*3138. Игры Нобеля

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/2046244
22.10.2012, 00:00

Получившие Нобелевскую премию по экономике ученые Ллойд Шепли и Элвин Рот вовсе не являлись фаворитами. "Власть" разбиралась, за что получили премию американцы и как их идеи могут быть использованы на практике.

Вера Ситнина

Как выглядит идея на миллион, вернее, на $1,2 млн? Самый четкий ответ на этот вопрос ежегодно дает Нобелевская премия. Торжественная церемония состоится 10 декабря, но имена всех лауреатов стали известны на прошлой неделе. Премию по экономике в этом году разделили между собой два американских ученых Ллойд Шепли и Элвин Рот за теорию стабильного размещения и практику рыночного планирования. В пояснительной записке Нобелевского комитета говорится, что они попытались ответить на один из главных вопросов экономики: как распределить ресурсы между потребителями наиболее оптимальным способом? Труды Шепли и Рота также назвали выдающимся примером экономической инженерии.

Видных ученых, внесших примерно одинаковый вклад в науку, довольно много, и вопрос, почему выбрали одного, а не другого, всегда вызывает ожесточенные споры. И хотя в своем завещании Альфред Нобель особо указывал, что премию следует вручать тому, кто "в течение предыдущего года принес наибольшую пользу человечеству", гораздо чаще ее дают по совокупности заслуг, и следовательно, количество претендентов довольно велико.

Фаворитами Шепли и Рот не считались. Reuters и букмекерские конторы ставили на Роберта Шиллера, Стивена Росса и совместную работу Энтони Аткинсона и Энгуса Дитона. Впрочем, предсказания в этой области чаще не сбываются, чем оказываются верными. Так, на Нобелевскую премию по литературе прочили японца Харуки Мураками, а выиграл китаец Мо Янь. Премия мира досталась Евросоюзу, а должна была, по версии букмекерских контор,— американскому солдату Брэдли Мэннингу, похитившему для портала WikiLeaks 250 тыс. конфиденциальных документов Пентагона и Госдепа США, афганской правозащитнице Симе или украинской заключенной Юлии Тимошенко.

Хотя им предстоит разделить славу и деньги пополам, лауреаты этого года никогда не работали вместе. Более того, Шепли, которому сейчас 89 лет, совершил свои основные открытия в 1960-е, когда Рот еще ходил в школу. Ллойд Шепли использовал так называемую теорию игр для изучения и сравнения теоретических методов, подходящих для двух агентов. Но Рот нашел практическое применение идеям Шепли.

Теория игр — это используемый в экономике математический метод поиска оптимальных стратегий в процессах, в которых два или более участника ведут борьбу за реализацию своих интересов. Теория игр помогает выбрать наилучший путь, когда оптимальность твоего решения зависит от решений других людей. При этом и те, и другие принимают решение одновременно, то есть нужно выбирать свой путь с учетом возможных решений других людей.

За достижения в области теории игр раздали уже немало Нобелевских премий. Для людей, далеких от экономики, самый известный ученый в этой области — Джон Нэш, прототип героя Рассела Кроу из фильма "Игры разума". Также лауреатами стали Роберт Ауман, Райнхард Зельтен, Джон Харшаньи, Уильям Викри, Джеймс Миррлис, Томас Шеллинг, Джордж Акерлоф, Майкл Спенс, Джозеф Стиглиц, Леонид Гурвиц, Эрик Маскин, Роджер Майерсон. Однако все они были специалистами в области теории некооперативных игр, то есть в моделировании экономических процессов, когда каждый играет сам за себя. То есть когда агенты не могут объединяться в коалиции, обеспечивающие определенный выигрыш, который потом можно поделить между участниками. "Исследований по некооперативным играм гораздо больше, и эта часть теории игр является наиболее проработанной",— говорит эксперт Института экономической политики имени Гайдара Александр Кнобель.

Ллойд Шепли изобрел игру, а Элвин Рот (на фото) рискнул в нее сыграть
Фото: AP

Новаторство Шепли заключается в том, что он смог показать, как один и тот же специфический метод может приносить выгоду для того или другого участника рынка. Он разработал "вектор Шепли" — принцип оптимальности распределения выигрыша между игроками, а также алгоритм Гейла—Шепли, который гарантирует принцип стабильного соответствия.

В 1962 году Дэвид Гейл и Ллойд Шепли опубликовали в журнале American Mathematical Monthly статью "Зачисление в колледж и стабильность брака", в котором впервые предложили научный метод построения альтернативных рынку процедур распределения редких неоднородных возможностей среди людей, толкающихся за ними в гипотетической очереди. Они построили модель, по которой можно найти оптимальную пару.

Суть алгоритма отложенного выбора или согласия можно пояснить на таком простом примере. Молодой человек составляет список предпочтений и предлагает встречаться наиболее привлекательной для него девушке. Та, получив все предложения, выбирает одного. Через некоторое время кавалеры, осознавшие свою ошибку, делают предложение второму номеру из своего списка. Все девушки повторно делают выбор, оставляя первого жениха или меняя на нового. И так до тех пор, пока не составятся все пары.

Гейл и Шепли доказали, что алгоритм универсален даже в ситуациях, когда предпочтения сторон очень разнообразны. А также, что решение будет стабильно, так как дальнейший поиск не имеет смысла.

Элвин Рот применил эту экономико-математическую модель на практике. Вначале он создал систему распределения учеников старших классов по школам в зависимости от их способностей. Видимо, этот вопрос особенно заботил его потому, что будущий профессор Гарварда сам в средней школе недоучился.

Затем он применил этот метод в медицине. В 2003 году Рот начал работать над системой, позволяющей тем, кто хочет, но не может быть донором для своих близких в силу несовместимости типов крови, обмениваться органами с другими такими же несовместимыми парами доноров. Рот применил свой метод по поиску доноров среди таких пар. Когда он внедрял свою систему в 2003 году, в США пересаживали всего 19 донорских почек в год. Уже в 2004 показатель вырос почти в два раза, а к 2011-му дорос до 443 трансплантаций, приводит данные Reuters.

За такие достижения, возмущаются критики, можно было бы дать Нобелевскую премию любому сотруднику Госплана. Ведь речь идет о построении систем распределения, альтернативных "невидимой руке рынка", воспетой основоположником политэкономии Адамом Смитом.

Ллойд Шепли (на фото) изобрел игру, а Элвин Рот рискнул в нее сыграть
Фото: AP

Возможно, по сравнению с некоторыми лауреатами прошлых лет Шепли и Рот не выглядят звездами первой величины. Нобелевскую премию в свое время получил, например, отец евро Роберт Манделл, доказавший преимущества единой валюты для разных стран мира. Или основатель теории монетаризма Милтон Фридман. Есть, кстати, и премия его имени "За развитие свободы", ежегодно вручаемая Институтом Катона.

Есть еще мнение, что главный претендент на Нобелевскую премию Роберт Шиллер проиграл из-за того, что сделал себе имя на предсказании кризисных явлений. Организаторы сочли необходимым показать, что экономика — это не только борьба с локальными и глобальными финансовыми кризисами.

Впрочем, полагает Александр Кнобель, свою роль мог сыграть и возраст Шелпи. Ему 89 лет, и другого шанса вручить ему Нобелевскую премию может уже не представиться. Так, например, знаменитый советский ученый Лев Ландау получил Нобелевскую премию по физике в тот же год, когда попал в автокатастрофу. Организаторы побоялись, что иначе его заслуги перед наукой могут оказаться неотмеченными. Вручать ее посмертно запрещено правилами Нобелевского комитета. Поэтому, кстати, за алгоритм Гейла—Шепли премию получает только Шепли. Дэвид Гейл умер четыре года назад.

Элвин Рот в одиночку Нобелевскую премию бы не получил, убежден Кнобель. Но дело в том, что изыскания Шепли носят исключительно теоретический характер, а работы Рота можно отнести к применению идей Шепли в практической плоскости.

Впрочем, не исключено, что скоро нынешние лауреаты станут столь же знаменитыми, как их великие предшественники. "У открытий Шепли и Рота — огромный потенциал,— убежден завотделом экономической теории ИМЭМО РАН Сергей Афонцев.— Кооперативные игры могут применяться для взаимодействия между людьми, рассчитывающими на сотрудничество, например, на международных переговорах, в межгосударственных союзах или при выработке единых подходов в международной антикризисной политике. Если мы будем понимать, какие алгоритмы работают в решении глобальных задач, то это будет иметь огромное значение и для выработки общих решений, и для снижения уровня конфликтности в мировых экономических отношениях".
Самая ненобелевская

Строго говоря, премия по экономике не совсем Нобелевская. Ее официальное название — премия Банка Швеции в экономических науках памяти Альфреда Нобеля. Впервые она была вручена в 1969 году. Впрочем, единственное, что ее отличает от "настоящей",— источник финансирования. Деньги выплачиваются за счет средств шведского Центробанка, а не из наследия Нобеля.

У премии до сих пор есть противники. "К награде в области экономики все привыкли, и теперь ее вручают, как будто это Нобелевская премия. Однако это пиар-ход экономистов с целью повышения собственной репутации",— заявил в 2005 году информагентству AFP внучатый племянник Нобеля Питер Нобель. По его словам, "нет никаких подтверждений того, что Альфред Нобель хотел бы учредить подобный приз".

Всего премии памяти Альфреда Нобеля удостоены 69 экономистов (из них 45 американцев), в числе которых всего одна женщина Элинор Остром. Она получила награду за анализ экономического управления, особенно в части общественной собственности. Единственный советский ученый, удостоенный премии по экономике,— математик и экономист Леонид Канторович, который получил ее совместно с американцем голландского происхождения Тьяллингом Купмансом за теорию оптимального распределения ресурсов и вклад в потребительский анализ, монетарную политику и теорию, в том числе в изучение многокомпонентности стабилизационной политики. Впрочем, еще два лауреата, Василий Леонтьев и Леонид Гурвиц, имеют российское происхождение.

В среднем нобелевская слава настигает ученого-экономиста в 66 с половиной лет. Самым молодым был Кеннет Эрроу, ему был 51 год. А самым старым — Леонид Гурвиц, он получил премию в 90 лет. Он, кстати, самый возрастной лауреат всех Нобелевский премий, не только по экономике.
Премиальный некролог

При жизни славу ученому Альфреду Нобелю принесло изобретение динамита, а состояние — крупнейший производитель вооружения того времени концерн "Бофорс". Но однажды его собственное изобретение взорвало ему мозг. В 1888 году Альфред Нобель прочитал во французской газете собственный некролог под названием "Торговец смертью мертв", опубликованный по ошибке. Репортерская ошибка заставила его задуматься о том, каким его запомнит человечество. В итоге он придумал премию своего имени, которая впоследствии принесла ему большую славу, чем коммерческая деятельность, и — в отличие от динамита — не потеряла актуальности в связи с техническим прогрессом.

Вот что написано в его завещании: "Все мое движимое и недвижимое имущество должно быть обращено моими душеприказчиками в ликвидные ценности, а собранный таким образом капитал — помещен в надежный банк. Доходы от вложений должны принадлежать фонду, который будет ежегодно распределять их в виде премий тем, кто в течение предыдущего года принес наибольшую пользу человечеству... Указанные проценты необходимо разделить на пять равных частей, которые предназначаются: одна часть — тому, кто сделает наиболее важное открытие или изобретение в области физики; другая — тому, кто сделает наиболее важное открытие или усовершенствование в области химии; третья — тому, кто сделает наиболее важное открытие в области физиологии или медицины; четвертая — тому, кто создаст наиболее выдающееся литературное произведение идеалистического направления; пятая — тому, кто внес наиболее существенный вклад в сплочение наций, уничтожение рабства или снижение численности существующих армий и содействие проведению мирных конгрессов... Мое особое желание заключается в том, чтобы при присуждении премий не принималась во внимание национальность кандидатов..."

В июне этого года было принято решение сократить размер премии на 20% — с 10 млн до 8 млн шведских крон. Иначе, опасались организаторы, денег на то, чтобы вручать премию бесконечно, как завещал Нобель, не хватит.

[Константин Сонин]

http://echo.msk.ru/blog/ksonin/1634764-echo/
11:18 , 05 октября 2015

автор
экономист

Одна из основных проблем с составлением Нобелевского прогноза, что он не особенно меняется год от года. Учёный, который был реальным претендентом в прошлом году, может выпасть из круга претендентов по двум причинам – во-первых, потому что может получить премию; во-вторых, потому что может умереть. В отличие от естественных наук, где бывали лауреаты «одного прорыва», Нобелевские претенденты по экономической науке – это люди, которые поменяли ход науки как минимум два-три десятилетия назад; соответственно, за прошедший год ничего с научной репутацией произойти не может.

В предыдущие год я пользовался этим – год от года список принципиально не меняется, но сейчас решил его серьёзно обновить. Действительно — смысл моего прогноза, в частности, в том, чтобы читатель мог, пойдя по ссылке, узнать, чем занимались и занимаются титаны нашей науки. Там каждая статья — интереснейшее чтение! Так что читайте прогнозы — довольно удачные! — предыдущих лет, чтобы узнать, за что могут получить премию Авинаш Диксит и Элханан Хелпман, Энн Крюгер и Мартин Фельдстайн… А в этом году прогноз такой

(1) Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. Я уже писал два года назад мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail – это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую «новую институциональную экономику» Норта и Фогеля. (Как сказал по тому же адресу, но другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу — «рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером.» Вот и новые институционалисты так

Трудность с этим прогнозом состоит в том, что Дарон, конечно, может получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером (см. ниже) или Робертом Барро за теорию роста — основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях «направленного технологического развития». До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься — и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полу-популярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области).

Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба — Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав её его постоянному соавтору Торстену Перссону, что невозможно — Торстен — секретарь комитета, присуждающего премии.)

(2) Пол Ромер (Нью-Йоркский университет) и Роберт Барро (Гарвард) за исследования современного экономического роста. Это — повтор прошлогоднего, но, мне кажется, всё как-то идёт к премии за теорию роста. Три года назад был «Нобелевский симпозиум» про рост, а это один из немногих надёжных признаков. Ромер построил первую модель эндогенного — движимого техническим прогрессом — экономического роста; без этих моделей невозможно было бы объяснить рост развитых стран во второй половине ХХ века, Барро, помимо теории, много сделал в эмпирике роста. (С точки зрения «фронта» науки межстрановые регрессии, может, и «обоз», но понимать мы определенно понимаем гораздо больше.) И Пол, и Боб — не только выдающиеся учёные, но и яркие, бескомпромиссные публицисты — в их блогах и колонках можно прочитать и про конкретные вопросы экономической политики, и критику собратьев по академическому цеху. За публицистику, конечно, научных премий не дают, но всё

(3) Джон Лист (Чикаго) и Чарльз Мански из NWU за проверку, с помощью экспериментальных методов, базовых моделей экономической науки. C одной стороны, «проверка», пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений — дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист — один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты — не только естественные (которые были всегда) и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже «полевые эксперименты» — главную специализацию Листа — особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать — есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью.

Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента — например, правильно подобранная «случайность». Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести её во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести её в «пилотных» школах, то будет трудно на основе «пилота» определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка «пилотных» школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам — относительно этой новой программы. (Это может быть сложно — понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря — это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)

Домашняя страничка Листа — бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).

Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов — огромное цитирование), в этом году назвала одним кандидатом — Листа, а другим (отдельным) — Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется — те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной?

(4) Роберт Таунсенд (МТИ) — за прикладной анализ проблем экономического развития. За последние двадцать лет развитие стали лучше понимать не только на макро (как Асемоглу и Робинсон), но и на микро уровне. Таунсенд — один из пионеров и самых глубоких исследователей того, как влияет, например, доступ к финансам в странах (лучше сказать, в деревнях) Юго-Восточной Азии на экономическое развитие. Более известные и популярные исследователи этой области — скорее, его ученики.

(5) Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (ФРС), Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба — Гарвард). Да, да, я знаю, что четырём человекам сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. Наверное, в интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Рогофф, самый, наверное, дорогостоящий спикер из академических экономистов — впрочем, я уже рассказывал историю о том, как он спросил нас за ужин — были ли на его лекции в РЭШ руководители ЦБ и министерства финансов? — и, узнав, что нет, сказал — «вот странно, они платят 15,000 за место на моём семинаре, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция», международный гроссмейстер и популярный автор «This Time is Different».

По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он — заметный «голос» в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов «This paper takes Robert Solow seriously.» А учился я макроэкономике по учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш). Про Бланшара сегодня, в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали её в своих блогах, а это дорого стоит — в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти всё время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам — особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается. Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами.

[Полит. ру]

В понедельник, 12 октября, будет объявлено имя лауреата Нобелевской премии по экономике. «Полит.ру» публикует традиционный ежегодный прогноз, сделанный профессором Чикагского университета и НИУ Высшая школа экономики Константином Сониным (текст, помещенный в блоге ученого, мы публикуем с его разрешения). Одна из основных проблем с составлением Нобелевского прогноза, что он не особенно меняется год от года. Учёный, который был реальным претендентом в прошлом году, может выпасть из круга претендентов по двум причинам – во-первых, потому что может получить премию; во-вторых, потому что может умереть. В отличие от естественных наук, где бывали лауреаты «одного прорыва», Нобелевские претенденты по экономической науке – это люди, которые поменяли ход науки как минимум два-три десятилетия назад; соответственно, за прошедший год ничего с научной репутацией произойти не может.

В предыдущие год я пользовался этим – год от года список принципиально не меняется, но сейчас решил его серьёзно обновить. Действительно - смысл моего прогноза, в частности, в том, чтобы читатель мог, пойдя по ссылке, узнать, чем занимались и занимаются титаны нашей науки. Там каждая статья - интереснейшее чтение! Так что читайте прогнозы - довольно удачные! - предыдущих лет, чтобы узнать, за что могут получить премию Авинаш Диксит и Элханан Хелпман, Энн Крюгер и Мартин Фельдстайн… А в этом году прогноз такой

(1) Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. Я уже писал два года назад мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail – это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую "новую институциональную экономику" Норта и Фогеля. (Как сказал по тому же адресу, но другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу - "рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером." Вот и новые институционалисты так cебя чувствуют.)

Трудность с этим прогнозом состоит в том, что Дарон, конечно, может получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером (см. ниже) или Робертом Барро за теорию роста - основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях "направленного технологического развития". До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься - и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полу-популярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области).

Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба - Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав её его постоянному соавтору Торстену Перссону, что невозможно - Торстен - секретарь комитета, присуждающего премии.)

(2) Пол Ромер (Нью-Йоркский университет) и Роберт Барро (Гарвард) за исследования современного экономического роста. Это - повтор прошлогоднего, но, мне кажется, всё как-то идёт к премии за теорию роста. Три года назад был "Нобелевский симпозиум" про рост, а это один из немногих надёжных признаков. Ромер построил первую модель эндогенного - движимого техническим прогрессом - экономического роста; без этих моделей невозможно было бы объяснить рост развитых стран во второй половине ХХ века, Барро, помимо теории, много сделал в эмпирике роста. (С точки зрения "фронта" науки межстрановые регрессии, может, и "обоз", но понимать мы определенно понимаем гораздо больше.) И Пол, и Боб - не только выдающиеся учёные, но и яркие, бескомпромиссные публицисты - в их блогах и колонках можно прочитать и про конкретные вопросы экономической политики, и критику собратьев по академическому цеху. За публицистику, конечно, научных премий не дают, но всё же.

(3) Джон Лист (Чикаго) и Чарльз Мански из NWU за проверку, с помощью экспериментальных методов, базовых моделей экономической науки. C одной стороны, "проверка", пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений - дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист - один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты - не только естественные (которые были всегда) и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже "полевые эксперименты" - главную специализацию Листа - особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать - есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью.

Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента - например, правильно подобранная "случайность". Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести её во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести её в "пилотных" школах, то будет трудно на основе "пилота" определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка "пилотных" школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам - относительно этой новой программы. (Это может быть сложно - понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря - это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)

Домашняя страничка Листа - бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).

Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов - огромное цитирование), в этом году назвала одним кандидатом - Листа, а другим (отдельным) - Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется - те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной?

(4) Роберт Таунсенд (МТИ) - за прикладной анализ проблем экономического развития. За последние двадцать лет развитие стали лучше понимать не только на макро (как Асемоглу и Робинсон), но и на микро уровне. Таунсенд - один из пионеров и самых глубоких исследователей того, как влияет, например, доступ к финансам в странах (лучше сказать, в деревнях) Юго-Восточной Азии на экономическое развитие. Более известные и популярные исследователи этой области - скорее, его ученики.

(5) Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (ФРС),Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба - Гарвард). Да, да, я знаю, что четырём человекам сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. Наверное, в интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Рогофф, самый, наверное, дорогостоящий спикер из академических экономистов - впрочем, я уже рассказывал историю о том, как он спросил нас за ужин - были ли на его лекции в РЭШ руководители ЦБ и министерства финансов? - и, узнав, что нет, сказал - "вот странно, они платят 15,000 за место на моём семинаре, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция", международный гроссмейстер и популярный автор "This Time is Different".

По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он - заметный "голос" в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов "This paper takes Robert Solow seriously," создатель, среди прочего, "нового кейнсианства". А учился я макроэкономике по (аспирантскому) учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш). Про Бланшара сегодня, в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали её в своих блогах, а это дорого стоит - в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти всё время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам - особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается.

Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами. А ведь есть и пятый - Бен Бернанке (Брукингс), заслуживающий премии в этой теме. Не за председательство в ФРС, за время которого ему пришлось, столкнувшись с крайне необычными обстоятельствами, действовать в соответствии с теорией и историей. (В бакалаврском учебнике по макро, по которому я двадцать лет назад учился на первом курсе РЭШ, "ловушка ликвидности" упоминалась, кажется, в сноске - теоретический изыск, относящийся к далекому, несколько десятилетий, прошлому). И это при том, что море "практиков" - далеко не только из-за того, что они защищали чьи-то интересы, большинство просто по неспособности понять, как устроен мир - вопило о том, что деятельность ФРС приведёт к высокой инфляции. Но Бернанке заслуживает премии не за руководство, пусть выдающееся, ФРС - за это дают ордена, за это приглашают выступать на форумах и, главное, слушают. Его премия была бы за исследования истории денежной политики (да, это новое качество по сравнению с тем, за что получил премию Милтон Фридман). И, значит, Бланшар с Фишером, в принципе, могли бы быть в с Бернанке в одной лодке.

[Газета.Ru]

«Нобель» за бедность
http://www.gazeta.ru/business/2015/10/12/7816493.shtml
Отдел «Бизнес и финансы» 12.10.2015, 16:20

Ill. N. Elmehed/Nobel Media
Энгус Дитон

Нобелевскую премию по экономике получил профессор Энгус Дитон «за его анализ потребления, бедности и благосостояния». Это уже второй год подряд, когда ни один из прогнозируемых агентством Thomson Reuters ученых не становится лауреатом премии. Члены научного сообщества отмечают, что все чаще «Нобеля» вручают за исследования социальных аспектов экономического развития.

Нобелевская премия по экономике была присуждена шотландскому экономисту Энгусу Дитону. Сумма денежного вознаграждения, которое получит Дитон, составляет 8 млн шведских крон ($953 тыс.) — это на пару десятков меньше, чем в прошлом году, из-за понижения курса шведской кроны по отношению к доллару США.

Как сообщила шведская Королевская академия наук в понедельник, решение о награждении Дитона было принято «за его анализ потребления, бедности и благосостояния».

Исследование Дитона рассматривает такие вопросы, как распределение потребительских расходов между различными товарами и способы измерения и анализа благосостояния и бедности. На пресс-конференции после объявления о присуждении премии Дитон заявил, что считает себя «кем-то, кто беспокоится о бедных в мире и кто интересуется тем, что такое хорошая жизнь для людей».

«Я хотел спать (в Принстоне было около 7.30 утра), но был очень обрадован сообщением о присуждении премии», — пошутил Дитон в разговоре с британским изданием Guardian. По его словам, «то, что мы сейчас наблюдаем, — это результат сотен лет неравномерного развития в мире богатых». «Те, кто были оставлены позади, тоже хотят лучшей жизни, что оказывает огромное давление на границы между бедными и богатыми, — продолжил Дитон. — В краткосрочной перспективе [понизить количество бедных в мире] поможет стабилизация политической обстановки в регионах военных конфликтов».

69-летний профессор Дитон, доктор экономических наук и международных отношений, преподавал в Кембриджском и Бристольском университетах, а в настоящее время работает в американском Принстонском университете.

Как говорится в его биографии, размещенной на официальном сайте университета, основные направления научной деятельности Дитона сконцентрированы вокруг вопросов благополучия и экономического развития, а также касаются уровня здоровья населения в сопоставлении с уровнем богатства и бедности исследуемых стран. Дитон является членом Британской академии, Американской академии искусств и наук. С апреля 2014 года он вошел в состав Американского философского общества, а с апреля текущего года стал членом Национальной академии наук США — ведущей научной организации США, учрежденной по приказу президента Авраама Линкольна.

То, что Дитон стал лауреатом по экономике, стало достаточно неожиданной новостью для научного сообщества. В списке наиболее вероятных победителей Дитон не значился.

Согласно традиционным ежегодным прогнозам компании Thomson Reuters, на первом месте в списке вероятных лауреатов «Нобеля» по экономике находился сэр Ричард Бланделл, занимающийся микроэконометрическим анализом того, как политические решения влияют на рынок труда и покупательский спрос и, в частности, как неблагоприятные экономические условия влияют на домохозяйства.

Двумя другими потенциальными кандидатами Thomson Reuters назвало Джона Листа и Чарльза Мански. Лист занимался исследованием того, действуют ли люди в повседневной жизни в соответствии с экономическими теориями. Мански исследовал, как люди делают выбор между двумя альтернативными вариантами, если последствия выбора известны лишь для одной опции.
Экономический «Нобель»

Нобелевская премия по экономике не входила в первоначальный список дисциплин, созданный Альфредом Нобелем, и присуждается с 1968 года.

Это уже второй год подряд, когда агентство Thomson Reuters не угадывает лауреатов по экономике.

В прошлом году, когда Нобелевскую премию получил французский экономист Жан Тироль за исследования в области рыночного регулирования, Thomson Reuters также не указало его фамилию в списке потенциальных победителей.

В последнее время предпочтение отдается экономистам, которые занимались социальными аспектами экономического развития, говорит директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Татьяна Малева.

«Не за горами конец существования модели всеобщего потребления и стимулирования потребительского спроса, поэтому пора подводить итоги, — считает она. — В новых экономических условиях модели потребления становятся не только важным объектом для анализа, но и для прогнозирования. Нужно понять, что будет происходить дальше, какие параметры нужно будет применять, если эта модель вдруг закончится».

[Константин Сонин]

http://echo.msk.ru/blog/ksonin/1639372-echo/
08:36 , 13 октября 2015

автор
экономист

Нобелевский комитет присудил премию 2015 года по экономической науке принстонскому профессору Ангусу Дитону. Его имя было в программе Нобелевского симпозиума по росту и развитию 2012 года, на котором Дитон меня впечатлил рассказом о точности оценки ВВП и ссылку на который я давал в своём прогнозе — все участники таких симпозиумов являются реальными кандидатами на премию, но я выбрал более ярких Асемоглу, Барро и Ромера для своего прогноза-2015, а комитет последовательно награждает не только ярких и интересных, но и тех, чей вклад полезен в прямом, повседневном смысле. Представьте, что была бы Нобелевская премия за все, связанное с кухней. И представьте, как все бы удивились — или «удивились»? — если бы премию дали человеку, внёсшему важный вклад в повышение эффективности газовой плиты. Все обсуждают новые блюда или современные подходы к организации ресторанных холдингов, а тут какие-то трубы, тумблеры, переключатели. Или вот, вспоминая «Незнайку» — кто там двигает технический прогресс? Знайка или Винтик со Шпунтиком. Так же и с Дитоном — если думать про экономическую науку как про что-то, что не только улучшает наше понимание мира и тянет за собой «прикладную науку», которая уже в свою очередь улучшает жизнь тогда да, понятно.

Нобелевский комитет начинает научное описание премии (в этот раз оно написано энтузиастами и для неэкономиста сложновато — впрочем, есть нетехнический рассказ) с очень конкретной экономической задачи, которой занимался Дитон. Чтобы узнать, как повлияет какое-то изменение экономической политики — повышение или снижение налогов, увеличение или снижение пособий, изменения в трудовом законодательстве и т.п. — на жизнь людей, производство товаров, сбор налогов нужно, среди прочего, знать, как меняется, вследствие реформы, которую мы хотим провести, поведение каждого потребителя. Если мы индексируем пенсии не на 12%, а на 6%, что произойдёт — люди купят те же товары, что и раньше, только чуть меньше или изменят доли товаров в том, что потребляют? Потребление — это две трети всего экономического производства, так что чем точнее мы предсказываем реакцию, тем — с учётом того, что «чуть» умножить на 100 миллионов — огромная величина — эффективнее проводится экономическая политика.

В теории (в учебнике микро для школьников), все просто — у каждого человека есть кривая спроса на каждый товар, весь спрос — это сумма индивидуальных кривых, увеличение налога — сдвиг кривой, изменение благосостояния — сумма излишков потребителей, потери можно посчитать с помощью треугольника Харбергера. Проблема в том, что кривые спроса (и предложения) — это воображаемые, гипотетические кривые. А без них невозможно узнать, на сколько нужно повысить налог, чтобы оплатить запланированный расход или, наоборот, без них не узнать, приведёт ли снижение налогов к расширению производства. На практике огромная и сложная задача — оценить, в каждом конкретном случае, как выглядят эти кривые. На первый взгляд, нужно собирать больше данных, но это именно что наивный и поверхностный первый взгляд — сейчас в развитых странах (особенно в Северной Европе) об индивидах есть уже «все мыслимые» данные (налоги, потребление, работа, что угодно — конечно, для экономического анализа они «аномизируются), но это не особенно помогает с анализом того, что последует за изменением в законодательстве и экономической политике.

Стандартный подход (его используют не только все, кто об этом знает, но даже и те, кто не подозревает, что использует какой-то подход) состоит в том, чтобы проанализировать принятие решений одним индивидуумом и считать, что это конкретный индивид — „представительный“, то есть если считать, что в экономике только такие индивиды и есть, то можно анализировать последствия наших действий. В „научном описании“ Нобелевского комитета приведены формулы, которые использовались до Дитона и приведены ссылки на работы, которые показали, что такой подход стал неадекватен. ("Стал», а не «оказался» именно потому, что формулы, по которым что-то считалось в 1930-е, не перестают быть столь же правильными в 1970-е, однако они перестают быть «точными». Как картина в микроскопе — нельзя сказать, что 1,000,000-кратное увеличение «правильнее», чем 10— или 100-кратное, но оно значительно точнее.) Вывод, которые был сделан — нужно отказаться от предположений о рациональности представительного субъекта. Дитон продемонстрировал, используя данные за столетие потребления в Англии, что как раз от рациональности отказываться нет необходимости — гораздо важнее иметь хорошую процедуру выбора «представителя». Чем в более мощный микроскоп мы смотрим, чем больше деталей различаем, но если мы не умеем эти детали «аггрегировать» — в мощности микроскопа и объёма материала толку мало.

Дитон ещё много чего сделал в технике и практике работы с данными. Например, мало кто из широкой публики представляет себе, как много узнают правительства и фирмы из опросов и как трудно их проводить. (Опросов, имеется, в виду, которые отражают реальное поведение потребителей, а не их «отношение» к товарам.) Дитон был одним из тех, кто разработал технику анализа последовательных опросов (когда проводится исследование сходных групп людей с разницей в несколько лет), чтобы они давали так же много информации о поведении людей, как «панельные опросы» (когда проводится исследование одной и той же группы людей с разницей в несколько лет). Нобелевский комитет назвал Дитона одним из основателей современного микроанализа в экономика развития, но Дитон, среди прочего, критикует экспериментальный подход к микроанализу — основные проблемы (не понимая исходной зависимости, невозможно правильно интерпретировать данные) сохраняются и при полевых экспериментах, и при лабораторных.

В качестве представительной работы я бы выбрал вот эту книгу, написанную Дитоном для Мирового банка — фактически, методические указания/инженерный справочник по использованию опросов для определения последствий экономической политики. (Там есть вся книга целиком в свободном доступе.) Написано для развивающихся стран, но для развитых это всё было разработано всего лишь на 15-20 лет раньше, то есть это, фактически, первое обобщение опыта. (Понятно, что в развитых странах методики могут конкурировать «в реальном времени», а в рекомендации попадает только то, что оказалось удачным.)

Вопрос — используются ли разработки Дитона в России (который я уже получил от пары журналистов) примерно так же содержателен, как «используются ли в России двигатели внутреннего сгорания»? Если, внося предложение о снижении налогов или повышении пенсионного возраста, правительство вообще не проводило никакого анализа — что ж, такое возможно — то и модели Дитона оно не использовало. Тому, кто ходит пешком, двигатель внутреннего сгорания не нужен. Если использовало хоть какие-то, то это либо что-то старинное (телега), либо модель Дитона или аналогичные альтернативы.

[Сергей Гуриев]

http://slon.ru/blogs/guriev/post/479489/

11.10.10 | 18:54

Нобелевская премия по экономике присуждена за метод моделирования уровня занятости

Нобелевская премия по экономике присуждена Питеру Даймонду, Дейлу Мортенсену и Кристоферу Писсаридису за анализ проблемы безработицы и рынков с гетерогенными издержками поиска.

Эти работы вошли в учебники по макроэкономике. Аппарат, созданный сначала Даймондом, а потом доработанный Мортенсеном и Писсаридесом, является одним из основных методов моделирования безработицы. Эти работы сейчас используются во всех макроэкономических моделях, которые позволяют исследовать взаимодействие между другими макроэкономическими переменными, макроэкономической политикой и безработицей. А безработица – это показатель, который больше всего интересует простых людей.

Премия Даймондом заслужена давно. И некоторые люди даже перестали на него ставить, считая, что ему уже никогда не дадут премию. Даймонд заслужил премию не только за эту работу, но и за целый ряд других работ, включая модель с перекрывающимися поколениями и т.д. Поэтому у меня, конечно, по этому поводу никакого удивления нет. Другое дело, что есть еще очень много заслуженных людей.

Сегодня, во время кризиса проблема безработицы выходит на первый план. И, возможно, именно поэтому премию решили дать Даймонду. Присуждение премии – это достаточно сложный и закрытый процесс: экономисты голосуют по всему миру, голосуют члены шведской академии, поэтому выбор получается достаточно объективным.

[Постнаука]

http://postnauka.ru/talks/18512

Спецпроект ПостНауки, посвященный Нобелевской неделе и её результатам
14.10.2013

ПостНаука / Роман Мельников

Мы продолжаем наш ежегодный обзор результатов старейшей и наиболее важной международной награды за выдающиеся научные исследования — Нобелевской премии. По традиции обладателей премии объявляет Нобелевский комитет Королевской шведской академии наук в Стокгольме.

Я бы назвал сегодняшнее решение комитета не награждением экономистов, а награждением за исследование финансового рынка. Анализ цен на активы — это поведение цен на финансовых рынках. То, что объединяет разные виды активов, — это процесс ценообразования на них.

Юджин Фама — человек, который рассматривался в качестве кандидата на Нобелевскую премию уже очень давно. Его работы 70-х годов, которые посвящены влиянию ожиданий на динамику цен, на поведение ценовых переменных, стали классикой, которая вошла во все учебники по экономике. Юджин Фама главным образом — автор гипотезы эффективного рынка, главный аргумент которой заключается в том, что вся имеющаяся информация уже заложена в ценах рынка, потому что участники рынка ведут себя рационально и максимально используют имеющуюся информацию и ожидания.

Питер Хансен — эконометрист. Он разрабатывал обобщенный метод для ситуаций, которые сейчас активно используется для макроэкономических исследований в области финансов. Но он ортогонален обоим направлениям, которые выдвигали Фама и Шиллер. Он внес существенный вклад в современное понимание эмпирических методов анализа финансовых рынков. Каким-то образом это исследование, конечно, связано с вкладом первых двух экономистов, но не так чтобы сильно.

Я не могу сказать, что они вместе разработали какую-то целостную концепцию или доказали какой-то эффект. Шиллер претендовал в свое время на то, что он объяснил волатильность. Ему приписывают предсказание кризиса. Однако не нужно было быть семь пядей во лбу, чтобы в сентябре 2007 года сказать, что на американском рынке возник перегрев, и что это чревато взрывом финансовых пузырей. Этот факт предсказывали многие из известных мне экономистов.

Безусловно, Шиллер – известный экономист. Его спор с гипотезой эффективного рынка внес вклад в дальнейшее развитие экономики. Но если говорить о Нобелевской премии как о премии за судьбоносные достижения, которые двинули вперед науку и позволили по-новому взглянуть на мир экономических явлений, то фундаментальной теории за их разработками я не усматриваю.

Понятно, почему тема анализа цен на активы сегодня популярна. Финансовый кризис никто не отменял. И в США, и в Европе эта тематика на слуху. Вполне естественно, что понимание такого рода вещей имеет не только академическое значение.

[Алексей Белянин]

http://postnauka.ru/faq/54107

Экономист о гипотезе перманентного дохода, «почти идеальной системе спроса» и других исследованиях нобелевского лауреата Энгуса Дитона
12.10.2015

Нобелевскую премию по экономике 2015 года получил Энгус Дитон. Как объявил Нобелевский комитет, награда вручены «за его анализ потребления, бедности и благосостояния»». Мы попросили прокомментировать это событие профессора Высшей школы экономики Алексея Белянина.

Эта премия в известном смысле неожиданна — мало кто называл Дитона в качестве возможного лауреата именно этого года. Вместе с тем в «расширенном списке» кандидатов Дитон значится уже очень давно — ведь он один из самых известных специалистов по теории и эмпирическим исследованиям потребительского поведения. Его книга «Экономика и потребительское поведение», написанная еще в 1970-х в соавторстве с Джоном Мюльбауэром из Оксфорда — до и в наши дни остается классической и по-своему исчерпывающей. Мюльбауэр — многолетний соавтор Дитона — тоже очень хороший экономист, но надо признать, что нынешний Нобелевский лауреат все-таки более разносторонен, и оказал большее влияние как на направления экономических исследований, так и на их использование для нужд экономической политики — от теории налогообложения до экономического роста. Теорию потребительского поведения, конечно, придумал не Дитон, однако он одним из первых совместил ее с реальными данными, и начал подвергать собственно научным тестам. До какой степени справедливы базовые подходы неоклассической экономики к анализу человеческого поведения? Достаточны ли для проверки теорий потребления, сбережения, анализа благосостояния агрегированные данные, или же надо пойти глубже, и учесть неоднородность индивидуального поведения? И какие данные нужны для действительной проверки этих теорий? Дитон, конечно, не нашел ответ на все эти вопросы — но он сделал, возможно, нечто большее — он убедительным образом поставил их.

Нобелевский комитет выделяет три направления, за которые ему дали премию. Первая — это что называется «почти идеальная система спроса», которая была им разработана вместе с Мюльбауром (An Almost Ideal Demand System, Angus Deaton; John Muellbauer, The American Economic Review, Vol. 70, No. 3. (Jun., 1980), pp. 312-326). Эта модель напрямую основана на экономической теории потребительского поведения, оценивая расходы потребителя (функцию издержек) в зависимости от цен товаров, входящих в его потребительский набор, и служащую первым приближением для любой функции издержек. Эта модель используется как при исследовании собственно потребления, так и при анализе конкуренции между фирмами на однородном рынке — например, для косвенной оценки рыночной власти в зависимости от того, как реагируют рыночные продажи на ценовую политику каждой из компаний в отрасли.

Второе направление — это гипотеза перманентного дохода, выведенная другими нобелевскими лауреатами — 1976 года Милтон Фридменом и 1985 года — Франко Модильяни. Эта стандартная теория говорит, что рациональные люди должны сглаживать потребление во времени, занимая под будущие доходы, и отдавая долги, когда эти доходы вырастут. К примеру, если студент ожидает, что по окончании учебы его доходы сильно вырастут, для него будет рационально уже сейчас взять кредит под свои будущие доходы, и увеличить свое потребление — например, купить дом или машину уже сегодня, а отдавать долги потом, когда он действительно получит высокодоходную работу. Дитон взялся всерьез проверить одно из ключевых следствий этой теории — если она верна, то колебания потребления должны быть больше, чем колебания доходов — и убедительно показал, что это утверждение не подтверждается эмпирически (Deaton, A. (1991), “Savings and Liquidity Constraints”, Econometrica 59(5), 1221-1248; Deaton, A. (1987), “Life-Cycle Models of Consumption: Is the Evidence Consistent with the Theory?” in Bewley, T. (ed.): Advances in Econometrics, Vol II, Amsterdam: North-Holland). Этот вывод иногда называют «парадоксом Дитона», но парадокс тут, конечно, только с точки зрения закоренелых неоклассиков. Содержательный же вопрос заключается в причинах того, что стандартная теория не работает. Возможно, люди не такие рациональные, как эта теория пытается представить. Возможно, эта теория справедлива, но не для всех, а только для некоторых людей — но тогда ее эмпирические проверки надо вести на качественно ином уровне — на индивидуальных микроданных, а не на агрегированной статистике сбережений и потребления. Наконец, свою роль могут играть ограничения на движения капитала: если даже в самых богатых странах люди не всегда могут взять кредит на покупку вожделенного спорткара или джипа, то что уж говорить о развивающихся странах? Все эти вопросы напрямую выводят на микрооснования экономического поведения, которые исследуются и тестируются на индивидуальных данных, всю важность которых исследователи осознали во многом под влиянием работ Дитона.

И наконец, третье — это его многогранные исследования о потребительском поведении, доходах и благосостоянии в развивающихся странах. Эти исследования касаются таких вопросов, как качество питания и здоровье, влияние экономического роста на неравенство и оценки уровня бедности (которая, как оказалось, не снижается с экономическим ростом — Deaton, A. (2010), “Price Indexes, Inequality, and the Measurement of World Poverty”, American Economic Review, 100(1), 5-34), налоговое поведение, или гендерной дискриминации, которая была оценена с помощью такой интересной меры, как изменения типов потребления в зависимости от того, рождается ли в семье мальчик или девочка (Дитон показал, что в этом отношении значимых различий, а стало быть, и гендерной дискриминации нет — Deaton, A. (1989), “Looking for Boy-Girl Discrimination in Household Expenditure Data”, World Bank Economic Review 3(1), 1-15). Эти его работы также основываются прежде всего на исследовании микроданных, описывающих поведение отдельного, «маленького» человека. Ну а сама Нобелевская премия 2015 дана большому человеку , который приучил мир серьезно смотреть на то, как живут обычные люди и из чего складывается их благосостояние.

PhD in Economics, доцент Международного института экономики и финансов ВШЭ, заведующий лабораторией экспериментальной и поведенческой экономики ВШЭ, старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН

[Константин Сонин]

Прогнозируя лауретов Нобелевской премии по экономике, в который раз начинаю со слов о том, что одна из основных проблем с составлением Нобелевского прогноза, что он не особенно меняется год от года. Учёный, который был реальным претендентом в прошлом году, может выпасть из круга претендентов по двум причинам – во-первых, потому что может получить премию; во-вторых, потому что может умереть. В отличие от естественных наук, где бывали лауреаты «одного прорыва», Нобелевские претенденты по экономической науке – это люди, которые поменяли ход науки как минимум два-три десятилетия назад; соответственно, за прошедший год ничего с научной репутацией произойти не может.

Лет семь подряд я этим пользовался – год от года список принципиально не меняется, но в прошлом (2015) году решил его серьёзно обновить. И не угадал - лауреат 2015 не был (напрямую, во всяком случае) упомянут в моём прогнозе. Однако это не значит, что что-то нужно менять. Если интересно, читайте прогнозы - довольно удачные! - предыдущих лет, чтобы узнать, за что могут получить премию Авинаш Диксит и Элханан Хелпман, Энн Крюгер и Мартин Фельдстайн - как я уже говорил, окончательно из списка возможных лауреатов может вывести только смерть. Пожалуй, в этот же список переходит Роберт Таунсенд, который был у меня в прошлом году. А в 2016 прогноз такой:

(1) Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. Я уже писал два года назад мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail – это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую "новую институциональную экономику" Норта и Фогеля. (Как сказал по тому же адресу, но другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу - "рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером." Вот и новые институционалисты так cебя чувствуют.)

Трудность с этим прогнозом состоит в том, что Дарон, конечно, может получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером (см. ниже) или Робертом Барро за теорию роста - основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях "направленного технологического развития". До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься - и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полу-популярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области).

Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. Это было бы особенно приятно, потому что Дарон - мой соавтор, а Джим - коллега по факультету в Чикагском университете. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба - Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав её его постоянному соавтору Торстену Перссону, что невозможно - Торстен - секретарь комитета, присуждающего премии.)

(2) Пол Ромер (Нью-Йоркский университет) и Роберт Барро (Гарвард) за исследования современного экономического роста. Это - повтор прошлогоднего, но, мне кажется, всё как-то идёт к премии за теорию роста. Три года назад был "Нобелевский симпозиум" про рост, а это один из немногих надёжных признаков. Ромер построил первую модель эндогенного - движимого техническим прогрессом - экономического роста; без этих моделей невозможно было бы объяснить рост развитых стран во второй половине ХХ века, Барро, помимо теории, много сделал в эмпирике роста. (С точки зрения "фронта" науки межстрановые регрессии, может, и "обоз", но понимать мы определенно понимаем гораздо больше.) Курс про экономический рост, который читал Ицхак Зилка, был одним из самых запоминающихся на втором курсе магистратуры в РЭШ и серьёзно повлиял на мои собственные научные интересы. И Пол, и Боб - не только выдающиеся учёные, но и яркие, бескомпромиссные публицисты - в их блогах и колонках можно прочитать и про конкретные вопросы экономической политики, и критику собратьев по академическому цеху. За публицистику, конечно, научных премий не дают, но всё же.

(3) Джон Лист (Чикаго) и Чарльз Мански из NWU за проверку, с помощью экспериментальных методов, базовых моделей экономической науки. C одной стороны, "проверка", пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений - дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист - один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты - не только естественные (которые были всегда), но и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже "полевые эксперименты" - главную специализацию Листа - особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать - есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью.

Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента - например, правильно подобранная "случайность". Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести её во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести её в "пилотных" школах, то будет трудно на основе "пилота" определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка "пилотных" школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам - относительно этой новой программы. (Это может быть сложно - понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря - это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)

Домашняя страничка Листа - бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).

Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов - огромное цитирование), в прошлом году назвала одним кандидатом - Листа, а другим (отдельным) - Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется - те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной?

(4) Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (ФРС), Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба - Гарвард). Да, да, я знаю, что четырём человекам сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. Наверное, в интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Рогофф, самый, наверное, дорогостоящий спикер из академических экономистов - впрочем, я уже рассказывал историю о том, как он спросил нас за ужин - были ли на его лекции в РЭШ руководители ЦБ и министерства финансов? - и, узнав, что нет, сказал - "вот странно, они платят 15,000 за место на моём семинаре, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция", международный гроссмейстер и популярный автор "This Time is Different".

По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он - заметный "голос" в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов "This paper takes Robert Solow seriously," создатель, среди прочего, "нового кейнсианства". А учился я макроэкономике по (аспирантскому) учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш). Про Бланшара сегодня, в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали её в своих блогах, а это дорого стоит - в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти всё время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам - особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается.

Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами. А ведь есть и пятый - Бен Бернанке (Брукингс), заслуживающий премии в этой теме. Не за председательство в ФРС, за время которого ему пришлось, столкнувшись с крайне необычными обстоятельствами, действовать в соответствии с теорией и историей. (В бакалаврском учебнике по макро, по которому я двадцать лет назад учился на первом курсе РЭШ, "ловушка ликвидности" упоминалась, кажется, в сноске - теоретический изыск, относящийся к далекому, несколько десятилетий, прошлому). И это при том, что море "практиков" - далеко не только из-за того, что они защищали чьи-то интересы, большинство просто по неспособности понять, как устроен мир - вопило о том, что деятельность ФРС приведёт к высокой инфляции. Но Бернанке заслуживает премии не за руководство, пусть выдающееся, ФРС - за это дают ордена, за это приглашают выступать на форумах и, главное, слушают. Его премия была бы за исследования истории денежной политики (да, это новое качество по сравнению с тем, за что получил премию Милтон Фридман). И, значит, Бланшар с Фишером, в принципе, могли бы быть с Бернанке в одной лодке.

PS. Долгие годы Андрей Бремзен, профессор, а потом и проректор РЭШ, проводил конкурс на Нобелевских лауреатов. Очень просто - делаешь сколько хочешь ставок по 25 рублей за имя возможного лауреата; все деньги делятся между победителями пропорционально их ставкам. Андрей только что стал зам.директора-научным руководителем школы 57 и что-то я не слышала анонса о конкурсе этого года. Зато в этом году Факультет экономических наук Вышки конкурс проводит аналогичный конкурс - читайте правила, делайте ставки, получайте призы!

[Nobeliat.Ru]

http://nobeliat.ru/new.php?id=118

Энгус Дитон

Премия Банка Швеции имени Альфреда Нобеля по экономике в 2015 г. присуждена экономисту из Принстонского университета 69-летнему Энгусу Дитону. Как говорится в пресс-релизе шведского Нобелевского комитета и Центробанка Швеции, он награжден за вклад в анализ взаимосвязи потребления, бедности и благосостояния населения. Как считает Нобелевский комитет, Дитон внес особый вклад в изучение индивидуальных решений потребителей и понимание индивидуального потребления. "Увязав необобщенный выбор индивидуума с агрегированным результатом этого выбора, исследования Дитона изменили области микро- и макроэкономики, а также экономики развития" - сказано в релизе.

Три ключевые проблемы, которые исследовал экономист: как потребители распределяют затраты между различными товарами; сколько общество в целом тратит, а сколько сберегает; как оптимально измерять и анализировать уровень бедности и благосостояния.

В сентябре 2010 г. Дитон и еще один лауреат Нобелевской премии - израильский психолог Даниэль Канеман опубликовали исследование, из которого сделали вывод, что деньги приносят счастье, если зарплата не превышает $75 000 в год ($6250 в месяц). Этот вывод основывается на изучении результатов опроса 450 000 американцев, проведенного в 2008–2009 гг. исследовательской компанией Gallup. Выяснилось, что люди с заработком ниже $75 000 в год радуются каждому повышению зарплаты и это делает их счастливее. Для тех, кто зарабатывает больше, деньги перестают быть источником повседневного счастья. Для разработки экономической политики, которая сокращала бы бедность и повышала благосостояние, в первую очередь нужно понимать принципы потребления на индивидуальном уровне.

В прошлом году Нобелевскую премию по экономике получил француз Жан Тироль. Награду он получил "за анализ власти рынка и ее регуляции". Наиболее известная работа Тироля - это теория коллективной репутации. Тироль сформулировал в виде математических моделей такие понятия, как "качество", "репутация" и "честное поведение".