*860. Что такое демократия?

[Джеймс Шуровьевски]

Сообщение от Аlvlru

Dec. 27th, 2015 12:23 pm (UTC)

У быка не было возможности
воздействовать на мнение толпы представившись более толстым или наоборот. Практика демократических выборов показывает, что кандидаты победив на выборах мгновенно забывают свои обещания зачастую действуют прямо вопреки им. Так что Ваша аналогия с быком неверна. Её можно было бы принять, если бы кандидат точно знал - не выполни он предвыборные обещания его освежуют как быка. Вот это была бы демократия.

Я попытался ответить вам цитатами из своей книги, но отвечу и по сути вашего возражения.
Нет, наоборот практика показывает, что политик не выполнивший свои обещания не переизбирается.
А политики люди рациональные и ведут себя так что бы не допускать обмана избирателей и остаться на следующий срок. Вы неправильно трактуете поведение политиков. По вашему они идут в политику, что бы обмануть избирателя? Нет они не хотят этого. Если это и случается то не преднамеренно, а по воле обстоятельств.

[Николай Стариков]

http://nstarikov.ru/blog/61667
07.01.2016 232

Французский социаль*ный психолог и социолог Гюстав Лебон (Gustave Le Bon) написал свою книгу «Психология масс» в самом начале ХХ века – то есть уже более ста лет назад. Но она не только не потеряла актуальность, а наоборот стала своего рода отправной точкой для авторов всех известных сегодня технологий манипуляций общественным мнением. Авторы теории «цветных» государственных переворотов несомненно не только читали Лебона, но и «творчески переработали».

Эту книгу надо обязательно прочитать каждому.

Но мы начнем её изучение с нескольких цитат. Которые наглядно покажут нам, что приемы управления толпами и целыми народами, манипуляторы из западных спецслужб придумали вовсе не сами…

Цитата 1. «Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает по*клоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».

Киев. 2013—2014. Майдан. Обещания безвизового въезда в Европу, резкого роста уровня жизни, ликвидации коррупции. Людям хочется в это верить. Ничего это не будет сделано – наоборот, начнется гражданская война и экономика Украины начнет движение в пропасть. Но люди готовы верить тому, что им нравится.

Цитата 2. «Утверждение тогда лишь оказывает действие, когда оно повторяется часто и, если возможно, в одних и тех же выражениях. Кажется, Наполеон сказал, что суще*ствует только одна заслуживающая внимания фигура риторики — это повторение. Посредством повторения идея водворяется в умах до такой степени прочно, что в конце концов она уже принимается как доказанная истина».

А теперь давайте вспомним фрагмент из российской истории. 2011—2012 год. «Величайший мыслитель современности» Навальный запускает «придуманный» им мем «партия жуликов и воров» (пжив). И все это начинают повторять все либералы, все интернет-ресурсы. Повторять сотни и тысячи раз. Все по Лебону. Ничего нового. Повторяйте и через полгода «истина» покажется всем доказанной.

Цитата 3. «Читая по*стоянно в одной и той же газете, что А — совершенный негодяй, а В — честнейший человек, мы в конце концов становимся сами убежденными в этом, конечно, если только не читаем при этом еще какую-нибудь другую газету, высказывающую совершенно противоположное мнение. Только утверждение и повторение в состоянии состязаться друг с другом, так как обладают в этом случае одинаковой силой».

На Западе практически нет альтернативных медиа. На Украине первое, что сделали путчисты придя к власти – отключили российские каналы. Почему? Противоположное мнение. Его сейчас почти нет на Западе и совсем нет на Украине. Отсюда и вера граждан Украины, что жители Донбасса сами обстреливают себя.

Цитата 4. «Единственные важные перемены, из которых вытекает обновление цивилизаций, совершаются в идеях, понятиях и верованиях. Крупные историче*ские события являются лишь видимыми следствиями невидимых перемен в мысли людей».

Тот, кто формирует изменения в мыслях, то управляет социальными процессами. И вот гражданам Украины внушают, что «дальше так жить нельзя!». Выводят на улицы. Итоги налицо. Но когда жизнь стала многократно хуже – и морально и материально, никто новый майдан не делает. Потому, что сначала надо изменить мысли, а мысли контролируют те, кто контролирует СМИ.

Цитата 5. «Исто*рия указывает нам, что как только нравственные силы, на которых покоилась цивилизация, теряют власть, дело окончательного разрушения заверша*ется бессознательной и грубой толпой, справедливо называемой варварами. Цивилизации создавались и оберегались маленькой горстью интеллектуальной аристократии, никогда — толпой. Сила толпы на*правлена лишь к разрушению. Владычество толпы всегда указывает на фазу варварства».

Когда видите «народную люстрацию» на Украине, или «активистов», блокирующих здания или учреждения, вспомните эту цитату мудрого француза.

Цитата 6. «Управляют толпой не при помощи аргументов, а лишь при помощи образцов. Во всякую эпоху суще*ствует небольшое число индивидов, внушающих толпе свои действия, и бессознательная масса подражает им».

В начале ХХ века еще не изобрели поп и рок музыку, еще не было массового кинематографа и телевидения, а принцип уже был придуман. Нужен образец! И зачем на майдане певица Руслана и другие деятели культуры?

Цитата 7. «Верить в преобладание революционных инстин*ктов в толпе — это значит не знать ее психологии. Нас вводит тут в заблуждение только стремительность этих инстинктов. Взрывы возмущения и стремления к разрешению всегда эфемерны в толпе. Толпа слишком управляется бессознательным и поэтому слишком под*чиняется влиянию вековой наследственности, чтобы не быть на самом деле чрезвычайно консервативной. Предоставленная самой себе, толпа скоро утомляется своими собственными беспорядками и инстинктивно стремится к рабству».

А вот эта цитата поясняет нам, почему после всякой революции режим становится еще более тираническим, а свободы значительно меньше.

Цитата 8. «Толпа, способная мыслить только образами, воспри*имчива только к образам. Только образы могут увлечь ее или породить в ней ужас и сделаться двигателями ее поступков».

Образы толпе и дают. Образ «избитых студентов» на майдане стал одним из катализаторов нарастания беспорядков. Образ «страшных коррупционеров» ворующих деньги стал общим местом для создания нужного настроения в разрушении многих государств.

Обязательно в каждом цветном сценарии дается и визуализированный образ «протеста». Белая лента, оранжево-помаранчевый цвет, сжатая в кулак рука. Дается во время, а готовится загодя. К примеру, «белая ленточка», символ так и не случившейся «снежной революции» 2011—2012 гг. была привезена покойным Борисом Немцовым из очередной командировки в Вашингтон.

Цитата 9. «Могущество слов находится в тесной связи с вы*зываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла. Очень часто слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самое боль*шое влияние на толпу. Таковы, например, термины: «демократия», «социализм», «равенство», «свобода» и т. д., до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается с точностью разъяснить».

Надо ли пояснять, почему финансируемые Западом «революционеры» всегда борются «за свободу», «против коррупции» и никогда за увеличение зарплаты на конкретные %.

И все это было описано еще до Первой мировой войны…

[Джеймс Шуровьевски]

Сообщение от Николай Стариков

http://nstarikov.ru/blog/61667
07.01.2016 232

Французский социальный психолог и социолог Гюстав Лебон (Gustave Le Bon) написал свою книгу «Психология масс» в самом начале ХХ века – то есть уже более ста лет назад. Но она не только не потеряла актуальность, а наоборот стала своего рода отправной точкой для авторов всех известных сегодня технологий манипуляций общественным мнением. Авторы теории «цветных» государственных переворотов несомненно не только читали Лебона, но и «творчески переработали».

Стариков как и Ле Бон ярый противник демократии и именно поэтому он рекомендует читать Ле Бона. А я рекомендую читать мою книгу "Мудрость толпы", где я развенчиваю Ле Бона:

II
Шотландский журналист Чарльз Маккей высмеял бы идею, что толпа может вообще что-то знать. В 1841 году Маккей опубликовал работу под названием «Удивительные массовые заблуждения и безумие толпы»-бесконечно увлекательную хронику массовых маний и коллективной глупости, и название данной книги будет ответом на заголовок, при всем моем уважении к его автору. Для Маккея толпа никогда не отличалась мудростью. Она не была даже разумной. Коллективные суждения он считал обреченными на экстремальность. «У людей, как было сказано стадное мышление, писал он.-Можно доказать, что они и с ума сходят вместе, а вот приходят в себя медленно и по одиночке». Маккей рассматривает коллективное безумие как само собой разумеющееся. Согласно представлениям Маккея, группы либо отупляют, либо сводят людей с ума, либо то и другое.
И Маккей был не одинок. Мыслитель Бернард Барух произнес знаменитые слова: «Любой человек как индивидуум довольно рассудителени и разумен-а как член тлпы он мгновенно становится болваном». Генри Дэвид Торо сокрушался: «Толпа никогда не достигнет своего уровня своего лучшего представителя-напротив, она деградирует до уровня худшего». Фридрих Ницше писал: «Безумие-это исключение для индивидуумов, но правило для групп». А вот английский историк Томас Карлайл выразился более лаконично: «Я не верю в коллективную мудрость индивидуальных невежеств».
Воозможно, самым жестким критиком групп был Ле Бон, который в 1895 году опубликовал образец классической полемики под названием «Толпа: исследование массового сознания».
Ле Бон был напуган развитием демократии на Западе в девятнадцатом веке, и его приводила в настоящий ужас мысль о том, что простые люди смогут влиять на политику и культуру. Однако его презрение к группам коренилось гораздо глубже. Толпа, как утверждал Ле Бон,-это больше, чем всего лишь сумма её участников. Это-своего рода самостоятельный организм. У неё есть свой образ и собственная воля, и её поступки зачастую идут вразрез с намерениями участников. Когда толпа совершает, что-либо, она по мнению Ле Бона, всегда совершает глупость. Толпа может быть храброй, трусливой или жестокой, но мудрой никогда. По его словам, " в толпах аккумулируется глупость, а не здравый смысл". Толпе недоступны действия, "требующего высокой степени интеллекта", и их интеллектуальная подоплёка " всегда ниже интеллектуального уровня отдельного индивидуума". Поразительно, что в понятие "толпы" Ле Бон включает не только такие очевидные примеры коллективной дикости, как суды Линча или мятежи, но практически любой тип общественного обьединения, принимающего решения.
Именно поэтому Ле Бон разбивал в пух и прах идею присяжных, "выносящих вердикты, которые каждый член суда по отдельности не одобрил бы".
Фактически, если собрать умных людей, специалистов во многих разных областях и попросить их "вынести решения, имеющие последствия общего характера", то суждения, к которым они придут, будут в целом не лучше, чем "принятые сборищем имбецилов".
В своей книге я, по примеру Лебона, широко трактую понятия «группа» и «толпа», обозначая ими все, что угодно, от аудитории игровых шоу до многомиллиардных корпораций и толп игроков спортивных тотализаторов. Некоторые группы, примеры которых приводятся в этой книге жестко организованны и хорошо осознают свою тождественность (как, к примеру команды управленцев в главе 9……Все эти группы отличаются друг от друга, но каждой из них свойственна способность действовать коллективно в целях принятия решений и устранения проблем-даже если люди в таких группах не всегда осознают, что заняты имеено этим. И то, что является очевидной истиной для некоторых из этих групп (а именно то, что они мудры и искусны в решении проблем), потенциально верно в отношении большинства из них, если не всех. В этом смысле Гюстав Ле Бон видел все в совершенно ином свете. Если вы соберете достаточно большую и достаточно разнообразную группу людей и попросите их «найти решения, имеющие последствия общего характера», решения этой группы с течением времени будут «интеллектуально выше решения отдельного индивида», пусть даже самого умного и осведомленного.
"Этот разум, или то что я называю "мудростью толпы", действует в мире под самыми различными обличьями. Это благодаря ей поисковая система Гугл способна в считанные секунды просканировать миллиард страниц и найти ту, на которой размещена нужная вам информация. Именно мудростью толпы можно обьяснить, почему очень тяжело заработать делая ставки на игры Национальной футбольной лиги, и почему в последние пятнадцать лет несколько сот энтузиастов в сердце штата Айовы гораздо точнее предсказывали результаты выборов, чем опросы Гэллапа. На мудрости толпы основан механизм работы фондового рынка( и то, почему он частенько прекращает работу)......

[А. Буйчик, Э. Зайнагабдинова, Е. Сорокина]

http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/buych/01.php
1.1. Эволюция термина
1.2. Демократия и современность
1.1. Эволюция термина

Самый сложный и многозначный по формам реализации тип политического режима – это демократия. Уже семь столетий, начиная с 1260 г., когда это слово было впервые употреблено в переводе аристотелевской «Политики», и до настоящего времени, не смолкают споры о значении термина «демократия».
Возникнув в античности и обозначая «власть народа» (от греческих слов demos – «народ» и kratos – «власть»), термин «демократия» стал самым распространённым в политической науке. Однако массовое использование термина не оставило за ним определённого однозначного содержания. До сих пор в политологии не выработаны общепринятые представления, позволяющие сформулировать чёткое определение демократии. Различные авторы акцентируют внимание на отдельных составляющих демократии, например, на власти большинства, на её ограничении и контроле над ней, на основных правах граждан, на правовой и социальной государственности, наконец, на разделении властей, всеобщих выборах, гласности, конкуренции различных мнений и позиций, плюрализме, равенстве, соучастии.
Соответственно демократия интерпретируется в нескольких смыслах:

расширительно, как общественная система, основанная на добровольности всех форм жизнедеятельности индивида;
более узко, как форма государства, при которой все граждане обладают равными правами на власть (в отличие от монархии, где власть принадлежит одному лицу или аристократии, где управление осуществляется группой лиц); это античная традиция трактовки демократии, берущая начало с Геродота (V в. до н.э.);
демократия понимается как идеальная модель общественного устройства, как определённое мировоззрение, основанное на ценностях свободы, равноправия, прав человека; индивиды, группы, исповедующие данные ценности, формируют движение за их реализацию; в этом значении термин «демократия» трактуется как социальное движение, как тип политической ориентации, воплощённый в программах определённых партий.

Эволюция значения термина «демократия» происходила одновременно с развитием человеческого общества. Первоначально, с момента возникновения, демократия рассматривалась как прямое правление граждан в отличие от правления монарха или аристократов. Однако уже в античности демократия была признана «худшей формой» правления. Ибо низкий уровень культуры граждан греческих полисов-государств позволял правителям манипулировать подобным «народовластием», вследствие чего режимы демократии были недолговечны и переходили в охлократию (власть толпы); а те, в свою очередь, порождали тиранию. Глядя на это, Аристотель не проводил различий между демократией и охлократией и отрицательно относился к первой. Такая оценка демократии повлияла на дальнейшую её судьбу: демократия воспринималась негативно и была вытеснена из политического обихода.
Следующий этап в развитии демократии – это республиканизм в средневековых городах Северной Италии (XI-XV вв.). Во Флоренции, Генуе, Венеции, Болонье, Падуе и ряде других городов сложилось устройство, напоминающее по форме то, которое существовало в Римской республике. К участию в работе органов власти городов-государств допускались первоначально только члены семейств аристократии. Но по прошествию времени горожане, стоявшие на низших ступенях социально-экономической иерархии, добились права на участие в управлении. Однако, в отличие от Рима и Афин, статус гражданина был сопряжён здесь с обладанием собственностью. В городах Северной Италии сложился средний класс, состоящий из купцов, ремесленников, банкиров. Он был не только многочисленным, но и хорошо организованным в гильдии, товарищества, церковные братства. Институциональная структура народовластия опиралась на власть городского Совета, подеста, избираемого на год и подотчётного Совету, а также Собрания горожан. Развитие республиканизма вызвало расцвет экономической и культурной жизни в Северной Италии. Однако, к несчастью для демократии, во второй половине XIV в. республики в некоторых крупнейших городах начали постепенно отступать под натиском извечных врагов народовластия: коррупции, олигархии, войн, территориальной экспансии, узурпации власти авторитарными правителями.
Параллельно с развитием республиканизма в Северной Италии шли процессы формирования системы народного представительства в Северной Европе. В 930 г. в Исландии сложился прообраз первого в мире национального парламента, так называемый альтинг, остававшийся источником законотворчества на протяжении более трёх столетий. Эдуард I (1272-1307 гг.) под давлением знати и горожан узаконил парламент в Англии, который вырос из спорадически проводимых собраний сословий. В Швеции традиции народного участия в собраниях в XV в. породила предтечу современного парламента: король начал регулярно собирать представителей различных сословий шведского общества – аристократии, духовенства, бюргеров, простолюдинов.
В Нидерландах и Фландрии формированию представительных собраний содействовало развитие городского среднего класса, сосредоточившего в своих руках значительные экономические ресурсы. Правители, постоянно испытывавшие острую нужду в деньгах, не могли игнорировать этот социальный слой, а чтобы заручиться его поддержкой, им приходилось созывать собрания представителей городов и основных классов общества.
Новый этап в развитии концепции демократии начинается с Великой Французской революции, когда демократия стала рассматриваться как направление общественной мысли, которое формирует цели социально-политического движения, отвергающего монархию и элитарность. Становление концепции демократии связано с потребностью обоснования нового характера отношений между правителями и подданными, вызванного появлением институтов гражданского общества, а также требований автономии и социального равенства индивидов.
Однако негативное отношение к демократии не было преодолено даже в ХVIII в. Это объясняется тем, что идеальная модель демократии как повседневного и непосредственного участия в управлении всех граждан в больших политических образованиях, подобных национальным государствам, практически невозможна. Первоначальный смысл демократии трансформировался, приспосабливаясь к новым потребностям жизни. На процесс трансформации оказывали влияние культура конкретного общества, политические и исторические традиции, демократический опыт. Первоначальный смысл демократии как народовластия существенно расходился с многообразием практических форм её реализации, что и привносило путаницу в понимание данного термина.
Различия в интерпретации демократии, как и различия в механизмах её реализации в конкретных обществах, обусловлены отсутствием единства методологических принципов её анализа. В первом случае, с точки зрения нормативного подхода, формируется идеальная модель демократического правления, соответствующая ментальности населения, его представлениям о справедливом правлении. Однако реальные условия приспосабливают идеальную модель демократического правления к запросам практики. Во втором случае, с позиций эмпирически-описательного подхода, демократия оказывается совокупностью принципов, процедур и политических структур, которые обнаружили свою эффективность в реализации общественных и индивидуальных потребностей и целей.
Таким образом, различные теории демократии исходят либо из приоритета принципа долженствования, либо апеллируют к практике при формировании системы правления.

1.2. Демократия и современность

Вплоть до XIX в. мы не можем говорить о формировании современной демократии. Родиной новой демократии, как считает большая часть политологов, тем более за океаном, стали США, в которых в 1820-е гг., впервые больше половины взрослого мужского населения получили право участвовать в президентских и парламентских выборах. Именно с этого момента начинается глобальный процесс перехода к демократии, охвативший в наше время всю планету.
Чем тогда отличается современная демократия от классической? Прежде всего, она является формой правления, действующей в масштабах крупных национальных государств, а не городов-государств, или городов-республик. Она – это представительная система, а не прямое самоуправление сообщества граждан. Свой суверенитет граждане делегируют избираемым ими представителям, строго подотчётным избирателям. Одновременно граждане могут непосредственно участвовать в принятии политических решений, участвуя в национальных и локальных референдумах.
Современная демократия становится инклюзивной, то есть включающей в себя, а не эксклюзивной, как было прежде. Пассивное и активное избирательное право является доступным практически для всего взрослого населения и не обусловлено имущественным цензом. Широко действующими становятся принципы политического и правого равенства.
Демократия в развитых индустриальных государствах является конституционной. Демократические правительства действуют строго в рамках правового закона, который защищает права человека, права меньшинств, задаёт определённые рамки (а не предписания) для свободной деятельности граждан, групп интересов, организаций, политических партий, сдерживает правительство от любых посягательств на свободу граждан и ассоциаций.
Формы современной демократии зависят от формы правления, избирательной и партийной систем. В зависимости от формы правления выделяются президентские, парламентские, президентско-парламентские и парламентско-президентские демократические системы. В зависимости от типа избирательной системы выделяют мажоритаристские демократии и демократии с пропорциональной системой голосования. В зависимости от типа партийной системы выделяются многопартийные, двухпартийные и коалиционно-мажоритаристские демократии.
Таким образом, различные сочетания этих форм влияют на эффективность и стабильность демократии. Например, наиболее жизнеспособными являются комбинации президентского или парламентского правления с мажоритарной избирательной системой и двухпартийностью. Наименее же стабильным является сочетание президентской формы правления с пропорциональной избирательной системой и многопартийностью.

В первой книге особое внимание мы уделим зарождению и формированию полисной и республиканской демократии в древних цивилизациях, особенно в Древней Греции и Риме, и вплоть до XVIII в., когда демократия приобрела новые очертания, сохранившиеся до наших дней и ставшей базисом современного демократического социума.

Глава 2. Существовала ли демократия в социумах древнейших цивилизаций
2.1. Шумерское пространство
2.2. Вавилонское царство и его социум
2.3. Ассирийское царство
2.4. Египет древний и незнакомый
2.5. Государства Древнего Востока
2.6. Философия древнеиндийского общества
2.7. Древний Китай и зачатки демократической мысли
2.1. Шумерское пространство
Существование Шумера на протяжении всей его истории представлял собой развитие, возвышение и падение городов-полисов. В конце III тысячелетия до н.э. писцы храма Ура составили первые хронологические таблицы «Царский список». Согласно исследованиям учёных и хронологическим таблицам достоверная история Шумера начинается с середины III тысячелетия до н.э., когда правителем Лагаша стал реформатор Уруинимгина. В XXIV в. до н.э. правитель одного из городов Лугальзаггези предпринял первую попытку объединения Шумера. Он географически покорил почти все города региона, но политически ограничился принятием титула «лугаля всех городов».

Однако уже через сто лет цивилизация Шумер закончила свой путь, сменившись царством Аккада. Молодой Саргон, принадлежавший к племени кочевников-семитов, обитавших на севере Шумера, начал завоевание Шумера, успешно сочетая политическую интригу с решительными военными действиями. Созданное им царство Аккада и Шумер в дальнейшем положило начало Ассирии и Вавилону.
Изначально вся экономика шумеров велась подобно плановому хозяйству, которым занимались храмовые сотрудники. Главный жрец города – энси – выполнял все обязанности политического и экономического правителя города. Жрецы управляли всем хозяйством, определяя подробности ведения сельскохозяйственных и строительных работ. При храме хранились общинные рабочие инструменты, которые ежедневно выдавались вместе с тягловыми животными.
Уже на этой ранней стадии развития общества мы можем проследить взаимоотношения между чиновниками-служителями и крестьянами-общинниками. На участках храмовых полей работали группы по 8-10 человек во главе с опытным надсмотрщиком. За работу и собранный урожай люди получали эквивалентную часть еды, питья и одежды. Календарь сельскохозяйственных работ приписывал работникам не только трудиться днём, но и охранять поля от воров и животных в ночное время. В итоге необходимо было собрать урожай не меньше, чем предписывал храм. В противном случае крестьяне, повинные в недодаче получали меньше еды и одежды и отрабатывали долги.
За 5-6 тысячелетий до наших дней чиновники пришли к рациональности нормирования рабочей силы, что в некоторой степени отражало социальные идеи компетентного подхода к вкладу каждого человека каждой отдельной профессии в экономическое благосостояние общины, города или земли. Приведём пример ежедневного пайка энгаров, простых земледельцев. Старший группы получал 1,25 литра зерна, садовник – один литр, неквалифицированный помощник – менее 0,5 литра. Также в зависимости от квалификации работника храм мог предоставить ему небольшой участок поля для личного пользования. Те же, кто не имел подобных угодий, могли взять землю в аренду за треть урожая с него. Так постепенно стали происходить два процесса, которые стали основой формирования социальных отношений всех последующих цивилизаций и обществ:

расслоение населения на более обеспеченных горожан и менее обеспеченных сельских жителей;
выделение из городского населения прослойки зажиточных земледельцев и жречества, которые составляли базис управленческого аппарата города или государства.

Чтобы компетентно составить картину социального положения населения любого государства, мы обязаны рассматривать семью, как ячейку общества. Именно там, на микроуровне, закладываются основы взаимоотношений членов общества. Если просмотреть дошедшие до наших дней законы правителей Шумера, то многие из них были посвящены именно семье.
В патриархальном семейном укладе мужчина имел одну жену, но мог обзавестись наложницами, которые не обладали равными правами с законной женой. Сыновья после смерти отца семейства вели хозяйство и должны были заботиться о посмертном почитании отца. Только в случае отсутствия в семье сыновей дочь могла стать полноправной наследницей всего состояния. И мать, и отец имели равные на детей права, а их власть не была абсолютной. Они могли продать детей в кабалу на определённый срок, но не имели права лишать их жизни, ни при каких обстоятельствах. В случае же сыновнего неповиновения или непочтения уже закон определял меру наказания: от изгнания из дому или продажи в рабство до отсечения руки.
Женщина в шумерском обществе имела по тем временам достаточно ощутимые свободы. Кроме названной ранее возможности унаследования хозяйства необходимо упомянуть и об экономических правах. Она могла самостоятельно заключать торговые сделки и выступать в суде. По обрывочным данным учёные с уверенностью приписывают шумерской женщине и право администрирования, то есть даже правления городом. В основном, к ним относились царицы – жёны энси и лугалей, оставшиеся вдовами.
Однако эти свободы значительно уступали мужским. Муж мог отдать жену кредитору в кабалу для отработки долга. Также муж не нёс ответственности за долги, сделанные женой до заключения брака, а та, в свою очередь, обязана была в равной степени разделять тяготы любого долга мужа. Найденные клинописные таблички шумерского периода говорят о том, что по семейному законодательству при заключении брака муж фактически выкупал жену из другой семьи в собственность. Стоимость выкупа обычно не превышала стоимости одной рабыни. Приданое невесты являлось уже её личной собственностью и могло после смерти перейти к детям, рождённым в данном браке. Жена могла уповать только на то, что муж по закону обязался соблюдать все условия брачного контракта, а в случае развода по инициативе мужа жена часто получала сумму, эквивалентную размеру среднего выкупа. Все брачные подарки мужа оставались её собственностью лишь в случае смерти мужчины, а если раньше умирала она, то переходили в имущество детей.
Дополнительным социальным беременем брака для женщины была процедура развода. Расторжение брака по закону мог требовать только муж. Основной причиной чаще всего служило бесплодие женщины. Однако шумерское законодательство определяло и социальную защиту женщины: если она соглашалась на расторжение брака, то муж обязан был вернуть ей приданное, а в случае несогласия жены с разводом – обеспечить её домом и пожизненно содержать. Это всё не касалось статьи обвинения жены в расточительстве, краже имущества или денег. В этом случае муж мог просто выгнать женщину из дома или сделать своей рабыней. За оскорбление или супружескую измену женщину топили, а по законам Хаммурапи это ждало и соблазнителя.
Женщина имела право на свободу, если муж самовольно навсегда покидал общину или город, а также в случае его пленения на войне. Жена ждала несколько лет и могла выйти повторно замуж. Если муж возвращался, то и жена возвращалась к нему, а дети, если таковые рождались в повторном браке, отходили ко второму мужу.
Как мы видим, брачное законодательство в Шумере было достаточно строгим. Брак считался действительным только после подписания брачного договора со стороны семей невесты и жениха и его заверения городскими чиновниками. Либерализм проявлялся не только в имущественном праве женщины в случае развода, но и возможности брака свободного мужчины (гражданина) с рабыней. Их дети становились гражданами, если отец официально объявлял их наследниками.
Дети, рождённые в официальном браке, становились полноправными наследниками всего имущества родителей. Они обладали достаточно большой свободой, начиная с малого возраста. Например, несовершеннолетние имели право при согласии отца заключать торговые сделки купли-продажи. С одной стороны, ребёнок мог быть продан отцом в кабалу, чтобы рассчитаться с долгами. Однако он был обязан также полностью обеспечивать детей:

едой и одеждой до бракосочетания;
выкупом за невесту;
приданым за дочь.

Наследство умерших родителей делилось между сыновьями согласно строгому порядку. Наследниками считались супруга и дети. Всё хозяйство переходило к ребёнку по мужской линии. Дочери же выдавались замуж, а приданное являлось их долей наследования. Согласно законам Хаммурапи, старшие сыновья, успевшие обзавестись семьями ещё до смерти отца и получившие от него деньги на выкуп невесты, обязаны были выделить из своей доли часть на свадебный выкуп младшему брату. Дочь уходила из семьи. Если она предпочитала служение храму, то лишалась приданого. После смерти отца семейства братья обязаны были содержать её и выплачивать сестре долю доходов из отцовского имения. Неудовлетворение заботой братьев о наследстве она обосновать в суде и перепоручить свою долю хозяйства другому.
Проблема бездетности в Шумере была настолько остра, что законодательство достаточно скрупулёзно рассматривало все спорные вопросы. Бездетные семьи имели право усыновления любого потерянного ребёнка. Если они брали дитя из многодетной семьи, то в любой момент могли потерять его, так как генетическая семья имела право вернуть своего ребёнка. Если у семьи, которая приняла на воспитание ребёнка, появлялся родной, то она могла отказаться от приёмного, но обязана была выплатить ему треть возможного наследства. Приёмные дети не имели практических прав и могли быть жестоко наказаны за побег к родным родителям или непочтение к приёмным.
Таким образом, мы видим, что социальные права и свободы у граждан городов-государств Шумера отличались выразительным контрастом деспотического главенства и предпосылок демократии. Как и у последующих крупных древних цивилизаций, там сосуществовали тирания и право, рабство и свобода. Грань между ними определялась сложной системой законов, которые позволяли человеку переходить из состояния полного бесправия в гражданский статус и наоборот.
Рабство, как неотъемлемый элемент рассмотрения развития демократии на планете, в Шумере было традиционно. Например, каждому храмовому работнику на рабочий день придавалась в помощь рабыня. Так как мужчин шумеры в плен не брали, то рабами, в основном, были женщины и дети. Рабство носило относительно временный характер. Рабы могли выкупиться или получить свободу. Такая перспектива заставляла женщин и немногих мужчин сохранять верность и терпимость в рабстве. Отсутствие упоминаний о восстаниях рабов говорит о том, что отношение к ним было либеральным, не столь угнетающим. Мужчина становился рабом в случае, если гражданин задолжал заимодавцу и попал в кабалу. Однако его рабство могло длиться не более трёх лет и определялось судом.
Социальный состав шумерских городов-государств был разнообразен: земледельцы, храмовые работники, ремесленники, солдаты, торговцы, храмовые и царские чиновники и жрецы. В каждом из этих групп существовало разделение по благосостоянию. Бедная часть населения страдала не только от разграблений нападавших врагов, но и от постоянных местных поборов на военные походы. В середине III тысячелетия до н.э. в Лагаше была произведена самая крупная социальная реформа, в результате которой вокруг этого центра были объединены многие города Шумера. При правителе Лугальанда поборы достигли астрономической величины. Городские бедняки были полностью разорены. Город не выдержал: взбунтовались даже обеспеченные горожане. Собрание старейшин города свергло лугаля. Пришедший ему на смену Уруинимгина снизил налоги, составил список основных правил, регулировавших отношения между гражданами города – первый в истории человечества свод законов. По обрывочным данным, дошедшим до нас на табличках, можно видеть глубину социальных и законодательных реформ лугаля. Например, табличка «Да не посмеет сильный обидеть вдов и сирот» пользовалась повсеместной популярностью. Среди прочих изменений в законах Уруинимгина полностью запретил закабаление свободных граждан – теперь бедняк не мог попасть в кабалу.
Впервые правитель страны сам попытался защитить граждан от чиновничьего беспредела. Богач, которому приглянулся земельный участок или часть имущества более бедного, обязан был уплатить справедливую цену, а городские чиновники не могли отбирать за долги землю и жильё.
Однако относительно социальной иерархии установились более жёсткие правила. В период мира ремесленник, не справлявшийся со своей работой, лишался «квалификации» и спускался вниз по иерархической лестнице. Неумелый каменотёс мог стать подносчиком глины на строительных работах, прогоревший купец шёл наниматься простым погонщиком в торговые караваны. Плохой оружейник от дорогостоящего оружия переходил на изготовление серпов. Данный процесс практически всегда означал лишь падение по социальным ступеням, потому что завоевать право двигаться обратной дорогой было почти невозможно.
Таким образом, изучая исторические особенности существования и процветания шумерского общества, мы находим сложную систему социальных ценностей, которые говорят о зарождении основ демократических взаимоотношений, попыток демократизации общества в особо напряжённые периоды внутренней политики. Правления народа в Шумере, возможно, и не существовало. Мы можем принять за народ и чиновничье-жреческую прослойку населения, которая составляла примерно 10-12% от всего города-государства, и добавить туда купцов и удачливых ремесленников, которые при определённых обстоятельствах могли попасть в чиновничий аппарат. Однако этими 18-20% населения полиса сложно заменить понятие народа. В отличие от многих более поздних цивилизаций и государств Шумер предоставлял возможность руководить не только особо богатым людям и верховным жрецам, но и коммерсантам; не только мужчинам, но и женщинам. Однако народного волеизъявления, выборности должностей посредством всенародного голосования, очного или заочного участия простого гражданина в делах государства не было. Поэтому мы можем говорить о зачатках демократических идей правления и общественного устройства. Однако в дальнейшем многие из социальных достижений Шумера были утеряны, последующие цивилизации зачастую игнорировали их в угоду более лёгкого правления над людьми.
2.2. Вавилонское царство и его социум

Во времена шумеров города Вавилона ещё не существовало. Только в начале II тысячелетия до н.э. на останках шумеро-аккадской цивилизации начали формироваться новые города, возводившиеся по берегам рек. Постепенно среди возникавших и через некоторое время исчезавших городов-государств стал расти Вавилон – небольшое поселение, жители которого говорили на аккадском языке. В 1792 г. до н.э. на трон полиса взошёл Хаммурапи, который начал старовавилонскую историю возвышения города над Месопотамией.
К приходу этого прославленного и жестокого правителя Междуречье представляло собой жалкое зрелище. Многочисленные войны разрушили ирригационную систему каналов шумер, почва в большинстве районов окончательно осушилась и стала непригодна для земледелия, большая часть земель, ремёсел и торговли перешла в частные руки, продавались и покупались должности жрецов. При падении III династии Ура жители уже не зависели от государства, толпы бедняков скитались по городам. Единственным положительным моментом было резкое развитие внутренней и внешней торговли. Процветало ростовщительство. Мелкие земледельцы с целью выживания вынуждены были брать у ростовщиков под большие проценты серебро. Невозможность расплатиться по долгам приводило их в кабалу или к продаже собственной земли.
Хаммурапи решительно не устраивала тенденция сосредоточения земель и власти у небольшой прослойки знати и удачливых предпринимателей, так как не был заинтересован в том, чтобы богачи превратились в главную политическую силу. Каждые пять лет он издавал специальные «указы о справедливости», которые обязывали всех богачей отпускать должников на свободу и возвращать прежним хозяевам землю.
В начале XX в. в Сузах, древней столице Эламского царства, французские археологи выкопали каменную стелу, покрытую клинописью. На диорите, на аккадском языке были высечены 290 законов, которые ввёл во время своего правления Хаммурапи. 70 законов были посвящены регулированию семейных вопросов и наказания и ещё 58 – дому, рабам и собственности.
Рабы считались имуществом хозяина, но всё же имели некоторые права перед законом. Если раб, вардум, не признавал своё рабство, господин должен был доказать своё право на него в суде и только потом наказывать. Мушкенумы, «люди царя», находились в полной власти правителя и тоже походили по положению на рабов, но не имели возможности даже опротестовать своё социальное положение. Едиственно свободными людьми, гражданами государства оставались авилумы, свободные жители городской и сельской общины.
Закон определял жёсткое наказание за его нарушение. Принцип «талион» предусматривал адекватное наказание вплоть до смертной казни за убийство. За незначительные проступки провинившемуся могли отрубить руку, отрезать уши или пальцы, облить лицо кипящей смолой, практиковалась порка плетью. Смертную казнь влекли за собой сорок различных преступлений: воровство из храма или дворца, имущества из чужого дома, ложное обвинение в преступлении, преднамеренное убийство и кровосмесительство.
Положение женщин по сравнению с шумерскими законами было абсолютно бесправным. За попытку развода её топили. Тоже самое её ждало, если она обвинялась мужем в нерадивости или измене. Свободные и обеспеченные люди часто вместо физического наказания присуждались к выплатам крупных штрафов. Сумма штрафа колебалась от 2 до 30 эквивалентов имущественной стоимости. Только в случае особо серьёзного преступления горожанина изгоняли из города, лишая всего имущества и защиты семьи.
Правление в Вавилоне отличалось от шумерского, где существовало два управляющих центра – храм и дворец правителя. В Вавилонии правитель города подчинялся царю, экономическая и политическая жизнь города управлялась извне, из столицы государства. В силе оставалось формальное разделение на две структуры:

дворец или храм;
общинное собрание.

В вавилонском городе преобладал уже общинный уклад, при котором разросшиеся семьи сообща решали все важные вопросы городской жизни. Совет общины мог отказать в праве приобрести землю одного из членов общины. Этот отказ распространялся не только на богача, но и самого царя. Однако роль общины в решении важных государственных вопросов оставалась ничтожной. Совет старейшин не имел права назначать или снимать верховного жреца или правителя города. Это было прерогативой только правителя страны. Следовательно, власть в городе делилась между царём и храмом, а не храмом и горожанином. Храмовые жрецы довольно активно участвовали в жизни городской общины:

вели стандартизацию мер и весов;
контролировали ростовщичество, устанавливая максимально допустимые проценты залога;
проводили акции беспроцентного займа для бедняков;
набирали «послушников» из семей особо бедных крестьян;
проводили судебные заседания по вопросам, которые не попадали в сферу интересов царского суда.

Постепенно между храмами и царём Вавилонии возникла своеобразная конкуренция. Царь не мог полностью подчинить себе богатые храмовые хозяйства, чтобы не вызвать недовольства жрецов и верующих. Жрецы же были вынуждены смириться с устоявшейся традицией царей обожествлять себя и требовать божественных почестей.
Функции царя в вавилонском социуме были обширны, но исключали религию. В военное время он становился главнокомандующим, а в мирное время заключал политические договора и вершил верховный суд. По наследию Хаммурапи царь «охранял своим законом тех, кто не имел привилегий», то есть простых граждан.
Таким образом, Вавилония сделала шаг вперёд в отношении прав демоса на правление и самоуправление. Общинный принцип сосуществования населения способствовал закономерной передачи небольшой части управленческой деятельности населению городов. С одной стороны эта деятельность была крайне мала, а по масштабам Древней Греции – ничтожна. Однако относительно Шумера, прародителя Вавилонии, это был значительный шаг вперёд. Такой прогресс требовал на начальных этапах формирования высокоорганизованного общества и некоторых социальных потерь в пользу сохранения сильной власти царей и знати. Такой уступкой стала делиберализация положения женщины в обществе и стремление общин к сохранению своей ячейки путём привлечения потомков к проживанию и работе в родном городе.
2.3. Ассирийское царство

Ассирия возникла примерно в то же время, что и Вавилония. В начале II тысячелетия до н.э. кочевые племена скотоводов осели на севере Месопотамии, ассимилировали с местными жителями, восприняли их культуру, язык, письменность и религию. Центром цивилизации почти на 11 веков стал город Ашшур.
Ассирийские правители подражали Вавилону, положив в основу государственного строя деспотическое правление последней шумерской династии. Однако, наблюдая изъяны во взаимоотношениях вавилонских царей и жречества, ассирийские владыки подчинили себе все стороны жизни государства. Ассирийский царь был не только светским правителем, осуществлявшим политическое и экономическое руководство, но и верховным жрецом, то есть реальным и единственным наместником бога в государстве. К тому же царь был и постоянным главнокомандующим, даже в тех немногочисленных случаях, когда армию принимал туртан – верховный военачальник. Следовательно, ассирийская деспотия была доведена до совершенства.
На начальном этапе существования Ассирии родовая знать племён имела доступ к региональному управлению, так как это облегчало царям руководство большой территорией. Однако впоследствии крупные области были раздроблены. Во главе каждой из них уже был поставлен царский наместник, белпахати. Некоторые из городов, наиболее важные в экономическом отношении, становились самостоятельными административными единицами, но также под руководством царского наместника.
Высшие должности при ассирийском царском дворе занимали представители крупнейших знатных семей страны. Они часто имели большую власть и даже могли влиять на правителя. Существовало около 150 наименований различных чиновничьих должностей всех рангов. Большинство из них занималось различными статьями налоговых сборов. От налогов освобождались только представители высшей знати страны и некоторые города, например, Вавилон, Ниппур и Ашшур. Аристократические семейства получали от царя в дар земли и рабов, а также иногда освобождение от податей.
Как мы видим, на государственном уровне правление демоса было крайне незначительным и представлялся локальным управлением царских наместников и аристократической знати. Однако арабские учёные считают, что даже такая форма участия населения в управлении государством может считаться зачатками квазидемократии с позиции современного мусульманского Востока. Если рассматривать современное положение демократии в странах Аравийского полуострова и принять монархию за некую ступень или слабую форму демократии, то Ассирия может претендовать на право называться царством с зачатками квазидемократии. Хотя ближе к такому термину подошли именно вавилоняне.
Теперь для формирования более реальной картины социального состояния Ассирии вновь обратимся к жизненному укладу государства и законодательству. Ассирийская семья была полностью патриархальной. Главе принадлежала неограниченная власть над всеми членами семьи, что являлось миниатюрой государства. Женщина была лишена всех последних прав, что сохранялись в Вавилонии. На улице они должны были появляться только с закрытым лицом, что в ряде государств процветает до сих пор, и в сопровождении одного из членов семьи. Одинокая женщина могла быть легко обвинена в блудничестве. Если же она подавала в суд за оскорбления мужчины, то на её семью возлагался крупный штраф.
Законы Ассирии допускали кровную месть, если семья убитого не соглашалась на финансовое возмещение урона или компенсацию рабыней. Иногда отдавались жена или сын. За причинённое свободному человеку увечье виновный, согласно закону «талиона», подвергался подобному же наказанию. Раб практически приравнивался к имуществу, что принуждало убийцу или изуверу уплатить за него, как за повреждённую вещь.
Всё население Ассирии делилось на три больших класса:

рабы;
свободные люди;
аристократия.

О положении рабов мы уже сказали выше. Можно лишь добавить, что ни о каком отпуске на волю или вольной для них не существовало. Это были пленники и потомки рабов. Рабов-ремесленников хозяева часто посылали «на заработки». Раб трудился в мастерской, платил хозяину ежемесячно определённое количество серебра, чтобы выкупиться. Однако выкуп в 99% случаев не мог состояться из-за большой суммы, наложенной на раба, или нежелания хозяина отпускать его. В этом случае хозяин освобождал его лишь в преклонном возрасте, одного.
Свободный ассириец-бедняк также мог стать рабом. Невольников продавали поодиночке или целыми семьями. Часто бедняцкая семья продавалась вместе со всем имуществом – землёй и рабами, если таковые были. Однако свободный ассириец мог избежать таких проблем, вступив в регулярную армию пехотинцем, лучником или метателем дротиков. В дальнейшем он мог обучиться верховой езде. В этом случае гражданин мог обогатиться или погибнуть на поле брани.
Аристократическая прослойка населения, которая включала в себя менее 5% всего населения государства, также подразделялась на уровни по благосостоянию и возможности участия в управлении государством. Это были:

торговцы и купцы;
ростовщики и банкиры;
вельможи;
жрецы.

Первая группа – негоцианты – крайне мало касалась государственных дел, платила налоги за коммерческую деятельность и участвовала лишь в рассмотрении локальных вопросов экономической политики в данном городе, установлении цен и территории влияния, но и то, с ведома и одобрения царского наместника.
Вторая группа социально обеспеченных граждан уже рассматривала финансовые вопросы, как торговли, так и ассигнований населения и армии. Некоторые банкиры имели большой вес в обществе города и могли негласно влиять на решения наместника. Считается, что именно в Ассирии впервые зародилась финансовая олигархия, которая имела пути влияния на отдельные государственные и чиновничьи позиции. Среди них иногда выделялись особо одарённые граждане, которые допускались до казначейства или налоговой системы.
Вельможи были реально правящей прослойкой населения. Они занимали достаточно высокие государственные должности, вели дела и политику в казначействе и налоговой сфере, приводили в жизнь указы царя и занимались аналитической деятельностью внутренней и внешней политики, облегчая царю правление. Единственное препятствие своему влиянию на правителя они видели в жречестве. Жрецы, кроме вавилонских, уже не имели былой власти. Однако они не упускали случая вмешиваться в государственные дела.
Таким образом, на примере Ассирии, как и двух других месопотамских цивилизаций мы наблюдаем лишь отдельные элементы процессов, которые можно отнести к демократическим, крайне необходимые для эволюции данного процесса, но ещё находящиеся в зачаточном состоянии. Как уже говорилось в предыдущем разделе, такие процессы можно назвать лишь квазидемократическими, потому что они несли в себе скорее не желание привлечь к управлению достаточно широкие слои населения или расширить круг тех, кто может заниматься государственными делами, а укрепление личной власти над всеми слоями населения, стремление контролировать волю народа за счёт небольших либеральных уступок.
Однако данная ситуация была типичной для древнейших цивилизаций. В следующем разделе мы рассмотрим особенности социального устройства, возможно, самой могущественной цивилизации древнейшего мира – Египта – и попытаемся доказать квазидемократичность первых социальных преобразований.

[А. Буйчик, Э. Зайнагабдинова, Е. Сорокина]

2.4. Египет древний и незнакомый

Чтобы представлять себе социальную и внутриполитическую ситуацию в Древнем Египте, необходимо вспомнить некоторые особенности развития этой цивилизации.
Примерно в IV тысячелетии до н.э. первые правители объединили племена Северного Египта, обитавшие в плодородной долине Нила. К 3500 г. до н.э. уже сформировалась государственная структура. Климат здесь был мягче, чем ныне, поэтому долина реки расширялась на 50-70 км от русла. История династий Египта хронологически делилась на эпохи:

додинастическая эпоха – 5000-3000 гг. до н.э.;
Древнее царство – 3000-2200 гг. до н.э.;
феодальный период – 2200-2000 гг. до н.э.;
Среднее царство – 2000-1785 гг. до н.э.;
царство гиксосов – 1785-1567 гг. до н.э.;
Новое царство – 1567-1075 гг. до н.э.;
Позднее царство – 1075-332 гг. до н.э.

В 332 г. до н.э. Египет был захвачен Александром Македонским, с которого началась греко-римская история Египта, имевшая мало общего с Египетскими царствами. Теперь пройдёмся по этим этапам, рассмотрев особенности социального устройства египетского общества.
Древнее царство подразделялось на ранее и старое. В период раннего царства по сведениям первого египетского историка Манефона, автора «Истории Египта» и списков всех фараонов, правитель Менес (Мина) объединил под своей властью Верхнее и Нижнее царства. Этот период длился два века и был началом полномасштабного государственного строительства. Развитие экономического уклада требовало и формирования государственного аппарата, то есть пристального внимания, постоянного поддержания порядка и строгого учёта. Постепенно создалось ярко выраженное иерархическое общество:

богатая знать – фараоны и вельможи-номархи;
чиновники;
бедняки.

Государственный строй вырос из сельскохозяйственных общин, а потом из самостоятельных номов. Вожди общин стали передавать свою власть по наследству. Руководители номов, номархи, сохранили относительную экономическую независимость даже при едином фараоне. Правителю принадлежала большая часть земельных угодий страны, все ремесленные мастерские и судостроительное производство. Все вельможи состояли на государственной службе: крупная номовая знать занимала посты при дворе, а вельможи из мелких номов являлись хозяйственными чиновниками, получая регулярное довольствие. Все государственные чиновники в столице и номах напрямую подчинялись фараону.
Низшей ячейкой древнеегипетского сельского социума оставалась сельская община – ниут. Она носила патриархальный характер. Местное самоуправление реализовывалось в общинных советах – кенбетах. Глава общины, хика, отчитывался перед царскими чиновниками за собранный урожай, организовывал людей на государственную работу.
Период старого царства – это время начала строительства великих египетских пирамид и окончательное оформление государственного строя страны:

фараон утвердился на троне в качестве единоличного правителя;
благосостояние знати резко повысилось;
количество сельской бедноты росло.

Однако к концу эпохи Древнего царства номовая знать начала усиливать противостояние деспотическому правителю, что привело к постепенному ослаблению рычагов правления и возвращению большой независимости номам.
В феодальную эпоху существования Древнего Египта власть полностью перешла в руки номархов. Их сопротивление привело к тому, что фараоны стали отходить от централизованной власти. Это привело к распаду Египта на множество мелких независимых номов. Децентрализация особенно ударила по ирригационной системе – основе жизнедеятельности государства – и стала причиной экономического, социального и политического хаоса. Всё это привело к крупнейшему народному восстанию: бедняки отнимали у знати богатства, происходили частые покушения на гробницы фараонов и знати. Знать и правители стали всерьёз беспокоиться о судьбе цивилизации и высказали стремление к объединению номов. В середине XIX в. до н.э. этот процесс завершил фиванский правитель Ментухетеп I.
Однако социальная жизнь Египта не шла строго параллельно политическим коллизиям. Хозяйственный уклад изменился. С распадом государственного хозяйства номовые и сельские общины стали играть всё бoльшую роль. Сами же хозяйства испытывали процесс специализации по отдельным ремёслам, что стало визитной карточкой экономики Среднего царства. Тем не менее, главной социально-политической особенностью этой эпохи стало формирование нового внутриполитического устройства – номархального. Правители номов отвоевали и сохранили за собой в дальнейшем достаточно большое количество свобод.
Среднее царство ассоциируется с появлением и господством бронзы в Египте. Была восстановлена единая ирригационная система, налажено земледелие, ожила торговля. Внутриполитическая власть фараона слабела из-за силы номархов. Это привело к тому, то во время XIV династии фараонов страна опять распалась на Верхнее и Нижнее царство.
Распад единого Египта способствовал активизации кочевых племён гиксосов, которые захватили страну и правили в ней более века. Гиксосские фараоны сделали попытку вновь объединить царства, но безуспешно. Однако это время способствовало небольшим социальным реформам. Ко двору потянулись люди незнатного происхождения, которые получили возможность сделать карьеру, появился и новый социальный класс – хемуу – «зависимых людей», но не рабов.
В эпоху Нового царства большую прослойку населения стали составлять рабы-иноземцы. Они использовались не только в качестве домашней прислуги, но и в сельскохозяйственных работах, а также в армии. Царские хемуу и государственные батраки постепенно трансформировались в класс потомственных ремесленников – семдет. Они имели несколько большую свободу выбора профессии. Государство уже не могло их принуждать осваивать необходимые ему отрасли хозяйства. Постепенно представители низшего сословия стали получать возможность занимать незначительные жреческие должности, места мелких чиновников в номовых и храмовых хозяйствах.
Древняя номовая аристократия, служившая опорой трона и способная ранее диктовать свои условия фараону, в эту эпоху попала почти под полную зависимость от правителя. Вельможи ещё имели собственные владения, но вся земля фактически являлась собственностью фараона. Однако высшая храмовая знать продолжала процветать и обогащаться. Положение временно изменил фараон Аменхотеп IV (Эхнатон), введший однобожие и умеривший пыл высшего жречества, лишив их части богатств. Однако после его смерти всё постепенно вернулось к старому миру. При Рамзесе XI жречество полностью захватило власть, что привело в XI в. до н.э. к очередному расколу государства.
В Греко-римский период существования Египта в каждой административной единице – коме – заседал полномочный староста. Налоговое бремя стало крайне тяжёлым. Платили налоги за землю, собственные дома, за продажу товара и собранный урожай. Земледельцы обязаны были принимать участие в полевых работах и отрабатывать царскую повинность. Так как вся земля отныне принадлежала царю, то все крестьяне становились арендаторами и платили за землю твёрдую плату, а также за аренду скота.
Комарх – староста сельской общины – отвечал перед вышестоящим чиновником за сбор податей со всей деревни, а та целиком отвечала перед ним за всех своих членов. Это приводило к недовольству крестьян и их побегам. Постепенно сформировался новый для Египта класс – иеродулы, или «священные рабы», простолюдины, работавшие на храм. Их положение было не столь тяжёлым, но храмовая зависимость была наследственной.
При греках бюрократическая административная система в стране достигла небывалого расцвета. Она выросла по количеству в несколько раз и осуществляла тотальный контроль за всеми сторонами хозяйственной жизни. Чиновники получали от царя земельные наделы и ежемесячное денежное довольствие. К этому Птолемеи ввели откуп царских податей. Для всех же существовал один закон – налоги. Получило широчайшее распространение обращение в рабство за долги. Рабы-должники трудились в сельском хозяйстве или прислугой в домах.
Теперь рассмотрим особенности социально-политических отношений внутри Древнего Египта с позиции государственной структуры.
«Пер джет» – совокупность имений крупного вельможного хозяйства, которое передавалась по наследству. Главным центром «пер джет» являлась центральная усадьба вельможи, где аккумулировались все доходы и откуда велось управление более мелкими сельскими владениями, ремесленными лавками и прислугой. Вельможе прислуживали все: личная охрана, свита, чиновники-писцы, музыканты и родственники. Штат хозяйства составляли писцы, хранители хозяйственных архивов и надсмотрщики за работниками. В эпоху Древнего царства в организацию труда низшего звена работников было введено объединение в отряды по пять человек – йизут. Каждая пятёрка подчинялась надсмотрщику, который и следил за выполнением дневной нормы полевых и ремесленных работ, и сам участвовал в них. Над несколькими йизутами, работавшими на одной территории, стоял распорядитель отрядов, который совмещал работу с должностью писца по выдачи материалов.
Для каждого работника существовала ежедневная норма. Провинившегося в недоработке били палками. Усердный работник, перевыполнявший план, оставлял остатки себе. Однако это было редкостью, так как нормы сильно завышались, и для их выполнения часто применялись кнуты. Бедняки в данном образовании находились на полном обеспечении владельца хозяйства. В течение всего дня даже помощники надсмотрщика выдавали рабочим лёгкое пиво. К тому же по некоторым данным работники могли подрабатывать рыночной торговлей.
Так называемый «собственный дом», или «собственность», переходила по наследству только в том случае, если фараон утверждал наследника. В противном случае хозяйство переходило к тому, кто занимал данную должность. Поэтому вельможи держались за свои места на государственной службе, готовые исполнить любые приказы фараона. Учёные предполагают, что это было даже более действенно, чем просто бюрократическая субординация. Свободные же граждане редко обладали землёй, так как та принадлежала фараону и дарилась в редких случаях. Лишь малая доля участков продавалась.
После вельмож и их социального статуса перейдём к хемуу. «Хемуу несут» – это царские люди, то есть все граждане Египта, не относящиеся к знати, жречеству или чиновничеству. К данной категории людей относились занятые в сельском хозяйстве или ремеслиничестве. Хему стал очередной стадией эволюции социально-экономического положения человека, придя на смену йизуту. Хемуу получал в аренду участок поля или ремесленное дело. Как видно, хемуу – это узкоспециализированные труженики. Специализация передавалась по наследству, и переквалификация была почти невозможна, то есть отсутствовало право выбора профессии.
Хемуу не были рабами. Они оставались лично свободными гражданами, но не обладали личной собственностью на орудия производства и полученный товар. Граждане трудились при хозяйстве вельможи и получали довольствие. Они не могли попасть под крепостную зависимость. Рабы-баку же являлись безраздельной собственностью, включая и их потомство.
Система наказания царских хемуу была достаточно жёсткой. Должностное лицо из царской администрации, уличённое в преступлении, понижалось до земледельца без надежды вернуться на государственную службу.
В Среднем царстве появились «царские работы» – трудовая повинность на уровне царского или общегосударственного хозяйства, то есть крупные строительные работы: ремонт и расширение ирригационной системы, разработка рудников, гребля на государственных судах. На эту работу ежегодно забирали мужчин из всех номов. Она была трудна и обязательна.
Низшее положение в древнеегипетском социуме, как мы уже говорили, занимали баку – рабы и собственность владельца. Изначально это были пленники, захваченные во время военных действий. Баку полностью принадлежали вельможе на положении личного имущества, как и их наследники. Они работали на неквалифицированных местах, либо в качестве прислуги.
Таким образом, мы рассмотрели социально-политическое положение в Древнем Египте. Как мы увидим в главе о Древнем Риме, демократические процессы, присущие более поздним цивилизациям никак не затронули Древний Египет греко-римской эпохи. Египетская империя сохранила все черты древнейших цивилизаций, оставаясь деспотичной и консервативной. Социальное положение различных слоёв населения оставалось практически неизменным, крайне редко кто-либо из простолюдинов мог повысить свой статус, не говоря уже об управлении государством или решении государственных вопросов.
Теперь проанализируем социально-политическое положение в цивилизациях Древнего Востока, чтобы закончить обзор додемократического этапа развития человечества.

2.5. Государства Древнего Востока

В цивилизациях Древнего Востока сложился самый ранний тип общества, пришедшего на смену первобытному. Экономически он характеризовался господством патриархального натурального хозяйства, устойчивостью государственных форм собственности на землю и общинного землевладения, крайне медленным развитием индивидуальной частной собственности.
Основную массу населения в государствах Древнего Востока составляли крестьяне, объединённые в сельские общины. Рабовладение, несмотря на довольно широкое распространение в некоторых странах, о которых мы говорили ранее, в производстве решающей роли не играло. Привилегированное положение в обществе занимали лица, принадлежащие к аппарату государственной власти, придворная и имущественная знать. Современные исследователи относят древневосточные общества к локальным цивилизациям земледельческого типа.
На социально-политической идеологии Древнего Востока сказались традиционализм общинной жизни и незрелость классов. Патриархальные сельские общины ограничивали инициативу человека, удерживая его в рамках вековых обычаев. Политическая мысль Древнего Востока длительное время развивалась на основе религиозно-мифологического мировоззрения, унаследованного от родового строя.
Главенствующее место в социально-политическом сознании раннеклассовых обществ занимали мифы о божественном, сверхъестественном происхождении общественных порядков. Цари, жрецы, судьи и другие представители власти считались потомками или наместниками богов и наделялись священными чертами.
Политические взгляды тесно переплетались с философскими, моральными и иными представлениями. Древнейшие правовые запреты, например, являлись одновременно общемировоззренческими принципами, религиозными заповедями и моральными предписаниями. Такого рода воззрения прослеживаются в правовых предписаниях Талмуда, в индийских религиозных книгах. В государствах Древнего Востока социально-правовые учения тогда ещё не обособились от мифов, не сформировались в относительно самостоятельную сферу общественного сознания.
Социально-правовые учения Древнего Востока были сугубо прикладными. Главное содержание их составляли вопросы, касающиеся искусства управления, механизма осуществления власти и правосудия. Государственная власть отождествлялась с властью царя или императора. Причиной тому послужила свойственная Древнему Востоку тенденция к усилению власти единоличных правителей и образованию такой формы государственного управления обществом, как восточная деспотия. Верховный правитель считался Олицетворением государства, средоточием всей государственной жизни. По индийскому трактату «Артхашастра» «Государь и его держава – вот главные элементы государства».
Политико-правовые учения Древнего Востока не отделялись от морали и представляли собой этико-политические доктрины. Преобразования в обществе и государстве во многих древневосточных учениях связывались с изменениями морального облика людей. Само искусство управления подчас сводилось к нравственному совершенствованию государя, к управлению силой личного примера. «Если правитель утвердит своё совершенство, – говорилось в китайской книге «Ту цзин», – то во всём его многочисленном народе не будет сообществ злоумышленников». Многие акции социального протеста проходили под лозунгами морального содержания и были направлены против конкретных носителей или узурпаторов власти. Народные массы выступали за восстановление справедливости, перераспределение богатства, но не подвергали сомнению экономические и политические основы общества.
Также для этих учений было характерно то, что в них сохранялись и развивались религиозно-мифологические воззрения. Преобладание практико-прикладной и нравственной тематики приводило к тому, что наиболее общие, отвлечённые от непосредственной практики вопросы оставались без решения либо решались при помощи тех воззрений, которые предоставляло религиозно-мифологическое сознание.
Социально-политические теории Древнего Востока являлись сложными идеологическими образованиями, состоявшими из религиозных догм, моральных представлений и прикладных знаний о политике и праве. Соотношение этих элементов в различных учениях было неодинаково.
Развёрнутые религиозные учения были созданы идеологами господствующих сословий, например идеология брахманизма в Индии. Эти учения освящали социальное неравенство, привилегии знати, власть верхушки. Основы общества объявлялись божественными установлениями, и любая попытка посягательства на них рассматривалась как вызов богам. Народным массам стремились внушить благоговейный страх перед божественной властью государя, привить смирение и покорность.
Господствующей идеологии противостояли политические взгляды угнетённых. Они критиковали официальные религиозные догмы, искали новые формы веры, например, ранний буддизм, выступали против гнёта и произвола, выдвигали требования в защиту справедливости. Правящие круги всегда были вынуждены учитывать в идеологии требования эксплуатируемого большинства. Некоторые идеи социальных низов – призыв библейского пророка Исайи перековать мечи на орала – используются в политической идеологии до сих пор.
Вследствие экономической отсталости, завоевательных войн и других причин многие государства Древнего Востока утратили независимость или погибли. Возникшие вних социально-правовые идеи, как правило, не получали развития. Последовательная преемственность истории политико-правовой мысли сохранялась лишь в Индии и Китае.

2.6. Философия древнеиндийского социума

Ведущими направлениями в социальной и правовой идеологии Древней Индии являлись брахманизм и буддизм. Они возникли в середине I тысячелетия до н.э., когда у арийских племён, покоривших Индию, началось образование классов. Своими корнями оба направления восходили к религиозно-мифологическому мировоззрению, изложенному в Ведах – древних ритуальных книгах ариев. Идейные расхождения между брахманизмом и буддизмом произошли на почве толкования мифов и правил поведения, которые освящала религия. Наиболее острые разногласия между ними были связаны с трактовкой правил для варн – родовых групп, положивших начало кастовой организации индийского общества.
У древних индийцев было 4 варны:

варна жрецов (брахманы);
варна воинов (кшатрии);
варна земледельцев, ремесленников и торговцев (вайшьи);
низшая варна (шудры).

Согласно ведическому преданию варны произошли из тела космического великана Пуруши, из уст которого родился брахман, из рук – кшатрий, бёдер – вайшья, а из ступней – шудра. Члены первых трёх варн считались полноправными общинниками. У них в подчинении находились шудры.
Идеология брахманизма была направлена на утверждение верховенства родовой знати в складывающихся государствах. Социально-политические идеи различных школ брахманизма отражены в многочисленных законоведческих и политических трактатах. Наиболее авторитетным среди них был трактат «Манавадхармашастра» («Наставления Ману о дхарме», составленные в период II в. до н.э. – II в. н.э.).
Одним из краеугольных положений религии брахманизма был догмат о перевоплощении душ, согласно которому душа человека после смерти будет блуждать по телам людей низкого происхождения, животных и растений либо, если он провёл праведную жизнь, возродится в человеке более высокого общественного положения или в небожителе. Поведение человека и его будущие перерождения брахманы оценивали в зависимости от того, как он выполнял предписания дхармы – культовые, общественные и семейные обязанности, установленные богами для каждой варны.
Вайшьи должны были обрабатывать землю, пасти скот и торговать. «Но только одно занятие Владыка указал для шудры – служение этим (трём) варнам со смирением», – писалось в Законах Ману. Формально шудры были свободными, но то положение в обществе, которое отводили им Законы Ману, мало чем отличалось от положения рабов. В идеологии брахманизма были разработаны подробные правила жизни для шудр, а также для других низших сословий, к которым причислялись рождённые от смешанных браков, рабы и неприкасаемые. Для иноземцев и племён, не знавших деления на варны, рабство признавалось естественным явлением.
Чтобы обосновать кастовый строй и привилегии наследственной знати, оправдать подневольное положение низших варн было сформировано учение о дхарме. Сословная принадлежность определялась по рождению и являлась пожизненной. Переход в высшие варны брахманы допускали лишь после смерти человека, в его «будущей жизни», как награду за служение богам, терпение и кротость. Средством, обеспечивающим кастовые предписания, выступало в брахманизме государственное принуждение, понимаемое как продолжение карающей силы богов. Идея наказания была основополагающим принципом политической теории – ей придавалось столь огромное значение, что саму науку управления государством называли учением о наказании. «Весь мир подчиняется посредством Наказания», – гласили «Законы Ману». Определяя принуждение как главный метод осуществления власти, идеологи жречества усматривали его назначение в том, чтобы «ревностно побуждать вайшьев и шудр исполнять присущие им дела, так как они, избегая присущих им дел, потрясают этот мир».
Государственную власть по Законам Ману представлялась единоличным правлением государя. Согласно трактату в каждом благоустроенном государстве существовало семь элементов:

царь (государь);
советник;
страна;
крепость;
казна;
войско;
союзники.

Важнейший элемент в этом перечне – царь. Учение о «семичленном царстве» соответствовало уровню развития политических учреждений в раннеклассовом обществе при деспотических режимах, и представляло собой одну из первых в истории попыток создать обобщённый образ государства.
К обожествлению царской власти идеологи жречества подходили с кастовых позиций. Правители из кшатриев и брахманов приравнивались к богам, тогда как цари, принадлежавшие к низшим кастам, уподоблялись содержателям притонов.
Особое место в истории древнеиндийской социально-политической мысли занимал трактат «Артхашастра». Его автором считается брахман Каутилъя – советник царя Чандрагупты, основавшего в IV в. до н.э. могущественную империю Маурьев. Трактат содержал положения брахманизма о кастовых предписаниях, о необходимости обеспечения закона дхармы суровыми наказаниями, о превосходстве жречества над другими сословиями, его монополии на отправление религиозного культа. В полном соответствии с постулатами брахманизма проводились идеи господства наследственной знати и подчинения светских правителей жрецам. Царь должен был следовать дворцовому жрецу «как ученик учителю, как сын отцу, как слуга господину».
На первый план в «Артхашастре» была выдвинута идея сильной централизованной царской власти. Государь представлялся здесь неограниченным самодержавным правителем.
В борьбе против жреческой религии сформировался буддизм.Он возник в VI-V вв. до н.э. Его основателем, согласно преданию, был принц Сиддхартха Гаутама, прозванный Буддой, то есть просветлённым. Самый ранний из дошедших до нас сводов буддийского канона – «Типитака» («Три корзины»), датируемый II-I вв. до н.э.
Ранний буддизм представлял собой религиозно-мифологическое учение. В качестве центральной им была выдвинута идея освобождения человека от страданий, причиной которых являются мирские желания. Предварительным условием спасения буддисты объявили выход человека из мира и вступление его в монашескую общину. В раннем буддизме существовали две системы религиозно-моральных предписаний: одна – для членов монашеской общины, другая – для мирян.
В буддийские монашеские общины допускались только свободные люди. Вступающий в общину должен был отказаться от семьи и собственности, перестать соблюдать предписания своей варны. Монашеская жизнь детально регламентировалась. Правила же для мирян подробно не разрабатывались и во многом были заимствованы из традиционных норм ведической религии.
Своеобразие буддийских воззрений на касты проявлялось лишь в том, что первыми в перечне варн назывались вместо брахманов кшатрии. «Существуют четыре касты, – проповедовал Будда, – кшатрии, брахманы, вайшьи и шудры. Среди четырёх каст кшатрии и брахманы обладают превосходством». Социальные требования буддизма, по существу, сводились к уравнению каст в религиозной сфере и не затрагивали основ общественного строя. При всей своей очевидной ограниченности буддизм подрывал авторитет наследственных брахманов, их притязания на идейное и политическое руководство обществом. Оппозиционный, антижреческий характер буддизма, его безразличие к кастам в делах веры, проповедь психологического самоутверждения человека перед лицом страданий – всё это снискало ему широкую популярность среди обездоленных и неимущих.
Первоначально буддизм отражал взгляды рядовых земледельцев-общинников и городской бедноты. В его состав вошли многие представления, возникшие на почве общинных порядков, пережитков племенной демократии и патриархальных традиций. Например, первые цари изображались выборными и правившими в полном согласии с народом. В книгах канона нередко звучало осуждение правителей, поправших древние обычаи из-за корыстных вожделений. Буддийские притчи сохранили также рассказы о том, как народ, возмущённый несправедливостью правителей, забивал до смерти дворцового жреца, а царя изгонял из страны.
Впоследствии буддизм претерпел значительные изменения. Заинтересованные в поддержке господствующих сословий руководители буддистских общин подвергли учение пересмотру. В нём усилились мотивы покорности и непротивления существующей власти, смягчились требования крайнего аскетизма, появились идеи спасения мирян. Светские правители начинали использовать буддизм в борьбе против засилия жречества и стремились приспособить буддистские догмы к официальной идеологии.
Таким образом, мы видим, что, например, в Древней Индии кастовая система, образованная ещё на заре цивилизации, создала своеобразные социальные взаимоотношения. Какая либо демократическая мысль утопала в положениях Законов Ману и последовавшей за ними религии – буддизме. Иначе, по всей вероятности, не могло и быть. Азия – это регион, в котором крайне сильны истоки и религия. Наверное, поэтому эта часть мирового общества до сих пор сохраняет черты неравноправия и квазидемократические режимы.

2.7. Древний Китай и зачатки демократической мысли

Однако, чтобы сформировать целостную картину социально-политических преобразований в мировом обществе в эпоху древнейших цивилизаций, нам необходимо рассмотреть ситуацию в Древнем Китае, как ещё одном значимом государстве древности.
Расцвет общественно-политической мысли Древнего Китая относится к VI-III вв. до н.э. В. этот период в стране происходили глубокие экономические и политические изменения, обусловленные появлением частной собственности на землю. Рост имущественной дифференциации внутри общин повлёк за собой возвышение зажиточных слоёв, ослабление патриархальных клановых связей и углубление социальных противоречий. Возникла ожесточённая борьба за власть между имущественной и наследственной аристократией. Чжоуская монархия, державшаяся благодаря авторитету родовой знати, распалась на многочисленные враждующие между собой государства.
В поисках выхода из него идеологи противоборствующих классов выдвигали программы мероприятий, которые позволили бы упрочить положение представляемых ими слоёв. В общественно-политической мысли складывались различные направления. Наиболее влиятельными социально-политическими учениями Древнего Китая являлись даосизм, конфуцианство, моизм и легизм.
Возникновение даосизмасвязывается с именем полулегендарного мудреца Лаозы, жившего по преданию в VI в. до н.э. Ему приписывают составление канонического трактата «Дао дэ цзин» («Книга о дао и дэ»). Идеология раннего даосизма отражала воззрения общинной верхушки и части знати, их протест против чрезмерного обогащения правителей, усиления чиновничьего аппарата и расширения государственной деятельности. Утратившие своё былое влияние, эти слои добивались реставрации патриархальных порядков.
В основе учения лежит понятие «Дао» (путь). Оно было заимствовано из традиционных китайских верований, где означало правильный жизненный путь человека или народа, соответствующий велениям неба. Переосмысливая это понятие, основатели даосизма стремились развенчать идеологию правящих кругов и в первую очередь официальный религиозный культ с его догмами о «небесной воле» и «государе – сыне неба», дарующих законы дао народу. Человеку Дао предстаёт в виде сверхъестественного закона, управляющего миром. Перед лицом этой всепроникающей силы человеку остаётся лишь осознать своё ничтожество и попытаться путём освобождения от страстей продлить себе жизнь.
В социально-этическом плане лейтмотивом даосизма проходят осуждение гордыни, проповедь среднего достатка и умеренности. «Кто много накапливает, – учил Лаоцзы, – тот потерпит большие убытки. Кто знает меру, у того не будет неудачи». «Хороший купец, имея полные амбары, делает вид, что они у него пусты». В «Дао дэ цзин» нашли отражение широко распространенные среди общинного крестьянства представления об имущественных переделах в пользу бедных. «Небесное дао, – говорится в каноне, – отнимает лишнее и отдаёт отнятое тому, кто в нём нуждается. Небесное дао отнимает у богатых и отдаёт бедным то, что у них отнято».
Свои надежды на восстановление естественной простоты человеческих отношений Лаоцзы связывал с умными вождями из числа наследственной знати, которые смогли бы увидеть «чудесную тайну Дао» и повести за собой народ. «Если знать и государи могут его (дао) соблюдать, то все существа сами становятся спокойными. Тогда небо и земля сольются в гармонии, наступят счастье и благополучие, а народ без приказания успокоится».
Мудрый государь, поучали даосы, правит страной при помощи метода недеяния, то есть, воздерживаясь от активного вмешательства в дела членов общества. Лаоцзы порицал современных ему правителей за то, что они слишком деятельны, устанавливают много налогов и запретительных законов. Он призывал знать и правителей «селиться ближе к земле», восстановить порядки, существовавшие в древности, когда люди жили небольшими разрозненными селениями, отказаться от использования орудий труда и отучить народ от знаний. «В древности те, кто следовал дао, не просвещали народ, а делали его невежественным Трудно управлять народом, когда у него много знаний».
Социально-политическая концепция даосизма представляла собой реакционную утопию. Её практиковали те слои родовитой знати и общинной верхушки, положение которых было подорвано растущим имущественным и социальным расслоением. Не обладая реальной силой для борьбы с новой аристократией, эти слои претендовали на роль хранителей священной мудрости, недоступной другим. Одновременно они стремились поправить и свои имущественные дела, сравнять с аристократией богатства, используя для этого и общинные традиции взаимопомощи.
Наиболее влиятельной доктриной в истории политической и правовой мысли Китая являлось конфуцианство.Родоначальник этого направления Конфуций(551-479 гг. до н.э.) в книге «Лунь юй» («Суждения и беседы»), созданной из его изречений, защищал интересы слоёв, стремившихся примирить имущественную и наследственную знать.
Управлять государством, согласно Конфуцию, призваны благородные мужи во главе с государем – «сыном неба». Конфуций утверждал, что деление людей на «высших» и «низших» не может быть устранено. Отличие его взглядов от воззрений наследственной знати состояло в том, что философ выделял благородных не по признакам происхождения, а по моральным качествам и знаниям. По этим критериям Конфуций предлагал выдвигать людей на государственную службу: «Если выдвигать справедливых и устранять несправедливых, народ будет подчиняться».
Идеи правления знатных у Конфуция носили ярко выраженный компромиссный характер: представления, типичные для идеологии наследственной знати – признание врождённых различий между людьми, их градация на «высших» и «низших» – сочетались у него с положениями, открывавшими доступ к государственному аппарату неродовитой общинной верхушке.
Главная задача благородных мужей – воспитать в себе и распространить повсеместно человеколюбие. В это понятие Конфуций вкладывал особое, не совпадающее с современным содержанием. Под человеколюбием понималось поведение, отвечавшее нравственным ценностям семейно-клановых коллективов и патриархальных общин. Человеколюбие включало в себя:

попечение родителей о детях;
сыновнюю почтительность к старшим в семье;
справедливые отношения между теми, кто не связан родственными узами: «Почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям – это основа человеколюбия». Общим принципом взаимоотношений между людьми был принцип «не делай другим того, чего не желаешь себе».

Эти принципы должны были послужить фундаментом системы управления. Её перестройку Конфуций предлагал начать с исправления имён, то есть с восстановления истинного, изначального смысла существующих в обществе титулов и вытекающих из них обязанностей: «Государь должен быть государем, сановник – сановником, отец – отцом, сын – сыном». Государю вменялось в обязанность относиться к подданным, как к своим детям. Он должен заботиться о достатке продовольствия в стране, защищать её оружием и воспитывать народ. В свою очередь, народ обязан проявлять сыновнюю почтительность к правителям, беспрекословно им повиноваться. Прообразом организации государственной власти для Конфуция служило управление в семейных кланах и родовых общинах (патронимиях).
Он осуждал правителей, делавших ставку на устрашающие правовые запреты, и выступал за сохранение традиционных религиозно-моральных методов воздействия на поведение китайцев. «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклоняться от наказаний, и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд, и он исправится».
Однако Конфуций и его последователи не исключали, что для наступления счастливой поры потребуются карательные походы против непокорных. Главное в том, считали они, чтобы распоряжения о карательных походах отдавал благородный и любящий свой народ государь, а не правители уделов или сановники. Применять наказания нужно по-отечески, то есть с любовью к людям. Конфуцианское учение отвергало тем самым произвол администрации, особенно на местах, ограничивало своеволие государя определёнными моральными рамками.
Социально-политическая программа раннего конфуцианства в целом являлась консервативной, хотя в ней содержались и прогрессивные идеи. Проведённая на практике она способствовала закреплению патриархальных отношений, утверждению господства наследственной аристократии. Конфуцианские идеи обновления правящего сословия за счёт представителей непривилегированных слоёв не могли привести к радикальной перестройке в государстве, ибо последние, будучи воспитаны на древних традициях, сами превращались в активных защитников организации власти, которую отстаивала родовитая знать. Концепция выдвижения справедливых предполагала лишь ослабление конфликтов между старой и новой аристократией. К прогрессивным же положениям следует отнести идеи распространения моральных знаний и обучения людей независимо от их сословной принадлежности.
С критикой правления наследственной аристократии выступал Моцзы(479-400 гг. до н.э.) – основатель школы моистов. Его учение изложено последователями в книге «Мо-цзы». Моизм выражал интересы мелких собственников – свободных земледельцев, ремесленников, торговцев, низших чинов в государственном аппарате, социальное положение которых было неустойчиво и противоречиво. С одной стороны, они были близки к крестьянским массам и в известной степени восприняли их убеждения, а с другой – добившись определённого положения в обществе, стремились приблизиться к правящей Верхушке, требовали для себя привилегий высших сословий.
Воспроизводя некоторые представления социальных низов, моисты осуждали замещение государственных должностей по принципам происхождения и родства. Они доказывали, что все люди равны перед божественным небом: «Небо не различает малых и больших, знатных и подлых; все люди – слуги неба». На государственную службу следует выдвигать наиболее мудрых независимо от происхождения. Источником мудрости, указывал Моцзы, являются не врождённые добродетели и не чтение книг, а знания, почерпнутые из жизни простого народа. Управление государством не требует обучения. Способности человека к государственному управлению определяются его деловыми качествами – желанием служить простолюдинам, усердием в делах: «Если человек имеет способности, то его нужно выдвигать, хотя бы он был простым земледельцем или ремесленником».
В противовес конфуцианскому принципу человеколюбия Моцзы выдвинул принцип всеобщей любви. Истинное человеколюбие подразумевает одинаково справедливые отношения ко всем людям без различия родства или сословий. В этой части концепция опиралась на бытовавшие в общинах представления о взаимовыручке и имущественных переделах. Наряду с этим всеобщая любовь была истолкована Моцзы как взаимная выгода, что придавало его концепции совершенно иной смысл. Применительно к отношениям внутри правящего сословия взаимная любовь означала, например, что советники и чиновники из любви к государю проявляют усердие по службе, не раздумывая повнуются ему, а он платит им ответной любовью – назначает высокое жалованье, награждает рангами знатности и наделами земли, даёт в подчинение людей. Как мы видим, подобное понимание добродетели уже не оставляло никакого места для равенства и действительной любви к людям
Идеальной организацией власти Моцзы считал государство с мудрым правителем во главе и отлаженной исполнительской службой. В единообразном исполнении чиновниками воли государя он видел залог и основу прочности власти. Для установления же полного единства государства предлагалось насаждать единомыслие, искоренять вредные учения и поощрять доносы. «Услышав о хорошем или плохом, каждый должен сообщить об этом вышестоящему, и то, что вышестоящий находит правильным, все должны признать правильным, а то, что вышестоящий находит неправильным, все должны признать неправильным». Поддерживать данный порядок следовало при помощи наказаний, и наград, соразмерных совершаемым поступкам.
Таким образом, в концепции моизма идеи равенства были фактически отброшены; концепция завершалась восхвалением деспотически-бюрократического государства, исключавшего всякую возможность не только участия народа в управлении, но и обсуждения им государственных дел. Взгляды Моцзы на государственное единство приближались к идее централизации власти.
В истории эволюции китайской социально-политической мысли концепция Моцзы занимает промежуточную ступень между конфуцианством, выдержанным в духе патриархальной морали, и практико-прикладной теорией легистов. Моизм отражал результаты перерастания патриархальной общины в территориальную, развития отношений, построенных на расчёте и соображениях выгоды, но воспроизводил идеологию слоёв, которые не способны были преодолеть общинные связи.
Интересы имущественной и служащей знати отстаивали легисты. Крупнейший представитель раннего легизма – Шан Ян(390-338 гг. до н.э.), инициатор знаменитых реформ, узаконивших в стране частную собственность на землю. Составленные им проекты реформ и указов вошли в трактат «Шан цзюнь шу» («Книга правителя области Шан»). Шан Ян руководствовался устремлениями служилой знати и зажиточных общинников, добивавшихся ликвидации патриархальных порядков. Ещё одну особенность легизма составили элементы исторического подхода к общественным явлениям. Поскольку частнособственнические интересы новой аристократии противоречили архаическим устоям общинной жизни, постольку её идеологам приходилось апеллировать не к авторитету традиций, а к изменению социальных условий по сравнению с прошлым. В противоположность даосам, конфуцианцам и моистам, призывавшим восстановить древние порядки, легисты доказывали невозможность возврата к старине. «Для того, чтобы принести пользу государству, не обязательно подражать древности». Их исторические взгляды способствовали преодолению традиционалистских воззрений, расшатывали религиозные предрассудки и подготавливали тем самым условия для создания светской политической теории.
Идеологи легизма намечали провести обширный комплекс социально-политических реформ. В области управления предлагалось сосредоточить всю полноту власти в руках верховного правителя, лишить наместников властных полномочий и превратить их в обыкновенных чиновников. Умный правитель, говорится в трактате «Шан цзюнь шу», «не потворствует смуте, а берёт власть в свои руки, устанавливает закон и с помощью законов наводит порядок». Намечалось также упразднить передачу должностей по наследству. На административные посты Шан Ян рекомендовал выдвигать в первую очередь тех, кто доказал свою преданность государю на службе в войске. Чтобы обеспечить представительство зажиточных слоёв в государственном аппарате, предусматривалась продажа чиновничьих должностей. «Если в народе есть люди, обладающие излишками зерна, пусть им за сдачу зерна предоставляются чиновничьи должности и ранги знатности». Деловые качества при этом не учитывались. Шан Ян предъявлял к чиновникам лишь одно требование – слепо повиноваться государю.
Легисты считали необходимым ограничить общинное самоуправление, подчинить семейные кланы и патронимии местной администрации. Не отрицая общинного самоуправления в принципе, Шан Ян выступал с проектами реформ (районирования страны, службы чиновничества на местах), которые преследовали цель поставить граждан под непосредственный контроль государственной власти. Реализация этих проектов положила начало территориальному подразделению граждан в Китае.
Предлагалось также установить единые для всего государства законы. Под законом Шан Ян понимал репрессивную политику и административные распоряжения правительства.
Отношения между властью и народом Шан Ян рассматривал как противоборство враждующих сторон, «Когда народ сильнее своих властей – государство слабое; когда власти сильнее своего народа – армия могущественна». В образцовом государстве власть правителя опирается на силу и никаким законом не связана. Шан Яну не известны представления о правах граждан, их законных гарантиях. Закон выступает у него средством устрашающего превентивного террора. За малейший проступок, убеждал Шан Ян, следует карать смертной казнью. Эту карательную практику должна была дополнить политика, направленная на искоренение инакомыслия и оглупление народа.
Практическое применение легистских концепций сопровождалось усилением деспотизма, эксплуатации народа, внедрением в сознание подданных животного страха перед правителем и всеобщей подозрительности. Учитывая недовольство широких масс легистскими порядками, последователи Шан Яна отказались от наиболее одиозных положений и, наполняя легизм моральным содержанием, сближали его с даосизмом либо конфуцианством.
Во II-I вв. до н.э. конфуцианство, дополненное идеями легизма, утвердилось в качестве государственной религии Китая. Даосизм, переплетаясь с буддизмом и местными верованиями, приобрёл черты магии и со временем утратил влияние на развитие социально-политической и правовой идеологии.

Таким образом, древнейшие цивилизации при всей их примитивности социального, политического и правового устройства по сравнению с современными критериями содержали в себе некоторые элементы демократического базиса, который был уже развит и теоретически обоснован в Древней Греции. Естественно, нельзя считать преобразования в тех обществах чисто демократическими, но на том этапе развития человечества невозможно было создать не только демократическое, но даже либеральное общество, а следовательно, мы должны рассматривать и оценивать микрошаги к народному правлению хотя бы на региональном или местном уровне как квазидемократическими, то есть подобными.

[Т.Карл, Ф. Шмиттер]

http://www.gumer.info/bibliotek_Buks...e/karl_dem.php
Довольно долго слово "демократия" обращалось на политическом рынке как необеспеченная валюта. Самые разные политики наклеивали его как ярлык на свои взгляды и позиции. В отличие от них, исследователи старались не злоупотреблять этим неоднозначным понятием. Выдающийся теоретик американской политологии Роберт Даль (Robert Dahl) даже пытался ввести новый термин "полиархия", безуспешно стремясь достичь большей точности. Однако хорошо это или плохо, но "демократия" остается ключевым понятием в современной политике. Конкретизировав его значение, можно принести реальную пользу политическому анализу и политической практике.

В настоящее время уже достигнуто соглашение относительно тех минимальных требований, соблюдение которых позволяет той или иной политической линии именоваться "демократической". Более того, за соблюдением этих условий следят теперь международные организации. Некоторые страны даже реально учитывают их при выработке своей политики.

Что есть демократия

Начнем с широкого определения демократии, с общих принципов, отличающих эту систему отношений между управляющими и управляемыми. Затем рассмотрим кратко процедуры, условия и мероприятия, необходимые для ее стабильного существования. Наконец, обсудим два дополнительных принципа, обеспечивающих функционирование демократической системы, которые намеренно не отнесены к общим принципам и формальным условиям, но без которых, однако, перспективы демократии становятся весьма туманными.

Хотелось бы сразу заметить, что демократия не сводится к некоему единственно возможному набору институтов. Конкретная форма демократии в конкретной стране зависит от социально-экономических условий, от традиционной структуры государства и принятой политической практики.

Современная политическая демократия есть система управления, при которой власти отвечают перед гражданами за свои действия в общественной сфере, а граждане реализуют свои интересы через конкуренцию и взаимодействие своих выборных представителей.

Как и любая другая система, демократия зависит от носителей власти - людей, играющих особую роль в управлении и наделённых по закону распорядительной функцией. Нормы, определяющие легитимные способы прихода к власти и ответственность управляющих за свои решения, отличают демократическую систему от недемократической.

В общественной сфере действуют коллективные нормы и коллективный выбор, становящийся обязательным для общества и подкреплённый силой государства. При разных формах демократии сфера эта может быть больше или меньше, в зависимости от предшествовавшей системы отношений между частным и общественным, государством и обществом, правовым принуждением и волюнтаризмом, нуждами коллективов и индивидуальными предпочтениями. Либеральная концепция демократии максимально ограничивает общественную сферу, в то время как социалистический или социал-демократический подходы расширяют ее путем государственного регулирования, субсидий, а в ряде случаев - коллективного владения собственностью. Ни одна из этих разновидностей не является более демократичной, чем другая, - они попросту демократичны по-разному. Но в крайнем своем выражении обе могут подорвать демократию: первая - невозможностью удовлетворения коллективных потребностей и исполнения решений законной власти, вторая - отсутствием индивидуального выбора и контроля за незаконными действиями правительства.

Ключевой элемент демократии - полноправие граждан. Истории известны жесткие ограничения в правах, вводившиеся большинством ранних (или частичных) демократий по признакам возраста, пола, общественного статуса, расы, грамотности, владения собственностью, уплаты налогов и т. д. Право избирать и быть избранным распространялось на небольшую часть населения. Лишь некоторые социальные группы могли объединяться в общественные организации. Продолжительная борьба, доходившая порой до гражданских или межгосударственных войн, покончила с большинством этих ограничений. В отличие от ранних американских и европейских демократий ХIХ века, ни одно из недавно ставших на демократический путь государств Южной и Восточной Европы, Азии, Латинской Америки не пыталось установить формальных ограничений на право избирать и быть избранным. Впрочем, ситуация может сильно осложняться за счет неформальных ограничений гражданских прав.

Состязательность не всегда признавалась сущностным элементом демократии. В классических демократиях упор делался на прямое участие граждан в принятии решений, якобы обеспечивающее единство. Собранию граждан предстояло, выслушав различные предложения и взвесив их относительные достоинства и недостатки, избрать единый способ действий. Демократическому мышлению свойственна традиционная враждебность к фракционности и "особым интересам". Но по крайней мере с появлением "Федералист Пейперс" ( The Federalist Papers ) всеми было признано, что фракционность и соперничество есть неизбежный недостаток демократий - на уровне выше местного. Как утверждал Джеймс Мэдисон ( James Madison ), "корни фракционности лежат в человеческой природе", и если мы избавимся от "болезни фракционности", то последствия этого будут, возможно, хуже самой болезни. Поэтому следует, не отвергая фракционность, стараться по возможности контролировать её проявления. Демократы признают, что фракции возникают неизбежно, но в то же время предлагают различные формы и методы регулирования межфракционной борьбы. Именно этими методами в основном и отличаются друг от друга разные подтипы демократий.

Расхожее определение демократии сводит ее к регулярным выборам, проводимым на честной основе при строгом подсчете голосов. Это заблуждение называют "электорализмом" - верой в то, что выборы сами по себе способны направить политическую активность в русло мирного соревнования между элитами и легитимно наделить победителей законодательной властью от имени общества. При этом игнорируются как методика подсчета голосов, так и другие способы манипуляций или давления со стороны победителей выборов. Несмотря на то что периодические выборы очень важны для демократической системы, они всего лишь позволяют гражданам отдать предпочтение одной из стратегий, предлагаемых политическими партиями. В период же между выборами граждане могут воздействовать на государственную политику посредством иных институтов: объединений по интересам, общественных движений, местных группировок, профессиональных союзов и т. д. Все эти формы являются составными частями демократической практики.

Другой общепризнанный показатель демократии - власть большинства. Всякий орган управления, принимающий решения относительным большинством голосов, демократичен - идет ли речь об избирательном округе, парламенте, комитете, городском совете или партийном собрании. В исключительных случаях (например, для внесения поправок в конституцию или исключения одного из членов) требуется квалифицированное большинство, то есть более чем 50 процентов голосов.

Однако и здесь возникает проблема. Что, если законно избранное большинство (особенно стабильное и самовоспроизводящееся) регулярно ущемляет своими решениями некое меньшинство (например, культурную или этническую группу)? В подобных случаях успешно действующие демократии обычно сочетают принцип власти большинства с защитой прав меньшинств. Это может реализовываться в форме конституционных оговорок, выводящих отдельные вопросы за пределы компетенции большинства (Билль о правах); в виде требований, предъявляемых в отдельных округах к доминирующему большинству (конфедерализм); в гарантиях автономии местных властей от центрального управления (федерализм); в коалиционных правительствах, включающих представителей всех партий (консенсуализм); или же путем переговоров между основными социальными группами и достижением общественных соглашений - например, между предпринимателями и наёмными трудящимися (неокорпоративизм). Самую же эффективную защиту меньшинств осуществляют многочисленные объединения по интересам и общественные движения. Эти структуры отражают - а иногда и порождают - различные гражданские ориентации, тем самым воздействуя на демократически избранных представителей власти.

Демократические свободы должны также способствовать развитию коллективного сознания граждан, пониманию ими общих нужд и принятию решений - без расчета на каких-то властителей. Классическая демократия уделяла этим процессам особое внимание, но они происходят и теперь, хотя современные теоретики проводят аналогию между политической жизнью и рынком, видя смысл всех демократических процедур в достижении максимального успеха в конкуренции. Носители разнообразных социальных статусов и интересов, оставаясь независимыми от государства, а может быть, и от партий, не только ограничивают произвол власти, но и формируют то, что в современных политологических исследованиях именуется "гражданским обществом", новый, лучший тип граждан - более информированный, более социальный по складу сознания, готовый на жертвы ради общего блага. В идеале гражданское общество создает промежуточный уровень управления между индивидуумом и государством. Оно способно разрешать конфликты и контролировать поведение граждан, не обращаясь к механизмам общественного принуждения. Вместо того чтобы забрасывать ответственных лиц все новыми требованиями и тем самым делать систему неэффективной, жизнеспособное гражданское общество смягчает конфликты и улучшает социальный климат - и при этом опирается не только на законы рынка.

Прямо или опосредованно избираемые представители выполняют в современных демократических обществах большую часть реальной политической работы. Большинство из них - профессиональные политики, настроенные на занятие видных государственных постов. Сомнительно, чтобы какая-либо из демократий могла действовать без таких профессионалов. Вопрос заключается не в том, будет ли существовать политическая элита - или даже класс профессиональных политиков, - а в том, как избираются эти представители граждан и как они отвечают за свои действия.

Одновременно с этим за счет роста структур управления (происходящего в значительной мере под влиянием общественных требований) увеличилась численность и упрочилась власть государственных деятелей, принимающих важные для общества решения, но не избираемых публично. Вокруг упомянутых структур возник обширный аппарат советников, подбираемых преимущественно по профессиональному, а не по территориальному признаку. Такие организации, в отличие от политических партий, стали основными представителями гражданского общества в наиболее стабильных демократических странах. Несколько реже проявляют себя в этом качестве общественные движения.

Процедуры обеспечения демократии

Принципы демократии абстрактны и могут давать начало разнообразным институтам и подтипам. Однако для демократического развития необходимо соблюдение определённых процедурных норм и уважение гражданских прав. Всякое неправовое общество - общество, не ограничивающее себя подобными нормами, не соблюдающее таких процедур, - не может быть признано демократическим.

Роберт Даль назвал следующие условия, необходимые для существования современной политической демократии (или, по Далю, "полиархии"):

Контроль за решениями правительства конституция возлагает на выборных официальных лиц.
Эти официальные лица периодически избираются в ходе честно проводимых выборов, исключающих по возможности всякое принуждение.
Практически всё взрослое население имеет право выбирать официальных лиц.
Практически всё взрослое население имеет право претендовать на выборные должности.
Граждане имеют право выражать свое мнение, не опасаясь серьезного преследования по политическим мотивам.
Граждане имеют право получать информацию из альтернативных источников. Альтернативные источники информации находятся под защитой закона.
Граждане имеют право создавать относительно независимые ассоциации и организации, включая политические партии и группировки по интересам.
Для большинства теоретиков эти семь условий исчерпывают всю сущность демократии, однако мы предлагаем добавить еще два.
Избранные народом официальные лица должны иметь возможность осуществлять свои конституционные полномочия, не подвергаясь противодействию (даже неформальному) со стороны невыборных официальных лиц. Демократия оказывается в опасности, если военные либо сотрудники государственных учреждений или предприятий имеют возможность действовать независимо от выборных руководителей и тем более накладывать вето на решения народных избранников.
Государство должно быть суверенным и действовать независимо от политических систем более высокого уровня. Даль и другие современные теоретики, очевидно, считали это условие само собой разумеющимся, поскольку вели речь о формально независимых национальных государствах. Однако после раздела сфер влияния, заключения множества неоколониальных соглашений, возникновения союзов и блоков проблема автономии стала достаточно серьезной. По-настоящему ли демократична система, если выборные руководители не способны принять обязательные для всех решения без утверждения их извне? Этот вопрос весьма существен, даже если внешнее воздействие исходит от государства с демократической конституцией, а внутренние власти способны в той или иной мере противостоять ему (как в случае с Пуэрто-Рико). В противоположном же случае, как, например, в республиках Прибалтики1, он оказывается принципиальным.

Принципы, обеспечивающие функционирование демократической системы

Перечисление условий и процедурных норм позволяет определить, что такое демократия. Но оно ничего не говорит о том, как реально функционирует демократическая система правления. Простейший ответ: "Согласно воле народа". Более сложный: "Согласно коллективной воле политиков, действующих в условиях ограниченной неопределённости".

В демократическом обществе представительная власть должна хотя бы неформально постановить, что группа, победившая на выборах или добившаяся большего политического влияния, не станет использовать свое временное превосходство для того, чтобы в будущем отстранять проигравших от выборных постов и блокировать их влияние. Проигравшие же, сохраняя возможность конкурировать, будут уважать право победителей выносить обязательные решения. Граждане подчиняются решениям, вырабатываемым в ходе соперничества, если результат соответствует их коллективной воле, периодически выражаемой на честных выборах либо на открытых и регулярных переговорах.

Проблема заключается не столько в определении целей, которые обеспечили бы широкое единство в обществе, сколько в выработке правил, устраивающих всех. Конкретная форма этого "демократического торга" (выражение Даля) может сильно различаться в разных странах. Она зависит от социального деления и от таких субъективных факторов, как взаимное доверие, кодекс чести, готовность идти на компромисс. Подобное соглашение может даже предусматривать значительные разногласия по существенным вопросам политики.

Любой демократический режим предполагает некоторую непредсказуемость: неизвестно, кто победит на следующих выборах и чья политика будет реализовываться. Даже в обществах, где постоянно побеждает одна и та же партия или проводится однонаправленная политика, существует возможность изменений в результате независимых коллективных действий - например, в Италии, Японии, скандинавских странах. Если такой возможности нет, система не является демократической - как в Мексике, Сенегале или Индонезии.

Эта характерная для всех демократических систем неопределенность существует лишь в определенных пределах. Включиться в политическое соревнование может не каждый: есть правила, которые необходимо уважать. Не всякая политика может проводиться - должны соблюдаться необходимые условия. Допустимый при этом разброс в разных странах неодинаков. Частично он определяется конституционными гарантиями прав собственности, личных свобод, возможности самовыражения. Однако по большей части эти ограничения выявляются в ходе соперничества между группами и партиями и в процессе гражданского взаимодействия. Что бы ни говорилось после того, как будет достигнуто согласие по поводу правил, установленных коллективной волей (а в некоторых странах гражданам предлагаются весьма радикальные преобразования), реальный разброс позиций должен оставаться в предсказуемых и общеприемлемых пределах.

Заметим, что предложенные нами принципы основаны на здравом смысле, а не на укоренившихся традициях терпимости, умеренности, взаимоуважения, "честной игры", готовности к компромиссам или доверия к руководителям. Мы уверены, что коллективная воля и ограниченная неопределённость могут возникнуть из взаимодействия антагонистичных и относящихся друг к другу с подозрением общественных субъектов - в то время как нормы гражданской культуры скорее должны восприниматься как следствие демократии, чем как ее источник.

Чем демократия не является

Мы попытались передать общий смысл современной демократии без упоминания конкретных правил и организационных структур, не сводя ее к определенной культуре или уровню развития. Мы считаем, что демократия не определяется регулярным проведением выборов и не отождествляется с некоей особой ролью государства. В то же время мы мало сказали о том, чем демократия не является, на что она не способна.

Очень соблазнительно представить себе быстрое решение на демократическом пути всех политических, социальных, экономических, административных и культурных проблем. Желание это вполне объяснимо. Но увы, - как говорится, хорошего понемногу.

Во-первых, экономически демократия не всегда эффективнее других форм правления. Темпы роста экономики в целом, сбережений и капиталовложений в демократических странах не обязательно будут выше, чем в недемократических. Особенно вероятно это в переходный период, когда собственники и административная элита могут реагировать на реальную или воображаемую авторитарную угрозу, вывозя или омертвляя капитал, устраивая саботаж. Со временем (в зависимости от типа демократии) благоприятные тенденции распределения доходов, рост общего спроса и уровня образования, увеличение производительности труда, развитие творческой активности могут, объединившись, улучшить экономическую и социальную обстановку. Но, конечно же, наивно ожидать немедленных изменений. Еще менее вероятно, что такие благоприятные черты будут определяющими в процессе демократизации.

Во-вторых, демократические режимы не обязательно эффективны в административном плане. Решения могут приниматься и менее оперативно, чем при других режимах, приходится считаться с большим числом участников общественной жизни. Стоимость реального результата возрастает уже потому, что необходимо "стимулировать" большее число изобретательных чиновников (хотя не следует приуменьшать масштабы коррупции в автократиях). Народ не всегда поддерживает новое демократическое правительство, поскольку неизбежные компромиссы полностью не удовлетворяют никого, а проигравшие свободны в выражении своего недовольства.

В-третьих, демократические режимы навряд ли окажутся более упорядоченными, едиными, стабильными и управляемыми, чем их автократические предшественники. Отчасти это плата за демократические свободы, с другой стороны - отражение недовольства новыми правилами и государственными структурами. Поначалу результаты временного компромисса двух режимов весьма противоречивы и непредсказуемы - пока общество не адаптируется к ним. Более того, эти результаты возникают как следствие серьёзной борьбы, мотивированной высокими идеалами. Лица и группы, недавно обретшие автономию, отрицают определённые правила, протестуют против тех или иных действий государственных структур, настаивают на укрупнении своей доли в "демократическом торге". Поэтому присутствие антидемократических партий неудивительно и не должно восприниматься как провал демократической консолидации. Важно заставить такие партии, пусть без энтузиазма, придерживаться общих правил ограниченной неопределённости и коллективной воли.

Проблема управляемости стоит не только перед демократическими, но и перед всеми режимами. Если учесть политическую изношенность и правовое падение, приведшие к краху автократические государства: от султанистического Парагвая до тоталитарной Албании, может показаться, что только демократии способны управлять эффективно и законно. Однако по опыту известно, что демократии также могут утрачивать управленческую дееспособность. Широкая общественность, бывает, разочаровывается в демократическом руководстве. Еще большую угрозу несут попытки руководителей жонглировать процедурами, подрывая в конечном счете принципы коллективной воли и ограниченной неопределённости. Критический момент может наступить, когда политики начинают осваиваться в более предсказуемых ролях, в отношениях зрелой демократии. Многие обнаруживают крушение своих ожиданий; некоторые понимают невыгодность своей позиции в новых условиях; другие могут увидеть угрозу своим интересам со стороны народного большинства.

Наконец, демократические режимы создают по сравнению с автократическими более открытые общества, что не обязательно подразумевает, однако, более открытую экономику. Многие из ведущих демократических стран пришли к протекционизму и закрытию границ, в значительной мере опираясь на общественные структуры в стимулировании экономического развития. Демократия и капитализм, несомненно, совместимы, несмотря на то, что между ними до сих пор продолжается борьба. Неясно, однако, укрепляет ли демократию утверждение таких либеральных экономических принципов, как право граждан владеть собственностью и присваивать доходы, рынок, разрешение конфликтов в частном порядке, освобождение производства от государственного регулирования, приватизация государственных предприятий. Демократические государства нуждаются во взимании налогов и контроле за заключением отдельных сделок, особенно при существовании частных монополий. Возможно, граждане и их представители предпочтут защищать права коллективов от посягательств со стороны состоятельных частных лиц. В этом случае они могут выделить отдельные виды имущества в общественную и коллективную собственность. Словом, экономическая свобода, пропагандируемая современными неолиберальными теоретиками, не является синонимом свободы политической и может даже подрывать последнюю.

Демократизация не обязательно принесёт с собой экономический рост, социальный мир, эффективное управление, политическую гармонию, свободный рынок или "конец идеологии". Менее всего она приведёт к "концу истории". Несомненно, некоторые из этих факторов способствуют укреплению демократии, однако они не являются ни ее предпосылками, ни непосредственными результатами. Но мы должны рассчитывать на зарождение политических структур, мирно конкурирующих, формирующих правительства и воздействующих на общественную политику; способных решать социальные и экономические конфликты посредством установленных процедур. Такие структуры, органично связанные с гражданским обществом, будут побуждать своих избирателей к коллективным действиям. Некоторые демократии, особенно в развивающихся странах, не оправдали подобных ожиданий. В то же время большое преимущество демократии заключается в том, что такой режим, единожды установившись, не только способен к самовоспроизводству в рамках начальных условий, но и в перспективе перерастает эти условия. В отличие от автократий, демократии способны изменять свои законы и организационные структуры под воздействием меняющихся обстоятельств. Возможно, они не сразу добиваются всего перечисленного выше, но на этом пути у них гораздо больше шансов на успех, чем у автократических режимов.

[1] Напомним, что речь идет о ситуации, существовавшей к моменту публикации статьи в "Journal of Democracy " (середина 1991 г .) - Прим. ред.

[Перикл]

http://nicbar.ru/theoria_democraty4.htm
Современное теоретическое осмысление демократии связано с именами Дж.Локка, Ш.Монтескье, Ж.Ж.Руссо, А.Токвиля, Дж.Мэдисона, Т.Джефферсона и других мыслителей XVII–XIX вв. Наблюдалась следующая тенденция: если прежде в трактовке демократии преобладал нормативистский подход, связанный с определением целей, ценностей, источников демократии ее идеалов, затем эмпирически-описательный (дескриптивный), который охватывал вопросы о том, что такое демократия и как она функционирует на практике, впоследствии же определяющим стал процедурный подход, связанный с попытками понять природу демократических институтов, механизм их функционирования, причины развития и упадка демократических систем.

Существуют либе*ральные, консервативные, популистские, коммунистические и анархистс*кие трактовки демократии, плюрали*стические и элитарные концепции, идеи прямой и представительной де*мократии, модели охранительной, развивающей, партиципаторной демократии (или демократии прямого участия).

Суммируя различные подходы, российский политолог Л.В.Сморгунов выделяет две основные теоретические парадигмы: либерально-демократическую и радикально-демократическую (см. схему 1).[1]

Таблица 1. Либерально-демократическая и радикально-демократическая теории

Либерально-демократическая теория


Радикально-демократическая теория

Морально-автономный индивид

Суверенитет личности

Общество как сумма индивидов

Интерес всех

Плюрализм интересов

Первенство права

Свобода человека

Первенство прав человека

Представительная демократия, выборы

Свободный мандат

Разделение властей

Подчинение меньшинства большинству с защитой прав меньшинства


Социальный человек

Суверенитет народа

Органичное общество

Общий интерес

Единство интересов

Первенство общего блага

Свобода гражданина

Единство прав и обязанностей

Непосредственная демократия

Императивный мандат

Разделение функций

Подчинение меньшинства большинству

Эти теории по-разному определяют границы деятельности государства, необходимые для обеспечения прав и свобод человека. Данный вопрос был поставлен Т.Гоббсом при разработке договорной концепции государства. Английский мыслитель признавал, что суверенитет принадлежит гражданам, но они делегируют его избранным представителям, так как только сильное государство в состоянии защитить своих граждан. Либерально-демократическая теория рассматривает демократию не столько как порядок, позволяющий гражданам участвовать в политической жизни, сколько как механизм, защищающий их от произвола властей и беззаконных действий других людей. Радикально-демократическая теория акцентирует внимание на социальном равенстве, суверенитете народа, а не личности, игнорирует разделение властей, отдавая предпочтение непосредственной, а не представительной демократии.

По мнению Ш.Эйзенштадта,[2] основные различия в современном политическом дискурсе заключаются между плюралистическими и интегралистскими, или тоталитаристские концепциями политики. Плюралистическая концепция рассматривала индивида как потенциально ответственного гражданина и исходила из активного участия граждан в важнейших институциональных сферах, поиску которых отводилась решающая роль. Результатом явилось провозглашение конституций и воплощение их положений в конституционно-демократических режимах; утверждение представительных институтов, как гарантии открытости политического процесса; установление верховенства права и независимости судебной власти.

Авторитарные и тоталитарные концепции, в т. ч. их «тоталитарно-демократические» интерпретации, отрицали обоснованность надежд на формирование ответственной гражданственности через такие открытые процессы. Их объединяло идеологическое понимание мира, исходящее из преобладания коллективизма над другими формами устройства общества, и сутью которых является вера в возможность преобразования общества посредством тотального политического действия. Такую демократию называют марксистской, народной, социалистической, куда относятся самые различные модели демократии, порожденные марксистской традицией.

Демократия здесь означает социальное равенство, выстроенное на обобществлении собственности, что надлежит отличать от «политической» демократии, служившей фасадом равенства.

Марксистско-ленинская теория рассматривает общество исключительно с классовых позиций, трактуя аналогичным образом и демократию - как политический строй, отражающий только интересы экономически господствующего класса. «Демократия, – писал В.И.Ленин – не тождественна с подчинением меньшинства большинству. Демократия есть признающее подчинение меньшинства большинству государство, т.е. организация для систематического насилия одного класса над другим, одной части населения над другою».[3]

Особенностью социалистической демократии является ее ярко выражённый социальный аспект. Она исходит из однород*ности воли рабочего класса, как наиболее прогрессивной, орга*низованной и единой части общества. Поэтому на первом этапе построения социалистической демократии предусмотрена дик*татура пролетариата, которая должна отмирать по мере нараста*ния однородности общества и естественного слияния интересов различных классов и групп в единую волю народа.

Власть народа реализуется через советы, в которых пред*ставлены рабочие и их естественные союзники - крестьяне. Советы обладают полной властью над всеми сферами хозяйствен*ной, политической, общественной жизни и обязаны ис*полнять волю народа, выраженную на народных собраниях, а так*же в форме наказов избирателей.

Основной особенностью социалистической демократии является полное отрицание частной собственности и всякой ав*тономий личности. Поскольку социалистическая демократия отрицает само понятие оппозиции, то, вполне естественно, система предусмат*ривает однопартийность.

Вполне естественно, что такая система выродилась в некую инфор*мационную ширму социальной справедливости, прикрывая ко*рыстные интересы правящей элиты. Реальная власть оказалась сконцентрированной у высшего партийного руководства, определявшего политическую линию в области внешних и внут*ренних отношений и контролировавшего различные облас*ти общественной и личной жизни граждан.

Главная слабость этой системы состоит в отсутствии контроля за властной партийной элитой, которая оказалась неподотчетной народным массам.

Другой моделью демократии, основанной на идеологических концепциях, является либеральная демократия, сущность которой заключена в при*оритете интересов личности и отделении их от государственных интересов. Социально-экономическими и идейно-политическими предпосылками возникновения либеральной демократии были развитие рыночных отношений, идеологическая и политическая секуляризация, становление национальных государств. В этой тео*рии выделяются следующие основные черты.

Народ, как субъект общественных отношений, отождеств*ляется с собственниками. Источником власти признается отдельная личность, а ее права имеют приоритет над законами государства. Права лично*сти закрепляются в конституции и защищаются независимым от государства судом, поэтому в государствах либеральной демок*ратии господствует прецедентное право.

Свобода трактуется не как активное участие в политике, а как отсутствие ограничений и принуждений, вмешательства со стороны государства и других индивидов в сферу собственных интересов граждан. Гарантами такой свободы являются обще*ственные институты всестороннего обеспечения прав личности. Власть конструируется на основе принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную ветви, которые противопоставлены друг другу. Она функционирует на базе системы сдержек и противовесов в целях эффективного пре*дотвращения злоупотреблений любой из ветвей своими полно*мочиями.

Право меньшинства обеспечивается ограничением компе*тенции большинства лишь в определенной сфере общенацио*нальных интересов. Меньшинство вправе отстаивать свое мне*ние даже вопреки принятому большинством решения, но только в рамках соответствующих законов или судебных прецедентов.

Либеральная демократия имеет существенные изъяны с точки зрения социальной справедливости и эффективности го*сударственного механизма.

Современные либералы, в отличие от своих политических и идейных предшественников, не отрицают необходимости госу*дарственного участия во многих сферах жизнедеятельности об*щества, но при условии ограничения масштабов такого вмешатель*ства, особенно в области экономики. По-прежнему, приоритет в иерархии цен*ностей у либеральных демократов безоговорочно принадлежит свободе. Движение к свободе мыслится либералами, как процесс постепенного освобождения человека от оков зависимости от природы, общества и государства. В либеральной политике индивидуум находится в центре внимания общества. Однако, максимально возможная свобода каждого, отдельно взятого гражданина имеет границы и не означает все*дозволенности и анархии, так как человек - существо социальное и он связан тысячами нитей с обществом. Поэтому человек обязан осознавать и нести свою ответственность перед сограж*данами.

Современные либералы не отрицают вмешательство государства в деятельность общества. Главный вопрос заключается в определении масштабов такого вмешательства. Либералы продолжают отстаивать интересы собственни*ков. Однако, как свидетельствует реальная действительность, ни рынок, ни частная собственность не устраняют общественного неравенства, а следовательно, не обеспечивают свободу для всех. Поэтому в либеральной теории возникает антиномия между свободой и равенством, свободой и справедливостью. По мнению либералов, она разрешается признанием равенства не целью, а средством, чтобы осуществить свободу.

К началу XXI в. заметно сни*зилось внимание к идеологическим конструкциям, и возрос интерес к различным националистическим и цивилизационным версиям демократии.

Значительное место в современных демократических теориях занимает концепция партиципаторной демократии (англ, parti*cipate — участвовать), которую разработали современные политологи Кэрол Пейтман (автор термина «демократия участия» и книги «Участие и демократичес*кая теория», 1970), Крофорд Макферсон, Джозеф Циммер*ман, Норберто Боббио, Питер Бахрах, Бенджамин Барбер и некоторые другие. Суть данной теории является возвращение к классическим идеалам демок*ратии, предполагающим активное участие граждан в обсуждении и при*нятии решений по главным вопросам общественной жизни. Они считают важнейшим условием демократического участия и его распространения социальное равенство: принцип участия должен относиться и к негосударственным общественным институтам, где люди прямо выражают свою волю, в первую очередь к трудовым коллективам, трактуя ее, в частно*сти, как самоуправление граждан. Свобода, равное право на саморазвитие могут быть достигнуты только в партиципаторном обществе, которое совершенствует чувство политической эффективности и способствует прояв*лению заботы о коллективных требованиях. В таком обществе граждане хорошо информированы, заинтересованы в своей высокой активности в общественной жизни.

Американский политолог Б. Барбер отмечает: «Прямая демократия требует не просто участия, а гражданской подготовки и гражданской добродетели для эффективного участия в обсуждении и принятии решений. Демократия участия, таким образом, понимается как прямое правление образованных граждан. Граждане – это не просто частные индивиды, действующие в частной сфере, а хорошо информированные общественные граждане, отдалившиеся от своих исключительно частных интересов настолько, насколько общественная сфера отдалена от частной. Демократия – это не столько правление народа или правление масс, сколько правление образованных граждан».[4]

Необходимость политической активности большинства граждан в партиципаторной модели объясняется тем, что снижение уровня их учас*тия в итоге придет к «тирании меньшинства» (элиты). Противостоять авторитарному давлению сверху способна лишь сильная власть снизу. В этом случае благо народа может быть достигнуто только при обеспечении всеобщего равенства, которое заклю*чается в том, что все граждане обязательно ежедневно занимаются приня*тием решений, а не только имеют равные возможности участия.

В партиципаторной модели политическое участие рассматривается не как средство для достижения какой-либо цели. Оно само является целеполаганием, т.е. содер*жит цель в себе, ибо только по-современному понятое участие благоприят*ствует интеллектуальному и эмоциональному развитию граждан. Немало*важно и то, что с обычных для либеральных теоретиков позиций индиви*дуализма, опирающегося на собственность, политический процесс чаще всего рассматривается как жесткая борьба конкурентов за недостающие им материальные блага. Если же проанализировать эту проблему с точки зре*ния развития и реализации человеческих способностей, то справедливость распределения материальных благ — лишь средство для достижения более значимого блага позитивной свобо*ды. Активная вовлеченность граждан в демократический процесс является одно*временно и условием, и выражением этой свободы.

Таким образом, участие выполняет две функции: во-первых, защищает граждан от навязанных сверху решений; во-вторых, является механизмом самосовершенство*вания человека. Ради максимально возможного результата демократия дол*жна распространяться и на другие сферы, чтобы способствовать эволюции необходимых для современности психологических качеств и партиципа*торной политической культуры, которая может сформироваться только по принципу К.Пейтмана «учись участвовать, участвуя». Идеальное партиципаторное общество характеризуется прямым вовлечением граждан в уп*равление без посредников ключевыми политическими и социальными ин*ститутами, подотчетностью лидеров рядовым членам и высшей степенью демократической легитимности.

Однако, в настоящее время партиципаторная модель представляет собой лишь идеал, желательную норму, к которой следует стремиться и которую чрезвычайно сложно достичь.

Вместе с тем данная теория достаточно уязвима для критики. По мнению некоторых отечественных исследователей, недостатки данной модели связаны «с невозможностью установления эффективных и постоянно действующих институтов прямой демократии, как в силу пространственно-временных параметров, так и субъектно-объектных отношений».[5] Прямая демократия далеко не во всех случаях является эффективным методом принятия решений не только на общенациональном, но и на локальном уровне. Поэтому низка вероятность постоянного и успешного функционирования партиципаторной демократии в рамках нации-государства даже в небольших по масштабам государствах. Исключения могут составлять лишь общенациональные референдумы по наиболее фундаментальным проблемам, связанным с вопросами государственного устройства.

Другой недостаток, часто отмечаемый критиками теории партиципаторной демократии, состоит в том, что она, фактически абсолютизируя идею общего интереса, таит в себе угрозу тирании большинства. Ведь при практической реализации многих положений теории прямой демократии остаются открытыми проблемы автономии личности, свободы индивидуальности, а также проблемы добровольности участия или неучастия в политическом процессе.

Сторонники элитарной модели демократии делят общество на пра*вящее меньшинство — элиту и невластвующее большинство — массу. Масса не интересуется политикой, не обладает необходимыми знаниями и полной информацией, не умеет принимать правильные решения, поэтому она доб*ровольно передает элите право руководить политическим процессом. По*литическое участие массы ограничено выборами вследствие того, что боль*шинство граждан иррационально, некомпетентно и имеет неустойчивые предпочтения. К тому же рост гражданского участия ведет к подрыву ста*бильности и эффективности, достижение которых является едва ли не глав*ной целью демократии.

Родоначальником элитарной концепции демократии является Йозеф Шумпетер, который утверждал, что демократия не означает, что народ непосредственно управляет. «Демократия значит лишь то, что у народа есть возможность принять или не принять тех людей, которые должны им управлять».[6] Демократичность этого метода определяется наличием свободной конкуренции за голоса избирателей между претендентами на роль лидеров.

В качестве условий успеха демократического метода известный политический мыслитель выделяет четыре: во-первых, высокое качество человеческого материала, избираемого во властные структуры; во-вторых, ограничение сферы действия политического решения, которое определяется качеством людей, входящих в правительство, типом политического механизма и общественным мнением; в-третьих, возможность контроля со стороны демократического правительства бюрократии во всех сферах государственной деятельности; в-четвертых, наличие демократического самоконтроля, под которым понимается высокая компетентность руководителей, учет мнения оппозиции и большую степень добровольной самодисциплины.

Й.Шумпетер подчеркивает важность принятия решений опыт*ной и компетентной элитой при ограниченном контроле со стороны граж*дан. Функция граждан заключается в выборе-отзыве правительства или в избрании по*средников для этой цели. В соответствии с демократическим методом к власти приходит партия, получившая наибольшую поддержку избирателей. Выборы — лишь средство, которое заставляет элиту ощутить свою ответственность за политические решения.

Соревнование между потенциальными лидерами — отличительный признак элитарной демократии, при которой все (но только в принципе) свободны конкурировать друг с другом на выборах, поэтому нужны опре*деленные гражданские права. Единственный тип участия, доступный про*стым людям — в избирательном процессе, так как все другие способы уча*стия станут попыткой контроля над властью с их стороны и могут привести к отрицанию роли лидерства. В период между выборами избиратели должны уважать разделение труда между элитой и обществом и понимать, что до следую*щих выборов им не стоит заниматься политикой. В этой модели демокра*тии большинство (масса) при минимальных затратах (политическом учас*тии исключительно в выборах) получает максимальную отдачу (элита при*нимает правильные решения).

Элитарная теория допускает возможность определенной социальной мобильности, позволяющей неэлитарным группам стать элитами. Элитаризм не означает, что обладающие властью постоянно находятся в конфликте с массами или что они всегда достигают своих целей за счет интересов общества и это не заговор с целью подавления масс. Т.Дай и Л.Зиглер объясняют элитарную теорию в следующих положениях:

- меньшинство, обладающее властью, распределяет материальные ценности, и большинство, не определяющее государственную политику;

- элиты формируются преимущественно из представителей высшего социально-экономического слоя общества;

- переход в элиту должен быть медленным и длительным для сохранения стабильности и избежания радикализма;

- элиты едины в подходе к основным ценностям социальной системы и сохранению самой системы;

- государственная политика отражает не требования масс, а господствующие интересы элиты;

- правящие элиты подвержены сравнительно слабому прямому влиянию со стороны равнодушной части граждан.[7]

Таким образом, элитарная модель демократии снимает с обыкновен*ных граждан ответственность за принятие политических решений и возла*гает ее на лидеров, имеющих больше информации и опыта в политических вопросах. Критики этой схемы считают, что она представляет собой сла*бую форму демократии, так как снижение роли граждан в демократичес*ком процессе может привести к потере интереса к политике, появлению апатии и отчуждения.

Концепция конкуренции элит как модель демократической политики объясняет действительные механизмы либерально-демократической политической системы. Как пишет Э.Хейвуд, при своем возникновении эта модель «была попыткой скорее описать, как работает демократический процесс, нежели предписать какие-то ценности и принципы — политического равенства, политического участия, свободы и тому подобного. Демократия в таком объяснении предстает, собственно говоря, как политический метод — как средство политических решений в обществе «со ссылкой» на результаты избирательного процесса. В той степени, в какой эта модель верна, она адекватно отражает действительное значение политической элиты — то, что власть здесь находится в руках наиболее информированных, способных и политически активных членов общества».[8] С другой стороны, конкуренция элит, с точки зрения американского политолога, характеризует слабую форму демократии. Элиту в этой модели можно сместить, лишь заменив ее на другую элиту. Обществу при этом отводится весьма скромная роль — раз в несколько лет решать, какой элите править от его имени, а это порождает в нем пассивность, равнодушие и даже отчуждение.

На основе модели конкурентного элитизма Энтони Даунс разработал экономическую теорию демократии, построенную на основе сформулированного им положения о том, что каждый человек с помощью рациональной деятельности в состоянии добиться максимальной личной пользы. Он предложил следующую концепцию: соперничество на выборах создает своего рода политический рынок, где политиков можно представить как предпринимателей, стремящихся получить власть, а избирателей - как потребителей, голосующих за ту партию, политическая линия которой лучше всего отражает их предпочтения. По Даунсу, система открытых и состязательных выборов гарантирует демократичность тем, что отдает власть в руки партии, философия, ценности и политика которой более всего соответствуют предпочтениям численно наиболее сильной группы избирателей.

Основные положения экономической демократии нашли свое отображение в рыночной теории демократии. Рыночная теория демократии основана на законах рыночной экономики путем экспансии этих законов и обычаев на все сферы, не только экономические, но и на социально-политические отношения.

Поэтому рыночной демократией называют демократию, при которой различные социальные блага рассредоточиваются между социальными группами, с тем, чтобы индивид, имеющий низкий показатель доступа к одним социальным благам, мог ком*пенсировать этот дефицит доступом к другим благам.

Рыночная демократия построена на принципе декомпо*зиции социального неравенства. Этот принцип состоит в том, чтобы в обществе не допускалась поляризация по способу и объёмам потребления социальных благ – богатства, доходов, власти, престижа, уровня образования, льгот и привилегий. Поэтому эти блага распределяются между различными соци*альными группами. Такой принцип призван сглаживать остро*ту социального неравенства, препятствовать созданию статус*ной поляризации общества, его очевидному разделению на бедных и богатых.

Рыночная демократия тесно связана с рыночным способом функционирования экономики и предполагает идентичные за*коны в механизме распределения социальных благ. Наиболее типичным представителем рыночной демокра*тии являются США. Так, бывший президент США Билл Клинтон назвал современ*ную западную демократию рыночной.

Основные идеи этих двух теорий основаны на образе человека экономического, всесторонне информированного, способного принимать решения на рациональных основа*ниях. Однако представляется сомнительным, что решения, касающиеся политического выбора, можно сопоставлять с решениями в сфере рыночных отношений. В политике в отличие от рынка прослеживается рациональность кол*лективных действий, так как выбор здесь предполагает определенный уровень обработки информации. А это имеет место только в общественных процессах при совместном действии.

Существенный вклад в развитие теории современной демократии внес американский политолог Аренд Лейпхарт, предложивший идею консоциальной (сообщественной) демокра*тии, под которой он понимал «сегментарный плюрализм», включающий все возможные в многосоставном обществе линии разделения, плюс демократия согласия».[9] Большинство современных обществ являются многосоставными, характеризующимися «сегментарными различиями», которые могут иметь религиозную, идеологическую, языковую, региональную, расовую или этническую природу. Группы населения, выделяемые на основе указанных различий, американский политолог назвал сегментами многосоставного общества. Для такого общества в качестве важнейшей характеристики выступает политическая стабильность, включающая в себя такие понятия, как поддержание системы, гражданский порядок, легитимность и эффективность. К важнейшим характеристикам демократического режима относятся высокая вероятность сохранения качества демократичности и низкий уровень насилия, применяемого к обществу.

Данную модель демократии А.Лейпхарт определял через четыре характерных элемента: [10]

- осуществление власти большой коалицией политических лидеров всех значительных сегментов многосоставного общества, что предполагает, прежде всего, создание коалиционно*го правительства с участием всех партий, представляющих основные слои общества;

- пропорциональность как главный принцип политического представительства, распределения постов в государственном аппарате и средств государственного бюджета;

- взаимное вето или правило «совпадающего большинства», выступающие как дополнительная гарантия жизненно важных интересов меньшинства, что предполагает при принятии окончательного решения не обычное, а квалифицированное большинство (в две трети или три четверти голосов), что давало бы представителям меньшинств до*полнительные шансы на защиту своих интересов;

- высокая степень автономности каждого сегмента в управлении своими внутренними делами.

Однако на практике такая модель демократического соучастия во власти, направленная против оттеснения меньшинств на политичес*кую периферию и в оппозицию, применима лишь в том случае, если группы имеют свою политическую организацию и проводят относи*тельно самостоятельную политику. При этом характерно, что решаю*щая роль здесь также признается за элитами, которые должны полу*чить большую свободу и независимость от давления рядовых членов для заключения соглашений и компромиссов, которые могут не впол*не одобрять их приверженцы. Это дает возможность избежать обо*стрения противоречий, даже если на низовом уровне существуют не*понимание между людьми, разногласия, а то и враждебность. Одна*ко и при данном подходе предполагается наличие минимального консенсуса относительно основных общественных ценностей. Поэтому особую важность такой автономный элитизм приобретает в глубоко разделенных обществах (например, в Северной Ирландии). В то же время особое положение элит провоцирует их эгоизм, ведет к непод*отчетности руководителей членам группы. Вследствие этого консоциация как практическая модель демократии может применяться в основном в тех странах, в которых действует высоко ответственная элита.

В современное время достаточно распространена концепция плюралистической демократии, в которой в качестве приоритетеного выступает положение о том, что государство является демократическим лишь при наличии множества организаций либо автономных групп, участвующих в осуществлении власти. Возникновение идей политического плюрализма было связано с усложнением социальной структуры зрелого капиталистического общества, формированием многопартийных систем в промышленно развитых странах.

Под понятием «плюралистическая демократия» Э.Хейвуд понимает демократическую систему, основанную на выборах в представительные органы; при*чем в предвыборной гонке должны участво*вать несколько партий. Более конкретно, этот термин относится к демократическому правлению, при котором общественные зап*росы формулируются группами лиц, объе*диненных общими интересами. В таком виде плюралистическая демократия может рас*сматриваться как альтернатива парламен*тарной демократии и любой форме мажоритаризма. Условия, при которых плюрали*стическая демократия функционирует дол*жным образом, следующие:

- факт распределения политической власти между соперничающими груп*пами; особенно важно отсутствие при*вилегированных групп;

- высокий уровень внутренней ответ*ственности, при котором лидеры по*литических групп подотчетны их рядо*вым членам;

- нейтральный аппарат правительства, внутренне достаточно структурирован*ный, чтобы предоставить политичес*ким группам поле для непосредствен*ной политической деятельности.[11]

С развернутым обоснованием идеала плюралистической демократии выступил Гарольд Ласки – видный деятель и теоретик лейбористской партии Великобритании. Он сформулировал такие понятия, как плюралистическая теория государства и политический плюрализм, которые были восприняты последующими сторонниками концепции и употребляются ныне в качестве ее наименований.

В плюралистической концепции политика рассматривается как кон*фликт групп интересов в поле их политической борьбы, где решения при*нимаются на основе компромисса ради удовлетворения максимального объе*ма интересов. По сути дела такая демократия представляется не как власть народа, а как власть с согласия народа. Для плюралистов основное пред*назначение демократии — защита требований и прав меньшинств.

Образование политической воли в плюралистическом обществе про*исходит в открытом столкновении различных интересов, при котором ну*жен только минимум общих взглядов. Учитывая многообразие мнений и социальных конфликтов, невозможно принять абсолютно справедливое для всех решение. Поэтому основа для согласия — принцип большинства, од*нако не должна возникнуть его диктатура, нарушающая демократические правила игры и покушающаяся на неотъемлемые права человека, ибо от ошибок не застраховано и большинство.

Для выражения своих требований, поддержки либо протеста люди создают организа*ции и группы. Плюралисты исходят из того, что ни одна из групп интересов не может доминировать в политическом процессе, так как не представляет мнения всего общества; следовательно, кон*центрация власти недопустима. Вместе с тем интересы каждого граждани*на очень редко сводятся к какому-нибудь одному, а это препятствует расколу общества на непримиримо враждебные группировки.

Главная характеристика модели плюралистической демократии — со*ревнование между партиями во время выборов и возможность групп инте*ресов (или давления) свободно выражать свои взгляды — устанавливает надежную связь между управляющими и управляемыми. Несмотря на из*вестную удаленность данной системы властвования от идеала народного самоуправления, ее сторонники полагают, что она обеспечивает достаточ*ный уровень ответственности для того, чтобы именоваться демократичной. Плюралисты считают, что гражданам не обязательно выражать свое мне*ние — за них это сделают группы интересов, причем намного эффектив*нее, а нужное представительство будет достигнуто даже без активности граждан. В этой модели граждане как бы дважды представлены: выборны*ми лицами и лидерами групп и организаций, отстаивающих гражданские интересы. Политики должны быть ответственными, ибо они стре*мятся удовлетворить требования групп интересов в надежде на получение еще большей поддержки электората.

В последние десятилетия XX в. западные политологи начали распространять принципы плюрализма на исполнительную ветвь власти. Как отмечается в ряде работ, опубликованных в 1980-е гг., плюрализм требует организации на многопартийной основе не только представительных органов государства, но и правительственных учреждений. Сторонники этой точки зрения убеждены, что последовательная плюралистическая демократия предполагает создание коалиционного правительства с участием представителей от различных политических партий, в том числе и таких, которые находятся в оппозиции по отношению друг к другу.

Критики плюралистической модели акцентируют внимание на следующих моментах: лишь небольшое коли*чество людей формально являются членами каких-либо групп, значит, ин*тересы всех граждан недопредставлены; группы интересов способны стать настолько мощными, что весь политический процесс превратится в компромисс, удовлетворяющий интересы только сильнейших групп, поли*тическая система будет парализована из-за их острейшей конкуренции, а требования всех граждан останутся без внимания; развитие группового представительства интересов отводит гражданину пассивную роль, что может привести к появлению государства «политических зрителей», кото*рые в итоге утратят контроль над системой.

Наиболее влиятельным представителем теории политического плюрализма является американский политолог Роберт Даль, который предложил (совместно с Чарльзом Линдбломом) использо*вать для обозначения институциональных решений демократии понятие «полиархии», буквально означающее «власть многих» в отличие от «демократии» - «власти всех».

Полиархия - политический порядок, отличающийся в самом общем виде двумя масштабными характеристиками: гражданские права пре*доставлены сравнительно высокой доле взрослых, а сами эти права позволяют проявлять несогласие и путем голосования смещать выс*ших должностных лиц в управлении. Этот политический порядок опирается на семь основных институтов, которые должны действовать все вместе, чтобы система могла быть признана именно полиархией.

1. Контроль над правительственными решениями, касающимися политического курса, конститу*ционно закреплен за выборными должностными ли*цами.

2. Выборные должностные лица определяются и мирно смещаются в ходе сравнительно частых, справед*ливых и свободных выборов, при которых принуждение вполне ограничено.

3. Практически все взрослое население имеет право участвовать в этих выборах.

4. Большая часть взрослого населения также имеет право выступать в качестве кандидатов на официальные должности, за которые идет соревнование на этих выборах.

5. Граждане имеют эффективно обеспечиваемые права на свободное самовыражение, осо*бенно политическое, включая критику должностных лиц, действий правительства, преобладающей политической, экономической и социальной системы и господствующей идеологии.

6. Они также имеют свободный доступ к альтернатив*ным источником информации, не находящейся под мо*нопольным контролем правительства или любой другой единичной группы.

7. Наконец, они имеют эффективно обеспечиваемое право образовывать самостоятельные ассоциации и вступать в них, включая политические объединения, такие, как политические партии и группы интересов, стремящиеся влиять на правительство, используя для этого конкуренцию на выборах и другие мирные сред*ства.[12]

Полная полиархия — это система XX века. Несмотря на то, что некоторые институты полиархии возникли в некоторых англосаксонских странах и странах континен*тальной Европы в XIX веке, ни в одной стране демос не стал инклюзивным (распространяющимся на другие государства) вплоть до XX века.

[Перикл]

Исторически полиархия прочно ассоциируется с об*ществом, обладающим рядом взаимосвязанных характе*ристик. В их числе:

- относительно высокий уровень доходов и богатства на душу населения;

- возрастание уровня доходов и богатства на душу населения на протяжении лительного времени;

- высокий уровень урбанизации;

- сравнительно маленькая или быстро сокращающая*ся доля населения, занятого в сельском хозяйстве;

- многообразие сфер профессиональной деятельности;

- широкое распространение грамотности;

- сравнительно большое число лиц, посещающих высшие учебные заведения;

- экономический строй, при котором производством заняты преимущественно относительно автономные фирмы, жестко ориентирующиеся в своих решениях на национальный и международные рынки;

- сравнительно высокие значения традиционных ин*дикаторов благосостояния, таких, как количество врачей и больничных коек на тысячу жителей, ожидаемая про*должительность жизни, доля семей, которые могут позво*лить себе приобретение различных товаров длительного пользования, и т.д.[13]

Взаимная корреляция подобного рода социетальных показателей настолько велика, что под*тверждает правомерность квалификации их всех как признаков более или менее определенного типа со*циальной системы Общество такого типа Р.Даль назвал динамичным плюралистическим обществом, а страну, обладающую отмеченными чертами - современной динамичной плю*ралистической страной.

Современным динамичным плюралистическим обществам присущи благопри*ятствующие полиархии свойства, среди которых в качестве основных следует выделить два, подкрепляющие друг друга:

- рассредоточение власти, влияния, автори*тета и контроля, ранее концентрировавшихся в едином центре, между различными индивидами, группами, ассо*циациями и организациями;

- появление установок и убеждений, подготавливаю*щих почву для развития демократических идей.[14]

В обобщенном виде полиархическая инфраструктура институтов прежде всего делает упор на их общечелове*ческой (гуманитарной) и политической значимости. Для нее характерны такие принципы как правление большинства и уважение прав меньшинства, политическое и правовое равенство граждан, легитимизация власти и ее представительный характер, плюрализм и свобода политической деятельности. Эти принципы описывают основные сущностные признаки и характеристики демократии и позволяют сделать вывод: «демократия представляет собой такой спо*соб организации власти, при котором общество имеет возможность на ре*гулярной основе посредством юридически закрепленных ненасильствен*ных процедур корректировать деятельность управителей, а также персо*нальный состав правящей группировки и политической элиты».[15]

В середине 1970-х гг. возникла новая особенность интерпретации политической действительности развитых демократий, которые, по мнению исследователей, не в полной мере объяснялись господствующей плюралистической моделью, применяемой для характеристики взаимоотношений между государством и обществом. Речь идет о неокорпоративизме, или либеральном корпоративизме. Неокорпоративизм — тенденция, на*блюдаемая в западных полиархиях. Ее основная черта - предоставление груп*пе лиц, имеющей общие интересы, при*вилегированного и законного доступа к процессам формирования политическо*го курса. К неокорпоративистским государствам были отнесены Австрия, Финляндия, Норвегия, Швеция и другие. Прямое привнесение экономических интересов в государственное управление во многом шло от общего сдвига государства в сторону управления и регулирования экономики. По мере того как государство стремилось к прямому управлению экономической жизнью и обеспечению все более широкого круга услуг, оно осознавало и необходимость каких-то институциональных схем, в рамках которых различные категории общества сотрудничали бы друг с другом и вместе поддерживали бы общую экономическую стратегию страны. В тех же странах, где целью было сократить государственное вмешательство в экономическую жизнь и расширить роль рынка от корпоративизма отказывались.

Длительное существование неокорпоративистских институтов на общенациональном и макроэкономическом уровнях имело позитивные следствия: рост управляемости населения, падение забастовочной активности, сбалансированность бюджета, повышение эффективности финансовой системы, снижение уровня инфляции, сокращение безработицы, уменьшение нестабильности в рядах политических элит. Страны, шедшие по пути корпоративизма, становились более управляемыми, что, правда, не делало их более демократическими. В противоречие с демократией входили такие черты корпоративизма как подмена индивидов, являющихся основными участниками политической жизни, организациями; рост влияния профессиональных представителей специализированных интересов в ущерб гражданам, обладающим более общими интересами; предоставление отдельным ассоциациям привилегированного доступа к процессу принятия решений; возникновение организационных иерархий, подрывающих автономию местных и более специализированных организаций.

Однако, по мере исследования неокорпоративизма оценки его влияния на демократию стали изменяться. Многие из корпоративистских стран остаются демократическими в том смысле, что в них в полном объеме сохраняются гражданские свободы, дается самое широкое определение понятия «гражданства», регулярно проводятся состязательные выборы, исход которых не предрешен заранее, органы власти ответственны за свои действия и осуществляют политику, учитывающую требования народа. Более того, стало очевидно, что корпоративистские порядки существенным образом изменяют условия, определяющие возможности соперничающих групп интересов влиять на государственные структуры. Спонтанные, добровольные отношения, характерные для плюралистической демократии, лишь кажутся свободными, на деле порождая большее неравенство доступа к органам власти. Корпоративизму присуща тенденция к более пропорциональному распределению ресурсов между организациями, охватывающими широкие категории интересов и обеспечению, по крайней мере, формального равенства доступа к принятию решений.

Выводы, к которым приходит американский политолог Ф.Шмиттер, сводится к следующим важнейшим моментам. С точки зрения открытости по отношению к требованиям граждан корпоративистские механизмы следует признать отрицательно влияющими на демократию. С точки зрения ответственности властных органов за свои действия и за степень учета в этих действиях нужд граждан, влияние корпоративизма будет позитивной. Воздействие корпоративизма на основной механизм демократии – конкуренцию – также представляется неоднозначным. С одной стороны, вследствие исключения из общественной жизни борьбы между соперничающими ассоциациями за членов и доступ к принятию решений уровень конкуренции сокращается. С другой стороны, он возрастает, так как каждая ассоциация становится полем выражения разнородных представлений об общем интересе. Вместе с индивидами своего рода гражданами становятся организации. Степень подотчетности властей и их восприимчивости к нуждам граждан возрастает, но за счет снижения степени участия индивидов в политической жизни и их доступа к принятию решений. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. В любом случае следует признать, что под влиянием неокорпоративистской практики происходит постепенная трансформация современных демократий.[16]

Модель легальной демократии во многом представляет собой возврат к протективной демократии, которая рассматривает демократия как средство, которым люди могли бы оградить себя от чрезмерного вмешательства правительства в их жизнь с ее основопологающим принципом «laisser faire». Авторы данной теории (Р. Нозик, Ф. Хайек) выступают за отделение государства от гражданского общества и принципы правового государства. Однако главное в демократии, по мнению легалистов, заключается в минимизации роли государства и создании максимального простора для индивидуальной свободы и развития свободных рыночных отношений. Именно на это и должна быть направлена власть закона, которая стоит выше как государства, так и воли большинства. Поэтому бюрократическое регулирование, по мнению Ф.Хайека, должно быть сведено к минимуму, а деятельность различных заинтересованных групп – жестко ограничена.[17] При этом легалисты практически отрицают любые формы социальной демократии, ограничивая ее только политико-правовой сферой.

Во второй половине XX в. эта концепция легла в основу идеологической и практической деятельности движения «новых правых», которое ознаменовалось весьма своеобразной критикой демократизма. Они заговорили об опасности «демократической перегрузки» общества - паралича политической системы под воздействием чрезмерного для нее группового и электорального давления. При этом серьезной критике подвергся и корпоративизм, так как теоретики «новых правых» - убежденные сторонники свободного рынка, полагающие, что экономика лучше всего работает тогда, когда правительство оставляет ее в покое. Корпоративизм в этом свете обнаруживает ту опасность, что он политически усиливает экономические фракции общества, позволяя им предъявлять правительству бесконечные требования - увеличить оплату труда, инвестиции в общественный сектор экономики, субсидии и так далее; результатом становится господство тех групп, у кого «есть нужные связи». Все это, согласно «новым правым», влечет за собой одно - безостановочное движение к государственному вмешательству, а следовательно, и экономическому застою.

«Перегрузку управления» можно рассматривать и как одно из следствий электорального процесса. Здесь проявляется то, что Сэмюэл Бриттен называл «экономическим следствием демократии».[18] Речь идет о том, что в ходе электорального процесса политики, борясь за власть, дают электорату все менее и менее выполнимые обещания, что может привести к катастрофичным результатам. Согласно Бриттену, экономические последствия «необузданной демократии» — это всегда высокий уровень инфляции, подталкиваемый вверх ростом государственных долгов, и все более тяжелое налоговое бремя, подрывающее предпринимательскую инициативу и экономический рост в целом. Теоретики «новых правых» поэтому склонны видеть в демократии не более средство защиты от возможного правительственного произвола, но никак не средство для социальных преобразований. Эти идеи были также использованы известными политическими лидерами Р. Рейганом и М. Тэтчер при выработке их экономической и социальной политики.

Современное видение процедурных основ демократии не может игнорировать техническое развитие современного общества. Появле*ние и нарастание роли электронных систем в структуре массовых коммуникаций неизбежно вызвало к жизни идеи теледемократии («киберократии»). В данном случае наличие традиционных для демокра*тии процедур неразрывно связывается с уровнем технической осна*щенности власти и гражданских структур системами интерактивного взаимодействия (ТВ, Интернет) во время выборов, референдумов, плебисцитов и т.д. Эта виртуализация политики ставит новые про*блемы в области обеспечения интеграции общества, налаживания отношений с новыми общностями граждан (имеющих или не имеющих такие технические средства), изменения форм контроля власти за общественностью и, наоборот, снятия ряда ограничений на политическое участие, оценки квалифицированности массового мнения, способов его учета и т.д.

Информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) предоставляют возможность перейти к современной модели демократии, в которой доступ к информации, возможность непосредственного участия в управлении государственными и негосударственными структурами станет доступным всем гражданам, которые не будут нуждаться в традиционных общенациональных СМИ. Такая модель получила название «электронной демократии», под которой в политологическом контексте в наиболее обобщенном плане понимается «основанный на применении сетевых компьютерных технологий механизм обеспечения политической коммуникации, способствующий реализации принципов народовластия и позволяющий привести политическое устройство в соответствие с реальными потребностями становящегося информационного общества».[19]

ИКТ способны коренным образом изменить современную культуру, мораль, политику, трансформировать восприятие времени и пространства. Новостные агентства и средства массовой информации, размещенные в Интернете, не могут конкурировать с оффлайновыми СМИ. Посетители онлайновых СМИ исчисляются сотнями тысяч и даже миллионами посетителей в месяц. Обновление информации осуществляется практически в режиме он-лайн, поэтому с ними по оперативности предоставляемой информации не может конкурировать ни одно средство массовой информации.

Интернетом стали активно пользоваться политические партии, общественные объединения, бизнес-структуры, научные и образовательные организации, отдельные политики и другие субъекты гражданского общества. Так, например, использование Интернет-коммуникации в деятельности политических партий способно привести не только к значительному снижению издержек на передачу информации от руководящих органов к местным отделениям и обратно, но и к существенному повышению роли первичных организаций и рядовых членов во внутрипартийной жизни, расширению возможностей их участия в формировании политики партии, в частности, через публичное обсуждение проектов принимаемых решений в режиме реального времени. Интернет-форумы, имеющие в силу своей интерактивности и оперативности очевидное преимущество перед традиционными печатными изданиями, можно рассматривать в качестве перспективного средства обеспечения эффективной обратной связи и прямого диалога партий со своими сторонниками, особенно в периоды подготовки и проведения избирательных кампаний. Не исключено, что в недалеком будущем Интернет позволит партиям отказаться и от традиционной формы проведения конференций и съездов, когда вместо привычной пространственно-временной локализации делегатов для обсуждения и принятия соответствующих решений будет использоваться интерактивная коммуникация представителей региональных партийных отделений, отдаленных друг от друга в пространственном отношении.

Распространение и доступность ИКТ является необходимым условием демократизации общества, развития гражданских инициатив, самоорганизации людей. Являясь важнейшим средством коммуникации, ИКТ используются для информирования граждан по широкому спектру вопросов различных видов жизнедеятельности, для обсуждения законопроектов и других правовых актов в процессе их подготовки и выработки политических решений. Коммуникация на интернетовской основе встала на новый уровень своего развития, и власти она необходима в первую очередь. Некоторые исследователи, например Д.Н.Песков, предлагают рассматривать Интернет в качестве политического института, как устойчивой среды взаимодействия субъектов политики. [20]

Интересным является вариант применения информационных технологий в качестве так называемых «электронных урн», которые могут работать без подключения к энергосети и коммуникационной инфраструктуре, что особенно актуально для России и целого ряда других государств, где избирательные участки подчас расположены в малонаселенной местности или на территориях с ограниченным доступом к телефонным линиям и отсутствием оптоволоконного соединения с Интернетом. Эта система была использована в 2002 году в Бразилии на первых в мире электронных общенациональных выборах главы государства.

Сторонники внедрения систем «электронного голосования» небезосновательно утверждают, что использование новейших технологий способствует повышению электоральной активности, вызывая у избирателей дополнительный интерес. В то же время, по справедливому мнению критиков подобных проектов, существующие системы Интернет-голосования весьма далеки от совершенства, слишком уязвимы с точки зрения потенциальных компьютерных сбоев и атак хакеров, а использование «электронных урн» отнюдь не исключает возможности разного рода подтасовок и искажений результатов голосования вследствие вмешательства «заинтересованных лиц» в процесс разработки, как самого оборудования, так и его программного обеспечения.

Интернет-технологии, обеспечивающие информационное взаимодействие органов власти с населением и институтами гражданского общества, получили в современной литературе устойчивое наименование «электронного правительства». Отечественные исследователи считают, что правильным было бы говорить об электронной инфраструктуре государственного и муниципального управления, которая бы объединяла в себе технологии информационного взаимодействия между органами власти и гражданами, органами власти и институтами гражданского общества, включая бизнес-структуры и общественные объединения, а также между разными государственными и муниципальными учреждениями.

Развитие электронной инфраструктуры государственного и муниципального управления предполагает не только создание системы сайтов органов власти и иных учреждений. С точки зрения политической теории, речь должна идти о серьезной трансформации самих принципов взаимодействия власти и гражданского общества, когда гражданин из объекта властно-управленческого воздействия превращается в компетентного потребителя услуг, предоставляемых корпусом государственных и муниципальных служащих, и одновременно становится полноправным участником процесса принятия политических решений как на местном, региональном, так и на общенациональном уровне.

Интегральную форму демократии, или технодемократию, предлагает канадский философ Марио Бунге, ищущий «тре*тий путь» в противоположность и капитализму, и социализму. Он полагает, что новый строй должен быть основан на науке. Эта форма должна расширить современную политическую демокра*тию в плане народного представительства и соучастия в полити*ческом процессе. Этот строй также должен повлиять на эконо*мическую жизнь, повысив роль кооперативной собственности и самоуправления. В области культурной жизни должна увеличиться культур*ная автономия и доступ к образованию на протяжении всей жиз*ни.

Средствами для достижения этой формы демократии Ма*рио Бунге считает просвещенное правление народа в лице его достойного представителя, а также привлечение широкого круга экспертов. Иными словами, канадский политолог утверждает до*стижение всеобщего равенства посредством кооперативной соб*ственности и самоуправления.

Марио Бунге характеризует предложенную им модель де*мократии следующими основными признаками:

Во-первых, интегральная технодемократия предлагает не полное, а квалифицированное равенство, то есть комбинацию эгалитарности и меритократии, которая основана на трех принципах, а именно:

а) социалистическом «от каждого по способности, каж*дому по труду»;

б) локковском принципе законного владения пло*дами своего труда;

в) принципе Роулза – единственно справед*ливо то неравенство в распределении товаров и услуг, которое удовлетворяет каждого.

Во-вторых, интегральная демократия предполагает соеди*нение кооперации и конкуренции.

В-третьих, она предполагает централизованную координа*цию сообществ посредством создания федераций и государств, в конечном счете, Мирового правительства, к созданию которо*го якобы стремится Западный мир.

В-четвертых, она предусматривает создание малых и более слабых государств, чем когда бы то ни было, ибо хорошо устро*енное общество не нуждается в большом правительстве: за него негласно правит Всемирное Тайное Правительство.

В-пятых, в интегральной демократии должна раскрыться полная свобода личности в безнормативном обществе безнацио*нальных людей.

Описанную систему демократии, по мне*нию Марио Бунге, можно легко внедрить в бывших социалистических стра*нах, поскольку там нет «значительного класса капиталистов».

Новую форму демократии – информационную демократию - предложил французский политик и политолог Мишель Рокар, который счи*тает сердцевиной демократии реальность взаимосвязей между выборными лицами, средствами массовой информации и изби*рателями. Не вдаваясь в существо того, что представляет собой демократия в целом как власть большинства, Мишель Рокар со*средоточивается на частном аспекте общественно-политических отношений, где, по его мнению, происходит становление новой и действенной формы демократии, свидетелями рождения кото*рой мы являемся.

Новизна этой формы демократии состоит в том, что её со*ставляющими выступают всеобщее избирательное право и сво*бодная информация. При этом соблюдается условие, что обе со*ставляющих применяются честно, без манипуляций и политического обмана политтехнологов. Естественно, что народ может реализовать свое право выбора только в условиях свобод*ного распространения информации, когда отсутствуют полити*ческие запреты и политический террор. Если ранее демократия строилась почти исключительно на избирательных бюллетенях, то теперь между избирателем и его актом выбора находится ин*формация.

Информация напрямую определяет демократическое дей*ствие граждан. Не случайно средства массовой информации ста*ли называть не иначе, как «четвёртой властью». Поэтому новая форма демократии представляется Мишелю Рокару весьма со*временной формой организации общества и государственного правления.

Признание того факта, что в политическую жизнь вовлекаются широкие слои населения, подтолкнуло ряд ученых значительно уси*лить в рамках процедурного подхода роль рядовых граждан. Так, А.Этциони предложил концепцию «восприимчивой» общественной системы, при которой власть чутко реагирует на импульсы и табу, поступающие из недр общества. Именно такая восприимчивость, го*товность к диалогу с гражданами и соответствует, по его мнению, демократической политике. Идеи Этциони, более высоко оценивающего роль общественности, нашли отражение и в концепции рефлексирующей (размышляющей) демократии. Основной упор в ней делается на процедуры, обеспечивающие не выполнение функций властью, а включенность в политическое управление общественного мнения и полную подотчетность ему властных структур. Включение идущей в обществе дискуссии об устройстве общественной и част*ной жизни и, следовательно, возникающих при этом размышлений, неформальных рефлексий, оценок, убеждений, в которых риторика соединяется с разумом, в процесс принятия решений и формирует, по мысли сторонников данной идеи, те механизмы «народной авто*номии», которые и составляют суть демократии в политической сфе*ре.

К модели рефлексирующей демократии близка модель делиберативной демократии, которую разработал и обосновал Юрген Хабермас. Под демократической делиберацией понимается постоянная самокритика и самоочищение демоса, т.е. совокупности граждан. Немецкий философ предложил учитывать многообразие форм коммуникации, в которых «совместная воля образуется не только через этическое самосогласие, но и за счет уравновешивания интересов и достижение компромисса за счет целерационального выбора средств».[21] Все вопросы Ю.Хабермас сводит к коммуникативным условиям и процедурам, которые через демократическое общественное мнение придают легитимность власти. Представляется возможной формула, которую предлагает Ю.Хабермас: «свобода индивида оказывается связана со свободой всех других не только негативно, через взаимные ограничения. Правильное размежевание есть, скорее, результат совместно осуществляемого автономного законополагания. В ассоциации свободных и равных все должны иметь возможность понимать себя в качестве авторов тех законов, связанность с которыми каждый в отдельности ощущает как их адресат».[22]

Делиберативная демократия – это демократия рационального дискурса, обсуждения, убеждения, аргументации, компромиссов в ее беспартийном варианте. Т.е. эта модель основывается на убежденности в том, что человек способен перейти от роли клиента к роли гражданина государства, что он склонен к беспартийности, готов к компромиссу и даже к отказу от своих предпочтений, если они компромиссу мешают.

Системную теорию демократии разработал Н.Луманн, который предпринял попытку заново определить нормативные предпосылки демократии. При этом он исходит из прецедента, не имеющего место в истории, — понятия «степени комплексности» поли*тически релевантного горизонта действительности. По его мнению, цели как индивидуального, так и коллективного действия не задаются однозначно. Мы находимся в бесконечно открытом, чрезвычайно сложном и онтически[23] не определенном мире. Политика должна постоянно заботиться о выработ*ке основ и критериев принимаемых ею решений. В этой ситуации демо*кратия является наиболее приемлемым путем и средством решения вопросов, так как она дает в распоряжение общества нейтральную по со*держанию, свободную от предварительных оценочных подходов методоло*гическую основу для выработки решений. От других форм государственности демократия отличается тем, что она при выработке решений сохраняет «всю широту шкалы комплексности». И хотя демократия при каждом принятом решении отбрасывает мно*жество других возможных вариантов, редуцируя комплекс*ность (т. е. уменьшая, суживая ее), она все же ищет и оставляет оп*ределенные возможности и для восприятия иного выбора в будущем. Демо*кратия, таким образом, комбинирует способность выработки нужных решений с сохранением комплексности, т. е. структурной открытости для альтернатив*ных действий.

В контексте системно-теоретического обоснования демократии такие ценности и принципы, как свобода, плю*рализм, открытость, соучастие, соревнование различных мнений, приобретают иной смысл, способствующий сохранению политического режима посредством эффективной адаптации к окружающей действительности. Демократическое соучастие приобретает свою значимость не в качестве инструмента реализации личной и коллективной автономии, а как гарант возможно более широкого спектра политических решений. Выборы как гарант демократии при представительной системе меньше всего служат реализации личной свободы самоопределения, а скорее способствуют прикрытию административных решений и использованию преходящих настрое*ний избирателей в ходе состязания политических партий. При функционалистском рассмотрении демократии субъективная мотивация и психологи*ческое поощрение демократии систематически замещаются объективными, системофункциональными действиями, при этом партиципация (соучастие) порождает многообразие, «комплексность», которая, в свою очередь, обеспечивает дол*говременную устойчивость системы. Демократия оправдывает себя уже не как наиболее гуманная форма организации властных отношений, а скорее всего как форма государственной жизни, которая в современных ус*ловиях лучше всего позволяет сохранить систему.

Новый вид современной демократии описал Г.О`Доннелл.[24] Он назвал ее делегативной демократией (в другой интерпретации – полномочная демократия), которую можно охарактеризовать также, как демократию переходного периода, что представляет несомненный интерес для российской политической практики. По мнению исследователя, становление новых типов демократии не связано с характеристиками предшествующего авторитарного правления, а зависит от исторических факторов и степени сложности социально-экономических проблем, наследуемых демократическими правительствами.

Делегативная демократия не относится к представительным демократиям. Несмотря на то, что она не является институциональной, в то же время делегативная демократия может быть устойчивой. После прихода к власти демократического правительства появляется возможность по Г.О`Доннеллу для «второго перехода» - к институционализированному демократическому режиму. Однако такая возможность может остаться нереализованной из-за регресса к авторитаризму. Важнейшим фактором для успешного «второго перехода» является создание демократических институтов, что становится возможным при создании широкой коалиции, пользующейся поддержкой влиятельных лидеров. Эти институты способствуют решению социально-экономических проблем.

Если в достаточно короткие сроки демократическому правительству не удастся получить положительные сдвиги в экономике и социальной сфере, то поддержка со стороны общества демократических преобразований будет ослабевать, что в конечном итоге может привести к возврату авторитаризма.

Под институтами Г.О`Доннелл понимает систематизированные, общеизвестные, практически используемые и признанные, хотя и не всегда формально утвержденные, формы взаимодействия социальных агентов, имеющих установку на поддержание взаимодействия в соответствии с правилами и нормами, которые закреплены в этих формах. Демократические институты являются прежде всего политическими институтами. Они имеют непосредственное отношение к процессу принятия решений, каналам доступа, связанным с выработкой и принятием решений, и к формированию интересов и субъектов, претендующих на этот доступ.

Наличие таких институтов не является гарантией демократии, так как принципиальным моментом является качество их функционирования. Если эти институты в действительности не являются центрами принятия решений, гарантами открытости политического процесса, то перехода к представительной демократии не произойдет.

Еще один важный фактор формирования демократии в современном обществе связан с формированием и представительством коллективных интересов. Этот процесс может быть институционализирован или не быть таковым.

Институциализация процесса означает наличие таких характеристик, как выбор агентов к допуску в качестве полноправных членов в систему принятия и выполнения решений, а также необходимых для этого ресурсов и процедур; исключение использования или угрозы использования силы против оппонентов власти; формирование представительства, которое дает право выступать от имени других, а также возможность обеспечить подчинение других избирателей решениям представителей; возникновение состояния равновесия из-за стабилизации представителей и их ожиданий, в нарушении которого никто не заинтересован.

Практика договорных отношений позволяет справиться с проблемами, не разрешаемыми другими путями, увеличивает готовность всех агентов признать друг друга равноправными собеседниками и повышает в их глазах ценность института, формирующего их связи.

В отличие от институционализированной неинституционализированная демократия характеризуется слабостью имеющихся институтов, место которых занимает клановость и коррупция.

Делегативная демократия основывается на предпосылке, что победа на президентских выборах дает право победителю управлять страной по своему усмотрению в рамках существующих конституционных ограничений и установившихся властных отношений. Данный тезис подтверждается особыми отношениями между властью и обществом, установившимися исторически в России. Народ вверяет свою судьбу политическому лидеру и ожидает от него отеческой заботы о всей нации. В таких условиях невозможен политический плюрализм, так как он не поддерживается обществом, которое не видит в разнородных политических фракциях силы, способной удовлетворить интересы народа.

Если представительная демократия представляется в идеале системой, основанной на равенстве независимых кандидатов, способных представлять самих себя, то делегативная демократия может рассматриваться как система, основанная на неравенстве зависимых индивидов, неспособных представлять самих себя. В странах делегативной демократии президент, как правило, не соотносит себя ни с одной из политических партий, являясь воплощением нации, хранителем ее интересов.

В таких условиях для соответствия ожиданиям общества президенту нужны дополнительные полномочия, поэтому другие политические институты, предназначенные для контроля за деятельностью главы государства, становятся препятствием на пути реализации стоящих задач. Демократическим в делегативной демократии является сам факт проведения в той или иной степени справедливых выборов, что дает право победителю стать на конституционный срок толкователем высших интересов нации. Таким образом, легитимность власти поддерживается посредством выборов и за счет веры в политического лидера, в его харизму. После выборов избирателям надлежит стать пассивными созерцателями политики избранного президента.

В обязанности лидера входит, прежде всего, объединение нации, исцеление ее от «болезней» - экономических и социальных проблем. Президент пытается оправдать ожидания общества за счет решительных мер, с которыми не согласны другие политические силы. Если противодействие приобретает острые черты, то всенародно избранный глава государства обращается непосредственно к своим избирателям для получения поддержки, которую, как правило, получает. Такая поддержка является основанием для усиления нажима на оппозицию и отстранения ее от влияния на принятие политических решений. Президента окружает команда, которая не вписывается в демократические институты власти, поэтому резко возрастает роль администрации главы государства, его советников и помощников и, напротив, снижается политический вес парламента, правительства, партий и других политических институтов. Тем не менее, в отличие от автократических режимов в странах делегативной демократии существующие политические институты и политические силы имеют возможность выступать с критикой верховной власти, которую может поддерживать значительная часть общества. Непопулярные меры наряду с затяжным кризисом заставляют власть маневрировать, различными способами воздействовать на парламент с целью принятия соответствующих законов, перекладывать ответственность на другие политические институты и субъекты политики. Такая политика является следствием ограниченности демократических политических институтов и норм.

В странах делегативной демократии существует вертикальная подотчетность – перед избирателями, что и заставляет легитимному лидеру обращаться непосредственно к народу. В условиях делегативной демократии исполнительная власть предпочитает не распространять такую же подотчетность по горизонтали - перед другими политическими институтами: парламентом, судами, - считая их лишним препятствием на своем пути и блокируя развитие этих институтов. Исключение парламента из процесса принятия политических решений влечет за собой грозные последствия, так как в представительном органе власти притупляется ответственность за политику.

Находясь в системе властных отношений, участники политического процесса просчитывают варианты взаимной ответственности за неправомерные действия, принимая во внимание возможности наказания в сложившейся системе. Но если авторитарное государство использует насилие для урегулирования спорных вопросов, то демократизация приводит не к подавлению, а к институциализации конфликта.

С делегативной демократией связан рост популизма, для которого необходимо наличие основных демократических ценностей: права избирать и быть избранным, наличие необходимых для этого свобод, плюрализма в различных сферах деятельности, права на объединения и т.д. Тем не менее, популизм не может быть приравнен к какой-либо форме демократии. Это скорее всего частный случай проявления демократизации. Политика популизма в условиях зарождающихся демократических институтов и норм не способствует укреплению общественного доверия - она губительна для демократии. Если в странах с институционализированной демократией имеются механизмы противодействия политикам-популистам, то в странах, где демократические институты слабы и немногочисленны, последствия иные. В обществе со слабо развитыми демократическими традициями в виду отсутствия реальных программ, популистский политик начинает искать виновных в ухудшении жизни, крахе декларируемых преобразований. Затем он обращается за поддержкой к избравшему его народу, указывая истинных, на его взгляд, виновников сложившегося положения, добиваясь их ухода с политической арены. При этом используется, в том числе, репрессивный аппарат. Все эти деяния прикрываются вывеской «для блага народа». Реально страна скатывается к авторитаризму с последующим возможным переходом к тоталитарному режиму. Причем пока народ будет ориентироваться не на реальное положение дел в экономической и социальной сфере, а на красноречивые высказывания политиков, не подкрепленные делами – опасность авторитаризма будет существовать.

Издержки делегативной демократии заключаются в преобладании исполнительной власти над законодательной. Это приводит к низкой проработанности реализуемых социально-экономических программ, к отсутствию поддержки правительства со стороны парламента, не чувствующего ответственности за проводимую политику, и в конечном итоге – к падению престижа политических партий и политиков.

В условиях институционализированной демократии решения принимаются медленно, потому что происходит длительный процесс согласования со всеми акторами политического процесса. Однако после принятия решений они выполняется быстро. Напротив, при делегативной форме демократии решения принимаются быстро, однако это достигается нередко ценой большей вероятности ошибок, непродуманных действий, рискованных методов и концентрации ответственности за результат на президенте. При такой системе не происходит перераспределения ответственности между различными центрами власти. По этой причине популярность главы государства варьируется от невероятно высоких оценок его деятельности до показателей, за которыми может последовать ниспровержение некогда преданным ему народом.

Исполнительной властью используется практика управления путем издания указов и директив. Так как правовое поле, как правило, не заполнено необходимыми законодательными актами, правительство стремится как можно быстрее реализовать свою власть, используя концентрацию полномочий в руках президента или председателя правительства. В связи с тем, что решения исполнительной власти затрагивают важные политически организованные интересы, то исполнение таких указов маловероятно. Такая политика приводит к острому противостоянию. Политические силы, отстраненные от принятия решений, снимают с себя ответственность за положение в стране и глава государства остается один в ответе за нерешенные проблемы. Следствием является добровольная или, чаще всего, принудительная отставка. Слабость такой демократии заключается в маскировке решений, принимаемых не центрами власти, а теми реальными силами, которые олицетворяют наследие авторитарного государства.

В случае успешного решения социально-экономических проблем главе государства кажется верхом несправедливости ограничение срока его полномочий согласно конституции. Поэтому им могут быть предприняты меры для продления своих полномочий. При вынесении данного вопроса на референдум используется в максимальной степени административный ресурс, угроза нестабильности в случае смены руководства. В зависимости от противодействия со стороны оппозиции возможны такие варианты, как реформирование конституции таким образом, чтобы она предоставляла действующему президенту возможность переизбрания или занятия ключевого поста премьер-министра в правительстве при парламентском режиме.

Характерной особенностью третьей волны демократизации стал не триумф политического либерализма, который констатировал Ф.Фукуяма в 1992 году, а успех «дефектного» варианта нелиберальной демократии.

Немецкие исследователи В.Меркель и А.Круассан определяют «дефектную демократию» «как систему господства, в которой доступ к власти регулируется посредством значимого и действенного универсального «выборного режима» (свободных, тайных, равных и всеобщих выборов), но при этом отсутствуют прочные гарантии базовых политических и гражданских прав и свобод, а горизонтальный властный контроль и эффективность демократически легитимной власти серьезно ограничены».[25]

«Дефектные демократии» становятся таковыми после изменения критериев «демократичности». Так, в XIX веке правом голоса в демократических странах пользовалось меньшинство населения, так как этого права была лишены значительная часть людей по гендерному, этническому, расовому, экономическому и другим признакам. Однако, это не мешало называть США или Англию демократической страной. Несмотря на то, что до 1971 года в Швейцарии избирательных прав были лишены женщины, эта страна, тем не менее, считалась демократической. Лишь при изменении критериев демократии, такие страны в конце ХХ столетия стали называть демократиями с прилагательными: делегативная, гибридная, электоральная, нелиберальная, заблокированная, дефектная. То есть повышение требований к демократии приводит к пересмотру критериев, которым должны отвечать демократические режимы.

Как свидетельствует ход развития демократии, существующие демократические модели делают упор либо на разные аспекты демократии, либо на различные ценности. В этой связи немецкий ученый Б.Гуггенбергер, указывая на необходимость создания в будущем комплексной теории демократии, справедливо подчеркивал: «Любой теории демократии, удовлетворяющей современным стандартам науки, необходимо быть достаточно комплексной и одновременно гибкой… Теория демократии не может ограничивать себя одной единственной из каких-либо целей (соучастие или эффективность, правовое или социальное государство, защита меньшинства или власть большинства, автономия или авторитет); наоборот, она должна комбинировать возможно большее число тех представлений о целях, которые выкристаллизовались в западной теории демократии, а также в демократической практике и оказались социально-значимыми… Она нуждается в комплексных предпосылках, в принципах, занимающих как бы серединное положение между образами демократии и действительностью…».[26]

Литература:

Баранов Н.А. Трансформации современной демократии. СПб.: БГТУ, 2006.

Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М, 2004.

Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003.

Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М., 1997.

Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях (I) // Полис. 2002. №1.

О`Доннелл Г. Делегативная демократия // http://polit.msk.su/library/dem/odonnell.html#_ftn1

Песков Д.Н. Интернет в российской политике: утопия и реальность // Полис. 2002. №1.

Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999.

Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005.

Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №.2.

Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995.

[1] Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С.59.

[2] Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость (I) // Полис. 2002. №2. С.72-73.

[3] Ленин В.И. Государство и революция. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С.83.

[4] Barber B. Participatory Democracy. // Encyclopedia of Democracy. Vol. 3. New York, 1995. P.923.

[5] Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М, 2004. С.31.

[6] Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995. С.372.

[7] Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. М., 1984. С.38.

[8] Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[9] Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: сравнительное исследование. М., 1997. С.40.

[10] Там же. С.60.

[11] Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[12] Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.358-359.

[13] Там же. С.382.

[14] Там же. С.383.

[15] Политология: учеб. / А.Ю.Мельвиль. М., 2004. С.221.

[16] Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №.2. С.17-18.

[17] Хайек Ф. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10-12. С.124.

[18] Цит. по: Хейвуд Э. Политология: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г.Водолазова, В.Ю.Бельского. М., 2005. С.

[19] Грачев М.Н., Мадатов А.С. Демократия: методология исследования, анализ перспектив. М, 2004. С.93.

[20] Песков Д.Н. Интернет в российской политике: утопия и реальность // Полис. 2002. №1.

[21] Хабермас Ю.Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., 2001. С.391.

[22] Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., 2001. С.196.

[23] Термин «онтический» схватывает непосредственно сущее и соотнесен с реальными вещами, предметами, явлениями, подразумевая, таким образом, контекст конкретных форм существования и соотнесенные с ними понятия.

[24] О`Доннелл Г. Делегативная демократия // http://polit.msk.su/library/dem/odonnell.html#_ftn1

[25] Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях (I) // Полис. 2002. №1. С.7.

[26] Гуггенбергер Б. Теория демократии. // Полис. 1991. № 4. С.146.

[Вanauka.ru]

http://banauka.ru/2553.html
В 20 в. слово "демократия" стало самым популярным в народов и политиков всего мира. Сегодня нет ни одного влиятельного политического движения, который не претендовал бы на осуществление демократии, не использовал бы этот термин в своих, часто далеких от истинной демократии целях.

В современных условиях любая политика или программа общественного развития перестает быть прогрессивной, если она не учитывает принцип приоритетности человеческого измерения решений, которые принимаются. Игнорирование этого принципа как раз и приводит к потере стимула общественного прогресса.

Выявление наиболее действенных мотивов повышения эффективности управления общественными процессами, формы сочетание их с социально справедливыми методами демократических принципов регулирования общественной жизни - одна из сложных проблем, решение которой искала и ищет сегодня общественное мнение и практика.

Общество реализует свою социальную сущность благодаря способности производить демократические правила поведения, которые облегчают общественное сосуществования. Ведь демократия - это движение общества от власти диктатора к широкой социальной базы управления. Такие тенденции объективно характеризуют процесс развития природы власти и ее демократическое насыщения.

Демократизация отношений между членами общества в значительной мере зависит от степени удовлетворения личных и общественных интересов. Достижения настоящего сочетания этих интересов даст возможность реализовать и принцип социальной справедливости, без чего демократическое возрождение невозможно.