*401. Валдайские страдания

[Георгий Сатаров]

http://www.grani.ru/blogs/free/entries/197072.html
April 11, 2012 15:23

Итоги первого этапа борьбы за политические права: власть предложила циничную имитацию. Наш ответ – нарастающее осознанное давление граждан

Участники РГ №1 «Круглого стола «12 декабря» констатировали следующее:

1. Под видом «политической реформы» нам выдали:
- вместо гарантий свободы граждан на объединение в политические партии – сохранение в полном объеме в руках исполнительной власти всех административных рычагов по ограничению этих прав;
- требование вернуть свободную консолидацию политических сил в избирательные блоки отвергнуто;
- вместо прямых выборов губернаторов со свободным доступом к участию в них – двойной «фильтр» для партийных кандидатов (согласование с Президентом и сбор подписей среди муниципальных депутатов), а для самовыдвиженцев сохранен традиционный барьер в виде необходимости сбора подписей избирателей. Требование использовать залог отвергнуто;
- новый порядок избрания Госдумы ухудшает даже действующий закон, он выгоден исключительно «партии власти»;
- порядок формирования избирательных комиссий не изменился. Обещания внести изменения остались пустыми;
- вместо скорейшего проведения муниципальных, региональных и губернаторских выборов по новым правилам с помощью хитрых уловок (переход на один единый день голосования в сентябре) выборы фактически перенесены на осень 2013 года;
- вместо ликвидации фактической цензуры на федеральном телевещании – обещание создать за счет граждан новый канал с имитацией «общественного контроля» его редакционной политики;
- никаких намеков на обеспечение гарантий независимости судов и верховенства права.

2. Правящая элита вновь продемонстрировала, что ее истинной целью остается сохранение своей полной власти над политическим пространством, т.е. умерщвление всякой независимой политической жизни. Власть понимает, что она «избрана» нелегитимно, так как «выборы» 4 декабря 2011 года и 4 марта 2012 года не были ни честными, ни свободными. В этих условиях проведение нескольких ярких массовых протестных акций в Москве и крупных городах страны оказалось недостаточным для того чтобы заставить руководство страны пойти на реальную демократизацию политической жизни страны, которая рассматривается им как угроза потери власти, удерживаемой не по праву, а в результате административного произвола.

3. Реальная демократизация в стране требует последовательного наращивания осознанного гражданского давления на власть в различных формах.

4. Для формирования условий наращивания такого давления на власть требуется консолидация всех граждан, организаций, политических сил на общегражданской платформе демократизации политической жизни в стране.

5. «Круглый стол «12 декабря» намерен расширить свою деятельность в качестве площадки для такой консолидации.

Л. Алексеева, В. Войнович, А. Зубов, Д. Зимин, М. Касьянов, М. Краснов, С. Ковалев, К. Мерзликин, Б. Немцов, Е. Немировская, А. Пионтковский, В. Рыжков, Ю. Рыжов, Г. Сатаров, Ю. Сенокосов, С. Шаргунов, Л. Шевцова, В. Шейнис, Л. Шибанова, Ю. Шмидт, Е. Ясин

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11955
http://sdfsdf.ejnew.org/?a=note&id=12062
13 АПРЕЛЯ 2012 г.

РИА Новости

Немало писали (и сам грешил), что в нашем обществе потерян институт репутации. Точнее, сохранились люди, про которых говорят «профессионал», «отморозок» или «ботаник», но то или иное обозначение нами качества того или иного человека не влияет на отношение к нему. Институт репутации перестает работать не тогда, когда стираются различительные признаки между сволочами и праведниками, а когда исчезают представления о нерукопожатности, когда приличный человек не считает для себя зазорным сидеть рядом с заведомым подонком и мило болтать, поигрывая соломинкой в бокале.

Хочу сказать очевидное: именно подонки более всего страшатся института репутации. Не только страшатся, но и всячески стараются его разрушить. Для этого у них существует широкий арсенал средств, когда они дорываются до власти. Главный способ — ставить приличных людей в условия тяжелого морального выбора. Случай Чулпан Хаматовой — очевидный пример, можно сказать — хрестоматийный.

Но в большей или меньшей степени в подобные условия поставлены почти все, кто в той или иной степени вынужден взаимодействовать по разным поводам с аморальной властью или зависит от нее. Ты хочешь, чтобы твоя радиостанция продолжала работать и иметь возможность говорить людям правду? Да ради бога! Но тогда мерзавцы из этого списка должны каждую неделю появляться у тебя в эфире. Ты боишься потерять театр? Проблемы? Помещение? Нет проблем! Но тогда вот этого мерзавца ты должен назвать ангелом. У тебя жена и дети? И кредит? И ты ничего не умеешь, кроме как «снимать репортажи». Нет проблем! Но тогда я тебе буду говорить, что снимать, а что нет.

Конечно, это делается тоньше, не столь открыто (как правило). Но общая канва именно такова. Наши сограждане, попадающие в эти ловушки, формируют в результате широкий спектр психологических типов. На одном полюсе — постоянные страдальцы. На другом — те, кто преодолевают когнитивный диссонанс стандартным способом: «Да, я подонок. Но подонки — все. Зато я успешный подонок. И они мне завидуют». И все они, и это наличие плавных переходов между типажами — все это размывает и уничтожает институт репутации, что и нужно мерзавцам во власти.

Так вот, похоже, что институт репутации восстанавливается. Нет, вряд ли мы вспомним яркие примеры, когда один известный человек демонстративно убрал руку, не желая пачкаться о скомпрометированную ладонь другого. Нечасто, прямо скажем, дают по щекам или вызывают на дуэль. Все начинается со слов или других форм коммуникации, как в Библии. На митингах свистят, на великосветских тусовках задают нелицеприятные политические вопросы, побуждая «проявиться». Типичный пример — вопрос Ксении Собчак Чулпан Хаматовой.

Столь же характерен свист в зале, выражавший неодобрение вопросу Ксении. Это ведь ровно то, о чем я написал выше. Они ведь поняли, что это вопрос про репутацию. Они ведь испугались, они ведь, точнее, многие из них, участвовали в уничтожении института. Им ведь страшно, если он начнет возвращаться. Они ведь не репутацию великой актрисы защищали. Они себя защищали от любых напоминаний о репутации.

Необходимо уточнить. Выбор Чулпан Хаматовой и ее коллег, как и вопрос Ксении Собчак, не сводится к проблеме репутации. Тут намешано многое. Ведь власть заставляет людей выбирать не между добром и злом, а между злом и злом. Вопрос не в том, действительно ли Путин отказал бы в поддержке фонду Чулпан Хаматовой в случае ее отказа записывать ролик. Вопрос в том, что люди, делая выбор, кладут на разные чаши весов в подобной ситуации. Например: на одной чаше весов — дети, которым помогает актриса, и их родители, живые конкретные дети и взрослые, с их трагедиями и слезами. На другой чаше весов абстрактные цифры роста детского суицида, роста числа абортов и материнской смертности, роста детской наркомании, включая героиновую, роста числа детей, брошенных родителями, и все прочие подобные достижения путинского режима. И как выбирать!? Проблема в том, что власть создает для людей условия, при которых любой выбор может быть осуждаем. И это не имеет отношения к проблеме репутации.

Иное дело — вопрос, заданный актрисе. Подозреваю, что автор вопроса не рискнула бы объявить себя претендентом на роль морального эталона. Рискну предположить, что один из мотивов ее вопроса — личный пиар. Но отметим: острое чутье Ксении Собчак подсказывает ей, на чем надо делать себе новое имя, новую репутацию, упорно ломая старую. А это уже имеет непосредственное отношение к обсуждаемой здесь теме, это — сфера репутации, как своей, так и чужой.

И вот еще о чем хочу сказать, об очень важном, как мне кажется. Нынешние дискуссии о репутациях, возникшие по поводу поддержки Путина творческой интеллигенцией, сосредоточены на том выборе, который сделали герои этих обсуждений. Но мы почти не говорим о мерзавцах, которые побуждали их к этому, которые создавали необходимость критического морального выбора, создавали эту атмосферу моральной деградации.

Моральный выбор всегда делается человеком в условиях внешнего давления. Проблема в том, что у нас это внешнее давление монополизировано аморальной властью, которая намеренно создает его, уничтожая мораль, стремясь уподобить других себе, исключая добро как возможность выбора, делая его наказуемым. Необходимо, прежде всего, менять ситуацию. Необходимо восстанавливать возможность выбора добра. Впрочем, ситуация будет меняться тем быстрее, чем чаще люди будут остерегаться делать аморальный выбор. А для этого все равно нужны слова и неудобные вопросы. Просто дело не только в них.

Фотография РИА Новости

На фото: Актриса Чулпан Хаматова и телеведущая Ксения Собчак (слева направо) во время благотворительного аукциона "Сердечный прием" фонда "Обнаженные Сердца" в Концертном зале "Барвиха Luxury Village"

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11845
7 ИЮНЯ 2012 г.

Мария Олендская / ЕЖ
Наша парламентская оппозиция неплохо поработала во вторник в Думе: весело и безрезультатно. Но еще не все линии обороны потеряны. Я про Конституционный суд, куда можно направить запрос о конституционности принятых во вторник поправок в Гражданский кодекс, вводящих беззаконие в регулирование акций гражданского протеста. Ясно, что оппозиция может набрать нужные девяносто депутатов для направления запроса. Тут дело в обосновании. Звучала идея, что нужно опереться на нарушение процедуры принятия поправок. Но это практически нереально. В мою бытность помощником Ельцина мы постоянно сталкивались с законами, которые принимались с нарушениями процедуры, причем злостными нарушениями. Иногда это становилось одним из оснований для наложения вето. Но мои консультации с Владимиром Тумановым, который тогда был председателем Конституционного суда, убедили меня в том, что Конституционный суд не станет рассматривать нарушение регламента, не являющегося законом, в качестве основания неконституционности. Тем более безнадежен этот аргумент в нынешней ситуации.



Могу ошибаться, но я вижу следующие основания. Принятые поправки обладают двумя качествами. Первое — истерически высокие штрафы, противоречащие и здравому смыслу, и всей системе санкций, предусмотренных Гражданским кодексом РФ. Второе качество — обилие панически бессмысленных и расплывчатых норм, позволяющих трактовать как угодно любое коллективное поведение. Именно сочетание двух этих качеств формирует запретительные барьеры для реализации прав, предусмотренных 31-й статьей Конституции РФ. (Теперь многие знают про эту статью, благодаря настойчивости Эдуарда Лимонова.)



И тут появляется 55-я статья Конституции, пункт 2: “В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина”. Эту статью всем надо было бы выучить. Ведь уже двенадцать лет путинята в Думе принимают законы, умаляющие и отменяющие наши права. И только сейчас это начало волновать людей, число которых превосходит пару сотен. Конечно, судьям в Питере очень не нравится эта статья. Достаточно вспомнить их вердикт относительно отмены губернаторских выборов. Уверен, что тем из конституционных судей, у кого сохранилась профессиональная гордость, сей вердикт по сию пору снится по ночам. Так вот, запретительные барьеры, вводимые совокупностью принятых поправок, не просто умаляют права, предусмотренные 31-й статьей Конституции, а искореняет их. Подросток, боящийся отцовской порки, выбрасывает ремень в мусоропровод, надеясь избежать наказания. Так и наши депутаты надеются избежать протеста, отменив его.



Вы скажете, конечно: “А как же судьба отмены губернаторских выборов в Конституционном суде?”. Отвечаю. Профессионализм судей всегда соизмеряется с общественной атмосферой. Поэтому нужно апеллировать к судьям. Все равно больше не к кому. И выходить на улицы, наращивая количество и качество протеста. Говорить и писать все, что мы думаем об этой власти и об этом, с позволения сказать, политическом режиме.



А теперь попробую объяснить причины, побудившие власть принять эти маразматические поправки. В чем причина-то? Понимаете? Вот как я рассуждаю.



Многие балаболят про то, что Pussy Riot оскорбили некие религиозные чувства. Но как-то забывают, что они пели про Путина на Красной площади несколько ранее. Теперь — Божена Рынска. Ее привлекают к ответственности за агрессию против полиции, проявленную полгода назад. Но точно так же, как и в предыдущем случае, существенно то, что она писала про того же Путина незадолго до уголовного преследования. Теперь к митингам. Все пытаются связывать энергичное принятие поправок с событиями 6 мая. Но это все мура. Давайте сопоставим, что в массовом порядке говорили (кричали, писали, рисовали и т.п.) про Путина на митингах, как только он подкинул всем тему контрацептивов.



Вы уже должны увидеть общую событийную логику и общую причину. Она банально проста и по-человечески понятна: он обиделся. Вы поймите: одиннадцать лет процарствовать, упиваясь своим величием и всеобщей любовью, и вдруг огрести такое. Вы бы выдержали? Он тоже не выдержал и теперь мстит. Но нескольких девчонок легко посадить. А что делать с десятками тысяч издевающихся людей? Только запретить запугав. Он и запрещает. И запугивает.



Возможно, моя теория неверна. Но скоро она будет проверена. Если Путин наложит вето, то это будет значить, что шоу продолжается, что нам напоминают: вот он, единственный либерал в России. Если же он подпишет закон, то это будет означать, что он больше не видит в себе политика. Что он понял себя как просто пожилого обиженного человека, у которого ничего больше не осталось в жизни, кроме обиды и мести.



Поживем — увидим. Хотя, честно говоря, это уже не очень интересно.

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11868
19 ИЮНЯ 2012 г.

РИА Новости
Мне давно пеняли коллеги, апеллируя к прописям из учебников политологии для техникумов, на то, что я называл путинский режим диктатурой. Я отбивался: диктатуры бывают разные; они по-разному проявляют себя в разные исторические периоды; диктатура в информационную эпоху — не то, что в начале прошлого века. Поэтому я утверждаю: то, что мы наблюдаем — это не установление диктатуры, это ее деградация. Объясняю: деградация социального порядка это всегда попятное историческое движение к старым, примитивным формам. Деградация нашей диктатуры — это переход от диктатуры XXI века к диктатурам столетней давности. Это ровно то, что мы сейчас наблюдаем. Обратите внимание: то же самое происходит и с отдельным человеком в состоянии стресса, страха. Его поведение начинает регулироваться не тонкими механизмами социального контроля, а древними животными инстинктами. Это ровно то, что демонстрирует наша власть, которая от эпизодической имитации приверженности праву перешла под воздействием охватившей ее паники к тотальному антиправовому беспределу — будь то принятие законов или повальные аресты и обыски. Напомню, кстати, что это началось не сейчас. Первые массовые аресты относятся к 2006 г. — перед первой конференцией «Другой России».

Довольно ясно, что попытки запугать сотни тысяч людей штрафами и репрессиями дадут обратный эффект. Мы убедились в этом 12 июня. Но напоминаю, что все это позорище предшествует очередной показухе, которую называют экономическим форумом в Санкт-Петербурге. Туда поедут мои коллеги и даже друзья. Они будут в одних залах с Путиным и Медведевым участвовать в коллективном вранье. Их будут в очередной раз растирать, как краски, и класть на полотно, рисуя благолепную картину либеральной российской власти. Я мне потом придется расширять круг нерукопожатности.

И еще туда приедут западные политики и бизнесмены. Ну, политиков я еще могу понять. Им надо согревать свое население и заливать бензин в их машины, а потому они вынуждены договариваться с нелегитимной преступной властью. Но как понять бизнесменов!? Ведь политические риски инвестиций в Россию стремительно приближаются к абсолютному максимуму. Ну да это их проблемы. А нам надо разбираться со своими.

Что можно ждать дальше? Мы обязаны исходить из стремительно нарастающей неадекватности власти. Мы также обязаны предположить, что и во власти есть немало людей, которые осознают эту неадекватность и ее негативные последствия. Это, скорее всего, будет увеличивать недовольство административной элиты высшим политическим (условно говоря) руководством. Традиционное поведение элит в такой ситуации — раскол и попытки одной части пожертвовать другой, отдав ее на растерзание оппозиции и возмущенному общественному мнению в попытках спасти себя. Тут вот что забавно: в некий момент может начаться гонка — кто быстрее объединится с оппозицией и предаст остальных, бросив их «на копья». Если говорить конкретно: либо чекистские «путинята» обвинят во всем «либеральных «чубайсят», бия себя в грудь и возвещая о своем профессиональном патриотизме, либо «чубайсята» пожертвуют чекистами, объединившись с ненавидящими их военными.

Тут вот что неприятно: нет никаких гарантий, что такой сценарий завершится благолепно — учреждением демократии и верховенства права в интересах граждан России. Но еще больше неопределенностей, чреватых катастрофическими последствиями вплоть до распада страны, таит инерционный сценарий стремительного и неподконтрольного распада режима. Понимание этой драматической развилки, неизбежной в условиях деградирующей путинской диктатуры, было бы небесполезно в рядах коллективного лидерства протеста. В той мере, конечно, в какой подобное понимание может стать причиной адекватных действий. А они очевидны: наращивание легитимного протеста (оппозиция не имеет права конкурировать в неадекватности с властью), раскол правящей элиты и поиск возможных партнеров. Рост масштаба протеста — это не только способ давления на власть с целью вызвать раскол, но и единственное средство защиты от власти, готовой на любые нарушения закона с целью самосохранения.

Последнее. Не исключаю, что власть надеется создать для протеста ситуацию цугцванга. Либо репрессии напугают людей, и протест сойдет на нет. Либо, наоборот, разъярит и подтолкнет к действиям за пределами закона. Последнее может привести к консолидации элиты и дать повод для расширения репрессий. Это значит, что протест надо расширять и поддерживать его в легитимном русле. Это трудно, но это единственный выход.

Фотография РИА Новости

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=11919
29 ИЮНЯ 2012 г.

РИА Новости
Вспыхнувшее в России обсуждение списка Кардина не учитывает несколько важных моментов его бытования на родине — в США, как, впрочем, и у нас в стране. Считаю полезным эти моменты ввести в "дискурс", как нынче модно говорить.



Первое. Почему активизация обсуждения списка Кардина в Конгрессе США происходит именно сейчас? Ответ ясен — приближаются выборы (и тут не важно, какие это выборы — президентские или “депутатские”, важно, что они конкурентные, партийные и предусматривают борьбу за избирателей). Американская политическая наука давно выявила некую статистическую закономерность. В разные периоды своей легислатуры конгрессмены и сенаторы в разной степени ориентируются на мнение своих избирателей. Минимально — в середине срока, а вот в начале (сразу после выборов) и в конце (перед выборами) — максимально. Получается такая кривая в виде буквы U. Из этого следует, что, вбрасывая тему списка и единогласно поддерживая его в комитетах, конгрессмены отрефлексировали отношение американских избирателей к этой теме.



Второе. Значит ли это, что простых американцев интересует коррупция в России? Очевидно — нет. Тут совершенно другой аспект, о котором мы забываем. Магнитский был сотрудником американской фирмы, он защищал ее интересы и в результате погиб. Поэтому список Кардина — одно из возможных средств защитить свой бизнес в России, когда другие средства (об этом ниже) не дали результата. Отвернувшись от судьбы Магнитского, американские власти не только не выполнили бы свой долг в глазах своих избирателей. Они подали бы ясный сигнал: работая в американской фирме в России, не рискуй защищать ее интересы против преступных наездов российской власти; думай о себе и своей жизни.



Обсуждая список Кардина и поведение Магнитского, важно помнить еще об одном. Американское законодательство запрещает американским фирмам использовать такой инструмент, как взятки, за пределами США (внутри страны — само собой нельзя). Американцы странные, как и их власти. Принимая закон, они считают себя обязанными создавать условия для его выполнения. Список Кардина — в этом русле.



Третье, и последнее. Сейчас можно услышать примерно следующее: действия Конгресса США унижают наше достоинство! Я не буду напоминать о том, что американцы далеко не сразу бросились составлять список. Этому предшествовали самые разные попытки традиционными методами защитить американскую фирму и ее сотрудников. Кончилось это демонстративными наградами и повышениями воров и убийц. Инстинкты и практика нашей власти давно ясны и не нуждаются в комментариях.



Поэтому меня больше волнует наше с вами достоинство. Не буду говорить за вас, скажу о себе. Мое достоинство унижают:

— узурпаторы, воры, преступники во власти;

— запредельное воровство властей, делающее нищим население богатой страны;

— повсеместное попрание справедливости, которое является "главной доблестью государства";

— деградация и исчезновение государственных институтов;

— вымирание и отупение нации как следствие того, что наши налоги тратятся не на наши здоровье и образование, а на ОМОН и другую защиту преступников во власти;

— тотальные ложь и цинизм власти, умножаемые подконтрольными и подцензурными СМИ.

Мое достоинство скорбит, что рядом со мной, в моей стране, есть люди, достоинство которых не унижает все перечисленное выше, но оно истерически возбуждается, когда кто-то где-то намекает на перечисленное мною. А ведь мой список далеко не полон.



И последнее. Я с нетерпением жду симметричной реакции нашей власти. Мне очень интересно, как ее представители будут мотивировать составление своего списка невъездных американцев. Или не будут вовсе? Из скромности.

Фотография РИА Новости

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=12022
5 ИЮЛЯ 2012 г.

«Край непуганых идиотов». Самое время пугнуть.

Илья Ильф. Записные книжки

РИА НовостиМеня могут обвинить в том, что название статьи звучит по-украински — невежливо, дескать, по отношению к нашему соседу. А вы вот возьмите и наберите в Word слово «нехай», и убедитесь, что программа слово не подчеркнет, узнает его, стало быть, как слово русского языка. Вот так-то. Ну а смысл названия будет ясен в конце этой небольшой серии статей.

Многие уже в курсе дела, что в пятницу в Думе партия власти примет в первом чтении закон о поправках в наши законы, вводящие понятие «агент» для НКО, принимающих финансовую помощь от иностранных организаций и занимающихся влиянием на политику. Под последним предполагается влияние на принятие политических решений и на массовое сознание в сфере политики. Агенты будут обременены более жесткими процедурами контроля и столь же жесткими санкциями за всевозможные нарушения.

Мое эмоциональное, моральное, этическое, эстетическое отношение к этой акции власти не имеет в данном случае значения. Полагаю, что читатель легко его реконструирует. Я хочу воспользоваться этой акцией, типичной для нынешней ситуации, чтобы попробовать разобраться с тем, что происходит во власти и в обществе — рассмотреть последнее с разных точек зрения, в разных аспектах, говоря противным квазинаучным языком.

Теперь по поводу эпиграфа. Во-первых, я люблю этого классика. Во-вторых, я привел эпиграф, чтобы сконцентрировать в нем эмоции, а дальше сохранять научную беспристрастность. В-третьих, мне очень интересно, кто обидится, отождествив себя с любимыми героями Ильфа. Теперь все. Поехали.

Онтологический аспект

Привычные вещи отличаются от непривычных прежде всего тем, что не вызывают пристального взгляда. Запредельный бред нашей власти, выражаемый в различных формах — высказываниях, мероприятиях, законопроектах и т.п. — стал уже совершенно привычным. Используя выражение «запредельный бред», я не вношу в него никаких оценок, в том числе, как обещал, эмоциональных. Просто наша социально-политическая динамика опережает возможности языка, появляется разрыв между языковой и социальной реальностями, который как-то надо заполнять в силу противоестественности такого разрыва. С такой же степенью неадекватности я мог бы вместо «запредельный бред» использовать словосочетания «суверенный активизм» или «государственное величие». Возвращаюсь к главной мысли. Привычное опасно именно тем, что мы мало обращаем на него внимание. Мы ждем опасности от неожиданного, а не от привычного. Тем самым становимся сами для себя источником опасности. Да, конечно, мы возмущаемся, взываем к здравому смыслу и к власти. Но это не влияет на конечный тактический результат, приближая стратегический общий крах. Поэтому полезно следовать завету, вынесенному мной из трудов Ханны Арендт: чем банальнее зло, тем пристальнее его надо изучать. Чем мы с вами и занимаемся.

Терминологический аспект

Всякое приличное исследование в гуманитарной сфере начинается с анализа понятий. Поэтому для начала разберемся с термином «агент». Современные социальные мыслители используют две основные научные парадигмы для объяснения социальных изменений (социально-исторического процесса, как говаривали раньше). Первая, более древняя, обуславливает все внешними по отношению к социуму объективными факторами (географией, как у наших классиков истории, зоной вечной мерзлоты, как у Мединского, или ценами на нефть, как у наших экономистов). Современная парадигма концентрируется на деятельности активных социальных субъектов и на отношениях, взаимодействиях между ними. Что касается меня, я не отрицаю роли внешних факторов. Но, следуя Матуране и Вареле, полагаю, что внешние воздействия могут лишь стимулировать изменения. Они при этом не предопределяют направление и содержание этих изменений. Последнее определяется устройством социума на данный момент и активностью его агентов.

Вот он, этот термин! В активистской парадигме активные социальные субъекты называются агентами. Термин выбран теорией именно потому, что в языках западной культуры он подразумевает активного субъекта. Если набрать в англо-русском словаре слово «шпион», то вы найдете единственный перевод — «spy». Если же набрать по-русски «агент», то среди нескольких значений найдется и «secret agent», что близко нашему шпиону. Теперь попробуем наоборот. Наберем в англо-русском словаре слово «spy»; среди набора переводов на русский нет чистого термина «агент», но найдется «тайный агент». Теперь наберем по-английски «agent». Первый, а значит, главный смысл, который будут представлен в списке переводов, — «деятель» (ничего удивительного, по латыни agens — «действие»); переводов типа «шпион» или «тайный агент» вы не обнаружите.

Эта смысловая асимметрия порождена социальной асимметрией. В языках западной культуры слово «agent» не имеет отрицательных коннотаций именно потому, что там естественна и поощряется независимая, самостоятельная (в рамках закона) активность людей. Отрицательные коннотации возможны только в словосочетаниях. У нас наоборот: возможна нейтральная коннотация в словосочетаниях вроде «страховой агент». А когда термин применяется изолированно (вроде «Он ведь агент!»), то это порождает у нас отрицательные эмоции. Такое смысловое воздействие вызвано тем, что в русской культуре со времен татаро-монгольского ига самостоятельная независимая активность обычного человека не в чести и подозрительна.

Конечно, у слова «агент» во всех языках есть еще один смысл: это лицо, действующее по чьему-либо поручению, в интересах поручителя. В институциональной теории есть так называемая принципал-агентская модель или «агентская модель». В ней принципал поручает агенту реализовывать некоторые цели принципала, используя ресурсы принципала и получая за это от принципала вознаграждение. Агент, в свою очередь, обязан использовать полученные ресурсы на достижение целей принципала, информируя последнего о достижении целей и использовании ресурсов. Мы к этому еще вернемся позже.

Сейчас надо разобраться с термином «политика». Изначально греческое politikē означало искусство управления государством. До сих пор это остается одним из смыслов термина, который понимает политику как сферу деятельности государства, хотя такое понимание несколько устарело. Однако здесь остается важная семантическая связь с понятием «государственная власть». Политика в этом смысле относится к сфере осуществления государственной власти (мы ведь не применяем этот термин к власти отца в патриархальной семье или к власти террориста над заложниками). В русском языке есть еще один смысл этого термина: политика в этом случае трактуется как сфера борьбы за власть. Когда мы говорим: «Он ринулся в политику», то имеем в виду как раз эту сферу. В английском языке для этих разных понятий есть два слова. Термин «policy» используется как совокупность программ и стратегий государственной (и муниципальной, вообще говоря) власти, когда мы говорим о внешней политике, экологической политике, политике по поддержке предпринимательства и т.п. Термин «politics» используется применительно к сфере борьбы за власть; к нему прибегают, когда говорят о политических убеждениях, политической жизни или политических махинациях. Ниже нам придется использовать все указанные смыслы.

Конституционный аспект

Сейчас станет понятно, зачем мы влезли в изучение слов. Начнем с того, что слова есть в Конституции, что не удивительно. И это важные слова, что систематически забывается.

Итак, начнем с термина «политика». Он встречается в главах 3 (про федерацию), 4 (про президента) и 6 (про правительство). К Федеральному собранию, судебной власти и местному самоуправлению этот термин не применяется. Но самое главное: термин используется только в смысле policy (внешняя политика, кредитная политика и т.п.). Это важно. Ведь слова, используемые в законах, должны иметь определенный и достаточно точный смысл. Конституция придает слову «политика» единственный и однозначный смысл — стратегии и программы органов власти в разных сферах регулирования. Иные смыслы не предусмотрены. Если законодатель вводит новые смыслы, он обязан их разъяснять.

Однако политика в смысле politics, т.е. в смысле борьбы за власть, в Конституции присутствует, но обозначается другим словом — «власть». В этом ничего удивительного нет, ибо два указанных слова семантически тесно связаны. Слово власть используется самостоятельно и без всяких дополнений один раз, а во множестве остальных случаев оно фигурирует в сочетаниях, обозначающих органы или ветви власти. К политике это не имеет отношения. А вот тот единственный случай, когда слово «власть» фигурирует самостоятельно — это статья 3. Она настолько важна, что я привожу ее целиком. Она нам потом понадобится не раз. А читателям рекомендую учить ее наизусть и проникаться ее духом.

Статья 3

1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ.

2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления.

3. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы.

4. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону.

Я выделил случаи самостоятельного использования слова «власть» жирным шрифтом. Политика появится в пункте 1 статьи. Но для этого понадобится еще пункт 1 статьи 32, который гласит: «Граждане Российской Федерации имеют право участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей».

Выражение «управление делами государства» здесь крайне неудачное. Конечно, речь идет об осуществлении гражданами своих властных полномочий, предусмотренных статьей 3. В частном случае это передача части своих полномочий «своим представителям», заполняющим «органы государственной власти и местного самоуправления» из п. 1 статьи 3. Как дальше следует из текста статьи 32 и других статей, эти представители появляются посредством выборов. Вот тут и появляется политика как сфера борьбы за право стать представителями суверена — народа России — в органах государственной власти и местного самоуправления. По традиции это называется борьбой за власть (politics). Но на самом деле это просто форма конкурсного отбора на вакантные должности «представителей».

Следствие 1

Из нашей Конституции, как мы видим, вытекает, что суверен — российский народ — является принципалом по отношению к своим агентам-представителям, которых он набирает на конкурсах-выборах. Агентами в точном смысле слова являются президент, депутаты и все прочие избираемые нами в нашей беспредельной благости представители. Мы поручаем им реализовывать наши цели (часто по их же подсказке): то реформы, то стабильность, то что-либо более конкретное вроде образования или экологии. Мы передаем им наши ресурсы — от части наших властных полномочий до средств, которыми мы скидываемся в виде налогов. Мы платим им зарплату. И мы вменяем им открытость и подотчетность нам, чтобы быть уверенными, что они работают на наши цели и только на них тратят наши ресурсы.

Проблема в том, что подавляющее большинство граждан и практически все представители власти до сих пор не осознают, в какой системе отношений они находятся друг с другом. Отсюда множество негативных следствий. Среди них попытка власти обозвать некоторых граждан и создаваемые ими организации агентами — просто невинная шалость.

Продолжение следует


Фотография РИА Новости

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=12034
10 ИЮЛЯ 2012 г.

РИА Новости
«Край непуганых идиотов». Самое время пугнуть.

Илья Ильф. Записные книжки



Итак, если пользоваться языком институциональной теории: выбираемые нами в органы власти представители являются нанятыми нами агентами — этой мыслью я закончил предыдущую статью. Чуть ниже мы переведем сей факт на другой язык. Но сначала снова вернемся к нашей Конституции.



Конституционный аспект - 2

Давайте вспомним, что в основном законе нашей страны есть важная статья 55. Я приведу необходимые нам сейчас пункты 2 и 3:

2. «В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина».

3. «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства».

За время путинского правления было уже немало нарушений 55-й статьи Конституции нашей властью. Очевидный пример: отмена выборов руководителей регионов, санкционированная Конституционным судом. Очевидно, что поправки, которые примет «Единая Россия» в Думе, умаляют фундаментальное право гражданина, предусмотренное 3-й и 32-й статьями Конституции — право непосредственно осуществлять свою власть, участвуя в «управлении делами государства» и, тем самым, участвуя в политике. Здесь недостаточно места, чтобы обосновать, что принимаемые поправки не подпадают под условия, оговоренные в п. 3 статьи 32. Но я бы с удовольствием сделал это в любой открытой дискуссии.



Следствие 2

Итак, в Думе свершается очередное антиконституционное преступление. Ведь всякое ограничение и умаление прав граждан на власть увеличивает власть тех, кто отбирает власть у граждан. В политологии это называется узурпацией власти, но наш уголовный кодекс защищает только государственную власть, но не защищает власть граждан, как это предусмотрено пунктом 4 статьи 3. Но наша Конституция — документ прямого действия. И об этом следует помнить тем, кто прикрывается принятыми для своей защиты законами.

Напомню, Первая поправка к американской конституции, принятая Конгрессом США, расширяла и защищала права и свободы американских граждан. Другое дело наши. Вы помните, чтобы власть приняла что-нибудь работающее на права и свободы российских граждан? Я что-то не помню. Если только слегка и несущественно сдавая назад, после того как наехала асфальтовым катком. Именно так и произошло в 2006 году, когда власти пошли атакой на гражданское общество (закон против НКО).



Гражданско-правовой аспект (поверхностно)

Теперь проанализируем типичную для нашей власти подтасовку, с помощью которой она «отмазывает» свою законодательную инициативу. Всячески понося США, представители власти любят, в очередной раз атакуя гражданское общество, говорить: они ведь тоже так делают. В данном случае это ссылка на использование термина «агент» в американском законе, принятом в 1938 г. для увеличения прозрачности и подотчетности лиц и организаций, берущих на себя функции представительства интересов зарубежных «принципалов» на основе коммерческих контрактов. Фактически речь там шла о лоббировании иностранных интересов на территории США, о соответствующей коммерческой деятельности. Подтасовка (попросту говоря, вранье) состоит в том, во-первых, что мы уже установили в прошлой статье при лингвистическом анализе: у них термин «агент» является стандартным термином, в том числе юридическим, не нагруженным никакими отрицательными коннотациями. А во-вторых, упомянутая в американском законе деятельность не имеет никакого отношения к общественной, подобной той, которую наши законодатели хотят затруднить и пресечь. В нашем гражданском законодательстве этот термин не используется. У нас в подобных случаях говорят, например, о «заказчике» и «исполнителе».

Отношения между российскими общественными организациями и зарубежными грантодателями лежат в другой сфере — в сфере благотворительности. У нас в таком случае используются, например, термины «жертвователь» и «получатель пожертвования». Это совершенно другой тип отношений, и он регулируется по-другому. Если не проводить различий в типах отношений, то легко прийти к абсурду. Например, Газпром владеет средствами массовой информации и, следовательно, участвует в формировании общественного мнения. Он ведет лоббистскую деятельность (вполне цивилизованно, конечно), а значит, влияет на формирование политики. Кроме того, Газпром получает прорву зарубежных кредитов. Тем самым он подпадает под действие поправок про агентов и должен объявлять себя иностранным агентом. Бред? Конечно. Просто дело в том, что со своими зарубежными «спонсорами» Газпром находится в отношениях «должника» и «кредитора».

Различия в отношениях между «заказчиком» и «исполнителем», с одной стороны, и «жертвователем» и «получателем пожертвования» — с другой, огромны. Приведу один пример: проблему собственности. В первом случае права собственности на результат работы исполнителя стандартно принадлежат заказчику. Во втором случае эта проблема просто не возникает. Например, подав милостыню нищему, вы не обусловливаете способ использования этих денег. И если еда, купленная на ваши деньги, продлевает жизнь нищего, то это не значит, что вам принадлежит его жизнь.

Конечно, в случае зарубежных фондов и финансируемых ими общественных организаций эти отношения несколько сложнее. Предоставляя свои гранты, фонды оговаривают, на что должно быть потрачены средства, и жестко контролируют их использование. Но результат осуществления гранта в принципе не может стать собственностью грантодателя (вроде здоровья детей или их матерей) и условием предоставления гранта не является право собственности грантодателя на результат (вроде новых знаний о коррупции в России).

Такой тип отношений не подразумевает работу грантополучателя на интересы грантодателя. Их интересы обычно различны, а ситуация характеризуется тем, что пожертвование и его использование работают на различные интересы обеих сторон. Подробнее я об этом расскажу ниже. Но общественные организации в этой системе отношений никак не являются представителями интересов фондов. Поэтому они не подпадают под закон FARA, на который ссылаются наши законодатели. Это значит, что получатели пожертвований — наши общественные организации — не могут быть названы агентами ни в одном из известных смыслов этого слова. Разве только в одном — активные граждане. Но Запад тут ни при чем. И наличие активной гражданской позиции законами не регулируется.



Практический аспект

Давайте посмотрим, как описанное мною выше реализуется на практике, используя в качестве примера один из больших проектов Фонда ИНДЕМ. История началась в 2007 году, когда мы и представители Фонда Форда обсуждали будущие совместные планы: мы — планы наших исследований, они — планы финансирования организаций и проектов. Обе стороны сошлись на том, что одна из ключевых проблем России — верховенство права, точнее, тот факт, что верховенство пока не достигнуто. Мы решили, что необходимо разобраться в том, как проходила трансформация судебной власти в России и почему она до сих пор не дала ожидаемых результатов. Мы сошлись также в том, что для решения этой задачи необходим большой, комплексный и продолжительный проект. Наконец, мы пришли к договоренности, согласно которой Фонд Форда финансирует небольшой полугодовой проект, результатом которого должна стать концепция и программа большого проекта. Дальше, если Фонд Форда будет удовлетворен результатами предварительного проекта, то он пойдет на предоставление большого гранта на основной проект.

Сказано — сделано. Мы разработали концепцию и программу проекта, и Фонду Форда она понравилась нетривиальностью идей и комплексным подходом. В результате начался большой трехлетний проект, итогами которого мы гордимся. Вы можете познакомиться с ним на нашем сайте или прийти в ИНДЕМ и получить изданные нами книги, бесплатно. Результатом проекта является и новый подход к анализу трансформации институтов, апробированный в описанном проекте. Этот подход мы намерены применять в будущем в других проектах.

Что же мы произвели? Ответ ясен: новое знание, новые идеи, новое понимание проблемы трансформации базовых общественных и государственных институтов. Почему зарубежный фонд дал нам на это деньги? Потому что они, как и мы в ИНДЕМе, разделяют убеждение Иммануила Канта, что любые реформы начинаются с реформы в головах. Где здесь наши интересы? Фонд ИНДЕМ реализовал проект в рамках своей миссии изучения новых российских институтов, полагая, возможно, наивно, что тем самым он способствует развитию демократии в России. Фонд Форда, финансируя наш проект, реализовывал свою программу, в которую входит помощь установлению верховенства права в разных странах мира. Имеет ли описанная деятельность отношение к политике? Бесспорно — да.



Политический аспект 1

Я буду говорить о политике в смысле «policy», т.е. именно в том смысле, который в основном используется в нашей Конституции, как мы убедились раньше. Осуществление какой-либо политики (стратегии, планов и т.п.) предполагает разработку этой политики. Такая разработка включает, в частности, диагностику соответствующей сферы политики (регулирования). Согласимся с тем, что реализация разработанной политики — прерогатива власти. На то ее и нанимают. Но контроль за реализацией разработанной политики — неотъемлемая часть политики. Все перечисленное, за исключением реализации, это сферы политики, в которых традиционно участвует гражданское общество.

Причины очевидны. Например, если власть сама контролирует реализуемую ею политику, то трудно представить, что такой контроль будет эффективным. Исключение только одно: если цель политики не имеет отношения к общественным целям, а связана только с собственными целями власти. Столь же очевиден случай диагностики. Ведь последняя всегда касается результатов предшествующей политики власти и итогов ее реализации. И диагностика включает не только констатацию достигнутого результата, но и анализ причин, обусловивших фиксируемый негативный результат. Я без обиняков использую слово «негативный». Ибо если результат позитивный, то зачем менять политику. Опыт лишил нас надежды на то, что власть, диагностирующая свою собственную деятельность, в состоянии быть объективной. Кстати, она и не любит этим заниматься. Она же не вдова, чтобы себя сечь.

Наконец, последний случай: разработка политики. Совокупный интеллектуальный потенциал гражданского общества превосходит потенциал власти. Я не имею в виду антиотбор, в чем меня легко заподозрить. Просто в гражданском обществе больше людей. Это, во-первых. Во-вторых, творческие личности не очень склонны к государственной службе, что усугубляет интеллектуальную асимметрию. В-третьих, люди вне власти не попадают в ловушку конфликта интересов. Наконец, в-четвертых, в отличие от представителей власти гражданское общество более всего заинтересовано в изменении негативного статус-кво, что, конечно, раскрепощает творческий потенциал.

Теперь представим себе, что законодательная инициатива партии власти (мы исходим из публичных фактов) будет реализована и приведет к ожидаемым ею результатам — отстранению гражданского общества от политики. Что мы получим в итоге? Ответ очевиден: безмозглую и беспредельно бесконтрольную власть. И вся ее личная творческая энергия сможет полностью сконцентрироваться на том, чем она и так уже занята — на воровстве. Только уже абсолютно бесконтрольно и совершенно беспредельно.

Мне могут возразить: власть ведь в состоянии и сама финансировать политическое участие гражданского общества или позволить делать это отечественному бизнесу. Но независимого бизнеса в стране практически не осталось. А кто девушку ужинает, тот ее и танцует. С плодами интеллектуальных усилий, оплаченных нашей властью, мы знакомы не понаслышке.

Из всего сказанного выше следует важный вывод. Прибегая к финансовой поддержке зарубежных фондов, наши общественные организацию сохраняют возможность независимости, без которой их деятельность теряет смысл. Зависимое от власти гражданское общество — нонсенс. Это особенно важно в условиях власти, стремящейся уничтожить любую независимость. Но подробнее мы поговорим об этом в третьей и последней статье цикла.

Окончание следует



Фотография РИА Новости

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=12037
11 ИЮЛЯ 2012 г.

«Край непуганых идиотов». Самое время пугнуть.

Илья Ильф. Записные книжки

РИА НовостиМеня гложет мысль, что читатель не совсем удовлетворен, точнее, совсем не удовлетворен моими объяснениями причин, по которым зарубежные фонды дают деньги в Россию; и заодно — почему общественные организации их берут. В связи с этим появляется еще и важный третий вопрос: а в чем общественный интерес российских граждан во всей этой истории?



Прагматический аспект

Что касается второго вопроса, я могу говорить определенно только за себя. Не потому, что хочу поговорить о себе любимом, а в силу того, что обсуждать индивидуальные интересы и мотивы нелегко, легче рассказывать о своих. Надеюсь, мне поверят и не сочтут за похвалу: свой профессионализм я мог бы продавать многократно дороже, чем за скудные деньги зарубежных пожертвований. Но меня избаловали советские времена. Всю свою профессиональную жизнь я удовлетворял свое научное любопытство за счет государства. При этом я всегда умудрялся заниматься тем, что интересно мне, убеждая государство в том, что на это стоит давать деньги. В некотором смысле сейчас я делаю то же самое: удовлетворяю свое любопытство, но за счет иностранных налогоплательщиков, убеждая фонды в том, что мое любопытство может быть удовлетворено за счет получения чего-то полезного, на что стоит тратить деньги. Тут просто добавляется необратимое инфицирование свободой, которое я испытал вместе с другими моими согражданами. Но поскольку сия инфекция сильно повредила мои мозги, то я счел и интересным, и полезным избрать сферой своих интересов ту сферу, которой и занимается ИНДЕМ — сферу болезненных проблем перехода советской империи в современное цивилизованное состояние. Это правда очень интересно.

Но теперь вернемся к первому вопросу, фондам. В чем же их интерес? В этом случае я не могу говорить о чьем-либо персональном интересе. Но довольно ясен совокупный социальный интерес западного общества, санкционирующего непонятные траты денег за пределами ареала своего проживания. Ведь мы должны понимать, что средства, которые тратятся фондами в России, тратятся абсолютно открыто. Это ведь не какие-то тайные операции. А американские, французские, голландские и прочие западные налогоплательщики очень любят считать свои денежки.

Среди людей, занятых профессиональной работой в фондах, есть немало таких, чьи мотивы мы сочли бы неправдоподобно романтическими. Но речь не о них, а о налогоплательщиках, которые санкционируют подобные вложения. Их совокупный социальный интерес абсолютно прагматичен. Доля общественного богатства, которое тратится на военное противостояние с мощным, опасным и непредсказуемым соседом по земному шару, огромна. Они вообразили (представьте себе!), что если этот сосед станет успешным, богатым, менее закомплексованным всякими фобиями и миссиями и потому более предсказуемым, то можно будет высвободить бешенные деньги огромной части военного бюджета на цели общественного развития. А те средства, которые тратятся в России фондами с тем, чтобы помочь российскому гражданскому обществу, а значит — России, несопоставимо меньше упомянутых мною военных затрат. Тем более что на Россию тратится очень мало, меньше чем на Польшу, к примеру. И размер этих трат снижается. Уменьшается количество фондов, работающих в нашей стране. Ушел, например, Фонд Форда, о чем мы очень сожалеем. Ушли и другие — стало невозможно работать.

Теперь о третьем вопросе. Я не намерен внушать читателям что-либо сомнительное, вроде тезиса о наличии прагматической заинтересованности российского общества в зарубежных грантах. Но я бы предложил читателям игру: попробуйте найти какой-нибудь вредный для нас всех проект, который осуществлялся бы на территории Российской Федерации на средства западных фондов. Давайте попробуем собрать такую коллекцию. А если не удастся ее составить, давайте вспомним, что все эти как минимум безвредные проекты реализуются на иностранные деньги. Это инвестиции. Это приток капитала в самую важную отрасль — в людей. Да и безвредность тут позитивна: это ведь рабочие места. Я бы еще рискнул сказать, что российское гражданское общество — единственная в России сфера, привлекательная для инвестиций. Это видно по тому, что сейчас происходит с нами. А если бы еще власть не мешала…



Аспект осмысления

Теперь я попытаюсь дать ответ на вопрос, формулируемый просто как лыко: «Что означает вся эта хрень?!». Пусть это покажется высокопарным, но ответ этот очень важен: для общества, для страны, для нашего будущего. Давайте поместим в общий политический контекст эту маленькую пакость — инициативу об «иностранных агентах».

Я писал об этом неоднократно, и возвращаюсь к написанному вновь, чтобы определить упомянутый политический контекст, слегка обновляя лексику. Есть одна сфера активности, в которой наши руководители до некоторого времени были весьма эффективны: это укрепление собственной власти. Они делали это постепенно и аккуратно. Они уверены, что пришли навсегда, поэтому позволяли себе не торопиться и не делать резких шагов (мало ли что…). Шаг за шагом они ликвидировали всякую независимость, автономность. Вспоминайте. Первым делом они ликвидировали федеральное влияние региональной власти, переформатировав Совет Федерации, превратив его в бесполезный приют для прячущихся бизнесменов и безобидных отставников. Параллельно нанесли удар по влиятельным независимым телеканалам, полностью поставив их под контроль.

Затем настал черед Государственной думы. В результате несложных манипуляций в ней было сформировано и поставлено под абсолютный контроль большинство депутатов. Автономия законодательной ветви власти была ликвидирована. Параллельно устанавливался контроль над бизнесом. Завершающим аккордом стал первый процесс над Лебедевым и Ходорковским вместе с последующим разграблением ЮКОСа.

Они долго готовились, я знаю это не понаслышке. И стоило бандитам захватить наших детей в Беслане, как они ликвидировали выборы губернаторов и довели до несокрушаемого каменного абсурда избирательную систему, параллельно выбивая с площадки любые хоть минимально независимые партии. Я описал только основные вехи. Это окапывание, это змеиное поглощение и переваривание наших прав и свобод продолжается постоянно и в самых разнообразных формах.

Но есть один институт, с которым они до сих пор не могут справиться. Это гражданское общество в своей самой невзрачной части — обычные общественные организации. Сначала его пытались приручить: я имею в виду Гражданский форум, созванный администрацией президента в 2001 году, когда в президиуме Людмила Алексеева сидела рядом с Владимиром Путиным и давала ему слово. Пару лет стояло водяное перемирие и даже местами сотрудничество. Однако 2003 год все изменил. Если читатель думает, что я о деле Лебедева и Ходорковского, то я не о нем — я о выборах в Думу. Именно тогда крошечная горстка членов общественных организаций во главе с Людмилой Алексеевой пришла к заключению, что выборы в России — профанация, и это главная проблема страны, которая с откровенной отчетливостью проявилась тогда при полном равнодушии общества. Тогда мы еще не думали о судах. А власть уже серьезно выстраивала свою систему контроля судов и судей.

Тут начались оранжевые революции. Спусковым крючком были нечестные выборы. Мы тоже трындели о наших нечестных выборах. Именно тогда ощущение того, что все схвачено, начало сменяться у власти сначала тревогой, а затем страхом. Это привело в начале 2005 года к омерзительной атаке на правозащитные организации, когда их попросту обвинили в шпионаже. Затем был принят драконовский закон, резко ограничивающий деятельность общественных организаций. И это стало стартом череды законодательных мер, систематически принимавшихся властью в двух целях: обеспечение бессрочного правления и инструмент для подавления всех, кто угрожает решению первой задачи. Закон об экстремизме; недавнее изменение норм о митингах и шествиях — это только наиболее заметные вехи перед инициативой об «иностранных агентах». А на повестке дня уже возврат в Уголовный кодекс статьи о клевете. И будьте уверены, что осенью будут предъявлены новые заготовки.

Короче говоря, реализуется стратегия российской власти, легко реконструируемая по ее действиям и сопутствующим обстоятельствам:

Нужно удерживаться у власти как можно дольше.
Обладание властью должно обосновываться процедурами, имеющими видимость легитимности, хотя бы издали и при сильном прищуре.
Должны быть подавлены любые общественные усилия, препятствующие решению первых двух задач.
Решение третьей задачи должно быть также обставлено видимостью легитимных процедур.
Массовое нелегитимное насилие не входит в задачи власти, поэтому драконовские законы ставят своей целью, прежде всего, запугать общество, его наиболее активную и растущую часть.



Прогностический аспект



Обратите внимание: уже более десяти лет путинский режим ведет активную политику в отношении общественных организаций в России. Из них девять лет — это политика ограничения и подавления. И каков результат? Ноль! Скорее наоборот — общество наращивает протест и ожесточается в ответ на остервенение власти. Вдумайтесь, пожалуйста, попытавшись поставить себя на место Путина или кого угодно из этой компании. Вы построили СМИ; укротили региональных баронов; нагнули и подчинили бизнес, к тому же возглавив его; вы приручили оппозицию и заасфальтировали политическое поле; вы наладили машины принятия любых законов и нужных судебных решений; наконец, вы одурачили существенную часть граждан и развратили часть молодежи. Сплошной успех! И вот вы уже девять лет ничего не можете поделать с какими-то хилыми общественными организациями… Если вы успешно сыграли в предложенную игру, вам стали понятны истоки и хамской риторики Путина, и наблюдаемой нами атаки на общество всеми силами органов власти.

Тема моей трилогии, как и способ, с помощью которого я анализирую смысл сюжета, которому она посвящена, подразумевают необходимость ответа на два вопроса. Первый: что будет с инициативой про «иностранных агентов»? Второй: как будет развиваться противостояние между властью и общественными организациями? Начну с ответа на первый вопрос.

Очевидно, что принятие обсуждаемого законопроекта предоставляет власти замечательный инструмент не только дискредитации общественных организаций. Он позволяет не только штрафовать или привлекать к уголовному преследованию, но, не обращаясь к помощи судов, полностью блокировать работу любой организации, подвергая непрерывным «инициативным проверкам». Но есть проблемы. Не просто применять закон, противоречащий Конституции, принципам права, другим законам, международным обязательствам и просто здравому смыслу. Это трудно и при массовом применении закона (что неизбежно в случае его буквального толкования), и, тем более, при выборочном (в случае показательного наказания наиболее выдающихся). В обоих случаях становится реальным риск нежелательного международного резонанса.

Столь же трудны судебные разбирательства. Представим себе, к примеру, судебное разбирательство против Центра антикоррупционных разработок и инициатив (российского отделения международной общественной организации Transparency International). Два варианта: Центр вместо результатов подлинных исследований распространяет клевету на нашу замечательную власть и действительность (я имею в виду, к примеру, наши исследования по коррупции) по заказу, естественно, зарубежных фондов. Доказать это невозможно, поэтому придется открыто и нагло врать. Если же допустить, что Центр распространяет подлинную информацию, что это знание способствует пониманию коррупции и борьбе с ней, что его разработки могут снижать коррупцию в России, то придется признать, что именно в этом состоят интересы зарубежных фондов. И то, и другое предельно скандалиозно. Даже просто подписание такого закона президентом — юридический и политический скандал. Но я полагаю, что Путин готов его пережить, ради более высоких целей самосохранения.

Еще не знаю, какова будет стратегия и тактика Фонда ИНДЕМ в случае принятия законопроекта. Я не могу определять ее один. Мне понятно, что нужно будет советоваться и с участниками Фонда, и с руководителями других общественных организаций. Но я уверен, что мы не сдадимся и продолжим свое дело. Нехай клевещут.

Интереснее другое. Принятие закона об «иностранных агентах» — только эпизод в решающем противостоянии власти и общества. Мы отчетливо видим его нарастание. И это решающее противостояние. Проблема в том, что гражданское общество нельзя победить. Его можно только уничтожить, как это произошло в СССР. Но тогда страна обречена вместе с властью-победительницей. С СССР это произошло нескоро — хватало силы. У путинского режима и близко нет такой силы, а слабость нарастает. Победа общества над властью равносильна революции. Понятно, что и в этом случае наша власть обречена.

Третий вариант — сотрудничество. Но шансы на это уменьшаются с каждым днем. И пока не видно организованных сил во власти, готовых от имени власти перейти в режим сотрудничества.

Выше описаны три логически возможных варианта. Не знаю, какой из них в конце концов реализуется. Можно лишь представить себе, какие действия или бездействие власти и общества могут уменьшать или увеличивать шансы любого из перечисленных вариантов. Но это уже совсем другая история.

[Газета.Ru]

http://www.gazeta.ru/comments/2013/0..._5661621.shtml
Георгий Сатаров об отповеди Маркина Алексею Кудрину

Фотография: Сергей Карпов/ИТАР-ТАСС
20.09.2013, 16:25 | Георгий Сатаров

Безусловно, в компетенцию Следственного комитета не входят экономические преступления. Однако этот факт не мешает СК возбуждать против предпринимателей уголовные дела, которые, в свою очередь, тоже могут негативно повлиять на инвестиционный климат страны.

«У нас Следственный комитет сегодня стал главным фактором инвестиционного климата, и, к сожалению, не в лучшем виде...»

А. Л. Кудрин

В качестве эпиграфа к статье я взял слова, принадлежащие Алексею Леонидовичу Кудрину, человеку феноменальной деликатности. И если он позволил себе столь дерзновенно жесткое высказывание в отношении главного силового ведомства России, значит, действительно достало. По-видимому, именно поэтому генерал Маркин — лицо, ум, честь и совесть Следственного комитета — снизошел до ироничной отповеди министру-неудачнику. По жанру это даже симфония, поскольку в ней ироничные тона отповеди вплетаются в гимн доблести во славу единственной надежды страны — Следствия.

Генерал Маркин напоминает «экс-вице-премьеру», что «экономические преступления в сфере бизнеса не входят в компетенцию СКР». Ну конечно! Именно поэтому у нас предпринимателей теперь засуживают по обычным уголовным статьям; и такими, безвинно осужденными при непосредственном участии Следственного комитета, настолько забиты лагеря, что впору имитировать амнистию.

Вот известный пример. 19 марта сего года на сайте СК опубликовано сообщение о завершении следствия по делу «Кировлеса». Алексею Навальному вменяется преступление, предусмотренное ч. 3 ст. 33, ч. 4 ст. 160 УК РФ (организация растраты чужого имущества в особо крупном размере). Однако ч. 2 ст. 151 УПК РФ эта статья не относится к подследственности СК РФ. Такие преступления должны расследоваться в МВД.

Но это так, мелочи. Мелочи и другое: это расследование уже начинали раньше, потом закрыли — нет ничего там. Потом поступил политический заказ, криком переданный Бастрыкиным своим следователям, и все началось снова. Любопытно другое: результат следствия. Не найдено ничего. Мне достаточно одного: если это уголовное преступление, то у него должна быть жертва. Жертва не обнаружена, как, впрочем, не обнаружено ничего другого, что образует понятие преступления. И вся эта следственная белиберда была передана в прокуратуру, потом в суд, ставший очередным фарсом, и все закончилось вполне весомым приговором.

По сути, преступлением названа рутинная предпринимательская деятельность. Именно поэтому взвыли бизнесмены по всей стране: теперь, если остальные судебные инстанции подтвердят приговор, с бизнесом в стране можно будет заканчивать, поскольку в любой момент может быть возбуждено уголовное дело в отношении любого предпринимателя, как только он продаст свою продукцию или услуги. Напомню, что после приговора по первому делу Ходорковского и Лебедева по стране пошла гигантская волна незаконного отъема собственности у предпринимателей, не заглохшая по сию пору. Дело Навального даст толчок новой волне, которая окончательно покончит с бизнесом в России. И это прямое следствие активности Следственного комитета. Знаете, как такая деятельность квалифицирована в статье генерала Маркина?

Вот цитата: «Задача у СКР только одна — четко и в соответствии с УК и УПК проводить следственные действия, закреплять доказательства, чтобы ни один преступник не ушел от суда и приговора». Тут можно было бы много говорить о качестве работы работников СК РФ. Достаточно посмотреть на результаты их работы по «болотному делу».

Впрочем, о том, что делает Следственный комитет, известно многим. Любопытно поглядеть на то, чего он не делает, преследуя свою цель: «чтобы ни один преступник не ушел от суда и приговора». Для этого достаточно посмотреть на судебную статистику приговоров по статьям, которые действительно входят в подследственность СК РФ. Вот, к примеру, небольшая табличка по данным за 2012 год (в скобках указаны номера статей УК РФ).

СУДЕБНАЯ СТАТИСТИКА ПРИГОВОРОВ ПО СТАТЬЯМ, ВХОДЯЩИМ В ПОДСЛЕДСТВЕННОСТЬ СК РФ
Статья УК Число осужденных
Нарушение равноправия граждан (136) 0
Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых или иных сообщений c использованием служебного положения (138-2) 0
Воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий (141) 2
Фальсификация избирательных документов или неправильный подсчет голосов (142-1) 8
Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов (144) 0
Воспрепятствование проведению собрания, митинга, демонстрации или участию в них (149) 0
Получение взятки за незаконные действия (бездействие) лицом, занимающим государственную должность РФ (290-3,4) 5

Сравните эту таблицу с реальной жизнью в России, а потом оцените деятельность Следственного комитета.

Англичане говорят: «Живущему в стеклянном доме не стоит бросаться камнями».

Автор — президент Фонда прикладных политических исследований «ИНДЕМ»

[Георгий Сатаров]

http://www.ej.ru/?a=note&id=13337
3 ОКТЯБРЯ 2013 г.

ИТАР-ТАСС


Мне уже маячит семьдесят; не завтра, но и не за горами. В этом возрасте, и при некотором жизненном опыте, начинаешь понимать, что искать правых и виноватых в каком-либо конфликте – дело, как правило, бесперспективное. Я, например, искренне уверен, что если бы Ельцин распустил Съезд и Верховный Совет народных депутатов в мае, то осенью никакой трагедии не было бы, как и весной. Значит, он и виноват, что долго тянул. Не уверен, что смогу найти много сторонников. Но дело не в этом. Трагедия произошла. Гражданская война – это всегда трагедия. Я так считаю сейчас, и так считал тогда. Конечно, я был по одну сторону баррикад, считал ее правой и надеялся на ее победу. А теперь я вижу, что моя сторона проиграла, не тогда, а сейчас. Проиграли все. А кто победил в результате Великой французской революции, какая политическая сила? Жиронда? Якобинцы? Директория? Никто. Точнее – никакая из противостоящих сторон. Можно рассуждать и по-другому: если двигаться в прошлое, начиная с некоторого конфликта, то можно попеременно находить обоснования вины любой из сторон.

Знаете, через 20 лет, а давайте считать, что мы все стали мудрее на 20 лет, можно уже думать о другом: что привело к этой трагедии? Что получилось в результате? И каковы выводы для всех нас?

Возможно, я не прав, но мне представляется, что конфликт, подобный произошедшему двадцать лет назад, был почти предопределен. И дело не в последовательности конкретных событий и действиях отдельных фигур, а в среде, которая возбуждала эти фигуры и формировала эти события. Напоминаю: семьдесят лет большевизма приучили нас, что «кто не с нами, тот против нас!». Поиск компромисса – это проявление слабости. Большевики методично формировали в нас конфликтную политическую культуру. То, что я скажу, может показаться бредом, но я готов обосновывать это перед любыми оппонентами: двадцать лет назад Ельцин был одним из самых компромиссных политиков в России. Именно поэтому не распустил Съезд в мае, когда у него во внутреннем кармане пиджака уже лежал первый вариант указа о роспуске. Но для компромисса одной стороны мало. Вместе с тем взгляд на политику как на игру с нулевой суммой был свойственен всем. Давайте помнить также, что я назвал только одну из деформаций мышления из числа свойственных хомо-советикус.

Второе обстоятельство, которое мы должны учитывать и которое отличало Россию от большинства постсоветских стран: в России не было общества и элиты, консолидированных вокруг идеи реформ и отказа от советского прошлого. Мы были расколоты. Причем на несколько кусков, и либеральные реформаторы никогда не были большим куском. Добавьте к этому глубочайший финансово-эконмический кризис, обостряющий противостояние. Приправьте это всеобщим идеологическим возбуждением – всеобщей тризной по почившей советской идеологии, и вы получите атмосферу постоянного остервенелого конфликта.

Да, конфликт был неизбежен. Это подтверждается не только тем, что ему предшествовал августовский путч 1991 года, но и всей цепочкой событий с начала 1992 года. Он мог произойти и в марте 1993 года, но тогда нашли выход в референдуме. Конфликт мог произойти и позже – в ноябре, когда мог состояться очередной съезд депутатов, на котором они вновь планировали подвергнуть Ельцина импичменту. Но последнее маловероятно, поскольку в августе Ельцин получил информацию о том, что в Парламентском центре на Трубной площади (сейчас снесен) нелегально концентрируется оружие. Дальше президент отступать не мог.

Закономерен вопрос: а возможно ли было поражение Ельцина и что было бы тогда? На первую половину вопроса ответить трудно. Ясно, что такой исход не был исключен. А со второй половиной вопроса – все очевидно. Мы имели бы кровь и репрессии по всей стране. Это была бы власть свирепой фашистской хунты, возглавляемой смесью Макашовых и Баркашовых. Я помню, как в конце сентября, начале октября видный правозащитник и видный демократический политик взывали (по отдельности) к Ельцину: «Раздавить фашистскую гадину!». Призыв был оправдан. В Белом доме власть уже перешла к Макашовым и Баркашовым; депутаты, Хасбулатов и Руцкой, ничего уже не решали, а служили ширмой; уже были составлены стартовые, победные расстрельные списки. Ельцин раздавил гадину. И на совести тех, кто взывал, последующие упреки. Именно он, в очередной раз взяв на себя ответственность, спас множество людей по всей стране от гибели или лагерей, а страну от очередного исторического позорища. Он взял на себя ответственность, и он за все, понятное дело, отвечает. У него так всю жизнь и было.

Но проиграли все равно все. Зрелище конфликта в Москве привело многих в России к разочарованию в демократии. Именно тогда началось: граждане начали оставлять страну на поток и разграбление политикам, уходя от политики в свое выживание или в свою жизнь – как кому везло. Именно равнодушие граждан привело к власти Путина и отдало ему и его кооперативу Россию, со всеми потрохами и минералами. Вот тогда и состоялось поражение тех, кто стоял по разные стороны баррикад в 90-х. Как, впрочем, и поражение совершенно непричастных, которые тогда ничего не знали про эти баррикады или даже еще не родились.

Но и это все – не самое страшное. А вот что страшно: никто ничему не научился. Россия – страна уникальной топологии. В какой бы ее сколь угодно малой окрестности она не разделилась на две конфликтующих части, любая из этих частей может снова разделиться на две – по поводу другого конфликта. Страна разделена на ворующих и обворовываемых. Ворующие бесконечно делимы внутри себя. Обворовываемые – то же самое. Страна идет к взрыву, спор вокруг которого может быть только один: это последний? После него ничего не останется? Или это еще не все? Страшны не сами трагедии, а мы – не извлекающие из них уроков.

Фото Бориса Кавашкина (Фотохроника ТАСС)