*2004. Ελλάδα

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98...B9%D1%86%D1%8B
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Раскопки города Милета, одного из главных центров Ионии.

Иони́йцы или ионя́не (др.-греч. Ἴωνες, греч. Ίωνες) — одно из главных древнегреческих племён. Название получили от легендарного героя Иона, считавшегося родоначальником племени. Занимали территорию Аттики, часть о. Эвбея[1], другие острова Эгейского моря, за исключением Лесбоса, Родоса и Тенедоса (Бозджаады)[2]. В XI-IX вв. до н. э. ими были колонизированы средняя часть западного побережья Малой Азии (область Иония), потом побережья Чёрного и Мраморного морей. Ионийский диалект получил широкое распространение, на нём сохранилась богатая литература (например, поэмы Гомера, сочинения Геродота) и значительное количество эпиграфических памятников[1].

Ионийцы — одно из четырёх главных племен греческого народа, по традиции, формулированной уже Гесиодом. Наряду с ионийцами племена, эти — дорийцы, эолийцы и ахейцы — производились от сыновей Эллина — Дора и Эола, и сыновей третьего их брата, Ксуфа — Ахея и Иона. В историческом развитии эолийцы и ахейцы мало значимы в сравнении с дорийцами и ионийцами, которые являются главными носителями греческой культуры. К такому же результату приходит и лингвистика, признающая самостоятельное развитие только за дорийскими и ионийскими диалектами, диалекты же прочих племен, относившихся прежде к числу эолийских или ахейских, считающие несамостоятельными и обличающими близость к одной из двух упомянутых главных групп, или смешение их признаков.

Содержание

1 Состав
2 Происхождение
3 Значение в государстве
4 Наука и искусство
5 См. также
6 Литература
7 Примечания

Состав

Население Ионии в историческое время не отличалось чистотой крови и представляло собой пеструю смесь различных элементов, что и даёт право, вместе с Геродотом и другими древними, отличать собственно ионийцев — продукта этого смешения, от афинян, гордившихся своим древним пеласгическим происхождением. В смешанную национальность ионийцев, кроме собственно ионийцев, входили абанты из Эвбеи, минийцы, кадмейцы, дриопы, фокейцы, молоссы, аркадские пеласги и эпидаврийские доряне. Да и сами ионийцы, выселившиеся из Афин, по словам Геродота, прибыли в Малую Азию без жен и взяли себе здесь в супружество карийских женщин. Знатные и династические роды в Ионийских городах вели свое происхождение от Нелея, древнейшего царя мессенского Пилоса, сыном которого был гомеровский Нестор. Предание приводит этих нелидов (к которым принадлежал и Кодр) также сначала в Афины, где они достигают, в лице Меланфа, царской власти. Но сами ионийцы производили своих нелидов непосредственно из Пилоса. Может быть, Кодр лишь впоследствии вплетен в их генеалогию.

Этнографическая пестрота населения Ионии находит себе выражение и в том, что, наряду с исконными ионийскими филами, в ионийских городах находятся ещё другие, в особенности филы Ворейцев и Инопов. В Ефесе, в котором состав населения был особенно пестр, ионийцы составляли всего лишь одну филу, Ефесцев, подразделениями которой были древние ионийские филы. О том, что и Пелопоннес дал часть, и довольно значительную, этого населения Ионии, свидетельствует руководящая роль Аргоса и Микен в эпосе, продукте чисто ионийском, и культ Геры на Самосе. Различные данные указывают на глубокую древность поселения ионийцев в Малой Азии. Азиаты, с весьма ранних пор сталкивавшиеся с ионийцами, называют их именем всех греков. Слова «Jawan» у евреев (Быт. X, 2) и «Yaunâ» у персов доказывают, что знакомство азиатов с ионийцами состоялось ещё в эпоху существования дигаммы в ионийском наречии.

Происхождение

По преданию, наиболее распространённому, благодаря авторитету Геродота, но вряд ли особенно древнему, ионийцы первоначально жили по северному побережью Пелопоннеса, в исторической Ахайе (гомеровский каталог кораблей причисляет эту область к владениям Агамемнона, под именем Эгалея, и не упоминает здесь ионийцев). Отсюда они были вытеснены ахейцами, в свою очередь сдвинутыми из своих первоначальных областей переселившимися в Пелопоннес дорийцами. Ионийцы переселились в Аттику. Отсюда, через два поколения, ионийцы переселились в Малую Азию, под предводительством сыновей Кодра, не пожелавших оставаться в Аттике после уменьшения значения царской власти. Как на доказательство того, что первоначальной родиной ионийцев была пелопоннесская Ахайя, Геродот указывает на то, что в обеих областях было по 12 городов (в малоазиатской Ионии: Фокея, Клазомены, Эрифры, Теос, Лебедос, Колофон, Эфес, Приена, Миунт, Милет, и на островах: Самос и Хиос). Кроме того, и там, и здесь почитался Посейдон Геликонский (впрочем, в тождественности культов Посейдона в Ахайе и Ионии существуют некоторые сомнения).

Общее мнение древности, однако, позабыло о происхождении ионийцев из пелопоннесского Эгалея и считало их непосредственно колонистами афинян, причём главным доказательством тесной связи Аттики и Ионии были тождественные филы Гелеонтов, Оплитов, Эгикореев и Аргадеев, производившиеся от сыновей Иона.

Из новейших учёных Эрнст Курциус выставил гипотезу об автохтонстве ионийцев в Азии, откуда они с незапамятных времен переселились, по его мнению, через острова архипелага в Аттику («Die Joiner vor der ionischen Wanderung», Берл., 1855); он держится её во всех изданиях своей «Истории Греции». Гипотеза эта была подвергнута весьма строгой критике уже Гутшмидом («Beiträge zur Gesch. d. alt. Orients», Лпц., 1856) и вслед за ним была единодушно отстранена, пока А. Гольм не воскресил её снова в своей «Geschichte Griechenlands» (I, 86, Берл., 1886). Теперь, однако, гипотеза может считаться устранённой, в особенности после веских возражений Э. Мейера («Gesch. des Altertums» II, §§ 155—160, Штутг., 1893), который указывает, между прочим, на то обстоятельство, что города ионийцев тянулись вдоль морского берега, вовсе не проникая вглубь страны, как и всегда было с греческими колониями; это служит лучшим доказательством того, что они пришли с моря. У самих ионийцев всегда жило сознание того, что они колонисты, а не туземцы. Самое распространение ионийцев по Кикладам и побережью Малой Азии Э. Мейер считает долгим и сложным процессом, закончившимся в так называемую Микенскую эпоху. Курциус возражал Мейеру в статье: «Wie die Athener J. wurden» (в журн. «Hermes», № 25 1890 г.). Бузольт («Griechische Geschichte», I2, 1893, стр. 277 и сл.) склоняется к более поздней дате заселения ионийцев и, в особенности, Киклад, ввиду почти полного отсутствия предметов «микенского стиля» в некрополях этих мест.

Значение в государстве

Ионийские города, к которым в довольно древнее время примкнула эолийская Смирна, составляли союз, центром которого было святилище Панионион на мысе Микале. В эпоху Крёза все ионийские города на материке подпали под власть Лидии и с падением лидийского владычества (546 год до н. э.) перешли под власть Персии. Вскоре та же участь постигла Хиос и Самос. Персы сажали по городам тиранов (из числа их же граждан), которые хорошо уживались с населением. Попав в конце VI в. до н. э. под персидское иго Иония была отброшена в своём историческом развитии далеко назад[3]. В 500 г. до н. э. вспыхнуло восстание ионийцев, которое было подавлено после сражения ионийского флота с персидским при Ладе и разрушения Милета (494 год до н. э.).

Во время греко-персидских войн ионийцы сражались в рядах персов, но в сражении при Микале они перешли на сторону греков (479 год до н. э.). После победы Кимона при Эвримедонте (465 год до н. э.) города ионийцев фактически стали свободны. Состоялось ли официальное подтверждение этой свободы — в точности неизвестно, так как мир, переговоры о котором вёл около 449 год до н. э. при персидском дворе афинянин Каллий (так называемый Кимонов мир), по-видимому, не был ратифицирован. По Анталкидову миру (387 год до н. э.) города ионийцев опять подпали под персидскую зависимость. Затем последовательно они переходили под власть македонян и римлян, отличаясь и в эпоху упадка Греции сравнительным процветанием и богатством.

Наука и искусство

Среди ионийцев с древнейших времен процветали искусства и науки; уроженцами Ионии были: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Ксенофан, Анаксагор, Гекатей из Милета, Анакреон, Мимнерм, Апеллес и Парразий.
См. также

Йона
Ионийский союз

Литература

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Примечания

Ионийцы — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
↑ Переведено с Ελληνικά: Ίωνες
↑ Италийская философия. М., 1975. С. 5.

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD...B9%D1%86%D1%8B
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Эоли́йцы (эоля́не; др.-греч. Αἰολεῖς) — одно из основных древнегреческих племён. Получили название от легендарного героя Эола, бывшего согласно греческой мифологии одним из сыновей Эллина и считавшегося родоначальником племени.

Эолийцы — одно из четырёх главных племен греческого народа, по традиции, сформулированной уже Гесиодом. Племена эти — ионийцы, ахейцы, дорийцы и эолийцы — производились от двух сыновей Эллина — Дора и Эола, и детей его третьего сына Ксуфа — Ахея и Иона. В историческом развитии эолийцы и ахейцы стушёвываются перед дорийцами и ионийцами, которые являются главными носителями греческой культуры. К такому же результату приходит и современная лингвистика, признающая самостоятельное развитие только за дорийскими и ионийскими диалектами, диалекты же прочих племен, относившихся прежде к числу эолийских или ахейских, считаются несамостоятельными и проявляющими близость к одной из двух упомянутых главных групп или смешение их признаков.

Изначально обитали в Фессалии, но после вытеснения дорийцами ахейцев с их земель эолийцы заселили часть брошенных и разрушенных городов, среди которых Дельфы.

Говорили на эолийских диалектах древнегреческого языка: эгейском (он же азиатский эолийский), фессалийском и беотийском диалектах.

См. также

Эолида
Эол (сын Эллина)

Литература

Обнорский Н. П.,. Эолийцы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.


Эолида
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD...B8%D0%B4%D0%B0
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Эолида (греч. Αιολίδα) — населённая преимущественно эолийцами древнегреческая область на эгейском побережье Малой Азии (Троада, Мизия, Лидия) с прилегающими островами (Лесбос, Тенедос).

К южноэолийским городам относилась Кима, а позднее ионическая Смирна, к североэолийским — города, образовавшие в период Римской империи Эолийский союз городов. Начиная с 546 г. до н. э. Эолида находилась под властью Крёза, входила в состав империи персов; позднее принадлежала к Афинскому морскому союзу, а с 404 г. до н. э. была вновь завоёвана персами. Освобождённая Александром Македонским, Эолида принадлежала затем Пергамскому царству, некоторое время царству Селевкидов и со 133 г. до н. э. Риму.

Краткое описание Эолиды приведено у Геродота (I.149), перечисляющего одиннадцать городов эолийцев континентальной части Малой Азии (Кима, называемая также Фриконидой, Лариссы, Неон Тихос, Темнос, Килла, Нотий, Эгироесса, Питана, Эгеи, Мирина, Гриния) и отмечая, что первоначально городов было двенадцать (др.-греч. Δωδεκάπολις {додекаполис} – двенадцатиградие; сакральное для греков число), но что двенадцатый город — Смирна — был отторгнут у них ионийцами. Геродот упоминает также «островные города» — пять на Лесбосе и один — на Тенедосе[1].

Плиний Старший в «Естественной Истории» упоминает Эолиду под латинизированным названием Aeolis[2].

Родина Гесиода.

В честь Эолиды назван астероид (396) Эолия, открытый в 1894 году.

Примечания

↑ Геродот. История, I.149-151
↑ Pliny the Elder, Naturalis Historia, Liber V, XLIX (ed. Karl Friedrich Theodor Mayhoff)

Ссылки

http://www.caropepe.it/pubblicazioni.html

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94...B9%D1%86%D1%8B
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Дори́йцы или доря́не (др.-греч. Δωριεῖς, ед. число др.-греч. Δωριεύς) — наряду с ахейцами, ионийцами и эолийцами являлись одним из основных древнегреческих племён. Говорили на дорийском диалекте древнегреческого языка, единственным современным потомком которого является цаконский язык.

Содержание

1 История
2 Мифология
3 См. также
4 Примечания
5 Литература

История

На рубеже XIII—XII веков до н. э. дорийцы в составе других племён (говоривших на западных диалектах) вторглись на территорию Греции и в Пелопоннес, где находились центры микенской цивилизации. Это событие получило название «дорийское вторжение». Племенные группы дорийцев расселились на Пелопоннесе (обл. Арголида, Лаконика, Мессения, Коринфия и Мегарида на Истме), на южных островах Эгейского моря (Крит, Родос, Фера (Санторини), Мелос и др.), в части Эгейского побережья Малой Азии с близлежащими островами (азиатская Дорида).

В ходе Великой греческой колонизации (VIII—VI века до н. э.) дорийские полисы возникли на восточном побережье Адриатического моря, в Южной Италии, на Сицилии, в зоне проливов и Причерноморье.

Основные государства дорийцев:

Спарта — наиболее известный дорийский полис, долгое время бывший самым сильным в военном отношении греческим государством. В Спарте дольше всего сохранялись простой образ жизни, воинская доблесть и дисциплина граждан, что, как полагали античные авторы, было свойственно именно дорийцам;
Эгина.
Полисы Крита.
Аргос.
Колонии Южной Италии («Великая Греция») («Большая Греция»).
Колонии Мегары:
на Босфоре — Византий (ныне Стамбул);
по берегам Понта Эвксинского (Чёрного моря) — Гераклея Понтийская на Южном побережье (совр. Эрегли в Турции);
Сицилия — там на протяжении столетий ведущая роль принадлежала Сиракузам;
Из Феры вышли дорийские поселения в Киренаике.

Дорийским полисам было присуще развитие, прежде всего, аграрного сектора производства. В то же время среди дорийских государств были такие развитые торгово-ремесленные центры, как Коринф, Эгина, Мегары.

Единственной дорийской колонией в Северном Причерноморье был Херсонес Таврический[1].

Мифология

Согласно греческой мифологии, родоначальником дорийцев считался Дор, сын Эллина и нимфы Орсеиды. По преданию, жили сначала в европейской Греции, у Олимпа и Оссы, в фессалийской местности Гестиейе и в Дориде у Эты. Земли в Средней Греции (обл. Дорида) они получили от Геракла. Около 1100 года до н. э. дорийцы под начальством Гераклидов вторглись в Пелопоннес, многие из областей которого ранее были завоеваны Гераклом (в мифологии вторжение дорийцев получило название «возвращение Гераклидов»).

См. также

Дорийское вторжение
Алет

Примечания

↑ Кадеев В. И. Херсонес Таврический в первых веках нашей эры. Х., 1981.

Литература

История древнего мира. М., 1989. Кн.1.
Казаманова Л. Н., Очерк социально-экономической истории Крита в V—IV вв. до н. э., М., 1964.
Колобова К. М., Из истории раннегреческого общества (о. Родос IX—VII вв. до н. э.), Л., 1951.
Хэммонд Н.-Дж. Пелопоннес (Стремление дорийских государств к господству, ок. 750—650 гг. до н. э. // Кембриджская история древнего мира. Т. III. Ч. 3: Расширение греческого мира. М.: Ладомир, 2007. ISBN 978-5-86218-467-9
Шмидт Р. В. Античное предание о дорийском переселении, «Вестник древней истории», 1938, № 2 [3].

Finley M. Early Greece. The Bronze and Archaic Ages. L., 1970;
О. Müller, «Die Dorier» (Breslau, 1844).

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D...BE%D1%80%D1%8F
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Народы моря (nȝ ḫȝt.w n pȝ ym)
в иероглифах
N35
G1 N25
X1 Z1 Z1 Z1 N35
G40 M17 M17 Aa15
D36 N35A N36
N21

«Народы моря» — группа средиземноморских народов, двинувшаяся в условиях «катастрофы бронзового века», в XIII веке до н. э., к границам Египта и государства хеттов, предположительно из региона Эгейского моря (Балканы и Малая Азия[1]). В числе их были племена: шерданы, тирсены, турша, филистимляне и чаккаль, дануны, фригийцы, шакалеша, акайваша (ахейцы), гараманты, луки, тевкры.

Содержание

1 Причины миграций
2 Хронология
3 Отождествление отдельных племён
4 Следствия миграций
5 Известные исследователи
6 Примечания
7 Литература
8 Ссылки

Причины миграций

Основную массу «народов моря», по наиболее распространённому мнению, составляло древнее доиндоевропейское население запада и юго-запада Малой Азии, а также их греческие союзники (ахейцы, или данайцы). Так, немецкий историк и лингвист Х. Рикс, трактуя народы моря как доиндоевропейское население запада Малой Азии, выдвинул гипотезу о тирренской группе близкородственных языков. Л. А. Гиндин и В. Л. Цымбурский, в книге «Гомер и история Восточного Средиземноморья» высказывали мнение, что «народы моря» в основном выходцы с севера Балканского полуострова, родственные протофракийским племенам; сколько-нибудь широкой поддержки эта гипотеза не получила.

В конце XIII века до нашей эры племенной мир всего северобалканского региона в силу каких-то неизвестных нам причин пришел в движение. Огромная масса варварских племен, включавшая в себя как народы, говорившие на различных диалектах греческого языка (сюда входят дорийский и близкий к нему западногреческий диалекты), так, по-видимому, и народности негреческого, фракийско-иллирийского происхождения, снялась с насиженных мест и устремилась на юг, в богатые и процветающие области Средней Греции и Пелопоннеса. Маршрут, по которому шло вторжение, отмечен следами развалин и пожарищ. На своем пути пришельцы захватили и разрушили множество микенских поселений. Погиб в огне пожара Пилосский дворец. Само место, на котором он стоял, было предано забвению. Серьезно пострадали, хотя, по-видимому, и не были захвачены, цитадели Микен и Тиринфа. Хозяйству микенских государств был нанесен непоправимый ущерб. Об этом свидетельствует быстрый упадок ремесла и торговли в районах, наиболее пострадавших от вторжения... Таким образом, на рубеже XIII—XII веков до нашей эры микенская цивилизация перенесла страшный удар, после которого она уже не смогла оправиться[2].

В первой половине XX века родиной народов моря часть историков считала регион микенской цивилизации[3], которая на тот момент гибла под ударами дорийцев. Ряд современных историков связывает начало миграции «народов моря» на юг с окончанием Троянской войны, оказавшей разрушительное воздействие не только на цивилизацию западного побережья Анатолии, потерпевшую поражение, но и на экономику победивших ахейцев. Этим, по-видимому, объясняется наличие ахейцев и данайцев среди народов моря, большинство которых отождествляется с догреческим населением запада Малой Азии. По уточнённым данным, большая миграция произошла за одно-два столетия до вторжения дорийцев.

Хронология

Само название «народов моря» египетского происхождения — так египтяне называли в XIV—XII вв. до н. э. ранее неизвестные им северные народы, жившие за Средиземным морем. Перевод египетского термина как «народы моря» впервые предложил в 1881 году французский египтолог Гастон Масперо. Ниже приведена хронология их упоминаний в египетских текстах.

Некоторые из них были известны египтянам еще до нашествия на Египет. В начале XIV в. в документах Амарны упоминаются MSWS[4], живущие рядом с ливийцами. Также около этого времени известны действующие в Финикии SRDN. Также с сер. XV и в XIV в. до н. э. упоминаются DNJN[5] и RK. Те же данайцы (TNJ) упомянуты в надписи Аменхотепа III из Ком-эль-Гетана, равно как и их города (предположительная расшифровка): Микены, Фивы, Мессена, Навплион, Кифера, Элея, Амиклы[6].
Во время битвы при Кадеше ок. 1274 г. до н. э. в египетском войске сражались SRDN, а в числе союзников хеттского царя были RK и DRDNJ.
На стеле фараона Мернептаха в связи с первым нашествием на Египет «народов моря» ок. 1208 г. до н. э. (на 5-м году правления фараона) в составе ливийской коалиции вождя Мраиуйа названы SRDN, RK, JKWS, TRS и SKLS. Их нападение египтяне отразили, выиграв битву у города Периру, в районе Натровых озер.
На 5-м году правления фараона Рамсеса III (ок. 1181 г. до н. э.) ливийцы под предводительством царя Термера восстали и вторглись в Египет с северо-запада. На рельефах храма в Мединет-Абу указано, что вместе с Термером действовали PLST и TKJR. В числе союзников фараона на рельефах также изображают «народы моря» (возможно, SRDN). Ливийская коалиция была совершенно разгромлена египтянами.
На 8-м году правления Рамсеса III (ок. 1178 г. до н. э.) «народы моря» со стороны Палестины совершили второе крупное вторжение в дельту Нила. Названы народы PLST, TKJR, SKLS, SRDN, DNWN и WSS. Судя по тому, что вместе с воинами шли их семьи, это была попытка переселения. В тексте храма в Мединет-Абу упоминается большой перечень стран, не устоявших перед несокрушимыми армиями пришельцев: «Ни одна страна не выстояла против их рук, Хета, Кеди, Кархемиш, Ирчу, Ирса. Они опустошили эти (местности) и разбили стан в одном месте в земле Амор, люди которой пленены и которой как не бывало». В ходе ряда ожесточённых сухопутных и морских сражений египтянам удалось разгромить противников. После этого (видимо, с согласия фараона) народы PLST и TKJR осели на землях в окрестностях Газы.
Таким образом, из египетских источников мы узнаем о разгроме, который «народы моря» учинили в период 1200—1180 гг. в Арцаве (Лидия), Хеттском царстве, Угарите[7] и Аласии (Кипре).
На 11-м году правления Рамсеса III (ок. 1175 г. до н. э.) ливийцы осадили пограничную египетскую крепость Хачо. Основную часть их войска составляли MSWS во главе со своим царем Мешешером. Состоялось сражение с подошедшим войском фараона, в котором ливийцы и их союзники снова были разбиты, а их вожди попали к египтянам в плен.
Далее, разбитые фараоном Рамсесом III, «народы моря» разделились на несколько групп племен, которые заселили неосвоенные земли Средиземноморского побережья.

Отождествление отдельных племён

Этническая принадлежность «народов моря» достоверно не установлена, то есть все отождествления носят предположительный характер. В состав народов моря египетские надписи включают:

JKWŠ, JQJWŠ, JKWS (условно читается: «экўэш») — обычно отождествляется с хеттским Аххийава, гомеровским Ἀχαιϝοί, позднее — Ἀχαιοί, то есть ахейцами;
DNJN, TNJ, DJN (условно: «денйен») — отождествляются с хеттским Дануна, греческим Δαναοί, то есть данайцами;
DRDNY — обычно ассоциируются с гомеровскими Δαρδάνιοι, то есть дарданами — одним из троянских племен или соседей Трои;
MŠWŠ (условно: «мешўэш») — отождествляется c ассирийским Мушки, греческим Μόσχοι, библейским Мешех; они же, вероятно, — фригийцы;
PLST, PRŠT (условно: «пелесет») — отождествляется с библейским Плиштим, что в греческом языке превратилось в Φυλιστιιμ, а в русском переводе — в филистимляне; также возможно, что имя тождественно пеласгам греческих источников; проблематично — с Pulastya Махабхараты. Филистимляне осели на средиземноморском побережье в Ханаане, возможно, с разрешения фараона[8], а также в Сирии (царство Палистин). Впоследствии римляне назвали именем филистимлян провинцию Сирия Палестинская, откуда произошёл топоним Палестина. Часть пеласгов осталась в Эгейском регионе, где они были окончательно ассимилированы греками не позднее V в. до н.э.
RK, L’KK, RWK — отождествляется с хеттским Лукка и греческим Λύκιοι, то есть с ликийцами; они могли не быть тождественны более поздним ликийцам, а представлять доиндоевропейское населеним указанного региона[9]);
ŠKLŠ, SQRWS, ŠQRSŠ (условно: «шекелеш») — отождествляется с греческим Σικελοί, то есть с сикулами, которые вместе с элимцами прибыли на Сицилию около XIII в. до н.э. О «троянском» происхождении указанных народов пишут Фукидид и Вергилий.
ŠRDN (условно: «шердана», «шардана») — вероятно, сарды. SRDN (шердены) краткое время формировали личную гвардию египетских фараонов. Они отождествляются с народом, который около XIV-XIII вв. до н.э. прибыл на Сардинию и основал там культуру строителей нурагов. В тот же период возникают аналогичные культуры на Корсике (строители торре) и на Балеарских островах (строители талайотов). Прото-сарды письменных памятников не оставили, однако на сходство их культуры с этрусской указывал ряд историков, в частности, А. И. Немировский.
ṮJKR (условно: «текер», «зекер», «чьекер») — отождествляется с греческим наименованием Τεύκροι, ставшим одним из синонимов троянцев. Племя прибыло к горе Кармель и поселилось в городе Дер (были вскоре ассимилированы филистимлянами), а другая часть обосновалась на Кипре.
TRŠ, TWRYŠ, TWRWS (условно: «тереш») — отождествляется с греческим Τυρσηνοί, то есть тирренами, впоследствии так называли этрусков; по другой версии, соотносится с хеттским Таруйса — Троя; а также (проблематично) с Turvaśa из Ригведы. "Тирсенская" и "троянская" гипотезы не являются взаимоисключающими, в свете предания об Энее). Отдельные историки предполагают, что тирсены были умелыми мореплавателями и достигли Северной и Центральной Италии, где дали начало племени этрусков, до 510/509 г. до н.э. владевшего и Римом. Этруски оставили множество следов высокоразвитой культуры (так, в их городах была канализация, и именно этруски дали римлянам такой вид одежды, как тога), так что, вероятно, они имели сильный фундамент для построения такой культуры.
WŠŠ (условно: «ўэшеш») — не опознан (жители Ясоса?).

Следствия миграций

Этнографическими следами миграций народов моря считают гарамантов[10], сикулов, филистимлян[11], фригийцев[12] и этрусков[13]. Нашествие «народов моря» повлекло за собой разрушение множества городов в Восточном Средиземноморье и ослабление Египетского Нового царства, которое, впрочем, при Рамсесе III сумело рассеять вторгнувшиеся народы.

Троянская война, падение Хеттской державы, конец микенской цивилизации продолжают цепочку событий «катастрофы бронзового века»[14], хотя до конца не понятно, являются ли потрясения на северном побережье Средиземного моря причиной или следствием «великого переселения» народов.

Известные исследователи

Дрюс, Роберт
Зингер, Итамар
Клайн, Эрик
О’Коннор, Дэвид
Орешко, Ростислав Николаевич
Сафронов, Александр Владимирович
Ясур-Ландау, Асаф

Примечания

↑ Ашдод
↑ Цит. по: Ю. В. Андреев. Цена свободы и гармонии: Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. Алетейя, 1998. ISBN 9785893291018
↑ Древняя Греция: история и мифология. Ахейцы, микенская цивилизация. Дорийское нашествие. Великая греческая колонизация
↑ В египетском иероглифическом письме не было гласных
↑ Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996. С.159
↑ Предметно-понятийный словарь греческого языка. Микенский период. Л., 1986. С.44; Latacz J. Troy and Homer. Oxford UP. 2004. P.131
↑ Фотоальбом по Сирии
↑ https://books.google.com/books?id=4Z0YrPfeHa8C&pg=PA102
↑ Подобно тому, как этруски представляли собой доиндоевропейских выходцев из Лидии.
↑ Гараманты — властелины Сахары
↑ Реабилитация филистимлян
↑ «Народы моря». Падение Хеттской державы
↑ Этруски. Культура и история
↑ Гиксосы и их потомки

Литература

История древнего Востока. т. 2. М. 1988.
Великовский Иммануил. Народы моря. Человечество в амнезии / Пер. с англ. Л. В. Харламовой. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. — 544 c.: ил.
Глазерсон Матитьягу. Филистимляне и палестинцы. Идеологический конфликт между Израилем и филистимлянами в прошлом и настоящем. — Иерусалим: «Еврейская книга», 2007. — 178 с.
Догерти Мартин, Хэскью Майкл, Джестайс Филлис. Великие сражения библейских времен 1400 год до н. э. — 73 год н. э. / Пер. с англ. А. Колина. — М.: Эксмо, 2009. — 224 с.: ил. — Серия «Военная история человечества». — ISBN 978-5-699-34309-6

Ссылки

Кац Т. П. Нурагическая Сардиния и «морские народы» // АМА. Вып. 6. Саратов, 1986. С. 31-42.
The Sea Peoples and the Philistines on the Web
Воронков А. А. Гидронимы и этнонимы - свидетели миграций "народов моря". // Lingua mobilis (2012). № 3 (36). С. 57-70
Воронков А. А. Гидронимы и этнонимы — свидетели миграций «народов моря». Тевкры, сикелы, сарды. LAP, 2012.

[Аскольд Иванчик]

https://postnauka.ru/video/47300
Историк о великой греческой колонизации, космологическом значении океана и мифах о Черном море
15 мая 2015

Почему греки колонизировали черноморское побережье позже, чем более далекие регионы? Какое место в древнегреческой космологии и географии занимал океан? Какие мифологические сюжеты связаны с Черным морем? На эти и другие вопросы отвечает доктор исторических наук.

Черное море было одним из районов распространения древнегреческой цивилизации, одним из районов, где появились греческие города в результате великой греческой колонизации. Великая греческая колонизация — это, видимо, самое важное явление истории архаической Греции, относится она к периоду с VIII по VI век до н. э. В этот период греки заселили все побережья Средиземноморья и, в частности, Черное море как часть средиземноморского региона.

Что касается Черного моря — заселение и освоение греками черноморских берегов падает на самый конец этой колонизации. И это довольно странно, потому что Черное море географически очень близко расположено к Эгейскому морю, к зоне основного распространения греческой цивилизации. В то же время территории, допустим, Южной Италии и Сицилии, которые греки также освоили, географически находятся значительно дальше, однако же в Италии и Сицилии греческие поселенцы появились примерно на сто лет раньше, чем на Черном море. Первые греческие колонии на Черном море датируются примерно третьей четвертью VII века до н. э., в то время как в Италии уже в середине VIII века существовали греческие колонии.

Этот контраст еще поразительнее, если обратиться к материалам, которые предшествовали греческой колонизации. Дело в том, что контакты между Грецией и Италией существовали уже во II тысячелетии до н. э., есть довольно большое количество находок микенской эпохи на территории Италии. Видимо, были по меньшей мере торговые контакты, посещения, может быть, даже были и небольшие поселения греков той эпохи. Ничего подобного на Черном море нет.

Это требует особого объяснения. Объяснение тому предлагалось разными учеными, но, на мой взгляд, главная причина такого запаздывания колонизации Черного моря лежит в географических представлениях греков — и не только в географических, но и в космологических, поскольку эти представления были тесно связаны между собой. В греческой картине мира обитаемый мир, мир людей, окружен со всех сторон водным пространством, называемым океан. Он представляется по-разному: это или бесконечное море, или река, которая циклически обтекает Землю со всех сторон.

Представление это не только греческое, оно существовало у многих индоевропейских и неиндоевропейских народов, зафиксировано оно, например, уже у шумеров. То есть это универсальная картина мира. Характерна она была и для греков. При этом в греческих представлениях мир людей — это мир живых, мир упорядоченный, мир нормальной жизни. А океан представляет собой границу этого мира, и то, что находится в его пределах, за пределами обитаемого мира, — это мир хаоса и мир, связанный с мертвыми. Потому океан в древнегреческих представлениях был всегда связан с царством мертвых: царство мертвых находилось или на берегу океана, или на одном из островов в океане.

Если мы возьмем самый древний известный нам письменный памятник на греческом языке — если не брать микенские таблички, то это поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея», — в «Одиссее» есть эпизод, когда Одиссей отправляется в царство мертвых, чтобы там встретить умершего прорицателя и получить от него сведения, когда он сможет добраться до своей родной Итаки. Для того чтобы совершить это путешествие, ему приходится плыть по океану, потому что вход в царство мертвых находится на берегу океана.

Другое представление, которое тоже было очень широко распространено в Греции и тоже восходит к очень ранней эпохе, — это представление об острове блаженных, куда отправляются после смерти, по некоторым версиям, все умершие — это более поздние версии; по другим версиям — избранные герои. Остров блаженных тоже всегда находится в океане.

Существует довольно большое число данных, которые не говорят прямо о существовании такой картины, но позволяют ее восстановить.

Картина такая: по представлениям греков ранней эпохи, до колонизации, океан начинался непосредственно за проливом Босфор, то есть Черное море воспринималось как часть океана.

Грекам было известно западное побережье Черного моря, территория современной Болгарии, оно было заселено фракийцами, непосредственными соседями греков с севера. Грекам было отчасти известно, вероятно, южное побережье Черного моря, потому что они с древности имели контакты с народами Анатолии. Но, по-видимому, они считали, что Северного и Восточного Причерноморья не существует. По их представлению, на этих территориях расстилался безбрежный океан.

Следы такого представления имеются во всех мифологических циклах, во всех мифах, связанных с Черным морем и относящихся к древности. Наиболее крупных таких циклов два. Первый связан с путешествием аргонавтов, а второй связан с мифом о том, что произошло с Ахиллом после его смерти.

Первый, аргонавтика, — это миф о том, как греческие герои под водительством Ясона на корабле «Арго» совершили путешествие в дальнюю страну, чтобы получить там золотое руно. Страной, где находилось это золотое руно, правил царь Ээт, сын бога Гелиоса, бога Солнца, и страна эта называлась Эя. По древним представлениям, Эя, страна Ээта, находилась на крайнем востоке, где восходит солнце, и страна эта была океаническая. Эя описывается или как остров в океане, или как страна на берегу океана — это есть во многих текстах. Поэтому естественно, что аргонавты, совершая путешествие в Эю, должны были плыть по океану, чтобы ее достичь. Это тоже сохраняется во многих текстах, и, в частности, самое раннее упоминание аргонавтики, которое сохранилось в гомеровской поэме «Одиссея», говорит именно о том, что корабль «Арго» плыл по океану от Ээта.

Мифическая страна Эя в какой-то момент развития греческих представлений была отождествлена с реальной Колхидой, со страной, находившейся в тот момент на востоке южного побережья Черного моря. В более позднее время топоним Колхида стал употребляться для обозначения более восточной территории, территории современной Грузии, но, по-видимому, в VIII–VII веках до н. э. он обозначал территории, лежащие примерно в районе Трабзона, на Юго-Восточном Причерноморье. Отождествление это, по всей видимости, произошло в конце VIII века до н. э., и это одно из свидетельств того, что Черное море в это время отождествлялось с океаном. Для того чтобы мифическая страна, находящаяся в океане, была отождествлена с реальной страной, находящейся на берегу Черного моря, Черное море и океан должны восприниматься как одно и то же.

Очень многие детали, связанные с путешествием по океану, тоже отражают это отождествление. Например, и Одиссей, и аргонавты, входя в Черное море и выходя из него, должны были пройти через сдвигающиеся скалы — Планкты, которые разбивали каждый корабль, пытавшийся проходить между ними. В течение всей древности Планкты отождествлялись со скалами, находящимися у выхода из Босфора в Черное море.

Это то, что касается аргонавтов, там много других деталей, о которых я не буду говорить. Перейду ко второму мифу — к мифу об Ахилле. Согласно древним представлениям, Ахилл после своей смерти под Троей, после того, как его возложили на погребальный костер, был с этого костра похищен своей матерью. Его мать, морская богиня Фетида, уговорила Зевса спасти ее сына. И Ахилл не разделил судьбу всех смертных, а был перенесен на остров блаженных, где получил посмертное вечное блаженное существование. Остров блаженных, как я говорил, находится в океане, по всем представлениям.

Практически с самого раннего периода освоения Черного моря, с третьей четверти VII века до н. э., тогда же, когда появляются самые первые греческие поселения, появляется святилище Ахилла, расположенное на единственном острове в Черном море. Его древнее название Левка, ныне он называется Змеиный и находится напротив устья Дуная. Это маленький островок, непригодный для жизни, но там всегда находилось святилище Ахилла. И объяснение этому известно и дано источниками: считалось, что именно это остров блаженных, что именно туда был перенесен Ахилл.

Ситуация прежняя: чтобы остров Левка был отождествлен с островом блаженных, чтобы туда поместился Ахилл, необходимо, чтобы Черное море и океан воспринимались как одно и то же. Первые греческие мореплаватели, которые считали, что они плывут в океане, натыкаются на остров, и понятно, что единственный остров, который может быть в океане, — это именно остров блаженных. Так это и происходит.

Еще одна деталь — это фракийцы, о которых я говорил. В гомеровском эпосе фракийцы считаются народом, живущим на крайнем севере, и именно во Фракии находится жилище бога северного ветра Борея. Опять же, это крайний север, за Бореем ничего нет, там должен быть океан.

Понятно, что, когда греки открыли, что Черное море является замкнутым бассейном, это должно было нанести довольно сильный удар по самой концепции существования океана, окружающего населенный мир. Так это и произошло.

Греческий историк Геродот, писавший в V веке до н. э., отказывается вообще от концепции океана.

Он пишет, что, несмотря на то что он пытался найти северные и восточные границы обитаемой земли, это сделать не удалось и, по-видимому, все представление об океане является выдумкой.

Когда же греки открыли северные моря и потом Каспийское море, то концепция океана возродилась опять. Произошло это уже в эллинистическую эпоху, в IV и III веках до н. э. Но на новом этапе заливами океана уже считались Каспийское и Балтийское моря.

Представление о том, что Черное море является частью океана, и объясняет, на мой взгляд, почему греки относительно поздно освоили Черное море, несмотря на его близость к их территории. В самом деле, океан — это область хаоса, это область, где находится царство мертвых, и понятно, что ни один здравомыслящий человек не захочет по доброй воле переселяться туда, где находятся мертвецы и где отсутствует нормальная человеческая жизнь. Поэтому до тех пор, пока греки не поняли, что Черное море — это замкнутое пространство, до тех пор, пока они не открыли, что Черное море не является частью океана, они там и не селились. Как только это произошло, Черное море было заселено очень быстро, и его берега были освоены греками в течение примерно четверти столетия.

доктор исторических наук, главный научный сотрудник отдела сравнительного изучения древних цивилизаций ИВИ РАН, член-корреспондент РАН, профессор кафедры истории древнего мира исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, руководитель исследований в Институте изучения древности и средневековья «Авзоний» (Бордо, Франция)

[Гасан Гусейнов]

22 апреля 2015

Алиса Сербиненко / ПостНаука

Почти во всех европейских языках основной лексикон, используемый для представления знания, позаимствован у греков и римлян. Но есть одно слово, которое люди уже не одну тысячу лет оставляют в своих языках в его оригинальной греческой форме, — миф.

Миф — это повествование, в котором вымысел так сплетается с истиной, что все истинное может предстать как вымысел или фантазия богов, а фантазия может оказаться сверхреальной. Древнегреческий миф — это не когда-то кем-то оставленное повествование, но повествование, которое мы воссоздаем каждый день, каждую минуту, приступая к чтению Гомера или изучая химическую терминологию, когда объясняем себе мир и когда узнаем что-то неожиданное и новое.

Задача нашего курса не совсем обычная и отличается от традиционных пересказов отдельных мифологических сюжетов. Мы хотим показать те опорные точки, которые непосредственно связывают современного человека с древними мифами Греции. Начиная от мифов о возникновении языка и кончая мифической подкладкой философских категорий, мы видим в нем и предтечу современной науки или даже наук, и прекрасную творческую фантазию, без которой не обходится современная нам культура.

[Гасан Гусейнов]

https://postnauka.ru/faq/43944
Филолог о мифологическом сознании, логике мифа и «Теогонии» Гесиода
27 февраля 2015

На какой вопрос пытается дать ответ каждый миф? Почему исследователям необходима периодизация исследуемого явления? В чем заключается главная трудность периодизации греческой мифологии? Об этом рассказывает доктор филологических наук Гасан Гусейнов.

Великий шахматист Давид Бронштейн никогда не был чемпионом мира и не выигрывал крупных турниров по очень интересной причине: он довольно долго думал перед первым ходом. И это очень странно: человек ведь приходит, уже зная, у него есть какие-то заготовки. Почему же он сразу не делал первый ход, когда играл белыми? Очень долго думал, иногда 10–12 минут — что очень долго — в каждой партии.

И когда говорят о периодизации мифологии, серьезный исследователь мифа тоже должен на какой-то момент замереть и подумать, как великий шахматист Давид Бронштейн. Он должен подумать: а с чего, собственно, ему начать? Потому что «миф» — это греческое слово в русском языке. Все, что связано с мифологией, с познанием, со знанием, с логикой, с познавательными процедурами в нашем языке, как и в других европейских языках, существует на греческом. Такой кусочек греческого языка внутри другого языка. И вместе с тем все мы знаем это слово — «миф».

И все мы говорим, что в мифе сочетается одновременно выдумка, фантазия, что-то волшебное и что-то, наоборот, очень истинное, очень точное — какое-то точное знание, которым можно поделиться и в котором нельзя ошибиться. Нельзя ошибиться, например, в том, что Афина — богиня-девственница и родилась из головы Зевса. А родилась она оттого, что Зевс проглотил свою возлюбленную, беременную Афиной, Метиду, потому что боялся, что эта возлюбленная родит сына и этот сын сгонит его с Олимпа.

Мы знаем, что это так. И мы ни в коем случае не можем перепутать Афину с Афродитой, которая, наоборот, даже старше Зевса, и родилась она до него из семени оскопленного Урана. Мы понимаем, что в мифе есть что-то очень точное, повествовательное и вместе с тем какой-то вымысел — это одно. Но есть и другое. Греческая мифология — если мы в детстве читали какие-то изложения мифологии — представляет собой очень развернутый ответ на вопрос «Отчего этот мир такой? Как он стал таким?».

Начиная от тех времен, когда и самого времени не было, и кончая нашей сегодняшней повседневностью, всюду время от времени выпрыгивает какой-то мифологический персонаж, какое-то существо: от древнего хаоса, из которого все возникло, из этой пасти, до какого-нибудь Геракла. О человеке, который, например, совершил дома генеральную уборку, давно запланированную, мы можем услышать, что он расчистил авгиевы конюшни. И мы все понимаем, что означает это слово. В нашем быту это есть, и это есть в каких-то очень древних, глубоких временах, которые, как мы предполагаем, были.

Внутри этого огромного временного пространства найти периоды, которые его помечали бы и говорили, что это было до того, а это было после того, — задача довольно трудная. Но ею занимались и греческие, и римские мифографы, то есть люди, записывавшие, переписывавшие мифы. Этой периодизацией мифологии, как ни смешно, занимался и вообще первый поэт — слепой старец Гомер, которому приписаны поэмы «Илиада» и «Одиссея». И, конечно, этим занимаются ученые начиная примерно с середины XIX века, когда началась наука мифология, или этнология, этнография, — наука о преданиях разных народов.

Периодизация волнует, конечно, всех. Почему она волнует всех?

Потому что периодизация представляет собой свидетельство понимания нами сущности нашего предмета.

До того, как вы периодизировали вашу науку, ваши знания, вы толком не можете сказать, чем вы занимаетесь. Периодизация позволяет вам поставить эти границы, отметить эти границы.

Но когда говорят о мифе, о периодизации мифа, то здесь проблема состоит в следующем. Первое произведение мировой литературы, которое является изложением, представлением греческой мифологической традиции, — «Илиада» и «Одиссея». И другое произведение, по времени примерно тогда же созданное, как полагают, и это «как полагают» очень важно, потому что у нас нет никаких твердых, точных сведений о том, что это было именно в эти века создано, — я имею в виду «Теогонию» Гесиода, или поэму о происхождении богов.

Эти важнейшие памятники, в которых содержится первое изложение, представление мифологии, сами по себе уже являются толкованием и попыткой периодизации мифологической традиции. Хотя созданы они были в эпоху предписьменную — в эпоху, когда главное представление мифа, представление тех сюжетов, которые мы впоследствии будем знать как сюжеты, было изобразительным, предметным. Вот этот камень — это пупок Зевса. И мы должны понимать, что это его пупок. А вот это поле, на котором растут пионы, небольшие горные пионы, — это брови Зевса. А весь этот мир — это тело Зевса. Это представление первично по отношению к сюжетам, которые связаны с Зевсом, или с Герой, или с каким-то другим божеством.

А под землей, под горой, под представлением о том, что происходило с Зевсом и другими олимпийскими богами, оказывается еще более древняя эпоха, когда боги выглядели не так, как люди — как думали впоследствии, как мы знаем из античной скульптуры или из живописи Нового времени, — а представляли собой каких-то чудовищ. Эта фаза чудовищ, змей, драконов — тератоморфная эпоха, — как полагают, предшествовала представлению о человекообразных богах.

А за тератоморфной эпохой... Тут возникает вопрос: а что было раньше, до того? И оказывается, что до того, до чудовищ в представлении носителей так называемого мифологического сознания были абстрактные категории. Абстрактные категории с точки зрения современного человека — порождения более позднего времени. Но если мы пытаемся навязать греческому мифу какую-то периодизацию, то мы вынуждены сказать, что греки на самой ранней стадии своего развития представляли себе темноту и свет, ночь и день как мифологические существа, что они оживляли в своем сознании, в своем воображении, в своей фантазии то, что мы сейчас называем абстрактными категориями.

Конечно, это вздор, но это очень удобный вздор. Это тот вздор, с помощью которого мы можем читать, например, «Теогонию» Гесиода. И, читая «Теогонию» Гесиода, мы обнаруживаем, что она сама по себе воспроизводит некую схему периодизации, в которой самые ранние стадии понимания мифа как универсального объяснения мироздания совпадают с самыми поздними стадиями понимания мифа как предтечи философии и естественных наук.

Миф, таким образом, ускользает от периодизации. И представление о том, что когда-то давно боги были чудовищами, а потом им на смену приходят человекообразные боги, а потом боги сходятся с людьми, появляются герои, а за веком героев следует век обычных людей, уже оторвавшихся от богов, — сама эта схема представляет собой попытку вписать периодизацию мифологии в понятные нам рамки истории, легенд. И этот парадокс, эта фундаментальная трудность сродни трудностям, которые испытывает историк, изучающий историю по книгам или в лучшем случае по старым газетам, когда вдруг оказывается на археологических раскопках. Вдруг он видит, что история для археолога выглядит совсем по-другому. Вот дворец, в котором произошел пожар, рухнула крыша, крыша упала на пол, и настоящий историк-археолог должен ходить по этой площадке, и он должен отличить, где то, что лежит здесь, было полом, а где то, что было крышей. Где то, что было внизу, а где то, что было наверху. И точно так же мифолог вынужден считаться с тем, что в каждом сюжете, в каждом повествовании одновременно присутствует сжатый, сплющенный или в виде напластований неразличимо слились самые разные эпохи — иногда в одном образе.

Достаточно назвать такие мифы, как миф, например, о Минотавре и лабиринте. Внутри этого сюжета есть и тератоморфная фаза — ужас от страшного чудовища, сына Пасифаи от быка. А с другой стороны, вся эта история — это история о цивилизаторской миссии, о Дедале — строителе лабиринта, о замечательном открытии архитектуры, которая на наших глазах происходила на Крите.

Затрудняет обычную периодизацию греческой мифологии как, скажем, историческую периодизацию какого-то явления еще и то обстоятельство, что очень часто мы имеем дело не просто с сюжетом, все персонажи которого принадлежат, например, этой местности или какому-то кругу героев, более или менее локализуемых. Как правило, это совсем не так. Как правило, это соединение сюжетов, в которых действуют пришлые персонажи, и эти пришлые персонажи, эти новые персонажи каждый раз, приходя в Восточное Средиземноморье, меняли всю картину.

Один из лучших примеров этого — бог Дионис, или Вакх, который пришел из Малой Азии и который перестроил всю до него существовавшую мифологическую картину.

Мало того, он оказался отождествленным с местными персонажами, например с аттическими, которые приобрели черты этого пришедшего нового божества. Или Аполлон. Казалось бы, с Аполлоном все совершенно ясно. Мало того, у нас в голове схема, которую мы унаследовали от Ницше в последней трети XIX столетия: противопоставление Аполлона как ясности, света и рациональности Дионису как божеству стихийному, страстному. Но это представление совершенно литературное, а сам Аполлон бесконечно далек от единства. Это не один образ, это очень сложный мифологический персонаж, это очень сложное божество, которое и волк, и солнце, и ворон. Все его животные и растительные ипостаси говорят о том, что это божество периодизировать в обычном смысле слова, показать, как и кем оно было в разные эпохи, показать развитие одного мифологического персонажа невозможно.

Поэтому мы вынуждены считаться с тем, что современные представления о периодизации греческой мифологии довольно простые. Вот у нее есть чудовищная фаза, есть фаза антропоморфная, и, наконец, наступает фаза переосмысления всей этой мифологии в литературе, в искусстве, в психологии, в социальный психологии. И всякий раз такое переосмысление заставляет пересмотреть и всю традиционную периодизацию.

доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ

[Гасан Гусейнов]

https://postnauka.ru/faq/9231
Филолог о поэмах Гомера, переводах на русский и жанре эпоса
13 марта 2015

Gandalf's Gallery / Жан Огюст Доминик Энгр «Апофеоз Гомера» (1827)

Был ли Гомер?

Был. И главное, есть!

Был ли Гомером этот слепой старик, скульптурный портрет которого помещен в словарях и энциклопедиях вплоть до Википедии?

Неизвестно. И даже не имеет значения.

Являются ли «Илиада» и «Одиссея», приписываемые Гомеру, произведениями самого Гомера?

И да, и нет. Да, потому что так вот уже три тысячи лет повторяет традиция. Нет, потому что та форма, в которой древнегреческий текст поэм запечатлен в новейших изданиях, по меньшей мере на 300 лет младше предполагаемого времени жизни легендарного Гомера.

Так, может, «Гомер» — это фальсификация, как Оссиан Макферсона?

Нет, слишком много археологических и лингвистических данных подтверждает подлинность гомеровского оригинала.

Чтобы избежать разговора о мнимости и подлинности Гомера, мы говорим о гомеровском эпосе. В иерархии литературных жанров эпос — крупное стихотворное произведение о значительных событиях мирового или национального масштаба — находится на самой вершине. Пройдут века, и эпосом будут в расширительном и переносном смысле называть нестихотворные, а затем и крупные нелитературные произведения, созданные на литературной основе, — вплоть до голливудских блокбастеров.

Наша эпоха — эпоха развитой массовой книжности. Вы держите в руках книгу, вы легко возвращаетесь к любой интересующей вас строке, легко можете перечитать один раз прочитанное место. Что же говорить о произведениях словесного искусства, которые исполняли сказители, а точнее — певцы-аэды, с VIII или даже IX века до н. э. до VI века до н. э.? У аэдов не было письма, они пользовались в качестве мнемонических инструментов изделиями того рода, которые впоследствии назовут произведениями изобразительного и декоративно-прикладного искусства. Вслед за певцами-аэдами, которых представляют импровизаторами, явятся рапсоды, или мастера певческих «кройки и шитья». Именно рапсоды, постепенно закреплявшие на письме репертуар сказителей и исполнявшие песни как фрагменты некоего известного целого, оказались, по-видимому, первой «редакционной инстанцией», которую должен был пройти гомеровский эпос перед своим «воцарением» под известными нам именами «Илиады» и «Одиссеи». Многие исследователи считают, что и сам Гомер был одним из рапсодов, что жил он в Ионии (территория нынешней Турции). Но как сохранил он в своих песнях напластования из других исторических эпох, остается великой загадкой.

В центре эпического повествования — события, имевшие место в Восточном Средиземноморье за 400 лет до самих повествователей. Аэды, услаждавшие слух воинов, рассказывали тем о битвах давно минувшего прошлого, которого не знали и сами, но искусно вплетали в свои сочинения фрагменты новой картины мира. От старинной импровизации на темы греческой мифологии в поэмах Гомера осталось множество следов. Прежде всего — это тот стихотворный размер, которым они написаны. Методологически сама идея жанровой иерархии сегодня не выдерживает критики. Эта иерархия построена на превосходстве большого над малым и древнего над новым.

Величие «Илиады» и «Одиссеи» состоит, однако, не в том, что эти произведения возникли очень давно и велики по объему.

Пусть принцип определения значимости произведения по внешним критериям и сохраняет силу для многих до сих пор в силу его удобства: критерии оценки — расходы на постановку, занятость в проекте выдающихся исполнителей, применение спецэффектов — очень важны, но внутренне бессодержательны.

Что же важно? Конечно, наличие запоминающихся, ярких героев, судьба которых, то совпадая, то расходясь с судьбой войска или целого народа, не отпускает слушателя, зрителя, читателя. В основе эпоса — повествование о событиях, которые признаются ключевыми, основополагающими для всех последующих носителей данного языка, представителей данной культурной традиции. Но это и такое повествование, которое одновременно остается частью личного опыта каждого. В героическом эпосе нет разделения на «плохих» и «хороших». Для повествователя и его слушателя, а впоследствии — читателя, в центре внимания в каждое мгновение остается удержание перед умственным взором целого, охват его сразу несколькими фасетками.

И вот Гомер — это одновременная способность «крылатого слова», метрически организованной речи, взглянуть на предмет интереса — зверя, человека, вещь — и с самого большого отдаления, и в самом большом доступном приближении. Как это делали поэты до Гомера, мы никогда не узнаем. Почему это не удавалось больше воспроизвести в литературе, мы знаем: гомеровский эпос был последней перевернутой страничкой предписьменной поэзии. В мире гомеровских поэм еще не знают письменности или денег, но уже все знают о природе человеческого любопытства, жадности и мстительности.

Вот почему в каждой большой культуре Гомера стараются переводить на язык современной поэзии. России в этом отношении не очень повезло: «наш» образцовый школьный Гомер уже очень стар — это первая треть XIX века, это Гомер Н.И. Гнедича и В.А. Жуковского. Более новые переводы не смогли пока занять место сравнимых памятников русской поэзии.

Бюст Гомера, Британский музей (Лондон)

Единственное достоинство этой культурной слабости — наша способность закрыть глаза и представить себе на мгновение, что письменности нет, что все слова, речь поэта мы умеем воспринять только на слух. И так продолжается из поколения в поколение несколько столетий. Сменилось несколько поколений певцов и слушателей. Читая Гомера в переводе Н.И. Гнедича, мы понимаем, как много в этом переводе непонятного. И это были не какие-то греческие слова, а русские слова, вышедшие из употребления, иной раз всего каких-нибудь 20 лет назад. Не понятного — кому? Да даже и грамотному человеку. Между нами и временем Гнедича меньше 200 лет. Это очень много. Достаточно много, например, для того, чтобы слова, звучавшие возвышенно и величаво тогда, сегодня вызывали смех или недоумение.

Словесным источником гомеровских поэм были отдельные песни, представлявшие собой повествовательный клубок. Он разматывался вокруг ярких запоминавшихся картин, изобразительных и предметных комплексов. Множественные переклички, которые возникают между гомеровскими поэмами и изображениями на камне, керамике или в металле, дают представление об этих «вещах Мнемозины». Конечно, сегодня наш с вами «текст» сплетен из закрепленного в письменном виде словесного материала, но его «подбой» — это и память о сложных изобразительных комплексах, воображаемых или реальных. Слово одушевляет эти вещи, оно заставляет слушателя поэмы сначала представить себе некое волшебное по красоте виртуальное изделие. Потом, увлекшись его разглядыванием внутренним оком, словно разбуженным потоком речи певца, слушатель забывает обо всем и заботится уже только о том, как бы не пропустить момент таинственного превращения Гектора из откормленного и порвавшего путы жеребца в разбуженного льва. Детям века цифровых технологий легко представить себе подобное превращение простым анимационным трюком.

Итак, первым заметным признаком гомеровского стиля, восходящим к устной природе эпоса, мы назвали внушение восприемнику произведения способности видеть (слышать) за малым большое, за движением человека природный катаклизм, за явлением природы волю божества, за поступками богов их неожиданную ревность к людям.

За счет чего достигается эта суггестия?

За счет повествовательной щедрости, необыкновенного богатства словесных средств и свободы владения ими. Сила и богатство эти таковы, что греки очень рано сочли слово божественной субстанцией. Эту удивительную, кажущуюся волшебной способность построить повествование, в котором читателю одновременно предлагается наблюдать несколько планов бытия, каждому новому читателю Гомера предстоит схватить и понять.

«Эпос» по-гречески — просто «речь», «сказ», «слово». «Эпос эйпéйн» значит просто-напросто «слово молвить». Но другое значение этого слова — «деяние». И мы с вами, когда спрашиваем «о чем речь?», имеем в виду «в чем дело?». Эпическая поэма — это не только повествование о событиях и деяниях, это акт воссоздания события и деяния.

В 21-й песни «Илиады» Ахиллес убивает одного из сыновей Приама, Ликаона:

Мертвого, за ногу взявши, в рекý Ахиллес его бросил,

И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он:

«Там ты лежи, между рыбами! Жадные рыбы вкруг язвы

Кровь у тебя нерадиво оближут! Не матерь на ложе

Тело твое, чтоб оплакать, положит; но Ксанф быстротечный

Бурной волной унесет в беспредельное лоно морское.

Рыба, играя меж волн, на поверхность чернеющей зыби

Рыба всплывет, чтоб насытиться белым царевича телом.

Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,

Вы — убегая из битвы, а я — убивая бегущих!

Вас не спасет ни могучий поток, серебристопучинный

Ксанф. Посвящайте ему, как и прежде, волов неисчетных;

В волны бросайте живых, как и прежде, коней звуконогих;

Все вы изгибнете смертию лютой; заплатите вы мне

Друга Патрокла за смерть и ахейских сынов за убийство,

Коих у черных судов без меня вы избили на сечах!»

(Песнь XXI, стихи 120–135)

Чем страшнее содержание текста, тем меньше поэт его боится, а читатель трепещет и уже никогда не сможет забыть прочитанное. Это произведение станет матрицей для всей европейской и в том числе русской литературы.

Вот почему Гомер не просто был и есть, а еще и будет, ждет нас впереди.

доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ

[Сергей Карпюк]

https://postnauka.ru/video/68924
Историк о преимуществах древнегреческого климата перед древневосточным, природных богатствах Эллады и основах древнегреческого земледелия
6 октября 2016

Географические условия сыграли важную роль в историческом развитии Древней Греции. В чем ее особенности? Греция расположена на крайнем юго-востоке Балканского полуострова и занимает материковую часть, которая состоит из Северной, Средней и Южной Греции, сотни островов Эгейского архипелага. В древности греки жили на западном побережье Анатолии, нынешней Турции. И все это составляло мир древнегреческих полисов, городов-государств. Природно-географическая среда, безусловно, повлияла на развитие греческих полисов.

Греция не была во главе исторического развития в бронзовый век, потому что источников бронзы, меди и олова в Греции нет — их приходилось возить издалека: одни говорят, что из Малой Азии, другие — что еще дальше. Медь была на Кипре (название острова Кипр, cuprum — это латинское название элемента). Но месторождений железа в Греции достаточно много. Были так называемые болотные руды, которые можно было в древности использовать и обрабатывать. В греческом мире и на его периферии были месторождения драгоценных металлов — серебра и золота. Серебро было в Аттике и на севере Греции, в Халкидики. Во Фракии, нынешней Болгарии, были золотые месторождения, а электроприродную смесь частиц (крупиц золота и серебра) добывали в реках Малой Азии — такие природные богатства были у древних греков.

Очень важное значение в Древней Греции имел климат. Климат средиземноморский, характеризуется засушливым и жарким летом, когда долгие месяцы могут не выпадать дожди, но зимой много бурь, дожди, иногда выпадает снег. Благодаря этому климату в Греции возможно земледелие без искусственного орошения. Это, безусловно, оказало огромное влияние, этим Греция отличается от цивилизации Древнего Востока, где были необходимы коллективные усилия и, соответственно, централизованная власть для строительства оросительных каналов и реляционных систем, а в Греции это было не нужно: достаточно было зимних дождей, все посевы были озимыми. Реки не имели большого значения в жизни греков, поскольку они были невелики.

Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, профессор РГГУ и ГАУГН.

[Гасан Гусейнов]

https://postnauka.ru/faq/65972
Филолог о пожирании настоящим будущего, детях Кроноса и элементах древнегреческого мифа в современном языке
30 августа 2016

Рея показывает Кроносу камень, завернутый в ткань (wikipedia.org)

Почему Кронос ел своих детей? Чтобы получить разумный ответ на этот вопрос, мы должны разобраться, о какой ипостаси Кроноса мы говорим. Если это персонаж мифа или божество, родителями которого были Уран и Гея, сводной сестрой — Афродита, а детьми — Зевс, Посейдон и другие, то ответ очень прост: Кронос поедал своих детей из страха. Ему было предсказано, что кто-то из детей его свергнет, а другого способа избавиться от следующего поколения пока не придумали. Кстати, и в разговорном языке нашем это представление живо: «такого-то съели» — говорят, конечно, о человеке, потерявшем должность, так что функциональный Кронос живет в каждом.

Далее, Кроноса уже древние представляли себе как аллегорию всепожирающего времени. И главный атрибут его — серп, которым Кронос дал этому времени ход. Серп его — это материальная «бритва Оккама»: оскопив Урана, он остановил появление новых сущностей, из-за которых утроба Геи могла бы взорваться, вернув мир в состояние хаоса. Но тут возникло новое противоречие: пожирая собственных детей, Кронос питался силой будущего, чтобы утолять свою похоть (или сохранять власть) в вечно длящемся настоящем. Золотой век, собственно говоря, в этом и состоит для каждого владыки, который организует для себя вечность, хотя для всех остальных уже «время прошло». Иначе говоря, «золотой век» — это миф о понимании времени как пожирании настоящим будущего или о попытке иметь бытие без становления.

Отсюда — вся мифология Зевса, который сумел перехитрить своего папашу, запустив процедуру становления, от которой и сам когда-нибудь погибнет. Вся греческая мифология вышла из желудка Кроноса, и возможности ее далеко не исчерпаны. Для того чтобы одолеть обжиравшегося потомками Кроноса, Зевс сошелся с Метидой, и та подсказала ему, как вызвать у сына Урана и Геи вселенскую рвоту. Благодаря этому освободившиеся братья и сестры Зевса стали помогать ему и в итоге одолели Кроноса. Но проклятье страха и желание заесть чужое будущее ради сохранения собственной власти осталось и на Зевсе. Кронид ведь даже Метиду потом проглотил, узнав, что та родит ему сына, который его свергнет. Стало быть, с биологической точки зрения это еще и миф о наследственности. А дальше — всем известный рассказ о рождении девы Афины из головы Зевса.

Молот Гефеста, которым была разбита голова Зевса, чтобы выпустить оттуда Афину, и серп Кроноса, которым был оскоплен Уран, благодаря чему появилась на свет Афродита, — это и всеобщие символы созидательной деятельности, подпорченные позднейшими политическими пертурбациями, но все еще заслуживающие размышления.

Мы тут вступаем в следующую важную область — алчности, чревоугодия как творческой деятельности. Когда мы охотно читаем, мы говорим, что «проглатываем» страницу за страницей. Мы «пожираем глазами» прекрасных. Даже смеясь над поэтическим бессильем Валерия Брюсова, мы не забудем его «несытых рук». За всем этим бытовым пониманием жажды обладания — миф о Кроносе. Страх лишиться того, что стало благодаря тебе самому, — такая понятная вещь. Кронос живет и в Зевсе, и во всех остальных. Тошнота, тоска от нежелания наступления будущего, которое будет без нас, тоже может объяснить желающим, почему Кронос ел своих детей.

доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ