*336. Виктор Степанович Черномырдин

["Коммерсантъ"]

Газета "Коммерсантъ" №63 от 17.12.1992

9.00 В своем кабинете на Старой площади просмотрел деловую корреспонденцию
9.15-9.25 Несколько напряженно говорил по телефону с Борисом Ельциным, который сообщил ему о своем желании видеть в составе будущего кабинета министров Шохина, Нечаева и Козырева
10.00-10.03 Приехал в Белый дом, где в короткой, но энергичной речи убеждал депутатов принять закон об уточнении показателей республиканского бюджета России на 1992 г.
12.00 Приехал в Кремль, подключился к переговорам Ельцина с деловыми кругами Германии
14.00 Переговорил с Ельциным, согласился с необходимостью оставить 90% старого состава кабинета министров
17.00 Вместе с Ельциным, Колем обедал в Грановитой палате (обед был дан в честь Коля)
19.30 В аэропорту Шереметьево-2 провожал немецкую делегацию в Бонн
21.00 В аэропорту Внуково-2 провожал президента в Китай

[Ельцин Б.Н., Первый Президент России]

ПОЛИТИКА-искусство возможного. Но есть в политике и иррациональное начало. Дыхание судьбы. Наверное, Виктор Степанович не почувствовал, что судьба против него. Вот и на той последней встрече перед третьим туром голосования он по-прежнему перечил ей, шел напролом.
Даже после того как я обьявил о своем решении, Черномырдин приводил все новые аргументы, что необходимо их, Примакова и Маслюкова, назначить первыми вице-премьерами, а его в третий раз внести на думское голосование. «А если не утвердят?»-спрашивал его я. «Да куда они денутся!»-настаивал Черномырдин. Примаков и Маслюков молчали. «Евгений Максимович, есть у Виктора Степановича шансы пройти через Думу?»-спросил я после долгой паузы. «Ни малейшего»,-помедлив, ответил Примаков. То же самое ответил и Маслюков. Черномырдин помолчал. Потом вдруг откинулся на спинку стула и сказал : «Борис Николаевич, я всегда поддерживал кандидатуру Примакова. Это хорошее решение. Поздравляю, Евгений Максимович!»

[В.С. Черномырдин]

[Ирина Саттарова]

https://aif.ru/politics/russia/rossi...e_i_ego_zhizni
09.04.2013 00:05

Виктор Черномырдин. © / www.globallookpress.com






Корреспондент АиФ.ru Ирина Саттарова встретилась с помощником Виктора Черномырдина, проработавшего с ним почти полтора десятка лет.

Евгений Белоглазов — зампредседателя правительства Оренбургской области, глава представительства региона в Москве. С 1998 по 2010 год работал помощником Виктора Черномырдина: сначала в Госдуме, затем — в посольстве РФ на Украине, а затем в администрации президента.


Евгений Белоглазов и Виктор Черномырдин. Фото: Из личного архива/ Евгений Белоглазов
Виктор Степанович и работа с ним — часть моей жизни. Это было напряженное, интересное, насыщенное время — и здесь, в Москве, и в Киеве, и снова в Москве. Мне никогда не хотелось уйти от Черномырдина. Он мог вспылить, но никогда не унижал человеческое достоинство других. Конечно, работа была очень ответственной, порой — нервной, часто — трудной, но при этом — всегда очень интересной.

Реклама
Иногда я волновался. Я помню, он мне как-то раз сказал: «Ты думаешь, я не волнуюсь? Конечно, я тоже волнуюсь. Но это надо пройти, преодолеть». Я тогда впервые поймал себя на мысли: действительно, он же тоже волнуется, переживает, но своих эмоций не показывает. Даже когда приходится решать и за себя, и за страну.

Евгений Белоглазов.
Евгений Белоглазов. Фото: АиФ
Телефонные переговоры с Шамилем Басаевым во время захвата заложников очень неоднозначны. Им давали разные оценки. Но он говорил, что если бы подобная ситуация повторилась, он поступил бы так же.

Он понимал: если бы не было бы лихих 90-х, не было бы и «нулевых». Виктор Степанович был председателем правительства в тот период, когда прошло много реформ. К этим изменениям порой относятся неоднозначно, но в тот момент эти решения были необходимы.

Виктор Черномырдин. 2006 год.
СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ
Виктор Черномырдин: 7 шагов в историю
«У него был один шанс из тысячи уйти красиво. И он угадал». Так Виктор Степанович оценивал уход Бориса Николаевича из политики. «Это был красивый, мужественный и мудрый шаг. Если бы мне кто-то сказал, что такое произойдет, что он добровольно сдаст власть — я бы не поверил. Надо было знать Ельцина, его отношение к власти. Он не мыслил себя без нее, но все же пошел на этот поступок», — вспоминал Виктор Степанович.

Виктор Степанович и к Борису Николаевичу, и к Владимиру Владимировичу относился с большим личным уважением. Черномырдин до последних дней сохранил дружеские отношения с Ельциным.

Виктор Степанович дружил и с Леонидом Кучмой. Поэтому, когда Владимир Владимирович предложил Виктору Степановичу стать его спецпредставителем на Украине, тот ответил: «Я согласен, если Леонид Данилыч не против». Леонид Данилыч был не против.

Виктор Черномырдин и Леонид Кучма, 1993 г.
Виктор Черномырдин и Леонид Кучма, 1993 г. Фото: РИА Новости/ Александр Макаров
Он был очень популярен в Украине среди простых людей. В первый год после приезда Черномырдина в Киев, я стал невольным свидетелем разговора двух молодых людей. Они о чем-то оживленно спорили, до меня донеслась фамилия «Черномырдин», и я стал прислушиваться. Оказалось, они спорили о том, кто является президентом Украины! Один говорил — Кучма, другой утверждал — Черномырдин! Или еще пример — помню, в Севастополе мы пошли на рынок купить сала. Торговая публика, мгновенно узнав гостя, стала зазывать: «Виктор Степанович! Виктор Степанович, у нас купите! У нас купите!». Он в ответ пошутил: «Какое сало без горилки?» И тут же продавцы начали открывать горилку. Весь базар сбежался. Людям была по душе его открытость, доступность, доброжелательность.

«В харизме надо родиться». 10 цитат Виктора Черномырдина
© АиФ
«В харизме надо родиться». 10 цитат Виктора Черномырдина
Кстати, на Украине он стал говорить «в Украине». Некоторые тамошние политики очень болезненно относятся к словосочетанию «на Украину». Виктор Степанович мог оговориться, но то, что он принципиально говорил «на Украине» — байки.

Виктор Степанович спокойно относился к популярности своих изречений — так называемых «черномырдинок». Разумеется, это были не «домашние заготовки». Он не сидел и не думал: «Вот тут возьму и выдам определенную «черномырдинку»». Напротив, он часто говорил: «Мне некогда рассусоливать, мне нужно объяснить быстро и доходчиво».


Фото: АиФ
Последний год жизни Черномырдин болел, но продолжал работать. Он был советником президента Медведева. Определенные поручения были, и Виктор Степанович их выполнял.

Глядя на современный парламент, он часто говорил: «Да-а-а, мне бы такую Думу бы. Сколько бы мы провели законов. Я по-человечески, по-хорошему завидую нынешнему правительству. Мне приходилось столько ездить, уговаривать, выступать. Как мы мучались. Дума была другая, а нам было так нужно быстро проводить те или иные законы».


Фото: Из личного архива/ Евгений Белоглазов
Был конец 90-х. Тревожное время, дефолт, с одной стороны — слабая президентская власть, с другой стороны — неспокойная коммунистическая Дума. Как-то на пресс — конференции один из журналистов воскликнул: «Кто же спасет Россию?» Виктор Степанович ответил: «Пушкин». Все затихли. А он продолжил: «Если наша земля дала таких великих людей, как Александр Сергеевич Пушкин, наша страна обязательно будет жить!» С этой встречи все уходили воодушевленными. Пока земля наша рождает таких людей, как Александр Сергеевич Пушкин, … как Виктор Степанович Черномырдин, мы будем жить, развиваться, и обязательно, обязательно преодолеем любой кризис. Виктор Степанович и сам очень верил в Россию. Несмотря на все сложности, которые ему пришлось вместе с ней пройти.

[Общая газета]

https://web.archive.org/web/20010422...4/inter/i1.htm
| Подготовил Дмитрий ДОКУЧАЕВ |
| Фото Сергея ХВОРОСТОВА |

Представлять Виктора Степановича ЧЕРНОМЫРДИНА - дело абсолютно бессмысленное: его и так знает каждый россиянин. Долгие годы, будучи вторым человеком в государственной иерархии, Черномырдин находился в центре общественного внимания. И, перестав быть премьером, отнюдь не ушел на обочину политической жизни: и как лидер НДР, и как потенциальный кандидат на любую значимую вакансию во властных структурах, и как международный миротворец.

Никто не готовил этого специально, но получилось достаточно символично:



когда началась встреча Виктора Черномырдина с редакцией "ОГ", подъехали его помощники с сообщением о том, что Виктору Степановичу вручена престижнейшая международная премия "Теламон за мир, 1999". В разные годы этой премии были удостоены Вилли Брандт, Вацлав Гавел, Ицхак Рабин, Михаил Горбачев. В ответ на поздравления редакции Виктор Черномырдин вспомнил о своей миссии на Балканах.

- К СОЖАЛЕНИЮ, в нашей стране мало кто понимает, что мы были в шаге от гигантской катастрофы. Начнись наземная операция в Косове, и процесс перестал бы быть управляемым. Взять, например, такой момент: если бы силы НАТО, сформировав контингент, назначили командующего, он автоматически становился влиятельнейшей фигурой. И этот командующий мог пойти на любую операцию, и его никто не смог бы остановить. У нас состоялся по этому поводу очень откровенный разговор в Соединенных Штатах. Мы два часа у Клинтона просидели: Гор, Олбрайт, Тэлбот, весь их Совет безопасности. Мне было проще: я - не премьер, не министр, я для них был просто Черномырдин. И мне пришлось им по-настоящему открыть глаза. Я объяснял: вы и сами погрязнете в крови, и весь мир утопите. Они это поняли!

Но труднее всего было, конечно, с Милошевичем. Мне кажется, он - в значительной мере виновник всего, что произошло. Именно Милошевич не сумел противостоять распаду "большой" Югославии, перессорился со всеми регионами, не сумел обеспечить мирное сосуществование между сербами и мусульманами, а потом довел дело и до войны. Он человек очень самоуверенный, жесткий, я бы сказал. Я ему объяснил, что он ведет себя неправильно, что за ним будут гоняться и судить, и его придется спасать. И он это усвоил со второго или третьего разговора. После чего мы написали вдвоем с Милошевичем знаменитые "семь пунктов", которые потом прошли и на "восьмерке", и в Совете Безопасности ООН. Задача для меня была, прямо скажем, непростая: сделать так, чтобы Россию в конфликт не втянули. А Милошевич уже готов был нас втягивать: помните, вбросил идею Союза с Сербией и Белоруссией? Это же придумать надо! Я ему говорю: где же ты раньше был? Почему до войны не предлагал? А он дальше: "Дайте нам оружие". Вы представляете, что бы там могло получиться? Против него 19 сильнейших государств мира. Они бы там все смели, уничтожили бы весь народ. А он говорит: ничего, мол, пусть нас всех уничтожат, но мы не сдадимся. Вот какую катастрофу нам удалось отвести.


Фронтовое братство "Газпрома"

У кого вы научились руководить? Были ли в вашей семье начальники? Чем занимаются ваши жена и дети? Помогают ли они вам в делах?

Как вам удалось еще в советские времена преобразовать министерство в концерн "Газпром"? Правда ли, что тех, кто создавал "Газпром", связывают особые, почти братские отношения? Как вы относитесь к нынешним нападкам на газовый концерн и его главу Рема Вяхирева?

Пару лет назад была скандальная публикация в зарубежной прессе о том, что ваше личное состояние составляет чуть ли не 5 млрд долларов. А как реально обстоит дело: насколько вы богатый человек?

- НАС В СЕМЬЕ было пятеро - трое братьев и две сестры. Мы под Оренбургом жили, в 70-ти километрах, в Черном Отроге. Семья была чисто казачьей: дед воевал еще в Японскую войну в царском полку. Главным в семье был, конечно, отец. Он работал шофером. Человек был очень уважаемый и неговорливый. Авторитет отца был для нас пятерых непререкаем. Он на нас и голоса-то никогда не повышал, а мы все боялись: не дай бог, мать отцу расскажет, что мы набезобразничали - это было для нас самое страшное наказание!

У меня от отца любовь к автомобилям. Я даже не помню, когда начал ездить - вся моя жизнь с детства связана с машиной. Я когда из армии демобилизовался, сначала дом построил в Орске, потом родителей привез, а уж потом женился. Отец работал в крупном автохозяйстве и ездил там на полуторке, которую потом бросили: ну кому она нужна! А мой племянник - он потомственный автомобилист - недавно ту машину нашел. И позвонил мне. Я эту полуторку, на которой еще мой отец ездил, сейчас приобрел и проехался на ней с большим удовольствием. Я вообще водить автомобили люблю. Даже уставший сяду за руль и отдыхаю.

Сейчас модно стало, чтобы жены политиков участвовали в решении важных проблем. Но в моей семье никогда такого не было. У нас закон - супруга в мои дела не вмешивается. Что надо - я сам скажу. Мне в жизни много приходилось снимать, освобождать, повышать... И если при назначении мне руководитель говорил, мол, пойду с женой посоветуюсь, все - он эту должность не получал! Вовсе не потому, что я к женщинам плохо отношусь - очень хорошо отношусь! Но если тобой жена командует, то пусть она и руководит, а ты иди посуду на кухню мой. Супруга у меня двадцать с лишним лет трудилась в легкой промышленности, а сейчас не работает. Когда началась моя бурная жизнь с переездами, она занималась детьми. Сейчас оба сына выросли, пошли по моим стопам, закончили Институт нефтяной и газовой промышленности имени Губкина. Оба инженеры, старший занимается новыми технологиями, младший - разработкой месторождений. У них все в порядке, а я уже дед, у меня внуки.

Я ведь руководителем стал рано. В 1985 году был самым молодым министром в тогдашнем советском правительстве. И мы тогда первыми начали преобразовывать министерство в концерн. Но нельзя сделать рыночную компанию в нерыночной экономике. И все же нам удалось в 1989 году создать концерн "Газпром". Тогда уже было понятно, что все вокруг разваливается, а Михаил Сергеевич прокручивает одну и ту же пластинку. Стало ясно, что министерства не выживут, а систему надо спасать. Хотя бы потому, что в цене любого товара сидят затраты на топливо, на газ.

У нас, у тех, кто создавал "Газпром", с молодости особые отношения. Это как фронтовое братство. Мы каждый день имели дело с высокими давлениями, с агрессивными средами. И каждый неправильный шаг был смертелен - мы работали без права на ошибку. Я этому в "Газпроме" научился и в правительстве помнил. Там тоже работа без права на ошибку. Они слишком дорого обходятся государству, и за каждой ошибкой - страдания людей.

Наша дружба - с 70-х годов, с тем же Ремом Вяхиревым, например. Я первый начал по службе расти из всей нашей компании, а Вяхирев за мной шел. Я - начальник главка, он - главный инженер объединения, я - заместитель министра, он - начальник главка, я - министр, он - мой первый заместитель, и так далее. Мы были молодые тогда, и система, которую мы строили, была молодой. Между прочим, мы "Газпром" сложили по лучшим мировым стандартам и технологиям. И до сих пор, где бы что ни произошло, система не нарушается. А в Москве, Ярославле или Саратове даже не знают, какой газ они потребляют - тюменский, оренбургский или из Коми. Вот такая система! И люди, которые ее делали, тоже, видимо, особенные подобрались.

А сегодня кто-то пытается вбить клин между мной и Вяхиревым. И 26 августа на собрании акционеров я буду поддерживать Вяхирева. Да, собственно, не думаю, что дело дойдет до его отставки. Конечно, к Вяхиреву можно много претензий предъявить. Вот, говорят, "Газпром" налогов мало платит. Но ведь они за газ "живыми" деньгами всего процентов 15 собирают, а дают, между прочим, треть всех доходов бюджета. И работают по всей Европе, принося в страну валюту. Поэтому тот факт, что против "Газпрома" кто-то строит какие-то козни, - это глубочайшая ошибка и колоссальный вред стране. До 1998 года таких интриг вокруг "Газпрома" не было. Наскоки - да, были. Но правительство понимало, что это мощный газовый комплекс, и в обиду его не давало. А сейчас, очевидно, дает...

"Газпром" я создавал, но акционирование без меня проходило, я уже работал в правительстве. Так что никаких капиталов на "Газпроме" я не нажил. Пару лет назад, помните, появилась заметка во французской газете "Монд", которую потом перепечатали "Известия", о том, что я самый богатый человек в России и владею пятью миллиардами. Я в это время был с официальным визитом в Чехии. И вот на пресс-конференции тамошний журналист меня спрашивает, мол, правда ли это. Я подозвал его к себе, спросил фамилию, взял чистый лист бумаги и написал доверенность: "Я, Черномырдин Виктор Степанович, обладающий всеми средствами на зарубежных счетах во всем мире, передаю их вам". Конечно, эти пять миллиардов - несусветная глупость.

Я человек не бедный, все-таки давно руководителем работаю. Но с сожалением могу сказать, что состояния не нажил. Я просто по жизни не мог этого сделать. Если бы Черномырдин что-то имел и в чем-то был замаран, меня бы давно уже размазали. Многие, кстати, пытались это сделать. Коржаков вон и его ребята аж в Тюмени "копали" - нет ли у меня там тайных счетов. Так вот, могу сказать, что это исключено. Не такой я человек по складу характера, чтобы иметь тайные капиталы.


Мы с президентом поднадоели друг другу

Вы были премьер-министром 5 лет. После вашего ухода за год сменилось уже четверо председателей правительства. Чем вы это объясняете и как относитесь к деятельности ваших последователей?

Как вы стали премьером и как вам удавалось находить общий язык с членами команды Гайдара - людьми другого возраста и менталитета?

Почему не состоялось ваше возвращение во власть после отставки Кириенко? Удалось бы вам удержать страну от девальвации рубля и дефолта?

- Я, ПО СЕГОДНЯШНИМ меркам, действительно дольше всех проработал премьер-министром. А в 98-м году в Давосе вдруг узнаю, что являюсь после Гельмута Коля вторым в Европе по продолжительности руководителем правительства. Я, конечно, категорически не приемлю такие частые смены кабинета, как у нас сейчас. Для государства, для общества, для экономики - это слишком большие издержки.

Председатель правительства - отнюдь не почетная должность. Тут надо выполнять, по сути дела, всю черновую работу, ежедневно, ежечасно принимать решения. И постоянная ломка этого сложнейшего управленческого механизма создает явное напряжение в обществе, в регионах, в государстве в целом.

Конечно, президент вправе заменять председателя правительства: он наделен такими полномочиями по Конституции. Мне кажется, что президент ищет достойную фигуру, достойного кандидата, с которым страна вошла бы в XXI век. Во всяком случае, он так считает и, по-моему, искренне. Действительно, легче всего сделать будущего президента через пост председателя правительства. Но это в нормальной ситуации. У нас же со сменой премьеров получается настоящая чехарда.

Каждый из тех, кто пришел после Черномырдина, конечно, личность. Ничего плохого нельзя сказать о Кириенко. Хорошего, правда, тоже, но будем считать, что у него все впереди. Примаков - человек известный, опытный. То же самое Степашин. Очень хотелось бы, чтобы остановились на Путине. Он - вдумчивый, серьезный. Но посмотрите: ведь никто из них не имеет хозяйственного опыта. А я всю жизнь занимался хозяйственной работой, принимал конкретные решения.

Вот сегодня идет бензиновый кризис, и никто не понимает, что с ним делать, в том числе и правительство. Председатель правительства говорит: рыночными методами будем воздействовать. Но если формально судить, по-рыночному, цены еще больше взлетят, раз нефть во всем мире дорожает. А ведь у нас сейчас еще уборка урожая, северный завоз...

Нет, государство обязано управлять этими процессами. Ведь и при мне были кризисные ситуации на бензиновом рынке. Но разве их кто-то замечал? Мне было проще - это моя специальность, меня тут не объедешь и не проведешь. Я вот только что вернулся из Оренбургской области. Там разгар уборочной кампании, хлеб уродился, какого уже пять лет не было, а стоят без горючего. Вернее, горючее-то есть, нет денег. Я генерального директора нефтяной компании Храмова спрашиваю: "Ты почему горючее не даешь? Ведь уборка длится, по сути, всего три недели". Он отвечает: "Я теряю полтора миллиарда". Я ему объясняю: "Ты не теряешь, ты перераспределяешь. Ты сейчас отдай, а через три месяца свои полтора миллиарда назад получишь. А с учетом роста цен - еще и с наваром". И он со мной согласился. Один директор, или там губернатор, может это понимать, другой - не понимать. Этим как раз и должно заниматься правительство. А где ему заниматься, когда премьер еще ничего не понял и в курс-то не вошел, к кабинету не привык, а его уже меняют.

Я ведь в свое время премьером стал, можно сказать, нечаянно. Утром шел на работу и знать об этом не знал. Тогда, помните, был съезд Верховного Совета и Ельцин официально утверждал там премьера. До этого он сам возглавлял правительство, а Егор Гайдар был исполняющим обязанности. Мы, конечно, предварительно считали, что Егора надо отстаивать. Но на съезде стало понятно, что Гайдар не пройдет, и он решил свою кандидатуру снять. В тройке после рейтингового голосования оказались Скоков и я. И тут меня президент пригласил и предложил стать премьером. Я согласился - но только на время. Это "время" растянулось на пять с лишним лет.

А с молодыми ребятами из команды Гайдара у меня отношения были нормальными. Я ведь как тогда вошел в их правительство и стал вице-премьером? Первоначально министром топлива и энергетики был Лопухин - молодой парень, который до того работал советником в каком-то управлении Госплана. Вот он нас первый раз собрал на совещание. Там сидят союзные еще министры, обсуждают, как обычно, ситуацию по топливу: что обеспечивать, как заготавливать, куда складировать. Лопухин сидит и, по глазам вижу, ничего не понимает. Я после совещания попросил остаться, и говорю ему: "Слушай, хочу тебя откровенно спросить, как ты сюда попал? Как ты мог за это взяться?"

Потом и президент это понял и вспомнил обо мне. Я как-то шел на заседание правительства, меня останавливает лифтер (он меня еще по союзным временам знал) и говорит: "Вас, Виктор Степанович, президент ищет". Ну и вышел я от президента уже вице-премьером.

Я многих из команды Гайдара и уважал, и уважаю, и многому у них учился: и у Гайдара, и у Шохина, и у Нечаева. Они многое знали о том, как работают рыночные механизмы, об опыте американском, немецком, японском. Но их недостаток был в том, что мало было все знать теоретически, надо было понять, как этот опыт применять на практике. И вторая их трагедия была - они не имели понятия о том, как живут и чем дышат наши регионы.

Моя задача была, как председателя правительства, собрать воедино весь опыт, все знания и построить в стране каркас рыночных отношений. И эти ребята тут огромную роль сыграли. Тот же Егор Гайдар. Я считаю, он экономист серьезный. И сразу после съезда предложил ему остаться в правительстве. Он тогда отказался, но позже мы с ним работали.

Или Чубайс: он оказался самым из них целенаправленным, с жестким подходом. Когда мы с ним что-то обсуждали, либо он меня переубеждал, либо я его. Но то, что мы с ним решали, он всегда четко проводил в жизнь. Человек высокой дисциплины, никаких проблем с ним не было.

А по поводу того, почему Борис Николаевич принял решение о моей отставке, вы меня не пытайте. Для меня абсолютно не принципиально, кто тогда что президенту подсказал и нашептал. Сейчас все говорят, что президента окружает "Семья" или даже "Большая семья". Я не знаю, что это такое.

У меня были непростые отношения с президентом, но достаточно прямые. И он никогда не позволял себе со мной такого, что позволяет с нынешними премьерами. Мы с ним об этом договорились еще "на берегу". Ну, может быть, мне проще было: мы с президентом ближе по возрасту, по опыту. Потом, мы ведь друг друга еще раньше знали, когда я работал в Западной Сибири. Свердловская область была в моем Главке, и мы часто с ним встречались в бытность его первым секретарем обкома. И у нас с тех пор были деловые отношения. Я знал, что могу с ним спорить, убеждать. Конечно, его и раньше пытались дергать, на что-то спровоцировать. Но тогда он был в силе, был здоров, и его практически невозможно было спровоцировать. И мне он доверял и ценил то, что я делаю. А я, когда сложный вопрос, всегда ему докладывал. Понимал, что президент должен быть в курсе. У нас была отработана система взаимоотношений. А то, что произошло с этой отставкой, ну, так, наверно, просто поднадоели друг другу за пять лет. Смотрите, тогда, весной 98-го года, у нас все шло как по накатанной: соглашение с МВФ заключили, транши пошли, впервые с советских времен рост производства в первом квартале составил целых 4 процента. Только бы и заниматься делом, творческой работой, двигаться вперед. Тут-то меня вызвал президент и сказал: "Что-то у нас стало тихо", - и отправил в отставку.

Потом ведь он передо мной за это извинился. Было это после событий 17 августа. Он меня вызвал к себе: "Вот, Виктор Степанович, я сегодня отправил в отставку Кириенко. Хочу, чтоб ты снова согласился стать премьером. А я выступлю перед всем народом по телевизору, извинюсь перед тобой и скажу, что твоя отставка - это моя ошибка". Но я был против того, чтобы президент публично извинялся и унижался. И сказал Борису Николаевичу, что мне это не нужно и стране это не нужно. Ну, извинились вы передо мной, и достаточно. Теперь важно было исправлять ситуацию. Ведь то, что мы пять лет создавали, тогда за пять месяцев было разрушено.

Я считаю, что события 17 августа прошлого года - грубейшая ошибка правительства. Решения тогда принимались непродуманно и непросчитанно. Мне ведь Кириенко позвонил 17-го утром. Я как раз тогда был в отпуске, летел из Оренбурга домой. И вот он мне говорит: мы объявили мораторий на выплату долга и расширяем валютный коридор. Я поначалу решил, что это шутка. Потому что грубее ничего нельзя придумать. Разве можно устанавливать верхнюю планку сразу в 9 рублей! Понятно, что курс тут же, без всяких тормозов к 9 пойдет. А Кириенко мне говорит: "Нет, Виктор Степанович, мы постепенно к 7 рублям приблизимся только к концу года". Куда там! Разве это какой-нибудь бабушке на рынке объяснишь. У нас ведь плавно не бывает!

Или взять мораторий на долги. У нас ведь 70 процентов кредиторов - немцы. И вот этот немец просыпается 17-го утром, а ему говорят: "Извини, расплаты не будет и ничего ты не получишь!" Разве так можно? И у меня были ситуации, когда президент давил: давай, дескать, деньги на пенсии отдадим, а не по долгам заплатим. Но мы же не вели себя при этом, как дикари. Приглашали, договаривались. А потом эти договоренности железно соблюдали. Причем были самыми дисциплинированными по международным расчетам, и авторитет поэтому у нас был высокий. Потому что это, если хотите, лицо нашей страны.

Я вам больше скажу - у нас была разработана среднесрочная программа, и мы на три года рассчитали, как должен меняться курс рубля. Он должен был плавно расти. Потому что мы понимали, что без стабильного рубля, стабильной финансовой системы все остальное несерьезно. Ни бюджет государства не спланируешь, ни бюджет компании, ни свой личный бюджет. И только стабильная финансовая система позволяла сразу оживлять инвестиционные процессы, получать кредиты. Что и происходило тогда, в 1997 году. У нас впервые прямые инвестиции составили почти 6 млрд долларов, а вместе с портфельными - 12. И мы могли выйти в 2001 году на 20 млрд.

Поэтому я вам могу сказать, что при мне дефолта бы не было и рубль бы не упал ни при каких обстоятельствах. И когда я 17 августа прилетел, то сразу понял: надо что-то делать. Не для себя, а для страны. И на следующий день поехал прямо в Думу, чтобы со всеми переговорить. Тогда уже пошел обвал рубля, банки начали задыхаться, и стало понятно, что правительство сметут однозначно. Сам президент такого терпеть не станет. Я начал ходить по фракциям в Думе и убеждать: давайте объединимся и предложим какой-то выход президенту. Встречался с Зюгановым, Рыжковым-старшим, другими лидерами фракций. Они мне сами говорили: Виктор Степанович, беритесь, только вы можете спасти ситуацию. Мы тогда подготовили два документа. Первый - концепция по выходу из экономического кризиса, второй - общеполитическое соглашение, где одним из пунктов было перераспределение властных полномочий.

Я на эту тему говорил с президентом и объяснял, что того, прежнего Черномырдина, уже нет. Мне нужны развязанные руки, чтобы проводить крутые, энергичные меры. И все тогда закрутилось, и работа пошла, и документ был завизирован всеми руководителями фракций и на пленарном заседании был бы принят. Ну а то, что произошло потом, - иначе, как политической интригой, я не называю. Некоторые влиятельные губернаторы не захотели, чтобы Черномырдин возвращался, и они быстро сговорились с тем же Зюгановым, другими депутатами. Так возвращение и не состоялось. Мне больно и обидно об этом вспоминать. Не потому, что Черномырдин был лучше всех. Просто остальным надо было еще обстановку изучать, осваиваться. А я был, что называется, "в теме". У меня еще на душе не остыло тогда. Я знал, что надо сделать, как действовать, какими должны быть первые шаги. Но захотели экспериментов тогда. Вот до сих пор и экспериментируем.


НДР никому не отдам

Собирается ли НДР идти на выборы в одиночку или в коалиции с кем-то?

Возглавите ли вы сами предвыборный список НДР или уступите первое место другому? Собираетесь ли участвовать в президентских выборах в 2000 году?

Существует ли угроза отмены выборов из-за ситуации на Северном Кавказе? Как вы относитесь к идее введения чрезвычайного положения?

- ДВИЖЕНИЕ "Наш дом - Россия" - это партия среднего класса. Она так и создавалась, и в программе это у нас записано. Средний класс - это хозяин, человек, который имеет свое дело, высокий профессионал. Словом тот, кому есть чего терять: свою профессию, свое обеспечение, свой уровень жизни. Сейчас к среднему классу, как посчитали наши специалисты, относится процентов 15-20 населения. Это, кстати, очень мало. Ведь многие, кто начал создавать свое дело, в прошлом году его в одночасье потеряли. И все равно это электорат нашего правоцентристского движения. Другое дело, что я и мои соратники в НДР, наверное, мало людям разъясняем, не умеем этого делать.

Мне очень хочется, чтобы НДР преодолел 5-процентный барьер. И средний класс - это первая наша надежда. Вторая, конечно, это работа с регионами. Вот мне говорят, что "Вся Россия" уже объединилась с "Отечеством". Но "Вся Россия" - это не вся Россия, а только 19 губернаторов. И нам есть с кем объединяться. Например, с Росселем и его движением "Возрождение Урала". Или с "Голосом России" Титова. Да, за ним одна Самара. Но ведь это не рядовой регион. А что, за Шаймиевым разве есть кто-то, кроме Татарстана? Да и в Татарстане у него не без проблем. Мы могли бы объединиться с "правыми", у меня на них особой аллергии нет. Я и Чубайсу говорил, которого очень уважаю: давай искать варианты. Но многие мои товарищи по партии говорят: только не Чубайса, только не Гайдара, только не Немцова. Смотрите, что получается. По данным социологических опросов, у нас сегодня где-то 4 процента, у них - 2. Казалось бы, объединиться, проценты сложатся и получатся требуемые 6. А на самом деле социологи утверждают, что при объединении процент окажется еще хуже, чем сейчас. Он не складывается, а вычитается. И все-таки мы ведем переговоры и с Ириной Хакамадой, и с Борисом Федоровым, и с Сергеем Степашиным.

Разговоры о том, что мне нужно отойти в сторону и уступить свое место в списке Владимиру Рыжкову, до меня, конечно, доходят. Тогда, говорят, легче пойдет объединение. Но Володя молодой еще, горячий. Он часто спешит и забегает вперед. Я ему постоянно говорю: "Володя, остынь!" Но для меня важно то, что он подает надежды. В него можно многое вложить, и получится хороший руководитель.

Я ведь, в принципе, сам не горю желанием возглавить список. И место свое готов уступить. Слава богу, на Думу насмотрелся. Но НДР я никому не отдам. Как бы там ни было - это действующая партия, это структура, которая реально существует.

Мне говорят, что многие занимают ту же нишу, что и мы, и ориентируются на средний класс. Но это не так. Все-таки "Правое дело" - это радикалы. А "Отечество" вообще непонятно, что хочет. То они с коммунистами, то они левый центр, то правый центр, то чистый центр. Поэтому мне кажется, ясности у них самих нет. Я думаю, их объединение - максимум на 4 месяца, а дальше их ждут разводы с "концертами".

Что касается выборов президентских, то я так далеко не заглядываю. Сначала надо пережить выборы в парламент, а там уж, по их итогам, посмотрим...

Разговоры же о том, что выборы вообще можно отменить под предлогом того, что идет война на Кавказе, я считаю неприемлемыми. Нас всех как бы сковал чеченский синдром. По сути дела, мы перестали заниматься национальной политикой. В свое время я очень бился за то, чтобы сделать Рамазана Абдулатипова министром. Он опытный человек, хорошо знает Северный Кавказ. А сейчас внимания к Кавказу нет: не сформулированы ни позиция, ни политика. И то, что сегодня там происходит - это убоище, другого слова я подобрать не могу. У меня сердце кровью обливается, потому что на Северном Кавказе мы опять на грани катастрофы. И обидно слушать, что какая-то банда там зашла и чуть не сбила вертолет начальника Генштаба. Ну разве можно до этого доводить?

Пора понять, что Дагестан - не Чечня: там совсем другая обстановка. С руководителями Северного Кавказа надо работать, их надо собирать, вместе с ними что-то решать. Но этого никто не делает, и они чувствуют себя брошенными. А власть этого не понимает. Мы не раз говорили с Борисом Николаевичем во время наших встреч, что нас ждут большие сложности: вот-вот мы взорвемся на Дагестане.

Я не хочу нагнетать обстановку, но мы можем оказаться перед очень серьезными проблемами. Сочетание одних выборов, других и ситуации на Северном Кавказе... Сейчас вот говорят о введении чрезвычайного положения. Но, во-первых, у нас нет закона о ЧП. Потом, это дело дорогостоящее, требует много сил и средств. Какое чрезвычайное положение? Мне больно и стыдно это слушать...