https://echo.msk.ru/blog/echomsk/2136466-echo/
14:10 , 26 января 2018
Оригинал на сайте Медиазона
Уважаемый суд, уважаемые присутствующие. Это уже 33 заседание, 582 дня 13968 часов 838 с лишним минут я нахожусь в тюрьме. Каждую из этих минут я думаю, как это произошло и почему гособвинению выгодно руководствоваться презумпцией виновности. Все кто хотел что-то понять, давно уже поняли. Я думаю, признания вины никто всерьез не ждет. Однако после прений было бы неправильно не остановиться на некоторых моментах, которые прозвучали от прокурора. Я не испытываю иллюзий об обвинении, но полагал, что будет видимость законности и обоснованности обвинений.
Дальше ни в каких деталях мы не видим ни требований, ни связки с предприятиями, ни иных причинно-следственных связей. Тем более, что нигде в том, что мы изучали, нет намека на вымогательство. Да, есть просьба, и я это подтверждаю, по благотворительным проектам. Да, есть просьба Зудхайеру, и в рамках этой просьбы, без привязки к проблемам предприятия. Мы даже не обсуждали проблемы фирмы в Риге, мы обсуждали проблемы Ларицкого, залогового имущества области — а Зудхаймер и обвинение считают, что требования о взятке были сформулированы ранее — на встрече 5 марта 2014 года.
Проблема в том, что этой встречи просто не было. Просто не было никаких контактов с этим человеком в этот день. Не было темы для встречи, поскольку все решения уже были приняты ранее, и обсуждать с Зудхаймером было абсолтно нечего, не было времени для встречи 5 марта — это день между командировками, когда я ночью прилетел в Киров, а вечером улетел.
Весь день, а мы исследовали график этого дня, был расписан поминутно. Зудхаймер в этот день не заходил в правительство, мы установили это по базе посетителей, которая была изъята и от нас не зависит. В графиках встречи с Зудхаймером не было. Мы с вами видели даже 15-минутные встречи, все фиксируется в рабочем графике, даже 15-минутные встречи с Зудхаймером ранее. Телефонные соединения, которые мы проверили, которыми пользовались я и Зудхаймер, указывают, что мы даже не созванивались в этот день. ФСБ сама установила, и мы этот документ изучали, что Зудхаймер заходил в правительство только 15 мая 2014 года. Ни 5 марта, ни примерно в этот период не происходило посещение правительства.
Интересно, что прокуроры в прениях ссылаются на то, что он в этот день прилетал в Киров. Возможно. Прилет человека в областной центр с населением полмиллиона человек вряд ли может свидетельствовать о встрече с главой региона. Если я прилетаю в Москву, это не означает, что я обязательно встречаюсь с президентом или главой правительства РФ.
Вспоминается старый советский анекдот, когда человека в деревне арестовывают за самогоноварение. Когда он говорит, что не варил самогон, ему говорят, что самогонный аппарат есть, и этого достаточно. Он отвечает: пусть тогда арестовывают за изнасилование. Его спрашивают: вы кого-то изнасиловали. Нет, но аппарат имеется.
То есть факт прилета человека в Киров считается убедительным доказательством, не подкрепленным никакими другими данными, ни данными ФСБ, ни графиком, ни анализом телефонных соединений — это не принимается во внимание — считается, что встреча была.
По поводу проверки показаний Зудхаймера на месте, фраза обвинения, что «такое невозможно выдумать», не выдерживает никакой критики».
Итак, по нескольким моментам. Еще раз хочу остановиться на дате 5 марта 2014 года. Почему я считаю это принципиально важным? Эта дата четко указана в обвинении. Во-вторых, якобы в этот день произошло некое формулирование требования взятки, за что, с упоминанием акций, крупных купюр и иных деталей «вымогательства».
Эти показания человека, который обвиняет меня в тяжком преступлении, считаются последовательными и не противоречащими друг другу, — замечает подсудимый. — Еще раз остановлюсь на датах, касающихся первого эпизода в начале 2012 года. Следствие, понимая, что оно никакой даты доказать не может, указало в обвинении целый период: март–май 2012 года. Поставили расплывчатую формулировку и, как говорит мой адвокат, уклонились от обязанности установить время преступления.
Так сложились обстоятельства, что Ларицкий как и Зудхаймер не проживали в Кирове — к счастью или сожалению для Кирова. Поэтому сопоставление графиков Щерчкова, моего, данных по социальным сетям, которыми я много лет активно пользовался, с учетом поминутного графика перелетов Ларицкого на частном самолете, позволяет определить только три даты, когда встреча и передача денег Ларицкого Сысолятину и Щерчкову была чисто теоретически возможной, и когда, по мнению следствия, в вечернее время при работе моей с почтой мне якобы были переданы деньги.
Эти три даты — 15 марта 2012 года, когда я был в командировке в Набережных Челнах, чему имеется несколько свидетелей, 16 апреля 2012 года, в этот день я улетел в командировку, поэтому я не работал с почтой в вечернее время, и 21 марта 2012 года, день, в котором тоже не было вечерней работы с почтой — достаточно традиционной для моего графика — в связи с тем, что бы юбилей одного из моих заместителей Галицкого, на который я уехал после совещания с руководством города. Участвовал в этом юбилее, чему много свидетелей, в том числе сам юбиляр. Самое главное, после этого Щерчков уходит в незапланированный отпуск на 9 дней. Во все остальные дни Ларицкий или не был в городе, или улетал утром».
Зудхаймер у меня неоднократно бывал, и показать, как мы с ним разговаривали, причем с ошибками — якобы я сидел за столом, за которым я никогда не сидел — не так сложно. Я понимаю, если бы Зудхаймер указал, что я его встречал в красном фраке с виолончелью, и при обыске их бы нашли — такое выдумать было бы сложно. Описать же встречу в кабинете, где человек был неоднократно, не является невозможным.
Вообще вся ситуация по этому эпизоду мне напоминает диалог Остапа Бендера с поэтом Изнуренковым из «12 стульев»:
— Вы зачем казенного поэта обидели?
— А он пришел обиженый.
— Вы стречались с Зудхаймером?
— Нет.
— А он в Киров прилетал.
Вообще показания Зудхаймера, которые следствие и обвинение считает последовательными и непротиворечивыми, заставляет поднять протокол его допроса здесь 15 октября. Вот цитата Зудхамера, вы, ваша честь, помните?
Отдельно хочу остановиться на показаниях свидетелей, а точнее, на отношении гособвинения к показаниям, озвученном в прениях. Прокуророы сказали, что к показаниям в суде Ахмадуллина, Мамедова, Лебедева, Галицких и других надо критически относиться. Я напомню, что это все свидетели обвинения, некоторых из которых я лично не знаю, либо пересекался с ними исключительно на рабочих совещаниях, где они вели протоколы или были обычными рядовыми участниками совещания.
Следствие и обвинение само запросило этих свидетелей, они должны были подтверждать обвинение. Эти свидетели давали на суде соответствующие подписки об ответственности за дачу ложных показаний и предоставление заведомо ложных сведений. Возможно, обвинение считает, что страх перед следствием должен быть выше, чем страх перед судом, считая таким образом, что следствие — более важный этап, уровень и элемент процесса, чем судебное заседание.
Свидетели поясняли, почему появилась существенная разница в показаниях. Обвинение посчитало некоторые из этих объяснений смешными и некорректными. Пусть суд оценит, насколько смешными и не они являются. Этому есть несколько причин: сами формулировки вопросов, которые исходили из презумпции виновности и крайне однобокого понимания вопросов в целом. Классический пример, когда на допросе представителя департамента экономического развития следствие задает вопрос: «Действовал ли губернатор в интересах предприятий?», тот в суде подтверждает и говорит, что да, в интересах области — потому что на следствии его не спрашивали, действовал ли губернатор в интересах области.
Ссылка на какие-то внутренние ограничения, предположения о показаниях из-за особых теплых товарищеских отношений просто невозможна. Некоторых из этих свидетелей я лично даже не знаю, по работе мы не пересекались. Предполагать, как это сделала во время судебного следствия прокуратура, что они мстят за то, что их выгнали из правительства, сложно — некоторых не выгоняли, они пошли на повышение
Более того, я и защита считаем, что как раз на эти показания в ходе судебного следствия и надо опираться. Это важные источники показаний, и на них изначально было построено обвинение. В судебном следствии была возможность задавать вопросы и стороне защиты, и стороне обвинения. У нас не было с ними очных ставок, поэтому в судебном порядке мы просто проверили их показания, с учетом того, что вопросы задавались и судом тоже.
Конечно, показания в суде более объективны, и именно на них надо опираться. Это касается и допросов представителей министерства промышленности и торговли Российской Федерации, когда на следствии спрашивалось, а направлял ли губернатор какие-то сопроводительные письма в адрес министерства о поддержке проектов? Да, направлял. Вопрос, который следствием не задавался: направлялись ли письма от других регионов — представитель министерства говорит: да, это была обычная практика.
Хочу обратить внимание на тех свидетелей обвинения, на которых обвинение особенно акцентирует внимание. Трое из них, Ларицкий, Сысолятин и Щерчков, находились, а некоторые до сих пор находятся, под уголовным преследованием, в том числе не связанным с рассматриваемым уголовным делом. Говорить о последовательных и непротиворечивых показаниях Щерчкова, на мой взгляд, просто абсурдно. Первые четыре показания, которые он давал на следствии, противоречат друг другу. То он ничего не знает вообще, то просто передал пакет, в который не заглядывал, то он заглядывал в пакет, то он передавал от меня просьбу Ларицкому и передал деньги, и так далее.
Все остальные свидетели, на которых ориентируется прокуратура, находятся в зависимом от Зудхаймера положении — например, как Якубук, Рыжков и Цуканов — получают заработную плату, работают у него.
На все заседания он ходят с одним и тем же адвокатом. Показания этих лиц странны не только по своим конкретным формулировкам, но и по самой логике. Совещание 25 февраля 2014 года, к которому мы неоднократно возвращались и в ходе судебного следствия, и в ходе прений, на котором присутствовали Якубук и Цуканов, они это подтвердили. Но искаженную информацию о том, что решили на совещании, Зудхаймеру передает Рыжков, который не присутствовал на заседании. А не Якубук, его близкий друг и партнер.
Показания, которые он дает, история про внезапно обнаружившуюся дочку в Казахстане, которую при всех показаниях, а их было более десяти, в личных данных он не упоминает, хотя дает подписку об уголовной ответственности, о его платежах за возбуждение уголовного дела, за прекращение уголовного дела, про решения арбитражных судов, которые однозначно трактуют его действия как умышленно направленные на вывод активов за пределы российской юрисдикции, про его членство в совете директоров, в котором он то ли был, то ли не был с 2010 года, про его деятельность в компании Remigal, которая сотрудничала с правительством и НЛК, про другие противоречия, которые обвинение считает незначительными… Мне кажется правильно ставит вопрос мой защитник: кому суд должен верить в такой ситуации?
Вся ситуация со свидетелями выглядит очень показательной. Следствием было заявлено, а обвинением утверждено 150 человек в качестве свидетелей обвинения. Но после того, как свидетели стали давать показания, которые, видимо, не устраивали версию обвинения, допросили менее 15%, 21 человека и списка, тут обвинение неожиданно прекратило допрашивать свидетелей. Почему? Ответ, мне кажется, очень простой — они не подтверждают ту версию обвинения, на которой настаивает прокуратура. В этом вся проблема
Я не хочу подробно останавливаться на личном деле комсомольца Зудхаймера, хотя, судя по тому, как он проникает в здание правительства и связывается по телефону без оставления следов, он скорее агент Штази.
Несколько слов буквально о приоритетных инвестиционных проектах. Всем пришлось погрузиться в эту тему, было исследовано большое количество материалов, только вот выводы о том, что к проектам было какое-то особое отношение — я имею в виду НЛК и «Лесхоз» — подтверждения не нашли. Сделать это было просто, надо было изучить материалы по прохождению других приоритетных инвестпроектов. Сравнить время, замечания, объем переписки с федеральными структурами, вызвать свидетелей с других предприятий, выполняющих приоритетные инвестпроекты — обвинение не стало вызывать их. А нам очень хотелось задать им вопросы. Мы со своей стороны вызвали собственников и представителей приоритетного инвестпроекта, и они показали, что ситуация была одна у всех, и в части отбора участков, и при согласовании, и в части нарушений. Так в чем, собственно. заключались преференции, в чем было особое отношение?
Мы, ваша честь, видели, как исследовали материалы, что часть документов из дела просто выкинута. Некоторые протоколы совещаний по другим компаниям просто отсутствуют — просто опущены страницы. Очевидно, в тех материалах была информация. об одинаковом подходе к реализации проектов всеми предприятиями. Еще про свидетелей, которые здесь допрашивались. Обвинение либо не допрашивает, либо крайне критически относится к их показаниям. Я еще раз акцентирую внимание на показаниях Вершинина, Усенко — показаниях, данных не только в суде, но и во время предварительного расследования
Попытка представить несоответствие моих расходов моим доходам ничем не подтверждается. Более того, мы представили подробные расчеты по имеющимся в моем распоряжении денежных средств, мои текущие расходы, мое личное потребление, все мои расходы в деле. Никаких слухов не подтвердились, в том числе и по рапортам ФСБ.
Где эти взятки, что на них было приобретено. У Щерчкова новый автомобиль, у меня декларация и расходование средств на благотворительность в размерах, значительно превышающих размеры взяток в тот период, официально проведенных и зафиксированных на счетах фондов.
Что касается отношения к событиям 24, как к провокации, еще раз отмечу, что никаких подтверждений, на видео, на аудио, что я воспринимал подарок со словами «С днем рожденья, Никита Юрьевич» как денежные средства, подтверждения не нашло.
С весны по мне была разработка ФСБ — еще до того, как мы в Риге стали с СУд обсуждать финансовые вопросы с участием его и его предприятий в благ соц и культпроектах.
Хотел бы перейти к более общим, но от этого не менее важным вещам. Что касается моей работы на протяжении семи с половиной лет на посту губ. Долден сказать, что мне абсолютно не стыдно за свою работу. Это не означает, что все было сделано или делалось идеально. Естественно, были ошибки, но не ошибается только тот, кто ничего не делает.
А я делал! Работал по 12-14 часов в сутки. Более 200 дней неиспользованного отпуска, тут показания свидетелей единодушны. Все, что я делал, было направлено не на достижение каких-то личных корыстных целей — для зарабатывания денег точно нет смысла идти работать губернатором Кировской области. Я занимался предпринимательской деятельностью.
Моей целью было показать, что власть может быть другой, нежели такой, как ее воспринимает значительная часть населения. Что власть может быть открытой, демократической, направленной на решение вопросов.
Поэтому я старался принимать решения максимально открыто и прозрачно, после многочисленных обсуждений, с учетом всех мнений и позиций. Любой человек — и это не фигура речи — мог обратиться ко мне с проблемами, на улице, в магазине, в соцсетях, где угодно. Конечно, не все проблемы могут быть решены, существует огромное количество ограничений, но, как и главный герой романа Кена Кизи, «я хотя бы попробовал это сделать, черт побери».
Наверное, кому-то это не нравилось. Кому-то интересно поддерживать миф о том, что все чиновники мздоимцы и думают только о том, как нажиться за счет других. Это такой же миф, как миф про то, как суды получают решения сверху. Эти мифы позволяют легко управлять настроениями людей, решать тактические задачи, закладывая мину замедленного действия под государственный фундамент.
По моему глубокому убеждению, развитие государства возможно только при взаимном уважении и совместной работе гражданских институтов, предпринимательского сообщества и власти. Именно поэтому значительная часть моей деятельности была направлена на повышение активности и развитие самосознания всех участников процесса. Этому были посвящены открытый народный бюджет, вовлечение бизнеса в развитие территорий, комфортная среда — направлений были десятки
Именно поэтому я занимался благотворительной деятельностью, вкладывая собственные средства. Да, я это делал публично, но не с целью пиара. Поверьте, для пиара можно потратить деньги более эффективно. А для того, чтобы подавать пример другим, потому что начинать надо с себя. Я участвовал в субботниках, сдавал нормы ГТО, донорское движение — чтобы дать ответ на вопрос, а готовы ли вы сами делать то, к чему призываете?
Любая мысль о преследовании мной корыстных интересов является нелогичной и абсурдной. Коррупционная суть — как беременность, нельзя быть чуть-чуть беременным и чуть-чуть корруммпированным. Ты либо ставишь общественные интересы выше, либо нет. Промежутков не существует. Можно один раз обмануть много людей или много обманывать одно человека, но нельзя много обманывать большое количество народа.
Поверьте, берет ли кто-то взятки, предпринимателям и народу известно, шила в мешке не утаишь. Тем более удивительно, что о взятках заявляет предприниматель, который не живет в регионе, не любит ездить в Киров и Россию, а предпринимательское сообщество ничего об этом не знает. Эксперты специальный институтов развития: АСИ, других структур, проводящие анонимные опросы бизнеса по инвестиционному климату, тоже ничего об этом не слышали. Странно все это. И странно, что гособвинению это не кажется странным. Видимо, кто-то считает. Что это не нужно, не так надо работать,
Ну, как говорили римляне, я сделал, что мог, кто может – пусть попробует сделать лучше.
Я искренне желаю процветания Вятскому краю, жителям и бизнесу Кировской области, очень благодарен тем людям, которые прислали мне письма и телеграммы с благодарностью за работу, со словами поддержки, кто не отвернулся от меня в этой ситуации. Спасибо им за это.
Мне очень сильно лично задело, что в прениях прокуратура заявила, что мои действия дискредитируют государственную власть. Марина Георгиевна и Светлана Сергеевна как умные дамы — а я действительно считаю их умными дамами — не могут не понимать, что это их действия дискредитируют государственную власть. Но, как они сами сказали, работа у них такая.
Я не сторонник теории заговоров, я просто надеюсь, хочу надеяться, что суд разберется в этом хаосе. Сейчас у меня одно желание и одна мечта — быть рядом с людьми, которых я люблю и которые любят меня: быть рядом с женой, заниматься сыновьями, у меня их четверо и они в таком возрасте, когда важно лично заниматься воспитанием. Я действительно много им недодал, и это моя ошибка. Так получилось. Так расставил приоритеты еще в молодости, сначала работа, потом остальное. А поскольку работа занимала все время, в графиках и режимах не хватало места для тех, кому внимание важнее всего. Нужно эту ситуацию исправить. Для этого надо здоровье, которое сильно поистрепалось. В меня вкололи столько капельниц и уколов, сколько не было за всю прошедшую жизнь. И это купирование проблемы, а не полноценное лечение.
Благодарю вас, ваша честь, что вы шли навстречу мне с моими болячками. Я прошу извинить тех, кто ждал сегодня политических заявлений — я не хочу этого делать. Я хочу одного, чтобы суд разобрался в ситуации и принял справедливое решение. Прошу вынести справедливое решение по моему делу и полностью меня оправдать.
Оригинал на сайте Медиазона
#100 СЛОВ. Обмен Белых на Навального
Линейный вид
