*2409. Публикации Пола Кругмана

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2015-11-23/5_stereotip.html
23.11.2015 00:01:00

Об авторе: ПРЕДЫСТОРИЯ: БУШ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ СВОИХ СЛОВ В ходе дебатов между потенциальными республиканскими кандидатами в президенты, которые проходили в Висконсине, Джеб Буш раскритиковал сенатора Марко Рубио за редкое посещение заседаний. Он сказал: «Буквально я имею в виду сенат, там что, французская рабочая неделя? У вас там три дня, когда нужно быть на месте?» Этот комментарий вызвал гневную реакцию французской прессы, а посол Франции в США Жерар Аро написал в Twitter: «Французская рабочая неделя из трех дней? Нет, зато есть 16-недельный оплачиваемый отпуск по беременности! И мы этим гордимся». Позднее Аро представил данные о производительности труда, которые противоречат заявлению Буша о короткой рабочей неделе. В итоге предвыборный штаб Буша извинился. В последние месяцы предвыборная кампания Буша идет плохо. Из предполагаемого лидера гонки он превратился в аутсайдера, скатившись, по данным опросов, на пятое место. Многие теперь считают бывшего протеже Буша сенатора Марко Рубио кандидатом от истеблишмента, у которого больше всего шансов стать единым кандидатом от республиканцев. Через три дня после дебатов случился теракт в Париже, и Буш отреагировал призывом к президенту Обаме объявить войну «Исламскому государству» (запрещенная в России террористическая группировка. – «НГ») и отправить американские войска в Ирак и Сирию. Его заявление попало под огонь критики. Джон Кэссиди так описал предлагаемую стратегию в журнале New Yorker: «Вы устраиваете военное вторжение, вы свергаете местный режим и уничтожаете его силы, в этот момент (а не до отправки войск) до вас доходит, как можно сохранить мир. Другими словами, вы (то есть мы) делаете в точности то, что США и их союзники делали в Ираке и Афганистане под руководством брата Джеба – Джорджа Буша-младшего».

Источник: организация экономического сотрудничества и развития. THE NEW YORK TIMES

Уже некоторое время тому назад стало очевидно, что Джеб Буш спекся. Тем не менее недавно выяснилось, что он не просто спекся, а превратился во французский тост: после шутки про французскую рабочую неделю, которая была полностью ошибочной, этот республиканский кандидат еще и извинился за свою ошибку.

Дурак! Как четко написано в National Review, настоящие мужчины не признают своих ошибок и уж тем более не извиняются за них: «Извинения перед французами не добавит Бушу очков в глазах ключевого электората Республиканской партии, – написал корреспондент этого журнала Джон Фанд. – Это может свидетельствовать о том, что он джентльмен, но это также говорит об отсутствии у него такого охотничьего инстинкта, который демонстрировали его отец и брат, когда боролись за президентское кресло».

Другое дело Бен Карсон.

Но, по правде говоря, французы действительно заслуживают извинений от многих американских политиков и комментаторов. Если вы думаете, что Франция – это страна, где одни лентяи и безработные (не то что в трудолюбивой Америке), то вы просто находитесь в плену стереотипа, который давным-давно устарел. Французы действительно имеют более длительные отпуска, в свои лучшие годы они, похоже, куда лучше трудоустроены, чем мы (посмотрите на график).

Когда бы я ни упомянул этот факт, я начинаю получать письма от людей, которые настаивают, что я ошибаюсь, и требуют исправлений. И даже хорошо информированные комментаторы, похоже, недостаточно глубоко разбираются в данном вопросе. Например, Джастин Фокс (хотя он все правильно написал про обязательные расходы – bv. ms/1MCjmQz), похоже, не знает, что более низкий общий уровень занятости во Франции является следствием более раннего выхода на пенсию и более низкой занятости среди молодежи, а это, в свою очередь, отчасти вызвано тем, что студентам нет нужды работать, пока они учатся в колледже.

Конечно, такие успехи в вопросе занятости «невозможны» в странах с щедрыми системами социального обеспечения вроде Франции. Справедливости ради надо сказать, что приведенный здесь график показывает провал Америки в той же степени, в какой он демонстрирует успехи Франции. Люди должны знать, что их представления о Франции и о Европе в целом на самом деле совсем неправильные.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2015-11-23/5_france.html
23.11.2015 00:01:00


PIERRE TERDJMAN/THE NEW YORK TIMES Люди собираются у стихийного мемориала на площади Республики в Париже через два дня после того, как террористы убили 129 человек в серии атак. Президент Франсуа Олланд пообещал, что безопасность будет превалировать над политикой затягивания поясов.

С Великой депрессией покончила не интеллектуальная победа кейнсианской экономики. На самом деле за публикацией «Общей теории» Кейнса последовала великая ошибка 1937 года, когда президент Франклин Рузвельт попытался слишком быстро сбалансировать бюджет и отправил экономику в серьезную рецессию. Решающую точку в спаде поставила Вторая мировая война, которая привела к дефицитному финансированию в масштабах, невероятных с политической точки зрения США.

Именно эта история подтолкнула меня к тому, что я в шутку предположил несколько лет назад: нам следовало бы придумать угрозу вторжения космических пришельцев, чтобы обеспечить политически приемлемое прикрытие для стимулирования.

Теперь, после атаки на Францию, осуществленной, к сожалению, реальными террористами, а не выдуманными пришельцами, президент Франсуа Олланд заявляет, что безопасность должна быть превыше экономии. Является ли это началом каких-то больших перемен?

Я должен сделать обязательное заявление, которое все равно не возымеет положительного результата перед лицом глупости: я НЕ говорю, что терроризм это хорошо, точно так же как и те из нас, кто указывает на бюджетное стимулирование в военное время, не заявляют, что Вторая мировая война была благом. Мы просто пытаемся поразмышлять над некоторыми побочными эффектами проявления насилия.

Нам следует задаться вопросом, окажет ли бюджетная недисциплинированность, вызванная джихадистами, ощутимое влияние на экономические показатели Франции.

Предположу, что нет. Расходы на оборону и безопасность в США после теракта 11 сентября 2001 года выросли примерно на 2% ВВП, но это включало значительно большее наращивание военной мощи, чем то, на которое сейчас скорее всего пойдет Франция, плюс к тому оно включало войну в Ираке. Более вероятно, что речь идет об 1% ВВП, что немного по сравнению с экономией, имевшей место в Европе в последние годы.

Если только Франция не отреагирует значительно активнее, чем мне представляется, влияние на рост будет небольшим.

Вот это фарс

Правое крыло тут же отреагировало на атаки в Париже, превратив все в мерзкую карикатуру, которая заставила меня почувствовать ностальгию по сдержанности и государственному подходу Дональда Рамсфелда и Дика Чейни.

Претендент на выдвижение в президенты США от Республиканской партии Марко Рубио заявил в эфире This Week на канале АВС, что нам следует осудить радикальный ислам в целом в отличие от осуждения непосредственно джихадистов (как в случае с Гитлером). В конце концов превращение ислама в риторический эквивалент нацизма – это замечательный способ заручиться поддержкой 1,6 млрд мусульман, населяющих планету.

Историк Нил Фергюсон в недавней колонке, вышедшей в Australian, написал, что теракт, осуществленный небольшой группой вооруженных людей в паре уголков современного мегаполиса, поставлен на одну доску с разграблением Рима готами.

А консервативный комментатор Хью Хьюитт полагает, что, если полностью выдернуть из контекста ремарку из Twitter президента Обамы, удастся убедить всех, за исключением основного электората правых, в том, что человек, который добрался до Усамы бен Ладена, все это время симпатизировал антиамериканским террористам.

Я намеренно выбрал людей, которых порой представляют умеренными, умными или и теми и другими. Вот как выглядит умеренное крыло современных правых.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2015-12-02/5_banks.html
02.12.2015 00:01:00

Об авторе: ПРЕДЫСТОРИЯ: В США ЕСТЬ РЕЗУЛЬТАТ, А ЕВРОПА ЕЩЕ БОРЕТСЯ Пытаясь объяснить, почему оздоровление в Европе в последние годы отставало от американского, некоторые аналитики предположили, что экономическая слабость Старого Света связана с неспособностью европейских банков ссужать деньги в достаточном количестве для стимулирования роста. В сравнении с американскими европейские рынки капитала менее развиты. «В США компании активно занимают на рынках облигаций, а также у банков, – написал в New York Times 29 октября Питер Ивис. – В результате, когда американские банки не справились с кризисом, у компаний по-прежнему оставался большой резервуар с капиталом, из которого они могли черпать ресурсы. Европейские же компании сильно зависят от банковских займов. Это означает, что банки в Европе должны быть здоровыми и готовыми кредитовать, если Старый Свет почувствует устойчивый подъем экономического роста». Сторонники этого подхода признают, что европейские банки не расширили кредитование в тех же масштабах, что американские банки, так как они обременены большим количеством токсичных активов и в меньшей степени способны принимать на себя риски вкладчиков. 20 ноября экономический блогер Financial Times Мэтью Кляйн указал, что, в то время как европейские банки действительно обременены несколько большим количеством плохих активов, чем их американские коллеги, в Европе стандарты кредитоспособности не намного строже. Таким образом, с точки зрения г-на Кляйна, проблемы еврозоны скорее всего выходят за рамки предложения заемных средств. «Не нужно никаких оценок «кредитного канала»… чтобы объяснить, почему компании наращивают или урезают свои капитальные расходы. Они тратят, когда это выгодно, и не делают этого, когда невыгодно», – написал он. По мнению г-на Кляйна, важное расхождение в темпах оздоровления началось в 2011 году, когда европейский спрос на кредиты обрушился в ответ на резкое сокращение расходов во многих странах, обусловленное бегством капитала и мерами экономии. «Что бы ни ударило по экономике еврозоны в 2011 году, трудно смотреть на все это и утверждать, что проблема была в предложении заемных средств, – написал г-н Кляйн. – Тут, кажется, дело в чем-то еще. Таким образом, помощи кредиторам, пусть она и полезная, возможно, оказывается недостаточно, чтобы восстановить рост в валютном союзе».

Безработные ждут в очереди к консультантам, которые помогут им откорректировать резюме на ярмарке вакансий в Мадриде, Испания. SAMUEL ARANDA/THE NEW YORK TIMES

У тех из нас, кто сильно переживал по поводу японской экономики в конце 1990-х, а сейчас считает, что весь развитый мир сталкивается с похожими проблемами, дежавю случается так часто, что у нас появляется дежавю относительно того, что у нас уже было дежавю. Речь сейчас о подъеме и падении волны обвинений в адрес европейских банков, а именно – об аргументе, согласно которому слабость банков – главная проблема, сдерживающая европейское оздоровление.

В блоге Alphaville газеты Financial Times Мэтью Кляйн недавно взглянул на факты и с удивлением обнаружил, что оснований верить в историю о том, что все натворили плохие банки, немного, хотя все ее и повторяют (читайте пост г-на Кляйна здесь: on.ft.com/1O5NQQy).

Но просмотрите мое исследование по Японии для журнала Брукингского института, опубликованное в 1998 году, примерно тогда я и присоединился к этим дебатам (здесь: brook. gs/1uDT2jO). В то время почти все считали, что, раз расширение денежной базы не влияет на банковское кредитование, это говорит о том, что корнем японской проблемы является нефункционирующая банковская система. Но я утверждал (на стр. 154–158), что именно отсутствия реакции денежных агрегатов и следовало ожидать в условиях ловушки ликвидности, и мало что указывает (стр. 174–177) на то, что центральным вопросом экономической слабости являются банковские проблемы.

Итак, снова и снова дежавю.

В отчаянном поиске консенсуса

Добрые люди на портале экономической аналитики Vox EU похвально пытаются проторить путь для реформы евро, начав с формулирования «консенсусного подхода» к первопричинам кризиса евро (читайте пост здесь: bit.ly/1jaGONr). Это превосходная идея: то, как вы оцениваете прошлое, играет большую роль в том, что вы думаете о грядущем.

Более того, подход авторов представляется мне правильным. Нет, катастрофа в еврозоне была вызвана не бюджетной безответственностью и не провалом в реализации структурных реформ, ни при чем были и подрывающие экономику последствия финансирования государства всеобщего благоденствия, как ни при чем и любые другие истории, распространенные заинтересованными толкователями. Кризис представлял собой проблему «резкой остановки», когда крупное движение капиталов в периферийные экономики еврозоны внезапно остановилось, что ускорило развитие серьезных неприятностей. Бюджетные проблемы стали следствием, а не причиной этого финансового ужаса.

Могут ли аналитики Vox EU достичь консенсуса, которого добиваются? Им действительно стоит попытаться. Однако очевидно, что у многих внутри и за пределами еврозоны есть сильная заинтересованность в других подходах.

Прекратят ли немецкие чиновники настаивать, что все проблемы Европы кроются в бюджетной расточительности? Согласятся ли Осборн и Ко в Великобритании или, коли на то пошло, финансовые ястребы в США с тем, что важнейшим элементом проблемы стало членство стран в еврозоне, и подорвут ли они таким образом доверие к собственным предупреждениям, согласно которым Великобритания или США превратятся в Грецию, если мы не затянем пояса сейчас, прямо сейчас?

По меньшей мере я продолжаю сомневаться.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2015-12-02/5_realty.html
02.12.2015 00:01:00


SCHOT/THE NEW YORK SYNDICATE

В минувшие выходные меня пригласили на показ фильма «Игра на понижение», который, по-моему, снят потрясающе. Кто бы знал, что про обеспеченные долговые обязательства и свопы на дефолт по кредиту можно написать захватывающий сценарий с великолепной игрой актеров вдобавок?

Но в одном месте сценаристы пошли по простому пути, что можно понять и что, возможно, нужно было сделать, но все-таки стоит на этом остановиться. В фильме разные чудаки и оригиналы обнаруживают, что субстандартные ценные бумаги – мусор, что в принципе близко к тому, что произошло, но это открытие сопровождается их осознанием того, что в США на тот момент образовался крупный пузырь на рынке жилья. Образование пузыря также представляется как нечто противоположное тому, что говорили тогда повсюду уважаемые люди. А это не совсем так.

Верно, что Алан Гринспен, экс-председатель Федрезерва, и другие перед кризисом занимались отрицанием самой возможности пузыря на рынке жилья. Так же верно, что любой, кто высказывал предположение, что такой пузырь существует, подвергался жестоким нападкам: «Вы говорите так только потому, что ненавидите Буша!»

Однако был ряд экономических аналитиков, приводивших доводы о существовании гигантского пузыря, включая Дина Бейкера, в 2002 году (читайте его работу здесь: bit.ly/1YrRPcV). Рано и результативно по этому поводу стал высказываться и Билл Макбрайд в своем блоге Calculated Risk. Я подхватил эстафету за г-ном Бейкером и г-ном Макбрайдом, отметив в 2004 году, что пузырь существует, а в колонке в 2005 году сделал свое громкое заявление, проанализировав ситуацию (здесь: nyti.ms/1JttW0d). Это произошло несколько раньше, чем большинство событий, представленных в фильме. Кстати, я по-прежнему довольно сильно горжусь той колонкой, поскольку считаю, что правильно обратил внимание на важность разделения тенденций на региональных рынках жилья в США.

Сам по себе пузырь был очевиден и людям, занимающимся расчетами, которым для этого не надо было вдаваться в детали истории с ценными бумагами, обеспеченными заложенной недвижимостью, или путешествовать по Флориде или остальным местам драм, показанным в фильме. По сути, я бы сказал, что жилищный пузырь середины нулевых был самой очевидной вещью, которую мне приходилось видеть, а отказ такого количества людей это признать был драматической иллюстрацией мотивированного обоснования в действии.

Финансовая суперструктура, построенная на пузыре, – это совсем другое дело: я ничего этого не понимал и совсем не видел приближения финансового кризиса.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2015-12-14/5_iceland.html
14.12.2015 00:01:00

ФОТО ILVY NJIOKIKTJIEN/THE NEW YORK TIMES Рейкьявик, столица Исландии. Экономика этой страны восстановилась после финансового кризиса 2008 года.

Один из главных уроков кризиса евро заключается в том, что экономист Милтон Фридман был прав – не по поводу монетаризма, но по поводу гибких обменных курсов. Когда стране необходима значительная корректировка зарплат и цен относительно ее торговых партнеров, то этого гораздо проще добиться путем удешевления валюты, нежели путем относительной дефляции, и это стало главной причиной тех огромных издержек, которые повлекло за собой введение евро.

Однако многие экономисты по-прежнему категорически не желают соглашаться с этим. И поэтому в обзоре развития экономики Исландии после финансового кризиса, подготовленном Торвальдуром Гильфасоном, мы читаем: «В Ирландии покупательная способность подушевого валового национального дохода вернулась на уровень 2007 года только в 2014 году, на год позже, чем в Исландии». Гильфасон написал в статье, опубликованной на сайте VoxEU.org: «Следовательно, это неправда, что наличие собственной валюты (потерявшей треть своей стоимости) избавило Исландию от печальной участи, которая выпала на долю Ирландии, поскольку та привязана к евро. Ирландия сумела адаптироваться за счет других средств. Если бы Исландия использовала евро, то она могла бы поступить так же. Исландская крона потеряла 99,95% своей стоимости по отношению к датской кроне с 1939 года, когда стоимость обеих валют была одинаковой, что убедило многих местных наблюдателей в том, что страна созрела для введения евро».

В первую очередь надо сказать, что эти рассуждения об ослаблении исландской кроны после 1939 года – дешевка. Но как насчет сравнения с Ирландией? Верно, что ВВП на душу населения в Ирландии (в данном случае использование валового национального дохода картину особо не меняет) вернулся на докризисный уровень ненамного позже, чем в Исландии. Но ВВП – не единственный показатель, и на него сильно влияет структура ирландского экспорта, который держался довольно неплохо и является очень капиталоинтенсивным (вспомните про фармацевтику), то есть он увеличивает ВВП, но дает работу очень малому числу людей.

Если же вместо этого вы обратите внимание на уровень занятости (см. график), то дела у Исландии шли куда лучше, чем у Ирландии. Данные о безработице в Исландии также показывают гораздо более благоприятную картину. Если говорить менее формально, то у всех, кто следил за обеими странами, сложилось впечатление, что в Исландии население страдало куда меньше, чем в Ирландии.

И если вы помните, то все ожидали, что исландский кризис будет гораздо хуже с учетом масштабов банковского краха. Поначалу попытки сравнения двух этих стран воспринимались как черный юмор, а не что-то серьезное.

Я понимаю необходимость обосновать создание единой валюты, но факты упрямо указывают на важные преимущества, которые дает сохранение собственной валюты.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2016-04-25/5_oil.html
25.04.2016 00:01:00


ПРЕДЫСТОРИЯ: ОЖИДАЕМАЯ ИНФЛЯЦИЯ Когда в 2014 году начался спад нефтяных цен, многие экономисты полагали, что он окажет стимулирующее воздействие на мировую экономику, поскольку потребители тратят сэкономленные на бензине деньги на другие товары, а это приводит к увеличению спроса. Тем не менее, несмотря на полтора года существенно более дешевой нефти, глобальный рост остается слабым и мы наблюдаем мало признаков того, что более низкие цены на топливо оказали стимулирующее воздействие. В статье для блога МВФ, опубликованной 24 марта, старший экономист этой организации Морис Обстфельд и другие исследователи утверждали, что недостаток спроса может быть связан с глобальными процентными ставками, многие из которых близки к нулю. По мнению Обстфельда, более низкие цены на нефть привели к ожиданиям снижения инфляции, и в нормальных обстоятельствах это привело бы к падению процентных ставок. Более низкие ставки подхлестнули бы кредитование и инвестиции, стимулируя спрос. Но поскольку процентные ставки и так уже на нуле, они не могут снижаться, и низкая инфляция не сопровождается соответствующим снижением ставок. Тем не менее некоторые аналитики заговорили о том, что более низкие цены на нефть приводят к ожиданиям более низкой инфляции. Экономический корреспондент Washington Post Мэтт О’Брайен отметил ранее в этом месяце, что при оценке уровня инфляции часто исключают цены нефти, так что их снижение не должно быть связано с изменением совокупной инфляции. Кроме того, тот факт, что цены на нефть меняются синхронно с ожиданиями будущей инфляции, не означает, что одно влияет на другое. В своей статье для блога Обстфельд также утверждал, что более высокие цены на нефть могут на самом деле принести пользу мировой экономике. О’Брайен ответил на это так: «Более высокие цены на нефть на самом деле не приведут к росту инфляционных ожиданий, снижению реальных процентных ставок и не помогут экономике. Все, что они сделают, это высосут больше денег из карманов потребителей».

ФОТО MICHAEL STRAVATO/THE NEW YORK TIMES Хранилище буровых вышек возле города Мидлэнд, штат Техас. Спад цен на нефть вопреки ожиданиям не оказал стимулирующего воздействия на мировую экономику.

Низкие цены на нефть должны были стимулировать мировую экономику, но этого не произошло. Старший экономист МВФ Морис Обстфельд, с которым мы вместе написали много учебников, недавно предложил интересное объяснение такой ситуации: это должно быть связано с нулевыми ставками. Падение цен на нефть приводит к снижению инфляционных ожиданий, а раз процентные ставки больше падать не могут, реальные ставки повышаются, мешая восстановлению экономики.

Я скептически отношусь к этому объяснению, даже несмотря на то что горячо поддерживаю идею пересмотра наших обычных представлений, когда экономика сталкивается с нулевыми ставками.

Сперва априори: падение цен на нефть не должно влиять на ожидания относительно инфляции ненефтяных товаров и услуг, или по крайней мере неочевидно, что так должно быть, а это определяет темпы инфляции, которые по идее должны иметь значение для инвесторов. И все же вы можете утверждать, что нефть управляет этими ожиданиями, невзирая на то, должна она это делать или нет.

Однако я выскажу еще одну мысль: даже с учетом рыночных ожиданий реальные процентные ставки (те, которые идут с поправкой на инфляцию) на самом деле снизились, а не выросли на фоне падающих цен на нефть. Как такое возможно, учитывая нулевой порог?

Тут все дело в периодах. Долгосрочные ставки не на нуле, их несколько поддерживает низкий уровень краткосрочных ставок. И как оказалось, во время недавнего спада цен на нефть долгосрочные ставки снизились достаточно, чтобы более чем компенсировать снижение ожидаемой инфляции.

Разумеется, Обстфельд может оказаться прав, но я предполагаю, что тут дело не в ожиданиях, а в двух моментах: нефть сейчас – важный драйвер инвестиций из-за сланца, а нефтеэкспортеры в наши дни страдают от нехватки наличности, и при этом у них предельная склонность к расходованию выше, чем у потребителей нефти.

Для доверия нет времени

Мы имеем дело с близкими к нулю процентными ставками по долгосрочным американским облигациям; с отчаянной потребностью в инфраструктурных инвестициях; с серьезными основаниями полагать, что в нынешних условиях бюджетный дефицит улучшит долгосрочную фискальную ситуацию, потому что расходы на обслуживание долга будут очень низкими, а более высокий рост приведет в будущем к повышению доходов.

А журнал Time решает, что сейчас подходящий момент, чтобы посвятить обложку номера от 25 апреля мрачным пророчествам относительно растущей неплатежеспособности США и опубликовать в качестве главной темы номера статью Джеймса Гранта – истового борца за возвращение к золотому стандарту, подписавшего в 2010 году печально знаменитое письмо тогдашнему главе ФРС Бену Бернанке, в котором его предупреждали, что его политика приведет к инфляции и обрушит доллар.

Неужели Time был куплен сайтом Zero Hedge, пока я отвернулся? Кому пришло в голову, что это хороший способ сделать журнал актуальным и заслуживающим доверия?

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2016-05-11/5_aspekt.html
11.05.2016 00:01:00

Об авторе: ПРЕДЫСТОРИЯ: Может ли налог решить проблему? В этом году в штате Вашингтон пройдет референдум о введении первого в США налога на углерод. Налог будет взиматься с деятельности, которая приводит к выделению в атмосферу двуокиси углерода, чтобы люди поняли, в какую сумму обходятся социальные последствия изменения климата. Выбросы углерода, с точки зрения экономистов, являются «внешним фактором» – компании и частные лица могут не учитывать издержки от углерода, поскольку они выбрасывают его в атмосферу бесплатно, хотя общество в целом несет потери в виде изменения климата. Сторонники углеродного налога полагают, что это поможет ускорить переход к использованию более чистых источников энергии. Эта идея пользуется широкой поддержкой среди экономистов. В прошлом году Institute for Policy Integrity Нью-Йоркского университета опросил 365 ведущих экономистов, разбирающихся в климатической политике, и выяснил, что 95% из них поддерживают углеродный налог. Тем не менее некоторые аналитики утверждают: хотя углеродный налог будет полезным инструментом, без прямого вмешательства государства не приведет к такому снижению выбросов, которое позволит ослабить глобальное потепление. Они указывают на такие инициативы, как предложенный президентом Обамой План чистой энергии, который опирается на регулятивные возможности государства, чтобы напрямую положить конец выработке электроэнергии за счет сжигания угля, вместо того чтобы полагаться на рыночные механизмы, которые должны перестроить экономику и в итоге решить вопрос.

Тэги: экология, выбросы, углеродный налог, аналитика, пол кругман

экология, выбросы, углеродный налог, аналитика, пол кругман ФОТО LUKE SHARRETT/THE NEW YORK TIMES Угольная электростанция возле Гента, штат Кентукки. Сторонники углеродного налога утверждают, что такая политика может уменьшить долгосрочные последствия изменения климата.

Дэвид Робертс из Vox недавно написал большую статью об углеродном налоге (читайте тут: bit. ly/247nKCz), которая помогла мне собраться с мыслями и четко изложить свое мнение о феномене, который я называю «злоупотребление базовой теорией».

Это мое подражание остроумной статье Ноа Смита об «упрощениях», о том, что некоторые экономисты воспринимают заложенные в базовом курсе экономики определения предложения и спроса, а также тезис о величии рынка как нечто божественного и игнорируют при этом такое явление, как провалы рынка. Главная мысль его статьи заключается в том, что базовый курс экономики может быть очень полезной вещью, но иногда (часто) он может сбивать с толку, если применять его для объяснения процессов, происходящих в реальном мире.

Мой тезис звучит несколько иначе: даже когда базовые понятия и определения применимы, это не всегда означает, что они важны и определяют суть ситуации. Особенно экономистам нравится обсуждать ситуации, когда базовая экономика опровергает наивную интуицию, но это совсем не значит, что это действительно ключевые вопросы экономической политики.

Пример, о котором я чаще всего думаю, лежит в моей любимой области международной торговли. Теория сравнительных преимуществ утверждает, что страны становятся богаче благодаря ей – даже если у одного из торговых партнеров производительность выше, другой все равно может экспортировать благодаря более низким зарплатам. Экономист Пол Самуэльсон однажды объявил это главным примером экономического инсайта, который справедлив, но неочевиден, и до сегодняшнего дня мы наблюдаем отчаянные попытки опровергнуть этот тезис. Так что теория сравнительных преимуществ на протяжении поколений считалась одним из бриллиантов экономического анализа.

Есть целый ряд причин, по которым, несмотря на это грандиозное открытие, свободная торговля не всегда является правильной политикой – это было упрощением от Адама Смита. Но я хочу сказать о другом: даже если теория сравнительных преимуществ являет собой пример глубокого прозрения, делает ли это выбор между свободой торговли и протекционизмом вопросом первостепенной важности? Насколько важен этот инсайт?

И ответ (который вытекает из стандартных моделей торговли) заключается в том, что он не настолько важен, как многие думают. Да, протекционизм приводит к снижению общемирового дохода. Но если вы станете доказывать, что либерализация торговли была главным драйвером роста или чем-то в этом духе, то имейте в виду, что экономические модели свидетельствуют об обратном. Если вы хотите огромной выгоды от торговли, то вам придется задействовать штуки вроде передачи технологий, которые никак не фигурируют в анализе, обеспечившем такой престиж идее свободной торговли.

И на самом деле подобные ситуации встречаются часто. Происходит своеобразное мошенничество, в котором люди используют выгоды от торговли, чтобы заявить, будто свобода торговли – это хорошо, а затем рассказывают страшилки о том, как протекционизм уничтожит миллионы рабочих мест и спровоцирует глобальную депрессию, что звучит довольно бессмысленно и в любом случае не имеет никакого отношения к классическому анализу выгод от торговли.

Мне кажется, что нечто подобное происходит с дискуссиями о налогах на выбросы углерода.

Базовый курс экономики утверждает, что если вы хотите снизить выбросы, то самый эффективный способ – заставить людей платить за них, чтобы принимались все возможные меры для их сокращения. Это был настоящий прорыв, который оказал положительное влияние на реальную политику – программы квотирования, например, очень помогли в борьбе с кислотными дождями.

Однако, несмотря на все вышесказанное, базовая экономическая теория может оказаться не права в данном случае. Есть доказательства, что потребители вовсе не гиперрациональны, когда дело касается сохранения окружающей среды, и могут пройти мимо возможности помочь природе, даже когда это позволяет им сэкономить, и в этом случае законы, а не цены могут оказаться правильным средством изменения покупательских предпочтений. А если мы говорим об инновациях, то тут базовая экономическая теория вообще ни при чем: эффективность углеродного налога анализируется с точки зрения использования существующих технологий и никто не говорит о стимулировании разработок чего-то нового.

Однако давайте отложим все это в сторону и зададимся следующим вопросом: насколько важно, чтобы наша стратегия борьбы с выбросами углерода приняла форму универсального или почти универсального налога?

Ответ в принципе зависит от сложности требуемого ответа. Если снижение выбросов должно сопровождаться подвижками на многих фронтах, все, что выглядит как административное решение (например, указание компаниям, что они могут делать, а что нет), будет более затратным, чем углеродный налог, который учитывает все возможные варианты. Но если значительная часть решения представляет собой довольно ограниченный набор мер (например, быстрое прекращение сжигания угля для выработки электричества), широкий налог куда менее эффективен. И как я понял, прочитав аналитику, мы гораздо ближе ко второму сценарию, чем к первому: проблема ограничения изменения климата не такая уж комплексная. Прекратите сжигать уголь, и вы добьетесь существенного прогресса. Еще несколько подобных масштабных инициатив позволят добиться еще большего прогресса.

Дело в том, что сам факт наличия объяснения с точки зрения базовой экономической теории еще не означает важности этого объяснения. Люди должны знать, что написано в их учебниках по экономике, но не следует считать, что там написано все и обо всем.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2016-06-07/5_economy.html
07.06.2016 00:01:00

ФОТО GORDON WELTERS FOR THE NEW YORK TIMES Рабочий на предприятии по производству горнодобывающего оборудования Eickhoff Bergbautechnik в Бохуме, ФРГ.

Около месяца назад я занимался некоторыми расчетами по европейской экономике и обнаружил, что меня не устраивают многие сравнения Соединенных Штатов и Европы после кризиса, включая то, что привел Питер Гудман в New York Times (читайте здесь: nyti. ms/26zVyu9). Почему? По той же причине, что, на мой взгляд, требует проявлять осторожность при написании пессимистичных статей про Японию: демография.

В случае Японии численность населения трудоспособного возраста сокращается с конца 1990-х; когда вы делаете поправку на это, показатели Японии выглядят далеко не так плохо, как при грубом сравнении темпов роста. Что ж, в зоне евро численность населения в возрастной группе с 15 до 64 лет с 2008 года (немного) снизилась, в то время как в США этого не случилось (хотя наш рост замедляется). Как это влияет на экономическую картину и что меняется?

Европа по-прежнему выглядит плохо, но не настолько плохо, как показывает грубый подсчет (смотрите верхний график здесь: nyti. ms/1r6aj7l). Более того падение начинается не одномоментно. Все действительно полетело под откос только в 2011–2012 годах, когда американское оздоровление продолжалось, в то время как Европа сползла во вторую рецессию. Это также произошло, когда темпы инфляции в еврозоне снизились определенно ниже целевых показателей, а в США не достигли этой отметки (смотрите нижний график: nyti. ms/1r6aj7l).

Что происходило в 2011–2012 годах? Европа активно затягивала пояса. Но то же делали США между прекращением стимулирования и сокращением бюджетов на уровне штатов и местных властей. Большое отличие заключалось в монетарной политике: в корне неверном увеличении процентных ставок европейским ЦБ в 2011 году и его отказе выполнять свою функцию кредитора последней инстанции по мере того, как долговой кризис перерос в панику из-за ликвидности даже на фоне проведения Федрезервом агрессивного смягчения денежной политики.

После этого стратегия улучшилась, что стало результатом заявления председателя ЕЦБ Марио Драги о готовности действовать «во что бы то ни стало», которое стабилизировало рынки облигаций, а также вследствие ослабления режима экономии. Но можно утверждать, что стратегические ошибки 2011–2012 годов стали неприятным сюрпризом для экономики еврозоны, снизили инфляцию примерно на один процентный пункт и породили устойчивую слабость, поскольку по-настоящему трудно оправиться от дефляционных ошибок, если вы попали в ловушку ликвидности.

О, и Америка тоже могла стать Европой, если бы критики Бена Бернанке на правом фланге получили то, что хотели.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2016-06-28/5_mistakes.html
28.06.2016 00:01:00

ФОТО CHARLIE MAHONEY/THE NEW YORK TIMES Грегори Мэнкью, профессор экономики из Гарварда, и Джанет Йеллен, глава ФРС, на мероприятии в Кембридже, штат Массачусетс.

Берни Сандерс откланивается, а Дональд Трамп, похоже, рванул вперед. Так что самое время поговорить о макроэкономике.

Экономист Брэд Делонг опубликовал в своем блоге великолепную статью о фее доверия и негативных последствиях веры в нее для экономической политики (читайте ее тут: bit. ly/28QoNmb). Одной из тем статьи стало плохое поведение довольно большого числа профессиональных экономистов, которые с лету изобретали новые доктрины, чтобы оправдать свое несогласие с политикой стимулирования и поддержку экономии даже перед лицом нулевых процентных ставок и депрессии. Один важный момент: не думаю, что Делонг четко показал, насколько глупо выглядело утверждение, что государственные траты вытесняют частные инвестиции даже при нулевых ставках.

В любом случае недавно на мой виртуальный письменный стол попали две статьи, которые еще раз продемонстрировали, насколько плохо некоторые из моих коллег-экономистов разбираются в вопросах фискальной политики.

Во-первых, Грегори Мэнкью опубликовал в New York Times колонку (читайте ее тут: nyti. ms/1UdltPr), в которой упоминается исследование экономистов Альберто Алесина и Сильвии Ардана, посвященное экспансивной экономии, но не упоминается о многочисленных исследованиях, опровергающих полученные ими результаты. Есть еще кое-что. Как отметил Мэтт О’Брайен из Washington Post, Мэнкью также процитировал статью 2002 года, написанную Оливье Бланшаром и Роберто Перотти, в которой выражался скепсис по поводу фискального стимулирования, но при этом не упоминается знаменитая статья, написанная Бланшаром и Дэниэлом Лейгом, показывающая, что мультипликаторы намного больше, чем думал МВФ.

Во-вторых, я прочитал заметку Дэвида Фолькертса-Ландау из Deutsche Bank, в которой он осуждает ЕЦБ за его политику легких денег, поскольку, «назначив себя спасителем еврозоны любой ценой, ЕЦБ позволил политикам сидеть сложа руки и не заботиться о реформах и необходимой фискальной консолидации. Тем самым политика ЕЦБ ставит под угрозу Европейский проект в целом ради краткосрочной финансовой стабильности. Чем дольше эта политика мешает достижению необходимого катарсиса, тем больше она способствует усилению популистской и экстремистской политики».

Да уж. Этот «катарсис» отлично сработал, когда канцлер Веймарской Германии Гейнрих Брюнинг поступил аналогичным образом, не так ли?

Что меня поражает, так это контраст с 70-ми годами. Тогда опыт стагфляции привел к решительному пересмотру макроэкономической и политической доктрин. На этот раз в куда худших экономических условиях и на фоне предсказаний от экономистов, которые ошибаются куда сильнее, чем кейнсианцы прошлого, не произошло вообще никаких подвижек.

[Пол Кругман]

http://www.ng.ru/krugman/2016-07-11/5_chaos.html
11.07.2016 00:01:00

JULIUS/HORSENS FOLKEBLAD/FOR THE NEW YORK TIMES SYNDICATE

Когда я ставлю под сомнение почти единодушную убежденность экономистов в том, что брекзит спровоцирует крупный негативный шок со стороны спроса, я не пытаюсь выглядеть самым умным или защищать евроскептиков. Я просто искренне недоумеваю, откуда взялся этот консенсус, учитывая тот факт, что ни одна из стандартных макроэкономических моделей не указывает на то, что политика, вредная для экономики в долгосрочной перспективе, обязательно навредит спросу и в краткосрочном периоде. И я опасаюсь, что этот консенсус среди экономистов носит скорее политический, нежели аналитический, характер: свобода торговли – это однозначно хорошо, следовательно, вам не нужно осторожничать с аргументами относительно того, почему именно отделение от Европы – это так плохо.

Я получил несколько хорошо продуманных ответов от экономистов, которых уважаю, и все они говорили о последствиях неуверенности, вызванной брекзитом. Примерно так: сейчас компании не знают, насколько тесно Великобритания будет связана с Европой, так что есть смысл отложить инвестирование до тех пор, пока ситуация не прояснится.

Это интересный и вполне убедительный аргумент, поскольку из-за неясности по поводу брекзита выжидательная позиция оправдана. Но у меня есть три вопроса.

Во-первых, действительно ли этот аргумент лежит в основе всех этих мрачных прогнозов относительно последствий брекзита? Подозреваю, что очень немногие из тех, кто читает новости или доклады о брекзите, задумываются об этом. У них складывается ощущение, что неопределенность тождественна высокой вероятности чего-то плохого. То есть этот аргумент имеет куда больше нюансов, чем все, о чем я раньше слушал в рамках данной дискуссии.

Во-вторых, разве этот аргумент не предполагает, что позднее произойдет инвестиционный бум, как только неопределенность исчезнет? То есть, как только премьер-министр Найджел Фарадж в Великобритании и президент Марин Ле-Пен во Франции договорятся о роспуске ЕС, можно уже будет не выжидать, и все скопившиеся инвестиции хлынут обратно, не так ли? Однако я не слышал, чтобы кто-то рассуждал о том, как за сжатием, вызванным брекзитом, последует компенсирующий бум, как только все немного успокоится.

В-третьих, разве этот аргумент не предполагает тех же последствий, что и от любой другой политики, чей конечный результат не ясен? Почему мы не говорим, что Транстихоокеанское партнерство или Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство приведут к сжатию, потому что у компаний есть мотив отложить принятие инвестиционных решений до тех пор, пока они будут уверены в заключении данных соглашений? Почему-то тем не менее я никогда не слышал рассуждений о негативных последствиях либерализации торговли.

Опять же я не пытаюсь защищать брекзит. Но я опасаюсь, что стремление осудить его привело к снижению интеллектуальных стандартов.

Позвольте мне также сказать, что рассуждения о грядущей катастрофе появляются даже в некоторых (не во всех, правда) финансовых изданиях. В целом реакция рынка кажется мне весьма сдержанной. И это касается не только акций: спреды по европейским облигациям остались примерно такими же, что и месяц назад. Действительно, в глобальном масштабе ставки существенно снизились, но мы не наблюдаем финансовой катастрофы, которую предрекали. Тем не менее панические заголовки встречаются повсюду.

Могу ли ошибаться насчет всего этого? Конечно, могу. Однако всем нам следует задаться вопросом о том, откуда взялся консенсус по поводу макроэкономических последствий брекзита.