*2555. Публикации Николая Вардуля

[Николай Вардуль]

http://www.mk.ru/economics/2017/12/0...ciyu-ssha.html
Несостоявшаяся сверхдержава: Россия проиграла энергетическую конкуренцию США

Вчера в 20:44

Совсем недавно на Западе заговорили о том, что Владимир Путин теперь «царь» ОПЕК, а по сути — чуть ли не единоличный повелитель барреля. Конечно, никогда раньше Москва столь продуктивно не сотрудничала с Саудовской Аравией, да еще в таком важном и достаточно деликатном для обеих стран деле, как координация политики на нефтяном рынке. Состоявшееся на днях продление сделки ОПЕК+, где главную роль как раз и играли саудиты и россияне, только подтверждает этот вывод. Ранее состоялся беспрецедентный визит саудовского короля в Москву. Начинает забываться острый советско-саудовский конфликт из-за вторжения наших войск в Афганистан, демарш, предпринятый во второй половине 1980-х Саудовской Аравией и следовавшей за ней ОПЕК, из-за чего цены на нефть резко упали, что стало одной из причин краха СССР.

фото: Алексей Меринов

Союз Москвы и Эр-Рияда многих на Западе удивляет. Настолько, что после скандальных антикоррупционных разборок в королевском семействе появились даже высказывания о «путинизации» режима Саудовской Аравии. «Путинизация» довольно жесткой монархии звучит как-то настораживающе для России, но для Запада — это признание того, что, как выясняется, опыт жесткого отстаивания собственных интересов у Москвы перенимают страны, от которых этого мало кто ожидал и которые при этом готовы активно сотрудничать с Россией.

Можно констатировать, что в очень сложных внешних условиях Россия нашла возможность укрепить свои позиции на стратегически важном для нее нефтяном рынке. Это безусловный успех.

Как тут не вспомнить, что ровно 12 лет назад, в декабре 2005 года, Владимир Путин, уже тогда бывший российским президентом, поставил задачу превращения России в энергетическую сверхдержаву. МИДу, кстати, потом пришлось довольно долго вытравливать из этой формулировки некий агрессивный подтекст.

Так что же — цель достигнута? Официальные российские пропагандисты молчат. И, скорее всего, правильно делают. 12 лет назад ни о каком альянсе ни с Саудовской Аравией, ни с ОПЕК речи не было. Предполагалось, что Россия в состоянии решить задачу собственными силами. Тогда обсуждался план создания единой нефтегазовой государственной компании, которая и должна была бы занять решающие позиции на энергетическом рынке. План не был реализован. Скорее всего, из-за нежелания нефтяников уступать место газовикам или наоборот.

Однако вскоре стали появляться признаки того, что в решении поставленной задачи появляется все больше трудностей. Первым с ними столкнулся «Газпром», у которого ежегодно случались газовые войны с транзитной Украиной (политический режим там в ту пору был на несколько порядков лояльнее к России по сравнению с нынешним). Российский газовый монополист, обвинявшийся Западом в решении не только экономических, но и политических задач (а разве может быть по-другому при установке на создание энергетической сверхдержавы?), постоянно находился в Европе под гнетом всяческих бюрократических препон и рогаток, которые в конце концов получили оформление в законодательном запрете объединения на территории Евросоюза в одном лице собственника энергетических ресурсов с собственником инфраструктуры их транспортировки. Первые документы о трубопроводе «Северный поток» появились до вступления этого закона в силу, но в дальнейшем многочисленные газопроводные проекты «Газпрома» оказывались в резко враждебной среде.

К стремлению евробюрократов затруднить жизнь российского газового концерна в ЕС можно относиться как к административной составляющей конкурентной борьбы, острота которой вызвана критической, по оценке его противников, долей российской монополии на рынке. Однако выяснилось, что против «Газпрома» играют и изменения в технологии энергетического производства, и последовавшие за ними перемены на газовом рынке.

Одним из значимых конкурентов России на рынке Европы был Алжир. Он, естественно, поставлял сжиженный природный газ (СПГ). Небольшая историческая иллюстрация: первый завод по сжижению газа в России заработал на Сахалине в 2009 году, а первый завод по сжижению газа в Алжире, сразу ориентированный на поставки в Европу, появился на 45 лет раньше — в 1964 году.

Российское «опоздание» легко объяснимо: для поставок в Европу газа с сибирских месторождений альтернативы трубе нет. Завод на Сахалине ориентирован на поставки в Японию и страны Юго-Восточной Азии. Но это вовсе не значит, что труба — единственный инструмент в оркестре газового рынка. Ошибка наших энергетических генералов, конечно, не в том, что они не поставляли в Европу сжиженный газ, а в том, что недооценил перемены на рынке, которые тот несет с собой.

Эти перемены стало невозможно игнорировать с началом «сланцевой революции». Саму эту революцию в России шельмовали как могли, однако заговоры (как те, что от зубной боли) не помогли. В декабре 2013 года эксперты Газпромбанка писали: «Мы отмечаем, что прямым следствием сланцевой революции для российских газовиков явилось падение спотовых цен на газ в Европе в 2009–2011 гг., а также задержка запуска Штокмана».

Итак, помимо долгосрочных формул цен на трубный газ появились спотовые (фактически биржевые, сиюминутные) цены, и масштабы их применения стали оказывать давление на «Газпром», к тому же сланцевая революция перечеркнула планы экспорта российского газа в США. Уже немало. Отечественные эксперты утешали себя и нас тем, что сланцевая революция выдохлась.

Но в октябре 2017 года Международное энергетического агентство (МЭА) в ежегодном Global Gas Security Review утверждало, что грядущая вторая волна на этот раз СПГ-революции на порядок превысит по масштабам первую (2009–2011 гг.). Если первая — следствие открытия заводов по сжижению газа в Катаре, который сегодня является первым экспортером СПГ в мире, то вторую волну обеспечат новые заводы по сжижению газа прежде всего в США, которые уже стали нетто-экспортером газа.

Аргумент — где США и где рынки «Газпрома» — не работает. Газовая самодостаточность Америки обостряет конкуренцию в Европе, на нее уже переключился Катар, и избыточный газ из США пойдет туда же. Китай, о котором забывать, конечно, никто не собирается, занимает первое место в мире по запасам сланцевого газа, а это поле для будущего сотрудничества скорее с США, чем с Россией.

Если к переменам на газовом рынке добавить висящий над нефтяным рынком дамоклов меч сланцевых производителей нефти — опять же из США, — которые активно воздействуют на мировые цены «черного золота», то получается, что Россия не только не сумела стать энергетической сверхдержавой, но уступила эту роль США. Это стратегический проигрыш. И не из-за геополитических происков, а из-за технологии. Да, США по-прежнему нетто-импортер нефти, но американский рынок — настолько значимая часть мирового, что ценообразование на нем влияет на мировые цены.

Вот так, увы, бесславно прошли 12 лет с момента выдвижения цели: превращения России в энергетическую сверхдержаву. Хочется добавить: без права переписки. Конечно, без отсылок к 1930-м, это просто констатация: любой отрезок истории — уже история, а ее не перепишешь.

А как же «царство» Путина в ОПЕК? Это образцовый пример мастерства политики на короткой дистанции. Успех России и ее лидера налицо. Но, во-первых, нефтяной союз Москвы и Эр-Рияда — это классика брака по расчету. Между людьми такие союзы могут оказаться прочными и долговременными, но государства в современных условиях склонны гораздо чаще менять свои расчеты. Соглашение ОПЕК+ не вечно, уже обсуждаются контуры механизма его прекращения. Во-вторых, суть борьбы ОПЕК+ со сланцевыми производителями можно выразить так: картельный сговор, с которым на своих территориях как с нечестной конкуренцией борются все национальные антимонопольные ведомства, против новых технологий. Исход, если верить истории, предрешен.

На длинной же дистанции России предстоит выдерживать все более трудную конкурентную борьбу на жизненно важном энергетическом рынке. И рассчитывать на то, что искусство политического бега на короткие дистанции будет каждый раз выручать, самонадеянно. Нужны новые технологии.

[Николай Вардуль]

http://www.mk.ru/politics/2017/12/28...budushhee.html
Застойный баланс: найти выход из отцепленного вагона
Вчера в 19:35

Когда один год сменяет другой, невольно думается о том, что мы привыкли жить если не в революционном, то в переходном периоде. Из царизма — в военный коммунизм; из военного коммунизма — в советский рыночный социализм (нэп); из рыночного социализма — в сталинскую индустриализацию; из нее, через войну и послевоенное восстановление, — в развитой социализм; из развитого социализма — в безудержный капитализм; из безудержного капитализма — в монопольно-олигархический; из монопольно-олигархического капитализма — в чиновничий (не путать с государственным: цели чиновников — это совсем не цели государства).

фото: Геннадий Черкасов

Что любопытно: несмотря на резкие зигзаги, мы редко доезжали до конечной остановки того или иного маршрута. Так было, пожалуй, лишь с военным коммунизмом, который был прожит до полной невозможности в нем оставаться дольше. На всех остальных виражах продолжение могло следовать — правда, уже несколько в ином обличье. Развитой социализм как мог продолжал индустриализацию, безуспешно пытаясь скрестить ее с элементами рынка; чиновничий капитализм, переставив политические акценты, сохранил и монополии, и лишь частично обновленных олигархов.

Похоже, амплитуда транзитных виражей сокращается. Вопрос, правда, в том, вызвано ли это потребностями дальнейшего развития общества, или все дело в том, что на вершине власти никаких перемен не происходит.

С потребностями общества полной ясности нет. Потому что налицо дефицит тех, кто эти потребности должен выражать. Дело в том, что если в революции, произошедшей 100 лет назад, главными были вопросы власти и политического переустройства общества, то в революции 1991–1992 годов новая власть строительство новой политической системы по существу проигнорировала. Она руководствовалась плохо ею усвоенным историческим материализмом и сосредоточилась на экономике, над которой чуть ли не сама собой должна была появиться соответствующая политическая надстройка. Вышло иначе. В результате мы получили что получили: отсутствие конкурентной политической системы тормозит и конкуренцию моделей будущего, и саму экономику.

В самом деле: куда мы движемся? И движемся ли? А куда следует двигаться? По идее, ответы на эти вопросы должны давать носители конкурирующих моделей — соответствующие политические силы, борющиеся за поддержку граждан, которая позволит воплотить в жизнь ту или иную модель.

А что у нас? Главная интрига приближающихся президентских выборов — вовсе не различия в видении кандидатами в президенты будущего, а то, кто сумеет стать кандидатом, собирающим голоса «против всех».

В результате мы рискуем опоздать в будущее, которое стремительно приближается. Ведь и власть, пытаясь говорить от лица всего общества, никакого внятного выбора будущего нам не предлагает. Именно из-за необходимости делать выбор. Она просто за все хорошее против всего плохого.

Налицо застойный баланс. Общество не собирается менять власть, власть не собирается — во всяком случае, пока — ничего менять в жизни общества. Этот баланс — тормоз и экономического, и социального, и политического развития. Это то, что роднит нынешнюю Россию с поздним СССР.

У нас любят говорить о кризисе демократического устройства в Евросоюзе и США. Несомненно, кризисы встречаются и в самой демократии. Когда-то, в далекие 1970-е, я читал в спецхране ИНИОН книгу, изданную в ФРГ, которая называлась «О трудностях жизни в условиях демократии». Кризисы в демократии ХХ века случались и до, и после Второй мировой войны — задолго до наплыва мигрантов, кризиса мультикультурализма, Брексита или победы в США Дональда Трампа. Но демократия каждый раз находила в себе силы их преодолевать. И идти навстречу новым кризисам.

Конечно, в мире много очень разных стран с разными традициями, политическими моделями и темпами роста. Вопрос, однако, в том, какие из них добиваются наибольших успехов в технологическом прогрессе, в формировании того, что можно считать закладкой стандартов будущего. Ответ: это демократические страны.

Можно сколько угодно разыгрывать китайскую карту, но Китай сумел нас переиграть, использовав наше же прошлое. Для нас нэп — это уже давно прошедшее. Для Китая его легендарные реформы — это реализованный и развитый по корням советский, ленинский нэп, дополненный прежде всего спецификой китайского многовекового опыта отбора руководящих кадров. Возможно, мы могли стать «Китаем», то есть флагманом социализма и рынка, но не стали и уже не станем.

Если же устойчивое развитие и технологический прогресс связаны с демократическим строем, то России надо развивать демократические институты. И не просто развивать, а наверстывать отставание. Как? Ответ один: опираясь на западный опыт.

Совершенно очевидно, что такая постановка вопроса в современных условиях, мягко говоря, непопулярна. Беда, однако, в том, что альтернатива — поиски современных переложений безусловно учитывавшей национальные традиции уваровской формулы «православие, самодержавие, народность» — всем хороша, вот только достойного будущего, то есть такого, в закладке стандартов которого Россия примет активное участие, никак не обеспечит. Урок, который мы никак не можем выучить, — в том, что николаевская Россия, отстаивая позицию «мы — не Европа!», именно поэтому не удержала унаследованный от Александра I статус сверхдержавы и бесславно проиграла Крымскую войну.

Если вернуться в сегодняшний день, то глобализация, конечно, не остановилась, споткнувшись о Брексит или о Дональда Трампа, — она на пороге очередного рывка, ее новым двигателем становится начинающаяся четвертая индустриальная революция. Отрицание этого — лишь слегка закамуфлированное признание того, что впереди нас ждет отставание. С этим нельзя мириться.

Почему же использование западного опыта кое-кем ставится на одну доску с национальным предательством? Постаралась геополитика. Она всегда вмешивается и во внутреннюю политику, и в экономическое регулирование.

Парадокс, но очень похоже, что или мы сохраняем застойный баланс (а значит, не движемся никуда, садимся в «отцепленный вагон», как герой стихотворения Самуила Маршака, только совсем не по рассеянности), или выбор направления движения сделают сиюминутные геополитические интересы. И то и другое плохо. Настолько, что меньшее из двух зол уже не выбрать.

Потому что сиюминутные геополитические интересы могут навязать стране очередной разворот. Направление движения может смениться с демократии и рынка на дальнейшее укрепление авторитаризма, а эффективность экономики будет измеряться ее способностью быстро перейти на мобилизационные рельсы. Именно такой разворот стоит за призывами некоторых политиков привести экономическое регулирование в соответствие с геополитическим курсом.

Расчет на то, что мобилизационная модель даст искомый толчок темпам роста, во-первых, если и может реализоваться, то лишь на короткой дистанции. Хотя бы потому, что механизм конверсии военного производства не сработал в СССР и пока, что официально признается, не работает в РФ. Во-вторых, международные сравнения показывают, что успешный опыт централизованной модернизации имеет место только на фоне низких военных расходов, а никак не наоборот. Самый яркий пример — Южная Корея. В-третьих, конфронтационная политика несет с собой слишком большие риски.

Стратегические национальные интересы России, включая геополитические, — это вовсе не конфронтация. О чем, в частности, свидетельствует состояние российской экономики, сокращающей свое и так скромное место в мире. Значит, стратегическая цель — изменить нынешнюю геополитическую ситуацию неконфронтационным путем. Для ее реализации необходимы значительные усилия политиков и дипломатов.

Стратегический интерес в том, чтобы выйти из застойного баланса не назад — к конфронтации и фантомным болям по сверхдержавности, а вперед — к укреплению экономики и развитию демократических институтов. Только так можно рассчитывать успеть занять достойное место не в отцепленном вагоне, а в экспрессе, несущемся в будущее.

[Николай Вардуль]

http://www.mk.ru/economics/article/2...srashodov.html
Капканы бюджетного послания
29 июня 2010 в 16:22

С бюджетным посланием Дмитрий Медведев выступил, вернувшись с заседания «большой двадцатки» в Торонто, где договорились к 2013 году вдвое сократить бюджетные дефициты.

Первая задача, поставленная президентом, звучит так: «Обеспечение макроэкономической стабильности, которая предусматривает в том числе сбалансированный бюджет, последовательное снижение бюджетного дефицита, предсказуемые параметры инфляции». Задача, как подчеркнул Медведев, особенно актуальна «в условиях, когда цены на нефть находятся на достаточно высоком уровне, а экономика демонстрирует некоторые признаки восстановления».

Кому-то все это может показаться до зевоты знакомым. Зевать, однако, не придется, если задать простенький вопрос: может ли, и если может, то как, на цену нефти повлиять сокращение бюджетного дефицита? Опять же кто-то скажет, что одно притянуто к другому за волосы. Так и есть, если речь идет только о российском бюджете. Но картина резко меняется, если за резкое снижение бюджетного дефицита возьмется вся «двадцатка». В Торонто решили свертывать антикризисные госрасходы. Но сокращение господпитки экономики вполне может снизить темпы ее восстановления. О чем прямо говорит лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман. А Алексей Кудрин на конференции инвесторов, организованной компанией «Ренессанс Капитал», говорил о том, что России в ближайшие три года угрожает падение цен на нефть до $60. Cвязь с глобальным сокращением госрасходов очевидна. Отсюда два вывода: во-первых, Россия как была, так и остается ведомой в мировой экономике; во-вторых, ей предстоит сокращать бюджетный дефицит активнее, чем остальным – чтобы нефтяная подножка не оказалась роковой.И уж совсем не до зевоты становится, если вспомнить, что после длительных препирательств между Минэкономразвития и Минфином в трехлетний бюджет на 2011-2013 годы была заложена средняя цена барреля нефти в $76 (Набиуллина победила Кудрина). Если прогноз министра финансов оправдается, а он предсказывает, что цена в $60 может продержаться полгода, пора готовиться к сверхплановому урезанию бюджета, росту акцизов с налогами, а возможно и к новой волне приватизации. В ней видит выход крупный бизнес. Президент РСПП Александр Шохин во вторник же заявил: «Мы предлагаем схему массовой приватизации госактивов, включая такие "лакомые кусочки" как "Сбербанк", "Роснефть", "Траснефть".

Вот такие перспективы открывает хоровое снижение госрасходов. Поэтому фраза из бюджетного послания: «В среднесрочной перспективе следует ограничить использование нефтегазовых доходов, ориентируясь на обеспечение сбалансированности федерального бюджета при разумных прогнозных оценках стоимости нефти», читается совсем по-новому.

[Николай Вардуль]

http://www.mk.ru/economics/article/2...rporativa.html
Кризис заставляет власть раскулачивать чиновничьи угодья
11 июля 2010 в 16:30, просмотров: 9367

В один день, 7 июля, в Думе сначала правительство в лице Алексея Кудрина и примкнувшего к нему председателя ЦБ Сергея Игнатьева отчиталось об антикризисной политике, а потом сразу во втором и третьем чтениях был принят закон об акционировании “Роснано”. Связь между этими событиями прямая, к чему я еще вернусь, но начать предлагаю с экономической (и не только) политики.

Пока еще “Роснано” — госкорпорация, а значит, один из памятников докризисным представлениям российской власти о том, как должна развиваться экономика. Немудрящих, но через край амбициозных. Причем эти амбиции относились не столько к общегосударственным, сколько к кланово-чиновничьим интересам. Ведь это только кажется, что госкорпорации — юридическая форма, годная для решения общегосударственных задач. Даже когда речь идет о таких, казалось бы, очевидно прорывных темах, как развитие технологий будущего, будь они хоть нано-, хоть ядерные, госкорпорации лукавят. Потому что госкорпорации у нас… выведены из-под госконтроля. Согласно законам, написанным специально под них, на них не распространяется даже налоговый контроль. Это вотчины чиновников, их возглавляющих.

Вспомним: против чиновничьих госкорпоративов ополчился Медведев. Сначала он наслал на госкорпорации прокурорские проверки, выявившие, как и следовало ожидать, целый букет нарушений, а потом подверг сокрушительной критике в послании Федеральному собранию 12 ноября 2009 года.

Но госкорпорации и ныне прекрасно себя чувствуют. Потому что пользуются покровительством Путина, который 3 декабря прошлого года на призыв Медведева четко ограничить срок жизни госкорпораций ответил: “Госкорпорации — это не хорошо и не плохо. Они необходимы”.

Это один из самых острых ставших публичными конфликтов в дуумвирате. Как бы он развивался, не вмешайся экономический кризис, неизвестно. Но затянувшийся кризис стал союзником Медведева.
Сегодня двигателем реформы госкорпораций выступает не отошедшая временно в тень большая политика, а прагматичные интересы наполнения бюджета. Именно кризис проложил дорогу изъятиям средств госкорпораций, которые они держали на депозитах, в бюджет, произведенным в прошлом году, когда “Роснано” и Фонд ЖКХ перечислили в бюджет соответственно 66,4 млрд. и 19 млрд. руб.

Звучит слишком отвлеченно? Можно приблизить, обнажив лишь самую верхушку финансового айсберга. За 2009 год Анатолий Чубайс декларировал 202,6 млн. рублей, Сергей Чемезов, возглавляющий “Ростехнологии”, — 34,521 млн. рублей, гендиректор Фонда содействия реформированию ЖКХ Константин Цицин — 21,08 млн. рублей, председатель госкорпорации ВЭБ Владимир Дмитриев — 18,43 млн. рублей, глава госкорпорации “Росатом” Сергей Кириенко — 16,358 млн. рублей, гендиректор госкорпорации “Агентство по страхованию вкладов” Александр Турбанов — 11,8 млн. рублей. Глава последней госкорпорации — “Олимпстрой” — Таймураз Боллоев занимает свой пост с июня 2009 года, так что его доходы выбиваются из этого ряда. В любом случае парад платежных ведомостей с подписями шефов госкорпораций (справедливости ради стоит сказать, что декларируются все доходы, а не только заработанные по основному месту службы) впечатляет обывателя больше отвлеченных игр госкорпораций с бюджетом. (Кстати, упомянутые деньги, которые государство в кризис мобилизовало у “Роснано” и Фонда ЖКХ, сейчас Минфин возвращает госкорпорациям.)

Фокус в том, что госкорпорации по закону — некоммерческие организации, то есть прибыли у них нет или они по крайней мере с полным правом ее не показывают. А раз прибыли нет, то и с государством делиться нечем — ну чем не жизнь?!

Сладкая жизнь, однако, все-таки конечна. Минэкономразвития готовит поправки в закон о некоммерческих организациях. Задача головоломная — заставить госкорпорации делиться прибылью, которой у них по тому же закону не может быть. Но решение есть: во главу угла, как утверждают разработчики, будет поставлена не прибыль, а возможность государства получить назад средства, предоставленные госкорпорациям. Не мытьем, так катаньем!

Есть, конечно, и более прямой путь — акционирование госкорпораций. Первопроходец — “Роснано”, соответствующий законопроект теперь находится уже на рассмотрении Совета Федерации. Ответ на напрашивающееся “а почему “Роснано”?” мало связан с предметом ее деятельности. С точки зрения макроэкономического эффекта приоритет должен был бы принадлежать акционированию “Ростехнологий”. Логика очевидна: “Роснано” по большей части пока решает задачи стартапов своих проектов, а это куда больше соответствует некоммерческой деятельности, чем функционирование “Ростехнологий”, которые так или иначе контролируют порядка 400 вполне коммерческих компаний. Акционируется, однако, именно “Роснано”, поскольку выбор диктует не экономическая логика. Лишить именно Анатолия Чубайса немалых привилегий, которые дает статус госкорпорации, для депутатов — большое удовольствие, а глава “Ростехнологий” Сергей Чемезов как был, так и остается одним из доверенных лиц Владимира Путина.

Чтобы нормальная логика восстановилась, необходимо, чтобы за “Роснано” последовали другие госкорпорации. Тогда, возможно, будет внесен вклад в решение задачи сокращения бюджетного дефицита за счет выплаты сегодняшними госкорпорациями завтрашних дивидендов в бюджет. Хотя гарантий нет никаких — есть немало госкомпаний, которые из года в год не платят дивидендов государству. Ведь главное все равно не в бухгалтерии.

Во-первых, госкорпорации пусть не строем, но начинают переводиться из чиновничьего заповедника в нормальную экономическую среду. Там они должны будут стать на порядок более прозрачными и подконтрольными государству, а не лично посаженным наместникам, что уже шаг вперед от докризисного госуправления экономикой.

Во-вторых, следующим шагом за акционированием со 100% акций, принадлежащих государству (именно так акционируется “Роснано”), может стать частичная приватизация. А это, помимо латания бюджетных дыр, будет уже шагом к той модернизации, о которой 7 июля в Думе говорил Алексей Кудрин, инвестиции в которую, по его словам, на 80% будут частными.

Только такая, выгодная для тех, кто в нее вкладывает, модернизация и имеет шансы на успех. Все остальное — вариации на тему госкорпоративов; фактически — путь в тупик.

[Николай Вардуль]

[/url]http://www.mk.ru/economics/2018/03/1...budushhee.html

Ее рост ограничивает геополитика
Вчера в 19:14

Минэкономразвития поделилось своей радостью: если рост ВВП РФ в декабре 2017 года оценивался в 1,4%, то январь 2018 года показал вожделенные 2%. Что рост ускоряется, конечно, хорошо. Но надолго ли?

фото: Алексей Меринов

Если несколько раздвинуть горизонт, то будущее российской экономики тускнеет. На днях Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) обновила свой мировой экономический прогноз на 2018 год, результаты такие: если в ноябре прошлого года рост мировой экономики в 2018 году оценивался в 3,7%, то теперь — в 3,9%, применительно к России динамика противоположная: в ноябре прогноз был 1,9%, теперь — 1,8%. Мелочь, но неприятно, Россия продолжает ускоренно отставать.

Прогнозы — штука, как давно известно, ненадежная. Но вот что интересно: если основными рисками для мировой экономики назван рост протекционизма (иначе и быть не могло после решения Дональда Трампа повысить ввозные пошлины на импорт в США стали и алюминия, что может стать началом крупномасштабной мировой торговой войны), то российский рост ограничивает и геополитика. Здесь большинство новостей, что называется, в красной зоне. К уже традиционным санкционным будням добавляются резкое обострение газовой войны с Украиной, за которой с понятным напряжением следят на другом конце газовой трубы — в Европе, а также российско-британский кризис в связи с отравлением в Англии экс-сотрудника ГРУ, продавшегося англичанам, Сергея Скрипаля и его дочери Юлии.

Казалось бы, что общего между разборками тех или иных спецслужб и перспективами российского экономического роста? А связь есть. Минфин США в докладе, посвященном антироссийским санкциям, не распространил их на запрет инвестиций в российские гособлигации. Одной из главных названных в докладе причин стала неуверенность в том, что запрет будет поддержан европейскими партнерами США, без чего эта мера была бы неэффективной. Ситуация изменилась, российско-британский кризис увеличил ряды сторонников ужесточения антироссийских санкций в Европе. Теперь санкции могут быть распространены и на ОФЗ, что станет ударом по курсу рубля. Пока же в январе 2018 года чистый отток капиталов из России вырос по сравнению с прошлым годом в 2,3 раза.

Задачи, поставленные в предвыборном Послании Владимира Путина, становятся все более трудными для выполнения. Главная среди них — увеличить российский ВВП на душу населения в полтора раза к середине следующего десятилетия. Глава ЦСР Алексей Кудрин подсчитал: «Это означает средний темп роста ВВП около 6%». Пока планки такой высоты нет даже в самых смелых мечтах правительства.

После предсказуемой победы Владимира Путина на выборах Президента России стало понятно, что есть три возможных варианта дальнейшего развития событий. Первый — правительство будет не просто обновлено, а решительно перекроено, чтобы проводить принципиально другой политический курс, обеспечивающий перевод экономики на мобилизационные рельсы.

Второй — задачи, поставленные в Послании, как майские указы 2012 года, повиснут дамокловым мечом над новым правительством, проводящим, по сути, прежний курс, скорее всего с учетом предложений, выдвинутых ЦСР. Президент сможет использовать тот факт, что решение поставленных им задач провисает, как кнут для постоянного давления на кабинет министров и угрозу его обновления.

Третий — Россия будет отходить от конфронтационного политического курса и выстраивать отношения с Западом по-новому, развивая в первую очередь конструктивное сотрудничество, прежде всего в экономике.

Первый и, увы, третий варианты сегодня представляются маловероятными. Остается второй.

[Николай Вардуль]

https://www.mk.ru/economics/2018/10/...rm=push_101018
Рейтинговое агентство АКРА в своем сценарии по-максимуму учло и санкции, и падение цен на нефть

вчера в 18:26, просмотров: 91615
На рынке прогнозов сенсация. Большинство прогнозистов идут в ногу, их показатели расходятся десятыми долями процентов, и вдруг появляются «диссиденты». Аналитики российского рейтингового агентства АКРА вдруг увидели будущее российской экономики совсем по-другому. Их свежий прогноз в одном из сценариев предсказывает в 2019 году средний курс доллара в 83 рубля. А также падение российского ВВП на 2,5% и рост инфляции в 8%.

Экономисты опубликовали катастрофический прогноз будущего России фото: Алексей Меринов
Ледяной душ от АКРА объясняется довольно просто. Аналитики агентства стали пионерами в прогнозировании конкретных последствий, которые несут для российской экономики новые американские санкции.

Как поступают их коллеги-прогнозисты из Минэкономразвития, ЦБ или крупных банков, причем не только российских? По старинке. Их варианты прогнозов отличаются друг от друга в первую очередь уровнями закладываемых цен на нефть, от которых уже «пляшут» все остальные цифры.

Что касается санкций, то на вербальном уровне в этих прогнозах есть пассажи, где говорится, что они сохраняются и даже усиливаются, но, увы, без цифровой конкретизации.

Именно в АКРА первыми оценили, во что обойдется российской экономике готовящийся новый виток американских санкций, включая запрет на вложения в российские гособлигации, замораживание счетов крупнейших российских госбанков на территории США и запрет для них на операции в долларах.

Оценка санкций – главная отличительная особенность всех сценариев последнего прогноза от АКРА. Самый пессимистичный включает в себя и учет последствий развертывания мировой торговой войны, а среди них рецессия в США, долговой кризис в Китае и рецидивы бюджетных кризисов в отдельных странах ЕС.

Оптимист может возразить: написали откровенную страшилку, отовсюду собрав негатив. Но это лишь один из сценариев прогноза. И он вовсе не фантастический: о проблемах китайской экономики и ее кредитной перегретости не писали только самые преданные поклонники «китайского пути», Европа постоянно подбрасывает поводы для беспокойства, (последний – это итальянский бюджет, вокруг дефицита которого в ЕС идут препирательства).

Вот только в США пока признаков тревоги в экономике нет. Что и придает уверенность Дональду Трампу. Его предупреждали его же советники, ставшие бывшими: торговая война ударит по США, но пока американские рынки потерь практически не замечают. Но все еще может измениться действительно в сторону приближения рецессии.


Впрочем, кое-что в АКРА, похоже, недооценили. Это фактор доллара как главной мировой валюты. С одной стороны, Трамп своими санкциями стимулирует укрепление альтернативных расчетов. Но с другой - торговые войны уменьшают внешнеторговый оборот, а значит, и рост мировой экономики. И чем ближе зона экономической турбулентности, тем активнее капиталы будут стремиться в надежные активы, среди которых доллар пока вне конкуренции. В 2018 году компании США привлекли рекордные $84,1 млрд. До рецессии далеко.

Но вернемся в Россию. Негативный сценарий АКРА включает в себя и «нефтяной шок»: цены с нынешнего уровня в течение года-полутора падают до $40 за баррель. Но падение цен более, чем в два раза, на фоне антииранских санкций и запрета на ввоз иранской нефти не только в США, но, под угрозой «вторичных» санкций, и в другие страны – событие маловероятное. Проблема российской экономики – те же качели. Если в США их раскачивают торговые войны и доллар, который укрепляется усилиями ФРС и опасениями макроэкономических последствий торговых войн, а ослабляется санкциями и усилением конкуренции со стороны других валют, то в России на плюс работают высокие нефтяные цены и ближайшие перспективы их сохранения на нынешнем уровне из-за антииранских санкций, на минус - новые антироссийские санкции. Задача прогнозистов – найти и оценить баланс. В АКРА поступили проще: спрогнозировали и санкции, и падение цен ан нефть.

Самое время вспомнить, что практически одновременно с АКРА свое видение российской экономики в 2019 году в рамках мирового прогноза представил МВФ. Он гораздо оптимистичнее: прогноз роста российского ВВП в 2019 году теперь 1,8% вместо прежних 1,5%. Главный двигатель ускорения – рост цен на нефть.

Скорее всего, готовящиеся новые санкции остались вне поля зрения аналитиков Международного валютного фонда, но возможна и другая трактовка: они считают, что высокие цены на нефть перевесят негатив от санкций. В любом случае ближайшее будущее российской экономики зависит от этих качелей. И большая заслуга специалистов АКРА в том, что они первыми показали, во что России могут обойтись новые санкции. А раз санкции – это политика, то проведен не только экономический, но и политический анализ.