

Молодой Бенито.

Тогда отец перевел его учиться в элитный частный интернат в городке Фирлимпополи. Этот интернет содержал прославленный итальянский поэт Джозуе Кардуччи – будущий лауреат Нобелевской премии по литературе 1906 года, и учиться в его школе могли позволить себе только дети очень состоятельных родителей. Но и там Бенито быстро приобрел репутацию хулигана, с которым лучше не связываться. Одетый в поношенный черный костюм, Бенито, как потом вспоминали его учителя, напоминал угрюмого бандита из рабочих кварталов, который в любой момент мог пустить в ход свой любимый нож.

Однажды во время драки он пырнул одноклассника в бок, и его снова исключили. Но деньги отца помогли решить эту проблему, и уже через год Бенито снова был восстановлен. К тому же директор школы - брат поэта Вальфредо Кардуччи – увидел в Муссолини под слоем агрессии и цинизма незаурядную творческую натуру. Он часами беседовал с Бенито о поэзии и литературе и даже уговорил его выступать в любительском театре Форлимпополи. Позже Бенио в своей биографии писал, что именно Вильфредо Кардуччи он обязан своим ораторским даром, и первый триумф он ощутил на сцене своей школы, когда под гром оваций он прочитал монолог, посвященной памяти Джузеппе Верди. На всю жизнь Муссорлини сохранил и любовь к стихам Кардуччи, с томиком которого он никогда не расставался. Любимым же стихотворением Муссолини была ода «A Satana»:

«Слава тебе, великий повстанец!
На твоем челе взнесутся подобно лавровым рощам леса Аспромонте.
Я пью за тот счастливый день, когда мы увидим конец
Вечного Рима,
За свободу, восходящую из мысли человека,
Которая низвергнет ложный трон преемников Петра
В прах с коронами и гирляндами цветов.
Лежи, поверженный, несчастный Господь!».

(Аспромонте - горный массив в Италии. – Авт.)

Образ вечного бунтовщика против Бога надолго овладел фантазией юного Муссолини, который и себя представлял в роли падшего ангела, «апостола насилия» (так он подписывал свои ранние статьи). На митицизме Кардуччи, по сути, он и выстроил идеологическую модель итальянского фашизма с его утопической идеей реанимации язычества Древнего Рима и возрождения культа Юпитера. Впрочем, как потом вспоминала супруга Муссолини, сам дуче не верил ни в каких богов, но зато был очень суеверным человеком. До конца жизни он носил на шее некий амулет, подаренный ему в детстве. Когда он был на людях, часто видели, как он засовывал руку в карман, чтобы дотронуться до гениталий и тем самым оградить себя от сглаза. Однажды, прочитав в журнале «Тайм» о проклятии сокровищ, обнаруженных в гробнице Тутанхамона, он бросился к телефону и распорядился немедленно убрать из музеев все древнеегипетские мумии.

Там же в школе он впервые попробовал на вкус и славу революционера. 1 мая 1901 года Бенито решил своеобразно отметить праздник солидарности трудящихся – он забаррикадировал двери классов и сорвал уроки. Учителя были вынуждены покинуть школу, которая на несколько дней осталась в распоряжении Бенито, который уже тогда обзавелся собственной свитой из рослых хулиганов. Эта хулиганская выходка была описана в социалистической газете «Аванти!» как первый опыт «самоуправления учащихся»: «Товарищ ученик Бенито Муссолини проявил необыкновенное мужество, отказавшись подчиниться дисциплине. Он побудил своих друзей последовать за ним. Вот замечательная дань уважения празднику 1 Мая, являющемуся символом борьбы с существующими порядками».

Много лет спустя, когда Муссолини уже стал всесильным диктатором Италии, этот случай был превознесен официальной пропагандой как образец героического сопротивления юных фашистов, которым якобы противостояла целая армия карабинеров и жандармов. Правда, итальянцам ничего не рассказывали о других «подвигах» юного дуче, официальная цензура порезала даже автобиографическую книгу Муссолини, полное издание которой читатели увидели лишь в 60-х годах прошлого века. И с удивлением узнали, что в те годы будущий дуче думало вовсе не о политике и о социальной справедливости, а о сексе, как и все нормальные подростки. Бенито с упоением описывал свои налеты на танцплощадки вместе с другими хулиганами, драки за обладание девочками и свои первые походы по борделям. Собственно, секс с проституткой был в те годы для итальянских мужчин самым естественным способом лишиться невинности. Вот, и Бенито, едва ему исполнилось 15 лет, отправился в ближайший бордель Фирлимпополи.

«Когда я вошел в публичный дом, я не знал, что делать и что говорить, - вспоминал Муссолини в своей биографии. - Но одна пожилая путана посадила меня к себе на колени и начала возбуждать поцелуями и ласками… Я пожертвовал ей свою девственность. Я уходил, опустив голову и шатаясь как пьяный. Мне казалось, что я совершил преступление. Но с того момента женщины вошли в мою жизнь, в мои Сны и желания. Я раздевал их своими глазами и преследовал их в своих мыслях. Я зачастил на танцы и карнавалы. Музыка, ритм движений, контакт с женщинами и запах духов, исходивший от их волос, запах женского пота будили во мне аппетит к их плоти, и я разряжался в борделях...»

Свою привязанность к проституткам Муссолини перенес и в политику – слово «шлюха» стало самым часто употребляемым термином во всех речах дуче. «Шлюхами» были и его политические оппоненты, и журналисты, и главы соседних государства (однажды дуче публично живописал, как он бы отымел министров десятка европейских государств). Да и саму власть в Италии он взял, как пьяную девку, валявшуюся на дороге. Даже итальянский народ, во имя которого он и наводил порядок в стране, дуче нередко называл «сборищем шлюх».

Муссолини в 16 лет. Фото из полицейского архива.

В 16 лет Бенито добавил еще один штрих к своему образу настоящего мачо – он изнасиловал некую девушку по имени Вирджиния, что тогда в Италии считалось чуть ли не обычным делом. «Она была бедной, - снисходительно писал он, - но имела приятный цвет лица и была довольно хорошенькой… Однажды я поднялся с нею наверх, бросил ее на пол за дверью, и она стала моей. Она поднялась с пола плача и оскорбляя меня в промежутках между всхлипываниями. Она заявила, что я обесчестил ее. Возможно, так оно и было. Но что это была за честь?»

Осенью 1901 года Бенито получил диплом учителя начальных классов и получил назначение на должность учителя в деревню Пьеве-Саличето на берегу реки По. Как вчерашний студент, он получил всего пятьдесят шесть лир жалованья, из которых сорок отдавал за пансион. Хорошего учителя из него не получилось, и он знал об этом. Дети относились к нему неплохо, но некоторые из них считали его сумасшедшим. Его скособоченный воротник был почти всегда грязным, шнурки на ботинках часто болтались, волосы были длинными и нечесаными. Бенито сам признавал, что год, проведенный в этой деревне, был временем «моральной деградации». Он регулярно напивался, и часто после того, как его собутыльники ложились спать, продолжал болтаться в одиночку по темным улицам города, декламируя стихи собственного сочинения.

На четвертый месяц его пребывания в деревне он обзавелся любовницей – это была хозяйка его пансиона, двадцатилетняя рыжая красотка Джулия. Но, несмотря на то, что Джулия была давно замужем за итальянским капралом, ее страсть, как признавался Муссолини, была до краев наполнена самой необузданной ревностью. Однажды она уничтожила несколько страниц его рабочих тетрадей, обнаружив там женские имена – эта полуграмотная крестьянка даже не смогла сообразить. Что это была лекция по истории литературы! В другой раз она набросилась на него с кулаками и расцарапала все лицо до крови, а взбешенный Бенито всадил ей в бедро свой любимый нож. Наверное, связь с Джулией так бы и осталась бы в судьбе Муссолини странным анекдотом, если бы в один злосчастный день господин учитель не обнаружил у себя симптомы сифилиса, которым он был вознагражден за свою неутомимость в постели.

Бенито, обнаружив у себя «нехорошую болезнь», едва не застрелился. Но отец отправил его лечиться в швейцарскую Лозанну, где, как известно, находились лучшие во всей Европе врачи.

В Швейцарии судьба проделала с Муссолини жесткий фокус – едва Бенито прибыл в страну, как получил известие об аресте отца. Неистовый Алессандро Муссолини, которому наскучила тихая жизнь в провинции, всерьез увлекся политикой и стал одним из видных членов партии социалистов. На очередных выборах он во главе группы разъяренных боевиков явился на избирательные участки в Форли и стал переворачивать урны для голосования, протестуя таким образом против подтасовки голосов.

Так Бенито остался в Лозанне без гроша в кармане. Он спал под мостом в картонных коробках, в общественной уборной вместе с польской беженкой. В июле он нашел работу чернорабочего на строительстве шоколадной фабрики. «Работал я по одиннадцать часов в день за 32 сантимов в час, - писал Муссолини. - В день совершал по сто двадцать одной поездке с нагруженной кирпичами тачкой на второй этаж строящегося здания. Под вечер мышцы на руках вздувались. Питался картошкой, запеченной в золе, бросался в постель — кучу соломы — прямо в одежде. На следующее утро в пять часов просыпался и снова шел на работу…»

[duche_vita_1.jpg]

Но на стройке он не задержался и двух месяцев. «Хозяин» вывел меня из себя, - писал он другу в письме из Лозанны. – В субботний вечер я попросил его уплатить мне за работу. С нескрываемым гневом «хозяин» швырнул мне в руки двадцать лир и несколько чентезимо, заявив: «Вот твои деньги, ты их украл». Я прямо окаменел. Что мне было с ним делать? Убить его?». В итоге Бенито избил управляющего и бросил работу. Через два дня его арестовали за попрошайничество и посадили в тюрьму.

Оказавшись на свободе, Бенито переехал в Женеву и попытался было вернуться к нормальной жизни, устроившись работать посыльным в винный магазин Женевы. Но вскоре его снова арестовали, и на сей раз за грабительское нападение. «Я не мог удержаться, — признался он. — Я шел голодный на работу и увидел в парке двух англичанок, сидящих на скамье со своим завтраком — хлебом, сыром, яйцами. Я набросился на одну из ведьм и вырвал у нее из рук еду. Если бы они попытались сопротивляться, я бы задушил их — задушил бы, поверьте мне!»

В швейцарской тюрьме Бенито познакомился с русскими анархистами – и это знакомство перевернуло все его жизнь. После отсидки его выслали из Швейцарии, но он тут же вернулся назад, в Женеву и нелегально поселился в коммуне русских студентов - странных, диких, развращенных представителей богемы и нигилистов; пил с ними и спорил так неистово, что, как сказал один из них, он, видимо, считал, что «каждый его день мог стать последним». Они называли его «Бенитушко».

В этой развеселой компании самого левого толка он и познакомился с анархистской Анжеликой Балабановой – единственной женщиной в мире, помимо матери, которую он боготворил. Именно Анжелика и превратила бесшабашного хулигана Бенито в настоящего профессионального революционера.

Анжелика Балабанова.

Судьба этой женщины требует отдельного рассказа. Родилась она в Чернигове, в семье богатого купца и землевладельца. Как и положено девушкам из приличных семей, получила хорошее домашнее образование – мать, не желая, чтобы дочь общалась с «простыми» детьми из «подлых» сословий, нанимала ей учителей и гувернанток, которые ей с трех лет преподавали немецкий и французский. На русском языке в доме в доме принципиально не говорили, но Анжелика сама выучила язык, общаясь со слугами. Едва ей исполнилось 16 лет, она вышла замуж за инженера Михаила Балабанова – практически ей было все равно за кого, лишь бы вырваться из родительского дома, пропитанного суровым нравом матери. Через три года она бросила мужа и уехала учиться в Брюссель. Жила долгое время в Лейпциге и Риме, вступила в Союз русских социал-демократов за границей и в Итальянскую социалистическую партию. Собственно, по поручению партии эта утонченная аристократка и оказалась в Швейцарии, где она готовила боевые «красные отряды» из итальянских эмигрантов. Разумеется, она не могла пройти мимо обозленного на весь свет Бенито.

Впрочем, когда она впервые увидела Муссолини, он ей совершенно не понравился. «Никогда в жизни я не видела более жалкого существа, - вспоминала она. - Несмотря на огромную челюсть, ожесточение и беспокойный блеск его черных глаз, он производил впечатление человека крайне робкого. Даже слушая меня и, при этом теребя нервными руками большую черную шляпу, он, казалось, был более озабочен своим внутренним кипением и менее всего прислушивался к тому, что я говорила… Он был легко возбудимым, жалким, склонным к богохульству человеком, мстительным, нарочито плохо одевавшимся лентяем, ненавидевшим физический труд и возомнившим себя интеллектуалом, который очень боялся оказаться в обществе людей, стоящих выше него в социальном и интеллектуальном плане».

Но Бенито смог каким-то образом подобрать ключик к сердцу русской красавицы, и вскоре они стали любовниками, хотя, как признавалась позже Балабанова, она терпеть не могла привычку Муссолини не мыться перед любовной близостью. В перерывах между половыми актами она подсовывала Муссолини книги Карла Маркса и французского анархиста Жоржа Сореля, который презирал все псевдодемократические «свободы», полагаясь единственно на «прямое революционное насилие, ничуть не стесняющееся ни в целях, ни в средствах». Под влиянием Анжелики Муссолини поступил учиться в Лозаннский университет на факультет философии и стал весьма известной фигурой в швейцарском социалистическом движении, автором смелых статей в революционных газетах.

А вот в Италии он был заочно осужден военным трибуналом за уклонение от военной службы. Это означало одно – позор для всей семьи и изгнание до конца жизни. Но, похоже, будущий дуче, воспитанный отцом в духе верности гвардейским традициям, к такому повороту событий был явно не готов. И как только итальянское правительство объявило амнистию дезертирам, Муссолини тут же бросил Балабанову и явился на призывной пункт и был направлен в 10-й полк берсальеров в Верону.

Что же случилось потом с Балабановой? С Муссолини они поддерживали эпизодические отношения вплоть до самой революции в России. Как писал один из биографов Муссолини, «они жили вместе и расходились, снова соединялись, обожали друг друга и ненавидели, ссорились и мирились. Прямо-таки классическая русская история». Но в 1917 году она вернулась в Советскую Россию, где становится видным деятелем Коминтерна и наблюдает за превращением ее ученика в диктатора, уже «отложившегося от революционного идеала». А в 1922 году товарищ Балабанова вдруг замечает, что и новый советский мир начинает приобретать черты диктатуры Муссолини. И в отчаянии Анжелика Балабанова уезжает в Париж, став первым коммунистическим диссидентом. О последних годах Балабановой известно немного. Так, навещавший ее итальянский коммунист Антонио Грамши жаловался, что «с Анжеликой уже невозможно говорить – сейчас же впадает в истерику». Тем не менее, итальянские спецслужбы, беспощадно уничтожавшие по приказу Муссолини всех его бывших друзей-коммунистов, Балабанову даже пальцем не тронули. Видимо, дуче еще хранил память об этой женщине, сделавшей из него вождя нации.

Но вернемся к Муссолини. Почти два года он служил в армии, забыв про журналистику и социалистические идеи. Позже он скажет, что получал удовольствие от пребывания в армии, которая помогла ему осознать, что прежде чем командовать, человек должен научиться подчиняться. Тем не менее, после демобилизации Муссолини вновь вернулся к революционерам. В Романье он принял участие в митинге поденных рабочих, за что был приговорен к трем месяцам тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, он отправился на север в Тренто, принадлежавший в то время Австрии, и трудился там в газете Awenire del Lavoratore, где прославился своими выпадами против христианства в целом — «этого аморального позорного клейма для человечества». Его снова арестовали и выдворили из Австрии.

Бенито был вынужден вернуться к отцу (его мать Розе Мальтони к тому времени уже умерла), который, продав свои кузнечные мастерские, перебрался в Форлимпополи и стал хозяином гостиницы «Стрелки». За отелем ему помогала присматривать его новая любовница Анна Гвиди – незамужняя дама, воспитывавшей пятерых дочерей. И Бенито стал домашним педагогом в семье Гвиди.

Самую молодую из дочерей Анны звали Ракель. Это была хорошенькая шестнадцатилетняя девочка с пушистыми волосами и огромными карими глазами. И Бенито решил на ней жениться. Сначала, впрочем, он влюбился в ее старшую сестру Аугусту, но та, посчитав его заработок слишком ненадежным, вышла замуж за местного могильщика, справедливо рассудив, что у человека с подобной профессией всегда будет постоянный доход. И Муссолини тотчас же переключил все внимание на Ракель. Днем он давал ей уроки, а вечерами читал ей свои рассказы – тогда Муссолини писал книгу о Яне Гусе, великом реформаторе из Богемии, и начал работу над романом «Клаудиа Партичелла», который должен был публиковаться с продолжением в одном итальянском журнале. И хотя критики отнесли этот роман к «тривиальной макулатуре с нелепым и растянутым сюжетом», Ракель он очень понравился – ведь одну из главных героинь (самоотверженную служанку, отдающую жизнь за свою госпожу) тоже звали Ракель.

Будучи уверен, что семейные узы мешают революционеру в осуществлении грандиозных планов, Муссолини предложил Ракели гражданский брак. Но ни Алессандро Муссолини, ни мать девушки и слышать не хотели о том, что бы разрешить детям без венчания жить вместе. И тогда Бенито решил устроить небольшой спектакль: он достал револьвер и воскликнул:

- Здесь шесть патронов. Если вы ответите мне отказом, одна пуля достанется ей, пять - мне!

Шантаж произвел впечатление, и родители были вынуждены уступить. Через несколько дней Муссолини снял две комнаты в старом «палаццо» на Виа Меренда. «В один из вечеров мы переехали, — писала впоследствии Рашель. — Помню, каким он был усталым и счастливым… Хотя и несколько неуверенным в том, какова будет моя реакция, потому что бумаги для регистрации брака еще не были готовы. Но я разобралась в ситуации. Передо мной был избранник моего сердца, с нетерпением ожидавший единственного дара, который я могла ему преподнести — мою любовь. Колебаний не было. Я пошла с ним».

Они жили вместе в течение трех лет. К концу 1910 года появилась на свет их первая дочь Эдда. Что бы купить для дочери коляску Муссолини был вынужден потратить большую часть своего месячного заработка редактора местной социалистической газеты, и весь месяц они с женой питались одной капустой.

Летом 1911 года он был снова осужден – уже в пятый раз! – за организацию демонстрации против войны в Триполитании. Правда, сама демонстрация больше походила на настоящую революцию – банды Муссолини в течение двух дней сокрушили в Форлимполи все магазины, выломали трамвайные пути и сожгли здание городской мэрии.

- Если вы меня оправдаете, — заявил он судьям, — то доставите мне удовольствие. Если же осудите, то окажете мне честь.

И такая «честь» ему была оказана. Выйдя через полгода из тюрьмы в ранге новой политической «звезды», Муссолини тотчас же перебрался в Милан и был назначен главным редактором газеты «Аванти!» - официального органа социалистов. Через несколько месяцев благодаря его таланту тираж газеты вырос в два раза. Но еще больше Бенито прославился своими сексуальными успехами – в редакции газеты не было ни одной женщины, не прошедшей через его постель. Из десятков его любовниц в истории остались имена лишь трех женщин, сыгравших наиболее важную роль в его жизни.

[Владимир Тихомиров]

Первой стала стала красавица Ида Дальсер, дочь мэра города Сопрамонте и хозяйка первого в Италии института красоты. Ее знакомство с Бенито началось с того, что она пришла в редакцию, собираясь поместить рекламу в «Аванти!», и спустя полчаса оказалась на диване главного редактора. Она тут же влюбилась в Бенито без памяти и была готова выполнить любое его желание. Именно на деньги Иды, вырученные от продажи ее драгоценностей и салона красоты, Муссолини смог открыть свою собственную газету Il Poppolo d'Italia и впервые заявить о себе, как о самостоятельном политике. Позже Ида Дальсер родила Муссолини сына, которого она назвала Бенито Альбино. Причем, сам Муссолини признал сына и даже женился на Иде, рассудив, что его брак с Рашель Гвиди так и останется гражданским.

Но счастливой семейной истории не получилось. Когда у Дальсер кончились деньги, он разорвал с ней все отношения. Ида отказалась признать поражение. Позже, уже после прихода Муссолини к власти, она несколько раз подавала на него в суд, и Миланский городской суд обязал диктатора выплачивать пожизненное содержание своей бывшей первой жене и ее ребенку. Но Дальсер на этом не успокоилась. Она написала в министерство внутренних дел Италии письмо, в котором обвинила Муссолини в предательстве. Она сообщила, что располагает доказательствами того, что Муссолини принял крупную взятку от французского правительства, а также использовал свое влияние для введения изначально нейтральной Италии в войну против Австрии во время Первой мировой войны. Тогда по приказу Муссолини ее упекли в психиатрическую клинику на венецианском острове Сен-Клементе, где она и умерла в 1937 году от загадочного «кровоизлияния в мозг».

Такая же печальная судьба постигла и сына безжалостного политика. Когда Ида Дальсер была госпитализирована в клинику, Муссолини передал маленького Бенито Альбино на воспитание своему брату Арнальдо, который уже воспитывал двух своих сыновей и ребенка сестры Эдвидже, которую бросил муж. В 1932 году, после смерти Арнольдо, юный Бенито Альбино получил новую фамилию Бернарди и отправился служить в армию радистом на военном корабле «Реджия Марина». Но, когда он стал рассказывать всей команде, что является тайным сыном самого дуче Муссолини, его по приказу отца поместили в психиатрический госпиталь, где он и скончался в возрасте 27 лет.

[10.jpg]

Без всякой жалости Муссолини обошелся и с другой своей любовницей Маргеритой Сарфатти, которой он также был обязан своим приходом к власти. Маргрета, как и Ида Дальсер, тоже была представительницей итальянской знати – ее отец был выходцем из богатой еврейской семьи Грассини из Венеции. К моменту знакомства с Бенито 30-летняя Маргерита была уже женой и матерью, но самое главное — участницей наиболее известного в Европе социалистического общества. Самостоятельная политическая карьера для женщины в то время была заказана, и охваченная жаждой власти Маргерита всю жизнь будет использовать мужчин. Первым на ее пути оказался пожилой адвокат Цезаре Сарфатти — он помог вырваться из родительского дома, следующим — Муссолини, в котором она разглядела бешеную энергию будущего вождя нации. И Сарфатти сконцентрировала на Муссолини все свое тщеславие. Она отучила его от просторечных и ругательных выражений, стала ходить с ним в литературные и театральные салоны, обучать хорошим манерам, читать труды Макиавелли и теоретика расизма Гобино. Маргерит изменила и внешний облик Муссолини – вместо черного засаленных пиджаков Бенито стал носить строгие европейские костюмы, гамаши, карманные платочки, шляпа — словом, все атрибуты благополучного синьора из общества.

Наконец, именно Сарфатти превратила социалиста Муссолини в убежденного националиста. «Венецианцы некогда правили миром, - писала она в своем дневнике, - и лишились они своего могущества лишь потому, что вся их энергия была направлена на поиски ценностей материальных, а не духовных. Мы обязан восстановить эти духовные и культурные ценности, чтобы воссоздать порядок в итальянском обществе и утвердить Италию в качестве центра европейской цивилизации». И Сарфатти стала делать все для утверждение новой культуры, которую позже назовут «фашистской».Она писала для дуче многие из его зажигательных речей, была «теневым автором» его пропагандистских статей, издавала официальный партийный журнал, а также помогла ему выпустить в свет его первую официальную «Краткую автобиографию». Позже, когда Муссолини уже пришел к власти, Маргерита основала художественный салон, привлекавший к себе всю тогдашнюю интеллектуальную элиту самых разнообразных взглядов, - от Луиджи Пиранделло до Бернарда Шоу и Синклера Льюиса.

Их отношения продолжались почти двадцать лет – вплоть до 1938 года, когда Италия стала союзницей нацистской Германии. И во имя дружбы с Гитлером дуче решил пожертвовать Маргерит – немецкому фюреру была противна сама мысль о том, что одним из лидеров итальянского фашизма может являться еврейка. По приказу дуче Маргарет в течении суток была выслана во Францию, оттуда – в Южную Америку, где вела очень скромную жизнь на грани нищеты. В Италию она вернулась лишь после войны и умерла в Риме в 1961 году.

Наконец, третьей любовницей Муссолини стала молодая и красивая анархистка Леда Рафанелли, уроженка солнечной египетской Александрии. В Рим она приехала вместе с мужем – известным в то время репортером Луиджи Полли по прозвищу «Уго», и тут же оказалась в самом центре анархических и социалистских кружков. Она была старше Муссолини на несколько лет (вообще будущий дуче всегда выбирал себе женщин постарше), и тридцатилетний Бенито влюбился в нее без памяти. «Я все еще чувствую на своих губах вкус ее поцелуя, - записал он в своем личном дневнике после их первого свидания. – Я уверен, что нас свела сама судьба, что бы подарить нам неутомимую любовь».

Леда также сыграла видную роль в приходе Муссолини к власти, всячески воспевая его качества «наследника Цезаря» и «покорителя мира». Но их «неутомимая любовь» была недолгой. Когда началась Первая мировая война, Муссолини стал выступать за скорейшее вступление в войну Италии (по плану дуче, война повлекла бы за собой революцию рабочих). Эта позиция привела пацифистку Рафанелли в настоящее бешенство и она, назвав Бенито «предателем» объявила о полном разрыве отношений. Предателем называли его и другие социалисты, предложившие исключить Муссолини из партии. Именно тогда Муссолини сквозь слезы выкрикнул своим бывшим товарищам свой знаменитый парадоксальный афоризм, ставший впоследствии девизом его правления:

- Вы ненавидите меня, потому что все еще любите!

Эти слова предназначались именно ей, жгучей египтянке с колючим взглядом. Бенито давно уже привык жертвовать женщинами ради политики, но на этот раз женщина пожертвовала им самим ради этой треклятой политики уже, и это приводило Муссолини в отчаяние. Леда Рафанелли стала единственной, которую дуче так и не смог вернуть. Когда фашисты пришли к власти, Рафанелли переехала в Геную, где вела уединенный, почти отшельнический образ жизни. Секретные службы фашистов ее ни разу не тронули – видимо, Муссолини запретил своим агентам даже приближаться к этой женщине, которой он еще долго писал безответные любовные письма. Уже после войны Леда, оставшись без денег, опубликовала эти письма в книге «Женщина и Муссолини», после чего ей уже самой пришлось защищаться от нападок коммунистов.

На войне Муссолини оказался в августе 1915 года. Его II полк берсальеров был направлен горный участок фронта в долине реки Изонцо, которая стала братской могилой для сотен тысяч австрийских и итальянских солдат. Только за один майский день здесь от ядовитого иприта погибло две итальянские дивизии. Капрал Муссолини в этой мясорубке уцелел только чудом. «Окопами нам служат лишь выемки, выдолбленные в скале и неспособные защитить даже от непогоды, - писал он в своем дневнике. - Скалы столь же убийственны, как и выстрелы пушек. Ветер приносит холод, но зато смрад от разлагающихся трупов перестает чувствоваться». Полтора года его полк держал оборону против австрийцев, но пострадал Муссолини в результате несчастного случая при пристрелке миномета. «Эта мина, — рассказывал Муссолини, — а мы уже выпустили их целых два ящика, взорвалась прямо в стволе миномета. Я был ослеплен вспышкой и отброшен взрывной волной на многие метры. Я не могу ничего больше вспомнить, но знаю, что был подобран другими солдатами, положен на носилки и доставлен в Добердо, где меня перевязали и отправили в госпиталь». За один месяц Муссолини перенес двадцать семь операций, и правую ногу он сохранил только благодаря мастерству врачей.

Спустя несколько недель, когда ему стало лучше, и он вернулся в Милан. Маргерита Сарфатти пришла навестить его. «Я никогда не забуду этот визит, — писала она. — Он был настолько изможден, что едва мог говорить. На его бледном лице появилась улыбка, когда он увидел нас, глаза его ввалились. Он почти не мог двигать губами, было ясно, что он ужасно страдал».

Следом в госпиталь приехала и Ракеле, и Муссолини тут же объявил о своем намерении жениться на ней. Бракосочетание прошло в присутствии мэра города Тревильо и немногочисленных солдат в роли свидетелей. Как вспоминала Ракель, она тогда заставила Бенито сильно поволноваться, когда на вопрос священника, намерен ли она взять в мужья Муссолини, замолчала на целую минуту. Священник трижды повторил свой вопрос, и только на третий раз она сказала «да». Бенито потом признался, что эта минута ожидания была самой страшной в его жизни.

Усилиями Ракель Бенито постепенно встал на ноги и пришел в себя. Особенно на него повлияло рождение третьего сына Бруно. «Я вновь чувствую себя счастливым человеком», - записал он в воем дневнике. Всего же Ракель родила Муссолини пятерых детей – старшую дочь Эдду, сыновей Витторио (1916), Бруно (1918) и Романо (1927), а в 1929-м году на свет появилась и самая младшая дочь дуче Анна-Мария.

[mussolini deti.jpg]

Разумеется, Муссолини не был бы сам собой, если бы он не использовал в политике свое положение раненого ветерана. Весной 1918 года он собирает вокруг себя бывших солдат из числа «ардити» (т.е. «отважных» - так называли итальянских «коммандос») и формирует новую партию – «Фашио ди компаттименто» или «Союз борьбы». Вскоре появилось и новое название для всех поклонников Муссолини – фашисты.

Однако, дебют фашистов оказался крайне неудачным. Когда Муссолини в 1919 году рискунул выйти на выборы, он набрал всего 4000 голосов – ничтожно мало для того, что б завоевать хотя бы один депутатский мандат. Радости его вчерашних друзей-социалистов не было предела.

«Муссолини — политический труп!» - восторженно писала «Аванти!», а на митингах коммунистов жгли его чучело.

Но вскоре Италию разбил экономический кризис. Чудовищная инфляция, многомиллиардный внешний долг, колоссальный рост безработицы и преступности мгновенно поставили Италию на грань краха. И вскоре уже в каждом годе появились фашистские «отряды самообороны», вооруженные ножами, дубинками и ружьями. Летом 1922 года настал «звездный час» Муссолини. В то время Италию одна за другой трясли забастовки, и лидер фашистов заявил, что если забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты. И отряды «чернорубашечников» стали нападать на коммунистов и сочувствующих им с такой жестокостью и постоянством, что вскоре возникло впечатление, что в Италии идет гражданская война.

"Союз борьбы" Муссолини

В конце октября 1922 года Муссолини организует свой знаменитый «поход на Рим», когда в столицу двинулось более 26 тысяч фашистов требованием отдать власть Муссолини. И правительство дрогнуло – сам король Виктор Эммануил предложил ему возглавить кабинет министров.

Диктатура фашистов была очень странной. Итальянцы шутили, что она сделана из мягкого сыра и называли дуче «картонным львом». В Италии не было ни ГУЛАГа, ни газовых камер, ни бесконечных открытых процессов над «врагами народа», но, тем не менее, фашисты сумели быстро заткнуть рты всем недовольным. Сразу же после прихода к власти «чернорубашечники» по приказу Муссолини разгромили редакцию ненавистной ему «Аванти!», а главного редактора насильно напоили касторкой (впоследствии это средство, вызывающее диарею, стало «прописываться» всем критикам режима). Нескольких активных социалистов, попрекавших Муссолини за диктаторские замашки, были среди бела дня избиты на улицах Милана. Зарубежные корреспонденты поспешили сообщить об этом в своих газетах, и их тоже избили для острастки, а потом и вовсе выслали из страны.

В то же время итальянские фашисты по числу чудаческих нововведений превзошли всех своих конкурентов. К примеру, первый год своего правления Муссолини объявил началом новой эры. Был введен календарь, в котором все события теперь исчислялись не с Рождества Христова, а с 28 октября 1922-го. В Советской России тоже пытались ввести такой календарь, но идея не прижилась. Следующими указами дуче предписал украсить абсолютно все дома в стране фашистскими флагами с изображением свастики и строго запретил рукопожатия – отныне официальным приветствием для всех законопослушных граждан стала вытянутая вперед рука – салют древнеримских легионеров. Через несколько лет Гитлер тоже попытался ввести новое приветствие для всех граждан, но простые немцы упорно отказывались вскидывать руки. А вот итальянцы салютовали друг другу без всякого принуждения.

Дуче среди руководителей фашистской партии.

Безграничная власть сильно изменила Муссолини – как внутренне, так и внешне.

Во-первых, он вдруг начал стремительно толстеть. Его пальцы стали пухлыми и дряблыми, кожа на его массивной челюсти начинала провисать, если он забывал хорошенько ее промассировать. Многие приближенные шептались о раблезианских нравах дуче, но на самом деле Муссолини в те годы вел крайне спартанскую жизнь. Когда-то он был большим гурманом, но теперь он ел только фрукты, хлеб из отрубей и молоко. Ел он очень мало - из-за ранения у него образовалась язва, которая беспокоила его до самого конца жизни; он бросил курить и пить вино, посвящая все свободное время боксу, фехтованию и плаванию.

Весь его день был расписан по минутам. Он поднимался в 6 часов 30 минут, и около часа занимался гимнастикой. Затем легкий завтрак, и уже в 8 часов утра он отправлялся работать в свой огромный кабинет во дворец Венеция, который некогда служил резиденцией папы. С 11 до 14 часов – прием визитеров, потом – обед, и снова работа до 20 часов вечера с небольшим перерывом на общение с семьей (Муссолини предпочитал жить отдельно от Ракель и детей). Поздно вечером он возвращался домой, где обязательно перед сном выпивал стакан молока и смотрел какой-нибудь кинофильм.

И лишь в сексе он по-прежнему не хотел знать никакой меры. Беспокойный, нетерпеливый, наэлектризованный и нервный, он, казалось, не знал усталости и никогда не расслаблялся. Он по прежнему силой овладевал самыми разными женщинами, приходившими в его офис. Единственное его условие заключалось в том, что они должны были источать сильный запах, либо духов, если их тела не имели естественного запаха, либо, предпочтительно, пота. Он не возражал, если они были не очень чистыми и часто обрызгивали свое тело одеколоном вместо того, чтобы мыться. Будучи полностью раскрепощенным и абсолютно эгоистичным, он не очень думал об удобствах и удовольствии своих партнерш, часто предпочитая кровати пол, не снимая с себя ни брюк, ни ботинок. Абсолютно неконтролируемый процесс обычно продолжался не более двух минут. Женщины — незамужние журналистки и жены фашистов, графини и служанки, актрисы и иностранки, которыми Муссолини в те времена и позднее силой овладевал подобным образом, рассказывали впоследствии о своих испытаниях без сожаления, а зачастую и с гордостью. Сотни женщин позже признавались, что их восхищало беззаветное сладострастие его любовных утех, его грубость и отказ следовать общепринятым нормам поведения.

[фаши-8.jpg]

Тем не менее, официальная пропаганда замалчивала все неудобные моменты из жизни Муссолини. Итальянцы лишь однажды узнали, что их великий вождь изменяет законной супруге, когда дуче оказался замешанным в скандале, который невозможно было замолчать. Все началось с того, что очередной пассией Муссолини стала французская актриса Магда Корабеф, выступавшая на сцене под именем Фонтанж. Она прибыла, что бы взять у дуче интервью для «Либерте» и откровенно заявила читателям, что не вернется в Париж, прежде чем не переспит с Муссолини. И это ей удалось в первый же день знакомства. «Я пробыла в Риме два месяца, — писала она, — и дуче имел меня двадцать раз». Очерк Фонтанж о личной жизни диктатора перепечатали все мировые газеты, и разгневанный Муссолини чуть не задушил журналистку ее шелковым шарфиком. Потом дуче приказал выкинуть ее из страны и дал напоследок «компенсацию» - 15 тысяч франков. В ответ Фротаж неудачно попыталась покончить жизнь самоубийством.

Некоторый привкус садизма носили и его реформы, направленные на воспитание «идеальных итальянских женщин». Муссолини лично писал тексты законов, в которых регламентировались все детали женского костюма – от длины платьев до высоты каблуков. Личными указами дуче были введены ограничения в пользовании косметикой и парфюмерией, строго карались аборты, запрещены разводы, проституция и современные танцы – дескать, фокстрот и свинг «являются зародышем плотского греха, вселяя в умы людей тягу к безнравственности». Апогеем законотворческой мысли Муссолини стал закон, по которому заражение венерической болезнью каралось пятилетним тюремным сроком – видимо, он так и не смог забыть красотку Джулию, подарившую ему сифилис.

Примечательно, что и первое из четырех покушений на жизнь Муссолини было тоже совершено женщиной – некой Виолеттой Гибсон, ирландкой по происхождению. Во время визита дуче в Триполи, она подошла к дуче и выстрелила ему в лицо. Но пуля лишь царапнула ему переносицу, оторвав кусочек кожи. Медицинская экспертиза признала Виолетту невменяемой, и Муссолини, желая сохранить хорошие отношения с Великобританией, приказал просто выслать ее на родину.

Благодаря этому покушению Бенито познакомился и с 14-летней Клареттой Петаччи – женщиной, которая в будущем станет самой любимой из сотен и тысяч его женщин. Инициатором знакомства выступила сама Клара, написавшая ему восторженное письмо: «Мой дуче, ты — наша жизнь, наша мечта, наша слава! ... О дуче, почему меня не было рядом? Почему я не смогла задушить эту мерзкую женщину, которая ранила тебя, ранила наше божество?..» Растроганный Муссолини послал юной девушке свою фотографию, а позже, когда Клара прислала ему несколько своих стихов, он пожелал и познакомиться с ее семьей – ватиканским доктором Франческо Саверио Петаччи, его женой и тремя детьми. У Клареты к тому времени уже был законный жених - лейтенант авиации Рикардо Федеричи, но он никак не возражал против страсти своей возлюбленной к Муссолини. Разве можно было ревновать к дуче?

Клара, несмотря на свой юный возраст, уже была хорошенькой девушкой с зелеными глазами, длинными стройными ногами, большими и тяжелыми грудями, которые так нравились ему в женщинах, а ее голос был обворожительным — с хрипотцой. Однако, поначалу их встречи носили чисто платонический характер – дуче, пресыщенный сексом с другими женщинами, просто раз в неделю разговаривал с юной поклонницей о поэзии. «Она была истеричной, тщеславной, крайне сентиментальной и на редкость глупой, - писал он в своем дневнике. - Ее трогательная преданность даже забавляет меня…»

Но в 1936 году Кларета Петаччи бросила Риккардо, за которого она успела уже выйти замуж, и приехала во дворец Муссолини, где прищнадась ему в любви:

- Вот уже три года, как я думаю только о вас, я вас люблю...

Кларета Петаччи

И они стали встречаться каждый день. Обычно она приходила к нему в палаццо «Венеция», входила через боковую дверь и поднималась на лифте в пустой кабинет на самом верхнем этаже, где ее после обеда и навещал дуче. Несколько минут секса, и дуче уходил обратно в свой кабинет, а счастливая Кларетта уходила к себе на квартиру, которую она превращала в храм почитания Муссолини. Впрочем, Петаччи была не единственной обладательницей ключа от заветного кабинета Муссолини. Несколько раз в неделю на пятый этаж «Венеции» заезжала его другая любовница - Анджела Курти-Куччати из Неаполя, дочь его старого товарища по партии. От нее у Бенито родилась дочь Елена.

Однажды во время очередного любовного свидания в кабинет случайно вошла синьора Муссолини, без предупреждения приехавшая на работу к мужу. Ракель тогда ни слова не сказала Бенито, лишь прошипев в глаза Кларе:

- Грязная шлюха! Когда-нибудь тебя отвезут на Пьяцца Лорето!

Пьяцца Лорето – это площадь в Милане, где собирались проститутки самого низкого пошиба. Пророчество Ракель исполнилось самым точным образом – именно на Пьяцца Лорето партизаны отволокли обнаженный трупп Клареты Петаччи и повесили его вверх ногами на фонарном столбе – как раз напротив тела ее возлюбленного...

Начало Второй мировой войны и, особенно, нападение гитлеровской Германии на СССР, стало для Муссолини крайне неприятным сюрпризом. Как вспоминала Ракель Муссолини, утром 22 июня 1941 года Бенито, разбуженный телефонным звонком из посольства Германии, раздраженно воскликнул:

- Чертов параноик Гитлер! Все, война теперь проиграна!

[дуче и фюрер.jpg]

Удивительно, но было время, когда альянс между фашистами и немецкими национал-социалистами казался абсолютно невозможным. Муссолини терпеть не мог Гитлера, открыто называя его «дегенеративным созданием» и «чрезвычайно опасным идиотом», а сам национал социализм - «пародийной, скотской имитацией фашизма, дикарской системой, способной только на убийство, грабеж и шантаж».

- Если бы безумные теории Гитлера о расовом превосходстве стоили хотя бы каплю внимания, - говорил Муссолини своему приятелю журналисту Мишелю Кампана, — то дикого лапландца следовало бы считать наивысшим типом развития человеческой расы. Тридцать столетий истории вынуждают нас с чувством величественной жалости рассматривать эти дурацкие доктрины, пропагандируемые по ту сторону Альп потомками варварских народностей, которые были поголовно безграмотной в те дни, когда Рим гордился Цезарем, Вергилием и Августом…

Но, как бы Муссолини ни презирал Гитлера, он все равно был вынужден заключить с ним альянс, ибо только нацистская Германия признавала интересы Италии в Средиземноморье и законность абиссинской войны. Англия же и Франция, напротив, видели в любых действиях Муссолини по расширению «жизненного пространства» лишь угрозу своим собственным колониальным владениям. И дуче ничего не оставалось, как подписать «антикоминтерновский пакт».

Однако, как и предсказывал Бенито, война породила широкие оппозиционные настроения по отношению к Германии и фашистскому режиму. Ежедневно в Риме и Милане проходили митинги и антивоенные забастовки, а, после того, как части британской армии оккупировали итальянский Триполи, даже жандармы отказывалась подчиняться властям. Сам Муссолини становился все более апатичным, он часто терял самообладание, раздражался и горячился, а затем… снова впадал в апатию. Любое печальное известие с фронта он воспринимал как еще одно доказательство неполноценности итальянцев, «показавших себя ничем не выдающейся нацией никчемных людей, способных только петь и поедать мороженое».

«Дуче опустился интеллектуально и физически, — писал Джузеппе Боттаи, тогдашний министр образования. — Многие военные называют его «продуктом сифилиса», утверждая, что его болезнь вошла теперь в свою последнюю стадию, характерными проявлениями которой является лихорадочное возбуждение и галлюцинации…»

Официальный портрет Муссолини

Вдобавок Муссолини мучила и язва, приобретенная еще на фронте – иногда боль была такой сильной, что, он даже во время важного совещания мог упасть на пол, удерживая рвущийся наружу крик. «Отцу сделали все возможные рентгеновские снимки, — писала его дочь Эдда. – Снимки все плохие, но специалистов он так и не приглашает… Нужно сделать что угодно, лишь бы отца обследовали или хотя бы осмотрели. До сих пор единственные методы лечения, признаваемые им, — богохульства и брань».

Свое раздражение дуче перенес и в личную жизнь. Он прекратил свой бесконечный сексуальный марафон и попытался даже порвать с Петаччи, которую однажды назвал «самой отталкивающей женщиной мира». Как то раз, весной 1943 года, когда Кларетта подошла ко входу в палаццо «Венеция», то полицейский, преградив ей вход, сказал, что у него есть приказ не пропускать ее в дом. Рассерженная Клара оттолкнула его и бросилась вперед, однако на лестнице она натолкнулась на самого дуче.

- Я считаю, что между нами все кончено, — заявил дуче, окинув любовницу ледяным взглядом. - Пожалуйста, оставь меня в покое.

Но Кларетта стала громко рыдать, размазывая по щекам косметику — это было испытанное средство, к которому она прибегала всякий раз, когда дуче отказывался исполнять ее капризы. Взбешенный Муссолини в ответ ударил ее с такой силой, что она отлетела назад и ударилась о стену, потеряв сознание. И только укол стимулятора, сделанный врачом, привел ее в чувство. Ползая перед дуче на коленях, она целовала его ноги и шептала:

- Я больше не буду приходить днем, но только ночью, только на несколько минут, лишь бы увидеть тебя и поцеловать… Я не хочу никакого скандала…

Скандал, между тем, уже разгорелся нешуточный. Всему Риму стало известно, что родственники Петаччи, пользуясь близостью Кларетты к дуче, стали проворачивать сомнительные финансовые махинации и создали целую коррупционную систему. Отец Клары брал взятки со всех министров, обещая помощь при решении любого вопроса, старший брат Марчелло — один из врачей итальянских ВМФ — делал деньги на контрабанде золота, используя для этого дипломатическую почту. Даже ее сестра Мириам, прикрываясь именем дуче, сделала себе имя первой киноактрисы Италии. Терпение старых членов фашистской партии лопнуло, когда клан Петаччи стал открыто проталкивать на пост секретаря партии своего дальнего родственника - 26-летнего Альдо Видуссони, человека «невежественного, злобного и абсолютно ничтожного».

И вот, в июле 1943 года против Муссолини созрел заговор генералов, которых поддержал сам король Виктор-Эммануил. Когда Муссолини прибыл на встречу с королем в резиденцию Савойя, он был арестован гвардейцами и отправлен в ссылку на остров Понца.

«Я был рад оказаться именно здесь, - писал он в своем дневнике, - ведь уже со времен античности на Понца ссылались известные люди — мать Нерона Агриппина, дочь Августа Юлия, а в завершение всего — святая Флавия Домицилла, папа Сильвестр Мученик…»

Но отставка Муссолини никак не входила в планы Гитлера. Когда немецкому командованию стало известно точное местонахождение арестованного дуче, на остров был отправлен отряд немецких диверсантов под командованием знаменитого Отто Скорцени. Уже 13 сентября самолет «люфтваффе» доставил освобожденного Муссолини в Мюнхен, где в аэропорту его встретили люди Гитлера и Ракель с детьми, которых фюрер также распорядился тайком вывезти из Италии.

Муссолини оставался в Германии десять дней, пока немцы и верные ему фашисты готовили военный переворот. Новым декретом Муссолини объявил о свержении монархии в Италии, вместо которой он учредил Социальную республику. Новой столицей государства вместо Рима (Вечный город уже были готовы занять американцы) был провозглашен городок Сало на озере Гарда. Это государство, опираясь на войска СС, просуществовало вплоть до апреля 1945 года, когда вся Италия была оккупирована войсками союзников.

В конце концов, Муссолини переправил Ракель с детьми в нейтральную Швейцарию, а сам оставался руководить остатками своей «империи» до самого последнего момента. Из Сало он уехал в последнем караване эвакуировавшихся в Германию солдат СС. Вместе с ним была только его верная Кларетта Петаччи, которая боялась отойти от своего обожаемого дуче хотя бы на один шаг. Все это время, начиная с ареста Муссолини в 1943 году, она вместе со своей семьей провела в тюрьме замка Висконти и даже фашистский переворот не принес ей освобождения. Казалось, Бенито был рад наконец оставить надоедливую любовницу и больше никогда о ней не слышать. Но, когда дуче вдруг осознал, что дни фашистского режима сочтены, он вновь вспомнил о Кларетте. И как ни в чем не бывало велел ей срочно вернуться, что бы вместе бежать из страны.

Рано утром 26 апреля 1945 года близ местечка Донго, неподалеку от швейцарской границы, его автомобиль, следовавший в хвосте колонны немецких войск, был остановлен партизанами знаменитой 52-й Гарибальдийской дивизии. Офицеры вермахта вступили с партизанами в переговоры, в результате которых «гарибальдийцы» согласились пропустить колонну в обмен на выдачу им всех итальянских фашистов. Немцы, надо отдать им должное, попытались было спасти Муссолини: его пересадили из шикарной «Альфа-Ромео» в кузов грузовика, напялили на него солдатскую.шинель, сунули в руки автомат... Подали каску, он нахлобучил ее задом наперед... В мешковатой шинели, в черных очках, с автоматом, который он держал наподобие лопаты или весла, толстяк выглядел клоуном на арене цирка. Разумеется, командир дивизии – полковник Вальтер Аудизио – тут же опознал в ряженом «эсэсовце» бывшего диктатора. Муссолини был схвачен, и последнюю свою ночь он провел с Клареттой в грязном хлеву, на бедной крестьянской ферме.

Наутро полковник Аудизио приказал Муссолини собираться на расстрел, а Кларете он велел убираться ко всем чертям, ибо насчет этой женщины командование Сопротивления никаких решений не выносило. Но тут верная Петаччи, к удивлению всех мужчин, сама попросила полковника о смерти:

- Я хочу разделить с ним судьбу, - взмолилась она. - Если вы думаете его убить, убейте и меня.

Полковник лишь сухо пожал плечами – патронов на шлюху диктатора у него всегда хватит. Но Муссолини грубо оттолкнул ее:

- Идиотка, зачем тебе умирать вместе со мной?!

Она не ответила, лишь крепко схватив его за руку.

«Муссолини повиновался без малейшего протеста, - много лет спустя вспоминал этот день полковник Вальтер Аудизио. - Он превратился в усталого, неуверенного в себе старика. Походка его была тяжелой, шагая, он слегка волочил правую ногу. При этом бросалось в глаза, что молния на одном сапоге разошлась. Затем из машины вышла Петаччи, которая по собственной инициативе поспешно встала рядом с Муссолини, послушно остановившимся в указанном месте спиной к стене. Прошла минута, и я вдруг начал читать смертный приговор военному преступнику Муссолини Бенито: Мне кажется, Муссолини даже не понял смысла этих слов: с вытаращенными глазами, полными ужаса, он смотрел на направленный на него автомат. Петаччи обняла его за плечи. Что касается его, то он не произнес ни слова: не вспомнил ни имени сына, ни матери, ни жены. Из его груди не вырвалось ни крика, ничего. Я нажал на курок, и - на тебе! - автомат заклинило. Я подергал затвор, вновь нажал курок, но с тем же результатом. Гвидо (помощник полковника. – Авт.) поднял пистолет, прицелился, но - вот он рок! - выстрела не последовало. Казалось, что Муссолини этого не заметил. Тот, кто считал себя «львом», превратился в кучу дрожащего тряпья, не способного ни к малейшему движению. Он не замечал даже присутствия той, которая была его женщиной...»

Тогда к полковнику Аудизио подбежал комиссар «гарибальдийцев» и отдал ему свой автомат. Муссолини словно очнулся и, держась руками за лацканы пиджака, произнес: «Целься мне в грудь».

«Я выпустил пять выстрелов, - писал полковник. - Муссолини, опустив голову на грудь, медленно сполз вдоль стены. Петаччи, потеряв рассудок, странно дернулась в его сторону и упала ничком на землю, тоже убитая».

[64573733_8.jpg]

На следующий день тела казенных перевезли в Милан и подвесили вверх ногами на всеобщее обозрение. «Ее глаза были открыты, - вспоминал один из очевидцев. – Лицо выглядело кротким и умиротворенным. Казалось даже, что она чему-то улыбается...»

[MEDIA]

[MEDIA]

[Newsru.com]

http://www.newsru.com/world/12oct2015/mussolini.html

Бенито Муссолини

Знаменитый вождь итальянского фашизма Бенито Муссолини лишился звания почетного гражданина городка Салорно на севере Италии в немецкоязычной провинции Больцано, или Южный Тироль. Власти коммуны, жители которой подверглись притеснениям после прихода к власти фашистов, по прошествии 91 года решили, что пришло время оставить дуче без высокого статуса.

Муссолини был объявлен почетным гражданином Салорно в 1924 году, спустя шесть лет после того, как Италия аннексировала Южный Тироль у Австро-Венгерской империи в результате Первой мировой войны. Документ о присвоении статуса публикует агентство ANSA.

Как отмечает The Local.it, решение городских властей оставить Муссолини без звания почетного гражданина повторяет аналогичные шаги других городов в Больцано, которые пытаются искоренить любые напоминания о власти фашистов в их истории.

Кроме того, в апреле 2014 года город Пьемонт в провинции Турин также отозвал почетное гражданство лидера итальянских фашистов. Этот шаг спровоцировал протест ряда партий, в том числе возглавляемой экс-премьером Сильвио Берлускони правой партии "Вперед, Италия".

Как пояснил изданию Il Fatto Quotidiano представитель сепаратистской партии "Свобода Южного Тироля" Стефан Зельгер, "фашизм - очень болезненная глава в истории Южного Тироля". Спустя несколько лет после присоединения провинции к территории Италии режим Муссолини начал его активную итальянизацию. Южный Тироль стали заселять этническими итальянцами, запретили немецкий язык в школах и в работе госслужб, начали заставлять людей менять свои имена на итальянские аналоги.

После подписания германо-итальянского договора о союзе и дружбе ("Стальной пакт") в мае 1939 года перед жителями аннексированной провинции встал непростой выбор. Им предлагалось либо остаться в Южном Тироле, смирившись с насильственной итальянизацией, либо переехать в нацистскую Германию, отказавшись от итальянского гражданства.

Хотя большинство предпочло покинуть Италию, Вторая мировая война отчасти помешала этим планам. В результате многие семьи оказались разделенными, а те, кому удалось перебраться в Германию, зачастую считали оставшихся изменниками.

В 1950-е годы возникло движение за независимость Южного Тироля, подпольная часть которого была представлена "Комитетом освобождения Южного Тироля" (BAS). Комитет организовал серию террористических актов. В результате Австрия официально подняла в ООН вопрос о притеснении этнических немцев со стороны правительства Италии.

Начало урегулирования межэтнического конфликта связано с соглашением между Италией и Австрией, подписанным в 1969 году. В соответствии с документом в 1972 году регион был разделен на две автономные провинции - италоязычную Тренто и немецкоязычную Больцано (Южный Тироль). Обеим территориальным единицам были предоставлены широкое самоуправление и существенные налоговые преференции.

В 1992 году Австрия после специальных дебатов в парламенте заявила о "закрытии вопроса Южного Тироля". Соответствующий меморандум был подписан представителями Австрии и Италии в ООН.

Тем не менее даже сейчас в регионе порой звучат призывы к отделению от Италии.

19

[Совершенно секретно]

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article15380.htm
Воскресенье, 5 января 2014

2013-12-26

Фын Си - по-китайски "Западный ветер" - один из псевдонимов Иосифа Сталина, который он использовал в переписке с китайскими коммунистами. О роли Сталина в становлении Мао Цзэдуна как политика, их отношениях во время гражданской войны и начала строительства Нового Китая повествует историк Алексей Волынец в цикле статей, приуроченных к 120-летию Великого Кормчего.

В декабре 1920 года бывший крупный чиновник Абрам Ходоров передал 20 тысяч серебряных долларов преподавателю Пекинского университета Сергею Полевому. В современных ценах эта сумма тянет примерно на миллион долларов. Ходоров был не только деятелем разогнанного большевиками временного правительства, но и одним из лидеров меньшевиков в РСДРП. В 1917 году он был едва ли не самым убежденным противником фракции Ленина, но с 1919 года, насмотревшись на действия Колчака и интервентов в Сибири и Дальнем Востоке, пришел к выводу, что большевики являются единственной разумной альтернативой для России в пост-революционных условиях. Бежавший от Колчака в Китай Ходоров с 1919 года был здесь по сути неформальным представителем советского Наркомата иностранных дел и советской политической разведки.

Получивший 20 тысяч тех полновесных долларов Сергей Александрович Полевой был профессиональным востоковедом – знал китайский, маньчжурский, монгольский, корейский и японский языки. В главном университете Китая Полевой преподавал русский язык и литературу. Но кроме всего прочего Полевой был кадровым офицером ещё царской русской военной разведки, главной задачей которого была работа с территории Китая против Японии (надо отметить, что после поражения 1905 года русские военные предприняли немало усилий по подготовке кадров против этого главного вероятного противника России на Дальнем Востоке). Наблюдая, как белые дружно ложатся под японцев, Полевой пошёл на сотрудничество с большевиками, которых – вполне справедливо – посчитал единственной силой, способной тогда восстановить единство России вообще и на Дальнем Востоке в частности.

Переданные через Ходорова 20 тысяч долларов (весьма крупная по тем временам сумма, на неё с учетом местных расценок можно было нанять на год целый полк китайской армии) Полевой потратил на создание и организационно-пропагандистскую деятельность первых коммунистических кружков в китайских университетах на протяжении 1920-21 годов.

Профинансированный советскими спецслужбами разведчик еще царского Генерального штаба Полевой тогда работал с будущим первым лидером Компартии Китая Ли Дачжао. Профессор Ли заведовал библиотекой Пекинского университета и как раз нанял на подсобную работу в библиотеке 27-летнего «вечного студента» Мао Цзэдуна, того самого.

Начало целенаправленной советской политики в Китае можно отсчитывать от так называемой «ноты Карахана» (август 1919 года), когда заместитель наркоминдела РСФСР Л.М.Карахан декларировал отказ Советской России от прежней империалистической политики, безвозмездный отказ от экстерриториальных концессий и иных полуколониальных привилегий, которые имели на территории Китая «великие державы».

Впрочем, наиболее радикальные «интернациональные» положения данной ноты, а именно - безвозмездный отказ от российских прав на КВЖД, были достаточно быстро скорректированы в пользу политики, куда больше учитывающей политические и экономические интересы вновь созданного советского государства. Эту тенденцию в середине 20-х гг. недвусмысленно и ёмко выразил Л.Д.Троцкий, высказав, что именно интернациональные убеждения не позволяют ему требовать от русских рабочих безвозмездно подарить созданную ими КВЖД китайским крестьянам.

Собственно, советско-китайские дипломатические отношения оживились после окончания Гражданской войны, когда РСФСР и «буферная» ДВР, играя на противоречиях США, Японии и Китая добились ухода иностранных интервентов (в т.ч. и китайских) с территории российского Дальнего Востока.

Антиимпериалистическая политика СССР вызвала в полуколониальном Китае, униженном «великими державами», достаточно заметную симпатию. А прежнюю империалистическую экспансию сменила куда более динамичная экспансия идеологическая – в полуфеодальном, нищем Китае левые и марксистские идеи, особенно в их радикальном «русском» выражении, нашли достаточно много искренних сторонников. Как писал позднее Мао Цзэдун о своих политических исканиях молодости: «Идти по пути русских – таков был вывод».

Деньги Коминтерна – большие для отдельного человека, но весьма скромные в международных масштабах – упали на благодатную почву и были израсходованы очень эффективно. Уже в 1921 году при прямой идеологической и организационной поддержке Коминтерна на базе отдельных марксистских кружков была основана Коммунистическая партия Китая. Одновременно советское правительство поддержало «китайских народников» - партию Гоминьдан известного революционера Сунь-Ятсена, начав военную, экономическую и организационную помощь его правительству на Юге Китая в Кантоне (Гуанчжоу).

В середине 20-х годов при самом активном участии советских военных специалистов была создана Народно-Революционная Армия, совершившая в 1926-27 гг. победоносный «Северный поход», спланированный Василием Блюхером. Впрочем, главком НРА Чан Кайши (Цзян Чжунчжэн), ставший в результате данного похода номинальным объединителем Китая, достаточно быстро вступил в вооружённую конфронтацию с китайскими коммунистами. Наньчанское восстание 1 августа 1927 г. коммунистических войсковых частей против Чан Кайши также было начато при участии советских представителей и привело к более чем 20-летней гражданской войне между Гоминьданом и Гунчанданом (КПК, Компартией Китая).

Таким образом, можно констатировать, что СССР (через НКИД, Коминтерн и Разведупр РККА) стоял у истоков становления двух основных политических сил Китая, сыгравших основную роль в китайской истории ХХ века и до сих пор обладающих государственной властью на Тайване (Гоминьдан) и в континентальном Китае (КПК).

В середине 20-х годов ХХ века Китай некоторое время рассматривался в СССР как один из основных «локомотивов» скорой мировой революции. В 1925 г. в Москве было создано уникальное учебное заведение, ранее не имевшее аналогов в мировой политике, - Коммунистический университет трудящихся Китая (КУТК) имени Сунь Ятсена, готовивший, выражаясь современным языком, менеджеров, пиарщиков и полевых командиров для китайской революции. В стенах этого учреждения прошли обучение многие будущие лидеры Китая и немало детей тогдашней китайской элиты, ориентировавшейся в 20-е гг. на СССР.

С конца 1927 г. СССР поддерживал китайских коммунистов, ведущих повстанческую борьбу против Чан Кайши и иных китайских милитаристов. В ходе данной войны была создана Китайская Красная Армия (будущая НОАК) и т.н. «советские районы Китая».

Именно в ходе этой войны выдвинулся и был замечен Сталиным будущий лидер КПК и КНР Мао Цзэдун.

Лидеры СССР и будущей КНР, они же лидеры ВКП(б) и КПК, до декабря 1949 г. никогда лично не встречались, но были весьма неплохо заочно осведомлены друг о друге на протяжении четверти века. Сталин, ещё будучи наркомом по делам национальностей, с начала 20-х гг. занимался советской политикой в Китае, а с середины 20-х гг. уже стал одним из основных создателей этой политики.

Мао Цзэдуна заметили в Москве после публикации в коминтерновском журнале «Революционный восток» («Журнал научно-исследовательской организации при Коммунистическом университете трудящихся Востока им. И. В. Сталина») №2 за 1927 г., где было опубликовано объёмное исследование будущего лидера КПК над названием «Крестьянское движение в Хунани». Мао в середине 20-х гг. занимался в КПК именно крестьянским вопросом. Китай был страной еще более крестьянской и аграрной, чем Россия начала ХХ века; и для советских марксистов именно в Китае возникала масса практических и теоретических проблем, на которые не давало ответа европоцентричное наследие Маркса. Поэтому склонный к философским обобщениям практик китайского крестьянского вопроса был отмечен в Москве как перспективный теоретик и пропагандист КПК.

Но Сталин окончательно выделил Мао из общей массы лидеров КитКомпартии в конце 20-х гг., когда философ и теоретик, после устроенной гоминьдановцами жестокой резни коммунистов и ряда провальных коммунистических восстаний, оказался умелым и удачливым партизанским командиром. Среди русских и китайских коммунистов 20-30-х годов было немало талантливых теоретиков и пропагандистов, еще больше было решительных и умелых полевых командиров. Но вот людей, счастливо совмещавших в себе обе таких диаметральных ипостаси, даже среди этой незаурядной плеяды было немного. Сталин, сам способный организовать ограбление банка и написать философскую работу, хорошо понимал, что именно такой человек имеет все шансы сталь лидером и среди пропагандистов-теоретиков и среди полевых командиров-атаманов. Что в итоге и произошло с Мао в течении ряда лет (естественно, не без упорной и жестокой борьбы за лидерство).

Поэтому Сталин в начале 30-х годов внимательно наблюдал за продвижением Мао и его участием во внутрипартийной борьбе в КПК (которая порой была не менее жестокой, чем война коммунистов с армией и спецслужбами Гоминьдана). Сталин достаточно последовательно охлаждал все попытки обучавшихся в СССР лидеров КПК «съесть» этого никогда не покидавшего Китая партизанского командира. Кстати, это постоянное присутствие Мао в Китае, среди борющихся масс, также выгодно отличало его в глазах Сталина (самого куда больше пребывавшего в тюрьме и ссылке, чем в эмиграции) от иных лидеров КПК, зачастую дольше живших на коминтерновских объектах в Москве, чем в горах и лесах Китая.

Надо отметить, что Сталин, опираясь на аналогичный опыт ВКП(б), достаточно философски воспринимал внутреннюю борьбу и политические ошибки в КПК: «Было бы смешно думать, что китайская компартия может стать настоящей большевистской партией, так сказать в один присест, на основании директив Коминтерна. Стоит только вспомнить историю нашей партии, прошедшей через ряд расколов, отколов, измен, предательств и т.д., чтобы понять, что настоящие большевистские партии не рождаются в один присест».

С начала 30-х годов политика СССР в Китае всё больше определяется растущей угрозой японской экспансии. Особенно после оккупации Японией территории Маньчжурии внутренняя политика Китая рассматривается в Москве уже не с точки зрения немедленной «мировой революции», а с точки зрения безопасности границ и интересов СССР на Дальнем Востоке.

Именно поэтому СССР и Сталин в буквальном смысле этого слова спасают жизнь основному врагу китайских коммунистов Чан Кайши во время т.н. «сианьского инцидента», когда в декабре 1936 г. этот ведущий лидер Китая был арестован рядом антияпонски настроенных китайских генералов, вошедших в союз с КПК. Через Коминтерн китайской Компартии и лично товарищу Мао директивно навязывается идея освобождения Чан Кайши и заключения с ним антияпонского союза – т.н. политика «Единого антияпонского фронта».

Данное решение Сталина представляется абсолютно обоснованным с точки зрения безопасности СССР – смерть Чан Кайши, бывшего пусть во многом номинальным, но тогда единственным бесспорным общекитайским лидером, скорее всего привела бы к очередному витку разнообразных гражданских войн и еще большему распаду Китая, что в тот момент было выгодно исключительно Японской империи, активизировавшей свою экспансию в континентальном Китае. Ни СССР, ни тем более китайские коммунисты или отдельные китайские генералы не смогли бы тогда успешно противостоять полномасштабной японской аннексии Китая. А полностью подчинившая Китай Японская империя стала бы смертельной опасностью для советского Дальнего Востока.

В то же время, по оценке Сталина, китайский-«великоханьский» националист Чан Кайши, при всём своём антикоммунизме и манёврах в отношении японской политики, меньше всего стремился подчиниться Японии и подчинить ей Китай, бесспорным патриотом которого он являлся (будучи при этом ещё большим «патриотом» собственного властолюбия).

Результатом данной советской политики стало сохранение в Китае власти Чан Кайши, который в итоге общего хода событий вынужден был вступить в полномасштабную войну с Японией. При этом во время японо-китайской войны, СССР с 1937 по 1941 годы оказал Китаю беспрецедентную военную и техническую помощь.

21 августа 1937 г. СССР и Китайская Республика подписали Договор о ненападении. В официальной переписке высшие лидеры СССР и Китая порой именовали друг друга соответственно «товарищ Сталин» и «товарищ Чан Кайши». В Китай в самый критический момент японского наступления в значительных объемах поставлялось советское вооружение, боеприпасы и стратегические материалы. Количество советских военных специалистов и военных советников, порой осуществлявших непосредственное руководство боевыми действиями, измерялось тысячами человек. Советские лётчики осуществляли авиационное прикрытие китайских войск, совершали авианалёты на Тайвань и даже демонстрационный пропагандистский налёт на Токио (первый в истории Японии).

Заметный процент будущих советских военачальников Великой Отечественной Войны получил боевой опыт именно в Китае; японо-китайская война была единственным полномасштабным военным конфликтом с первоклассным военным государством, в котором приняли участие советские специалисты до 1941 года. Опыт войны в Китае (перманентная мобилизация, эвакуация промышленности, организация широкомасштабной партизанской деятельности на оккупированной территории и т.п.) был с куда большим успехом и масштабом применён СССР в 1941-45 гг.

Результатом указанной выше советско-китайской политики стало увязание японской сухопутной армии в затяжной войне на огромном пространстве континентального Китая. Япония уже не могла ни победить в этой войне, ни заключить приемлемый для своих имперских амбиций мир. Это, наряду с успехом советских войск в конфликте на Халхин-Голе, способствовало снятию непосредственной военной угрозы для СССР с Востока накануне начала Великой Отечественной Войны. И этот итог, безусловно, является лучшей оценкой для всей советской политики в Китае в 20-30-е гг. ХХ века.

Весь период антияпонской войны 1937-41 гг. китайские коммунисты во исполнение советских директив формально признавали общенациональное лидерство Гоминьдана и его главы Чан Кайши, используя военную обстановку для укрепления собственных вооруженных сил и расширения своих баз на оккупированных японцами территориях. Фактически Чан Кайши и Мао Цзэдун, ставший к концу 30-х гг. безальтернативным лидером КПК, соблюдали по отношению друг к другу вооруженный нейтралитет, порой прерываемый военными столкновениями большего или меньшего масштаба.

Формальным итогом советской политики в Китае накануне Великой Отечественной Войны стало подписание в конце апреля 1941 года советско-японского пакта о нейтралитете. СССР окончательно гарантировал безопасность своих восточных границ, при этом сохранил свободу рук в Китае. Надо отметить, что данный пакт непосредственно затрагивал интересы Китая, поскольку Япония и СССР в нём де-факто признавали существование МНР (просоветской Монголии) и Маньчжоу-Го (прояпонской «Маньчжурской империи») – Китайская Республика не признавали ни МНР, ни Маньчжоу-Го, считая их своими провинциями.

В годы Великой Отечественной Войны СССР проводил весьма осторожную политику в Китае, направленную прежде всего на сохранение японского нейтралитета. При этом военная помощь оказывалась Китаю до конца 1941 года, а последние военные советники из СССР покинули Китай лишь к лету 1943 года (герой Сталинграда, будущий Маршал Советского Союза В.И.Чуйков поехал в Поволжье прямо с поста Главного военного советника в Китае весной 1942 г.). Впрочем, устойчивость чанкайшистского Китая в антияпонской войне с начала 1942 г. обеспечивалась уже США, которые после Пирл-Харбора вынуждены были сменить СССР в дорогостоящем и хлопотном деле снабжения воюющего Китая.

Кстати, СССР, стремясь не провоцировать японский нейтралитет и не усиливать чрезмерно Чан Кайши, до 1945 г. под разными организационными предлогами так и не допустил транзита американских и английских военных грузов для Чан Кайши через свою территорию.

Достаточно непростыми были отношения СССР и Компартии Китая в период Великой Отечественной войны, этому способствовали как объективные, так и субъективные причины. Еще в конце 30-х годов КПК и её лидер Мао Цзэдун настороженно реагировали на сближение Советского Союза с Чан Кайши, опасались, что значительная военная помощь СССР будет использована Гоминьданом против КПК. В силу военных сложностей СССР в начальный период войны 1941-45 гг. были ослаблены связи Москвы и Янъани, «столицы» китайских коммунистов. Поражения начального периода войны с Германией поколебали авторитет СССР в глазах лидеров КПК. Одновременно, китайские коммунисты установили достаточно регулярные отношения с работавшими на территории Китая представителями вооруженных сил, разведки и дипломатии США, американские представители были готовы работать с любыми антияпонскими силами в Китае, даже с «идеологическими противниками».

Тем не менее, с середины 30-х годов уже ставший лидером КПК Мао регулярно и практически непрерывно поддерживает связь со Сталиным. С начала 40-х годов Мао превращается уже в безальтернативного и общепризнанного главу Китайской Компартии (что, однако, ещё не означает его безраздельную и абсолютную власть в партии), а его секретные контакты со Сталиным через шифрованную радиосвязь советской разведки становятся всё более интенсивными.

Сам Сталин к тому времени считал КПК, закалившуюся в 20-летней вооруженной борьбе и создавшую мощную армию, «настоящей большевистской партией», а её лидера Мао - одним из наиболее выдающихся коммунистических лидеров за пределами СССР.

После победного для сталинского СССР 1945 года военная победа китайских коммунистов в Китае всё ещё не казалась ни близкой, ни даже возможной. Более того, сам Мао Цзэдун в то время предполагал что давнее соперничество КПК и Гоминьдана продлится еще долго, возможно не один десяток лет. Таким образом, для Сталина и СССР Чан Кайши все еще оставался единственным и безальтернативным лидером общекитайского масштаба.

Соперник Мао генералиссимус Чан Кайши в глазах Сталина (да и в объективной реальности) был безусловным китайским националистом, т.е. был готов бороться не только с советским или японским, но и чрезмерным американских влиянием на территории Китая. Таким образом, имелась реальная возможность появления на границах с СССР нейтрального Китая, свободного от заметного влияния каких либо сверхдержав. Нейтральный Китай в те годы не мог представлять для СССР какой-либо военной или иной опасности, и в ближайшей исторической перспективе представлял бы спокойного и в экономическом плане выгодного соседа. Для ослабленного войной СССР это было выгодно, во всяком случае, куда выгоднее, чем втягивание в непредсказуемую на момент 1945-46 гг. китайскую гражданскую войну.

Что немаловажно, нейтральная по отношению к СССР политика чанкайшистского Китая могла быть обставлена надежными гарантиями в лице китайских коммунистов. КПК к 1946 г. имела не только весомый политический авторитет в Китае, была второй после Гоминьдана общекитайской политической силой, но и опиралась на серьёзную вооруженную силу (которая хотя и значительно уступала армии «национального правительства», но всё же надежно гарантировала китайских коммунистов от резни, которую с подачи Чан Кайши устроили не имевшим армии коммунистам в 1927-28 гг. китайские феодалы, компрадоры и милитаристы). Дружественные и поддерживаемые СССР китайские коммунисты были бы для Сталина надежным средством внутреннего давления на Чан Кайши. Одновременно, в условиях постоянного политического противостояния с Гоминьданом, КПК оставалась бы безусловным надёжным союзником СССР.

Именно по этим причинам Советский Союз поддержал послевоенные инициативы США по «демократизации» Китая. У США были свои причины для такой политики. За годы Тихоокеанской войны они накопили достаточно противоречий с непредсказуемым и упрямым националистом Чан Кайши и были готовы несколько ослабить его диктатуру коалиционным «демократическим» правительством. Одновременно за годы войны Мао Цзэдун сумел создать в глазах заметной части американской политической общественности образ КПК, как независимой от Москвы крестьянской партии, ратующей едва ли не за демократические «фермерские» идеалы эпохи Вашингтона и Джефферсона. К тому же КПК имела заслуженный имидж честно воюющей с напавшими на США японцами, что выгодно отличало китайских коммунистов в глазах американцев от Чан Кайши, который вечно вымогал гигантскую помощь (старательно разворовываемую его коррумпированной кликой) и столь же старательно уклонялся от активных наступательных действий против японцев. Наиболее практичные американские политики рузвельтовского курса были готовы развивать отношения с китайскими коммунистами не смотря на их «неполиткорректное» наименование.

Таким образом, к 1946 году существовали предпосылки для появления «нейтрального» Китая. И США и СССР по разным причинам и с зачастую противоположными целями приложили немало усилий для предотвращения гражданской войны между ГМД (Гоминьданом) и КПК. При этом США продолжали оказывать поддержку (в т.ч. военную помощь) Чан Кайши, а СССР на территории временно занятой советскими войсками Маньчжурии начал активную помощь КПК.

К моменту капитуляции Японии основная масса вооруженных сил Чан Кайши (свыше четырех миллионов человек) находилась в южных районах Китая. Вооруженные силы КПК (по самым оптимистичным подсчётам около миллиона человек) находились в северных провинциях. Помимо куда меньшей численности, военные соединения КПК представляли собой полупартизанские формирования, в то время как войска Чан Кайши были регулярной армией, включавшей несколько десятков дивизий, подготовленных американскими офицерами и вооруженных современным американским оружием (включая тяжелое вооружение и бронетехнику).

Надо отметить, что в 1941-45 гг. военные столкновения различной интенсивности происходили между войсками КПК и ГМД достаточно регулярно. Войска ГМД периодически пытались разоружать и блокировать коммунистические районы, а партизаны КПК в японском тылу успешно истребляли или переподчиняли себе любые остатки чанкайшистской администрации.

Уже 23 августа 1945 г. начальник Генштаба Чан Кайши генерал Хэ Инцинь издал директиву для капитулировавших японских войск, в которой запретил им сдавать оружие войскам китайских коммунистов. Обе соперничающие стороны, и ГМД и КПК, пытались как можно скорее перебросить свои части на северо-восток Китая, прежде всего в богатую, промышленно развитую Маньчжурию. Именно в ходе такой переброски войск, когда обе стороны стремились как можно раньше занять оставшиеся после японцев территории, в начале октября 1945 г. и начались первые крупные боестолкновения между войсками КПК и ГМД.
Продолжение следует

[Алексей Волынец]

http://apn-spb.ru/publications/article15522.htm
Четверг, 13 февраля 2014

Фын Си - по-китайски "Западный ветер" - один из псевдонимов Иосифа Сталина, который он использовал в переписке с китайскими коммунистами. О роли Сталина в становлении Мао Цзэдуна как политика, их отношениях во время гражданской войны и начала строительства Нового Китая повествует историк Алексей Волынец в цикле статей, приуроченных к 120-летию Великого Кормчего.

СССР по понятным причинам активно, хотя и скрыто поддержал на территории занятой им Маньчжурии китайских коммунистов. Уже 15 сентября 1945 г. в «столицу» КПК Яньань прибыл советский самолёт, чтобы доставить в Маньчжурию первых представителей руководства КПК. Вскоре политическое и военное руководство коммунистами на территории Маньчжурии стали осуществлять видные деятели КПК Гао Ганн и Линь Бяо (кстати, оба в последствии в разное время и по разным причинам были обвинены в просоветских симпатиях и погибли в ходе внутрипартийной борьбы).

Советское командование открыло для войск КПК все пути и имевшиеся транспортные возможности для быстрейшей переброски войск КПК в Маньчжурию – к концу 1945 г. здесь была сформирована и вооружена преданным СССР трофейным японским оружием 100-тысячная так называемая «Объединённая Демократическая Армия» под командованием Линь Бяо, к весне 1946 г. она уже будет насчитывать свыше 300 тысяч бойцов, затем на её базе будет развернута почти миллионная группировка. Для комплектовании были использованы даже бывшие военнослужащие марионеточной «Маньчжоу-Го».

В сентябре-ноябре 1945 г. советское командование передало китайским коммунистам практически все военные трофеи квантунской армии: 327877 винтовок и карабинов, 5207 пулеметов, 5219 артиллерийских орудий и миномётов, 743 танка и бронемашины, 612 самолётов, 1224 автомашины и трактора, были переданы значительные объемы боеприпасов, радио-телефонного и сапёрного оснащения. Войскам КПК были также переданы суда Сунгарийской речной флотилии.

Здесь надо отметить, что, не собираясь форсировать гражданскую войну в Китае, СССР в конце 1945 г. ограничил свою военную помощь КПК исключительно передачей японских трофеев. Советское вооружение в тот период и до конца 1946 г. войскам КПК не поставлялось. В то же время США не прекратили массированную военную помощь Чан Кайши – только с октября 1945 г. по июль 1946 г. США, помимо артиллерийского и стрелкового вооружения, передали Чан Кайши 800 военных и транспортных самолётов, 200 военных судов, 12000 грузовых автомашин. К середине 1946 г. количество обученных и вооруженных американцами гоминьдановских дивизий достигло 57 общей численностью в 747 тысяч человек. С 21 августа 1945 г. чанкайшистский Китай оставался единственной страной в мире, в которую шли поставки по «ленд-лизу».

На начало 1946 г. объём американской военной помощи ГМД заметно превышал аналогичную советскую помощь КПК. Кстати, советское командование в дипломатических целях запретило коммунистическим частям входить в те города, где располагались советские военные комендатуры, что вызвало массу недоумения и возмущения у красных полевых командиров, далёких от тонкостей международной политики.

Стремясь усилить КПК и одновременно обезопасить свои границы и свою зону влияния, СССР всячески препятствовал переброске войск ГМД в Маньчжурию – для этого выдвигались дипломатически безупречные, но фактически издевательские причины. Железнодорожные пути бывшей КВЖД для войск Чан Кайши были блокированы со ссылкой на соответствующий советско-китайский договор, который предусматривал исключительно гражданское использование дороги. По аналогичным причинам не были допущены в крупнейший порт Дальний американские транспортные суда с войсками ГМД. Американцы предоставили Чан Кайши свою транспортную авиацию – советские части тут же оставили большинство аэродромов в Маньчжурии, которые немедленно заняли части КПК.

Подобная политика СССР способствовала не только необходимому усилению КПК на северо-востоке Китая, но и тому, что правительство Чан Кайши официально обратилось к СССР с просьбой отсрочить вывод своих войск из Маньчжурии на несколько месяцев (Чан Кайши явно предпочитал видеть в Маньчжурии войска СССР, связанные международными обязательствами, а не безраздельное господство КПК). Впрочем, с 15 января 1946 г. СССР возобновил вывод своих войск. Всё это не помешало гоминьдановцам и иным китайским националистам развернуть в Китае компанию протеста по поводу вывоза СССР из Маньчжурии японского промышленного оборудования. В этом деле их активно поддерживали дипломаты и средства массовой информации США. Советский Союз невозмутимо заявил, что данное имущество – законные военные трофеи.

Одновременно с военными маневрами, «гонкой вооружений» и всё нараставшей интенсивностью боёв между ГМД и КПК, в 1-й половине 1946 г. шли попытки «демократизации». Под нажимом СССР и США 27 декабря 1945 г. во временной столице Китая Чунцине начались переговоры между КПК и ГМД. 10 января 1946 г. там же открылась первая сессия т.н. Политического консультационного совета – временного правящего органа «демократического» Китая. Данный совет состоял из 38 делегатов, из них 8 представляли Гоминьдан, 7 – КПК, остальные делегаты по двое или по одному представляли многочисленные более мелки политические партии и организации Китая. 31 января 1946 г. Чан Кайши публично и торжественно продекларировал отказ от однопартийной системы в Китае.

Одновременно с этими событиями и сразу после Московского совещания в Москве прошли две встречи Сталина с личным представителем Чан Кайши, которым выступал его старший сын Цзян Цзинго (проживший в СССР 12 лет, бывший член ВКП(б), в совершенстве владевший русским языком и счастливо женатый на русской женщине). Две продолжительные беседы Сталина и Цзиян Цзиного состоялись 30 декабря 1945 г. и 3 января 1946 г. Из анализа опубликованных материалов данных встреч, можно сделать вывод о серьезности намерений Сталина видеть по соседству с СССР «демократический» Китай, свободный от преобладающего влияния США и с легально действующими сильными местными коммунистами.

Такие «прямые» переговоры Сталина и Чан Кайши вызвали достаточно нервную реакцию руководства КПК и лично Мао. Правительство СССР уже в январе 1946 г. направило лидерам КПК недвусмысленные объяснения: «Советское правительство выступает за прекращение гражданской войны, за мирное урегулирование внутренних проблем Китая самими китайцами без иностранного вмешательства». От имени ВКП(б) было дано несколько более откровенное объяснение, в том духе, что ЦК ВКП(б) «считает, что Компартии Китая не следует думать о советизации, а необходимо со всей решительностью сосредоточится на предотвращении гражданской войны и добиваться согласия Чан Кайши на осуществление демократизации. Если КПК не прекратит гражданской войны, то американские войска и авиация смогут подавить её наступление, поэтому следует в полной мере учитывать американский фактор».

Как видим, американский фактор в Китае оказывал всё более нарастающее влияние на советскую политику в Китае. Здесь необходимо отметить, еще один крайне значимый для СССР момент, который уже в конце 40-х годов откровенно осветил генерал ВВС США Ченнолт, командовавший в 1942-45 гг. авиацией США, базировавшейся в Китае: «Вся русская промышленность к востоку от Уральских гор может подвергнуться с аэродромов, построенных для американцев в прошлую войну в Чэнду, Сиани, Ланьчжоу. Действуя с этих баз и десятков других, расположенных в Северном Китае, можно прервать тонкую нить коммуникаций между Восточной и Западной Сибирью с помощью даже небольших военно-воздушных сил… Такова ставка, ради которой мы ведём игру в Китае».

С учётом имевшейся тогда монополии США на ядерное оружие и тотального превосходства американской стратегической бомбардировочной авиации, можно понять, почему СССР так напряженно реагировал на более чем 100 тысяч военнослужащих США, находившихся на территории Китая. В условиях возможной «третьей мировой» с применением ядерного оружия, проамериканский Китай, протянувшийся на 4 380 км вдоль «мягкого подбрюшья» СССР, представлял для нашей страны смертельную опасность и давал американским силам куда большую возможность для манёвра, чем относительно маленькая островная Япония и южная оконечность Корейского полуострова.

Единственной в те годы возможностью минимизировать данные угрозы было отодвинуть линию развертывания американских войск и авиации как можно дальше от границ собственно СССР. Если это не получалось предпочтительным путём «демократизации» Китая и обеспечения его нейтральной политики, то делать это надо было любой ценой, даже рискованным и непрогнозируемым путём гражданской войны в Китае.

Таким образом, перерастание нового военного конфликта ГМД и КПК в полномасштабную гражданскую войну было спровоцировано всеми четырьмя участниками данной «большой игры» за Китай: Чан Кайши, США, Мао и СССР Сталина.

Чан Кайши не доверял СССР и справедливо видел в КПК единственную в Китае силу, способную хотя бы гипотетически отнять у него страну и власть (никакие другие силы после 1945 г. в Китае не представляли для него смертельной опасности). В США после смерти Рузвельта возобладала линия на мировое господство, вкупе с максимально возможным ограничением влияния СССР даже путём ядерной войны (вспомним, что в марте 1946 г. Черчилль, превратившийся по итогам мировой войны из партнёра в вассала США, уже произнёс свою знаменитую речь в Фултоне). Это подкреплялось обоснованной верой элиты США в собственные неограниченные экономические и военные возможности.

КПК в лице Мао Цзэдуна, хотя и опасалась военного превосходства ГМД, но не верила в возможность «демократического» сосуществования с Чан Кайши, да и не желала такого сосуществования. В то же время «председатель Мао» верил в свою возможность вести повстанческую войну сколь угодно долго, и эта война была для него политически комфортнее возможного политического «сожительства» с Гоминьданом.

Позиция СССР диктовалась «геополитическим» раздвоением - с одной стороны, после победы во Второй Мировой страна приобрела невиданные ранее военные и внешне-политические возможности, с другой стороны, была предельно ослаблена, практически надорвана прошедшей войной. И любая угроза новой войны, тем более ядерной со стороны такого могущественного противника как США, заставляли Сталина реагировать на стратегическое развитие обстановки у своих границ нервно и решительно.

Таким образом, полномасштабная гражданская война в Китае становилась неизбежной. И итог её был непредсказуем.

Последние советские войска, за исключением предусмотренного советско-китайскими договорами гарнизона на Ляодунском полуострове, покинули территорию Китая 3 мая 1946 г. Уже в апреле-мае 1946 г. на территории Маньчжурии развернулись полномасштабные бои между войсками ГМД и КПК. С учетом значительного численного и технического превосходства войск Чан Кайши регулярные силы КПК на первом этапе большой войны потерпели тяжелые поражения и оставили большую часть ранее контролируемых территорий. В северном Китае коммунисты оставили Яньань, бывшую 10 лет их неофициальной столицей – товарищу Мао пришлось вспомнить бурную партизанскую молодость. Кстати, переданные СССР коммунистам все трофейные боеприпасы японской квантунской армии закончились уже к лету 1946 г.

Чан Кайши, однако, так и не решился занять Харбин – американские аналитики настойчиво советовали ему, опасаясь непредсказуемой реакции СССР, не выходить непосредственно к советской границе. Более того, военные и политические эксперты из США советовали Чан Кайши вообще первоначально отказаться от операций в Маньчжурии и сосредоточится на уничтожении коммунистического влияния и баз в северном Китае. Сейчас, с учетом всех происшедший событий, этот план представляется достаточно разумным. Но Чан Кайши попытался проглотить сразу всё и вскоре завяз в войне, где условная линия фронта представляла собой какие-то головокружительные ленты Мёбиуса.

В июне 1946 г. Конгресс США принял закон о «военной помощи Китаю». В ноябре 1946 г. США с правительством Чан Кайши заключён масштабный договор «О дружбе, торговле и навигации». По данному договору США получали самые широкие права на территории Китая, напоминавшие европейские привилегии времён неравноправных договоров с Цинской империей XIX века. Наряду с этим договором США и правительство Чан Кайши заключили более 10 соглашений, в т.ч. соглашения об авиации, о сотрудничестве полиции, о пребывании войск США в Китае, о военно-морском флоте и др.

США получали на территории Китая многочисленные военные и военно-морские базы (например, в Циндао – база на морском побережье, контролировавшая выход из Порт-Артура в Тихий океан; или база в Урумчи в глубине Синьцзяна в 2500 км от морского побережья, откуда стратегической авиации США открывался доступ к Москве с восточного направления).

Таким образом, к концу 1946 г. уже не могло быть и речи о возможном нейтралитете чанкайшистского Китая. И с декабря 1946 г. СССР начинает регулярные поставки вооружения войскам КПК. Данные об этих поставках и в настоящее время не публиковались в открытой печати. В Маньчжурии, где ранее на базе китайских арсеналов японцами за годы оккупации была создана достаточно развитая военная промышленность, при помощи советских военных специалистов была воссоздана промышленная база по производству военной техники и вооружений. Впрочем, значительный объем носила и формально мирная помощь СССР силам КПК – фактически Советский Союз помог организовать и обеспечить все тыловые системы армии КПК: данные о поставках «мирной» продукции (автомашин, топлива, продовольствия, медикаментов, промышленного сырья и т.п.) опубликованы и дают весьма внушительный объём.

Министр внешней торговли СССР Меньшиков М.А. докладывал Сталину в январе 1950 г., что торговые отношения между СССР и «демократическими силами» Китая начаты с декабря 1946 г., данная «торговля» производилась в основном без участия денежных средств, на основе товарообмена. Таким образом, можно понять, что разорённый мировой войной СССР не «снимал с себя последнюю рубашку» в деле помощи КПК, но оказывал эту помощь на очень льготных и часто безвозмездных для китайской стороны условиях.

По сообщению министра Меньшикова в 1947 г. СССР поставил «демократическим силам» Китая оружия, оборудования, товаров и материалов на 151 млн.руб., в 1948 г. – 335,4 млн.руб., в 1949 г. – 420,6 млн. руб. По обменному курсу рубль тогда котировался выше американского доллара. Итого, около 907 млн. руб. или около 1,5 миллиарда долларов США. В те же годы общий объём помощи США режиму Чан Кайши составил 4,5 миллиарда долларов, т.е. в 3 раза больше.

Советские военные и технические специалисты, обладавшие после Второй мировой исключительной квалификацией, все годы гражданской войны оказывали КПК необходимую помощь. Например, фактически, весь железнодорожный транспорт в тылу КПК действовал под руководством советских специалистов, ранее командовавших железнодорожными войсками на советско-германском фронте. Всего в Китае с 1946 по 1950 гг. погибло, умерло от ран и болезней 936 советских граждан. Из них офицеров - 155, сержантов - 216, солдат - 521 и 44 гражданских специалиста.

При этом военное присутствие США в Китае было куда более масштабным – на начало 1948 г. свыше 100 тысяч солдат и матросов, на базах китайского побережья базировался 7-й американский флот (157 боевых вымпелов).

Все годы гражданской войны и СССР, и США официально поддерживали дипломатические отношения с обеими сторонами внутрикитайского конфликта, соблюдая все необходимые формальности: военно-бюрократическая диктатура Чан Кайши была официальным признанным правительством Китайской Республики, а военная власть КПК была некими «демократическими силами» и органами местного самоуправления.

1946 г. – год решительного наступления ГМД и поражения КПК, 1947 г. – год неустойчивого военного равновесия. В 1948 г. происходит перелом в гражданской войне, к концу года коммунисты полностью контролируют Маньчжурию и северный Китай. В 1949 г. начинается стремительное наступление частей НОАК (Народно-освободительная армия Китая, так китайская Красная Армия официально именуется с 1946 г.) на юг Китая, через Хуанхэ к Янцзы.

Не смотря на изначальное соотношение сил и соотношение помощи СССР и США сторонам конфликта, причины победы КПК и поражения ГМД можно кратко изложить следующим образом:

1) КПК, при всей острой внутрипартийной борьбе, представляла собой во внешнем мире монолитную политическую силу, в то же время этот «монолит» был в те годы способен привлекать и действовать в союзе с разными политическими силами, зачастую далёкими и даже враждебными коммунистическим идеям. ГМД представлял из себя куда более рыхлую структуру, а вся диктатура Чан Кайши, по сути, представляла собой полуфеодальную конфедерацию генералов.

2) За годы своей диктатуры ГМД растерял свой былой авторитет и в конце 40-х гг. уже никто в Китае не связывал с ним надежд на лучшее будущее. КПК давало надежду на это лучшее будущее сотням миллионов нищих крестьян, сочувствующей левым идеям интеллигенции и даже мелкой китайской буржуазии.

3) Полупартизанские войска КПК с их богатым партизанским опытом в специфических условиях гражданской войны оказались более устойчивым средством ведения вооруженной борьбы, чем оснащённые и организованные по американскому образцу гоминьдановские дивизии.

4) Одной из важнейших причин побед КПК стало наличие в коммунистических войсках не только опытных «полевых командиров», но и толковых «полевых менеджеров» - именно так можно назвать политкомиссаров КПК в китайских красных отрядах, в задачу которых входила не только политическая пропаганда, но и организация жизни и хозяйства на территориях, контролируемых красными партизанами и регулярными частями. За долгие годы гражданских войн и войны с японскими оккупантами эти «полевые менеджеры» накопили большой опыт эффективной деятельности такого рода, при чём в очень жестких условиях при крайней скудности ресурсов. К тому же они, фанатики коммунистической идеологии, в отличие от разложившихся госчиновников Гоминьдана, чьи нравы повергали в шок даже спекулянтов из США, имели фактически нулевой уровень коррупции и были готовы максимально эффективно использовать любую помощь. По этой причине эффективность более скромной по объёмам советской помощи перекрыла эффективность массированной помощи из США.

В январе 1949 г. Чан Кайши обращается к СССР за посредничеством в организации возможных переговоров с КПК о мире. Министр иностранных дел СССР А.Я.Вышинский отвечает китайскому послу в том духе, что Советский Союз, «неизменно придерживаясь принципов невмешательства в дела других стран, не считает целесообразным принять на себя посредничество», о котором просит правительство Чан Кайши. Кстати, у Сталина были подозрения, что из штаб-квартиры Мао Цзэдуна информация об этом запланированном отказе СССР ушла, и возможно целенаправленно, по агентурным каналам в США – Мао опасался, что СССР может принудить его к миру с Чан Кайши в разгар победоносного наступления, и чтобы сорвать это гипотетическое перемирие мог пойти и на несанкционированные контакты с США.

По мере приближения победы КПК нарастала необходимость личной встречи Мао и Сталина, для детального обсуждения будущих отношений между СССР и коммунистическим Китаем. Мао предполагал нанести такой секретный визит в Москву еще в 1948 г., но Сталин не был уверен в возможности сохранения такой поездки в абсолютной секретности (в т.ч. не был уверен, что этой секретностью, при необходимости, не пожертвует сам Мао).

По этой причине в январе-феврале 1949 г. в ставку Мао прибыл с визитом один из ближайших соратников Сталина заместитель председателя Совета Министров СССР и член Политбюро ЦК ВКП(б) А.И.Микоян. С 30 января по 7 февраля шли его насыщенные переговоры и консультации с руководством КПК. Впервые обсуждались примерные положения будущего межгосударственного договора между Советским Союзом и Советским Китаем. Всё это происходило на фоне Чан Кайши, всё еще сидевшего в своей столице Нанкине (Нанкин – дословно «южная столица», Пекин – дословно «северная столица» с 31 января 1949 г. уже контролировался КПК).

Эти секретные контакты на высшем уровне вскоре продолжились в ходе тайного визита в Москву 3-го человека в Компартии Китая секретаря ЦК КПК Лю Шаоци в июне-августе 1949 г. Непосредственно перед этим визитом войска НОАК форсировали Янцзы (последний стратегический рубеж на котором Чан Кайши надеялся остановить наступление КПК на континенте), захватили Нанкин и крупнейший экономический центр Китая портовый мегаполис Шанхай (интересно, что перед этим готовившиеся к обороне в городе чанкайшистские генералы гордо называли его «Вторым Сталинградом»). Перед КПК уже помимо чисто военных стояли и пугающие по масштабам экономические задачи организации хозяйственной жизни в масштабах всего Китая.

Именно эти хозяйственно-экономические задачи обсуждались Лю Шаоци в Москве. В итоге, секретарь ЦК КПК Лю Шаоци и секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Маленков подписали секретное соглашение о предоставлении Всесоюзной коммунистической партией большевиков Компартии Китая практически беспроцентного кредита в размере 300 миллионов долларов. С учетом изменившейся стоимости доллара это будет почти 15 000 000 000 (пятнадцать миллиардов!). Такое «финансовое» соглашение двух политических партий до сих пор является беспрецедентным в истории международных взаимоотношений. И это была очень крупная сумма для СССР, в то время почти не имевшего валютных запасов. Но безопасность от «летающих крепостей» с ядерными бомбами стоит любых денег...

Кстати, Лю Шаоци, так же как Гао Ган и Линь Бяо, в будущем расстанется с жизнью в ходе внутрипартийной борьбы. Впрочем, всех павших в ходе внутренней политической борьбы в КПК или ВКП(б) совершенно не стоит считать невинными жертвами. Маленков, кстати, тоже падет в такой борьбе, но жизнь в отличие от Лю Шаоци сохранит.

Одновременно с соглашением Лю-Маленкова о межпартийном кредите было подписано и соглашение о предоставлении КПК экономической помощи, которое было замаскировано под «соглашение советских организаций с демократическими властями Северо-Востока Китая». Срок соглашения устанавливался в 1 год – было понятно, что дальнейшее соглашение уже будет официальным межгосударственным. В СССР в обтекаемых формах это соглашение было обнародовано уже в официальной печати. Через 6 дней исполняющий обязанности главы МИД чанкайшисткого Китая вручил по этому поводу ноту протеста временному поверенному в делах СССР в Китае. Политбюро ЦК ВКП(б) по данной ноте приняло самое простое и логичное в этой ситуации решение – не отвечать.

Когда Чан Кайши от отчаяния начал налеты своей бомбардировочной авиации (оснащенной США) на Шанхай, из Порт-Артура по просьбе КПК были переброшены в район Шанхая две советские истребительные дивизии, достаточно легко остановившие эти налёты.

При этом дипломатические представители СССР были последними дипломатами, которые по распоряжению Сталина до конца оставались при правительстве Гоминьдана – после того как это правительство бежало из Нанкина дальше на юг в Гуанчжоу (последний крупный центр на Юге Китая), послы США, Англии и других стран за ним не последовали. Исключение составили лишь советские дипломаты. Впрочем, эта их дипломатическая вежливость по отношению к режиму Чан Кайши диктовалась лишь стремлением СССР до конца избегать возможности открытого вмешательства вооруженных сил США в китайскую гражданскую войну. Как сообщил Сталин в секретной телеграмма Мао Цзэдуну, советский посол Рощин остался рядом с Чан Кайши «для разведки, чтобы он мог регулярно информировать нас о положении на юге от Янцзы, а также в кругах гоминьдановской верхушки и их американских хозяев».

Советский посол Н.В.Рощин был последним иностранным дипломатом, который покинул Чан Кайши непосредственно перед вылетом разбитого генералиссимуса на Тайвань, и тут же направился в Пекин, чтобы стать первым послом СССР в Китайской Народной Республике, торжественно провозглашенной Мао Цзэдуном 1 октября 1949 г.

В том самом 1949 году Сталин, что весьма нехарактерно для него, даже публично признал допущенную им тремя годами ранее ошибку в оценке им перспектив победы китайских коммунистов в гражданской войне с Чан Кайши.

Мао, в свою очередь, при всех сложностях отношений (а он за годы гражданской войны, естественно, не раз выказывал недовольство, например, недостаточными объёмами военной помощи из СССР), воспринимал Сталина, как бесспорного морального и политического авторитета, вождя, уже достигшего всех тех вершин, к которым стремился сам Мао.

После 1949 года, с момента победы КПК в гражданской войне и захвата государственной власти в Китае, эти отношения между Мао и Сталиным, закономерно, приобрели некоторые новые нюансы. Здесь все достоинства Мао и КПК – самостоятельность, сила и высокая степень независимости - диалектически превращались в потенциальные помехи для бесперебойного проведения сталинской политики.

Сталин проводил жесткую политику даже в отношении своих ближайших товарищей и союзников. Не был исключением и Мао. В силу закономерных исторических причин, в рядах КПК, прежде всего его высшего руководства было немало лиц, сотрудничавших с советскими спецслужбами (для многих тогда это сотрудничество было естественным и высшим проявлением коммунистических убеждений). В западных публикациях имеются сведения, что с советской разведкой сотрудничали и снабжали её внутренней информацией КПК такие высшие лидеры китайских коммунистов, как Лю Шаоци (к концу 40-х гг. занимавший едва ли не второе место в КПК) и уже упоминавшийся маньчжурский руководитель Гао Ган. Те же источники сообщают, что в конце 1950 г. агенты МГБ СССР установили в резиденции Мао подслушивающие устройства. Даже если все эти сведения не соответствуют действительности, без сомнения, спецслужбы СССР в то время обладали впечатляющими агентурными позициями и возможностями в КПК и КНР, а Сталин считал негласный контроль за союзниками, даже самыми надёжными, не менее, а то и более важным, чем даже за врагами и соперниками.

Вверху - встреча Мао с Чан Кайши на переговорах. 1946 г.

[Алексей Волынец]

http://apn-spb.ru/publications/article15811.htm
Четверг, 13 февраля 2014

Фын Си - по-китайски "Западный ветер" - один из псевдонимов Иосифа Сталина, который он использовал в переписке с китайскими коммунистами. О роли Сталина в становлении Мао Цзэдуна как политика, их отношениях во время гражданской войны и начала строительства Нового Китая повествует историк Алексей Волынец в цикле статей, приуроченных к 120-летию Великого Кормчего.

Китай стал крупнейшим государством прокоммунистической, социалистической ориентации, возникшем в мире после Второй мировой войны. И здесь ярко проявилось такое и поныне малоизученное явление, которое ёмко охарактеризовал советский дипломат и востоковед сталинских времён А.М.Ледовский: «Отметим, что на внешнюю политику Советского Союза, разработку её линии оказывало большое влияние отсутствие у советского руководства опыта отношений с правящими коммунистическими партиями, поскольку до Второй мировой войны таких партий практически не было».

Действительно, таких партий не было, т.к. единственной правящей «коммунистической» партией, помимо ВКП(б), до 1945 года была лишь Монгольская народно-революционная партия, которую сложно назвать в полной мере самостоятельной и независимой.

Таким образом, и у руководителей СССР, и тем более у руководства новых социалистических государств отсутствовали и практические, и теоретические навыки построения межгосударственных отношений внутри социалистического лагеря. Специфический опыт Коминтерна тут мало чем мог помочь. Ситуацию в Восточной Европе несколько упрощала существенная зависимость местных компартий от ВКП(б) и присутствие на территории этих стран вооруженных сил СССР. Сложнее оказалось там, где местные коммунисты обладали собственными самостоятельно выросшими вооруженными силами и достаточно независимыми и развитыми международными связями. Не случайно такой «первый блин комом» вышел именно с Югославией уже в 1948 г., там все вышеупомянутые факторы самостоятельности присутствовали в полной мере. Но в еще большей степени эти факторы присутствовали у Коммунистической Партии Китая и новообразованной Китайской Народной Республики.

На таком сложном, противоречивом фоне и состоялась первая советско-китайская встреча на высшем уровне. Это была, действительно, первая за всю многовековую историю наших стран-соседей личная встреча высших лидеров России и Китая.

16 декабря 1949 г. Мао Цзэдун прибыл с официальным визитом в Москву. Это была первая его поездка за пределы Китая. Визит сопровождался чрезвычайными политическими мероприятиями и мерами безопасности. План официального визита Мао в деталях был разработан и утверждён Политбюро ЦК ВКП(б). В Москве лидера КНР и КПК встречали все высшие руководители СССР, за исключением Сталина: 1-й зампред Совета министров СССР Н.Булганин, глава МИД А.Вышинский, министр Вооруженных сил СССР А.Василевский, и, фактически, второй человек в советской иерархии В.Молотов.

Мао Цзэдун был принят И.В.Сталиным в тот же день по прибытии в Москву. После этого состоялись две продолжительные беседы, не считая встреч на московских мероприятиях, т.е. дипломатических приемах и торжествах, посвященными 70-летию И.Сталина.

Между Сталиным и Мао Цзэдуном поддерживались повседневные контакты через министра иностранных дел СССР А.Вышинского, представителя ЦК ВКП(б) при ЦК КПК И.Ковалева и прибывшего вместе с Мао Цзэдуном посла СССР в Китае Н.Рощина.

Перед своей поездкой в Москву Мао Цзэдун сообщил Сталину, что он не собирается вести официальных переговоров как таковых, а лишь имеет в виду обмен мнениями со Сталиным по интересующим обе стороны вопросам. Также Мао сообщил о намерении использовать поездку в Москву для того, чтобы укрепить свое здоровье, пройти медицинское обследование и подлечиться перед предстоящей колоссальной работой, которой ему, Мао Цзэдуну, предстояло заниматься как главе крупнейшего государства и правящей партии.

В этой связи он намерен был пробыть в СССР, по возможности, длительный срок. Из-за здоровья Мао Цзэдун просил не загружать его участием в официальных мероприятиях, предоставить больше времени для отдыха и укрепления физических сил, поскольку у себя дома, в Пекине, у него не было таких возможностей.

Для Мао Цзэдуна, учитывая это, были созданы все необходимые комфортные условия с самым высоким медицинским и другим обслуживанием, отвечающим его пожеланиям и соответствующим его высокому положению. Но, судя по всему, именно здесь проявилось недопонимание высокими сторонами друг друга: прося не загружать его официальными мероприятиями Мао явно рассчитывал на более тесное неформальное общение со Сталиным; а Сталин же выполнил пожелания китайского лидера буквально, оставив его надолго скучать в санаторных условиях. В итоге Мао неоднократно выражал совё недовольство этим в личных беседах. С другой стороны, данное поведение и Сталина, и Мао могло быть и средством дипломатического давления на противоположную сторону. Полностью узнать истинные личные чувства этих сложных людей, даже не основе анализа всех документов, не представляется возможным.

21 декабря 1949 г. в Москве в Большом театре состоялось торжественное заседание, посвященное 70-летию И.В.Сталина. В президиуме вместе с высшими руководителями СССР находились прибывшие на торжества руководители зарубежных коммунистических партий. Самое почетное место за столом президиума - рядом со Сталиным - было отведено Мао Цзэдуну. Из числа высших зарубежных гостей Мао Цзэдуну первому предоставлялось слово для выступления. В своей речи Мао заявил: «Китайский народ в борьбе против угнетателей всегда глубоко и остро чувствовал и чувствует всю важность дружбы товарища Сталина..»

22 декабря правительство СССР устроило государственный прием в честь 70-летия Сталина. Среди присутствующих на приеме глав зарубежных делегаций Мао Цзэдуну со стороны советского руководства было оказано самое большое уважение и внимание. В честь иностранных делегаций предложенный первый тост провозглашен был "за китайский народ, за присутствующих в зале представителей Китайской Народной Республики, за вождя китайского народа товарища Мао Цзэдуна".

22 января 1950 г. состоялась встреча И.В.Сталина с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем и его заместителем Ли Фучунем. На ней присутствовали также В.М.Молотов, Г.М.Маленков, А.И.Микоян, А.Я.Вышинский и Н.В.Рощин. После протокольной церемонии встречи И.В.Сталин предложил начать переговоры с вопроса о советско-китайском договоре и соглашениях 1945 г. и, взяв инициативу в свои руки, первым высказался за пересмотр договора 1945 г. и заключение нового договора.

Сталин заявил: "Мы считаем, что эти соглашения надо менять, хотя раньше мы думали, что их можно оставить".

Мао Цзэдун напомнил о прежней аргументации Сталина: "Но ведь изменение этого соглашения задевает Ялтинское соглашение?!"

Сталин ответил: "Верно, задевает, ну и черт с ним. Раз мы стали на позицию изменения договора, значит нужно идти до конца. Правда, это сопряжено с некоторыми неудобствами для нас и нам придется вести борьбу против американцев. Но мы уже с этим примирились".

Безусловно, США являлись главным противником и СССР, и КНР, которому обе страны уделяли повышенное внимание. Хотя сам новый советско-китайский договор был искусно закамуфлирован под оборонительное соглашение против... Японии.

1 статья Договора гласила: «Обе Договаривающиеся Стороны обязуются, что ими совместно будут предприниматься все имеющиеся в их распоряжении необходимые меры в целях недопущения повторения агрессии и нарушения мира со стороны Японии или любого другого государства, которое прямо или косвенно объединилось бы с Японией в актах агрессии. В случае, если одна из Договаривающихся Сторон подвергнется нападению со стороны Японии или союзных с ней государств, и она окажется, таким образом, в состоянии войны, то другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет военную и иную помощь всеми имеющимися в ее распоряжении средствами».

Собственно, в невозможности близкой агрессии со стороны разгромленной в 1945 году Японии сомнения ни у кого не было – под осторожной формулировкой «другого государства, которое прямо или косвенно объединилось бы с Японией в актах агрессии» без труда угадывались Соединённые Штаты Америки.

Помимо дипломатической маскировки, признание в договоре Японии в качестве главного противника КНР и СССР на Дальнем Востоке было выгодно Советскому Союзу. В этом случае помощь КНР должна была оказываться только при нападении самой Японии или с ее участием, а это в ближайшее время не было возможным. С другой стороны, Советский Союз всегда мог оказать любую военную помощь Китаю, если посчитает нужным признать союзником Японии США или другие страны.

Здесь необходимо отметить, что в ходе переговоров наиболее жесткими и неуступчивыми выступали вторые лица обеих государств – Молотов и Чжоу. Сталин и Мао оба выступали в роли «добрых следователей». Например, Чжоу Эньлай предложил продолжить совместную эксплуатацию КЧЖД, но в управлении дорогой главную роль отдать китайской стороне. В.Молотов высказал возражения, указав, что это противоречит общепринятой международной практике, предусматривающей паритетное участие сторон в совместных предприятиях и чередование в замещении руководящих должностей.

Чжоу Эньлай выступил также за отмену существующей паритетности в капиталовложениях и увеличение пакета акций Китая до 51%. Молотов возразил против предложений Чжоу Эньлая, заметив, что это идет вразрез с международной практикой. Сталин поддержал Молотова, указав, что на паритетных условиях СССР имеет соглашения с другими странами. Заняв примирительную позицию, Мао Цзэдун заявил, что "нужно дополнительно изучить этот вопрос с таким расчетом, чтобы были обеспечены интересы обеих сторон".

Впрочем, эти сложности в ходе переговоров отражают не только существование советско-китайских противоречий (что естественно в отношениях великих государств), но, прежде всего, отражают стремление обеих сторон найти приемлемые для всех решения, выгодные и СССР, и КНР.

14 февраля 1950 г. состоялось официальное подписание Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР и соглашений о КВЖД, Порт-Артуре и порте Дальнем. Со стороны СССР договор подписал министр иностранных дел СССР А.Я.Вышинский, от КНР — министр иностранных дел Чжоу Эньлай. При подписании присутствовали Сталин и Мао Цзэдун.

Одновременно А.Я.Вышинский и Чжоу Эньлай обменялись нотами о том, что заключенный ещё с Чан Кайши в 1945 году договор о дружбе и союзе между СССР и Китаем теряет силу и "оба правительства констатируют полную обеспеченность независимого положения Монгольской Народной Республики в результате референдума 1945 г. и установления дипломатических отношений с ней Китайской Народной Республики".

Кстати, узнав о заключении нового советско-китайского договора бежавший на Тайвань бывший всекитайский диктатор Чан Кайши заявил о расторжении советско-китайского договора 1945 г. и о том, что Монголия является неотъемлемой частью Китая. Впрочем, мнение Чан Кайши в СССР и континентальном Китае никого уже не интересовало, вскоре Сталин с презрением назовёт его «гоминьдановским чучелом».

Но здесь же необходимо отметить, что вопрос о Монголии был одним из сложнейших в ходе советско-китайских переговоров. Мао, подобно собравшим распавшуюся романовскую империю русским большевикам, также стремился собрать воедино распавшуюся империю Цинн. Поэтому он еще с начала 1949 г. настойчиво добивался у Сталина возможности включить в состав коммунистического Китая и «Внешнюю Монголию», хотя бы на правах федерации. В ходе переговоров «монгольский вопрос» весьма настойчиво ставился и Мао, и Чжоу Эньлаем, но Сталин монотонно отвечал, что МНР — независимое государство, правительство СССР не может приказывать руководителям МНР, как им поступать...

Фактически подписанный с маоистским Китаем договор и дополнительные соглашения к нему создавали, с одной стороны, уверенность у КНР в поддержке нового союзника, а с другой - позволяли СССР дистанцироваться от коммунистического Китая в случае его войны с США. По сути, данный договор открывал для СССР возможность втянуть США в изнурительные локальные противостояния с коммунистическим Китаем и в то же время избежать прямого столкновения с США, которое в те годы неизбежно вылилось бы в мировую войну с применением ядерного оружия.

В то же время, втянув США в затяжные локальные войны на изнурение (мастерами которых как раз и были китайские коммунисты, причём именно против технически более оснащенного противника), СССР получил бы возможность передышки и пространство для манёвра, а главное - выиграл бы время для сокращения научного и военно-технического отставания от сверхбогатых США. В итоге именно эта сталинская стратегия и была реализована в ходе многолетнего вооруженного противоборства КНР и США в рамках Корейской войны 1950-53 годов (Подробнее об этом - см. материал "60 лет назад кончилась самая выгодная война", опубликованный на сайте "Русская планета").

Copyright © 2006-2013 «Агентство Политических Новостей Северо-Запад»
При полном или частичном использовании материалов,
ссылка на "АПН Северо-Запад" обязательна

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article16288.htm
Воскресенье, 20 апреля 2014

Фын Си - по-китайски "Западный ветер" - один из псевдонимов Иосифа Сталина, который он использовал в переписке с китайскими коммунистами. О роли Сталина в становлении Мао Цзэдуна как политика, их отношениях во время гражданской войны и начала строительства Нового Китая повествует историк Алексей Волынец в цикле статей, приуроченных к 120-летию Великого Кормчего.

«...Самым важным результатом победы союзных стран над германским фашизмом и японским империализмом является торжество национально-освободительного движения в Китае... После Октябрьской революции в нашей стране победа народно-освободительного движения в Китае является новым сильнейшим ударом по всей системе мирового империализма и по всем планам империалистической агрессии в наше время» - эта фраза ключевого человека в сталинской иерархии В.М.Молотова не является случайной. Более того, при рассмотрении советско-китайских отношений того периода становится понятно, что эта фраза центральная и ключевая. Не случайно она используется в предисловии практически всех советских изданий по Китаю периода 1950-53 гг.

Для современного человека может показаться странным, что высшие советские лидеры считали главным результатом Второй мировой войны 1939-45 гг. победу китайских коммунистов в Китае 1949 года.

Но после рассмотрения советско-китайских отношений это значение становится предельно ясным. Разгром гитлеровской Германии был для СССР вопросом выживания, а вопрос выживания – это главная цель лишь для малых и средних государств; основной вопрос великих держав – вопрос экспансии и доминирования на планете. Разгром Германии и контроль над Восточной и Центральной Европой, безусловно, усилили значение СССР в мировой политике. Но в 1945 г. СССР был крайне ослаблен минувшей войной, к тому же США обладали монополией на ядерное оружие. Поэтому, именно победа коммунистов Китая и создание собственного ядерного оружия, что произошло практически одновременно в 1949 г., дали СССР возможность уверенно и обоснованно заявить притязания на мировое лидерство не только в идеологическом, но и в практическом плане.

Соединение ресурсов СССР и союзного Китая открывало для всего советского блока самые блестящие стратегические перспективы, о которых было невозможно и думать до 1949 года. Не случайно именно в 1950 г. по сути начинается стратегическое наступление советского блока во всём Азиатско-Тихоокеаснокм Регионе: Корея, Вьетнам, Филиппины, Малайзия, Индонезия...

Поэтому не случайна и фраза еще одного из первых лиц СССР из сталинской плеяды Г.М.Маленкова: «С победой китайской демократия открылась новая страница в истории не только китайского народа, но и всех народов Азин, угнетаемых империалистами. Национально-освободительная борьба народов Азии, бассейна Тихого океана, всего колониального мира поднялась на новую, значительно более высокую ступень. Торжество китайской демократии означает серьёзное укрепление позиций мирового демократического антиимпериалистического лагеря, борющегося за прочный мир».

Здесь можно добавить – борющегося не только за прочный мир, но за весь мир, целиком, за весь земной шар... Именно с 1950 г. СССР получил возможность начать борьбу за планетарное влияние, переведя старую коминтерновскую идею мировой революции на новый, более практический уровень. Обратите внимание и на «демократическую» риторику – идеи «Новой демократии» или «Народной демократии» были выдвинуты идеологами сталинизма как раз во второй половине 40-х годов, в противовес «старым» империалистическим буржуазным демократиям Запада...

Коммунистический Китай для СССР становится основным союзником и главным проводником советской политики на всём Дальнем Востоке. При помощи Китая Сталин втягивает США в изнурительную войну на Корейском полуострове и целую серию иных локальных конфликтов, прежде всего во Вьетнаме, а также - на Филиппинах и в Малайзии. Эти конфликты крайне выгодны СССР, т.к. он практически не несёт военных потерь, а США сковывают свои военные силы, несут всевозможные военные, экономические и политические потери. Так, посредством красного Китая, СССР выигрывает время для экономической, военной и научной подготовке к борьбе с США за мировое лидерство.

Более того, эти конфликты (и, прежде всего, война в Корее) еще более надежно привязывают к СССР такого самостоятельного и независимого союзника, как огромный коммунистический Китай. В этом же ключе развиваются и советско-китайские отношения в экономической сфере. СССР оказывает КНР крупную экономическую помощь в гражданской и военной сфере. Эта помощь очень выгодна Китаю. Но, что крайне важно, для СССР эта помощь выгодна в не меньшей, а то и в большей степени...

Сталин проводит в Китае очень взвешенную и расчетливую экономическую политику. Посредством советских кредитов Китай рассчитывается за советские же поставки, у советской промышленности появляется новый огромный рынок, а кредиты возвращаются в советскую же экономику. Участие советских специалистов в строительстве новой китайской экономики закладывает всю нормативную и технологическую базу китайской промышленности, что крепко привязывает КНР к советской политической и экономической системе.

Здесь уместно привести слова начальника Восточного Управления Министерства внешней торговли СССР М.И.Сладковского, сказанные в 1953 г., что именно после создания КНР «образовалось два параллельных мировых рынка, противостоящих друг другу, — рынок стран демократического лагеря и рынок стран капиталистического лагеря».

По сути, о периоде 1950-53 гг. можно говорить как о периоде советских «инвестиций» в новый союзный Китай. И «инвестиции» эти приносят немедленную внешнеполитическую «прибыль» в виде стремительного роста советского влияния в Азии.

После 1949 г., когда у СССР появляется атомное оружие, а вместе с союзным коммунистическим Китаем - и численный перевес над коалицией США, у советского руководства появляется даже некоторая эйфория во взглядах на перспективы соперничества с США.

До 1949 г. ослабленный войной Советский Союз мог лишь более менее успешно сопротивляться росту влияния США, с 1949 г. СССР, опираясь на союз с Китаем и ликвидацию американской ядерной монополии, переходит в геополитическое «наступление». Как сказал сам Сталин летом 1950 года в письме Клементу Готвальду: «…борьба Америки с Китаем должна революционизировать всю Дальневосточную Азию. Дает ли все это нам плюс с точки зрения мировых сил? Безусловно, дает».

Это «наступление» успешно развивается до момента смерти Сталина, когда вся отлаженная и заточенная под личность Сталина политическая система советского блока даёт сбой. Оставшиеся без Сталина новые лидеры СССР не имеют ни нужной уверенности, ни необходимого авторитета, что практически сразу сказывается и на внутренней и на внешней политике СССР.

Если обратиться собственно к Китаю, то союз с СССР дал ему возможность фактически впервые за 100 лет объединиться в единую страну, прекратить многолетние внутренние войны и остановить нарастающую деградацию китайской цивилизации. КНР рассматривалась в сталинском СССР как основной союзник, причём союзник мощный и обладающий собственными интересами. Здесь роль и вес Китая несопоставимы с ролью просоветских государств Восточной Европы, вес которых как союзников был несоизмеримо мал.

Надо отметить, что значение союза с СССР в то время ясно осознавали и китайские коммунисты. Как исал Мао Цзэдун: «Идти по пути русских – таков был вывод».

Более того, в разрабатываемой на протяжении 1953 года Конституции Китайской Народной Республики, едва ли не впервые в мировой практике, были закреплены союзные отношения с соседним государством: «Наша страна уже установила отношения нерушимой дружбы с великим Союзом Советских Социалистических Республик и со странами народной демократии...» («Конституция КНР». Издательство литературы на иностранных языках. Пекин, 1954 г., стр. 9)

В докладе о проекте конституции Лю Шаоци, в то время третий человек в КПК и КНР, говорил: «Путь Советского Союза — это путь, который соответствует законам исторического развития и по которому неизбежно пойдет человеческое общество. Избежать этого пути невозможно».

Здесь необходимо добавить, что при всей сложности и неоднозначности отношений лидеры КНР, прежде всего Мао, признавали безусловный авторитет И.Сталина и его лидирующее положение среди руководителей социалистического блока.

Именно смерть Сталина в марте 1953 г. в корне изменила ситуацию. Сталин был центральной, ключевой фигурой и в отношениях СССР с Китаем, и в отношениях лидеров КПСС и КПК. Со смертью Сталина ломается вся созданная система советско-китайских отношений, основанная на советско-китайских соглашениях, на совместном участии в локальных конфликтах и на специфике личных отношений двух тоталитарных вождей. С этого момента советско-китайские отношения теряют свою сбалансированность в экономической сфере, исчезает наступательный вектор и в совместной внешней политике.

Изменения во внутренней и внешней политике СССР, произошедшие после смерти Сталина, фактически сразу начинают сказываться на советско-китайских отношениях. По сути, СССР отходит от прежней сталинской практики продуманного и взаимовыгодного сотрудничества; новые неуверенные лидеры СССР, стремясь укрепить своё внутреннее и международное положение, достаточно быстро скатываются ко всё более расточительной помощи союзным и иным странам.

21 марта 1953 г. в Москве было подписано соглашение об оказании Советским Союзом помощи КНР в расширении действующих и строительстве новых электростанций. Практичные лидеры КНР поспешили воспользоваться этой переменой в советской политике. Уже 15 мая 1953 г. состоялось подписание советско-китайского соглашения о содействии КНР в строительстве и реконструкции 141 промышленного объекта. В это число вошли 50 предприятий по соглашению от 14 февраля 1950 г. и 91 крупное промышленное предприятие дополнительно. Впрочем, последствия изменения прежнего курса скажутся через несколько лет...

Товарооборот между КНР и СССР в 1953 г. по сравнению с предыдущим годом возрос более чем на четверть. Удельный вес КНР в общем объеме внешнеторгового оборота Советского Союза в 1953 г. составлял 20%, а удельный вес Советского Союза в общем объеме внешнеторгового оборота КНР — свыше 55%.

Здесь ещё сказывается инерция сталинского периода, но во второй половине 50-х гг. ХХ века советско-китайские отношения в экономической сфере претерпят заметные изменения, при Хрущёве из взаимовыгодных (и зачастую несколько более выгодных для СССР) всё более превращаясь в одностороннюю помощь со стороны Советского Союза.

Одновременно, сразу после смерти Сталина новое советское руководство совместно со своими китайскими и корейскими союзниками, уже уставшими от войны, пошло на прекращение безусловно выгодной для СССР войны на Корейском полуострове. Уже 31 марта 1953 г. переговоры в корейском Паньмыньчжоне возобновились и завершились подписанием перемирия 27 июля 1953 г.

Таким образом завершилась война в Корее, что сразу ослабило советское «наступление» в Азии – вскоре были подавлены коммунистические партизанские движения в Малайзии и на Филиппинах, остановилось наступление Хо Ши Мина в южном Вьетнаме (который до 1975 г. останется, подобно Корее, разделенным на северное коммунистическое и южное проамериканское государства), остановится и «коммунизация» Индонезии.

Новые вожди СССР уже не будут пользоваться безусловным авторитетом у Мао Цзэдуна и лидеров КПК. Более того, сам Мао начнёт претендовать на роль основного лидера социалистического блока. Заметим, что Мао делал это на веских основаниях – он, безусловно, был фигурой масштаба Ленина и Сталина, на фоне которого и Н.Хрущёв и Л.Брежнев представляются весьма средними партфункционерами.

Неуверенное и неавторитетное поведение новых лидеров СССР на фоне роста амбиций руководства КНР в итоге приведет к расколу советско-китайского блока, что обернётся тяжёлыми последствиями и для Китая, и для нашей страны. Советско-китайский раскол навсегда похоронит реальные основания для претензий СССР на планетарное лидерство и поспособствует скатыванию КНР в затянувшийся кризис «большого скачка» и «культурной революции».

Здесь следует добавить несколько слов и о советско-китайских пограничных проблемах, которые, что закономерно, впервые начнут проявляться именно в 1953 году, сразу после смерти Сталина.

К моменту образования Китайской Народной Республики вопрос о линии прохождения границы между СССР и Китаем на официальном уровне не ставился. В начале 50-х гг. СССР передал КНР топографические карты с обозначением всей линии границы. С китайской стороны каких-либо замечаний по поводу линии проведения границы не последовало. В годы, когда советско-китайские отношения находились на подъеме, а экономическое становление и безопасность Китая в немалой степени зависли от СССР, вопросы границы на официальном уровне не поднимались.

Первым свидетельством наличия расхождений в пограничном вопросе стала так называемая «картографическая агрессия», проводившаяся уже в середине 50-х гг. В «Атласе провинций КНР», который вышел в Пекине летом 1953 г., как китайские территории были обозначены участок на Памире и несколько районов на восточном участке советско-китайской границы, в том числе два тогда никому неизвестных острова у Хабаровска, которые станут ареной боёв 1969 года...

С учётом всего вышеизложенного необходимо признать, что выстроенные И.В.Сталиным в период с 1945 по 1953 годы отношения с Китаем является одним из самых ярких примеров наиболее эффективной внешней политики за всю российскую историю. При минимальном использовании вооруженных сил, минимальных человеческих потерях, путем максимального использования врагов и союзников, искусного балансирования на их противоречиях и интересах, СССР сумел добиться впечатляющих успехов планетарного масштаба и заложить основу для реальной попытки достижения мирового лидерства.

При этом, что немаловажно, эта политика никогда не была враждебна китайскому народу и в целом способствовала решению стоящих перед Китаем национальных задач освобождения и объединения страны. В то же время объединённый Китай при такой политике Сталина превращался не в опасного большого соседа, а в надежного, хотя и самостоятельного союзника.

Отметим, что период 1950-53 гг. очевидно является пиком геополитического влияния России за всю её многовековую историю. Одним из ключевых моментов этого влияния были сложные и тесные советско-китайские отношения, отношения Сталина и Мао.