*1989. Происхождение славян

[Владимир Тихомиров]

Иногда в эти «битвы титанов» пытались влезть другие страны – например, конфедерация двенадцати городов-государств этрусских племен. В середине VI века до Р.Х. правители Карфагена из аристократической династии Магонидов заключили с этрусскими царями военный союз против греков, и вскоре союзный флот этрусков и карфагенян из 120 галер атаковал греческие колонии на острове Корсике. Как писал историк Теодор Моммзен, «этрусские каперы скоро стали… наводить страх на греков — недаром же эти последние считали абордажный крюк этрусским изобретением и назвали италийское западное море Тускским морем». (10)

Но период могущества этрусков не был длительным: после того, как греки дважды нанесли им поражение, морскому господству этрусков был положен конец. «Это была та самая победа, которую древнегреческий поэт Пиндар воспел в своей первой пифийской оде, - писал Моммзен. - До сих пор сохранился этрусский шлем, который был послан Гиероном в Олимпию с надписью: «Гиерон, сын Диномена, и сиракузцы Зевсу Тирренское добро от Кум». (10)

Много лет спустя в противоборство античных сверхдержав решилась ввязаться и римляне, но это стоило Римской республике трех тяжелейших войн, вошедших в историю под именем Пунических, которые закончились лишь с разрушением Карфагена.

Но вот венеты, очевидно, не имея ни сил, ни особого желания ввязываться в заведомо проигрышную войну за мировое господство, предпочли пойти другим путем, а именно – в центр европейского континента.

* * *
Что же искали венеты на «диком Севере»?

Прежде всего, соль. Сегодня соль добывается так просто и дешево, что мы уже забыли, что на протяжении всей истории человечества – от самых истоков цивилизации и до прошлого столетия – соль оставалась одним из наиболее ценных товаров, синонимом богатства и благополучия. Причина проста: на протяжении веков и тысячелетий засолка продуктов была единственным способом консервации и предотвращения процессов гниения.

Именно поэтому соль наделяли и сакральными качествами, полагая, что она защищает не только от порчи, но и от действия нечистой силы. Так, Гомер считал соль пищей богов и священным даром, Платон говорил, что из всех богатств земных соль особенно дорога богам, а для древних иудеев, равно как и для современных евреев, соль была и остается символом Завета Бога с народом Израилевым. В Книге Чисел так и написано: «Это завет соли вечный пред Господом, данный для тебя и потомства твоего с тобою». «Вы соль земли», - сказал Спаситель Своим ученикам (11).

Однако, несмотря на то, что на Земле практически нет мест, где не встречалась бы соль, добывать ее было делом нелегким. Три тысячи лет назад в Европе в ходу была, в основном, каменная соль – благо, большие залежи соли тянутся через все Альпы и Пиренеи. Австрийскую часть Альп даже называли Salkammergut – «соляная кладовая». Зимой поросшие вековыми соснами горы покрывались снегом, но температура глубоко в шахтах оставалось вполне подходящей для работы. Это был адский труд – шахтерам приходилось выбираться из-под земли по узким крутым штрекам с грузом каменной соли в кожаном заплечном мешке, зажав в зубах горящий факел – пучок просмоленных сосновых веток. Иногда под тяжестью скальных пород штреки заваливались, и рудокопы навсегда оставались в ловушке – например, в недрах горы Дюрнберг близ австрийского городка Халляйн местные рабочие нашли одного такого древнего шахтера – благодаря действию соли его тело будто окаменело. Бородатый мужчина в шерстяных штанах и войлочной шапке до самого последней минуты трубил в небольшой рог – в надежде, что его товарищи услышат и прокопают к нему дорогу.

У таких шахт был и еще один недостаток - чистые пласты каменной соли в горных породах встречаются довольно редко, ведь обычно соль перемешана с глиной, гипсом или ангидритами. Но добывать такую «грязную» соль без современного оборудования – водяных насосов, печей и градирен – просто невозможно. Поэтому, наверное, нет ничего удивительного, что уже к VII в. до Р. Х. соляные копи в Альпах были заброшены. (12)

В это самое время венеты мигрировали на северо-запад Европы – на территорию нынешней Бретани, где их ждали природные запасы чистейшей морской соли. Именно здесь, на полуострове Геранд (Guerande на бретонском диалекте означает «Белая земля»), находится огромный замкнутый соленый залив площадью в 100 тысяч акров, соединенный с Атлантическим океаном только узкой протокой.

Здесь и сегодня вручную собирают лучшую в мире поваренную соль "Флер де сель" (La Fleur de Sel – «Цветы соли»), которая ценится поварами всего мира. В течение дня на поверхности мелководья образуется тонкий слой соли, похожий на плавающие пластины льда. А по вечерам нежные соляные «лепестки» выходят собирать местные женщины – считается, что мужчины не могут справиться с такой острожной работой, ведь из-за одного неуклюжего движения деревянной лопаточкой соляная пластинка разрушится и упадет на дно.

Кроме мелкой соли здесь образуется и обычная крупная морская соль, которую тоже можно подавать к столу. Такая соль образуется в течении нескольких жарких месяцев, а ее сбор идет в августе-сентябре, как раз до того, как пойдут дожди. Для ускорения выпаривания соли венеты стали обустраивать соляные пруды, которые использовались еще в Древнем Египте пять тысяч лет назад.

«Солнце притягивает тончайшую и легчайшую часть морской воды и возносит ее кверху; соленость же оседает из-за своей плотности и веса, и таким путем получается соль», - так описывал работу прудов-солеварен врач Гиппократ. (13) Каждый такой пруд – это система мелких бассейнов с гладкими стенками из глины, устроенная таким образом, чтобы морская вода могла циркулировать между ними. Нужно лишь периодически сгребать выпавшую соль деревянными лопатами к стенкам, где она подсушивается на солнце, а затем ее складывали в глиняные горшки. Производительность этих прудов впечатляет - если учесть, что обычно соленость Атлантического океана составляет 35 граммов хлорида натрия на литр, то нетрудно подсчитать, что каждый кубометр морской воды давал в среднем от 30 до 40 килограммов соли за лето. И при этом, заметим, нет никакой нужды махать киркой в полной темноте.

На берегу Атлантического океана венеты обнаружили и другой стратегический для торговли продукт: атлантическую треску. Получив от природы запасы дешевой соли, венеты открыли для себя новый вид бизнеса – торговлю соленой треской, которая, казалось, была создана специально для этого. Во-первых, в белом мясе этой крупной придонной рыбы практически нет жира: а это означает: что она отлично сохраняется в соленом виде (все рыбаки знают, что соль не может проникнуть в жир, а поэтому и для засолки жирной рыбы требуется гораздо больше соли и времени). Во-вторых, для транспортировки трески не требовалось ни бочек, ни глиняных амфор, ведь соленая и вяленая треска становилась твердой, как дерево. Ее можно было просто грузить на телеги и везти куда хочешь. Наконец, треска была гораздо вкуснее жирной средиземноморской рыбы, которая к тому же из-за неправильной засолки часто бывала прогорклой.

Словом, рынок открывался колоссальный, и сегодня ученые при раскопках древних городов по всей Европе находят кости атлантической трески. Причем, соленую рыбу покупали не только в южной Европе, но и на побережье Балтики, где, казалось, само море кипело от местной рыбы. Но этот парадокс объясняется просто – в северной Европе не хватало соли. Здесь рыбу, как правило, коптили, а вот солонина казалась местным рыбакам изысканным деликатесом. Позже дефицитную соль в северной Европе научились добывать методом выпаривания морской воды в глиняных кувшинах над костром. Однако, это был трудоемкий и весьма дорогой процесс, да и соли, полученной таким образом, едва хватало.

Карта Бретани

* * *

Не меньше соли венетов интересовали и месторождения металлов, и, прежде всего, олова. В эпоху бронзы это был металл стратегического значения: олово входило в состав бронзы. Поэтому по-гречески слово «олвиос» и означало «богатство» или «счастье».

Все месторождения олова были сосредоточены на севере нынешней Франции, в горах Армориканского массива, и на Британских островах. Кстати, как свидетельствуют археологи, именно на островах туманного Альбиона и возникли древнейшие металлургические центры, обслуживавшие всю Европу. Но именно благодаря этим центрам и сохранилось историческая память о пребывании венетов на британских берегах. Так, на южном побережье Англии в начале нашей эры существовало несколько городов с корнем «Вента» - например, римский историк Аммиан Марцеллин упоминает крепости Вента Силурме и Вента Иценорум. (14 ) Одна из бывших колоний венетов сохранилась и до наших дней – это Винчестер, столица графства Хэмпшир и крупный портовый город на реке Итчен в 18 километрах от залива Соутгэмптон.

Отметились венеты и на северо-западном берегу – в Уэльсе, где некогда существовало большое поселение Gwineth, которое в латинских источниках упоминалось как Venedotia. Следы тех крепостей давно уже стерлись с лица земли, но вот название осталось – графство Гвинед существует и сегодня. Кстати, сами валлийцы считают, что название их земли на древнем кельтском языке означает «Земля Воинов» или «Земля Хозяев», что также дает определенную пищу для размышлений. Впрочем, может статься, что воинами и хозяевами именовали себя сами валлийцы, ведь жители Гвинеда прославились на всю Британию благодаря тому, что дольше всех в Уэльсе сопротивлялись натиску англичан.

Есть следы венетов и в Ирландии – в легендах говорится , что когда-то там обитало племя venii или venicones. (15) Более того, в древнейших эпических сказаниях Lebor Gabala Érenn («Книга взятия Ирландии» - сборник легенд XI века) прямо говорится, что первые поселенцы пришли в Ирландию из Средиземноморья, откуда-то с Балканского полуострова. Вел их некий царь Парталон, а вместе с ним шли четверо вождей и пять тысяч воинов. Прибывшие населили и расчистили равнины, сделав их удобными для проживания, стали выращивать скот и заниматься ремеслами. Однако, эпидемия чумы практически уничтожила города первопоселенцев, и власть в Ирландии захватили морские разбойники из племени фоморов.(16)

Происхождение этнонима «фоморы» (Fomori или Fomoiri) до сих пор не ясно. Однако, как считал первый переводчик Lebor Gabala профессор Университета в Дублине Роберт Александр Стюарт Макалистер, это слово было образовано от древнеирландского выражения «Fo-muir», что в переводе означает «за-морем». (17) То есть, заморские. Или поморы – как на Руси издавна называли русских поселенцев на берегу моря, занимавшихся торговым мореплаванием и морскими промыслами. Так что, вполне возможно, что и древние колонисты Ирландии – венеты - называли себя «поморами», однако, как это часто бывает, за долгие века звучание этого непривычного для ирландского уха слова было искажено.

Исказился и сам образ фоморов. Благодаря литературе «фэнтези», они вошли в массовое сознание под определением «чудовищные» - ныне их изображают как уродливых злобных демонов из потустороннего мира. Однако, сами первопоселенцы, именовавшие себя Племенами богини Дану, к фоморам относились совсем иначе – они признавали их владыками и охотно вступали в межплеменные браки. Вот вам отрывок из легенды «Битва при Маг Туиред»: «Как-то однажды случилось Эри, женщине из Племен Богини (Дану), смотреть на море… и море перед ней было так спокойно, что казалось бескрайнею гладью. Вдруг увидела она нечто, и был это плывший по морю серебряный корабль, немалый на вид, но не могла женщина различить его облик. Пригнали волны корабль к берегу, и увидела на нем Эри прекрасного воина. До самых плеч спадали его золотистые волосы. Платье его было расшито золотой нитью, а рубаха - золотыми узорами. Золотая пряжка была у него на груди, и от нее исходило сияние бесценного камня. Два копья с серебряными наконечниками и дивными бронзовыми древками держал он в руках. Пять золотых обручей были на шее воина, что нес меч с золотой рукоятью…» Это был Элата, сын Делбаета, один из трех королей фоморов, и его сын Эохайд Брес, рожденный женщиной Эри, стал королем всех Племен богини Дану.(18)

Также в мифах говорится, что именно через такие родственные браки фоморские цари и правили колониями в Ирландии, а сами обитали где-то за морем: на «стеклянном острове посреди океана». В свои владения они приезжали только раз в год – 31 октября, на праздник Самхейн. Судили провинившихся, собирали дань и забирали с собой мальчиков для обучения и службы в военных дружинах. «Три правителя фоморов - Индех, сын Де Домнан, Элата, сын Делбаета, и Тетра - обложили Ирландию данью, так что ни один дым из крыши не был от нее свободен. Сами великие мужи принуждены были нести службу…» (18)

Фоморы так и не смогли окончательно закрепиться в Ирландии. Если из «Книги взятия» исключить все мистические детали, то выстроится довольно банальный сюжет падения государства в результате распри властителей. Все началось с того, что старейшины кланов Племен богини Дану взбунтовались против одного из наместников, который убежал за помощью к фоморам и стал просить войско для подавления мятежа. Мнения фоморов разделились – в то время, как одни решили пойти войной в Ирландию, другие, напротив, считали, что раз наместник показал себя плохим правителем, неспособным принести народу изобилие, то он неугоден самим богам, а раз так, то нечего и спорить с богами и защищать неудачника. В итоге против мятежников вышло небольшое войско фоморов, которое и было разбито в битве у местечка Маг Туиред. Но вот воспользоваться плодами победы Племена богини Дану не успели: услышав про войну, на юго-западное побережье Ирландии вторглись племена гойделов, именовавших себя «сыновьями Миля». Прибыли они из Испании, и, как считает английский историк Питер Бентли, этот этноним является производным от латинского «Miles Hispinae», то есть «испанский воин». (19)

Вторжение было хорошо организовано: «Тридцать шесть вождей гойделов было у них, что приплыли на тридцати шести кораблях. Четыре да еще двадцать слуг было с ними, и каждый на своем корабле, и с каждым еще по четыре да двадцать слуг.» Итого больше 20 тысяч бойцов. (16)

Местные жители - племена богини Дану и остатки фоморов - были безжалостно истреблены, и в ирландской мифологии они стали владыками подземного царства. И Ирландия стала гойдельской, или, в соответствии с созданной в XVIII веке классификации, «кельтской».

* * *
Следы сотрудничества венетов с докельтским населением Ирландии и Британии сохранились и в античных документах – например, в сочинении "Periplus" древнегреческого мореплавателя Пифея (или Питеаса), отрывки из которого цитирует Старбон: «Они (жители Британии) добывают олово, искусно выплавляя его из руды... Олово скупают у жителей купцы и переправляют его в Галлию. Наконец, олово перевозят по суше на вьючных лошадях через Галлию, и через 30 дней оно попадает к устью Роны». (20)

Судьба экспедиции Пифея крайне любопытна – его спонсорами были торговцы из греческой колонии Массалия, которые хотели получить прямой доступ – в обход венетов - к производителям олова и янтаря. В 350 году до Р. Х. мореход Пифей вышел из Средиземного моря в Атлантический океан и направились на север – к Британии и загадочному острову Туле с несметными сокровищами (споры о местонахождении Туле идут и по сей день – сам Пифей никаких подробных указаний на сей счет не оставил). Но и там греки обнаружили все тех венетов – их колонии были и на побережье полуострова Бретань, и на острове Уксисама (современный Ouessant – самая западная точка бретонской акватории), и в Британии. Словом, Пифею и его спонсорам так и не удалось поколебать монополии венетов, и торговцы Массалии были вынуждены смириться со своей второстепенной ролью на тогдашнем мировом рынке металлов.

Впрочем, грекам с их флотом было бы трудно претендовать на что-то большее. Да, греческие галеры – биремы и триеры – были быстроходными боевыми кораблями, и эллины не раз одерживали победы в морских баталиях. Однако, грозные триеры имели и весьма существенный недостаток – из-за плохой остойчивости греческие корабли не могли выходить в открытое море и предназначались только для каботажного – прибрежного - плавания в хорошую погоду. (Для сравнения: средняя греческая триера в длину достигала 40 метров и имела водоизмещение в 100 тонн. Однако, у такой же по своим размерам славянской ладьи водоизмещение достигало 200 тонн, а у венецианского одномачтового нефа – уже 600 тонн.) Понятно, что для плавания по суровым волнам Атлантики греческие галеры никак не годились – здесь были нужны более прочные корабли. Такие, например, как были у венетов.

Наиболее подробное описание венетских галер оставил нам Юлий Цезарь, имевший возможность у берегов Бретани увидеть флот венетов в действии:

«Киль их судов был несколько более плоским, чтобы легче было справляться с мелями и отливами; носы, а равно и кормы были целиком сделаны из дуба, чтобы выносить удары волн и повреждения; ребра корабля были внизу связаны балками в фут толщиной и скреплены гвоздями в палец толщиной; вместо парусов на кораблях была грубая или же тонкая дубленая кожа, чтобы выдерживать сильные бури и порывистые ветры Океана...» (21)

Кстати, не так давно в море у испанского городка Тартесс были найдены останки похожего корабля с грузом оловянных слитков ирландского происхождения на борту. По оценке археологов, этот корабль вышел в свой последний рейс в самом начале VII века до Р.Х.

Далее Цезарь пишет о том, что именно благодаря своему флоту венетские торговцы и смогли взять под контроль все основные морские дороги бронзового века:

«Это племя (венеты) пользуется наибольшим влиянием по всему морскому побережью, так как венеты располагают самым большим числом кораблей, на которых они ходят в Британию, а также превосходят остальных галлов знанием морского дела и опытностью в нем. При сильном и не встречающем себе преград морском прибое и при малом количестве гаваней, которые вдобавок находятся в руках именно венетов, они сделали своими данниками всех плавающих по этому морю...» (21)

Корабль венетов (реконструкция)

Сейчас Бретань – это сонная французская провинция, абсолютно буржуазное место, где отдыхает весь европейский средний класс. Тихие средневековые городки, как будто сошедшие с лубочной картинки, старые замки, песчаные пляжи, бухточки, тихие гавани и гроты. Название провинции дали местные жители - бретонцы - потомки бриттов, пришедших сюда с противоположной стороны Ла-Манша в V веке нашей эры, и до сих пор не желающие ассимилироваться французской культурной средой. Особенно раздражает французов, что в Бретани говорят не на нормальном французском языке, а на особом бретонском наречии - родственнике ирландского или валлийского языков, которые, как известно, принадлежат к кельтской языковой группе. Сами бретонцы очень любят культивировать свою «кельтскость». К примеру, вместо обязательного для французов вина они готовят яблочный корнуэльский сидр и варят терпкую медовуху, а обязательным пунктом туристической программы является посещение городка Карнак на побережье Атлантики – это совсем недалеко от соляных приисков и города Ван.

В Карнаке находится самое большое в мире скопление менгиров (менгир – буквально «высокий человек») – более трех тысяч вертикально установленных камней. Впрочем, как считают археологи, в начале нашей эры камней было гораздо больше – просто местные фермеры растащили мегалиты для нужд строительства. Но и оставшиеся камни впечатляют воображение. Многие менгиры установлены в несколько рядов, другие – в полукруг у самого берега океана. И сегодня это практически единственное напоминание о том, что более двух тысяч лет назад этот полуостров принадлежал вовсе не кельтам и бриттам, а цивилизации венетов.

Существует масса теорий происхождения этих камней, но самая, на мой взгляд, очевидная состоит в том, что менгиры – это памятники погибшим морякам. (Ведь и само слово «карнак» на бретонском диалекте означает «кладбище».) Конечно, под менгирами нельзя найти человеческих останков или погребальной чаши с кремированным прахом – но ведь эти стелы венеты как раз и ставили в память о тех, кто бесследно сгинул в морской пучине. Пусть тела людей забрал безжалостный океан, но их родственники в память о погибших мужьях и сыновьях ставили на берегу каменную стелу – может быть, одну на всю команду мореходов.

Менгиры Карнака

* * *
Но все-таки основные торговые пути венетов с побережья Атлантики до Альпийских ремесленных центров шли через земли Центральной Европы – по Большой Европейской равнине. Караваны с товарами перемещались на вместительных плоскодонных ладьях по Луаре, Роне и другим рекам – даже в нынешней Франции, несмотря на все антропогенное воздействие, вызвавшее массовое обмеление водных артерий, более 200 рек остались судоходными. Ближе к югу, в альпийских предгорьях, купцы были вынуждены оставлять ладьи и перегружать товары в прочные повозки с окованными железом колесами.

Вы думаете, что первые дороги в Центральной Европе проложили римляне? Что ж, вынужден вас разочаровать - дороги в «дикой» Галлии появились задолго до римского нашествия. Сеть древних дорог обнаруживается сейчас по всему континенту, вплоть до Северной Германии, а их конструкция вообще была блестящим инженерным сооружением - дубовые доски строители укладывали на березовые балки, и общая ширина настила была достаточной, что бы разъехались две телеги. К примеру, один из сохранившихся участков такой дороги располагается в ирландском городке Корли – местные жители называют ее «датской дорогой», поскольку они почему-то были уверены, что ее проложили викинги-датчане в эпоху завоевания Ирландии. В конце 80-х годов прошлого века местные археологи решили проверить эту теорию методом дендрохронологии – по древесным спилам бревен. И выяснилось, что эти деревья были срублены в 148 году до Р.Х.! А вот самая древняя дорога проходит в Южном Уэльсе – это так называемый «Аптон Трек», проложенный на берегу залива в устье реки Северн. Как считают археологи, она была построена еще в V веке до Р.Х. Напомним, что первая римская дорога – Аппиева дорога – была проложена в 312 году до Р.Х.

Постепенно на этих торговых путях появляются населенные центры нового типа – это уже не крошечные деревянные или земляные укрепления, а настоящие города-крепости, служившие пристанищами и перевалочными пунктами для купцов. Для охраны караванов создавались профессиональные боевые отряды, которые также жили в городах. Вокруг городов вырастали пригороды, населенные туземными ремесленниками и мелкими торговцами.

К примеру, одной из таких доисторических крепостей является городище на холме Гейнебург на Дунае, в пределах земли Баден-Вюртемберг в Германии. Считается, что этот город был построен в самом начале VI века до Р.Х. – практически ровесник Рима. Крепостные укрепления были возведены в соответствии с распространенной тогда техникой «blockbou» – каждая стена представляла собой как бы слоеный «бутерброд» толщиной в три метра, причем, каждый слой был образован из бревенчатых срубов-секций, заполненных землей и камнем. Кроме того, основания стен были также укреплены известняковым камнем, а на каждом углу крепости были построены квадратные бастионы из сырцовых кирпичей, предназначенные для перекрестного обстрела атакующих. Примерно такая же система фортификации была характерна и для греческих городов-полисов того времени. Правда, в отличие от тех же Афин, город на Дунае был относительно небольшим – всего-то три гектара. Зато за пределами крепостных стен археологи обнаружили сразу несколько ремесленных поселений.

Но были и настоящие мегаполисы. Самый впечатляющий из европейских городов того времени располагался в Южной Германии - между Штутгартом и Ульмом. Крепостные стены из тесаного камня окружали огромное поселение общей площадью в 15,5 квадратных километров! (22) Для сравнения: стена Авентина, защищавшая Рим в I веке нашей эры, замыкала вчетверо меньшую площадь. К сожалению, раскопки в этом городе почти не производились, и название этого древнего города нам неизвестно.

Еще один интересный город – Антремон в долине реки Роны. Поселение состояло из двух частей: нижней и верхней. В нижней части города располагались в регулярном порядке каменные дома – здесь воины и зажиточные ремесленники (при раскопках археологи нашли там останки прессов для отжима оливкового масла, формы для отливки металлов и даже несколько кладов с серебряными слитками). Ученым уже открылись свидетельства того, что некогда здесь был настоящий центр торговли и ремесел – на главной улице располагались мастерские и лавки, торговавшие, в основном, железными ножами, мечами и прочим оружием. Тут же изготавливали и ювелирные украшения из драгоценных камней, золота и эмали. Выдували стекло, собирали яркие и причудливые браслеты. Каждая лавка имела складское помещение и жилую зону, где обитал сам торговец со своей семьей. В верхней же – аристократической - части города располагалась резиденция местного вождя и многочисленные склады с товарами и запасами провианта. Весь город был обнесен каменной стеной сухой кладки, с встроенными в нее бастионами.

По такой же схеме был устроен и другой город на холме в местности Монт Лассуа на левом берегу Сены, где были обнаружены мощных крепостных стен. К сожалению, это городище – равно как и два десятка других древних крепостей, обнаруженных археологами на территории Франции и юго-западных областей Германии – до сих пор не исследовано раскопками. (23)

Доисторическое прошлое европейского континента только-только начало прорисовываться сквозь многовековой фундамент романизации и потускневшие ярлыки варварства и дикости...

Библиография

1 – Диодор Сицилийский «Историческая библиотека». Текст опубликован в журнале «Вестник древней истории», № 2, 1986 г.
2 – Страбон «География». Репринтное воспроизведение текста издания 1964 г. М.: «Ладомир», 1994 г.
3 - Edward Lhuyd «Archaeologia Britannica: an Account of the Languages, Histories and Customs of Great Britain, from Travels through Wales, Cornwall, Bas-Bretagne, Ireland and Scotland. Oxford, UK, 1707 г.
4 - Матей Бор, Иван Томажич «Венеты и Этруски. У истоков европейской цивилизации». Изд-во «Историческая книга», СПб., 2008 г.
5 - Геродот «История» (книга IV «Мельпомена). Изд-во «Наука», Ленинград, 1972 г.
6 - Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. Том I. «Анналы. Малые произведения». Науч.-изд. центр «Ладомир», М., 1993 г.
7 - Мария Гимбутас. «Балты. Люди янтарного моря.» Изд-во «Центрполиграф», М., 2004 г.
8 - Плиний Старший «Естественная история», Государственное издательство географической литературы, М., 1953 г.
9 - В.В. Латышев «Очерк греческих древностей», Изд-во «Алетейя», СПб., 1997 г. – печатается по изданию 1897-1899 гг.
10 - Теодор Моммзен «История Рима». Изд-во «Ладомир», М., 2005 г.
11 – От Мф. V, 13.
12 - Л. Н. Корякова, «Археология раннего железного века Евразии», Институт истории и археологии УрО РАН, Екатеринбург, 2002 г.
13 - Цитируется по книге: Марк Курлански, «Всеобщая история соли», Изд – во «Колибри», М., 2007 г.
14 - А. Глебов, «Adventus saxonum и litus saxonicum: к вопросу об англосаксонском завоевании Британии», Научные труды исторического факультета. Выпуск 3. Издательство ВГУ, Воронеж, 1998 г.
15 - С.В. Цветков, «Кельты и славяне». Изд-во «Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», СПб., 2005 г.
16 - «Lebor Gabala Erenn. Предания и мифы средневековой Ирландии», Издательство Московского университета, 1991 г. Перевод С.В.Шкунаева.
17 - R. A. Stewart Macalister, «Lebor gabala Erenn: The book of the taking of Ireland». Published for the Irish Texts Society by the Educational Co. of Ireland, London, UK, 1938 г., Переиздание 1993 г.
18 - «Похищение быка из Куальнге», Сборник ирландских мифов и легенд, Издательство Московского университета, 1991 г. Перевод С.В.Шкунаев.
19 - Peter Bently «Dictionary of World Myth», Helicon Publishing Limited and Duncan Baird Publishers, London, 1995 г.
20 - Felix and Anthea Baker: The first explorers. London: Aldus Books, 1971.
21 - «Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне». Научно-издательский центр «Ладомир» — «Наука», Москва, 1993 г.
22 - Терри Джонс, Алан Эрейра, «Варвары». Изд-во «Столица-Принт», М., 2007 г.
23 - Л. Н. Корякова, «Археология раннего железного века Евразии», Институт истории и археологии УрО РАН, Екатеринбург, 2002 г.

02:30 05/01/2016

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/11044/

В евангельской истории о рождении Христа есть загадочное место о том, как некие «волхвы» принесли в Вифлеем свои дары для Богородицы и новорожденного Иисуса. Причем, в греческом подлиннике вместо «волхвов» употребляется другое слово - «маги», то есть, священнослужители иранской религии, которая в то время была распространена не только на Востоке, но и в Римской империи. И в этом рассказе о том, что именно исповедники и служители этой религии первыми из всего языческого мира склонились у колыбели Богочеловека, содержится величайшее откровение о том, что и во внебиблейском мире – то есть, за пределами Израиля и Иудеи - люди ожидали прихода Спасителя, что духовный путь многих народов был не просто скитанием во тьме, но попыткой по-своему постигнуть Творца, проявлявшего Себя через многочисленных пророков.

И первая вспышка такого Божественного Откровения произошла задолго до рождения Христа – примерно на рубеже VII – VI веков до Р.Х., когда все человечество разом от промысловой и хозяйственной религии вдруг пришло к осознанию надмирового и вневременного бытия Создателя Вселенной. Эту эпоху немецкий философ Карл Ясперс удачно назвал «осевым временем»: именно тогда почти во всем мире возникли движения, окончательно определившие облик дохристианского религиозного сознания.

Впрочем, людям с материалистическим мышлением, возможно, покажется более убедительной версия о том, что именно в этот период произошло стремительное ухудшение климата, вызванное неизвестными причинами. Так, Геродот, описывая жизнь в Крыму и Причерноморских степях, упоминал о невыносимых холодах: «Зима столь сурова, что восемь месяцев там стоит невыносимая стужа. В это время хоть лей на землю воду, грязи не будет, разве только если разведешь костер. Море здесь и весь Боспор Киммерийский замерзают, так что скифы… выступают в поход по льду и на своих повозках переезжают на ту сторону до земли синдов. Такие холода продолжаются в тех странах сплошь восемь месяцев, да и остальные четыре месяца не тепло…» (1)

Синды – это народ, обитавший на Кубани. Поэтому многие ученые, в том числе и античные, жившие всего-то триста лет спустя описанных событий, не верили Геродоту, считая «Отца истории» выдумщиком. Но археологические раскопки в Крыму подтвердили его правоту: в соответствующих ранней античности культурных слоях практически не встречаются оливковые и виноградные зерна. Что ясно говорит о наступившем похолодании – когда восемь месяцев в году стоит зима оливки с виноградом просто не растут.

Глобальное похолодание тогда ощутили на всей Земле. Так, африканские земледельцы-банту, владевшие искусством обработки железа, вдруг снялись с насиженных мест на побережья Атлантики и начали переселяться на восток и юг континента. В это же самое время в Мексике угасла цивилизация ольмеков, а их столица Город Богов была сожжена и разграблена неизвестными пришельцами. И все люди вопрошали идолов и жрецов: за что высшие силы разгневались на них?!

И именно тогда прозвучали яростные слова пророков о том, что развращенное человечество, забыв о Создателе и Творце, стало поклоняться лживым кумирам. И что надо вернуться к истинной вере предков.

* * *
Одним из первых таких пророков был легендарный библейский Илия – «Посланник Божий», поражавший недругов огнем и вознесенный на небеса на огненной колеснице. Вслед за Ильей в еврейском народе пришла целая череда пророков: Амос, Осия, Михей, Исайя, Иезекиль, каждый из которых сражался против темных и кровавых языческих культов, которые то и дело перенимали евреи у своих более воинственных соседей из Вавилона и Ассирии. В это время, как считают историки, и была записана Тора – Пятикнижие Моисея, повествующее о том, как Господь вывел свой народ из плена.

[Илия в колеснице едет по небу.jpg]

В этот же самый момент похожая религиозная реформация охватила и племена арьев, обосновавшихся на другом конце света – в Индии. В лесах, окружающих города и селения, стали появляться толпы странных отшельников, обличавших соотечественников в том, что они забыли религию предков и стали перенимать ритуалы местных жителей. Эти отшельники несли людям новые сокровенные знания о создателе вселенной – Атмане и его воплощении Брахмане. Индийцы называли этих пустынников словом «муни». И вскоре началось настоящее «монашеское поветрие»: к шалашам отшельников бесконечной вереницей текли сотни учеников, жаждущих обрести истинную жизнь.

Одним из таких учеников, сбежавших к монахам в Урувельский лес, был молодой принц из племени Шакиев, сын раджи страны Магадхе. Его имя было Сиддхарта, а родовое прозвище - Гаутама. Появление этого человека означало поворотный момент в истории всей страны. На многие столетия Индия будет заворожена обаянием великой личности Будды Шакия-Муни. Его современники и последователи обрушили на него такой поток экзотической фантазии, что многие европейские историки до сих пор отказываются видеть в изукрашенном легендами образе какой-либо элемент от реального человека. Тем не менее, на границе Непала неподалеку от города Капилавасту и до сих пор стоит памятник с надписью: "Здесь родился Возвышенный".

Однако, если одни арьи находили в отрешенном созерцании Абсолюта некие мистические переживания, то другие, напротив, бежали от этого загадочного безмолвия и космического холода в мир чувственных удовольствий. Так появилась учение Локаята, или «посюсторонняя философия». Локаятики не говорили о гуманности и самопожертвовании, о поисках истины и прочих высоких материях, а просто заявили, что единственная цель жизни человека — это познать все удовольствия. Поклонники этого учения без устали предавались разнузданным оргиям и тайным кровавым языческим ритуалам. Вместе с архаическими обычаями неизбежно вернулись и многие доарийские боги. Так первобытный тотемизм обрел «второе дыхание», и именно поэтому коровы, обезьяны и змеи до сих почитаются в Индии как священные воплощения индуистских богов. (2)

* * *
К западу же от индийских лесов – в пустынных землях Бактрии – кипели другие страсти: здесь индоевропейские племена были охвачены смутой, вызванной проповедью другого пророка - Хаечатаспа Спитамы Заратуштры.

Впрочем, Заратуштра (или Зарастустра – это вовсе не имя собственное, которое, по странному капризу Ницше, рождает у нас ассоциации, весьма далекие от иранской религии. В гимнах «Авесты» - религиозной книге зороастрийцев, говорится, что Заратустра – это бесплотное божественное существо, своего рода иранский архангел, которого Творец посылает на землю, чтобы вдохновлять жрецов и пророков. Поэтому верховный жрец древних иранцев именовали себя Заратустремой – то есть, «Отмеченного Заратустрой», и это был своего рода титул, как «Просветленный» у индусов.

Так вот, Хаечатаспа родился в семье обычного пастуха Поурушаспы из рода Спитама (имя его отца означает «Серолошадный»), что жил близ города Раги в Мидии. Правда, как утверждается в «Авесте» (3), пророк родился в другом месте - в той самой райской стране «Арьяна Ваэджа».

Так или иначе, но детство будущего пророка прошло в обычной обстановке сына скотовода – пастбища, кочевья и простой сельский труд. Когда ему исполнилось тридцать лет, мальчик получил божественное Откровение на горе Ушидарена (название горы переводится как «дар для ушей»). Соплеменники, как и следовало ожидать, не приняли нового пророка, и тогда новоявленный Заратустрема вместе с семьей отправился проповедывать на юг – в нынешний Иран, которым тогда правил царь Кави-Виштаспа. Тот благосклонно принял пророка, поселил его в своем дворце и долго дискутировал по различным вопросам непростого бытия. Споры закончились в пользу Заратустры – через два года царь Бактрии приказал всем своим подданным разрушить все идолы и принять новую религию, которая стала называться «Даэна». То есть, просто Вера.

Символ Ахура-Мазды из Персеполиса

Суть учения Заратуштры состоит в том, что Небесный творец - Ахура Мазда, чьим символом был вечный огонь - создал изначально идеальный мир, который был впоследствии осквернен его противником, злым духом по имени Ахриман, который создал других злых духов – дэвов. Но Заратустра был убежден, что рано или поздно, но злые духи будут посрамлены, а все люди, служившие Творцу мыслью, словом и делом, получат награду в Его Царстве Божьем.

И ради скорейшей победы Ахуры Мазды каждый зороастриец должен ежедневно и ежечасно побеждать зло посредством совершения благих дел и соблюдения себя в ритуальной чистоте, воздерживаясь от соприкосновения с «злыми» и «грязными» мыслями, предметами и людьми. Концентратом же зла считалась смерть, и поэтому больше всего правоверный зороастриец должен был предохранять себя от контактов с мертвой материей. И уж тем более недопустимо, что бы тела покойника касался огонь - священный символ божественного света.

Поэтому Заратуштра первым делом самым строжайшим образом запретил предавать умерших прежде традиционному погребальному костру. Вместо этого он ввел довольно сложный погребальный обряд, которого иные зороастрийские общины придерживаются и по сей день. Тело умершего облачалось в чистый саван, после чего его помещали на специальное каменное ложе (в экстренных случаях покойника можно было положить и в неглубокую могилу, изолировав его от соприкосновения с землей слоем песка или извести). В течении трех дней жрецы читали специальные молитвы – считается, что в этот период душа покойного все еще находится в теле, готовясь предстать перед судом Всевышнего. После этого наступал второй этап ритуала – специальные жрецы, закутанные с ног до головы в белые одежды, переносили тело успошего в дахму – в высокую каменную постройку, которую еще называли Башней молчания. Обычно такие башни возводились на вершинах холмов за границей поселений, а вокруг холма делали специальную насыпь – в качестве преграды от проникновения нечистоты. И тело на несколько месяцев оставлялось на открытом воздухе, а оставшиеся в итоге кости жрецы сбрасывали в глубокие ямы – и именно по этой причине у зороастрийцев никогда не было могил. (4)

Можно лишь только догадываться, как поначалу встретили эти обряды племена персов, издревле привыкшие обожествлять своих предков. Но о религиозных войнах, вспыхнувших в Бактрии после непримиримой проповеди Заратуштры, до нас дошли одни смутные и малодостоверные легенды. Однако, в том, что эти войны имели место, сомневаться, увы, не приходится. Именно эти восстания и бунты разорвали на части и Великую Ассирию, и Мидийскую державу, а на обломках этих стран и появилось могущественное Персидское царство – племенной союз, который возглавлял Кир из рода Ахеменидов, «великий царь, царь царей, царь стран».

* * *
Древняя Греция тоже была охвачена пожаром богоискательства. Если бы вы, читатель, смогли оказаться летней ночью где-нибудь под Афинами или Дельфами, то вы бы стали свидетелем совершенно фантастических разнузданных оргий, посвященных богу плодородия Дионису, или Вакху. Представьте себе: все окрестные горные леса оглашались криками и пением и криками; колеблющийся свет костров и факелов освещал полуголые толпы женщин, в исступлении рвавших руками окровавленное мясо жертвенного быка, а потом носившихся среди деревьев с распущенными волосами. Одетые в одни звериные шкуры, с венками из хмеля и плюща на головах, они предавались беспорядочным любовным утехам и разнузданным пляскам под звуки первобытного оркестра: визжали флейты, звенели литавры, поднимался дурманящий дым от сжигаемых конопли и смолы...

На этих диких лесных празднествах женщины, слишком долго жившие взаперти и порабощенные городом, брали реванш: насколько суровы были к ним общественные законы, настолько велик был энтузиазм их разнузданных радений. Едва раздавался призывный клич, как они переставали быть матерями, дочерями, женами; они покидали свои очаги и прялки и с этого мгновения всецело принадлежали божеству производительной мощи природы. (2)

Однако, несмотря на все дикие шабаши, культ Диониса был весьма прогрессивным для своего времени, поскольку вместо торгово-потребительских отношений с богами (по принципу: «я тебе жертву, а ты мне – покровительство на охоте») вводил понятия личной нравственной ответственности и необходимости самосовершенствования. По представлениям поклонников Диониса, мир на свете появился из мирового серебряного яйца, откуда вышел и перворожденный Фанет – бог-гермафродит, заключавший в себе семя всех богов. Когда же Зевс овладел престолом, он поглотил Фанета, после чего, произвел на свет знакомый нам мир и всех олимпийских богов: первым среди которых был Дионис Лисей («Отрешитель»), которому Зевс доверил управление миром. Титаны, враги Зевса, растерзали Лисея, принявшего форму быка (именно поэтому вакханки во время своих мистерий и приносили в жертву быков). Но Афина спасла сердце Диониса, а Зевс снова возродил его к жизни. А вот из праха стертых в порошок титанов Зевс произвел человеческий род. Поэтому человек обладает двойственной природой – он создан из злого начала, но несут в себе и частичку божественной силы. Поэтому: что бы преодолеть зло в самом себе и вернуться к своей божественной природе, человек должен вести праведную жизнь и постоянно очищаться - в том числе, и через вакхические посвящения.

"Вакханалия" Рубенса. Древнегреческие оргии стали любимым сюжетом художников эпохи Возрождения.

Однако, форма и ритуалы этих вакхических посвящений по вполне понятным причинам вряд ли могли устраивать мужскую часть населения Эллады. Кому понравится, если твоя благоверная супруга по первому зову жреца бросает дом и детей, а сама бежит в лес, что бы там всю ночь бегать голой при луне?! По инициативе некоего Мелампа, мудреца и прорицателя из города Пилос были даже образованы специальные дружины, боровшиеся с вакханками: по его приказу группы сильных юношей смешивались с толпами взбесившихся женщин и, танцуя вместе с ними, постепенно увлекали их в уединенные места. Там их связывали и отрезвляли при помощи изготовленного Мелампом успокоительного зелья. (5) Что ж, в итоге Меламп добился своего – вакханки успокоились, а их разнузданные мистерии сменились более спокойными и невинными праздниками с театральными представлениями, которые, как полагают, и легли в основу греческой драмы.

* * *
Тем временем еще западнее – на Аппенинском полуострове – шли другие баталии, связанные с появлением в эллинистической цивилизации совершенно новой религии. Речь идет об учении Пифагора.

В сознании нынешних обывателей имя Пифагора чаще всего связано лишь со старой гимназической мудростью: «Пифагоровы штаны на все стороны равны». Впрочем, возможно, что отличники еще вспомнят и то, что именно Пифагор придумал теорему, согласно которой квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов. Однако, на самом деле Пифагор в античную эпоху считался вовсе не ученым-математиком, но живым богом, пророком и основателем целой религии, сегодня уже практически позабытой.

Пифагор

Пифагор родился около 580 года до Р. Х на острове Самос, вблизи побережья Малой Азии. Его отец Мнесарх был ювелиром, ювелиром должен был стать и сам Пифагор, а посему родители постарались дать сыну самое хорошее образование – в те времена эта профессия требовала многосторонних знаний в самых различных областях. Когда Пифагору повзрослел, он отправился на остров Лесбос, где учился медицине, математике и астрологии. Оттуда Пифагор перебрался в Египет, где благодаря покровительству фараона Амазиса он познакомился с мемфисскими жрецами. Более того, Пифагор сам стал жрецом – он принял посвящение, что бы проникнуть в «святая святых» египетских храмов, куда никогда не допускались чужестранцы.

Однако, в это время Египет попал под власть персов, которые сделали долину Нила шестой сатрапией своей огромной империи. Яростным гонениям подверглись все жрецы, в которых персы видели лишь прислужников дэвов Ахримана. По преданию, Пифагор был взят в плен, и почти двенадцать лет прожил в Вавилоне, где встречался с восточными магами и изучал восточную мистику. В «Авесте» есть упоминание и о том, что Пифагор беседовал даже с самим престарелым Заратуштрой. Однако, на мой взгляд, вполне возможно, что Пифагор за время своего вавилонского плена заехал гораздо дальше на Восток – вплоть до самой Индии. Об этом говорят те характерные идеи, что он вывез из своего странствия.

На родину Пифагор вернулся уже абсолютно другим человеком. Самос показался ему глухой и тухлой провинцией, и он отправился в Италию, в богатый торговый порт Кротон у берегов Тарентского залива, который в те времена считался чем-то вроде нынешнего Лас-Вегаса – вольный и веселый город, куда со всех краев света стекались представители богемы, жадная до приключений «золотая молодежь», купцы-нувориши и авантюристы всех мастей. Именно в Кротоне Пифагор и стал проповедовать новое учение о переселении душ. Увы, до нас не дошло ни одной строчки, написанной самим Пифагором, а древние авторы уверяли, что он вообще ничего не писал, ибо в ту эпоху духовная истина считалась обычно уделом посвященных избранников; изложить же ее письменно означало отдать сокровенные тайны на всеобщий суд. (2) Поэтому о содержании учения Пифагора мы можем судить только по косвенным истоникам. К примеру, римский поэт Овидий так изложил сущность учения Братства пифагорейцев:

«Не погибает ничто — поверьте! — в великой Вселенной.
Разнообразится все, обновляет свой вид; народиться —
Значит начать иным быть, чем в жизни былой; умереть же —
Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире
Вечно туда и сюда; но сумма всего — постоянная.» (6)

Древнегреческий философ Порфирий, в свою очередь, писал, что, согласно Пифагору, «душа бессмертна, но переходит из тела в тело живых существ; далее все происходящее в мире повторяется через определенные промежутки времени, но что ничего нового вообще не происходит». (7) Сохранился и античный анекдот, в котором Пифагор как-то обратился к случайному прохожему с просьбой не бить щенка, так как по его голосу он якобы узнал душу своего умершего друга. Еще рассказывали, будто бы Пифагор произносил проповеди перед животными и запрещал употреблять в пищу бобы – в них якобы содержались гоотовые к переселению души.

Но современники боготворили Пифагора и считали его настоящим посланником богов. Рассказывали, что будто бы он проникал в загробные миры, беседовал с духами, проходил сквозь запертные двери и появлялся одновременно в разных местах. Однажды, когда учитель переходил реку, из воды раздался голос духов, приветствовавший его. Позже Пифагор с учениками организовал Союз, или Братство – настоящий религиозный орден, в котором была не только своя иерархия, обрядность и эзотерические доктрины, но и строгая дисциплина и послушание. Члены Союза проходили несколько ступеней посвящения, полностью отказываясь от животной пищи и пребывая несколько лет в молчании и медитации. Особое значение придавалось изучению математических знаний и развитию музыкальной культуры. Все это было настолько необычно и ново, что учение Пифагора в кратчайшие сроки стало популярно среди образованной и знатной молодежи Кротона и других греческих колоний в Италии. Пифагорейцы фактически сумели взять в свои руки политическую власть в городах и распространили свое влияние на весь регион.

Политика их и сгубила. В то время по всей Греции и в ее колониях пронеслась кровавая волна смуты и гражданских войн – богатые купцы в союзе с простонародьем свергали власть родовой аристократии. Дошла очередь и до Кротона, где против Союза особенно активно выступал богатый купец по имени Килон. Говорили, что когда-то он сам просился в Союз пифагорейцев, но не был принят, а теперь беспощадно мстил отвергнувшим его людям. Он распространял о братстве самые гнусные небылицы и скоро достиг своей цели. Развязка борьбы была трагической. Во время народного волнения старейшины Союза срочно собрались на совет в доме одного знатного гражданина. Здесь их настигла разъяренная толпа: дом подожгли, и лишь два человека успели выбраться из пылавшего здания. В огне пожара погиб и сам престарелый Пифагор (по другой легенде, ученики сумели спасти учителя, образовав из своих тел живой мост над огнем, но впоследствии Пифагор умер от разрыва сердца, скорбя по поводу кажущейся тщетности своих усилий по просвещению и служению человечеству).

Для пифагорейцев наступили годы гонений. Их доктрина подвергалась осмеянию, а самих их повсюду объявляли врагами Отечества. Но слово Пифагора не умерло. Рассеявшиеся группы учеников Пифагора сберегли его учение и основывали свои пифагорейские кружки.

Одним из таких учеников и был Залмоксис, чья проповедь прозвучала в самом сердце тогдашнего европейского варварского мира – в северной Дакии.

* * *
Когда-то Дакия была богатой и могущественной страной, простиравшейся от берегов Дуная до отрогов Карпатских гор (т.е. на территории нынешней Румынии). Но сегодня уже довольно трудно сказать, кто такие были эти даки и какими они были, поскольку в самом начале II века по Р.Х. весь этот народ по повелению римского императора Траяна был стерт с лица земли. Немногие уцелевшие после завоевания страны бежали за Карпатские горы. Греческий писатель-сатирик Лукиан Самосатский вспоминал, что из всех пленных даков император для потехи велел оставить в живых лишь 40 человек, а историк Евтропий в своем «Кратком своде римской истории» (8) писал, что когда Дакия была побеждена, осталась лишь голая земля, которая была вновь заселена переселенцами из разных частей империи. Даже для работы на полях и в шахтах были привезены рабы. Новая римская провинция Dacia Traiana была милитаризованным государством, которым руководили легаты военных крепостей. Так что, нет ничего удивительного в том, что после распада империи эта провинция решила оставить себе римское имя – Romania.

По сути, от той, доримской, Дакии до наших дней дошло лишь три напоминания – колонна Траяна в самом центре Рима, на которой запечатлены сцены безжалостного массового геноцида даков, развалины древней столицы Сармизегетузы да разрозненные отрывки из рукописей греческих авторов, в которых лишь мельком упоминаются имена последних царей даков и их бога – Вечно живущего Залмоксиса…

Развалины Сармизегетузы

Вот что писал о религии даков Геродот: «Я узнал от эллинов, проживающих в Геллеспонте и в Понте, что этот Залмоксис, будучи обычным человеком, якобы жил в рабстве на Самосе у Пифагора, сына Мнесарха. Заслужив свободу, он нажил большое состояние и вернулся на родину... Залмоксис, знакомый с ионийским жизненным укладом и более утонченными нравами, чем во Фракии, к тому же проживший среди эллинов и, главное, рядом с самым мудрым человеком Эллады - Пифагором, решил построить особый дом, в котором он принимал и устраивал пиры для самых замечательных сограждан. Во время пиршеств он учил, что ни он, ни его гости, ни их потомки в будущем не умрут, а лишь переселяться в иное место, где, живя вечно, обретут все блага. Пока Залмоксис принимал гостей и увещевал их таким образом, он строил себе жилище под землей. Когда обитель была готова, Залмоксис исчез, спустившись в свои подземные покои, где и пробыл три года. Фраки очень сожалели о его исчезновении и оплакивали как мертвого. На четвертый год он появился среди сограждан, тем самым заставив их поверить в свое учение. Так рассказывают эту историю эллины.» (1)

Диодор Сицилийский, грек и современник Цезаря, назвал Залмоксиса одним из трех великих негреческих философов (двое других – Моисей и Заратуштра), но мы ничего не знаем о его учении, кроме одного – он сказал. что душа бессмертна (9). Другой грек – Сократ - в своем диалоге «Кармид», говорит, что Залмоксис был великим врачевателем, считавшим, что все болезни проистекают из-за отсутствия телесной гармонии. Так ему рассказал один из просвещенных варварских знахарей: «Этот фракийский врач поведал о том, чему он научился от своего правителя, который был богом. Залмоксис, сообщил врач, учит, что не следует лечить глаза, не вылечив голову, а голову - не обратив внимание на тело, а тело - не оздоровив душу. Поэтому, заключил фракийский лекарь, средство от многих болезней неведомо греческим целителям, поскольку они не обращают внимание на организм в целом". (10)

Возможно, когда-то Залмоксис и был врачом и жрецом Небесного Отца даков, но потом его самого начали чтить как бога. Румынский историк Мирча Элиаде считает, что его имя Zalmoxis восходит к фракийскому слову «zemelen» (земля или страна) и окончанию «xis», которое также встречается в именах скифских царей. То есть, означает буквально «Господин земли». (11)

Бог даков жил отшельником в священной пещере, посещаемый только царем и его свитой. Как считают археологи, этот священный Дом Замолксиса как раз и находился на большом круглом алтаре «Каменное солнце» неподалеку от развалин Сармизегетузы в горах Орэштие (вернее, мы даже не знаем, как на самом деле называлась столица Дакии, ведь Sarmizegetusa – это римское название, означающее «место для сарматов и даков (гетов)»). Это величественное сооружение, которое иногда сравнивают с английским Стонхенджем. Монументальная каменная лестницы ведет с священному кругу из каменных столбов. Как предполагают историки, когда-то здесь были и деревянные колонны, а в центре круга горел огонь. Вокруг же «Каменного солнца» располагается множество гробниц и массивное основание фундамента какого-то неизвестного здания. Кто похоронен в этом месте и какие обряды проводились здесь – мы не знаем и уже никогда не узнаем.

Правда, Геродот оставил нам единственное описание довольно жуткого ритуала: «Каждые четыре года бросают жребий, и тот, кому он выпадает, выбирается посланником к Залмоксису, которому остальные доверяют все свои нужды. С посланником поступают так: несколько (даков) садятся в круг и держат три копья, остальные раскачивают посланника за руки и за ноги и подбрасывают прямо на копья. Если человек погибает пронзенный, то считается, что бог проявил благосклонность, если посланник остается живым, то его самого обвиняют в злонамеренности. Тогда выбирают другого посланника. Все, что нужно испросить у Залмоксиса, посланнику сообщают при жизни». (1)

О погребальных обрядах даков можно судить и по другому отрывку Геродота: «Тело покойника выставляют на три дня. При этом закалывают жертвенных животных всякого рода и после погребальных воплей устраивают тризну. Затем тело сжигают или иным способом предают земле и, насыпав курган, устраивают различные состязания…» (1)

Постепенно пифагорейский культ Замолксиса переняли и соседи даков – другие индоевропейские народы, которые сегодня принято именовать «кельтами». В их число входили и венеты.

* * *

Курган Хоxдорф

[Владимир Тихомиров]

Приход новой религии в Центральную Европу зафиксировали и археологи. Именно в «осевое время» на континенте произошла технологическая революция, выразившаяся в смене археологических культур – на смену гальштату пришел латен.

Первая культура получила свое название в честь небольшого австрийского городка Гальштат, где в 1846 году горный инженер Иоханн Георг Рамзауэр начал разведку залежей пирита в заброшенных соляных копях. Вместо колчедановых руд он нашел два скелета, бронзовый топор и обломки украшений. Затем он обнаружил еще семь тел, похороненных с различными ценностями. О своей находке Рамзауэр сообщил в Вену, и куратор Императорской коллекции монет и древностей выделили ему средства для продолжения раскопок. Так, в течении только одного года Рамзауэр нашел еще 58 захоронений, а всего в Гальштате было найдено около тысячи могильников. Большинство захоронений было сделано по методу кремации (т.е. в урнах), но встречались и обычные могилы с уцелевшими скелетами, рядом с которыми лежало железное и бронзовое оружие, посуда, примитивные украшения. В итоге горный инженер стал пионером археологии, а богатая культура раннего железного века, распространенная по всей Европе с X по V века до Р.Х. получила имя в честь доселе никому не известного городка.

Немногим позже – в 1858 году - во время необычайно сильной засухи на берегу швейцарского озера в местечке Ла-Тен близ городка Невшатель были найдены останки древнего поселения. Под слоем ила и глины среди сгнивших от времени деревянных столбов и останков оборонительных укреплений археологи нашли настоящий клад - 166 стальных мечей, 269 наконечников копий, 29 щитов. Весь этот арсенал был разбросан как попало, что навело ученых на предположение о том, что это поселение приблизительно в V веке до Р.Х. погибло в ходе какого-то вооруженного конфликта, а уж годы спустя пепелище было затоплено водой озера. Правда, среди брошенного оружия ученые нашли и множество дорогих вещей, которые почему-то не привлекли внимания грабителей: 382 элегантных бронзовых застежки-фибулы, бритвы, бронзовые котлы и различные ювелирные изделия. Тонкая техника работы древних кузнецов настолько явно свидетельствовала о громадном технологическом порыве, что ученые тут же основали новую археологическую культуру «латен». А поскольку среди украшений были найдены и знаменитые торквесы – золотые ожерелья с утолщениями на концах, которые, как писали античные авторы, носили все уважающие себя галлы, то латен стали однозначно отождествлять с галльской – вернее, в современной терминологии, «кельтской» - культурой.

Но дело не только в новых технологиях. Изменился и погребальный ритуал – а это самое главное свидетельство о смене религиозных воззрений. До определенного момента все индоевропейцы хоронили своих умерших по обряду кремации. Но в «осевое время» представления людей о загробном мире меняются, и племена европейцев отказываются предавать своих покойников погребальному костру – вероятно, по той же причине, что и древние иранцы: священный жертвенный огонь не должен быть осквернен прикосновением к умершей плоти.

Вместо этого они начинают устраивать пышные погребения в курганах. Например, в Богемии ученые обнаружили могильник Ловице. В погребальной камере, обшитой дубовыми бревнами, лежали останки знатного воина. В последний путь покойному богатырю современники дали длинный меч в деревянных ножнах, два ножа, три набора конской упряжи великолепной отделки и 23 различных сосуда для питья. Другой памятник этого времени – курган Магни-Ламберт в Бургундии. Под курганом археологи нашли останки воина с железным мечом в руках. В изголовье могилы были положен целый набор бронзовых предметов, включая бритву, кубок для питья, большой цилиндрический сосуд с черпаком внутри. Судя по всему, товарищи погибших воинов были уверены, что после смерти их вождю будет необходимо организовать большое угощение в загробном мире.

Погребение под холомом Хохдорф (реконструкция)

Одно из самых роскошных захоронений находится под холмом Хоxдорфа недалеко от местечка Людвигсбург в Германии. Гробницу скрывает гигантский курган, достигавший в высоту десять метров и шестьдесят – в диаметре, у подножия которого археологи нашли узкий коридор, выложенный из массивных каменных плит. Судя по всему, именно по этому коридору в гробницу пронесли тело умершего, а затем засыпали его – и 50 тонн камня надежно сохранили последнее пристанище древнего царя от мародеров. Внутри кургана археологи нашли просторную погребальная камеру с двойными стенами и потолком, пространство между которыми было заполнено мелким щебнем. Внутренние стенки камеры были обшиты дубовыми досками и обиты шелковой тканью с помощью многочисленных бронзовых булавок. В центре камеры стояло огромное ложе из бронзы, стоявшее на восьми ногах - скульптурных изображений человеческих фигур, напоминающих акробатов на одноколесном велосипеде. Колеса этих «велосипедов», кстати, свободно вращались, так что ложе можно было передвигать в любом направлении.

На этом ложе-каталке лежал скелет мужчины – судя по всему, местного царя или вождя. На его шее была большая золотая гривна – символ власти, на теле - золотой пояс с тяжелым отдаленным золотом кинжалом. Наряд погибшего вождя также отличался богатством – синий шерстяной плащ с золотыми фибулами, шерстяные штаны, на ногах были одеты кожаные «ботинки» с закругленными носками, покрытые золотым тиснением, а на голове – сделанная из бересты коническая шляпа. Как показало изучение останков, умерший был довольно высокого роста – 1, 87 метра, обладал довольно развитой мускулатурой и умер от боевой раны в самом расцвете сил – ему едва исполнилось 40 лет. Произошло это примерно в самом конце VI века до Р.Х., однако ни имени этого древнего воителя, ни название его царства мы уже никогда не узнаем. (Немецкие археологи, обнаружившие это захоронение, нарекли его Конаном – по имени эпического героя одноименного кинофильма, роль которого исполнил Арнольд Шварцнеггер.)

Меч "Конана"

Судя по всему, друзья «Конана» справили по умершему богатую тризну – в ногах погребального ложа стоял огромный котел греческой работы, украшенный фигурками львов. В котле – золотой ковш. Анализ пыльцы показал, что сосуд когда-то содержал медовый алкогольный напиток. На стене рядом с котлом были развешены 9 кубков для питья: один из железа, другие из рога, отделанного золотом.

Бронзовый котел из захоронения в Хоxдорфе

У противоположной стены была поставлена боевая четырехколесная повозка, на которой лежала богатая добыча: девять бронзовых тарелок и три блюда, железный топор, нож и два копья. А на стене была развешана конская сбруя. Интересно, что абсолютно все вещи в ходе погребения были сломаны – ножи погнуты, блюда пробиты. Как считают археологи, порча вещей была частью погребального обряда – оружие и инвентарь специально «убивали», дабы эти предметы также могли перейти в царство мертвых.

Так выглядели древние боевые колесницы

Но кому и, главное, зачем предназначалась эта добыча в мире богов? Вероятно, самим богам: чтобы при решении участи покойного умерший царь мог переселиться в тело нового царя.

* * *
Первым эту новую пифагорейскую религию индоевропейцев подробно описал грек Посейдоний, известнейший философ-стоик и этнограф I века до Р.Х. Он сам много лет путешествовал и несколько лет прожил в Галлии. Увы, его произведения не сохранились, однако довольно многое из них известно нам по цитатам других древних авторов. Так, основываясь на Посейдонии, Диодор Сицилийский писал: «У них пользуется влиянием учение Пифагора, согласно которому души людей бессмертны и некоторое время спустя они живут снова, поскольку душа их входит в другое тело» (9)

Об этом же говорит и римский солдат и историк Аммиан Марцеллин, сам не раз бывавший в Галлии: «Дразиды, составив союзы, как было установлено авторитетом Пифагора, поднялись до исследования высоких и таинственных вещей; с презрением относясь к земному, они провозгласили бессмертие души». (12)

Страбон в своем описании Галлии указывал: «Не только друиды, но и другие утверждают, что души и вселенная неразрушимы; но все же в конечном счете огонь и вода одержат верх над ними». (13)

А вот римский писатель Валерий Максим, сам не раз посещавший Галлию, упоминает, в частности, о довольно распространенном обычае галлов давать друг другу в долг с тем, что бы отдать его в другом мире: «Я назвал бы их глупыми, если бы они, носящие штаны, не думали того же, во что верил одетый в плащ Пифагор». (14)

Друиды, как и жрецы Залмоксиса, также приносили человеческие жертвы, но для этого они, как писал Цезарь, делали "Плетенного человека": "У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени".

Большинство читателей при слове «друид» тут же представляет себе Альбуса Дамблдора из сказок про Гарри Поттера – эдакий могучий старик с длинной белой бородой в остроконечной шляпе и хламиде, расшитой звездами. Но на самом деле мы абсолютно не знаем, как внешне выглядели друиды, но, если судить по ирландской традиции, члены Пифагорейского братства вовсе не носили бород, а, напротив, тщательно брили лицо и часть лба.

Что же касается эффектных магических обрядов, то один из таких ритуалов красочно описан Плинием Старшим: «Они зовут омелу именем, которое означает «всеисцеляющая». Приготовив жертвоприношение и пир под деревьями, они приводят туда двух белых быков, чьи рога затем связывают… Жрец, одетый в белое платье, восходит на дерево и обрезает омелу золотым серпом, и другие ее ловят в белый плащ. Затем они убивают жертв, моля о том, что бы бог принял этот умилостивительный дар… Таковы религиозные чувства, которые многие народы испытывают по совершенным пустякам.» (15)

Магия друидов проявлялась не в ритуалах, а в особом способе организации жизни, где совершение жертвоприношений было лишь незначительной частью. Прежде всего, друиды были учеными, изучавшие физику, химию и математику, медицину; науку они воспринимали в точности как сам Пифагор – как способ познания божественной гармонии мира.

Аристотель, ученик Платона и Сократа - философов, близким к кругам пифагорейцев, писал, что единственным способом познания Бога он признает научное созерцание - созерцательная деятельность разума, основанная на ясном понимании причин и следствий всех процессов. А для этого нужно было много учиться и много знать.

И поэтому корпорация друидов делилась на три категории, различавшиеся по рангу и достоинству исполняемых обязанностей.

В самую низшую по значению группу входили барды – исполнители религиозных гимнов и хранители священных текстов. Именно барды обязаны были из уст в уста передавать всю суть учения. «He обязаны барды иметь знание букв и метрических правил», - говорится в знаменитых «Анналах Четырех Мастеров» - сборнике ирландских легенд, изданном в 1364 году представителем знатнейшего рода O'Davorens. Как писал Цезарь, друиды хоть и использовали греческий алфавит в повседневной жизни, но вот записывать священные тексты считали недозволенным богами занятием.

Стать бардом было очень непросто. Знатоки священных текстов получали образование в специальных школах, некоторое представление о которых можно получить из средневековых источников. Обучение в такой школе друидов длилось не менее 12 лет, причем учебный год длился с ноября по май. Утром учитель вводил учеников в низкое здание с наглухо закрытыми окнами, давал задание и оставлял их в темноте до самого вечера. Никаких записей не допускалось. Так, к примеру, рассказывали, что легендарный король Ирландии по имени Кормак мак Арт, получивший образование в такой школе, перед подписанием какого-либо указа всегда запирался в темном помещении – сказывалась, видимо, привычка размышлять и сочинять в темноте. (16)

Вторую группу «ордена» друидов составляли филиды – провидцы, хранители тайного знания и секретов науки. Этимология этого слова восходит к индоевропейскому корню «wel» - то есть, к блаженному лугу загробного мира древних. Иногда для обозначения филидов римляне использовали и латинские слова «vates» (пророки) и «euhages» (т.е. ликующие в честь Вакха). В руках филидов тоже было сосредоточено немало политической власти. Например, в Ирландии существовал обряд выбора короля – «бычий праздник», который состоял в том, что из мяса жертвенного быка готовилась похлебка. Филид ел мясо быка и сваренную похлебку, после чего ложился спать. Во сне ему являлся будущий король. (16).

Далее шли собственно друиды – то есть, «поклоняющиеся дубу», совершавшие самые торжественные богослужения и исполнявшие роль судей в спорах между племенами. Поэтому, как отмечают ученые, братство друидов было совершенно независимо от любой гражданской власти, их сословие помещалось вне галльских племен и как бы даже возвышалось над ними. (17)

«Они (друиды) ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах, - писал Гай Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне», лично общавшийся с друидами в ходе своего похода в Галлию. - Между прочим, друиды стараются вселить убеждение, что души не подлежат разрушению, а по смерти одного существа переходят в другое; цель этого учения - внушить презрение к смерти и сделать храбрее. Кроме того, они много рассуждают о светилах и их движении, о величине мира и земли, о природе вещей, о силе и могуществе богов бессмертных». (18) Понятно, что сам Цезарь, будучи эпикурейцем, не верил ни в переселение душ, ни в какое-либо еще загробную жизнь, а потому и дал друидической доктрине самое прагматичное объяснение. О Пифагоре же будущий император Рима, вероятно, вообще ничего не слышал.

Но главенствующее положение в этой жреческой корпорации занимали не мужчины, но женщины – друидессы. Именно друидессы вершили самыми главными делами древнего общества: они возглавляли идущее на войну войско и вдохновляли солдат на битву.

Римский историк Публий Корнелий Тацит так описывает встречу римских солдат с этим «женским» войском: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины, похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли свои неподвижные тела под сыплющиеся на них удары…» (19)

Сила заклинаний друидесс настолько пугала завоевателей, что этот страх передавался из поколения в поколение. И века спустя, когда от кельтских друидесс не осталось даже воспоминаний, жители европейских городов и сел как огня боялись женской магии. Детей запугивали злобными ведьмами, прячущимися в чащобе дикого леса, а взрослые без всяких раздумий отправляли на костер инквизиции всякую женщину, заподозренную в ведовстве. Причем, иногда случались настоящие истерии, когда под пытками ведьма оговаривала десятки невинных людей, а те оговаривали уже сотни… Между прочим, последнюю ведьму по официальному приговору сожгли в Польше – случилось это аж в 1793 году. (20)

Но друидессы занимались не только заклинаниями. Плутарх, к примеру, говорил, что вожди кельтского племени вольков в IV веке до Р.Х. отправили женщин-послов для переговоров с карфагенским полководцем Ганнибалом.

Это в «просвещенной» Римской империи женщины существовали на правах имущества своего супруга – они не имели права самостоятельно вести хозяйство, выступать в суде и отставать свои интересы, а изнасилование и вовсе не считалось преступлением, а рассматривалось лишь как умышленная порча чужого имущества. А вот в «варварской» Европе друиды, как и пифагорейцы, первыми в античном мире объявили о равенстве мужчин и женщин. Так, ирландских средневековых «Законах брегонов» (Brehonlaw) говорится, что женщина обладала собственной честью и могла сама предпринимать определенные шаги в защиту собственного социального положения. Кроме того, женщина имела право на развод и могла забрать все свое имущество, которое она внесла в семейный бюджет при вступлении в брак. Например, перечисляется 14 причин, на основании которых жена могла получить развод, и в этот перечень входили публичные оскорбление ее чести и побои со стороны мужа.

Более того, в древней Европе известны и случаи, когда женщины стояли во главе целых царств – к примеру, в Ирландии сохранились предания о королеве Медб (Medb – «Медвяная» или «Опьяняющая»), которая меняла мужей, как перчатки. В подтверждение этих преданий археологи обнаружили на территории Центральной Европы множество захоронений, где женщины погребены с такой пышностью и роскошью, что нет никаких сомнений в их царственном положении.

Курган одной такой царицы был обнаружен близ городка Викс на юго-востоке Франции. В большой погребальной камере, обшитой стволами дуба, стояла снятая с колес повозка, на которой ледал скелет молодой женщины в богатом одеянии, которую археологи окрестили «Королевой Викс». По мнению археологов, эта женщина скончалась по неизвестной причине в возрасте 30 лет. Случилось это около 480 года до Р.Х. При жизни «Королева Викс» отличалась физическими недостатками - антропологи обнаружили у нее гнилые зубы и асимметричный череп, кроме того, она страдала артрозом суставов. Тем не менее, непривлекательная внешность ничуть не мешала «королеве» занимать высокое положение в обществе – на ее шее висел золотой торквес весом 480 граммов, украшенный фигурками крылатых коней и львов. (Специалистами установлено, что гривна была выполнена кельтским мастером по греческой модели, которая сочетала в себе черты эллинского и скифского искусства.

Торквес "Королевы Викс"

Кроме «торквеса власти» на шее было одето и ожерелье из янтарных бус, а запястья рук были увиты спиралями бронзовых и золотых браслетов. Тело было убрано в платье тончайшей белой шерсти, застегнутое фибулами, инкрустированными кораллами и янтарем. А рядом стоял небольшой сундучок, в котором хранилась «запасные» золотая гривна и браслеты.

Портрет Медузы Горгоны с бронзовой чаши из кургана "Королевы Викс"

Напротив же повозки стояла удивительная по красоте мраморная ваза объемом 1200 литров, украшенная изображениями древней греческой богини Медузы Горгоны – не исключено, что именно из-за этого изображения эту греческую чашу и привезли для «Королевы Викс». Интересно, что у Медузы Горгоны высунут язык точно таким же образом, как и у многих древних статуй: высунутый язык - знак права говорения, знак власти. Пророк Исайя указывал на то, что именно высунутый язык долгое время был символом женских языческих культов: «Но приблизьтесь сюда вы, сыновья чародейки, семя прелюбодея иблудницы! Над кем вы глумитесь? Против кого расширяете рот, высовываете язык? Не дети ли вы преступления, семя лжи, разжигаемые похотью к идолам под каждым ветвистым деревом, заколающие детей при ручьях, между расселинами скал?" (21).

Лев с языком - символ власти Владимирского княжества.

Высокое положение женщины в кельтском мире объяснялось тем, что развитие пифагорейского учения о вечном перерождении человеческих душ привело к настоящей матриархальной революции в языческом пантеоне - в самом деле, кому еще запускать цепочку перерождений, если не Богини-матери?

Некоторый ключ к пониманию древней кельтской религии дают слова Тацита, который в своем исследовании нравов и обычаев варварских племен писал: «Часть (из них) совершает жертвоприношения и Изиде; в чем причина и каково происхождение этого чужестранного священнодействия, я не мог в достаточной мере выяснить…» (19)

Напомним, что Изида (или Исида) – это эллинистическая богиня египетского происхождения, которая в те времена только-только входила в моду среди римских граждан. Исида была «ответственна» за материнство – она являлась супругой «воскресшего» бога Осириса и матерью Гора, бога неба и солнца. Видимо, Тацит увидел определенное сходство между египетской и кельтской религиями, раз он назвал кельтскую «Богиню-Мать» более понятным для римлян именем.

Некоторые имена древних богинь европейцев дошли и до наших дней – также благодаря римским завоевателям. Имперские наместники, желая ради скорейшей ассимиляции привлечь покоренных галлов в свои храмы, начали ставить мраморные статуи местных богинь в римских пантеонах – впрочем, и сами римские колонисты также желали поклоняться местным богам и богиням. Мрамор долговечнее дерева, а поэтому сегодня в распоряжении археологов оказалось несколько десятков «кельтских» богинь.

Так, одной из самых почитаемых богинь в Центральной Европе была Негаленния (Nehalennia). На сегодня в Северной Европе – от нынешних Нидерландов до Британских островов – найдено 29 храмов и жертвенников, посвященных этой богине. Наиболее хорошо сохранился храм, обнаруженный археологами на острове Вальхерене в устье реки Шельды близ города Дейца. Внутри храма ученые обнаружили большую мраморную скульптуру сидящей Негаленнии. В руках ее – огромная корзина, наполненная плодами. У левой ноги богини сидит собака, а правая нога покоится на носу морского корабля.

Трон Негаленнии

Историк и археолог Джоуна Линдеринг из Лейденского университета пишет: «Трон Негаленнии стоит в полукруглой нише, а поскольку это место традиционно было прерогативой бессмертных, то, таким образом, мы можем быть полностью уверенными, что женщина являлась богиней, а не персонажем более низкого ранга – наядой или жрицей… Примечательно, что у алтаря богини археологи нашли множество жертвенных денег – и не только римские монеты, но и шесть монет франкских королей, чеканенных в V веке – в эпоху династии Меровингов. Этот факт убедительно доказывает, что Негаленния была почитаемой богиней и после падения Римской империи...» (22)

Росмерта с Тевтатом - одним из высших персонажей галльского пантеона, которого галлы считали предком всех людей.

Своеобразным «альтер эго» Негаленнии была Росмерта (Rosmerta) – богиня изобилия. Ее, как правило, изображали в римских храмах вместе с Тевтатом или Таранисом - высшим богом кельтского пантеона. Росмерте поклонялись в большой части Западной Европы, в восточной Галлии и на юго-западе Англии. Характерная черта Росмерты – в руках она держит большие корзины, на которые кладет голову змея. В Британии Росмерту изображали вместе со скипетром в виде огромного половника.

Эрекура

Еще одна популярная матрона - богиня Эрекура (Herecura), чей культ был распространен на огромных просторах от Северного моря до Адриатики. Каменные изваяния Эрекуры находили даже в графстве Нортумберленд на севере Англии. Суля по истершимся латинским надписям, Эрекура была властительницей Царства мертвых и супругой Отца Диса (Dis Pater - так римляне именовали Бога загробного мира).

Также известна богиня Хлудана (Hludana) – покровительница мореходов и рыбаков. В храме древней крепости Beetgum на севере Нидерландов была найдена скульптура Хлуданы с высеченным на ней посвящением: «Богине Хлудане, рыбацкие рабочие под лидерством Квинтия Валерия Секунда выполнили их клятву охотно и по достоинству».
А вод коневоды почитали богиню Эпону - покровительницу лошадей, чьи алтари находят по всему континенту от Средиземного до Северного морей.

Кельтская богиня Эпона- покровительница лошадей

Тацит в своем знаменитом трактате "О происхождении германцев" писал об особом культе богини Нертус: "Лангобарды… обитающие за ними ревдигны, и авионы, и англии, и варины, и эвдосы, и свардоны, и нуитоны (...) все вместе поклоняются матери-земле Нерте, считая, что она вмешивается в дела человеческие и навещает их племена. Есть на острове среди Океана священная роща и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под покровом из тканей повозка; касаться ее разрешено только жрецу. Ощутив, что богиня прибыла и находится у себя в святилище, он с величайшей почтительностью сопровождает ее, влекомую впряженными в повозку коровами. Тогда наступают дни всеобщего ликования, празднично убираются местности, которые она удостоила своим прибытием и пребыванием. В эти дни они не затевают походов, не берут в руки оружия; все изделия из железа у них на запоре; тогда им ведомы только мир и покой, только тогда они им по душе, и так продолжается, пока тот же жрец не возвратит в капище насытившуюся общением с родом людским богиню. После этого и повозка, и покров, и, если угодно поверить, само божество очищаются омовением в уединенном и укрытом ото всех озере. Выполняют это рабы, которых тотчас поглощает то же самое озеро. Отсюда — исполненный тайны ужас и благоговейный трепет пред тем, что неведомо и что могут увидеть лишь те, кто обречен смерти".
Но это еще не все имена богинь, которым поклонялись наши пращуры. В центральной Европе найдены сотни скульптур богинь рангом пониже – к примеру, в Британии был распростанен культ богини победы Андрасты, а на территории нынешней Франции всеобщим почтением пользовалось святилище богини Танфаны. Недалеко от Бонна обнаружены статуи матери Алаферху (Alaferhuic), мать Ауфания (Aufanian). Чуть дальше к востоку чтили богиню смены времен года Писинтос (Pisintos), сестер Алясигаи (Alaisiagae) и деву Картовалленсик (Cartovallensic).

В Британии же самой популярной богиней была Ковентина, культ которой был распространен по всему острову. Не так давно археологи нашли и ее храм, сооруженный римлянами у пограничной стены Адриана. В честь Ковентины назван и британский город Ковентри. Была ли эта богиня каким-либо образом связана с венетами, или же это просто случайное созвучие - сказать уже невозможно.

Изображение Ковентины

Точно также нам неизвестны и какие-либо подробности о культах других богинь. Тем не менее, археологи уверены, что развитие мистерий Богини-Матери привело к тому, что женщины в языческом пантеоне выполняли не только материнскую функцию, но и занимались другими видами деятельности – к примеру, занимались войной или покровительствовали лесным зверям, как греческая Диана, другие господствовали над землей и временами года. (23)

Но вскоре этот прекрасный женский мир был вынужден отступить под грубым натиском с юга. Пришла брутальная мужская эра, и память о добрых и прекрасных, грозных и щедрых богинях осталась только лишь в европейских и русских народных сказках.

Библиография

1 - Цитируется по изд.: Геродот. «История в девяти книгах»., Л., 1972 г. Пер. Г.А.Сратановского.
2 - Александр Мень, «История религии. В поисках пути, истины и жизни» в 6 томах. Изд-во «Слово». М., 1991 г.
3 - «Авеста. Избранные гимны.» Перевод И.М.Стеблина-Каменского. Изд-во «Дружба народов», М., 1993 год.
4 - Мейтарчиян М.Б. «Погребальный обряд зороастрийцев.» Институт востоковедения РАН, М., 1999 год..
5 - Ф. Зелинский. «История античной культуры», серия «Modus vivendi». Изд-во «Марс», М., 1995 г.
6 - Овидий. Метаморфозы, 252—258.
7 - Цитируется по изданию - А. О. Маковельский «Досократики». Изд-во «Харвест», Минск, 1999 г.
8 - Eutropii Breviarium Historiae Romanae (Latin Edition), 2011 г.
9 - Диодор Сицилийский «Историческая библиотека», опубликовано в «Вестник древней истории», № 2, 1986 год.
10 - Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. ACADEMIA, 1935 г.
11 - Мирча Элиаде, «От Замолксиса до Чингиз-хана». Журнал «Кодры», № 7, 1991 г. Перевод С. Голубицкого
12 - Аммиан Марцеллин «Римская история». Изд-во «Научно-издательский центр «Ладомир», М., 2005 г.
13 - Страбон. «География» Репринтное воспроизведение текста издания 1964 г. М.: «Ладомир», 1994.
14 - Valerius Maximus «Factorum et dictorum memorabilium libri IX». Цитируется по изданию – Г.В. Бондаренко «Повседневная жизнь древних кельтов». Изд-во «Молодая гвардия», М., 2007 г
15 - Плиний Старший «Естественная история», Труды Кафедры древних языков Исторического ф-та МГУ. Москва, 2012.
16 - В.П. Калыгин «Язык древнейшей ирландской поэзии». Изд-во «Наука», М., 1985 г.
17 - Н.С.Широкова «Кельтские друиды: структура корпорации и её значение». Центр антиковедения СПбГУ, 1999 г.
18 - Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне. Научно-издательский центр «Ладомир» — «Наука», Москва, 1993.
19 - Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. Науч.-изд. центр «Ладомир», М., 1993.
20 - Р.Х.Робинс «Ведовство, которого не было», Изд-во «Азбука-классика», СПб., 2005 г.
21 - Ис. 57, 3-5.
22 - Jona Lendering, «De randen van de aarde. De Romeinen tussen Schelde en Eems», Изд-во «Ambo», Amsterdam, 2000 г.
23 - Энн Росс «Кельты-язычники», Изд-во «Центрполиграф», М., 2005 г.

02:30 06/01/2016

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/11060/

Где находится душа человека? Какой участок тела отвечает за ее прижизненное существование? Это далеко не праздные вопросы – особенно для древних европейцев, живших в V веке до Р.Х. и свято веривших в переселение душ после смерти.

Все мировые религии совершенно по-разному давали ответы о местонахождении человеческой души, но вот поклонники пифагорейских культов считали, что душа человека помещается не где-нибудь, а именно в голове. Поэтому вскоре у кельтской религии появился свой жутковатый символ, в котором в какой-то мере сфокусировались все тогдашние языческие представления о мире и о роли и месте человека в этом мире - это отрубленная и высушенная человеческая голова.

Да, дорогие читатели, наши предки, как и многие первобытные племена африканских папуасов, тоже были охотниками за головами. Археологи обнаружили в Европе десятки храмов и святилищ, где человеческие головы выставлялись в специальных нишах – как, например, в храмах городов Рокепертюз (Roquepertuse) и Антремон (Entremont). Отрубленные головы врагов прибивались к воротам или столбам вокруг крепостных стен – причем, не только для устрашения врагов. Диодор Сицилийский, описывая обычай галлов обезглавливать побежденных врагов, говорит, что отрубленные головы считались амулетами, приносившими силу и могущество их обладателю:

«Убитым врагам они отрубают головы и вешают их на шеи своих коней, а окровавленные доспехи врагов передают слугам и увозят военную добычу, распевая боевые песни и победный гимн. Лучшую часть добычи они прибивают к стене своего дома, как, бывает, поступают с добычей охотники. Головы наиболее выдающихся из врагов они бальзамируют кедровым маслом и бережно хранят в ларцах, показывая затем гостям и похваляясь тем, что или кто-то из предков, или их отцы, или сами они не приняли предлагаемого за ту или иную голову выкупа. Говорят также, что некоторые из них гордятся тем, что не приняли за такую голову золота, равного ей по весу, являя тем самым некое варварское великодушие не потому, что благородно не продавать доказательства своей доблести, но потому, что враждовать с соплеменниками погибшего – зверство…» (1)

[Roquepertuse_04.jpg]
Реконструкция храмовой арки в Рокепертюзе.

То есть, судя по всему, головы они могли отдать и за так, просто, что бы показать свое великодушие. В качестве примера такого великодушия часто выступал могучий ирландский герой Кухулин. В поэме «Похищение быка из Куальнге» говорится: «Сошелся с врагами Кухулин и, одолев их, срубил у всех головы. в землю вкопал он двенадцать камней и на каждый водрузил голову воина…» (2)

[Roquepertuse_Portique.jpg]
Каменные алтари с нишами для отрубленных голов из Рокепертюза.

Отсекая голову от тела, кельты верили, что они тем самым приобретают и жизненную силу убитого ими врага. Еще один важный момент – считалось, что душа, запертая в отрубленной голове, как бы не может продолжать процесс реинкарнации. Словно зависнув между жизнью и смертью, душа в отрубленной голове приобретала магические свойства и становилась посредником между людьми и миром богов – такая голова могла служить при общении с духами и богами или пророчествовать. В преданиях кельтских народов есть множество примеров, как отрубленная человеческая голова продолжала оставаться живой и после смерти тела; она могла двигаться, говорить и рассказывать истории и развлекать; многие герои или боги никогда не садились пировать, не поставив перед собой на стол забальзамированной головы.

[Roquepertuse_03.jpg]
Развалины храма в Рокепертюзе.

Самый впечатляющий пример могущества «мертвой головы» содержится в «Мабиногионе» - единственном дошедшем до нас памятнике прозаического эпоса бардов Древнего Уэльса, который был составлен около XIII века от Р.Х. В легенде «Бранвен, дочь Ллира» говорится о том, как могучий царь Британии по имени Бендигейд Вран («Благословенный Ворон») поссорился с Матолхом, царем Ирландии из-за своей дочери Бранвен. Во время битвы Бендигейд Вран был ранен в ногу отравленным дротиком, и в предчувствии неминуемой смерти приказал своим воинам отрубить ему голову. Воины выполнили приказ и отплыли домой - «и голова была с ними, будто живой Бендигейд Вран». Но вместо Британии оставшиеся воины приплыли в Иной мир, где без счета времени веселились и провали, ничего не помня о перенесенных ими страданиях. Голова Бендигейда Врана развлекала их и волшеным образом оказывала им госеприимство: «Они оставались там четыре по двадцать лет, но так, что не замечали времени и не делались старше, чем были, когда пришли туда, и не было для них времени более приятного и веселого. И потому их пребывание там названо Гостеприимством Достопочтенной Головы». Наконец, один из друзей Брана, невзирая на все предупреждения, открыл запретную дверь в волшебном дворце, и в тот же миг все чары рассеялись. Они снова вспоминают кто они, и по приказу головы Бендигейда Врана отправляются в Лондон. «И с того часа они не знали отдыха, пока не добрались с головой до Лондона. И они похоронили голову на Белом Холме; и это было одно из Трех счастливых погребений этого острова… ибо никакая опасность не приходила на остров с моря, пока голова не была выкопана». Кстати, как следует из валлийских легенд, голову Бендигейда Врана выкопал сам король Артур, не желавший, чтобы еще чья-то сила защищала этот остров, кроме его собственной.(3)

[Entremont.jpg]
Каменные головы из Антремона. Ученые считали, что со временем настоящие головы из алтарей были вытеснены такими муляжами.

Однако, в случае с отрубленной головой можно найти параллели с античной культурой. Правда, на сей раз речь пойдет не о пифагорейцах, но об их «дочернем предприятии» в Греции – секте орфиков. Предполагается, что после разгрома Братства Пифагора, часть пифагорейцев бежали в Элладу, где появился совершенно уникальный культ.

[каменные головы.jpg]

В центре этого культа был легендарный поэт Орфей, сын царя Эагра и музы Каллиопы. Говорят, что сладкоголосый Орфей мог укрощать своим пением диких зверей, деревья, скалы и даже стихийные бедствия. Более всего образ этого поэта знаком по поэме «Орфей и Эвридика», в которой тот пытался вернуть на землю погибшую от укуса змеи жену Эвридику. Правда, поход Орфея в преисподнюю закончился неудачей – он не смог выполнить договор с владыками царства мертвых и потерял супругу. Однако, немногие знают, что случилось с поэтом после этого. Дионис, разгневанный на Орфея - тот, видите ли, больше почитал Аполлона! - наслал на него озверелых вакханок, и те растерзали бедного поэта на части. Речные нимфы собрали части тела погибшего поэта и предали их огню. Но голова Орфея оставалось живой – она продолжала петь. Овидий в своих «Метаморфозах» писал:

«И — о чудо! — меж тем как несутся реки серединой,
Чем-то печальным звучит, словно жалуясь, лира; печально
Шепчет бездушный язык; и печально брега отвечают…» (4)

По легенде, морские волны принесли голову Орфея к острову Лесбос, благодаря которому этот остров в античном мире славился как столица поэзии. Недаром же на Лесбосе родилось столько великих греческих поэтов – от Алкея и Ариона до Терпандра и Сапфо (стихам последней жители Лесбоса и обязаны тому, что теперь название их острова ассоциируется вовсе не с поэзией).

Следы культа поклонения мертвой голове можно найти и в исландской «Саге об Инглингах», входящей в поэтический сборник «Круг земной», который составил средневековый исландский поэт Снорри Стурлусон. «Когда Хёнир пришел в Жилище Ванов, его сразу сделали вождем. Мимир учил его всему. Но когда Хёнир был на тинге или сходке и Мимира рядом не было, а надо было принимать решение, то он,всегда говорил так: "пусть другие решают". Тут смекнули Ваны, что Асы обманули их. Они схватили Мимира и отрубили ему голову, и послали голову Асам. Один взял голову Мимира и натер ее травами, предотвращающими гниение, и произнес над ней заклинание, и придал ей такую силу, что она говорила с ним и открывала ему многие тайны…» (5)

[мертвая голова.jpg]

Интересный момент: судя по всему, сам Снорри Стурлусон был не знаком с кельтскими преданиями о сверхъестественной силе «Мертвой головы», он просто переписал древнюю легенду, несколько изменив акценты: в новой редакции магическими силами голову наделил уже сам Один.

Культ мертвой головы сохранился и у славян – об этом прямо сообщает византийский хронист Х века по Р.Х. Лев Диакон, писавший, что славяне «почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим». При этом Диакон уточняет, что своей языческой религии славяне, скорее всего, научились у Замолксиса – ученика Пифагора. Интересно, что Лев Диакон был не простым летописцем, а одним из самых образованных людей своего времени – он служил секретарем при канцелярии патриарха Антония, а после его смерти стал придворным дьяконом императора Василия II Болгаробойцы. И в 986 году он сопровождал императора в его походах в Болгарию, и даже чуть было не погиб в одном из сражений.

Следы древнего культа можно обнаружить и в народном фольклоре - в былинах и народных сказках, которые являются сегодня единственным источником знаний о языческих верованиях наших предков. Вот, к примеру, на пророчестве «мертвой головы» строится весь сюжет новгородской средневековой былины о Ваське Буслаеве, ушкуйнике и бунтаре. «Мертвая голова», стоявшая на священном камне, запретила Ваське прыгать через этот камень. Но Васька не послушался мудрого совета и пихнул голову ногой, на что голова ему резонно ответила:

"Гой еси ты, Василий Буслаевич!
К чему меня, голову, попиноваешь?
И к чему побрасоваешь?
Я, молодец, не хуже тебя был,
Умею я, молодец, волятися
А на той горе Сорочинския.
Где лежит пуста голова,
Пуста голова молодецкая,
И лежать будет голове Васильевой!" (7)

Василий не поверил пророчеству головы. Он прыгнул через запретный камень, упал на землю и тут же расшиб себе голову. И был, как говорится в былине, похоронен на этом же месте.
В трудах замечательного русского фольклориста Владимира Проппа упоминается и другой вариант этой легенды, когда герой случайно спотыкается о мертвую голову. «Шел и запнулся за мертвую богатырскую голову. Взял да и толкнул ее ногой. Та и говорит: «Не толкай меня, Иван Туртыгин! Лучше схорони в песок». Иван выполняет просьбу головы, а та указывает ему, где взять волшебные ягоды. В одном из вариантов былине о Сивке-Бурке головы казненных богатырей в благодарность за похороны дают герою трех волшебных коней - медного, серебряного и золотого. Там же упоминается и сказка о волшебной «мертвой голове», с помощью которой Баба Яга управляла погодой: «Захочет Яга навести дождь – выставит ее во двор, спрячет ее – начинает светить солнце». (8)
Еще одну «мертвую голову» Баба–Яга дарит Василисе Прекрасной – у этой головы есть горящие глаза, свет которых сжигает всех врагов Василисы. Дом самой же Яги окружен забором из одиннадцати шестов, на каждом из которых насажено по человеческой голове. (9)

[марья моревна.jpg]

Илья Билибин, иллюстрация к сказке "Марья Моревна".

Но, пожалуй, самый известный пример обращения к «мертвой голове» описан в поэме Александра Пушкина «Руслан и Людмила». Помните эпизод, где Руслан видит отрубленную голову могучего богатыря, торчащую из земли:

«Пред ним живая голова.
Огромны очи сном объяты;
Храпит, качая шлем пернатый,
И перья в темной высоте,
Как тени, ходят, развеваясь.
В своей ужасной красоте
Над мрачной степью возвышаясь,
Безмолвием окружена,
Пустыни сторож безымянной,
Руслану предстоит она
Громадой грозной и туманной.»

Тем не менее, богатырь вступил в поединок с головой, а после победы взял у нее волшебный меч-кладенец.

[Руслан и Голова.jpg]

Сюжет этой поэмы Александр Сергеевич взял из древнерусской былины «Сказ о Еруслане Лазаревиче», вошедшей в сборник сказок выдающего русского фольклориста Александра Афанасьева. Причем, в русских сказаниях «мертвая голова» предстает не как противник богатыря Еруслана, но как его учитель и советчик:

«Очутился (Еруслан) как раз в чистом поле под государством вольного царя Огненного Щита. На том поле, знать, побоище великое, посреди побоища лежит богатырская голова добре велика. Говорит голова Еруслану: «Есть-де подо мною меч таков, что опричь того меча никакое железо не возьмет вольного царя. И я с тем мечом выехал было против царя Огненного Щита, чаял убить его: а он выехал на осьминогом коне, да, не допущаючи, сжег меня, и я, падая с лошади, кинул свой меч себе под голову. Супротив вольного царя ничем нельзя взять, как только хитростью». Послушался Еруслан головы и решился: где нельзя одолеть силою, там взять хитростию. Голова сама скатилась и отдала ему меч с таким наказом: «Не секи царя больше одного разу; ударишь в другой — тебе самому не быть живым». (10)

Иногда и сами русские богатыри выступали в роли «охотников за головами». Вот, к примеру, Алеша Попович, разрубив на куски тело Тугарина Змея, с победой возвращается в Киев и везет на копье отрубленную голову врага:

«Ой еси ты, Владимир Стольнокиевский! Буде нет у тя нынь пивна котла – Вот тебе Тугаринова буйна голова!» (11)

С мертвой головой изображали и славянского Ярило - бога Солнца, весны и плодородия. Согласно белорусским легендам, Ярило предстает в образе прекрасного босого юноши в белых одеждах, с пучком колосьев в одной руке и отрубленной человеческой головой - в другой. Правда, ученые толковали этот символ как знак победы над зимой. (12)

Интересно, что по мнению ряда исследователей имя Ярило произошло от славянского корня ярый – то есть, яркий, ослепительно-белый. У западных славян Ярило почитался под именем Яровита, и, как писал средневековый монах Герборд, много путешествовавший по землям балтийского Поморья, символом его был золотой солнечный диск: «В святилище этого бога, на стене, висел огромной величины щит, обтянутый золотом и искуснейшей работы; никому из смертных не дозволено было прикасаться к нему в обыкновенное время».

Еще более однозначно Яровит охарактеризован в речи жреца его, который от имени своего бога обратился к встреченному им в лесу крестьянину: «Я бог твой, — произнес жрец, — я тот, который одевает поля муравою и листвием леса; в моей власти плоды нив и дерев, приплод стад и все, что служит в пользу человека: все это даю чтущим меня и отнимаю от отвергающих меня». (13)

И это сближает Ярилу с другим персонажем древнего кельтского пантеона - богом Лугом, чье имя переводится как «Сияющий». В честь Луга был установлен великий праздник Лугнасад (Lugh Nasadh – «память о Луге»), который длился целый месяц – 15 дней до 1 августа и 15 дней после – до начала сбора нового урожая. По всей Европе в эти дни выпекали огромный каравай из только что собранного зерна, варили хмельное пиво и закалывали годовалых поросят – правда, в континентальной Европе «солнечного» бога почитали как Белена, чье имя происходит от схоже индоевропейского корня «бел», означающего «белый» или «блестеть». Согласно мифам, Луг был внуком короля фоморов, о которых мы уже писали в предыдущих главах, и одним из трех королей Племен Богини Дану. Также Луг именовался и сыном самой Богини Дану – верховной Богини-Матери, прародительницей всех богов, которую Тацит назвал воплощением богини Исиды. (14.)

* * *
Сегодня память об этих великих богинях осталась разве что в детских сказках. Например, в самом начале XIX века братья Гримм записали в восточных немецких землях народную сказку о «Фрау Холле» (или «Доброй Госпоже») – о волшебнице из колодца, вознаграждающей трудолюбивую девушку и наказывающей нерадивую.

В России же самой известной из славянских богинь является Баба-Яга, хозяйка избушки на курьих ножках.

Баба Яга в представлении Ильи Билибина

Благодаря работами таких великих русских художников, как Илья Билибин и Виктор Васнецов, создавшим в конце XIX столетия тот самый уникальный визуальный "русский народный" стиль, который мы сегодня принимаем за "русский народный", мы представляем себе Ягу исключительно как старую горбатую старуху с крючковатым носом и в засаленной душегрейке, которая с превеликим трудом еле-еле залезает в свою летающую ступу. Но на самом деле в русских былинах содержатся весьма скудные и неоднозначные указания насчет внешности или возраста этой загадочной дамы с костяной ногой, коллекционировавшей головы русских богатырей. Зато там встречаются порой весьма любопытные детали ее биографии. Вот, в сказке «Марья Моревна» говорится, что Баба-Яга увлекается верховой ездой по небесному своду: «За тридевять земель, в тридевятом царстве, за огненной рекой живет Баба-Яга. У нее есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у нее и других славных кобылиц…» (10 )

Согласитесь, Баба-Яга, лихо скачущая на огнегривой кобылице, как-то не соответствует своему образу дряхлой бабули-затворницы. А вот костяная нога Яги, скорее всего, указывает на ее связь с миром мертвых. Фольклорист Владимир Пропп пишет: «Яга является охранительницей входа в царство мертвых». Кроме того, она хозяйка лесного мира: «Яга — мать не людей, она мать и хозяйка зверей, притом зверей лесных. Яга представляет стадию, когда плодородие мыслилось через женщину без участия мужчин…» (15)

Домовина в лесу

Избушка на курьих ножках напоминает о погребальных обрядах финно-угорских племен, которые сооружали в лесу домовины - «домики мертвых». В таких домовинах оставляли тела покойников, а сама домовина часто ставилась на опоры-столбы – чтобы до покойника не добрались дикие звери.

Староверческое кладбище с домовинами

Печь же в таком доме напоминает и о языческих обрядах инициации молодежи. Известный немецкий археолог и исследователь эпохи матриархата Хайде Гёттнер-Абендрот в своей книге «Танцующая богиня», сравнив все европейские культы подобных лесных старух, пишет, что в древности для обрядов посвящений строились сакральные помещения с символикой тотемных животных. Всякий входящий в это сооружение как бы «съедался» священным животным, а по завершении обряда – выбрасывался из «пасти» наружу – то есть, символически рождался заново, теперь уже с новыми, магическими способностями. (16)

Так что, и слухи о злобности Бабы-Яги тоже, как оказались, были сильно преувеличены. Конечно, порой Яга устраивала героям сказок довольно непростые испытания, но никто, вопреки ее обещаниям, так и не был сварен заживо. Напротив, герои сказок часто уходили от нее с подарками или хорошим советом – к примеру, одной девушки из сказки «Финист-ясный сокол» она подарила волшебное золотое яичко на серебряном блюдечке, а Ивану-царевичу подсказала, где взять «живой» воды.

Еще одна любопытная деталь: у Бабы-Яги, оказывается, довольно много родственниц – сестер и племянниц. К одной из них – к племяннице Синеглазке – она и направляет героя «Сказки о молодильных яблоках и живой воде» за указанными в названии продуктами частного фермерского хозяйства девушки, которая, ясное дело, и сама принадлежит к божественному племени. Но Синеглазка оказалась еще и одинокой девицей просто невероятной красоты и богатырского телосложения. Иван-Царевич, естественно, влюбился в нее без памяти и, в нарушение всех инструкций, решился поцеловать спящую девушку. Что ж, ему пришлось дорого заплатить за свой знак нежности – проснувшаяся Синглазка едва не убила на месте бедного добра молодца. Но тот чудом увернулся и бросился бежать. Как ни старалась Баба-Яга с сестрами отвлечь Синеглазку от погони за прекрасным юношей, она его все же настигла и без лишних слов бросила Ваню на землю: «Девица Синеглазка стала коленкой ему на грудь и вытаскивает булатный кинжал, хочет убить его...» Так и погиб бы Иван-царевич, но в самый последний миг он признался Синеглазке в любви и попросил поцеловать перед смертью. Сердце девушки вдруг дрогнуло, она подняла Ивана с земли и тут же пошла с ним гулять свадьбу, вследствие чего у Синеглазки рождается два сына.

С женскими культами непосредственно связан и мотив переселения душ, также встречающийся в русских сказках. Например, можно вспомнить сказку «Крошечка-Хаврошечка». После смерти матери маленькой девочке по имени Крошечка-Хаврошечка достается корова, обладающая магическими способностями. Причем, в ряде вариантов этой сказки прямо указывается, что это душа матери переродилась в образе коровы. Эта волшебная корова помогает героине выполнить ряд задач, которые дает девочке злая мачеха. Но злые сводные сестры подглядывают за девочкой и доносят мачехе, кто помогает героине. В итоге мачеха велит убить корову. Но перед смертью корова объясняет Крошечке-Хаврошечке, что девочка ни в коем случае не должна есть ее мяса: а должна закопать ее косточки и каждый день поливать их. Девочка выполняет этот наказ матери, из косточек вырастает дивная яблоня с золотыми яблоками. Однажды мимо этой яблони ехал прекрасный царевич, который захотел съесть чудесное яблочко. Он попросил мачеху сорвать ему яблоко, но не тут-то было – как только ее злые дочери подходили к дереву, как яблоня поднимала ветки вверх (в другом варианте дерево избивала злодеек ветвями). Сорвать волшебный плод удалось лишь Крошечке-Хаврошечке. Царевич тут же влюбился в девушку и женился на ней, а злую мачеху прогнали со двора.

Следы древних матриархальных культов, распространенных у славян, можно найти и в исторических источниках – например, в компилятивном сборнике XI —XII века по Р.Х. с длинным названием: «Слово святого Григория Богословца, изобретено в толцех о том, како первое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят» (для краткости этот труд многие фольклористы именуют «Словом об идолах»). Григорий Богослов – это Григорий Hазианзин, греческий поэт и прозаик, церковный мыслитель и константинопольский патриарх IV века, служивший при императоре Феодосии I и прославившийся как один из трех «вселенских учителей» Православной Церкви и непримиримый борец с язычеством и арианской ересью. Кстати, свое риторическое и философское образование Григорий получил не где-нибудь, а в языческой Платоновой Академии в Афинах, так что языческие культы он громил с полным знанием дела. Как опытный полемист, он собрал наиболее кровавые, бессмысленные и мракобесные языческие ритуалы и противопоставил им бескровность и логичность Христианства. Русское же «Слово об идолах» являет с собой вольный перевод с греческого трудов Григория Богослова с авторскими вставками о мусульманах (учении «пpоклятого Моамеда») и славянском язычестве. Предполагается, что «слово» было написано анонимным русским монахом-паломником, который путешествовал на корабле по Эгейскому морю в Константинополь через Афон. Делать на палубе было нечего, и монах, видимо, решил занять себя сочинением какого-нибудь душеспасительного труда. Проходившие перед взором величественные руины античных храмов – а восемьсот лет назад, думаю, их сохранность была куда лучшей, нежели сейчас – сами подсказали тему для творчества. В итоге сей безвестный монах не только перевел Григория Богослова на русский, но и выстроил довольно стройную систему генезиса культа богинь плодородия от египетской Изиды до греческих и римских богинь: «Даже и до словен доиде. Се же словене начали тpапезy ставити Родy и pожаницам пеpеже Пеpyна бога их. А пpеже того клали тpебы yпиpемъ (т.е. душам предков) и беpегыням».

Интересно, что автор «Слова об идолах» чисто славянскими именами называет и древних античных богинь: «От тех (египтян) извыкоша дpевне халдеи и начаша тpебы им твоpити великия - Родy и pожаницам поpоженью пpоклятого бога Осиpа». (17)

Упоминает он и других русских богинь – в частности, Мокошь, которую он сопоставляет с греческой богиней подземного царства, колдунов и привидений Гекатой, и вилы. Последние представляли собой вовсе не сельскохозяйственный инвентарь, а группу очаровательных девушек с распущенными волосами и крыльями, которые считались покровительницами родников, озер и колодцев. Похожими качествами славяне наделяли и девушек-берегинь. Еще в одном анонимном памятнике средневековой русской литературы под названием «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» перечисляется даже точное число вил: «Их же число тридевять сестриц». (18)

* * *
Связь славянских и «кельтских» религиозных обрядов и таинств можно увидеть и на примере ритуальных жертвоприношений богам Нижнего хтонического мира, куда отправлялись души умерших. Контакты с подземным миром проходили через специальные жертвенные алтари в виде глубоких колодцев, как бы соединявших преисподнюю и земной мир. (Справедливости ради, конечно, стоит заметить, что ритуалы сжигания жертв на костре в земляной яме были известны человечеству и со времен неолита, но только кельты и славяне смогли превратить этот древнейший обряд в один из столпов языческого культа.)

Сегодня такие жертвенные шахты-святилища археологи находят во всех сакральных центрах кельтских городов-оппидумов от Британии до Северной Италии и Германии. Например, в местечке Фелбах-Шмиден около Реймса в Германии был обнаружен жертвенный колодец, который имел глубину до 20 метров. Его стены были укреплены деревянным срубом (1, 2 на 1, 55 м), а над колодцем был сооружен большой навес, опиравшийся на дубовые колонны. Само святилище располагалось на небольшом холме, окруженном концентрическими земляными валами. Поскольку шахта колодца доходила до грунтовых вод, то влажная почва хорошо сохранила многие жертвенные предметы – деревянного идола какой-то богини, небольшие фигурки оленя и козла, грубо вырезанные из дерева ноги и руки человека, призванные, видимо, заменить собой настоящие человеческие жертвы. Слои с останками перемежались мощными прослойками чистой глины, при помощи которой жрецы-друиды, видимо, запечатывали вход в преисподнюю от одного праздника до другого. Начиная с I- II веков до Р.Х. колодец стал постепенно заполняться не деревянными муляжами, а останками сожженных жертвенных животных - в основном, коров и лошадей, но встречаются и кости оленя, волка или медведя. Кроме того, в жертву часто приносили и вещи, которые ритуально «убивали» – то есть, глиняную посуду разбивали на черепки, у мечей гнули клинки, ломали фибулы и шейные браслеты-торквесы (или гривны). Видимо, считалось, что в подземный мир мертвых могли попасть только испорченные вещи, потерявшие свое значение для живых.

Священный жертвенный колодец в Ирландии

Похожие культовые сооружения найдены и в местечке Хольцхаузен в Баварии, где археологи раскопали сразу три колодца, посвященных богине, которую нынешние немцы считают сказочным персонажем Фрау Холле. В другой шахте, глубиной в 30 метров, ученые насчитали до 20 разных слоев с останками животных и человеческих черепов – вероятно, в жертву приносились головы, отрубленные в бою у врагов во время военных походов. То есть, каждый слой – это удачная битва или грабительский поход, после которых предводители военных дружин закатывали обильный пир с угощением кровожадных богинь. (14.)

Шахта в местечке Хольцхаузен

Аналогичные жертвенник с человеческими черепами был найден и в Британии – как раз у римской стены Адриана. Как предполагают ученые, эти головы поверженных врагов предназначались в дар местной богине Ковентине. (19)

А вот на самом севере Италии близ городка Больцано был найден кельтский жертвенник-колодец, заполненный не только черепами врагов, но и оплавленными римскими украшениями и маленькими фигурками богов – вероятно, воинственные галлы пожертвовали суровым богиням войны часть добычи, захваченной после похода по городам Италии.

Точно такие же жертвенные колодцы рыли и славяне, о чем говорится в летописях и церковных поучениях: «К кладезем приходяще молять и в воду мечють велеару жертву приносящее». (20) А вспомните русскую сказку «Морозко» - ведь главная героиня, трудолюбивая падчерицы: попадает в Нижний мир к языческому богу Морозу именно через колодец, куда она случайно обронила веретено.

Сегодня на землях лужицких славян в Германии и Польше найдено более сотни таких потайных «ходов» к богам Нижнего мира. Впрочем, на самом деле, их гораздо больше, просто эти ритуальные жертвенники-колодцы никто толком не ищет. Только возле одного городка Гзин (Домброва-Хелминьская волость) ученые раскопали три десятка жертвенных шахт, а в некогда славянском городке Лебус (земля Бранденбург, Германия) – почти полсотни. Даже официальная наука признает их полную тождественность кельтским образцам. «Жертвенные ямы-колодцы на лужицких городищах полностью соответствуют священными колодцам кельтов, - писала замечательный археолог-славист Ирина Петровна Русанова. - И лужицкие, и кельтские колодцы использовались многократно долгое время, в их слоистом заполнении содержатся расчлененные тела людей и животных, черепа и кости ног – жертвы забрасывались чистой глиной и камнями.» (21)

Довольно много жертвенных колодцев найдено и на территории России и Украины. Так, на правом берегу Днестра недалеко от села Зеленая Липа (Черновицкая область) возвышается небольшая скала-останец, на вершине которой археологи нашли языческое капище XI-XII вв. с ритуальным колодцем глубиной до 14, 5 м. (Правда, внешняя стена колодца треснула и частично обвалилась, поэтому все остатки жертвоприношений были вымыты дождевыми водами.) В соседней Тернопольской области - в горах Медоборы - находится еще один уникальный комплекс культовых сооружений, состоявший из трех поселений - Бохит, Говда и Звенигород. В первом городище Бохит, расположенном на вершине самой высокой горы в Медоборах, ученые нашли два колодца с квадратным сечением - один глубиной в четыре метра, другой – более десяти. Рядом с жертвенниками располагалось некий храм и общественный длинный дом, предназначенный для собраний и пиров, а в самой высокой части капища сохранились останки пьедестала – идеально ровного каменного круга диаметром в 9 метров.

Колодцы были и в соседних городищах Говда и Звенигород, которые, как считают археологи, были чем-то вроде языческих «монастырей». В одном поселении при раскопках были найдены останки фундаментов 25 жилых домов, а в другом - склады с продовольствием, длинные общественные дома и полтора десятка хлебных печей. Интересно, что в одном из жертвенных колодцев археологи обнаружили скелет мужчины 30-35 лет, череп которого был пробит топором – причем, орудие убийства было брошено рядом с телом. Судя по всему, погибший был вовсе не жертвой богам, а самим волхвом, казненным при «зачистке» этого языческого комплекса в конце XII века.

Наиболее же подробно исследовано святилище Велеса в древнерусском городе Плес, что в Ивановской области. Здесь в домонгольскую эпоху располагался крупный город, населенный как славянами, пришедшими с запада, так и мерянами – местными племенами из финно-угорской группы народов, которые постепенно ассимилировались со славянами, перенимая их язык и религиозные культы. Собственно, это было не просто город, но стратегическая военная крепость, позволявшая держать под контролем пространства Верхнего Поволжья. Под сенью грозных крепостных стен, стоявших на высоком крутом холме, располагались казармы княжеской дружины и высокие терема военной знати и богатых купцов, а в центре города располагалось святилище Велеса.

Раскопки показали, что основу сакрального комплекса составила шахта для отправления жертвоприношений почти квадратного сечения (2,3 на 2,1 м). На дне ямы-колодца был разведен огонь – настолько сильный, что жар пламени довел суглинистые стенки до состояния обожженной керамической посуды, а глубина обжига достигала трех сантиметров. Лучше всего, как писал в своем отчете Павел Травкин, начальник Плесской археологической экспедиции и создатель Музея древнерусской семьи, сохранились следы двух жертвоприношений: самого перового и последнего. Между ними оказалось месиво из остатков других ритуалов, что вполне объяснимо: подземный жертвенник вычищали перед каждыми новым священнодействием. (22)

Итак, судя по остаткам, жертвенным животным оказался не конь или бык, как это принято у славян, а крупный лось-самец с мощными рогами – тотемное животное мерян. Его мясо, как требовал обычай, сварили и съели участники ритуального пира, а вот лучшие куски – голова и конечности – были отданы Велесу – «скотьему богу». Их поместили прямо на раскаленные угли в центре колодца. Рядом с головой вверх дном поставили и небольшую кружку, из которой на угли выплеснули немного пива – какой же это пир без приличной выпивки?! Поскольку края глиняной кружки от соприкосновения с углями частично ошлаковались, то можно смело сказать, что температура в яме превышала 850 градусов – примерно, как в современных доменных печах. То есть, можно представить себе, сколько дров требовал такой костер в колодце, который со стороны действительно напоминал вход в преисподнюю.

Когда костер прогорел, участники ритуала произвели «запирание» жертвенного места – дабы обезопасить себя от дурных проявлений Нижнего мира, которые через открытый «ход» могли бы проникнуть в мир людей. Для этого использовались предметы, обладавшие «закрывающими» свойствами. На сгоревшие кости кто-то из купцов положил увесистую связку из тринадцати ключей – и каких ключей! Необычайно крупные, от мощных нутряных замков, охранявших богатство теремов и амбаров. Вместе с ключами в «запирающий слой» положили и два тяжелых железных навесных замка, и точильный брусок, который мог олицетворять собой символ власти камня над железом. Сверху угли были засыпаны камнями и глиной, а сверху в частично обожженную глину воткнули боевой топор, который как бы поставил точку в обряде.

Интересно, что по черепу лося, вернее, по форме рогов пойманного животного, ученые попытались даже точно восстановить день совершения жертвоприношения. «Рога были большими и ветвистыми, они уже хорошо отросли и окрепли к осеннему гону – но они не были еще сброшен, так что дело происходило, скорее всего, поздней осенью или в начале зимы, то есть в начале календарного сезона Преисподней (ибо силы Нижнего Мира властвуют зимой). Логично предположить, что речь здесь может идти о Велесовой (будущей Никольской) братчине, следы которой хорошо известны и в древнем Новгороде.» (22.)

Иными словами, народ собрался, как сказали бы сегодня в Плесе, на Николу Зимнего - то есть, 6 декабря.

На Руси традиционно считалось, что именно с приходом Николы Зимнего у нас устанавливается зима — до Николы еще господствуют слякоть и оттепель, а вот после первой недели декабря непременно холодает, появляется мороз, укрепляется снежные покровы. Никола словно подготавливал людей к встрече Рождества, а посему в этот день ослабевал пост – можно было варить пиво и употреблять в пищу рыбу. Еще в этот день начиналось сватовство – молодежь шила наряды и мастерила маски для будущих святок. А взрослые гадали о видах на будущий урожай: какова погода на Николу Зимнего, такая же будет и на Николу Летнего (т.е. на 22 мая). Но сам праздник Николы возник вовсе не на Руси, а еще в Римской империи, и день памяти чудотворца Николая Мирликийского в христианском календаре заменил собой древний языческий праздник Фауналий, корни которого уходили к основам общей индоевропейской религии. Фауналии были посвящены богу Фавну (или Пану), покровителю скотоводства и защитнику стад от волков. Кроме того, Фавн считался прорицателем, ведь от его имени произошли глаголы «fatuor» (быть одержимым) и «fando» (пророчествовать). Так что, наверняка этот день в календаре славян был посвящен Велесу, который, вероятно, в начале декабря уходил в Нижний мир, что бы с началом весны вновь вернуться к людям. Что бы Велес не обиделся, его и провожали обильной трапезой, как бы задабривая на будущее.

Последнее же жертвоприношение в этом святилище состоялось уже в XIII веке – и на этот раз ритуал общения с Нижним миром уже не выглядел столь грандиозным ни по размаху, ни по количеству участников. На кострище, засыпанном обычной землей, уже не было останков жертвенного животного, Приношением Велесу стал горшок с какой-то пищей, даже, видимо, не мясной – костей в горшке не было обнаружено. Зато под крышкой археологи нашли другую реликвию глиняную табличку с рельефным изображением головы ящера, мифического «зверя коркодила», который был одним из многочисленных образов бога Велеса. Для «закрытия» тоннеля в Нижний мир последние язычники Плеса вновь использовали навесной замок, точильный брусок и боевую секиру.

Но на этот раз двери в Нижний мир были закрыты окончательно.

[картина жертвоприношения.jpg]

Библиография
1 - Диодор Сицилийский «Историческая библиотека», опубликовано в «Вестник древней истории», № 2, 1986 год.
2 – «Похищение быка из Куальнге», Изд-во «Наука», М., 1985 г.
3 - «Мабиногион. Волшебные легенды Уэльса.» Изд-во «Научно-издательский центр «Ладомир», М., 1995 г.
4 - Публий Овидий Назон. «Любовные элегии. Метаморфозы. Скорбные элегии», Изд-во «Художественная литература», М., 1983 г.
5 - Снорри Стурлусон "Круг Земной", Издательство "Наука", Москва, 1980 г.
6 - Лев Диакон «История». Серия «Памятники исторической мысли». Изд-во «Наука», М., 1988 г.
7 - «Фольклор народов России» . Изд-во «Дрофа», М., 2002 г.
8 - В. Я. Пропп «Исторические корни волшебной сказки». Изд-во ЛГУ, Ленинград, 1986 г
9 – А.Н. Малаховская «Наследие Бабы-Яги. Религиозные представления, отраженные в волшебной сказке, и их следы в русской литературе XIX –XX веков», Изд-во «Алетея», СПб., 2007 г.
10 - А.Н.Афанасьев. «Древо Жизни». (Серия «Библиотека Любителям российской словесности».) Изд-во «Современник», М., 1980 г.
11 - «Фольклор народов России» . Изд-во «Дрофа», М., 2002 г.
12 - П. Древлянский. «Белорусские народные предания». Опубликовано в «Прибавлении к Журналу Министерства народного просвещения.» Т. 1, СПб., 1846 г. – Цитируется по изданию А.Н.Афанасьев. «Древо Жизни». (Серия «Библиотека Любителям российской словесности».) Изд-во «Современник», М., 1980 г
13 – Цитируется по изданию: А. С. Фаминцын «Божества древних славян». Издательство «Алетейя», М., 1995 r.
14 - Энн Росс «Кельты-язычники», Изд-во «Центрполиграф», М., 2005 г.
15 – В. Я. Пропп «Исторические корни волшебной сказки». Изд-во ЛГУ, Ленинград, 1986 г.
16 - Heide Goettner-Abendroth «The Dancing Goddess. Principles of a Matriarchal Aesthetic». Изд-во «Beacon Press», Boston, USA, 1991 г. Перевод – Анна Наталия Малаховская.
17 - Цитируется по изданию - А. И. Пономарев «Памятники древнерусской церковноучительной литературы». Изд-во журнала «Странник», СПб., 1897 г.
18 - Цитируется по изданию - Б. А. Рыбаков «Язычество древних славян». Изд-во «Наука», М., 1994 г.
19 - Стюарт Пиготт «Друиды: поэты, ученые, прорицатели». Изд-во «Центрполиграф», М., 2005 г.
20 - Цитируется по изданию Н.М. Гальковский «Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси». Харьков, Епархиальная типография, 1916 г. Репринтное издание. Изд-во «Индрик», М., 2000 г.
21 - И.П. Русанова «Священные колодцы». Сборник «Историческая археология. Традиции и перспективы (к 80-летию со дня рождения Даниила Антоновича Авдусина)». Изд-во «Памятники исторической мысли». М., 1998 г.
22 - П. Травкин «Святилище Велеса в древнерусском городе». Сборник «Русская Традиция», Выпуск № 4. Изд-во «Ладога – 100», М., 2006 г.

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/11193/

Какой ценой произошло завоевание древними римлянами Европы?

В 390 году до н.э. в итальянском городке Клузий разгорелся скандал, который оказал существенное влияние не только на жизнь Римского государства, но и на развитие всей мировой цивилизации. Началось все прозаически: правитель города соблазнил жену одного местного торговца вином по имени Аррунт, а когда тот устроил сцену ревности, то правитель послал своих слуг, чтобы те избили и вышвырнули Аррунта из города. Тогда-то Аррунт и решился на крайние меры – он отправился к своему давнему торговому партнеру – вождю кельтского племени сенонов, которые обитали на побережье Лигурийского залива со стороны нынешней Франции и, как доподлинно знал купец, давно уже искали себе место под новое поселение. И виноторговец, ослепленный жаждой месте, сделал кельтам заманчивое предложение – он покажет, как можно легко взять город, а они ему принесут голову правителя… Так римляне впервые в истории познакомились с народом кельтов.

Римский историк Тит Ливий писал: «Вот что мы узнали о переходе галлов в Италию: когда в Риме царствовал Тарквиний Древний, высшая власть у кельтов, занимающих треть Галлии, принадлежала битуригам - они давали кельтскому миру царя… В доблестное правление царя Амбигата, Галлия стала так изобильна людьми, что невозможно оказалось ею управлять. (…) Амбигат решил избавить свое царство от избытка людей. Белловезу и Сеговезу, сыновьям своей сестры, он решил назначить для обживания те места, на какие боги укажут в гаданиях. Они могли взять с собой столько людей, сколько хотели, дабы ни одно племя не было в состоянии помешать переселенцам. (…) Сеговезу достались лесистые Герцинские горы (Чехия), а Белловезу, к огромной его радости, боги указали путь в Италию. И он повел за собой всех, кому не хватало места среди своего народа...» (1)

Но мы уже говорили, миграция народов Европы была вызвана небывалым похолоданием - между 900 и 500 гг. до Р.Х. среднегодовая температура упала примерно на 3 градуса ниже современной отметки. За понижением температуры последовали проливные дожди, и засушливые земли южного Средиземноморья стали процветающим краем. Но то, что было благословением для Греции, Италии и Испании, оказалось проклятием для всей остальной Европы. Невероятной силы дожди привели к переполнению озер Швейцарии — уровень воды в Баденском озере вырос на десять метров, все низменности тут же превратились в непроходимые болота. Озерные жители вынуждены были оставить свои деревни и никогда больше туда не вернулись, отправившись в южную Европу. (2)

Именно тогда волны миграции прокатились по всему северному Средиземноморью – многочисленные племена пришельцев с севера атаковали Грецию и сожгли знаменитый город Дельфы, позже они появились в долине Днепра и даже вторглись в Малую Азию, где основали несколько государств. Как говорят легенды, вожди независимых племен, живших в долине Дуная, даже заключили союз с самим Александром Македонским.

Однако, вот насчет огромной радости князя Белловеза и его подданных, которые называли себя сенонами, Ливий явно приврал. Земля на побережье Тирренского моря была отличным местом для пляжного отдыха и курортного бизнеса, но никак не для земледелия и скотоводства. Поиски плодородной земли были делом нелегким – другие галльские племена (инсурбы, бойи, лингоны, кеноманы и проч.) уже захватили себе лучшие участки. Тогда сеноны на плотах форсировали реку По и двинулись вглубь Апенниского полуострова, вытесняя остатки этрусков. И вот, в 390 году они и подошли к воротам Клузия.

Клузийцы сразу поняли, что дело плохо, и срочно послали гонцов в Рим с просьбой о помощи. Однако, римский сенат пожалел солдат, и вместе легионов в Клузий послали трех братьев из знатного рода Фабиев, что бы те выступили в роли арбитров в споре с пришельцами. К сожалению, братья Фабии были молоды и заносчивы, а посему оказались не самыми лучшими дипломатами. Переговоры закончились резней – не найдя компромисса с вождями сенонов, братья Фабии не придумали ничего лучше, чем напасть на вождей и убить их. А потом, опасаясь мести, бежали из города.

Галлы, ясное дело, были разгневаны – международное право во все времена запрещало посредникам браться за оружие, что бы поддержать одну сторону в споре с другой. Поэтому они сначала направили в Рим посольство с требованием выдачи братьев Фабиев для суда. Но римляне отвергли все их притязания, ведь род Фабиев был очень древним и могущественным семейством из сенаторского сословия. Более того, все действия братьев получили одобрение народа - Квинт Фабий, лично убивший одного из вождей варваров, даже получил специальную награду, а послов буквально вышвырнули из города.

И тогда галлы решили отомстить. Соединенная армия галлов под командованием царя Бренна формировала реку По и организованным маршем двинулась к Риму. «При виде их стремительно проходящих полчищ жители городов в страхе бросались к оружию, а поселяне разбегались, – писал Тит Ливий. - Галлы и вообще по своей природе склонны производить бессмысленный шум, а тогда весь воздух был наполнен леденящими душу звуками: это варвары издавали дикие крики и горланили свирепые песни... Впереди врагов неслась молва о них… И все же наибольший страх вызвала в Риме стремительность неприятеля: вышедшее ему навстречу наспех собранное войско, встретило галлов всего в одиннадцати милях от города...» (1)

Римская армия была с позором разбита. Едва страшные варвары приблизились, многие римляне побросали оружие и бросились в панике бежать: «Никто не погиб в сражении, все убитые были поражены в спину, когда началась давка…Страшная резня произошла на берегу Тибра, куда, побросав оружие, бежало целиком все левое крыло. Многих не умевших плавать или ослабевших под тяжестью доспехов и одежды поглотила пучина…» (1)

[img01.jpg]

На стороне галлов была психологическая победа – на римских солдат они наводили настоящий ужас своим высоким ростом и внешним видом. Они шли в бой шли полностью обнаженными, оставив лишь на шее тяжелые золотые ожерелья-гривны. Кроме того, голову каждого воина украшала сложная прическа с петушиными перьями, из-за которых европейцы и получили у римлян свое прозвище галлов (по латински gallus означает «петух»). Еще эти варвары презирали луки и какое-либо другое метательное оружие, предпочитая сражаться врукопашную при помощи длинных мечей и копий. Защитой им служили огромные – в человеческий рост - обтянутые кожей деревянные щиты, которые годы спустя скопировали римские легионеры. С тех пор подобные щиты считаются «фирменным знаком» армии Рима, хотя на самом деле их изобрели галлы. Впрочем, позже римляне скопировали и другое вооружение галлов: боевые колесницы, легкие копья, метательные дротики и даже боевые шлемы с характерными защитными щитками на щеках. А вот сами римские солдаты в то время красовались в бронзовых шляпах, напоминающих «шлем» Дон-Кихота, с кокетливыми конскими хвостиками. Так что, нет ничего удивительного, что огромные свирепые галлы разогнали ополчение италийских крестьян.

Оборонять Рим было больше некому. Многие жители бежали, а те, кто не смог, нашли убежище в крепости на Капитолийском холме. Причем, римский Сенат ради выживания народа принял решение оставить в крепости только молодежь, а вот старики, включая и убеленных сединами сенаторов, добровольно остались на верную смерть в брошенном городе. Позор поражения и ужас перед варварским нашествием настолько потряс психику римлян, что и триста лет спустя это самопожертвование стариков восхвалялась как демонстрация мощи и силы настоящего римского характера.

Галлы разграбили и сожгли Рим, и даже попытались было взять Капитолий, но, как гласит легенда, им помешали гуси, своим криком разбудившие воинов. Так или иначе, но осада города продолжалась шесть месяцев, и, в конце концов, перспектива голодной смерти заставила осажденных римлян пойти на переговоры. Бренн со своей армией согласился снять осаду в обмен на тысячу фунтов золота – в те времена для римской республики это были огромные деньги. Но вот Ливий – гражданин уже Римской империи – был поражен скромностью требований. «Народ, которому предстояло править всем миром, был оценен в тысячу фунтов золота! - возмущался он. – Эта сделка, омерзительная и сама по себе, была усугублена другой гнусностью: принесенные галлами гири оказались фальшивыми, и, когда трибун отказался мерять ими, заносчивый галл положил еще на весы меч. Тогда-то и прозвучали невыносимые для римлян слова: горе побежденным!» (1)

Однако, как утверждает греческий историк и философ Полибий, столь малая сумма выкупа объяснялась вовсе не желанием лишний раз унизить римлян, а тем, что на помощь осажденным пришли венеты. Поэтому Бренн и постарался побыстрее покинуть «оккупированные территории» : «Будучи вызваны домой вторжением венетов в их землю, кельты заключили мир с римлянами, возвратили города и вернулись на родину». (3)

Более подробных сведений о войне венетов с галлами в Италии нам, увы, неизвестно – в римских источниках нет ни одного слова об этом эпизоде. Напротив, по мнению римлян, главная роль в спасении Рима принадлежала не каким-то там варварам, но военному диктатору по имени Марк Фурий Камилл, который своим приближением спугнул галлов. В принципе, в таких расхождениях в трактовке истории нет ничего удивительного, ведь Полибий был греком и жил еще во времена Римской республики – во II веке до Р.Х. А вот Тит Ливий или Плутарх, автор жизнеописания Камилла, жили уже гораздо позже, они были гражданами Римской империи, где история была поставлена на службу государственной идеологии. А в империи, сами понимаете, только император - благородный военный вождь, смело взявший в свои крепкие руки всю полноту власти - и мог считаться настоящим спасителем нации. Ну, или бессловесные гуси – на самый крайний случай.

Поэтому и рассказ о диктаторе Камилле в изложении того же Ливия выглядит скорее как панегирик в честь божественного Августа – дескать, во все времена римляне выбирали себе диктатора ради спасения нации.

Но, несмотря на то, что римляне довольно быстро пришли в себя после нашествия галлов, сам факт позорного поражения оставил в их исторической памяти глубокую борозду. Долгие века горы – поросшие ли лесами Апеннины или заснеженные и непроходимые Альпы - были своеобразным естественным рубежом цивилизации, краем обитаемого мира, и вряд ли римляне хоть когда-либо раньше интересовались, что происходило по ту сторону гор. Да и зачем? Может быть, там и нет ничего вовсе.

[img06.jpg]

Альпы были для Римской республики не просто границей их Ойкумены, но и надежным тылом (недаром Ливий говорит: «Никому до тех пор не удавалось перейти через них, разве что мы поверим сказкам про Геркулеса!»). В те времена само понятие опасности в сознании многих средиземноморских народов было неразрывно связано с морем, ибо на море хозяйничали пираты и работорговцы; именно с моря испокон веков приходил враг.

Поэтому вторжение галлов перевернуло все представления о безопасности в головах римлян. Вдруг выяснилось, что никакой «границы» цивилизации больше не существует, кругом были варвары, ужасные дикари, и Риму нужно не просто укреплять свои границы, но и отодвигать их все дальше и дальше, пока, в конце концов, весь мир не будет похож на Рим. Именно с этого момента Рим начал следовать доктрине упреждающих ударов по соседним народам, а в основу движущих сил экспансии была положена легенда о Бренне. Его лозунг «Горе побежденным!» стал новой идеологией нарождающейся империи.

* * *
Противоборство с галлами за господство в Северной Италии продолжалась почти два столетия. Риму пришлось выдержать немало битв, прежде чем он стал полновластным господином Апеннинского полуострова. Впрочем, это была очень странная война, совсем непохожая на эпические битвы античной эпохи, когда на полях сражений сходились миллионные армии. Нет, это была малозаметная война, которая то затихала на несколько лет, то разгоралась с новой силой, но в то же время не прекращалась ни на день. На чашах весов стоял вопрос о том, кому – римлянам или галлам - будет принадлежать Италия, а поэтому какие-либо компромиссы здесь были исключены.

Вот один из эпизодов этой вялотекущей войны в изложении Тита Ливия: «Что стоите, воины?— крикнул он (консул). - Здесь перед вами не латиняне с сабинянами; это тех, одолев оружьем, можно из врагов сделать союзниками! Нет, на диких зверей мы обнажили мечи: либо их кровь предстоит пролить, либо свою. Вы отразили врагов от лагеря, у ваших ног простерты их трупы. Как холмы вы завалили грудами тел, так покройте ими и поле! Нечего ждать, пока они сами от вас побегут: выносите знамена и тесните врага!» И воины, снова ободренные этими словами, заставили дрогнуть передовые манипулы галлов, а потом клиньями врезались в середину вражеского строя…» (1)

[img04.jpg]

Именно в сотнях таких малозначительных, но кровопролитных битв и была выкована уникальная военная машина Рима – единственная в мире профессиональная армия. Если раньше для войны римляне собирали народное ополчение, то теперь война стала ремеслом целого класса населения – солдаты стали получать твердо установленное жалованье, пенсию по выслуге лет и приличный земельный участок. Каждый легионер на службе получал не только деньги за свой труд, но и военную форму, доспехи установленного образца, оружие, снаряжение, а новобранцы проходили курс обучения тактике и проемам строевого боя. Что еще важно – именно римские полководцы первыми обратили внимание на важность сооружения укреплений и защиты коммуникаций. И каждый солдат, помимо тяжелого щита, доспехов и запаса провизии, нес с собой обычную строительную лопату. Вечером, когда легион останавливался на ночевку, каждый солдат хватался за лопату и принимался копать ров вокруг лагеря. Следом возводилась земляная насыпь и частокол из заостренных бревен. И такие лагеря не раз позволяли римлянам выигрывать войны – ведь, даже потерпев в битве поражение, легион всегда мог отступить под защиту лагерных укреплений, перегруппироваться и снова вступить в бой. Так что залогом римского господства над миром был не только стальной меч-гладиус, но и обычная саперная лопата.

Да, галлы превосходили римлян ростом и физической силой, но в то же время они были все простыми крестьянами и торговцами, которые, пройдя весьма ограниченное обучение премудростям военной науки, могли сходиться для военных действий только на короткий период. Потом они должны были вернуться домой, что бы заботиться о своих семьях. А вот римские легионеры были профессионалами войны, которые могли воевать круглогодично. Поэтому, чаша весов стала постепенно склоняться в пользу римлян. Так, решающий триумф профессиональной армии произошел в 281 году до Р.Х., когда легионы под командованием консула Публия Корнелия Долабеллы в битве при Вадимонском озере (нынешнее озеро Бассано) нанесли сокрушительное поражение сенонам – тем самым ужасным галлам, что некогда опустошили и разграбили Рим. Теперь же галльские племена были рассеяны, многих из них перебили, часть обратили в рабство, а выжившие бежали на север – в предгорья Альп.

Но окончательно борьба между галлами и римлянами за господство в Италии закончилась в 225 году до Р.Х. – тогда с востока на Апеннинский полуосторов вторглись сразу несколько племен инсубров и гезатов общей численностью не менее 70 тысяч человек. Однако, галлы выбрали крайне неудачное время для похода – в то время на границах Римской республики царило относительное затишье, а поэтому для отражения нашествия сенат бросил в бой все имеющиеся силы. В битве при этрусском поселении Теламон римляне перебили всех захватчиков, а потом принесли торжественную клятву, что это вторжение было последним. Теперь они сами форсировали пограничную реку По, вошли в Цизальпийскую Галлию и предали все поселения галлов огню и мечу.

Триумф был недолгим – буквально через несколько лет вспыхнула Вторая Пуническая война с Карфагеном, и римское господство едва не рухнуло под ударом непобедимого Ганнибала Барки. Набрав солдат в Испании – тогдашней колонии карфагенян, Ганнибал внезапным маршем перешел Альпы и, подобно разрушительному урагану, прошел по всему Апеннинскому полуострову. Вместе с ним шли и племена галлов, жаждавшие отмщения за свой недавний позор. Однако, итог этой истории известен – война, длившаяся более 16 лет, закончилась сокрушительным поражением карфагенян, а Рим, бывший до этого лишь второразрядной региональной державой, превратился в самое могущественное государство мира. И эта мощь тут же обрушилась на галлов, бывших союзников Ганнибала. Цизальпийская Галлия была снова покорена, а все кельтские племена были либо уничтожены, либо вытеснены за Альпы. К примеру, племя бойев, когда-то жившие в самом центре Италии – возле нынешнего города Болонья – были вынуждены бежать на север. После долгих странствий и переселений они обосновалось за Дунаем, на территории нынешней Моравии. Кстати, по-немецки Моравия называется Богемией, и в этом названии до сих пор слышится древнее наименование страны бойев – «Boiohaemum».

Далее пришел черед Испании, где располагался Новый Карфаген - административный центр пунийских колоний и один из важнейших торговых центров всего Западного Средиземноморья. Еще больше римлян интересовали испанские серебряные рудники, приносившие такие доходы, что по сравнению с ними вся государственная казна Рима казалось сущей мелочью.

Вскоре римляне установили свое господство практически на всем северном побережье Средиземного моря, но это вовсе не решило проблему миграции с севера. И через пару десятилетий в Италию пришли новые варвары.

* * *
Весной 110 года до Р.Х. в храме Марса Мстителя на Капитолийском холме произошло нечто странное и пугающее – вдруг разом зазвенели все двенадцать священных щитов Марса. Как впоследствии писал Ливий, это стало предзнаменованием грозной опасности, навсшией над Римом, равной которой не было и со времен нашествия Ганнибала. Из—за Альп шли армии тевтонов и кимвров.

Несмотря на то, что «тевтоны» сегодня являются практически уже вторым названием немцев, ставить знак равенства между этими народами никак невозможно. На самом деле этноним «тевтоны» - teutones – произошел от индоевропейского корня «teut» или «tuath», что означает народ. (4) Кстати, этот корень сохранился и в других языках – например, в литовском языке слово «tauta» обозначает народ. От корня «tuath» произошло и название туата – минимальной административной единицы в средневековой Ирландии. А теперь вспомните древнерусское слово «тиун» (или «тивун») – именно так в «Русской Правде», самом первом сборнике законов Ярослава Мудрого, назывался мелкий княжеский чиновник, глава деревенской администрации. От общеевропейской основы «cymri», что означает «сородичи», произошел и этноним «кимвры». Что интересно, от этого же древнего корня произошли и два современных географических названия: Cymru, так по-валлийски называется Уэльс, и Кимры – небольшой городок в Тверской области, основанный некогда славянами-кривичами.

То есть, вопрос об этническом составе этого варварского союза «народа» и «сородичей», атаковавших римские границы в самом начале II века до Р.Х., остается открытым. Впрочем, отчасти ответ дает имя предводителя кимвров – царя Бойорикс. Но на самом деле, это не имя, а искаженные латинские слова «Boii» и «rex» - то есть, «Царь бойиев», а бойи были весьма хорошо известным в Италии народом.

Стоит прояснить и второй момент. Довольно часто тевтонов и кимвров изображают как орду грабителей и дикарей, облаченных в медвежьи шкуры и набедренные повязки. Однако, в античных источниках перед нами предстает вовсе не банда полуголых отморозков, а отлично оснащенная и хорошо вооруженная профессиональная армия, которая по своей организации немногим уступала римской. В частности, Плутарх так описывал кавалерийские части кимвров: «конница, числом до пятнадцати тысяч, выехала во всем своем блеске, с шлемами в виде страшных чудовищных звериных морд с разинутой пастью, над которыми поднимались султаны из перьев, отчего еще выше казались всадники , одетые в железные панцири и державшие сверкавшие белые щиты.» (5)

Согласитесь, слова Плутарха не оставляют и следа от придуманного историками образа банды грабителей. Сверкающие стальные латы, стальные щиты, шлемы с султанами из перьев – скорее уж, под такое описание подходит воинство благородных рыцарей короля Ричарда Львиное Сердце.

В стальных панцирях воевала и пехотные части кимвров. Причем, сражались они не разношерстной гурьбой, а в составе организованной фаланги - воины первых рядов были прикованы друг к другу цепями – что бы в пылу схватки не нарушать порядок строя. Каждая фаланга имела свой штандарт – наподобие имперских значков в виде орла. Так что, стороннему наблюдателю, окажись он возле места битвы кимвров с римлянами, было бы трудно распознать по внешнему виду, кто есть кто.

Плутарх приводит еще один любопытный штрих к портрету «варваров»: царь кимвров Бойорикс предложил римлянам самим назначить дату и месту будущей битвы – точно так же, как и века спустя просвещенные европейские монархи Петр I и Карл XII заранее договорились о времени Полтавской баталии. Римляне обговорили условия, и кимвры, сдержав слово, прибыли точно к началу войны. Воля ваша, но так дикари и разбойники не поступают. Варварам, я имею в виду настоящим варварам, гораздо сподручнее было бы напасть на врага на марше или под покровом ночи, а не играть в рыцарство, ожидая, пока тот построит свои боевые порядки.

Наконец, сам ход войны никоим образом не напоминал обычного разбойничьего набега. Прежде всего, потому, что кимвров и тевтонов интересовало вовсе не золото или взятые в плен рабы, а земля, новые территории. Античные историки утверждают, что варвары, изгнанные наводнением откуда-то с севера, искали себе места под поселения, хотя, на мой взгляд, куда ближе к истине другая гипотеза – под именами «народа» и «сородичей» выступали не неведомые северяне, а потомки галлов, бежавших за альпийские перевалы от войны с римскими захватчиками. Но подросло новое поколение – и теперь дети и внуки беженцев, объединившись в новые мощные племенные союзы, жаждали сокрушить власть захватчиков и вернуть законные земли. Вдохновленные примером Ганнибала и его союзников-кельтов, изгнанники обзавелись профессиональной и хорошо обученной армией, способной бросить вызов легионам. И, вопреки расхожему убеждению, «варвары» и не думали грабить сам город Рим. Нет, главной целью похода кимвров и тевтонов был как раз не Аппенинский полуостров, а север Италии и Лазурный берег Средиземного моря.

Сегодня Лазурный берег – это настоящий рай для богемы и миллионеров со всего мира, кинозвезд, пляжных плейбоев и яхтсменов. Одни названия – Ривьера, Канны, Ницца и Сан-Тропе – звучат как чарующая музыка. Бирюзовое море, тропические растения, роскошные пейзажи, чудесные, залитые солнцем пляжи и скалистые бухты. А если чуть отъехать от берега, то можно попасть в волшебные горные леса, где бегут речки хрустальной чистоты, шумят водопады, а на отвестных скалах примостились старинные городки. Но вот в те времена эта узкая полоса средиземноморского побережья ценилась совсем за другие достоинства.

Во-первых, в Приморских Альпах люди издавна добывали железо, медь и золото.

Во-вторых, по берегу проходил единственный сухопутный торговый путь из Италии в Испанию и Францию. А судоходная река Рона была естественным водным путем для торговли между севером и югом.

В-третьих, именно на Лазурном берегу между двумя притоками Роны находились крупнейшие на всем северном побережье Средизменого моря соляные копи. Сегодня здесь располагается уникальный национальный парк Камарг (Camargue) – наверное, самое фантастическое место на всей земле. Лишь пятая часть его площади находятся над уровнем моря, а остальное пространство занято многочисленными озерцами, лагунами и лиманами, пропитанными солью. «Ни деревца, ни тени, ни души», - так описывал французский драматург Фредерик Мистраль эту плоскую равнину. Но Камарг был богат не только солью. Эти болота и пустоши являются единственным местом в мире, где живут дикие лошади-камаргу — небольшие коренастые бледно-серые животные, выносливые и неприхотливые. Именно отсюда галлы, слывшие самыми умелыми наездниками в античной Европе, и брали своих лошадей.

[edui_moneta.jpg]
Лошади на монетах эдуев.

За Камарг, как и за весь остальной Лазурный берег, испокон веков шла ожесточенная драка, ведь именно возле этих болот и пустошей и возникла Массилия - Марсель самая известная и самая богатая греческая колония в Европе. А всего в сотне километров к западу от Массилии одновременно был основан кельтский город «Ar-laith», что в переводе означает «Перед болотами». Римляне, завоевав кельтскую крепость, переиначили ее название на литнский манер – теперь это был Арелат (Arelate), крупнейший торговый центр и один из красивейших городов империи, который император Константин Великий называл второй столицей Рима. Руины античного города в центре французского Арля и сегодня привлекают толпы туристов со всего мира – от прежнего великолепия до наших дней сохранились Римские бани Константина, некрополь Алискамп и величественная Арена Адриана – огромный амфитеатр, рассчитанный на 24 тысячи зрителей.

Именно на этот богатейший и стратегически важный регион и был главной целью похода тевтонов и кимвров. Понятно, что даже сама мысль о том, что возле границ Арелата и только что проложенной торговой дороги Виа Аурелия (Via Aurelia) могут появиться пришельцы, приводила римский сенат в бешенство.

Поэтому в Риме и решили нанести упреждающий удар.

* * *
В 113 году до Р.Х., когда армии кивров и тевтонов еще даже не достигли границ Римской республики, навстречу варварам было направлено несколько римских легионов. Командующий армией консул Гней Папирий Карбон сходу обвинил вождей варваров в вероломном нападении на племена нориков, с которыми римляне якобы заключили договор о дружбе. Тевтоны в ответ довольно миролюбиво заявили, что они впервые слышат о союзе между норичанами и Римом, но пообещали впредь воздерживаться от подобных действий. Карбон притворился, что удовлетворен таким ответом, и даже любезно предложил тевтонам своих проводников, которые могли бы помочь варварам пройти через горы. Понятно, что на самом деле проводники должны были привести северян в ловушку. Однако план не сработал – варвары полностью перебили римских солдат, а самого Карбона от смерти спасли только туман и гроза с ливнем.

Освободительный поход тевтонов и кимвров продолжался несколько лет. В 109 году до Р.Х. они разбили армию консула Марка Юния Силана, еще через два года нанесли поражение легионам консула Луция Кассия Лонгина. В битве близ нынешнего городка Дофине на юго-востоке Франции был сражен сам консул, а легат Гай Попилий Ленат с отстатками войск был блокирован в лагере. Что бы спасти свою жизнь, он был вынужден заключить мирный договор на самых унизительных условиях – он выдал тевтонам заложников и половину имущества. Когда в Риме узнали о позорном договоре, то Попилий был осужден к изгнанию из города, что в те времена было равносильно смертной казни. Но никакие репрессии уже не могли удержать ситуацию под контролем. Так, вдохновленные примером Тевтонов, против римлян восстал кельтский город Толоза (нынешняя Тулуза) – столица племенного союза вольков, воинственного народа, которые, как сообщают античные источники, в свое время держали под контролем все горы Севенны в южной Франции к западу от Роны. Жители Толозы обезоружили римский гарнизон и впустили посланников тевтонов в город.

[03celts.jpg]

В 105 году до Р.Х. разразилась настоящая катастрофа. Тевтоны и кимвры вместе с союзными племенами галлов перешли в наступление и наголову разбили армию консула Гнея Манлия Максима. Легат Марк Аврелий Скавр был сброшен с коня, взят в плен и казнен.

Следом варвары разгромили легионы под командованием консула Квинта Сервилия Цепиона и захватили две римских крепости. Это был сокрушительный удар по Риму. Казалось, римская держава окончательно разгромлена. Поэтому после битвы при Араузионе кимвры и тевтоны закончили военные действия и приступили ко второй части своей операции по переселению – войска покинули Италию и отправились в Галлию, что бы забрать с собой женщин, стариков и детей. Это и стало роковой ошибкой варваров - ведь они дали Риму трехлетнюю передышку, во время которой новый консул Гай Марий сумел заново собрать и подготовить боеспособные легионы.

В 102 году кимвры и тевтоны снова появились близ границ Италии, но на этот раз это была уже не грозная армия, а многолюдный поток переселенцев, который тек двумя широкими рукавами - кимвры обошли Альпы с востока, а тевтоны шли с запада, со стороны Франции.

На пути тевтонов и расположился Марий, разместив свои войска в укрепленном лагере. Плутарх писал: «Марий пренебрег вызовом (на битву) и удерживал воинов в лагере, а слишком уж горячих, рвавшихся в бой и делавших далекие вылазки, резко порицал, называя предателями: ведь сейчас главное не справить триумф или воздвигнуть трофей, но отвратить эту грозовую тучу... Так Марий говорил каждому из военных трибунов и прочим командирам, солдат же группами выстраивал на валу и заставлял смотреть на врагов, желая приучить римлян к виду и страшному, грубому голосу варваров, познакомить их с оружием и боевыми приемами противника и тем самым добиться, чтобы солдаты постепенно привыкли к зрелищу, прежде пугавшему их». (5)

О дальнейших событиях можно только догадываться. Так или иначе, но тевтоны решили отказаться от штурма крепости, а просто обошли ее и пошли себе дальше. По свидетельству Плутарха, шесть дней подряд мимо крепостных стен шли обозы с переселенцами. Почему же опытные в военном деле тевтоны вдруг беспечно оставили вражеские легионы в своем тылу? Ответа на этот вопрос античные историки не дают. Впрочем, у этой загадки может быть и простое логичное объяснение – возможно, Марий просто подписал с вождями тевтонов мирный договор, по которому римляне обязались не чинить варварским переселенцам никаких препятствий.

Однако, соблюдать этот договор Марий не собирался. Как только тевтоны миновали римский лагерь, легионы двинулись следом и, выждав удобный момент, ударили им в тыл. Битва произошла недалеко от Марселя близ городка Аквы Секстиевы. По свидетельству Плутарха, резня продолжалась два дня, и, когда воины-мужчины были истреблены, на римских легионеров набросились тевтонские женщины: «Они вырывали у римлян щиты и голыми руками хватались за мечи, не чувствуя порезов и ран, и только смерть смиряла их неистовую отвагу». Более 100 тысяч варваров, большинство из которых составляли женщины и дети, были перебиты или захвачены в плен. В числе пленных был и сам тевтонский вождь Тевтобод, который позже был торжественно задушен на триумфальных торжествах Мария. Рассказывали также и о множестве друидесс, которые убивали себя и своих детей, предпочитая смерть позорному рабству.
Награда за истребление тевтонов не заставила себя ждать: Марий был вновь избран консулом и военным диктатором, после чего он отправился воевать с кимврами.

Тем временем кимвры обосновались в области венетов рядом с побережьем Адриатического моря. Римский историк Луций Анней Флор писал: «В Венетии с ее самым мягким в Италии климатом их грубость усыпило милосердие самой земли и неба. Когда же их совершенно изнежили печеный хлеб, вареное мясо и сладость вина, пришел Марий». (6)

О хороших отношениях кимвров и венетов сообщает и Дион Кассий в своей «Римской истории», а поэтому логично предположить, что «сородичи»-кимвры были родственниками самих венетов.

Поначалу кимвры попытались решить вопрос миром, заключив с Римом пограничный договор, но переговоры зашли в тупик. Тогда Бойорикс и предложил Марию назначить день генеральной битвы. В итоге летом 101 года до Р.Х. две армии сошлись в грандиозной битве на так называемых Раудийских полях близ города Верцеллы.

Ход сражения не вполне ясен. Античные историки, почти не интересуясь тактическими деталями битвы, полдробно смакуют последние сцены избиения варваров. Вот, например, отрывок из Плутарха: «Римляне, которые, преследуя варваров, достигали вражеского лагеря, видели там страшное зрелище: женщины в черных одеждах стояли на повозках и убивали там беглецов – кто мужа, кто брата, кто отца, потом собственными руками душили маленьких детей, бросали их под колеса или под копыта лошадей и закалывались сами. Рассказывают, что одна из них повесилась на дышле, привязав к щиколткам петли и повесив на них своих детей, а мужчины, которым не хватало деревьев, привязывали себя за шею к рогам быков, потом кололи их стрелами и гибли под копытами, влекомые мечущимися животными…» (5)

Сейчас мы уже не можем проверить, насколько правдоподобны эти кровавые ужасы, записанные спустя столетия после войны с кимврами. Но ясно одно: бойня была страшной. Назывались самые разные цифры потерь. Одни авторы говорили о 65 тысячах убитых кимврах, другие – о 120 тысячах, но все указали одинаковую цифру взятых в плен – 60 тысяч человек. В плен попало и несколько знатных вождей, а сам Бойорикс пал на поле битвы. Кроме того, Марий взял в лагере кимвров огромную добычу в виде золотых монет и украшений – на часть галльского золота он построил на Капитолийском холме великолепный храм Чести и Доблести, ставший воплощением римской экспансии.

Однако, как бы не были велики потери кимвров, очевидно, что Гай Марий, мягко говоря, несколько приврал о полном разгроме варваров. После разгрома на Раудийских полях кимвры покинули Италию и мигрировали в Галлию, где они организовали несколько новых племенных союзов. Это была последняя попытка объединения разрозненных европейских племен в единую державу, которая могла бы противостоять Риму.

* * *
[Maps-Galatia-02-goog.jpg]

Одним из этих мощных племенных союзов было царство эдуев, которое располагалось на юге нынешней Франции в междуречье рек Соны и Луары. Столицей же эдуев был город Бибракта, находившийся на самой вершине холма Бовре. Вернее, римляне называли галльские города «оппидумами» - то есть, крепостями, а сами галлы предпочитали употреблять слово «дунум» - город. И действительно, Бибракта по меркам античности была довольно большим городом, занимавшим площадь около 135 гектаров – это чуть меньше, чем сам тогдашний Рим. Город был окружен мощной крепостной стеной, к городу подходило несколько водопродных каналов, имевших глубину в 5 метров.

В центре же Бибракты стоял дворец, в котором в середине 1 века до н.э. правил галл по имени Дивициак. Потом его родной брат Думнорикс устроил военный переворот, и Дивициак бежал в Рим, мечтая об отмщении.

[Владимир Тихомиров]

Дивициак был принят в лучших домах Рима, но вот военной помощи он не дождался – в те времена сенаторов куда больше занимала восточная политика и проблемы в Малой Азии и Сирии. Но Дивициак не унимался, и тогда кто-то из общих знакомых свел упрямого галльского царька с племянником того самого грозного Гая Мария по имени Гай Юлий и прозвищу «Цезарь».

Мы привыкли представлять себе Цезаря в образе пожилого и уже умудренного жизнью императора в парадной тоге. Сухое и гладко выбритое лицо, тонкие губы, короткая стрижка. Но в те годы Цезарь был совсем другим. Это был болезненного вида молодой человек, носивший бороду и длинные волосы, одетый в старый засаленный плащ и рваные сандалии, но мало кто знал, что за внешней неряшливостью этого человека скрывался целеустремленный политик с жесткой хваткой, никогда не стеснявшийся в выборе средств ради достижения поставленной цели. А цель у Цезаря была одна – деньги, с помощью которых в агонизирующей Римской Республике можно было купить себе все: должность на государственной службе, власть, почет и уважение. Но денег у Юлия как раз и не было – указом диктатора Суллы он был лишен родового наследства.

Поэтому, когда Цезарю понадобились деньги для начала карьеры, что бы купить себе должность военного трибуна, то он без всяких колебаний стал любовником царя Никомеда – богатейшего владыки Вифинии, бывшей персидской провинции в Малой Азии. Как писал римский историк Гай Светоний Транквил, с клеймом педераста Цезарь прожил всю жизнь – «это был позор тяжкий и несмываемый, навлекший на него всеобщее поношение». Римская аристократия звала его «царевой подстилкой» и «вифинским блудилищем», а «Цицерон описывал в своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на ложе и как растлен был».

Правда, как пишет тот же Светоний, Цезарь был падок и на любовь женщин, а список его любовниц занял бы не одну страницу. Но римляне не могли ему простить преступной (гомосексуализм в Риме резко осуждался) связи с персидским царем, а поэтому на всем протяжении карьеры Цезарю приходилось подкупать знать на форуме. «При этом он вошел в такие долги, – пишет Светоний, - что при мысли о них он, говорят, сказал матери, перед тем как отправиться на выборы (жрецов-понтификов): или я вернусь понтификом, или совсем не вернусь».

Не гнушался он и обычным воровством: «Во времена своего первого консульства он похитил из капитолийского храма три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько же позолоченной меди». (7)

[caezar.jpg]

В конце концов, Цезарь стал должником и клиентом миллиардера Марка Лициния Красса, чье имя в тогдашнем Риме было синонимом алчности и беспринципности. Свое состояние он нажил благодаря кровавым расправам с политической оппозицией диктатора Суллы – отдавая недругов под суд, он конфисковывал из имущество в свою пользу. Понятно, что старая римская аристократия боялась и презирала Красса, а тот в свою очередь для продвижения своих политических интересов был вынужден подкупать обедневших отпрысков аристократических фамилий. Так что неудивительно, что Красс сразу же увидел в потомке знаменитого Гая Мария родственную душу, и стал постоянно ссуживать его деньгами.

Вскоре долги Цезаря превысили 25 тонн серебра. Источников для расплаты не было и не предвиделось, но тут Юлий и познакомился с Дивициаком, тщетно обивавшим пороги римских сенаторов. Это знакомство стало для будущего покорителя мира настоящим подарком судьбы – в обмен на возвращение трона, галльский царек обещал отдать ему хоть все золото и серебро Галлии. И вот, Цезарь заняв у Красса еще денег, покупает на пять лет должность «наместника Цизальпийской Галлии». После этого он создает свою частную армию – к четырем государственным легионам, положенным ему, как наместнику Галлии, он присоединил еще шесть легионов наемников, приглашенных за счет все того же Красса.

Оставалось лишь найти более-менее благовидный повод для вторжения. И он вскоре нашелся – в 61 году до Р.Х. в предгорьях Альп появляется племя гельветов. Как пишет сам Цезарь, вождь гельветов по имени Оргеторикс «убедил общину выселиться всем народом из своей земли: так как гельветы, говорил он, превосходят всех своей храбростью, то им нетрудно овладеть верховной властью над всей Галлией». (8) И первым делом гельветы заключили союз с эдуями: Думонорикс, как сообщает Цезарь, был женат на дочери Оргеторикса.

Цезарь обвинил гельветов в нападении на союзных Риму эдуев и двинул свою наемную армию к городу Бибраката. В сражении войска Оргеторикса были полностью разбиты, Бибракта захвачена, а Думнорикс взят в плен. Цезарь держал пленного царя галлов при себе более пяти лет, но потом Думнорикс смог каким-то чудом обмануть охрану и сумел бежать из лагеря Цезаря. Его догнали и убили.

Интересная деталь: после победы Цезарь нашел в лагере гельветов весьма интересные документы – оказывается, эти «дикие и жестокие люди» составили полный поименный перечень своих граждан на «греческом алфавите». Этот список был предназначен для того, что бы обеспечить каждому переселенцу еду и кров – похоже, «дикие варвары» смогли организовать свой марш-бросок на отличном уровне. Так вот, эти записи помогли Цезарю организовать точный учет пленных. По словам Цезаря, в племени гельветов было 368 тысяч человек, из них только 92 тысячи были воинами. Их этого количества он уничтожил и продал в рабство более 250 тысяч человек, а вот остальные же сумели бежать на восток - за Рейн.

Похожая судьба ждала и эдуев – этот народ был истреблен в последующих войнах, а царь Дивициак ненадолго пережил своего брата.
[foto-140.jpg]

Реконструкция Бибракты.

* * *
Далее Цезарь пошел войной на царство Арверни, которым тогда правил Ариовист – царь племени гарудов. Несмотря на то, что Сенат Рима официально объявил Ариовиста «другом и союзником римского народа», Цезарь обвинил его узурпатором и угнетателем свободных галлов: «Это – человек дикий, вспыльчивый и вздорный: его деспотизма они (галлы) выносить дальше не могут. Если они не найдут помощи у Цезаря или у римского народа, то всем галлам придется… покинуть родной дом и искать себе другой земли».

Ариовист до последнего момента не верил, что этот наглый выскочка и «царская подстилка» посмеет отбросить все гарантии мира и дружбы, которые ему дал римский сенат, и пойдет войной. Когда же он убедился, что для Цезаря не существует никакого закона, кроме его собственного желания, было уже поздно. «Наши по данному сигналу атаковали врага с таким пылом и с своей стороны враги так внезапно и быстро бросились вперед, что ни те, ни другие не успели пустить друг в друга копий… - хвастается Цезарь. - Все враги обратились в бегство и прекратили его только тогда, когда достигли реки Рейна приблизительно в пяти милях отсюда. Там лишь очень немногие, в надежде на свою силу, попытались переплыть на другой берег или же спаслись на лодках, которые нашлись там. В числе их был и Ариовист, который нашел маленькое судно и на нем спасся бегством; всех остальных наша конница догнала и перебила. У Ариовиста было две жены, одна из племени свебов, которую он взял с собой из дому, а другая норийка, сестра царя Воккиона. Обе они во время бегства погибли. Было и две дочери: одна из них была убита, другая взята в плен...» (8)

Огнем и мечом прошел Цезарь по Галлии, обращая некогда цветущие города галлов в руины, на которых потом поднимались римские колонии. После арвернов он напал на белгов и белловаков, которые были вынуждены искать спасения в Британии.

Племя нервиев Цезарь просто уничтожил – как описывает Тит Ливий, он сражался с ними до тех пор, пока из 60 тысяч воинов не осталось в живых 300, а из 600 вождей — трое. (1)

Такая же судьба постигла и народ адуатуков, которые, как писал Цезарь, были потомками вернувшихся из Италии кимвров. Не надеясь победить войска римлян в открытом бою, адуатуки укрылись в горной крепости. «Враги сражались так ожесточенно, как и должны были сражаться храбрые люди, когда почти не оставалось надежды на спасение, - писал Цезарь. - Около четырех тысяч человек было убито, остальные были отброшены в город. На следующий день были взломаны ворота при отсутствии защитников, солдаты были введены в город, и Цезарь приказал всю военную добычу с этого города продать с аукциона. Число проданных жителей, о котором ему было доложено покупщиками, было пятьдесят три тысячи человек…». (8)

Жестокость Цезаря поражала даже римлян. Когда в 55 году до Р.Х. две группы галлов осмелились атаковать римский лагерь, убив 74 римских солдата, он приказал убить всех мужчин, женщин и детей этого племени. По его собственным подсчетам – 430 тысяч человек. Позже сенат хотел было издать указ о праздновании массовых убийств, но это было слишком даже для римлян.

* * *
В то время, как легионы Цезаря занимались резней в Галлии, другая часть его наемного войска отправилась на северо-запад – в земли венетов. Командовал этими легионами Публий Лициний Красс – младший сын миллиардера Красса, который явно не хотел, что бы самый лакомый кусочек добычи достался его компаньону.

Вначале дела у Красса-младшего складывались удачно – венеты и их союзники (общины венеллов, осисмов, куриосолитов, эсубиев, аулерков и редонов) капитулировали перед превосходящими силами противника, признали власть Рима и даже выдали заложников – сыновей знатных вождей и купцов. Более того, под контроль Красса перешли и торговые дороги через Альпы.

[Crannog.JPG]
Кранног - жилище средневековых пиктов в Шотландии. Точно в таких же домах на сваях жили и венеты в Бретани на побережье Атлантики.

На зимовку Красс вместе с VII легионом остался в небольшом селении, расположенного на месте современного французского города Нанта у побережья Атлантики. Отсюда он послал в покоренные, как ему казалось, племена сборщиков налогов и провианта – ведь армию наемников требовалось кормить и прилично содержать. Но тут венеты подняли бунт. Они задержали отряд под командованием всадников Велания и Силия, и послали Корассу-младшему ультиматум: верни наших детей, а иначе мы твоих центурионов на ремни порежем.

«Их примеру последовали и их соседи, - читаем мы в «Записках» Цезаря. - Со свойственной галлам наклонностью поспешно и внезапно принимать решения они немедленно разослали повсюду послов и через своих князей дали друг другу клятву – делать все сообща и всякую участь делить вместе. Они подняли на ноги и другие общины, убеждая их лучше оставаться верными свободе, унаследованной от предков, чем выносить римское рабство. Таким образом, они быстро склонили на свою сторону население всего морского побережья и затем сообща отправили посольство с предложением вернуть им их заложников…» (8)

Сколько длилась война с венетами – неизвестно, но римские наемники, приученные бить ополчение городских ремесленников на суше, оказались в весьма затруднительном положении. Вот как описывает Цезарь неприступные крепости венетов: «Города обыкновенно были расположены на конце косы или на мысу, и к ним нельзя было подойти ни с суши, так как два раза в день, через каждые двенадцать часов, наступал морской прилив, ни с моря, так как при наступлении отлива корабли терпели большие повреждения на мели. Таким образом, то и другое затрудняло осаду городов. И если удавалось взять верх над жителями сооружением огромной насыпи и плотин, которые отбивали волны и достигали высоты городской стены, тогда они пригоняли множество судов которые были у них в изобилии, увозили на них все свои пожитки и укрывались в ближайших городах. Там они снова оборонялись, пользуясь теми же выгодами местоположения. Все это тем легче удавалось им в течение значительной части лета, что наши корабли задерживались бурями и вообще плавание по безбрежному и открытому морю с высокими волнами его приливов и при редкости и даже почти при полном отсутствии гаваней было чрезвычайно затруднительно… По завоевании нескольких городов Цезарь убедился, что все это напрасный труд, что даже захват городов не останавливает бегства неприятелей и вообще им нельзя причинить вред.» (8)

Поэтому Цезарь велел готовиться к морскому походу - венеты, уверенные в превосходстве своих кораблей, никак не могли ждать внезапного удара со стороны Атлантики. По повелению Цезаря на реке Лигере (Луаре) были заложены верфи, где началось строительство нового флота. Командующим флотом Цезарь назначил патриция Децима Юния Альбина Брута (того самого, кто потом и прирезал своего патрона). И тут в «Записках» Цезаря мы встречаем очень интересный отрывок: «Они (Брут и его монадиры) знали по опыту, что корабельными носами повредить неприятелю нельзя, а если они и устанавливали на своих судах башни (для стрельбы из лука), то они не достигали высоты неприятельских корм, и, таким образом, обстрел их с более низкого пункта был не вполне действителен, тогда как галльские снаряды били с большей силой. Одно только наше приспособление оказалось очень полезным – острые серпы, вставленные в шесты. Когда ими захватывали и притягивали к себе канаты, которыми реи прикреплялись к мачтам, то начинали грести и таким образом разрывали их. Тогда реи неизбежно должны были падать, и галльские корабли, в которых все было рассчитано на паруса и снасти, сразу становились негодными…»

Цезарь умалчивает, откуда флотоводец Брут получил такой опыт. В его «Записках» он упоминает только об одном морском сражении, из которого римляне и вышли победителями. Собственно, в парадных мемуарах Цезаря вообще нет ни одного упоминания о проигранных битвах – перед читателями предстает мудрый и непобедимый покоритель мира, который сквозь лишь незначительное противодействие отсталых дикарей-аборигенов ведет римское оружие к славе и господству. Но из этой случайной оговорки Цезаря становится ясно, что правдивость его мемуаров весьма и весьма сомнительна, если не сказать грубее. Были и проигранные битвы, и разбитые наголову легионы, и потопленные корабли. Венеты не оставили нам своих воспоминаний, так что, увы, нам уже никогда не узнать, сколько десятков и сотен римских кораблей осталось лежать на дне Атлантики, прежде чем римляне отказались от традиционной тактики ведения боя и изобрели свой серп на шесте.

Тем не менее, венеты проиграли войну. Вот как Цезарь описывает финальную битву: «Когда реи бывали сбиты, то по два и по три наших корабля окружали один неприятельский, и солдаты, напрягая все силы, старались перейти на неприятельские корабли. Когда, таким образом, было взято несколько кораблей, и варвары заметили, что против этого все средства были бессильны, они поспешили спастись бегством. Но когда они уже повернули свои корабли в направлении ветра, вдруг наступило на море такое безветрие и такая тишина, что они не могли двинуться с места. Эта случайность особенно содействовала окончанию всего предприятия: гоняясь за неприятельскими кораблями, наши захватывали их один за другим, так что изо всей их массы только очень немногие достигли при наступлении ночи берега после сражения, продолжавшегося приблизительно с четвертого часа дня до захода солнца.

Это сражение положило конец войне с венетами и со всем побережьем. Ибо туда сошлись все способные носить оружие, даже пожилые люди; в этом же пункте были отовсюду собраны все корабли, которые только были в их распоряжении. Все это погибло, и уцелевшим некуда было укрыться и неизвестно, как защищать города. Поэтому они со всем своим достоянием сдались Цезарю. Он решил строго покарать их, чтобы на будущее время варвары относились с большим уважением к праву послов, и приказал весь их сенат казнить, а всех остальных продать с аукциона. Так шли дела в стране венетов...»

[Krannog-tsentr.jpg]

* * *
Но наместник Галлии ошибся – он разгромил лишь малую часть народа венетов, да и то не всех. Уцелевшие после резни жители прибрежных городов, спешно бросили имущество, и погрузившись на корабли, отправились на восток – в колонии и крепости венетов, стоявших на Великом Янтарном пути. И уже через несколько лет римские войска снова столкнулись с дружинами венетов - на этот раз уже у самых берегов Рейна, за которым нашли спасение все бежавшие от римлян племена галлов, там же скрывался и «узурпатор» Ариовист – самый опасный враг римлян, который, как считал Цезарь, все еще мог объединить вокруг себя мощный союз кельтских и германских племен.

Поэтому «умиротворение» зарейнских земель стало для Цезаря одной из важнейших стратегических задач. Но оказалось, что для этого мало форсировать реку – как раз переправа на поверку оказалось и самой легкой задачей, римские солдаты, как писал Цезарь, всего за десять дней построили крепкий деревянный мост для конницы и обозов. Нет, главная трудность состояла в том, что все осадные орудия, вся римская пехота и конница оказалось абсолютно бесполезной для партизанской войны в непроходимых лесах. Прежде всего, захватчики вдруг обнаружили, что им не с кем сражаться – жители рейнских городов еще при виде строящегося моста, заблаговременно покинули свои дома и укрылись в глухих лесах, подготовившись встречать римлян в лесных засадах.

И Цезарь так и не решился пойти вглубь германских лесов.

«Цезарь приказал сжечь все селения и дворы и скосить хлеб... Полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа, он после восемнадцатидневного пребывания за Рейном вернулся в Галлию и снес мост».

Через несколько лет он повторил попытку завоевания Германии, форсировав Рейн несколько южнее – в районе нынешнего немецкого города Трир. Но война прошла по схожему сценарию: обитавшие за рекой племена свебов отступили под защиту Бакенского леса, некогда покрывавшего собой все земли от Рейна до самого побережья Северного моря. «Когда Цезарь узнал, что свебы удалились в свои леса, он решил не двигаться дальше из боязни недостатка провианта… Но чтобы вообще оставить варваров в страхе, он после обратной переправы своего войска через Рейн приказал разобрать на двести футов в длину конец моста у берега убиев и на краю моста поставил четырехэтажную башню…»

* * *
Провал похода Цезаря в германские леса всколыхнул все племена в Галлии, и после этого по покоренным землям прокатилась целая волна восстаний, воспрянувшие духом галлы вырезали римские гарнизоны и жгли поселения колонистов, приехавших осваивать чужие земли. Вскоре стихийные бунты вылились в настоящую войну под предводительством галльского принца Верцингеторикса. Собственно, Верцингеторикс – это опять же не настоящее имя, а титул, составленный из двух галльских слов – ver означает «над», cengetos – «воины», и латинского термина rex – король. (9)

«Этот очень влиятельный молодой человек, отец которого стоял некогда во главе всей Галлии и за свое стремление к царской власти был убит своими согражданами, собрал всех своих клиентов и без труда поджег их к восстанию, - пишет Цезарь. - Его дядя Гобаннитион и остальные князья воспротивились ему, и он был изгнан из города Герговии. Однако он не отказался от своего намерения и стал набирать по деревням бедноту и всякий сброд...» (8)

В 53 году до н.э. этот «сброд» взял штурмом город Кенабум (Cenabum - нынешний французский Орлеан), затем армия Верцингеторикса уничтожила несколько римских укрепленных лагерей. На сторону восставших перешли даже эдуи – самые преданные римские союзники, которые перебили римскую стражу в собственном городе Новиодун, где по приказу Цезаря была создана опорная база легионов – именно здесь хранились запасы хлеба, оружие, амуниция и - самое главное - казна. В Новиодуне жили и множество заложников, взятых Цезарем у старейшин покоренных галльских племен. Впрочем, в бунте эдуев нет ничего удивительного – многим знатным галлам казалось, что за восстановление Дивициака на троне им пришлось заплатить слишком уж непомерную цену, став предателями собственного народа. Поэтому, желая оправдаться перед сородичами за геноцид соседних племен, они освободили всех заложников и сами отправили посольство в Верцингеториксу, признавая его вождем всех кельтов. Впервые, пожалуй, все племена в Галии стали действовать как единый слаженный механизм.

Но, сами того не зная, эдуи и Верцингеторикс невольно выступили на стороне ненавистного Цезаря – дело в том, что в том году кончался отведенный ему срок наместничества в Галлии, что было чревато для Цезаря весьма серьезными неприятностями. В день сложения своих полномочий он бы не только потерял законное право командовать войсками, но и оказался бы привлечен к суду по обвинению в коррупции и беззакониях. Многим римским сенаторам была противна его связь с Крассом, другие хотели его отдать под суд за самовольное нападение на союзников Рима. Как утверждал Светоний, «сенат однажды даже постановил направить комиссию для расследования положения в Галлии, а некоторые прямо предлагали выдать его неприятелю.» (7). Но восстание Верцингеторикса смертельно перепугало римлян – над Италией будто снова встал призрак царя Бренна и воинственных тевтонов. В итоге противники Цезаря остались в меньшинстве, и сенат продлил полномочия наместника Галлии еще на пять лет.

Цезарь был окрылен – сенат развязал ему руки, выдав карт-бланш на любые действия в отношении варваров. Его армия из 11 легионов и вспомогательных частей наемников форсированным маршем пересекла заснеженные перевалы Севенн и обрушилась на врага. Галлы, считавшие горы непроходимыми зимой, были захвачены врасплох, и в течении нескольких недель римляне вернули себе города Кенабум, Новиодун и Веллаунодун – столицу племени сенонов.

Тогда, как утверждает Цезарь, Верцингеторикс решил сменить тактику: «Надо всячески стараться отрезать римлян от фуражировок и подвоза провианта, - якобы цитирует Цезарь его речь на собрании вождей галльских племен. - Травы косить нельзя; враги должны по необходимости дробиться на небольшие отряды и добывать фураж из усадеб; все подобные отряды может ежедневно уничтожать конница. Помимо того, все частные интересы надо принести в жертву общему благу, а именно сжечь на всем этом пространстве селения и усадьбы всюду, куда только римляне могут отправляться за фуражом... Далее, надо сжечь такие города, которые не вполне обеспечены от опасности своим местоположением или искусственными укреплениями, чтобы они не были убежищем для галлов, уклоняющихся от воинской повинности, и не соблазняли бы римлян вывозить из них запасы провианта и добычу. Если бы это показалось тяжелым и огорчительным, то, несомненно, гораздо тяжелее увод в рабство детей и жен и истребление их самих – а это неизбежная участь побежденных.» (8)

И вот, пишет Цезарь, в один день кельты сами сожгли 20 своих городов. Число же погибших в пожарах ферм и усадеб никто даже и не подсчитывал.

В истинности слов Цезаря сомневался еще Ганс Дельбрюк, профессор истории Берлинского университета и автор заниметой энциклопедии «История военного искусства». «Если бы это распоряжение было плодом стратегической мудрости самого Верцингеторикса, то мы бы считали его ум весьма ограниченным, так как какую пользу мог бы принести Галлии уход римлян в Провинцию за продовольствием? - писал Дельбрюк. – Они очень скоро вернулись бы обратно. Освобождения Галлии нельзя было добиться только одними маневрами; что бы действительно избавиться от римлян нужно было так разбить их войско, что бы они потеряли желание вернуться вновь…» (10)

Так что, скорее всего, Цезарь в своих мемуарах в очередной раз приврал – не только галлы, но и римляне жгли города, безжалостно уничтожая непокорное население. Но всю ответственность за уничтожение цветущей страны – ради спасения своей уже и так подмоченной в крови репутации – Цезарь решил переложить на плечи убитых им галлов. Дескать, ослепленные злобой дикари сами разорили свою страну – да и вообще, от этих необузданных варваров можно ожидать любого безумства…

Однако, действия Верцингеторикса были основаны не только на тактике «выжженной земли». Галлы, главной ударной силой которых стали летучие отряды кавалерии, старались измотать римскую армию частыми рейдами – они молниесно нападали на обозы, уничтожая запасы продовольствия, и тут же растворялись в лесах. Тем не менее, перевес сил все равно оставался за Цезарем, да и у римлян были свои кавалерийские части. В конце концов, римские войска отбили все атаки Верцингеторикса и блокировали его армию в городе Алезия. Сегодня на месте этого некогда процветавшего кельтского мегаполиса находится небольшая французская деревушка Alise Sainte Reine в 40 километрах к западу от Дижона. В XIX веке французский император Наполеон III, питавший страсть к археологии, велел раскопать останки Алезии и обнаружил там останки циклопических крепостных стен, окружавших город. Общая протяженность стен была почти 16 километров!

Цезарь отказался от штурма этого неприступного города, решив уморить осажденных галлов голодом. По его приказу в считанные дни вокруг крепости был выкопан глубокий ров с водой, отведенной из протекающей неподалеку реки. За рвом был насыпан высокий земляной вал, поверх которого возвышался частокол из заостренных бревен с наблюдательными вышками. Кроме того, открытая местность была усилена всякого рода искусственными препятствиями для кавалерии – капканами и волчьими ямами с острыми кольями, расположенными в восемь рядов в шахматном порядке.

[Алезия]

Но еще до того, как римляне успели завершить осадные фортификации, Верцингеторикс под покровом ночи бросил ночью свою кавалерию в прорыв. Конникам было приказано скакать по всей Галлии и поднимать армию на выручку. И тут проявились все лучшие стороны кельтской солидарности – в кратчайшие сроки был созван совет старейшин племен и была сформирована мощная армия в 320 тысяч бойцов.

Цезарь разгадал замысел Верцингеторикса. Римские солдаты в кратчайший срок возвели второе – внешнее – кольцо укреплений против наступающих галлов. День за днем бросались галлы на штурм укрепленного римского «кольца», и никак не могли их взять. Тем временем, среди осажденных в Алезии начался голод. После пяти дней бесплодных боев Верцингеторикс понял, что он не может больше наблюдать, как гибнут его люди. Согласно рассказу Плутарха, Верцингеторикс надел свои самые красивые доспехи, сел на тщательно вычищенного коня и поскакал из города прямо к ставке Цезаря. Солдаты открыли ворота, и галльский царь подъехал прямо к сидящему на троне у своего шатра наместнику. Верцингеторикс молча спешился, положил на землю свое оружие и сдался, опустившись к ногам Цезаря. (5)

Его поступок остановил войну, но не спас от истребления галлов. Стены Алезии были срыты, а жители города проданы в рабство. Из всех восставших Цезарь помиловал только представителей эдуев и арвернов, рассчитывая снова заключить союз с этими племенами. Самого же Верцингеторикса переправили в Рим и заточили на пять лет в башне Туллиана. В конце концов его вывели во время 20-дневного триумфа Цезаря. Дикий предводитель варваров в оковах прошел за колесницей покорителя мира, а затем был показательно задушен.

[Анри Поль Мотт Верцингеторикс перед Цезарем.jpg]
Художник Анри Поль Мотт "Верцингеторикс перед Цезарем".

* * *
«Усмиренная» Цезарем Галлия лежала в руинах. Исчезли в огне пожарищ великолепные города кельтов, торговые дороги пришли в запустение.

Исчезли и народы, некогда населявшие континент.

Как пишет Плутарх, за девять лет своего пребывания на посту наместника Галлии Цезарь истребил в войне треть населения Галлии. (5) Еще столько же было захвачено и продано в рабство. То есть, «освобождение» эдуев от тиранов обошлась галлам в две трети населения. Впрочем, это весьма приблизительные цифры – никто ведь тогда не считал погибших мирных жителей, стариков и детей, которых захватчики просто сжигали в своих домах. Неизвестно и количество племен, бежавших от римского владычества за Рейн, в леса Германии.

Зато историкам очень хорошо известно, какую прибыль принесла эта беспощадная девятилетняя война самому Цезарю. «Всю Галлию он целиком обратил в провинцию и наложил на нее 40 миллионов ежегодного налога», - пишет Светоний. (7)

С долгами было покончено. Из нищего попрошайки Цезарь превратился в миллиардера, первого богача Рима. К концу кампании у Цезаря было столько награбленного у галлов золота, что он не знал, что с ним делать, и предлагал на продажу с 25-процентной скидкой.

Теперь он сам покупал угодных ему политиков, окружая себя толпами жадных льстецов и угодливых клиентов.

«Сенаторов он привязал к себе, ссужая им деньги без процентов или под ничтожный процент, - пишет Светоний. – Граждан из других сословий он осыпал щедрыми подарками… С таким же усердием привлекал он к себе и царей и провинции по всему миру: одним он посылал в подарок тысячи пленников, другим отправлял на помощь войска куда угодно и когда угодно без одобрения сената и народа… Своим легионерам он удвоил жалованье на вечные времена, отпускал им хлеб без меры и счета, а иногда дарил каждому по рабу из числа пленников». (7)

Не забывал Цезарь и подкупать римское простонародье, от любви которого часто зависла судьба политиков в сенате. «На средства от военной добычи он начал строить форум: одна земля под ним стоила больше ста миллионов… Он обещал народу гладиаторские игры и пир – до него этого не делал никто...» (7)

Когда мы сегодня смотрим на величественные руины Рима, на мраморные дворцы и ослепительные храмы, все еще хранящие память о колоссальном богатстве империи, нам кажется странным, зачем римлянам было нужно терпеть все тяготы войны и дальних походов ради завоевания каких-то нищих и богом забытых окраин Европы? Что ж, мы просто забываем, что Рим во времена Цезаря был всего лишь скопищем убогих глинобитных лачуг, а вот все его мраморное великолепие появилось только в эпоху империи – благодаря золоту ограбленных народов.

Когда же аристократия попыталась было помешать наместнику-нуворишу окончательно прибрать к рукам все власть в республике, то Цезарь просто двинул свою «частную армию» на Рим. «Он был убежден, что теперь, когда он стал первым человеком в государстве, его не так легко столкнуть с первого места на второе, как потом со второго на последнее, - пишет Светоний. – Цезаря поработила привычка к власти, и поэтому он, взвесив свои и вражеские силы, воспользовался случаем захватить верховное господство, о котором мечтал с ранних лет». (7)

Свое восхождение на трон империи он также отпраздновал с небывалой щедростью – триумфальные шествия и народные гуляния продолжались три недели, скачки сменяли гладиаторские бои, а за ними на потеху плебсу устраивались звериные травли. На личные средства Цезарь даже устроил невиданный прежде морской бой – специально для представления тысячи рабов выкопали гигантский котлован на правом берегу Тибра, наполнили его водой, и в получившемся водоеме было устроено настоящее сражение десятков галер. «Народу он раздал по десять мер зерна и по стольку же фунтов масла, деньгами же по триста сестерциев, обещанных ранее, и еще по сто за то, что пришлось ждать. Тех, кто платил за жилье в Риме до двух тысяч сестерциев, он на год освободил от платы. Вдобавок он устроил пир и раздачу мяса, а после еще одного триумфа – еще два обеда: первый показался …, через четыре дня он дал второй, неслыханно богатый…»

Так что, неудивительно, что сенаторы-республиканцы, чью власть этот наглый олигарх-нувориш фактически свел к нулю, мечтали разорвать Цезаря на части (что они в конце концов и сделали). Зато вот римская чернь была готова носить Цезаря на руках, а полсле его убийства даже объявили его богом. «Он был сопричастен к богам не только словами указов, но и убеждением толпы. Когда во время игр, которые в честь его обожествления давал его наследник Август, хвостатая звезда сияла в небе семь ночей подряд, то все поверили, что это душа Цезаря, вознесенного на небо…»

Понятно, что больше всех на обожествлении Цезаря наставал сам наследник Август, которому позарез нужна была легитимная причина для укрепления власти в своих руках. И кто из римлян смог бы мог возражать, что власть в империи находится в руках не простого смертного, но наследника самого бога?!

Эта неизвестная «комета Цезаря» сыграла в истории роковую роль – все грабительские походы Цезаря, за которые республиканцы хотели отдать его под суд, были признаны богоугодным делом. Небеса словно выдали индульгенцию на расширение империи.

И завоевание лесов Германии, где укрылись непокоренные Цезарем венеты и галлы, стало лишь вопросом времени.

[верцингеторикс.jpg]
О Верцингеториксе вспомнили в 1865 году, когда французский император Наполеон III, желая поднять воинственный дух французов, распорядился поставить его двадцатиметровую статую в том самом городке Элизе-Сен-Рен, где когда-то решилась судьба независимой Галлии. Поскольку никто не знал, как выглядел легендарный вождь галлов, его лицу придали сходство с портеретом самого императора. Каменный Верцингеторикс и сегодня стоит среди небольших домов крестьян и смотрит на древние руины римского поселения, построенного на месте его города – странный гость из давно исчезнувшего мира, о котором мы знаем лишь по рассказам его разрушителей.

Библиография

1 - Тит Ливий «История Рима от основания города». Изд-во «Наука» М., 1989.
2 - Питер Коннолли,«Греция и Рим». Изд-во «Эксмо-Пресс», М., 2001.
3 – Полибий «Всеобщая история». Изд-во «Наука» («Ювента»), СПб., 1994.
4 - Г.В. Бондаренко «Повседневная жизнь древних кельтов». Изд-во «Молодая гвардия», М., 2007.
5 - Плутарх «Моралии: Сочинения». Изд-во «ЭКСМО», М., 1999.
6 - Луций Анней Флор «Историк древнего Рима», Изд-во ВГУ, 1977.
7 - Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати цезарей», Изд-во «Наука», М., 1993.
8 – «Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне». Научно-издательский центр «Ладомир», М., 1993.
9 - Терри Джонс, Алан Эрейра, «Варвары». Изд-во «Столица-Принт», М., 2007 г.
10 – Ганс Дельброк «История военного искусства в рамках политической истории». Государственное военное издательство Наркомата обороны СССР, М., 1937.

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/11357/

О "германском" прошлом славянских народов.

В 1993 году Германский археологический институт впервые начал раскопки близ деревни Вальдгирмес под городом Вецларом в федеральной земле Гессен, где незадолго до того было случайно обнаружено несколько предметов римской эпохи. И раскопки мгновенное породили настоящую научную сенсацию: как обнаружили историки, тут располагался не полевой легионный лагерь, не лесной форт, а большой римский город. Центр занят форумом, от него расходятся по сторонам света под прямыми углами классические магистрали — кардо и декуманус — все как в бесчисленных латинских колониях от Атлантики до Леванта. На форуме, очевидно, возвышалась конная статуя Августа из позолоченной бронзы — было обнаружено около 200 ее обломков, а с северной его стороны стояла каменная базилика, где, судя по всему, заседали муниципальный совет и суд. Кроме того, к нынешнему моменту локализованы и расчищены два десятка больших частных домов. Их обитатели пользовались керамикой из Италии, а некоторые даже выкладывали полы дорогой мозаикой.

Так из небытия показались останки страны, которой, как думали многие поколения историков, никогда не существовало – римской провинции Germania Magna – то есть, Великая иди Большая Германия.

[waldgirmes1b.jpg]
Деталь конной статуи Августа, найденная при раскопках в Вальдгирмесе.

История же этой страны началась в 15 году до н.э., когда принцепс Октавиан Август решил продолжить замыслы своего божественного отца по покорению Германии. В тот год Август решил посетить северные провинции и лично проверить, как обстоят дела на местах. Галлами тогда управлял вольноотпущенник Лициний – бывший раб, захваченный еще Юлием Цезарем, но потом сумевший выкупить себе свободу. Но недаром говорят, что нет хуже господина, чем бывший раб. Лициний откровенно грабил население провинции. Дело дошло даже до того, что наместник распорядился удлинить на два месяца год – что бы собрать побольше налогов. Когда Августу стало об этом известно, Лициний пригласил принцепса к себе и пожертвовал в казну все накопленные сокровища, конфискованные у варваров, как он утверждал, только лишь с одной целью – помешать кому бы то ни было использовать эти богатства для заговора против римской власти.

[oh_waldgirmes_roemerforum-4.jpg]
Реконструированная статуя Августа в Вальдгирмесе.

Август согласился с этим явно надуманным оправданием – отчасти и потому, что как раз накануне его визита варвары разгромили V легион, которым командовал сенатор Марк Лоллий. Поражение было не столько трагичным, сколько позорным – при отступлении солдаты потеряли орла – боевой штандарт легиона, а за такие вещи в империи карали очень строго: половине легиона грозила пожизненная «пенсия» в рудниках. И оскорбление, нанесенное Риму варварами, требовалось срочно смыть кровью врагов, а потому Август и распорядился перенести границы империи на восток – как минимум, до самой Эльбы.

Командовать этой операцией Август доверил своим пасынкам – братьям Тиберию и Друзу из древнего патрицианского рода Клавдиев. Тиберий, будущий император Рима, был уже опытным полководцем – он уже командовал войсками во время войны в Северной Испании и возглавлял поход на восток, когда было завоевано армянское царство. Поэтому и вся военная кампания прошла как пор нотам.

[waldgirmes_model1.jpg]
Макет римского города на месте Вальдгирмеса. Показаны только раскопанные и исследованные дома, тогда как большая часть римского города занята современной застройкой.

Первым делом войска Тиберия и Друза заняли перевалы и стратегически важные проходы в южном предгорье Альп, откуда они обрушились на племена ретов и винделиков. Последний народ для нас особенно интересен, поскольку само это название дословно означает «венетов, обитающие на реке Licus». Покорение винделиков воспел и поэт Гораций:

"Откуда навык этот, неведомо,
Но весть правдива: лютых винделиков:
Непобедимых в дни былые?
Юный воитель разбил в сраженье!" (1)

В честь победы над венетами римляне даже основали на месте их городища новый город Augusta Vindelicorum в районе современного немецкого города Аугсбург.

Еще один указатель – римский город Виндонисса, ставший базой XXI «Стремительного» легиона. Ныне этот город известен как Брюгге – настоящее место паломничества европейских туристов, желающих взглянуть на настоящий средневековый город с тихими улицами-каналами.

Венеты - винделики дали название и новообразованной римской провинции Винделиция (Vindelicia), которая простиралась от Боденского озера до Дуная.

В 12 году до Р.Х. войска Друза перешло Рейн и, покорив племена хавков и бруктеров, без особых приключений форсировал Везер и даже вышел к берегам Эльбы. Так далеко на северо-восток римские войска еще ни заходили ни разу за всю свою историю, причем, что удивительно, покорение Германии прошло без эксцессов и вооруженной борьбы. Вероятно, это можно объяснить как неожиданностью нападения, так и тем, что Друз стремился вовсе не уничтожить германские города и села, а скорее предлагал местной аристократии заключить оборонительный союз.

Кроме того, надо отдать должное и традиционной римской «стратегии меча и лопаты». Это в любой другой стране мира для победы было достаточно разбить регулярную армию противника в генеральном сражении и захватить его города. Но в Германии все было иначе. У варваров не было регулярной армии, а, следовательно, не могло и быть генерального сражения. У германцев не было и крупных городов, а в случае опасности они, как подсказывал опыт Юлия Цезаря, легко бросали свои деревни, и уходили в дебри лесов. Что толку было их преследовать? И Друз почувствовал, что есть только один способ покорить эту страну – построить там настоящие города с театрами и рынками, приучить варваров к оседлому образу жизни. Но самое главное – построить надежные дороги и пути сообщения, только благодаря которым дикие земли и можно превратить в цивилизованную провинцию.

И вот, всего за два года легионы Друза построили между Рейном и Эльбой более 50 крепостей. Причем, каждая крепость была не просто военным лагерем, но прообразом настоящего города – со своей центральной площадью, храмами, торговыми рядами и кварталами лачуг, где жили мелкие ремесленники, оружейники, маркитанты и шлюхи, неизменно сопровождавшие войска в походах. Столицей новой провинции стала крепость Ветера (ныне – город Биртен), расположенная у слияния Рейна с рекой Липпой, по которой шло снабжение провиантом наступающих войск. Другие города–крепости тоже строились на берегах судоходных рек – ведь водные артерии тогда были единственной дорогой сквозь чащобу германских лесов.

Но реки в Германии все еще контролировали венеты, а поэтому римляне начали в спешном порядке строить свой речной флот, без которого о господстве в Германии можно было только мечтать. Кроме того, по приказу Клавдия Нерона Друза были прорыт и канал в заболоченной и мелководной дельте Рейна, дабы облегчить выход кораблей в открытое море. Таким образом, римляне получили и обходной морской путь– отныне любой корабль, вышедший из Галлии, мог легко достичь римских поселений в Верховьях Рейна. Кроме того, и римские войска, расквартированные в рейнских лагерях, могли быть за считанные дни переброшены через Северное море на Эльбу, что бы подавить любое восстание.

В итоге Друз мог с полным правом готовиться к триумфу – все местные племена были поставлены перед выбором: либо они должны были принести клятву верности Риму и покорно заплатить все налоги и подати, либо – бежать еще дальше на восток за Эльбу. Впрочем, не исключено, что римские войска со временем могли бы дойти и еще дальше – вплоть до самой Вислы, но тут с полководцем Друзом приключилось довольно странное и почти мистическое происшествие. Историк Дион Кассий писал, что как только Друз выехал на берег Эльбы, ему навстречу вышла одинокая друидесса – историк описал ее как женщину исполинского роста. Обращаясь, она произнесла:

- Куда ты так торопишься, ненасытный Друз? – спросила она полководца на чистейшей латыни. - Судьбе не угодно, чтобы ты вступил на эти земли. Ступай прочь, ибо и дело твое, и жизнь твоя подошли к концу. (2)

Смущенные пророчеством римляне повернули к лагерю, но тут лошадь Друза оступилась, и тот упал на землю, сломав себе ногу. Полковой лекарь наложил на перелом шину, но через месяц рана загноилась, началась гангрена, и овеянный славой покоритель Германии скончался. Его прах был доставлен в Рим и торжественно захоронен в мавзолее Августа на Марсовом поле.

Так Эльба (или римский Альбис) почти на два десятилетия стала восточной границей новой провинции Germania Magna. Именно тогда – в 8 – 9 годах до Р.Х. и впервые возникло название этой местности, которое без каких-либо изменений употребляется вот уже больше двух тысяч лет.

Правда, все это время историки почему-то полагали, что Germania Magna была не более, чем фантазией Августа – дескать, самолюбивый принцепс не мог допустить и мыли, что его планы могут кончиться неудачей, а потому и повелел всем подданным дружно поверить в существование выдуманной им провинции. Но результаты раскопок на восточном берегу Рейна красноречиво свидетельствуют, что римские колонисты строили здесь не походные лагеря, но большие города, планируя обосноваться здесь на века.

* * *
Когда мы слышим слово «Германия», то на ум сразу же приходят музыка Вагнера, «Зимняя сказка» Генриха Гейне, кожаные штаны баварцы и лихие напевы тирольцев. Точно также, упоминая древние германские племена, большинство обывателей представляет того же самого баварца, но только обернутого в звериные шкуры и в рогатом шлеме. Размахивая двуручным топором, он кричит свой боевой клич на чистейшем немецком: «Доннар ветер! Хенде хох!»

Точно таким же образом думал и немецкий археолог герр Карл Шухардт, основатель «Северо-западно-германского союза археологических исследований» и Римско-Германской комиссии, который вознамерился доказать научному миру прямое происхождение немецкого народа от легендарных арийцев, которые были не дикими охотниками, а народом воинов, художников и философов. Причем, не просто рядовыми философами, а самыми лучшими в мире философами, которым даже сократы с платонами в подметки не годятся, поскольку, дескать, хладные ветра Севера помогли арийским пращурам сохранить в неприкосновенности нравственный запас «золотого века» человечества. И вот, в поисках следов этих самых «индогерманцев» профессор Шухардт в 1908 году отправился в местечко Ромершанце (Romerschanze) недалеко от Потсдама. Где ж еще искать «ариев», как не в деревне, чье название в дословном переводе означает «римские военные укрепления». Однако, вместо нордических древних баварцев или бранденбужцев он нашел… славян. Вернее, не самих славян, но останки поселения лужицкой археологической культуры бронзового века, которая всегда соотносилась с лужицкими славянами. Или венетами – вендами, как называли славян немецкие этнографы.

Да, именно венеты в начале нашей эры и населяли Германию, именно наши пращуры упоминаются в римских хрониках под расплывчатым обозначением «племена германцев».

[Carl Schuchhardt_portret.jpg]
Карл Шухардт

Профессор Шухардт, ясное дело, оказался вовсе не в восторге от своего открытия. Соседство с предками славян полностью подрывало его теорию расовой исключительности «индогерманцев». Тогда он перенес раскопки в деревню Бух близ Берлина, но и там он обнаружил лишь следы пра-славянской культуры. После того, как Шухгардт раскопал еще ряд лужицких городищ, перед ним встала неприятная дилемма: либо он должен был объявить, что никаких таких «нордических индогерманцев» в Германии никогда не было, либо - признать генетическое родство предков немцев и славян.

Но герр Шухардт пошел третьим путем: он «забыл» про результаты раскопок, а своем журнале «Germania» опубликовал цикл материалов, в которых рассказывал об экспансии злобных и агрессивных славян против добрых и мирных германцев, и о прогрессивной роли последних по защите всей западной цивилизации. (3)

[Carl Schuchhardt.jpg]
Профессор Карл Шухардт на раскопках

Результатами его раскопок воспользовался и другой теоретик «индогерманской идеи» - Густав Коссинна - профессор Берлинского университета и основатель Германского общества праистории. В 1926 году герр Коссинна опубликовал свой фундаментальный труд «Происхождение и распространение германцев в доисторическое и раннеисторическое время», в котором была выдвинута гипотеза о 14 культуртрегерских походах древних германцев. (4) То есть, именно доисторическим баварцам, покорившим весь мир от Северного до Черного морей, включая Азию и Африку, все европейские народы и обязаны своей высокой культурой.

[presenchen.jpg]
Реконструкция найденного профессором Шухардтом поселения, относящегося к лужицкой археологической культуре.

Конечно, после краха национал-социализма упоминать в академических кругах о трудах профессора Коссинны стало совершенно неприлично, но вот его тезис о противостоянии германцев и славян по-прежнему является научной аксиомой. Дескать, Коссинна написал свою книгу до прихода Гитлера к власти, а поэтому его идеи вполне как бы «научны». В конце концов, тезис о разности культур германцев и славян за ХХ век повторили столько тысяч раз, что и сейчас эти слова произносят совершенно не задумываясь – типа, «это и так все знают». И никто даже не задумывается о том, что в самой этой фразе заложен самый настоящий обман, мошенничество, построенное по всем правилам подмены понятий.

Итак, давайте для начала разберемся, откуда появилось слово «Германия» и что оно вообще обозначает. Как утверждал в своей «Этимологии» Исидор Севильский (5), название Германии произошло от латинского слова «germino» («germinatio»), что в переводе означает «пустившие корни». Римский историк Публий Корнелий Тацит писал: «Германия — новое и недавно вошедшее в обиход слово, ибо те, кто первыми переправились через Рейн и прогнали галлов, ныне известные под именем тунгров, тогда прозывались германцами (т.е. пустившими корни на новом месте – Авт.). Таким образом, наименование племени постепенно возобладало и распространилось на весь народ; а затем, после того как это название укоренилось, он и сам стал называть себя германцами». (6)

Иными словами, говоря о Германии, римляне имели в виду родину пришлых народов – какую-то местность за Рейном. По другой версии, название Германии произошло от латинского «germanitas» - «братство», «родственный союз» - тонкий намек на то, что все проживающие там варвары являются родственниками. Впрочем, какой из этих вариантов находится ближе к истине для нас, наверное, и неважно, а поэтому мы ограничимся лишь констатацией факта, что название этой стране придумали римляне, исходившие исключительно из собственных соображений. Но, так или иначе, называя варваров «германцами», римские хронисты имели в виду только то, что эти люди обители на восточном берегу Рейна.

А кто такие славяне? Это, как утверждает Большая Российская Энциклопедия, «группа родственных по языку народов в восточной и юго-западной Европе». То есть, славянин – это говорящий на славянском языке. Отсюда следует логичный вывод: любой славянин, проживающий в Германии, является германцем.

Поэтому противопоставлять германцев и славян – это все равно что противопоставлять «деревянное» и «красное».

* * *
Но в истории немало и других глупостей. А самая большая их них заключается в том, что история все еще не хочет освободиться из плена романоцентричного взгляда на мир, согласно которому вся земля была погружена в тьму дикости и невежества, и только на берегах Средиземного моря ярко сиял маяк цивилизации – сам великий Рим. Рядом с ним светились маячки потусклее – Древняя Эллада, угасающий Древний Египет и персы – наследники Вавилона. А вокруг этих светочей прогресса была тьма-тьмущая немытых и одетых в звериные шкуры варваров, которые чего-то там себе копошились в грязи и издавали порой нечленораздельные рыки. Лишь недавно историки позволили себе признать, что и к северу от Рима тоже развивалась цивилизация европейских народов – конечно, не такая продвинутая, как римская, похуже и пожиже, но все-таки и кельтов тоже не стоит обижать, ибо люди старались, тянулись к знаниям, искали свет истины… Короче, молодцы, заработали «три с плюсом», и, слава богам, у этих кельтов хватило разума принять римскую культуру, а то так бы и остались варварами…. А вот германцы, как ни старались римляне, так и не захотели приобщиться к благам прогресса и цивилизации, а потому как они были пещерными дикарями, так ими и остались.

"Они не прилагают усилий, чтобы умножить трудом плодородие почвы, не сажают плодовых деревьев, не огораживают лугов, не поливают огороды, - отзывались о своих соседях римские писатели. - Беспробудно пить день и ночь ни для кого не постыдно. Частые ссоры, неизбежные среди предающихся пьянству, редко когда ограничиваются словесною перебранкой и чаще всего завершаются смертоубийством или нанесением ран…» (6) Ну, что сказать - животные, да и только.

Но так выглядел мир глазами римлян.

Но вот на взгляд самих кельтов или венетов никакой Галлии или Германии в природе вообще не существовало – эти страны, равно как и их названия, придумали римские оккупанты. В кельтском мире была единая Европа с множеством городов-государств, и река Рейн как раз не разъединяла народы, но соединяла их – ведь как раз по Рейну с севера на юг и обратно двигались караваны торговых судов.

Разделение «восток-запад» (то бишь, «Галлия – Германия») если и существовало в реальности, то было обусловлено чисто экономическими причинами. Об этом свидетельствует и такая беспристрастная наука, как археология – так, по мнению известного чешского археолога Любора Нидерле, автора фундаментального труда «Доисторическая археология Европы», культуры кельтов и славян вышли из одного общего источника – индоевропейской гальштатской археологической культуры. (7)

И, как родные «сестры»-близнецы, они обладают рядом общих черт и даже специалисты порой не смогут отличить одну от другой. Но есть и одно существенное различие – латенская «кельтская» археологическая культура сформировалась в богатых торговых и ремесленных городах Центральной Европы, на самых перекрестах караванных дорог прошлого. А вот ее лужицкая «бедная родственница» выросла на отшибе, в дремучих лесах, простиравшихся от побережья Балтийского моря до Дуная, от Рейна до Вислы и Буга. А где торговли нет, там и денег мало, и предметов роскоши поменьше, и жизнь попроще – сравните хоть жизнь в Москве и Урюпинске.

Впрочем, и «лужичане» тоже были не лыком шиты – хоть они и жили бедно, но от своих западных сородичей старались тоже не отставать. И в то время, как на берегах Роны и Сены племена кельтов строили свои города-оппидумы, на на восточном берегу Эльбы тоже росли свои мегаполисы. Например, Бискупинское городище (Biskupinie) – древняя крепость, стоявшая более двух тысяч лет назад на берегу Бискупинского озера, что в 80 километрах к северу-востоку от нынешнего польского города Познань.

[biskupinskoe.jpg]
Реконструкция Бискупинского городища.

Сколько веков существовал этот город – никому не известно. Но когда в Восточной Европе наступило похолодание, и на смену теплому и сухому климату пришел влажный атлантический, уровень воды в озере стал непрерывно повышаться. Много веков горожане вели упорную борьбу с водой, заливавшей поселок, но в конце концов они вынуждены были его поспешно покинуть – причем, как считают археологи, произошло это во время небывалого наводнения, когда горожане смогли унести с собой только все самое необходимое. Вода принесла с собой ил и грязь, которые на долгие века практически «законсервировали» этот деревянный город, который никогда бы не сохранился в естественных условиях.

[Walenty Szwajcer у Biskupina.jpg]
Валентий Швайцер у реконструированной стены Бискупинского городища.

Обнаружили же этот бесценный памятник случайно – после сильной засухи 1933 года уровень воды в озере упал, и на свет из-под слоя ила показались останки деревянных построек. На них обратил внимание местный школьный учитель Валентий Швайцер, который, к счастью для всей мировой науки, увлекался историей и даже вел школьный кружок археологии. Пан Швайцер сразу понял, что под слоем торфа может находиться что-то весьма любопытное, и позвонил в Варшаву. И вскоре к раскопкам городища приступил один из самых видных польских археологов Иозеф Костршевский, которому и предстали настоящие «славянские Помпеи» бронзового века.

Это была настоящая крепость, стоявшая на небольшом полуострове. Вернее, даже острове – для лучшей защиты жители города-крепости выкопали ров с водой, через который перебросили мост. Сам город был выстроен в лучших традициях фортификационного искусства – высота бревенчатых стен достигала шести метров, а к единственным воротам вел узкий проход, устроенный таким образом, что бы большая группа врагов не смогла с налету атаковать ворота. Сразу же за воротами была устроена небольшая рыночная площадь, посыпанная мелким гравием – здесь устраивались собрания, шла торговля.

[раскопки.jpg]
Раскопки на городище.

[Владимир Тихомиров]

Все остальное пространство внутри крепостных стен занимали тринадцать длинных – от одной крепостной стены до другой – домов, стоявших параллельно друг другу. Дома были «многоквартирными» - подобно современным таунхаусам, они делились на изолированные секции площадью в 7 – 10 кв. м. Обстановка в комнатах была довольно простой – слева от входа стояла широкая кровать из дубовых досок, под которой был устроен небольшой амбар для хранения зерна и других запасов провизии. Рядом стоял стол и лавки, а справа располагался очаг из обоженных глиняных кирпичей. Судя по всему, в таких «квартирах» жили княжеские дружинники со своими семьями – рядом с останками домов археологи обнаружили целые горы оружия – луки, стрелы, стальные мечи и топоры. Был и свой ремесленный квартал: в одном из домов археологи откопали останки кузнечной мастерской, в другом - целую лодку с вёслами, а в третьем – прекрасно сохранившуюся колёсную повозку-фургон. Дела у мастеров шли неплохо – археологи обнаружили в этих секциях несколько золотых монет и ювелирные изделия из Северного Причерноморья.

Но больше всего ученых поразили широкие – в два – три метра - деревянные улицы из дубовых бревен, которые были проложены между домами. За множество веков под землей накопился целый «слоенный пирог» из таких мостовых. Когда же ученые подняли самый последний слой и провели датировку возраста древесины посредством радиоуглеродного анализа и методом дендрохронологии, они ахнули – оказалось, эти дубы были спилены зимой 738 – 737 годов до Р.Х.

Получается, что этот озерный город – ровесник самого Рима!

А сколько таких же городов и крепостей стояло тогда по долинам Вислы, Рейна и Одера?! Сто, двести, а, может быть, и вся тысяча? Этого мы уже никогда не узнаем. Но останки древних городищ находятся по всей Германии. Впрочем, на мой взгляд, и одного знакомства с Бискупинским городищем вполне достаточно для того, чтобы отказаться повторять лживые расказы, что, дескать, наши пращуры были примитивными дикарями, лентяями, пьяницами и полудурками, влачившими жалкое существование в землянках из коровьего навоза.

[biskupin.jpg]
Реконструированное Бискупинское городище в наши дни.

* * *
Однако, тут же возникает другой вопрос – если на самом деле существовала эта единая доисторическая Европа, то почему об этом ни слова не упоминается в римских источниках? Напротив, если почитать античные хроники, то там можно обнаружить десятки и сотни различных племен с совершенно экзотическими названиями - батавы, бруктерны, сугамбры какие-то, усипеты…. И невольно складывается впечатление, что весь европейский континент был заселен самыми разными народами, говоривших на самых непонятных языках. И можно лишь пожалеть бедных римских колонизаторов, вынужденных как-то строить цивилизацию в этом вавилонском столпотворении. Но на самом деле никакого столпотворения не было. Большинство этих племен исповедовали одну религию, говорили на понятных друг другу языках и женились друг на друге – то есть, по сути, представляли один народ. Если, конечно, этот термин уместно употреблять в отношении людей, которые в то время вообще не задумывались о таких вещах, как национальность и национальная самоидентификация.

А вот все эти названия покоренному народу дали римляне. Вернее, римские солдаты – они же первыми стали осуществлять рабочие контакты с местным населением.

Вот, представьте себя в роли римского легата. Перед вами стоят несколько самых простых повседневных задач: нужно взять с подведомственных племен хлеб и другие продукты для личного состава лагеря, собрать фураж для лошадей, набрать рабочих для строительства дороги. Да и разобраться, почему это мужики с одного хутора надавали вчера по мордасам своим соседям – а вдруг это признаки бунта против власти кесаря?!

И вот, вы вызываете к себе своих верных центурионов и, тыча пальцем в карту, начинаете отдавать приказы:

- Так, Марк Порций, возьми-ка десяток толковых парней и ступай за хлебом вот сюда… Ну, короче, к тем галлам, чьи деревни стоят за изгибом вон той реки у такой большой черной скалы. Знаешь? Ну, молодец. А ты, друг мой Клавдий Секунд, езжай со своими ребятами на другой берег, найдешь там других галлов - ну, у них там вождь такой смешной, весь в татуировках и борода до пояса… Не знаешь такого?! Ну, у них там еще крыши травой покрыты, и елки везде растут... Найдешь короче…

Но это еще не все. Вечером вам предстоит еще написать донесение проконсулу провинции с отчетом о проделанной работе – и нужно перечислить, с кого вы дань собрали, а кого конкретно усмирили во славу римского оружия и самого Юпитера. И, как вы думаете, уместно ли будет в таких же выражениях объяснять вышестоящему начальству, куда конкретно и зачем вы посылали ваших солдат?

Конечно, это абсурдная ситуация. Для каждого мелкого племени вы придумаете свое оригинальное название – что б каждый центурион смог без дополнительных разъяснений четко понять суть вашего приказа, а не вдавался бы в долгие размышления, что солдатам делать крайне противопоказано.

А как даются покоренным народам имена – или экзоэтнонимы, если выражаться в терминах ономастики, науки о возникновении собственных имен?

[bilde.jpg]

Сегодня в Бискупине проходят фестивали исторической реконструкции.

Тут есть несколько вариантов. Во-первых, можно взять эндоэтноним – то бишь, местное самоназвание. Так, к примеру, часто делали американские колонисты или русские казаки в Сибири. При этом сам эндоэтноним, как правило, подвергается определенной фонетической ассимиляции. Вот, к примеру, есть такой народ «эннэчэ», а русские их стали звать энцами. Народ «хандэ» получил название хантов, а «утмороты» - удмуртов. Свои эндонимы с минимальными искажениями сохранили эвенки, манси, саамы и множество других народностей. (Кстати, в основе самоназваний этих народов лежит одно и то же слово – «человек».)

Но этот вариант хорош только в отдельных случаях. А как быть, если самоназвание аборигенов слишком трудно для произношения? Вот, например, есть такой народ «лыгъо равэтлъан» - то бишь, «настоящие люди». Попробуйте-ка это выговорить. Вот и русские первопроходцы не стали себе ломать язык, а взяли другое слово из языка туземцев – «чавчу», что в переводе означает «владелец оленей». И переделали «чавчу» в чукчу. Так весь народ стал называться чукчами, и их земля - Чукоткой. Основой для экзоэтнонима может служить и вообще самое распространенное слово из туземного языка. Например, русские поморы долгое время звали всех англичан «асеями» - от английского «I say» («Слушай!»). Асеи в свою очередь именовали русских «слиштами», потому что поморы всякий раз обращались к английским купцам с традиционного оборота: «Слышь, ты, мужик…»

Можно назвать народ по месту его жительства - то есть, придумать топоэтноним. Например, это произошло с кавказским народом «йыхбы», которых сейчас в России называют «цахурами» - в основе русского экзонима лежит название их главного аула Цахур. Точно такая же история произошла и с украинцами - «козацким народом», обитавшим на окраине.

Еще один распространенный вариант образования экзоэтнонима – патронимия, то есть, когда народ называется в честь своего вождя или какого-нибудь великого предка. К примеру, в первой половине XIX века неграми банту правил великий африканский вождь Свази, в честь которого белые «сахибы» - колонизаторы стали называть всех его подданных. А сейчас даже есть такая страна Свазиленд. А вот узбеки сами придумали себе патроним от имени великого хана Узбека, правившего в XIV веке кочевниками Золотой Орды.

Наконец, можно и самому придумать этноним для туземцев. В этом случае в качестве основы названия берется какая-нибудь метафора, яркая деталь из внешнего облика или манеры общения. При этом такие названия могут быть как восходящими, так и нисходящими. Восходящее название - это уподобление могучему льву или трепетной лани, нисходящее – к каким-то негативным чертам. Понятно, что последний вариант в истории применялся гораздо чаще, и популярны также антропологические адъективы: "косоглазый", "бледнолицый", "черножопый". Вот, например, народ рома, в России известные как цыгане. В каждое европейской стране у них есть свой экзоэтноним - англичане их зовут gypsies ("египтяне"), голландцы - heidens ("язычники"), финны - mustalainen ("чёрные") и т.д.

Или вот можно вспомнить, как русские иногда зовут украинцев «хохлами» - в честь «хохолков», традиционного козацкого чуба-оселедца на обритой голове. Хохлы, не оставаясь в долгу, зовут русских «кацапами». Это буквально означает «как козел» (цап — на украинском означает козла), ведь украинцам, привыкшим брить подбородки, бородатые русские солдаты напоминали козлов - единственных в животном мире существ, обладавших бородой. Кстати, в те времена имя этого животного еще не носило оскорбительной коннотации, ведь козлы для крестьян были весьма полезными. Практически в наше время сложилось еще два интересных экзоэтнонима: «титлы» и «тиблы». «Тиблами» презрительно называют русских эстонцы – от присловья «ты, бля…», а вот русские в ответ стали звать высокомерных эстонцев «титлами» - то есть, «титульная нация».

Еще можно вспомнить и китайцев, которые для всех европейцев придумали этноним «лаовай» («лао» – важный, старый, а слово «вай» означает дикаря, варвара). На русский это слово можно перевести как «зазнавшаяся чурка» - видимо, китайским императорам с их тысячелетней историей было обидно, что их в позапрошлом веке поучали какие-то полуграмотные варвары-выскочки, обскакавшие Поднебесную в техническом развитии.

Особенно часто такой творческий подход действует при образовании микроэтнонимов – то есть, для обозначений мелких местных сообществ внутри большой этнически однородной среды. Проще говоря, вот были русские поморы – часть русского этноса. Но внутри себя поморы делились на множество общин - «кишкобродов», «трескоёдов», «наважьи голов» и т.д. Так что, если не знать всей этой местной специфики, то читатель никогда не отнесет трескоедов к русским.

Так вот, и древние римляне точно таким же образом придумывали экзоэтнонимы для германских племен. Вот, к примеру, в античных источниках часто встречается название племени маркоманов (marcomanni) – то есть, это «жители границ», от латинских слов «margo» - граница, и «manus» - толпа.

Тут еще надо иметь в виду, что основным языком общения легионеров была sermo vulgaris - вульгарная латынь. А для вульгарной латыни, также как и для ее современного аналога «пиджин инглиша», характерны как фонетические изменения в произношении слов (например, слияние гласных дифтонгов, исчезновение неударенных гласных, исчезновение некоторых согласных в конце закрытых слогов, развитие в начале слов новых гласных и т.д.), так и замена падежных окончаний предлогами и другие коверканья слов. Короче, дабы не углубляться во все эти лексикологические тонкости, скажу вам сразу вывод - перевести римские экзонимы германских племен можно лишь с большой степенью вероятности. (Кроме того, нельзя забывать, что среди латинских этнонимов были и искаженные самоназвания племен.)

Тем не менее, многие «говорящие» экзонимы можно расшифровать и с обычным словарем классической латыни. Вот лишь несколько характерных примеров. Вот, например, экзоэтноним «лангобарды» – это «длиннобородые». Название племенного союза свевов (или свебов), возможно, происходит от латинского svevi (suevi) – «обученные» или «приученные».

Зато героические нервии, под корень вырезанные Цезарем, на поверку оказались всего лишь «жилистыми» или «худощавыми людьми». Название племени «лингонов» переводится как «болтливые», их соседи неметы – это «лесовики» или «живущие в лесу». Впрочем, такие нейтральные имена – скорее, исключение из правил, ведь римские легионеры вовсе не страдали политкорректностью к туземцам. Например, экзоним племени каннинефатов, прославившегося после антиримского восстания, можно расшифровать как «люди с собачьей судьбой». Кеноманы – это «грязнорукие», а название племени «виромандуев» можно трактовать как «обжоры».

Что ж, римским центурионам понятие политкорректности было абсолютно не свойственно. В таких же грубых солдатских выражениях они составляли и свои донесения легатам. В штабе легиона, ясное дело, тоже не филологи с этнографами сидели, для легата главное дело – порядок на вверенной ему территории, что б войска были сыты, а варвары – сидели бы ниже травы и тише воды, а уж как там эти немытые бородачи сами себя называют, его вообще не касается. Дальнейшее легко представить – донесения легата с описанием местных новостей гонцы несли наместнику провинции, оттуда сводка уходила в Рим. И вот теперь ученые спорят – куда же потом делись все это множество племен? А никуда они не делись. Просто имена этим племенам давали римляне, а как только римляне покинули Германию, вместе с ними пропали и «римские» имена германцев. А вот сами народы остались.

Кстати, римский политик и писатель Публий Корнелий Тацит тоже понимал, что с перечислением всех этих «слабаков», «обжор» и «бородачей» происходит какая-то путаница, а поэтому он в своем трактате Germania указал, что в к востоку от Рейна живет всего один народ, внутри которого выделяются всего три этнических группы: «В древних песнопениях они славят порожденного землей бога Туистона. Его сын Манн — прародитель и праотец их народа; Манну они приписывают трех сыновей, по именам которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами, посередине — гермионами, все прочие — истевонами. Но поскольку старина всегда доставляет простор для всяческих домыслов, некоторые утверждают, что у бога было большее число сыновей, откуда и большее число наименований народов…» (6)

* * *
Но вернемся в провинцию «Великая Германия». Римляне довольно быстро осознали, что золота и денег из местных племен не вытрясешь, и тогда для покоренного населения была придумана новая подать – поставка солдат в римскую армию. Начало рекрутских наборов положил сам Август, набрав свою личную конную охрану из батавов – племени, жившего в низовьях Рейна. Как писали римские историки, батавы были абсолютно бесстрашны и, если они поклялись кому-то в верности, то им можно было доверять больше, чем любому римлянину.

За батавами пришла очередь и других народов. Во времена Римской республики действовал непреложный закон: легионы комплектовались исключительно из римских граждан сенаторского и всаднического сословий, которые посредством военной службы исполняли свой гражданский долг. Граждане низших сословий и жители итальянских союзных городов набирались только во вспомогательные военные части, служившие необходимым дополнением к пехотным легионам. Но теперь все изменилось – в Римской империи численность армии возросла в несколько раз, ибо только мечом можно было удержать расширяющиеся границы римского влияния. Но одновременно это означало, что значительная часть армии Рима больше не была римской. Имперские вооруженные силы стали сугубо профессиональным образованием, в котором все большую роль стали играть наемники, набранные из «варварских» провинций.

Для большего привлечения потенциальных солдат была разработана и целая система подкупа – после 25 лет службы в легионах солдаты из провинции становились римскими гражданами и имели право на получение участка земли в пределах империи. Представители германской аристократии получали привилегии - к примеру, сыновьям вождей император присваивал римское гражданство сразу же при поступлении на службу. Более того, император даровал им имения в Италии стоимостью не менее 400 тысяч сестерциев – приблизительно 900 фунтов серебра. Это имущество приносило бы годовую ренту в 20 тысяч сестерциев – 20 годовых окладов простого легионера.

Кроме того, римляне забирали в качестве заложников и детей из наиболее знатных семей варварских племен – причем, эти подростки жили в столице империи вовсе не как обычные пленники, но как почетные гости и воспитанники римских школ. Знатные патриции с отеческим умилением снисходили до общения с этими восторженными дикарями и великодушно прощали им грубость нравов и незнание великосветского этикета. Расчет был прост - римляне считали, что если варварские дети с самого детства будут воспитываться в империи и служить в имперских войсках, то они проникнутся духом и величием Рима, а после службы, вернувшись в родные края, они станут верной опорой римскому режиму.

Маробод – вождь племени маркоманов – как раз был из таких «перевоспитавшихся». Еще ребенком его забрали из семьи в Рим, где он воспитывался при дворе Августа. В 9 году до Р.Х. его вернули домой и, по протекции главнокомандующего Друза, фактически назначили вождем племени. Но тут Маробод и совершил резкий разворот на 180 градусов – объединив под своей властью все племена маркоманов, он заставил их отойти от римских границ на восток - на территорию современной Богемии. В долинах Судет маркоманы и основали новое могущественное королевство. Свою армию Маробод построил по римскому образцу – по некоторым данным, его войско насчитывало 70 тысяч бойцов плюс 4 тысячи конницы.

Тотчас же в Рим из соседних провинций полетели донесения о том, что Маробод готовится к войне с римлянами, объединяя вокруг себя все больше племен. И Тиберий во второй раз был брошен на «умиротворение» Германии – поскольку лобовая атака ставки Маробода была чревата большими потерями, римляне решили пойти в обход и напасть на него со стороны непроходимых германских лесов, попутно уничтожая переметнувшихся к «изменнику» германцев. В итоге, как рассчитывал Тиберий, либо Маробод покинет свои горные крепости и бросится на помощь союзникам, либо он откажется от войны, опасаясь получить удар в спину. И вот, погрузив легионы на только что отстроенный речной флот, Тиберий прошел по Рейну, через канал Друза вышел в открытое море и взял курс на восток.

Это был уникальный морской поход – как уверяют римские источники, во время своего плавания Тиберий достиг Ютландского полуострова и, обогнув его, прошел вдоль берегов Балтийского моря. Потом флот повернул обратно и пошел к устью Эльбы, куда должны были подойти и римские пехотные части.

Но почему Тиберий решил идти в тыл к Марободу таким извилистым путем – через Балтику? Вероятно, у этого похода была еще одна цель – оставшиеся восточные поселения венетов. Ведь, несмотря на все поражения, венеты еще представляли для Рима серьезную опасность, ибо они фактически контролировали морские проливы и реки Германии. Само их существование было прямым вызовом господству Рима, а потому, что бы обеспечить стабильность своей власти в провинции, римлянам во что бы то ни стало нужно было покорить или уничтожить этот народ. Но вот попасть к венетам можно было только со стороны моря – потому-то Тиберий, никогда не любивший моря, и стал великим (и самым, пожалуй, недооцененным) флотоводцем империи.

К сожалению, подробности этого морского похода нам совершенно неизвестны. До наших дней дошло только туманные и подобострастные мемуары Веллея Патеркула, который, прежде, чем взяться за воспоминания, служил в армии Тиберия префектом конницы: «Ради благих богов! Достойными какого труда оказались операции, какие мы осуществили за лето под командованием Тиберия Цезаря! Нашими войсками пересечена вся Германия, побеждены народы, неизвестные даже по именам… Разбиты лангобарды, народ даже более дикий, чем сама германская дикость. И, наконец, на что прежде мы не могли и надеяться, тем более пытаться осуществить: римское войско проведено со знаменами на расстояние в четыреста миль от Рена до реки Альбис, которая разделяет земли семнонов и гермундуров. И в этом же месте благодаря удивительному счастью и заботе нашего военачальника, благодаря удачному выбору времени, с Цезарем и его армией соединился флот, который, обогнув залив Океана со стороны неведомого и ранее неизвестного моря и победив многочисленные народы, с огромной добычей вошел в ту же самую реку Альбис...» (8)

Из похода Тиберий вернулся с богатой добычей – он вел с собой 40 тысяч пленных, которых намеревался по большей части продать с аукциона рабов, а пару-другую сотен – казнить во время своего триумфального шествия. Однако, именно эти планы и стали главным просчетом Тиберия, благодаря которому он настроил против себя все германские племена.

* * *
Сегодня, конечно, историки любят поговорить о «благотворном» влиянии Римской империи, которая, дескать, несла с собой прогресс и блага цивилизации – просвещение, прогрессивное римское право, мощеные дороги, белокаменные амфитеатры, термы и акведуки. Но не будем себя обманывать – оккупация всегда остается оккупацией, и совершенно неважно из каких благих побуждений иностранные солдаты начинают истреблять побежденные народы. Да и акведуки с колизеями строились исключительно для колонистов – то есть, все тех же римских граждан, приехавших осваивать «очищенные» от варваров новые земли.

Показателен пример народа иценов, обитавшего в те времена на Британских островах – как раз в том месте, где сейчас стоит Лондон. Иценами правил царь Прасутаг, который, осознав бесполезность сопротивления римским «цивилизаторам», покорно встретил легионы имперского проконсула и даже сам назначил в завещании своим наследником императора Тиберия. Но оградить подданных от насилия так и не удалось. «Прежде всего, была высечена плетьми жена Прасутага Боудикка и обесчещены дочери, - пишет Тацит. - Далее, у всех отнимается унаследованное от предков имущество (словно вся эта область была подарена римлянам), а с родственниками царя начинают обращаться как с рабами... Ветераны легионов выбрасывали жителей из их жилищ, сгоняли с полей, называя пленниками и рабами, причем воины потворствовали своеволию ветеранов и вследствие сходства в образе жизни, и в надежде на то, что им будет дозволено то же...» (6)

Боудикка подняла восстание, в ходе которого было разрушено три римских города и убито почти 17 тысяч колонистов. Но мятеж вскоре был жестоко подавлен. Боудикка покончила с собой, а народ иценов был варварски истреблен. На их место из других провинций империи прибыли римские колонисты, а уж потом в Британию пришли и акведуки, и дороги, и термы.

Примерно такими же методами римские колонизаторы вели себя и на земле Германии. «Народы, не знакомые с римским владычеством, не испытали казней, не знают податей, - цитирует Тацит слова одного из вождей варваров. - Германцы же вовек не простят, что между Альбисом и Рейном им пришлось увидеть розги, и секиры, и тогу римлян.» Еще больше народное недовольство усугубила и административная реформа Августа Октавиана – в провинциях были конфискованы в пользу императора все земли и ликвидировано самоуправление, а вся власть была передана в руки имперских наместников-проконсулов.

Но не только имущественные притеснения заставляли варваров поднимать восстания против римлян. Всеобщее возмущение вызвали попытки Рима навязать варварам новый религиозный культ божественного Августа – смертного, посмевшего объявить себя богом. Народам с их тысячелетней религией это казалось немыслимым извращением, ересью и оскорблением всех святынь.

Надо сказать, что для самих римлян в культе Августа Октавиана не было ничего необычного – в конце концов, и сам основатель Рима легендарный Ромул был причислен к богам под именем Квирина – покровителя всего римского народа. Но здесь стоит отметить, что Август вовсе и не собирался ни замещать собой Квирина, ни, упаси боги, свергать Юпитера с его небесного трона – нет, Октавиан приказал славить только свой Гений – небесного духа-покровителя (если говорить упрощенно, то римские гении напоминали по своему роду занятий христианских ангелов-хранителей). В каждом доме римлянина находились священные пенаты – боги-покровители домашнего очага. Городу Риму покровительствовал гений Ромула, а Август стал покровителем (пенатами в единственном числе) всей Римской державы.

Однако, подобные теологические нюансы были понятны только самим римлянам. А вот для жителей покоренных провинций алтари в честь смертного принцепса выглядели настоящим кощунством и извращением. Да и сами римские солдаты, под угрозой оружия заставлявшие людей приносить священные жертвы Августу, менее всего походили на кротких миссионеров и проповедников. Даже в самой Италии введение культа Августа сопровождалось довольно жесткими методами – например, известен случай, когда Тиберий лишил жителей города Кизика всех налоговых вольностей из-за того, что они «были замечены в нерадивом отправлении священнодействий в честь божественного Августа».

Но если такие относительно бескровные репрессии применялись в отношении граждан Империи, то по отношению к покоренным народам римская власть действовала предельно жестоко. В Сенате, например, обсуждался вопрос о полном запрещении египетских и иудейских священнодействий – иудеи наотрез отказались приносить жертвы Августу. И сенаторы приняли решение выслать на остров Сардиния более 4 тысяч иудейских священнослужителей: «если из-за тяжелого климата они перемрут, то это не составит большой потери; остальным же предписывалось покинуть Италию, если они не откажутся от своих нечестивых обрядов». Северные народы тоже отказались предать веру отцов и поклоняться смертному чужеземцу и захватчику, правда, о том, как действовали «миссионеры» в Германии, римские историки стыдливо умалчивали.

* * *
Тиберий, впрочем, и сам ощутил приближение грозы. К тому же, внезапно взбунтовались войска, расквартированные в соседних провинциях Паннония и Далматия для похода против маркоманов. К солдатам, набранным из варварских племен, примкнули их родичи – и, если верить Веллею Патеркулу, вскоре общая численность восставших составила почти восемьсот тысяч человек. «Клянусь Геркулесом, никогда ни один народ не переходил так быстро от подготовки войны к самой войне, осуществляя задуманное, - писал Патеркул. - Римские граждане были уничтожены, торговцы перебиты; все и повсюду было опустошено огнем и мечом… Часть их (восставших) решила напасть на Италию; часть хлынула в Македонию…» (8)

Тиберий, бросив Германию, бросился на подавление восстания, вместо себя оставив командовать войсками наместника Публия Квинтилия Вара. Это решение стало второй роковой ошибкой императора.

Как писал Патеркул, Квинтилий Вар «был от природы человеком мягким, спокойного нрава, неповоротливым и телом и духом, пригодным скорее к лагерному досугу, чем к военной деятельности». Правда, будучи консулом в Сирии и Иудее, Вар прославился среди поданных тем, что уничтожил целый город Эммаус и в один день приказал казнить через распятие сразу две тысячи иудейских крестьян, лишь заподозренных в антиримских настроениях. Но что такое эти жалкие две тысячи каких-то грязных крестьян в масштабах империи? Мелочь и пустяк, совершенно не стоящий внимания. Зато вот в высших кругах римской аристократии Вар снискал известность своей алчностью, о которой даже ходили легенды. Как писал Патеркул, «что он не пренебрегал деньгами, доказала Сирия, во главе которой он стоял: бедным он вступил в богатую страну, а вернулся богатым из бедной». (8)

Трудно сказать, почему Тиберий решил, что лучший способ успокоить Германию – это ограбить ее местных жителей и увешать все придорожные столбы телами казненных. Наверное, при назначении Вара главную роль сыграло то обстоятельство, что наместник был женат на племяннице самого Августа. Понятно, что, имея такие связи, можно было не особенно заботиться о своем послужном списке. Но в Германии Публий Квинтилий Вар превзошел даже свои подвиги в Иудее – германцев он вообще считал за рабочий скот, «не имеющий ничего человеческого, кроме голоса и тела». Тем не менее, наместник полагал, что эти нелюди верно усвоили мысль о необходимости благодарно лизать римские сапоги и исправно набивать его карманы. Первым делом Вар упразднил власть местных собраний племен и обязал всякое решение – вплоть до покупки коровы – проводить через римскую администрацию. Естественно, за оформление каждой сделки или решение какого-либо мелкого бытового вопроса наместник забирал себе приличные проценты. Римский историк Флор писал, что германцы «начали питать отвращение к блуду и спеси Квинлия Вара не меньшее, чем к его жестокости». (9)

Другой историк – Дион Кассий – еще резче отзывается об этом плутократе: «Он не только отдавал германцам приказы так, словно они были рабами римлян, но также облагал их данью так, будто они были покоренной нацией. Такого они не могли стерпеть». (2)

Судя по всему, Тиберий и сам понимал, что «непригодный к военной деятельности» Квинтилий Вар не сможет удержать германцев в повиновении. И он прислал ему подмогу – легион варваров-наемников, которым командовал один из «перевоспитавшихся» варваров - сын вождя племени херусков по прозвищу Арминий. Это была третья роковая ошибка императора, бесповоротно решившая судьбу провинции.


[eine-einheit-roemischer-soldaten-8004.jpg]

Библиография

1 - Квинт Гораций Флакк «Собрание сочинений», СПб., Биографический институт, 1993.
2 – Цитируется по изданию: Dio Cassius. Roman History. L., 1930 (Loeb Classical Library). Перевод Н. Н. Трухиной.
3 - С. Schuchhardt. «Die Romerschanze bei Potsdam. Prähistorische Zeitschrift», Журнал «Germania», № 1, 1909 г. – цитируется по изданию Монгайт А.Л., «Археология Западной Европы. Каменный век.» Изд-во «Наука», М., 1973 г.
4 - G. Kossinna. «Ursprung und Verbreitung der Germanen in vor- und frühgeschichtlichen Zeit». Leipzig, 1926 г.
5 – Исидор Севильский. Текст воспроизведен по изданию: «Conquerors and Chroniclers of Early Medieval Spain» Liverpool Univ. Press, 1999. Средневековая латинская литература IV-IX вв. М. 1970.
6 - Корнелий Тацит « Сочинения в двух томах». Науч.-изд. центр «Ладомир», М., 1993.
7 - Л. Нидерле, «Человечество в доисторические времена. Доисторическая археология Европы и в частности славянских земель», Издание Л. Ф. Пантелеева, Спб., 1898.
8 - «Римская история» Веллея Патеркула. Ред. Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Изд-во Воронежского государственного университета, Воронеж, 1985.
9 - Текст приведен по изданию: «Луций Анней Флор — историк древнего Рима». Ред. Немировский А. И., Дашкова М. Ф. Изд-во Воронежского государственного университета, Воронеж, 1977.

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/11863/

У варваров не бывает исторической памяти, поэтому имя великого вождя, спасшего предков славян от истребления и остановившего продвижение Римской империи на восток, историки узнали из книг римских авторов.

Собственно, это даже не имя, но римское прозвище – Арминий, данное молодому вождю в имперской армии. Арминий был из «перевоспитавшихся» - юношей его вместе с братом в качестве заложников забрали в Рим. Столичной знатью варварский князек был принят более, чем радушно – сын вождя союзного племени был причислен к сословию всадников и стал быстро продвигаться по службе – в качестве командира вспомогательных войск Арминий участвовал в нескольких походах в Закавказье, где римляне в то время усмиряли буйных армян. Судя по всему, в честь покорения Армении он и получил свое имя – в некоторых римских источниках он упоминается как Armenius.

Его же настоящее имя осталось неизвестным. Интересно, что Мартин Лютер в свое время заявил, что римляне перепутали имя своего главного врага, и что Арминия следует называть Германом, «отцом Германии». Именно поэтому немцы, поставившие в 1875 году памятник Арминию – в честь победы во Франко-прусской войне, назвали монумент Hermannsdenkmal, то есть памятник Герману.

Конечно, никаким «Германом» он не был – вообще, само слово «Германия» тоже было придумано римскими завоевателями. Из книг Тацита нам известно, что германцы часто давали сыновьям имена, близкие по созвучию к имени отца, а отца Арминия звали Сигимером. Еще из римских хроник известно имена его родственников - деда Актумера и дяди Ингвиомера. Так что, можно предположить, что и настоящее имя Арминия тоже заканчивалось на слог «мер». Кстати, это вполне типичные для славян имена – ведь и в Киевской Руси многие имена заканчивались на слог «мер» (или «мир»). Достаточно вспомнить имена князя Владимира или новгородского боярина Остромира, известного как заказчика самой древнего на Руси рукописного «Остромирова Евангелия». Также по древним летописям известны такие славянские имена, как: Болемер, Богумер, Драгомир, Казимир, Любомер, Радомер, Тихомер и Яромир, ставшие основами для множества русских фамилий. В немецком же языке таких личных имен не существует.

Неизвестно и настоящее название народа, к которому принадлежал Арминий. В римских источниках говорится, что он был сыном вождя племени херусков – и, согласитесь, было бы крайне соблазнительно провести хронологический вектор от херусков к русским. Но не будем этого делать – хотя бы по той причине, что это название тоже римское. И, скорее всего, римляне ошиблись. Дело в том, что в готском языке слово «hairus» означает «меч», а слово «harjis» - «войско». (1)

Так что, скорее всего, германское племя «херуски» - это, скорее всего, просто искаженное древнее название войска или народного ополчения. Впрочем, о происхождении слова «русь» и об этимологии названия нашей страны мы поговорим чуть позже.

Памятник Арминию (фотография 1900 года).

Итак, вернувшись на родину из дальних походов, Арминий был потрясен, воочию увидев, чем обернулось римское господство для его соплеменников. Не знаю, может быть, из столицы империи Римская держава и виделась царством гармонии и справедливости, с мудрыми законами и умеренными в своих требованиях правителями, но вот в провинциях власть цезаря оборачивалась произволом чиновников и тотальным геноцидом. Однако, Арминий прекрасно понимал, что открытое выступление против римской власти обречено на жестокое подавление. Поэтому он предпочитал пока сохранять видимость лояльности, а сам тем временем собирал мощный союз племен. Наконец, по его приказу Ингвиомер – дядя Арминия - поднял восстание в отдаленном районе провинции. Вскоре слухи о беспорядках достигли слуха и наместника Квинтилия Вара, который тотчас же велел поднимать войска. Против мятежников Вар намеревался бросить все имевшиеся у него силы: XVII, XVIII и XIX легиона, а также три эскадрона тяжелой конницы и шесть когорт вспомогательных войск. То есть, итого почти 25 – 30 тысяч профессиональных солдат.

Естественно, победить такую армаду в открытом бою у германцев не было ни шанса. Но тут Арминий и убедил Вара, что лучше всего мятежников атаковать не в лоб, а зайти с тыла, пройдя через пустынные и заросшие холмы и ущелья Тевтобургского леса. Дескать, меньше всего восставшие ожидают нападения со стороны Эльбы, а потому их легко будет взять врасплох и перебить всех до единого – во славу цезаря. Вар, не ожидавший подвоха и предательства со стороны своего военного заместителя, легко согласился с этим планом. Римский хронист Дион Кассий писал: «Он (Арминий) считал, что он скорее заманит Вара в ловушку, когда он выступит против восставших и пойдет по стране, которую он считал дружественной, чем если они все сразу начнут войну против него, дав ему возможность принять все меры предосторожности». (2)

В историю поход Вара вошел как «катастрофа в Тевтобургском лесу», которая произошла 2 августа 9 года нашей эры.

Херуски напали на римское войско в самом узком месте Даэрского ущелья, в местечке, где сейчас стоит город Детмольд (земля Восточная Вестфалия - Липпе). Здесь дорога словно стиснута мрачными глыбами гор, а низины покрыты непроходимыми болотами. И именно в таком месте было проще всего организовать классическую партизанскую засаду, блокировав все входы и выходы; германцы даже заранее оборудовали укрепленные позиции. Причем Арминий, прекрасно изучивший римскую стратегию и тактику, сумел убедить своих бойцов действовать скоординировано, по единому плану, а не полагаться, как прежде, на личный безрассудный героизм.

«Варвары напали со всех сторон, выступив из лесной чащи, - пишет Дион Кассий. – Прекрасно зная дороги, они окружили их и сначала обстреливали издали. А когда уже никто не сопротивлялся и многие были ранены, они атаковали их вплотную. Так как римские войска шли без всякого порядка, то им было трудно сомкнуть свои ряды, а потому они понесли значительные потери, тем более, что они не могли причинить никакого вреда противнику, превосходившему их своей численностью...» (2)

[eine-einheit-roemischer-soldaten-8004.jpg]

Три отборных легиона, потерявшие управление, стали легкой добычей германцев. Римские солдаты вместе со всеми офицерами, вместе со штабом, обозом и спесивыми чиновниками, падали от копий и стрел херусков как срезанная солома - плечом к плечу, даже не успев толком организовать отпора. «Армия, отличающаяся своей доблестью, первая из армий по дисциплине и опытности в военном деле, попала в окружение из-за вялости своего полководца, вероломства врага и несправедливости судьбы, - горестно восклицал Патеркул. - Запертые лесами и болотами, попавшие в западню, они были полностью перебиты теми недругами, которых прежде убивали как скот!..». (3)

Резня продолжалась два дня. Под покровом ночи небольшая часть войска сумела вырваться из окружения и попыталась было закрепиться на вершине холма. Но к утру третьего дня кое-как оборудованный вал был взят штурмом. Немногие сдавшиеся в плен легионеры были тут же преданы традиционной «римской» казни - через распятие.

«Не было ничего отвратительнее этой бойни в болотах и лесах, - пишет римский хронист Флор. – Нельзя себе представить ничего более невыносимого, чем издевательства этих варваров. Некоторым они выкалывали глаза, другим отрубали руки. Одному они отрезали язык и зашили рот, а варвар, который держал язык в своей руке, крикнул римлянину: «Теперь, змея, ты уже больше не сможешь шипеть!»… Военными орлами и знаменами варвары владеют до сего времени, а третьего орла, дабы он не попал во вражеские руки, знаменосец обломал, спрятал у себя под поясом и вместе с ним исчез в напоенном кровью болоте. В результате этого поражения произошло то, что империя, которая не остановилась даже на берегу океана, принуждена была остановиться на берегах реки Рейна». (4)

Квинтилий Вар не стал дожидаться плена или казни и предпочел покончить жизнь самоубийством, бросившись на свой меч. Арминий отыскал его тело и в лучших традициях кельтов отсек голову. Позже он послал голову Вара вождю маркоманов Марободу – этот ценный подарок должен был склонить маркоманов к союзу с херусками. Маробод от союза уклонился, но голову сохранил, а много лет позже, когда ему самому потребовалась помощь римлян, он послал голову в Рим. В знак дружбы и верности.

Вслед за римскими войсками сгинула и сама провинция Germania Magna – как будто ее и не было никогда. Колонисты были безжалостно вырезаны, выжившие в панике бежали на запад, оставив все свое имущество; города и крепости к востоку от Рейна были заброшены. Презрение херусков к римлянам было настолько велико, что в том же Вальдгирмесе никто из варваров даже не покусился позолоченную статую Августа, которая так и пролежала в земле две тысячи лет.

Постыдное поражение Вара и моментальная потеря целой провинции вызвали настоящий шок в Риме, который, по выражению Светония, «почти разрушил империю». Август немедленно приказал вывести патрули на улицы Рима и продлил полномочия наместников других провинций, которым он разрешил применять любые меры дабы исключить возникновения бунтов на волне катастрофы. Светоний писал: «Он до того был сокрушен, что несколько месяцев подряд не стриг волос и бороды и не раз бился головою о косяк, восклицая: «Квинтилий Вар, верни легионы!» а день поражения каждый год отмечал трауром и скорбью». (5)

Карта римской провинции Germania

* * *
Арминий хорошо рассчитал время своего удара – как раз в тот момент, когда херуски резали легионы Квинтилия Вара, практически все римские войска вели тяжелые и кровопролитные бои с мятежниками в провинциях Иллирии и Паннонии. И на вызов, брошенный херусками, империи просто нечем было ответить – даже, когда восставшие иллирийцы были с огромным трудом приведены к покорности, никто в Риме не хотел новой войны. И уж тем более, никто не хотел вторгаться в этот страшный Тевтобургский лес. Позор поражения так подействовал на римлян, что Август даже запретил любое упоминание о провинции Germahia Magna. (Так что, мы даже не знаем как в действительности назывались римские города в Германии и где была столица провинции – римляне не оставили никаких записей об этом.) Никто не должен был напоминать принцепсу, что он в германских лесах потерял не только солдат.

Единственное, что смог сделать спешно вернувшийся в Германию Тиберий, это разместить на Рейне войска на случай, если Арминий попытается вторгнуться в Галлию и поднять мятеж среди тамошних племен. Кроме того, Тиберий с величайшей предосторожностью переправился через Рейн и попытался выяснить судьбу оставшихся в тамошних городах римлян. Подробности этого похода нам, к сожалению, неизвестны – все римские писатели дружно поют здравицу императору. Вот, к примеру, слова Патеркула: «Тиберию, вступившему в Германию, продолжали сопутствовать доблесть и счастье. Разбив силы врага в сухопутных и морских сражениях, он устранил огромную опасность.» (3)

Правда, о том, что это были за «сухопутные и морские сражения» и где они проходили, достопочтенный Веллей Патеркул, обычно не стеснявшийся восхвалять своего шефа, скромно умолчал. Он даже не указал количество убитых и взятых в плен варваров – главный предмет гордости любого римского полководца. Но в этот раз, судя по всему, хвастаться было совсем нечем. Так что, скорее всего, все эти «победы» Тиберия были чистым вымыслом, призванным успокоить сограждан.

В тот же год Тиберий свернул свою экспедицию, а еще через год вернулся в Рим, оставив на берегу Рейна, ставшего новой границей империи, мощную военную группировку из восьми легионов. (В частности, в верховьях Рейна были расквартированы II «Легион Августа», XIII «Сдвоенный», XIV «Марсов Победоносный» и XVI «Галльский» легионы, а в районах Нижнего Рейна – I «Германский» легион, V «Жаворонки», XX «Валериев Победоносный» и XXI «Стремительный»).

Однако, как выяснилось, эти легионы представляли собой куда большую опасность для самих римлян, нежели для германцев. Любой военный вам подтвердит: главным врагом даже самой сильной армии мира является вовсе не противник, а скука и безделье. Когда огромное множество крепких мужиков с оружием в руках, согнанные в небольшое место, начинают маяться от безделья – жди беды. Либо сопьются и устроят резню, либо – революцию с грабежом местного населения, а то и все сразу.

Так оно и случилось – в 14 году от Р.Х., после смерти Августа Октавиана, рейнские легионы подняли мятеж. Тацит писал: «Мятеж вспыхнул без каких-либо причин, кроме того, что смена принцепса открывала путь к своеволию и беспорядкам и порождала надежду на добычу в междоусобной войне… Тиберий в ознаменование траура освободил воинов от несения обычных обязанностей, и воины распустились и стали стремиться к праздности…» (6)

Бывший солдат Веллей Патеркул куда более конкретен: «Легионы, будучи охвачены каким-то бешенством и ненасытной страстью к беспорядкам, потребовали себе нового военачальника, новый устав, новое управление. Они даже осмелились утверждать, что дадут сенату, принцепсу законы, и сами попытались установить себе размер жалования, сроки службы… (солдаты потребовали снизить срок военной повинности с 20 до 16 лет. – Авт.).» (3)

На подавление восстания в Галлию прибыл Юлий Цезарь Германик – отпрыск полководца Друза, племянник и приемный сын Тиберия, который и сам уже принимал участие в нескольких военных походах против варваров. Увидев, что дело в гарнизонах и лагерях уже попахивает бессмысленной и беспощадной резней, Германик решил отвести агрессию солдатни в нужное русло – он повел легионы за Рейн на войну с германцами. Дескать, так и солдаты получат свою военную добычу, и совершится великая месть за поруганную честь римского оружия.

«Все еще не остывшие сердца воинов загорелись жгучим желанием идти на врага, чтобы искупить этим свое безумие: души павших товарищей можно умилостивить не иначе, как только получив честные раны в нечестивую грудь. Цезарь поддержал охвативший воинов пыл и, наведя мост, переправил на другой берег (Рейна) двенадцать тысяч легионеров, двадцать шесть когорт союзников и восемь отрядов конницы». (6)

[битва Тевтобургский лес.jpg]

* * *
Сначала римляне обрушились на селения племен марсов. «Не было снисхождения ни к полу, ни к возрасту; наряду со всем остальным сравнивается с землею и то, что почиталось этими племенами священным, и прославленное у них святилище богини Танфаны, как они его называли. Среди воинов, истреблявших полусонных, безоружных, беспорядочно разбегавшихся в разные стороны, ни один не был ранен.» (6)

Следом римская армия обрушилась на племена бруктеров, тубантов и узипетов. За блестящее подавление солдатского мятежа Германика наградили триумфом в Риме.

На следующий год Германик решил продолжить завоевание Германии, и, собрав 50 тысяч солдат, пошел войной против народа хаттов. «К хаттам он подошел настолько внезапно, что все, кто из-за возраста или пола не мог спастись бегством, были либо захвачены в плен, либо перебиты на месте. Мужчины зрелого возраста, переправившись вплавь через реку Адрану, мешали римлянам приступить к наведению моста. Отогнанные затем метательными снарядами и стрелами лучников и тщетно попытавшись начать переговоры о мире, некоторые из них перебежали к Германику, а остальные, покинув свои поселения и деревни, рассеиваются в лесах. Предав огню город Маттий (столицу страны хаттов – Авт.) и опустошив открытую местность, Цезарь повернул к Рейну; враги не осмелились тревожить тыл отходящих, что у них было в обыкновении…» (6)

Однако, на этом военные успехи Германика закончились – к полю боя стремительно подошла армия херусков. И первая же встреча с Арминием в открытом бою обернулась для римлян полным конфузом. «Германик, следуя за Арминием, … приказывает коннице захватить стремительным натиском поле, на котором расположились враги. Арминий, повелев своим сомкнуться как можно теснее и направиться к лесу, внезапно поворачивает назад, а затем спрятанному им в лесистом ущелье отряду подает знак устремиться на римлян. Свежими силами неприятеля наша конница была приведена в замешательство, а посланные ей на подмогу вспомогательные когорты, смятые толпой беглецов, усугубили смятение; и они были бы загнаны в топь…, если бы Цезарь не подоспел с легионами.»

И тут Германик осознал, что, даже обладая огромной и великолепно обученной армией, разгромить варваров будет совсем не просто. Во-первых, Арминий сам прекрасно знал стратегию и тактику римских войск, во-вторых, в его войске было много офицеров и солдат-ветеранов, прошедших вместе с Арминием через несколько походов и военных кампаний. Наконец, у варваров было главное преимущество – их мобильность. Он уже привыкли при малейшей опасности уходить от римлян в чащобы лесов, у них не было крупных городов и крепостей, которые можно было бы взять штурмом по всем правилам ведения «нормальной» войны. А раз не было городов, значит, не было и больших запасов продовольствия, которое можно было бы отнять силой – а ведь десятки тысяч легионеров требовалось чем-то кормить. Таким образом, в отношении херусков совершенно не работала тактика «выжженной земли», ибо выжигать было нечего, зато вот сами римские легионы, лишенные возможности пополнять запасы провианта из покоренных городов, оказались крайне уязвимы для партизанских действий. Чем Арминий и воспользовался, изматывая врага частыми нападениями на дорогах.

«Арминий напал не сразу, а лишь когда обозы увязли в грязи, пришли в смятение находившиеся возле них воины, был нарушен порядок движения, все сбилось в кучу, и, как это бывает в подобных обстоятельствах, каждый думал более всего о себе, и уши стали плохо воспринимать приказания. Лишь тогда он (Арминий) велит германцам броситься в бой, воскликнув: «Вот он Вар и вторично скованные той же судьбой легионы!». И он тотчас же с отборными воинами врезается в ряды римского войска, поражая по преимуществу лошадей. Те, скользя в своей крови и в болотной топи, стряхивают с себя всадников, опрокидывают встречных, топчут упавших…»

«Все было неблагоприятно для римлян, - описывал Тацит результаты другой экспедиции. - Воины, увязавшие в жидкой грязи, не могли как следует метать дротики. Херуски, напротив, привыкли сражаться в болотах, отличались большим ростом и своими огромными копьями могли разить с очень далекого расстояния. Только ночь избавила от разгрома дрогнувшие уже легионы…» (6)

Тем не менее, Германику удалось с тяжелыми боями дойти до Тевтобургского леса, где лежали все еще не погребенные останки легионеров Вара. Германик распорядился с почестями похоронить все скелеты. Кроме того, он вернул в Рим значки с имперскими орлами - штандарты погибших легионов, которые херуски в качестве жертвы богам оставили в лесных капищах.

* * *

Предполагаемый портрет Арминия работы Эрнста фон Банделя

Как это ни странно, но, несмотря на победу над Варом, Арминий не сразу стал общенациональным лидером херусков. Оставалось еще довольно много знатных вождей, видевших свою выгоду в сотрудничестве с Римом. Главным же противником Арминия стал его собственный тесть Сегест, которого наместник Вар в свое время посвятил в сан жреца при местном святилище Августа. Сегест еще до битвы в Тестобургском лесу предупреждал наместника, что херуски готовят восстание против римлян, но Вар ему не поверил. Видимо, подумал, что хитрый германец хочет руками римлян свести родственные счеты со своим зятем.

Теперь же, когда римские армии вновь маршировали по дорогам Германии, Сегест решил, что настал его час. Он силой захватил жену Арминия и свою дочь Туснельду, которая тогда ждала ребенка, и отправил пленников в ставку Германика с письмом, в котором просил у посланника императора прощения за участие в мятеже. Разумеется, Германик от имени Цезаря тут же милостиво простил отступника, ибо взятая в заложники беременная супруга Арминия давала римлянам отличный шанс выманить противника из леса. Тацит пишет: «Более приверженная устремлениям мужа, чем отца, и не унизившая себя до слез или мольбы, она предстала со скрещенными на груди руками и глазами, опущенными к своему отягощенному бременем чреву… Позже жена Арминия родила ребенка мужского пола, который был воспитан в Равенне». (6)

Также Германик попытался наладить с Арминием контакт и через его старшего брата Флава, который продолжал служить у римлян и даже получил личную награду из рук императора Тиберия - за потерянный в одной из битв глаз. Тацит так описывает их встречу: «Флав вышел вперед, и Арминий обратился к нему с приветствием; затем он отослал своих спутников и потребовал, чтобы ушли и наши лучники, которые были расставлены на берегу. После того как это было исполнено, Арминий спрашивает брата, откуда у него на лице увечье. Когда тот назвал место и битву, Арминий допытывается, какую награду он за него получил. Флав ответил, что ему увеличили жалованье и дали ожерелье, венец и другие воинские награды, и Арминий стал насмехаться над ним, говоря, что это дешевая плата за рабство. После этого между ними разгорается спор; один говорит о римском величии, о мощи Цезаря, о суровом возмездии, ожидающем побежденных, о милости, обеспеченной всякому, кто покорится, о том, что с женою и сыном Арминия не обращаются как с врагами; другой — о долге перед родиной, об унаследованной от предков свободе, об исконных германских богах, о том, что и мать также призывает Флава вернуться и быть не перебежчиком и предателем в отношении родственников и близких, наконец, всего племени, а его предводителем. Понемногу дело дошло до ссоры, и даже разделявшая их река не помешала бы им схватиться друг с другом…» (6)

Флав и подсказал Германику как лучше всего загнать Арминия в ловушку, повторив маневр Тиберия, когда тот через Северное море зашел варварам в тыл. В этот раз Германик должен был морем переправить войска и провиант до условной точки в долине Эльбы, откуда он и ударит варварам в тыл. В то же время к Эльбе сушей подойдут и пехотные легионы. Таким образом, Германик зажмет херусков в клещи и легко одержит победу.

Морской поход Германик приказал готовить на следующий год. Для своего «блицкрига» он приказал огромный флот из 1100 кораблей – именно такая армада была необходима для транспортировки 4 легионов и частей вспомогательных войск. «Одни корабли были короткие, с тупым носом и такой же кормой, но широкие посредине, чтобы лучше переносить волнение на море, другие - плоскодонные, чтобы могли без повреждения садиться на мели».

Но план не сработал. Из-за ошибки лоцмана римский десант вошел не в устье Эльбы, а в соседний Везер (Визургий). Да еще к тому же высадка произошла в наименее подходящем для этого месте – в затопленных весенним паводком низинах. Солдатам пришлось по пояс в воде разгружать припасы и снаряжение, долго искать среди болот сухое место для лагеря – словом, они в буквальном смысле слова сели в лужу и потеряли несколько дней. Блицкрига не вышло. Арминий, услышав про рейд римлян в тыл, успел повернуть свои отряды, и встретил врага у Везера.

Битва состоялась на следующий день, когда Германик бросил на форсирование Везера наемников из германского племени батавов, которые считались лучшими лучшими кавалеристами в империи. Римляне говорили, что в умении обращаться с лошадьми батавы могли дать фору и степным кочевникам, но особенно ценилось их умение вплавь форсировать реки: отряды батавов с оружием в руках переплывали реки, не слезая при этом с коней и не нарушая боевого строя. Однако, на этот раз батавов на берегу встретил град стрел и копий, и их атака захлебнулась.

Тогда Германик решил выманить херусков на открытый бой. Он захватил священную рощу, которую римляне назвали Идизиавизо – «Долина дев», которая была посвящена местным кельтиским богиням. (Кстати, это название должно быть знакомо поклонникам романа «Мастер и Маргарита» – именно в битве при Идизиавизо, как писал Булгаков, сражался Понтий Пилат, а центурион Марк Крысобой получил ранение лица.) Расчет оказался точен: херуски, не желавшие осквернения священных алтарей, бросились на римлян. «Римляне теснили херсуков с холмов; - пишет Тацит. - Среди врагов виднелся Арминий, который словом, примером в бою, стойкостью в перенесении ран побуждал их держаться. И он опрокинул бы лучников и прорвался, если бы ему не преградили пути когорты ретов и галлов. Употребив всю свою силу и быстроту коня, он все же пробился, измазав себе лицо своею кровью, чтобы остаться неузнанным… Такая же доблесть или хитрость спасла и Ингвиомера; остальные были перебиты. Это была большая победа и почти не стоившая нам крови. До ночи наши рубили врагов; на протяжении десяти тысяч шагов все было усеяно их трупами и оружием…»

Вдохновленные победой римляне преследовали херусков до самых берегов Эльбы. Здесь, на безымянной равнине - Тацит лишь указывает, что в той местности была древняя насыпь, окружавшая некий священный лес, и произошло второе генеральное сражение, которое римляне проиграли. Как писал Тацит, воспользовавшись временной передышкой после битвы, Германик дал сигнал к отступлению, которое скорее напоминало бегство.

Но в Северном море Германика поджидала еще большая катастрофа. «Южный ветер… подхватил корабли и раскидал их по открытому Океану или повлек к островам, опасным своими отвесными скалами или неведомыми мелями... Часть кораблей поглотила пучина, большинство было отброшено к лежащим вдалеке островам; и так как они были необитаемы, воины, за исключением тех, кого поддержали выкинутые прибоем конские трупы, погибли от голода. Только трирема Германика причалила к земле хавков; дни и ночи проводил он на прибрежных утесах или вдававшихся в море мысах, называя себя виновником этого бедствия, и приближенные с большим трудом удержали его от того, чтобы он не нашел себе смерть в том же море».

Тацит уверяет читателя, что буря была «внезапной». Но это отговорка для простаков. Римские моряки уже более полувека плавали по Северному морю вдоль берегов Галлии и Германии. Разумеется, за это время они прекрасно успели изучить климатические условия этого капризного моря и цикличность штормов. Кроме того, вместе с римлянами были и местные проводники из германцев. Почему же они не отговорили Германика от плавания в такое опасное время года? Не разумнее ли было переждать сезон штормов на берегу, а уж потом и пускаться в поход? Но Германик почему-то отбросил все советы своих мореходов и приказал выходить в море. И этому есть только одно объяснение: армия римлян была разбита, и Германик опасался преследования херусков.

* * *

Портрет Германика
Четыре отборных легиона сгинули в пучине Северного моря, и Рим по вине Германика потерял больше солдат, чем после ужасной катастрофы в Тевтобургском лесу. Но Тиберий, ставший к тому моменту полновластным хозяином империи, понимал, что второй подобный удар по престижу империи общественное мнение может и не выдержать. Ни при каких обстоятельствах принцепс не смог бы признать, что его легионы, сама основа мощи Pax Romania и его богоподобного императора, вдруг снова потерпели сокрушительное поражение от толпы жалких дикарей. Это было просто невозможно, потому что было невозможно в принципе.

И Тиберий предпочел не заметить поражения. Он послал на Рейн новых легионеров, восполнив состав разбитой армии, а Германика, отстранив от командования, вызвал в Рим – для почетного триумфа в честь отмщения германцам и возвращению потерянных штандартов легионов Вара. Очевидно, что Тиберий уже тогда хорошо понимал основной медийный принцип, который мастера нашего российского пиара взяли на вооружение лишь в начале третьего тысячелетия: информация о событии важнее самого события. Настолько важнее, что самого события может и не быть – довольно лишь славы и людской молвы. И поэтому император приказал считать Германика победителем.

Римский плебс с восторгом встречал облаченного в золотой венец и пурпурную тогу 33-летнего «Победителя Германии», триумфатору рукоплескала аристократия и знатные воины. Греческий географ Страбон писал отчет о торжествах прямо с места события: «Пленные херуски обеспечили Германику поистине бриллиантовый триумф. Самые прославленные мужчины и пленники вели закованных в цепи пленников, я имею в виду Сегимунда, сына Сегеста и вождя херусков, и его сестру Туснельду, жену Арминия… и трехлетнего сына Туснельды, Тумелика». (7) (Дальнейшая судьба Тумелика неизвестна, но по дальнейшим событиям из хроники Тацита можно сделать вывод, что он погиб еще будучи подростком. Арминий так никогда и не увидел своего сына.)

Затем Германика отправили в «почетную ссылку» в Антиохию - править Сирией и другими восточными провинциями империи, где его через год и отравили; в убийстве официально был признан виновным сирийский командующий Гней Пизон А вот Арминий еще довольно долгое время правил союзом племен херусков, к которым примкнули и другие племена – к примеру, семноны, свебы, хатты. Через год после изгнания он разгромил армию Маробода, претендовавшего на титул верховного царя германцев. Маробод был с позором изгнан и бежал в Рим, где он в качестве «почетного пленника» и прожил еще 18 лет.

Арминий и сам задумал объединить все свободные племена в единую Германскую державу. Себя он, разумеется, видел в роли царя. Но этим планам не суждено было претвориться в жизнь – Арминий погиб от руки предателей из своего окружения. По одной версии, его отравили подкупленные Римом агенты, по другой – вождь херусков разделил судьбу Цезаря, став жертвой заговора вождей германских племен, которых стало раздражать стремление Арминия к абсолютной власти. Годы спустя Тацит даже написал главному «врагу Рима» величественную эпитафию: «Это был, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа не в пору его младенчества, как другие цари и вожди, но в пору высшего расцвета его могущества, и хотя терпел иногда поражения, но не был побежден в войне. Тридцать семь лет он прожил, двенадцать держал в своих руках власть; у варварских племен его воспевают и посейчас; греческие анналы его не знают, так как их восхищает только свое, римские — уделяют ему меньше внимания». (6)

Однако, после гибели Арминия германцы стали еще больше обожествлять своего легендарного вождя. Доказательством этому служит тот факт, что после погребения Арминия в Рим прибыла представительная делегация вождей-херусков, которые попросили отдать им Италика, сына Флава и племянника Арминия для того, что бы тот стал царем союза племен. «Херуски испросили царя из Рима, так как их знать была истреблена… и оставался в живых лишь один единственный потомок царей, находившийся в Риме и носивший имя Италика.»

Однако, Италику выпала нелегкая миссия: «Сначала германцы радовались его прибытию, и так как, чуждый их распрям, он одинаково благосклонно относился ко всем и располагал к себе то обходительностью и сдержанностью... И уже добрая слава о нем шла среди ближних племен, уже распространялась она и дальше, когда те, кто извлекал для себя выгоду из раздоров, страшась его усиления, удаляются к соседним народам и там распространяют убеждение, что древней свободе германцев приходит конец, ибо римляне начинают самовластно распоряжаться ими: ужели и в самом деле из родившихся на той же германской земле нет никого, чтобы править ими, и отпрыск лазутчика Флава — единственный, кого надлежало вознести выше всех?… Спустя некоторое время между варварами произошла ожесточенная битва, в которой, царь одержал победу, но вскоре, упоенный успехом, впал в высокомерие и был изгнан; поддержанный лангобардами, он возвратился на царство, утесняя племя херусков и когда судьба благоприятствовала ему, и когда она от него отворачивалась…» (6)

* * *
Следующим, кто решил снискать себе лавры покорителя Германии, стал 28-летний император Гай Цезарь, сын полководца Германика, более известный как Калигула (т.е. «Сапожок» - таково было детское прозвище юного Гая, данное ему солдатами отца). В 39 году н.э. Гай Цезарь прибывает в главе войска на Рейн и объявляет поход против варваров. Правда, это было очень странное «завоевание» - нечто среднее между учениями и театральной постановкой. Вот как эту «войну» описывает Светоний:

«Без промедления, созвав отовсюду легионы и вспомогательные войска, произведя с великой строгостью новый повсеместный набор, он отправился в путь… А потом, так как воевать было не с кем, он приказал нескольким германцам из своей охраны переправиться через Рейн, скрыться там и после дневного завтрака отчаянным шумом возвестить о приближении неприятеля. Все было исполнено: тогда он с отрядом преторианских всадников бросается в соседний лес, обрубает с деревьев ветки и, украсив стволы наподобие трофеев, возвращается при свете факелов. Тех, кто не пошел за ним, он разбранил за трусость и малодушие, а спутников и участников победы наградил венками… В другой раз он приказал забрать мальчиков-заложников (…) и тайно послать их вперед, а сам, внезапно оставив званный пир, с конницей бросился за ними вперед , схватил, как беглецов, и в цепях привел назад...

После этого он обратился к заботам о триумфе. Не довольствуясь варварскими пленниками и перебежчиками, он отобрал из жителей Галлии самых высоких и, как он говорил, пригодных для триумфа, а также некоторых князей: их он приберег для торжества, заставив не только отрастить и окрасить в рыжий цвет волосы, но даже выучить германский язык и принять варварские имена. А казнохранителям своим (в Риме) он написал, что бы триумф они подготовили такой, какого никто и не видел…» (5)

[movies_caligula_1.jpg]

Историки относят эту «псевдо-войну» к очередным чудачествам Калигулы, который вошел в историю как самодур и душевнобольной тиран. Однако, на мой взгляд, все гораздо проще. Калигула устроил это милитаристское шоу в рамках проводимой им рекламной кампанию по повышению авторитета власти в глазах римского плебса. Все дело в том, что, как писал тот же Светоний, римляне в последние годы правления Тиберия совершенно утратили всякое чувство почтения как к самому государству, так и к самой государственной власти. Империя погрязла в коррупции и насилии, а плебеи и даже – подумать только! - рабы обсуждали в общественных местах подробности безумных сексуальных оргий Тиберия и подсчитывали, сколько мальчиков или девочек вчера вечером изнасиловал их престарелый принцепс. «Смерть Тиберия вызвала в народе ликование, - пишет Светоний. – При первом же известии люди бросились бегать, крича «Тиберия – в Тибр!». А вот Гай Калигула сразу же понравился народу – во-первых, своей молодостью и энергичностью, во-вторых, тем, как решительно он начал перестройку государственных институтов в духе возвращения к идеалам эпохи Августа. «Он был самым желанным правителем и для большинства провинций и войск, где многие помнили его еще младенцем, и для всей римской толпы… Народ встречал его густыми ликующими толпами, с алтарями, с жертвами, с зажженными факелами, напутствуя его добрыми пожеланиями, называя его и «светиком», и «голубчиком», и «дитяткой». (5)

Однако, на третий год правления Гая Цезаря его рейтинг начал падать. Тогда принцепс и придумал устроить «маленькую победоносную войну» – ведь именно за победы и триумфы плебс и любит своих властителей. Но только зачем же при этом устраивать настоящую войну?

Смотрите, мог бы сказать Калигула, вот мой дед Друз положил в Германии кучу народа и все ради чего? Ради провинции, которая, едва просуществовав всего два десятка лет, исчезла в несколько дней? Или вот другой мой дед – император Тиберий. Стоило ему после восстания Арминия только привести легионы на Рейн, как молва тут же разнесла слухи о великих победах над варварами на суше и на море. И никого из римской черни не интересовало, где это самая Германия находится, и как там на самом деле обстоят дела. Наконец, мой отец и вовсе угробил на войне четыре легиона без всякой практической пользы, но после того, как он еле унес оттуда ноги, он был объявлен победителем, и народ до сих пор восторгается его походом. Так, может быть, эту ситуацию стоит довести до логического конца? То есть, вообще ни с кем не воевать, а сразу объявить себя победителем. Так и армия останется целой, и народ получит и свой праздник триумфа, и императора-защитника Отечества, и на всех улицах снова будут благословлять своего владыку.

И, кстати, прежде чем смеяться над Калигулой, посмотрите на нынешних политиков, которые также обожают устраивать потешные военно-патриотические "войнушки" на потребу телезрителям. И нынешнему плебсу такие шоу очень нравятся.

Впрочем, в затее Калигулы был и один недостаток – сами германцы, которые были абсолютно не в курсе намерений принцепса устроить небольшой спектакль. Напротив, на том берегу Рейна переполошились и стали готовиться к новому нашествию римлян. Воинственное племя хаттов даже совершило разведывательную вылазку на римскую территорию, чем весьма сильно перепугали Гая Цезаря с его армией. Что ж, завоевание, начавшееся как трагедия, закончилось настоящим фарсом.

Но война на этом не закончилась.

[copyrighted_YKpreview_KYN4147.jpg]

Библиография
1 - С.И. Дубинин, М.В. Бондаренко, А.Е. Тетеревенков «Готский язык». Изд-во «Самарский университет», 2006.
2- Цитируется по изданию: Dio Cassius. Roman History. L., 1930 (Loeb Classical Library). Перевод Н. Н. Трухиной.
3 - «Римская история» Веллея Патеркула. Ред. Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Изд-во Воронежского государственного университета, Воронеж, 1985.
4 - Текст приведен по изданию: «Луций Анней Флор — историк древнего Рима». Ред. Немировский А. И., Дашкова М. Ф. Изд-во Воронежского Государственного университета, Воронеж, 1977.
5 - Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати цезарей», Изд-во «Эксмо», М., 2006 г.
6 - Корнелий Тацит « Сочинения в двух томах». Науч.-изд. центр «Ладомир», М., 1993.
7 – Страбон «География». Ленинградское отделение издательства «Наука», Л.,1964.

[Владимир Тихомиров]

http://www.istpravda.ru/research/12158/

Восстание Юлия Цивилиса - последняя попытка сопротивления кельтского мира.

В годы правления императоров Клавдия и Нерона на Рейне установилось состояние шаткого перемирия – первые уже не горели желанием покорять этих упрямых варваров, а те, в свою очередь, не имели достаточно сил, что бы разгромить мощную военную группировку римлян. Тем не менее, мелкие пограничные стычки проходили каждый год, поэтому вдоль границы римские солдаты выстроили мощный оборонительный рубеж с цепочкой крепостей. Сами пограничные территории были преобразованы в провинции Germania Superior (Верхняя Германия) и Germania Inferior (Нижняя Германия). Это был нехитрый трюк для успокоения народа – дескать, смотрите, провинция Germania Magna никуда не исчезла, а просто разделилась на две новых области.

Но на самом деле, властям Римской империи в те годы стало уже не до покорения германских лесов. Император Клавдий провел успешное завоевание Британии, и теперь римские легионы не жалея сил и жизней покоренных кельтов насаждали римскую администрацию на островах; на востоке шла кровопролитная война с Парфией и Арменией, а в Иудее в это время вспыхнул кровавый мятеж, стоивший римлянам немало жизней. Да и сами граждане уже устали от бесконечных войн на окраинах империи. Никто больше не хотел идти служить в армию, римская молодежь жаждала праздников и развлечений. Тем более, что пример им подавал сам принцепс Нерон. «Пиры он (Нерон) затягивал с полудня до полуночи, время от времени освежаясь в купальнях; пировал он при народе, на искусственном пруду или в Большом цирке, где прислуживали проститутки и танцовщицы со всего Рима. Когда от отплывал по Тибру в Остию или по заливу в Байи, по берегам устраивались харчевни, где было все для бражничанья и разврата и где одетые шинкарками матроны отовсюду зазывали его причалить… А собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член оставался неоскверненным. В довершение всего он придумал новую потеху: в звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дорифора он вышел замуж…, крича и вопя, как насилуемая девушка…» (1)

Из столицы мода на роскошь, разврат и прожигание жизни распространялась и по всем провинциям, хотя, конечно, в Галлии распущенность и падение нравов ощущалось менее заметно – и, прежде всего, по той причине, что основную массу населения в новых городах составляли ветераны-легионеры, люди с военной закалкой, приученные к строгой дисциплине. Тем не менее, и здесь индустрия развлечений стала локомотивом местной экономики. Так, буквально за считанные десятилетия бывший город венетов, ставший римским военным лагерем Аугуста Винделиков (ныне Аугсбург в Баварии) превратился в настоящий город с каменными домами и цирком, а столица Верхней Германии – город Могунциаке (Майнц) стал курортным раем. Известный античный ученый Плиний Старший открыл здесь целебные горячие источник, куда стали приезжать для восстановления сил ветераны-легионеры со всей Галлии. Но, помимо источников, к услугам состоятельных ветеранов была целый город харчевен, ипподромов и спортивных арен, игорных заведений публичных домов - лупанариев.

[Roemisch-Germanisches Museum_2.jpg]

Но самой богатой и роскошной была столица Нижней Германии – город Colonia Claudia Ara Agrippinensium (Колония Клавдия алтаря Агриппины), бывший римский военный лагерь, который был построен на месте городища народа эбуронов, вырезанных еще во время походов Юлия Цезаря. Позже в этом лагере жил Германик, у которого как раз накануне его похода за Рейн и родилась дочка Агриппина-младшая. Обрадованный отец воздвиг в честь ее рождения алтарь, который и дал названию городу. Понятно, что вскоре сами жители сократили слишком длинное название до одного слова «Колония», а в эпоху Средневековья его переделали в Кельн.

[Roemisch-Germanisches Museum.jpg]

Кстати, останки этого внушительного римского города и сегодня можно увидеть в самом центре современного Кельна. Для этого нужно выйти на привокзальную площадь и, обойдя знаменитый Кельнский собор, найти квадратное здание «Roemisch-Germanisches Museum». Он построен как раз на том месте, куда в 1941 году упала английская авиабомба. Тогда здесь стояла какая-то хозяйственная пристройка к собору. Фугас обрушил дом вместе с подвальными перекрытиям, а через некоторое время горожане, разбирая завалы, обнаружили на дне воронки уникальную мозаику с изображением бога Диониса. Как выяснилось в ходе дальнейших раскопок, мозаикой был покрыт пол «таблинума» (столовой) общей площадью в 70 квадратных метров. Столовая являлась частью огромного претория – дворца наместника провинции, на фундаменте которого и был воздвигнут католический собор. В начале 70-х годов в центре Кельна были организованы новые масштабные раскопки, и археологи нашли фундамент храма Юпитера, останки античного водопровода и множество изделий из драгоценного тогда янтаря. А чуть в стороне от претория ученые нашли целое кладбище легионеров с мраморными памятниками. По оценкам археологов, в середине I века по Р.Х. в столице Нижней Германии проживали не менее 15 тысяч человек. После объявления города столицей провинции, что в итоге предопределило судьбу города на тысячелетия вперед, сюда из Рима был направлен управленческий аппарат, торговцы, жрецы, просто крестьяне, надевшиеся получить новые благодатные земли.

Однако, никакие внешние признаки экономического процветания обеих Германий не могут того факта, что Рейнские земли были для империи абсолютно убыточными.

Как подсчитал европейский историк Джоуна Линдеринг из Лейденского университета (2), в германских провинциях было расквартировано 6 легионов – то есть, около 36 тысяч солдат и офицеров. Плюс еще 20 тысяч солдат из вспомогательных частей, которые охраняли отдельные лагеря и укрепленные сооружения. Прибавьте сюда легионеров-ветеранов, чиновников и тыловых служащих. В итоге получится минимум 60-65 тысяч человек, полностью выключенных из хозяйственной деятельности. А ведь эту прорву солдат нужно чем-то кормить. Нужно платить им жалованье, строить казармы и закупать амуницию. Так вот, как скрупулезно высчитал герр Линдеринг, для нормального обеспечения всей германской армии властям провинции необходимо было обложить налогами 250-300 тысяч налогоплательщиков. Но такого количества народа там никогда не было, а поэтому все земли близ Рейна сразу же попали в разряд убыточных регионов, которые содержались за счет дотаций из Рима.

Понятно, что транши из столицы поступали весьма нерегулярно – Нерону тоже нужны были деньги на обустройство своих плавучих борделей и цирковых представлений. Так что, местные власти не видели иного способа обогащения, кроме как введения новых налогов и податей, фактически означавших откровенный грабеж местных крестьян и фермеров. Когда же выжимать из подданных стало уже совсем нечего, римские наместники решили потихоньку прибрать к рукам и независимые германские племена.

Конечно, наместники были не дураки и не собирались вновь затевать войну с германцами – такое предприятие будет себе дороже. Но вот ввести варваров в зону римского влияния – почему бы и нет? Тогда местные купцы смогли бы продавать вождям племен предметы роскоши, а чиновники - зарабатывать на вербовке местной молодежи на службу в римской армии, отчисляя в карман солидный процент «комиссионных» с каждого новобранца.

Свою политику по «окультуриванию» германцев все римские наместники начинали с того, что подкупом и интригами старались отнять власть у вождей-«смутьянов» и поставить на их место лояльно настроенную знать. Иногда такие меры действительно приносили неплохой результат – к примеру, стараниями римлян в племени хавков, обитавших в районе нынешнего Гамбурга, был отстранён от власти вождь по имени Ганнаск, после чего хавки перестали заниматься морским пиратством. Но чаще всего попытки навязать германцам «ставленников Рима» еще больше подливали масла в огонь взаимной вражды. Так, славянское племя квадов изгнало «коллаборациониста» Ванния, а после этого квады с еще большей яростью стали нападать ни римские караваны и военные патрули. Другие племена – например, те же венеты - искали спасения от римского господства на востоке и мигрировали целыми племенами в сторону Вислы и Одера. Третьи роптали и ждали удобного часа, когда ослабеет власть римлян. И однажды этот подспудно булькающий котел рванул с огромной силой.

[Germania.png]

* * *
Случилось это 68 году по Р.Х., когда, казалось, сама Римская империя была готова рассыпаться как карточный домик. После смерти императора Нерона – последнего из династии Клавдиев-Цезарей – за власть в Риме схватились несколько влиятельных аристократических фамилий, и в течение года по всем провинциям империи прокатилось сразу три гражданских войны. Сначала полыхнуло в Галлии, затем кровавая междоусобица прокатилась по Испании, оттуда пожар перекинулся на Иллирию, а еще через несколько недель войнами были хвачены вся Азия и Африка. Легионы без разбора резали друг друга, и одновременно сражались с восставшими туземцами – в Египте и Сирии появились сразу несколько самозванцев, выдававшие себя за выжившего Нерона. Прием, что интересно, лже-Нероны агитировали местных убивать всех римлян сразу и без разбора.

Показателен пример жителей италийского городка Кремоны, которых солдаты принцепса Весспассиана лишь заподозрили в симпатиях к сопернику – принцепсу Вителлию. Тацит так описывает гибель этого города: «Сорок тысяч вооруженных солдат вломились в город, за ними — обозные рабы и маркитанты, еще более распущенные. Ни положение, ни возраст не могли оградить от насилия, спасти от смерти. Седых старцев, пожилых женщин, у которых нечего было отнять, волокли на потеху солдатне. Взрослых девушек и красивых юношей рвали на части, и над телами их возникали драки, кончавшиеся поножовщиной и убийствами… Грабеж продолжался четыре дня… Так, на двести восемьдесят шестом году своего существования, погибла Кремона.» (3) Уцелевших граждан солдаты – такие же римляне, как и сами жители Кремоны – обратили в рабство. Командир легиона Антоний Прим попытался было отнять у солдатни невольников, но легионеры послали его подальше, объявив римских граждан своим законным трофеем. Тогда легат смог лишь выпустить приказ, запрещавший кому бы то ни было покупать жителей Кремоны. И, как вы думаете, каким образом поступили солдаты со своей ставшей невыгодной добычей? Они их просто перебили.

Но еще большее повреждение нравов охватил Рим, который превратился в настоящий цирк ужасов: во время битвы на священном Марсовом поле зеваки, наблюдавшие за бойней, «кричали, аплодировали, поощряли то тех, то этих. Если кто-то прятался в лавках или домах, чернь требовала, чтобы укрывшихся выволакивали из убежища и убивали; при этом ей доставалась большая часть добычи: поглощенные убийством и борьбой, солдаты предоставляли толпе расхватывать награбленное. Охваченный жестокостью, город был неузнаваем и безобразен. Бушует битва, падают раненые, а рядом люди принимают ванны или пьянствуют; среди потоков крови и валяющихся мертвых тел разгуливают уличные женщины и мужчины, подобные им; безумная ярость и ленивый разврат владеют столицей. Никому и в голову не пришло хоть на минуту отказаться от обычных развлечений; все ликовали, все захлебывались от восторга — и не оттого, что сочувствовали какой-либо из партий, а оттого, что радовались несчастьям своего государства…» Скучавшие граждане даже сожгли дотла главную святыню Рима – храм Юпитера Сильнейшего и Величайшего на Капитолии, который простоял более четырех веков и пережил множество войн и нашествий.

Казалось, что за Капитолием в огне пожарищ вот-вот рухнет и вся Римская империя.

* * *
Римской смутой и решили воспользоваться батавы – те самые германские кавалеристы, которых еще Август Октавиан первым начал нанимать на службу в качестве личных телохранителей. Кроме того, батавские наемники участвовали практически во всех войнах империи. Например, в Музее древностей Валкхоф голландского города Неймеген можно увидеть надгробие знатного воина Сорануса с хвастливой эпитафией: «Меня знал каждый житель Паннонии. Я был первый из тысячи самых сильных батавов. Мне удалось на глазах у Адриана переплыть Дунай в самом глубоком месте, и это при полной амуниции. Я мог на лету перерубить выпущенную стрелу". (4)

Кстати, считается, что батавы полностью исчезли где-то в III веке по Р.Х. Но память о них в Голландии осталась и по сей день – например, словечко «bataver» в некоторых районах Нидерландов обозначает деревенщину. Интересно, что это слово сохранилось и в русском языке – согласно Словарю Владимира Даля, батавой в древней Руси называли ополчение воинов.

Меч батавов.

Так вот, восстание против римлян возглавил некто Юлий Цивилис - потомок знатного вождя батавов, служивший в римской армии командиром кавалерийского эскадрона. Понятно, что это не его настоящее имя, а латинское прозвище – из рассказов античных историков известно, что все знатные варвары на службе империи оставляли свои родовые имена и брали себе римские псевдонимы (прилагательное «civilis» имеет много значений – это и гражданский, и вежливый, и воспитанный).

Портрет Цивилиса работа Рембрандта

У Цивилиса были и свои личные мотивы добиваться свободы для Германии. Еще во времена правления Нерона он вместе с братом Клавдием Павлом был схвачен по ложному обвинению в бунте. Клавдий был казнен на месте, а Цивилиса в цепях и колодках отправили судить в Рим. Однако, воспользовавшись суматохой, возникшей после гибели Нерона, Цивилис бежал из-под стражи в родные места – на так называемый «Остров батавов» в дельте Рейна, на территории нынешней Голландии. Там он собрал в священной роще всех старейшин племен, и призвал их напасть на римлян:

- Некогда мы были союзниками, теперь с нами обращаются как с рабами! Между тем никогда еще дела римлян не были так плохи; в их зимних лагерях – одни лишь старики да награбленная добыча. Поднимите же голову, оглянитесь окрест и перестаньте дрожать перед громкими названиями римских легионов. У нас – могучие пешие и конные войска, германцы нам братья! (3)

При этом Цивилис прямо объявил себя наследником Арминия, которого в Германии просто боготворили: «Недавно мы уничтожили Квинтилия Вара и избавили Германию от рабства, дерзнув бросить вызов не принцепсу Вителлию, а самому Цезарю Августу!»

Что интересно, Цивилиса нисколько не смутил тот факт, что в битве на Визургии отборные части батавской конницы под командованием вождя Хариовальда воевали как раз против Арминия. Но Цивилис действительно оказался неплохим учеником царя херусков. Во-первых, вождь батавов удачно выбрал и момент для нападения – как раз в этот момент принцепс Вителлий, бывший наместник провинции Нижняя Германия, увел в Италию большую часть легионеров. И, пока германская армия резала римлян на юге, в крепостях остались лишь по несколько когорт, которые для мятежников не представляли никакой опасности.

Во-вторых, Цивилис, как и Арминий, решил первое время не привлекать к себе излишнего внимания. Право первого удара по римлянам он отдал своим сородичам из племени канненефатов, а сам прикинулся сторонником принцепса Весспасиана. Причина такого поедения проста - статус военачальника позволил ему командовать уцелевшими римскими отрядами и направлять их прямо в засады.

В-третьих, в хитроумии и искусстве дипломатии Цивилис, пожалуй, даже превзошел своего учителя. Так, собирая коалицию германских племен, Цивилис всякий раз демонстративно отвергал свою кандидатуру на роль царя. Парадоксально, но именно этот аргумент более всего действовал на соплеменников, и они без всякого внутреннего сопротивления соглашались подчиняться приказам Цивилиса. Однажды ему пришлось даже встать между сражавшимися племенами и воскликнуть: «Не для того мы начинали войну, чтобы батавы и тревиры повелевали остальными племенами. Нет и не было у нас таких намерений. Давайте заключим союз, я перехожу к вам и готов быть у вас вождем или рядовым бойцом, как вы захотите». Такие слова ошеломили тунгров, сражавшихся на стороне римлян, и сражение было закончено. А вожди противника тут же уступили Цивилису главенство над племенем.

Особенное внимание Цивилис уделял и пропагандистскому обеспечению своей кампании. Он опирался на германцев, и поэтому пригласил в состав командования Веледу – жрицу великих богинь германцев. «Эта девушка из племени бруктеров пользовалась у варваров огромным влиянием, ибо германцы, которые всегда считали, будто многие женщины обладают даром прорицать будущее, теперь дошли в своем суеверии до того, что стали считать некоторых из них богинями. Благоговение, которое вызывала у них Веледа, еще возросло, когда сбылись ее предсказания о победе германцев и гибели римских легионов.»

Вся деятельность Веледы была выдержана в духе сакральной таинственности: жрица жила в отдельной палатке, общаться с ней простым смертным запрещалось, а свои пророчества и ответы на вопросы она объявляла через специально обученных родственников. Кроме того, как уверяет Тацит, Веледа руководила ритуальными человеческими жертвоприношениями – по крайней мере, Цивилис несколько раз дарил жрице пленных легатов, трибунов и центурионов.

А вот ради союза с галльскими племенами он привлек на свои сторону жрецов-друидов и растолковал им смысл пожара в главном храме Капитолия. Тацит пишет: «Одержимые нелепыми суевериями, друиды твердили (галлам), что Рим некогда был взят галлами, но тогда престол Юпитера остался нетронутым и лишь поэтому империя выстояла; теперь, говорили они, губительное пламя уничтожило Капитолий, а это ясно показывает, что боги разгневаны на Рим и господство над миром должно перейти к народам, живущим по ту сторону Альп.» (3)

Но в то же время люди Цивилиса агитировали примкнуть к их воинству и самих римских легионеров, убеждая их, что батавы сражаются вовсе не против римлян, а против господства Рима, непрерывных гражданских войн и грабительских податей. И надо отдать должное хитроумному кавалеристу – в отличие от Арминия, ему удалось склонить на свою сторону немало римских солдат, поверивших в мечту о суверенной Галлии – владычице всей Европы. Именно создание такого независимого от Рима государства и стало той идеологией, благодаря которой Цивилис и смог объединить вокруг себя таких разношерстных союзников.

Так, известен случай, когда на сторону батавов перешел весь XVI «Галльский» легион. Их примеру последовало и несколько тысяч солдат из IV и XXII двадцать второго легионов. К мятежникам примкнул и гарнизон крепости Новезий, где временно находилась ставка наместника провинции Гордеония Флакка – когда римские солдаты услышали, что к ним приближается войско Цивилиса, они взбунтовались против командиров и прирезали наместника. Причем, ни один из центурионов или трибунов не решился образумить солдат или оказать им сопротивление. Зачинщики хотели убить и легата Дилия Вокулу, но тот, переодевшись в лохмотья раба, сумел бежать из лагеря.

* * *
Восстание разрасталось. После разгрома римлян в Могунциаке, столицы Верхней Германии, германцы огнем и мечом прошлись по селениям убиев – предателей и коллаборационистов: «С особой яростью обрушились они на убиев, ибо это племя, германское по своему происхождению, отреклось от родного народа и приняло римское имя агриппинов».

Далее восставшие завладели всем Рейнским флотом – а именно 24 легкими галерами, которые римляне сумели эвакуировать из сожженных лагерей. Легион, посланный на перехват кораблей, был разбит и сумел спастись от неминуемого разгрома только «благодаря» союзникам – солдаты из племени убиев при виде свирепых батавов побросали оружие и разбежались по округе. Германцы тут же бросились преследовать изменников, позабыв про самих римлян, которые и воспользовались возможностью тихо сбежать с поля боя и укрыться в крепости под названием «Старые лагеря».

У «Старых лагерей» были крепкие стены и мощные валы, но зато там не было запасов провианта – лето было в разгаре, поэтому до сбора урожая еще было далеко, а к войне никто всерьез не готовился. Отобранных силой у горожан продуктов хватило на несколько дней, после чего в крепости начался голод.

«Память об этой осаде, о муках, выпавших на долю римских солдат, и об их стойкости жила бы вечно, если бы осажденные не опозорили сами себя, послав делегатов с просьбой о помиловании, - пишет Тацит. - Парламентеров не стали слушать, пока осажденные не присягнули на верность галлам. После этого Цивилис, дабы захватить всю находившуюся в лагере добычу, прислал своих людей следить за тем, чтобы все деньги и поклажа, все обозные слуги остались на месте, а воины ушли бы из лагеря с пустыми руками. Ничего не подозревая, солдаты походной колонной дошли почти до пятого мильного камня, когда на них напали выскочившие из засады германцы. Лучшие из солдат оказали сопротивление и были уничтожены на месте, многие разбежались по округе, но германцы настигали их и убивали… Разграбленный лагерь варвары забросали горящими факелами, и пламя поглотило всех, кто избежал смерти в бою.» (3)

Потом был сожжен и разграблен Боннский лагерь, где находилось только три тысячи легионеров – половина «штатного состава». Легат Геренний Галл, напуганный рассказами выживших легионеров, собрал в ополчение всех, кого только смог - белгских наемников, местных крестьян и обозных слуг, надеясь подавить противника числом. Однако, опытные в боях батавы, построившись клиньями, безжалостно истребили защитников города. Следом настала очередь Колонии Тревиров (Augusta Treverorum) – нынешнего Трира, после чего к присяге на верность свободной Галлии были приведены все остатки римских войск, расположенные по берегам Верхнего Рейна.

Перед Цивилисом униженно склонили голову и жители Агриппиновой колонии. Причем, именно в этом городе, ставшим главным его трофеем и символом его победы, вождю батавов снова пришлось проявить чудеса дипломатии и изворотливости. Дело в том, что ближайшие союзники - тенктеры, родичи когда-то обитавших здесь и безжалостно изгнанных Цезарем за Рейн эбуронов – решительно потребовали сровнять ненавистную Колонию с лица земли:

- Чтобы союз и дружба наши были вечны, мы требуем от вас срыть стены колонии; эта ограда – оплот рабства; даже дикие звери, если их долго держать взаперти, отвыкают быть храбрыми. Вы должны убить всех римлян... Имущество убитых будет отдано в общее пользование, и пусть никто не пытается что-нибудь скрыть или заботиться только о своей выгоде. И мы, и вы будем обрабатывать земли по обоим берегам реки, как в старину это делали наши предки.» (3)

Однако, у Цивилиса были свои планы на богатую Колонию. Он уже видел свое собственное королевство – Объединенную Галлию и Германию, видел и себя в дубовом венке императора, восседающим на троне в бывшем дворце наместника в Колонии. И все это отдать в руки солдат, только и жаждавших грабежей и дележа добычи?!

Цивилис рискнул пойти в одиночку против всего своего войска, против союзников и даже против самой Веледы. И победил - германцы не только не стали штурмовать город, но и заключили с Колонией договор о свободной торговле и военном сотрудничестве. Причем, отдельным пунктом был записано и то, что никто из германцев не имеет права входить в город с оружием. И даже суровые правнуки эбуронов были вынуждены подчиниться и забыть про дедовские наказы.

Казалось, что вековая мечта народов о Свободной Европе уже становится реальностью, как из Рима пришли дурные новости.

[Hermann_warrior.jpg]

* * *
Пока Цивилис громил римские гарнизоны в Галлии, в гражданской войне победу одержал Тит Флавий Веспасиан, ныне провозглашенный императором Рима. Веспасиан, в отличие от всех прежних владык Рима, происходил из незнатного рода всаднического сословия. Но в отличие от многих аристократов Веспасиан был из той особой породы людей, про которых сегодня говорят self made man - т.е. те, кто привыкли всего добиваться своим трудом. Свою службу он начал еще при Тиберии войсковым трибуном во Фракии, при Калигуле он дорос до претора (аналог современного мэра города), а в правление Клавдия приобрел боевую славу в Британии, где Веспассиан, будучи командиром легиона, участвовал в тридцати боях с неприятелем и покорил более двадцати городов. Нерон назначил его наместником Африки, а через несколько лет ему было поручено подавить восстание в Иудее. «Для победы требовалось большое войско и сильный полководец, которому можно было бы доверить такое дело без опасения, - писал Светоний. – И Веспасиан оказался избран как человек испытанного усердия и немало не опасный по скромности своего рода и имени». Иудею будущий император буквально утопил в крови, потом поставил под контроль Египет, а из Александрии он вернулся прямо в Рим, где его солдаты уже добивали последних сторонников прежнего принцепса Вителлия. Первым делом новый император устроил «чистку» в армии, выгнав оттуда всех трусов, казнокрадов и предателей. Потом навел порядок в столице - причем, приступив к восстановлению Капитолия, принцепс своими руками расчищал обломки и выносил их на собственной спине, подавая пример всем римлянам. Разобравшись с Римом, Веспассиан взялся и за отколовшиеся провинции.

Сразу восемь легионов были направлены в Галлию для подавления мятежа. Свыше 30 тысяч солдат - победоносные VIII «Augusta», XI «Claudia», XIII, XXI «Rapax» и только что сформированный из моряков II легион - скорым маршем двинулись через Альпы. С Британских островов наступал XIV Martia Victrix («Воинственный и победоносный») легион, а из Испании были вызваны I и VI «Железный» легионы. Кроме того, к этой армаде присоединились и элитные кавалерийские части, которыми командовал некий Юлий Бригантик, племянник самого Цивилиса (как заметил Тацит, «он кипел злобой против своего дяди, а тот ненавидел его, – известно, что чем ближе люди по родству, тем более острое чувство вражды питают они друг к другу»). Руководил же всей операций по «восстановлению конституционного порядка» британский наместник Петилий Цериал.

Германцы, надо отдать им должное, ничуть не испугались брошенной против них армады, и однажды чуть было не убили британского гостя. Случилось это во время ночного нападения на лагерь, когда германцы за несколько минут прорвали оборону. Проснувшийся от звона мечей Цериал только и увидел спины своих солдат, бегущих из лагеря. Паника охватила и хваленые элитные эскадроны, и лишь благодаря доблести солдат XXI легиона – не зря же эти опытные вояки носили прозвище «хищников»! - наместник избежал верной смерти на жертвенном алтаре Веледы.

«На самом деле варвары одержали было уже победу, но забыли о противнике и начали драться между собой из-за добычи. Цериал, по небрежности чуть не проигравший сражение, поправил дело мужеством и упорством: он сумел использовать выпавшую на его долю удачу, в тот же день взял лагерь мятежников и уничтожил его.»

Тогда римляне, вспомнив печальный урок Квинтилия Вара о недостатке внимания к варварам, решили немного сменить стратегию - то есть, не только воевать, но и дипломатическими путями переманивать союзников Цивилиса на свою сторону, раскалывая его союз племен. Тем более, что деваться галлам по большому счету было и некуда, ведь все переговоры шли на фоне многотысячного строя римских солдат.

И вскоре коалиция Цивилиса начала стремительно таять. К началу осени 70 года о своей верности Риму заявили практически все племена галлов. Жители Агриппиновой Колонии вообще самостоятельно перебили германцев, которые жили поодиночке в домах горожан, и захватили в заложники жену Цивилиса и его сестру. Следом против германцев выступили и жители города Тольбиак – колонисты устроили для батавов большой пир, а когда те, отяжелев от пищи и вина, заснули, заперли их в доме и сожгли. Несколько поражений мятежникам нанесли и легионеры в открытом бою. Так, постепенно германцы были вытеснены из Галлии к старой оборонительной линии лагерей.

Решающую битву у самого берега Рейна войска Цивилиса проиграли, несмотря даже на уникальное фортификационное сооружение – германцы насыпали дамбу и отвели часть воды на окрестные поля.

«Приблизиться к противнику можно было только, идя по воде, скрывавшей местность, особенности которой никому из римлян известны не были. Позиция была для нас невыгодная, ибо тяжеловооруженные римские солдаты боятся и не любят плавать, германцы же привыкли переплывать реки… В бездонных болотах тонули лошади и оружие; германцы, знавшие скрытые под водой тропинки легко перескакивали с одной на другую, они не нападали на наши войска с фронта, а старались сжать их с флангов или зайти в тыл; сражение ничем не походило на сухопутный бой врукопашную, оно напоминало скорее битву на море…» (3)

Но на следующий день римляне, воспользовавшись информацией от перебежчика, послали два эскадрона тяжелой конницы в тыл варварам. Это и решило исход сражения.

«Конница окружила ничего не подозревавшего противника и внезапно обрушились на него. Когда шум этой схватки донесся до римской армии, легионы с фронта устремились на врага. Германцы в беспорядке побежали к Рейну. Если бы римский флот вовремя двинулся в погоню за противником, этой битвой могла бы кончиться война; конница тоже не смогла преследовать разбитых германцев из-за наступавшей темноты и внезапно хлынувшего ливня.» (3)

Однако, за Рейн римские легионы так и не решились переправиться. Единственное, на что хватило духу у консула, так это завоевать остров батавов, с которого накануне бежали все жители. В отместку римляне сожгли там все, что только могло гореть. В отместку Цивилис предпринял несколько неудачных попыток атаковать римские лагеря и снова захватить уже новые римские корабли, но исход войны был уже всем ясен. Ближе к декабрю стороны решили закончить конфликт путем переговоров.

Подробности сделки, к сожалению, нам неизвестны – на начале переговоров обрывается дошедшая до нас рукопись V тома «Истории» Тацита. Но по дальнейшим событиям мы можем понять, чем они закончились.

Во-первых, батавы признали свое поражение и признали над собой власть Римской империи, но за это они были освобождены от уплаты всех податей. Единственное, что они были обязаны делать – это регулярно поставлять новобранцев в римские войска.

Во-вторых, все зарейнские племена германцев обязались вернуться в родные деревни и более не пересекать границу империи с оружием в руках и не нападать на Галлию. Кстати, когда через несколько лет племя бруктеров, спровоцированные речами Веледы, решило нарушить этот договор, Веспасиан совершил молниеносный рейд в тыл врага и взял Веледу в плен. После чего, как писал римский поэт Публий Стаций, она со всеми полагающимися жрице почестями была доставлена Рим, где и умерла в заключении. Быстрота и жестокость римской реакции произвели на германцев шокирующее впечатления, и набеги действительно прекратились.

В-третьих, римская власть гарантировала батавам и всем прочим племенам, что на Рейне больше не будет никаких крупных воинских формирований.

Действительно, как показали события минувших трех войн, римские легионы на Рейне, съедавшие огромные деньги из бюджета, представляли скорее угрозу для самого Рима, нежели какую-то защиту от варварских племен. Именно отсюда противники Веспасиана вели войска грабить Рим, а оставшиеся солдаты изменяли присяге. Так что, избавиться от огромной Германской армии было выгодно обеим сторонам – здесь в искусстве поиска компромиссов римляне ничуть не уступили своему противнику.

Множество разрушенных германцами лагерей на левом - «галльском» - берегу Рейна были брошены навсегда или отданы местному населению, из других крепостей были выведены войска, за исключением одной - двух когорт пограничной стражи. Вместо солдат на земли вдоль Рейна римские власти стали присылать мирных поселенцев. По воле Веспасиана через германские земли, населенные свевами, была даже проложена новая дорога из рейнского Майнца в задунайский Аугсбург. Вдоль дороги позже появились новые города-бурги, вокруг которых стали селиться переселенцы из Галлии и других провинций империи. К примеру, сюда римские власти переселяли крестьян из Италии и беженцев из сожженной дотла Иудеи. Переселенцы приносили с собой передовые технологии, новые агрокультуры и латинский язык, который с течением времени вытеснил с берегов Рейна все местные наречия. Так, после векового - с 52 года до н. э. по 70 год - вооруженного противостояния римской экспансии Центральная Европа в конце концов смирилась с неизбежной романизацией. И всего за два века с карты Европы бесследно исчезли многие племена галлов, наводившие ужас на римские легионы.

На сцену выходили новые народы и племенные союзы, в которых венеты играли уже ведущие роли.

Библиография
1 – Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати цезарей», Изд-во «Эксмо», М., 2006 г.
2 – Jona Lendering, «De randen van de aarde. De Romeinen tussen Schelde en Eems», Изд-во «Ambo», Amsterdam, 2000.
3 - Корнелий Тацит « Сочинения в двух томах». Науч.-изд. центр «Ладомир», М., 1993.
4 - Die Bataver. Geschichten eines entschwundenen Volkes. Museum Het Valkhof. Nijmegen: Материалы музея Валкхоф. - Неймеген, Нидерланды, 2004.

[ven10.jpg]