*2993. Становление концепции революционного правосознания в советской юридической науке

[И.В. Абдурахманова]

http://www.rusnauka.com/15.PNR_2007/Pravo/21889.doc.htm
Ростовский государственный экономический университет, каф. Теории и истории права и государства, доцент
Сам термин «революционное правосознание» в современной историко-правовой науке обладает дискуссионным характером. Если одни исследователи настаивают на необходимости изменения его трактовки и категориального уточнения, то другие авторы отрицают возможность применения этой дефиниции как устаревшей, вышедшей из употребления и утратившей академическую значимость. Наиболее актуальными вопросами являются: существовало ли революционное правосознание как феномен правовой культуры, каковы его типологические черты, чем отличается российский вариант революционного правосознания от европейского.

Следует различать революционное правосознание как источник правотворчества, реализованное в соответствующих моделях правового поведения представителей различных социальных страт в революционный период, и как теоретическую конструкцию. В данной статье речь пойдет о формировании теоретических представлений о революционном правосознании как источнике права, которые сложились в юриспруденции после победы большевизма. Значительное место в формирующейся политико-правовой доктрине большевизма отводилось обоснованию несовместимости права и законности с революцией. Стремление к тотальному разрыву с прежней правовой системой и отрицание дореволюционных форм права стало фундаментальной установкой формирующейся правовой доктрины. Однако необходимость подавления оппозиции, обеспечения политического господства и создания благоприятных условий для построения диктатуры пролетариата обусловили пересмотр позиций относительно «ненужности» права после пролетарской революции. На уровне государственной власти была признана неизбежность формирования нового права, адекватного потребностям диктатуры пролетариата и социалистического строительства. В этой связи активизировался поиск нового определения права и его источников. В качестве основного источники права, цель которого сводилась к тому, чтобы «парализовать живучие импульсы наживы и эксплуатации и всякого рода наследий буржуазного уклада», провозглашалось революционное правосознание (Декрет о суде №1). Оно должно было обеспечить реализацию классового насилия, «пропущенного через фильтр «революционной совести».

Правосознание объявлялось если не единственной, то основной формой существования права. В понимании М. Рейснера интуитивное право означало «существующее действующее реальное право, определяющее психику данного класса и находящееся в оппозиции позитивному праву». Вслед за Л. Петражицким М. Рейснер полагал, что правосознание играет решающую роль в революционной смене одного типа государства другим. Как и другие представители школы «интуитивного права», он считал, что правосознание сможет полностью заменить право. «Зачем правовая регулировка, раз мы имеем твердо осознанный классовый интерес и надлежащие технические способы для его осуществления», - писал ученый. На первом Всероссийском съезде областных и уездных комиссаров юстиции он утверждал: «Республика основана на правосознании масс, а не класса угнетателей, и следовательно, нуждается не в создании особого права и законов, стоящих над массами, а в таком праве, которое бы рождалось и выходило непосредственно из самой народной массы».

Если Л. Пертажицкий в качестве основы права рассматривал психику индивидуальную, что М. Рейснер – классовую. Признание факта сосуществования различных классов в социалистическом обществе означало, что одновременно должны были существовать пролетарское, крестьянское, буржуазное право. В марксистской же концепции речь шла о едином праве, выражающем волю господствующего класса. Это противоречие позволило П. Стучке назвать предложенную М. Рейснером концепцию «фикцией интуитивного права». Близкий к психологической теории взгляд на проблемы правосознания высказывал А.В. Луначарский, который полагал, что «революционный класс приносит с собой новое правосознание, предчувствие новых юридических отношений и форм, находящихся в соответствии с новыми условиями жизни, несет новую судейскую совесть, новые представления о добре и зле». «Долой суды мумии, алтари умершего права, долой судей-банкиров, готовых на свежей могиле безраздельного господства капитала продолжать пить кровь живых. Да здравствует народ, создающий в своих кипящих, бродящих как молодое вино сосудах, право новое, справедливость для всех, право великого братства и равенства трудящихся», - призывал он. А.В. Луначарский отождествлял социалистическое правосознание с «интуитивным правом» рабочего класса. Он неоднократно подчеркивал, что «живое право» революционных классов», зародившееся в недрах старого общества, существенным образом определило содержание как революционного права, так и революционного правосознания.

Одной из первых работ, посвященных проблеме правосознания, было исследование Г.М. Португалова «Революционная совесть и социалистическое правосознание», опубликованное в 1922 г. Анализируя первые декреты советской власти о суде, автор пришел к выводу, что, если сначала революционное правосознание должно было выступать мерилом возможности применения законов свергнутых правительств, то впоследствии оно стало способом восполнения пробелов в праве. Он рассматривает законодательство как закрепление революционного правосознания. «Законодательство пролетарской революции 1917 г., исходившее из предпосылок не правовых, а социальных, стало претворением социалистического правосознания в обязательные правила поведения членов трудовой коммуны, слив воедино революционную совесть его исполнителей», – писал ученый.

В этот период получила широкое распространение трактовка социалистического правосознания как формы реализации революционной целесообразности. Социалистическим оно признавалось не в смысле социалистического идеала права, а в смысле задач реализации социальной революции. В широком смысле социалистическое революционное правосознание рассматривалось как основа, как источник всего революционного права, в частности и сформулированного в кодексах и декретах. В более узком смысле оно означало форму и источник восполнения и применения действующего права, принцип и источник непосредственного правотворчества суда и органов, применяющих право. Социалистическое правосознание трактовалось как осознание необходимости при отправлении правосудия действовать так, как это соответствует: а) пролетарской диктатуре; б) интересам классовой борьбы; в) коммунистической идее.

Предприняв попытку разграничить понятия «революционное правосознание» и «революционная совесть», В. Португалов высказал мнение, что под революционной совестью следует понимать не известное объективно содержание (как «революционное правосознание»), а субъективную способность осознать и применить революционное правосознание, уверенность в соответствии ему». Реализация классового правопонимания и представлений о правосознании как источнике права обусловили вульгаризацию права в целом. Как писал П. Стучка в статье «Пролетарская революция и суд», «на наших глазах происходит упрощение права, и для нас было ясно, что гражданские отношения должны быть понятны всякому толковому гражданину неюристу, как и юристу». Он доказывал в своих многочисленных статьях и выступлениях, что бессмысленно «требовать от граждан обязательного подчинения законам, которые им непонятны», и считал «величайшим лицемерием» говорить о справедливости в государстве, «где знание всех законов обязательно (ибо их незнанием запрещено отговариваться), а в то же время эти законы настолько сложны, что их понимать и верно толковать могут только специалисты-юристы».

Концепция революционного правосознания как источника права детерминировала представления новой политической элиты и марксистской юридической общественности о принципах функционирования судебной системы, которая должна была заменить дореволюционный суд. Трудно не согласиться с мнением В.С. Нерсесянца, что «история формирования советской теории права и государства и юридической науки в целом – это история борьбы против государственности и права в их некоммунистическом смысле и значении, против юридического мировоззрения как сугубо буржуазного….., история интерпретации установлений и учреждений тоталитарной диктатуры как принципиально нового государства и принципиально нового права, необходимых для движения к коммунизму…..».

Революционное правосознание, реализованное в деятельности судейского корпуса, стало источником осуществления правосудия. Как утверждал В. Ленин, «судить на основе революционного правосознания может всякий». По официальным статистическим данным за 1921 г. среди народных судей было 66 % с начальным образованием, 10 % со средним, 6 % вообще без образования и лишь 17 % с высшим юридическим. «Именно решения народных судей, по возможности свободных и независимых от старого писаного права, дадут нам наиболее ценный материал для будущего кодекса», - писал П. Стучка. Признавая, что «в томах народного судопроизводства» встречается множество «диких, несуразных решений», он отмечал наличие в них «живого дела, не в смысле старого увлечения обычаем, а в смысле верного понимания нарождающегося общественного строя во всех его деталях». Анализ протоколов губернских народных судей за 1918-1919 гг., отложившихся в фондах Министерства юстиции РСФСР, позволяет нам утверждать, что одной из наиболее распространенных сентенций являлась следующая: «Новый судья является светлым завоеванием Октябрьской революции. Народный суд, будучи совершенно автономным, независимым, свободным от сухой и мёртвой формалистики, избавившийся от опеки бывшего прокурорского надзора, отныне призван творить суд свободно, по совести, без всякого лицемерия, руководствуется социалистическим правосознанием, здравым смыслом и умением обличать зло от добра, виноватого от правого и врачевать больную душу». «Нам не нужны теперь старые законы, как не нужны и юристы, которые, как ловкие жонглеры, оперировали статьями и только запутывали наше правосознание», - говорилось в протоколе I съезда народных судей Астраханской губернии.

В 1924 г., когда в отечественной юридической науке активизировались дискуссии о революционной законности, в одной из своих статей В. Антонов-Саратовский приводил слова В. Ленина, произнесенные им в 1918 г.: «Да вы не слушайте ни приказов, ни декретов, если они вредят делу; вы делайте так, как подсказывает вам сознание. Если по декрету выходит плохо, а по вашим делам хорошо, никто вас за это ругать не будет. Если же вы приказа или декрета не исполните, а из ваших действий выйдет скверно, то вас всех нужно будет расстрелять». Подчеркивая, что термин «революционное правосознание» возник в период «бури и натиска», В. Антонов-Саратовский признавал, что его применение на практике означало фактическое отрицание правопорядка. Впоследствии многие юристы признавали, что «в первые годы пролетарской диктатуры, когда старое право рушилось, революция в творчестве новых форм шла ощупью». «Это была полоса правовой импровизации, когда революционный инстинкт служил одновременно и критерием, и источником судебной истины», - писал А. Трайнин.

По мере идеологизации и укрепления классово-коммунистического обоснования функционирования юстиции, её правовое содержание окончательно выхолащивалось. На съездах деятелей советской юстиции повсеместно звучали слова о том, что юрист должен быть прежде всего «непримиримым коммунистом», а уже потом юристом. Так, в 1922 г. на первом съезде юристов Украины партийный деятель И. Скрыпник обратился к собравшимся со словами: «При решении любого вопроса во мне борются юрист и партийный работник. Кто побеждает? Пария! Правовые нормы не фетиш, а орудия и средства в борьбе за укрепление советского государства».

Тезис о приоритете революционного правосознания над нормативно-правовыми актами, был пересмотрен с переходом к нэпу, когда возникла необходимость возрождения многих конструкций дореволюционного права, регулировавших гражданско и уголовно-правовые отношения.

Библиографический список

Антонов-Саратовский В. О революционной законности// Революционная законность. 1924. №3-4.

Луначарский А.В. Революция и суд// Материалы НКЮ.Вып.2.М.,1918.

Нерсесянц В.С. Наш путь к праву. От социализма к цивилизму.М.,1992.

Португалов В.М. Революционная совесть и социалистическое правопонимание. СПб.,1922.

Рейснер М. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. М.,1925.

Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига,1964.

[И. А. Емельянова]

http://www.law.edu.ru/article/articl...icleID=1132515
//Правоведение. -1967. - № 3. - С. 48 - 56
Статья находится в издании «Правоведение.»
Материал(ы):

Советская юридическая литература о революционном правосознании и правотворчестве народных масс в период с февраля по октябрь 1917 г.
Емельянова, И. А.

И. А. Емельянова, ассистент

Советская юридическая литература о революционном правосознании и правотворчестве народных масс в период с февраля по октябрь 1917 г.

В подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции огромную роль сыграл субъективный фактор — сознательное и организованное участие в революции широчайших народных масс. Масштаб и действенность этого участия во многом зависели от степени подготовленности классового сознания масс к восприятию и осуществле*нию идей социалистической революции. На формирование обществен*ного сознания в этот период были направлены основные усилия партия большевиков. «Это кажется „только" пропагандистской работой, — гово*рил В. И. Ленин в те дни. На деле — это самая практическая револю*ционная работа...».[1]

Одной из форм общественного сознания является правосознание. Под ним в советской теории права понимается знание людьми как пред*ставителями определенных классов правовых явлений, отношение их к этим явлениям, в котором выражается осознание правомерности и не*правомерности действий и поступков людей, справедливости и неспра*ведливости законов государства, судебной деятельности, общественных порядков.[2]

В своем развитии правосознание проходит определенный историче*ский путь. Оно складывается в недрах каждого класса и определяется прежде всего его положением в сфере общественного производства и распределения; на формирование правосознания оказывают влияние и идеологические факторы — политические и правовые теории, партийные программы, нравственные системы, религия и пр. Первичной ступенью правосознания служит правовая психология, которая представляет со*бой совокупность массовых правовых взглядов (мыслей, понятий, идей) и правовых чувств (эмоций, переживаний) по поводу различных явле*ний юридического характера и проявляется в обыденном сознании масс. Под воздействием идеологических факторов правовая психология пре*вращается в правовую идеологию данного класса. В целом правовая психология и правовая идеология и составляют правосознание.

49

В правосознании в специфических правовых категориях отражают*ся основные общественные явления, в первую очередь — экономического и политического характера.[3] Корреспондируя существующему политико-правовому строю, правосознание либо утверждает его, либо отрицает и в соответствии с этим всегда «выступает как прямое обоснование поли*тического господства или стремления к захвату политической власти».[4] В сфере правосознания острее, чем в иных областях общественного со*знания, происходит борьба идей, завершением которой является созда*ние новой правовой системы.

Правосознанием обладает каждый класс, каждый социальный слой. При этом правосознание восходящего класса всегда революционно. Оно отвергает действующее право как выражение воли господствующего класса и противопоставляет ему новые правовые понятия, которые в ре*зультате победы данного класса в революции воплощаются в нормах нового права, ибо, «чтобы запрещать или предписывать, надо быть властью в государстве... Воля, если она государственная, должна быть выражена как закон, установленный властью».[5]

Правосознание революционных классов имеет огромное значение в борьбе за социально-экономическое переустройство общества. Особенно повышается роль этого фактора в социалистической революции, когда пролетариат выступает гегемоном народных масс,[6] ведет их за собой. Великая Октябрьская социалистическая революция дает наглядные примеры этого могучего движения. Освобожденное от вековых оков экономического и духовного угнетения правосознание народных масс уже в первые дни Февральской буржуазно-демократической революции проявилось в многочисленных актах революционного правотворчества, ставших ныне историческими реликвиями: наказах депутатам съездов Советов, решениях, приговорах, протоколах сельских сходов, рабочих и солдатских собраний, постановлениях и резолюциях съездов предста*вителей народных масс и их исполнительных органов. В процессе рево*люционного правотворчества было создано величайшее политическое завоевание русской революции — Советы рабочих, солдатских и кре*стьянских депутатов; во многих местностях в пользу трудящегося кре*стьянства разрешался земельный вопрос; возникали различные формы рабочего контроля над производством и распределением; учреждались и действовали органы революционного правосудия.

По своей сущности и содержанию правосознание и правотворчество народных масс рассматриваемого периода было революционно-демокра*тическим. Однако вследствие исторической направленности революции и огромной воспитательной и организующей деятельности большеви*стской партии за перерастание буржуазно-демократической революции в пролетарскую, правосознание народных масс несло в себе определен-

50

ный заряд требований и идей социалистического характера.[7]По мере углубления революции и перерастания ее в пролетарскую правосозна*ние народа очищалось от буржуазных конституционных иллюзий ран*него периода, обогащалось социалистическими идеями и требованиями. В этом смысле революционное правосознание народных масс в период от февраля к октябрю 1917 г. представляло собой основу будущего социалистического правосознания, развившегося в условиях победы Октябрьской революции.

Проблема революционного правосознания и правотворчества на*родных масс рассматриваемого периода имеет большое значение для изучения предыстории Советского государства и права, для показа могучего, сознательного участия широких народных масс в подготовке и проведении Октябрьской революции. Между тем богатейшие россыпи народного правотворчества в период подготовки социалистической ре*волюции разрабатываются явно недостаточно. По затронутым вопросам в советской правовой литературе до сих пор нет ни одной монографии. В то же время нельзя не отметить, что многие ученые как теоретики, так и историки права обращаются к этим вопросам либо специально, либо попутно при решении смежных проблем. Так, большое внимание вопросам революционного правосознания уделяла плеяда ранних со*ветских ученых-правоведов (1917—1930 гг.). Однако они включали в это понятие только правосознание, сложившееся в народных массах непосредственно под влиянием победы Октябрьской революции.[8] Что же касается революционного правосознания и правотворчества народ*ных масс периода с февраля по октябрь 1917 г., то эти явления не при*влекли специального внимания ранних исследователей теории и исто*рии советского права и затрагивались ими лишь вскользь, при рас*смотрении иных вопросов.[9] Тем не менее и эти отрывочные

51

высказывания имеют определенный интерес для современного исследо*вателя.

Так, М. М. Исаев в одной из своих работ 1924 г. признавал исто*рическим протекавший после Февральской революции громадный пра*вотворческий процесс, в результате которого «в правовых убеждениях широких народных масс произошла глубочайшая революция, привед*шая почти к полной фактической отмене Свода законов Российской империи вместе с издававшимися постановлениями Временного прави*тельства». Это — «непосредственное проявление мировоззрения народ*ных масс, — продолжал автор, — взгляды их на преступное и непре*ступное, формы борьбы с преступлениями полны социологического интереса».[10] К сожалению, М. М. Исаев к этой проблеме больше уже не возвращался.

Р. Бабун считал, что в революционном правосознании отражается та система норм, которую класс, претендующий на власть, выдвигает в качестве обязательной для всего общества, причем правовые требо*вания угнетенных классов соответствуют действительным интересам и зависят от их 'классовой зрелости. Этот элемент высокой классовой соз*нательности тесно переплетается с классовой волей, правосознание революционного народа является конденсатором этой воли; степенью же ее наивысшего проявления служит система социалистического права, сложившегося в результате победы революции. Автор далее раз*бивает доводы буржуазной правовой науки о том, что уже реформы, осуществляемые буржуазным правительством под давлением классо*вой борьбы пролетариата, являются якобы зачатками пролетарского права. Бабун говорит в ответ на это, что «требование реформ, как пра*вовое требование угнетенного класса, имеет значение лишь в смысле подготовки к решительной борьбе за политическую власть».[11]

Вопросам революционного правосознания народных масс уделил некоторое внимание и П. Н. Галанза. Так, он признает значение рево*люционного правосознания в качестве необходимого оружия в руках пролетариата и отмечает такие его черты, как классовость и глубокую народность. П. Н. Галанза пишет, что и в период революции 1905 г. и в

52

1917 г. «в народе говорили: „Так нельзя. Теперь новое право". Тут были не только идеология, по и отражение в ней новых отношений, в которых проявлялась сознательная организующая воля».[12] Особенно возросла роль революционного правосознания в период подготовки и проведения Октябрьской революции, когда, по словам автора, «звучали довольно грозно не только пушки..., но также... и мощь правовых тре*бований пролетариата».[13]

П. И. Стучка— ведущий из ранних исследователей советского права — не занимался специально вопросами революционного право*сознания и правотворчества народных масс в период от февраля по октябрь 1917 г. Более того, именно С тучке принадлежат высказывания, что «вся Февральская революция 1917 года. .. прошла без „идеи" рево*люционного права»,[14] что «. . .под революционным или социалистическим правосознанием скрывалось в значительной степени то же буржуазное правосознание, ибо иного... ни „в природе", ни в человеческом пред*ставлении еще не существовало».[15] Однако ряд работ П. И. Стучки по*священ глубокому исследованию вопросов революционного правосоз*нания послеоктябрьского периода; да и в дооктябрьский период он видел проявление революционного правотворчества народных масс в организации и деятельности ранних Советов рабочих, солдатских и кре*стьянских депутатов, в бойкоте народными массами старого буржуаз*ного суда, в их попытках осуществления революционного пра*восудия.

Интересные и во многом верные разработки вопросов революцион*ного правосознания и правотворчества народных масс в период от фев*раля к октябрю оставил также М. А. Рейснер. К вопросам формиро*вания революционного правосознания автор подходил исторически, Он говорил, что правосознание «создавалось отнюдь не в качестве ка*кого-то обобщения самого порядка ведения борьбы», но существовало уже в ноябре 1917 г., следовательно, «было рождено не самим актом революции, так как правосознание отнюдь не делается в одну минуту, а складывается в каждом отдельном классе в результате экономиче*ских условий его существования и лишь получает возможность откры*того и полного обнаружения в результате победоносной революции. Революционные массы должны были обладать правосознанием уже до революции, для того чтобы на призыв Совета Народных Комиссаров ответить полной способностью применять его на деле в чрезвычайно широком объеме».[16] Большое внимание уделял М. А. Рейснер также вопросам формирования революционного правосознания народных масс. Определенную ставку на революционное правотворчество народ*ных масс в дооктябрьский период М. А. Рейснер делал и в своей практической деятельности в составе первого наркомата юстиции РСФСР.

Подводя итог этому краткому обзору высказываний ранних иссле*дователей советского права по вопросам революционного правосозна*ния и правотворчества, мы можем отметить, что хотя они не занима*лись этими вопросами специально, тем не менее не отрицали эти явле*ния, признавали такие их черты, как народность, классовость, партий*

53

ность.

Однако в последующий период развития советской правовой науки вопросам революционного правосознания и правотворчества народных масс уделялось еще меньше внимания. Так, в 30-е годы этой теме была посвящена только одна работа. Мы имеем в виду историко-правовое исследование В. Ундревича в коллективном труде «Пролетарская рево*люция и государственный аппарат».[17] На большом фактическом мате*риале автор показал громадную роль революционного правотворче*ства народных масс в борьбе за новые формы политической власти. Деятельность ранних Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, говорит автор, уже тогда, в период от февраля к октябрю 1917 г., содержала в себе «элементы ломки» буржуазного государст*венного аппарата, а решения II съезда Советов «означали дальнейший решающий шаг по пути разрушения буржуазной государственной машины».[18]

Период 40-х годов в развитии советской правовой литературы от*крывается рядом работ как теоретического, так и нсторико-правового характера по вопросам революционного правосознания и правотворче*ства народных масс. В 1940 г. М. С. Строгович выступил в секторе теории государства и права АН СССР с докладом «Право и правосоз*нание», в котором определенное внимание уделил и правосознанию революционного периода. Так, в частности, автор отметил повышение уровня правосознания в период революции, когда оно, обогащаясь в процессе классовой борьбы, приобретает доминирующее значение в политико-идеологической сфере; само свершение революции невозмож*но, «пока хотя бы в основных моментах, в основных чертах идущий к власти класс не создал себе нового революционного правосознания».[19]

Исследования историко-правового характера, появившиеся в 1940г., принадлежат Ш. Грингауз и Т. Малькевич.[20] Авторы с привлечением архивных материалов показали роль и значение революционного пра*восознания и правотворчества народных масс в становлении и развитии советского уголовного права.

Переломным периодом в разработке вопросов революционного правосознания и правотворчества народных масс в 1917 г. становится конец 50-х годов. Именно в это время, после XX съезда КПСС, в совет*ской правовой литературе получает признание мысль о том, что истоки зарождения социалистической государственности следует искать в историческом периоде между февралем и октябрем 1917 г. Так, осенью 1957 г. вышел коллективный труд ленинградских правоведов «40 лет советского права» (т. I, Изд. ЛГУ); в первом разделе сборника, напи*санном В. С. Петровым и Б. В. Шейндлиным, авторы совершенно справедливо утверждают, что «народное правотворчество в канун Великой Октябрьской социалистической революции явилось источником важнейших законодательных актов, изданных Советской властью непо*средственно после захвата власти и установления диктатуры пролета*риата…». В частности, эта мысль отчетливо прозвучала в ряде выступ-

54

лений на юбилейной сессии Института права АН СССР в 1958 г., по*священной 40-летию первой Советской Конституции.[21]

Несколько ранее, в 1957 г., с исследованием вопросов революцион*ного правосознания и правотворчества народных масс в дооктябрьский период выступили Е. А. Лукашева и В. В. Малькевич. Работа Е. А. Лукашевой содержит целую главу, посвященную теме настоящего обзора и построенную на архивных материалах. Автор показывает историче*ские условия формирования революционного правосознания, его осо*бенности и характерные черты, а также роль, которую оно сыграло в подготовке Великой Октябрьской социалистической революции. При освещении этих вопросов автор исходил из указаний В. И. Ленина о том, что «воспитание социалистического сознания масс и, в частности, их социалистического правосознания является одной из необходимых предпосылок социалистической революции».[22] Однако вряд ли можно согласиться с утверждением Е. А. Лукашевой, что одним из направле*ний, по которому шла работа партии по формированию революцион*ного правосознания, было воспитание марксистско-ленинских взглядов на право и законность социалистического государства. Нам представ*ляется, что это направление в деятельности партии сложилось только в послеоктябрьский период.

Историко-правовые исследования В. В. Малькевич[23] содержат ин*тересные материалы и обобщения автора по вопросам активного, твор*ческого характера революционного правосознания и правотворчества народных масс в дооктябрьский период. Ярко обрисовано руководство партии большевиков этими процессами. Опыт правотворчества народ*ных масс в это время, по мысли автора, явился предпосылкой к народ*ному правотворчеству в послеоктябрьский период. Однако, на наш взгляд, автором выявлены далеко не все из наиболее характерных черт, присущих этим процессам, — ведь они были не только предпосылкой, но и одним из средств разрешения задач буржуазно-демократической революции в интересах трудящихся масс.

В это же время появился ряд работ по исследованию предыстории советской судебной системы в отдельных национально-государственных образованиях СССР.[24] Отмечая факт зарождения революционного пра*восудия уже в канун Великого Октября, авторы показывают связь этих процессов с деятельностью обновленных и большевизированных Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

В самом начале 1958 г. со специальным исследованием, посвящен*ным революционному правотворчеству народных масс в период 1917— 1918 гг., выступает А. И. Королев. Автор рассматривает вопросы в широком историческом плане, сопоставляя фактические данные по трем

55

русским революциям и выявляя качественные различия исследуемых процессов в соответствии с конкретно-историческими условиями. Так, в своеобразных условиях двоевластия 1917 г. автор находит возможным говорить лишь о зачаточных формах нового революционного права, подобно зачаточным формам диктатуры пролетариата в лице ранних Советов 1917 г.[25]

Тогда же на упоминавшейся нами юбилейной сессии Института права АН СССР с научным сообщением «Роль революционного право*сознания в формировании конституционных принципов Советского государства» выступил А. В. Мицкевич. Время подготовки и проведе*ния Великой Октябрьской социалистической (революции определяется автором как период самой глубокой и коренной ломки общественных отношений, в котором громадная роль принадлежала революционному правосознанию народных масс. Именно на него опиралась партия большевиков, «выдвигая те или иные политические лозунги в правовой форме».[26]

В 1958—1959 гг. появляются теоретические исследования Б. В. Шейндлина, посвященные формированию и сущности социали*стического права. Автор рассматривает революционное правосознание и правотворчество народных масс 1917—1918 гг. как важный подгото*вительный этап в создании социалистического права, как источник «ряда важных законодательных актов, изданных Советской властью непосредственно после захвата власти и установления диктатуры про*летариата».[27] Автор подчеркивает и волевой признак революционного правосознания народных масс, что особенно важно для понимания активной, действенной его роли.

Вопросы революционного правосознания затрагиваются и в рабо*тах И. Е. Фарбера. Основной вывод по этому вопросу автор делает, как бы полемизируя с П. Стучкой, допускавшим, как известно, в не*которых своих высказываниях отрицание революционного правосозна*ния у масс. «Нет,—возражает И. Е. Фарбер,—оно существовало за*долго до революции как революционное социалистическое правосозна*ние рабочего класса и нашло теоретическое выражение в трудах классиков марксизма-ленинизма и их последователей».[28]

Правосознание определенных классов, по мнению автора, предше*ствует праву; право формируется государственной властью в соответ*ствии с правосознанием класса-победителя.

В последнее время с теоретическими работами по вопросам право*сознания и правотворчества выступают молодые ученые Г. С. Остро*умов и Л. И. Антонова, исследования которых дают необходимый ключ к разработкам в плане истории права вопросов революционного правосознания и правотворчества народных масс.[29]

Среди работ историко-правового характера, посвященных пробле*мам революционного правосознания и правотворчества народных масс, нельзя умолчать о таких, которые, хотя и относятся к более раннему историческому периоду, но имеют важное значение для анализа соответствующих явлений в 1917 г. Это работы Б. Б. Кравцова «Лозунг демократической республики и правовые требования народных масс в период первой русской революции (1905—1907 гг.)»,[30] Ф. И. Калинычева «Политические и правовые идеи первой русской революции»,[31] И. А. Ушакова «Роль народного правотворчества в создании револю*ционных судов 1905 года».[32]

В заключение обзора нельзя не отметить ряда работ ленинград*ского историка Ю. С. Токарева, занимающегося весьма интересными изысканиями в области революционного правосознания и правотвор*чества народных масс в период с февраля по октябрь 1917 г.[33] Работы его, хотя и содержат много спорных положений с точки зрения теории права, но привлекают широким кругом используемых архивных и иных источников, большим обобщением и систематизацией много*численных актов народного правотворчества.

Размеры дайной статьи не позволяют дать оценку каждой из на*званных в ней работ, тем более что обзор включает в себя перечень многоплановых исследований теоретического, историко-правового, государственно-правового характера. Каждая из названных работ пред*ставляет собой достаточно полный показ того аспекта правовых явле*ний, который избран автором в качестве предмета исследования. Поэтому в своей совокупности эти работы составляют определенный фонд советской юридической литературы, проливающей свет на инте*реснейшие страницы предыстории советского права. Вместе с тем отсутствие специальных монографических исследований оставляет не*завершенной эту область правовой науки, задача исследования которой не потеряла своей актуальности и в наши дни.

Рекомендована кафедрой теории и истории государства и права Казанского университета

[1] В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 31, стр. 157.

[2] См.: Основы теории государства и права. М., Госюриздат, 1960, стр. 27; Теория государства и права. М., Изд. АН СССР, 1962, стр. 372; Основы теории государства и права. М., Госюриздат, 1963, стр. 37; И.Е. Фарбер. Правосознание как форма об*щественного сознания. М., Госюриздат, 1963, стр. 203, 205; Г. С. Остроумов. Соот*ношение правового и политического сознания. «Вопросы философии», 1964, № 5, стр. 16,17. Теория государства и права. Под ред. К. А. Мокичева. М., Изд. «Юридическая литература», 1965, стр. 358.

[3] Советская правовая наука знает такие категории правосознания, как права и обязанности, закон и законность, правомерность и неправомерность, преступление и наказание, суд и правосудие, собственность и владение и т. д. Именно в сфере право*сознания люди получают ответы «на жизненные вопросы о том, в чем состоит право собственности, какими правами надлежит наделить государственную власть, какие обя*занности должен выполнять индивид по отношению к обществу, государству, классу»(И.Е. Фарбер, ук. соч., стр. 103).

[4] См.: Марксистско-ленинская философия. М., Госполитиздат, 1964, стр. 449.

[5] В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 340.

[6] Употребляя термин «народные массы», автор придерживается указания В. И. Ленина о том, что в исследуемый период огромное большинство народа состояло «из пролетариев, полупролетариев и беднейших крестьян» (См.: В. И. Ленин. Полн,собр. соч., т. 31, стр. 314).

[7] А. В. Мицкевич писал об этом следующее: «Соединяя в себе чаяния широких трудящихся масс, конституционные взгляды рабочего класса России в период подго*товки революции по своему содержанию были главным образом революционно-демократическими. Однако они выражали и стратегический план большевистской партии, направленный на осуществление немедленного перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. И в этом смысле, в смысле своей направленности, конституционные взгляды рабочего класса и его партии служили главным выражением социалистического правосознания в период подготовки Октябрьской социалистической ре*волюции» (см.: А. В. Мицкевич. Роль революционного правосознания в формиро*вании конституционных принципов Советского государства. Труды юбилейной сессии Института права АН СССР, посвященной 40-летию первой Советской Конституции 1918 г. М., Изд. АН СССР, 1959, стр. 50).

[8] Так, Н. Ф. Фиолетов писал: «. . .в законодательстве первого периода „революционное правосознание", „правосознание трудящихся классов", „социалистическое правосознание" принимались как однородные понятия и употреблялись одно вместо другого» (См.: Н. Ф. Фиолетов. Понятие социалистического правосознания в советском праве. «Право и суд», 1925, № 1/3, стр. 9).

[9] Вот примерный перечень таких работ: Р. Бабун. Общее учение о праве и государстве. Харьков, 1925; П.Н. Галанза. Психологическая теория права и марксизм. Уч. зап. Казанского ун-та, 1929, № 1; М. М. Исаев. Уголовноправовые тенденции пе*реходного времени. «Право и жизнь», 1924, кн. 1; Ф. Д. Корнилов. Проблема права и пределы юридического мышления. Саратов, 1927; Его ж е. В защиту марксистского правопонимания. Уч. зап. Саратовского ун-та, т. VI, вып. IV, факультет права и хозяй*ства, 1927; Его же. К вопросу о постановке проблемы права. «Право и суд», 1924,№ 2; Н. В. Крыленко. О революционной законности. М., Партиздат, 1932; А. Пан*феров. Ленинизм и право. «Право и суд», 1924, № 2; Н. Н. Полянский. Очерки общей теории уголовного процесса. М., 1927; Его же: Уголовно-процессуальное зако*нодательство (1917—1927 гг.). «Право и жизнь», 1927, кн. 8—10; Г. М. Португалов. Революционная совесть и социалистическое правосознание. Пг., 1922; И. П. Разумов*ский. Сущность идеологического воззрения. «Вестник Социалистической академии»,
1923, кн. 4; Е г о же. Детские и старческие болезни в правовой теории. «Под знаме*нем марксизма», 1925, № 5-6; Его же. Проблемы марксистской теории права. М.,1925; Его же Философско-правовое наследие Лассаля. «Под знаменем марксизма»,1925, кн. 4; Его же. Философская ревизия и вопросы права. «Под знаменем марксиз*ма», 1926, № 7-8; Его же. Октябрьская революция и методология права. «Под зна*менем марксизма», 1927, № 10-11; Его же. Социология и право. М., 1924; М. Резунов. Марксизм и психологическая школа права. М., 1931; М. А. Реиснер. Право и революция. М., 1917; Его же. Революция и федерация. М., 1917; Его же. Русская революция 1917 г. и ее учреждения. М., 1917; Его же. Пролетарская конституция. «Вестник жизни», 1918, № 1; Его же. Государство, ч. I. Идеология и метод. М., 1919; Его же. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. Л., 1925; Его же. Очерки со*циальной психологии. Харьков, 1925; П. И. Стучка. Народный суд в вопросах и от*ветах. Неофициальное руководство с алфавитно-предметным указателем и приложе*нием важнейших для нарсуда декретов Рабоче-Крестьянского правительства. М., 1918; Его же. Материалистическое или идеалистическое понимание права? «Под знаменем марксизма», 1923, № 1; Его же. Учение о государстве и конституции РСФСР. Пг.— М., 1923; Его же. Мысли о нашем правосудии. «Еженедельник советской юстиции», 1923, № 14, 22, 25—26; Его же. Классовое государство и гражданское право. М., 1924; Его же. Учение о государстве пролетариата и крестьянства (различные изда*ния); Его же. Ленин и революционный декрет. «Революция права», 1925, № 1; Его же. Курс советского гражданского права. 1. Введение в теорию гражданского права. М., 1927; Его же. Двенадцать лет революции государства и права. «Революция пра*ва», 1929, № 6; Его же. Тринадцать лет борьбы за революционно-марксистскую тео*рию права. М., 1931; Н. Ф. Фиолетов, ук. статья; М. А. Чельцов - Бебутов. Социалистическое правосознание и уголовный кодекс. Киев, 1923; Его же. Социали*стическое правосознание и уголовное право революции. Харьков, 1925; Энциклопедия государства и права. Под ред. П. И. Стучки, тт. I, II, III. М., 1929—1930.

[10] Ю М. М. Исаев, ук. статья, стр. 24.

[11] Р. Бабун, ук. соч., стр. 44, 46, 51.

[12] П. Н. Галанза, ук. статья, стр. 164.

[13] Там же, стр. 165.

[14] П. И. Стучка. В борьбе за Октябрь. Сборник статей. Рига, 1960, стр. 256.

[15] П. И. Стучка. Революционная роль советского права. М., Изд. Ком. акад.,1932, стр. 98.

[16] М. А. Рейснер. Право. Наше право. Чужое право. Общее право, стр. 212.

[17] М. Карева, В. Ундревич. Пролетарская революция и государственный аппарат (Очерки истории борьбы за госаппарат в 1917—1918 гг.). М., Изд. «Власть Сове*тов», 1935.

[18] Там же, стр. 17.

[19] М. С. Строгович. Право и правосознание. М., 1940, стр. 8.

[20] Ш. Грингауз. К вопросу об уголовном праве и правотворчестве масс в
1917—1918 гг. «Советское государство и право», 1940, № 3; Ее же. Советский уголовный закон в период проведения Великой Октябрьской социалистической революции. «Советское государство и право», 1940, № 4; Т. Малькевич. К истории первых декретов о советском суде. «Советское государство и право», 1940, .№ 8—9.

[21] Так, С.Л. Ронин в докладе «Некоторые вопросы истории разработки первой
Советской Конституции» отмечал, что «с точки зрения.. . истории формирования идей*но-теоретических, программных основ Советской Конституции, начало процесса ее вы*работки следует отнести еще к дооктябрьскому периоду». Р. Д. Рахунов указывал на отдельные факты революционного правотворчества народных масс в деле ликвидации старых судебных органов и создания органов революционного правосудия (см.: Тру*ды юбилейной сессии Института права АН СССР, стр. 23 и др.).

[22] Е. А. Лукашева. Правосознание и укрепление законности в СССР. М., Госюриздат, 1957, стр. 13.

[23] В.В. Малькевич. Революционное правотворчество масс в период подготовки Октябрьской революции. «Советская юстиция», 1957, № 3; Ее же. Творческая роль масс в создании первых законов Советской власти. «Советское государство и пра*во», 1957, № 8.

[24] К этим работам относятся: В. Пронина. Организация и деятельность первых судов Российской Федерации. «Советская юстиция», 1957, № 9; П. Михаиленко. Предыстория советского суда на Украине (там же); Б. Левин. Революционное право*творчество масс Эстонии в 1917—1918 гг. (там же).

[25] А. И. Королев. Роль народного правотворчества в возникновении советского права. «Правоведение», 1958, № 1.

[26] См.: Труды юбилейной сессии Института права АН СССР, стр. 46, 48.

[27] Б. В. Шейндлин. Сущность советского права. Изд. ЛГУ, 1959, стр. 58, 59.

[28] И. Е. Фарбер, ук. соч., стр. 189.

[29] Г.С. Остроумов. Проблемы социалистического правосознания в работах П. И. Стучки. «Советское государство и право», 1963, № 7; Его же. Соотношение пра*вового и политического сознания. «Вопросы философии», 1964, № 5; Л. И. Антонова. Проблемы правотворчества и некоторые вопросы становления советского права. «Вестник ЛГУ», № 23, серия экономики, философии, права, вып. 4, 1964.

[30] См.: Труды Военно-Юридической Академии, т. XXII, 1957.

[31] См.: «Советское государство и право», 1965, № 9.

[32] См.: «Вестник ЛГУ», 1964, № 23, серия экономики, философии, права, вып. 4.

[33] Ю.С. Токарев. К истории народного правотворчества в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. «Исторические записки», т. 52,1955; Его же. Народное правотворчество накануне Великой Октябрьской социалистической революции (март — октябрь 1917 г.). Л., 1965.

Информация обновлена:10.07.2006

[Ульпиан]

http://lawtoday.ru/razdel/biblo/igipr/093.php
Введение административно-правового регулирования во всех сферах жизни привело к сужению сферы гражданско-правовых отношений. При отсутствии писаных норм главным источником права в советской респуб*лике стало революционное правосознание, революционное правотворчество. Идея революционной целесообразности была положена и в основание зако*нодательного нормирования этой сферы. А началось оно с вещного права, с формирования нового типа собственности — социалистической. Приня*тый Вторым съездом Советов один из первых декретов советской власти – декрет о земле – отменил частную собственность на землю, леса, воды, недра, которые объявлялись всенародным достоянием. Государство ста*новилось единственным распорядителем земли. Оно предоставляло ее в пользование отдельным лицам и общественным организациям и могло изъять ее по решению государственного органа. Все гражданские сделки с землей, купля-продажа, залог, дарение, завещание и др. запрещались, а старые признавались недействительными. Пользователям запрещалось применение наемного труда и аренда земли.

Учитывая пожелания крестьян, сформулированные в наказах советам и земельным комитетам ещё в августе 1917 г., декрет провозгласил много*образие и равноправие форм землепользования (подворное, общинное, артельное, хуторское), что обеспечило большевикам поначалу крестьян*скую поддержку. Помещичьи имения конфисковывались и переходили в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов кресть*янских депутатов. На части этих земель создавались совхозы, большинст*во имений было разграблено. Отнятия у собственников земля подлежала уравнительному перераспределению между крестьянами.

Провозгласив многообразие форм землепользования, советы уже в ян*варе 1918 г. (с декрета о социализации земли) начали отступление от про*возглашенных принципов и при перераспределении земли стали отдавать предпочтение коммунам и товариществам. Это вызвало яростное сопро*тивление крестьян-собственников, у которых в ходе «социализации» было отнято 50 (из 80) миллионов га земли. Изъятию подверглись также запасы хлеба, сельхозинвснтарь, тягловый скот, переданные коммунам. Только летом 1918 г. было зарегистрировано 108 «кулацких» бутов, подавлен*ных с помощью военной силы. Результатом стало резкое падение уровня производства и переход к продразверстке уже в конце 1918 г.

В феврале 1919 г. ВЦИК издал Положение о социалистическом земле*устройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию. Вся земля в нём определялась в качестве единого государственного фонда, который передавался в распоряжение соответствующих наркоматов. Все формы единоличного землепользования рассматривались в нём как отжинающие. Обобществление землепользования в совхозах, коммунах, ТОЗах и созда*ние единого производственного хозяйства признавалось главной целью социалистических преобразований на селе. Государственные предприятия, городские советы, профсоюзы получили право получать земельные уча*стки для создания на них совхозов.

Социалистическая собственность складывалась также из принудитель*но и безвозмездно национализированной «капиталистической частной соб*ственности». Промышленные предприятия изымались из гражданского оборота, всякого рода сделки по отношению к ним были запрещены. На*ционализация охватила и сферу жилья, которое традиционно являлось в России объектом частной собственности.

В 1918 г. советская власть ввела государственную монополию внешней торговли и установила запреты и ограничения на целый ряд объектов внутренней торговли: хлеб, нефть, сельхозмашины, сырье, табак, спички, текстиль, изделия из золота. Большинство товаров подлежало государст*венному распределению, на остальные вводились твердые государственные цены. Частные лица были вытеснены из торговли, что привело к возник*новению «черного рынка».

В апреле 1918 г. ВЦИК принял декрет об отмене наследования. Отме*нялись все виды наследования (по закону и по завещанию). После смерти владельца имущество становилось достоянием государства. Наследствен*ная масса ограничивалась суммой в 10 тысяч рублей и поступала родст*венникам умершего в виде «меры социального обеспечения» на праве управления и распоряжения. Это могло быть имущество в усадьбе, до*машняя обстановка, «средства производства трудового хозяйства». Кроме того, до издания декрета о всеобщем социальном обеспечении нетрудо*способные наследники (по прямой нисходящей линии, братья, сестры и переживший супруг), а из них наиболее нуждающиеся, могли получать содержание из имущества умершего.

Стремясь перекрыть все источники «нетрудового обогащения», зако*нодатель запретил специальным майским декретом ВЦИК о дарениях вся*кое «безвозмездное предоставление» (передачу, переуступку и т.п.) имуще*ства на сумму свыше 10 тысяч рублей. Отменялась передача по наследству и авторского права. Произведения искусства и литературы национализи*ровались и публиковать их могло теперь только государство, которое ус*танавливало ставки авторского вознаграждения.



Изменения в семейно-брачном праве. Первым и наиболее радикальным переменам подверглось семейно-брачное право. Уже в декабре 1917 г. ВЦИК и СНК приняли 2 декрета «О гражданском браке, о детях и ведении книг актов состояния» и «О расторжении брака». За ними в сентябре 1918 г. последовал «Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве». Законы отменили всякие ограничения (монашество, духовный сан, разрешение родителей, различие вероиспове*дания брачующихся и проч.), ввели гражданскую форму брака, отменив венчание, и установили полную свободу развода. Брачный возраст остался прежним (18 и 16 лет), провозглашалось право свободного выбора фамилии супругами. На всех граждан России распространялся принцип едино*брачия, снимались ограничения на количество браков. Кодекс расширил также круг лиц, между которыми могли заключаться браки, и включил в их число двоюродных братьев и сестер, дядьев и племянниц, тёток и племянников. Запрет относился только к родственникам по восходя*щей и нисходящей линиям и к полнородным и неполнородным братьям и сёстрам.

Равноправие мужчин и женщин подчёркивалось также решением во*проса о гражданстве супругов. Перемена гражданства могла последовать только по желанию жениха и невесты. Жена не была обязана следовать за супругом в случае перемены им места жительства. Но сохранялся принцип раздельной собственности супругов.

Расторжение брака проводилось по заявлению одной или обеих сто*рон. При обоюдном согласии его оформляли отделы ЗАГСа, при односто*роннем желании – суд. Суд разрешал и вопрос об имуществе, о судьбе де*тей, присуждал алименты на их содержание или оказание помощи одному из супругов.

Кодекс приравнял всех внебрачных детей к детям, рожденным в браке. В спорном случае отец внебрачного ребенка мог быть установлен в судеб*ном порядке. Воспитание детей стало рассматриваться в качестве общест*венной обязанности родителей, а не как их частное дело. Поэтому на ус*тановленного отца возлагалась обязанность участвовать в расходах, свя*занных с беременностью, родами и содержанием ребенка. Если обнаружи*валось, что мать ребенка в момент зачатия находилась в близких отноше*ниях с несколькими лицами, суд мог возложить на всех обязанность уча*стия в указанных расходах. Во избежание «скрытой социально-экономической эксплуатации трудящихся под видом старых правовых» отношений Кодекс отменил институт усыновления и опеки.



Социальное право. Советское социальное (трудовое) право с самого на*чала нацеливалось на ограничение и вытеснение капиталистических отно*шений на производстве, утверждение социалистического принципа оплаты (по труду) и трудовой дисциплины. Что было сделано?

Первыми декретами провозглашались: 8-часовой рабочий день, а для лиц, не достигших 18 лет и занятых на вредном производстве, 6-часовой, ежегодные оплачиваемые отпуска рабочим и служащим, допуск сверх*урочных работ только по решению рабочих организаций. Работа по най*му разрешалась только с 14 лет. Высокие оклады и пенсии урезывались и уравнивалась оплата труда мужчин и женщин. Принятый в декабре 1917 г. декрет ВЦИК «О страховании на случай болезни» ввел меры социальной защиты, которые должны были обеспечиваться из фондов предприятий. Предполагалось освобождение от работы беременных женщин (на 8 не*дель до и 8 недель после родов) с выплатой пособия в размере полного заработка, 6-часовой рабочий день для кормящих матерей и пр.

Однако в условиях военного коммунизма новое трудовое законода*тельство действовать не могло. Не случайно в Кодексе законов о труде (первом советском КЗОТе), принятом в декабре 1918 г., пришлось изме*нить систему социального страхования. Лишившиеся финансовой само*стоятельности национализированные предприятия не имели средств на разного рода выплаты. Поэтому систему социального страхования сменила система социального обеспечения (выплаты из централизованных фондов государства). Закрепив на всех предприятиях (государственных, коопера*тивных, частных) единые нормы труда и отдыха и льготы для подростков и женщин, КЗоТ ввел трудовую повинность для лиц от 16 до 58 лет.

В дальнейшем нормы КЗОТа постоянно корректировались и отменя*лись постановлениями правительства. Вместо паспортов были введены трудовые книжки, на основании которых (при наличии в них отметок об отбывании трудовой повинности) выдавались продовольственные кар*точки. Устройство на работу осуществлялось только через государствен*ные органы учета и распределения рабочей силы, свобода заключения и расторжения трудового договора была ограничена. Безработным воспре*щалось отказываться от работы, даже от самой черной или производимой в другой местности. Нельзя было и уволиться по собственному желанию. В 1919г. запрещался самовольный переход служащих из одного ведомства в другое и т.д. Для укрепления государственных предприятий квалифици*рованными кадрами практиковались трудовые мобилизации, перевод ра*ботников на положение военнослужащих.

Нарушались и правила трудового распорядка, определенные КЗОТом, увеличивалась продолжительность рабочего времени, отменялись отпус*ка, допускались сверхурочные работы, детский труд, зарплата выдавалась, главным образом, продуктами питания. Для укрепления рабочей дисцип*лины широко использовались товарищеские суды, обязательное возмеще*ние прогульщиками рабочего времени, а для ударников труда – нату*ральное премирование.



Уголовное право. Призванное защищать новый общественный и госу*дарственный порядок, уголовное право с первых дней советской власти становится мощным орудием «диктатуры пролетариата» с ее карательны*ми органами и ярко выраженной классовой политикой. В практике рево*люционных трибуналов вырабатывается в это время четкое представление о контрреволюционном (к/р) преступлении. Это к/р мятеж, к/р восстание, к/р заговор, участие в к/р организации, ставящих своей целью свержение советской власти. К к/р преступлениям относились также попытки раз*личных антисоветских организаций присвоить себе функции государст*венной власти. Так были расценены декретом ВЦИК от 3 января 1918 г. действия кадетско-эсеровского большинства Учредительного Собрания.

Особо опасными преступлениями, приближавшимися к контрреволю*ционным, признавались погромы, хищения, спекуляция, бандитизм, хули*ганство. Сурово преследовались должностные преступления (взяточничество, халатность, волокита). Выделялись воинские преступле*ния: связь с внутренними и внешними врагами, предательство, мародерст*во, грабежи и насилия над населением. С весны 1918 г. появится дезертир*ство как самовольный уход из рядов Красной Армии или неявка по при*зыву.

Что касается наказаний, то они в первых декретах, как правило, не оп*ределялись. Говорилось о предании суду революционного трибунала, о заключении в тюрьму до предания суду и т.п. Первая попытка упорядо*чить систему наказаний была предпринята Инструкцией Наркомюста от 19 декабря 1917 г. В эту систему входили денежный штраф, лишение сво*боды от 7 дней до 10 лет, удаление из столицы или высылка из пределов республики. Разрешалось объявление виновного врагом народа, лишение всех или частичных политических прав, общая или частичная конфискация имущества, обязательные общественные работы. Летом 1918 г. был введена смертная казнь, революционным трибуналам предоставлено при во применять любые наказания, расширились функции ВЧК.

Обобщение уголовного законодательства и судебной практики состоя*лось в декабре 1919 г., когда Наркомюст принял «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР». Согласно теории социальных функций права принцип законности в них был подменен принципом целесообразности. Предполагалось, что пролетарский суд при решении дел будет руково*дствоваться «социалистическим правосознанием», опираться на «социальное чутье», а потому ему не понадобится исчерпывающее и пол*ное нормирование всех отношений. «Руководящие начала» не имели осо*бенной части и ограничивались поэтому только разделами о сущности уголовного права, об уголовном правосудии, о преступлении и наказании и о некоторых других общих положениях.

При назначении наказания, к примеру, рекомендовалось учитывать степень и характер социальной опасности преступника, его социальное происхождение и принадлежность к «угнетающему» или «эксплуатируемому» классу. Принадлежность к неимущим классам явля*лась смягчающим вину обстоятельством, так же как состояние голода, ну*жды, невежество и несознательность.

В кодексе не определялись и не расшифровывались такие понятия, как форма вины, необходимая оборона, крайняя необходимость: мотивы пре*ступления, кроме указанных выше, не учитывались, что усиливало прин*цип объективного вменения (по результату преступления).

В судебной практике большое значение приобрел принцип аналогии, ко*гда при отсутствии в законе конкретной нормы, разрешающей конкрет*ный казус, можно было решать его по аналогии с другим казусом. Свобо*да толкования норм права на практике вела к произволу.

К уже применявшимся наказаниям новый уголовный кодекс добавил внушение, общественное порицание, принудительное изучение курса по*литграмоты, бойкот, отстранение от должности, исключение из коллек*тива. Высшей мерой наказания стал расстрел. Понимая под правом систе*му (порядок) общественных отношений, советское уголовное законода*тельство делало значительный шаг назад от дореволюционной правовой системы, отвечавшей самым высоким требованиям мировой науки.