*936. Чёрное золото на серебряных струнах

[Антон Орех]

https://echo.msk.ru/blog/odin_vv/2260640-echo/
10:00 , 01 сентября 2018

АВТОР
Один Высоцкий

Владимир Высоцкий был чрезвычайно щедрым человеком – и в прямом смысле, и в переносном.
В творческом смысле он был щедр особенно. Но щедрость его, к сожалению, ценили мало. А талант его никак не вписывался в представления советского начальства о прекрасном.

Март 1968 года

Да и коллеги далеко не всегда понимали и принимали его.
Особенно это касается кинематографа. В скольких ролях Высоцкому отказали, сколько прекрасных песен, написанных им для кино, так и не прозвучали с экрана! Тех, что все-таки попали в картины, было гораздо меньше.

Впрочем, все относительно.
Сегодня мы вспомним фильм, работу Высоцкого в котором теперь можно оценить даже как вполне удачную. Просто сейчас нам есть с чем сравнить.

Сегодня уже немногие помнят фильм киевской студии имени Довженко под названием «Карантин».

С момента премьеры картины прошло полвека.
А фильм, между прочим, получился вполне достойный. И не совсем типичный для советского кино. Вместе с темой военного героизма в те годы появляются фильмы о трудовых подвигах. Причем не только рабочих и колхозников, но и славных советских ученых – ищущих, открывающих, заглядывающих за горизонт, а порою даже жертвующих собой.

Но все-таки «Карантин» был снят скорее в жанре триллера, а некоторые чувствуют в нем даже влияние Хичкока!
Оговоримся сразу, что участие Владимира Высоцкого как актера в этом фильме изначально не планировалось. Зато он написал для этой картины песни.


Ленинград, киностудия «Ленфильм», фотосессия для Бюро пропаганды советского киноискусства, 1968 год.
Фото Георгия Тер-Ованесова

Эта запись сделана непосредственно на киностудии Довженко в 1968 году: слушать
Но мы ограничимся из нее лишь фрагментом. Потому что несколько лет спустя Высоцкий с помощью Константина Мустафиди запишет ту же песню вновь, и это исполнение будет, конечно, фактурнее, мощнее и ярче.

«Давно смолкли залпы орудий…»: слушать

Фрагмент черновика песни «Давно смолкли залпы орудий…» — РГАЛИ, фонд 3004, оп.1, ед.хр.18, л.5

Удивительный факт.
Датировки многих песен Высоцкого довольно приблизительны.

Ленинград, квартира Михаила Крыжановского, 6 июля 1968 года. Фото Галины Дроздецкой

В большинстве случаев мы знаем год написания, иногда известны примерные обстоятельства.
А здесь есть точная дата! И место! 21 мая 1968 года. Поезд Москва – Киев.

Смысл песни становится понятен, если вспомнить сюжет «Карантина».
В эпидемиологической лаборатории происходит авария, на волю вырывается смертельный вирус. Объявляется карантин, а пятеро ученых, предположительно заразившихся страшной болезнью, остаются внутри. И на протяжении 78 минут на экране раскрываются характеры людей в экстремальной ситуации.

Именно об этом бесчисленное количество раз говорил на своих выступлениях Владимир Высоцкий: ему интересны люди в момент риска, в крайней ситуации, когда перед ними стоит трудный выбор.

Архангельск, АЛТИ, 13 марта 1968 года. Фото Александра Емельянова

Все это в фильме есть, а сюжет его напоминает многие теперешние фильмы-катастрофы.
Только студия Довженко этот сюжет развила, напомним, полвека назад!

Песню «Давно смолкли залпы орудий…» в картине поет не Высоцкий.
И это тоже было заранее оговорено. Владимир Семенович здесь выступал исключительно как автор. А с экрана его строки звучат в исполнении Юрия Каморного: слушать
https://youtu.be/Rjos_3R1NjM
«Давно смолкли залпы…», Фрагмент к/ф «Карантин», 1968 год

Юрию Каморному в момент съемок – всего 24 года, но он уже был очень популярен, и слава его только росла.
Интересный мужчина и очень талантливый артист, который прожил всего 37 лет и погиб при трагических и до сих пор до конца не проясненных обстоятельствах в ноябре 1981 года. Заметим, что работа в фильме «Каратнтин» была не единственным его творческим пересечением с Высоцким. В фильме «Стрелы Робин Гуда» Каморный играл шута – роль, на которую изначально режиссером Сергеем Тарасовым планировался сам Высоцкий.

Юрий Каморный

Владимир Семенович написал для той картины несколько совершенно выдающихся вещей.
Только в «Стрелы Робин Гуда» в 1975 году так ничего и не взяли. А в «Карантине» песня Высоцкого – редкий для тех лет случай – прозвучала с экрана.

Предыстория такова.
Режиссером «Карантина» была Суламифь Цыбульник.

Суламифь Цыбульник

Именно она и предложила Высоцкому написать песню в ее фильм.
А в начале 1968 года лично поехала в Москву, чтобы поговорить с актерами, которых хотела снимать в этом фильме. Актерский ансамбль, к слову, получился в «Карантине» довольно интересный: Людмила Хитяева, Юрий Каморный, Владимир Заманский, Алексей Глазырин. А помимо подбора группы, режиссер встретилась и с Высоцким по поводу будущей песни для фильма.

Григорий и Нина Лубенцы, Владимир Высоцкий и Людмила Бараз. Киев, февраль 1968 года

И в мае 1968 года Владимир Семенович сам приехал в Киев.
Но не с одной песней, а с двумя. Обе он и спел на киностудии Довженко – правда, немного набегу. И Цыбульник сетовала потом, что из-за внезапности приезда Высоцкого они не подготовились к записи более основательно. Одну из этих двух песен вы сейчас уже слышали – а вот и вторая.

«Вот и разошлись дороги вдруг…»: слушать

Фрагмент машинописи песни «Вот и разошлись дороги вдруг…» из архива Высоцкого С.В. — РГАЛИ, фонд 3004, оп.1, ед.хр.104, л.217

В отличие от песни про «залпы орудий», эта песня про друзей в картине своего места не нашла.
Но здесь не было никаких происков цензуры или бездушия режиссера. Просто по сюжету вставить ее оказалось действительно некуда, хотя песня-то хорошая!

Архангельск, АЛТИ, 13 марта 1968 года. Фото Александра Емельянова

Однако не будем забывать, что советские фильмы в то время были не то что нынешние.
Час десять – полтора часа максимум. Каждый метр пленки на счету, каждый кадр ценен. И поставить песню, которая не очень согласуется с происходящим на экране, действительно очень непросто.

Вроде бы история могла бы на этом исчерпаться.
Однако в ней еще хватает загадок, и песни еще прозвучат! Одну из них Владимир Семенович написал в том же 1968 году.

Красноярск, мастерская художника Тойво Ряннеля, 28 августа 1968 года. Фото Вадима Елина

Но Суламифь Цыбульник не припоминала, чтобы Высоцкий предлагал ее в каком-то виде для фильма.
Это песня, скажем условно, о любви без взаимности. В «Карантине» есть такая сюжетная линия – хоть и второстепенная. Заранее просим простить за качество записи, но это единственное исполнение песни «Не кричи нежных слов, не кричи…».

«Красивых любят чаще, но прилежней…»: слушать

Запись сделана в декабре 1968 года у дальнего родственника Высоцкого – Павла Леонидова, легендарного эстрадного администратора 60-х–70-х годов, а еще импресарио и поэта, оставившего книгу мемуаров, в том числе посвященных Владимиру Высоцкому.


Книга Павла Леонидова «Владимир Высоцкий и другие». Нью-Йорк, 1983 год

Что касается этой песни, то мы не знаем, почему он так и не предложил ее режиссеру.
Но то, что написана она для данной картины – известно точно.

Во второй половине 80-х, в период Перестройки, работала общественная Комиссия по творческому наследию Высоцкого.
И в эту комиссию Валерий Абрамов, брат Людмилы Абрамовой, передал список произведений Владимира Семеновича, составленный много лет назад при очевидном участии самого Высоцкого. И там же были и те, что помечены как написанные для кинофильма «Карантин». И среди них под первым номером шли стихи «Не кричи нежных слов».

Москва, редакция журнала «Советский Союз», 8 ноября 1968 года. Фото Игоря Бахтина

И там же, у Павла Леонидова, Высоцкий спел еще одну песню – в первый и единственный раз.
И по поводу этой песни среди исследователей творчества Владимира Семеновича до сих пор идут серьезные споры. Бесспорно только то, что на фонограмме голос Высоцкого.

При этом некоторые полагают, что текст, возможно, написал, собственно, сам Павел Леонидов.
Военные песни у Высоцкого мощные, эмоциональные. И к 1968 году им уже было достаточно написано на военную тему. А эта песня выглядит сырой – черновым вариантом, не дотягивающим до привычного уровня Высоцкого.

Одесса, Технологический институт, 26 марта 1968 года

Хотя, коль скоро это единственное исполнение, его вполне можно считать черновиком, наброском, который был просто озвучен в дружеской компании.
Причем у этой песни много общего с песней «Давно смолкли залпы орудий». Как и в сюжете самой картины, где как бы перекликается мирное и военное время. Возможно, что и у Павла Леонидова эти песни были спеты вместе совсем не случайно.

Однако наверняка ни одну из теорий подтвердить пока невозможно.
Но поскольку песня «Отгремели раскаты боёв…» регулярно упоминается в контексте фильма «Карантин», мы хотим, чтобы вы обязательно услышали ее.

«Отгремели раскаты боев…»: слушать

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Александра Ковановского, Александра Петракова, Игоря Рахманова, Олега Васина, Николая Исаева, Валерия и Владимира Басиных.

Премьера фильма «Карантин» состоялась в 1968 году.

Суламифь Цыбульник после этого снимет еще такие известные в СССР картины, как «Инспектор уголовного розыска» и «Будни уголовного розыска».
А для Владимира Высоцкого опыт работы над этим фильмом останется самым удачным на студии Довженко. Главная украинская киностудия так и осталась единственной из крупных советский студий, в фильмах которой Владимир Высоцкий не сыграл даже эпизодической роли, а из нескольких предложенных им песен прозвучала только одна – именно в фильме «Карантин». Но и эта одна – в чужом исполнении.

Автограф Владимира Высоцкого: «Дорогим моим новым киевским друзьям с благодарностью за встречу в Москве, 16 мая 1968 года»

При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина, Алексея Денисова, Натальи и Михаила Кане, Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина;
– Марк Цыбульский, «Киевские неудачи Владимира Высоцкого».
Копии автографов предоставлены Сергеем Жильцовым.

«Вот и разошлись пути-дороги вдруг…»: слушать (Ленинград, у Михаила Крыжановского, 19 июня 1968 года)
«Вот и разошлись пути-дороги вдруг…»: слушать (Москва, для Константина Мустафиди, 1973 год)
[IMG][/IMG]
Друзья!
У нас снова есть хорошие новости!

Как вы помните, издание «Один Высоцкий» не просто мультимедийное, а фактически двухтомное.

Первый том – собственно печатная, «книжная» часть, а второй том – для флешки со звуком и флешки с электронной версией 100 Глав нашего цикла.

Так вот второй том поступил в типографию и уже печатается!
В технологическом смысле его производство гораздо сложнее печатания книги. Потому что этот второй том сконструирован нами хитро и с сюрпризом.

Что касается печатной версии, то здесь работа тоже не стоит на месте.
Половина Глав готовы к печати полностью. Из второй половины значительная часть в стадии готовности, которую можно назвать «высокой».

Наступил сентябрь.
Как мы и обещали, этот месяц будет для проекта жарким и во многом решающим. Утраиваем усилия и еще раз благодарим всех за поддержку. И за терпение!

Антон Орех и Творческое объединение «Ракурс».

Москва, издательство «Мысль», 24 декабря 1973 года. Фото Вячеслава Росинского

[Ymorno]

https://picturehistory.livejournal.com/779963.html
ymorno_ru (ymorno_ru) написал в picturehistory
2014-07-25 18:09:00 198

Оригинал взят у sadalskij в Прощание

Олег Даль, Валентин Никулин на прощании с Владимиром Высоцким. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Все цветы были раскуплены. Зашли с Лидией Постниковой (замдиректора "Современника") в цветочный на Чернышевского - тоже пусто, только ромашки. Взяли все, что были. К гробу подошли беспрепятственно, милиция отдавала нам честь.

Труппа театра "Современник" 28 июля 1980 года: Игорь Кваша, Виктор Тульчинский, Галина Соколова, Маша Шверубович, Леша Кутузов, Люся Крылова, Галина Боголюбова, Валентин Гафт, Лена Козелькова...

Владимир в руке держал сухую красную розу.
Наш букет ромашек мы с Лидией Владимировной положили Высоцкому в ноги.

Так они и вошли в историю фотографии...

Рядом с Высоцким В.Янклович, В.Туманов, В.Абдулов и И.Годяев (фельдшер).

Панихида в холле подъезда утром 28 июля 1980 года.
Слева направо: отец и мачеха Владимира, Оксана Афанасьева (Ярмольник), над изголовьем (высокий) - сын Марины Влади Пьер, администратор В. Янклович, Н.Высоцкий, М.Влади, мать Владимира, И. Годяев и В. Шехтман (двоюродный брат В. Абдулова)

Марина с сыном Пьером (Петей).

А.Макаров, И.Годяев (фельдшер), В.Туманов, А.Подболотов, С.Говорухин, В.Янклович, А.Федотов (врач).

Театр на Таганке 28 июля 1980 года.

Театр на Таганке 28 июля 1980 года.

Панихида в театре на Таганке 28 июля 1980 года.

Ю.Любимов, Л.Абрамова, М.Влади

А.Иншаков, Л.Филатов, Ю.Беляев, С.Фарада

Л.Ярмольник, А.Иншаков, В.Золотухин, Ю.Любимов

Отец Высоцкого и мачеха (мама Женя).

28 июля 1980 года. Андрей Миронов.

И еще Миронов.

Театр на Таганке, 28 июля 1980 года. Вынос гроба.

Театр на Таганке, 28 июля 1980 года. Вынос гроба.
В.Янклович, Л.Филатов, В.Золотухин, В.Дыховичный

Таганская площадь, 28 июля 1980 года. Вынос гроба.

28 июля 1980 года. Прощание.

28 июля 1980 года. Прощание.

28 июля 1980 года. Прощание.

28 июля 1980 года. Прощание.

Таганская площадь, 28 июля 1980 года

Таганская площадь, 28 июля 1980 года

28 июля 1980 года. Автобус с труппой театра на Таганке направляется на Ваганьковское кладбище. В окне - Ю.Любимов.

Мать В.Высоцкого. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Г.Горин, И.Кваша. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

И.Кваша, Г.Волчек, И.Кобзон. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

А.Градский, М.Боярский. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Р.Быков, Е.Санаева. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Высоцкий. Прощание.
М.Козаков. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Ю.Любимов, Ю.Смирнов. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

С.Говорухин. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

С.Говорухин. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Б.Хмельницкий, Н.Дупак, С.Говорухин, В.Туманов. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Н.Губенко, Н.Сайко, Л.Филатов. Ваганьково, 28 июля 1980 года.

Ваганьково, 28 июля 1980 года.
А.Иншаков, Н.Дупак, С.Говорухин, Б.Хмельницкий, В.Янклович, В.Туманов, М.Влади, мать, мачеха и отец Высоцкого.

Ваганьково, 28 июля 1980 года.
Н.Дупак, И.Бортник, С.Говорухин, В.Янклович, М.Влади.

Ваганьково, 28 июля 1980 года.

28 июля 1980 года. Ваганьково.

28 июля 1980 года. Ваганьково.

Олег Даль на Ваганьково 28 июля 1980 года.

Сейчас я вспоминаю...
Мы прощались... Навсегда...
Сейчас я понял... Понимаю...
Разорванность следа...
Начало мая...
Спотыкаюсь...
Слова, слова, слова.
Сорока бьёт хвостом.
Снег опадает, обнажая
Нагую холодность ветвей.
И вот последняя глава
Пахнула розовым кустом,
Тоску и лживость обещая,
И умерла в груди моей.
Покой-покой...
И одиночество, и злоба.
И плачу я во сне и просыпаюсь...
Обида - серебристый месяц.
Клеймённость - горя проба.
И снова каюсь. Каюсь. Каюсь,
Держа в руках разорванное сердце...

Стихотворение О.Даля, посвященное памяти Высоцкого
В.Высоцкому, брату. Монино, январь 1981.

[Антон Орех]

https://echo.msk.ru/blog/odin_vv/2262272-echo/
10:00 , 08 сентября 2018

АВТОР
Один Высоцкий

Москва, Театр на Таганке, 23 апреля 1974 года. Фото Александра Шпинёва
https://cdn.echo.msk.ru/files/2968096.mp3
Владимир Высоцкий посвящал свои произведения самым разным людям.
Друзья, подруги, товарищи по актерскому ремеслу – иногда даже случайные знакомые. Но сегодня мы с вами вспомним и послушаем три совершенно особенных посвящения. Посвящения театральных и юбилейных.

Давняя театральная традиция – поздравлять коллег из других театров с юбилеями, днями рождения.
Поздравлять весь коллектив или главного режиссера. Тем более что артисты редко остаются верны на протяжении всей своей карьеры какому-то одному театру. Так что все волей-неволей знакомы, многие дружат. Да еще и в кино вместе снимаются.

В 60-е – 70-е традиции таких капустников с поздравлениями были особенно крепки.
Да и актеры в то время были такие, что эти встречи сами по себе становились шедевральными. К счастью, сохранились записи подобных мероприятий – в том числе с участием артистов Театра на Таганке и, разумеется, Владимира Высоцкого. Который писал по случаю поздравительные песни. Но даже поздравительные песни не были у Владимира Семеновича просто звуковыми открытками – это были песни с подтекстом и с его фирменным юмором, конечно.

Мы с вами двинемся в хронологическом порядке и перенесемся сперва в 1969 год.
В Театре Сатиры отмечали юбилей главного режиссера Валентина Плучека. Человека, оставившего глубочайший след в истории нашего театра XX века. Плучек, к слову, двоюродный брат гениального британского театрального режиссера Питера Брука.

Питер Брук

Валентин Николаевич начинал еще у Мейерхольда и был его в прямом смысле учеником.
Сам Маяковский настоял, чтобы 20-летний актер играл в его пьесе «Баня». Плучек работал с Алексеем Арбузовым, молодым Александром Галичем. А с 1957 года и до 2000 года – то есть 43 сезона – Валентин Николаевич руководил театром. Фантастическое достижение!

Валентин Плучек

Он собрал в свою труппу Андрей Миронова, Анатолия Папанова, Александра Ширвиндта, Михаила Державина, Татьяну Пельтцер, Ольгу Аросеву, Георгия Менглета, Спартака Мишулина и многих других актеров, прекрасно нам знакомых и по театру и по кино.
Попасть в Театр Сатиры было ничуть не легче, чем на Таганку. Потому что постановки Плучека были не только яркими, фонтанирующими и смешными – но и в полной мере отвечали сатирическому названию театра.

Москва, Театр Сатиры, 1970-е годы

И вот теперь, в конце 1969 года Валентин Плучек отмечал 60-летие.
«Долгожданный юбилей», как споет Высоцкий. Вообще день рождения у Плучека 4 сентября, но в это время сезон еще не открыли и с празднованием затянули почти до нового года.

Москва, Театр Сатиры, 60-летний юбилей главного режиссёра театра Валентина Плучека, 4 сентября 1969 года

Сегодняшнему слушателю в песне многое может показаться непонятным.
Разумеется – ведь писалась она на злобу дня и по следам актуальных на тот момент событий. Например, мотив юбилейной песни взят Высоцким из своей же песни «Москва – Одесса», которая звучала в спектакле театра Сатиры «Последний парад».

Кстати, Плучек не побоялся взять песни Высоцкого в свою постановку фактически в разгар начавшихся на Высоцкого гонений – и не просто взять, а настоять на том, чтобы эти песни там были!

Высоцкий упоминает в юбилейных куплетах великих французов Жана Габена, Ива Монтана и Жана Вилара, знаменитые постановки Плучека по Маяковскому «Баню» и «Клоп».
И только-только вышедшую гениальную «Женитьбу Фигаро» – один из лучших спектаклей в истории «Сатиры»!

Ну а мы с вами запомним еще две строки, потому что повод вернутся к ним сегодня еще будет:
Вы знаете, бывает, и премьеры отменяют,
Но юбилеи, к счастью, никогда.

Москва, Театр Сатиры, 60-летний юбилей главного режиссёра театра Валентина Плучека, 4 сентября 1969 года

Отмененная премьера – это спектакль «Живой» театра на Таганке по пьесе Бориса Можаева.
Это была тяжелая, мучительная история для Таганки и Юрия Любимова. Премьеру отменили весной того же 1969 года, и события еще были свежи в памяти у всех.

А вот теперь давайте все-таки послушаем песню, посвященную Валентину Николаевичу Плучеку.
Высоцкий исполнил ее в тот вечер в первый и единственный раз.

«В Москву я вылетаю из Одессы…»: слушать

Мы перемещаемся в 23 апреля 1974 года, когда Театр на Таганке отмечал свой первый большой юбилей – 10-летие.
Об этом вечере мы уже рассказывали в одной из предыдущих Глав, и тогда же звучала песня Высоцкого, написанная специально к празднику. Она сочинялась почти экспромтом, дописывалась на ходу и пелась с листа в разгар общего веселья.

Иосиф Райхельгауз, Валерий Фокин, Юрий Любимов, Олег Табаков и Элла Левина на праздновании 10-летия Театра на Таганке. На заднем плане Анастасия Вертинская.
Фото Анатолия Гаранина

Эту песню, в отличие от предыдущей, Владимир Семенович споет не единожды, и в 1977 году «Театрально-тюремный этюд на Таганские темы» запишет его друг Вадим Иванович Туманов.

Однако прежде, чем мы эту запись прослушаем, необходимо сделать несколько пояснений.
Если разбирать весь текст с карандашом в руках, то получится или отдельная Глава, или целый реферат – очень уж много у Высоцкого отсылок к разным событиям, происходившим на Таганке и вокруг нее.

Москва, Театр на Таганке, 23 апреля 1974 года. Фото Анатолия Гаранина

И все-таки несколько ремарок.
Высоцкий вновь вспоминает несостоявшуюся постановку спектакля «Живой». Цензура узрела здесь нападки на советскую деревню. Многострадальный спектакль поставят только лишь в 1989 году – уже после возвращения Юрия Петровича из эмиграции. А пока Высоцкий пел, что:
«Все вопросы и в «Конях», и в «Пелагее» –
ответы на историю с «Живым».

Валерий Золотухин и Зинаида Славина в спектакле «Живой» по пьесе Бориса Можаева

Не зря же полное название песни – «Театрально-тюремный этюд на таганские темы, навеянный десятилетием и последней премьерой».
За неделю до праздника, 16 апреля 1974 года, театр выпустил постановку «Деревянные кони» по мотивам произведений Федора Абрамова «Деревянные кони» и «Пелагея». Упомянет Владимир Семенович в куплетах и самого Абрамова, и Бориса Можаева, и Андрея Вознесенского.

«В Париж мечтая, а в Челны намылясь» –
это строка о гастролях театра. Который после долгих проволочек собирались отпустить за пределы столицы. Но не в Париж, а в Набережные Челны.

«Затеяли на площади годков на десять стройку» –
это уже про строительство нового здания театра. Которое действительно будут строить очень долго и сдадут только в 1980 году, но Высоцкий на новую сцену так и не выйдет, а после раскола Таганки это здание отойдет к Содружеству актеров Таганки.

«Легавым быть — готов был умереть я…»
Москва, Театр на Таганке, 23 апреля 1974 года. Фото Александра Шпинёва

И только советские люди со стажем поймут иронические слова Высоцкого
«Сидим в «определяющем» году,
как впрочем, и в «решающем», в Таганке».
Наши труженики жили при социализме пятилетками. Так вот, третий год пятилетки назывался решающим, а четвертый год – определяющим.

Юрий Любимов, Марина Влади и Валерий Золотухин. Фото Анатолия Гаранина

Но, как уже было сказано, разбирать построчно эту песню можно очень долго, а сейчас мы ее все-таки послушаем.
Запись Вадима Туманова, осень 1977 года.

Театрально-тюремный этюд, навеянный 10-летием и последней премьерой: слушать

Москва, МХАТ им. Горького, 1 октября 1977 года. Фото Фото Галины Кмит

Той же осенью 1977 года, когда Высоцкий пел у Вадима Туманова про юбилей Театра на Таганке, Владимир Семенович выступал на другом юбилее.

Владимир Высоцкий и Юрий Любимов поздравляют Олега Ефремова.
Москва, МХАТ им. Горького, 1 октября 1977 года. Фото В.Егорова

Актеры Таганки пришли поздравлять с юбилеем Олега Николаевича Ефремова, худрука МХАТа.
Юрий Любимов, подзывая Высоцкого к микрофону, напомнил, что тот, по сути, тоже мхатовец, закончивший Школу-студию. Или как будет спето в песне:
«...МХАТовский лазутчик,
Заброшенный в Таганку, в тыл врага».

Москва, МХАТ им. Горького, вторая половина 1970-х годов

Все-таки Юрий Любимов, последователь Брехта и Мейерхольда, конечно, был антиподом мхатовской школы, следовавшей системе Станиславского.

«Цыганки с картами, дорога дальняя,
И снова строится казённый дом».
Это опять про стройку нового здания Таганки, которая за три года после предыдущего упоминания в юбилейной песне продвинулась вперед, но не сильно.

Элла Левина (завлит Театра на Таганке), Иван Бортник, Владимир Высоцкий, Александр Вилькин и Олег Ефремов.
Москва, МХАТ им. Горького, 1 октября 1977 года. Фото Игоря Александрова

А заодно Владимир Семенович поддел, так сказать, старших товарищей.
Ведь даже в новом здании театра не предполагалось лож, какими всегда мог похвастаться МХАТ:
«Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,
А те – без ложной скромности – без лож».
Высоцкий и на этом не успокоился, и намекнул еще и на правительственные ложи, куда Ефремов «может смело приглашать гостей».

Москва, МХАТ им. Горького, 1 октября 1977 года. Фото Фото Галины Кмит

Вообще в поздравлении с юбилеем у Высоцкого сквозит ироническая, но все-таки обида.
Слишком уж разный статус был у Таганки и МХАТа. МХАТ долгие годы считался главным театром страны, если вынести за скобки Большой театр. МХАТ – это государственный статус и волей-неволей сопутствующий ему официоз. А Таганка была, как мы прекрасно понимаем, совсем в другом положении и статусе. Но именно в эти юбилейные дни статус двух театров и двух художественных руководителей как будто уравняется.

«Шагают роты в выкладке на марше.
Двум ротным ордена за марш-бросок».
Дело в том, что Юрий Любимов старше Олега Ефремова на 10 лет и 1 день. У Любимова день рождения 30 сентября, а у Ефремова – 1 октября. Отмечали почти подряд. И внезапно в честь круглой даты наградили орденом Трудового Красного Знамени не только Олега Николаевича, но и Юрия Петровича. А в довершение всего Таганку наконец-то отпустят на гастроли не только в Челны, но и в Париж!

Москва, МХАТ им. Горького, 1 октября 1977 года. Фото Фото Галины Кмит

Высоцкий успеет вспомнить и прошлое Ефремова – вообще-то бывшего основателем великолепного театра «Современник», ставшего в некотором смысле предшественником Таганки – по яркости, смелости постановок, по художественному новаторству и подспудной несоветскости.

Песня получилась длинной – почти 6 минут.
Место нашлось и колкостям по поводу обязательных для официального театра пьес на производственную тему про «сталеваров» и «заседание парткома», и комплиментам за прошедшую, что называется, под шумок постановку Михаила Рощина «Старый новый год». Есть даже строка
«В обоих коллективах «мерседесы», Вот только «чаек» нам не достаёт»..
Высоцкий, с одной стороны, намекает, что у Олега Ефремова – как и у него самого – был «мерседес», а с другой стороны «Чайка» – не только название легендарной пьесы МХАТа, но и советской правительственной машины. В общем, и по этой песне можно писать трактат, но мы ее лучше все-таки послушаем.

Олегу Ефремову: слушать

Олег Ефремов на репетиции, 1970-е годы

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Александра Ковановского, Игоря Рахманова, Олега Васина, Александра Петракова, Николая Исаева, Валерия и Владимира Басиных.

Сегодня мы услышали три песни, посвященные театру и великим деятелям театра.
Песни, написанные, что называется, по случаю, но ставшие документами эпохи. Высоцкий в них не только остроумен и находчив. Эти песни подтверждают расхожую фразу, что «Высоцкий был энциклопедией советской жизни».

При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина;
– Марк Цыбульский, «На юбилее Валентина Плучека»;
– Марк Цыбульский, «На 50-летии Олега Ефремова»;
– «Владимир Высоцкий. Собрание сочинений в четырёх томах». Москва, «Время», 2008 г., составители В. и О.Новиковы.

Москва, Театр Сатиры, 60-летний юбилей главного режиссёра театра Валентина Плучека, 4 сентября 1969 года

Как ныне собрался Ефремов Олег
Актёров брать в труппу скорее,
Как вдруг прибежали пятьсот человек
Поздравить его с юбилеем.

Вот вы докатились до сороковых…
Неправда, что жизнь скоротечна:
Ведь ваш «Современник» — из «Вечно живых»,
А, значит, и быть ему — вечно!

На «ты» не назвать вас — теперь вы в летах,
В царях, королях и в чекистах.
Вы «в цвет» угадали ещё в «Двух цветах»,
Недаром цветы — в «Декабристах».

Живите по сто и по сто пятьдесят,
Несите свой крест — он тяжёлый.
Пусть вам будет сорок полвека подряд:
Король оказался не голый!

Владимир Высоцкий, Татьяна Иваненко и Таисия Додина на 40-летии Олега Ефремова. Москва, театр «Современник», 1 октября 1967 года

Друзья!
У нас снова есть хорошие новости!

Как вы помните, издание «Один Высоцкий» не просто мультимедийное, а фактически двухтомное.

Первый том – собственно печатная, «книжная» часть, а второй том – для флешки со звуком и флешки с электронной версией 100 Глав нашего цикла.

Так вот второй том поступил в типографию и уже печатается!
В технологическом смысле его производство гораздо сложнее печатания книги. Потому что этот второй том сконструирован нами хитро и с сюрпризом.

Что касается печатной версии, то здесь работа тоже не стоит на месте.
Половина Глав готовы к печати полностью. Из второй половины значительная часть в стадии готовности, которую можно назвать «высокой».

Наступил сентябрь.
Как мы и обещали, этот месяц будет для проекта жарким и во многом решающим. Утраиваем усилия и еще раз благодарим всех за поддержку. И за терпение!

Антон Орех и Творческое объединение «Ракурс».

Москва, издательство «Мысль», 24 декабря 1973 года. Фото Вячеслава Росинского

[Петр Спивак]

25 января – день рождения Владимира Высоцкого (1938–1980), а кто он такой – все знают. У каждого свой Высоцкий, и вот от этой тривиальной констатации и надо двигаться. Можно спорить до посинения, был ли Высоцкий бардом или нет (сам он это слово отвергал), но есть другое, неоспоримо точное определение: авторская песня. Другими словами, поэтическое высказывание было у него актом освободительным, выделением личности из народного целого. И своих киногероев, сколь бы народны они ни были (а диапазон форм народности широчайший, вплоть до блатной субкультуры), Высоцкий играл глядя со стороны. Кадр из фильма «Место встречи изменить нельзя».1979

[Антон Орех]

https://echo.msk.ru/blog/odin_vv/2276042-echo/
10:05 , 15 сентября 2018

АВТОР
Один Высоцкий

Известный фрагмент из песни, написанной Владимиром Высоцким к 10-летнему юбилею Театра на Таганке: слушать
Людей, которых называют друзьями Высоцкого – или которые сами себя называют его друзьями – великое множество. Звание друга Высоцкого как-то размылось, иногда эти слова употребляют даже с иронией – вот, мол, еще один «друг Высоцкого». Но Иван Сергеевич Бортник – действительно друг и очень близкий для Владимира Семеновича человек.

Москва, Театр на Таганке, 60-летие Юрия Любимова, 30 сентября 1977 года. Фото Александра Шпинёва

Высоцкий познакомился в Бортником раньше, чем Бортник с Высоцким.
Володя обратил на него внимание, еще когда они оба были студентами. Высоцкий учился в МХАТовской Школе-студии, а Бортник – в Щукинском, и у них были общие приятели.

Иван Бортник в фильме «Исповедь», 1962 год

Но так сложилось, что Бортник Высоцкого тогда как-то не запомнил.
А уже по-настоящему они познакомились и подружились на всю жизнь в 1967-м, когда Иван Бортник пришел к Юрию Любимову на Таганку.

Иван Сергеевич говорит про «Родню», прекрасный фильм Никиты Михалкова, вышедший в 1981 году, вскоре после смерти Высоцкого и в этом фильме Бортник сыграл бывшего мужа героини Нонны Мордюковой – пьяницу и забулдыгу: слушать
https://youtu.be/0Xj3ZuoH8a4
Его образ в кино ассоциируется в основном, конечно, с такими персонажами. Да и внешность у Бортника, скажем так, простецкая. А ведь тот же Михалков не раз говорил, что Иван Бортник – образованнейший, интеллигентный, чуткий человек. О том же говорил и Николай Губенко, с которым Бортник несколько лет вместе работал в Театре на Таганке: слушать
https://youtu.be/hzhI64OR6dE
Его отец был главный редактором издательства, мама – доктором филологических наук.
И сам Ваня с детства очень много читал, занимался музыкой. Но воспитывался – да, во дворе. И, как сам он только что сказал, это общее послевоенное дворовое воспитание и сблизило их с Высоцким. И это воспитание очень помогло Бортнику, когда снимали «Место встречи изменить нельзя»: слушать
https://youtu.be/7KbLjOABKE8
Где и он и Высоцкий в картине Станислава Говорухина сыграли свои самые знаменитые роли на экране: слушать
https://youtu.be/OmKRQYhDZ5g
И действительно, все слова, которые говорит Промокашка в этом легендарном фильме, были придуманы именно Бортником: слушать
https://youtu.be/WazJ1NV1nCg
Вообще, не секрет, что Владимир Высоцкий предлагал Ивана Бортника совсем на другую роль – Шарапова.
Но Станислав Говорухин всегда говорил, что это был бы уже другой фильм, что столкновение двух таких сильных персонажей изменило бы весь его замысел. К тому же Владимир Конкин после роли Павки Корчагина был очень популярен и любим начальством, поэтому его участие в картине помогало в том числе и в утверждении Высоцкого на роль Жеглова.
https://youtu.be/s81vTYq8gzU
А Бортнику пришлось играть Промокашку и фактически придумывать для него роль: слушать

Кинопроба к фильму «Место встречи изменить нельзя», 1978 год

И вот как раз в этот момент Промокашка плюнул в лицо Жеглову: слушать
https://youtu.be/uh9NWuBUUjc
Но этот момент, как и многие другие интереснейшие эпизоды из «Места встречи», был вырезан. Арест Промокашки – до сих пор одна из самых, наверное, популярных сцен нашего кино. В ней многие слова звучат как бы на заднем плане, а если хорошенько вслушаться, то можно расслышать например, «Володя, открой, открой же, волк позорный! Я тебе кадык выгрызу».

Теперь можно только фантазировать на тему бенефиса, который, по словам Говорухина, устроил на съемках Бортник.

«Место встречи изменить нельзя» стал единственным фильмом, где Высоцкий и Бортник вместе появляются в кадре.

Кинопроба к фильму «Место встречи изменить нельзя», 1978 год

Они должны были сняться в еще одной картине – «Иван да Марья». Высоцкий пробовался на Соловья-разбойника, но из-за конфликта с режиссером от роли отказался, а потом и песни, написанные им для фильма, покромсали. А Бортник в этой сказке сыграл солдата Ивана.

Иван Бортник в фильме «Иван да Марья», 1974 год

Не получилось им поработать и в картине «Вторая попытка Виктора Крохина».
Участие Высоцкого снова ограничилось пробами, не вошла в первую, прижизненную редакцию фильма и написанная им «Баллада о детстве», а Бортник сыграл брата главного героя. Так что с кино у Высоцкого и Бортника вместе не очень сложилось.

Но они вместе более 13 лет выходили на сцену Таганки.

Люберцы, ДК, 10 апреля 1978 года. Фото Николая Токарева

Это были хоть и прекрасные, но трудные годы. Характер у Бортника был сложный, в чем-то необузданный. А с другой стороны – принципиальный и смелый: слушать
https://youtu.be/a__Srnur7-o
Николай Губенко в первые годы любимовской Таганке был главной звездой театра и спустя годы так описывал отношения труппы и главного режиссера: слушать
https://youtu.be/re0Jh7KJR_M
Иван Сергеевич вспоминал еще один весьма любопытный эпизод из их отношений с Шефом: слушать
https://youtu.be/jupyy2S0pKY
Насчет главных ролей – это у Юрия Петровича, что называется, получилось по Фрейду.
Главных ролей в Театре на Таганке у Ивана Бортника фактически не было. Однажды только Юрий Петрович предложит Бортнику заменить Высоцкого в роли Гамлета. Предложит, как и Валерию Золотухину. Но если Золотухин практически согласился, то Бортник отказался немедленно, потому что иначе поступить не мог.

Валерий Янклович, Владимир Высоцкий и Иван Бортник.
Москва, ул. Малая Грузинская, 28, 10-19 июля 1979 года. Фото Валерия Нисанова

Впрочем, Иван Сергеевич был занят во всех знаменитых постановках труппы в те великие годы: слушать
Николай Губенко особенно выделяет гениальный спектакль «Пугачев», в котором у Бортника сразу две роли – Чумакова и Шигаева: слушать
https://youtu.be/Z8FYJjn1cFA
Колоссальным событием для всего тогдашнего театра стала постановка «Павшие и живые», основанная на стихах поэтов-фронтовиков.
«Павшие» просто потрясли Москву и были особым спектаклем и для Владимира Высоцкого, и для Ивана Бортника. Во время самых первых зарубежных гастролей театра, осенью 1975 года в Болгарии, местное телевидение записало передачу с артистами Театра, среди которых были и Бортник с Высоцким. В числе прочего вспоминали «Павших и живых», а Бортник прочел стихотворение Давида Самойлова «Перебирая наши даты»: слушать
https://youtu.be/VvTuH1bQx_Y
«Перебирая наши даты….» (ст. Давида Самойлова, фрагмент съемки НТБ, сентябрь 1975 год)

Высоцкий постоянно говорил Бортнику, что нельзя только играть на сцене – нужно делать еще что-то.
Что ему нужно писать, нужно делать свою программу – и они неоднократно это обсуждали, а Высоцкий часто брал Бортника с собою в поездки. С одной стороны, по-дружески, а с другой, давая ему возможность и заработать.

Зеленоград, ДК завода «Микрон», 23 апреля 1978 года
Фото Сергея Астахова

В рамках таких поездок артисты Таганки делали гастрольный спектакль «В поисках жанра», состоявший фактически из отдельных номеров, песен, фрагментов спектаклей.

Всеволод Абдулов, Владимир Высоцкий и Иван Бортник.
Электросталь, 9 апреля 1978 года

И вот во время одного из таких выступлений, в Ленинграде 13 октября 1978 года Владимир Семенович спел отлично всем известную песню.
Но не все до сих пор знают, кому она, оказывается, посвящена.

Письмо Ване Бортнику из Парижа: слушать

А в Париже они вместе еще побывали.
Чего греха таить, дружба Бортника с Высоцким была во всех смыслах лихой. И выпить могли друзья как следует, и погулять от души.

Завтруппой Галина Власова, Константин Желдин, Феликс Антипов, Владимир Высоцкий и Иван Бортник.
Москва, Театр на Таганке, 60-летие Юрия Любимова, 30 сентября 1977 года. Фото Александра Стернина

Правда, как говорил Иван Сергеевич, если один из них напивался, то другой старался держаться, чтобы проследить за товарищем и помочь, если что.
Но были у них славные приключения и в Париже в компании с Михаилом Шемякиным, и в Марселе, где Высоцкий после ссоры с Любимовым и протестного загула в итоге сыграл своего лучшего «Гамлета» в жизни.

Высоцкий посвятил Бортнику только ту знаменитую песню.
И еще во многом благодаря Ивану Высоцкий написал одно из величайших своих произведений «Две судьбы». Он очень долго работал над текстом, Бортник видел и читал невообразимое количество вариантов и всякий раз напоминал и напоминал Володе, что надо, надо эту песню дописать.

И еще он очень любил «Купола».
Настаивал, чтобы Володя почаще пел их на концертах. И вот в феврале 1978 года Таганка была на гастролях в ГДР. И там, в номере немецкой гостиницы была сделана уникальная запись. Владимир Высоцкий, Иван Бортник и Дмитрий Межевич. Поют «Купола». Но поют только Межевич со своей виртуозной гитарой и Бортник. А Высоцкий командует и записывает: слушать

Люберцы, в буфете ДК, 10 апреля 1978 года (на заднем плане Леонид Филатов). Фото Николая Токарева

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Александра Ковановского, Александра Петракова, Игоря Рахманова, Олега Васина, Николая Исаева, Валерия и Владимира Басиных.

Смерть Высоцкого Иван Сергеевич переживал очень тяжело.
И пил, и не хотел работать. Но работа его и спасла от тоски. Он сыграл у Никиты Михалкова в «Родне», он сыграл, возможно, лучшую свою роль в кино – в фильме «Зеркало для героя» у Владимира Хотиненко.

После вынужденной эмиграции Юрия Любимова Бортник – один из немногих на Таганке – нашел общий язык с Анатолием Эфросом.
Они ставят пьесу «На дне».

Сатин — Иван Бортник. Премьера спектакля Анатолия Эфроса «На дне» в Театре на Таганке, 1984 год. Фото Александра Стернина

Бортник читает классический монолог Сатина «Человек – это звучит гордо».
Но читает как раз не классически. По-своему. Не как это принято. Но так, как привык за всю свою творческую жизнь: слушать
https://youtu.be/f28iyuFgUrc
За это и полюбил его Высоцкий. Поэтому и считал настоящим, близким другом.

При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина;
– «Иван Бортник. Острова». ГТРК «Культура»;

– Валерий Перевозчиков, «Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого».

Фрагменты спектакля «Павшие и живые»:
Сумы, конец марта 1978 года: слушать
Раменское, ДК «Сатурн», март 1979 года (1-е выступление): слушать

Люберцы, ДК, 10 апреля 1978 года. Фото Николая Токарева

[Kolochkov]

https://www.youtube.com/watch?v=NqoCub7JAbg

[Антон Орех]

https://echo.msk.ru/blog/odin_vv/2279514-echo/

Скучаю, Ваня, я
Кругом Испания
Они пьют горькую,
Лакают джин
Без разумения
И опасения
Они же, Ванечка,
Все без «пружин».

Прости за бездарность и графоманию – обнимаю
Володя
10:00 , 22 сентября 2018
АВТОР
Один Высоцкий

Мы прекрасно знаем Высоцкого как поэта, автора и исполнителя собственных песен.
Знаем его как актера и сроднились с его Глебом Жегловым. Мы слышали его говорящим со сцены, общающимся с публикой на концертах, дающим интервью, увы нечастые. Мы даже посмотрели с вами его видеопослание к Уоррену Битти. Но мы очень мало знаем Высоцкого пишущего. Излагающего свои мысли не стихотворными размерами, а простыми прозаическими фразами.

Мезон-Лаффит, 17 ноября 1977 года. Фото Жана-Поля (Джеймса) Андансона

Сегодня мы этот пробел отчасти устраним и прочтем письма Владимира Высоцкого к Ивану Бортнику.
Это очень увлекательное чтение!

В свое время Иван Сергеевич Бортник предоставил для публикации три письма и одну открытку, хотя Высоцкий писал другу, конечно, чаще.
И звонил ему из разных городов мира, посылая заодно приветы общим друзьям и просил, чтобы Ваня обязательно позвонил его маме, Нине Максимовне, и передал от Володи теплые слова.

Первое письмо (слушать) было отправлено из Франции с avenue Marivaux из Maisons laffite в 1975 году.
Адрес получения: СССР, Москва, московский театр драмы и комедии на Таганке. Артисту Бортнику И.
Дата получения: 25 февраля 1975 г.
Дорогой Ваня! Вот я здесь уже третью неделю. Живу. Пишу. Немного гляжу кино и постигаю тайны языка. Безуспешно. Подорванная алкоголем память моя с трудом удерживает услышанное. Отвык я без суеты, развлекаться по-ихнему не умею, да и сложно без языка. Хотя позднее, должно быть, буду все вспоминать с удовольствием и с удивлением выясню, что было много интересного. На всякий случай записываю кое-что, вроде как в дневник. Читаю. Словом – всё хорошо. Только, кажется, не совсем это верно говорили уважаемые товарищи Чаадаев и Пушкин: «где хорошо, там и отечество». Вернее, это полуправда. Скорее, где тебе хорошо, но где и от тебя хорошо. А от меня тут – никак. Хотя – пока только суета и дела – может быть, после раскручусь. Но пока:
«Ах! Милый Ваня — мы в Париже
Нужны, как в бане пассатижи!».

Париж, Дом военной миссии при посольстве СССР во Франции, 23 февраля 1975 года. Фото В.Болдина

Словом, иногда скучаю, иногда веселюсь, все то же, только без деловых звонков, беготни и без театральных наших разговоров. То, что я тебе рассказывал про кино – пока очень проблематично. Кто-то с кем-то никак не может договориться. Ну… поглядим. Пока пасу я в меру способностей, старшего сына. Он гудит помаленьку и скучает, паразит, но, вроде, скоро начнет работать. Видел одно кино про несчастного вампира Дракулу, которому очень нужна кровь невинных девушек, каковых в округе более нет.
И предпринимает он путешествие, пьет кровушку, но всегда ошибается насчет той же невинности и потом долго и омерзительно блюет кровью. У него вкус тонкий – и не невинную кровь он никак воспринять не может, бедняга. Во какие дела. Написал я несколько баллад для «Робин Гуда», но пишется мне здесь как-то с трудом и с юмором хуже на французской земле.

Думаю, что скоро попутешествую. Пока – больше дома сижу, гляжу телевизор на враждебном и недоступном пока языке.

Поездка Москва – Париж была, пожалуй, самым ярким пятном.

Владимир Высоцкий и Марина Влади на приёме в Доме военной миссии при посольстве СССР во Франции (первый справа — военно-морской атташе капитан 1-го ранга Артёмов).
Париж, 23 февраля 1975 года.
Фото В.Болдина


Сломались мы в Белоруссии, починились с трудом, были в Западном Берлине, ночевали в немецком западном же городке под именем Карслруе.
В Варшаве глядел я спектакль Вайды: «Дело Дантона». Артистам там – хоть ложкой черпай, играть – по горло. Вообще же, обратил внимание, что и в кино, и в театре перестала режиссура самовыражаться, или – может, не умеет больше, и прячется за артистов.

Как там у Вас дела? Я ведь могу позвонить, но только поздно, когда тебя уже в театре нет. Потому и новостей не имею, а Ивану не звоню, он странно как-то вел себя перед отъездом моим, но я забывчив на это и, может быть, отзвоню.

Владимир Высоцкий, Вениамин Смехов и Иван Бортник у Театра на Таганке, 1976 год.
Фото Александра Шпинёва

Золотухину напишу, хотя и не знаю, где он. Передай привет шефу, я по нему, конечно, соскучился. Хотя, может быть увижу его тут. Дупаку тоже кланяйся и Леньке Филатову и Борисам Хмелю и Глаголину. Засим позвольте, почтеннейше откланяться.

Ваш искренний друг и давнишний почитатель
Володя

Р.S. Ванечка, я тебя обнимаю! Напиши!

Р.Р.S. Не пей, Ванятка, я тебе гостинца привезу!

Коротенькие пояснения все-таки необходимы.
Старший сын, которого упоминает Высоцкий и которого он пасет в меру способностей – это Игорь Оссейн, сын Марины Влади от ее первого супруга, режиссера Робера Оссейна.

Владимир Высоцкий, Марина Влади и Иван Бортник. Париж, ноябрь 1977 года

Иван, который «странно как-то вел себя перед отъездом» и которому Высоцкий не звонит – это Иван Дыховичный.

Высоцкий пишет Бортнику: «Я ведь могу позвонить, но только поздно, когда тебя уже в театре нет».
Дело в том, что у Ивана Сергеевича тогда не было домашнего телефона, поэтому они и могли созвониться только, когда Бортник был в театре. Нашим современникам трудно уже понять те реалии. Когда люди писали друг другу бумажные письма и не у каждого дома был даже обычный стационарный телефон.

Москва, МВТУ им. Баумана, 6 марта 1976 года. Фото Александра Веселухина

В письме Высоцкий вспоминает две строки из знаменитой песни, посвященной Бортнику.
И хоть мы с вами уже слушали ее не раз, но как не послушать снова? Тем более что однажды Владимир Семенович спел ее прямо у Ивана Сергеевича дома. Это было осенью 1978 года.

Письмо к другу, или Зарисовка о Париже: слушать

Второе письмо пришло из Мексики 5 июля 1977 года: слушать
Высоцкий в Мексике не только отдыхал, но и даже выступил на мексиканском телевидении, где была записана получасовая передача с несколькими песнями. И о той любопытнейшей поездке мы однажды обязательно сделаем отдельную Главу.

Мехико, кадр съёмки «Канала-13» для программы «Musicalisimo-77», август 1977 года

Адрес получения все тот же: Soviet Union, Moscow. Москва. Театр на Таганке, Бортнику Ивану (в левом углу фирменного конверта отеля «La Ceiba» рукой Высоцкого написано: «Air Mail. Soviet Union. URSS»)
А знаешь ли ты, незабвенный друг мой, Ваня, где я? Возьми-ка, Ваня, карту или, лучше того – глобус! Взял? Теперь ищи, дорогой мой, Америку…

«Диснейленд», г. Анахайм (под Лос-Анджелесом), 18-27 июля 1976 года

Да не там, это, дурачок, Африка. Левее!.. Вот… именно. Теперь найди враждебный США! Так. А ниже – Мексика. А я в ней. Пошарь теперь, Ванечка, пальчиком по Мексике вправо до синего цвета. Это будет Карибское море, а в него выдается такой еще язычок. Это полуостров Юкатан. Тут жили индейцы Майя, зверски истребленные испанскими конквистадорами, о чем свидетельствуют многочисленные развалины, останки скелетов, черепа и красная, от обильного политая кровью, земля. На самом кончике Юкатана, вроде как тяпун на языке, есть райское место Канкун, но я не там. Мне еще четыре часа на пароходике до острова Косумель – его, Ваня, на карте не ищи, – нет его на карте, потому что он махонький, всего, как от тебя до Внуково. Вот сюда и занесла меня недавно воспетая «Нелегкая».

Здесь почти тропики. Почти – по-научному называется суб. Значит здесь субтропики. Это значит жара, мухи, фрукты, жара, рыба, жара, скука, жара и т. д. Марина неожиданно должна здесь сниматься в фильме «Дьявольский Бермудский треугольник». Гофманиана продолжается. Роль ей неинтересная ни с какой стороны, только со стороны моря, которое, Ванечка, вот оно – прямо под окном комнаты, которая в маленьком таком отеле под названием «La Ceiba». В комнате есть кондиционер – так что из пекла прямо попадаешь в холодильник. Море удивительное, никогда нет штормов и цвет голубой и синий и меняется ежесекундно.

Марина-дель-Рей (Лос-Анджелес), 18-27 июля 1976 года

Но… вода очень соленая, к тому же, говорят, здесь есть любящие людей акулы и воспитанные и взращенные на человечине – барракуды. Одну Марина вчера видела с кораблика, на котором съемки. Это такая змея, толщиной в ногу, метра два длиной, но с собачьей головой и собачьими же челюстями. Хотя, она в свою очередь, говорят, вкусная.

Съемки – это адский котел с киношными фонарями. Я был один раз и… баста. А жена моя – добытчица, вкалывает до обмороков. Здоровье мое без особых изменений, несмотря на лекарства и солнце, но я купаюсь, сгораю, мажусь кремом и даже пытаюсь кое-что писать. Например:

«Чистый мёд, как нектар из пыльцы,
Пью и думаю, стоя у рынка:
Злую шутку сыграли жрецы
С золотыми индейцами Инка».

Они, дураки, предсказали, что придет спаситель с бородой и на лошади. Он и пришел Фернандо, который Кортес со товарищи. И побил уйму народу – эдак миллионов десять. Прости, Ванечка, за историю с географией. Звонил из Парижа Севке. Он рассказал мало, будучи с похмелья. Опиши хоть ты. Я буду здесь еще месяц, а потом намылимся куда подальше.

Не пей, Ванечка, водки и не балуйся. Привет кому хочешь и шефу.

Киев, сентябрь 1971 года

Перед последней строкой письма указан адрес. Его вписала своей рукой Марина. Мой Наш адрес: Marina Vlady Hotel La Ceiba Cozumel Quintana Roo Mexico. Целую Марина.. Я тоже. – Володя.

Пояснения требует, пожалуй, лишь фраза «Гофманиана продолжается».
Незадолго до отъезда Высоцкого, его и Бортника познакомили с доктором-наркологом по фамилии Гофман.

А четверостишие из мексиканского письма так и осталось четверостишием.
Дальше тему вождя ацтеков Высоцкий не развивал, а никто и не настаивал.

Мадейра, 22 апреля 1976 года

Это к тому, что в Главе, посвященной Ивану Бортнику, мы уже вспоминали песню «Две судьбы», над которой Владимир Семенович работал долго и мучительно, а Иван Сергеевич напоминал ему, подгонял и после многочисленных переделок и переписываний, у Высоцкого родилась все-таки одна из самых пронзительных его песен.
Ее под названием «Нелегкая» Владимир Семенович упоминает и в этом письме из Мексики. А вышла песня в конце 1977 года на легендарном французском диске «Натянутый канат».

Две судьбы: слушать

Третье письмо – это уже 1978 год: слушать
Адрес отправления: Vissotsky Vladimir 30 rue Rousselet, Paris 7, France.
Адрес получения: Moscou URSS. Москва, ул. Дмитрия Ульянова, дом 4 корп. А кв. 14 Бортнику И.С.
Дата отправления: 17 июля 1978 г.
Здравствуй, Ваня, милый мой.
Друг мой ненаглядный!
Во первых строках письма
Шлю тебе привет!

Я уже во городе, стольном, во Париже, где недавно пировал, да веселился с другом моим. Здесь это помнят, да и я в стишках зафиксировал.

Все на месте, попали мы сюда в праздники, 14 июля. Французы 3 дня не работают – гуляют то есть. Плясали вечерами на площадях, и на всех, на знакомой тебе с детства Place de Republike – тоже. Толпы молодых людей поджигали какие-то хреновины и бросали их в почтовые ящики. Они – хреновины там взрывались. Называются они «петарды», по-русски – шутихи.

Ехали с приключениями – километров через 500 от Москвы лопнуло, даже взорвалось просто, переднее колесо. Разбило нам дно машины, фару и т.д.

Таможенник Юрий Швычков и Владимир Высоцкий на таможенной заставе «Варшавский мост» около Бреста, 9 июля 1978 года

Еле доехали до Берлина, там все поменяли, а в Кельне поставили машину на два месяца в ремонт. Обдерут немцы, как липку, твоего друга и пустят по миру с сумой, т. е. с отремонтированным Мерседесом. Они – немцы, чмокали и цокали, – как, дескать, можно довести машину до такого, дескать, состояния. А я говорил, что «как видите, можно, если даже не захотеть». Марина из Кельна улетела в Лондон, а я – поездом поехал в Париж. Замечательно поехал, потому что была погода впервые, а ехали мы четыре дня предыдущих в полном дожде и мерзости, и состояние, как ты понимаешь, было – хуже некуда, а тут, в поезде, отпустило в первый раз, как тогда в ГДР. Теперь прошло уже 8 дней – стало чуть легче, даже начал чуть-чуть гимнастику.

Марина Влади, таможенник Людмила Шепелевич, Владимир Высоцкий и сотрудник КГБ Зосик с пограничниками таможенной заставы «Варшавский мост» около Бреста, май 1979 года.
Фото Николая Сухого

Я пока ничего не видел, не делал, сидел дома, читал. Завтра – понедельник, начнем шастать, а вскоре и уедем. Я, – дурачёк, – не записал твой телефон домой и звонить не могу.

Какие дела? Что делаешь? Как кончили сезон? Спрашиваю так, для соблюдения формы, потому что ответ узнаю только к концу августа, если напишешь мне письмо.

Вчера позвонил Севке, он пьет вмертвую, нес какую-то чушь, что он на «неделение» ждет «моих ребят» в «Тургеневе». И что мать его, «в Торгсине». Я даже перепугался этого бреда, думал, что «стебанулся» Севка на почве Парижа, а он – просто только что из ВТО с Надей даже вместе.

Ты, Ванечка, позванивай моей маме, она у меня, да и Севке, – авось, попадешь на трезвого. Сделай, Ваня, зубы обязательно, и, если уж никаких особых дел – попробуй дачей своей заняться. Начни только, а там назад пути не будет. У меня – все стоит, почти как было, но я про это думать не хочу – приеду – тогда уж. Вообще же, после суеты моей предотъездной – как-то мне не по себе у безделья-то, да ничего, авось пообвыкнусь и понравится. Засим целую тебя, дорогой мой Ваня, привет твоим, надеюсь увидеть белозубую твою улыбку.
Володя

В письме упоминается друг, с которым Высоцкий славно погулял в Париже.
Это, конечно, Михаил Шемякин. И зафиксировал это Владимир Семенович в песне «Открытые двери…». Слова «на знакомой тебе с детства Place de Republike» – это, само собой, шутка. Просто во время гастролей Таганки в Париже театр поселился в отеле на Площади Республики. Еще упоминается дача, которую строил Высоцкий. Он достроит ее лишь незадолго до смерти и толком пожить в ней так и не успеет.

А мы с вами пока вновь перенесемся в квартиру Ивана Бортника на улице Дмитрия Ульянова, где Высоцкий спел песню «Я сам с Ростова…».

Выезд на уху к реке Дон во время гастролей Театра на Таганке в Ростове-на-Дону.
Анатолий Мальчиков, Борис Шипшин, Всеволод Ханчин, тренер Александр Брюмер, Владимир Высоцкий, костюмер театра Лариса Казакова и Иван Бортник.
Аксай, 5 октября 1975 года

Очень важная песня для Владимира Семеновича, но вот Бортнику она поначалу не понравилась.
Он считал, что эта тема не для Володи и что он в этом плохо разбирается. Высоцкий страшно обиделся, и они с Бортником на какое-то время даже разругались.

Летела жизнь: слушать

И наконец, последнее письмо, точнее, открытка: слушать
Иван Бортник вспоминал, что «Володя слал … почтовые открытки, чаще всего – по его словам – со стихотворными экспромтами. Направлял он их на адрес театра на Таганке, где вся приходящая корреспонденция вываливалась на общий стол, и каждый забирал, что его касалось. «Я посылал тебе открытки из каждого города, где мы останавливались», – говорил Володя в 1976 году, вернувшись из круиза по Средиземному морю и Атлантике.

Канарские острова, Лансароте, апрель 1975 года

Но до меня, говорил Бортник, дошла только одна.
Они с Высоцким вычислили человека, который мог взять открытки себе. Но махнули на него рукой, потому что «это уже вопрос нравственности и воспитания».

Дата отправления: 26 апреля 1976 г.
Дата получения: 11 мая 1976 г.
На лицевой стороне: общий вид города Лac-Пальмас на острове Гран Канариа.

***

Скучаю, Ваня, я
Кругом Испания
Они пьют горькую,
Лакают джин
Без разумения
И опасения
Они же, Ванечка,
Все без «пружин».

Прости за бездарность и графоманию – обнимаю
Володя
***

«Пружины» – это «эспераль» – знаменитое средство от пьянства, которое, к сожалению, понадобилось и Высоцкому, и Бортнику.
«Эспераль» все, разумеется, называли «спиралью». А Бортник с Высоцким – «пружиной».

Иван Дыховичный, Владимир Высоцкий, Иван Бортник и Борис Глаголин. Париж, ноябрь 1977 года.
Фото Готлиба Ронинсона

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Олега Васина, Александра Петракова, Игоря Рахманова, Николая Исаева, Валерия и Владимира Басиных и Александра Ковановского.

Письма Владимира Высоцкого читал Олег Васин.

Владимир Гольдман, Иван Бортник, Владимир Высоцкий, Николай Тамразов и Василий Кондаков.
Северодонецк, Ледовый дворец спорта, 21-24 января 1978 года. Фото Светланы Май

Однажды Высоцкий спел, что не любит, «когда чужой мои читает письма, заглядывая мне через плечо».
Через плечо мы Владимиру Семеновичу не заглядываем, а для миллионов людей он давно стал своим, родным человеком. Возможно, мы еще вернемся к его письмам, которые занимают отдельное достойное место в собрании его сочинений.

Юрий Трифонов и Иван Бортник. Москва, Театр на Таганке. Прощание с Владимиром Высоцким, 28 июля 1980 года. Фото Александра Стернина

При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина.
Тексты писем приводятся по изданию «О Владимире Высоцком» (Сост. И.Роговой) — М., 1995 г.

Купола (2-я гитара — Дмитрий Межевич): слушать (Росток, в номере гостиницы, февраль 1976 года)

Шипка, сентябрь 1975 года

[А.А. Грицанов, М.А. Можейко]

https://www.gumer.info/bogoslov_Buks...l_dict/144.php
ВЫСОЦКИЙ Владимир Семенович (1938-1980)
российский поэт. Творчество В. как феномен отечественной культуры второй половины 20 в. являет собой форму существования в контексте русской советской традиции экзистенциального направления философского осмысления человеческого существования. (См. у Булгакова - по поводу B.C. Соловьева - об адекватности поэтического жанра для смыслового самовыражения философии как таковой ("Тихие думы") и историческую интенцию экзистенциализма ко внеконцептуальным формам бытия философского сознания в культуре: Сартр, Камю, Унамуно и др.) При жизни преимущественно воспринимался как талантливый актер и всенародно любимый эстрадный исполнитель авторской песни. (Статистически установлено, что в 1970-1980-е в СССР число людей, имеющих кассеты с записями песен В. - в большинстве своем записанных на концертах и тиражируемых самиздатом, - значительно превышало число лиц, имеющих магнитофоны.) Официальными идеологическими структурами не был признан в статусе поэта (ни на уровне членства в Союзе писателей, ни на уровне санкционирования публикаций). Центральной проблемой, вокруг которой семантически завязывается фабула произведений В., является сугубо экзистенциальная проблема бытия человека в предельно экстремальной ситуации, требующей от него существования на грани и за гранью возможного и одновременно раскрывающей невозможные, но в предельном экзистенциальном напряжении реализуемые ("...я придти не первым не могу...") духовно-нравственные горизонты личности. (Не случайно песня В. "Охота на волков" использовалась, в частности, спецслужбами для создания у оперативных сотрудников соответствующей психологической установки - как своего рода аналог мантр - перед требующим предельной самоотдачи и нестандартного мышления в экстремальной ситуации заданием.) Спектр экстремальных ситуаций, инспирирующих выход человека за границы самого себя (подъем к бытию подлинного Я), задается у В. предельно широко: а именно, в таких художественно моделируемых диапазонах, как: военный ("Набат", "Черные бушлаты", "Мерцал закат как блеск клинка...", "Разведка боем"); конкретно-исторический как в общероссийском ("Купола", "Что за дом притих...", "Песня о петровской Руси"), так и в советском ("Баллада о детстве", "Банька по-белому") его измерениях; социально-маргинальный, включая криминальный ("Был побег на рывок...", "Весна еще в начале...", "Зэка Васильев и Петров зэка") и девиантный ("Письмо с Канатчиковой дачи", "Песня о сумасшедшем доме", "Палата наркоманов") его варианты; спортивный ("Про конькобежца на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную", "Вратарь", "Вес взят"); альпинистский ("Здесь вам не равнина...", "Вершина", "Горная лирическая") и др. Подлинность человеческого существования конституируется и проявляет себя в таких сугубо экзистенциальных контекстах, как: контекст нравственного выбора ("Притча о Правде и Лжи", "Тот, который не стрелял"); героического подвига ("Две песни об одном воздушном бое"), самосожжения в творчестве ("Песня певца у микрофона", "О фатальных датах и цифрах", "Серебряные струны"); утверждения права на личный выбор ("Чужая колея", "Бег иноходца"); постижения истины ("Горизонт"); любви и ревности ("День-деньской я с тобой, за тобой...", "Дом хрустальный", "Рядовой Борисов..."); измены и предательства ("Я полмира почти через злые бои...", "Она была чиста, как снег зимой..."); разлуки ("Песня Марьи", "Мы ждем", "Мне каждый вечер зажигает свечи..."); одиночества ("Ни славы, ни коровы...", "Дела", "Человек за бортом"); непонятности и невостребованности ("Памятник", "Песня о вещей Кассандре"); прощения ("Дорожная история"); свободы ("Дайте собакам мяса...") и встречи со смертью ("Кто-то высмотрел плод, что неспел...", "Кони привередливые", "Попытка самоубийства", "Райские яблоки") и др. Сюда же примыкают и экзотические, сюжетно смоделированные экстремальные ситуации типа скачки от волков ("Погоня"), бунта на борту ("Пиратская") или самоаппендэктомии корабельного врача ("Операция в зеркале"). В рамках этого веера сюжетных контекстов задается как предельно достоверный, чувственно артикулированный, так и сугубо метафорический аспекты конституирующей подлинную экзистенцию экстремальности ("Беда", "Пожары", "Мои похорона"). Человеческое бытие моделируется В. не просто в пограничных, но в бифуркационных ситуациях, задающих одновременно и онтологическую неопределенность перспективы разрешения оппозиции Жизнь - Смерть, и открытый горизонт морального выбора между подлинным бытием и превращенными формами существования. Именно реализация себя, мужественное осуществление экзистенциального выбора в узловой точке судьбы объединяет пеструю галерею персонажей В.: парашютиста в "Затяжном прыжке" и канатоходца в "Натянутом канате", моряков ("Мы говорим не штормы, а шторма...") и саперов ("Зарыты в нашу память на века..."), аквалангистов ("Марш аквалангистов") и зимовщиков ("Белое безмолвие"), подводников из "Спасите наши души..." и заключенного из "Побега на рывок", геолога из "Тюменской нефти" и шофера из "Дальнего рейса", во многом автопортретного Александра Кулешова из "Романа о девочках" и воюющих черногорцев, умирающих "до тридцати" ("Водой наполненные горсти..."), обретающего смысл бытия датского принца ("Мой Гамлет") и постигающих его бессмысленную абсурдность наших соотечественников ("Парус", "Моя цыганская"), - все они, как ныряльщик ("Упрямо я стремлюсь ко дну..."), ставят своей целью "добраться до глубин, // до тех пластов, // до самой сути", несмотря на то, что "глубина не принимает", исходя из внутреннего зова и необходимости достижения подлинности бытия, понятой в качестве непреложной и фундаментальной ценности. Для В. характерно не только заострение экстремальной ситуации, но и высвечивание ее многомерности и глубины, последовательно раскрывающейся в событийно-онтологическом, социально-психологическом и духовно-нравственных планах. Так, например, "Дорожная история" преломляет человеческую экзистенцию через ситуации катастрофы (авария и изоляция), нравственного потрясения (предательство друга) и духовного катарсиса (прощение), трансформируя проблему физического выживания в проблему сохранения самости. Аналогично и стихотворение "Тот, кто раньше с нею был", семь строф которого погружают героя в сюжетный контекст, последовательно модифицирующийся в пограничные ситуации ослепления любовью, ревности, драки, больницы, тюрьмы, разлуки, измены, прощения и готовности (отстаивая свое достоинство) пройти весь этот путь с самого начала. Даже, казалось бы, в юмористически аранжированной песне "О любви в средние века" рыцарский поединок разворачивается не только как турнирное состязание, уже само по себе ставящее героя на грань между жизнью и смертью, но и как бой за независимость, борьба за любовь, противостояние королю и отстаивание приоритетов частной жизни ("... мне наплевать на королевские дела"), разрешаясь не в достигнутом триумфе, а в постигнутой иронии судьбы. Исходное существование человека фиксируется В. как традиционная для экзистенциализма заброшенность в бытие ("меня, должно быть, ловко разыграли" в "Масках"; "час зачатья я помню не точно" в "Балладе о детстве"), причем основной и исчерпывающей характеристикой этого бытия является его человеконесоразмерность и абсурдность: "Петарды, конфетти... Но все не так"; "Нет, ребята, все не так, // все не так, ребята...". В контексте онтологически заданного социально неадекватного и экзистенциально превращенного существования ("Маски", "Баллада о манекенах", "Мы все живем как будто, но...") прорыв к подлинной экзистенции обретает космическую семантику сдвига бытия с мертвой точки ("Мы вращаем Землю"). Однако репрессивная нормативность превращенных форм бытия делает судьбоносной и выходящей за пределы санкционированной легитимности любую попытку принятия собственной аксиологической шкалы или индивидуальной поведенческой модели (ср. с "индивидуальным проектом существования" Сартра), артикулируя проблему нравственного выбора как проблему выбора между безличной, но благополучно адаптированной к социальному контексту нивелированностью, с одной стороны, и маргинальностью - с другой: "Что делать мне - бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?". Проникновение программ общественной унификации в глубинные структуры индивидуального сознания ("Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее" - ср. с внутриментальным статусом социального цензора как "отсутствующего господина" в философии Франкфуртской школы и у Фуко) приводит к обретению унифицированной безличностью статуса социальной нормы, когда большинство "уже не в силах отличить свое лицо от непременной маски", а также остро ставит вопрос о возможности противостояния онтологически заданной тотальной фантомности - хотя бы на уровне прецедента. В этом контексте формула "если не я, то кто же?" имплицитно фундирует у В. ключевую для его творчества идею личной ответственности за свой моральный выбор перед лицом Человека, понятого и как осязаемо-конкретный близкий, и как человечество: "Мне судьба - до последней черты, до креста // Спорить до хрипоты (а за ней - немота). // Убеждать и доказывать с пеной у рта, // Что - не то это вовсе, не тот и не та!.. // Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, - // Повторю даже в образе злого шута... Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу! // Может, кто-то когда-то поставит свечу // Мне за голый мой нерв, на котором кричу... // Лучше голову песне своей откручу, - // Но не буду скользить, словно пыль по лучу!". Особое значение приобретает в этом контексте тема судьбы, артикулированная в творчестве В. в остро личном ключе и персонифицированная посредством вариативного спектра образов: от фольклорно-мифологических "Кривой да Нелегкой" в стихотворении "Две судьбы" до бездомной собаки в "Песне о судьбе". Последняя оборачивается у В. различными своими гранями, оборачиваясь то безразличною Судьбою, то благожелательной Фортуной, то безжалостным Роком, "хватающим за кадык". Фортуна, однако, не столько опекает и осыпает ласками, сколько сама ищет опеки, голодным псом "ласкается, дрожит". Специфический фатализм В. - в основе своей - принципиально не онтологичен, но экзистенциален: своего рода фатализм сделанного раз и навсегда морального выбора, принятой присяги подлинности, верность которой однозначно определяет несение избранного креста ("Мой путь один, всего один, ребята, - // Мне выбора, по счастью, не дано"), как бы ни была принятая судьба тяжела ("Нелегкая"), как бы ни вырывалась из унифицированного нормативного стандарта ("Кривая" - ср. с моделируемой в "Памятнике" посмертной подгонкой под канон: "Я хвалился косою саженью - // Нате, смерьте! - II Я не знал, что подвергнусь суженью // После смерти, - // Но в привычные рамки я всажен - // На спор вбили, // А косую неровную сажень - // Распрямили //... Саван сдернули - как я обужен, // Нате, смерьте! - // Неужели такой я вам нужен // После смерти?!"). В поэтике В. в мета-семиотическом ключе используются самые различные культурные коды (от античных и славянских мифологем до парафразов метафорики С. Дали), переключение с одного кода на другой, столкновение их в одной метафоре в качестве мета-кода, что позволяет не только интерпретировать тексты В. в качестве виртуозного прецедента языковых игр (см. Языковые игры), но и квалифицировать его творчество в контексте 1960-1970-х как феномен своего рода пред-постмодернизма. Тексты В. близки к произведениям постмодерна и по своей структуре, будучи организованными как сложные семиотические системы (демонстрирующие наряду с сюжетно-векторной архитектоникой и архитектонику ризомы (см. Ризома): "Я не люблю", "Парус" ("Песня беспокойства" и др.), восприятие каждой из которых возможно - в зависимости от интеллектуального уровня и включенности в знаковые коды культуры читателя-слушателя - в планах и жанрово-бытового фабульного сюжета, и острого социального гротеска, и пронзительного опыта откровения, и рефлексивной мета-иронии, и абстрактно-символической философской притчи; однако органичная сопряженность названных семантических аспектов придает самым глубинным содержательным пластам произведений В. пронзительную человекосоразмерность. Конституирование творчества В. вокруг извечных и не имеющих однозначного решения проблем человеческого бытия в его как личностно-индивидуальном, так и в социальном измерениях ("А мы все ставим каверзный ответ // И не находим нужного вопроса" в стихотворении "Мой Гамлет"), не только выводит его за пределы традиционных оценочных дихотомий, делая невозможной его идентификацию в аксиологически асимметричных оппозициях типа "просоветский - антисоветский", но и задают его имманентную философскую артикуляцию.

[Антон Орех]

https://echo.msk.ru/blog/odin_vv/2284288-echo/
10:00 , 29 сентября 2018

АВТОР
Один Высоцкий

Владимир Высоцкий не был диссидентом.
И уж точно не нуждается в излишней, к тому же надуманной героизации. Но человеком он был абсолютно свободным – и в полном смысле инакомыслящим.

Москва, ДК «Заветы Ильича», 23 февраля 1977 года. Фото Александра Стернина

Именно поэтому он принял участие в одной очень интересной и драматической истории, о которой мы сегодня расскажем.
Высоцкий не являлся в ней главный героем, но свою важную роль сыграл.

Эта история началась зимой 1977 года.

Москва, клуб АЗЛК, 7 января 1977 года. Фото Игоря Данилова

И про то, с чего именно она началась, нам рассказал писатель Виктор Ерофеев, который был в ней закоперщиком, идеологом или, как он сам себе назвал, естественно в шутку, – «Сусловым»: слушать
https://youtu.be/jB2_EB_EeI4
Так в квартире с видом на Ваганьково и родилась идея альманаха «Метрополь».

Идея, которую сразу поддержал друг Ерофеева писатель Евгений Попов, отчасти была вдохновлена еще и знаменитой «бульдозерной выставкой».

Василий Аксёнов и Евгений Попов. Июнь 1980 года

Но если «бульдозерная выставка» в сентябре 1974 года была манифестом свободного изобразительного искусства, то «Метрополь» должен был стать манифестом свободной литературы.

Ерофеев как идеолог нашел человека, который стал мотором всего предприятия – «генсека» «Метрополя», опять же говоря шутливо.
Таким человеком стал Василий Аксёнов. Которого Виктор Владимирович соблазнял проектом прямо в зубоврачебном кресле. Впрочем, Аксёнов согласился мгновенно! И они начали собирать единомышленников.

Василий Аксёнов, Виктор Ерофеев и Владимир Высоцкий на встрече авторов «Метрополя», январь 1979 года.
Фото Виктора Тростникова

Самыми активными из которых стали Евгений Попов, Андрей Битов и присоединившийся позже Фазиль Искандер.
И здесь важно отметить, что в «Метрополе» участвовали и уже известные, и даже официально признанные авторы, и авторы не столь маститые, наград и заслуг не имевшие: слушать
https://youtu.be/oSpBCtW2vF4
Собиралась эта команда на квартире, в которой прежде жила мама Василия Аксёнова – выдающая писательница и великая женщина Евгения Гинзбург.

Евгения Гинзбург. Середина 70-х
https://youtu.be/X0UL4CRcL0I
Ее уже не было в живых, но квартира еще оставалась у Аксёнова, и этот дом стал штабом «Метрополя».
Именно Аксёнов и предложил Владимиру Высоцкому стать частью смелой затеи и внести в нее свою лепту: слушать

Василий Аксёнов и Владимир Высоцкий, январь 1979 года. Фото Виктора Тростникова

Здесь очень важно напомнить, что при жизни Высоцкого в официальном столичном издании легально было опубликовано всего одно его стихотворение – «Из дорожного дневника».
Стараниями Беллы Ахмадулиной его опубликовали в сборнике «День поэзии» в 1975 году, да еще изрядно отредактировав.


Поэтому публикация в «Метрополе», пускай даже в виде самиздата, стала для Высоцкого важнейшим делом.
Он отдал в альманах 18 текстов своих песен. Самого разного жанра. Здесь и «Гололед», и песня «Про дикого вепря», и «Рыжая шалава», и «На смерть Шукшина». Высоцкому было важно, чтоб его творчество было представлено разнообразно – и по темам, и по настроению, и по времени написания: слушать

Были среди текстов в альманахе строки и вот этой язвительной песни.
https://youtu.be/HfvP1g_qwRU
«А люди всё роптали и роптали…»: слушать

Назвать Высоцкого активным участником «Метрополя» все-таки сложно.
Он не занимался текучкой, не приглашал авторов, не отбирал тексты и в чисто технические вопросы не вникал.

Москва, НИИ стройфизики, 3 февраля 1979 года. Фото Николая Щербака

Но время от времени он участвовал в посиделках метропольцев, которые были отчасти богемными, отчасти застольными, но неизменно жизнерадостными свободными собраниями свободных людей.
Высоцкий приносил с собой еще и некий заграничный дух – ведь в отличие от большинства товарищей, он регулярно бывал за рубежом, курил американские сигареты, хорошо одевался и много знал о нездешней жизни.

США, Grand Mountain Hotel, Greenfield Park, NY, август 1978 года. Фото Игоря Высоцкого

Иногда брал с собой гитару и, по воспоминаниям Виктора Ерофеева, даже посвятил «Метрополю» песню.
Но к сожалению, записи этой песни не сохранилась, да и в памяти она четко отложилась только у Ерофеева. Возможно, тогда остальные просто не придали этому значения, ведь пел Высоцкий много. И здесь мы все-таки должны поподробнее остановиться на его аудитории – для кого Высоцкий пел в той компании.

В издании альманаха приняли участие 24 автора.

Авторы и участники «Метрополя»:
Стоят: Аркадий Арканов, Юрий Карабчиевский, Юрий Кублановский, Семён Липкин, Евгений Попов, Василий Аксёнов, Владимир Высоцкий, Виктор Ерофеев, Леонид Баткин, Фридрих Горенштейн.
Средний ряд: Виктор Тростников, Фазиль Искандер, Инна Лиснянская, Анатолий Брусиловский, Марк Розовский.
Первый ряд: Василий Ракитин, Генрих Сапгир, Давид Боровский.
Москва, январь 1979 года. Фото Майи Аксёновой (фотоаппаратом Виктора Тростникова)

Василий Аксёнов, Белла Ахмадулина, Юз Алешковский, Аркадий Арканов, Андрей Битов, Леонид Баткин, Борис Вахтин, Андрей Вознесенский, Фридрих Горенштейн, Фазиль Искандер, Юрий Карабчиевский, Петр Кожевников, Юрий Кублановский, Семен Липкин, Инна Лиснянская, Евгений Попов, Василий Ракитин, Евгений Рейн, Марк Розовский, Генрих Сапгир, Виктор Тростников. Оформили издание Давид Боровский, Борис Мессерер и Анатолий Брусиловский.
https://youtu.be/k7Ll_V9E0A8
Почти каждый из этих людей – теперь признанный классик. Состав не просто выдающийся, а очень разнообразный по жанрам. В «Метрополе» опубликовали даже текст Джона Апдайка, что придало альманаху неожиданный штрих: слушать

В диалоге вы слышите голос режиссера Марка Розовского, который опубликовал в «Метрополе» статью «Театральные колечки, сложенные в спираль».
И он говорит об очень важном моменте. «Метрополь» не был диссидентским или антисоветским выступлением. Его участники хотели только одного – иметь возможность свободно и без цензуры – подчеркнем особо, без цензуры! – издавать свои произведения: статьи, поэзию, критику, эссе. Поэтому последовавшая вслед за выходом альманаха реакция властей сегодня кажется необъяснимой – но даже тогда она оказалась неожиданной для участников «Метрополя» и неадекватной. Об этом и говорит Марк Розовский: слушать
https://youtu.be/vPbxgaIK9Bk
«Ядрёна феня» – это рассказ Виктора Ерофеева, вошедший в альманах.
Товарищ Зимянин – это Михаил Васильевич Зимянин, секретарь ЦК.

Михаил Зимянин

А укоризненные слова он говорил отцу Виктора Ерофеева, Владимиру Ерофееву.
Человеку такому же незаурядному, как его сын. Владимир Ерофеев был переводчиком Сталина, помощником Молотова и крупнейшим советским дипломатом. После «Метрополя» его карьера фактически рухнула с позором, который он очень тяжело переживал.

Владимир Ерофеев

Его, почти как в 1937-м заставляли отказаться от сына.
А сам Виктор Ерофеев должен был написать покаянное письмо и тем самым спасти и себя, и отца. Именно Владимир Ерофеев попросил сына не писать никаких покаяний – «иначе у нас в семье будет два трупа». Он имел в виду, что его дипломатическая карьера закончена, но покаявшись, Виктор погубит свою честь – и сам станет трупом.

И сегодня Виктор Владимирович вспоминает, как прослушивался его телефон, как за ним открыто следили и как уже почти решен был вопрос о его высылке из Советского Союза.
И в тот момент ему особенно дорого было внимательное отношение Владимира Высоцкого: слушать
https://youtu.be/syJbEBHzci0
Но пострадали не только Ерофеев и его отец.
Виктора Тростникова, например, сразу выгнали с работы.

Виктор Тростников

Марк Розовский на несколько лет фактически потерял возможность публиковаться и ставить пьесы.
У других отменялись защиты диссертаций, творческие вечера, не публиковались уже согласованные статьи и научные работы. Готовые к печати книги не печатали – в типографиях просто рассыпали набор готового издания. Проблемы появились даже у Ахмадулиной и Искандера. У Ахмадулиной, впрочем, книга вышла, но не в Москве, а в Молдавии, что для такого автора, конечно, было обидно: слушать

Горенштейн, Алешковский и Аксёнов вынуждены были эмигрировать.
Хотя Василий Павлович к такому шагу был уже готов. И многие полагают, что Аксёнов даже сознательно провоцировал скандал. «Метрополь» выпустили всего, прислушайтесь, всего в двенадцати экземплярах, и два из них переправили за границу. Хотя Ерофеев, к примеру, настаивал, чтобы выпустить все именно в Союзе, и мнения по этому поводу разошлись. Но два экземпляра ушли на Запад и таким образом, уже в 1979 году тираж альманаха был издан в Америке.

Скорее всего, именно огласка на Западе, угроза публикации советского самиздата за рубежом и спровоцировала бурную реакцию властей.
Два заседания Политбюро были посвящены «Метрополю», изданному, еще раз подчеркнем, в двенадцати копиях, а на собрании московского союза писателей был аншлаг, и признанные официальные авторы громили метропольцев. 23 февраля 1979 года в газете «Московский литератор» под заголовком «Порнография духа» было опубликовано «мнение писателей», где приверженцы метода социалистического реализма осуждали содержание альманаха «Метрополь». Особенно старался небезызвестный Феликс Кузнецов, назвавший «Метрополь» «порнографией духа». О этом человеке всегда с презрением вспоминал Аксёнов: слушать

Сыт я по горло, или Лечь на дно: слушать (Нью-Йорк, Бруклин Колледж, Вайтмэн Холл, 17 января 1979 года)
https://youtu.be/pAv_He5Z73c?list=PL0982506059E9769E
Участников «Метрополя» не удалось расколоть.
Семен Липкин сказал, в шутку, конечно, что альманах был первой организацией, после кронштадтских моряков, которая не раскололась. Мнения, правда, разошлись – когда возникла мысль снять кафе, позвать иностранных корреспондентов и устроить своеобразную презентацию. Идти тогда согласились не все. Об этих планах стало известно в КГБ, и кафе просто закрыли в тот день, и ничего не получилось. Пошли домой к Аксёнову и просто выпили вина. Настроение у всех было подавленное. Василий Аксёнов вспоминал, что в те дни взбодрил всех именно Высоцкий. Он взял гитару и спел две песни – «Мы больше не волки» и про Джона Ланкастера.

Пародия на плохой детектив: слушать

Я благодарю за помощь в подготовке этой программы наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Александра Ковановского, Игоря Рахманова, Олега Васина, Александра Петракова, Алексея Денисова, Николая Исаева, Валерия и Владимира Басиных.

Конечно, последние брежневские годы отличались от сталинских времен.
Никого из участников «Метрополя» не репрессировали, но жизнь испортили, так или иначе, большинству. Высоцкого это, к слову, коснулось в меньшей степени. Но лишь потому, что его положение всегда было полулегальным. И невозможно было лишить официального статуса человека, у которого этого статуса никогда и не было.

Москва, клуб АЗЛК, 7 января 1977 года. Фото Игоря Данилова

Прошли годы.
«Метрополь» неоднократно переиздавался. Спокойно оценивая его содержание, мы понимаем, что далеко не все там было гениально с литературной точки зрения, но значение альманаха в том, что это был в первую очередь смелый гражданский акт, вызов цензуре.

Фронтиспис альманаха «Метрополь». Рисунок Бориса Мессерера, 1979 год

И 18 стихов Владимира Высоцкого заняли в «Метрополе» важное и очень достойное место.
Метропольцы стали классиками, а Высоцкий – легендой. Хотя Марка Розовского очень смущает именно такое к нему отношение: слушать
https://youtu.be/rmjZpAaGOCk
При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Александра Петракова и Валерия Басина.

Авторы и участники «Метрополя», январь 1979 года. Фото Майи Аксёновой

[Look Forward]

https://www.youtube.com/watch?v=6i95gFFy8EI