*305. Вторая мировая война-3

[Готфрид Леске]

https://history.wikireading.ru/256420

10–26 мая 1940 г.

ПОЧЕМУ НЕ БОМБИТЬ ГРАЖДАНСКИХ?

Много ребят ходили в ней в Польше, а некоторые даже в Испании. Они говорят – это крепость.

С утра мы снимаемся, нас сопровождают истребители. Мы собираемся вместе и идем во Францию. Это наша работа – что французских авиабаз больше нет. Если какие-то их истребители высовываются, ими занимаются наши «мессершмиты».

Прошлой ночью я слышал по радио, что мы пока что разбомбили только семьдесят два вражеских аэродрома. Наверно, все-таки побольше. Сопротивляться нам некому.

Сегодня мы сидели чуть ли не до полудня, а потом полетели на Динан. Видели французские войска, как они удирали со своей артиллерией. Еле удержались, чтобы не ударить разок-другой, но сегодня у нас дела поважнее. Когда проходили железнодорожную станцию, наткнулись на зенитки. Ни в кого не попали. Всем нашим машинам ничего. Французы – стрелки ни к черту.

Ближе к вечеру кинули десяток яиц на аэродром Ваалхавена возле Роттердама. Потом слышали, Брюссель тоже бомбили.

Бомбили аэродром Шифоль. Потом бомбили Амстердам. Потом вернулись на базу заправиться топливом и загрузиться бомбами для Гааги, но нам сказали, что на сегодня хватит.

Поднялись, еще не было пяти, сразу, как проверили моторы. На западе чистое небо. На заданной высоте на Францию. Видели внизу несколько обгорелых французских самолетов. Наверно, «мораны». На всех дорогах немецкие войска. Потом вообще ничего. Врага нигде не видно. Вроде бы весь мир пошел спать. На горизонте красный столб огня и дым. Заходим на цель. Потом еще видели немецкие войска. Великолепно! Как быстро продвигаются! Нам дают приказ, а сам командир эскадрильи не знает, что наши ребята так далеко продвинулись.

Рука оберлейтенанта Фримеля[2] на сбросе. Сейчас мы прямо над сражением. Французские танки против наших танков. Мы летим на высоте над нашими танками, проходим их, резко пикируем.

А потом кладем наши яйца. Взрывается так жутко, что мы прямо чувствуем это сверху. Я опять беру вверх. Слышу снизу пулеметные очереди. Но им теперь нас не достать.

Зольнер[3] смотрит, что там наделали наши бомбы. Хихикает от удовольствия, я слышу по переговорнику.[4] Хороша сегодня работа. Наконец и я смог глянуть, что там делается внизу, смотрю, а там серо-черная масса и только танки полыхают. Хорошая работа.

Бомбили Брюссель и опять Антверпен. Народ из домов выбегает. Убежать пытаются. Мы снизились посмотреть, как они удирают. Некоторые на велосипедах, некоторые коляски детские перед собой толкают. Мы, когда подошли пониже, ударили по ним с бреющего. Они все побросали и кинулись по канавам вдоль дороги. Это, конечно, им не помогло. Бывает, в корову попадем или овцу.

Радио говорит: мы хорошо повоевали. Уничтожено триста двадцать вражеских самолетов, а мы потеряли всего несколько машин. Генерал Винкельман капитулировал. Голландцы не успели оглянуться, как мы их привели в чувство. Что французам, что англичанам скоро тоже белый свет будет в копеечку.

Прекрасный весенний день. Мы развалились на краю поля, в ближайший час никуда не летим. Мы лежим в тени большого старого дуба. Толстый Тео Зольнер уже дрыхнет. Наверно, опять слегка перебрал пивка в полдник.

Вильгельм Ледерер[5] читает «Фельдцайтунг». Говорит, мы уже сбили 1400 вражеских самолетов. Франц Пуцке[6] опять в серьезном настроении, у него это часто бывает. С самолетами, говорит, все правильно, а вот с бегущими людьми так нельзя.

Ледерер не согласен, я тоже не согласен. Ледерер говорит:

– Они наши враги, да? А каждый должен убивать своих врагов, разве не так?

А я сказал:

– Кто мы такие, чтобы решать, что нам делать, а что не делать? Фюрер за нас решает.

Пуцке не согласен, и Ледерер обозвал его демократическим трусом. Мне пришлось вступиться, а то бы они вцепились друг другу в глотки. Пуцке, конечно, не демократический трус. Просто у него нет особого интереса. На самом деле он хотел быть инженером. Авиационным инженером. Но у его папаши было туго с деньжатами. Его отец мелкий служащий в какой-то торговой компании в Дюссельдорфе. Так что Францу пришлось идти работать на авиационный завод. Но он не сачок. Говорят, в Испании он работал великолепно.

Камбре бомбили. В городе, наверно, было полно беженцев. Когда мы поворачивали домой, полгорода горело. По крайней мере, такое было впечатление.

Прилетели, пошли в столовую, а там какой-то журналист говорит, что война его застала в Амстердаме, а теперь он возвращается в свою газету в Лейпциг. За ужином рассказывал нам, что там было в Амстердаме, когда мы прошлись по городу. Они посадили его в отель. Говорит, что не особенно волновался, потому что знал, что мы скоро будем там. Рассказывал, что проснулся посреди ночи от страшного орудийного гула. А потом начались взрывы. А потом он просто вышел на улицу. Никто не пытался его остановить, хотя он считался вроде как пленник. Он видел, что мы идем очень низко, хотя заградительный огонь был сумасшедший. В воздухе стоял сплошной дым, а шум был страшный, огонь сумасшедший. Потом какие-то темные точки стали падать с самолетов. Говорит, сначала ему стало малость не по себе, подумал, что это бомбы. А потом увидел раскрывающиеся парашюты, это наши ребята спускались на пригород или еще дальше. Голландцы стреляли по ним из винтовок, из пулеметов, хорошо хоть, что стрелки из них никакие. Хотя, как ему показалось, в нескольких все-таки попали.

Это гнилое дело – стрелять в беззащитных парашютистов, дикость какая-то. Голландцы как они есть. Я думаю, это противоречит международным конвенциям.

Немецкое радио сообщает, что Париж эвакуирован. Мы сейчас бросаем наши яйца на порты Канала (пролив Ла-Манш). Погода идеальная.

Иногда летишь довольно продолжительное время и вообще никого не видишь. Даже фермы все пустые. Ничего удивительного. Они нас боятся. А потом опять наскакиваем на дорогу, которая кишит народом. Тогда мы вниз, и наши мелкокалиберные пулеметы начинают тараторить. Они гражданские? Ну и что такого? Это война или что?

Бомбили Булонь. Когда уходили, дым был такой густой, что ничего нельзя было рассмотреть. Те, кто побежал в этот город, здорово попались. Разбегались в разные стороны как тараканы. Некоторые прямо под наши танки.

Голландские тюльпановые поля почти нетронуты. Оберлейтенант сказал нам: приказ Геринга.

Радио передало, что мы уничтожили 2400 вражеских самолетов. Многие не успели даже взлететь.

Это прямо совпадение. Вчера вечером я записал сообщение нашего радио, а всего через несколько часов мы вышли бомбить французскую базу. Прекрасные поля, по краям деревья, невысокие холмы вдалеке. Представьте наше изумление, когда мы увидели все эти «мораны» сидящими на земле. Оберлейтенант Фримель начал считать, досчитал до двадцати и бросил. Ударили мы мгновенно. Никакого ответа, видели только нескольких их пилотов, как они бежали к своим машинам. Первый раз промахнулись, но вторая серия пошла точно в цель. Зрелище получилось замечательное. В воздухе кружились куски самолетов, а огонь прямо разливался по земле. Я опять дал вниз, и наши пулеметы довершили дело. Я не думаю, что хоть один из этих самолетов когда-нибудь еще взлетит.

Радио передает, что мы занимаем территорию без остановок. Наша артиллерия бомбит Ипр. Враг пытается зацепиться за Дюнкирхен.[7] Но я все-таки думаю, что скорее всего они просто хотят удрать по дороге через этот Дюнкирхен. Они укрепили город, и ребята, которые кидали яйца на тамошние доки, рассказывали, что зенитки бьют очень сильно. Но это все равно им не поможет.

Ледерер считает, что война закончится через две недели. Оберлейтенант послушал его, но ничего не сказал. Он вообще много не говорит. Оберлейтенант Фримель классный парень, к тому же отличный спортсмен и ведет себя очень достойно. Говорят, что он на короткой ноге со многими близкими к фюреру. Ничего удивительного. Он очень высоко стоит в партии.

Бомбили Дюнкирхен. Город теперь, наверное, весь в руинах. Нефтяные запасы взрывались со страшной силой. Все небо заволокло черным дымом, а издалека это казалось громадной башней. Взрывы были почти каждую минуту. Грохот внизу, наверное, был ужасный.

Когда вернулись, узнали, что наши взяли Булонь.

[С.В. Яров]

https://history.wikireading.ru/257189

Объединение Европы под немецким главенством побудило Гитлера изменить правила советско-германской политической игры. Германия уже не нуждалась в советской дипломатической поддержке и, более того, видела в СССР единственную силу, на которую могла уповать сопротивляющаяся Англия.

Советско-германские разногласия с особой силой выявились в ноябре 1940 г. во время переговоров Молотова в Берлине. Молотов настаивал на «разрешении финской проблемы», пояснив, отвечая на вопрос Гитлера, что «он представляет себе урегулирование в тех же рамках, что и в Бессарабии и в соседних странах», т. е. путем полного поглощения Финляндии. Молотов больше интересовался не разделом восточных владений Англии, к чему его усиленно подталкивали Гитлер и Риббентроп, а европейскими делами. Он выразил озабоченность пребыванием немецких войск в Финляндии и недвусмысленно заявил, что считает Болгарию сферой советских интересов. Все эти требования встретили резкий отпор германской стороны. СССР было взамен предложено присоединиться к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии. Молотов дал уклончивый ответ и только в конце ноября 1940 г. сообщил о принципиальном согласии СССР на подписание пакта. Однако это предполагало выполнение ряда предварительных условий: СССР получал право создавать военные базы в черноморских проливах, Япония должна была отказаться от концессий на Северном Сахалине, немецкие войска обязаны были уйти из Финляндии. Германия позднее известила СССР о невозможности принять эти условия без консультации с союзниками и тем окончательно похоронила данный проект.


Советско-германские отношения вступили в полосу откровенной враждебности после вторжения гитлеровских войск в Югославию 6 апреля 1941 г. Это произошло через день после подписания в Москве Договора о дружбе и ненападении между СССР и Югославией. Попытки Советского Союза в последующие несколько месяцев ослабить напряженность в советско-германских отношениях не имели успеха. 22 июня 1941 г. посол Германии в СССР В. Шуленбург вручил Молотову меморандум об объявлении войны.

[И.Г. Дроговоз]

https://history.wikireading.ru/319818
9 июня 1940 года народный комиссар обороны СССР С.К. Тимошенко утвердил план формирования механизированных корпусов и передал свои предложения в СНК СССР 6 июля 1940 года вышло постановление СНК СССР № 1193-464сс, в котором говорилось: «СНК СССР постановляет:

1. Утвердить организацию механизированного корпуса в составе двух танковых дивизий, моторизованной дивизии, мотоциклетного полка, одной авиаэскадрильи, дорожного батальона и батальона связи корпуса. МК придать одну авиабригаду в составе 2-х ближнебомбардировочных и одного истребительного авиаполков.

2. Утвердить организацию танковой дивизии МК и отдельной танковой дивизии в составе:

а) 2-х танковых полков по одному батальону тяжелых танков / в каждом /, 2-х батальонов средних танков и батальону огнеметных танков в каждом полку.

б) одного моторизованного полка в составе 3-х стрелковых батальонов и одной 6-орудийной батареи полковой артиллерии.

в) одного артиллерийского полка в составе 2-х дивизионов: одного дивизиона 122мм гаубиц и одного дивизиона 152 мм гаубиц.


г) зенитного дивизиона, разведывательного батальона, мостового батальона и тыловых частей обслуживания…

3. Моторизованную дивизию иметь в составе и организации, утвержденной постановлением Комитета Обороны от 22 мая 1940 г. № 215 сс.

4. Утвердить штатную численность:

а) управления механизированного корпуса с мотоциклетным полком на мирное время — 2662 человека и на военное время — 2862 человека.

б) танковой дивизии на мирное время — 10943 человека и на военное время — 11343 человека.

в) моторизованной дивизии на мирное время — 11000 человек, на военное время — 12000 человек.

5. Всего в Красной Армии иметь 8 механизированных корпусов и 2 отдельные танковые дивизии, всего 8 управлений МК с МЦП и корпусными частями, 18 танковых дивизий и 8 моторизованных дивизий…»

На формирование танковых дивизий были обращены имевшиеся танковые бригады, главным образом, в пограничных военных округах. Моторизованные дивизии создавались на базе стрелковых соединений. Личный состав и командные кадры поступали из расформированных кавалерийских дивизий и корпусов. В 1940 году это были: в Западном Особом военном округе — управление 3-го кавалерийского корпуса, 7-я Самарская, 11-я им. Морозова, 4-я Донская казачья кавалерийские дивизии, в Киевском Особом ВО — управление 4-го кавалерийского корпуса, 16-я Сибирская и 34-я кавалерийские дивизии, в Ленинградском ВО — 25-я кавалерийская дивизия, в Северо-Кавказском ВО — 10-я Терско-Ставропольская, 12-я Кубанская казачья кавалерийские дивизии, на Дальнем Востоке -31-я кавалерийская дивизия, в Забайкальском ВО — 15-я, 22-я кавалерийские дивизии. На базе управления 4-го кавалерийского корпуса был сформирован 8-й механизированный корпус КОВО. Командир 6-го кавалерийского корпуса А.И. Еременко стал командиром 3-го мехкорпуса, формирование которого началось в Западном, а завершилось в Прибалтийском военном округе. Многие кавалеристы в 1940 году превратились в танкистов.

2-й механизированный корпус, включавший в свой состав 11-ю, 16-ю танковые и 15-ю моторизованную дивизии, 6-й мотоциклетный полк, 182-й отдельный батальон связи, 49-й инженерный батальон, формировался в Одесском военном округе на базе управления 55-го стрелкового корпуса, 173-й стрелковой дивизии и 4-й танковой бригады.

8-й мехкорпус Киевского военного округа развертывался на базе управления 4-го кавалерийского корпуса, 7-й стрелковой дивизии, 14-й тяжелой и 23-й легкотанковой бригад.

Всего до конца 1940 года были развернуты следующие механизированные корпуса:

• 1-й — в Ленинградском военном округе — 1-я, 3-я танковые, 163-я моторизованная дивизии, 5-й мотоциклетный полк;

• 2-й — в Одесском ВО — 11-я, 16-я тд, 15-я мд, 6-й мцп;

• 3-й — в Прибалтийском ВО — 2-я, 5-я тд, 84-я мд;

• 4-й — в Киевском Особом ВО -8-я, 32-я тд, 81-я мд, 3-й мцп;

• 5-й — в Забайкальском ВО — 13-я, 17-я тд, 109-я мд, 8-й мцп;

• 6-й — в Западном Особом ВО — 4-я, 7-я тд, 29-я мд, 4-й мцп;

• 7-й — в Московском ВО — 14-я, 18-я тд, 1-я мсд, 9-й мцп;

• 8-й — в Киевском Особом ВО — 12-я, 34-я тд, 7-я мд, 2-й мцп.

В Закавказском военном округе формировалась 6-я, в Среднеазиатском — 9-я танковые дивизии. В конце 1940 года в Киевском Особом военном округе был дополнительно развернут 9-й механизированный корпус, командиром которого был назначен срочно выпущенный из лагеря на волю К.К. Рокоссовский.

Каждый механизированный корпус в случае его полного укомплектования имел бы огромную ударную мощь. По штату 1941 года в нем должно было быть 36000 человек, 1031 танк (из них 120 тяжелых, 420 средних, 316 легких БТ, 17 легких и 152 химических), 358 орудий и минометов, 268 средних бронеавтомобилей БА-10, 116 легких бронемашин БА-20.

Темпы развертывания мехкорпусов были очень высокими, что вызывало массу проблем. Из-за нехватки новых танков их пришлось забрать из танковых батальонов стрелковых дивизий, танковых полков кавалерийских дивизий, лишив эти соединения главной ударной силы.

Как признавал в своих мемуарах Г.К. Жуков, «мы не рассчитали объективных возможностей нашей танковой промышленности. Для полного укомплектования новых мехкорпусов требовалось 16,6 тыс. танков только новых типов, а всего около 32 тыс. танков. Такого количества машин в течение одного года практически при любых условиях взять было неоткуда, недоставало и технических, командных кадров».

Несмотря на это, вместо качественного совершенствования имевшихся бронетанковых и механизированных войск был выбран путь количественного наращивания сил и средств без учета возможностей. Девяти корпусов командованию РККА показалось мало, хотя будь они укомплектованы по штату, то в 2 с лишним раза превзошли бы танковые войска Германии по числу танков и могли решить исход любого сражения или конфликта.

Но вместо оснащения существующих мехкорпусов и их боевого слаживания, в феврале 1941 года Генеральный штаб разработал еще более широкий план формирования бронетанковых и механизированных войск, предусматривающий создание еще 21 корпуса. И.В. Сталин не сразу под держал этот план, утвердив его лишь в марте 1941 года. И с апреля 1941 года началось массовое развертывание новых механизированных корпусов, для которых не было ни танков, ни командных кадров. Для этого процесса были задействованы оставшиеся танковые бригады, некоторые кавалерийские дивизии (27-й мехкорпус генерала Петрова в Среднеазиатском военном округе создавался на базе 19-й кавалерийской дивизии).

Всего к началу Великой Отечественной войны было сформировано 29 механизированных корпусов, имевших различную степень укомплектованности:

1-й механизированный корпус — Ленинградский военный округ, штаб — Псков. Командир — генерал-майор М.Л. Чернявский. Состав — 1-я и 3-я танковые, 163-я моторизованная дивизии, 5-й мотоциклетный полк;

2-й механизированный корпус — Одесский военный округ; штаб — Тирасполь. Командир — генерал-лейтенант Ю.B. Новосельский. Состав — 11-я и 16-я танковые, 15-я моторизованная дивизии, 6-й мцп. 489 танков, из них 60 — КВ и Т-34;

3-й механизированный корпус — Прибалтийский Особый военный округ, штаб — Вильнюс. Командир — генерал-майор А.В. Куркин. Состав — 2-я и 5-я танковые, 84-я моторизованная дивизии;

4-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Львов. Командир — генерал-майор А.А. Власов. Состав — 8-я и 32-я танковые, 81-я моторизованная дивизии. Всего 892 танка, из них 414 — КВ и Т-34;

5-й механизированный корпус — Забайкальский военный округ, штаб — Борзя. Командир — генерал-майор И.П. Алексеенко. Состав — 13-я и 17-я танковые, 109-я моторизованная дивизии, 8-й мцп;


6-й механизированный корпус — Западный Особый военный округ, штаб — Белосток. Командир — генерал-майор М.Г Хацкилевич. Состав — 4-я и 7-я танковые, 29-я моторизованная дивизии, 4-й мцп. Всего 1021 танк, из них — 114 КВ, 238 Т-34, 416 БТ, 126 Т-26, 127 прочих;

7-й механизированный корпус — Московский военный округ, штаб — Москва. Командир — генерал-майор В.И. Виноградов. Состав — 14-я и 18-я танковые, 1-я мотострелковая дивизии, 9-й мцп;

8-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Дрогобыч. Командир — генерал-лейтенант Д.И. Рябышев. Состав — 12-я и 34-я танковые, 7-я моторизованная дивизии, 2-й мцп. Всего 858 танков, из них 171 — КВ и Т-34;

9-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Новоград-Волынский. Командир — генерал-майор К.К. Рокоссовский. Состав — 20-я и 35-я танковые, 131-я моторизованная дивизии, 32-й мцп. Всего 300 танков, из них БТ —134, Т-26 — 148, прочих — 18;

10-й механизированный корпус — Ленинградский военный округ, штаб — Ленинград. Командир — генерал-майор И.Г. Лазарев. Состав — 21-я и 24-я танковые, 198-я моторизованная дивизии, 7-й мцп. Всего в 1-м и 10-м мехкорпусах 1506 танков, из них 15 — КВ и Т-34;

11-й механизированный корпус — Западный Особый военный округ, штаб — Волковыск. Командир — генерал-майор Д.К. Мостовенко. Состав — 29-я и 33-я танковые, 204-я моторизованная дивизии, 16-й мцп. Всего 237 танков, из них 3 — КВ, 28 — Т-34, 44 — БТ, 162 — Т-26;

12-й механизированный корпус — Прибалтийский Особый военный округ, штаб — Елгава. Командир — генерал-майор Н.М. Шестопалов. Состав — 23-я и 28-я танковые, 202-я моторизованная дивизии, 10-й мцп. Всего в 3-м и 12-м мехкорпусах 1393 танка, из них 109 — КВ и Т-34;

13-й механизированный корпус — Западный Особый военный округ, штаб — Бельск-Подлясны. Командир — генерал-майор П.Н. Ахлюстин. Состав — 25-я и 31-я танковые, 208-я моторизованная дивизии, 18-й мцп. Всего 294 танка, из них 15 — БТ, 263 Т-25, прочих — 16;

14-й механизированный корпус — Западный Особый военный округ, штаб — Кобрин. Командир — генерал-майор С.И. Оборин. Состав — 22-я и 30-я танковые, 205-я моторизованная дивизии, 20-й мцп. Всего 520 танков, из них 6 — БТ, 504 — Т-26, прочих — 10;

15-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Броды. Командир — генерал-майор И.И. Карпезо. Состав — 10-я и 37-я танковые, 212-я моторизованная дивизии, 25-й мцп. Всего 733 танка, из них 131— КВ и Т-34;

16-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Каменец-Подольский. Командир — комдив А.Д. Соколов. Состав — 15-я и 39-я танковые, 240-я моторизованная дивизии, 19-й мцп. Всего 608 танков, КВ и Т-34 нет;

17-й механизированный корпус — Западный Особый военный округ, штаб — Барановичи. Командир — генерал-майор М.П. Петров. Состав — 27-я и 36-я танковые, 209-я моторизованная дивизии, 22-й мцп. Всего 36 танков, из них 24 — БТ, 1 — Т-26, прочие —11;

18-й механизированный корпус — Одесский военный округ, штаб — Аккерман. Командир — генерал-майор П.В. Волох. Состав — 4-я и 47-я танковые, 218-я моторизованная дивизии, 26-й мцп. Всего 280 танков;

19-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Бердичев. Командир — генерал-майор Н.В. Фекленко. Состав — 40-я и 43-я танковые, 213-я моторизованная дивизии, 21-й мцп. Всего 450 танков, из них 5 — КВ, 2 —Т-34, 291 —Т-26, прочие — 152;

20-й механизированный корпус — Западный Особый военный округ, штаб — Борисов. Командир — генерал-майор А.Г. Никитин. Состав — 26-я и 38-я танковые, 210-я моторизованная дивизии, 24-й мцп. Всего 93 танка, из них 13 — БТ, 80 — Т-26;

21-й механизированный корпус — Московский военный округ, штаб — Идрица. Командир — генерал-майор Д.Д. Лелюшенко. Состав —42-я и 46-я танковые, 185-я моторизованная дивизии. Всего в 7-м и 21-м мехкорпусах 1134 танка;

22-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Ровно. Командир — генерал-майор С.М. Кондрусев. Состав — 19-я и 41-я танковые, 215-я моторизованная дивизии, 23-й мцп. Всего 647 танков, из них 31— КВ-2 (по другим данным — 707 танков);

23-й механизированный корпус — Орловский военный округ. Командир — генерал-майор М.А. Мясников. Состав — 48-я и 51-я танковые, 220-я моторизованная дивизии, 27-й мцп. Всего 413 танков, из них 21 — КВ и Т-34;

24-й механизированный корпус — Киевский Особый военный округ, штаб — Проскуров. Командир — генерал-майор В.И. Чистяков. Состав — 45-я и 49-я танковые, 216-я моторизованная дивизии, 17-й мцп. Всего 222 танка;

25-й механизированный корпус — Харьковский военный округ, штаб — Харьков. Командир — генерал-майор С.М. Кривошеин. Состав — 50-я и 55-я танковые, 219-я моторизованная дивизии, 12-й мцп. Всего 300 танков, из них 20 — КВ и Т-34;

26-й механизированный корпус — Северо-Кавказский военный округ. Состав — 52-я и 56-я танковые, 217-я моторизованная дивизии, 27-й мцп. Всего 184 танка;

27-й механизированный корпус — Среднеазиатский военный округ, штаб — Мары. Командир — генерал-майор И.Е. Петров. Состав — 9-я и 53-я танковые, 221-я моторизованная дивизии, 31-й мцп. Всего 356 танков;

28-й механизированный корпус — Закавказский военный округ, штаб — Тбилиси. Состав — 6-я и 54-я танковые, 236-я моторизованная дивизии, 13-я мцп. Всего 869 танков;

30-й механизированный корпус — Дальневосточный фронт. Состав — 58-я и 60-я танковые, 239-я моторизованная дивизии. Всего в Дальневосточном фронте (30-й МК плюс 59-я и 69-я тд) 2969 танков.

Большинство механизированных корпусов не имело необходимого количества вооружения и боевой техники. Укомплектованность к середине июня 1941 года составляла: по автомобилям — 39 %, тракторам — 44 %, ремонтным средствам — 29 %, мотоциклам — 11 %.

Наибольшее количество танков было сосредоточено в механизированных корпусах Киевского Особого военного округа, что вполне соответствовало точке зрения И.В. Сталина о том, что в случае войны главный удар немцы нанесут на Украине. Поэтому юго-западное направление считалось основным. 4-й и 8-й механизированные корпуса имели одних только новых танков КВ и Т-34 около 600 штук, а к ним более 1000 танков других марок.

О состоянии механизированных корпусов, после начала войны оказавшихся на направлении главного удара немецких войск, можно судить по следующим данным.


Перейти на сайт

СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫЙ ЗАСТРОЙЩИК «ДИВНОЕ-СИТИ» С проектной декларацией можно ознакомиться на сайте наш.дом.рф»
Вернуться к просмотру
СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫЙ ЗАСТРОЙЩИК «ДИВНОЕ-СИТИ» С проектной декларацией можно ознакомиться на сайте наш.дом.рф»
К началу июня 1941 года механизированные корпуса Западного и Киевского Особых военных округов, входившие в Первый стратегический эшелон, имели (в скобках — штатное количество):

6-й мехкорпус — танков — 1021 (1031), из них тяжелых танков КВ — 114 (126), средних танков Т-34 — 238 (420), легких танков БТ — 416 (316), легких танков Т-26 — 126 (152), прочих — 127 (17), бронеавтомобилей — 229 (268), артиллерийских орудий —172 (172);

11-й мехкорпус — танков — 237, из них КВ — 3, Т-34 — 28, БТ — 44, Т-26 — 162, бронеавтомобилей — 141, артиллерийских орудий — 121;

13-й мехкорпус — танков — 294, из них БТ — 15, Т-26 — 263, прочих —16, бронеавтомобилей — 34, артиллерийских орудий —144;

14-й мехкорпус — танков — 520, из них БТ — 6, Т-26 — 504, прочих — 10, бронеавтомобилей —44, артиллерийских орудий —160;

17-й мехкорпус — танков — 36, из них БТ — 24, Т-26 — 1, прочих —11, бронеавтомобилей — 35, артиллерийских орудий —162;

20-й мехкорпус — танков — 93, из них БТ — 13, Т-26 — 80, бронеавтомобилей — 11, артиллерийских орудий —144;

9-й мехкорпус — танков — 300, из них БТ — 134, Т-26 — 148, прочих —18, бронеавтомобилей — нет, артиллерийских орудий — 90;

19-й мехкорпус — танков — 450, из них КВ — 5, Т-34 — 2, Т-26 — 291, прочих — 152, бронеавтомобилей — нет, артиллерийских орудий —64.

МОТОРИЗОВАННЫЕ ДИВИЗИИ

В состав каждого механизированного корпуса, наряду с двумя танковыми дивизиями, входила моторизованная дивизия. Они предназначались для закрепления успеха, достигнутого танковыми дивизиями, и решения других задач в глубине обороны противника. Моторизованные дивизии первых девяти мехкорпусов развертывались из стрелковых соединений с сохранением прежней нумерации. Для второй волны МК началось формирование новых дивизий — с нуля или на базе расформированных кавалерийских дивизий.

Состав и организация моторизованной дивизии были утверждены постановлением Комитета Обороны от 22 мая 1940 г. № 215 сс.

Организационно моторизованная дивизия состояла из следующих частей и подразделений:

— управление дивизии;

— два мотострелковых полка, каждый в составе:

— управление полка,

— три стрелковых батальона (в каждом — 3 стрелковых и одна минометная роты);

— комендантская рота;

— рота связи;

— пушечная артиллерийская батарея (4 76-мм пушки);

— полковой медпункт;

— танковый полк (в составе 4 танковых батальонов и подразделений обеспечения);

— гаубичный артиллерийский полк в составе:

— артиллерийский дивизион 122-мм гаубиц (4 батареи по 4 орудия);

— артиллерийский дивизион 152-мм гаубиц (3 батареи по 4 орудия);

— подразделения обеспечения;

— разведывательный батальон в составе:

— рота танков;

— рота бронеавтомобилей;

— мотоциклетная рота;

— истребительно-противотанковый дивизион;

— отдельный зенитно-артиллерийский дивизион (8 37-мм пушек);

— саперный батальон;

— ремонтно-восстановительный батальон;

— медико-санитарный батальон;

— артпарковый дивизион;

— отдельный батальон связи;

— автотранспортный батальон;

— рота регулирования;

— походный хлебозавод;

— полевая почтовая станция;

— полевая касса Госбанка.

По штату военного времени в моторизованной дивизии должно было быть:

— 11534 человека;

— 258 легких танков БТ и 17 плавающих Т-37;

— 51 бронеавтомобиль;

— 12 152-мм гаубиц;

— 16 122-мм гаубиц;

— 16 76-мм пушек;

— 8 37-мм зенитных пушек;

— 12 82-мм минометов;

— 60 50-мм минометов;

— 1587 автомашин;

— 128 тракторов;

— 159 мотоциклов.

Нумерация частей в моторизированных дивизиях была единой со стрелковыми дивизиями, то есть бессистемной (хотя до 1939 года нумерация полков стрелковой дивизии отличалась простотой — их номера шли по порядку, к примеру: 11-я стрелковая дивизия — 31, 32, 33-й стрелковые полки, 24-я стрелковая дивизия — 70, 71, 72-й стрелковые полки (с 1939 года 7, 168 и 274-й соответственно). Примером может служить 69-я моторизованная дивизия Дальневосточного фронта (бывшая 3-я колхозная дивизия Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии), не входившая в состав мехкорпуса. Ее состав: 120-й, 237-й мотострелковые полки, 143-й танковый полк, 118-й артполк, 109-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион, 61-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, 20-й разведывательный батальон, 41-й отдельный батальон связи, 99-й легкий инженерный батальон, 800-й автотранспортный батальон, 71-й медсанбат, 118-й артпарковый дивизион, 800-я рота регулирования. 17 июля 1941 года 69-я моторизованная дивизия была преобразована в 107-ю танковую дивизию, при этом состав и нумерация частей остались прежними. 16 сентября 1941 года ее вновь переименовали в 107-ю мотострелковую дивизию.

Моторизованные дивизии сильно отличались по укомплектованности личным составом, вооружением и техникой. Это хорошо видно на примере трех соединений — 131-й, 213-й, 215-й моторизованных дивизий, входивших в состав механизированных корпусов Киевского Особого ВО. Имея личный состав, близкий к штатному (11534 человека) — в 131-й мд —10580, 213-й мд —10021, 215-й мд — 10648 человек, эти дивизии испытывали большой дефицит командных кадров: при штатной численности комначсостава в 1095 человек имелось — в 131-й мд — 784, 213-й мд — 459, 215-й мд —596. Танковый парк — в среднем 36 % от штата. По дивизиям: 131-я — 122 танка, 213-я —55 танков, 215-я —129 танков.

Артиллерийское вооружение — общий процент укомплектованности по трем дивизиям: 76-мм пушки — 66,6, 37-мм пушки—50, 152-мм гаубицы—22,2, 122-мм гаубицы— 91,6, 82-мм минометы —88,8, 50-мм миномёты —100. Гораздо хуже обстояло дело с транспортными средствами:

— автомобили — 24 % от штата. Вместо 1587 автомашин, в 131-й мд —595, 213-й мд — 140, 215-й мд — 405;

— тракторы и тягачи — 62,6 % от штата. Из 128 штатных — в 131-й мд — 69, 213-й мд —47,215-й мд —62;

— мотоциклы — 3,5 % от штата. Вместо 159 машин — в 131-й мд — 17, в 213-й и 215-й мд — вообще нет.

А ведь это были дивизии Первого стратегического эшелона. Во внутренних округах положение было еще хуже. Поэтому с первых дней войны большинство мотодивизий использовалось в боях как стрелковые соединения.

Всего перед войной в составе механизированных корпусов имелось 29 моторизованных дивизий. Кроме них, существовало еще несколько отдельных мотострелковых дивизий.


Судьба мотодивизий механизированных корпусов в годы войны была различной:

1 мотострелковая дивизия —7-й мк —21.09.1941 г. преобразована в 1-ю гвардейскую мотострелковую дивизию (с 23.01.1943 г. — 1-я гвардейская стрелковая дивизия). Завершила боевой путь в годы войны как 1-я гвардейская Московско-Минская Пролетарская ордена Ленина Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова стрелковая дивизия.

7-я моторизованная дивизия — 8-й мк— 12.09.1941 г. переформирована в 7-ю стрелковую дивизию. 27.12.1941 г. расформирована.

15-я мд —2-й мк —6.08.1941 г. переформирована в 15-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 15-я Инзенская Сивашско-Щецинская ордена Ленина дважды Краснознаменная орденов Суворова и Трудового Красного Знамени стрелковая дивизия. После войны она вновь стала механизированной.

29-я мд — 6-й мк — 19.09.1941 г. расформирована.

81-я мд — 4-й мк — 16.07.1941 г. переформирована в 81-ю стрелковую дивизию. 27.09.1942 г. расформирована.

84-я мд — 3-й мк —16.07.1941 г. переформирована в 84-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 84-я Харьковская Краснознаменная стрелковая дивизия.

103-я мд — 26-й мк — 28.08.1941 г. переформирована в 103-ю стрелковую дивизию. 27.12.1941 г. расформирована.

109-я мд — 5-й мк — 19.07.1941 г. преобразована в 304-ю стрелковую дивизию.

131-я мд — 9-й мк — 29.07.1941 г. переформирована в 131-ю стрелковую дивизию. 27.12.1941 г. расформирована.

163-я мд — 1-й мк — 15.09.1941 г. переформирована в 163-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 163-я Ромненско-Киевская ордена Ленина Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова стрелковая дивизия.

185-я мд — 21-й мк — 25.08.1941 г. переформирована в 185-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 185-я Панкратовско-Пражская ордена Суворова стрелковая дивизия.

198-я мд — 10-й мк — 17.09.1941 г. переформирована в 198-ю стрелковую дивизию.

202-я мд — 12-й мк — 20.09.1941 г. переформирована в 202-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 202-я Корсунь-Шевченковская Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова стрелковая дивизия.

204-я мд — 11-й мк — 19.09.1941 г. расформирована.

205-я мд — 14-й мк — 30.06.1941 г. расформирована.

208-я мд — 13-й мк —19.09.1941 г. расформирована.

209-я мд — 17-й мк —19.09.1941 г. расформирована.

210-я мд — 20-й мк — 14.07.1941 г. преобразована в 4-ю кавалерийскую дивизию.

212-я мд — 15-й мк — 29.07.1941 г. переформирована в 212-ю стрелковую дивизию. 21.11.1941 г. расформирована.

213-я мд — 19-й мк —19.09.1941 г. расформирована.

215-я мд — 22-й мк —19.09.1941 г. расформирована.

216-я мд — 24-й мк — 19.09.1941 г. расформирована.

218-я мд — 18-й мк — 8.09.1941 г. переформирована в

218-ю стрелковую дивизию. 27.09.1942 г. расформирована.

219-я мд — 25-й мк — 9.09.1941 г. переформирована в

219-ю стрелковую дивизию. 27.12.1941 г. расформирована.

220-я мд — 23-й мк — 21.07.1941 г. переформирована в 220-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 220-я Оршанская Краснознаменная ордена Суворова стрелковая дивизия.

221-я мд — 27-й мк —10.08.1941 г. расформирована.

236-я мд — 28-й мк — в 09.1941 г. переформирована в 236-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 236-я Днепропетровская Краснознаменная ордена Суворова стрелковая дивизия.

239-я мд — 30-й мк — 6.08.1941 г. переформирована в 239-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 239-я Краснознаменная стрелковая дивизия.

240-я мд — 16-й мк — 6.08. 1941 г. переформирована в 240-ю стрелковую дивизию. Закончила войну как 240-я Киевско-Днепровская Краснознаменная орденов Суворова и Богдана Хмельницкого стрелковая дивизия.

Большинство моторизованных дивизий после упразднения мехкорпусов были переведены на штаты стрелковых дивизий, поскольку танков в них практически не осталось, а на поступление новых надежды не было.

ТАНКОВЫЕ ДИВИЗИИ РККА ФОРМИРОВАНИЯ 1940–1941 ГОДОВ

Главной ударной силой мехкорпусов были две танковые дивизии, входившие в их состав. Основным предназначением танковых дивизий был прорыв слабо укрепленной обороны противника, развитие наступления на большую глубину и действия в оперативной глубине — разгром резервов, нарушение управления и деморализация тыла, захват важных объектов. В оборонительных операциях танковые дивизии должны были наносить контрудары с целью уничтожения прорвавшегося противника. Эта задача перед войной считалась второстепенной и маловероятной. Поэтому в завязавшихся боях организовать и провести должным образом контрудары так и не удалось.

Организация танковой дивизии и ее штат целиком отвечали ее предназначению. Ввиду господства теории «войны малой кровью на чужой территории», подразумевавшей захват господства в воздухе и наступление как основной вид боевых действий, танковые дивизии имели большую ударную мощь, но совершенно недостаточное (как показала война) количество средств ПВО, эвакуационной техники.

Формирование танковых дивизий началось в соответствии и по штатам, утвержденным Постановлением СНК СССР от б июля 1940 года № 1193—464 сс.

Дивизии полагалось: личного состава — 11343 человека, танков —413 (из них тяжелых КВ —105, средних Т-34 — 210, легких БТ-7 — 26, Т-26 — 18, химических —54), бронеавтомобилей — 91, орудий и минометов (без 50-мм) — 58. В марте 1941 года организация танкового полка танковой дивизии была изменена — количество тяжелых танков в нем уменьшилась с 52 до 31. Соответственно число танков в дивизии сократилось с 413 до 375. В механизированном корпусе вместо 1108 танков стало 1031.

В 1940 году было сформировано 18 танковых дивизий в составе мехкорпусов и две отдельные (6-я — в Закавказском военном округе и 9-я — в Среднеазиатском).

Организационная структура танковых дивизий была следующей:

— управление дивизии;

— штабная рота;

— два танковых полка, каждый в составе:

— управление полка;

— комендантская рота;

— рота связи;

— разведывательная рота;

— саперная рота;

— ремонтная рота;

— полковой медицинский пункт;

— 4 танковых батальона (батальон тяжелых танков — 31 КВ, 2 батальона средних танков по 52 Т-34 в каждом и батальон химических танков);

— мотострелковый полк в составе:

— управление полка;

— комендантская рота;

— рота связи;

— разведывательная рота;

— саперная рота;

— пушечная артиллерийская батарея (4 76-мм пушки);

— 3 стрелковых батальона (в каждом 3 стрелковые роты и одна минометная рота — 6 82-мм минометов);


— полковой медицинский пункт;

— гаубичный артиллерийский полк в составе:

— управление полка;

— артиллерийский дивизион 122-мм гаубиц (3 батареи по 4 орудия);

— артиллерийский дивизион 152-мм гаубиц (3 батареи по 4 орудия);

— подразделения обеспечения;

— разведывательный батальон в составе:

— взвод управления;

— взвод связи;

— комендантский взвод;

— танковая рота;

— рота средних бронеавтомобилей;

— рота легких бронеавтомобилей;

— мотоциклетная рота;

— зенитная рота—4 37-мм пушки, 12 крупнокалиберных пулеметов ДШК;

— артиллерийская батарея — 6 пушек ДРП;

— саперный взвод;

— взвод ранцевых огнеметов;

— отдельный зенитно-артиллерийский дивизион (2 батареи 37-мм пушек) — 8 37-мм пушек, 36 пулеметов ДШК;

— отдельный батальон связи;

— моторизованный понтонно-мостовой батальон;

— автотранспортный батальон;

— ремонтно-восстановительный батальон;

— медико-санитарный батальон;

— рота регулирования;

— полевой хлебозавод;

— полевая почтовая станция;

— полевая касса Госбанка.

Танковая рота средних танков имела 17 машин (во взводе — 5 танков), батальон — 52 танка. Батальон тяжелых танков насчитывал 31 танк (в роте — 10, во взводе — 3).

Нумерация частей в танковых дивизиях была проще, чем в моторизованных и стрелковых дивизиях. Номера танковых полков шли по порядку (за небольшим исключением) и соответствовали номеру дивизии, умноженному на 2 и номеру, умноженному на 2 минус 1 (например — в 47-й танковой дивизии — 93-й и 94-й танковые полки). Исключение: 16-я танковая дивизия — 31-й и 149-й танковые полки. 23-я тд — 45-й и 144-й тп, 24-я тд — 48-й и 49-й тп, 25-я тд — 50-й и 113-й тп, 27-я тд — 54-й и 140-й тп, 29-я тд — 57-й и 59-й тп, 31-я тд — 46-й и 148-й тп.

Номера мотострелкового полка, артиллерийского полка, зенитно-артиллерийского дивизиона, разведывательного батальона, понтонно-мостового, медико-санитарного, автотранспортного, ремонтно-восстановительного батальонов и батальона связи, роты регулирования и полевого хлебозавода совпадали с номером дивизии.

Полевые почтовые станции и кассы Госбанка имели свою систему нумерации.

В танковых дивизиях, сформированных из мехкорпусов внутренних округов, система нумерации была нарушена — номера полков поменялись — и не имела былой стройности.

Вот состав 1-й Краснознаменной танковой дивизии Ленинградского военного округа: 1-й, 2-й танковые, 1-й мотострелковый, 1-й гаубичный артиллерийский полки, 1-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, 1-й разведывательный батальон, 1-й понтонный батальон, 1-й отдельный батальон связи, 1-й медсанбат, 1-й автотранспортный батальон, 1-й ремонтно-восстановительный батальон, 1-я рота регулирования, 1-й полевой хлебозавод, 63-я полевая почтовая станция, 204-я полевая касса Госбанка.

Штатный состав танковой дивизии РККА в 1941 году составлял 10942 человека, в том числе 1288 человек командно-начальствующего состава, 2331 человек младшего комсостава, 7323 рядовых.

На вооружении дивизии состояло:

— 375 танков (тяжелых — 63, средних — 210, легких БТ-7 — 26, Т-26 — 22, химических — 54),

— 95 бронеавтомобилей (средние БА-10 и легкие БА-20);

— 12 122-мм гаубиц;

— 12 152-мм гаубиц;

— 4 76-мм полковых пушек;

— 12 37-мм автоматических зенитных пушек;

— 18 82-мм батальонных минометов;

— 27 50-мм ротных минометов;

— 1360 автомашин;

— 84 тракторов;

— 380 мотоциклов;

— 122 ручных пулеметов;

— 390 пистолет-пулеметов;

— 1528 самозарядных винтовок.

События начала войны показали, что слабым местом танковых дивизий был недостаток зенитных и противотанковых средств, бронетранспортеров (их вообще не было), хотя все остальное вооружение было на уровне лучших образцов Вермахта или даже превосходило его.

Ввиду того что в последнее время появилось достаточно много литературы, посвященной танкам периода второй мировой войны, будет уместно ограничиться краткой характеристикой бронетанковой техники и другого вооружения танковых дивизий.

Тяжелые танки были представлены следующими образцами:

— Т-35 —построенный в 1933–1939 годах на Харьковском паровозостроительном заводе им. Коминтерна в количестве 60 единиц. Вооружение размещалось в 5 башнях и состояло из одной 76-мм и 2 45-мм пушек, 5 пулеметов. При броне 20–30 мм и массе до 55 т имел скорость до 30 км/час. Т-35 предназначался для прорыва сильно укрепленных оборонительных полос. Все танки Т-35 находились в составе 34-й танковой дивизии Юго-Западного фронта и были потеряны в июне 1941 года, в основном по техническим причинам: в 67-м танковом полку ни один танк Т-35 не был уничтожен противником — все 17 машин брошены из-за неисправностей. В 68-м танковом полку из 30 танков: 6 подбито немцами, два застряли в болоте, один пропал без вести, все остальные брошены из-за поломок и неисправностей.

— КВ-1 — принят на вооружение 19 декабря 1939 года. Боевое крещение получил в «зимней войне» с Финляндией. Вооружение — 76-мм пушка, 3 пулемета. Толщина брони до 100 мм, масса — 47,5 т, скорость до 35 км/час. По всем показателям превосходил немецкие танки.

— КВ-2 — принят на вооружение в феврале 1940 года. Оснащен 152-мм гаубицей и предназначался для прорыва укрепленных оборонительных рубежей и разрушения долговременных огневых точек. Броня — до 75 мм, масса — 52 т, скорость — 35 км/час. Было выпущено 330 таких машин (по другим данным —100). В 41-Й танковой дивизии Юго-Западного фронта имелся 31 танк, но без боекомплекта к началу войны.

В германской армии ничего подобного тяжелым советским танкам не было.

Средние танки:

— Т-28 — принят на вооружение 11 августа 1933 года. В 1933–1940 годах на заводе «Красный путиловец» в Ленинграде произведено 523 машины. Вооружение — 76-мм пушка и 3 пулемета в трех башнях. Броня — до 80 мм (вариант Т-28Э), масса — 32 т. Предназначался для прорыва укрепленных оборонительных полос. К началу войны по вооружению превосходил все немецкие танки, уступая по бронированию только Т-4.

— Т-34 — принят на вооружение 19 декабря 1939 года. Боевая масса — 26,5 т, вооружение — 76 мм пушка и 2 пулемета. Броня — до 45 мм, скорость — 55 км/час. Шедевр советского танкостроения, соперничать с которым в начале войны мог в определенной мере Т-4.

Легкие танки:

— Т-26 — самая массовая машина в танковом парке РККА. Копия английского танка «Виккерс — 6-тонный», принят на вооружение 13 февраля 1931 года (2-башенный вариант). К 1941 году наиболее распространенным был вариант с 45-мм пушкой. Всего в 30-е годы их было выпущено более 12000. По основным показателям уступал немецким Т-3 и Т-4.


— БТ-5 — производился в 1933–1934 годах в Харькове. Усовершенствованный вариант БТ-2 с усиленным пушечным вооружением — 45-мм пушкой и отечественным двигателем М-5. По вооружению и проходимости не уступал Т-26, а по удельной мощности, подвижности и запасу хода превосходил его.

— БТ-7 — в 1935–1940 годах произведено 4881 БТ-7 и БТ-7А, 706 БТ-7М, 2596 БТ-7 линейных, 2017 БТ-7 радио, 155 БТ-7А, 787 БТ-7М. Составлял вместе с Т-26 основу танкового парка РККА. Вооружение — 45-мм пушка. Немецкому Т-3 уступал по бронированию, превосходя его в скорости и маневренности. Основными недостатками танка были — плохие приборы наблюдения, неудачная конструкция коробки передач, ухудшившей маневренность машины (переключить передачу в движении мог только опытный механик-водитель).

Все танки БТ — развитие конструкции колесно-гусеничного танка Кристи.

Химические танки или, как их тогда называли, бронированные химические машины были предназначены для огне-метания, заражения местности отравляющими веществами, постановки дымовой завесы и дегазации местности.

— ОТ-26 — создан в 1933 году на базе 2-башенного Т-26 образца 1931 года.

— ОТ-130 и ОТ-133 — на базе Т-26 (пушечного) с огнеметом вместо 45-мм пушки. Дальность выброса огнесмеси (мазут и керосин) до 50 м. Количество смеси — 360 литров, которые расходовались за 40 односекундных выстрелов. Всего было выпущено 1336 машин типа ОТ-26/130/131/132/133.

Для ведения разведки предназначались:

— Т-37 — принят на вооружение 11 августа 1933 года. Масса — 3,2 т, броня — 4–9 мм, вооружение — один пулемет ДТ. В 1933–1936 годах выпущено 1909 линейных, 643 радиотанка Т-37ТУ и 75 химических.

— Т-38 — плавающий, в 1936–1939 годах выпущено 1340 единиц. Вооружение — один пулемет ДТ.

— Т-40 — их выпуск начался в 1941 году (до июня произведена 181 машина), вооружены 20-мм автоматической пушкой.

Бронеавтомобили:

Средний — БА-10, созданный на шасси грузовика ГАЗ-ААА. Выпускался в 1938–1942 годах. Масса — 5,1 т, скорость 52 км/час. Броня —10 мм. Вооружение — 45-мм пушка и 2 пулемета. Предназначались для ведения разведки, но могли вести и противотанковую борьбу, обладая значительной огневой мощью.

Легкий — БА-20, на шасси легковой машины ГАЗ-М1. Использовались для разведки и патрульной службы. Выпускались в 1936–1941 годах. Масса —2,3 т, броня — 6 мм, скорость 90 км/час. Вооружение — один пулемет. Экипаж — 2 человека.

Бронеавтомобилями были оснащены разведывательные батальоны и роты танковых дивизий.

Артиллерийское вооружение было представлено следующими образцами:

— 122-мм дивизионная гаубица образца 1938 года М-30;

— 152- мм дивизионная гаубица образца 1938 года М-10.

Дальность стрельбы —12–13 км. Этими орудиями оснащались гаубичные артиллерийские полки.

Полковая артиллерия:

— 76-мм пушка образца 1902/30 года — модернизированная «трехдюймовка», имевшая бронепробиваемость до 60 мм;

— 76-мм полковая пушка образца 1927 года;

— 76-мм пушка образца 1939 года Ф22УСВ.

Для противотанковой обороны предназначалась и 45-мм противотанковая пушка образца 1937 года 53-К (бронепробиваемость на дальности 800 м — 30–45 мм).

Минометы:

— 82-мм батальонный миномет образца 1937 года;

— 50-мм ротный миномет образца 1938 года.

Основой зенитной артиллерии была 37-мм автоматическая зенитная пушка образца 1939 года.

Для буксировки артиллерийских орудий в танковых дивизиях использовались:

— 45-мм и 76-мм пушек — легкие артиллерийские тягачи Т-20 «Комсомолец»;

— 122-мм и 152-мм гаубиц — средние артиллерийские тягачи «Коминтерн» (скорость до 30 км/час, масса буксируемого прицепа—12 т). Выпускались с 1935 года и к началу войны в РККА имелось 1712 машин этого типа. Применялись транспортные гусеничные тракторы СТЗ-5 (СТЗ-НАТИ-2ТВ), имевшие скорость до 21 км/час. Они выпускались с 1938 года и могли буксировать прицепы массой до 7250 кг. Кроме них, использовались транспортные трактора «Сталинец-2», производство которых началось с конца 1940 года. В каждой танковой дивизии по штату должно было быть 84 тягача и трактора. Фактически же их было гораздо меньше: к примеру, в 19-й танковой дивизии имелось 52, а во многих дивизиях дело обстояло еще хуже — в 41-й —15,20-й — 38, 35-й — 7, 40-й — 5. Процент укомплектованности тягачами танковых дивизий механизированных корпусов 5-й Армии КОВО составлял 26,1 %. Кроме того, очень часто использовались и сельскохозяйственные тракторы, так как специальной техники не хватало.

Автомобильный парк танковых дивизий был очень пестрым. Штабы мехкорпусов и дивизий, входившие в их состав, использовали штабные автобусы ГАЗ-ОЗ-ЗО и ГАЗ-05-193 (на шасси ГАЗ-ААА), легковые автомобили ГАЗ-М1, ГАЗ-11-73 и другие. Для транспортировки грузов и личного состава использовались:

— полутортонные грузовики ГАЗ-АА;

— трехосные грузовые автомобили повышенной проходимости ГАЗ-ААА грузоподъемностью 1,5–2 т. Они служили в качестве шасси для бронеавтомобилей, радиостанций, зенитных установок;

— трехосные грузовики ЗИС-6, которые также применялись в качестве артиллерийских тягачей и шасси для специальных машин;

— трехтонные грузовики ЗИС-5;

— пятитонные ЯАЗ.

Штатная численность автопарка танковых дивизий составляла 1360 автомашин. Но их тоже не хватало, поэтому количество автомобилей колебалось от 157 в 40-й танковой дивизии до 682 в 41-й. Средняя укомплектованность танковых дивизий 9, 19, 22-го механизированных корпусов была 27 % от штатной, а мотодивизий — 24 %.

Для ведения разведки, связи и патрульной службы широко применялись мотоциклы, представленные следующими образцами:

— Л-300 — выпускавшийся с 1930 года на заводах «Красный Октябрь» и «Промет» в Ленинграде. Мощность двигателя — 6,5 л.с., скорость — 75 км/час, запас хода — 265 км;

— ПМЗ-А-750 — тяжелый мотоцикл с коляской, выпускавшийся в 1934–1938 годах на Подольском механическом заводе. Мощность двигателя 14 л.с., скорость —90 км/час, запас хода — 300 км;

— ТИЗ-АМ-600 — тяжелый мотоцикл с коляской (1-й с 4-тактным двигателем мощностью 16,2 л.с.). Скорость — 95 км/час. Производился с 1935 года на Таганрогском инструментальном заводе;

— легкие и средние Иж-7, Иж-8, Иж-9.

Каждая танковая дивизия должна была иметь по штату 380 мотоциклов. Однако в реальности картина была другой. 35, 40, 41-я танковые дивизии вообще не имели мотоциклов, в 19-й и 20-й танковых дивизиях их было по 10 машин, в 43-й — 18. Общий процент укомплектованности составлял всего 1,7 штатного. Не лучше дело обстояло и в мотодивизиях — при штатном количестве 159 мотоциклов 213-я, 215-я моторизованные дивизии их совсем не имели, в 131-й мотодивизии имелось 17. Процент укомплектованности составлял 3,5. К тому же имевшиеся мотоциклы порядком послужили и находились в плохом техническом состоянии.


Вот свидетельство командира 43-го разведывательного батальона 43-й танковой дивизии B.C. Архипова: «К началу июня 1941 года 43-й разведбатальон был почти полностью сформирован. Ждали только новые мотоциклы. В мотоциклетной роте машины были старые и разных марок, да и тех очень мало, так что большая часть бойцов перевозилась на грузовиках». Это создавало большие трудности при ведении разведки и организации связи.

Понтонно-мостовой батальон оснащался парком Н2П (принят на вооружение в 1934 году, грузоподъемность 60 т).

В качестве средств связи использовались общевойсковые радиостанции 5АК, монтируемые на шасси автомобиля. Дальность действия в телеграфном режиме — 50 км на стоянке и 30 км на ходу, в телефонном — 15 км. Перед войной в войска начали поступать радиостанции РБ (дальность в телеграфном режиме — 10 км, телефонном — 7 км), РРУ и другие. Наиболее распространенной танковой радиостанцией была 71ТК (дальность действия в телеграфном режиме—50 км на стоянке, 30 км на ходу, в телефонном — 15 км). В конце 30-х годов на танки и бронеавтомобили стали устанавливать радиостанции 9Р (дальность на стоянке — 25 км, на ходу — 18 км), 10Р (40–25 км), РСМК (100—40 км). В проводной связи использовались телефонные аппараты УНА-Ф-31, УНА-И-31.

Средства связи были одним из слабых мест мехкорпусов. Как и в корпусах образца 1939 года основными оставались танковые радиостанции 71ТК и автомобильные 5АК. Этих радиосредств не хватало для управления танковым корпусом прежней автоматизации, а тем более новыми корпусами, количество танков в которых увеличилось почти в 2 раза.

Будучи одинаковыми на бумаге, в реальности количество личного состава, вооружения и техники в танковых дивизиях было различным. Полностью укомплектованных дивизий к началу войны было очень мало.


Данные по танковому парку некоторых тд

Количество танков колебалось от 36 в 20-й танковой дивизии до 415 в 41-й тд. Близкое к штатному число машин имели 1, 3, 7, 8, 10-я танковые дивизии, большинство же дивизий находилось в начальной стадии формирования.

Сравнивая вооружение советских и немецких танковых дивизий, нужно отметить, что танковая дивизия РККА по количеству танков (штатному) превосходила немецкую в 2 раза, уступая в численности личного состава (10942 против 16000 человек). Организационно-штатная структура дивизий имела отличия: в советской было 2 танковых полка 3-батальонного состава, в немецкой — один тп 2-батальонного. Против одного мотострелкового полка (3 батальона) в танковой дивизии РККА, в немецкой имелось 2 гренадерских полка (по 2 батальона). Остальные части и подразделения были практически одинаковыми.

При полном укомплектовании по маневренным возможностям немецкие танковые дивизии превосходили советские, но уступали по ударной мощи.

Танковый парк танковых дивизий РККА тоже был разнообразным. Если 7,8,10-я танковые дивизии имели большое количество новых танков КВ и Т-34, то в 40-й тд из 158 танков 139 были танкетки Т-37 и всего 19 Т-26 — боевой потенциал ее как танкового соединения был минимальным — одно громкое название. Большинство же дивизий имело в основном танки серии БТ и Т-26 различных модификаций. Они составляли основу танковых войск перед войной.

Укомплектованность танковых дивизий вооружением и боевой техникой можно рассмотреть на примере соединений 9-го, 19-го, 22-го механизированных корпусов КОВО, поскольку о них имеются наиболее достоверные сведения. Начнем с личного состава. Общая укомплектованность танковых дивизий командно-начальствующим составом составляла 46 % (при штатной численности 1288 человек колеблясь от 428 в 35-й тд до 722 в 19-й тд), младшим комсоставом —48,7 % (штатный — 2331 человек, фактически — от 687 в 20-й тд до 1644 в 35-й тд). Не хватало более половины командиров разного уровня. При штате в 10942 человека численность личного состава колебалась от 8434 в 43-й ТД до 9347 в 19-й ТД. Общая укомплектованность личным составом составляла 81,4 %.

Танков в этих шести дивизиях имелось 51 % от штата. Разброс по типам машин был велик: тяжелых танков КВ имелось всего 9,41 %, Т-34 — еще меньше — 0,16 %, БТ — 41 %, Т-26 —649 %, химических —16 %. Основной машиной был Т-26 — в 41-й танковой дивизии — 342, в 43-й тд — 230. Немного лучше обстояло дело с артиллерийским вооружением — общий процент укомплектованности по типам орудий был следующим: 76-мм пушки — 66,6, 37-мм зенитные пушки —33,3,152-мм гаубицы —66,6,122-мм гаубицы —86.

Самое тяжелое положение с бензовозами было в Прибалтийском Особом ВО, где командующий округом генерал-полковник Кузнецов был вынужден 18 июня 1941 года отдать приказ: «Отобрать из числа частей округа (кроме механизированных и авиационных) бензоцистерны и передать их по 50 % в 3-й и 12-й мк».

Все это привело в конечном итоге к печальным последствиям — в первые дни войны очень часто танки в самый неподходящий момент оказывались без горючего и были вынуждены часами ожидать его (что срывало все планы взаимодействия) или же экипажам приходилось уничтожать свои машины, чтобы они не достались противнику. В таком положении оказались 4-я и 7-я танковые дивизии 6-го механизированного корпуса в момент контрудара по сувалкинской группировке, 28-я танковая дивизия 12-го мк СЗФ, что привело к большим потерям танков и другой боевой техники.

Другим недостатком танковых дивизий была нехватка эвакуационных средств, в результате чего не только поврежденные, а даже и исправные, но застрявшие в болотах, на реках и других препятствиях танки не эвакуировались и уничтожались. В дивизиях имелось всего по 3–4 маломощных трактора, предназначенных для эвакуации.

Кроме того, в предвоенные годы многие военные специалисты ремонт рассматривали как чисто техническое мероприятие, обеспечивающее лишь устранение неисправностей в машинах в процессе эксплуатации, но не способствовавшее восстановлению боеспособности войск. Поэтому ремонт техники на поле боя предусматривалось производить лишь после выполнения войсками боевых задач. В сочетании со слабой обученностью личного состава все это приводило к тому, что потери матчасти по небоевым причинам превышали 50 %.

[О.В. Вишлёв]

https://history.wikireading.ru/333429

Вечером 21 июня 1941 г. в связи с получением тревожных сообщений о намерении Германии утром следующего дня напасть на СССР И. В. Сталин собрал в Кремле совещание. Выслушав приглашенных на него военных во главе с наркомом обороны Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко, настаивавших на незамедлительном издании директивы о приведении войск приграничных округов в состояние полной боевой готовности, Сталин заметил: "Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений"[1].

Требование "не поддаваться на провокации", которое Сталин неоднократно повторял в начале лета 1941 г., не раз подробно комментировалось как в мемуарной литературе, так и в работах историков. Но что стояло за словами "может быть, вопрос еще уладится мирным путем"? Развернутого объяснения им нет на страницах книг и статей, посвященных проблеме 22 июня 1941 г. Да и могли ли быть произнесены Сталиным эти слова в условиях, когда было ясно, что война у порога? Не ошибся ли Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, занимавший весной — в начале лета 1941 г. пост начальника Генерального штаба Красной Армии, перенеся в своих воспоминаниях высказывание, которое могло прозвучать до 18 июня 1941 г., на последнее предвоенное заседание советского руководства?

Сталина и его политическое окружение вряд ли можно заподозрить в беспечности и доверчивости. Поэтому весьма странным представляется сам по себе факт, что Кремль, мобилизовавший ресурсы страны на подготовку к отражению агрессии, в решающий момент вдруг начал предаваться иллюзиям относительно возможности сохранения мира.

Предыстория нападения нацистской Германии на СССР окружена не малым количеством загадок, недомолвок и спекуляций. Уже давно острые дискуссии среди историков вызывает ряд принципиальных вопросов: почему советское политическое руководство настороженно относилось к стекавшимся к нему сведениям о сроках возможного военного выступления Германии? Почему эти тревожные сигналы воспринимались им во многом как дезинформация, как происки определенных политических сил Запада, стремившихся спровоцировать германо-советский конфликт? Почему частям Красной Армии, стянутым к западной границе СССР, не был своевременно отдан приказ о развертывании в боевые порядки? Или, может быть, правы приверженцы тезиса о "превентивной войне" "третьего рейха" против СССР (В. Суворов, Й. Хоффман, Э. Топич, В. Мазер и другие), утверждающие, что за невозмутимым спокойствием Кремля скрывалась подготовка им внезапного удара по Германии?

Попытаемся разобраться во всех поставленных вопросах, рассмотрев для этого международную ситуацию и отношения между Германией и СССР накануне 22 июня 1941 г.

[Вестфаль Зигфрид]

https://history.wikireading.ru/111561

В 1940 г., вскоре после окончания кампании на Западе, штаб группы армий «Б» под командованием фельдмаршала фон Бока был переведён в Познань. Спустя некоторое время в Варшаву был переброшен штаб 4-й армии фельдмаршала фон Клюге. До этого вдоль нашей восточной границы располагалось всего несколько дивизий, включая одну кавалерийскую. Они дислоцировались в крупных городах, как в мирное время, а вдоль границы принимались обычные меры безопасности. Красная Армия располагавшаяся по ту сторону демаркационной линии, которая разделяла Польшу, вела себя так же тихо, как и наша армия. Было ясно, что ни та, ни другая сторона не помышляет о войне. Но едва прекратились все действия во Франции, немецкие дивизии стали постепеенно, но неуклонно перебрасываться на Восток.

До января 1941 г. ни фельдмаршал фон Клюге, ни его штаб не получали никаких указаний о подготовке к войне с Россией Затем из штаба группы армий мы получили приказ с весьма осторожными формулировками, в котором намекалось на возможность кампании на Востоке и было много туманных фраз и общих положений.

С планом операции «Барбаросса» (условное обозначение вторжения в Россию) высшие командиры познакомились позднее. Весной 1941 г все больше и больше дивизий перебрасывалось на Восток. Чтобы скрыть это от русских, они дислоцировались далеко от границы. Создавались штабы новых крупных соединений на Востоке, проводились штабные учения и тактические игры. Никаких сомнений относительно решения Гитлера напасть на Россию уже не оставалось, и штабы всех частей и соединений усилили свои приготовления к войне

В эти месяцы создалась весьма странная атмосфера. Прежде всего мы себе ясно представляли, что повлечёт за собой новая война. В первую мировую войну многие из нас ещё младшими офицерами воевали в России, и поэтому мы знали, что ожидает нас. Среди офицеров чувствовалось какое-то беспокойство, неуверенность. Но долг службы требовал тщательной кропотливой работы Все карты и книги, касающиеся России, вскоре исчезли из книжных магазинов. Помню, на столе фельдмаршала Клюге в Варшаве всегда лежала кипа таких книг. Наполеоновская кампания 1812 г. стала предметом особого изучения. С большим вниманием Клюге читал отчёты генерала де Коленкура об этой кампании [15]. В них раскрывались трудности ведения войны и даже жизнь в России. Места боев Великой армии Наполеона были нанесены на наши карты. Мы знали, что вскоре пойдём по следам Наполеона.

Изучали мы и русско-польскую войну 1920 г. Как начальник штаба 4-й армии я прочитал для офицеров нашего штаба ряд лекций на эту тему, иллюстрируя ход событий подробными схемами и картами. Припятские болота сыграли важную роль в этой войне. Огромный район болот и лесов, простирающийся от Бреста до Днепра и едва ли не равный по площади всей Баварии. не был совершенно непроходим, как раньше. Во время первой мировой войны мы проложили себе путь через эту территорию и вскоре снова собирались пройти нему.

Наша подготовка к проведению операции «Барбаросса» была частично прервана весной в связи с так называемым Балканским инцидентом. Помня о Галлиполи [16], Гитлер боялся, что англичане попытаются ещё раз совершить диверсию в этом уголке Европы. Он учитывал вероятность высадки противника в Греции, которая могла бы англичанам дать возможность продвинуться через Болгарию на север и нанести удар в тыл наступающей на Восток группе армий «Юг» фельдмаршала фон Рундштедта. Чтобы избежать этого и обеспечить безопасность румынской нефти, он стремился укрепить политические и военные узы, которые связывали балканские государства с Германией.

Что касается Румынии, то генерал Антонеску полностью одобрял планы Гитлера. В Бухарест была послана Немецкая военная миссия для реорганизации румынской армии. Антонеску был озабочен тем, чтобы вернуть назад Бессарабию, оккупированную русскими в 1940 г. Он надеялся присоединить к Румынии и часть Украины. Имея все это в виду, Антонеску подписал пакт о союзе с Германией.

Отношение болгар было более сдержанным, так как они не хотели вызывать гнева ни Англии, ни Германии. В качестве приманки Гитлер предложил Болгарии Салоники и утраченные ею территории во Фракии [17]. После долгих переговоров болгары, наконец, согласились разрешить немецким войскам пройти через территорию их страны, чтобы нанести удар по английским войскам в Греции. В Албании греко-итальянская война зашла в тупик с преимуществом, пожалуй, для греческой стороны. Много неприятных хлопот причинила Гитлеру Югославия. Ещё в 1939 г. регент Югославии принц Павел был принят в Берлине с большими почестями. Гитлер рассчитывал, что принц Павел будет поддерживать нейтралитет. Но неожиданно, вероятно не без вмешательства Лондона или Москвы, в Югославии создалась революционная ситуация. Правительство принца Павла было свергнуто, и страна перестала быть нашим потенциальным союзником. Такое положение сразу же поставило под угрозу коммуникации немецких армий в Румынии и Болгарии. Гитлер действовал без промедления. Немецкие войска вторглись в Югославию, и её храбрая армия вскоре была разгромлена. Этому в немалой степени способствовала национальная вражда между сербами и хорватами.

В мою задачу не входит детальное рассмотрение непродолжительной Балканской кампании. Значение её в том, что она до некоторой степени задержала наше вторжение в Россию. Так как эта кампания продолжалась очень недолго и окончилась успешно, дивизии, использованные на Балканах, опять вернулись в исходные районы. Что касается нескольких танковых дивизий, проделавших длительный марш через горы Греции, то их танковый парк нуждался в длительном ремонте и пополнении.

Начало операции «Барбаросса» намечалось предварительно на 15 мая. Это была самая ранняя дата, так как приходилось ждать, пока высохнут дороги после весенней распутицы. Механизированные части застряли бы в апреле, когда вздуваются реки и ручьи и огромные просторы западной России покрываются вешними водами. Балканская кампания задержала начало войны с Россией на пять — пять с половиной недель.

Но если бы даже и не было Балканской кампании, все равно начало войны с Россией, очевидно, пришлось бы отсрочить, так как в 1941 г. оттепель наступила поздно и река Буг на участке 4-й армии вошла в свои берега только в начале июня. День «Д» был, наконец, назначен на 22 июня, что почти совпадало с началом похода Наполеона в 1812г. [18].

В связи с Балканской кампанией и поздней весной мы потеряли немало бесценных недель. Оставалось лишь несколько месяцев для эффективного использования наших моторизированных войск. С июня по конец сентября условия России исключительно благоприятны для ведения умеренной войны. Таким образом, мы располагали четырьмя месяцами. В октябре начинается осенняя распутица и движение чрезвычайно затрудняется, так как целые машины вязнут в грязи. Период морозов — с ноября по февраль — благоприятствует военным действиям, но только в том случае, если снаряжение, оружие и транспортные средства приспособлены для ведения войны в холодную погоду, а войска одеты и подготовлены для ведения боевых действий так, как русская армия. Несмотря на тщательное изучение русских условий, мы были поражены суровостью двух периодов распутицы весной и осенью. В данном случае опыт, полученный в первую мировую войну, не только не принёс нам пользы, но даже ввёл нас в заблуждение. Тогда мы воевали с царской армией главным образом на территории Польши, а не в глубине России, где климат гораздо суровее.

Наконец, о моральном состоянии наших войск. Нет ни никакого сомнения в том, что наши командиры и войска были обеспокоены перспективой новой кампании. У всех создалось впечатление, что мы отправляемся в таинственно-жуткую страну, страну без конца и края. Однако это не мешало нам самым тщательным образом готовиться к войне. Всё, что можно было сделать перед началом кампании, было сделано.

[Трумбулл Хиггинс]

https://history.wikireading.ru/136602
Глава 4

«БАРБАРОССА»

14 ноября 1940 г. – 22 июня 1941 г.

Вы как русские; вы не можете видеть ничего, кроме угроз, ничего, кроме войны, тогда как это просто диспозиция сил, необходимая для того, чтобы заставить Англию просить о мире раньше, чем истечет шесть месяцев.

Наполеон Коленкуру, 1811 г.

Не переговоры с Троцким, не мирная резолюция рейхстага… а продвижение вперед крупных военных сил Германии принесло нам мир на востоке.

Штреземан, февраль 1918 г.

Если война начнется, нам не придется сидеть сложа руки – нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить.

Сталин, 1925 г.

Мы не знаем, какую силу обнаружим, когда нам действительно придется распахнуть двери на восток.

Гитлер Риббентропу, апрель 1941 г.

После унылого отъезда советской иностранной делегации из Берлина гроссадмирал Редер 14 ноября сделал следующую запись о состоявшемся в тот день совещании у Гитлера: «Фюрер все еще намерен спровоцировать конфликт с Россией. Командующий флотом рекомендует отложить его до победы над Англией, поскольку на вооруженные силы Германии возлагается тяжелое бремя, а конец войны пока не виден. По мнению командующего флотом, Россия не будет стремиться к конфликту в течение следующего года, потому что она как раз занимается строительством собственного военно-морского флота с помощью Германии… Таким образом, в эти годы она остается зависимой от помощи Германии».



Вернуться к просмотру
•
16+
Редер, не обескураженный очевидным отсутствием интереса Гитлера к обсуждению проблем Средиземноморья, подробно остановился на недавней серии военных неудач итальянцев, как немаловажной причине немецкого наступления на Ближнем Востоке. Герман Геринг тоже советовал Гитлеру уступить русским все, кроме Балтики, утверждая, что они не смогут напасть на Германию раньше чем в 1942 году. Ответ Гитлера показал его истинные мотивы. Если верить Герингу, он сказал: «Моя армия сейчас свободна. Только флот и военно-воздушные силы заняты войной с Англией. Необходимо нанести удар, пока это возможно. Я хочу уничтожить русские вооруженные силы, пока они не стали опасными».

Спустя четыре дня, 18 ноября, Гитлер дал понять Серрано Суньеру, снова находившемуся в Берлине, что имеет собственную концепцию относительно того, кому следует заботиться о Средиземноморье в течение следующего года. Вступив в войну как можно раньше, сказал фюрер колеблющемуся Суньеру, Испании будет легче добиться успеха против Британии. Вряд ли убежденный неудачным итальянским примером, Суньер нашел спасение в своих обычных требованиях весомой экономической помощи и французских североафриканских территорий. Заметим, что последнее желание уже было отвергнуто Гитлером, как вовлекающее германские вооруженные силы в регионы, в которых фюрер пока предпочитал позволять другим нести бремя войны против Британии. Возвратившись к наполеоновской аналогии, Гитлер не мог набраться энтузиазма в отношении перспективы дополнения пребывавшей на эмбриональной стадии развития русской кампании тем, что еще Бонапарт назвал «испанской язвой».

В письме от 20 ноября, из которого Муссолини должен был понять, что ему элементарно дали нагоняй, как школьнику, Гитлер снова повторил, что Испанию необходимо убедить вступить в войну. Пожаловавшись на трудное время, во время которого итальянцы начали кампанию против Греции, Гитлер предупредил, что немецкие вооруженные силы, отправленные им на помощь Италии, должны вернуться на север не позднее 1 мая. Дуче не было сказано ни одного слова относительно истинного назначения концентрирующихся на севере гигантских сил. Так же как и в случае с Редером и представителями Франции и Испании, Гитлер хотел, чтобы дуче как можно дольше верил в наступательную войну против Англии.

23 ноября Гитлер, чтобы остаться ближе к реальности, предложил финнам и румынам полную немецкую поддержку против новых требований русских, а 24 ноября Гитлер сказал генералу Гальдеру, что Германия сможет захватить Дарданеллы «только после разгрома России». На этой стадии Гитлер и Гальдер пребывали в полном согласии относительно возможности эффективного нападения на Египет наземным путем – с Балкан через Турцию и Сирию.

Если потенциальные союзники Германии против СССР могли не испытывать беспокойства относительно новой сделки нацистов с Москвой, у Советского Союза была иная позиция. Уже 25 ноября советский министр иностранных дел Молотов разъяснил немцам советские условия возобновления согласия 1939 года. Требования Молотова включали следующее: немедленный вывод немецких войск из Финляндии и заключение советского пакта о взаимопомощи с Болгарией, а также предоставление России военной базы на территории Турции в Дарданеллах. Советские требования, касающиеся Японии и Персии, были менее оскорбительны для Гитлера, но любое замечание о том, что движение советских войск по его кратчайшему наземному маршруту на Ближний Восток лишь подстегивало планы Гитлера атаковать СССР, абсурдно. Наоборот, Гитлер намеревался вторгнуться в СССР в любом случае, и советский Кавказ давал немцам не менее удобный маршрут к нефтяным месторождениям Ближнего Востока, чем Балканы и Турция, а также дополнительные преимущества в виде кавказских нефтяных месторождений.

5 декабря генерал Гальдер передал разработанный ОКХ план Русской кампании Гитлеру для неофициального одобрения. Фюрер согласился с указанной в армейском плане цели – поражение Красной армии как можно ближе к границе. Начало кампании было намечено примерно на 15 мая. Однако фюрер повторил, что «Москва не является очень важной», как цель для группы армий «Центр». И Гитлер, и командование армии придерживались мнения, что 130–140 дивизий вполне достаточно для успешного проведения операции.

Несмотря на вывод, сделанный на основании нескольких военных игр генералом Паулюсом из ОКХ, о том, что расширение «дымовой трубы» русского театра военных действий потребует большего числа немецких дивизий, чем предусмотренные 130–140 единиц, командование армии, как и сам Паулюс, придерживалось оптимистичного настроя. Заключение экспертов ОКВ о том, что в Германии уже слишком не хватает нефти, чтобы ввязываться в широкомасштабную кампанию с неопределенными целями, также не возымело эффекта на Йодля и Кейтеля. К середине декабря в Верховном командовании армии бытовало мнение, что Советский Союз будет неминуемо разгромлен в кампании, которая продлится не более шести – восьми недель. Если профессионалы из ранее пессимистичной армии начинали учитывать столь несостоятельное мнение, неудивительно, что фюрер, стремившийся любыми путями к этой кампании, обретал все больше уверенности.

А тем временем осенние надежды Гитлера на вступление Испании в войну и закрытие Гибралтарского пролива от флота союзников и де Голля начали таять. Хотя фюрер отправил своего таинственного адмирала Канариса в Мадрид с адресованной Франко последней просьбой принять участие в операции «Феликс» против Гибралтара, к 11 декабря ему пришлось признать, что на помощь испанцев рассчитывать не стоит. Что явилось причиной тому – тяжелая экономическая ситуация, поставившая страну на грань голода, или другие обстоятельства, – сказать трудно. Гитлер в своей военной директиве № 19 изложил план быстрого захвата неоккупированной части Франции (операция «Аттила»), если союзники нанесут удар в Северной Африке. А 13 декабря в военной директиве № 20 он заменил операцию «Феликс» широкомасштабной немецкой кампанией на Балканах, якобы в помощь дуче. В отличие от операции «Феликс» «Марита» должна была иметь место в Восточной Европе и, по оценкам генерала Гальдера, могла задержать нападение на СССР, планируемое на май 1941 года, не более чем на две недели.

Операция «Марита» предусматривала сбор в Румынии до 24 дивизий. Большинство из них по плану должны были пересечь Болгарию и вытеснить британцев из материковой части Греции и с прилегающих островов весной 1941 года. Как объяснил Гитлер своим приближенным в следующем месяце, немецкие приготовления в Румынии имели двойную цель: охранять эту страну и Болгарию от русских, а также создать удобную базу для наземных операций против Греции. Однако двухнедельная (по экспертным оценкам) задержка будущей русской кампании из-за этой ограниченной операции на Балканах зависела от нейтралитета Югославии и Турции. Из этих двух весьма самоуверенных допущений только одно было выдержано на практике.



Вернуться к просмотру
Спустя три дня, то есть 16 декабря, штаб ОКВ передал генералу Йодлю пересмотренную версию плана нападения на СССР, составленного ОКХ. После оживленной дискуссии между генералами Йодлем и Варлимонтом относительно опасности войны на два фронта 17 декабря план ОКХ и ОКВ был передан Гитлеру для окончательного одобрения. После того как фюрер отдал приоритет наступлению на балтийские государства и Ленинград, отложив атаку на Москву на потом, командующий армией фельдмаршал фон Браухич возразил, что такая отсрочка приведет к невозможности уничтожить большую концентрацию русских войск к востоку от Белостока на центральном немецком фронте. Гитлер отклонил этот аргумент Браухича, заявив, что тот основывается на устаревших рассуждениях. Возможно, как предположил генерал Адольф Хойзингер, что фюрер попросту опасался идти по проторенному Наполеоном пути на Москву – такая перспектива вполне могла показаться ему зловещей и угрожающей.

В военной директиве № 21 от 18 декабря Адольф Гитлер изложил формальный план генерального наступления на Советский Союз следующей весной. Получив кодовое название «Барбаросса», этот военный план включал в себя, что явствовало из первого же предложения, решающую ошибку Гитлера во Второй мировой войне. Представляется символичным, что Фридрих I из Гогенштауфенов, известный как Барбаросса (Красная Борода), был великим германским императором времен Средневековья. Он утонул, когда вел все германские народы в масштабную, хотя и несколько аморфную экспедицию на восток. По сей день, во всяком случае так утверждает легенда, дух Барбароссы бродит в горах Гарц, то есть вдоль демаркационной линии между советской и натовской зонами в самом центре рейха. Он ожидает подходящего момента, чтобы подняться и вновь повести европейцев в Крестовый поход против неверного востока.

В директиве операции «Барбаросса» сказано следующее:

«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии. Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всяких неожиданностей.

Задача военно-воздушных сил – высвободить такие силы для поддержки сухопутных войск при проведении Восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем ограничить до минимума разрушение восточных областей Германии вражеской авиацией. Однако эта концентрация ВВС на востоке должна быть ограничена требованием, чтобы все театры военных действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и наступательные действия против Англии, особенно против ее морских коммуникаций, отнюдь не ослабевали.

Основные усилия военно-морского флота должны и во время Восточной кампании, безусловно, сосредоточиваться против Англии.

Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам, в случае необходимости, за восемь недель до намеченного срока начала операции.

Приготовления, требующие более продолжительного времени, если они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15 мая 41 года.

Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны.

Подготовительные действия командования должны основываться на следующем:

I. Общий замысел

Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.

Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии. Конечной целью операции является создание заградительного барьера против азиатской части России по общей линии Волга – Архангельск. Таким образом, в случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских на Урале, можно будет парализовать с помощью авиации.

В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы и окажется, таким образом, неспособным продолжать борьбу.

Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции.

II. Предполагаемые союзники и их задачи

1. В войне против Советской России на флангах нашего фронта мы можем рассчитывать на активное участие Румынии и Финляндии. <…>

2. Задача Румынии будет заключаться в том, чтобы отборными войсками поддержать наступление южного фланга германских войск, хотя бы в начале операции, сковать противника там, где не будут действовать германские силы, и в остальном нести вспомогательную службу в тыловых районах.

3. Финляндия должна прикрывать сосредоточение и развертывание отдельной немецкой северной группы войск (части 21-й группы), следующей из Норвегии. Финская армия будет вести боевые действия вместе с нашими войсками. Кроме того, Финляндия будет ответственна за захват полуострова Ханко.

4. Следует считать возможным, что к началу операции шведские железные и шоссейные дороги будут предоставлены для использования немецкой группе войск, предназначенной для действий на севере.

III. Проведение операции

А. Сухопутные силы. (В соответствии с оперативными замыслами, доложенными мне.)

Театр вооруженных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий.

Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее с целью раздробить силы противника в Белоруссии. Таким образом, будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операции по взятию Москвы – важного центра коммуникаций и военной промышленности.


Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно.

Главным предназначением 21-й группы, даже в ходе Восточной кампании, остается защита Норвегии. Имеющиеся в наличии дополнительные силы должны использоваться на севере (горный корпус), во-первых, для защиты района Петсамо и его рудных месторождений, так же как арктического пути. Затем им следует наступать вместе с финскими силами к Мурманской железной дороге и прекратить снабжение Мурманского региона наземным транспортом.

Будет ли такая операция довольно крупными силами немцев (две или три дивизии) проведена из района к югу от Рованиеми, зависит от согласия Швеции сделать возможной такую концентрацию на железных дорогах.

Основной массе финской армии будет поручена задача, во взаимодействии с наступлением северного фланга немцев, сковать максимально возможные силы русских, атакуя к западу от или по обе стороны Ладожского озера, и захватить Ханко.

Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрированных ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру. С этой целью главный удар наносится из района Люблина в общем направлении на Киев. Одновременно находящиеся в Румынии войска форсируют реку Прут в нижнем течении и осуществляют глубокий охват противника. На долю румынской армии выпадет задача сковать русские силы, находящиеся внутри образуемых клещей.

Когда бои севернее и южнее Припятских болот будут закончены, следует в рамках операций преследования выполнить следующее:

1) на юге быстро захватить экономически важный Донецкий бассейн;

2) на севере быстро продвинуться к Москве.

Захват этого города означает решающий успех как политический, так и экономический и, кроме того, ликвидацию важного железнодорожного узла.

Б. Люфтваффе.

Задача военно-воздушных сил – парализовать и ликвидировать, насколько будет возможно, вмешательство русских военно-воздушных сил, а также поддержать армию в направлениях главного удара, особенно группу армий «Центр» и главный фланг группы армий «Юг». <…>

Чтобы сконцентрировать все силы против вражеских военно-воздушных сил и оказать прямую поддержку армии, во время главных операций промышленные предприятия не будут подвергаться атаке. Только после завершения мобильных операций могут проводиться такие атаки, главным образом против Уральского региона.

В. Военно-морской флот.

Роль флота против Советской России заключается в охране собственных берегов и, параллельно, недопущении выхода военно-морских подразделений противника из Балтийского моря. Поскольку русский Балтийский флот, как только мы достигнем Ленинграда, лишится своей последней базы и окажется в безнадежной ситуации, до этого момента крупных военных операций следует избегать.

IV. Все распоряжения, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой директивы, должны совершенно определенно исходить из того, что речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Россия изменит свою нынешнюю позицию по отношению к нам. Число офицеров, привлекаемых для первоначальных приготовлений, должно быть максимально ограниченным. Остальных сотрудников, участие которых необходимо, следует привлекать к работе как можно позже и знакомить только с частными сторонами подготовки, необходимыми для исполнения служебных обязанностей каждого из них в отдельности. Иначе имеется опасность возникновения серьезнейших политических и военных осложнений в результате раскрытия наших приготовлений, сроки которых еще не назначены. <…>»

Помимо множества сомнений в рядах ОКВ, касающихся этого фундаментального решения, колебания генерала Гальдера по поводу операции «Барбаросса» отразились в его личном дневнике. Например, 28 января Гальдер записал: «Цели операции «Барбаросса» не ясны. Мы не нанесем удар по англичанам таким образом. Наш экономический потенциал из-за этого не возрастет». Более того, Гальдер опасался, что, если Италию постигнет крах и англичане организуют новый южный фронт против Германии на Средиземном море, в то время как вооруженные силы рейха еще будут заняты в России, и без того нелегкая ситуация существенно ухудшится.

Тем не менее, хотя Гитлер проявлял пессимизм в отношении Италии, его уверенность в будущей победе над Советским Союзом была непоколебимой. А уверенность его военных, касающаяся чисто технических проблем избавления от СССР, была единственным соображением, которое Гитлер считал значимым. По веским причинам он с презрением относился к осторожным, но бесхитростным и устаревшим политическим суждениям своих военных советников.

Что бы ни было сказано об излишнем оптимизме фюрера и частей вооруженных сил, непосредственно участвовавших в операции «Барбаросса», по крайней мере, для гроссадмирала Редера кампания в Советском Союзе означала крушение всех его надежд на второстепенную морскую войну против Великобритании, ее уязвимой империи и судоходных путей. Через два дня после Рождества Редер пожаловался, что угроза Британии в Египте и на Ближнем Востоке ликвидирована одним ударом. Гитлеру флотоводец смело заявил, что концентрация военных усилий против Англии – главного врага Германии – является самой острой необходимостью момента. На возражения Редера против начала кампании в СССР до завершения войны с Англией Гитлер ответил, что не может больше мириться с растущей советской военной угрозой на Балканах.

Конечно, одна только операция «Марита» могла справиться с любой возможной военной угрозой русских на Балканах, но, чтобы отстоять необходимость начала операции «Барбаросса», Гитлер использовал все возможные аргументы. Днем позже, 28 декабря, Редеру пришлось пережить переход производственных приоритетов к немецким сухопутным силам, хотя при этом «для спасения лица» было добавлено условие о том, что действовавший раньше акцент на военно-морскую и воздушную войну против Великобритании должен сохраниться. Из тех же бесед с Редером 27 декабря Гитлер отлично знал, что это невозможно, учитывая обширные нужды кампании на востоке. Редеру пришлось утешиться, получив заверение фюрера о том, что после быстрого завершения операции «Барбаросса» приоритеты в производстве продукции сразу будут изменены.

В этой последней попытке отвлечь Гитлера от кампании на востоке Редер, вероятно, сослужил русским по меньшей мере одну службу. С избытком сверхоптимизма обычно осторожные эксперты, планировавшие развитие немецкой военной экономики, приняли настолько детальные меры для урезания армейских приоритетов в пользу авиации и флота, теперь намеченного на осень 1941 года, что самые ключевые из сокращений автоматически произошли позже, несмотря на тот «незначительный» факт, что Советский Союз в октябре 1941 года еще не был побежден.


Перейти на сайт

Вернуться к просмотру
Смятение Гитлера относительно обширного ряда великолепных возможностей, открывшихся перед ним, достигло апогея во время встречи с военными советниками в Оберзальцберге, прошедшей 8–9 января 1941 года. Согласившись с адмиралом Редером в вопросе о важности того, чтобы Италия не была разбита, фюрер перешел к более серьезным, по его мнению, проблемам. Сталин, объявил Гитлер, конечно, человек умный и проницательный, но одновременно он хладнокровный шантажист, который откажется от любого соглашения, чтобы добиться собственной выгоды. Далее Гитлер сообщил, что немецкая победа несовместима с советской идеологией и что Россия должна быть побеждена, прежде чем Британия перестроит свою армию, доведя ее численность 40–50 дивизий в 1943 году. Гитлер добавил, что еще одной причиной для принятия немедленных действий против Советского Союза является то, что Красная армия до сих пор является обезглавленным колоссом на глиняных ногах, однако ее не следует недооценивать в будущем, когда лучшая организация командования и современная техника сделают ее по-настоящему опасной. Фюрер считал, что на данный момент потребуются все резервы Германии, чтобы победить Россию.

С меньшей проницательностью Гитлер упомянул о морской концепции войны Редера, концепции, совершенно несовместимой с его собственной сухопутной точкой зрения. Японии, заявил фюрер, должна быть предоставлена полная свобода в отношении Сингапура, несмотря на риск принятия Соединенными Штатами решительных шагов, явно в оптимистичной интерпретации Редера, исключительно против Японии. В большой стратегии войны Гитлера, считавшего, что итальянцы и японцы должны сковать силы британцев и американцев соответственно, пока он будет разделываться с Россией, многое можно сказать о выборе времени, что всегда являлось сильной стороной фюрера. К счастью для своих врагов, фюрер был обманут ошеломляющим единодушием профессионального мнения, заключавшегося в том, что у рейха есть возможность победить Советский Союз в 1941 или в 1942 году, задолго до того, как западные державы сумеют мобилизовать силы, достаточные для оказания эффективной помощи русским.

Спустя два дня, 11 января, в военной директиве № 22 Гитлер приказал ОКХ направить подразделение для усиления итальянских частей в Ливии немецкой броней. Это подразделение со временем выросло в грозный корпус под командованием генерал-майора Роммеля. Однако с самого начала не предусматривалась возможность его наступления против британцев по Средиземноморскому региону. Слишком уж длинен и труден был для немцев путь подвоза, поскольку Средиземноморье оставалось второстепенным театром военных действий для рейха. «Марита» на Балканах, поддерживаемая по земле, все еще считалась основной наступательной операцией против британцев после завершения операции «Барбаросса» в 1941 году.

На протяжении всей следующей недели русские и открыто, и неофициально выражали немцам протест относительно ожидаемого вторжения в Болгарию, страну, теперь считающуюся русскими жизненно важной для безопасности СССР. В своем ответе от 21 января Риббентроп отрицал советские интересы в этой области, утверждая, что немцы все равно пересекут Болгарию, если это будет необходимо для вытеснения британцев из Греции. Утверждения Гитлера Муссолини, высказанные в это же время, были такими же резкими. Гитлер открытым текстом предупредил его о предполагаемой советской угрозе на Балканах. Гитлер уточнял подобные намеки на будущее своему итальянскому партнеру, добавляя, что, пока жив «проницательный и осторожный» Сталин, русские не станут предпринимать действий против Германии, но при его неизвестном преемнике ситуация станет намного более проблематичной.

Хотя британский посол в России сэр Стаффорд Криппс сохранял пессимизм относительно будущего направления советской политики, 21 января американский Госдепартамент, получивший из разведывательных источников информацию о планах немцев напасть на Советский Союз, снял так называемое «моральное эмбарго» на отправку американских военных грузов в СССР. К сожалению, нужды американской программы обороны в это время сравнительной безопасности на море, как и потребности новых союзников Америки по акту ленд-лиза, препятствовали крупным поставкам в Россию даже товаров, находившихся в относительном изобилии, таких как авиационный бензин. В результате летом 1941 года уцелевшие военно-воздушные силы СССР оказались практически обездвиженными из-за хронической нехватки горючего.

В последний день января, когда оперативные планы операции «Барбаросса» были почти готовы, в публичном выступлении в берлинском дворце спорта Гитлер заявил: «Неужели Англия думает, что у меня комплекс неполноценности в отношении ее?.. Я снова и снова предлагал Британии свою руку. Самой сутью моей программы было установление взаимопонимания с ней». Четырьмя днями позже, 3 февраля 1941 года, его разочарование Великобританией несколько смягчилось грандиозными восточными планами, и Гитлер одобрил разработанный ОКХ план для операции «Барбаросса».

Еще до официального одобрения Гитлером оперативного плана «Барбаросса», 2 февраля, фельдмаршал Федор фон Бок, намеченный на должность командующего предположительно решающей группой армий «Центр», спросил у фюрера, как можно заставить русских искать мира. Хотя он выразил уверенность в достижении военной победы, в случае если Красная армия предпочтет сражаться у границы. Фюрер ответил, что, если взятие Москвы, Ленинграда и оккупация Украины не вынудит русских просить о мире, наступление будет продолжено до Урала. Выражая свое обычное упоение технологией, Гитлер завершил беседу заявлением: «В любом случае наше военное производство отвечает любым требованиям. У нас настолько широкая материально-техническая база, что даже имеется возможность вернуть некоторые военные планы к условиям мирного времени». Разница между самонадеянностью фюрера и его генералов заключалась в том, что его самонадеянность была значительно более универсальной.

На следующий день, 3 февраля, на совещании руководителей ОКВ и ОКХ генерал Гальдер доложил оперативный план «Барбаросса». Гальдер открыл обсуждение, заявив, что германская армия настолько превосходит советскую армию по качеству, что это перевесит советское превосходство 3:1 или даже 4:1 в бронетехнике, не говоря уже о количестве пехотных и кавалерийских дивизий (по текущим оценкам, 125 советских против 104 немецких). Конечно, на этом этапе никто из немцев не слышал о советских танках Т-34 и КВ.

Далее Гальдер разъяснил, что своевременное возвращение шести немецких танковых дивизий, выделенных для операции «Марита», к границам СССР зависит от позиции Турции. Здесь вмешался Гитлер и заверил слушателей, что со стороны турок опасности не будет, тем самым освободив армию от серьезных тревог на Балканах после изгнания из Греции англичан.



Вернуться к просмотру
Затем и Гитлер, и Гальдер выразили сомнение относительно шансов окружить все советские силы на западе, прежде чем они успеют отступить в глубь территории. Однако фюрер продолжал подчеркивать важность наступления на флангах, в противоположность массированному удару в центре, которому отдавал предпочтение Гальдер, считавший его средством более быстрого уничтожения Красной армии. Представляется, что, как и многие правители с острым политическим чутьем, Гитлер смешал политические цели, такие как захват прибалтийских государств и создание наземного пути через Ленинград в Финляндию, с совершенно другими нуждами эффективного стратегического планирования для военного поражения Советского Союза.

В заключение Гитлер высокопарно объявил, что теперь, когда с плана «Барбаросса» снят покров тайны, мир затаит дыхание и удержится от комментариев, а Советы лопнут, как мыльный пузырь. Что касается Средиземноморья, Гитлер признал, что дуче необходима поддержка, потому что потеря Северной Африки позволит британцам приставить револьвер к голове Италии и вынудить ее искать мира.

В качестве важного дополнения к немецкому плану нападения в декабре были проведены переговоры с финским Генштабом, и к 30 января немцы рассматривали использование трех с половиной дивизий из Норвегии для захвата Мурманской железной дороги и, если возможно, самого порта в операции «Зилберфукс» («Серебристая лиса»). Эта операция зависела от получения права на транзитный проход от нейтральной Швеции, так же как и от мобилизации основных финских сил на юге в районе озера Ладога, чтобы не насторожить русских. Ясно, что захват Мурманска был одной из нескольких целей Восточной кампании, с энтузиазмом принятых немецким военно-морским флотом.

На следующие три месяца предусматривалось прикрытие для плана «Барбаросса», названное военно-морским штабом величайшим обманным предприятием в истории войн. Операцию «Барбаросса» продолжали описывать как чисто предупредительную меру на случай возможного советского нападения, а намеченную на ближайшее будущее «Мариту» и отмирающего «Морского льва» (которого возродили и якобы наметили на весну 1941 года) использовали как хитрые ходы для отвлечения внимания от русской кампании.

Другой потерей «Барбароссы», не получившей даже высокого статуса плана прикрытия, было любимое детище адмирала Редера, если не адмирала Канариса, операция «Феликс». Поскольку артиллерия и людская сила, выделенные для этой операции против Гибралтара, теперь требовались на востоке для «Мариты» и «Барбароссы», Гитлер принял крушение своих планов с испанцами с необычайным спокойствием. Но его раздражение проявилось в жалобе Франко 6 февраля на то, что закрытие пролива могло одним ударом изменить обстановку на Средиземном море. Еще более важными для Гитлера были последствия его предостережения, сказанного Франко, что время, потерянное на войне, нельзя вернуть. Имелось в виду время, потерянное для «Барбароссы», поскольку все еще не было особых причин спешить с захватом Гибралтара.

Вероятно, нацистский фюрер наконец понял: то, что он называл испанской пустой болтовней, закончилось. Возможно, как заметил его наполеоновский ментор Коленкуру во время отступления из Москвы, лучше было бы довести до конца войну в Испании, прежде чем ввязываться в эту русскую экспедицию, хотя, конечно, это можно обсуждать. С другой стороны, у Гитлера не было особых причин слишком стремиться в Южную и Западную Европу в начале 1941 года, когда ему были необходимы все имеющиеся ресурсы для Восточной кампании. Об Испании он вполне мог позаботиться позднее, когда его армия освободится от русского инкуба.

В действительности даже без Испании честолюбивые замыслы Гитлера уже настолько опередили возможности Германии, что 17 февраля он приказал ОКВ подготовить планы вторжения в Индию из Афганистана для конечной встречи с японцами. Гроссадмирал Редер 18 февраля сделал еще одну попытку вернуть внимание Гитлера к Средиземноморью, настаивая на оккупации британской базы подводных лодок – Мальты, расположенной на траверзе морского пути стран оси в Африку. Он хотел сделать это до начала операции «Барбаросса». Гитлер не стал слушать своего флотоводца, заявив ему, что подобные операции, так же как Испания, вполне могут подождать до осени 1941 года.

Гитлер был решительно настроен напасть на Советский Союз и 17 февраля сказал Гальдеру, что, судя по разведывательным донесениям относительно роста советских военно-воздушных сил, конфликт с Россией неизбежен. Он вновь заявил, что, когда война с Англией завершится, он не сможет поднять немецкий народ на борьбу с Россией, поэтому с ней необходимо разделаться раньше. Представляется очевидным, что, когда речь заходила об обосновании операции «Барбаросса», Гитлер использовал любые аргументы.

Посол Шуленбург в Москве получил приказ явственно «показать зубы рейха». Он должен был сообщить русским, что в Румынии уже находится 680 000 немецких солдат. Возможно, цифра была несколько завышена, но она должна была убедить русских не предпринимать никаких действий, кроме разве что словесных. Затем 27 февраля Молотов получил известие о том, что Болгария примкнула к Тройственному союзу. Уже 1 марта поступил ожидаемый протест русских. Не приходилось сомневаться, что балканская дверь к Дарданеллам была захлопнута перед русскими, тем более учитывая барьеры, возведенные немцами в Румынии и Финляндии накануне осенью.

Вторжение немцев в Румынию было дополнено соглашением с Болгарией, позволившим вермахту войти в страну в конце февраля. В итоге греческое правительство согласилось с британскими предложениями военной помощи, и, несмотря на неоднозначное мнение британских военных, Уинстон Черчилль и его военный кабинет остановили многообещающее наступление генерала сэра Арчибальда Уэйвелла в Ливии, чтобы оказать поддержку грекам.

Если в середине февраля испанская карта оказалась бесполезной до завершения операции «Барбаросса», возможность отвлечь американцев от остающегося открытым входа в Средиземное море через Гибралтар на Тихий океан казалась министру иностранных дел Риббентропу все более привлекательной. Вовсе не жаждущий начать претворение в жизнь плана «Барбаросса» Риббентроп, возможно, надеялся, что, подтолкнув и без того небезразличное японское правительство в направлении Сингапура, он повлияет на фюрера, сумев вернуть его внимание к войне против извечного врага Риббентропа – Великобритании. Немецкий министр не знал, делая неловкие попытки удержать американцев на Тихом океане, что скрытные японцы не только обдумывали то, что ему нужно. Они уже планировали грозную атаку на американский флот в Пёрл-Харборе, которая поставит администрацию Рузвельта перед проблемой эффективного выступления против всех партнеров по оси, включая саму Германию.


Маневры Риббентропа, подстрекаемые гроссадмиралом Редером к этой опасной игре глобальной отвлекающей стратегии, завершились военной директивой Гитлера № 24 от 5 марта. Она касалась сотрудничества с Японией. В ней подчеркивалось, что общая цель войны для стран оси – поставить Великобританию на колени раньше, чем успеют вмешаться Соединенные Штаты. Хотя план «Барбаросса» считался полезным для японцев, поскольку обеспечивалась безопасность их северного фланга против России и освобождалась японская армия для действий против Сингапура в конце 1941 года, Гитлер, вопреки желанию Редера, не позволил японцам узнать хотя бы что-то о его русских планах. В свое время недоверчивый фюрер узнает, что его восточные, так же как и европейские, союзники могут отплатить той же монетой – обманом, особенно когда Третий рейх вводит их в заблуждение до последней минуты по основополагающим вопросам.

А тем временем в начале марта небольшой рейд британских десантников на Лофотенские острова у северного побережья Норвегии сильно встревожил Гитлера. И он, объявив Норвегию лучшей британской целью, доступной после начала операции «Барбаросса», отменил все свои прежние распоряжения относительно перевода 40 % норвежского гарнизона в Северную Финляндию для операций против русских. В результате, к большому разочарованию германского флота, запланированное нападение на жизненно важный для снабжения советский порт Мурманск было урезано до такой степени, что потеряло смысл. Правда, если шведы разрешат проход войск через свою территорию, о слабом наступлении еще можно было вести речь. Фактически британцы уже помогали русским, хотя, на этой стадии, без соответствующего обращения Советского Союза да и не имея таких намерений.

Еще одной выгодой для русских от слишком эмоциональной реакции Гитлера на второстепенный британский рейд явился перевод норвежской армии в ее наступательной финской роли из юрисдикции ОКХ под юрисдикцию ОКВ. Тем самым личный штаб Гитлера стал ответственным и за оборонительный Норвежский, и за наступательный Финский театр военных действий. Все это могло быть очень хорошо с политической точки зрения фюрера, но для ОКХ, единолично ответственного за операцию «Барбаросса», согласование направления общих операций против Ленинграда из Финляндии балтийских государств с Финским театром, теперь за пределами его оперативного командования, было, мягко говоря, трудным.

Как еще одно доказательство острого личного интереса Гитлера к восточным проблемам стало вышедшее 13 марта дополнение к приказу «Барбаросса», передававшее все будущие оккупированные советские территории (после завершения военных действий) под юрисдикцию трех гражданских администраторов, подчиненных непосредственно фюреру. Еще более зловещим для несчастных жителей будущих немецких колоний – Прибалтики, Белоруссии и Украины – было то, что рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер должен был осуществлять правление, независимо от гражданской администрации, подготавливая эти восточные регионы к пожинанию самых полных плодов нацистского освобождения. Возможно, Гиммлер уже высказал свое мнение о том, что важнейшей целью кампании «Барбаросса» является уничтожение около 30 миллионов славян.

Совершенно очевидные намерения Гитлера относительно судьбы Советского Союза были выражены генералом Гальдером 17 марта. Он заявил, что идеологические узы, связывающие вместе советские народы, не являются достаточно прочными и нация распадется, как только будут уничтожены коммунистические функционеры. Гитлер считал (и не ошибся), что украинцы в Польше примут немцев с распростертыми объятиями. Относительно принятия рейха советскими украинцами и донскими казаками он был менее уверен, поэтому интеллигенция, появившаяся при Сталине, должна быть уничтожена in toto с тем, чтобы создать несколько республик, полностью избавленных от советского влияния.

Эти взгляды Гитлер повторил в обращении, адресованном основным командирам, 30 марта. Упомянув о численном превосходстве в танках Советского Союза, Гитлер заявил, что большинство из них являются устаревшими, что подтверждали официальные советские источники. Перейдя к политическим целям, стоящим перед немецкой армией в предстоящей кампании, фюрер заявил, что война против России не может вестись рыцарскими методами. В отличие от большинства «джентльменских» конфликтов на западе на востоке начнется война идеологий и социальных различий, которая станет беспрецедентной по своей жестокости. Всем офицерам предстоит избавиться от устаревших понятий. Фюрер понимал, что необходимость применения таких методов ведения войны находится за пределами понимания генералов, но не изменил своих приказов и напомнил, чтобы все они выполнялись беспрекословно. Далее он объявил, что все взятые в плен советские политические комиссары должны расстреливаться на месте представителями армии в случае необходимости.

После ухода этого самопровозглашенного Аттилы возмущенные генералы обрушили свой гнев на командующего армией фельдмаршала фон Браухича. Они были шокированы попыткой фюрера втянуть их в выполнение своих самых варварских планов. Слабый Браухич постарался выиграть время и с помощью Гальдера и командующих группами армий значительно смягчил применение приказа о казни политических комиссаров. Конечно, советским комиссарам, так же как и некоторым другим категориям пленных, на которых вскоре распространился этот приказ, было все равно, от чьих пуль принять смерть – СС или вермахта, но для немецких военных, все еще не забывших об этических христианских нормах прежних веков, это имело значение. Иллюзии относительно собственных добродетелей необходимы для большинства людей, а для солдат – даже больше, чем для других.

В том же месяце, когда Гитлер раскрыл свои намерения перед генералами, правительство Соединенных Штатов официально проинформировало Советский Союз о плане «Барбаросса», о существовании которого стало известно из разведывательных источников еще в январе 1941 года. Хотя реакция Сталина на первое предупреждение американцев в точности неизвестна, в последующие месяцы, получив сообщения о планируемом нападении немцев от Уинстона Черчилля и от собственных разведчиков, он объявлял их британской провокацией. Известно о направленном 10 апреля секретном распоряжении о приведении войск в боевую готовность на важнейшем участке советского Западного фронта в Белоруссии. Вероятно, объяснение своего поведения, данное Сталиным лорду Бивербруку в том же году, столь же правдиво, как и любое другое: он ожидал войны, но надеялся с помощью разного рода уловок выиграть еще хотя бы шесть месяцев.


В любом случае в марте и апреле Красная армия постепенно увеличивала свои пограничные гарнизоны и возобновила строительство фортификационных сооружений в прибалтийских районах. К сожалению, похоже, ни советское правительство, ни армейское командование не могли решить, стоит ли окончательно демонтировать фортификационные сооружения на некогда очень сильной линии реки Днепр и выбрать позицию западнее. Поэтому судьбоносной весной 1941 года крупные концентрации советских войск не были окончательно размещены на оперативных оборонительных позициях. Уже после войны русские признали, что Красная армия не признавала необходимости в доктрине для повсеместной обороны против превосходящих сил противника.

До сербского офицерского переворота 27 марта, направленного против участия Югославии в Тройственном пакте, Гитлер сглаживал южный компонент операции «Барбаросса» в интересах расширения и усиления операции «Марита», направленной против британской армии, высадившейся в Греции. В военной директиве № 20 от 22 марта Гитлер приказал использовать 12-ю германскую армию для оккупации всей Греции. Таким образом, она не могла участвовать в первом танковом ударе из Румынии на Украину, как это следовало из исходного плана «Барбаросса». От итальянцев требовалось сковать в Северной Африке как можно более крупные силы англичан.

Новый командир немецкого корпуса в Африке Эрвин Роммель решил 24 марта действовать без подготовки и воспользоваться неготовностью британцев к ведению оборонительных действий в Ливийской пустыне. К большому недовольству своего более осторожного и консервативного командира генерала Франца Гальдера, Роммель выказал тактическое своеобразие, которое мир научился уважать, и быстро оттеснил британцев к египетской границе даже раньше, чем они сообразили, что произошло. Можно не сомневаться в том, что эти преждевременные действия немцев замедлили неосторожное движение британцев в самую опасную ловушку Гитлера в Греции. Однако они настолько укрепили репутацию Роммеля, что он стал вечной проблемой и беспокойством для армейского Генерального штаба, который должен был вот-вот оказаться втянутым в более насущные требования плана «Барбаросса».

Гитлер был разъярен неожиданным сербским переворотом 27 марта, потому что такое развитие событий угрожало полностью нарушить его замыслы согласования планов операций «Марита» и «Барбаросса». Из-за недавнего расширения «Мариты» в Южную Грецию возник временной цейтнот, и необходимость принимать срочные меры против Югославии оказалась совершенно некстати. В военной директиве № 25 Гитлер приказал отложить начало операции «Барбаросса» на четыре недели. Хотя проливные дожди в Польше, вероятно, тоже сыграли свою роль, нет сомнений, что беспокойство Гитлера относительно возможности повторного возникновения союзнического фронта Первой мировой войны в Салониках явилось основным фактором отсрочки операции «Барбаросса» до конца июня 1941 года.

Опасения фюрера относительно событий на Балканах стали еще больше, когда он 5 апреля узнал, что советское правительство собирается подписать пакт о ненападении с Югославией, что совершенно очевидно было актом рассчитанной провокации. Это ускорило решение обозленного нацистского диктатора напасть на Югославию уже на следующий день. Очевидно, русские надеялись, что немцы застрянут в гористой местности Балкан на всю весну 1941 года. Учитывая присущую Гитлеру, как и многим австрийцам, паранойю в отношении этого региона, они в какой-то мере достигли своей цели, поскольку дата начала операции «Барбаросса» была предположительно отодвинута на 22 июня, то есть через пять с половиной недель после первоначально назначенной даты 15 мая.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

[Карл Дёниц]

https://history.wikireading.ru/141313

Года нехватки и растрачивания сил. – Оперативное планирование во Франции. – Северная Атлантика – перспективный район. – Нужда в военно-морской авиации. – Противодействие Геринга. – Я протестую. – Гитлер передает под мое командование несколько самолетов. – Важность совместных тренировок. – Проблема обнаружения конвоев. – Сотрудничество адмирала Пароны и итальянского флота. – Действия итальянцев нас разочаровали. – Разбазаривание подлодок. – Перевод 15 подлодок в Северную Африку. – Роль надводных кораблей в Атлантике. – Ремонт подлодок. – Гибель «Бисмарка». – Некоторые сражения с конвоями в Атлантике. – Провалы в Южной Атлантике

Ландсман, участвовавший в двух мировых войнах, называл субмарину кораблем, плавающим основную часть времени под водой и только изредка всплывающим на поверхность. Иными словами, он считал субмарину подводным кораблем. И был не прав. Субмарины, существовавшие до 1944 года, уходили под воду только при необходимости – в целях самозащиты или для атаки в дневное время. Основное время они проводили на поверхности воды. Скорее их можно было назвать ныряющими или погружающимися кораблями, то есть имеющими возможность исчезнуть из виду, погрузившись под воду. Субмарины всегда оставались на поверхности столько, сколько было возможно, ведь только так можно было обеспечить широкий обзор, и, кроме того, только на поверхности субмарина сохраняла максимальную мобильность, позволяющую ей быстро выйти на благоприятную для атаки позицию. Под водой все перечисленное выполнялось с намного меньшей эффективностью. Скорость движения в погруженном состоянии у субмарин была очень низкой – максимум 7 узлов, да и то недолго. При такой скорости было невозможно приблизиться к находящемуся на поверхности судну, двигающемуся, как правило, намного быстрее. Поэтому субмарине было очень сложно выйти на атакующую позицию. Под водой она была относительно неподвижна, и ее эффективность снижалась до эффективности, пожалуй, мины. Лодке оставалось только ждать и надеяться, что потенциальная жертва сама найдет ее. Шансы на такой удачный исход были весьма невелики, а подлодки, придерживавшиеся такой тактики, больше всего походили на хищников, которые не гоняются за едой, а сидят и ждут, когда пища сама прибежит в широко распахнутую пасть. Поэтому на большие успехи не стоило и надеяться.

Если с субмарины замечали вражеское судно, находившееся на большом расстоянии в открытом море и в спокойную погоду, первым делом подлодка всплывала на поверхность, чтобы максимально быстро перейти в атакующую позицию – перед целью на ее пути. Выпущенная торпеда до столкновения с целью некоторое время движется, так же как и цель. Как правило, торпеда достигала цели, только будучи выпущенной со стороны носа вражеского судна. Если торпеду выпускали со стороны кормы, ей приходилось преследовать свою убегающую цель, которую обычно догнать не удавалось – пробег торпеды заканчивался, и она спокойно тонула, никому не причинив вреда.

Поэтому начиная с 1935 года основным принципом разработки новых тактических решений для субмарин стала мобильность. Групповая тактика, которую мы активно внедряли, была тактикой мобильной войны. Полностью используя свои скоростные возможности, одни подлодки часами, а то и сутками преследовали противника, другие искали в море вражеские конвои, третьи шли на сближение с противником, информацию о местонахождении которого получили по радио, четвертые поддерживали контакт с обнаруженным конвоем – в общем, все так или иначе участвовали в подготовке ночной атаки.

Одним словом, мобильность субмарины на поверхности является одним из главных условий успеха, поэтому в 1936 году изучению этого вопроса я уделил максимум внимания. Как же подводной лодке сохранить эту мобильность? Основную угрозу представляли вражеские самолеты, вынуждавшие лодку уходить под воду, становясь куда менее подвижными. В годы, когда создавался новый подводной флот, я неоднократно высказывал пожелание увидеть субмарину с высокой подводной скоростью. Однако моя мечта так и не была реализована. У нас не было надежных силовых установок. В 1936 году гениальный инженер Вальтер предложил проект увеличения подводной скорости субмарин с использованием двигателя, работающего на водороде. Тедсен и я отнеслись к идее с большим вниманием и обратились к командованию ВМС с просьбой оказать поддержку изобретателю, поскольку идея может оказаться очень полезной. Позже я остановлюсь на этом подробнее, а пока хочу только подчеркнуть исключительную важность обеспечения мобильности подлодок на втором этапе битвы за Атлантику. Еще раз напомню, что существовавшие в то время подводные лодки были мобильными только на поверхности воды.

В 8-й главе я описывал, как развивалась битва за Атлантику до октября 1940 года. Теперь я продолжу рассказ о развитии событий вплоть до декабря 1941 года.

На моем командном пункте во Франции планирование операций и руководство ими велось из двух «комнат боевой обстановки» – такое название мы им дали. Здесь мы обстоятельно обсуждали происшедшие за день события и вырабатывали решения. Стены в этих комнатах были сплошь увешаны картами. На них булавки с маленькими флажками обозначали положение всех наших лодок в море, а также известное нам местонахождение некоторых кораблей противника. Здесь же мы отмечали маршруты ожидаемого прохождения конвоев и т. д. Кроме карт на стенах висели диаграммы, отражающие разницу между местным временем и временем в разных оперативных зонах, карты морских течений, границ льдов, туманов, ежедневные погодные карты и много другой нужной и полезной информации. Большой глобус диаметром около 3 футов давал весьма реалистичную картину просторов Атлантического океана и очень помогал нам при вычислении расстояний, что с использованием обычных карт можно было сделать только приблизительно, поскольку при больших расстояниях нет поправки на изгиб земной поверхности.

Кроме «комнат боевой обстановки» у нас был «музей». Там на стенах висели графики, отражающие данные о потопленном тоннаже противника, потерях подводных лодок, а также информация об атаках на разные конвои. Здесь результаты всех наших операций было легко оценить визуально. Наиболее наглядными, на мой взгляд, были графики, показывающие средние данные о ежедневно потопленном тоннаже. Что касается общей величины тоннажа, мы получали информацию от непосредственных участников событий – командиров подводных лодок. И хотя, как выяснилось, цифры, сообщаемые ими, имели тенденцию к преувеличению – тем более что ночью действительно легко ошибиться, – график отражал достаточно точную картину относительного увеличения или снижения показателей. Так же как температурная карта показывает доктору состояние больного, такие графики показывали, в каком направлении идут дела в разных оперативных зонах – к лучшему или к худшему.

К примеру, на графиках было ясно видно, что, оставаясь относительно высоким, показатель потопленных судов с ноября 1940 года по январь 1941 года несколько снизился по сравнению с предыдущими месяцами. Тому имелись какие-то причины, и обязанностью штаба было их отыскать.

Самой очевидной причиной являлась погода. Тому году были свойственны необычайно сильные и затяжные шторма в Атлантике. Когда подводную лодку швыряет, как игрушечный кораблик, об атаке говорить не приходится. Во время таких штормов волна перекатывается через боевую рубку, не считая ее серьезным препятствием. Вахту на мостике, которую обычно несут офицер и три старшины или матроса, увеселительной прогулкой никак не назовешь. Людям приходилось привязывать себя к ограждению мостика, чтобы не быть сбитыми с ног и смытыми за борт. Той зимой немецкие подводники не понаслышке узнали, какой грозной бывает бушующая Атлантика.

Всякий раз, получив очередное сообщение с той или иной подводной лодки о временном прекращении операций из-за погоды, я погружался в глубокие раздумья. Я снова и снова спрашивал себя, не лучше ли перевести подводные лодки южнее, туда, где погода не столь свирепа. Но каждый раз мне удавалось преодолевать искушение. 13 декабря 1940 года я записал в военном дневнике:

«Несмотря на ужасную погоду, работа на севере более продуктивна, чем на юге. Все-таки здесь проходит больше торговых путей, чем по Южной Атлантике. Поскольку только количество потопленного тоннажа является решающим вкладом в дело нашей победы, подлодки останутся на севере».

Мнение о том, что, несмотря на погодные условия, операции на севере будут более продуктивными, чем в южных районах, собственно говоря, основывалось только на моих догадках. Свидетельств в их пользу пока не было. Они появились только в мае – июне 1941 года, когда по особым причинам, на которых я остановлюсь позже, была проведена операция в центральных районах Атлантики. И хотя она оказалась вполне успешной, но заняла так много времени, что показатель потопленного тоннажа, приходящегося на каждый день в море, оказался намного ниже, чем достигнутый в зоне к западу от Британских островов в ноябре 1940-го – январе 1941 года при неблагоприятных погодных условиях.



Вернуться к просмотру
Кроме погоды существовала и другая причина снижения начиная с ноября 1940 года среднего показателя потопленного тоннажа.

Организованная англичанами защита западных подходов к островам стала намного сильнее, а противолодочные мероприятия с некоторых пор стали включать патрулирование авиацией, что сильно повлияло на наше ведение операций. Черчилль объявил, что запросы адмиралтейства на авиацию, необходимую для противолодочного патрулирования в Атлантике, должны выполняться в первую очередь (Роскилл. Т. 1. С. 360–361). В результате как по инициативе отдельных командиров, так и по решению командования подводного флота операции со временем стали переноситься все дальше на запад от Британских островов, в открытое море. По тактическим причинам, о которых я уже говорил, было очень важно, чтобы лодки сохранили свою маневренность на поверхности. До октября 1940 года центр операций подводных лодок находился между 10 и 15° западной долготы, а после ноября он переместился намного дальше на запад.

Там было открытое море, вражеские суда шли намного более рассредоточенно, поэтому установить контакт с ними было труднее. Количество операций против конвоев упало. Высокий октябрьский показатель был достигнут благодаря большому числу возможностей успешно применить тактику «волчьих стай». Естественно, что уменьшение числа этих возможностей привело к снижению показателя.

Следовало срочно решить вопрос, как облегчить процесс обнаружения конвоя. Совершенно очевидно, что для успешного ведения войны на море важным дополнением к подводному флоту должна стать авиация, воздушная разведка. То, что подводный флот, как в общем-то и весь военно-морской флот, был вынужден обходиться без нее, стало серьезным препятствием на пути к успеху. Позже, уже в 1943 году, я сказал Гитлеру:

«Историки по-разному опишут войну на море, которая велась во время Второй мировой войны. Но в одном они наверняка будут едины: тот факт, что немецкий военно-морской флот в XX веке, веке авиации, был вынужден сражаться без поддержки с воздуха и воздушной разведки, объяснить не сможет никто».

В этой связи я должен остановиться немного подробнее на необходимости наличия военно-морской авиации и на тех попытках, которые были сделаны во время войны для организации совместных действий подводных лодок и самолетов.

Во время войны очень важно, чтобы все доступные на данном театре военных действий средства были подчинены одному командиру. Причем это тем важнее, чем теснее должно быть сотрудничество разных родов войск. В течение веков никто не подвергал сомнению, что разведка – важнейшая составная часть боевых действий – должна проводиться там и тогда, где и когда этого требует обстановка. То, что и разведывательные и боевые подразделения должны одинаково хорошо владеть тактическими приемами, применяемыми во время боевых действий, что все они обязаны с профессиональной точки зрения «говорить на одном языке» и пользоваться одинаковыми средствами получения информации, настолько очевидно, что может показаться банальностью. Однако из сказанного выше следует, что их следует обучать и тренировать в мирное время по одинаковым методикам.

По этим причинам воздушная война, ведущаяся над морем, вместе с войной на море и в его глубинах должна стать единым организмом, в котором головой будет флот. С точки зрения организации подразделения разных родов вооруженных сил, выполняющих эти операции, должны становиться частью флота и подчиняться ему.

Генерал Геринг начиная с 1933 года, когда и начался подъем военно-воздушных сил Германии, имел другую точку зрения по этому вопросу. Он всегда повторял: «Все, что летает, принадлежит мне». В период с 1933-го по 1939 год гросс-адмирал Редер делал все от него зависящее, чтобы убедить правительство в необходимости создания военно-морской авиации. Но его усилия оказались тщетными. 27 января 1939 года два главнокомандующих подписали соглашения, которым затянувшиеся переговоры по этому вопросу были завершены. Геринг настоял на своем. В соглашении указывалось, что военно-воздушные силы будут также вести войну на море. Авиация для нужд флота будет выделяться только для разведывательных целей или для участия в тактическом воздушном сражении в случае морского боя. Вопрос о типах и количестве самолетов, которые следовало построить для таких целей, а также об организации их обучения оставался целиком в ведении командования военно-воздушных сил.

Это принятое в мирное время решение произвело на меня, офицера, командовавшего подводными лодками, чрезвычайно неприятное впечатление. Оно означало, что продолжительные общие тренировки в совместных операциях подводных и воздушных сил останутся недостижимой мечтой. Только при широкомасштабных учениях подводного флота я мог позвонить командующему авиацией генерал-майору Гейслеру, который, кстати, сам являлся бывшим военно-морским офицером, чтобы тот санкционировал участие в них воздушных подразделений. Такие учения я проводил в районе Северного моря, удаленном от наших территориальных вод на север на расстояние максимальной дальности полета разведывательного самолета «Do 18s» (около 1600 миль). Иными словами, максимальная дальность полета наших самолетов устанавливала северную границу района учений – примерно на широте Шетландских островов.

Я считал очень важным, чтобы совместные учения с подразделениями воздушной разведки проводились в пределах максимально обширного района. И не только потому, что это наиболее вероятно понадобится во время войны. Дело в том, что при полетах на относительно большие расстояния выявляются навигационные ошибки, возникающие, возможно, из-за действия воздушных потоков. Это становится очевидным, когда экипаж сообщает свои координаты, причем неверные. Был один случай, когда два самолета-разведчика доложили о присутствии «противника» в совершенно разных частях Северного моря. В результате командование подводного флота оказалось поставлено перед задачей: речь идет о двух подразделениях «противника» или (поскольку это казалось маловероятным исходя из общей ситуации) один из докладов ошибочен. Но какой? Хотя нельзя было отрицать возможность и ошибочности обоих сообщений. А где тогда «противник»?

Точная навигация является необходимым условием эффективной разведки. Неверно указанные координаты противника могут свести на нет результат всей операции.



Вернуться к просмотру
•
16+
Наши совместные учения имели большое значение для принимавших в них участие летчиков. Должен признать, что последние всегда демонстрировали высокую преданность долгу. Если этого требовала ситуация, они снова и снова совершали полеты над морем и возвращались на базы, израсходовав топливо до последней капли. А поскольку у этих людей были и другие обязанности (они же не были подчинены военно-морскому командованию), подобные учения проводились нечасто. Но даже при этом они позволили выявить ряд типичных ошибок, вызванных недостатком совместных тренировок. На их устранение потребовалось бы много времени, которого, к моему глубокому сожалению, у нас не было.

В начале войны сотрудничество между авиацией и подводным флотом было невозможно, поскольку даже самолеты с самой большой дальностью полета не могли долететь из Германии до театра военных действий подводного флота на западных подходах к Британским островам. Но когда оккупация Северной Франции позволила приблизить наши базы к Атлантическому побережью, военно-морское командование в докладной записке от 8 июня 1940 года снова подняло вопрос о поддержке подводного флота в Атлантике силами воздушной разведки:

«…С новых баз в Северной Франции имеется возможность вести воздушную разведку, направленную на обнаружение конвоев и военно-морских сил противника в море к югу и юго-западу от Ирландии и, вероятно, также к западу и северу от нее.

В предполагаемом сотрудничестве между авиацией и подводным флотом роль первой будет сводиться к обнаружению конвоев и прочих потенциальных целей, передаче информации подводному флоту и поддержанию контакта с целями. В случае утери контакта (к примеру, после наступления темноты) его следует восстановить на следующее утро…»

Однако выделенных нам для этого сил было совершенно недостаточно. При очень высокой потребности мы только изредка получали одну машину, которая могла сделать только один вылет, да и то только на небольшом участке юго-западнее Ирландии. В результате в период между июлем и декабрем 1940 года мы не смогли провести ни одной совместной операции. И это несмотря на постоянные усилия, прилагаемые военно-морским командованием. Насколько сурова была реальность, видно из следующих записей в моем военном дневнике:

«1.10. Несмотря на все мои усилия, у авиации, которая должна вести разведку к северу, северо-востоку, югу, юго-востоку и западу от нашего театра военных действий (район Роколл-Бэнк), нет для этого самолетов.

9.12. Воздушная разведка самолетами 406-й группы (самолеты-разведчики типа „BV-138“) прекращена до дальнейших распоряжений по техническим причинам (вероятнее всего, на два месяца).

14.12. В настоящее время достигнуто некое подобие сотрудничества со следующими авиационными подразделениями:

1406-я береговая авиационная группа „Брест“, входящая по тактическим соображениям в группу „Запад“. Правда, их самолеты с большой дальностью полетов („BV-138“) не вылетают по техническим причинам.

2. 40-я группа „Бордо“. Официально контакт не поддерживаем. Налажены личные контакты. К сожалению, на сегодняшний день они могут нам выделить только одну машину типа „FW-200“ в сутки.

3. Группа V. Время от времени делаем запросы на проведение разведки в заданном районе. До настоящего времени сделан только один вылет. На дальнейшие запросы неизменно получаем ответ об отсутствии подходящих самолетов».

Мы уже 5 месяцев находились на побережье Атлантики, а командование подводного флота так и не получило обещанной поддержки с воздуха. Не дали нам возможность и создать собственное авиационное разведывательное подразделение. 14 декабря 1940 года я снова обобщил наши требования и передал соответствующий документ на рассмотрение командованию ВМС. Я писал:

«1. Подводные лодки для целей разведки почти бесполезны. Они имеют слишком ограниченный обзор. Для производства разведки на большой территории им требуется много времени, и к тому же мы не обладаем достаточным числом подлодок, чтобы даже пытаться это сделать. В любом случае использование подводных лодок для этих целей было бы неправильным и означало бы потерю их боевой мощи. Подводный флот мог бы достичь гораздо большего, если бы субмарины не болтались неделями в море, ожидая появления жертвы, а были направлены непосредственно к цели, обнаруженной с воздуха. Все части вооруженных сил имеют особые средства для разведки, кроме подводного флота.

2. Произведя разведку, воздушные силы могли бы дать нам точную информацию о местонахождении и курсе торговых судов противника в море, получив которую мы использовали бы подводные лодки с максимальной эффективностью.

3. Самолеты-разведчики могли бы производить разведку территории, прилегающей к местам скопления подводных лодок в море, передавая информацию о присутствии всех потенциальных целей. Таким образом, с одной стороны, обнаруженная цель всегда подвергалась бы нападению находящейся вблизи подводной лодки, а с другой – мы были бы уверены, что через район концентрации подводных лодок ни одна цель не пройдет ими не замеченной (из-за ограниченного обзора).

4. Возможности взаимодействия подводного флота и авиации не ограничиваются только разведкой. В течение дня самолет может поддерживать контакт с целью до подхода к ней подводной лодки или же может направить к цели лодку с помощью определенных сигналов, если контакт утерян. Самолет может восстановить контакт с целью на следующий день на рассвете и т. д. В общем, необходимо наладить максимально близкое тактическое сотрудничество в совместных операциях.

5. Выполнение этих миссий ни в коей мере не будет мешать или ограничивать обычные атаки с воздуха на корабли противника. Чем больше тонет судов в результате атак с воздуха, тем больше паника в рядах противника, что, безусловно, на руку и подводному флоту. Районы, в которых действуют подводные лодки, являются перспективными и для воздушных атак, поскольку подводные лодки всегда действуют в местах пересечения торговых путей противника. Нет никаких ограничений на действия авиации при наличии вблизи субмарины. Единственное, чего авиаторы ни в коем случае не должны делать, это бомбить подводные лодки. Опыт показывает, что ошибки в идентификации вполне возможны и допускаются довольно часто. До начала атаки летчику следует прежде всего удостовериться, что субмарина, которую он видит в море, является вражеской.


6. Формы сотрудничества могут быть обсуждены на совещаниях с участием представителей воздушных формирований. Но чтобы оно действительно начало развиваться и были достигнуты серьезные результаты, необходимо:

а) выделение для этой цели соответствующих сил;

б) строгое определение порядка командования.

Разведывательный вылет должен направляться тем субъектом, для которого производится разведка. После обнаружения конвоя последующее руководство операцией (поддержание контакта и т. д.) должно быть организовано исходя из основной задачи – атаки на конвой тем, кто руководит ее выполнением. Это ни в коей мере не ограничит тактическую свободу офицера, командующего воздушным формированием. Это значит, что границы района разведки и число необходимых для этого самолетов должны устанавливаться командованием подводного флота, которое должно располагать достаточными силами, чтобы обеспечить действительно эффективное ведение подводной войны…»

2 января 1941 года я еще раз тщательно проанализировал свои соображения по этому вопросу и передал их гросс-адмиралу Редеру. В тот же день он отправил меня к начальнику штаба командования вермахта Йодлю. Я должен был объяснить ему лично трудности положения, в котором мы оказались. Беседа, на мой взгляд, прошла вполне удовлетворительно, Йодль меня понял. Я настаивал на ежедневных разведывательных полетах 12 «кондоров» (самолеты с максимальной дальностью полетов), несколько единиц которых уже было в распоряжении 40-й группы в Бордо.

После этой беседы 7 января 1941 года Гитлер лично вмешался в действия рейхсмаршала Геринга и отдал под мое командование 40-ю группу.

Услышав об этом, я записал в военном дневнике:

«Такой приказ – большой шаг вперед. Правда, это, конечно, лишь первый шаг в нужном направлении. Учитывая же небольшое число самолетов, а также великое множество технических деталей, которые следует утрясти, его последствия будут видны не скоро, да и вряд ли будут велики. Но в принципе мы двигаемся в правильном направлении, и я уверен, со временем сможем оценить выгоды такого сотрудничества».

Гитлер принял решение, не проконсультировавшись с Герингом, который как раз находился в отпуске. Рейхсмаршал вовсе не был намерен мириться с передачей одного из его боевых подразделений флоту. 7 февраля он находился во Франции недалеко от моего командного пункта и пригласил меня к себе. В тот раз я впервые увидел его. Первым делом он постарался убедить меня добровольно согласиться на прекращение действия приказа фюрера. Я отказался. Затем он предложил мне остаться на ужин. Я тоже отказался. В результате мы расстались не друзьями.

40-й группой командовал подполковник Харлингаузен, ранее бывший военно-морским офицером, человек очень смелый и к тому же обладающий неиссякаемой энергией. Под его командованием эскадрилья буквально творила чудеса. Полученные ею «кондоры» на самом деле были усовершенствованным и переоборудованным гражданским самолетом «FW-200». В 1935 году начальник штаба ВВС генерал Вефер, обоснованно считавший, что после начала войны для стратегических операций понадобится самолет с большой дальностью полетов, явился инициатором постройки 4-моторного бомбардировщика. В 1936 году на свет появились «DO-19» и «Ju-89». Но после трагической гибели Вефера его идеи были забыты и проект самолета с большой дальностью полетов положен под сукно. В то время мы чрезвычайно увлеклись пикирующими бомбардировщиками. Проект 4-моторного бомбардировщика «Не-177», разработка которого началась в 1938 году, застопорился из-за выдвинутого требования превращения его одновременно и в пикирующий бомбардировщик. В результате машина просто-напросто не получилась. Она была построена уже после начала войны, не прошла испытания и в конечном итоге отправилась в металлолом.

Вот почему, когда началась война, в нашем распоряжении не оказалось самолета с большой дальностью полетов, и, чтобы восполнить этот недостаток, было произведено переоборудование «FW-200». В результате не слишком продуманных действий самолет лишился многих важных качеств, но с этим уже ничего не поделаешь.

Когда сотрудничество подводного флота и авиации, о котором я собираюсь рассказать, в конце 1941 года прекратилось, это произошло как раз из-за невозможности этого созданного на скорую руку военного самолета проникнуть в удаленные от берега районы Атлантики, куда переместились наши операции. Иными словами, действительной причиной явилась неспособность предвидеть необходимость в высокоэффективном самолете с большой дальностью полета, проявленная нашими чиновниками и военачальниками еще в мирное время. Недостаток таких самолетов, который вообще-то можно рассматривать как причину нашей неполноценности в воздухе, явственно проявившейся во время войны, сказался крайне отрицательно на разведывательной стороне подводной войны.

Когда 40-я группа перешла под мое командование, Харлингаузен и я начали организовывать разведывательные вылеты в интересах подводного флота. В среднем каждый день вылетали два «кондора» и производили разведку в районе к западу от Британских островов. Они имели возможность облететь самые важные участки – к западу и северо-западу от Северного пролива, только если сокращали обратный путь и летели над Шотландией к Ставангеру на западном берегу Норвегии. Но это не всегда было возможно, поскольку норвежский берег часто спрятан под низкой облачностью. Авиаторы 40-й группы делали все от них зависящее, чтобы увеличить дальность полета «FW-200», они даже самостоятельно установили на самолетах дополнительные топливные баки.

В начале января 1941 года мы сделали две попытки направить подлодки на конвои, обнаруженные с воздуха. Обе оказались неудачными, потому что единственный самолет, имевшийся в нашем распоряжении для восстановления контакта с конвоем на следующее утро, не сумел его найти. Принимая во внимание длительный полет, который самолету предстояло совершить, и большую площадь поиска, этому вряд ли стоит удивляться. Имей мы возможность организовать поиск силами нескольких самолетов, скорее всего, конвой был бы обнаружен и подводные лодки, находившиеся в этом же районе, смогли его атаковать.

Последующие попытки были удачными, если по воле случая в непосредственной близости от самолета, обнаружившего конвой, оказывалась подводная лодка, которая в тот же день устанавливала контакт. Однако в целом выяснилось, что, пока те один или два самолета, силами которых мы могли производить ежедневную разведку, долетали до зоны действия подводных лодок к западу от Северного пролива, у них оставалось слишком мало топлива. Если же им удавалось обнаружить конвой, то опять же из-за нехватки топлива они не могли поддерживать с ним контакт до подхода подлодок. Поэтому в большинстве случаев подлодки все-таки направлялись в место, указанное летчиком, который часто сообщал координаты, но не сообщал курс конвоя. На основании явно неполной информации подлодки часто проходили огромные расстояния, чтобы не упустить возможность атаковать. В подобных обстоятельствах мы обычно на следующий день отправляли в район поиска второй самолет, который смог бы снова обнаружить конвой и указать его местонахождение подлодкам, которые к этому времени подходили достаточно близко к указанному району.


Еще мы выяснили, что навигационная система самолетов оставляет желать лучшего, поскольку ошибка в сообщаемых координатах конвоев могла достигать 80 миль. Во время длительных полетов, которые летчикам чаще всего приходилось выполнять в темноте, самолеты отклонялись от курса, его просто невозможно было уточнить. В двух случаях – в феврале и в начале марта 1941 года – операции, проводимые силами всех имеющихся в наличии подводных лодок, оказались неудачными, поскольку организованный на обширной территории поиск не дал результата: в указанном самолетом-разведчиком районе конвой так и не был обнаружен.

Столь полная картина потенциальных возможностей и ограничений использования нескольких появившихся у нас «FW-200» для разведывательных целей сложилась далеко не сразу. Мы поняли, что посылать куда-то подлодки на основании единственного сообщения летчика, отправленного обычно, когда самолет уже достиг предела дальности и вынужден поворачивать обратно, дело ненадежное. Поэтому мы отказались от идеи прямого взаимодействия в главной, но самой удаленной оперативной зоне, расположенной к северо-западу от Ирландии. Но даже при этом полеты самолетов-разведчиков снабжали нас чрезвычайно ценной информацией. Мы получали сведения о плотности судопотоков, что было для нас очень важно. Что же касается поисков противника в главной оперативной зоне, нам приходилось полагаться только на собственные силы.

С другой стороны, прямое взаимодействие оказалось вполне возможным в морских районах, расположенных ближе к бискайским военно-воздушным базам, к примеру, у западного побережья Испании, где проходили направляющиеся в Великобританию конвои из Гибралтара или, менее многочисленные, из Западной Африки. Но даже его пришлось весной 1941 года отложить до лучших времен из-за нехватки самолетов. Мы ждали, когда 40-й группе будут выделены новые самолеты.

А пока командование подводного флота занималось развитием системы, которая помогла бы компенсировать навигационные ошибки при передаче с самолетов-разведчиков координат конвоя. Процедура заключалась в следующем: при обнаружении конвоя летчик не сообщает сразу его координаты в эфир. Вместо этого он передает на коротких волнах: «Я отправлю сигнальное сообщение». Это предупреждение поступает от командования на подводные лодки, чтобы дать возможность подготовиться к приему сигнала самолета на длинных волнах. Далее все сигнальные сообщения с самолета идут на длинных волнах. Подводные лодки берут на него пеленг и, используя на этот раз короткие волны, сообщают результат и свое собственное местонахождение командованию. На командном пункте все пеленги наносятся на карту, а точка пересечения показывает достаточно точное местонахождение самолета, а значит, и конвоя. Результат крюйс-пеленга передается на подлодки, которые начинают действовать.

Мы довольно скоро выяснили, что рассчитанное таким образом положение противника является достаточно точным, то есть система работала. Оказалось, что эта на первый взгляд усложненная процедура вполне себя оправдывала, поскольку все равно полученная с самолета информация о координатах конвоя почти всегда оказывалась слишком далекой от действительности.

Таким образом, в начале июля 1941 года мы снова организовали прямое сотрудничество подлодок и самолетов-разведчиков в морском районе, прилегающем к западному побережью Испании. И хотя атакованные нами гибралтарские конвои состояли в основном из меньших, а значит, и менее ценных судов, чем атлантические, мы достигли весьма неплохих результатов. Нередко операции продолжались несколько дней, и самолеты 40-й группы не только вели подлодки к цели, но и сами участвовали в атаках, сбрасывая на головы противника бомбы.

В этом же морском районе мы также однажды провели совместную операцию, в которой участвовали подводные лодки, самолеты и надводные корабли, но только они поменялись ролями. Операция стоит того, чтобы ее описать, поскольку была в своем роде уникальной.

Следуя в одиночку в центральную часть Атлантики, подлодка «U-37» в районе мыса Сен-Винсент встретила конвой, идущий в Великобританию из Гибралтара. Поскольку других подводных лодок вблизи не было, не было и возможности организовать совместную атаку. Зато конвой находился в зоне действия наших самолетов, базировавшихся в Бордо. Поэтому я дал приказ подлодке поддерживать контакт и сообщить свои координаты на длинных волнах. Это было сделано. Самолеты приняли сигнал подлодки, находясь в 150 милях от цели, и сразу же легли на нужный курс. Конвой был обнаружен и атакован. Только «U-37» потопила 4 судна. А тем временем к месту событий приблизился крейсер «Хиппер», совершавший боевой поход из Бреста в Атлантику. После завершения атаки «U-37» было приказано продолжать поддерживать контакт с конвоем для крейсера, который тоже должен был внести свою лепту в общее дело.

Это была единственная подобная операция, когда-либо проведенная в Атлантике.

Даже краткое описание проведенных совместных операций показывает, как дорого мы заплатили (я имею в виду упущенные возможности) за получение боевого опыта, за выявление ошибок и отыскание способов их преодоления.

Как бы то ни было, а наша главная проблема – обнаружение конвоев противника в открытом море в Северной Атлантике – летом 1941 года все еще оставалась нерешенной. Театры военных действий подводных лодок постепенно переместились в разных направлениях: в западном – к югу от Гренландии, в северном – к северо-западу от Исландии, а затем и в восточном – к северо-западу от Ирландии. Сражения против конвоев противника происходили нечасто, и между ними следовали долгие периоды утомительных поисков, когда подлодки без устали прочесывали казавшиеся пустынными морские просторы в поисках врага. Из-за продолжительных «мертвых сезонов» показатель потопления значительно снизился. Командование подводного флота не прекращало попыток найти возможность изменить состояние дел. Не приходилось сомневаться, что больше всего нам мешают нехватка подводных лодок и отсутствие надежных «глаз», которые могли бы разом охватить бескрайние просторы Атлантики. Но быть может, существовали и другие причины наших неудач в поисках противника? Что, если у него появилось некое средство, позволяющее обнаружить нашу подводную лодку с большого расстояния? Ведь тогда противник может изменить маршрут конвоя, чтобы избежать встречи?


Еще до войны, начиная отрабатывать тактику «волчьих стай», мы обсуждали вопрос, поможет ли противнику обнаружить позиции подлодок использование ими радиосвязи. После начала войны командование внимательно следило, не появятся ли признаки использования противником выходов в эфир наших подлодок для радиопеленгации. В первые месяцы войны, насколько мы могли судить, зная точность английских радиопеленгаторов, у нас не было повода для беспокойства. В военный дневник я внес следующую запись:

«Насколько мы могли проверить, ошибки в радиопеленгации пропорциональны расстоянию от вражеского берега, то есть при расстоянии в 300 миль средняя ошибка составляет 60–80 миль. Часто она бывает еще больше. Самый точный известный нам результат – это ошибка в 30 миль в непосредственной близости от побережья Западной Франции. Самая большая ошибка – 320 миль при расстоянии около 600 миль».

Понятно, что со временем англичане усовершенствуют свою радиопеленгаторную аппаратуру, расширят сеть станций и достигнут лучшего результата. На участке от Шетландских островов до Лендс-Энд они уже обладали прекрасными возможностями для пеленгации в западном направлении. Построив станции в Исландии, Гренландии и на Ньюфаундленде, они вполне могли накрыть сетью радиопеленгации всю Северную Атлантику. Поэтому нам следовало исходить из того, что противник перехватывает все сигналы, передаваемые с подлодок, и может установить местонахождение каждой. Значит, выход в эфир опасен? Но эти сигналы имели чрезвычайно важное значение для командования. Поэтому нам следовало все взвесить и принять решение, пользоваться командам подводных лодок радиосвязью или нет. Представлялось очевидным, что общение по радио необходимо свести к минимуму. Однако было невозможно его запретить вообще. Сообщения с подлодок содержали информацию, на основе которой велось планирование и управление совместными действиями против конвоев противника, а шансы на большой успех имели только такие операции. Командованием подводного флота было сделано все, чтобы найти лазейку между бесчисленными «за» и «против» радиопередач. В результате командиры подводных лодок получили следующие инструкции:

«В зоне боевых действий: радио следует использовать только для передачи важной с тактической точки зрения информации, по приказу командования или когда местонахождение радиопередатчика уже и так известно противнику.

По пути к зоне патрулирования и обратно: действовать, как указано выше. Менее важные сообщения могут быть отправлены, если это представляется целесообразным, но не часто. В этих случаях следует принять меры предосторожности, чтобы не демаскировать свой путь следования. Следует помнить, что неподалеку могут находиться другие подводные лодки.

Технический аспект: частая смена длины волны, использование дополнительных полос частот и строгая радиодисциплина затруднят для противника радиопеленгацию».

Реагирует ли противник на радиопередачи с подлодок и если реагирует, то как, точно мы не знали (и так никогда и не узнали). В нескольких случаях резкие изменения курса конвоя заставляли нас думать, что несомненно реагирует и принимает решительные меры. Но с другой стороны, было немало случаев, когда, несмотря на высокую радиоактивность подводных лодок в каком-то районе, независимые суда противника, так же как и конвои, шли прямо в этот район, не беря в расчет, что там только недавно имели место случаи гибели отдельных судов и даже сражения против конвоев.

Получаемые нами сведения были весьма противоречивы, поэтому я скептически отнесся к предложению использовать нашими подлодками радиопередачи, чтобы заставить противника обойти «опасный» район и выбрать маршрут, кажущийся безопасным, где на самом деле его поджидали подлодки, но только хранившие радиомолчание.

В военном дневнике я записал:

«Идея использования радио для обмана противника… на мой взгляд, достаточно привлекательна, но только теоретически. На практике все будет намного сложнее. Внимательно рассмотрев данное предложение, я пришел к выводу, что мы неизбежно погрязнем в массе гипотетических предположений и выводов (противник думает… я думаю… поэтому он подумает, что я думаю…), в результате чего принятие рационального решения станет невозможным. Между прочим, существует опасность, что ошибочная или даже просто неточная радиопеленгация даст эффект, прямо противоположный ожидаемому, то есть тому, ради которого и затевался обман».

Тем не менее я решил, что идею следует испытать. 29 июня 1941 года несколько подводных лодок, находившихся на пути домой, получили приказ по достижении района юго-западнее Ирландии максимально использовать свои радиопередатчики, чтобы не дать конвою, замеченному в 300 милях к западу от Ирландии, то есть на более северном участке, повернуть на юг. Насколько мне известно, ничего достойного упоминания не произошло.

Сколько мы ни обсуждали вопрос номер один, почему так трудно обнаружить в море конвой противника, ответ неизменно получался одним и тем же: потому что слишком мало «глаз» участвует в поиске. В распоряжении противника были обширные пространства Северной Атлантики – от Азорских островов до Гренландии и Исландии, – то есть места, чтобы максимально рассредоточить свои конвои, было предостаточно. А благодаря оккупации Исландии и созданию там военно-морских и военно-воздушных баз, а также постоянной поддержке следующих на восток конвоев американцами условия для англичан вряд ли могли быть лучше.

В общем, проблема могла решиться только при увеличении числа подводных лодок. Поэтому, думаю, здесь будет небезынтересно перечислить принимаемые нами меры и происшедшие события, которые привели к изменению боевой мощи подводного флота в Атлантике в 1941 году.

24 июля 1940 года итальянцы предложили направить свои субмарины для участия в битве за Атлантику, конечно, под нашим командованием. Командование ВМС поинтересовалось моим мнением на этот счет. Ввиду малочисленности моих собственных сил я не сомневался ни минуты, и уже на следующий день, 25 июля, предложение было принято, о чем и было уведомлено итальянское военно-морское командование.

Вскоре после этого ко мне явился адмирал Парона, командующий итальянскими субмаринами. Это был, вне всякого сомнения, мужественный человек и опытный командир. Он искренне стремился к сотрудничеству, поэтому между нами быстро установилась атмосфера взаимного доверия. Мы договорились о следующем:

1) общий контроль и руководство операциями в целом, расположение оперативных зон, а также принятие решений о формах сотрудничества остается в руках немецкого командования;


Фи*нан*со*вые услуги ока*зы*вает: ПАО "Сов*ком*банк", ООО МКК "Кред*Ком"

Срочный выкуп квартир
По*лу*чите всю сумму сразу при под*пи*са*нии до*го*во*ра!
CENTERFINANCE.ORG
РЕКЛАМА
2) в рамках объединенного командования адмиралу, командующему итальянскими субмаринами, предоставляется значительная свобода действий и ответственности. Итальянские подводники должны знать, что ими командует итальянский адмирал.

Чтобы познакомить итальянцев с обстановкой в Атлантике и нашей тактикой «волчьих стай», было решено, что командиры итальянских субмарин должны некоторое время выходить в боевые походы на немецких лодках, а итальянские экипажи пройдут курс подготовки в одной из балтийских школ.

Базу для итальянцев создали в Бордо. Чтобы максимально облегчить сотрудничество, адмирал Парона временно откомандировал для работы в моем штабе Сестини. Вряд ли он мог сделать лучший выбор. Это был прекрасный человек и отличный офицер. В свою очередь, я отправил в штаб Пароны Рёзинга, также очень опытного командира подводной лодки.

Чтобы итальянцы быстрее приспособились к условиям Атлантики, после прохождения Гибралтара их направили в район Азорских островов, а уже оттуда они прибыли в Бордо – всего туда пришло 27 итальянских субмарин. При первом удобном случае я приехал познакомиться с людьми. И офицеры и матросы произвели неплохое впечатление. Очевидно, они прошли специальный отбор, как и наши подводники. Однако я сразу понял, что в части войны в Атлантике им предстоит еще многому научиться. Это и стало главной задачей, которую Пароне и мне предстояло решить.

Во время Первой мировой войны, будучи в Константинополе, я имел возможность лично убедиться, какое искреннее уважение и восхищение испытывали турецкая армия и турецкий народ к фельдмаршалу барону Кольмару фон дер Гольтцу. От него я узнал, что никогда не стоит пытаться искать в солдатах и мирном населении союзников черты, которые хотелось бы найти. Образ их жизни и образ мыслей, воспитание и обучение солдат отличались от наших. Поэтому, общаясь с союзниками, необходимо с самого начала избавиться от всяческих предрассудков и уж тем более от чувства превосходства. Нужно проявлять максимальное терпение и такт. Мои инструкции немецким подводникам в части взаимоотношений с итальянскими союзниками строились на уроках, усвоенных мною от фельдмаршала. А инструктируя учебные подразделения, я особо подчеркнул, что итальянцам «должно быть позволено самим убедиться в недостатке знаний и прийти к выводу о необходимости приобретения новых, основанных на нашем богатом опыте. Ни в коем случае не следует их подгонять или навязывать свое мнение».

После первого похода к Азорским островам в начале октября итальянцы присоединились к немецким подлодкам на нашем основном театре военных действий – к западу от Северного пролива. Я выбрал для них районы к западу и юго-западу от немецких, где появление воздушной разведки британцев было менее вероятно. Получив итальянское подкрепление, я прежде всего рассчитывал на улучшение состояния разведки и считал, что мое страстное желание получить «больше глаз» близко к выполнению.

Однако в последующий период – в октябре – ноябре 1940 года – меня постигло разочарование. Ни разу итальянцы не помогли немцам вступить в контакт с противником. Их сообщения всегда были крайне неточными, да и поступали слишком поздно. Они не умели ни атаковать собственными силами, ни поддерживать контакт с противником. Если же на наших лодках замечали противника и организовывали совместную атаку, итальянцы также ни разу не приняли в ней участие.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

[Курт фон Типпельскирх]

https://history.wikireading.ru/183883

С самого начала войны англичане хорошо понимали, что борьба против их судоходства начнется в полной мере лишь в 1940 г., когда программа строительства подводных лодок даст первые результаты. Когда англичане делали этот прогноз, они совсем не рассчитывали на потерю Норвегии и западного побережья Франции до Бордо. Весной 1940 г. немецкий флот и авиация были заняты в операции против Норвегии и, естественно, ослабили до некоторой степени борьбу против английского судоходства. Во время боевых действий во Франции положение не изменилось, особенно в отношении активности немецкой авиации. Напротив, сосредоточение основных усилий английского флота на обеспечении эвакуации из Дюнкерка уже в июне значительно облегчило действия немецких подводных лодок, что выразилось в неуклонном росте числа потопленных судов. (Схема 1, стр. 67)

До этого момента итоги подводной войны были для Германии весьма неутешительными. Тоннаж английского торгового флота фактически не только не сократился, а, наоборот, увеличился за счет присоединения судов оккупированных Германией стран, а также благодаря закупке и строительству новых судов.

После поражения Франции по настоянию Редера, который лучше всех советников Гитлера знал слабые места Англии, еще более ожесточенная борьба против английского судоходства возобновилась в новых условиях. Положение теперь изменилось настолько, что немецкий флот и авиация имели самые благоприятные стратегические предпосылки для ведения успешной борьбы с торговым флотом противника. Решающего успеха можно было ожидать только в том случае, если бы соотношение между тоннажем потопленных судов и поступающего пополнения – будь то вновь построенные суда, конфискованные или захваченные суда противника или, наконец, суда нейтральных стран, перевозящих английские грузы, – оказалось для Англии невыносимым. Основным средством борьбы по-прежнему оставались подводные лодки, которые теперь могли действовать в более благоприятных условиях. Теперь им не нужно было совершать длинный путь из Гельголандской бухты, чтобы подойти к морским коммуникациям противника, а это приводило раньше к большому расходу горючего и сокращало их радиус действия. Немецким подводным лодкам не приходилось больше обходить с севера Британские острова, и поэтому они могли оставаться в районе боевых действий значительно дольше. Пути их подхода сократились с 1500 до 500 морских миль.

Именно эти большие преимущества, а не увеличение количества подводных лодок, являлись первое время решающей причиной растущих успехов. Ведь число находившихся в строю подводных лодок не увеличилось даже и к осени 1940 г.

В течение первых двенадцати месяцев войны в строй вступило всего 29 лодок, а было потеряно за тот же период 28. Но к благоприятному стратегическому положению на море прибавилось постоянное совершенствование тактики борьбы против конвоев, которая оттеснила на задний план проводившуюся до сих пор тактику борьбы против отдельных кораблей. Если одна подводная лодка теперь замечала конвой, она вызывала другие лодки и следила за конвоем до тех пор, пока все подводные лодки не объединялись для совместной атаки. Как только конвои оказывались в радиусе действия дальних бомбардировщиков, последние также вызывались и участвовали в атаках. Благодаря такой тактике потери конвоев стали расти так быстро, что это вызвало беспокойство англичан.

Действия подводных лодок в значительной степени дополнялись действиями надводных сил. Для них также решающее значение имело удобное расположение новых баз в Норвегии и Франции, откуда они могли достигнут открытого океана гораздо скорее и незаметнее. Если их выход из базы оставался незамеченным английской воздушной разведкой, то требовались большие усилия английского флота, чтобы их обнаружить и воспрепятствовать дальнейшим действиям. В апреле и в июне 1940 г. пять вспомогательных крейсеров покинули немецкие порты и начали действовать в Атлантическом Индийском и Тихом океанах. Они потопили до октября 1940 г. 36 судов общим тоннажем 225 тыс. брт. В конце октября «карманный» линкор «Адмирал Шеер» вышел в море в качестве рейдера. Шесть месяцев «Адмирал Шеер» не давал покоя английским торговым судам. Вначале он появился в Северной Атлантике, атаковал конвой и потопил шесть судов. Затем он повернул в Южную Атлантику, оттуда направился в Тихий океан и в апреле 1941 г., обогнув с севера Шетландские острова, благополучно возвратился на родину. Всего «Адмирал Шеер» потопил и захватил 17 английских или зафрахтованных англичанами судов общим тоннажем 113 тыс. брт. Английский флот был уже не в состоянии наряду с защитой конвоев и выполнением других своих задач выделить еще особые силы для борьбы с «Адмиралом Шеером». Теперь положение англичан стало гораздо труднее, чем год тому назад, когда против «Графа Шпее» могли быть созданы еще многочисленные поисково-ударные группы. Два коротких боевых похода совершил из Бреста крейсер «Хиппер». Он крейсировал вначале в центральной части Атлантики, а затем 25 декабря 1940 г. встретил в районе северо-восточнее Азорских островов караван судов, охраняемый двумя английскими крейсерами. Поскольку в его задачу не входило вступать в бой, он после короткой артиллерийской дуэли уклонился от дальнейшей борьбы и, уничтожив одно судно из состава этого конвоя, возвратился в Брест. Во время следующего похода 12 февраля 1941 г. крейсер встретил восточнее Азорских островов шедших без охраны 19 неприятельских судов, из которых он 7 потопил. Остальным судам, пользуясь сильным туманом, удалось уйти.

К концу 1940 г. англичане вынуждены были констатировать, что из всех их собственных и зафрахтованных союзных и нейтральных судов было потеряно 583 судна общим тоннажем почти 2,5 млн. брт, то есть каждую неделю потери составляли в среднем почти 100 тыс. брт.

Возникшая летом 1940 г. новая обстановка в воздухе и на море имела для англичан еще и другие крайне тяжелые последствия. В связи с действиями немецкой авиации и угрозой со стороны немецких подводных лодок и: торпедных катеров фактически были парализованы все порты на южном и восточном побережье Англии, в том числе особенно мощный порт Лондон, потому что потери торговых судов достигли огромных размеров. Поскольку Ирландия как нейтральное государство не предоставляла свои порты, в распоряжение англичан, последние могли использовать только порты в Ирландском море в устьях рек Клайд и Мереёй. Поэтому, когда суда подходили с океана и огибали с севера Ирландию, они неизбежно скапливались, что существенно облегчало задачу немецким подводным лодкам и самолетам. Немногочисленным портам пришлось дать нагрузку, намного превышавшую их пропускную способность. Это привело к тому, что суда разгружать не успевали и получались пробки. К тому же мощность железных дорог была недостаточной, чтобы быстро вывозить выгруженные грузы. В октябре срок разгрузки судов в портах Ливерпуль и Бристоль увеличился в два раза. Такая недостаточно быстрая разгрузка, а также сравнительно медленное движение при системе конвоев и отчасти длинные кружные пути сильно повысили время оборота судов. Имевшийся тоннаж в полной мере не использовался. Например, ввоз горючего сократился до двух третей потребного количества. Обстановка стала такой угрожающей, что в Англии начали подумывать о том, как бы путем экономического давления заставить Ирландию открыть свои порты. Однако эту мысль пришлось отбросить: англичане опасались, что Ирландия может отвергнуть их требования и предоставить свои порты Германии в качестве баз для немецких подводных лодок.

Новая обстановка на море и в воздухе сказывалась также и на каботажном плавании судов в проливе Ла-Манш и у восточного побережья Англии. Англия крайне нуждалась в каботажных перевозках, так как перегруженный железнодорожный транспорт не справлялся с возросшим объемом перевозок угля и других громоздких грузов. Немецкая авиация и торпедные катера причиняли каботажным судам, которые теперь тоже должны были охраняться военными кораблями и самолетами, такие тяжелые потери, что им пришлось, наконец, отказаться от плавания в дневное время. От этого опять-таки увеличилось время оборота судов. С помощью мощной противовоздушной обороны удалось значительно снизить активность немецкой авиации в дневные часы, но торпедные катера по-прежнему сильно мешали каботажным перевозкам, и борьба с ними стала особенно трудной.

Какими бы большими ни были потери и трудности английского судоходства и вытекающие отсюда тяжелые последствия для экономики Англии, в конце 1940 г. они были далеко не достаточны, чтобы лишить Англию возможности продолжать войну. В лучшем случае они оставались только важным фактором в ведении войны, основные усилия в которой, чтобы в ближайшем времени добиться решающего успеха, нужно было сосредоточить прежде всего на Англии. Редер постоянно стремился направлять действия высших немецких военных руководителей по этому пути. Он пытался в двух докладах Гитлеру 20 и 27 декабря изложить свое мнение как можно убедительнее. 20 декабря он указал на усиление позиций Англии вследствие неблагоприятно складывавшейся обстановки в восточной части Средиземного моря – это были результаты итальянской авантюры в Греции и неудачи в Северной Африке – и на важность американской помощи, потребовал максимального сосредоточения сил против Англии и высказал сомнения против плана наступления на Советский Союз до того, как будет нанесено поражение Англии. 27 декабря он был еще более настойчивым и заявил, что направление усилий всех германских вооруженных сил против Англии как главного противника является непреложным требованием момента. Для строительства подводных лодок и создания морской авиации, отметил Редер, делается слишком мало; весь военный потенциал Германии должен работать на усиление войны против Англии, то есть нужно увеличивать флот и морскую авиацию; всякий раскол сил приведет к затяжке войны и поставит под угрозу победу Германии.

Его усилия остались безуспешными, потому что к этому времени Гитлер уже решил начать поход на восток против Советского Союза, а войну с Англией завершить после окончания этого похода. Таким образом, Редер достиг только того, что и без него было давно подготовлено: усиления подводной войны в рамках существующей кораблестроительной программы, дальнейшему расширению которой, однако, помешала подготовка сухопутной авиации к войне против Советского Союза. Дополнения же этой программы планомерным развитием морской авиации вообще не последовало.

Вначале борьба против английского судоходства продолжала идти с большим успехом и явилась суровым испытанием для англичан. С началом нового года число потопленных судов вследствие увеличения количества подводных лодок и их радиуса действия резко возросло. Включая все остальные потери от надводных кораблей, авиации и мин, оно составляло, по данным Черчилля, приведенным в его мемуарах, в январе – 325 048 брт, в феврале – 401 768, в марте – 537 493, в апреле – в связи с боевыми действиями английского экспедиционного корпуса в Греции – даже 653 960 и в мае – 500 063 брт. С июня 1940 г. за год войны одни немецкие подводные лодки потопили почти 3 млн. брт английского, союзного и нейтрального тоннажа; к этому еще следовало прибавить свыше 1 млн. брт тоннажа, потопленного надводными кораблями, авиацией и минами. За этот же период среднее количество подводных лодок, непосредственно ведущих боевые действия, возросло с десяти до тридцати. Их потери составляли в среднем две подводные лодки в месяц. Среднее количество подводных лодок, вступавших в строй за тот же период, намного превышало эти потери.

Растущие цифры потопленных судов вынуждали англичан постоянно принимать все новые и новые меры, каждая из которых отрицательно влияла на использование оставшегося тоннажа. К давно введенной, значительно замедляющей движение судов системе конвоев прибавились новые обходные пути с целью избежать опасных морских районов. Размагничивание корпусов кораблей, траление мин, невозможность для торговых судов проходить через Средиземное море, затемнение и разрушение портов и портовых сооружений – все это вместе взятое настолько снизило оборот судов, что размеры неиспользованного тоннажа превысили тоннаж потерь. Количество поврежденных судов возрастало в такой степени, что доки уже не могли их принимать. Чтобы ускорить их ремонт, приходилось сокращать объем работ по строительству новых судов. Программа импорта стала сложной математической задачей: для удовлетворения острой потребности во всех предметах снабжения нужен был самый тщательный и точный расчет.

Продовольствие должно было ввозиться по возможности в виде концентратов, чтобы при минимальном весе и объеме продуктов доставить максимальное количество калорий. Производство стали было сокращено, потому что требовалось меньше тоннажа для ввоза из США готовой стали, чем для ввоза железной руды.

Однако устранить опасность атак подводных лодок и бомбардировщиков дальнего действия можно было только в том случае, если бы удалось создать по всей Атлантике от Америки до Африки мощную и сплошную сеть таких опорных пунктов, которые дали бы возможность контролировать определенные морские районы и обеспечивать охранение караванов судов. В конце 1940 и в начале 1941 г. в океане не было еще таких пунктов, на которых эсминцы и самолеты могли бы заправляться горючим. Поэтому транспорты оставлялись на произвол судьбы, как только они оказывались вне радиуса действия эсминцев и самолетов, базирующихся на опорные пункты. Англичане с помощью американцев неустанно стремились изменить это положение. Они продвигались вперед шаг за шагом. Когда эта проблема была разрешена, была преодолена и опасность, которую представляли подводные лодки. В конце концов англичане пришли к решению отправлять конвои не прямо из Галифакса к западному побережью Англии, а кружным путем через Северную Атлантику. Благодаря этому стало возможно постоянно наблюдать за ними и охранять эсминцами и самолетами, для которых были созданы базы в Ньюфаундленде, Гренландии и Исландии. Такая организация создавалась постепенно под давлением обстоятельств; ее преимущества полностью проявились лишь в 1943 г. Первый шаг заключался в том, чтобы путем повышения активности обороны и технического усовершенствования ее средств вытеснить немецкие подводные лодки и самолеты из района наиболее интенсивного движения судов, подходящих с юга и запада к Британским островам, то есть из морского района севернее Ирландии. Это удалось осуществить в течение первых месяцев 1941 г. Немецкие подводные лодки вынуждены были отступить на запад и на юг. Теперь они уже не действовали перед портами ввоза, нападая на скопления судов, а должны были искать свои жертвы в широких просторах океана. Их радиус действия был для этого вполне достаточным; он составлял для подводных лодок водоизмещением 500 т 10 тыс. морских миль, для подводных лодок водоизмещением 740 т – 15 тыс. морских миль. Новая тактика действий подводных лодок группами вновь принесла им крупные, хотя и несколько меньшие успехи. Первый важный шаг для снижения эффективности немецких подводных лодок англичанам, несомненно, удался. Однако у немцев, помимо растущего количества подводных лодок, имелись еще и другие возможности опять усилить действенность своего подводного флота. Эти возможности были найдены в повышении его боевой активности.

Надводные корабли-рейдеры в 1941 году снова появились на океанах. В феврале оба линкора «Шарнгорст» и»Гнейзенау» вышли в Атлантику под командованием адмирала Лютьенса. Они неоднократно встречали конвои, охранявшиеся превосходящими силами английского флота, от боя с которыми немецкие корабли, согласно приказу, уклонялись. Наконец 22 февраля они встретили пять судов, отставших от конвоя, и потопили их. В начале марта они вновь встретили сильно охраняемый конвой между Канарскими островами и островами Зеленого Мыса, но на этот раз им удалось вызвать подводные лодки, которые и потопили пять судов. После того как немецкие рейдеры 9 марта потопили греческое судно, им удалось 15 марта в центре Северной Атлантики потопить и захватить шестнадцать судов. На следующий день, прежде чем они закончили свою охоту за торговыми дудами противника, им пришлось уйти от вызванного в этот район английского линкора. 18 марта они вошли в Брест. Общий тоннаж потопленных «Шарнгорстом» и «Гнейзенау» судов составил 115 622 6pm. Их действия в океане настолько досадили англичанам, что английские самолеты стали совершать беспрерывные воздушные налеты на Брест, чтобы вывести из строя оба корабля.

В мае 1941 г. командование германских военно-морских сил вновь послало крупные рейдеры в открытый океан. Адмиралу Лютьенсу, который в феврале так успешно командовал линкорами «Шарнгорстом» и «Гнейзенау», теперь поручили вести войну с торговым флотом противника. Для этого он получил в свое распоряжение крупнейший немецкий линкор «Бисмарк», только что введенный в строй, и новый тяжелый крейсер «Принц Евгений». В ночь с 21 на 22 мая оба корабля покинули один из норвежских фиордов. Их плавание с самого начала было неудачным, так как еще при переходе из Балтийского моря в Норвегию они были замечены англичанами и с тех пор английская авиация вела за ними тщательное наблюдение. 22 мая во второй половине дня английские летчики, несмотря на плохую погоду, обнаружили, что немецкие корабли покинули фиорд. Английское адмиралтейство немедленно поручило двум крейсерам, которые несли охранение в Датском проливе между Исландией и Гренландией, начать поиски опасных противников, чье появление в Атлантике могло повлечь за собой большие осложнения. Несмотря на чрезвычайно плохую погоду, оба крейсера вскоре заметили немецкие корабли в Датском проливе. Тогда английское адмиралтейство направило для их уничтожения мощные группы крупнейших кораблей. Вначале в соприкосновение с противником вошла группа линейных крейсеров в составе линейного крейсера «Худ» и линкора «Принц Уэльский». 24 мая корабли встретились между Исландией и Гренландией. В 5 час. 30 мин. «Худ» с дистанции 22 500 м открыл огонь, на который немедленно ответил «Бисмарк». Уже первым залпом он попал в быстроходный, но легко бронированный «Худ», в результате чего на корабле вспыхнул пожар, охвативший вскоре всю его среднюю часть. Когда «Бисмарк» в 6 час. 00 мин. дал пятый залп, на английском корабле раздался мощный взрыв, к небу поднялись огромные клубы дыма, и он затонул. Из 1421 человека команды погибло 1418. Затем «Бисмарк» открыл огонь по «Принцу Уэльскому», который, имея главный калибр 351 мм, был слабее немецкого корабля с его 400–мм орудиями. Английский корабль получил серьезные повреждения и прекратил бой. Однако и «Бисмарк» не вышел из этого ожесточенного боя невредимым. Два тяжелых снаряда попали в цистерны жидкого топлива, так что корабль потерял скорость и оставлял за собой широкий нефтяной след. Поэтому адмирал Лютьенс, учитывая эти повреждения, принял правильное решение вывести «Бисмарка» из боя, который теперь продолжал только «Принц Евгений».

Удивительно то, что Лютьенс не попытался уйти в Норвегию, а продолжал движение к побережью Франции, чтобы достигнуть порта Сен-Назер. Какие мотивы побудили его избрать этот, казалось бы, гораздо более опасный путь, никогда нельзя будет узнать, так как и сам адмирал и все, кто мог бы дать этому объяснение, погибли. Оба английских крейсера все время вели наблюдение за немецкими кораблями, продолжавшими держать курс на юг. Было ясно, что английское адмиралтейство после этой серьезной неудачи примет все меры, чтобы задержать и уничтожить «Бисмарка». Линкор «Кинг Джордж V», многочисленные крейсера и эскадренные миноносцы вышли из английских гаваней; из Гибралтара был вызван «Ринаун», другие военные корабли и авианосцы до самого Галифакса были сняты с конвойной службы и направлены в район, где находились немецкие военные корабли. Поздно вечером 24 мая английские самолеты-торпедоносцы атаковали «Бисмарка» и повредили верхнюю часть боевой рубки. Несмотря на это, счастье, казалось, вдруг снова улыбнулось «Бисмарку»: на следующий день рано утром оба английских крейсера, которые вели наблюдение за немецким кораблем, потеряли его из виду, хотя они имели радиолокационные установки. Даже интенсивная воздушная разведка из-за пасмурной погоды в течение целого дня не могла снова отыскать немецкий корабль. План английского адмиралтейства – концентрическим сосредоточением всех срочно вызванных кораблей создать подавляющее превосходство против «Бисмарка» – казалось, развалится, как карточный домик. Где находится теперь «Бисмарк»? Какой курс следовало сообщить преследующим его кораблям? Некоторые из кораблей, шедших с максимальной скоростью, уже в течение нескольких дней испытывали недостаток горючего и вынуждены были уменьшить ход. Когда англичане потеряли уже всякую надежду обнаружить немецкие корабли, «Бисмарк», который между тем отпустил «Принца Евгения», 26 мая в 10 час. 30 мин. был замечен одним самолетом-разведчиком. Но даже эта новая неудача пока еще не решала судьбы немецкого корабля. Правда, его отделяли от спасительной гавани почти 700 морских миль, то есть 35 часов хода, но он занимал теперь такую выгодную позицию по отношению к преследовавшим кораблям противника, что мог быть атакован превосходящими силами только в том случае, если бы англичанам удалось в течение этого дня повредить его и снизить скорость хода. На следующее утро крупные силы немецкой авиации уже смогли бы оказать «Бисмарку» необходимую поддержку. После многих инцидентов и недоразумений англичане сумели добиться своей цели буквально в последнюю минуту. В 19 час. 15 мин. несколько самолетов-торпедоносцев, поднявшихся с авианосца «Арк Ройял», который поспешил сюда из Гибралтара, так тяжело повредили рулевое устройство «Бисмарка», что он начал двигаться по кругу и потерял способность маневрировать. Всю ночь английские эскадренные миноносцы тщетно пытались потопить немецкий корабль. Утро 27 мая застало беспомощного «Бисмарка» в 400 морских милях от Бреста. Дул свирепый норд-ост, поднимавший огромные волны. Два английских линкора открыли огонь, на который «Бисмарк» вначале еще отвечал меткими залпами. Вскоре огонь английских кораблей стал таким сильным, что одна за другой начали выходить из строя орудийные башни «Бисмарка». В средней части корабля вспыхнул пожар, затем «Бисмарк» сильно накренился на левый борт. Теперь он представлял собой охваченную пламенем и дымом груду исковерканного металла, каким-то чудом еще остававшуюся на плаву. Лишь несколько торпед, выпущенных с крейсера, окончательно добили его. В 10 час. 40 мин. он опрокинулся и навеки исчез в бушующих волнах. Почти 2 тыс. героически сражавшихся немецких моряков, в том числе их адмирал, нашли себе могилу в холодной морской пучине. В живых осталось только 110 человек. Снова обе стороны могли убедиться в том, что без теснейшего взаимодействия морского флота и авиации добиться господства на море было уже невозможно.

Достигнув этого успеха, англичане стали предпринимать систематические налеты на французские порты, чтобы вывести из строя находившиеся там крупные немецкие военные корабли. Все новые и новые повреждения линкоров «Шарнгорста» и «Гнейзенау», к которым по окончании крейсерства в Атлантике присоединился также и «Принц Евгений», побудили штаб руководства войной на море в феврале 1942 г. перебросить все эти три корабля через Па-де-Кале в немецкие порты, из которых все они, кроме «Гнейзенау», были впоследствии переведены в Норвегию, чтобы там действовать против конвоев, направлявшихся в Мурманск. Англичане учитывали возможность прорыва немецких кораблей из французских портов в Германию, но не ожидали, что немецкие корабли выйдут из Бреста лишь с наступлением темноты и пройдут Па-де-Кале днем. К их несчастью, на двух самолетах, патрулировавших над проливом в эту ночь, отказали радиолокационные приборы. Таким образом, англичане обнаружили немецкие корабли, сопровождаемые только легкими силами, лишь в первой половине дня 12 февраля, когда они уже миновали Булонь. Немедленно высланные бомбардировщики не смогли атаковать корабли из-за сильного прикрытия последних истребителями. В ходе непрерывных налетов английские эскадрильи потеряли 43 самолета, не причинив никаких повреждений немецким кораблям. Вызывать линкоры с их далеких баз на севере Англии было слишком поздно. Тяжелые английские батареи на побережье Па-де-Кале безуспешно обстреливали немецкие корабли, поставившие густую дымовую завесу. Таким образом, «Шарнгорст», «Гнейзенау» и «Принц Евгений» прорвались в Германию, получив лишь несколько требовавших длительного ремонта повреждений от мин.

Общественность Англии была сильно возмущена тем, что немецким кораблям удалось пройти целыми и невредимыми рядом с самой владычицей морей. Раздавались голоса, требовавшие привлечения виновных к ответственности.

Хотя прорыв немецких кораблей и удался, но при трезвом рассмотрении успех находился на стороне англичан. Они сделали невозможным пребывание немецких кораблей во французских портах и устранили постоянную угрозу их коммуникациям в Атлантике. Кроме того, вскоре после прихода в Киль линкора «Гнейзенау» английской авиации удалось причинить ему такие тяжелые повреждения, что он уже до конца войны не принимал участия в боевых действиях. Несколько позже был поврежден и «Принц Евгений»: при входе в Тронхейм он был торпедирован английской подводной лодкой и на пять месяцев вышел из строя.

[Диана]

https://litobozrenie.com/2021/07/djunkerk-chast-i/

[Диана]

https://litobozrenie.com/2021/07/djunkerk-chast-ii/